Вспоминанческое

Солнечная сказочная Прага совершенно выбила меня из колеи. Возвращение в бетон и асфальт было похоже на безрадостное пробуждение после удивительного сна.

После этой пражской седмицы двигаюсь наощупь, всё надеясь вновь уловить на пальцах её запах - раскалённой глины, сладковато-терпкого глинтвейна, сырости. Вибрация от колокольного звона на кончиках пальцев, волны и вспышки красной черепицы, пронзительное небо, пульс времени в жилах вековых соборов - всё слилось в один образ Злата Праги.

Похоже, что я всё ещё там. Смотрю на город, на родственников, знакомых, на свою жизнь и долгожданные изменения, в ней произошедшие - отстранено, словно бы чужими глазами… Что-то словно посасывает внутри, где растёт и заполняет собой тишина...

А ещё, удивительно дело, мне часто приходила в голову совершенно нелепая мысль: как жаль, что я уже не та восторженная дура, которой была года три назад… Хотя...

---

Сегодня ночью мне приснилось чувство... Глубокой щемящей нежности, какого-то до боли пронзительного счастья, влюблённости. Это так странно... Я до сих пор помню каждую клеточку лица, каждый оттенок голоса, каждый взгляд, каждый жест, запах...

Самое удивительное - в том, что я никогда не испытывала к этому человеку ничего подобного. Уважение, благодарность, восхищение, но не...

Я весь день не могу забыть этот сон. Реальность померкла и отошла на дальний план, сон ушёл, только чувства остались.

Куда теперь, кому... отдать эту слепую нежность и то невыразимое, ослепительное чувство, разрывающееся внутри солёными брызгами?..

---

Порой я начинаю задумываться, неужели я вправду не изменилась?..

Нет, на самом деле, изменилась, конечно... Но пока этого не поняла. И поэтому, вместо того, чтобы принять себя такой, какая я есть, я бесконечно гляжу вслед той, неизбежно уходящей себе, и боюсь её отпустить. Никогда ведь не знаешь, что придёт взамен.

Ну, допустим, ничего хорошего. Но это и не удивительно: чем дальше в лес, тем больше дров.

Может, мне и не удастся перевернуть страницу самой... но тогда время сделает это за меня. Это неизбежно.

---

...А ещё я поняла, что я - совсем не романтик. Да, я порой им притворяюсь, но это - не более чем моя извечная страсть к красивым жестам и красивым словам или попытка заполнить пустоты внутри, из которых веет холодом и сыростью.

Так что, давай будем учиться быть честной, а?

---

Из школьной клетки

…И нет никаких невстреч, неотправленных писем, лихорадок снов, и нас нет. Есть только - выжимки из забытых книг, размытые морем слова и усталый мотив, что выстукивают в темноте колёса. Есть лишь слепое тепло и тихое безумие, которые нечем оправдать и не с кем разделить. Сломанный зонт на обочине и холодные пальцы - по стеклу. Пунктир сердца в темноте.

январь(?) 2006

---

Второй день разбираю шкаф, выбрасываю накопившуюся писанину. Обнаружила, что каждая вторая тетрадка была превращена мной в очередной черновик. Никак в толк не возьму: когда я успеваю написать столько мути?! Ну, сочинения - это понятно, но остальное-то когда???

@музыка: здравствуй, небо, крыша...

---

А ещё, знаете, недавно я перечитала один замечательный рассказ Рубиной про... о... Сложно сказать. Вроде бы, про Кафку, Прагу, магию столетий, музыку...

Я не знаю, почему, но Рубина - один из немногих писателей, произведения которых мне не хочется проанализировать литературоведческими инструментами в голове. Ведь это значило бы перевод языка жизни, музыки, фантазии на язык схем и терминов... А с этим переводом теряется главное - магия текста...

Из "Джаз-банд на Карловом мосту" Дины Рубиной:

"...В глубоких сумерках мы возвращались в свой отель через Карлов мост. Под очередной скульптурной группой сгрудившихся святых работал бродячий джаз-банд: контрабас, банджо, труба, саксофон и ещё один музыкант, в котором, собственно, и заключалось особое обаяние коллектива. Он был похож на одного члена кнессета, израильского профессора математики. Его инструментом были две стиральные доски, две сбивалки и десяток напёрстков - по количеству пальцев.

С каждым номером он менял инструменты: вставал, вешал на шею короткую доску с поперечными частыми бороздами, в обе руки брал сбивалки и начинал поглаживать ими доску на животе. Вообще, эту доску он использовал в блюзах. Лёгкий шелестящий звук сбивалки по жестяным волнам придавал блюзовой мелодии волнующую шепотливую доверчивость. В ритмически быстрых номерах садился, клал вторую, с более редкими волнистыми бороздами доску на колени, обувал пальцы в напёрстки - и целый табун скаковых лошадей срывался в бешеной скачке по невидимой прерии. В соло он вытягивал шею, пригибался всем телом, как кучер на козлах, устремлялся вперёд, страдальчески-сладострастно морща глянцевый от пота лоб, пальцы же - как ноги жеребцов, несущихся галопом, - выбрасывались вперёд, проскакивали по доске, неслись в разные стороны, заскакивали на жестяной обод доски и по нему отчебучивали сложнейшие ритмы...

Перед музыкантами стояла миниатюрная пожилая дама и, закрыв глаза за толстыми бифокальными стёклами очков, покачиваясь в ритме мелодии, кивала, поводила носом, отбивала такт щепотью маленькой пухлой руки с зажатой меж пальцами сигаретой - постаревшая студентка 50-х, туристка, нечаянно повстречавшая на Карловом мосту тень своей юности..."

---

Теперь и навсегда.

Древнегреческая литература идёт исключительно под рок, а откровенная халтура Акунина - под классическую музыку, Рубина с Улицкой - под "Белую гвардию" и Фролову.

...

Глупо и незаметно пролетает время, которое должно было быть отдыхом. Я сижу в хрупкой лодке, отложив вёсла и молча наблюдаю, как уходит моя время. Даже не делаю попыток успеть за ним, только ловлю горячими пальцами тихие вздохи уходящего.

Так всегда бывает, когда один период окончился, а следующий ещё не наступил.

Безвременье.

А пятого зачисление. И 16го - вылет в Прагу.

...

Отцветёт горечавка, забудется пасмурным сном лето, и понеслась...

---

Неужели это со мной?

Какое опустошение...

---

Любимое, любимое. Тягучее, певучее, морское. По-бродски пронзительное...



Воспоминания.

Белое небо

Крутится надо мною.

Земля серая

Тарахтит у меня под ногами.

Слева деревья. справа

Озеро очередное

С каменными берегами,

С деревянными берегами.



Я вытаскиваю, выдергиваю

Ноги из болота,

И солнышко освещает меня

Маленькими лучами.

Полевой сезон

Пятьдесят восьмого года.

Я к белому морю

Медленно пробираюсь.



Реки текут на север.

Ребята бредут - по пояс - по рекам.

Белая ночь над нами

Легонько брезжит.

Я ищу. я делаю из себя

Человека.

И вот мы находим,

Выходим на побережье.



Голубоватый ветер

До нас уже долетает.

Земля переходит в воду

С коротким плеском.

Я поднимаю руки

И голову поднимаю,

И море ко мне приходит

Цветом своим белесым.



Кого мы помним,

Кого мы сейчас забываем,

Чего мы стоим,

Чего мы еще не стоим?



Вот мы стоим у моря,

И облака проплывают,

И наши следы

Затягиваются водою.



©И.Бродский

---

Пить берёзовый сок, приготовленный из бирюзы...

Образы, выросшие из песен, учебников, алгебраического бреда и разговоров так похожи друг на друга, что я перестаю их различать. Они оплели сознание душным коконом, и я в оцепенении жду, кто же из него выйдет...

---

...Цитаты из Маркеса, вспышки молний,

Да несколько очень старинных нот.

Уже два года, два долгих года

Не видно звезд, только дождь идет.

Я смотрю на рисунок из воска,

И лучше б я не знала, что тебя ждет...

Что я больше всего люблю в песнях "Белой гвардии" - это их "книжность". Безошибочно угаданное щемящее ощущение тоски по притягательным книжным мирам. Слушая их песни, я гуляю по "коридорам между мирами", и в сознании, перекликаясь, отражаясь и преломляясь, вновь звучат лейтмотивы давно и недавно прожитых книг.

Они приходят - то Питер Бреги,

То Сартр, то Рене Магрид.

Дверь давно нараспашку -

Я не помню, куда подевались ключи.

Песня "Сто лет одиночества" стала прологом к моему Маркесу. Его голоса вели меня, как слепого, в его мир. И не обманули: сюжетные линии, подобные рекам, стремящимся "от окраины к центру", тягучее словесное полотно текста удивительно напоминают музыкальное произведение. Бесконечно разомкнутое в интертекстуальное пространство и завершённое в собственном художественном мире одновременно.

Ты прочтешь на стене эту странную фразу,

Написанную детской рукой:

"Сто лет одиночества".

---

Осознание того, что завершился одиннадцатилетний период моей жизни никак не приходит. Вроде бы, всё есть: и песенки, и стишки, и слёзы, и трогательные ленточки, и шашлыки с n-ным количеством горючего (употребляемого внутрь, разумеется), ан нет.

От меня сбежал голос, и остаётся только шепотом петь невразумительное "До скорой встречи" и цитировать Довлатова...



Я оглядел пустой чемодан. На дне - Карл Маркс. На крышке - Бродский. А между ними - пропащая, бесценная, единственная жизнь.

Я закрыл чемодан. Внутри гулко перекатывались шарики нафталина. Вещи пёстрой грудой лежали на кухонном столе. Это было всё, что я нажил за тридцать шесть лет. За всю мою жизнь на родине. Я подумал - неужели это всё? И ответил - да, это всё.

И тут, как говорится, нахлынули воспоминания. Наверное, они таились в складках этого убогого тряпья. И теперь вырвались наружу. Воспоминания, которые следовало бы назвать - "От Маркса с Бродскому". Или, допустим, - "Что я нажил". Или, скажем, просто - "Чемодан".

С. Довлатов (из предисловия к "Чемодану")

---

Звёздная пыль на сапогах...

А у меня на кроссовках - весенняя пыль подмосковного леса и мягкая как шёлк шерсть вороной Грации. После её мягкой, величавой рыси так странно сходить на землю! Она передала мне частицу своего спокойствия и тепла, и мне показалось, что я, впервые за долгое время, сбросила всё лишнее, наслоившееся.

Может быть, на какое-то время мне удалось найти то, что я привыкла считать собой?

---

Важные ненужности или ненужные важности

...Давай подождём? Под_дождём послушаем, как чернеют, скукоживаются страницы. Поглядим, как пустота просачивается сквозь щели и заполняет собой пространство. Только тогда переступим за порог, когда станет нечем дышать и потемнеет в глазах. Чтобы стало понятно, что это было решено и другого выхода не могло быть.

Правда, нелепо? Тем более, что уходить всегда легче, чем оставаться.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Я вернулась.

Я вернулась?

@настроение: где я? кто я?

---

"Мы проверили снасти"?

---

Люблю часов ночных нескушную ходьбу.

люблю часов ночных нескушную ходьбу,

когда шумит во тьму нескошенное время.

идет и слушает, и кажется ему

ушами домоткаными прядает,

а кто не спит в дому, никак не угадает,

и я ему никак не намекну.

а все неспешно рушится к окну,

а все кипит, бежит за подоконник:

и пеший всадник, безлошадный конник

нестрашный сон на башне сторожит,

и белый свет, как неженка, блажит,

а сердешное время на птичьих ногах ковыляет,

то в гулкое темя сандаловым клювом стучит,

и все-то его на земле удивляет,

и не спит обо всем, и на вечном наречье молчит.

а в ночи, как в ночи напролет все распахнуты тяжкие окна и двери,

и ветры снуют, и горькие кошки скребут по сусекам.

и все это время о слезной и радостной вере

густыми снопами об руку идет с человеком

Д. Строцев

---

Не кончается время тревог, но кончаются зимы.

Я хотела сказать что-то, но слова размываются, оставляя на бумаге унылые дождевые кляксы. Вспышки взглядов, паутины разговоров, отсвет улыбок - всё слилось в бесконечное марево, в котором тяжело дышать.

Слепое пульсирующее ожидание.