Внимание!
пятница, 16 декабря 2011
Chapter XXI. Ruthless.
Жесткие меры.Chapter XXI. Ruthless.
Жесткие меры.
***
В последнее время сигареты стали заканчиваться слишком быстро. Ритцу давно уже не вел счет скомканным пачкам в мусорной корзине для бумаг. Пепельница, как подушка для иголок, ощетинилась окурками. Их приходилось выкидывать самому, ведь бывшему директору не положен секретарь, которого можно озадачить этим. Впрочем, подобные мелочи не слишком досаждали Ритцу – наоборот! В своем положении он вскоре начал находить массу преимуществ: теперь сенсей был во многом предоставлен самому себе. Он обрел свободу без помех заниматься исследованиями и, как следствие, создавать в кабинете беспорядок в той степени, что удовлетворяла его вкусу, как ученого. Папки с копиями статей по психологии и энтомологии стопками лежали на столе и подоконнике. Многие издания из домашней библиотеки Ритцу переехали на стеллаж у стены. Сам Минами-сенсей, лишившись большей части полномочий и связанного с ними официоза, позволял себе бродить по кабинету в накинутой на плечи мягкой кофте, без галстука и в расстегнутой у ворота рубашке. Именно в таком виде его и можно было застать чаще всего – либо работающим за компьютером, либо сидящим в кресле у окна с очередной стопкой из библиотечных подшивок в руках. Перелистывая брошюрованные листки и пробегая их глазами, он подчеркивал карандашом какие-то отдельные строчки и делал выписки в лежащем рядом блокноте. Опальное положение вдруг стало приносить некое извращенное удовольствие. Если раньше Ритцу втайне раздражала необходимость поддерживать отношения с внешним миром, то теперь прежнее окружение само избегало контактов с Ритцу. Невидимая стена молчаливого отчуждения, обступившая его со всех сторон, ничуть не мешала – скорее делала существование более комфортным. Кроме надзора за делом Агатсумы, проявлявшегося в каждодневных посещениях госпиталя, сенсей был свободен от любых обязательств. И могло бы показаться, что Ритцу и сам дистанцировался от происходящего в школе Семи Лун. В то время как во внешнем мире творился хаос, сенсей укрылся в кабинете, словно крот в норе, и предоставил событиям идти своим чередом. Но это было не так. Сенсей ждал. Ждал момента, когда ситуация достигнет той крайней степени абсурда, когда Семь Лун более не смогут удерживать прежние позиции. Гибель Карателей должна была стать камнем, разбивающим зеркальное спокойствие озерной глади, горным эхом, вызывающим сход лавины... Так и вышло. И сейчас, расхаживая по кабинету с пепельницей в руках, Минами-сенсей терпеливо дожидался начала представления, коему он дал рабочее название: «Что нам делать с Агатсумой Соби»? Посвященное этому вопросу срочное совещание Совета Семи Лун могло начаться с минуты на минуту. Исход собрания должен был либо направить конфликт к его скорейшему разрешению, либо спровоцировать новый виток этой странной войны.
Прямоугольные окошки на экране монитора загорались, являя знакомые лица. Один за другим приходили извещения, что тот или иной участник конференции вышел в сеть. Последней прибыла Нана. Неловко заправив за ухо выбившийся из строгой прически светлый локон, она застыла, взволнованная и молчаливая. Но, пожалуй, только Ритцу заметил снедающее её беспокойство. И то, скольких усилий ей стоит его скрывать.
«Должно быть, чувствует себя вражеским резидентом, которого вот-вот раскроют. Не исключено, что, зная о моих планах, она шла сюда как на расстрел. Крепись, девочка. Доверься мне…»
В последний раз затянувшись, Ритцу вдавил окурок сигареты вглубь до отказа заполненной пепельницы и опустился в кресло, попадая в поле охвата веб-камеры. Закрыл глаза. Слабые всполохи света под веками означали, что система активна и готова принять его.
«Загрузка… Небоевой вход. Запуск…»
Чувство падения и секундная дезориентация... Краткий миг смены одной реальности на другую, по ощущениям – почти настоящую. Ноги вновь чувствуют пол, спина – удобный рельеф спинки кресла, а ладони – гладкую кожу подлокотников. Но достаточно открыть глаза, чтобы понять – таких панорам в реальном мире не бывает. Стоящий на открытой, без всяких перил, платформе огромный овальный стол словно плывет в бескрайней звездной пустоте. Зависшие над темной полированной столешницей прозрачные экраны отбрасывают на лица членов совета Семи Лун голубоватый свет. Пространство выстроено по немыслимым с точки зрения физики законам. Все вокруг теряется в темноте, но расположившиеся вокруг стола фигуры людей сияют, источая слабый белый свет – Ритцу отчетливо видит их лица, каждую деталь одежды. Кресла с сидящими в них участниками встречи расположены достаточно далеко друг от друга, но любой звук, любое произнесенное слово доносится до каждого из присутствующих громко и отчетливо, усиленное акустикой системы.
Всё вокруг кажется и знакомым, и непривычным. А всё потому, что отношение к Ритцу стало иным. Его прибытие было оставлено без внимания. Собравшиеся вели себя так, словно Ритцу здесь нет, и лишь украдкой бросали в его сторону косые взгляды. Не замечать Минами-сенсея им предписывало их собственное решение – опальный директор был лишен права участвовать в обсуждениях как один из Семи. И сегодня Ритцу был приглашен на это закрытое совещание в качестве зрителя и консультанта. Это означало, что высказываться сенсей мог, только если ему непосредственно дадут слово или же если кто-то из совета обратится к нему с вопросом. В остальном – ему надлежало уделять не больше внимания, чем пустующему креслу. Не самое завидное положение. Впрочем, Ритцу не сомневался, что его голос на сегодняшнем собрании прозвучит и не раз. Он был уверен, что ответить на вопрос «Что делать?» не мог никто из собравшихся.
Сенсей отодвинул от себя папку с документами, содержимое которой знал почти наизусть. Еще раз обвел взглядом знакомые лица, кожей ощущая всеобщее неумело скрываемое напряжение. Неуютно было всем, кроме председателя совета Гомон Микадо, которая одна среди общего смущения чувствовала себя вполне свободно.
– Итак, все собрались, а значит – мы можем начинать, – глава совета Сем Лун деловито поправила папку с документами, лежащую на столе. Окно чата ожило, фиксируя речь и переводя ее в текст. Вдоль нижней части виртуального подобия экрана побежали проворные строчки.
– Благодарю всех вас за внимание, с которым вы отнеслись к просьбе о внеочередной конференции, – словно выдерживая какой-то ритуал, Гомон Микадо степенно по-взрослому поклонилась, приветствуя собравшихся, и продолжила, сохраняя всё тот же официальный тон. – Время каждого из присутствующих крайне ценно. И потому позволю себе предложить совету опустить вводную часть заседания. Поскольку отчеты и медицинские заключения есть в предоставленных вашему вниманию документах, все здесь присутствующие в равной степени осведомлены об обстоятельствах дела, что позволяет сразу перейти к обсуждению.
– А можешь попроще, Мика-тян? – ловко переправив чупа-чупс из одного уголка рта в другой, лукаво попросила Чома. – Вот честно, я не поняла и половины из того, что ты только что сказала.
«Мика-тян», она же глава совета Семи Лун Гомон Микадо замерла от неожиданности и гневно сверкнула очами в сторону своей простодушной коллеги. Вид у Чомы был до крайности неформальный – головная повязка едва сдерживало буйство встрепанных светлых волос, запястья загорелых рук оплетали многочисленные браслеты и фенечки. Пирсинг в ушах, умопомрачительной высоты шпильки, короткий топ и супер-мини-юбка… В ответ на насупленный взгляд Микадо, Чома послала ей самую милую из своих невинных улыбок, чем окончательно вогнала главу совета в краску.
– Нельзя попроще! – впечатав ладошки в столешницу, Микадо вскочила с места, и сразу стало видно, насколько она мала ростом.
– Мы собрались тут, чтобы обсудить серьезные вещи! У нас очень тяжелое положение, между прочим! Каратели мертвы, и нам больше нечего противопоставить Агатсуме и младшему Аояги. Надо найти выход – нельзя больше медлить! Мы и так слишком долго выжидали, позволив положению сделаться не просто сложным, а катастрофическим! Решение нужно найти как можно быстрее! Желательно сегодня! – выпалив всё это, пунцовая, словно мак, Микадо приземлилась в кресло, и, не удержавшись, стрельнула глазами в сторону Ритцу, чем изрядно его позабавила.
Такая серьезная девочка… И так старается.
Стало вдруг ясно, для кого разыгрывалось представление, начало которого только что с треском провалилось.
– Всё это и так ясно, Микадо-кун, но зачем же так кричать? – поморщившись, Нагиса чуть сжала пальцами виски. – У меня, между прочим, голова болит. Уже неделю мучаюсь мигренью от всей этой ситуации. Все исследования пришлось отложить… Кошмар какой-то…
Наблюдая за разворачивающейся в зале заседания бессмыслицей, Ритцу вначале откинулся на спинку кресла, а затем вынырнул из мягких объятий системы и достал очередную сигарету из полупустой пачки. Щелкнул зажигалкой, затянулся, глядя на экран сквозь поплывший в воздухе табачный дым.
Это надолго… Вопреки открыто заявленному стремлению как можно скорее найти решение проблемы, участники «дискуссии» еще долго будут ходить вокруг да около. Никто из них не в состоянии предложить выход из образовавшегося тупика.
Тем временем, Микадо кое-как удалось навести в зале конференции порядок и направить обсуждение в нужное русло:
– Наши аналитики склонны считать, что Beloved и Loveless мстят Школе...
– Это еще не доказано, – тихо возразила Нана.
– Да какая разница, месть это или нет! – шумно возмутилась Нагиса. – В любом случае все эти нападения – настоящее издевательство над выпускниками Школы! Эти двое просто стремятся нас унизить…
Сенсей позволил себе скупо усмехнуться.
Унижение… В последнее время он успел переосмыслить значение этого слова.
Унизительно, если тебе раз за разом демонстрируют собственное превосходство. Но куда унизительней, когда тебя и вовсе не берут в расчет…
Гораздо. Более. Унизительно… знать ответы на все вопросы и безмолвно ждать, когда кому-нибудь из этих играющих во взрослые игры детей придет в голову поинтересоваться мнением бывшего директора Минами Ритцу.
Не слишком ли большую цену он платит за совершенные ошибки?
– Одно можно сказать точно, мы имеем дело со спланированной агрессией – в действиях наших противников есть четкая система, – худой и нескладный, как кузнечик, Кунуги ворошит свою папку с документами в поисках какого-то листочка. – Все нападения происходят в строгом соответствии с похищенными из базы Школы списками выпускников. В свете этого происходящее можно возвести в разряд осознанной военной кампании.
– Ты говоришь так, будто с нами сражается целая армия, – вытащив конфету изо рта, поддела юношу Чома. – Их всего двое.
– Это разве повод, чтобы их недооценивать? – обиделся Кунуги, от волнения прижав к голове аккуратные Ушки. – Неужели гибели Карателей недостаточно, чтобы начать воспринимать ситуацию, как нечто выходящее за рамки недоразумения?
– Он прав, – внесла свою лепту Микадо, – нельзя преуменьшать существующую опасность.
Преуменьшать опасность…
Ритцу подумал, что эти слова во многом созвучны его собственным мыслям.
Да, ошибка была именно в этом… Он недооценил младшего Аояги.
Поразительно, как быстро менялось отношение Минами к этому мальчику по мере развития организованной сенсеем рискованной партии. Вначале Ритцу был охотником, травящим уже подстреленную, обреченную дичь. Потом сделался провокатором, заманившим растерянную жертву в ловушку. Но когда он уже поверил в свой триумф, мир встал на дыбы, и игральная доска опрокинулась, перемешав фигуры. В один миг из триумфатора сенсей превратился статиста… Даже не так – в бесправного наблюдателя, обреченного следить за приближением трагического финала. Вероятность, что Соби-кун уцелеет после встречи с Карателями, была ничтожной. И с его гибелью эта партия теряла для Ритцу всякий смысл. Жалел ли он, что ради шанса отвратить непоправимое и вновь вернуться в игру пришлось согласиться на предательство? Нет, не жалел.
– Гибель Карателей только подчеркивает тот факт, что наши противники не намерены считаться ни с предписаниями Совета, ни с Кодексом.
– Тут ты не права, Мика-тян, – жизнерадостно отозвалась Чома. – По ходу дела наша главная проблема как раз в том, что все поединки проведены в соответствии с правилами, я проверяла. И, судя по всему, Агатсума-сан в курсе, что ничего не нарушает.
– Это бред какой-то, – пожаловалась Нагиса. – Где это видано, чтобы Кодекс защищал наших врагов больше, чем нас самих! Мы хоть что-нибудь можем им предъявить?
– К сожалению, нет, – печально качнул головой Кунуги. – Фактически мы имеет права требовать ответа лишь за их предыдущие преступления: взлом базы данных и хищение материалов.
– Так что ты предлагаешь? Устраниться и ждать, пока им не надоест играть в войну?
– Может, нам просто эвакуировать оставшиеся в списке Пары?..
Осторожное предложение Кунуги тут же вызвало синхронный всплеск негодования.
– Нет! Это хуже капитуляции! – припечатала Микадо.
– Нам теперь что, всю жизнь от них бегать?! – воскликнула Нагиса.
– Не вариант, мой друг, вообще не вариант, – с усмешкой резюмировала Чома, наклонившись в сторону Кунуги и хлопнув его по плечу.
Столбик серого пепла на кончике сигареты опасно накренился и бесшумно осел вниз, обжигая руку сенсея – Ритцу чуть вздрогнул и раздраженно смахнул горку пепла в корзину для бумаг. Вновь затянулся, ничуть не беспокоясь о том, что его отсутствие может быть расценено как неуважение к членам совета. Об этом мог бы задуматься кто угодно – но не Ритцу.
«Они еще долго могут упражняться в словоблудии. Итог, так или иначе, один. Это патовая ситуация. Конфликт будет длиться до тех пор, пока одна из сторон не сделает шаг навстречу, предложив перемирие. Само собой на выгодных для другой стороны условиях. На настоящий момент позиции Соби-куна прочнее, поскольку, в отличие от Семи Лун, он не несет потерь».
Ритцу нашел на экране изображение Наны. Та практически не участвовала в обсуждении, а только, как и он сам, следила за развитием разговора. Кажется, девушка немного успокоилась, но готова ли она? Нана – ведущий инженер-программист, отвечающий за работу системы, внешней сети и сетевой безопасности. Она по праву занимает свое место в Совете. Однако, по мнению Рицу, Нана никогда не была ни борцом, ни политиком. Справится или нет? Затолкав окурок в переполненную пепельницу, Минами-сенсей вернулся в зал конференции и незамеченный никем устроился в своем кресле, гипнотизируя взглядом свою единственную возможную союзницу. В какой-то момент Нана покосилась на него, их глаза встретились…
«Тебе ведь известно, чего я жду от тебя, девочка? Приглашения к этой беседе. Впрочем, вмешиваться пока рано. Они еще не выдохлись».
– Никто и не спорит с тем, что согласно Кодексу, Beloved и Loveless должны быть наказаны за кражу закрытой информации. Однако никто не может дать гарантию, что попытка заставить их принять наказание не провалится, как и все предыдущие.
– Отказ принять наказание сам по себе является бесчестьем, – мрачно заметила Микадо.
– Не в их случае, – рассматривая ногти, возразила Чома. – Младший Аояги не приносил присягу Школе. А боец Beloved в первую очередь подчиняется своей Жертве, а уже потом – уставу Семи Лун.
– И, по-твоему, это их оправдывает?!
– Эй, не гони на меня, – нахмурилась девушка. – Я всего лишь пытаюсь сказать, что к ним нельзя подходить с обычными мерками.
– Может и нельзя, – вмешалась Нагиса, – но, пока мы тут решаем, насколько строгими быть, число жертв этих преступников растет!
– Если не учитывать инцидент с Карателями, смертельных исходов в этой войне ещё не было, – быстро поправила Нана.
– Они просто осторожничают, – отмахнулась Нагиса. – Знают, негодники, что стоит им дернуться за рамки Кодекса, мы их живьем сожрем.
– Да ладно. Уж себе-то зачем врать, – съязвила Чома. – Если даже Каратели с ними не справились, что говорить про остальных…
– Ах, ты!.. – задохнулась Нагиса. – Да мои Зеро их в два счета уделают!
– Помнится, все три пары Зеро, которых ты посылала за ними, облажались по полной программе…
– Хватит! – резко вмешалась Микадо. – Прекратите! Мы сюда не за этим пришли!
Едва не вспыхнувший скандал захлебнулся под действием её слов. Пунцовая от злости Нагиса шумно выдохнула; вжалась спиной в кресло и насупилась, прожигая взглядом Чому. Та наградила её скучающе-презрительным взглядом и отвернулась. На Кунуги было прямо жалко смотреть – Ритцу знал, что этот тихий парень ненавидит склоки. И даже Нана, привыкшая за время общения с Нагисой ко всяким эксцентричным выходкам, сидела, не отрывая хмурого взгляда от поверхности стола. Руки Микадо чуть подрагивали от бессилия. Она старалась не смотреть на Ритцу, но всё-таки не выдержала и вновь бросила на него быстрый косой взгляд, в котором сенсей с отстраненным интересом отметил злость и затаенное отчаяние. А ведь ей стыдно, – вдруг понял он. Стыдно за этот детский сад, что восседает сейчас в креслах, принадлежавших когда-то куда более достойным людям. Ритцу был единственным, кто остался в живых из предыдущего состава Совета Семи Лун. Он отлично помнил, как всё было прежде. Наверняка, Гомон Микадо прекрасно осознает, насколько жалко выглядит нынешний Совет в его глазах. Но она зря старается. Прежнего величия «Семи…» уже не вернуть.
И, будто выражая согласие с этими мыслями, как если бы сенсей высказал их вслух, Микадо еще раз окинула хмурым взглядом угомонившихся, наконец, коллег, отвернулась и тихо вздохнула. Затем, внутренне собравшись, упрямо вскинула голову.
– Я знаю, что трудно сохранить спокойствие в нашем положении. У нас есть проблема, большая проблема. И мы тут как раз за тем, чтобы придумать, как её решить. Есть ли у кого-нибудь предложения?
Наступило молчание. Фигуры за столом замерли без движения – никто не стремился привлечь к себе внимание неосторожным жестом, и только Чома продолжала невозмутимо гонять из одного уголка рта в другой свой чупа-чупс. Каменное выражение на лицах остальных выглядело довольно комично. Было совершенно ясно, что прямой вопрос привел всех присутствующих в замешательство.
С тактической точки зрения это был самый удачный момент для того, чтобы вмешаться в беседу. Семь Лун дезориентированы, собственное молчание унижает их, делает еще более нелепыми, так что любой намек на возможность разрешения проблемы будет воспринят благосклонно. Сенсей не сводил глаз с Наны, и, словно ощутив тяжесть его взгляда, девушка зябко поежилась. Однако не произнесла ни слова.
Почему она молчит? Ритцу знал, что приглашение на это заседание он получил с подачи Наны. И воспринял это как обещание поддержки. Иначе его присутствие здесь не имело смысла. Так почему она молчит?!
Гомон Микадо в свою очередь, как будто и не расстроилась. Даже слегка кивнула про себя, словно ожидала именно этого – всеобщей растерянности. Подождав еще пару секунд для усиления эффекта, она вновь заговорила:
– Должна сказать, эта данная ситуация напоминает мне ту, в которой Совет оказался чуть больше года назад. Тогда наши… предшественники… так же собирались на закрытое заседание, чтобы определить участь старшего из братьев Аояги – Сеймея…
– А он-то здесь при чем? – недовольно протянула Чома. – С чего ты вдруг решила про него вспомнить?
– Если ты дашь мне договорить, я объясню! – чуть ли не прошипела в ответ Микадо, испепеляя взглядом бесцеремонно перебившую её любительницу каблуков и фенечек. Чома лишь раздраженно пожала плечами и демонстративно отвернулась, словно показывая, что происходящее ее больше не касается.
Микадо нервно облизнула губы и медленно продолжила, словно на ходу вспоминая давно заготовленную речь. Больше её не перебивали.
– Все тут знают, какой ошибкой было сделать Аояги Сеймея одним из членов Совета. Но мне не в чем упрекнуть наших предшественников. Они даже не догадывались, каков Аояги на самом деле. Он мог обмануть любого... И только потом стало ясно, что он не обладает и малой долей тех качеств, которые требуются для достойного выполнения нашего общего долга – долга по сохранению традиций Школы Семи Лун. Однако даже возмутительное поведение Аояги, непочтение к Совету не могло стать причиной для его устранения. И только прогноз, сделанный досточтимым Кунуги-наки*, доказал, что жестких мер не избежать. Дар Кунуги-наки явил ему, что Аояги представляет угрозу для Школы и Совета. В будущем Аояги Сеймею предстояло разрушить все, что создавалось и оберегалось поколениями наших предшественников. Тогда – так же как и сейчас – Совет собирался, чтобы решить, что делать с этой угрозой. Ведь еще не было случая, чтобы прогнозы досточтимого Кунуги-наки не сбывались.
– Это верно, – то ли вздохнул, то ли всхлипнул Кунуги, – слепые глаза этого старика никогда не лгали.
– А я всегда говорила, что не надо было брать этого скользкого мерзавца Аояги в Совет, – хмуро проворчала Нагиса. – Никогда ему не доверяла. Пусть он хоть десять раз способен смотреть «зеркало будущего», это еще не повод, чтобы…
– Я не об этом! – чуть устало остановила её Микадо. – Может, наши родители и ошиблись, когда решили сделать Аояги преемником Кунуги-наки. Всё-таки это редкий дар… Они надеялись на Сеймея. Но потом, когда стало известно об угрозе, помните, что они сделали? Ничего!
Микадо прервалась и угрюмо уставилась на поверхность стола – было видно, что ей тяжело говорить.
– Совсем ничего они не сделали… Отец говорил: бесполезно убегать от судьбы. Как бы ты ни старался избежать предначертанного, оно всё равно тебя настигнет. И чем это кончилось?! Они погибли! Это он их убил!..
Девушка словно задохнулась и замолкла. Кунуги и Чома тоже хмуро молчали, Нагиса и Нана прятали глаза, будто испытывая неловкость перед чужим горем.
– Они погибли, – прошептала Микадо, – хотя должны были бороться. И сейчас все повторяется. Кунуги, скажи им!..
– Я? – парень словно очнулся и как-то сразу съежился. – Я не уверен, в том, что видел, – растерянно промямлил он. – Может, мне только показалось… Ты же знаешь, мои способности…
– Я верю в твои способности! – отрезала глава Совета. – В конце концов, ты внук Кунуги-наки!
– Но не зря же он хотел, чтобы его приемником стал Сеймей, а не я! – парень почти взмолился: – Микадо, пожалуйста!..
– В общем, так, – Гомон резко положила ладонью на стол, словно припечатав все возражения. – У него было видение. Такое же, как у Кунуги-наки. Что Аояги разрушит Школу и уничтожит Совет. И на этот раз я не собираюсь бездействовать и ждать, когда это случится!
Пространство системы взорвалось гулом голосов. Все заговорили одновременно, так что строчки чата перемешались, не успевая за наполнившим зал потоком слов и восклицаний.
Настроение Ритцу становилось все хуже и хуже. Беседа, которую он вначале воспринимал, как некий бесполезный фарс, приняла неожиданный и очень неприятный оборот. Ритцу быстро осознал, к чему клонит Микадо. Тогда, чуть больше года назад, преступление, за которое Семь Лун судили Аояги Сеймея, еще не было совершено. Призрачная угроза, носившая имя «Аояги» и сулившая неумолимый крах, предреченный одним из самых сильных провидцев за всю историю существования Школы, едва не заставила Совет пойти на беспрецедентный шаг: осудить на смерть одного из своих коллег. Уже тогда Семь Лун отнеслись к этому делу со всей серьезностью и признали существование Аояги Сеймея угрозой вне категорий, не подпадающей под ограничения Кодекса. В том случае, если бы Совет проголосовал за устранение Аояги, его должны были схватить и казнить, даже не предложив ему Поединка. И теперь ситуация повторялась – противостояние между Школой и Аояги Рицкой прокатилось по закрытому миру Семи Лун, словно яростное цунами. Столько жертв… Это уже не тень слепой угрозы, не безмолвный призрак, являющийся во снах – это явь, это действительность, разрушившая хранимый столетиями покой и затронувшая сотни людей…
На этот раз Микадо может убедить остальных пойти до конца…
– Это слишком сильно сказано, Микадо! Loveless – еще ребенок! Просто смешно утверждать, что ребенок способен разрушить Школу! – слабый протест Наны потонул в общем гуле голосов, но Нагиса обратила внимание на её слова.
– Может и так, но он действует не один! Зачитать тебе список жертв его самозваного Бойца? Или достаточно назвать общее количество? Пусть он ещё ребенок, но он одержим жаждой мести, и не ведает, что творит!
– Так чего именно ты хочешь, Микадо? – резко спросила Чома, утратив разом всю свою насмешливость. – Чтобы мы разобрались с Аояги Рицкой, так же, как с его старшим братом?
– У нас нет выбора, – мрачно подтвердила Гомон. – В прошлый раз кто-то добрался до Аояги раньше нас… Но это ничего не меняет. Аояги Рицку надо устранить. И его Бойца – тоже.
– О, Боги… – тихо всхлипнул Кунуги. Судя по убитому виду, он был готов схватиться за голову от понимания того, какую кашу заварил.
Плохо. Ритцу, не отрываясь, наблюдал за участниками этой сцены, хотя они, похоже, совершенно забыли о нем. Кунуги был в полной прострации. Чома сидела с отсутствующим видом, откинувшись на спинку кресла, и словно просчитывала что-то в уме. Ритцу знал, что, несмотря на кажущееся легкомыслие, от этой девицы можно было ожидать чего угодно. Нагиса и Гомон, объединившись, яростно наседали на Нану, которая явно сдавала позиции в этом споре, пока и вовсе не замолкла. Сжала пальцами виски – совершенно подавленная и ошеломленная происходящим.
Минами-сенсей в упор смотрел на неё, но она словно вовсе перестала что-либо замечать. Похоже, ждать от неё каких-то осмысленных действий было бесполезно.
– Я знаю, что это тяжело! – уже не встречая сопротивления, но все еще продолжая спор, надрывалась Микадо. – Думаешь, мне было просто на такое решиться? Но сейчас мы должны думать о другом! О нашей ответственности за Школу! О том, что мы покланялись защищать, когда впервые собрались после гибели Совета! Сейчас предотвратить уничтожение Школы – задача первостепенной важности. Это выше требований Кодекса. Выше наших личных понятий о человечности. Защита Школы – долг совета Семи Лун! И не выполнить этот долг – это подлинное бесчестие!
Общий шум постепенно стихал; в образовавшейся тишине Микадо продолжала говорить – эмоционально, требовательно – и на хмурых лицах большинства присутствующих Ритцу замечал нечто похожее на облегчение.
Все верно… Знать, в чем твоя честь и твой долг… Иметь решимость, чтобы исполнить его, отринув сомнения и человеческие чувства… Разве не этому сам Ритцу обучал своих воспитанников? Разве не этому он учил Соби-куна? И Совет Семи Лун, как никто другой, должен понимать эти непреложные истины. Следовать им. Тем более что это настолько упрощает дело. Снимает всякую личную ответственность... Теперь они без колебаний примут большинством голосов решение о ликвидации Соби-куна и младшего Аояги. И возражения Наны ничего не изменят. Гомон практически победила…
– Чушь, – громко и отчетливо произнес сенсей, вклинившись в этот прочувствованный монолог и обрывая его на полуслове.
Сидящие за столом вздрогнули все как один и с удивлением воззрились на Ритцу. Гомон так и вовсе на мгновение утратила дар речи. Сенсей знал, насколько ревностно она относится к регламенту подобных заседаний. Прежний Совет неукоснительно следовал традициям, и, всеми силами стараясь походить на отца, Микадо во многом перегибала палку. Раньше Ритцу и сам поддерживал её в этом. Он первым осадил бы того, кто заговорил, когда должен был молчать. Но сейчас Ритцу было безразлично, что его действия вряд ли добавят ему симпатий в глазах собравшихся. Больше он не мог позволить себе ждать…
– Простите, Вы что-то сказали, Минами-сенсей? – холодно осведомилась девушка после вызванной секундным замешательством паузы.
«Ты думаешь, я сейчас осознаю свою оплошность и пущусь в извинения? О, нет. Я сказал именно то, что собирался».
– Я сказал, что всё, о чем вы тут болтаете – это полная чушь!
Не обращая внимания на возмущение, отразившееся на лице Гомон, он продолжил:
– Мне послышалось или Вы, Микадо-кун, и правда полагаете, что долг и честь организации состоит в том, чтобы убивать детей?
А вот это заявление вызвало немой взрыв эмоций. Кунуги нелепо дернулся, Нана изумленно распахнула глаза, Нагиса закашлялась...
– Вы переходите всякие границы, уважаемый Минами-сан, – вежливое оскорбление, призванное напомнить бывшему директору о его опальном положении, не ускользнуло от общего внимания.
– Ками-сама, где мой поп-корн? – восторженно хмыкнула Чома и шепотом обратилась к Кунуги: – У тебя нет поп-корна?
Тот лишь ошалело вытаращился на неё и ничего не ответил.
И только Ритцу-сенсея многозначительный намек Микадо оставил совершенно равнодушным, как и последовавшее за этим напоминание о том, что высказываться без приглашения ему запрещено. Но теперь Ритцу было глубоко плевать на эти условности. Сейчас важно было сбить тот романтический настрой, которым его противник ухитрился окружить решение о предстоящей казни Соби-куна и его маленькой Жертвы. Если для этого необходимо быть резким, сенсей будет таким. И спорить о правах он не станет.
– Я должен сказать Вам, что Ваша трактовка текущих событий полностью не верна. И, исходя из таких абсурдных предпосылок, как чьи-то смутные фантазии, Вы пытаетесь убедить Совет принять решение, которое я не могу назвать иначе, как преступным!..
– Да что Вы себе?!..
– Я хочу услышать, что он скажет! – резко подалась вперед Нана, наконец, вырвавшись из оцепенения, в котором пребывала до этого мгновения. Она решительно положила ладонь на стол.
– Уважаемые коллеги, мы же пригласили Минами-сенсея на это совещание в качестве эксперта. Он лучше кого бы то ни было разбирается в том, что происходит! Я считаю, что мы обязаны его выслушать. Пожалуйста, продолжайте, Минами-сенсей…
Уже лучше… Прямое приглашение к разговору от одного из Семи Лун не может оспорить даже председатель Совета. Так что пока Ритцу не закончит свою мысль, ему никто не посмеет помешать.
– Благодарю, – Ритцу едва заметно кивнул Нане и обвел взглядом явно удивленных таким поворотом дела «собеседников». Впрочем, он был уверен, что любое недовольство, которое может вызвать его вмешательство – лишь временное явление. Уж он-то позаботится, чтобы его речь произвела нужное впечатление.
– Как я уже сказал, высказанные ранее предположения совершенно не верны. Не стоит делать из испуганного ребенка монстра, олицетворяющего мировое зло.
– Как интересно, – не скрывая сарказма, вставила Нагиса. – Это Аояги Рицку ты назвал «испуганным ребенком»?
– Именно так. Я склонен считать, что «видение» Кунуги-куна, посеявшее некоторое время назад такую панику, не более чем плод пылкого воображения нашего юного друга. На самом деле у младшего Аояги нет никакого плана мести Школе. И его поступки имеют простое и логичное объяснение. Если вы восстановите всю цепь событий, то сами легко убедитесь в этом. Итак, мне продолжать?
Ритцу прямо взглянул в лицо Микадо. Та сидела, помрачневшая и строгая, неосознанно сжав в кулаки маленькие худые ладони. Судя по всему, она прекрасно понимала, что этот раунд сенсей выиграл вчистую – когда в первую же минуту нанес удар в самую уязвимую часть её стратегии: доверие к дару Кунуги. Потому как, несмотря на прямую наследственность, никто не мог сказать наверняка, есть ли у него в действительности нужные способности. Еще его дед сомневался в этом, иначе не предпочел бы ему Сеймея. Так что попытка отстоять Кунуги была заранее обречена на провал. И сам объект возможного спора понимал это лучше остальных – прятал глаза, залившись краской до корней волос.
Расценив всеобщее молчание как знак согласия, сенсей кивнул и продолжил:
– Итак, хочу напомнить, что противодействие, с которым нам пришлось столкнуться, началось после того, как Совет распорядился захватить Аояги Рицку и подвергнуть его наказанию за взлом и кражу закрытой информации из сети Школы. Само по себе это преступление нельзя назвать благовидным поступком, однако, будучи непосвященным в правила организации, Loveless не мог знать насколько серьезной будет расплата за подобное деяние. А когда узнал, то испугался и принялся отчаянно защищаться. Можно сказать, что все дальнейшие действия Аояги Рицки были направлены только на то, чтобы вынудить нас отменить его дальнейшие преследования.
– Как-то слишком уж гладко все это звучит, Минами-сенсей, – с подчеркнутым скептицизмом отозвалась Чома. – Хотите сказать, что эта охота на Стражей – всего лишь защитный рефлекс? Ни за что не поверю...
– У меня есть доказательства, – спокойно произнес Ритцу, приготовившись выложить на стол свой главный козырь. – Я могу доказать, что поступки Аояги Рицки с самого начала не имели никакого отношения к мести и являлись ответной реакцией на наши действия.
– Что за доказательства?
– Запись, сделанная во время последнего контакта с объектом. Она не была приложена к делу, поскольку я не видел в ней практической пользы для возможного разрешения конфликта. Однако эта запись прекрасно иллюстрирует мои доводы и объясняет мотивы нашего противника. Если вы потратите несколько минут на просмотр, то сами убедитесь в этом. Ваше решение?..
После краткой паузы Ритцу, наконец, услышал то, что хотел.
– Если это недостающая часть материалов, то надо посмотреть, – в поисках поддержки завертела головой Нана.
– Думаю, это имеет смысл… – неуверенно поддакнул Кунуги.
– Вы можете начинать пересылку, Минами-сенсей, – устало подтвердила Микадо, решив за всех.
Прекрасно. Половина дела сделана. Ритцу удовлетворенно следил за тем, как одно за другим приходят подтверждения о получении файла со стороны его оппонентов, и они исчезают из пространства системы, чтобы просмотреть сделанную им некогда запись. Это был их последний разговор с Аояги Рицкой на одиннадцатом уровне игры «Рождение мага». Предусмотрительно отредактированный, Ритцу вырезал из него финальные аккорды разыгранной им сцены – ту самую часть, где он предложил младшему Аояги помощь в обмен на служение. Все остальное осталось без изменений, в том числе и признание Аояги, которое первоначально Ритцу собирался использовать для банального шантажа, а теперь пустил в ход, чтобы спасти ему жизнь. Ему и Соби-куну.
«До чего причудливо все складывается», – Ритцу устало откинулся на спинку кресла, пользуясь доставшейся ему краткой передышкой.
«Это не займет много времени. Смотрите… Смотрите внимательно. Взгляните на этого мальчика, на его боль, отчаяние и страх. Это не абстрактный противник, не безликий образ, который ваша фантазия наделила всеми возможными пороками. Это реальный человек… Решитесь ли вы теперь убить его, увидев то, что видел я?»
Минуты текли слишком медленно. Оставшись в одиночестве за огромным пустым столом, Ритцу развернул кресло и задумчиво уставился на расстилающуюся перед ним космическую панораму. Завораживающее зрелище. Как давно он сам не входил в систему, чтобы сражаться на её арене? Немыслимо давно. А для Соби-куна это естественно, как дышать. Если Соби-кун узнает, какую роль сенсей сыграл в этой истории, оценит ли он это? Изменит ли отношение к своему учителю?
«Так или иначе, ты будешь должен мне, Соби-кун. Я позабочусь о том, чтобы донести до тебя эту мысль. Если бы не мое вмешательство, и тебя, и твою ушастую Жертву ждала бы участь Аояги Сеймея. Как и в случае с ним, Семь Лун не стали бы тянуть с исполнением приговора… Впрочем, случай Сеймея… особенный. До сих пор неизвестно, действительно ли Аояги-старший мертв…»
Возвращение участников Совета Ритцу встретил, как и положено, на своем месте. Один за другим Семь Лун возникали в пространстве системы, и на их лицах Ритцу видел схожее выражение: растерянную задумчивость. Настроение за столом обсуждения резко изменилось. Вид отчаявшегося мальчишки, сознающегося в преступлении, совершенном ради своего Бойца, не мог не произвести должного впечатления. Еще несколько минут назад собравшиеся здесь люди были готовы единодушно проголосовать за убийство этого мальчика, а теперь они вновь не уверены ни в чем. Ясно было одно: главе Совета Гомон Микадо потребовалось бы очень много усилий, чтобы заставить участников конференции рассматривать такой выход из положения всерьез.
Видимо, она пришла к тому же заключению, что и Ритцу. Задумчиво нахмурилась, с всё той же, излишне взрослой серьёзностью побарабанила пальцами по столу и, наконец, заговорила, взяв прежний официальный тон.
– Поскольку все уже ознакомились с предоставленными Минами-сенсеем материалами, думаю, можно продолжить совещание… Хотя, должна признать, что так и не увидела никакой пользы от просмотра этого ролика.
– Уважаемый Минами-сенсей, – теперь Микадо обращалась непосредственно к Ритцу, – можно спросить, чего Вы пытались добиться, уговорив нас взглянуть на эту запись? Допустим, мы поверили, что изначально намерения младшего Аояги были чисты. Однако какое значение это имеет теперь, когда Loveless и боец Beloved зашли так далеко, что практически развязали войну против Школы? Как нам поможет знание об их первоначальных мотивах? Тем более что они давно могли измениться…
– Они не изменились.
– Откуда такая уверенность, уважаемый Минами-сенсей? – с мягкой вкрадчивостью произнесла Микадо. – Или у Вас в запасе есть еще одна запись, которая могла бы подтвердить ваши слова?
Сенсей взглянул на девушку, ощутив невольный всплеск уважения. Такая юная, но как же в ней много от её отца… Если бы всё сложилось иначе, то со временем она могла бы сменить его в Совете на вполне правомерных основаниях. И у Ритцу не нашлось бы возражений…
– Нет, но у меня в запасе есть аргументы, построенные на основе логики – оружия, которое недавно столь блестяще продемонстрировала в действии уважаемая глава Совета, – выпад за выпад, ирония за иронию. Ритцу и Микадо сцепились взглядами через стол – остальные притихли, наблюдая за этой безмолвной дуэлью.
– Ну что же… Думаю, стоит дать Минами-сенсею возможность изложить свои аргументы… «И посмотрим, произведут ли они тот же эффект», – недосказанное осталось висеть в воздухе, но Ритцу понял. Коротко усмехнулся и продолжил:
– Что ж, хорошо. Как я уже прежде говорил, все нынешние действия Аояги Рицки подчинены единственному желанию – избежать последствий своих предыдущих поступков. Среди документов, приложенных к делу, есть подробные сведения о младшем Аояги, и мне бы хотелось обратить внимание Совета на один важный факт его биографии. Известно, что некоторое время назад Loveless потерял память. Для его психики это было сильным потрясением. Таким образом, вопрос не в том, насколько Аояги Рицка авантюрен или жесток, а в том, как сильно он боится наказания за свой проступок. Ведь помимо всего прочего оно предусматривает удаление тех участков памяти, которые содержат украденную информацию. Однако Loveless не согласится на какие-либо манипуляции со своей памятью. Для него это неприемлемо. И единственное, что ему остается – убедить нас сделать для него исключение…
Лучшая защита – нападение, не так ли? Сам Ритцу не сомневался, что всё это, от первого до последнего пункта, затея Соби-куна. И, устроив столь масштабную демонстрацию силы, он намеревался не просить, а требовать уступок со стороны Совета. Но, принимая в расчет нестабильность, внесенную в расклад предложением Микадо, Ритцу ничего не оставалось, кроме как представить происходящее, как жест отчаяния.
– Очевидно, что на простое снисхождение наши противники не надеются. Всем известна принципиальность Совета в вопросах наказания. Полагаю, что все эти нападения преследуют одну цель – занять равную с нами позицию. Добиться от нас признания их силы и получить статус противника, достойного того, чтобы на равных вести переговоры. Их конечная цель – амнистия. В обмен на свободу от обвинений, они прекратят эту войну.
– Типа, так просто? – невольно вырвалось у Чомы.
Все взгляды тут же обратились к ней. Нагиса нахмурилась, не одобрив такого легкомыслия. Однако вопрос явно задел всех присутствующих. Неужели, всё и впрямь так просто?
– Не сказала бы, что это просто, – наконец произнесла Микадо. – Даже, если Минами-сенсей прав, и единственное, что требуется от нас – замять дело о краже информации, всё равно – эта «амнистия» станет поражением с нашей стороны. Это будет значить, что мы пошли на поводу у этих двоих…
– Так унижаться перед ними… – сдавленно фыркнула Нагиса.
– Репутации Совета и так был нанесен серьезный урон, – тихо вставил Кунуги. – Если мы пойдем на сделку с Аояги, то нас и вовсе… перестанут уважать.
– Как вы можете? – не выдержала Нана. Она встряхнула головой так, что непослушный локон вновь выбился из прически. – Как можно думать о репутации, когда страдают дети?! Если есть способ уладить всё мирным путем, то почему не воспользоваться этим? Всё, что от нас требуется – это простить Рицку-куна. Что нам стоит так сделать?!
– Проявлять великодушие к противнику – угодно Богам, верно? – тонко улыбаясь, заметил Ритцу. – А мир между равными не является позором. Можно обставить дело так, чтобы предметом соглашения стали наши украденные документы. Нам возвращают нашу собственность, мы отказываемся от претензий – и все довольны. Чем не выход?
Последние доводы Ритцу-сенсея заставили присутствующих надолго погрузиться в молчание. Ритцу следил за работой мысли, отражавшейся на лицах членов Совета, сдерживая привычную досаду. Дети… Просто дети. Из всей пятерки лишь Нану и Гомон Микадо он был способен воспринимать всерьез. Да и то с некоторыми оговорками…
Впрочем, Ритцу был далеко не уверен, что его задача упростилась бы, выступай он со своей речью перед прежним составом Семи Лун. По-своему прямолинейные и упрямые, они, наследники истинного воинского духа, были незнакомы с теми хитростями, которые обычный человек способен проделать со своей совестью. Поразительно негибкие люди, для которых честь всегда оставалась на первом месте… Временами это вызывало восхищение, но теперь об этом можно было лишь жалеть.
Совершенно несвоевременные сожаления… Особенно сейчас, когда ему скорее следует думать о том, что будет, если глупость, недальновидность и подростковый максимализм возьмут свое и заставят наследников Семи отвергнуть разумный план сенсея из-за вызванной другими причинами, но столь же нелепой гордости.
– Можно задать Вам личный вопрос, Минами-сенсей? – Он очнулся от размышлений, услышав негромкий голос Микадо.
Ритцу оглядел созданный системой «конференц-зал». Чома что-то тихо втолковывала кусающему губы Кунуги… Нана утешала хмурящуюся Нагису… На слова Микадо никто не отреагировал. Должно быть, она настроила систему так, чтобы сделать их разговор приватным. Значит, личный вопрос? Даже любопытно…
– Я слушаю…
– Меня удивляет, что подобный Вам человек так страстно кого-то отстаивает. Агатсума Соби – ваш ученик. Однако многие Ваши выпускники пострадали от его рук в ходе этого конфликта. И все же Вы на его стороне. Можно узнать, почему? В чем Ваш интерес в этом деле? – сделав паузу, глава совета Гомон добавила, подпустив в тон нотку иронии. – Рассчитываю на искренний ответ.
Ритцу невольно усмехнулся. Всё-таки забавная девочка… Но, учитывая обстоятельства, возможно – она заслужила немного искренности с его стороны.
– Судя по всему, Вам отлично известно насколько нечиста моя совесть, Микадо-кун. Вы правы, мой интерес достаточно эгоистичен. Я рассчитываю таким образом исправить ошибку, совершенную много лет назад. Меня устроит, если у моего лучшего ученика, чья судьба мне не безразлична, будет достойная Жертва, которая станет должным образом заботиться о нем.
– Вы говорите о Аояги Рицке?
– Всё верно.
– Хм… – она чуть качнула головой. – Странно, что он смог вызвать в Вас столько доверия. Вас даже не смущает, что у них разные имена…
– Это поправимо. Соби-кун – чистый Боец. В его случае ситуация с именем не безнадежна.
– Полагаете, Ваш ученик способен… на второе рождение?
– Время покажет, – Ритцу подумал, что диалог пора сворачивать. – А будет ли у них это время, зависит от того, что решит Совет.
– И то верно… – кивнув в знак согласия с таким завершением разговора, Гомон Микадо оглядела собравшихся, чтобы удостовериться, что они закончили обсуждение.
– Ну как? Все готовы? Мы можем начинать голосовать?
Ритцу подумал, что в прежний глава Совета отвел бы на размышление не менее суток, чтобы дать возможность каждому из Семи в тишине и уединении обдумать свое решение. Времена и впрямь изменились…
К тому же и Гомон, и остальные были слишком взбудоражены, чтобы брать такой продолжительный тайм-аут. Они не могли больше ждать.
– Хорошо. Итак, у нас есть два варианта выхода из сложившейся ситуации. В первом случае предполагается немедленно устранить Агатсуму Соби и Аояги Рицку, признав существование этой Пары угрозой вне категорий, что автоматически лишает их защиты со стороны Кодекса. Второй, предложенный Минами-сенсеем, вариант предписывает нам вступить в переговоры с противником и предложить ему амнистию в обмен на прекращение конфликта и возврат украденных материалов. Что же… Приступим к голосованию… Кто из уважаемых членов Совета предпочитает первый вариант?
Две руки тотчас поднялись вверх. Ритцу поморщился про себя. Нагиса… Что ж, ничего иного от неё он и не ждал. А вот то, что вторым из проголосовавших станет Чома, оказалось неприятным сюрпризом.
– Ничего личного, сенсей, – девушка насмешливо сморщила нос, без всякого смущения встретив холодный взгляд Ритцу. – Терпеть не могу унижаться. А все эти Ваши разговоры про соглашение между равными – чушь собачья, на мой взгляд.
Понятно. Итого, из пятерых осталось трое. Хотя это еще ни о чем не говорит. Кто-то из оставшихся может отказаться принимать решение, к тому же глава Совета по традиции голосует последним, и его выбор может сместить чашу весов в неблагоприятную для Ритцу сторону.
– Кто из уважаемых членов Совета предпочитает второй вариант?
Рука Наны тотчас же взметнулась верх. Следом медленно и словно неохотно поднялась рука Кунуги. Взгляды всех присутствующих обратились к единственному человеку, который еще не голосовал. Гомон Микадо не торопилась со своим ответом, пристально глядя на Ритцу.
– Значит, великодушие – добродетель, угодная Богам? – тихо и без улыбки повторила она его слова.
И сенсей сразу понял, что за этим последует. Хотя довольно странно было ощущать себя объектом приложения такой вот… добродетели.
– У Вас есть десять дней, Минами-сенсей, – с едва слышным вздохом произнесла Микадо. – Десять дней на то, чтобы осуществить свой план. Делайте, что считаете нужным. Можете действовать от имени Совета Семи… Если по истечении этого срока результатов не будет, либо они будут не такими, как Вы рассчитываете, Совет оставляет за собой право вернуться к первому варианту и привести приговор в исполнение. Всё ли понятно?
– Вполне, – в тон ей ответил Ритцу, – десяти дней достаточно.
– В таком случае, объявляю собрание закрытым. Благодарю вас всех, уважаемые коллеги, за то, что смогли найти время и приняли участие в сегодняшнем обсуждении, – без запинки проговорив эту отточенную годами фразу, Микадо покинула систему. Спустя секунду, Ритцу сделал то же самое.
Он тяжело откинулся в кресле, погружаясь в привычный полумрак кабинета. На излучающем холодный свет экране монитора мигало сообщение о том, что видеоконференция закончена. Он победил… Случившееся с большой натяжкой всё же можно назвать победой. Пусть и с горьковатым привкусом. К тому же эти временные рамки… У Ритцу есть всего десять дней на то, чтобы связаться с Соби-куном и уладить все вопросы. Ничтожный срок для того, чтобы повернуть ситуацию на 180 градусов и остановить этот раскачавшийся до предела маятник.
Одно очевидно – снизить количество потребляемых в сутки сигарет Ритцу не грозит.
===================================
* Кунуги-наки – суффикс «наки» используется для обозначения уважаемых, но уже умерших людей.
Рицка.
На заставке рабочего стола Кацуко-сенсей порхают синие бабочки. Они притягивают взгляд и невольно возвращают к мыслям о Соби. Мы расстались каких-то полчаса назад, после того, как он проводил меня до дверей госпиталя. Я уговорил его не дожидаться меня и сразу отправиться домой. Уверял, что со мной все будет в порядке, что я не нуждаюсь в охраннике. На самом деле мне хотелось побыть в одиночестве. Хоть что-то изменить, даже если это означало после похода к Кацуко-сенсей одному добираться обратно на автобусе. Я понимал, что рискую. Но мне хотелось хотя бы сделать вид будто всего, что творилось в моей жизни последние несколько недель, нет и не было никогда. Я слишком сильно устал. Но не физически, а как-то иначе: душой, разумом – всем своим существом... Осознание этого нахлынуло неожиданно, как если бы на меня обрушилась волна прибоя – закружила, сбила с ног и, откатившись, оставила лежать на песке. Если до этого моя усталость ощущалась как слабое недомогание, вроде простуды, то теперь она заполнила меня целиком. Я понял, что не хочу больше куда-то бежать и с кем-то сражаться. Бешеная гонка, в которую мы с Соби ввязались, и не думала прекращаться. Мы брали противника измором, но куда больше изматывали сами себя. И, казалось, этому не будет конца…
Я ждал, что после нашей битвы с Карателями положение изменится. И Соби был со мной согласен. Он всячески утешал и поддерживал меня, уверял, что реакция Семи Лун не заставит долго ждать, что мы вскоре добьемся своей цели. Близость конца моих каждодневных мучений придавала сил. Однако – время шло, а ничего не менялось. Словно Семь Лун и вовсе не заметили гибели своих лучших Стражей. Словно им все равно. Прошла почти неделя с того кошмарного дня. Мы продолжаем сражаться, а от них до сих пор нет никаких вестей. Так может, Семи Лунам вообще нет дела до того, что происходит? Может, им плевать, и мы зря стараемся?
В общем, всплеск моей надежды окончился обрушением в бездну разочарования.
Я выдохся. Хочется заснуть и не просыпаться никогда.
– Рицка-кун. Ты хорошо себя чувствуешь, ты не заболел?
Приоткрыв глаза, поворачиваю голову, вдруг вспомнив о присутствии в кабинете Кацуко-сенсей. Сидя вполоборота на своем вращающемся стуле, она смотрит на меня со сдержанным беспокойством. Неужели, я выгляжу больным?
– Нет. Спасибо. Я здоров, – вымучиваю улыбку и вновь отворачиваюсь, надеясь, что это последнее, о чем сенсей спросит меня сегодня. Как правило, она не навязывает беседу, если видит, что я не хочу говорить. А сейчас я и правда не хочу...
– Должно быть, опять переусердствовал в школе? Помню, ты говорил, что у тебя очень много дел, – преувеличенно бодро продолжает она, будто не замечая того, что я лежу на диване почти спиной к ней.
– Да. Много, – покорно соглашаюсь с этой версией.
– Тогда, быть может, ты расскажешь, чем так занят в школе дни напролет? Мне же интересно, как дела у моего любимого Рицки-куна.
Если бы разговор велся при помощи SMS, то в конце последней фразы непременно стоял бы смайлик. Я спиной чувствую доброжелательную улыбку Кацуко-сенсей. Доброжелательную, но настойчивую. Похоже, после двадцатиминутного молчания, прерываемого ее короткими вопросами и моими односложными ответами, сенсей всерьез вознамерилась разговорить меня. Этого я и боялся…
Со вздохом сажусь на диване, зажав меж коленей сложенные в замок руки. Улыбка на лице Кацуко-сенсей чуть вздрагивает, но остается на месте. Наверное, она решила до конца выдерживать этот беззаботный, участливый тон. Для моей же пользы разумеется.
Сквозь спадающую на глаза челку разглядываю бледное в неярком свете настольной лампы лицо Кацуко-сенсей. Ее короткую стрижку, добрые глаза. Мы уже так давно знакомы. Настолько давно, что я даже мог бы назвать ее своим другом, если учесть, как много она сделала для меня за все это время. Ее кабинет всегда был для меня убежищем, а она сама – единственным человеком, кому я не стеснялся задавать свои вопросы. Это от Кацуко-сенсей я услышал фразу: «Люди лгут, потому что любят. Потому что боятся расстроить или разочаровать». И впоследствии я не раз вспоминал эти слова, думая о Соби.
Кацуко-сенсей всегда старалась помогать мне во всем. И сейчас я прямо чувствую идущую внутри нее борьбу между нежеланием давить слишком сильно и потребностью узнать причину моего состояния. Мне даже немного жаль ее. Никудышный у нее пациент.
– Простите, сенсей, – вымучиваю неловкую улыбку, – мне не хочется сейчас ни о чем говорить. Совсем…
– Я вижу, – она сочувственно качает головой. – Столько всего свалилось на тебя в последнее время. Должно быть, ты очень расстроен из-за своей мамы.
А. Понятно. Отвожу глаза.
Теперь ясно, почему она взялась так настойчиво расспрашивать меня сегодня. Должно быть, считает своим долгом выяснить, как изменилось мое состояние после маминой попытки убить себя. Я мог бы догадаться сразу.
Впрочем, нет ничего удивительного в том, что она знает об этом. Если уж о случившемся уведомили моего классного руководителя, то уж психотерапевта точно должны были поставить в известность. К тому же, раз этот госпиталь ближе всего к моему дому, то ясно, почему меня отправили на наблюдение именно сюда, и логично, что сюда же привезли мою маму. Ее палата находится в другом крыле, но в каком-то смысле – почти рядом. Хотел бы я знать, что успела услышать Кацуко-сенсей от маминого лечащего врача.
– Со мной… все в порядке. Не надо волноваться.
Слышу ее тихий вздох. Сенсей встает со своего места и присаживается рядом со мной.
– Ты очень умный и проницательный мальчик, Рицка-кун. Ты часто говоришь, что все в порядке. Но мне бы хотелось, чтобы эти слова соответствовали тому, что я вижу.
Зажмурившись, вдруг утыкаюсь лбом ей в плечо. Она тут же обнимает меня рукой за плечи. Прижимается щекой к макушке. Так тепло…
– Ну же. Я ведь твой друг. И я очень хочу помочь тебе. Ты можешь все мне рассказать.
В ее голосе столько ласки и участия, что я не выдерживаю. Позорно хлюпаю носом, прижимаясь ближе. Но говорить что-то я просто не в силах. Я так старательно избегал мыслей о маме все это время. Мне больно думать о ней.
– Я слышала, твое первое посещение закончилось не очень хорошо. Ты навещал свою маму после?
– Нет.
– Почему же, Рицка-кун?
Почему? А разве не ясно?
Высвободившись из рук Кацуко-сенсей, чуть ссутулившись, устраиваюсь возле нее, глядя в сторону.
– Боюсь сделать еще хуже. Она ведь не хочет меня видеть.
Сенсей печально поджимает губы: она расстроена, но не имеет права это показывать. Вновь обращается ко мне с легкой успокаивающей улыбкой.
– А что если твоя мама успела передумать? Судя по отчетам моих коллег-психологов, она очень сожалеет о том, что пыталась сделать. Может быть, вам стоит встретиться еще раз и поговорить?
– Думаете, надо? – горько усмехаюсь. – Если бы она хотела со мной поговорить, то позвонила бы.
Телефонный автомат стоит в холле каждого этажа, в двух десятках метров от маминой палаты… Ничего не стоит дойти до него, чтобы набрать мой номер. Если бы она действительно хотела меня услышать…
– Знаешь, Рицка-кун, бывает так, что, даже раскаявшись, человек боится сделать шаг навстречу примирению. Особенно, когда не надеется, что его простят. Быть может, твоя мама ждет, что ты сделаешь этот шаг сам? Позвонишь или придешь…
Не в силах больше слушать это, вскакиваю на ноги и начинаю беспокойно мерить шагами кабинет. Кацуко-сенсей продолжает смирно сидеть на диване, лишь следя за мной глазами. Я, наконец, останавливаюсь, поворачиваясь к ней.
– А что, если вы ошибаетесь? Вдруг все не так?! – должно быть в моем голосе столько горечи, что сенсей невольно вздрагивает. – Что если мама просто не желает меня видеть?!
– Ты даже не хочешь проверить это, Рицка-кун? – кротко поизносит она. – Вдруг ошибаешься ты?
Истратив весь свой запал, роняю руки. Ушки виснут. Стою, глядя себе под ноги...
И зачем я только позволил втянуть себя в этот разговор?..
– Рицка-кун, – сенсей плавно поднимается с диванчика. Подойдя ближе, заглядывает мне в лицо, – ты ведь помнишь, как радовался, когда у вас все наладилось. Я знаю, как это важно для тебя. Может, стоит хотя бы постараться все исправить.
– Почему стараться должен я? – отворачиваюсь. – Я уже пытался что-то сделать. Только и делаю, что пытаюсь!.. И знаю, чем это заканчивается – она отталкивает меня!
Стою напротив Кацуко-сенсей, пытаясь справиться с предательскими слезами в голосе. Она молчит, отстраненно глядя куда-то поверх моей головы, и не прерывает меня. Хотя мне и самому уже тяжело остановиться.
– Вы говорите, я должен попытаться снова?.. А сколько мне ещё вот так «пытаться»?! Где тот предел, когда можно будет сказать, что я сделал достаточно?! Всё что мог!.. Я же старался!.. Правда, старался!.. Раз у меня до сих пор ничего не вышло, значит ей это не нужно!
– Ты прав. Обычно старается больше тот, кому это нужно сильнее, – едва слышно и словно рассеяно произносит Кацуко-сенсей.
Что? Вскидываю подбородок, удивленный ее странным тоном. Заглядываю в лицо.
– Сенсей?
Будто очнувшись, она смотрит на меня и тут же, смутившись, всплескивает руками.
– Ох, не обращай внимания, – она неловко смеется, – это мысли вслух. Со мной изредка бывает.
Кацуко-сенсей отворачивается, пытаясь взять себя в руки. Отходит к своему стулу и опускается на него. Когда она выпрямляется и поднимает на меня глаза, к ней возвращается прежнее спокойствие и доброжелательность. От так удивившего меня всплеска волнения остается лишь легкий румянец на щеках.
– Присядь, пожалуйста, – просит она тем мягким, теплым тоном, который так обезоруживающе на меня действует. Подойдя к кушетке, плюхаюсь на нее. Выжидающе смотрю на Кацуко-сенсей. Я тоже уже почти спокоен. Странное поведение сенсея сбило весь мой трагический настрой. Даже слегка стыдно за себя. Так что я даже готов выслушать, что она мне скажет. Пусть говорит, раз считает, что так надо…
– Я думаю, ты слишком рано опускаешь руки. Как раз сейчас настал такой момент, когда действительно можно что-то исправить. Понимаешь меня?
Не понимаю. И честно в этом признаюсь, качая головой.
Сенсей чуть вздыхает и терпеливо продолжает, видимо, надеясь во что бы то ни стало добиться от меня этого самого понимания.
– Видишь ли, Рицка-кун. В жизни каждый может совершить ошибку. Может оказаться в сложной ситуации, из которой не так-то легко найти выход самому. И очень важно, чтобы в такой момент тебя поддержали близкие люди…
Недоверчиво хмыкаю:
– Странно. А в прошлый раз вы говорили мне совсем другое.
– То есть? Когда? – она недоумевающе хмурит брови.
– Помните, совсем недавно я рассказывал вам о своем друге? – для ясности пересказываю почти дословно наш Кацуко-сенсей диалог о Соби.
– …он замыкался в себе и фактически отталкивал меня, стоило только заикнуться о его проблемах. И вы сказали, что не нужно вмешиваться, раз он не хочет говорить о них. Но ведь мама вообще не желает со мной разговаривать. Она прогнала меня, когда я пришел ее навестить. Так почему в этот раз я должен вмешаться? Я не понимаю!..
Кацуко-сенсей смотрит на меня с печалью и сожалением. Она не сердится, просто кажется очень расстроенной. И это остужает мой пыл. Выдохнув, потеряно качаю головой:
– Я не понимаю…
– Рицка-кун. Я согласна с тем, что не всегда можно понять, когда стоит вмешиваться, а когда нет. Легко ошибиться. Но я также верю, что не существует безвыходных ситуаций в отношениях между близкими людьми. Всегда есть шанс что-то изменить к лучшему. Сейчас твоя мама переживает сложный этап восстановления. Она совершила ошибку и теперь пытается жить дальше, начать все с начала. Если ты поможешь ей в этом, сделаешь шаг навстречу – то, возможно, у тебя появится шанс все исправить в ваших отношениях. Неужели ты откажешься от такого шанса?
Продолжение в комментариях...
Жесткие меры.Chapter XXI. Ruthless.
Жесткие меры.
***
В последнее время сигареты стали заканчиваться слишком быстро. Ритцу давно уже не вел счет скомканным пачкам в мусорной корзине для бумаг. Пепельница, как подушка для иголок, ощетинилась окурками. Их приходилось выкидывать самому, ведь бывшему директору не положен секретарь, которого можно озадачить этим. Впрочем, подобные мелочи не слишком досаждали Ритцу – наоборот! В своем положении он вскоре начал находить массу преимуществ: теперь сенсей был во многом предоставлен самому себе. Он обрел свободу без помех заниматься исследованиями и, как следствие, создавать в кабинете беспорядок в той степени, что удовлетворяла его вкусу, как ученого. Папки с копиями статей по психологии и энтомологии стопками лежали на столе и подоконнике. Многие издания из домашней библиотеки Ритцу переехали на стеллаж у стены. Сам Минами-сенсей, лишившись большей части полномочий и связанного с ними официоза, позволял себе бродить по кабинету в накинутой на плечи мягкой кофте, без галстука и в расстегнутой у ворота рубашке. Именно в таком виде его и можно было застать чаще всего – либо работающим за компьютером, либо сидящим в кресле у окна с очередной стопкой из библиотечных подшивок в руках. Перелистывая брошюрованные листки и пробегая их глазами, он подчеркивал карандашом какие-то отдельные строчки и делал выписки в лежащем рядом блокноте. Опальное положение вдруг стало приносить некое извращенное удовольствие. Если раньше Ритцу втайне раздражала необходимость поддерживать отношения с внешним миром, то теперь прежнее окружение само избегало контактов с Ритцу. Невидимая стена молчаливого отчуждения, обступившая его со всех сторон, ничуть не мешала – скорее делала существование более комфортным. Кроме надзора за делом Агатсумы, проявлявшегося в каждодневных посещениях госпиталя, сенсей был свободен от любых обязательств. И могло бы показаться, что Ритцу и сам дистанцировался от происходящего в школе Семи Лун. В то время как во внешнем мире творился хаос, сенсей укрылся в кабинете, словно крот в норе, и предоставил событиям идти своим чередом. Но это было не так. Сенсей ждал. Ждал момента, когда ситуация достигнет той крайней степени абсурда, когда Семь Лун более не смогут удерживать прежние позиции. Гибель Карателей должна была стать камнем, разбивающим зеркальное спокойствие озерной глади, горным эхом, вызывающим сход лавины... Так и вышло. И сейчас, расхаживая по кабинету с пепельницей в руках, Минами-сенсей терпеливо дожидался начала представления, коему он дал рабочее название: «Что нам делать с Агатсумой Соби»? Посвященное этому вопросу срочное совещание Совета Семи Лун могло начаться с минуты на минуту. Исход собрания должен был либо направить конфликт к его скорейшему разрешению, либо спровоцировать новый виток этой странной войны.
Прямоугольные окошки на экране монитора загорались, являя знакомые лица. Один за другим приходили извещения, что тот или иной участник конференции вышел в сеть. Последней прибыла Нана. Неловко заправив за ухо выбившийся из строгой прически светлый локон, она застыла, взволнованная и молчаливая. Но, пожалуй, только Ритцу заметил снедающее её беспокойство. И то, скольких усилий ей стоит его скрывать.
«Должно быть, чувствует себя вражеским резидентом, которого вот-вот раскроют. Не исключено, что, зная о моих планах, она шла сюда как на расстрел. Крепись, девочка. Доверься мне…»
В последний раз затянувшись, Ритцу вдавил окурок сигареты вглубь до отказа заполненной пепельницы и опустился в кресло, попадая в поле охвата веб-камеры. Закрыл глаза. Слабые всполохи света под веками означали, что система активна и готова принять его.
«Загрузка… Небоевой вход. Запуск…»
Чувство падения и секундная дезориентация... Краткий миг смены одной реальности на другую, по ощущениям – почти настоящую. Ноги вновь чувствуют пол, спина – удобный рельеф спинки кресла, а ладони – гладкую кожу подлокотников. Но достаточно открыть глаза, чтобы понять – таких панорам в реальном мире не бывает. Стоящий на открытой, без всяких перил, платформе огромный овальный стол словно плывет в бескрайней звездной пустоте. Зависшие над темной полированной столешницей прозрачные экраны отбрасывают на лица членов совета Семи Лун голубоватый свет. Пространство выстроено по немыслимым с точки зрения физики законам. Все вокруг теряется в темноте, но расположившиеся вокруг стола фигуры людей сияют, источая слабый белый свет – Ритцу отчетливо видит их лица, каждую деталь одежды. Кресла с сидящими в них участниками встречи расположены достаточно далеко друг от друга, но любой звук, любое произнесенное слово доносится до каждого из присутствующих громко и отчетливо, усиленное акустикой системы.
Всё вокруг кажется и знакомым, и непривычным. А всё потому, что отношение к Ритцу стало иным. Его прибытие было оставлено без внимания. Собравшиеся вели себя так, словно Ритцу здесь нет, и лишь украдкой бросали в его сторону косые взгляды. Не замечать Минами-сенсея им предписывало их собственное решение – опальный директор был лишен права участвовать в обсуждениях как один из Семи. И сегодня Ритцу был приглашен на это закрытое совещание в качестве зрителя и консультанта. Это означало, что высказываться сенсей мог, только если ему непосредственно дадут слово или же если кто-то из совета обратится к нему с вопросом. В остальном – ему надлежало уделять не больше внимания, чем пустующему креслу. Не самое завидное положение. Впрочем, Ритцу не сомневался, что его голос на сегодняшнем собрании прозвучит и не раз. Он был уверен, что ответить на вопрос «Что делать?» не мог никто из собравшихся.
Сенсей отодвинул от себя папку с документами, содержимое которой знал почти наизусть. Еще раз обвел взглядом знакомые лица, кожей ощущая всеобщее неумело скрываемое напряжение. Неуютно было всем, кроме председателя совета Гомон Микадо, которая одна среди общего смущения чувствовала себя вполне свободно.
– Итак, все собрались, а значит – мы можем начинать, – глава совета Сем Лун деловито поправила папку с документами, лежащую на столе. Окно чата ожило, фиксируя речь и переводя ее в текст. Вдоль нижней части виртуального подобия экрана побежали проворные строчки.
– Благодарю всех вас за внимание, с которым вы отнеслись к просьбе о внеочередной конференции, – словно выдерживая какой-то ритуал, Гомон Микадо степенно по-взрослому поклонилась, приветствуя собравшихся, и продолжила, сохраняя всё тот же официальный тон. – Время каждого из присутствующих крайне ценно. И потому позволю себе предложить совету опустить вводную часть заседания. Поскольку отчеты и медицинские заключения есть в предоставленных вашему вниманию документах, все здесь присутствующие в равной степени осведомлены об обстоятельствах дела, что позволяет сразу перейти к обсуждению.
– А можешь попроще, Мика-тян? – ловко переправив чупа-чупс из одного уголка рта в другой, лукаво попросила Чома. – Вот честно, я не поняла и половины из того, что ты только что сказала.
«Мика-тян», она же глава совета Семи Лун Гомон Микадо замерла от неожиданности и гневно сверкнула очами в сторону своей простодушной коллеги. Вид у Чомы был до крайности неформальный – головная повязка едва сдерживало буйство встрепанных светлых волос, запястья загорелых рук оплетали многочисленные браслеты и фенечки. Пирсинг в ушах, умопомрачительной высоты шпильки, короткий топ и супер-мини-юбка… В ответ на насупленный взгляд Микадо, Чома послала ей самую милую из своих невинных улыбок, чем окончательно вогнала главу совета в краску.
– Нельзя попроще! – впечатав ладошки в столешницу, Микадо вскочила с места, и сразу стало видно, насколько она мала ростом.
– Мы собрались тут, чтобы обсудить серьезные вещи! У нас очень тяжелое положение, между прочим! Каратели мертвы, и нам больше нечего противопоставить Агатсуме и младшему Аояги. Надо найти выход – нельзя больше медлить! Мы и так слишком долго выжидали, позволив положению сделаться не просто сложным, а катастрофическим! Решение нужно найти как можно быстрее! Желательно сегодня! – выпалив всё это, пунцовая, словно мак, Микадо приземлилась в кресло, и, не удержавшись, стрельнула глазами в сторону Ритцу, чем изрядно его позабавила.
Такая серьезная девочка… И так старается.
Стало вдруг ясно, для кого разыгрывалось представление, начало которого только что с треском провалилось.
– Всё это и так ясно, Микадо-кун, но зачем же так кричать? – поморщившись, Нагиса чуть сжала пальцами виски. – У меня, между прочим, голова болит. Уже неделю мучаюсь мигренью от всей этой ситуации. Все исследования пришлось отложить… Кошмар какой-то…
Наблюдая за разворачивающейся в зале заседания бессмыслицей, Ритцу вначале откинулся на спинку кресла, а затем вынырнул из мягких объятий системы и достал очередную сигарету из полупустой пачки. Щелкнул зажигалкой, затянулся, глядя на экран сквозь поплывший в воздухе табачный дым.
Это надолго… Вопреки открыто заявленному стремлению как можно скорее найти решение проблемы, участники «дискуссии» еще долго будут ходить вокруг да около. Никто из них не в состоянии предложить выход из образовавшегося тупика.
Тем временем, Микадо кое-как удалось навести в зале конференции порядок и направить обсуждение в нужное русло:
– Наши аналитики склонны считать, что Beloved и Loveless мстят Школе...
– Это еще не доказано, – тихо возразила Нана.
– Да какая разница, месть это или нет! – шумно возмутилась Нагиса. – В любом случае все эти нападения – настоящее издевательство над выпускниками Школы! Эти двое просто стремятся нас унизить…
Сенсей позволил себе скупо усмехнуться.
Унижение… В последнее время он успел переосмыслить значение этого слова.
Унизительно, если тебе раз за разом демонстрируют собственное превосходство. Но куда унизительней, когда тебя и вовсе не берут в расчет…
Гораздо. Более. Унизительно… знать ответы на все вопросы и безмолвно ждать, когда кому-нибудь из этих играющих во взрослые игры детей придет в голову поинтересоваться мнением бывшего директора Минами Ритцу.
Не слишком ли большую цену он платит за совершенные ошибки?
– Одно можно сказать точно, мы имеем дело со спланированной агрессией – в действиях наших противников есть четкая система, – худой и нескладный, как кузнечик, Кунуги ворошит свою папку с документами в поисках какого-то листочка. – Все нападения происходят в строгом соответствии с похищенными из базы Школы списками выпускников. В свете этого происходящее можно возвести в разряд осознанной военной кампании.
– Ты говоришь так, будто с нами сражается целая армия, – вытащив конфету изо рта, поддела юношу Чома. – Их всего двое.
– Это разве повод, чтобы их недооценивать? – обиделся Кунуги, от волнения прижав к голове аккуратные Ушки. – Неужели гибели Карателей недостаточно, чтобы начать воспринимать ситуацию, как нечто выходящее за рамки недоразумения?
– Он прав, – внесла свою лепту Микадо, – нельзя преуменьшать существующую опасность.
Преуменьшать опасность…
Ритцу подумал, что эти слова во многом созвучны его собственным мыслям.
Да, ошибка была именно в этом… Он недооценил младшего Аояги.
Поразительно, как быстро менялось отношение Минами к этому мальчику по мере развития организованной сенсеем рискованной партии. Вначале Ритцу был охотником, травящим уже подстреленную, обреченную дичь. Потом сделался провокатором, заманившим растерянную жертву в ловушку. Но когда он уже поверил в свой триумф, мир встал на дыбы, и игральная доска опрокинулась, перемешав фигуры. В один миг из триумфатора сенсей превратился статиста… Даже не так – в бесправного наблюдателя, обреченного следить за приближением трагического финала. Вероятность, что Соби-кун уцелеет после встречи с Карателями, была ничтожной. И с его гибелью эта партия теряла для Ритцу всякий смысл. Жалел ли он, что ради шанса отвратить непоправимое и вновь вернуться в игру пришлось согласиться на предательство? Нет, не жалел.
– Гибель Карателей только подчеркивает тот факт, что наши противники не намерены считаться ни с предписаниями Совета, ни с Кодексом.
– Тут ты не права, Мика-тян, – жизнерадостно отозвалась Чома. – По ходу дела наша главная проблема как раз в том, что все поединки проведены в соответствии с правилами, я проверяла. И, судя по всему, Агатсума-сан в курсе, что ничего не нарушает.
– Это бред какой-то, – пожаловалась Нагиса. – Где это видано, чтобы Кодекс защищал наших врагов больше, чем нас самих! Мы хоть что-нибудь можем им предъявить?
– К сожалению, нет, – печально качнул головой Кунуги. – Фактически мы имеет права требовать ответа лишь за их предыдущие преступления: взлом базы данных и хищение материалов.
– Так что ты предлагаешь? Устраниться и ждать, пока им не надоест играть в войну?
– Может, нам просто эвакуировать оставшиеся в списке Пары?..
Осторожное предложение Кунуги тут же вызвало синхронный всплеск негодования.
– Нет! Это хуже капитуляции! – припечатала Микадо.
– Нам теперь что, всю жизнь от них бегать?! – воскликнула Нагиса.
– Не вариант, мой друг, вообще не вариант, – с усмешкой резюмировала Чома, наклонившись в сторону Кунуги и хлопнув его по плечу.
Столбик серого пепла на кончике сигареты опасно накренился и бесшумно осел вниз, обжигая руку сенсея – Ритцу чуть вздрогнул и раздраженно смахнул горку пепла в корзину для бумаг. Вновь затянулся, ничуть не беспокоясь о том, что его отсутствие может быть расценено как неуважение к членам совета. Об этом мог бы задуматься кто угодно – но не Ритцу.
«Они еще долго могут упражняться в словоблудии. Итог, так или иначе, один. Это патовая ситуация. Конфликт будет длиться до тех пор, пока одна из сторон не сделает шаг навстречу, предложив перемирие. Само собой на выгодных для другой стороны условиях. На настоящий момент позиции Соби-куна прочнее, поскольку, в отличие от Семи Лун, он не несет потерь».
Ритцу нашел на экране изображение Наны. Та практически не участвовала в обсуждении, а только, как и он сам, следила за развитием разговора. Кажется, девушка немного успокоилась, но готова ли она? Нана – ведущий инженер-программист, отвечающий за работу системы, внешней сети и сетевой безопасности. Она по праву занимает свое место в Совете. Однако, по мнению Рицу, Нана никогда не была ни борцом, ни политиком. Справится или нет? Затолкав окурок в переполненную пепельницу, Минами-сенсей вернулся в зал конференции и незамеченный никем устроился в своем кресле, гипнотизируя взглядом свою единственную возможную союзницу. В какой-то момент Нана покосилась на него, их глаза встретились…
«Тебе ведь известно, чего я жду от тебя, девочка? Приглашения к этой беседе. Впрочем, вмешиваться пока рано. Они еще не выдохлись».
– Никто и не спорит с тем, что согласно Кодексу, Beloved и Loveless должны быть наказаны за кражу закрытой информации. Однако никто не может дать гарантию, что попытка заставить их принять наказание не провалится, как и все предыдущие.
– Отказ принять наказание сам по себе является бесчестьем, – мрачно заметила Микадо.
– Не в их случае, – рассматривая ногти, возразила Чома. – Младший Аояги не приносил присягу Школе. А боец Beloved в первую очередь подчиняется своей Жертве, а уже потом – уставу Семи Лун.
– И, по-твоему, это их оправдывает?!
– Эй, не гони на меня, – нахмурилась девушка. – Я всего лишь пытаюсь сказать, что к ним нельзя подходить с обычными мерками.
– Может и нельзя, – вмешалась Нагиса, – но, пока мы тут решаем, насколько строгими быть, число жертв этих преступников растет!
– Если не учитывать инцидент с Карателями, смертельных исходов в этой войне ещё не было, – быстро поправила Нана.
– Они просто осторожничают, – отмахнулась Нагиса. – Знают, негодники, что стоит им дернуться за рамки Кодекса, мы их живьем сожрем.
– Да ладно. Уж себе-то зачем врать, – съязвила Чома. – Если даже Каратели с ними не справились, что говорить про остальных…
– Ах, ты!.. – задохнулась Нагиса. – Да мои Зеро их в два счета уделают!
– Помнится, все три пары Зеро, которых ты посылала за ними, облажались по полной программе…
– Хватит! – резко вмешалась Микадо. – Прекратите! Мы сюда не за этим пришли!
Едва не вспыхнувший скандал захлебнулся под действием её слов. Пунцовая от злости Нагиса шумно выдохнула; вжалась спиной в кресло и насупилась, прожигая взглядом Чому. Та наградила её скучающе-презрительным взглядом и отвернулась. На Кунуги было прямо жалко смотреть – Ритцу знал, что этот тихий парень ненавидит склоки. И даже Нана, привыкшая за время общения с Нагисой ко всяким эксцентричным выходкам, сидела, не отрывая хмурого взгляда от поверхности стола. Руки Микадо чуть подрагивали от бессилия. Она старалась не смотреть на Ритцу, но всё-таки не выдержала и вновь бросила на него быстрый косой взгляд, в котором сенсей с отстраненным интересом отметил злость и затаенное отчаяние. А ведь ей стыдно, – вдруг понял он. Стыдно за этот детский сад, что восседает сейчас в креслах, принадлежавших когда-то куда более достойным людям. Ритцу был единственным, кто остался в живых из предыдущего состава Совета Семи Лун. Он отлично помнил, как всё было прежде. Наверняка, Гомон Микадо прекрасно осознает, насколько жалко выглядит нынешний Совет в его глазах. Но она зря старается. Прежнего величия «Семи…» уже не вернуть.
И, будто выражая согласие с этими мыслями, как если бы сенсей высказал их вслух, Микадо еще раз окинула хмурым взглядом угомонившихся, наконец, коллег, отвернулась и тихо вздохнула. Затем, внутренне собравшись, упрямо вскинула голову.
– Я знаю, что трудно сохранить спокойствие в нашем положении. У нас есть проблема, большая проблема. И мы тут как раз за тем, чтобы придумать, как её решить. Есть ли у кого-нибудь предложения?
Наступило молчание. Фигуры за столом замерли без движения – никто не стремился привлечь к себе внимание неосторожным жестом, и только Чома продолжала невозмутимо гонять из одного уголка рта в другой свой чупа-чупс. Каменное выражение на лицах остальных выглядело довольно комично. Было совершенно ясно, что прямой вопрос привел всех присутствующих в замешательство.
С тактической точки зрения это был самый удачный момент для того, чтобы вмешаться в беседу. Семь Лун дезориентированы, собственное молчание унижает их, делает еще более нелепыми, так что любой намек на возможность разрешения проблемы будет воспринят благосклонно. Сенсей не сводил глаз с Наны, и, словно ощутив тяжесть его взгляда, девушка зябко поежилась. Однако не произнесла ни слова.
Почему она молчит? Ритцу знал, что приглашение на это заседание он получил с подачи Наны. И воспринял это как обещание поддержки. Иначе его присутствие здесь не имело смысла. Так почему она молчит?!
Гомон Микадо в свою очередь, как будто и не расстроилась. Даже слегка кивнула про себя, словно ожидала именно этого – всеобщей растерянности. Подождав еще пару секунд для усиления эффекта, она вновь заговорила:
– Должна сказать, эта данная ситуация напоминает мне ту, в которой Совет оказался чуть больше года назад. Тогда наши… предшественники… так же собирались на закрытое заседание, чтобы определить участь старшего из братьев Аояги – Сеймея…
– А он-то здесь при чем? – недовольно протянула Чома. – С чего ты вдруг решила про него вспомнить?
– Если ты дашь мне договорить, я объясню! – чуть ли не прошипела в ответ Микадо, испепеляя взглядом бесцеремонно перебившую её любительницу каблуков и фенечек. Чома лишь раздраженно пожала плечами и демонстративно отвернулась, словно показывая, что происходящее ее больше не касается.
Микадо нервно облизнула губы и медленно продолжила, словно на ходу вспоминая давно заготовленную речь. Больше её не перебивали.
– Все тут знают, какой ошибкой было сделать Аояги Сеймея одним из членов Совета. Но мне не в чем упрекнуть наших предшественников. Они даже не догадывались, каков Аояги на самом деле. Он мог обмануть любого... И только потом стало ясно, что он не обладает и малой долей тех качеств, которые требуются для достойного выполнения нашего общего долга – долга по сохранению традиций Школы Семи Лун. Однако даже возмутительное поведение Аояги, непочтение к Совету не могло стать причиной для его устранения. И только прогноз, сделанный досточтимым Кунуги-наки*, доказал, что жестких мер не избежать. Дар Кунуги-наки явил ему, что Аояги представляет угрозу для Школы и Совета. В будущем Аояги Сеймею предстояло разрушить все, что создавалось и оберегалось поколениями наших предшественников. Тогда – так же как и сейчас – Совет собирался, чтобы решить, что делать с этой угрозой. Ведь еще не было случая, чтобы прогнозы досточтимого Кунуги-наки не сбывались.
– Это верно, – то ли вздохнул, то ли всхлипнул Кунуги, – слепые глаза этого старика никогда не лгали.
– А я всегда говорила, что не надо было брать этого скользкого мерзавца Аояги в Совет, – хмуро проворчала Нагиса. – Никогда ему не доверяла. Пусть он хоть десять раз способен смотреть «зеркало будущего», это еще не повод, чтобы…
– Я не об этом! – чуть устало остановила её Микадо. – Может, наши родители и ошиблись, когда решили сделать Аояги преемником Кунуги-наки. Всё-таки это редкий дар… Они надеялись на Сеймея. Но потом, когда стало известно об угрозе, помните, что они сделали? Ничего!
Микадо прервалась и угрюмо уставилась на поверхность стола – было видно, что ей тяжело говорить.
– Совсем ничего они не сделали… Отец говорил: бесполезно убегать от судьбы. Как бы ты ни старался избежать предначертанного, оно всё равно тебя настигнет. И чем это кончилось?! Они погибли! Это он их убил!..
Девушка словно задохнулась и замолкла. Кунуги и Чома тоже хмуро молчали, Нагиса и Нана прятали глаза, будто испытывая неловкость перед чужим горем.
– Они погибли, – прошептала Микадо, – хотя должны были бороться. И сейчас все повторяется. Кунуги, скажи им!..
– Я? – парень словно очнулся и как-то сразу съежился. – Я не уверен, в том, что видел, – растерянно промямлил он. – Может, мне только показалось… Ты же знаешь, мои способности…
– Я верю в твои способности! – отрезала глава Совета. – В конце концов, ты внук Кунуги-наки!
– Но не зря же он хотел, чтобы его приемником стал Сеймей, а не я! – парень почти взмолился: – Микадо, пожалуйста!..
– В общем, так, – Гомон резко положила ладонью на стол, словно припечатав все возражения. – У него было видение. Такое же, как у Кунуги-наки. Что Аояги разрушит Школу и уничтожит Совет. И на этот раз я не собираюсь бездействовать и ждать, когда это случится!
Пространство системы взорвалось гулом голосов. Все заговорили одновременно, так что строчки чата перемешались, не успевая за наполнившим зал потоком слов и восклицаний.
Настроение Ритцу становилось все хуже и хуже. Беседа, которую он вначале воспринимал, как некий бесполезный фарс, приняла неожиданный и очень неприятный оборот. Ритцу быстро осознал, к чему клонит Микадо. Тогда, чуть больше года назад, преступление, за которое Семь Лун судили Аояги Сеймея, еще не было совершено. Призрачная угроза, носившая имя «Аояги» и сулившая неумолимый крах, предреченный одним из самых сильных провидцев за всю историю существования Школы, едва не заставила Совет пойти на беспрецедентный шаг: осудить на смерть одного из своих коллег. Уже тогда Семь Лун отнеслись к этому делу со всей серьезностью и признали существование Аояги Сеймея угрозой вне категорий, не подпадающей под ограничения Кодекса. В том случае, если бы Совет проголосовал за устранение Аояги, его должны были схватить и казнить, даже не предложив ему Поединка. И теперь ситуация повторялась – противостояние между Школой и Аояги Рицкой прокатилось по закрытому миру Семи Лун, словно яростное цунами. Столько жертв… Это уже не тень слепой угрозы, не безмолвный призрак, являющийся во снах – это явь, это действительность, разрушившая хранимый столетиями покой и затронувшая сотни людей…
На этот раз Микадо может убедить остальных пойти до конца…
– Это слишком сильно сказано, Микадо! Loveless – еще ребенок! Просто смешно утверждать, что ребенок способен разрушить Школу! – слабый протест Наны потонул в общем гуле голосов, но Нагиса обратила внимание на её слова.
– Может и так, но он действует не один! Зачитать тебе список жертв его самозваного Бойца? Или достаточно назвать общее количество? Пусть он ещё ребенок, но он одержим жаждой мести, и не ведает, что творит!
– Так чего именно ты хочешь, Микадо? – резко спросила Чома, утратив разом всю свою насмешливость. – Чтобы мы разобрались с Аояги Рицкой, так же, как с его старшим братом?
– У нас нет выбора, – мрачно подтвердила Гомон. – В прошлый раз кто-то добрался до Аояги раньше нас… Но это ничего не меняет. Аояги Рицку надо устранить. И его Бойца – тоже.
– О, Боги… – тихо всхлипнул Кунуги. Судя по убитому виду, он был готов схватиться за голову от понимания того, какую кашу заварил.
Плохо. Ритцу, не отрываясь, наблюдал за участниками этой сцены, хотя они, похоже, совершенно забыли о нем. Кунуги был в полной прострации. Чома сидела с отсутствующим видом, откинувшись на спинку кресла, и словно просчитывала что-то в уме. Ритцу знал, что, несмотря на кажущееся легкомыслие, от этой девицы можно было ожидать чего угодно. Нагиса и Гомон, объединившись, яростно наседали на Нану, которая явно сдавала позиции в этом споре, пока и вовсе не замолкла. Сжала пальцами виски – совершенно подавленная и ошеломленная происходящим.
Минами-сенсей в упор смотрел на неё, но она словно вовсе перестала что-либо замечать. Похоже, ждать от неё каких-то осмысленных действий было бесполезно.
– Я знаю, что это тяжело! – уже не встречая сопротивления, но все еще продолжая спор, надрывалась Микадо. – Думаешь, мне было просто на такое решиться? Но сейчас мы должны думать о другом! О нашей ответственности за Школу! О том, что мы покланялись защищать, когда впервые собрались после гибели Совета! Сейчас предотвратить уничтожение Школы – задача первостепенной важности. Это выше требований Кодекса. Выше наших личных понятий о человечности. Защита Школы – долг совета Семи Лун! И не выполнить этот долг – это подлинное бесчестие!
Общий шум постепенно стихал; в образовавшейся тишине Микадо продолжала говорить – эмоционально, требовательно – и на хмурых лицах большинства присутствующих Ритцу замечал нечто похожее на облегчение.
Все верно… Знать, в чем твоя честь и твой долг… Иметь решимость, чтобы исполнить его, отринув сомнения и человеческие чувства… Разве не этому сам Ритцу обучал своих воспитанников? Разве не этому он учил Соби-куна? И Совет Семи Лун, как никто другой, должен понимать эти непреложные истины. Следовать им. Тем более что это настолько упрощает дело. Снимает всякую личную ответственность... Теперь они без колебаний примут большинством голосов решение о ликвидации Соби-куна и младшего Аояги. И возражения Наны ничего не изменят. Гомон практически победила…
– Чушь, – громко и отчетливо произнес сенсей, вклинившись в этот прочувствованный монолог и обрывая его на полуслове.
Сидящие за столом вздрогнули все как один и с удивлением воззрились на Ритцу. Гомон так и вовсе на мгновение утратила дар речи. Сенсей знал, насколько ревностно она относится к регламенту подобных заседаний. Прежний Совет неукоснительно следовал традициям, и, всеми силами стараясь походить на отца, Микадо во многом перегибала палку. Раньше Ритцу и сам поддерживал её в этом. Он первым осадил бы того, кто заговорил, когда должен был молчать. Но сейчас Ритцу было безразлично, что его действия вряд ли добавят ему симпатий в глазах собравшихся. Больше он не мог позволить себе ждать…
– Простите, Вы что-то сказали, Минами-сенсей? – холодно осведомилась девушка после вызванной секундным замешательством паузы.
«Ты думаешь, я сейчас осознаю свою оплошность и пущусь в извинения? О, нет. Я сказал именно то, что собирался».
– Я сказал, что всё, о чем вы тут болтаете – это полная чушь!
Не обращая внимания на возмущение, отразившееся на лице Гомон, он продолжил:
– Мне послышалось или Вы, Микадо-кун, и правда полагаете, что долг и честь организации состоит в том, чтобы убивать детей?
А вот это заявление вызвало немой взрыв эмоций. Кунуги нелепо дернулся, Нана изумленно распахнула глаза, Нагиса закашлялась...
– Вы переходите всякие границы, уважаемый Минами-сан, – вежливое оскорбление, призванное напомнить бывшему директору о его опальном положении, не ускользнуло от общего внимания.
– Ками-сама, где мой поп-корн? – восторженно хмыкнула Чома и шепотом обратилась к Кунуги: – У тебя нет поп-корна?
Тот лишь ошалело вытаращился на неё и ничего не ответил.
И только Ритцу-сенсея многозначительный намек Микадо оставил совершенно равнодушным, как и последовавшее за этим напоминание о том, что высказываться без приглашения ему запрещено. Но теперь Ритцу было глубоко плевать на эти условности. Сейчас важно было сбить тот романтический настрой, которым его противник ухитрился окружить решение о предстоящей казни Соби-куна и его маленькой Жертвы. Если для этого необходимо быть резким, сенсей будет таким. И спорить о правах он не станет.
– Я должен сказать Вам, что Ваша трактовка текущих событий полностью не верна. И, исходя из таких абсурдных предпосылок, как чьи-то смутные фантазии, Вы пытаетесь убедить Совет принять решение, которое я не могу назвать иначе, как преступным!..
– Да что Вы себе?!..
– Я хочу услышать, что он скажет! – резко подалась вперед Нана, наконец, вырвавшись из оцепенения, в котором пребывала до этого мгновения. Она решительно положила ладонь на стол.
– Уважаемые коллеги, мы же пригласили Минами-сенсея на это совещание в качестве эксперта. Он лучше кого бы то ни было разбирается в том, что происходит! Я считаю, что мы обязаны его выслушать. Пожалуйста, продолжайте, Минами-сенсей…
Уже лучше… Прямое приглашение к разговору от одного из Семи Лун не может оспорить даже председатель Совета. Так что пока Ритцу не закончит свою мысль, ему никто не посмеет помешать.
– Благодарю, – Ритцу едва заметно кивнул Нане и обвел взглядом явно удивленных таким поворотом дела «собеседников». Впрочем, он был уверен, что любое недовольство, которое может вызвать его вмешательство – лишь временное явление. Уж он-то позаботится, чтобы его речь произвела нужное впечатление.
– Как я уже сказал, высказанные ранее предположения совершенно не верны. Не стоит делать из испуганного ребенка монстра, олицетворяющего мировое зло.
– Как интересно, – не скрывая сарказма, вставила Нагиса. – Это Аояги Рицку ты назвал «испуганным ребенком»?
– Именно так. Я склонен считать, что «видение» Кунуги-куна, посеявшее некоторое время назад такую панику, не более чем плод пылкого воображения нашего юного друга. На самом деле у младшего Аояги нет никакого плана мести Школе. И его поступки имеют простое и логичное объяснение. Если вы восстановите всю цепь событий, то сами легко убедитесь в этом. Итак, мне продолжать?
Ритцу прямо взглянул в лицо Микадо. Та сидела, помрачневшая и строгая, неосознанно сжав в кулаки маленькие худые ладони. Судя по всему, она прекрасно понимала, что этот раунд сенсей выиграл вчистую – когда в первую же минуту нанес удар в самую уязвимую часть её стратегии: доверие к дару Кунуги. Потому как, несмотря на прямую наследственность, никто не мог сказать наверняка, есть ли у него в действительности нужные способности. Еще его дед сомневался в этом, иначе не предпочел бы ему Сеймея. Так что попытка отстоять Кунуги была заранее обречена на провал. И сам объект возможного спора понимал это лучше остальных – прятал глаза, залившись краской до корней волос.
Расценив всеобщее молчание как знак согласия, сенсей кивнул и продолжил:
– Итак, хочу напомнить, что противодействие, с которым нам пришлось столкнуться, началось после того, как Совет распорядился захватить Аояги Рицку и подвергнуть его наказанию за взлом и кражу закрытой информации из сети Школы. Само по себе это преступление нельзя назвать благовидным поступком, однако, будучи непосвященным в правила организации, Loveless не мог знать насколько серьезной будет расплата за подобное деяние. А когда узнал, то испугался и принялся отчаянно защищаться. Можно сказать, что все дальнейшие действия Аояги Рицки были направлены только на то, чтобы вынудить нас отменить его дальнейшие преследования.
– Как-то слишком уж гладко все это звучит, Минами-сенсей, – с подчеркнутым скептицизмом отозвалась Чома. – Хотите сказать, что эта охота на Стражей – всего лишь защитный рефлекс? Ни за что не поверю...
– У меня есть доказательства, – спокойно произнес Ритцу, приготовившись выложить на стол свой главный козырь. – Я могу доказать, что поступки Аояги Рицки с самого начала не имели никакого отношения к мести и являлись ответной реакцией на наши действия.
– Что за доказательства?
– Запись, сделанная во время последнего контакта с объектом. Она не была приложена к делу, поскольку я не видел в ней практической пользы для возможного разрешения конфликта. Однако эта запись прекрасно иллюстрирует мои доводы и объясняет мотивы нашего противника. Если вы потратите несколько минут на просмотр, то сами убедитесь в этом. Ваше решение?..
После краткой паузы Ритцу, наконец, услышал то, что хотел.
– Если это недостающая часть материалов, то надо посмотреть, – в поисках поддержки завертела головой Нана.
– Думаю, это имеет смысл… – неуверенно поддакнул Кунуги.
– Вы можете начинать пересылку, Минами-сенсей, – устало подтвердила Микадо, решив за всех.
Прекрасно. Половина дела сделана. Ритцу удовлетворенно следил за тем, как одно за другим приходят подтверждения о получении файла со стороны его оппонентов, и они исчезают из пространства системы, чтобы просмотреть сделанную им некогда запись. Это был их последний разговор с Аояги Рицкой на одиннадцатом уровне игры «Рождение мага». Предусмотрительно отредактированный, Ритцу вырезал из него финальные аккорды разыгранной им сцены – ту самую часть, где он предложил младшему Аояги помощь в обмен на служение. Все остальное осталось без изменений, в том числе и признание Аояги, которое первоначально Ритцу собирался использовать для банального шантажа, а теперь пустил в ход, чтобы спасти ему жизнь. Ему и Соби-куну.
«До чего причудливо все складывается», – Ритцу устало откинулся на спинку кресла, пользуясь доставшейся ему краткой передышкой.
«Это не займет много времени. Смотрите… Смотрите внимательно. Взгляните на этого мальчика, на его боль, отчаяние и страх. Это не абстрактный противник, не безликий образ, который ваша фантазия наделила всеми возможными пороками. Это реальный человек… Решитесь ли вы теперь убить его, увидев то, что видел я?»
Минуты текли слишком медленно. Оставшись в одиночестве за огромным пустым столом, Ритцу развернул кресло и задумчиво уставился на расстилающуюся перед ним космическую панораму. Завораживающее зрелище. Как давно он сам не входил в систему, чтобы сражаться на её арене? Немыслимо давно. А для Соби-куна это естественно, как дышать. Если Соби-кун узнает, какую роль сенсей сыграл в этой истории, оценит ли он это? Изменит ли отношение к своему учителю?
«Так или иначе, ты будешь должен мне, Соби-кун. Я позабочусь о том, чтобы донести до тебя эту мысль. Если бы не мое вмешательство, и тебя, и твою ушастую Жертву ждала бы участь Аояги Сеймея. Как и в случае с ним, Семь Лун не стали бы тянуть с исполнением приговора… Впрочем, случай Сеймея… особенный. До сих пор неизвестно, действительно ли Аояги-старший мертв…»
Возвращение участников Совета Ритцу встретил, как и положено, на своем месте. Один за другим Семь Лун возникали в пространстве системы, и на их лицах Ритцу видел схожее выражение: растерянную задумчивость. Настроение за столом обсуждения резко изменилось. Вид отчаявшегося мальчишки, сознающегося в преступлении, совершенном ради своего Бойца, не мог не произвести должного впечатления. Еще несколько минут назад собравшиеся здесь люди были готовы единодушно проголосовать за убийство этого мальчика, а теперь они вновь не уверены ни в чем. Ясно было одно: главе Совета Гомон Микадо потребовалось бы очень много усилий, чтобы заставить участников конференции рассматривать такой выход из положения всерьез.
Видимо, она пришла к тому же заключению, что и Ритцу. Задумчиво нахмурилась, с всё той же, излишне взрослой серьёзностью побарабанила пальцами по столу и, наконец, заговорила, взяв прежний официальный тон.
– Поскольку все уже ознакомились с предоставленными Минами-сенсеем материалами, думаю, можно продолжить совещание… Хотя, должна признать, что так и не увидела никакой пользы от просмотра этого ролика.
– Уважаемый Минами-сенсей, – теперь Микадо обращалась непосредственно к Ритцу, – можно спросить, чего Вы пытались добиться, уговорив нас взглянуть на эту запись? Допустим, мы поверили, что изначально намерения младшего Аояги были чисты. Однако какое значение это имеет теперь, когда Loveless и боец Beloved зашли так далеко, что практически развязали войну против Школы? Как нам поможет знание об их первоначальных мотивах? Тем более что они давно могли измениться…
– Они не изменились.
– Откуда такая уверенность, уважаемый Минами-сенсей? – с мягкой вкрадчивостью произнесла Микадо. – Или у Вас в запасе есть еще одна запись, которая могла бы подтвердить ваши слова?
Сенсей взглянул на девушку, ощутив невольный всплеск уважения. Такая юная, но как же в ней много от её отца… Если бы всё сложилось иначе, то со временем она могла бы сменить его в Совете на вполне правомерных основаниях. И у Ритцу не нашлось бы возражений…
– Нет, но у меня в запасе есть аргументы, построенные на основе логики – оружия, которое недавно столь блестяще продемонстрировала в действии уважаемая глава Совета, – выпад за выпад, ирония за иронию. Ритцу и Микадо сцепились взглядами через стол – остальные притихли, наблюдая за этой безмолвной дуэлью.
– Ну что же… Думаю, стоит дать Минами-сенсею возможность изложить свои аргументы… «И посмотрим, произведут ли они тот же эффект», – недосказанное осталось висеть в воздухе, но Ритцу понял. Коротко усмехнулся и продолжил:
– Что ж, хорошо. Как я уже прежде говорил, все нынешние действия Аояги Рицки подчинены единственному желанию – избежать последствий своих предыдущих поступков. Среди документов, приложенных к делу, есть подробные сведения о младшем Аояги, и мне бы хотелось обратить внимание Совета на один важный факт его биографии. Известно, что некоторое время назад Loveless потерял память. Для его психики это было сильным потрясением. Таким образом, вопрос не в том, насколько Аояги Рицка авантюрен или жесток, а в том, как сильно он боится наказания за свой проступок. Ведь помимо всего прочего оно предусматривает удаление тех участков памяти, которые содержат украденную информацию. Однако Loveless не согласится на какие-либо манипуляции со своей памятью. Для него это неприемлемо. И единственное, что ему остается – убедить нас сделать для него исключение…
Лучшая защита – нападение, не так ли? Сам Ритцу не сомневался, что всё это, от первого до последнего пункта, затея Соби-куна. И, устроив столь масштабную демонстрацию силы, он намеревался не просить, а требовать уступок со стороны Совета. Но, принимая в расчет нестабильность, внесенную в расклад предложением Микадо, Ритцу ничего не оставалось, кроме как представить происходящее, как жест отчаяния.
– Очевидно, что на простое снисхождение наши противники не надеются. Всем известна принципиальность Совета в вопросах наказания. Полагаю, что все эти нападения преследуют одну цель – занять равную с нами позицию. Добиться от нас признания их силы и получить статус противника, достойного того, чтобы на равных вести переговоры. Их конечная цель – амнистия. В обмен на свободу от обвинений, они прекратят эту войну.
– Типа, так просто? – невольно вырвалось у Чомы.
Все взгляды тут же обратились к ней. Нагиса нахмурилась, не одобрив такого легкомыслия. Однако вопрос явно задел всех присутствующих. Неужели, всё и впрямь так просто?
– Не сказала бы, что это просто, – наконец произнесла Микадо. – Даже, если Минами-сенсей прав, и единственное, что требуется от нас – замять дело о краже информации, всё равно – эта «амнистия» станет поражением с нашей стороны. Это будет значить, что мы пошли на поводу у этих двоих…
– Так унижаться перед ними… – сдавленно фыркнула Нагиса.
– Репутации Совета и так был нанесен серьезный урон, – тихо вставил Кунуги. – Если мы пойдем на сделку с Аояги, то нас и вовсе… перестанут уважать.
– Как вы можете? – не выдержала Нана. Она встряхнула головой так, что непослушный локон вновь выбился из прически. – Как можно думать о репутации, когда страдают дети?! Если есть способ уладить всё мирным путем, то почему не воспользоваться этим? Всё, что от нас требуется – это простить Рицку-куна. Что нам стоит так сделать?!
– Проявлять великодушие к противнику – угодно Богам, верно? – тонко улыбаясь, заметил Ритцу. – А мир между равными не является позором. Можно обставить дело так, чтобы предметом соглашения стали наши украденные документы. Нам возвращают нашу собственность, мы отказываемся от претензий – и все довольны. Чем не выход?
Последние доводы Ритцу-сенсея заставили присутствующих надолго погрузиться в молчание. Ритцу следил за работой мысли, отражавшейся на лицах членов Совета, сдерживая привычную досаду. Дети… Просто дети. Из всей пятерки лишь Нану и Гомон Микадо он был способен воспринимать всерьез. Да и то с некоторыми оговорками…
Впрочем, Ритцу был далеко не уверен, что его задача упростилась бы, выступай он со своей речью перед прежним составом Семи Лун. По-своему прямолинейные и упрямые, они, наследники истинного воинского духа, были незнакомы с теми хитростями, которые обычный человек способен проделать со своей совестью. Поразительно негибкие люди, для которых честь всегда оставалась на первом месте… Временами это вызывало восхищение, но теперь об этом можно было лишь жалеть.
Совершенно несвоевременные сожаления… Особенно сейчас, когда ему скорее следует думать о том, что будет, если глупость, недальновидность и подростковый максимализм возьмут свое и заставят наследников Семи отвергнуть разумный план сенсея из-за вызванной другими причинами, но столь же нелепой гордости.
– Можно задать Вам личный вопрос, Минами-сенсей? – Он очнулся от размышлений, услышав негромкий голос Микадо.
Ритцу оглядел созданный системой «конференц-зал». Чома что-то тихо втолковывала кусающему губы Кунуги… Нана утешала хмурящуюся Нагису… На слова Микадо никто не отреагировал. Должно быть, она настроила систему так, чтобы сделать их разговор приватным. Значит, личный вопрос? Даже любопытно…
– Я слушаю…
– Меня удивляет, что подобный Вам человек так страстно кого-то отстаивает. Агатсума Соби – ваш ученик. Однако многие Ваши выпускники пострадали от его рук в ходе этого конфликта. И все же Вы на его стороне. Можно узнать, почему? В чем Ваш интерес в этом деле? – сделав паузу, глава совета Гомон добавила, подпустив в тон нотку иронии. – Рассчитываю на искренний ответ.
Ритцу невольно усмехнулся. Всё-таки забавная девочка… Но, учитывая обстоятельства, возможно – она заслужила немного искренности с его стороны.
– Судя по всему, Вам отлично известно насколько нечиста моя совесть, Микадо-кун. Вы правы, мой интерес достаточно эгоистичен. Я рассчитываю таким образом исправить ошибку, совершенную много лет назад. Меня устроит, если у моего лучшего ученика, чья судьба мне не безразлична, будет достойная Жертва, которая станет должным образом заботиться о нем.
– Вы говорите о Аояги Рицке?
– Всё верно.
– Хм… – она чуть качнула головой. – Странно, что он смог вызвать в Вас столько доверия. Вас даже не смущает, что у них разные имена…
– Это поправимо. Соби-кун – чистый Боец. В его случае ситуация с именем не безнадежна.
– Полагаете, Ваш ученик способен… на второе рождение?
– Время покажет, – Ритцу подумал, что диалог пора сворачивать. – А будет ли у них это время, зависит от того, что решит Совет.
– И то верно… – кивнув в знак согласия с таким завершением разговора, Гомон Микадо оглядела собравшихся, чтобы удостовериться, что они закончили обсуждение.
– Ну как? Все готовы? Мы можем начинать голосовать?
Ритцу подумал, что в прежний глава Совета отвел бы на размышление не менее суток, чтобы дать возможность каждому из Семи в тишине и уединении обдумать свое решение. Времена и впрямь изменились…
К тому же и Гомон, и остальные были слишком взбудоражены, чтобы брать такой продолжительный тайм-аут. Они не могли больше ждать.
– Хорошо. Итак, у нас есть два варианта выхода из сложившейся ситуации. В первом случае предполагается немедленно устранить Агатсуму Соби и Аояги Рицку, признав существование этой Пары угрозой вне категорий, что автоматически лишает их защиты со стороны Кодекса. Второй, предложенный Минами-сенсеем, вариант предписывает нам вступить в переговоры с противником и предложить ему амнистию в обмен на прекращение конфликта и возврат украденных материалов. Что же… Приступим к голосованию… Кто из уважаемых членов Совета предпочитает первый вариант?
Две руки тотчас поднялись вверх. Ритцу поморщился про себя. Нагиса… Что ж, ничего иного от неё он и не ждал. А вот то, что вторым из проголосовавших станет Чома, оказалось неприятным сюрпризом.
– Ничего личного, сенсей, – девушка насмешливо сморщила нос, без всякого смущения встретив холодный взгляд Ритцу. – Терпеть не могу унижаться. А все эти Ваши разговоры про соглашение между равными – чушь собачья, на мой взгляд.
Понятно. Итого, из пятерых осталось трое. Хотя это еще ни о чем не говорит. Кто-то из оставшихся может отказаться принимать решение, к тому же глава Совета по традиции голосует последним, и его выбор может сместить чашу весов в неблагоприятную для Ритцу сторону.
– Кто из уважаемых членов Совета предпочитает второй вариант?
Рука Наны тотчас же взметнулась верх. Следом медленно и словно неохотно поднялась рука Кунуги. Взгляды всех присутствующих обратились к единственному человеку, который еще не голосовал. Гомон Микадо не торопилась со своим ответом, пристально глядя на Ритцу.
– Значит, великодушие – добродетель, угодная Богам? – тихо и без улыбки повторила она его слова.
И сенсей сразу понял, что за этим последует. Хотя довольно странно было ощущать себя объектом приложения такой вот… добродетели.
– У Вас есть десять дней, Минами-сенсей, – с едва слышным вздохом произнесла Микадо. – Десять дней на то, чтобы осуществить свой план. Делайте, что считаете нужным. Можете действовать от имени Совета Семи… Если по истечении этого срока результатов не будет, либо они будут не такими, как Вы рассчитываете, Совет оставляет за собой право вернуться к первому варианту и привести приговор в исполнение. Всё ли понятно?
– Вполне, – в тон ей ответил Ритцу, – десяти дней достаточно.
– В таком случае, объявляю собрание закрытым. Благодарю вас всех, уважаемые коллеги, за то, что смогли найти время и приняли участие в сегодняшнем обсуждении, – без запинки проговорив эту отточенную годами фразу, Микадо покинула систему. Спустя секунду, Ритцу сделал то же самое.
Он тяжело откинулся в кресле, погружаясь в привычный полумрак кабинета. На излучающем холодный свет экране монитора мигало сообщение о том, что видеоконференция закончена. Он победил… Случившееся с большой натяжкой всё же можно назвать победой. Пусть и с горьковатым привкусом. К тому же эти временные рамки… У Ритцу есть всего десять дней на то, чтобы связаться с Соби-куном и уладить все вопросы. Ничтожный срок для того, чтобы повернуть ситуацию на 180 градусов и остановить этот раскачавшийся до предела маятник.
Одно очевидно – снизить количество потребляемых в сутки сигарет Ритцу не грозит.
===================================
* Кунуги-наки – суффикс «наки» используется для обозначения уважаемых, но уже умерших людей.
Рицка.
На заставке рабочего стола Кацуко-сенсей порхают синие бабочки. Они притягивают взгляд и невольно возвращают к мыслям о Соби. Мы расстались каких-то полчаса назад, после того, как он проводил меня до дверей госпиталя. Я уговорил его не дожидаться меня и сразу отправиться домой. Уверял, что со мной все будет в порядке, что я не нуждаюсь в охраннике. На самом деле мне хотелось побыть в одиночестве. Хоть что-то изменить, даже если это означало после похода к Кацуко-сенсей одному добираться обратно на автобусе. Я понимал, что рискую. Но мне хотелось хотя бы сделать вид будто всего, что творилось в моей жизни последние несколько недель, нет и не было никогда. Я слишком сильно устал. Но не физически, а как-то иначе: душой, разумом – всем своим существом... Осознание этого нахлынуло неожиданно, как если бы на меня обрушилась волна прибоя – закружила, сбила с ног и, откатившись, оставила лежать на песке. Если до этого моя усталость ощущалась как слабое недомогание, вроде простуды, то теперь она заполнила меня целиком. Я понял, что не хочу больше куда-то бежать и с кем-то сражаться. Бешеная гонка, в которую мы с Соби ввязались, и не думала прекращаться. Мы брали противника измором, но куда больше изматывали сами себя. И, казалось, этому не будет конца…
Я ждал, что после нашей битвы с Карателями положение изменится. И Соби был со мной согласен. Он всячески утешал и поддерживал меня, уверял, что реакция Семи Лун не заставит долго ждать, что мы вскоре добьемся своей цели. Близость конца моих каждодневных мучений придавала сил. Однако – время шло, а ничего не менялось. Словно Семь Лун и вовсе не заметили гибели своих лучших Стражей. Словно им все равно. Прошла почти неделя с того кошмарного дня. Мы продолжаем сражаться, а от них до сих пор нет никаких вестей. Так может, Семи Лунам вообще нет дела до того, что происходит? Может, им плевать, и мы зря стараемся?
В общем, всплеск моей надежды окончился обрушением в бездну разочарования.
Я выдохся. Хочется заснуть и не просыпаться никогда.
– Рицка-кун. Ты хорошо себя чувствуешь, ты не заболел?
Приоткрыв глаза, поворачиваю голову, вдруг вспомнив о присутствии в кабинете Кацуко-сенсей. Сидя вполоборота на своем вращающемся стуле, она смотрит на меня со сдержанным беспокойством. Неужели, я выгляжу больным?
– Нет. Спасибо. Я здоров, – вымучиваю улыбку и вновь отворачиваюсь, надеясь, что это последнее, о чем сенсей спросит меня сегодня. Как правило, она не навязывает беседу, если видит, что я не хочу говорить. А сейчас я и правда не хочу...
– Должно быть, опять переусердствовал в школе? Помню, ты говорил, что у тебя очень много дел, – преувеличенно бодро продолжает она, будто не замечая того, что я лежу на диване почти спиной к ней.
– Да. Много, – покорно соглашаюсь с этой версией.
– Тогда, быть может, ты расскажешь, чем так занят в школе дни напролет? Мне же интересно, как дела у моего любимого Рицки-куна.
Если бы разговор велся при помощи SMS, то в конце последней фразы непременно стоял бы смайлик. Я спиной чувствую доброжелательную улыбку Кацуко-сенсей. Доброжелательную, но настойчивую. Похоже, после двадцатиминутного молчания, прерываемого ее короткими вопросами и моими односложными ответами, сенсей всерьез вознамерилась разговорить меня. Этого я и боялся…
Со вздохом сажусь на диване, зажав меж коленей сложенные в замок руки. Улыбка на лице Кацуко-сенсей чуть вздрагивает, но остается на месте. Наверное, она решила до конца выдерживать этот беззаботный, участливый тон. Для моей же пользы разумеется.
Сквозь спадающую на глаза челку разглядываю бледное в неярком свете настольной лампы лицо Кацуко-сенсей. Ее короткую стрижку, добрые глаза. Мы уже так давно знакомы. Настолько давно, что я даже мог бы назвать ее своим другом, если учесть, как много она сделала для меня за все это время. Ее кабинет всегда был для меня убежищем, а она сама – единственным человеком, кому я не стеснялся задавать свои вопросы. Это от Кацуко-сенсей я услышал фразу: «Люди лгут, потому что любят. Потому что боятся расстроить или разочаровать». И впоследствии я не раз вспоминал эти слова, думая о Соби.
Кацуко-сенсей всегда старалась помогать мне во всем. И сейчас я прямо чувствую идущую внутри нее борьбу между нежеланием давить слишком сильно и потребностью узнать причину моего состояния. Мне даже немного жаль ее. Никудышный у нее пациент.
– Простите, сенсей, – вымучиваю неловкую улыбку, – мне не хочется сейчас ни о чем говорить. Совсем…
– Я вижу, – она сочувственно качает головой. – Столько всего свалилось на тебя в последнее время. Должно быть, ты очень расстроен из-за своей мамы.
А. Понятно. Отвожу глаза.
Теперь ясно, почему она взялась так настойчиво расспрашивать меня сегодня. Должно быть, считает своим долгом выяснить, как изменилось мое состояние после маминой попытки убить себя. Я мог бы догадаться сразу.
Впрочем, нет ничего удивительного в том, что она знает об этом. Если уж о случившемся уведомили моего классного руководителя, то уж психотерапевта точно должны были поставить в известность. К тому же, раз этот госпиталь ближе всего к моему дому, то ясно, почему меня отправили на наблюдение именно сюда, и логично, что сюда же привезли мою маму. Ее палата находится в другом крыле, но в каком-то смысле – почти рядом. Хотел бы я знать, что успела услышать Кацуко-сенсей от маминого лечащего врача.
– Со мной… все в порядке. Не надо волноваться.
Слышу ее тихий вздох. Сенсей встает со своего места и присаживается рядом со мной.
– Ты очень умный и проницательный мальчик, Рицка-кун. Ты часто говоришь, что все в порядке. Но мне бы хотелось, чтобы эти слова соответствовали тому, что я вижу.
Зажмурившись, вдруг утыкаюсь лбом ей в плечо. Она тут же обнимает меня рукой за плечи. Прижимается щекой к макушке. Так тепло…
– Ну же. Я ведь твой друг. И я очень хочу помочь тебе. Ты можешь все мне рассказать.
В ее голосе столько ласки и участия, что я не выдерживаю. Позорно хлюпаю носом, прижимаясь ближе. Но говорить что-то я просто не в силах. Я так старательно избегал мыслей о маме все это время. Мне больно думать о ней.
– Я слышала, твое первое посещение закончилось не очень хорошо. Ты навещал свою маму после?
– Нет.
– Почему же, Рицка-кун?
Почему? А разве не ясно?
Высвободившись из рук Кацуко-сенсей, чуть ссутулившись, устраиваюсь возле нее, глядя в сторону.
– Боюсь сделать еще хуже. Она ведь не хочет меня видеть.
Сенсей печально поджимает губы: она расстроена, но не имеет права это показывать. Вновь обращается ко мне с легкой успокаивающей улыбкой.
– А что если твоя мама успела передумать? Судя по отчетам моих коллег-психологов, она очень сожалеет о том, что пыталась сделать. Может быть, вам стоит встретиться еще раз и поговорить?
– Думаете, надо? – горько усмехаюсь. – Если бы она хотела со мной поговорить, то позвонила бы.
Телефонный автомат стоит в холле каждого этажа, в двух десятках метров от маминой палаты… Ничего не стоит дойти до него, чтобы набрать мой номер. Если бы она действительно хотела меня услышать…
– Знаешь, Рицка-кун, бывает так, что, даже раскаявшись, человек боится сделать шаг навстречу примирению. Особенно, когда не надеется, что его простят. Быть может, твоя мама ждет, что ты сделаешь этот шаг сам? Позвонишь или придешь…
Не в силах больше слушать это, вскакиваю на ноги и начинаю беспокойно мерить шагами кабинет. Кацуко-сенсей продолжает смирно сидеть на диване, лишь следя за мной глазами. Я, наконец, останавливаюсь, поворачиваясь к ней.
– А что, если вы ошибаетесь? Вдруг все не так?! – должно быть в моем голосе столько горечи, что сенсей невольно вздрагивает. – Что если мама просто не желает меня видеть?!
– Ты даже не хочешь проверить это, Рицка-кун? – кротко поизносит она. – Вдруг ошибаешься ты?
Истратив весь свой запал, роняю руки. Ушки виснут. Стою, глядя себе под ноги...
И зачем я только позволил втянуть себя в этот разговор?..
– Рицка-кун, – сенсей плавно поднимается с диванчика. Подойдя ближе, заглядывает мне в лицо, – ты ведь помнишь, как радовался, когда у вас все наладилось. Я знаю, как это важно для тебя. Может, стоит хотя бы постараться все исправить.
– Почему стараться должен я? – отворачиваюсь. – Я уже пытался что-то сделать. Только и делаю, что пытаюсь!.. И знаю, чем это заканчивается – она отталкивает меня!
Стою напротив Кацуко-сенсей, пытаясь справиться с предательскими слезами в голосе. Она молчит, отстраненно глядя куда-то поверх моей головы, и не прерывает меня. Хотя мне и самому уже тяжело остановиться.
– Вы говорите, я должен попытаться снова?.. А сколько мне ещё вот так «пытаться»?! Где тот предел, когда можно будет сказать, что я сделал достаточно?! Всё что мог!.. Я же старался!.. Правда, старался!.. Раз у меня до сих пор ничего не вышло, значит ей это не нужно!
– Ты прав. Обычно старается больше тот, кому это нужно сильнее, – едва слышно и словно рассеяно произносит Кацуко-сенсей.
Что? Вскидываю подбородок, удивленный ее странным тоном. Заглядываю в лицо.
– Сенсей?
Будто очнувшись, она смотрит на меня и тут же, смутившись, всплескивает руками.
– Ох, не обращай внимания, – она неловко смеется, – это мысли вслух. Со мной изредка бывает.
Кацуко-сенсей отворачивается, пытаясь взять себя в руки. Отходит к своему стулу и опускается на него. Когда она выпрямляется и поднимает на меня глаза, к ней возвращается прежнее спокойствие и доброжелательность. От так удивившего меня всплеска волнения остается лишь легкий румянец на щеках.
– Присядь, пожалуйста, – просит она тем мягким, теплым тоном, который так обезоруживающе на меня действует. Подойдя к кушетке, плюхаюсь на нее. Выжидающе смотрю на Кацуко-сенсей. Я тоже уже почти спокоен. Странное поведение сенсея сбило весь мой трагический настрой. Даже слегка стыдно за себя. Так что я даже готов выслушать, что она мне скажет. Пусть говорит, раз считает, что так надо…
– Я думаю, ты слишком рано опускаешь руки. Как раз сейчас настал такой момент, когда действительно можно что-то исправить. Понимаешь меня?
Не понимаю. И честно в этом признаюсь, качая головой.
Сенсей чуть вздыхает и терпеливо продолжает, видимо, надеясь во что бы то ни стало добиться от меня этого самого понимания.
– Видишь ли, Рицка-кун. В жизни каждый может совершить ошибку. Может оказаться в сложной ситуации, из которой не так-то легко найти выход самому. И очень важно, чтобы в такой момент тебя поддержали близкие люди…
Недоверчиво хмыкаю:
– Странно. А в прошлый раз вы говорили мне совсем другое.
– То есть? Когда? – она недоумевающе хмурит брови.
– Помните, совсем недавно я рассказывал вам о своем друге? – для ясности пересказываю почти дословно наш Кацуко-сенсей диалог о Соби.
– …он замыкался в себе и фактически отталкивал меня, стоило только заикнуться о его проблемах. И вы сказали, что не нужно вмешиваться, раз он не хочет говорить о них. Но ведь мама вообще не желает со мной разговаривать. Она прогнала меня, когда я пришел ее навестить. Так почему в этот раз я должен вмешаться? Я не понимаю!..
Кацуко-сенсей смотрит на меня с печалью и сожалением. Она не сердится, просто кажется очень расстроенной. И это остужает мой пыл. Выдохнув, потеряно качаю головой:
– Я не понимаю…
– Рицка-кун. Я согласна с тем, что не всегда можно понять, когда стоит вмешиваться, а когда нет. Легко ошибиться. Но я также верю, что не существует безвыходных ситуаций в отношениях между близкими людьми. Всегда есть шанс что-то изменить к лучшему. Сейчас твоя мама переживает сложный этап восстановления. Она совершила ошибку и теперь пытается жить дальше, начать все с начала. Если ты поможешь ей в этом, сделаешь шаг навстречу – то, возможно, у тебя появится шанс все исправить в ваших отношениях. Неужели ты откажешься от такого шанса?
Продолжение в комментариях...
четверг, 13 октября 2011
Chapter XX Hapless
Осколки целого.Chapter XX Hapless
Осколки целого.
Соби
– Рицка, тебе совсем необязательно самому этим заниматься.
Вместо ответа слышится обиженное «Ой!». Как я и ожидал, он все-таки обжегся. Досадливо выругавшись, засунул в рот пострадавший палец. Посасывая его, Рицка подозрительно косится на меня, ожидая насмешки, но, так и не найдя ее на моем лице, упрямо возвращается к тому, что делал.
Тихонько вздохнув, натягиваю через голову черную водолазку. Собираю в хвост волосы, слушая доносящееся из другого конца комнаты сосредоточенное сопение. До чего же Рицка упрямый…
Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу возле встроенной в шкаф гладильной доски, он уже минут пять деловито елозит по ней утюгом, мучая свои школьные брюки. С горем пополам выглаженная рубашка накинута на плечи. В белье, носках, вкупе с торопливыми попытками соорудить на нижней части форменного костюма сносные стрелки, Рицка являет собой умилительную, почти кукольную пародию на холостяцкий быт. Если бы при этом он еще не опаздывал в школу…
– Может, мне все-таки помочь тебе?
...Он, наконец, отвечает. Преувеличенно бодро.
– Спасибо, Соби, я сам как-нибудь справлюсь. Надо же когда-то этому учиться.
Нервно слизнув выступивший над верхней губой пот, Рицка хмуро оглядывает плоды своих трудов. Стрелки на брюках отказываются становиться прямыми. Не желают, как положено, сливаться со складками у пояса: двоятся, обрастая некрасивыми заломами. Снова придется переглаживать.
– Просто у тебя осталось мало времени. Если быть точным… – незаметно смотрю на часы, – ты должен был выйти из дома десять минут назад.
– Я уже почти закончил! – чуть ли не выкрикивает он, с трудом тягая тяжелый утюг по неподатливой темной ткани. – Не отвлекай меня, пожалуйста.
– Как скажешь, – спрятав улыбку, отворачиваюсь.
Настойчивость Рицки понятна. Когда он гостил у меня во время каникул, то позволял ненавязчиво брать на себя подобные мелкие хлопоты, и я без труда справлялся за нас обоих. Тогда моя забота не смущала Рицку. Она была временной. Ведь, спустя определенный срок, он должен был вернуться в свой дом, где за вещами, по его словам, всегда ухаживала Аояги-сан. Это было таким же непреложным законом, как и то, что солнце каждый день встает на востоке. Случившееся с матерью Рицки предоставило его самому себе, выбило почву из-под ног. Неприкаянный и неумелый, словно выпавший из гнезда птенец, Рицка почувствовал, насколько беспомощен. И это чувство ему не понравилось. Оставшись наедине с собственной жизнью, он решил начать строить ее с мелочей.
Но в этот раз слегка перестарался.
– Может, попрактикуешься на выходных, когда не нужно будет никуда торопиться? Готов отдать в твое распоряжение все белье, что накопится к тому моменту.
Рицка вяло хмыкает, оценив шутку, а затем все-таки сдается. Руки замирают. Отставив утюг, он опирается ладонями о поверхность гладильной доски и устало роняет голову.
– Ладно, Соби. Сделай уже что-нибудь с этими штанами. Смотреть на них больше не могу.
– Хорошо.
Слегка потеснив Рицку, занимаю его место. Развернув брюки, сбрызгиваю ткань из ручного пульверизатора и начинаю терпеливо разглаживать кривые борозды, оставшиеся после неуклюжих манипуляций детских рук. Затем, сложив штанины одну к другой, несколькими движениями утюга вывожу на брюках так невзлюбившие Рицку стрелки.
Стоя рядом, он насуплено наблюдает за моими действиями.
– Ловко у тебя выходит, – произносит с ноткой тоскливой зависти в голосе.
Покосившись на него, изо всех сил стараюсь остаться серьезным.
– Спасибо.
Мобильный телефон Рицки издает приглушенный звон в кармане портфеля. Простая, грустная мелодия струится по комнате. Удивленно отыскав глазами свою школьную сумку, Рицка идет к ней. Достает сотовый, раскрывает и растерянно всматривается в экран – должно быть, номер ему незнаком. Затем он словно вспоминает о чем-то, меняется в лице и быстро подносит трубку к уху.
– Алло! Это Аояги Рицка! Я слушаю!..
Отставив утюг в сторону, смотрю, как он начинает ходить взад вперед по комнате. Затем резко останавливается, сосредоточенно глядя перед собой. Из трубки урывками доносится монотонный голос, устало-равнодушный, словно записанный на пленку.
«Хотим уведомить вас…», …«критический период миновал, состояние пациентки стабильное»… «время посещений….»
Выслушав монолог диспетчера до конца, Рицка нескладно благодарит, затем прижимает телефон к груди, даже забыв выключить. Из трубки слышатся отрывистые короткие гудки, но Рицка их не замечает – смотрит на меня расширенными, горящими глазами.
– Она очнулась. Соби, мама очнулась!
– Вот как? Рад за тебя, – спокойно возвращаюсь к прерванному занятию. – Вот видишь, все в порядке. Надо было лишь немного подождать.
Стиснув в руке жалобно пикающий сотовый, Рицка стоит посредине комнаты, потом бросается ко мне и прямо из-под утюга вытаскивает только что доглаженные брюки. Начинает торопливо пропихивать ноги в штанины, морщится, обжигаясь о горячую ткань.
Слегка хмурясь, наблюдаю, как Рицка поспешно застегивает рубашку.
– Что ты собрался делать?
– Я еду в больницу, – он уже вдевает ноги в кроссовки.
Отключив утюг, складываю доску и убираю ее в шкаф.
– Ты ведь слышал, часы для посетителей в больнице вечером.
– Ну и что! – схватив сумку, Рицка бросается к выходу. Оборачивается почти на пороге:
– Мне плевать, когда у них эти «часы»! Я должен увидеть маму! Должен убедиться!.. – он сглатывает, умолкая на полуслове, потом упрямо встряхивает головой. – Я хочу своими глазами увидеть, что с ней все в порядке.
Резко развернувшись, Рицка вылетает за дверь, собираясь припустить вниз по лестнице.
– Постой.
Ухватившись рукой за дверной косяк, он тормозит на первой ступеньке, недоуменно оглядываясь назад.
– Не торопись, – подхватив с пола свою сумку, достаю из кармана ключи от дома. – Я пойду с тобой.
Рицка
– Надеюсь, вы понимаете, что сделанное для вас исключение противоречит уставу больницы, – чинно вышагивающая впереди нас темноволосая женщина в строгом врачебном костюме недовольно сдвигает брови. – Мы не должны допускать к пациентам посетителей раньше, чем будет проведен полный осмотр.
– Мы это понимаем, и очень признательны вам за помощь, – безупречно вежливо, в полном соответствии с ролью, отвечает Соби.
Он идет передо мной, следуя за врачом, каблуки туфель которой мерно цокают по плиточному кафелю полупустого, стерильно чистого коридора. Нестройный звук шагов сопровождается гулким эхом. Вокруг светло и тихо. В этот ранний час подопечные госпиталя еще находятся в своих комнатах, чаще всего нам навстречу попадаются люди в форме медицинского персонала. Они с легким недоумением обозревают нашу странную процессию. Замечая эти взгляды, я все ниже опускаю голову, невольно втягивая ее в плечи в попытке отгородиться от происходящего. Даже не вслушиваюсь в разговор между врачом и Соби. Слова едва касаются сознания. Кажется, Соби вновь ее благодарит. Мне бы тоже следовало сказать спасибо, но вместо этого я молча семеню следом, угрюмо уставившись в пол. Лишь изредка напряженно вглядываюсь в конец коридора, где находится мамина палата. Она ближе с каждым шагом, но все равно я чувствую себя подавленным, стыдясь того, как все получилось. И идущий передо мной Соби поджимает губы, спиной ощущая мое недовольство. Вот только недоволен я не им, а собой.
Ожидание автобуса превратилось в пытку. Нетерпение заставляло беспокойно мерить шагами остановку. Соби стоял рядом и курил, не уговаривая меня угомониться и прекратить бродить взад-вперед. Хотя его невозмутимость и действовала успокаивающе, я был слишком взвинчен, чтобы взять себя в руки и перестать метаться. В голове не осталось места ни для чего, кроме мыслей о маме.
Мы довольно быстро добрались до больницы. Проследовали к центральному входу сквозь ухоженный безлюдный парк. Вокруг стояла непривычная тишина. Начало девятого утра – на аллеях ни души, и лишь возле самых дверей, санитары закатывали в одну из выстроившихся в ряд машин скорой помощи пустые носилки. Мы приехали в неурочное время. Но, чем ближе подходили в больнице, тем быстрее таяла моя уверенность в том, что нам удастся попасть в мамину палату. К тому моменту как я коснулся длинной никелированной ручки двери, надежда превратилась в свою полную противоположность. Я был уверен, что нас не пропустят. И потому, прокравшись в полупустой вестибюль, чуть ли не бегом кинулся к лестницам, мимо стойки регистрации, рассчитывая проскочить под самым носом у дежурящей за ней медсестры. Не удалось. Задремавшая было за полукруглым бюро девушка-практикантка с бейджем на лацкане белоснежного халата, встрепенулась, и в спину мне ударил ее удивленный оклик. Вынудил замедлить шаги. Вначале я был готов без раздумий рвануть вверх по лестнице, но идущие мне навстречу служащие больницы уже обратили на нас внимание – их взгляды, словно канаты, удержали меня на месте. Медсестра торопливо выбиралась из-за стойки. Подойдя ближе, осведомилась, что нам нужно. И тогда я повел себя не лучшим образом. По детски. Вместо того чтобы нормально объяснить, кто мы и зачем пришли, начал требовать, чтобы нас пропустили. Кричал, что хочу видеть маму, упрямо стискивал кулаки…
Я довел бедную практиканту до отчаяния… Она совершенно растерялась. Вызвали дежурного врача. Им оказалась та самая властная женщина, что сейчас шла рядом. Она выслушала мой отчаянный монолог, разбавляемый короткими комментариями Соби. Оглядела нас. Должно быть, мы выглядели очень странно вместе. Соби был совершенно спокоен. Его сдержанные, взвешенные фразы сильно контрастировали с моими путанным объяснениями, взъерошенным видом и мольбой в глазах. Я почти готов был умолять эту женщину, чтобы она отвела нас к маме. С трудом сдерживал слезы… Следовало бы взять себя в руки и попытаться использовать свой дар Жертвы: постараться убедить врача, оплести словами и заставить согласиться. Но в тот момент я был жалким, отчаявшимся комком нервов и не мог даже связно думать, не то, что искать нужные слова. Я ощущал себя косноязычным. Казалось – бьюсь головой о каменную стену…
Завершив свой осмотр, женщина-врач произнесла так сурово, словно выносила вердикт.
– Только на пять минут. В порядке исключения. Организм пациентки пережил сильный стресс, мы не можем рисковать ее здоровьем.
Нас пропустили. Но, шагнув следом за врачом в лифт, я ощутил себя совершенно опустошенным. Выдохся. Напряжение последних минут сделало свое дело. И даже радость от близкой встречи с мамой притупилась из-за досады на свое детское поведение. Сеймей не стал бы кричать и размахивать руками. Он бы нашел нужные слова. Он всегда был убедительным.
– Это здесь.
Она останавливается, поворачиваясь к нам лицом. Словно из сна выныриваю из мыслей и, не успев затормозить, на полном ходу впечатываюсь в спину Соби. Тот, не дрогнув, выдерживает удар. Виновато прижав Ушки, становлюсь рядом с ним и ловлю на себе полный сомнения взгляд врача. Кажется, она уже вовсе не рада тому, что, сжалившись, позволила нам прийти сюда.
– Итак, повторю еще раз. Аояги-сан нельзя волновать. Никаких раздражителей. Ведите себя спокойно.
Она произносит это, глядя на Соби, и все же ее слова заставляют покраснеть, словно сказанное обращено именно ко мне.
Женщина-врач берется за ручку двери, поворачивает и легонько толкает. Треугольный клин солнечного света падает в коридор и рассеивается под искусственными лучами люминесцентных ламп.
Мы заходим внутрь. Я переступаю порог последним, ощущая, как быстро становятся мокрыми ладони. Сердце тяжело ударяет о грудную клетку.
Мама сидит на постели, положив худые руки поверх одеяла. Прямые черные волосы прядками лежат на плечах, выделяясь на белом хлопке простого больничного халата.
Она… видит меня…
– Аояги-сан, к вам посетители… – с мягкой жизнерадостностью в голосе произносит врач, но мама ее будто не слышит. Мраморно-бледные губы вздрагивают, мне кажется, она произносит мое имя. Затем, словно оживает. Глаза вспыхивают так ярко, что хочется зажмуриться. Она подается ко мне, протягивает руки.
– Рицка! Ты пришел. Мой Рицка…
Я делаю вперед шаг. Другой… В ушах стоит ватный гул. Этот сияющий радостью взгляд и улыбка – я с трудом верю, что все это мне, но бросаюсь к маме, почти падаю в объятья, обмирая от щемящей нежности.
– Рицка, – шепчет она. Гладит меня по Ушкам, покрывает частыми поцелуями волосы, пропуская их сквозь пальцы. Зажмурившись, отрывисто выдыхаю, уткнувшись в ее плечо. Не в силах выдавить ни слова. В голове все перепуталось. Я забыл, где я, кто еще со мной в этой комнате, – растворился в тепле ее рук. В этом негромком ласковом шепоте:
– Рицка… Мой Рицка… Наконец-то…
И даже трудно дышать. Ком в горле.
– Пожалуй, я дам вам чуть больше времени, – словно на другом краю вселенной произносит смягчившийся женский голос. Затем дверь бесшумно затворяется. Врач выходит, давая нам возможность побыть наедине. Соби остается в комнате, застыв у стены, как безмолвное изваяние.
Мама еще крепче сжимает меня в объятиях, потом отстраняется, обегая жадным взглядом мое лицо. Вид у нее безмятежный и счастливый. Она улыбается. Я так давно не видел ее такой. Можно сказать, никогда.
– Я так рада, Рицка, – она проводит кончиками пальцев по моей щеке, затем смотрит на дверь, словно ожидая, что в нее вот-вот войдет кто еще.
– А Сеймей не с тобой? – она переводит на меня полный нежности взгляд. – Когда он придет? Я так сильно по нему соскучилась.
Наверное, если бы она внезапно ударила меня… Но удар пришел изнутри. Сердце ткнулось в ребра и сжалось так, что сделалось больно. И жутко... Холод сковал все в груди и побежал по венам.
– О чем ты, мам? – кровь застучала в висках. Отрывистое, частое биение…
– Сеймей, – терпеливо пояснила она, не спуская с меня сияющих глаз, – когда он придет?
Мама легко взъерошила мои волосы, но я почти не ощутил прикосновения. Застыл, как деревянный истукан. А она продолжила говорить, так же радостно и беззаботно.
– Меня так долго не было с вами. Наверное, вам обоим так много нужно мне рассказать. Он сказал, когда придет навестить меня, Рицка?
Наполненный солнечным светом мир вокруг померк и комната словно поплыла… исчезла. Остался только я и озаренное любовью мамино лицо напротив.
– Он умер, мама.
Она не сразу осознала смысл моих слов. Затем ее лицо застыло, медленно превращаясь в гипсовую маску. Я видел, как меняется выражение глаз. Как гаснет золотое сияние радости, как из них уходит жизнь…
– Когда? – дрогнув голосом, спрашивает она. Словно узнала об этом только сейчас.
– Почти год назад! Мама!.. – Привстаю на постели, но она отшатывается, глядя на меня почти с ужасом. Моя протянутая к ней рука бессильно повисает.
И кружится голова. Я проваливаюсь. Проваливаюсь в пропасть.
– Ты – Рицка? – тонко и отчаянно выкрикивает мама. – Ты мой Рицка?!
– Нет, – не могу солгать, но тут же жалею о сказанном. Ее лицо словно сводит судорогой. Взгляд становится бессмысленным, безумным!.. Отвернувшись, она слепо смотрит в пустоту перед собой, я вижу только бледный заострившийся профиль.
– Не получилось… – шепчет мама. Плечи мелко вздрагивают. – У меня не вышло!
Обхватив себя руками, она со стоном наклоняется вперед. Рот приоткрывается, кривится в беззвучном рыдании. Распахнутые, полные горя, глаза лихорадочно блестят на бескровном лице.
– Мама! – Вскочив на ноги, бросаюсь к ней, но хлестнувший в лицо крик заставляет прянуть назад.
– НЕ ПРИКАСАЙСЯ КО МНЕ!
Попятившись, врезаюсь бедром в прикроватную тумбочку, чуть не скинув стоящий на ней пустой стакан. Его дребезжание сливается с маминым криком. Почти оглушенный им, каменею, совершенно растерявшись, лишь краем глаза замечаю смазанное движение справа. Еще мгновение – и Соби закроет меня собой, загородив от бьющейся на кровати женщины, вдруг из любящей матери, превратившейся в беснующегося демона.
– Нет!
Мой отчаянный вскрик останавливает его на середине броска.
У нее истерика. Так и раньше бывало. Я не понимаю, что происходит, но должен это остановить!.. Сейчас придет врач… Нельзя чтобы она застала маму… Чтобы услышала…
В смятении обвожу глазами комнату и вдруг натыкаюсь взглядом на стакан, стоящий тут же, рядом на тумбочке.
Вода!
– Я принесу воды! – схватив стакан, бросаюсь к выходу. – Подожди мама! Я сейчас!
Ударяюсь всем телом о дверь, но она не поддается. Лишь спустя секунду понимаю, что она открывается внутрь. Дернув дверь на себя, вываливаюсь в коридор. Тяжело дыша, озираюсь. Автомат с водой я видел в холле, возле лифта. Значит, надо бежать обратно, туда, откуда мы пришли. Сломя голову, несусь по коридору, едва не сбивая с ног обитателей больницы, почти не видя ничего вокруг. Прижимаю к груди стакан, как единственное сокровище. Цепляюсь за него, как за спасательный круг. Хотя сам с трудом понимаю зачем. Разве один стакан воды сможет отменить все, что случилось?
Отметаю эту мысль. Выскакиваю в широкий холл, пролетаю мимо ряда удобных кожаных кресел. Автомат стоит в углу. Простейший бойлер – перевернутая пятилитровая бутыль венчает его словно прозрачный синий гриб. Подбегаю к нему, просовываю свою стеклянную посудину в полукруглую нишу, жму на кнопку, но это не дает никакого эффекта. Отчаянно надавив на квадратную клавишу еще несколько раз, понимаю вдруг, что автомат выключен. Сигнальные огоньки не горят. А рядом на стене висит табличка, которую я не заметил вначале: «Ввиду неисправности аппарата, пользуйтесь автоматами, расположенными на других этажах. Администрация больницы искренне просит прощения за неудобства».
Едва не сползаю со стоном на пол. На других этажах… Не медля ни секунды, бросаюсь к лестнице. Распахиваю белые двери с матовыми вставками. Почти скатываюсь вниз по ступенькам. Другой этаж. Такой же холл. Картинка перед глазами прыгает и качается, словно я бегу по палубе корабля, угодившего в шторм.
Вот он автомат с водой. Только на этот раз работающий. Бью по кнопкам и с облегчением слышу журчание льющейся воды. Сейчас, мама. Сейчас….
– Аояги-кун! Что вы здесь делаете? – Вздрагиваю, услышав за спиной знакомый властный голос. Резко оборачиваюсь, уже зная, кого увижу.
Женщина-врач, имя которой я так и не запомнил, собирается сказать что-то еще, но, увидев мое лицо, мой затравленный, дикий взгляд, осекается. Резко развернувшись, вскидывает голову, словно пронзая взглядом потолочные перекрытия до самой маминой палаты. Срывается с места, заставив взметнуться полы белого халата, и бросается к лестнице, оставив меня в оцепенении стоять и сжимать в руке проклятый стакан.
Нет… Нет! Нет! НЕТ!!!
– Стойте!
Я кидаюсь следом, расплескивая на бегу с трудом добытую воду.
– Подождите! Остановитесь! – Взбегаю по лестнице, с верхних ступенек которой доносится быстрый отчетливый стук каблуков. Вылетев на площадку нужного этажа, проклиная все на свете, толкаю двери и выкатываюсь в холл, но женщины-врача там уже нет. Ее стремительный силуэт удаляется все дальше и дальше по коридору, приближаясь к двери маминой палаты. Припускаю следом, спешу изо всех сил, видя перед собой только постепенно вырастающий на глазах фигуру в летящем белом халате. Но даже когда я догоню ее, что смогу сделать? Как объяснить то, что произошло?! Она ведь все равно войдет! Она увидит и услышит!.. Все пропало!
Соби
Дверь захлопывается за Рицкой. Но Аояги-сан даже не замечает исчезновения сына. Словно в трансе она раскачивается на постели, безудержно всхлипывает и повторяет:
– Не получилось! Ничего не вышло! Сеймей…
До чего же все это мерзко… Я подозревал, что нельзя отпускать Рицку одного. Но подобного не ожидал. Эта женщина воистину безумна. И единственное, что нам остается – уйти. Нужно дождаться Рицку, успокоить его и убедить вернуться домой. Здесь уже ничего нельзя исправить.
Под аккомпанемент надрывных рыданий Аояги-сан направляюсь к двери. Лучше перехватить Рицку снаружи. Незачем ему слушать бред своей матери.
– Но почему?.. Почему не получилось? Ведь я сделала все, как ты сказал, Сеймей… Все, как ты сказал!..
Останавливаюсь, словно пригвожденный к полу этими словами. Медленно оборачиваюсь, пронзительно глядя на Аояги-сан. Она сидит на кровати, обхватив себя руками, словно желая закрыться от всего мира, и лишь повторяет: «Почему?.. Почему, Сеймей?..»
Нет…
Все не может быть так, как я только что подумал.
В три шага пересекаю комнату и нависаю над этой женщиной, в последний миг сдержав порыв схватить ее за запястье и рвануть на себя.
– Что у вас должно было получиться, Аояги-сан?! – Мое стремительное движение и резкий вопрос заставляют мать Рицки вздрогнуть и отшатнуться. Увидев ее испуганное лицо, я понижаю голос.
– Что именно у вас не вышло? – с трудом перевожу дыхание. – И причем здесь Сеймей?..
– Агатсума-сан? – она словно только сейчас заметила мое присутствие, даже узнала не сразу. Но ее горе слишком велико. Оно не позволяет ей удивиться или испугаться толком. Глаза вновь заволакивает влажной пленкой. Взгляд проваливается в пустоту. Она смотрит сквозь меня и не видит ничего, кроме оставшихся в прошлом призрачных видений.
– Сеймей… Он… Он сказал, что…
Тут бушующая в ней буря находит выход – словно прорывает плотину. Слова льются неудержимо, она захлебывается ими, мешает с глухими рыданиями, выплескивая на меня события того вечера.
Сеймей приходил. Он дал ей таблетки. Он обещал, что дурной сон, которым стала ее жизнь, закончится, и она проснется. Сможет обнять своих сыновей, которые давно ждут ее, там, далеко, за пределами ее кошмара.
– Не вышло. Ничего не изменилось, – покрасневшие от слез глаза лихорадочно блестят на мертвенно-бледном лице, – я все еще здесь.
Поднимаюсь, с трудом разогнув спину. Сумбурный рассказ Аояги-сан занял полминуты, не более, но мышцы свело судорогой так, словно я, придавленный к земле неподъемным грузом, простоял у ее кровати целый час. И эта ноша все еще давит на плечи. Теперь мне известно, что на самом деле произошло в доме Рицки два дня назад. Хуже того, я верю всему, что сказала эта женщина. От первого и до последнего слова.
Выговорившись, Аояги-сан лишь часто всхлипывает, тупо уставившись в одну точку. Отвернувшись от нее, сделав несколько бесцельных шагов к окну, натыкаюсь на подоконник. Останавливаюсь, невидяще перед собой. Безумно хочется курить. Но рамы наглухо закрыты и забраны снаружи мелкой решеткой, чтобы сделать невозможной попытку сброситься вниз.
Я даже не хочу знать, зачем Сеймею понадобилось убивать свою мать. Его мотивы всегда были за гранью моего понимания. Он не пощадил ни ее, ни Рицку, но просчитался. Аояги-сан жива и помнит приход своего сына до мелочей. Нужно что-то предпринять, пока не вернулись врач и Рицка. Никто не должен видеть последствий ошибки Сеймея. Никто не должен знать…
– Ваш старший сын умер, Аояги-сан, – словно со стороны слышу собственный, лишенный эмоций голос, – вам все привиделось.
– Нет!
Оборачиваюсь, услышав этот яростный крик. Еще секунду назад она сидела, опустошенная и безучастная ко всему на свете, а теперь огрызается, подавшись вперед на кровати, словно готовый к броску зверь. Это отталкивает еще больше.
– Я видела его!.. Он обещал... что мы будем вместе, когда я проснусь! Он обещал!..
Эти растрепанные черные волосы, воспаленные от слез, горящие глаза делают мать Рицки похожей на существо из ада. И я окончательно уверился бы в ее помешательстве, если бы не знал, что это не так.
– Не существует иной действительности, Аояги-сан! Только эта, – слегка повысив голос, твердо говорю я этому дрожащему, как в лихорадке существу, почти утратившему человеческий облик. Назвать ее женщиной я уже не в силах.
– Вам следует смириться с тем, что ваш сын мертв, и перестать изводить себя вымыслами.
– Но Сеймей и правда приходил! Или… – она недобро прищуривается, – или вы считаете меня сумасшедшей, Агатсума-сан?
– Я – нет. Но другие сочтут, – устало присаживаюсь на подоконник. Мать Рицки замолкает – ответ привел ее в замешательство. Видимо, эта мысль ее пока не посещала.
Терпеливо поясняю.
– Если вы скажете, что к вам приходил ваш умерший сын и дал снотворное, вас сочтут безумной. И будут правы. Признайтесь, что вы все выдумали.
– А таблетки?! – она хватается за любую возможность. – Они действительно были! Это не выдумка!
– Тогда во что вам приятнее верить, Аояги-сан?! – резко отвечаю я. – Что вы взяли их в другом месте, или – что ваш собственный сын пытался отравить вас, заставив принять смертельную дозу снотворного?!
Она отшатывается как от удара. Стискивает руками одеяло так, что белеют костяшки пальцев. Сама мысль ей кажется абсурдной. Ни одна мать не сумеет поверить, что ее ребенок может желать ей смерти. Неужели мне удастся убедить Аояги-сан, что приход Сеймея ей только привиделся?
Сейчас она вспомнит, что снотворное ей выписывал врач. Я знаю – нашел тогда на столике возле кровати горку рецептов. Наверняка Аояги-сан забывала принимать эти таблетки. Почти вижу, как складывается в ее голове картинка. Пакетики с белыми пилюлями, в беспорядке валяющиеся в ящиках стола… Если мне удалось убедить эту женщину, что визит Сеймея был лишь болезненной выдумкой, то объяснение остальному она найдет сама.
– А если вы не правы, Агатсума-сан, а прав Сеймей, и все вокруг – фальшивка?
Мать Рицки поднимает голову и ее губы раздвигает измученная, но победная улыбка.
– Ведь в кошмарном сне может происходить что угодно. Это все объясняет. Сеймей говорил правду…
Полный облегчения взгляд Аояги-сан соскальзывает с моего лица. Я прямо чувствую, как крепнет уверенность этой женщины. Словно читаю мысли.
Сеймей не способен причинить ей вред. Это аксиома. Подобного не может быть в реальности. Такое могло привидеться только в дурном сне. А значит все вокруг и правда сон. Фальшивка. Теорема доказана. Аояги-сан нашла ответы на все вопросы. Теперь никто не в силах ее переубедить, как и заставить отказаться от мысли «вернуться в реальность».
И боюсь, я сам подсказал ей выход из положения. Предупредил о подстерегающей опасности. Едва ли Аояги-сан станет рассказывать врачам о Сеймее. Она разыграет раскаяние, чтобы выйти из больницы, а затем вновь повторит попытку. Но на этот раз сделает все наверняка…
Гляжу на нее – Аояги-сан выглядит умиротворенной. Отрешенно спокойной. Она все для себя решила. И я должен сделать выбор, оставить все, как есть или нет. Не я ли той ночью жалел, что вмешался и спас ее? Теперь можно уйти и позволить ей умереть, сохранив при этом тайну Сеймея. Ведь сама Аояги-сан никому ее не выдаст.
Как мне поступить?.. Я помню, как лечил Рицку, убирая синяки и ссадины, оставшиеся после побоев матери, и, на мой взгляд, ему было бы лучше без нее. Но Рицка страстно желает, чтобы его мать осталась жива. Мне не забыть, как той ночью, сжавшись на жестком больничном диване, он шептал, превозмогая навеянный мной сон.
«Я забыл сказать тебе спасибо. Если бы не ты, ее бы не было. Спасибо, Соби.»
Проклятье…
Втянув в себя воздух, поднимаюсь с подоконника. Подхожу к кровати. Безвольная рука Аояги-сан тут же оказывается пойманной в жесткий захват. Моя ладонь с силой сжимает узкое запястье, и мать Рицки невольно вскрикивает от испуга и резкой боли.
– Агатсума-сан! Что вы?!..
Не думая, не сомневаюсь больше, говорю твердо и четко.
– Вы принадлежите мне, Аояги Мисаки-сан. Ваше тело, разум и воля – в моей власти.
Она делает рваный вдох и застывает. Я знаю, что только что руки отказались служить ей. Но это далеко не все. То, что я намерен сделать, выйдет не у каждого Бойца. Только у сильнейшего.
– Вернитесь в тот вечер, когда хотели лишить себя жизни. Вы пришли домой с работы. Занялись приготовлением ужина, но почувствовали себя такой усталой, что присели отдохнуть и заснули. Вспомните об этом, Аояги-сан.
Ее глаза, полные страха вначале, заволакивает туманной дымкой. Я безжалостно вторгаюсь в ее разум, взламываю его, варварски вскрываю, как крышку консервной банки. Я мог бы уничтожить эту женщину, стереть всего парой слов. Ее сознание расшатано до крайности и податливо к воздействию. Она почти безумна и разбивается о мою волю, как волны о каменный причал.
– Во сне вы увидели Сеймея. Он звал вас к себе, и после пробуждения вам стало невыносимо одиноко. Вы поднялись к себе в комнату и приняли разом все прописанные врачом таблетки, которые покупали, но не трогали, надеясь справиться самостоятельно. И теперь вы раскаиваетесь и никогда не совершите подобного вновь. Я запрещаю вам, Аояги-сан. Даже думать об этом запрещаю. Вам все понятно?
Она медленно кивает. Лишенный всякого выражения взгляд устремлен в одну точку. Взгляд растения, своим вторжением я перебороздил ее разум вдоль и поперек – покрыл шрамами. Наверняка это скажется на ней потом, в далеком будущем. Только Жертвы могут вмешиваться в чужое сознание без потерь. Они подбирают к двери ключ. Бойцы же ломают стены. Бойцы грубы.
Останавливаюсь на секунду, задумавшись. Может добавить что-нибудь для Рицки? Например, сделать так, чтобы его мать больше не смела поднимать на него руку. Запретить ей. Но в этот момент слышу приближающийся звонкий стук каблуков по коридору. И далекий крик Рицки: «Подождите! Остановитесь!».
Я не успею.
– Сейчас вы закроете глаза и заснете, Аояги Мисаки. Проснетесь ровно через сутки и вспомните о том вечере только то, что я сказал. Выполняйте!
Она разом оседает на постели, обмякает, словно тряпичная кукла, у которой обрезали нитки. Лицо расслабляется. И тут же дверь распахивается и внутрь врывается запыхавшаяся врач. Смотрит на свою пациентку, потом на меня, этот взгляд мог бы сжечь дотла.
– Что тут происходит?! – отрывисто спрашивает она, склоняясь к Аояги-сан, быстрым профессиональным движением проверяя зрачки и ощупывая пульс на шее.
Выпустив безвольную сухую руку, я отхожу в сторону, чтобы не мешать, и отвечаю на вопрос.
– Аояги-сан внезапно заплакала, а потом потеряла сознание. Должно быть, нервное.
– Позвольте мне самой делать выводы! – сурово обрывает меня женщина-врач, нашаривая рукой кнопку на вделанной в стену, незаметной панели. – Я ведь предупреждала вас!
В палату со всех ног вбегает Рицка. Резко тормозит, словно наткнувшись на невидимую преграду. Тяжело дыша и ничего не понимая, он смотрит на нас круглыми от волнения глазами. В руке зажат стакан, на дне которого покачиваются остатки воды. Видимо, остальное расплескалось по дороге.
– Уходите, – устало, но твердо требует женщина-врач, – ваше посещение закончено.
***
Никто не мешал нам покинуть больницу. В полном молчании мы вышли из дверей и так же, не разговаривая, дошли до автобусной остановки.
Сосредоточенно глядя под ноги, Рицка брел по асфальтовой дорожке, не замечая никого вокруг. И я не решался отвлечь его от мыслей. Но как бы мне хотелось знать, о чем он сейчас думает.
– Что ты с ней сделал, Соби?
– Что? – Останавливаюсь, понимая, что Рицка глядит на меня в упор. Без угрозы, но хмуро – сверлит глазами мое лицо.
– Я спросил, что ты сделал?! – он повышает голос и резко взмахивает рукой, указывая в сторону больницы.
– Когда я уходил, мама плакала, а когда вернулся – она лежала без сознания. Что ты там творил, пока меня не было?!
– Ничего.
Он осекается, услышав такой простой ответ. Недоверчиво сдвигает брови.
– Ты врешь, – констатация факта.
– Ничего дурного, Рицка, – примирительно улыбнувшись, протягиваю руки, желая обнять его, но он словно специально не замечает этого. Все так же стоит и буравит меня взглядом, желая понять, что кроется за этими словами. Но так и найдя ответа, сдавшись, роняет голову.
– Значит, что-то ты все-таки сделал, – ни к кому не обращаясь, шепчет Рицка. Я, наконец, обнимаю его. Прижимаю к себе, склоняясь сверху, касаясь носом волос и надеясь лишь, что Рицка не оттолкнет меня сейчас.
Не отталкивает. Наоборот, прижимается теснее. Маленькие руки скользят вверх по спине. Он поводит щекой по свитеру, затем невесело хмыкает:
– Ничего дурного, да? У тебя, насколько я помню, всегда были неправильные представления о дурном.
– Не в этот раз, Рицка.
Он зажмуривается, чтобы не заплакать. Темные Ушки никнут. Он не хочет обсуждать то, что произошло в палате до моего вмешательства. А потому говорит лишь о том, что было после. Потому что молчать невозможно.
– Похоже, врач на нас здорово разозлилась.
– Все будет хорошо, – осторожно глажу его по волосам. – Твоя мать очнется и все будет лучше, чем прежде.
Худенькие плечи чуть вздрагивают в моих объятиях, сдавленный всхлип прорывается наружу, вопреки попыткам держаться. И все же он спрашивает, шепотом.
– Ты так думаешь?
– Я обещаю.
Рицка вздергивает подбородок, чтобы увидеть мое лицо. Я смотрю на него со всей серьезностью, на какую способен. Он должен мне поверить. Чтобы суметь пережить это утро, чтобы двигаться дальше.
Верит. Огромные, темные глаза закрываются. Из уголков выскальзывают две одинокие слезинки. Спешат вниз по щекам.
– Хорошо. Пусть будет так, Соби.
Осторожно стираю оставленные слезами влажные дорожки. Наклонившись, целую Рицку в лоб и вновь прижимаю к себе. Мы так и стоим, обнявшись, посреди тротуара. Но возле больницы вид плачущего мальчика, которого обнимает другой молодой человек, возможно старший друг, не вызывает у прохожих интереса. Разве что отчужденное сочувствие. В жизни случается всякое.
– Что ты намерен делать сейчас? Вернемся домой?
– Нет, я в школу пойду, – отстранившись, Рицка в последний раз хлюпает носом. Сердито вытирает лицо ладонями. – Тебе ведь тоже надо в Университет, так?
– Так, Рицка, – печально улыбаясь, наблюдаю за тем, как он приводит себя в порядок. От души сморкается в найденный в кармане мятый носовой платок.
Я мог бы настоять на том, чтобы остаться с ним. Впереди нас ждет поединок с Карателями, и, если верить информаторам Сеймея, он должен состояться сегодня. Нам лучше не разлучаться. Но если я начну напрашиваться сопровождать Рицку, у него могут появиться вопросы. А я не имею права выдавать, что мне известно о предстоящей битве.
Значит, лучше оставить все, как есть. Я позову Рицку, когда придет время.
Автобус неспешно подходит к остановке, и Рицка, бросив на распахнувшиеся двери неприязненный взгляд, идет в его сторону.
– Пока, Соби, – небрежно бросает он, ловко заскакивая на ступеньку автобуса. Я делаю шаг следом, чтобы проводить, но на самом деле мне хочется поехать с ним.
– Тебе в другую сторону, не забыл? – он пытается шутить. Губы двигаются, расползаясь в улыбке, обнажая зубы. Но глаза остаются серьезными, печальными. Рицка готов принять на веру мои слова о том, что все будет лучше, чем прежде. Но разве раны, которые оставили в его душе последние дни, от этого исчезнут?
– До встречи.
Двери с тихим шипением закрываются. Автобус трогается с места. Я смотрю вслед.
Кому бы ни предназначался твой удар, Сеймей, он пришелся по Рицке. Надеюсь, не это ты ставил своей целью. Но еще немного – и я начну сомневаться.
Автобус скрывается из виду, я остаюсь один.
Невольно встряхиваю головой, отгоняя непрошеные мысли. Сейчас следует сосредоточиться на другом. Впереди встреча с Карателями. Я должен быть готов.
***
Я почувствовал их еще на подступах к Университету. Тяжелый, пронзительный звон накрывал огромную площадь. Струился по аллеям, между ухоженными корпусами факультетов, ровными импульсами расходился в стороны, наполняя собой улицы. Каратели не скрывались, они ждали меня. Открыто заявляли о своем присутствии, демонстрируя доступную им силу. Впечатляюще. Думаю, если где-то в округе случайно находятся другие Бойцы, у них закладывает уши. Мощь сигнала так велика, что это вызывает физическую боль. Голова раскалывается...
Смежив веки, стою на перекрестке возле горящего зеленым светофора. Потоки людей струятся в обе стороны, навстречу друг другу. Сотни ног меряют покрытый белой разметкой асфальт проезжей части. Шум машин сливается в единый гул, прерываемый отрывистыми гудками. Но и они не способны заглушить разливающийся в воздухе оглушительный трезвон. Теперь я знаю, что чувствовали те, кому доводилось сталкиваться со мной. Сигнал подобной поражающей мощи и впрямь болезненная вещь.
Двинувшись с места, вливаюсь в общий поток. Смешавшись с торопливо семенящей вдоль рядов ждущих машин человеческой массой, пересекаю широкую улицу под мигающий сигнал светофора. Взлетаю на поребрик пешеходной зоны. За спиной плотные потоки машин, схлестнувшись, рвутся мимо друг друга, делая улицу абсолютно непроходимой. Впереди за небольшой площадью виднеются гостеприимно распахнутые ворота Университета. Каратели где-то внутри. Ждут. Они убеждены, что я непременно приму их приглашение? Приятно было бы думать, что Семь Лун настолько хорошего мнения обо мне…
Что ж, я иду – вы слышите? Резкий импульс выстреливает в пространство, широкими кругами расходясь во все стороны далеко за пределы парковой зоны. Теперь они знают, что я здесь и не намерен скрываться. Вызов принят.
И становится тихо. В этой тишине я иду по ухоженным дорожкам, сопровождаемый лишь шелестом листвы, хрустом гравия под подошвами ботинок и звуками далеких разговоров припозднившихся студентов.
Каратели должны были выбрать для Поединка самое уединенное место, так что я, скорее всего, знаю, где их искать. Сворачиваю на боковую аллею. Надо бы, конечно, позвонить Рицке, но прежде мне хочется увидеть, с кем нам предстоит иметь дело. Я должен сам взглянуть на Карателей, перед тем как позову его.
Нахожу их там, где и ожидал – на берегу небольшого декоративного пруда, укрытого тенью склонившихся к воде деревьев. Это место предназначено для отдыха, и едва ли здесь можно встретить кого-нибудь в столь ранний учебный час. Или же я ошибаюсь?
Вместо ожидаемой мной Пары на скамейке рядом с круглым, словно тарелка, озером скромно расположились три невысокие женщины в одинаковых белых кимоно. Изысканный орнамент струится по шелковой ткани, гармонируя с широким поясом-оби более темного оттенка. Волосы собраны в совершенно идентичные сложные прически, часть длинных прядей свободно ниспадает на спину. По краям скамейки и позади нее замерли трое похожих на телохранителей высоких мужчин в темных костюмах. Итого шестеро. Что это значит? Семь Лун решили пойти против правил и выставили на поединок три пары против одной?
Заслышав шаги, сопровождающие дам мужчины как один поворачивают голову в мою сторону, и, несмотря на темные очки, скрывающие глаза, я замечаю фантастическое сходство между ними. Их напарницы остаются сидеть неподвижно, устремив взгляд перед собой, но и они похожи словно капли воды. Нет ни единой черты, которая позволила бы отличить их друг от друга. Тут я понимаю одну невероятную вещь – это не просто сходство. Они близнецы. Женщины явно рождены здесь, в Японии. Их спутники, возможно, откуда-то из европейской части континента, но вместе все шестеро составляют одно целое и объединены общим Именем. Так это и есть главное оружие Семи Лун? Каратели…
– Я говорила, что он придет сам.
– Ты не заставил нас разыскивать тебя, Beloved. Это приятно, – произносят совершенно одинаковые мелодичные голоса. Три Жертвы – а то, что эти похожие на призраков изящные женщины в кимоно – Жертвы, ясно без слов – одновременно поднимаются со скамейки, поворачиваясь в мою сторону.
– Мы ожидали, что с тобой будет младший Аояги. Где Loveless?
– Здесь его нет, – сухо отвечаю, собираясь с мыслями. Происходящее выходит за рамки любых ожиданий. Напоминает галлюцинацию.
– Я еще не решил, стоит ли ради вас отвлекать его от дел.
– О-о, вот ответ истинного Бойца, – смех у этих бестий словно колокольчик. – Что же, ты вскоре убедишься, что все более чем серьезно.
Это уже и так ясно. Всем своим видом Каратели излучают непоколебимую уверенность в собственных силах. Они так спокойны, почти расслаблены – ни капли сомнения в своей власти над ситуацией.
Молча достаю пачку с сигаретами и прикуриваю одну из них. Шестеро Стражей… Какой может быть их Связь? Должно быть, она напоминает многоугольник, где каждый угол связан с остальными – много… много нитей. Если общее имя позволит им вместе войти в систему, то это совершенно не напоминает шутку. Я не в состоянии представить какой мощью может обладать их объединенный удар. И насколько серьезным будет урон, нанесенный Жертве – оковы от атаки подобной силы ее просто сомнут. Такое способен выдержать не каждый взрослый Агнец, что говорить о подростке? На что ты рассчитывал, Сеймей, когда отдавал мне свой приказ?
– Ты можешь призвать свою Жертву, Beloved, – милостиво произносит одна из… я их совсем не различаю. – У нас достаточно времени. Мы подождем.
– В этом нет нужды, – приняв решение, снимаю очки и убираю их в карман сумки. Нехорошо усмехаюсь. – Пожалуй, и одного меня будет достаточно, чтобы как следует потрепать ваши красивые одеяния.
– Как грубо, – в притворном огорчении вздыхает та, что справа.
– Пустое бахвальство, – отстраненно произносит стоящая слева.
– Нам приказано привести вас обоих – живыми или мертвыми, – доверительно сообщает третья из них, пропустив укол мимо ушей. – Это бессмысленно, Beloved. Мы, так или иначе, найдем младшего Аояги. Послушай совета и вызови его – подумай о себе.
Сомневаюсь, что они успеют добраться до Рицки. Сеймей не позволит этому случиться.
– Можете не стараться. Меня устраивает то, что моя Жертва далеко отсюда.
Одна из женщин насмешливо приподнимает изящные брови.
– Как будет угодно. Начинаем!
– Еще нет.
Она замолкает, непонимающе глядя на меня.
Затягиваюсь, наслаждаясь тем, как горький ментоловый дым наполняет легкие. Затем выкидываю сигарету. Быть может, эта была последней. Достаю телефон и, раскрыв, выключаю – синяя бабочка на экране гаснет.
Отбрасываю в сторону ненужную больше сумку.
– Можем начинать.
– Загрузка системы!
Разверзшаяся вокруг Карателей антрацитовая мгла стремительно пожирает траву, аллеи, деревья и кусты. Земля и небо растворяются в необозримом мраке системы.
На миг прикрываю глаза, чтобы мысленно попрощаться. Прости меня, Рицка. Прости за все.
Рицка
Это чувство не спутать ни с чем. Я запомнил его на всю жизнь, когда впервые ощутил внутри эти тревожные волны. Тело словно превращается в арфу, и кто-то невидимый проводит рукой по струнам, но вместо звука приходит дрожь. Физическое ощущение. Соби только что загрузил боевую систему. Без меня…
Словно очнувшись от тягостного сна, в котором пребывал с момента ухода из госпиталя, растерянно моргая, обвожу глазами класс. В нем стоит тишина, слышно только, как шелестят ручки. Тамино-сенсей выдала нам самостоятельное задание и вышла ненадолго. Однако и без нее в классе тихо – все заняты делом. Над дверью мерно тикают часы. Отщелкивают секунды. Секунды боя...
Какого черта!!! СОБИ!!!
Схватив сумку, перепрыгиваю через парту и, промчавшись по узкому проходу между столами, вылетаю за дверь. Она с силой ударяет о косяк за моей спиной. Все происходит так быстро, что вслед мне несутся испуганные девчачьи возгласы. Я напугал кого-то... Среди общего всплеска, различаю тонкий голосок Юико: «Рицка-кун! Куда ты?!». Впрочем, я тут же забываю о ней. Обо всем! Несусь по коридору, делая резкую отмашку локтем, зажав подмышкой непонятно зачем прихваченную сумку. На бегу достаю телефон. Ну, Соби!.. Дай мне только добраться до тебя, узнаешь, как обещания нарушать!
Вызов номера длится пару секунд, но мне и этого хватает, чтобы разозлиться до предела. Но то, что происходит потом, заставляет резко затормозить. Из трубки вместо привычных гудков слышится только: «Аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Вы можете оставить сообщение после…». Опускаю телефон. Набираю номер снова. Затем еще раз! Так словно телефон Соби может ожить лишь от моего желания. Он отключил свой сотовый! Само по себе это не лезет ни в какие рамки!.. Что, черт возьми, происходит?!
Вновь бросаюсь бежать. Добравшись до конца коридора, выскакиваю на лестницу. Скатываясь вниз по ступенькам. Запихиваю под рубашку прыгающий на груди, бесполезный мобильник, мысленно проклиная Соби. У него должны быть очень веские причины, чтобы вытворять такое! Хотя я и не хочу, чтобы так было. Веские причины, в случае с Соби, означают крупные неприятности.
Неразборчиво шиплю сквозь зубы, хватаясь за поручень на поворотах и даже не сбавляя скорости, чтобы выиграть лишние секунды. В груди липкой змеей сворачивается страх. Лестница прыгает перед глазами. Слишком долго – да, когда же кончатся эти ступеньки?! Спустившись, наконец, на первый этаж, врываюсь в школьный холл. Парочка старшеклассников, вздрогнув, спешит убраться с моей дороги. Пулей пролетаю мимо, толкнув ладонями входные двери, выбегаю во двор. Яркий свет слепит глаза. Зажмуриваюсь. Хорошо, что сейчас мне не нужно зрение. Я все равно доберусь до тебя, Соби! Хочешь ты того или нет!
Школьные ботинки стучат по мощеной дорожке – для меня ее не существует. Есть только темнота под веками. Есть только мое яростное желание коснуться Соби. Он – моя цель. Он рядом, стоит только протянуть руку! Я уже проделывал этот фокус однажды и смогу сделать это еще раз! Я смогу… Тянусь сквозь призрачное пространство. Подошвы ног перестают чувствовать землю. Я иду, Соби… Я уже на месте…
Слепо рвусь вперед, но хватаю лишь пустоту. Словно в замедленной съемке погружаюсь в непроницаемый, молочный туман и, будто сорвавшись с обрыва, проваливаюсь в эту белую взвесь. Лечу вниз, раскинув руки, как нелепая птица.
Открыв глаза, понимаю, что лежу на земле. Щека зудит от соприкосновения с асфальтом, и горят рассаженные колени. Я даже не помню, как упал.
У меня не вышло! Но почему?.. Я споткнулся? Может, врезался во что-то? В забор?
Сажусь, оглядываясь вокруг. Я даже не успел добежать до ворот. Они высятся в трех метрах впереди.
Это он меня не пустил, вспыхивает в голове догадка. Сам Соби. Ожидал, что я начну прорываться ему на помощь или почувствовал – не важно. Он оттолкнул меня... Как такое вообще может быть?!
Наклонившись вперед, со всей силы бью кулаком об асфальт. Рука взрывается болью, но это не помогает. Не избавляет от страха, что скручивает все внутри. И эта ярость отчаяния, что смешивается с моей паникой, мешает мне думать. Думай, черт возьми! Думай, что еще ты можешь сделать!
– Какая встреча. Привет, Рит-тян!
Услышав этот голос, знакомый до боли голос, с вкрадчивыми, насмешливыми интонациями, я прыжком вскакиваю на ноги. Не веря себе, медленно поворачиваюсь, хотя знаю, кто сейчас стоит за моей спиной.
Не может быть... Только не он! Нет…
Продолжение в комментариях...
Осколки целого.Chapter XX Hapless
Осколки целого.
Соби
– Рицка, тебе совсем необязательно самому этим заниматься.
Вместо ответа слышится обиженное «Ой!». Как я и ожидал, он все-таки обжегся. Досадливо выругавшись, засунул в рот пострадавший палец. Посасывая его, Рицка подозрительно косится на меня, ожидая насмешки, но, так и не найдя ее на моем лице, упрямо возвращается к тому, что делал.
Тихонько вздохнув, натягиваю через голову черную водолазку. Собираю в хвост волосы, слушая доносящееся из другого конца комнаты сосредоточенное сопение. До чего же Рицка упрямый…
Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу возле встроенной в шкаф гладильной доски, он уже минут пять деловито елозит по ней утюгом, мучая свои школьные брюки. С горем пополам выглаженная рубашка накинута на плечи. В белье, носках, вкупе с торопливыми попытками соорудить на нижней части форменного костюма сносные стрелки, Рицка являет собой умилительную, почти кукольную пародию на холостяцкий быт. Если бы при этом он еще не опаздывал в школу…
– Может, мне все-таки помочь тебе?
...Он, наконец, отвечает. Преувеличенно бодро.
– Спасибо, Соби, я сам как-нибудь справлюсь. Надо же когда-то этому учиться.
Нервно слизнув выступивший над верхней губой пот, Рицка хмуро оглядывает плоды своих трудов. Стрелки на брюках отказываются становиться прямыми. Не желают, как положено, сливаться со складками у пояса: двоятся, обрастая некрасивыми заломами. Снова придется переглаживать.
– Просто у тебя осталось мало времени. Если быть точным… – незаметно смотрю на часы, – ты должен был выйти из дома десять минут назад.
– Я уже почти закончил! – чуть ли не выкрикивает он, с трудом тягая тяжелый утюг по неподатливой темной ткани. – Не отвлекай меня, пожалуйста.
– Как скажешь, – спрятав улыбку, отворачиваюсь.
Настойчивость Рицки понятна. Когда он гостил у меня во время каникул, то позволял ненавязчиво брать на себя подобные мелкие хлопоты, и я без труда справлялся за нас обоих. Тогда моя забота не смущала Рицку. Она была временной. Ведь, спустя определенный срок, он должен был вернуться в свой дом, где за вещами, по его словам, всегда ухаживала Аояги-сан. Это было таким же непреложным законом, как и то, что солнце каждый день встает на востоке. Случившееся с матерью Рицки предоставило его самому себе, выбило почву из-под ног. Неприкаянный и неумелый, словно выпавший из гнезда птенец, Рицка почувствовал, насколько беспомощен. И это чувство ему не понравилось. Оставшись наедине с собственной жизнью, он решил начать строить ее с мелочей.
Но в этот раз слегка перестарался.
– Может, попрактикуешься на выходных, когда не нужно будет никуда торопиться? Готов отдать в твое распоряжение все белье, что накопится к тому моменту.
Рицка вяло хмыкает, оценив шутку, а затем все-таки сдается. Руки замирают. Отставив утюг, он опирается ладонями о поверхность гладильной доски и устало роняет голову.
– Ладно, Соби. Сделай уже что-нибудь с этими штанами. Смотреть на них больше не могу.
– Хорошо.
Слегка потеснив Рицку, занимаю его место. Развернув брюки, сбрызгиваю ткань из ручного пульверизатора и начинаю терпеливо разглаживать кривые борозды, оставшиеся после неуклюжих манипуляций детских рук. Затем, сложив штанины одну к другой, несколькими движениями утюга вывожу на брюках так невзлюбившие Рицку стрелки.
Стоя рядом, он насуплено наблюдает за моими действиями.
– Ловко у тебя выходит, – произносит с ноткой тоскливой зависти в голосе.
Покосившись на него, изо всех сил стараюсь остаться серьезным.
– Спасибо.
Мобильный телефон Рицки издает приглушенный звон в кармане портфеля. Простая, грустная мелодия струится по комнате. Удивленно отыскав глазами свою школьную сумку, Рицка идет к ней. Достает сотовый, раскрывает и растерянно всматривается в экран – должно быть, номер ему незнаком. Затем он словно вспоминает о чем-то, меняется в лице и быстро подносит трубку к уху.
– Алло! Это Аояги Рицка! Я слушаю!..
Отставив утюг в сторону, смотрю, как он начинает ходить взад вперед по комнате. Затем резко останавливается, сосредоточенно глядя перед собой. Из трубки урывками доносится монотонный голос, устало-равнодушный, словно записанный на пленку.
«Хотим уведомить вас…», …«критический период миновал, состояние пациентки стабильное»… «время посещений….»
Выслушав монолог диспетчера до конца, Рицка нескладно благодарит, затем прижимает телефон к груди, даже забыв выключить. Из трубки слышатся отрывистые короткие гудки, но Рицка их не замечает – смотрит на меня расширенными, горящими глазами.
– Она очнулась. Соби, мама очнулась!
– Вот как? Рад за тебя, – спокойно возвращаюсь к прерванному занятию. – Вот видишь, все в порядке. Надо было лишь немного подождать.
Стиснув в руке жалобно пикающий сотовый, Рицка стоит посредине комнаты, потом бросается ко мне и прямо из-под утюга вытаскивает только что доглаженные брюки. Начинает торопливо пропихивать ноги в штанины, морщится, обжигаясь о горячую ткань.
Слегка хмурясь, наблюдаю, как Рицка поспешно застегивает рубашку.
– Что ты собрался делать?
– Я еду в больницу, – он уже вдевает ноги в кроссовки.
Отключив утюг, складываю доску и убираю ее в шкаф.
– Ты ведь слышал, часы для посетителей в больнице вечером.
– Ну и что! – схватив сумку, Рицка бросается к выходу. Оборачивается почти на пороге:
– Мне плевать, когда у них эти «часы»! Я должен увидеть маму! Должен убедиться!.. – он сглатывает, умолкая на полуслове, потом упрямо встряхивает головой. – Я хочу своими глазами увидеть, что с ней все в порядке.
Резко развернувшись, Рицка вылетает за дверь, собираясь припустить вниз по лестнице.
– Постой.
Ухватившись рукой за дверной косяк, он тормозит на первой ступеньке, недоуменно оглядываясь назад.
– Не торопись, – подхватив с пола свою сумку, достаю из кармана ключи от дома. – Я пойду с тобой.
Рицка
– Надеюсь, вы понимаете, что сделанное для вас исключение противоречит уставу больницы, – чинно вышагивающая впереди нас темноволосая женщина в строгом врачебном костюме недовольно сдвигает брови. – Мы не должны допускать к пациентам посетителей раньше, чем будет проведен полный осмотр.
– Мы это понимаем, и очень признательны вам за помощь, – безупречно вежливо, в полном соответствии с ролью, отвечает Соби.
Он идет передо мной, следуя за врачом, каблуки туфель которой мерно цокают по плиточному кафелю полупустого, стерильно чистого коридора. Нестройный звук шагов сопровождается гулким эхом. Вокруг светло и тихо. В этот ранний час подопечные госпиталя еще находятся в своих комнатах, чаще всего нам навстречу попадаются люди в форме медицинского персонала. Они с легким недоумением обозревают нашу странную процессию. Замечая эти взгляды, я все ниже опускаю голову, невольно втягивая ее в плечи в попытке отгородиться от происходящего. Даже не вслушиваюсь в разговор между врачом и Соби. Слова едва касаются сознания. Кажется, Соби вновь ее благодарит. Мне бы тоже следовало сказать спасибо, но вместо этого я молча семеню следом, угрюмо уставившись в пол. Лишь изредка напряженно вглядываюсь в конец коридора, где находится мамина палата. Она ближе с каждым шагом, но все равно я чувствую себя подавленным, стыдясь того, как все получилось. И идущий передо мной Соби поджимает губы, спиной ощущая мое недовольство. Вот только недоволен я не им, а собой.
Ожидание автобуса превратилось в пытку. Нетерпение заставляло беспокойно мерить шагами остановку. Соби стоял рядом и курил, не уговаривая меня угомониться и прекратить бродить взад-вперед. Хотя его невозмутимость и действовала успокаивающе, я был слишком взвинчен, чтобы взять себя в руки и перестать метаться. В голове не осталось места ни для чего, кроме мыслей о маме.
Мы довольно быстро добрались до больницы. Проследовали к центральному входу сквозь ухоженный безлюдный парк. Вокруг стояла непривычная тишина. Начало девятого утра – на аллеях ни души, и лишь возле самых дверей, санитары закатывали в одну из выстроившихся в ряд машин скорой помощи пустые носилки. Мы приехали в неурочное время. Но, чем ближе подходили в больнице, тем быстрее таяла моя уверенность в том, что нам удастся попасть в мамину палату. К тому моменту как я коснулся длинной никелированной ручки двери, надежда превратилась в свою полную противоположность. Я был уверен, что нас не пропустят. И потому, прокравшись в полупустой вестибюль, чуть ли не бегом кинулся к лестницам, мимо стойки регистрации, рассчитывая проскочить под самым носом у дежурящей за ней медсестры. Не удалось. Задремавшая было за полукруглым бюро девушка-практикантка с бейджем на лацкане белоснежного халата, встрепенулась, и в спину мне ударил ее удивленный оклик. Вынудил замедлить шаги. Вначале я был готов без раздумий рвануть вверх по лестнице, но идущие мне навстречу служащие больницы уже обратили на нас внимание – их взгляды, словно канаты, удержали меня на месте. Медсестра торопливо выбиралась из-за стойки. Подойдя ближе, осведомилась, что нам нужно. И тогда я повел себя не лучшим образом. По детски. Вместо того чтобы нормально объяснить, кто мы и зачем пришли, начал требовать, чтобы нас пропустили. Кричал, что хочу видеть маму, упрямо стискивал кулаки…
Я довел бедную практиканту до отчаяния… Она совершенно растерялась. Вызвали дежурного врача. Им оказалась та самая властная женщина, что сейчас шла рядом. Она выслушала мой отчаянный монолог, разбавляемый короткими комментариями Соби. Оглядела нас. Должно быть, мы выглядели очень странно вместе. Соби был совершенно спокоен. Его сдержанные, взвешенные фразы сильно контрастировали с моими путанным объяснениями, взъерошенным видом и мольбой в глазах. Я почти готов был умолять эту женщину, чтобы она отвела нас к маме. С трудом сдерживал слезы… Следовало бы взять себя в руки и попытаться использовать свой дар Жертвы: постараться убедить врача, оплести словами и заставить согласиться. Но в тот момент я был жалким, отчаявшимся комком нервов и не мог даже связно думать, не то, что искать нужные слова. Я ощущал себя косноязычным. Казалось – бьюсь головой о каменную стену…
Завершив свой осмотр, женщина-врач произнесла так сурово, словно выносила вердикт.
– Только на пять минут. В порядке исключения. Организм пациентки пережил сильный стресс, мы не можем рисковать ее здоровьем.
Нас пропустили. Но, шагнув следом за врачом в лифт, я ощутил себя совершенно опустошенным. Выдохся. Напряжение последних минут сделало свое дело. И даже радость от близкой встречи с мамой притупилась из-за досады на свое детское поведение. Сеймей не стал бы кричать и размахивать руками. Он бы нашел нужные слова. Он всегда был убедительным.
– Это здесь.
Она останавливается, поворачиваясь к нам лицом. Словно из сна выныриваю из мыслей и, не успев затормозить, на полном ходу впечатываюсь в спину Соби. Тот, не дрогнув, выдерживает удар. Виновато прижав Ушки, становлюсь рядом с ним и ловлю на себе полный сомнения взгляд врача. Кажется, она уже вовсе не рада тому, что, сжалившись, позволила нам прийти сюда.
– Итак, повторю еще раз. Аояги-сан нельзя волновать. Никаких раздражителей. Ведите себя спокойно.
Она произносит это, глядя на Соби, и все же ее слова заставляют покраснеть, словно сказанное обращено именно ко мне.
Женщина-врач берется за ручку двери, поворачивает и легонько толкает. Треугольный клин солнечного света падает в коридор и рассеивается под искусственными лучами люминесцентных ламп.
Мы заходим внутрь. Я переступаю порог последним, ощущая, как быстро становятся мокрыми ладони. Сердце тяжело ударяет о грудную клетку.
Мама сидит на постели, положив худые руки поверх одеяла. Прямые черные волосы прядками лежат на плечах, выделяясь на белом хлопке простого больничного халата.
Она… видит меня…
– Аояги-сан, к вам посетители… – с мягкой жизнерадостностью в голосе произносит врач, но мама ее будто не слышит. Мраморно-бледные губы вздрагивают, мне кажется, она произносит мое имя. Затем, словно оживает. Глаза вспыхивают так ярко, что хочется зажмуриться. Она подается ко мне, протягивает руки.
– Рицка! Ты пришел. Мой Рицка…
Я делаю вперед шаг. Другой… В ушах стоит ватный гул. Этот сияющий радостью взгляд и улыбка – я с трудом верю, что все это мне, но бросаюсь к маме, почти падаю в объятья, обмирая от щемящей нежности.
– Рицка, – шепчет она. Гладит меня по Ушкам, покрывает частыми поцелуями волосы, пропуская их сквозь пальцы. Зажмурившись, отрывисто выдыхаю, уткнувшись в ее плечо. Не в силах выдавить ни слова. В голове все перепуталось. Я забыл, где я, кто еще со мной в этой комнате, – растворился в тепле ее рук. В этом негромком ласковом шепоте:
– Рицка… Мой Рицка… Наконец-то…
И даже трудно дышать. Ком в горле.
– Пожалуй, я дам вам чуть больше времени, – словно на другом краю вселенной произносит смягчившийся женский голос. Затем дверь бесшумно затворяется. Врач выходит, давая нам возможность побыть наедине. Соби остается в комнате, застыв у стены, как безмолвное изваяние.
Мама еще крепче сжимает меня в объятиях, потом отстраняется, обегая жадным взглядом мое лицо. Вид у нее безмятежный и счастливый. Она улыбается. Я так давно не видел ее такой. Можно сказать, никогда.
– Я так рада, Рицка, – она проводит кончиками пальцев по моей щеке, затем смотрит на дверь, словно ожидая, что в нее вот-вот войдет кто еще.
– А Сеймей не с тобой? – она переводит на меня полный нежности взгляд. – Когда он придет? Я так сильно по нему соскучилась.
Наверное, если бы она внезапно ударила меня… Но удар пришел изнутри. Сердце ткнулось в ребра и сжалось так, что сделалось больно. И жутко... Холод сковал все в груди и побежал по венам.
– О чем ты, мам? – кровь застучала в висках. Отрывистое, частое биение…
– Сеймей, – терпеливо пояснила она, не спуская с меня сияющих глаз, – когда он придет?
Мама легко взъерошила мои волосы, но я почти не ощутил прикосновения. Застыл, как деревянный истукан. А она продолжила говорить, так же радостно и беззаботно.
– Меня так долго не было с вами. Наверное, вам обоим так много нужно мне рассказать. Он сказал, когда придет навестить меня, Рицка?
Наполненный солнечным светом мир вокруг померк и комната словно поплыла… исчезла. Остался только я и озаренное любовью мамино лицо напротив.
– Он умер, мама.
Она не сразу осознала смысл моих слов. Затем ее лицо застыло, медленно превращаясь в гипсовую маску. Я видел, как меняется выражение глаз. Как гаснет золотое сияние радости, как из них уходит жизнь…
– Когда? – дрогнув голосом, спрашивает она. Словно узнала об этом только сейчас.
– Почти год назад! Мама!.. – Привстаю на постели, но она отшатывается, глядя на меня почти с ужасом. Моя протянутая к ней рука бессильно повисает.
И кружится голова. Я проваливаюсь. Проваливаюсь в пропасть.
– Ты – Рицка? – тонко и отчаянно выкрикивает мама. – Ты мой Рицка?!
– Нет, – не могу солгать, но тут же жалею о сказанном. Ее лицо словно сводит судорогой. Взгляд становится бессмысленным, безумным!.. Отвернувшись, она слепо смотрит в пустоту перед собой, я вижу только бледный заострившийся профиль.
– Не получилось… – шепчет мама. Плечи мелко вздрагивают. – У меня не вышло!
Обхватив себя руками, она со стоном наклоняется вперед. Рот приоткрывается, кривится в беззвучном рыдании. Распахнутые, полные горя, глаза лихорадочно блестят на бескровном лице.
– Мама! – Вскочив на ноги, бросаюсь к ней, но хлестнувший в лицо крик заставляет прянуть назад.
– НЕ ПРИКАСАЙСЯ КО МНЕ!
Попятившись, врезаюсь бедром в прикроватную тумбочку, чуть не скинув стоящий на ней пустой стакан. Его дребезжание сливается с маминым криком. Почти оглушенный им, каменею, совершенно растерявшись, лишь краем глаза замечаю смазанное движение справа. Еще мгновение – и Соби закроет меня собой, загородив от бьющейся на кровати женщины, вдруг из любящей матери, превратившейся в беснующегося демона.
– Нет!
Мой отчаянный вскрик останавливает его на середине броска.
У нее истерика. Так и раньше бывало. Я не понимаю, что происходит, но должен это остановить!.. Сейчас придет врач… Нельзя чтобы она застала маму… Чтобы услышала…
В смятении обвожу глазами комнату и вдруг натыкаюсь взглядом на стакан, стоящий тут же, рядом на тумбочке.
Вода!
– Я принесу воды! – схватив стакан, бросаюсь к выходу. – Подожди мама! Я сейчас!
Ударяюсь всем телом о дверь, но она не поддается. Лишь спустя секунду понимаю, что она открывается внутрь. Дернув дверь на себя, вываливаюсь в коридор. Тяжело дыша, озираюсь. Автомат с водой я видел в холле, возле лифта. Значит, надо бежать обратно, туда, откуда мы пришли. Сломя голову, несусь по коридору, едва не сбивая с ног обитателей больницы, почти не видя ничего вокруг. Прижимаю к груди стакан, как единственное сокровище. Цепляюсь за него, как за спасательный круг. Хотя сам с трудом понимаю зачем. Разве один стакан воды сможет отменить все, что случилось?
Отметаю эту мысль. Выскакиваю в широкий холл, пролетаю мимо ряда удобных кожаных кресел. Автомат стоит в углу. Простейший бойлер – перевернутая пятилитровая бутыль венчает его словно прозрачный синий гриб. Подбегаю к нему, просовываю свою стеклянную посудину в полукруглую нишу, жму на кнопку, но это не дает никакого эффекта. Отчаянно надавив на квадратную клавишу еще несколько раз, понимаю вдруг, что автомат выключен. Сигнальные огоньки не горят. А рядом на стене висит табличка, которую я не заметил вначале: «Ввиду неисправности аппарата, пользуйтесь автоматами, расположенными на других этажах. Администрация больницы искренне просит прощения за неудобства».
Едва не сползаю со стоном на пол. На других этажах… Не медля ни секунды, бросаюсь к лестнице. Распахиваю белые двери с матовыми вставками. Почти скатываюсь вниз по ступенькам. Другой этаж. Такой же холл. Картинка перед глазами прыгает и качается, словно я бегу по палубе корабля, угодившего в шторм.
Вот он автомат с водой. Только на этот раз работающий. Бью по кнопкам и с облегчением слышу журчание льющейся воды. Сейчас, мама. Сейчас….
– Аояги-кун! Что вы здесь делаете? – Вздрагиваю, услышав за спиной знакомый властный голос. Резко оборачиваюсь, уже зная, кого увижу.
Женщина-врач, имя которой я так и не запомнил, собирается сказать что-то еще, но, увидев мое лицо, мой затравленный, дикий взгляд, осекается. Резко развернувшись, вскидывает голову, словно пронзая взглядом потолочные перекрытия до самой маминой палаты. Срывается с места, заставив взметнуться полы белого халата, и бросается к лестнице, оставив меня в оцепенении стоять и сжимать в руке проклятый стакан.
Нет… Нет! Нет! НЕТ!!!
– Стойте!
Я кидаюсь следом, расплескивая на бегу с трудом добытую воду.
– Подождите! Остановитесь! – Взбегаю по лестнице, с верхних ступенек которой доносится быстрый отчетливый стук каблуков. Вылетев на площадку нужного этажа, проклиная все на свете, толкаю двери и выкатываюсь в холл, но женщины-врача там уже нет. Ее стремительный силуэт удаляется все дальше и дальше по коридору, приближаясь к двери маминой палаты. Припускаю следом, спешу изо всех сил, видя перед собой только постепенно вырастающий на глазах фигуру в летящем белом халате. Но даже когда я догоню ее, что смогу сделать? Как объяснить то, что произошло?! Она ведь все равно войдет! Она увидит и услышит!.. Все пропало!
Соби
Дверь захлопывается за Рицкой. Но Аояги-сан даже не замечает исчезновения сына. Словно в трансе она раскачивается на постели, безудержно всхлипывает и повторяет:
– Не получилось! Ничего не вышло! Сеймей…
До чего же все это мерзко… Я подозревал, что нельзя отпускать Рицку одного. Но подобного не ожидал. Эта женщина воистину безумна. И единственное, что нам остается – уйти. Нужно дождаться Рицку, успокоить его и убедить вернуться домой. Здесь уже ничего нельзя исправить.
Под аккомпанемент надрывных рыданий Аояги-сан направляюсь к двери. Лучше перехватить Рицку снаружи. Незачем ему слушать бред своей матери.
– Но почему?.. Почему не получилось? Ведь я сделала все, как ты сказал, Сеймей… Все, как ты сказал!..
Останавливаюсь, словно пригвожденный к полу этими словами. Медленно оборачиваюсь, пронзительно глядя на Аояги-сан. Она сидит на кровати, обхватив себя руками, словно желая закрыться от всего мира, и лишь повторяет: «Почему?.. Почему, Сеймей?..»
Нет…
Все не может быть так, как я только что подумал.
В три шага пересекаю комнату и нависаю над этой женщиной, в последний миг сдержав порыв схватить ее за запястье и рвануть на себя.
– Что у вас должно было получиться, Аояги-сан?! – Мое стремительное движение и резкий вопрос заставляют мать Рицки вздрогнуть и отшатнуться. Увидев ее испуганное лицо, я понижаю голос.
– Что именно у вас не вышло? – с трудом перевожу дыхание. – И причем здесь Сеймей?..
– Агатсума-сан? – она словно только сейчас заметила мое присутствие, даже узнала не сразу. Но ее горе слишком велико. Оно не позволяет ей удивиться или испугаться толком. Глаза вновь заволакивает влажной пленкой. Взгляд проваливается в пустоту. Она смотрит сквозь меня и не видит ничего, кроме оставшихся в прошлом призрачных видений.
– Сеймей… Он… Он сказал, что…
Тут бушующая в ней буря находит выход – словно прорывает плотину. Слова льются неудержимо, она захлебывается ими, мешает с глухими рыданиями, выплескивая на меня события того вечера.
Сеймей приходил. Он дал ей таблетки. Он обещал, что дурной сон, которым стала ее жизнь, закончится, и она проснется. Сможет обнять своих сыновей, которые давно ждут ее, там, далеко, за пределами ее кошмара.
– Не вышло. Ничего не изменилось, – покрасневшие от слез глаза лихорадочно блестят на мертвенно-бледном лице, – я все еще здесь.
Поднимаюсь, с трудом разогнув спину. Сумбурный рассказ Аояги-сан занял полминуты, не более, но мышцы свело судорогой так, словно я, придавленный к земле неподъемным грузом, простоял у ее кровати целый час. И эта ноша все еще давит на плечи. Теперь мне известно, что на самом деле произошло в доме Рицки два дня назад. Хуже того, я верю всему, что сказала эта женщина. От первого и до последнего слова.
Выговорившись, Аояги-сан лишь часто всхлипывает, тупо уставившись в одну точку. Отвернувшись от нее, сделав несколько бесцельных шагов к окну, натыкаюсь на подоконник. Останавливаюсь, невидяще перед собой. Безумно хочется курить. Но рамы наглухо закрыты и забраны снаружи мелкой решеткой, чтобы сделать невозможной попытку сброситься вниз.
Я даже не хочу знать, зачем Сеймею понадобилось убивать свою мать. Его мотивы всегда были за гранью моего понимания. Он не пощадил ни ее, ни Рицку, но просчитался. Аояги-сан жива и помнит приход своего сына до мелочей. Нужно что-то предпринять, пока не вернулись врач и Рицка. Никто не должен видеть последствий ошибки Сеймея. Никто не должен знать…
– Ваш старший сын умер, Аояги-сан, – словно со стороны слышу собственный, лишенный эмоций голос, – вам все привиделось.
– Нет!
Оборачиваюсь, услышав этот яростный крик. Еще секунду назад она сидела, опустошенная и безучастная ко всему на свете, а теперь огрызается, подавшись вперед на кровати, словно готовый к броску зверь. Это отталкивает еще больше.
– Я видела его!.. Он обещал... что мы будем вместе, когда я проснусь! Он обещал!..
Эти растрепанные черные волосы, воспаленные от слез, горящие глаза делают мать Рицки похожей на существо из ада. И я окончательно уверился бы в ее помешательстве, если бы не знал, что это не так.
– Не существует иной действительности, Аояги-сан! Только эта, – слегка повысив голос, твердо говорю я этому дрожащему, как в лихорадке существу, почти утратившему человеческий облик. Назвать ее женщиной я уже не в силах.
– Вам следует смириться с тем, что ваш сын мертв, и перестать изводить себя вымыслами.
– Но Сеймей и правда приходил! Или… – она недобро прищуривается, – или вы считаете меня сумасшедшей, Агатсума-сан?
– Я – нет. Но другие сочтут, – устало присаживаюсь на подоконник. Мать Рицки замолкает – ответ привел ее в замешательство. Видимо, эта мысль ее пока не посещала.
Терпеливо поясняю.
– Если вы скажете, что к вам приходил ваш умерший сын и дал снотворное, вас сочтут безумной. И будут правы. Признайтесь, что вы все выдумали.
– А таблетки?! – она хватается за любую возможность. – Они действительно были! Это не выдумка!
– Тогда во что вам приятнее верить, Аояги-сан?! – резко отвечаю я. – Что вы взяли их в другом месте, или – что ваш собственный сын пытался отравить вас, заставив принять смертельную дозу снотворного?!
Она отшатывается как от удара. Стискивает руками одеяло так, что белеют костяшки пальцев. Сама мысль ей кажется абсурдной. Ни одна мать не сумеет поверить, что ее ребенок может желать ей смерти. Неужели мне удастся убедить Аояги-сан, что приход Сеймея ей только привиделся?
Сейчас она вспомнит, что снотворное ей выписывал врач. Я знаю – нашел тогда на столике возле кровати горку рецептов. Наверняка Аояги-сан забывала принимать эти таблетки. Почти вижу, как складывается в ее голове картинка. Пакетики с белыми пилюлями, в беспорядке валяющиеся в ящиках стола… Если мне удалось убедить эту женщину, что визит Сеймея был лишь болезненной выдумкой, то объяснение остальному она найдет сама.
– А если вы не правы, Агатсума-сан, а прав Сеймей, и все вокруг – фальшивка?
Мать Рицки поднимает голову и ее губы раздвигает измученная, но победная улыбка.
– Ведь в кошмарном сне может происходить что угодно. Это все объясняет. Сеймей говорил правду…
Полный облегчения взгляд Аояги-сан соскальзывает с моего лица. Я прямо чувствую, как крепнет уверенность этой женщины. Словно читаю мысли.
Сеймей не способен причинить ей вред. Это аксиома. Подобного не может быть в реальности. Такое могло привидеться только в дурном сне. А значит все вокруг и правда сон. Фальшивка. Теорема доказана. Аояги-сан нашла ответы на все вопросы. Теперь никто не в силах ее переубедить, как и заставить отказаться от мысли «вернуться в реальность».
И боюсь, я сам подсказал ей выход из положения. Предупредил о подстерегающей опасности. Едва ли Аояги-сан станет рассказывать врачам о Сеймее. Она разыграет раскаяние, чтобы выйти из больницы, а затем вновь повторит попытку. Но на этот раз сделает все наверняка…
Гляжу на нее – Аояги-сан выглядит умиротворенной. Отрешенно спокойной. Она все для себя решила. И я должен сделать выбор, оставить все, как есть или нет. Не я ли той ночью жалел, что вмешался и спас ее? Теперь можно уйти и позволить ей умереть, сохранив при этом тайну Сеймея. Ведь сама Аояги-сан никому ее не выдаст.
Как мне поступить?.. Я помню, как лечил Рицку, убирая синяки и ссадины, оставшиеся после побоев матери, и, на мой взгляд, ему было бы лучше без нее. Но Рицка страстно желает, чтобы его мать осталась жива. Мне не забыть, как той ночью, сжавшись на жестком больничном диване, он шептал, превозмогая навеянный мной сон.
«Я забыл сказать тебе спасибо. Если бы не ты, ее бы не было. Спасибо, Соби.»
Проклятье…
Втянув в себя воздух, поднимаюсь с подоконника. Подхожу к кровати. Безвольная рука Аояги-сан тут же оказывается пойманной в жесткий захват. Моя ладонь с силой сжимает узкое запястье, и мать Рицки невольно вскрикивает от испуга и резкой боли.
– Агатсума-сан! Что вы?!..
Не думая, не сомневаюсь больше, говорю твердо и четко.
– Вы принадлежите мне, Аояги Мисаки-сан. Ваше тело, разум и воля – в моей власти.
Она делает рваный вдох и застывает. Я знаю, что только что руки отказались служить ей. Но это далеко не все. То, что я намерен сделать, выйдет не у каждого Бойца. Только у сильнейшего.
– Вернитесь в тот вечер, когда хотели лишить себя жизни. Вы пришли домой с работы. Занялись приготовлением ужина, но почувствовали себя такой усталой, что присели отдохнуть и заснули. Вспомните об этом, Аояги-сан.
Ее глаза, полные страха вначале, заволакивает туманной дымкой. Я безжалостно вторгаюсь в ее разум, взламываю его, варварски вскрываю, как крышку консервной банки. Я мог бы уничтожить эту женщину, стереть всего парой слов. Ее сознание расшатано до крайности и податливо к воздействию. Она почти безумна и разбивается о мою волю, как волны о каменный причал.
– Во сне вы увидели Сеймея. Он звал вас к себе, и после пробуждения вам стало невыносимо одиноко. Вы поднялись к себе в комнату и приняли разом все прописанные врачом таблетки, которые покупали, но не трогали, надеясь справиться самостоятельно. И теперь вы раскаиваетесь и никогда не совершите подобного вновь. Я запрещаю вам, Аояги-сан. Даже думать об этом запрещаю. Вам все понятно?
Она медленно кивает. Лишенный всякого выражения взгляд устремлен в одну точку. Взгляд растения, своим вторжением я перебороздил ее разум вдоль и поперек – покрыл шрамами. Наверняка это скажется на ней потом, в далеком будущем. Только Жертвы могут вмешиваться в чужое сознание без потерь. Они подбирают к двери ключ. Бойцы же ломают стены. Бойцы грубы.
Останавливаюсь на секунду, задумавшись. Может добавить что-нибудь для Рицки? Например, сделать так, чтобы его мать больше не смела поднимать на него руку. Запретить ей. Но в этот момент слышу приближающийся звонкий стук каблуков по коридору. И далекий крик Рицки: «Подождите! Остановитесь!».
Я не успею.
– Сейчас вы закроете глаза и заснете, Аояги Мисаки. Проснетесь ровно через сутки и вспомните о том вечере только то, что я сказал. Выполняйте!
Она разом оседает на постели, обмякает, словно тряпичная кукла, у которой обрезали нитки. Лицо расслабляется. И тут же дверь распахивается и внутрь врывается запыхавшаяся врач. Смотрит на свою пациентку, потом на меня, этот взгляд мог бы сжечь дотла.
– Что тут происходит?! – отрывисто спрашивает она, склоняясь к Аояги-сан, быстрым профессиональным движением проверяя зрачки и ощупывая пульс на шее.
Выпустив безвольную сухую руку, я отхожу в сторону, чтобы не мешать, и отвечаю на вопрос.
– Аояги-сан внезапно заплакала, а потом потеряла сознание. Должно быть, нервное.
– Позвольте мне самой делать выводы! – сурово обрывает меня женщина-врач, нашаривая рукой кнопку на вделанной в стену, незаметной панели. – Я ведь предупреждала вас!
В палату со всех ног вбегает Рицка. Резко тормозит, словно наткнувшись на невидимую преграду. Тяжело дыша и ничего не понимая, он смотрит на нас круглыми от волнения глазами. В руке зажат стакан, на дне которого покачиваются остатки воды. Видимо, остальное расплескалось по дороге.
– Уходите, – устало, но твердо требует женщина-врач, – ваше посещение закончено.
***
Никто не мешал нам покинуть больницу. В полном молчании мы вышли из дверей и так же, не разговаривая, дошли до автобусной остановки.
Сосредоточенно глядя под ноги, Рицка брел по асфальтовой дорожке, не замечая никого вокруг. И я не решался отвлечь его от мыслей. Но как бы мне хотелось знать, о чем он сейчас думает.
– Что ты с ней сделал, Соби?
– Что? – Останавливаюсь, понимая, что Рицка глядит на меня в упор. Без угрозы, но хмуро – сверлит глазами мое лицо.
– Я спросил, что ты сделал?! – он повышает голос и резко взмахивает рукой, указывая в сторону больницы.
– Когда я уходил, мама плакала, а когда вернулся – она лежала без сознания. Что ты там творил, пока меня не было?!
– Ничего.
Он осекается, услышав такой простой ответ. Недоверчиво сдвигает брови.
– Ты врешь, – констатация факта.
– Ничего дурного, Рицка, – примирительно улыбнувшись, протягиваю руки, желая обнять его, но он словно специально не замечает этого. Все так же стоит и буравит меня взглядом, желая понять, что кроется за этими словами. Но так и найдя ответа, сдавшись, роняет голову.
– Значит, что-то ты все-таки сделал, – ни к кому не обращаясь, шепчет Рицка. Я, наконец, обнимаю его. Прижимаю к себе, склоняясь сверху, касаясь носом волос и надеясь лишь, что Рицка не оттолкнет меня сейчас.
Не отталкивает. Наоборот, прижимается теснее. Маленькие руки скользят вверх по спине. Он поводит щекой по свитеру, затем невесело хмыкает:
– Ничего дурного, да? У тебя, насколько я помню, всегда были неправильные представления о дурном.
– Не в этот раз, Рицка.
Он зажмуривается, чтобы не заплакать. Темные Ушки никнут. Он не хочет обсуждать то, что произошло в палате до моего вмешательства. А потому говорит лишь о том, что было после. Потому что молчать невозможно.
– Похоже, врач на нас здорово разозлилась.
– Все будет хорошо, – осторожно глажу его по волосам. – Твоя мать очнется и все будет лучше, чем прежде.
Худенькие плечи чуть вздрагивают в моих объятиях, сдавленный всхлип прорывается наружу, вопреки попыткам держаться. И все же он спрашивает, шепотом.
– Ты так думаешь?
– Я обещаю.
Рицка вздергивает подбородок, чтобы увидеть мое лицо. Я смотрю на него со всей серьезностью, на какую способен. Он должен мне поверить. Чтобы суметь пережить это утро, чтобы двигаться дальше.
Верит. Огромные, темные глаза закрываются. Из уголков выскальзывают две одинокие слезинки. Спешат вниз по щекам.
– Хорошо. Пусть будет так, Соби.
Осторожно стираю оставленные слезами влажные дорожки. Наклонившись, целую Рицку в лоб и вновь прижимаю к себе. Мы так и стоим, обнявшись, посреди тротуара. Но возле больницы вид плачущего мальчика, которого обнимает другой молодой человек, возможно старший друг, не вызывает у прохожих интереса. Разве что отчужденное сочувствие. В жизни случается всякое.
– Что ты намерен делать сейчас? Вернемся домой?
– Нет, я в школу пойду, – отстранившись, Рицка в последний раз хлюпает носом. Сердито вытирает лицо ладонями. – Тебе ведь тоже надо в Университет, так?
– Так, Рицка, – печально улыбаясь, наблюдаю за тем, как он приводит себя в порядок. От души сморкается в найденный в кармане мятый носовой платок.
Я мог бы настоять на том, чтобы остаться с ним. Впереди нас ждет поединок с Карателями, и, если верить информаторам Сеймея, он должен состояться сегодня. Нам лучше не разлучаться. Но если я начну напрашиваться сопровождать Рицку, у него могут появиться вопросы. А я не имею права выдавать, что мне известно о предстоящей битве.
Значит, лучше оставить все, как есть. Я позову Рицку, когда придет время.
Автобус неспешно подходит к остановке, и Рицка, бросив на распахнувшиеся двери неприязненный взгляд, идет в его сторону.
– Пока, Соби, – небрежно бросает он, ловко заскакивая на ступеньку автобуса. Я делаю шаг следом, чтобы проводить, но на самом деле мне хочется поехать с ним.
– Тебе в другую сторону, не забыл? – он пытается шутить. Губы двигаются, расползаясь в улыбке, обнажая зубы. Но глаза остаются серьезными, печальными. Рицка готов принять на веру мои слова о том, что все будет лучше, чем прежде. Но разве раны, которые оставили в его душе последние дни, от этого исчезнут?
– До встречи.
Двери с тихим шипением закрываются. Автобус трогается с места. Я смотрю вслед.
Кому бы ни предназначался твой удар, Сеймей, он пришелся по Рицке. Надеюсь, не это ты ставил своей целью. Но еще немного – и я начну сомневаться.
Автобус скрывается из виду, я остаюсь один.
Невольно встряхиваю головой, отгоняя непрошеные мысли. Сейчас следует сосредоточиться на другом. Впереди встреча с Карателями. Я должен быть готов.
***
Я почувствовал их еще на подступах к Университету. Тяжелый, пронзительный звон накрывал огромную площадь. Струился по аллеям, между ухоженными корпусами факультетов, ровными импульсами расходился в стороны, наполняя собой улицы. Каратели не скрывались, они ждали меня. Открыто заявляли о своем присутствии, демонстрируя доступную им силу. Впечатляюще. Думаю, если где-то в округе случайно находятся другие Бойцы, у них закладывает уши. Мощь сигнала так велика, что это вызывает физическую боль. Голова раскалывается...
Смежив веки, стою на перекрестке возле горящего зеленым светофора. Потоки людей струятся в обе стороны, навстречу друг другу. Сотни ног меряют покрытый белой разметкой асфальт проезжей части. Шум машин сливается в единый гул, прерываемый отрывистыми гудками. Но и они не способны заглушить разливающийся в воздухе оглушительный трезвон. Теперь я знаю, что чувствовали те, кому доводилось сталкиваться со мной. Сигнал подобной поражающей мощи и впрямь болезненная вещь.
Двинувшись с места, вливаюсь в общий поток. Смешавшись с торопливо семенящей вдоль рядов ждущих машин человеческой массой, пересекаю широкую улицу под мигающий сигнал светофора. Взлетаю на поребрик пешеходной зоны. За спиной плотные потоки машин, схлестнувшись, рвутся мимо друг друга, делая улицу абсолютно непроходимой. Впереди за небольшой площадью виднеются гостеприимно распахнутые ворота Университета. Каратели где-то внутри. Ждут. Они убеждены, что я непременно приму их приглашение? Приятно было бы думать, что Семь Лун настолько хорошего мнения обо мне…
Что ж, я иду – вы слышите? Резкий импульс выстреливает в пространство, широкими кругами расходясь во все стороны далеко за пределы парковой зоны. Теперь они знают, что я здесь и не намерен скрываться. Вызов принят.
И становится тихо. В этой тишине я иду по ухоженным дорожкам, сопровождаемый лишь шелестом листвы, хрустом гравия под подошвами ботинок и звуками далеких разговоров припозднившихся студентов.
Каратели должны были выбрать для Поединка самое уединенное место, так что я, скорее всего, знаю, где их искать. Сворачиваю на боковую аллею. Надо бы, конечно, позвонить Рицке, но прежде мне хочется увидеть, с кем нам предстоит иметь дело. Я должен сам взглянуть на Карателей, перед тем как позову его.
Нахожу их там, где и ожидал – на берегу небольшого декоративного пруда, укрытого тенью склонившихся к воде деревьев. Это место предназначено для отдыха, и едва ли здесь можно встретить кого-нибудь в столь ранний учебный час. Или же я ошибаюсь?
Вместо ожидаемой мной Пары на скамейке рядом с круглым, словно тарелка, озером скромно расположились три невысокие женщины в одинаковых белых кимоно. Изысканный орнамент струится по шелковой ткани, гармонируя с широким поясом-оби более темного оттенка. Волосы собраны в совершенно идентичные сложные прически, часть длинных прядей свободно ниспадает на спину. По краям скамейки и позади нее замерли трое похожих на телохранителей высоких мужчин в темных костюмах. Итого шестеро. Что это значит? Семь Лун решили пойти против правил и выставили на поединок три пары против одной?
Заслышав шаги, сопровождающие дам мужчины как один поворачивают голову в мою сторону, и, несмотря на темные очки, скрывающие глаза, я замечаю фантастическое сходство между ними. Их напарницы остаются сидеть неподвижно, устремив взгляд перед собой, но и они похожи словно капли воды. Нет ни единой черты, которая позволила бы отличить их друг от друга. Тут я понимаю одну невероятную вещь – это не просто сходство. Они близнецы. Женщины явно рождены здесь, в Японии. Их спутники, возможно, откуда-то из европейской части континента, но вместе все шестеро составляют одно целое и объединены общим Именем. Так это и есть главное оружие Семи Лун? Каратели…
– Я говорила, что он придет сам.
– Ты не заставил нас разыскивать тебя, Beloved. Это приятно, – произносят совершенно одинаковые мелодичные голоса. Три Жертвы – а то, что эти похожие на призраков изящные женщины в кимоно – Жертвы, ясно без слов – одновременно поднимаются со скамейки, поворачиваясь в мою сторону.
– Мы ожидали, что с тобой будет младший Аояги. Где Loveless?
– Здесь его нет, – сухо отвечаю, собираясь с мыслями. Происходящее выходит за рамки любых ожиданий. Напоминает галлюцинацию.
– Я еще не решил, стоит ли ради вас отвлекать его от дел.
– О-о, вот ответ истинного Бойца, – смех у этих бестий словно колокольчик. – Что же, ты вскоре убедишься, что все более чем серьезно.
Это уже и так ясно. Всем своим видом Каратели излучают непоколебимую уверенность в собственных силах. Они так спокойны, почти расслаблены – ни капли сомнения в своей власти над ситуацией.
Молча достаю пачку с сигаретами и прикуриваю одну из них. Шестеро Стражей… Какой может быть их Связь? Должно быть, она напоминает многоугольник, где каждый угол связан с остальными – много… много нитей. Если общее имя позволит им вместе войти в систему, то это совершенно не напоминает шутку. Я не в состоянии представить какой мощью может обладать их объединенный удар. И насколько серьезным будет урон, нанесенный Жертве – оковы от атаки подобной силы ее просто сомнут. Такое способен выдержать не каждый взрослый Агнец, что говорить о подростке? На что ты рассчитывал, Сеймей, когда отдавал мне свой приказ?
– Ты можешь призвать свою Жертву, Beloved, – милостиво произносит одна из… я их совсем не различаю. – У нас достаточно времени. Мы подождем.
– В этом нет нужды, – приняв решение, снимаю очки и убираю их в карман сумки. Нехорошо усмехаюсь. – Пожалуй, и одного меня будет достаточно, чтобы как следует потрепать ваши красивые одеяния.
– Как грубо, – в притворном огорчении вздыхает та, что справа.
– Пустое бахвальство, – отстраненно произносит стоящая слева.
– Нам приказано привести вас обоих – живыми или мертвыми, – доверительно сообщает третья из них, пропустив укол мимо ушей. – Это бессмысленно, Beloved. Мы, так или иначе, найдем младшего Аояги. Послушай совета и вызови его – подумай о себе.
Сомневаюсь, что они успеют добраться до Рицки. Сеймей не позволит этому случиться.
– Можете не стараться. Меня устраивает то, что моя Жертва далеко отсюда.
Одна из женщин насмешливо приподнимает изящные брови.
– Как будет угодно. Начинаем!
– Еще нет.
Она замолкает, непонимающе глядя на меня.
Затягиваюсь, наслаждаясь тем, как горький ментоловый дым наполняет легкие. Затем выкидываю сигарету. Быть может, эта была последней. Достаю телефон и, раскрыв, выключаю – синяя бабочка на экране гаснет.
Отбрасываю в сторону ненужную больше сумку.
– Можем начинать.
– Загрузка системы!
Разверзшаяся вокруг Карателей антрацитовая мгла стремительно пожирает траву, аллеи, деревья и кусты. Земля и небо растворяются в необозримом мраке системы.
На миг прикрываю глаза, чтобы мысленно попрощаться. Прости меня, Рицка. Прости за все.
Рицка
Это чувство не спутать ни с чем. Я запомнил его на всю жизнь, когда впервые ощутил внутри эти тревожные волны. Тело словно превращается в арфу, и кто-то невидимый проводит рукой по струнам, но вместо звука приходит дрожь. Физическое ощущение. Соби только что загрузил боевую систему. Без меня…
Словно очнувшись от тягостного сна, в котором пребывал с момента ухода из госпиталя, растерянно моргая, обвожу глазами класс. В нем стоит тишина, слышно только, как шелестят ручки. Тамино-сенсей выдала нам самостоятельное задание и вышла ненадолго. Однако и без нее в классе тихо – все заняты делом. Над дверью мерно тикают часы. Отщелкивают секунды. Секунды боя...
Какого черта!!! СОБИ!!!
Схватив сумку, перепрыгиваю через парту и, промчавшись по узкому проходу между столами, вылетаю за дверь. Она с силой ударяет о косяк за моей спиной. Все происходит так быстро, что вслед мне несутся испуганные девчачьи возгласы. Я напугал кого-то... Среди общего всплеска, различаю тонкий голосок Юико: «Рицка-кун! Куда ты?!». Впрочем, я тут же забываю о ней. Обо всем! Несусь по коридору, делая резкую отмашку локтем, зажав подмышкой непонятно зачем прихваченную сумку. На бегу достаю телефон. Ну, Соби!.. Дай мне только добраться до тебя, узнаешь, как обещания нарушать!
Вызов номера длится пару секунд, но мне и этого хватает, чтобы разозлиться до предела. Но то, что происходит потом, заставляет резко затормозить. Из трубки вместо привычных гудков слышится только: «Аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Вы можете оставить сообщение после…». Опускаю телефон. Набираю номер снова. Затем еще раз! Так словно телефон Соби может ожить лишь от моего желания. Он отключил свой сотовый! Само по себе это не лезет ни в какие рамки!.. Что, черт возьми, происходит?!
Вновь бросаюсь бежать. Добравшись до конца коридора, выскакиваю на лестницу. Скатываясь вниз по ступенькам. Запихиваю под рубашку прыгающий на груди, бесполезный мобильник, мысленно проклиная Соби. У него должны быть очень веские причины, чтобы вытворять такое! Хотя я и не хочу, чтобы так было. Веские причины, в случае с Соби, означают крупные неприятности.
Неразборчиво шиплю сквозь зубы, хватаясь за поручень на поворотах и даже не сбавляя скорости, чтобы выиграть лишние секунды. В груди липкой змеей сворачивается страх. Лестница прыгает перед глазами. Слишком долго – да, когда же кончатся эти ступеньки?! Спустившись, наконец, на первый этаж, врываюсь в школьный холл. Парочка старшеклассников, вздрогнув, спешит убраться с моей дороги. Пулей пролетаю мимо, толкнув ладонями входные двери, выбегаю во двор. Яркий свет слепит глаза. Зажмуриваюсь. Хорошо, что сейчас мне не нужно зрение. Я все равно доберусь до тебя, Соби! Хочешь ты того или нет!
Школьные ботинки стучат по мощеной дорожке – для меня ее не существует. Есть только темнота под веками. Есть только мое яростное желание коснуться Соби. Он – моя цель. Он рядом, стоит только протянуть руку! Я уже проделывал этот фокус однажды и смогу сделать это еще раз! Я смогу… Тянусь сквозь призрачное пространство. Подошвы ног перестают чувствовать землю. Я иду, Соби… Я уже на месте…
Слепо рвусь вперед, но хватаю лишь пустоту. Словно в замедленной съемке погружаюсь в непроницаемый, молочный туман и, будто сорвавшись с обрыва, проваливаюсь в эту белую взвесь. Лечу вниз, раскинув руки, как нелепая птица.
Открыв глаза, понимаю, что лежу на земле. Щека зудит от соприкосновения с асфальтом, и горят рассаженные колени. Я даже не помню, как упал.
У меня не вышло! Но почему?.. Я споткнулся? Может, врезался во что-то? В забор?
Сажусь, оглядываясь вокруг. Я даже не успел добежать до ворот. Они высятся в трех метрах впереди.
Это он меня не пустил, вспыхивает в голове догадка. Сам Соби. Ожидал, что я начну прорываться ему на помощь или почувствовал – не важно. Он оттолкнул меня... Как такое вообще может быть?!
Наклонившись вперед, со всей силы бью кулаком об асфальт. Рука взрывается болью, но это не помогает. Не избавляет от страха, что скручивает все внутри. И эта ярость отчаяния, что смешивается с моей паникой, мешает мне думать. Думай, черт возьми! Думай, что еще ты можешь сделать!
– Какая встреча. Привет, Рит-тян!
Услышав этот голос, знакомый до боли голос, с вкрадчивыми, насмешливыми интонациями, я прыжком вскакиваю на ноги. Не веря себе, медленно поворачиваюсь, хотя знаю, кто сейчас стоит за моей спиной.
Не может быть... Только не он! Нет…
Продолжение в комментариях...
Chapter XIX Sunless
Гаснущее солнце.Chapter XIX Sunless
Гаснущее солнце.
Рицка.
Как оказалось, на свете уже есть вещи, про которые я могу сказать: «Это было давно.» Когда-то, после потери памяти, я решил, что она самое ценное, что есть у человека. Если ничего не знаешь о себе, то ощущение такое, словно тебя и не существовало. Словно прежде ты был глиняной фигуркой, вдруг открывшей глаза. И чтобы избавиться от этого чувства, я копил воспоминания, собирал их, сохраняя на снимках. Но со временем понял, что мне далеко не все нравится помнить. Некоторые события я хотел бы стереть из своей жизни навсегда. Или хотя бы забыть о них. Но память не спешит следовать моим желаниям. Вот как сегодня, например.
Не ожидал, что поход в школу станет продолжением вчерашнего кошмара. Я оказался не готов к этому. Когда Соби убеждал меня отправиться на занятия, то говорил, что это поможет отвлечься, что среди ребят мне станет легче. Я позволил Соби уговорить себя. Но лучше бы отправился к нему домой… Со стороны, наверное, казалось, что это утро ничем не отличалось от всех прочих: учительница как обычно расхаживала вдоль доски, рассказывая что-то своим низким, чуть резковатым голосом, а мои одноклассники внимали ей, шуршали ручками, или, отвлекаясь, разговаривали вполголоса и тайком перебрасывались записками. Как всегда… Но было нечто, что делало сегодняшние уроки совершенно невыносимыми для меня. Напряжение… Оно сквозило в движениях каждого, кто находился в классе. Неприятное лихорадочное возбуждение волнами струилось вдоль парт. Оно мешало сосредоточиться, царапало по нервам, досаждая, словно саднящая мозоль.
В это утро я вспомнил, что значит быть центром всеобщего внимания. Однако если раньше оно было назойливым, полным глумливого любопытства, то сейчас стало почти испуганным. Мои одноклассники прятали глаза. Поспешно отворачивались, встречаясь со мной взглядом. Но взволнованные шепотки, словно стайки мошек, кружили вокруг – неслись со всех сторон. Похоже, к обеду весь класс знал о том, что случилось вчера с мамой. И видимо, с каждым новым пересказом подробности истории становились все ужаснее и ужаснее. Откуда, черт возьми, взялись эти слухи?! Впрочем, я догадывался, откуда. Раз кроме мамы в Токио у меня никого нет, то дежурный врач счел необходимым уведомить о происшествии попечительский совет больницы. Состоящие в нем люди связались с моим классным руководителем. Тамино-сенсей не смогла сдержать эмоций, поделилась с коллегами, их кто-то подслушал и… И весть о том, что мать Аояги Рицки пыталась покончить жизнь самоубийством, облетела весь класс.
Тамино-сенсей была приторно добра ко мне. За все утро не высказала ни одного замечания. Даже не обратила внимания на несделанное домашнее задание. Интересно… Чтобы учительница была терпимей к своим ученикам, обязательно нужно, чтобы у них кто-нибудь умирал?
В общем, это было невыносимо. Соби ошибся, мне не сделалось легче. Наоборот, я чувствовал себя прокаженным. Уродцем-калекой, на которого лишь из страха не показывают пальцем. Каждое испуганное выражение глаз, каждый нервный поворот головы напоминали о том, что случилось вчера. И кто в этом виноват. И временами мне начинало казаться, что о моей вине известно всем вокруг, что они судят меня. Осуждают своим шепотом, своими взглядами. Но потом я приходил в себя и осознавал, что такого не может быть, что причина в их проклятом любопытстве, в жадности до чужой боли, и с трудом сдерживался, чтобы вновь не начать ненавидеть. Сидел за своей партой, упрямо выполнял классные задания и пытался делать вид, что ничего не замечаю, что мне плевать. Но чувствовал, что способность выносить этот коллективный психоз медленно, но верно катится к чертям. Я скоро сбегу. Вот сейчас урок закончится и надо будет незаметно удрать из класса. Надеюсь, удастся найти тихое место, где я смогу отсидеться до конца перемены и просто побыть в одиночестве. Может быть, тогда мне хватит воли продержаться до конца учебного дня.
Звонок застает врасплох, он слишком пронзителен и резок, но я слушаю его почти с облегчением. Мои одноклассники тут же вскакивают с мест, начинают суетиться и собирать портфели. В классе поднимается привычный шум, который безуспешно пытается перекричать Тамино-сенсей, напоминая нам, на какую часть заданного на дом параграфа по истории следует обратить внимание в особенности.
Осторожно поднимаюсь, радуясь, что меня временно перестали замечать. Быстро набиваю свой рюкзак тетрадями и учебниками, и, лавируя между партами, пробираюсь к выходу, стараясь никого не задеть по пути. У самой двери замечаю краем глаза устремленный мне вслед несчастный взгляд Юико. Ее тоже просветили, судя по всему. Весь последний урок она ерзала за соседней партой и тоскливо вздыхала, жалостливо косясь на меня. Отворачиваюсь, толкая дверь. Не хочу с ней сейчас разговаривать. Ни с кем не хочу. Мне не требуется, чтобы меня жалели.
Выбравшись наружу, закидываю рюкзак на плечо и торопливо шагаю по коридору вдоль высоких светлых окон. Ученики из других классов спешат навстречу, обгоняют, задевая плечами. Хочу поскорее исчезнуть куда-нибудь. Чтобы никого не видеть.
- Аояги-кун!..
Едва не спотыкаюсь на ходу. С отчаянием оборачиваюсь. Пробираясь между ребятами, ко мне спешит Шинономе-сенсей. Волнение на лице и участливо сведенные брови лучше всяких слов говорят о том, что ей от меня нужно. Нет… И она туда же.
- Аояги-кун… - сенсей переводит дух, останавливаясь напротив. Сочувственно всматривается в лицо. Приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, но, по-видимому, не находит слов. Почему бы тогда просто не оставить меня в покое?!
- Да, сенсей? – улыбаюсь, глядя на нее снизу вверх. Давно знаю, что спокойная улыбка помогает отделаться от взрослых куда быстрее, чем истеричные крики. Должно сработать.
Растерянно глядя на меня, Шинономе-сенсей слегка краснеет, губы скорбно поджимаются. Чувствую, что моя улыбка дрожит, она словно резиновая. Мое вымученное дружелюбие и все попытки казаться невозмутимым рассыпаются как карточный домик прямо на глазах. Я не могу так больше... Дайте мне уйти!
- Аояги-кун, я просто хотела напомнить тебе, что ты не один, - она неловко прижимает руки к груди и жест становится почти умоляющим, - твои друзья с тобой и я тоже. Если тебе хоть что-то будет нужно…
- Спасибо, сенсей, - с каким-то отчаянным, злым на грани слез весельем отвечаю я, делая шаг к выходу, - только мне ничего не надо. Не беспокойтесь. Соби обо мне позаботится.
- Агатсума-сан? – она краснеет еще больше, - да-да, конечно. Просто я хотела сказать, что ты всегда можешь положиться…
- Я понял! - смяв ладонью лямку рюкзака на плече, отступаю назад, пятясь, точно рак, - вы не волнуйтесь. Со мной полный порядок!
- Рицка-кун! – за спиной учительницы я вижу Юико, которая стоит посреди людного коридора и беспомощно озирается, выискивая меня. Тут наши взгляды встречаются, она порывисто подается в мою сторону, и я понимаю - Юико, наконец, решилась поговорить со мной.
Нет… Этого я точно не вынесу.
- Всего доброго, сенсей! – жизнерадостно взмахнув рукой, поворачиваюсь и торопливым шагом припускаю по коридору, надеясь, что это не выглядит как бегство. Хотя оно им и является. Без промедления сворачиваю на лестницу, зная, что учительница расстроенно смотрит мне вслед. Что рядом стоит запыхавшаяся Юико. Не хочу!.. Не хочу никого видеть! Выскочив на площадку, уже не сдерживаясь, мчусь вниз по ступенькам, перепрыгивая через одну. Выбегаю из школы, наплевав на то, что собирался дождаться конца дня. Ничего... Обойдутся без меня! Пусть порадуются еще одному поводу для сплетен!
В этот утренний час улицы почти пустынны. Изредка мимо пролетают машины. Я бегу вдоль домов и заборов, даже не разбирая куда. Просто чтобы бежать. Просто чтобы убраться подальше от этого жадного любопытства, от жалости в глазах!.. Почему?.. Почему я должен терпеть все это?!
Становится тяжело дышать и предательски колет в боку, так что я наконец останавливаюсь, тяжело приваливаясь плечом к стене какого-то здания. Согнувшись, обхватываю себя руками. Жарко… Грудь тяжело вздымается, и кровь ухает в висках с такой силой, словно стремится разнести вены. Что я… делаю? Куда бегу? Беспомощно оглядевшись, осознаю вдруг, что местность вокруг знакома до боли. Все это время я несся в сторону собственного дома. Должно быть, пока голова не участвовала в происходящем, ноги сами выбрали знакомый маршрут.
Тихонько шмыгнув носом, прячу лицо в ладонях. Не хочу туда возвращаться. Я не был дома с прошлого дня. Боялся идти после того, что вчера случилось. Так и отправился в школу в той же одежде, в которой спал, и с теми же тетрадями, что были в рюкзаке. Вид у меня, наверное, сегодня… тот еще.
Сердито вытерев тыльной стороной руки мокрое лицо, тоскливо обвожу взглядом знакомую улицу. Невдалеке виден вход в небольшой муниципальный сквер. Деревья выстроились в ряд за низкой узорчатой оградой, обещая тишину и прохладу под своими широкими кронами. По краям проложенных через парк дорожек стоят аккуратные скамеечки. Я знаю, что если, никуда не сворачивая, пройти главную аллею до конца, то там обнаружится площадка с качелями, где мы сидели когда-то давно с Юико. Она еще рассказывала тогда про свою семью и клубнику. Раз мне все равно некуда идти, я мог бы укрыться там… Вздохнув, плетусь ко входу в сквер. Можно, конечно, пойти домой к Соби, но у меня нет ключей. Они спрятаны в моей комнате, в ящике стола. Звонить же Соби я не стану. Он, конечно, бросит все, прогуляет свои университетские занятия и придет, если узнает, что нужен мне. Но, увидев меня в таком жалком состоянии, расстроится. Я не хочу этого. Вообще не хочу, чтобы меня кто-нибудь замечал.
Дойдя до площадки с качелями, присаживаюсь на одни из них. Раскачиваюсь, отталкиваясь ногами. Ветер вскользь касается лица. Парк равнодушно шумит листвой. Монотонный печальный скрип, издаваемый толстыми металлическими цепями, как нельзя лучше отражает мое состояние. На смену гневу и отчаянию приходит тусклое оцепенение, поглощает, заполняет все внутри, как песок – стеклянные часы. Постепенно, неотвратимо. И веки горят от желания плакать… Как все глупо. До чего бессмысленно… И я ничего не могу сделать, чтобы что-то изменить. Но даже если б мог, то с чего бы начал? Со вчерашнего вечера или с того дня, когда стал другим, потеряв память?
Слезы приходят неожиданно, наворачиваются на глаза, быстрыми стрелками перечеркивают щеки. Согнувшись, закрываю лицо руками, размазывая по нему липкую влагу, ощущая ее соленый вкус во рту. Горечь подступает к горлу, сдавливает, мешая дышать. Каждый вдох перерастает в судорожные рваные рыдания. Не могу сдерживаться… Не могу…
Я думал, что все кончилось. Думал, мама смирилась с тем, что я больше не тот Рицка, каким был. Надеялся, что если она любит меня, то со временем простит. До конца примет. И может быть, даже сможет радоваться мне такому. Я верил в силу своих слов, подаривших мне надежду. Я был просто идиотом… Этого никогда не случится. Она даже не думала, как я буду без нее. Просто пожелала уйти к своему Рицке. Как же нужно не хотеть меня видеть, чтобы на такое решиться. Это я… я во всем виноват.
Мама…
Плечи беспорядочно трясутся, и ладони уже совсем мокрые, но я не могу остановиться – плачу… реву навзрыд.
И вдруг кто-то трогает меня за руку. Осторожно, словно боясь обжечься. Вздрогнув, вскидываюсь, испуганно моргая. Стоящая передо мной фигурка от неожиданности отшатывается. Сквозь слезы с трудом различаю черты лица, но эти хвостики необычного цвета не спутать ни с чем. Это Юико. Черт! Зачем она пришла?!
- Ты что здесь забыла?! – рявкаю я, прежде чем понимаю, что делаю, - зачем ты пошла за мной?! Уходи!
- Рицка-кун…
Юико отступает на шаг, прижав ладони к груди. Глаза становятся огромными, а губы начинают дрожать, словно она сама вот-вот расплачется. Ну нет… Только этого не хватало.
- Юико… - лихорадочно стираю слезы с лица, пытаясь совладать с бунтующей во мне жгучей смесью из злости, стыда и досады, - что тебе от меня надо? Я не хочу никого видеть сейчас!
- Но я подумала… - она коротко всхлипывает, - Юико подумала, что Рицке-куну нужна помощь.
- Ты зря так подумала, - опускаю голову, скрывая под челкой заплаканные глаза. А вот опухший нос никуда не денешь – видно.
- Я не нуждаюсь ни в чьей помощи. Уходи.
Жалобно шмыгнув носом, она зажмуривается, сжимая руки в кулачки.
- Не прогоняй Юико, Рицка-кун! Она… Я так тебя искала! Все вокруг оббегала!..
Мрачно вскинув голову, вижу в ее глазах отчаянную надежду и понимаю – Юико не уйдет. Даже если я вновь начну кричать и что-то требовать, все равно не уйдет. Вот ведь…
Воспользовавшись моим молчанием, она осторожно присаживается на соседние качели. Ссутулившись, печально поникнув Ушками, смотрит себе под ноги, не осмеливаясь взглянуть в мою сторону. Ее несчастный вид слегка приводит меня в чувство. Злость и досада притупляются. Но стыд усиливается, еще и по той причине, что я заставил Юико беспокоиться и страдать.
- Как ты нашла меня?
На ее лице мелькает слабая улыбка.
- Я обошла все дворики вокруг школы. А потом подумала, что ты здесь – ведь это наше любимое место.
- Тебе просто повезло. На самом деле я забрел сюда случайно.
- Ну все равно. Юико рада, что нашла тебя, - она застенчиво смотрит на меня, но, опомнившись, сразу же отворачивается, устремляя взгляд в землю, - А то я боялась, что с тобой что-нибудь случится.
Тяжело вздыхаю. Да что со мной случится? Максимум – меня отыщет кто-нибудь из Семи Лун. Но тогда я смогу позвать Соби…
- Извини, что накричал. Я просто не хотел, чтобы кто-то видел…
- Как ты плачешь?
Хмуро киваю.
- Да. Это нехорошо. Это слабость.
Задумчиво сдвинув бровки, Юико комкает в руках край короткой школьной юбки.
- А мама говорит, что если человек плачет, это не значит, что он слабый, просто ему больно.
Сглатываю застрявший в горле горький шершавый комок.
- У тебя хорошая мама, Юико.
На ее губах вновь появляется несмелая улыбка.
- Да. Очень.
Робко повернувшись ко мне, она тихонько спрашивает:
- А твоя? Ей тоже было больно?
Наверное, мое лицо изменилось – возможно, по нему пробежала судорога, потому что Юико вдруг отрывисто вздохнула, сообразив, что спросила о том, о чем спрашивать не стоило.
- Прости, Рицка-кун! Я… я не хотела!..
Беззвучно выдыхаю, только сейчас заметив, что тяжело дышу ртом. Отворачиваюсь. Она не нарочно. Она… просто не подумала…
- Ничего, - тихо отвечаю я, рискуя напугать Юико хриплыми нотками, вдруг прорезавшимися в голосе, - Наверное, маме правда было больно, я не знаю.
Роняю голову, чтобы Юико не могла видеть мое лицо. Лжец... Мне все известно… Я знаю причину, по которой все произошло. Дело во мне. И я могу убегать, могу изображать равнодушие перед одноклассниками, улыбаться Соби, чтобы скрыть, как мне больно, но от себя не спрячешься. Случившееся вчера – моя вина. Мама в больнице, потому что я не тот, кем должен быть.
Закрываю глаза, и в темноте под веками вспыхивают воспоминания - эти яркие, выворачивающие душу наизнанку картины. Темные волосы, рассыпавшиеся по подушке, бледная до синевы кожа, воткнутая в вену игла капельницы...
Это не то, от чего можно сбежать. Не то, что можно простить себе! Почему я не тот Рицка?..
- Если б я был прежним, все было бы в порядке.
Юико удивленно поднимает голову.
- Что?
Тяжело дыша, наклоняюсь вперед, обхватывая себя руками. Почему я – не он?..
- Если бы я был другим… жизнерадостным… общительным, плохо учился, но имел бы много друзей… гонял с ними после школы в футбол…
- Рицка-кун…
- Если бы я был другим, то все было бы гораздо лучше! И всем…
- Не говори этого! – она подается ко мне, с силой сжимая ладошками цепи качелей.
- Рицка-кун – такой хороший! Он… - Юико сбивается, не находя слов, – он… классный...
Бред. Желчно усмехаюсь.
- Что с того, что ты считаешь меня классным? Что от этого меняется?!
- Я меняюсь, - тихо шепчет она. Затем с надеждой улыбается, - Юико теперь не такая, как прежде, она… то есть я, стала смелая. Помнишь, как тебя вызвали к директору? Раньше Юико не смогла бы и слова сказать, а теперь...
Сглотнув, она осторожно наклоняется ко мне, дотягивается до лежащей на колене руки. Дотрагивается, но тут же пугливо отдергивает ладонь.
- А еще рядом с тобой я делаюсь умнее. Юико прочитала все книжки, которые ты ей давал. Они сложные, но я справилась – читала каждый день… - она замолкает, затем умоляюще заглядывает в глаза.
- Я не хочу, чтобы ты был другим. Мальчишек, которые плохо учатся и играют в футбол, много, а Рицка-кун – один-единственный. Таких больше нет.
Все время, пока она говорила, я сидел, стиснув зубы, проклиная себя за несдержанность. Юико понятия не имеет, о чем идет речь. Черт бы побрал мой длинный язык.
- Ты ничего не знаешь. Тебе не с чем сравнивать!
А маме есть. И ей всегда будет дороже тот – другой. Ради него она может пойти на что угодно.
- Мне не нужно сравнивать, чтобы знать, что ты самый лучший, Рицка-кун, - Юико смущенно поправляет истерзанный край юбки, щеки розовеют, - и для меня и… еще для Соби-сана.
Что?
Удивленно моргнув, поднимаю голову.
- С чего ты решила, что для Соби я лучший?
- Это же просто. Он так тебя бережет и всегда старается быть рядом, - не глядя на меня, она застенчиво ковыряет носком туфли землю, - Юико знает, потому что тоже хочет быть рядом с Рицкой-куном.
Подняв голову, безмятежно улыбается плывущим в вышине облакам.
- Мама говорит: «Если тебе кто-то дорог, береги его – это важно». Значит, ты очень дорог Соби-сану, раз он так о тебе заботится.
Дорог… Так сильно… Что забота становится смыслом жизни… Я знаю, как это…
Молчу, уткнувшись лбом в сцепленные в замок руки.
Такое странное чувство… Юико ведь не в курсе того, что на самом деле происходит, но мне хочется ей верить. И от каждого слова становится легче, словно внутри одна за другой расслабляются незримые пружины, щелкают выключатели, и в мою окутанную горячим туманом голову начинают проникать чистые лучики света.
Невольно шмыгнув носом, резко выпрямляюсь. Довольно… Хватит сходить с ума…
- Я говорил тебе, что ты очень логична?
- Правда? – Юико расцветает радостной и немного растерянной улыбкой, словно не знает, как реагировать.
Улыбаюсь в ответ:
- Да, правда.
Пожалуй, единственное, из-за чего стоит оставаться собой – сознание, что есть Юико и Соби. Из-за всеобщего помешательства на Бойцах и Жертвах я как-то забываю, что он может стремиться быть рядом просто так. Потому что хочет сам. Потому что любит… Меня, а не какого-то другого Рицку.
- Идем, - поднимаюсь с качелей, - пошли назад в школу, Юико. Может быть, успеем на последние два урока.
- Конечно! – она вскакивает с места и порывисто хватается за мой локоть, - Рицка-кун, ты снова улыбаешься! Так здорово!
Повернув голову, тепло смотрю на нее. Юико едва сдерживается, чтобы не начать хлопать в ладоши. Похоже, это действительно важно для нее. Такую радость и облегчение в глазах невозможно подделать. Если такой чудесный, светлый человек, как Юико, дорожит мной, то, наверное, это что-то значит.
Мы выходим из парка, она крепко держит меня под локоть, словно боится, что я куда-нибудь исчезну по дороге. Не желает отпускать, расстаться со мной.
Каждый из дорогих мне людей не хочет расставаться с тем Рицкой, который ему больше по душе. Соби… Мама… Юико… Такое чувство, что мой мир раскололся, поделившись на два враждующих лагеря. Я не могу разрываться между теми, кем дорожу. Не могу…. Но невозможно быть хорошим для всех.
Тихонько вздохнув, накрываю своей ладонью руку Юико и вижу ее смущенную улыбку.
«Если тебе кто-нибудь дорог, береги его – это важно».
Мама… Знаю, что тебе нужен не я. Но мне нужна ты, и потому я буду беречь тебя. Как смогу.
Соби.
Ярко-синее безоблачное небо ослепительно сияет над головой. Старые величественные деревья и пышные, словно шатры, кусты погружены в уютную сонную безмятежность. Ноги утопают в траве. Ветер играет листвой. Солнечные лучи, проникая сквозь древесный полог, придают изумрудному полумраку парка глубокий янтарный оттенок.
В любой другой день я назвал бы это утро прекрасным. По достоинству оценил бы фон, выбранный Сеймеем для совместных тренировок с Акаме. Если бы не видел в этой красоте насмешку над собой. Душистому аромату трав далеко до терпких запахов больничных коридоров. Нежному солнцу – до раздражающих глаза резких ламп. Надобность, приведшая меня сюда, ничтожна по сравнению с болью того, кого я бросил. Рицка как никогда нуждается в поддержке, но вместо того, чтобы остаться с ним, я лгал и изворачивался, выискивая пути для бегства, чтобы получить возможность идти сейчас сквозь этот сказочный мир, полный умиротворения и покоя. Ступать по жемчужной росе… Тяжело отделаться от ощущения, что я предаю Рицку каждым шагом, приближающим меня к Сеймею.
Короткий сигнал SMS прозвучал в половине второго ночи. Сеймей назначил встречу в этом парке на окраине города. Он пожелал видеть меня, и я пришел, хотя мысленно проклял все на свете. Сеймей тянул с началом тренировок почти две недели, так почему же именно сегодня?..
Ботинки ступают на хрустящий гравий дорожки. Чтобы явиться точно к назначенному времени, мне пришлось срезать угол и идти напрямик, теперь же передо мной стелется тропа, покрытая островками пробивающейся зелени. Этот парк очень велик, но запущен. Природа здесь давно живет своей жизнью. Вьюны оплетают пожелтевшие от времени указатели. В тени деревьев прячется почти игрушечная часовенка – с ее покатой каменной крыши тонкими нитями свисает мох. Живое и рукотворное слилось воедино, и кажется, что семь маленьких Будд, сидящих в ряд в нише часовни, провожают меня отрешенными взглядами, полными безразличия к судьбам людей.
Выхожу, наконец, на берег пруда. Ровные листья кувшинок лежат на неподвижной чернильно-темной воде. Присев у самого края, Сеймей осторожно касается рукой поверхности, и от кончиков его пальцев разбегаются круги. Из небольшой беседки на краю поляны доносятся голоса и тихий смех. Акаме, душа компании, развлекает двух незнакомых мне молодых людей. Останавливаюсь, глядя на эту картину. Небрежно бросив взгляд на часы, Сеймей поднимается на ноги. Чуть сжав мокрую ладонь, легко стряхивает с пальцев капли. Оборачивается, уверенный в моем присутствии, и идет навстречу.
Разговор в беседке обрывается, три головы одновременно поворачиваются, следя за Сеймеем в ожидании указаний. Наконец они замечают меня. Акаме чуть усмехается и с издевательской приветливостью машет мне рукой. Один из юношей – сразу понимаю, что Боец – неуловимо хмурится, он не ощутил моего приближения. Это объяснимо – я сильнее его.
Едва заметный кивок Акаме, и все трое выходят из беседки. Нисей спускается по ступенькам последним, словно овчарка, гонящая перед собой отару. Неторопливо и вальяжно идет следом.
А я смотрю на Сеймея, не в силах, как положено, опустить глаза под его изучающим взглядом.
Я пришел, как ты того хотел, и приду - когда бы ни позвал. Того требует служение, но мне с некоторых пор известна разница между ним и потребностью подчиняться. Видишь ли ты это в моих глазах, Сеймей?
Не дойдя пары метров, он останавливается.
- Ты как всегда точен, Соби, - его взгляд задерживается на моем лице, и в нем на миг проскальзывает усмешка, - Что ж, теперь все в сборе.
Слегка повернув голову, он краем глаза наблюдает за приближением своих помощников.
- Подойди сюда. Я познакомлю тебя с остальными участниками действа.
Получив приказ приблизиться, молча следую ему, наблюдая, как указанные «участники», словно ручьи к озеру, торопливо стекаются к Сеймею. Замирают чуть поодаль за его спиной в почтительном ожидании. И только Нисей стоит позади всех и, скрестив руки на груди, наблюдает за нами с ироничной полуулыбкой, словно смотрит забавное представление. Он изменился за этот год. Исчезла показная жеманность, а вот глумливая насмешливость осталась. Впрочем, мне теперь все равно.
Сеймей оборачивается, оглядывая свою свиту.
- Итак, Нисея ты знаешь, - черноволосый ухмыляется и кивает, чуть покачиваясь с пятки на носок. Сеймей тем временем небрежно указывает рукой на молчащих молодых людей, представляя каждого. Запоминаю имена, хоть мне и не важно, как кого из них зовут. Я, не торопясь, оглядываю обоих, оценивая приблизительный потенциал. Судя по всему, эти двое будут выполнять функцию наших противников во время тренировок.
– Агатсума Соби – мой Боец. О нем вы слышали.
- Это правда, имя Агатсумы-сана известно каждому Стражу в Японии, - один из молодых людей, более живой и бойкий, чем его напарник, одаривает меня улыбкой.
Известно каждому, значит? Всматриваясь в его лицо, ищу насмешку, но не нахожу ее.
Этот паренек… Жертва… Хрупкий, русоволосый, с теплыми светло-карими глазами – он похож на осколок солнца, по странному недоразумению упавшего с небес. Открытый взгляд, задорные ямочки на щеках – этому мальчику не место в компании Сеймея. А вот его Боец прекрасно вписывается в обстановку, он совсем не похож на свою Жертву. Высокий, смуглый - напоминает чем-то поджарую борзую. Длинные темные волосы собраны в хвост, взгляд черных глаз цепкий и внимательный. Этот может оказаться неплохим противником. Хотя Сеймей не стал бы брать в помощники слабаков. Незаметно изучая обоих, осознаю вдруг, что этот хмурый боец рассматривает меня с жадным, напряженным вниманием и чем-то похожим на участие. Столкнувшись со мной взглядом, он тотчас же отворачивается, и почудившиеся мне эмоции стираются с лица. Оно становится абсолютно бесстрастным, непроницаемым, как поверхность пруда за его спиной.
Что за странная реакция?..
- Если все готовы, то начинаем, - Сеймей повелительно вздергивает подбородок, - времени не так много.
- Как пожелаете, Сей-сама, - светловолосый Агнец твердо кивает и делает знак своему Бойцу следовать за ним. Они уходят на другой край площадки, я смотрю им вслед.
- Кто они?
- Эти? – Сеймей беспечно оглядывается на своих удаляющихся ассистентов, - отбросы Семи Лун. Два года назад Юсуи потерял своего Бойца в Поединке, а в Школе не было на тот момент ни одного Чистого на замену. Парень оказался не у дел. О нем просто забыли. Выбросили за ненадобностью. И он едва не свихнулся из-за своей утраты. Я его подобрал, привел в чувство, нашел ему нового Бойца. Как ни странно, Юсуи принял его. Даже счастлив теперь, - губы Сеймея вздрагивают в усмешке, - благодарен мне сверх всякой меры.
Так вот в чем дело. Теперь понятно, почему мое появление вызвало у этого темноволосого Стража настолько бурный всплеск эмоций. Он такой же, как я. Пария... Злая шутка природы. Безымянный Боец.
- Мы готовы, - наши добровольные противники поворачиваются к нам.
- Нисей?
- Слышу-слышу, - Акаме играючи вскидывает руку, - Загрузка системы!
Волна темноты проходит сквозь пространство, уничтожая краски и делая все вокруг плоским и нереальным. Деревья, похожие на макеты из картона, обступают арену с трех сторон. Кромка воды, кажущаяся схематичной белой линией, замыкает овал с четвертой. Грань между землей и небом стирается, уступая место необъятному неподвижному космосу. Подчиняясь чужим словам, система раскрыла нам свое бездонное нутро. И именно сейчас, стоя в центре этой застывшей пустоты, я особенно остро чувствую свою ненужность. Я посторонний. Лишняя фигура на чужой доске… Того теплого живого участия, придающего всему смысл – его нет.
Сеймей неохотно, вскользь, касается кончиками пальцев руки Нисея, и имя загорается на ней. Пылающие алым буквы складывающиеся в надпись «Beloved». Закрыв глаза, наши противники читают свое соединяющее заклинание. Белый слепящий свет обволакивает их, струится по сомкнутым ладоням. Вихрь чужих сосредоточенных движений кружит по площадке, и готовые схлестнуться стороны словно бы отражаются друг в друге. Но не до конца, этому мешаю я, застыв между ними, нелепый и неуместный, как любой инородный предмет. В двадцати шагах передо мной двое единых размыкают руки, за спиной азартно пританцовывает Акаме, впитавший силу Сеймея, купающийся в ней…
Среди этой суеты я ощущаю себя деревянной марионеткой, покорно ожидающей рывка за нити. И мое стылое одиночество настолько осязаемо и реально, что кажется, его можно зачерпнуть в горсти. Уронив руки, я жду приказов.
- Мы вызываем вас…
- Мы принимаем…
После наших с Рицкой каждодневных Поединков происходящее выглядит неуместным фарсом.
- Роль Нисея стандартна. Твоя же задача, Соби, в том, чтобы удержать внешний радиус как можно дольше. Атакуете вместе. Начали!
- Будет выполнено, - механически простираю вперед руку, почти не вслушиваясь в бормотание Акаме за спиной.
- Лунный свет. Серебряная спица, пронзи врагов, как острое копье!
Несложное заклинание отдается покалыванием в кончиках пальцев. Изящный знак, танцуя в воздухе, превращается в стремительную юркую ленту. Сверкая, словно чистое серебро, она рассекает иллюзорную плоскость арены, легко и послушно устремляясь к нашим противникам.
По команде Бойца их окружает щит. Стрела не успевает даже коснуться его, как ее настигает плотный поток темноты. Густой сумрачный туман пожирает пространство – словно оживший бесформенный монстр обрушивается на купол, но, соприкоснувшись с сияющей ледяной иглой, раздается в стороны, испуганно сворачиваясь в дрожащие кольца. Внутри образуется рваная брешь, в центре которой бессильно бьется, изгибаясь, тонкий серебряный лучик света. Истончается и тает. Пронзенное насквозь темное облако распадается.
За спиной я слышу шумный выдох Акаме.
- Что за дерьмо, Агатсума?! Ты рассеял мою атаку!
- Как и ты мою.
Машинально провожу рукой по карману, остро сожалея, что не могу закурить сейчас. Происходящее напоминает бред.
- Не отвлекаться, - суровый голос Сеймея пресекает льющийся мне в спину поток отборной брани, - Вам следует научиться координировать свои действия. Ваши заклинания должны не пересекать, а дополнять друг друга.
Моя усмешка выходит довольно мрачной. С трудом себе это представляю.
- Мы атакуем, - предупреждает Юсуи.
Его Боец, наблюдавший всю сцену с непроницаемым лицом, поднимает руку и резко рубит ладонью воздух.
- Пусть слово станет плетью! Рассечение!
Его заклинание превращается в огненный знак. В вышине вспыхивает крошечная звездочка. Падая с неба, она разворачивается в тонкое кольцо, и я уже вижу, что меня ждет. Упругая гибкая струна раскручивается на лету, издавая тонкий хищный свист. Ненавистный звук.
- Отражение! Защита!
Прозрачное полотно раскрывается передо мной. Стальная нить вязнет в нем, вминается, вдавливается вглубь, теряя силу, скорость и напор. Но рассекает… Обретя свободу, хлещет наотмашь, наискось, прокладывая кровавую дорожку через щеку и плечо.
Боль вспухает огненным цветком. На мгновение я слепну. Покачнувшись, отступаю на шаг, сжимая зубы, чтобы не издать ни звука. Оковы охватывают кисть, сдавливают ее жгучим обручем, почти парализуя руку.
Разлепив веки, вижу проблеск изумления во взгляде Бойца напротив. Удивлен, что так легко сумел ранить меня, мальчик? Скупо усмехнувшись, стираю свободной ладонью алые потеки с лица. Это объяснимо. Ты слабее, но сражаешься в Паре. Я же один. Моя Жертва далеко.
- Ты позволил сковать себя при первой же атаке, Соби, - голос Сеймея холоден и сух, - это недопустимо. Соберись!
- Слушаюсь, - на мгновение прикрываю глаза.
Я понял, чем для меня станет эта тренировка. И закончится она вполне предсказуемо.
- Вторая попытка. Нисей. Соби. Атакуйте.
- Только попробуй еще раз что-нибудь выкинуть, - слышится над ухом свистящий шепот Акаме, - не смей выставлять меня в дурацком свете!
Он думает, это произошло не случайно? Недоумок…
Резко выдыхаю:
- Спираль стихий, плоть урагана. Смети! Сотри с лица земли!
За моей спиной темноволосый призывает огонь, даже не пытаясь, по-видимому, представить, как его заклинание будет взаимодействовать с моим. Впрочем, поздно переигрывать. Вращающийся вихрь ударяется оземь, заставив очертания арены содрогнуться и пойти волнами. Подняв руку, я прикрываю лицо – ветер рвет одежду, треплет волосы. Кружась с обманчивой вальсирующей неторопливостью, узкий конус торнадо поворачивается вокруг своей оси, наклоняется и с медленной угрозой скользит в сторону нашего противника, обещая смести две застывшие фигурки со своего пути. Волна пламени ударяет в центр смерча, накрывая его, словно плащом. Пока Нисей бормотал свои угрозы, я атаковал чуть раньше, и удар Акаме опоздал. Вклинившись в бешеную круговерть воздушной спирали, поток огня произвел взрывной эффект. Край торнадо вспух облаком, воздух в том месте стремительно расширился, вращаясь, потащил шлейф огня за собой. Раздувшись, словно гигантский мыльный пузырь, воронка накренилась. Утратив равновесие и форму, рухнула вниз – изломанный, пожирающий сам себя вихрь накрыл купол противника. Все вокруг заволокло туманом, сквозь который тускло мерцал матовый контур защитной сферы. Голос Бойца с трудом перекрывал вой ветра, но мне уже сделалось ясно, что купол выстоит. И эта атака не нанесет вреда.
Облако рассеивается.
Несколько секунд стоит полная тишина. Наши противники переглядываются, но не издают ни звука и только шумное дыхание Акаме бьет по ушам. Ну, этот долго молчать не станет.
- Сеймей, сделай что-нибудь! Он мне мешает!
Без труда догадываюсь, что черноволосый имеет в виду меня. Устало стянув очки, убираю их в карман.
- Это так, мы только мешаем друг другу. Кто-то должен быть ведущим, чтобы второй подбирал вспомогательную атаку под основную. Иначе мы ничего не добьемся.
Сеймей молчит, принимая решение. Во время боя он всегда делает это быстро.
- Испробуем этот вариант. Первым атакует Соби.
- Что?!
Я прямо чувствую, как Акаме вспыхивает от негодования.
- Какого черта ведет он?!
- Ты с чем-то не согласен, Нисей? – спрашивает Сеймей обманчиво тихо и ровно, но от этих интонаций по коже бежит дрожь. Акаме давится возражениями и, что-то невнятно булькнув, замолкает.
Сеймей продолжает равнодушно и терпеливо, словно объясняя взбалмошному ребенку всем очевидную истину.
- Соби отвечает за внешний периметр. Тебе будет хорошо видно и слышно, что и как он делает. Заодно изучишь его тактику. Разнообразишь познания.
Черноволосый свистяще выдыхает. По моим губам скользит горькая улыбка.
Значит, ты все же признаешь, что я лучше, Сеймей. И гораздо опытней. Еще год назад я был бы счастлив узнать об этом. А теперь…
Если ты желаешь преподать своему строптивцу урок послушания и заодно сделать так, чтобы он чему-то научился, то что ж… Я послужу твоим орудием и в этом. Мне неважно, чем быть для тебя.
- Атакуйте, мы готовы, - Жертва противника кивает, услышав эти слова Сеймея. Боец поднимает руку…
Сеймей жестко бросает мне в спину:
- Надеюсь, повторного промаха не будет, Соби. Отрази эту атаку.
- Слушаюсь, - вскидываю голову. Боец уже читает заклинание, и знаки танцуют над его головой, сплетаясь в пламенеющий иероглиф.
- Пусть боль скует тебя. Разряд!
Усмехаюсь. Простейшее заклинание. Грубое и мощное. Но справиться с ним не составит труда.
- Веришь в силу боли? Так встреть ее. Зеркальная стена! Возврат!
Он втягивает ртом воздух, потратив последние мгновения на удивление. А затем его лицо искажается мукой. Глаза бессмысленно распахиваются. Изломанные искрящиеся змейки опутывают обоих, вызывая беспорядочные конвульсии. Я знаю, как это действует – боль скручивает мышцы, кожа горит огнем, сердце безумствует… Не выдержав, Жертва тонко вскрикивает. Оковы охватывают горло Юсуи, превращая крик в сдавленный хрип.
- Отлично, - удовлетворенно замечает Сеймей, - так и продолжай, Соби.
Я наблюдаю за тем, как Боец противника, едва держась на ногах, подхватывает свою Жертву, не давая упасть. Тяжело дыша, оба выпрямляются.
- Наша очередь атаковать, - с деланной жизнерадостностью произносит Нисей за моей спиной. Он еще не смирился.
- Начинайте. Все помнят, что они должны делать.
Последняя фраза Сеймея не подразумевает ответа, но Акаме тем не менее ворчит сквозь зубы:
- Забудешь тут, как же.
Не обращая на него внимания, простираю руку к уже изготовившемуся для отражения удара Бойцу. На этот раз не должно быть осечек.
- Осколки льда, как острые кинжалы... Разите!
Слова срываются с губ. Сложный знак полыхает алым… И воздух вокруг меня ощетинивается тучей ледяных копий. Они взмывают ввысь, рвут пространство…
Растерявшись, Нисей выдыхает короткое ругательство. Не знаю, что сейчас творится у него в голове и не хочу знать.
- Э-э… Секущий ветер! Зимняя пурга! Вперед!
Спину обдает холодом. Обжигающая волна стужи проносится мимо, окатив ледяным дыханием. Закручивающаяся в спираль метель подхватывает брошенные мной в бой осколки, несет, кружит. Набирая мощь, воздушный сель из льда и снега падает на вскинутые в страхе головы. И выставленный по мановению руки Бойца щит кажется хрупкой прозрачной скорлупкой.
- Защита! Защита! – голос Стража срывается, он едва слышен за воем ветра, - Дерьмо! Защи!...
Буря вминается в щит, взламывает его, теснит и он не выдерживает. Всей своей мощью ледяной поток обрушивается внутрь, поднимая фонтаны снежной крошки.
- Бинго! – краем глаза замечаю, как Акаме коротко бьет ребром ладони о ладонь.
Молочный туман постепенно растворяется, и сквозь него проступают очертания лежащих на земле тел. Тускло сияют оковы. Подойдя ближе, остановившись рядом со мной, Нисей чуть наклоняется, опираясь руками о колени, присматриваясь.
- Неужели уложили с одного удара? Класс!
- Сомневаюсь, - щурясь, вглядываюсь в оседающую снежную пыль, - зря радуешься.
- Не забывайтесь! - жестко одергивает нас Сеймей, - это хоть и приближенная к реальным условиям, но все же тренировка.
- Помним-помним, верно, Агатсума? - Нисей ухмыляется, весело косясь на меня.
Отворачиваюсь, не в силах смотреть на его нахальную улыбку. Панибратские отношения с Акаме не входят в мои планы на ближайшую тысячу лет.
Со стороны противника доносится тихий стон. Боец садится на земле, держась рукой за скованное горло, ладонь стискивает цепь. Рядом начинает шевелиться Агнец. Темноволосый Страж бросается к нему, обнимает за плечи, поворачивает к себе лицом…
- Вы в порядке? – бесстрастный голос Сеймея заставляет обоих поднять головы, - можете продолжать?
- Да, Сей-сама, - Юсуи выдавливает из себя бледную улыбку, - с нами все хорошо.
Слабым движением подбородка он приказывает своему Бойцу поставить его на ноги. Тот подчиняется.
- Постарайся, Кенжи, - чуть пошатнувшись, но затем снова встав прямо, светловолосый Агнец отступает за спину своего Стража, - покажи Сей-саме все, на что мы способны.
- Будет исполнено, - немного хрипло отвечает Боец, поворачивается к нам, и мрачный блеск в его глазах не сулит ничего хорошего.
Невольно усмехаюсь, склоняя голову. Эти двое, даже ненамеренно, располагают к себе. Они обречены на поражение и знают об этом. Но держатся. Такое присутствие духа заслуживает уважения.
- Мы атакуем, - сухо сообщает Страж.
Встречаюсь с ним взглядом.
- Я готов.
***
Ослепительный на фоне черных верхушек деревьев полукруг неба наделяет окаймляющие его контрастные силуэты радужной короной. Нелепо распластавшись на траве у самой воды, я смотрю вверх. Осторожно дышу, ожидая, когда схлынет боль. Жгучие вспышки в мышцах и суставах медленно успокаиваются, сменяясь ровной тупой пульсацией. Уже можно двигаться. Слабо шевельнув рукой, дотягиваюсь до кармана, невольно поморщившись от мучительной судороги, которой отозвалось это простое действие. Добираюсь до пачки сигарет. Давно хотел. Пока Сеймея нет рядом, я могу курить.
Чуть приподнимаю голову. Пальцы не слушаются от слабости – огонек зажигалки неровно дергается и пляшет, промахиваясь мимо кончика сигареты. Но в итоге я справляюсь и с этим. Откинувшись обратно, затягиваюсь, наблюдая за неспешным бегом облаков. Для меня Поединок уже закончен.
Как и предполагалось, меня выбросило из Системы, едва я был полностью скован. Это произошло не сразу. Мы успели обменяться примерно десятком взаимных ударов. Бой затянулся, потому что первая успешная атака с нашей стороны, как оказалось, вовсе не означала, что все последующие будут такими же. Нисей часто ошибался и опаздывал. И каждый его промах сопровождался вспышкой злости. Удары же Бойца противника оставались взвешенными и точными. И поскольку рядом не было Рицки, мне удалось отразить не больше половины. А тех, что достигли цели, было достаточно, чтобы в итоге оказаться скованным. В общем, мне слегка досталось.
С трудом поднеся ладонь ко рту, вынимаю сигарету и роняю руку с ней на грудь. Пепел сыпется на рубашку.
Если Акаме сумеет приспособиться, то все Поединки будут решаться в несколько атак, как и хотел Сеймей. А пока мне предстоит заканчивать эти Дуэли вот так, как сейчас.
Приподнявшись на локтях, пытаюсь сесть. Рот невольно кривится, когда все мышцы тут же сводит судорогой. С трудом сдерживаю стон. Проклятье… Мне бы еще хоть немного времени, но Поединок вот-вот закончится – нельзя допустить, чтобы Сеймей застал меня беспомощно лежащим на земле.
Подняться удается только с третьей попытки. Отрывисто хватая ртом воздух, стираю выступившую на лбу испарину. Тяжело опираюсь локтями о колени. Я бы хотел сейчас быть в другом месте. Ждать Рицку у ворот школы. Стоять там час, два – сколько потребуется. Чтобы потом быть вознагражденным теплом его маленькой ладони в своей руке.
Пространство за спиной искажается, идет волнами, выпуская Сейсея и остальных из недр Системы. Краем глаза я вижу бесчувственные тела его помощников, распростертые на земле. Впрочем, я не сомневался, что в итоге Дуэль завершится именно так. Не обращая на них внимания, Сеймей стоит чуть справа от меня, массируя запястье. Похоже, нашим ассистентам все же удалось его сковать.
- Ты должен быть внимательней в обороне.
- Ну прости, - заискивающие нотки в голосе Акаме сопровождаются нервной усмешкой, - Я слегка расслабился из-за Агатсумы…
Глаза Сеймея опасно сужаются.
- Значит, больше не расслабляйся, Нисей, - негромко, но жестко чеканит он, и, отвернувшись, идет в мою сторону, оставив Акаме с обидой глядеть ему вслед. Остановившись возле меня, недовольно приподнимает бровь, заметив почти погасшую сигарету в моей руке. Без напоминаний равнодушно тушу ее о землю.
- Как ты оцениваешь свое состояние, Соби? Сможешь продолжать тренировку?
- Смогу, - устало вздохнув, опускаю голову, – как только ты скажешь, что ее пора продолжить.
Сеймей слегка усмехается, покровительственно глядя на меня сверху вниз. Мы оба знаем, что на такой вопрос нет другого ответа. Но он всегда сочтет нужным спросить, прекрасно зная, что услышит взамен. Это одна из игр, в которые Сеймею никогда не надоест играть.
- У тебя есть примерно полчаса, чтобы подготовиться к следующему Поединку. Думаю, этого хватит, чтобы мои ассистенты полностью пришли в себя. Рекомендую провести время с толком и обсудить с Нисеем вашу общую тактику, - он критически осматривает мою окровавленную рубашку, - чтобы в следующий раз результат оказался лучше.
Сказав это, уходит к беседке. С мрачной иронией оглядываюсь на стоящего неподалеку Акаме. «Обсудить тактику?..» Посмотрев на меня с явным отвращением, темноволосый раздраженно выдыхает и отправляется следом за Сеймеем, неприступно вздернув подбородок. От его реакции сразу делается смешно и горько. Как капризный ребенок. Впрочем, я стал свидетелем его унижения, и можно даже не надеяться, что «результат» после этого и правда окажется «лучше».
Неподалеку слышится тихий стон – наши бывшие противники начинают шевелиться. Боец приподнимает голову, машинально встряхивает ею, пытаясь прийти в норму, и тут же застывает. Скривившись, обхватывает сзади шею ладонью. Проходя мимо, Нисей замедляет шаги, опускается на одно колено и что-то говорит ему вполголоса. На губах вновь сияет сердечная улыбка. Он как хамелеон. Сначала на лице одно выражение, а спустя секунду другое. Бодро потрепав Кенжи по плечу и вызвав этим мимолетную болезненную гримасу, Акаме поднимается и уходит следом за Сеймеем. Сделав над собой усилие, Страж неловко перекатывается на бок. Остановившись, сделав несколько глубоких вдохов, тянется к своей Жертве. Садится, не обращая внимания на боль, и приподняв Юсуи за плечи, бережно устраивает его на коленях, обнимает, словно желая защитить, но на самом деле устанавливая физический контакт. Хотя, возможно, все вместе. Светловолосый Агнец слабо тянет к нему руку, и ладонь Бойца тут же обвивает ее, тихонько сжимая. Он смотрит вниз на свою обессиленную Жертву, и темные брови тяжело сходятся. При виде этого на лице Юсуи появляется легкая улыбка. Разомкнув губы, он начинает что-то тихо говорить своему Бойцу. Успокаивая. Не в силах больше смотреть на это, отворачиваюсь. Тупая тоскливая боль сдавливает сердце. Этому Чистому несказанно повезло с Жертвой. В глазах обоих светятся неподдельные чувства. Тепло, преданность друг другу... А что в моих?
Не позволив эмоциям взять верх, безжалостно давлю их в себе. Сожалеть бессмысленно. Все решено. Я не вправе ничего изменить.
Подняв голову, скольжу взглядом по раскинувшейся передо мной непроницаемой глади воды. Моя душа теперь выглядит так же. Ни единого блика, ни одной краски. Только темнота.
Слышатся тихие шаги. Стараясь держаться прямо, темноволосый Страж подходит ко мне. Двигаясь медленно и осторожно, неловко садится рядом, поджав под себя ноги. Чего он хочет? Справиться, как я себя чувствую после Поединка с ним? Это никому не нужно.
Боец молчит, а я не спешу помогать ему начать разговор. Разговора не будет. Пусть скажет, что собирается, и уходит.
- Мне следует извиниться перед вами, Агатсума-сан, за свою первую атаку. Я должен был выбрать другое заклинание.
Чуть удивившись про себя такому странному началу, безразлично пожимаю плечами.
- Незачем.
Темноволосый упрямо склоняет голову.
- Аояги-сама говорит, что тренировки должны оставаться тайной. А это… - он кивает на вздувшийся багровый рубец на моей щеке, - это заметно. Маленький брат Аояги-самы может начать задавать вопросы.
Вот оно что… Невольно улыбаюсь про себя. Ну, в том, что Рицка заметит порез и начнет допытываться, откуда он взялся, я не сомневаюсь. Ничего… Найду, что сказать, чтобы успокоить его. Скрыть неловкость при движении раненого плеча было бы куда сложнее.
Невольно кошусь на своего угрюмого собеседника. Однако же… Этот, как его, Кенжи много знает о происходящем. Насколько много?
- Тебе известно, зачем нужны эти тренировки?
- Да, - кратко отвечает он, - Юсуи сказал мне.
И все-таки они участвуют в этом. Настолько ненавидят Семь Лун?
- Так значит, вы собираетесь сводить свои счеты со Школой.
- Нет, - Боец равнодушно пожимает плечами, - Юсуи очень добрый. Он не держит ни на кого зла. Но мы оба в безграничном долгу перед Аояги-сама. Какая бы помощь ему ни потребовалась, мы сделаем все, что сможем.
- Все, значит?
Он серьезно смотрит на меня.
- Да. Все.
Невольно вздыхаю. Как Сеймей говорил о Юсуи? «Благодарен мне сверх всякой меры…»
Благодарность – вот их капкан.
Теплый ветер, дохнув в спину, приносит с собой звук уверенного голоса Сеймея. Невольно оглядываюсь. Тот стоит, прислонившись спиной к перилам беседки, и разговаривает с кем-то по сотовому телефону. Нисей, невозмутимо устроившись на ступеньках, жует травинку. Прикрыв глаза, отдыхая, светловолосый Агнец сидит на земле, закутавшись в чей-то плащ. Сколько еще таких как Юсуи и Кенжи, припрятано у Сеймея в рукаве?
- Иди к своей Жертве. Ты не должен был оставлять его одного сейчас.
Боец поджимает губы.
- Юсуи сам послал меня.
Устало прикрываю глаза. Я мог бы догадаться.
- Понятно. Извинения приняты. Можешь теперь вернуться к нему.
Не сказав больше ни слова, он поднимается и уходит. Остаюсь сидеть в одиночестве у кромки воды. Свинцовая тяжесть охватывает тело. Хочется спать, но нельзя. У меня всего полчаса.
Продолжение в комментариях...
Гаснущее солнце.Chapter XIX Sunless
Гаснущее солнце.
Рицка.
Как оказалось, на свете уже есть вещи, про которые я могу сказать: «Это было давно.» Когда-то, после потери памяти, я решил, что она самое ценное, что есть у человека. Если ничего не знаешь о себе, то ощущение такое, словно тебя и не существовало. Словно прежде ты был глиняной фигуркой, вдруг открывшей глаза. И чтобы избавиться от этого чувства, я копил воспоминания, собирал их, сохраняя на снимках. Но со временем понял, что мне далеко не все нравится помнить. Некоторые события я хотел бы стереть из своей жизни навсегда. Или хотя бы забыть о них. Но память не спешит следовать моим желаниям. Вот как сегодня, например.
Не ожидал, что поход в школу станет продолжением вчерашнего кошмара. Я оказался не готов к этому. Когда Соби убеждал меня отправиться на занятия, то говорил, что это поможет отвлечься, что среди ребят мне станет легче. Я позволил Соби уговорить себя. Но лучше бы отправился к нему домой… Со стороны, наверное, казалось, что это утро ничем не отличалось от всех прочих: учительница как обычно расхаживала вдоль доски, рассказывая что-то своим низким, чуть резковатым голосом, а мои одноклассники внимали ей, шуршали ручками, или, отвлекаясь, разговаривали вполголоса и тайком перебрасывались записками. Как всегда… Но было нечто, что делало сегодняшние уроки совершенно невыносимыми для меня. Напряжение… Оно сквозило в движениях каждого, кто находился в классе. Неприятное лихорадочное возбуждение волнами струилось вдоль парт. Оно мешало сосредоточиться, царапало по нервам, досаждая, словно саднящая мозоль.
В это утро я вспомнил, что значит быть центром всеобщего внимания. Однако если раньше оно было назойливым, полным глумливого любопытства, то сейчас стало почти испуганным. Мои одноклассники прятали глаза. Поспешно отворачивались, встречаясь со мной взглядом. Но взволнованные шепотки, словно стайки мошек, кружили вокруг – неслись со всех сторон. Похоже, к обеду весь класс знал о том, что случилось вчера с мамой. И видимо, с каждым новым пересказом подробности истории становились все ужаснее и ужаснее. Откуда, черт возьми, взялись эти слухи?! Впрочем, я догадывался, откуда. Раз кроме мамы в Токио у меня никого нет, то дежурный врач счел необходимым уведомить о происшествии попечительский совет больницы. Состоящие в нем люди связались с моим классным руководителем. Тамино-сенсей не смогла сдержать эмоций, поделилась с коллегами, их кто-то подслушал и… И весть о том, что мать Аояги Рицки пыталась покончить жизнь самоубийством, облетела весь класс.
Тамино-сенсей была приторно добра ко мне. За все утро не высказала ни одного замечания. Даже не обратила внимания на несделанное домашнее задание. Интересно… Чтобы учительница была терпимей к своим ученикам, обязательно нужно, чтобы у них кто-нибудь умирал?
В общем, это было невыносимо. Соби ошибся, мне не сделалось легче. Наоборот, я чувствовал себя прокаженным. Уродцем-калекой, на которого лишь из страха не показывают пальцем. Каждое испуганное выражение глаз, каждый нервный поворот головы напоминали о том, что случилось вчера. И кто в этом виноват. И временами мне начинало казаться, что о моей вине известно всем вокруг, что они судят меня. Осуждают своим шепотом, своими взглядами. Но потом я приходил в себя и осознавал, что такого не может быть, что причина в их проклятом любопытстве, в жадности до чужой боли, и с трудом сдерживался, чтобы вновь не начать ненавидеть. Сидел за своей партой, упрямо выполнял классные задания и пытался делать вид, что ничего не замечаю, что мне плевать. Но чувствовал, что способность выносить этот коллективный психоз медленно, но верно катится к чертям. Я скоро сбегу. Вот сейчас урок закончится и надо будет незаметно удрать из класса. Надеюсь, удастся найти тихое место, где я смогу отсидеться до конца перемены и просто побыть в одиночестве. Может быть, тогда мне хватит воли продержаться до конца учебного дня.
Звонок застает врасплох, он слишком пронзителен и резок, но я слушаю его почти с облегчением. Мои одноклассники тут же вскакивают с мест, начинают суетиться и собирать портфели. В классе поднимается привычный шум, который безуспешно пытается перекричать Тамино-сенсей, напоминая нам, на какую часть заданного на дом параграфа по истории следует обратить внимание в особенности.
Осторожно поднимаюсь, радуясь, что меня временно перестали замечать. Быстро набиваю свой рюкзак тетрадями и учебниками, и, лавируя между партами, пробираюсь к выходу, стараясь никого не задеть по пути. У самой двери замечаю краем глаза устремленный мне вслед несчастный взгляд Юико. Ее тоже просветили, судя по всему. Весь последний урок она ерзала за соседней партой и тоскливо вздыхала, жалостливо косясь на меня. Отворачиваюсь, толкая дверь. Не хочу с ней сейчас разговаривать. Ни с кем не хочу. Мне не требуется, чтобы меня жалели.
Выбравшись наружу, закидываю рюкзак на плечо и торопливо шагаю по коридору вдоль высоких светлых окон. Ученики из других классов спешат навстречу, обгоняют, задевая плечами. Хочу поскорее исчезнуть куда-нибудь. Чтобы никого не видеть.
- Аояги-кун!..
Едва не спотыкаюсь на ходу. С отчаянием оборачиваюсь. Пробираясь между ребятами, ко мне спешит Шинономе-сенсей. Волнение на лице и участливо сведенные брови лучше всяких слов говорят о том, что ей от меня нужно. Нет… И она туда же.
- Аояги-кун… - сенсей переводит дух, останавливаясь напротив. Сочувственно всматривается в лицо. Приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, но, по-видимому, не находит слов. Почему бы тогда просто не оставить меня в покое?!
- Да, сенсей? – улыбаюсь, глядя на нее снизу вверх. Давно знаю, что спокойная улыбка помогает отделаться от взрослых куда быстрее, чем истеричные крики. Должно сработать.
Растерянно глядя на меня, Шинономе-сенсей слегка краснеет, губы скорбно поджимаются. Чувствую, что моя улыбка дрожит, она словно резиновая. Мое вымученное дружелюбие и все попытки казаться невозмутимым рассыпаются как карточный домик прямо на глазах. Я не могу так больше... Дайте мне уйти!
- Аояги-кун, я просто хотела напомнить тебе, что ты не один, - она неловко прижимает руки к груди и жест становится почти умоляющим, - твои друзья с тобой и я тоже. Если тебе хоть что-то будет нужно…
- Спасибо, сенсей, - с каким-то отчаянным, злым на грани слез весельем отвечаю я, делая шаг к выходу, - только мне ничего не надо. Не беспокойтесь. Соби обо мне позаботится.
- Агатсума-сан? – она краснеет еще больше, - да-да, конечно. Просто я хотела сказать, что ты всегда можешь положиться…
- Я понял! - смяв ладонью лямку рюкзака на плече, отступаю назад, пятясь, точно рак, - вы не волнуйтесь. Со мной полный порядок!
- Рицка-кун! – за спиной учительницы я вижу Юико, которая стоит посреди людного коридора и беспомощно озирается, выискивая меня. Тут наши взгляды встречаются, она порывисто подается в мою сторону, и я понимаю - Юико, наконец, решилась поговорить со мной.
Нет… Этого я точно не вынесу.
- Всего доброго, сенсей! – жизнерадостно взмахнув рукой, поворачиваюсь и торопливым шагом припускаю по коридору, надеясь, что это не выглядит как бегство. Хотя оно им и является. Без промедления сворачиваю на лестницу, зная, что учительница расстроенно смотрит мне вслед. Что рядом стоит запыхавшаяся Юико. Не хочу!.. Не хочу никого видеть! Выскочив на площадку, уже не сдерживаясь, мчусь вниз по ступенькам, перепрыгивая через одну. Выбегаю из школы, наплевав на то, что собирался дождаться конца дня. Ничего... Обойдутся без меня! Пусть порадуются еще одному поводу для сплетен!
В этот утренний час улицы почти пустынны. Изредка мимо пролетают машины. Я бегу вдоль домов и заборов, даже не разбирая куда. Просто чтобы бежать. Просто чтобы убраться подальше от этого жадного любопытства, от жалости в глазах!.. Почему?.. Почему я должен терпеть все это?!
Становится тяжело дышать и предательски колет в боку, так что я наконец останавливаюсь, тяжело приваливаясь плечом к стене какого-то здания. Согнувшись, обхватываю себя руками. Жарко… Грудь тяжело вздымается, и кровь ухает в висках с такой силой, словно стремится разнести вены. Что я… делаю? Куда бегу? Беспомощно оглядевшись, осознаю вдруг, что местность вокруг знакома до боли. Все это время я несся в сторону собственного дома. Должно быть, пока голова не участвовала в происходящем, ноги сами выбрали знакомый маршрут.
Тихонько шмыгнув носом, прячу лицо в ладонях. Не хочу туда возвращаться. Я не был дома с прошлого дня. Боялся идти после того, что вчера случилось. Так и отправился в школу в той же одежде, в которой спал, и с теми же тетрадями, что были в рюкзаке. Вид у меня, наверное, сегодня… тот еще.
Сердито вытерев тыльной стороной руки мокрое лицо, тоскливо обвожу взглядом знакомую улицу. Невдалеке виден вход в небольшой муниципальный сквер. Деревья выстроились в ряд за низкой узорчатой оградой, обещая тишину и прохладу под своими широкими кронами. По краям проложенных через парк дорожек стоят аккуратные скамеечки. Я знаю, что если, никуда не сворачивая, пройти главную аллею до конца, то там обнаружится площадка с качелями, где мы сидели когда-то давно с Юико. Она еще рассказывала тогда про свою семью и клубнику. Раз мне все равно некуда идти, я мог бы укрыться там… Вздохнув, плетусь ко входу в сквер. Можно, конечно, пойти домой к Соби, но у меня нет ключей. Они спрятаны в моей комнате, в ящике стола. Звонить же Соби я не стану. Он, конечно, бросит все, прогуляет свои университетские занятия и придет, если узнает, что нужен мне. Но, увидев меня в таком жалком состоянии, расстроится. Я не хочу этого. Вообще не хочу, чтобы меня кто-нибудь замечал.
Дойдя до площадки с качелями, присаживаюсь на одни из них. Раскачиваюсь, отталкиваясь ногами. Ветер вскользь касается лица. Парк равнодушно шумит листвой. Монотонный печальный скрип, издаваемый толстыми металлическими цепями, как нельзя лучше отражает мое состояние. На смену гневу и отчаянию приходит тусклое оцепенение, поглощает, заполняет все внутри, как песок – стеклянные часы. Постепенно, неотвратимо. И веки горят от желания плакать… Как все глупо. До чего бессмысленно… И я ничего не могу сделать, чтобы что-то изменить. Но даже если б мог, то с чего бы начал? Со вчерашнего вечера или с того дня, когда стал другим, потеряв память?
Слезы приходят неожиданно, наворачиваются на глаза, быстрыми стрелками перечеркивают щеки. Согнувшись, закрываю лицо руками, размазывая по нему липкую влагу, ощущая ее соленый вкус во рту. Горечь подступает к горлу, сдавливает, мешая дышать. Каждый вдох перерастает в судорожные рваные рыдания. Не могу сдерживаться… Не могу…
Я думал, что все кончилось. Думал, мама смирилась с тем, что я больше не тот Рицка, каким был. Надеялся, что если она любит меня, то со временем простит. До конца примет. И может быть, даже сможет радоваться мне такому. Я верил в силу своих слов, подаривших мне надежду. Я был просто идиотом… Этого никогда не случится. Она даже не думала, как я буду без нее. Просто пожелала уйти к своему Рицке. Как же нужно не хотеть меня видеть, чтобы на такое решиться. Это я… я во всем виноват.
Мама…
Плечи беспорядочно трясутся, и ладони уже совсем мокрые, но я не могу остановиться – плачу… реву навзрыд.
И вдруг кто-то трогает меня за руку. Осторожно, словно боясь обжечься. Вздрогнув, вскидываюсь, испуганно моргая. Стоящая передо мной фигурка от неожиданности отшатывается. Сквозь слезы с трудом различаю черты лица, но эти хвостики необычного цвета не спутать ни с чем. Это Юико. Черт! Зачем она пришла?!
- Ты что здесь забыла?! – рявкаю я, прежде чем понимаю, что делаю, - зачем ты пошла за мной?! Уходи!
- Рицка-кун…
Юико отступает на шаг, прижав ладони к груди. Глаза становятся огромными, а губы начинают дрожать, словно она сама вот-вот расплачется. Ну нет… Только этого не хватало.
- Юико… - лихорадочно стираю слезы с лица, пытаясь совладать с бунтующей во мне жгучей смесью из злости, стыда и досады, - что тебе от меня надо? Я не хочу никого видеть сейчас!
- Но я подумала… - она коротко всхлипывает, - Юико подумала, что Рицке-куну нужна помощь.
- Ты зря так подумала, - опускаю голову, скрывая под челкой заплаканные глаза. А вот опухший нос никуда не денешь – видно.
- Я не нуждаюсь ни в чьей помощи. Уходи.
Жалобно шмыгнув носом, она зажмуривается, сжимая руки в кулачки.
- Не прогоняй Юико, Рицка-кун! Она… Я так тебя искала! Все вокруг оббегала!..
Мрачно вскинув голову, вижу в ее глазах отчаянную надежду и понимаю – Юико не уйдет. Даже если я вновь начну кричать и что-то требовать, все равно не уйдет. Вот ведь…
Воспользовавшись моим молчанием, она осторожно присаживается на соседние качели. Ссутулившись, печально поникнув Ушками, смотрит себе под ноги, не осмеливаясь взглянуть в мою сторону. Ее несчастный вид слегка приводит меня в чувство. Злость и досада притупляются. Но стыд усиливается, еще и по той причине, что я заставил Юико беспокоиться и страдать.
- Как ты нашла меня?
На ее лице мелькает слабая улыбка.
- Я обошла все дворики вокруг школы. А потом подумала, что ты здесь – ведь это наше любимое место.
- Тебе просто повезло. На самом деле я забрел сюда случайно.
- Ну все равно. Юико рада, что нашла тебя, - она застенчиво смотрит на меня, но, опомнившись, сразу же отворачивается, устремляя взгляд в землю, - А то я боялась, что с тобой что-нибудь случится.
Тяжело вздыхаю. Да что со мной случится? Максимум – меня отыщет кто-нибудь из Семи Лун. Но тогда я смогу позвать Соби…
- Извини, что накричал. Я просто не хотел, чтобы кто-то видел…
- Как ты плачешь?
Хмуро киваю.
- Да. Это нехорошо. Это слабость.
Задумчиво сдвинув бровки, Юико комкает в руках край короткой школьной юбки.
- А мама говорит, что если человек плачет, это не значит, что он слабый, просто ему больно.
Сглатываю застрявший в горле горький шершавый комок.
- У тебя хорошая мама, Юико.
На ее губах вновь появляется несмелая улыбка.
- Да. Очень.
Робко повернувшись ко мне, она тихонько спрашивает:
- А твоя? Ей тоже было больно?
Наверное, мое лицо изменилось – возможно, по нему пробежала судорога, потому что Юико вдруг отрывисто вздохнула, сообразив, что спросила о том, о чем спрашивать не стоило.
- Прости, Рицка-кун! Я… я не хотела!..
Беззвучно выдыхаю, только сейчас заметив, что тяжело дышу ртом. Отворачиваюсь. Она не нарочно. Она… просто не подумала…
- Ничего, - тихо отвечаю я, рискуя напугать Юико хриплыми нотками, вдруг прорезавшимися в голосе, - Наверное, маме правда было больно, я не знаю.
Роняю голову, чтобы Юико не могла видеть мое лицо. Лжец... Мне все известно… Я знаю причину, по которой все произошло. Дело во мне. И я могу убегать, могу изображать равнодушие перед одноклассниками, улыбаться Соби, чтобы скрыть, как мне больно, но от себя не спрячешься. Случившееся вчера – моя вина. Мама в больнице, потому что я не тот, кем должен быть.
Закрываю глаза, и в темноте под веками вспыхивают воспоминания - эти яркие, выворачивающие душу наизнанку картины. Темные волосы, рассыпавшиеся по подушке, бледная до синевы кожа, воткнутая в вену игла капельницы...
Это не то, от чего можно сбежать. Не то, что можно простить себе! Почему я не тот Рицка?..
- Если б я был прежним, все было бы в порядке.
Юико удивленно поднимает голову.
- Что?
Тяжело дыша, наклоняюсь вперед, обхватывая себя руками. Почему я – не он?..
- Если бы я был другим… жизнерадостным… общительным, плохо учился, но имел бы много друзей… гонял с ними после школы в футбол…
- Рицка-кун…
- Если бы я был другим, то все было бы гораздо лучше! И всем…
- Не говори этого! – она подается ко мне, с силой сжимая ладошками цепи качелей.
- Рицка-кун – такой хороший! Он… - Юико сбивается, не находя слов, – он… классный...
Бред. Желчно усмехаюсь.
- Что с того, что ты считаешь меня классным? Что от этого меняется?!
- Я меняюсь, - тихо шепчет она. Затем с надеждой улыбается, - Юико теперь не такая, как прежде, она… то есть я, стала смелая. Помнишь, как тебя вызвали к директору? Раньше Юико не смогла бы и слова сказать, а теперь...
Сглотнув, она осторожно наклоняется ко мне, дотягивается до лежащей на колене руки. Дотрагивается, но тут же пугливо отдергивает ладонь.
- А еще рядом с тобой я делаюсь умнее. Юико прочитала все книжки, которые ты ей давал. Они сложные, но я справилась – читала каждый день… - она замолкает, затем умоляюще заглядывает в глаза.
- Я не хочу, чтобы ты был другим. Мальчишек, которые плохо учатся и играют в футбол, много, а Рицка-кун – один-единственный. Таких больше нет.
Все время, пока она говорила, я сидел, стиснув зубы, проклиная себя за несдержанность. Юико понятия не имеет, о чем идет речь. Черт бы побрал мой длинный язык.
- Ты ничего не знаешь. Тебе не с чем сравнивать!
А маме есть. И ей всегда будет дороже тот – другой. Ради него она может пойти на что угодно.
- Мне не нужно сравнивать, чтобы знать, что ты самый лучший, Рицка-кун, - Юико смущенно поправляет истерзанный край юбки, щеки розовеют, - и для меня и… еще для Соби-сана.
Что?
Удивленно моргнув, поднимаю голову.
- С чего ты решила, что для Соби я лучший?
- Это же просто. Он так тебя бережет и всегда старается быть рядом, - не глядя на меня, она застенчиво ковыряет носком туфли землю, - Юико знает, потому что тоже хочет быть рядом с Рицкой-куном.
Подняв голову, безмятежно улыбается плывущим в вышине облакам.
- Мама говорит: «Если тебе кто-то дорог, береги его – это важно». Значит, ты очень дорог Соби-сану, раз он так о тебе заботится.
Дорог… Так сильно… Что забота становится смыслом жизни… Я знаю, как это…
Молчу, уткнувшись лбом в сцепленные в замок руки.
Такое странное чувство… Юико ведь не в курсе того, что на самом деле происходит, но мне хочется ей верить. И от каждого слова становится легче, словно внутри одна за другой расслабляются незримые пружины, щелкают выключатели, и в мою окутанную горячим туманом голову начинают проникать чистые лучики света.
Невольно шмыгнув носом, резко выпрямляюсь. Довольно… Хватит сходить с ума…
- Я говорил тебе, что ты очень логична?
- Правда? – Юико расцветает радостной и немного растерянной улыбкой, словно не знает, как реагировать.
Улыбаюсь в ответ:
- Да, правда.
Пожалуй, единственное, из-за чего стоит оставаться собой – сознание, что есть Юико и Соби. Из-за всеобщего помешательства на Бойцах и Жертвах я как-то забываю, что он может стремиться быть рядом просто так. Потому что хочет сам. Потому что любит… Меня, а не какого-то другого Рицку.
- Идем, - поднимаюсь с качелей, - пошли назад в школу, Юико. Может быть, успеем на последние два урока.
- Конечно! – она вскакивает с места и порывисто хватается за мой локоть, - Рицка-кун, ты снова улыбаешься! Так здорово!
Повернув голову, тепло смотрю на нее. Юико едва сдерживается, чтобы не начать хлопать в ладоши. Похоже, это действительно важно для нее. Такую радость и облегчение в глазах невозможно подделать. Если такой чудесный, светлый человек, как Юико, дорожит мной, то, наверное, это что-то значит.
Мы выходим из парка, она крепко держит меня под локоть, словно боится, что я куда-нибудь исчезну по дороге. Не желает отпускать, расстаться со мной.
Каждый из дорогих мне людей не хочет расставаться с тем Рицкой, который ему больше по душе. Соби… Мама… Юико… Такое чувство, что мой мир раскололся, поделившись на два враждующих лагеря. Я не могу разрываться между теми, кем дорожу. Не могу…. Но невозможно быть хорошим для всех.
Тихонько вздохнув, накрываю своей ладонью руку Юико и вижу ее смущенную улыбку.
«Если тебе кто-нибудь дорог, береги его – это важно».
Мама… Знаю, что тебе нужен не я. Но мне нужна ты, и потому я буду беречь тебя. Как смогу.
Соби.
Ярко-синее безоблачное небо ослепительно сияет над головой. Старые величественные деревья и пышные, словно шатры, кусты погружены в уютную сонную безмятежность. Ноги утопают в траве. Ветер играет листвой. Солнечные лучи, проникая сквозь древесный полог, придают изумрудному полумраку парка глубокий янтарный оттенок.
В любой другой день я назвал бы это утро прекрасным. По достоинству оценил бы фон, выбранный Сеймеем для совместных тренировок с Акаме. Если бы не видел в этой красоте насмешку над собой. Душистому аромату трав далеко до терпких запахов больничных коридоров. Нежному солнцу – до раздражающих глаза резких ламп. Надобность, приведшая меня сюда, ничтожна по сравнению с болью того, кого я бросил. Рицка как никогда нуждается в поддержке, но вместо того, чтобы остаться с ним, я лгал и изворачивался, выискивая пути для бегства, чтобы получить возможность идти сейчас сквозь этот сказочный мир, полный умиротворения и покоя. Ступать по жемчужной росе… Тяжело отделаться от ощущения, что я предаю Рицку каждым шагом, приближающим меня к Сеймею.
Короткий сигнал SMS прозвучал в половине второго ночи. Сеймей назначил встречу в этом парке на окраине города. Он пожелал видеть меня, и я пришел, хотя мысленно проклял все на свете. Сеймей тянул с началом тренировок почти две недели, так почему же именно сегодня?..
Ботинки ступают на хрустящий гравий дорожки. Чтобы явиться точно к назначенному времени, мне пришлось срезать угол и идти напрямик, теперь же передо мной стелется тропа, покрытая островками пробивающейся зелени. Этот парк очень велик, но запущен. Природа здесь давно живет своей жизнью. Вьюны оплетают пожелтевшие от времени указатели. В тени деревьев прячется почти игрушечная часовенка – с ее покатой каменной крыши тонкими нитями свисает мох. Живое и рукотворное слилось воедино, и кажется, что семь маленьких Будд, сидящих в ряд в нише часовни, провожают меня отрешенными взглядами, полными безразличия к судьбам людей.
Выхожу, наконец, на берег пруда. Ровные листья кувшинок лежат на неподвижной чернильно-темной воде. Присев у самого края, Сеймей осторожно касается рукой поверхности, и от кончиков его пальцев разбегаются круги. Из небольшой беседки на краю поляны доносятся голоса и тихий смех. Акаме, душа компании, развлекает двух незнакомых мне молодых людей. Останавливаюсь, глядя на эту картину. Небрежно бросив взгляд на часы, Сеймей поднимается на ноги. Чуть сжав мокрую ладонь, легко стряхивает с пальцев капли. Оборачивается, уверенный в моем присутствии, и идет навстречу.
Разговор в беседке обрывается, три головы одновременно поворачиваются, следя за Сеймеем в ожидании указаний. Наконец они замечают меня. Акаме чуть усмехается и с издевательской приветливостью машет мне рукой. Один из юношей – сразу понимаю, что Боец – неуловимо хмурится, он не ощутил моего приближения. Это объяснимо – я сильнее его.
Едва заметный кивок Акаме, и все трое выходят из беседки. Нисей спускается по ступенькам последним, словно овчарка, гонящая перед собой отару. Неторопливо и вальяжно идет следом.
А я смотрю на Сеймея, не в силах, как положено, опустить глаза под его изучающим взглядом.
Я пришел, как ты того хотел, и приду - когда бы ни позвал. Того требует служение, но мне с некоторых пор известна разница между ним и потребностью подчиняться. Видишь ли ты это в моих глазах, Сеймей?
Не дойдя пары метров, он останавливается.
- Ты как всегда точен, Соби, - его взгляд задерживается на моем лице, и в нем на миг проскальзывает усмешка, - Что ж, теперь все в сборе.
Слегка повернув голову, он краем глаза наблюдает за приближением своих помощников.
- Подойди сюда. Я познакомлю тебя с остальными участниками действа.
Получив приказ приблизиться, молча следую ему, наблюдая, как указанные «участники», словно ручьи к озеру, торопливо стекаются к Сеймею. Замирают чуть поодаль за его спиной в почтительном ожидании. И только Нисей стоит позади всех и, скрестив руки на груди, наблюдает за нами с ироничной полуулыбкой, словно смотрит забавное представление. Он изменился за этот год. Исчезла показная жеманность, а вот глумливая насмешливость осталась. Впрочем, мне теперь все равно.
Сеймей оборачивается, оглядывая свою свиту.
- Итак, Нисея ты знаешь, - черноволосый ухмыляется и кивает, чуть покачиваясь с пятки на носок. Сеймей тем временем небрежно указывает рукой на молчащих молодых людей, представляя каждого. Запоминаю имена, хоть мне и не важно, как кого из них зовут. Я, не торопясь, оглядываю обоих, оценивая приблизительный потенциал. Судя по всему, эти двое будут выполнять функцию наших противников во время тренировок.
– Агатсума Соби – мой Боец. О нем вы слышали.
- Это правда, имя Агатсумы-сана известно каждому Стражу в Японии, - один из молодых людей, более живой и бойкий, чем его напарник, одаривает меня улыбкой.
Известно каждому, значит? Всматриваясь в его лицо, ищу насмешку, но не нахожу ее.
Этот паренек… Жертва… Хрупкий, русоволосый, с теплыми светло-карими глазами – он похож на осколок солнца, по странному недоразумению упавшего с небес. Открытый взгляд, задорные ямочки на щеках – этому мальчику не место в компании Сеймея. А вот его Боец прекрасно вписывается в обстановку, он совсем не похож на свою Жертву. Высокий, смуглый - напоминает чем-то поджарую борзую. Длинные темные волосы собраны в хвост, взгляд черных глаз цепкий и внимательный. Этот может оказаться неплохим противником. Хотя Сеймей не стал бы брать в помощники слабаков. Незаметно изучая обоих, осознаю вдруг, что этот хмурый боец рассматривает меня с жадным, напряженным вниманием и чем-то похожим на участие. Столкнувшись со мной взглядом, он тотчас же отворачивается, и почудившиеся мне эмоции стираются с лица. Оно становится абсолютно бесстрастным, непроницаемым, как поверхность пруда за его спиной.
Что за странная реакция?..
- Если все готовы, то начинаем, - Сеймей повелительно вздергивает подбородок, - времени не так много.
- Как пожелаете, Сей-сама, - светловолосый Агнец твердо кивает и делает знак своему Бойцу следовать за ним. Они уходят на другой край площадки, я смотрю им вслед.
- Кто они?
- Эти? – Сеймей беспечно оглядывается на своих удаляющихся ассистентов, - отбросы Семи Лун. Два года назад Юсуи потерял своего Бойца в Поединке, а в Школе не было на тот момент ни одного Чистого на замену. Парень оказался не у дел. О нем просто забыли. Выбросили за ненадобностью. И он едва не свихнулся из-за своей утраты. Я его подобрал, привел в чувство, нашел ему нового Бойца. Как ни странно, Юсуи принял его. Даже счастлив теперь, - губы Сеймея вздрагивают в усмешке, - благодарен мне сверх всякой меры.
Так вот в чем дело. Теперь понятно, почему мое появление вызвало у этого темноволосого Стража настолько бурный всплеск эмоций. Он такой же, как я. Пария... Злая шутка природы. Безымянный Боец.
- Мы готовы, - наши добровольные противники поворачиваются к нам.
- Нисей?
- Слышу-слышу, - Акаме играючи вскидывает руку, - Загрузка системы!
Волна темноты проходит сквозь пространство, уничтожая краски и делая все вокруг плоским и нереальным. Деревья, похожие на макеты из картона, обступают арену с трех сторон. Кромка воды, кажущаяся схематичной белой линией, замыкает овал с четвертой. Грань между землей и небом стирается, уступая место необъятному неподвижному космосу. Подчиняясь чужим словам, система раскрыла нам свое бездонное нутро. И именно сейчас, стоя в центре этой застывшей пустоты, я особенно остро чувствую свою ненужность. Я посторонний. Лишняя фигура на чужой доске… Того теплого живого участия, придающего всему смысл – его нет.
Сеймей неохотно, вскользь, касается кончиками пальцев руки Нисея, и имя загорается на ней. Пылающие алым буквы складывающиеся в надпись «Beloved». Закрыв глаза, наши противники читают свое соединяющее заклинание. Белый слепящий свет обволакивает их, струится по сомкнутым ладоням. Вихрь чужих сосредоточенных движений кружит по площадке, и готовые схлестнуться стороны словно бы отражаются друг в друге. Но не до конца, этому мешаю я, застыв между ними, нелепый и неуместный, как любой инородный предмет. В двадцати шагах передо мной двое единых размыкают руки, за спиной азартно пританцовывает Акаме, впитавший силу Сеймея, купающийся в ней…
Среди этой суеты я ощущаю себя деревянной марионеткой, покорно ожидающей рывка за нити. И мое стылое одиночество настолько осязаемо и реально, что кажется, его можно зачерпнуть в горсти. Уронив руки, я жду приказов.
- Мы вызываем вас…
- Мы принимаем…
После наших с Рицкой каждодневных Поединков происходящее выглядит неуместным фарсом.
- Роль Нисея стандартна. Твоя же задача, Соби, в том, чтобы удержать внешний радиус как можно дольше. Атакуете вместе. Начали!
- Будет выполнено, - механически простираю вперед руку, почти не вслушиваясь в бормотание Акаме за спиной.
- Лунный свет. Серебряная спица, пронзи врагов, как острое копье!
Несложное заклинание отдается покалыванием в кончиках пальцев. Изящный знак, танцуя в воздухе, превращается в стремительную юркую ленту. Сверкая, словно чистое серебро, она рассекает иллюзорную плоскость арены, легко и послушно устремляясь к нашим противникам.
По команде Бойца их окружает щит. Стрела не успевает даже коснуться его, как ее настигает плотный поток темноты. Густой сумрачный туман пожирает пространство – словно оживший бесформенный монстр обрушивается на купол, но, соприкоснувшись с сияющей ледяной иглой, раздается в стороны, испуганно сворачиваясь в дрожащие кольца. Внутри образуется рваная брешь, в центре которой бессильно бьется, изгибаясь, тонкий серебряный лучик света. Истончается и тает. Пронзенное насквозь темное облако распадается.
За спиной я слышу шумный выдох Акаме.
- Что за дерьмо, Агатсума?! Ты рассеял мою атаку!
- Как и ты мою.
Машинально провожу рукой по карману, остро сожалея, что не могу закурить сейчас. Происходящее напоминает бред.
- Не отвлекаться, - суровый голос Сеймея пресекает льющийся мне в спину поток отборной брани, - Вам следует научиться координировать свои действия. Ваши заклинания должны не пересекать, а дополнять друг друга.
Моя усмешка выходит довольно мрачной. С трудом себе это представляю.
- Мы атакуем, - предупреждает Юсуи.
Его Боец, наблюдавший всю сцену с непроницаемым лицом, поднимает руку и резко рубит ладонью воздух.
- Пусть слово станет плетью! Рассечение!
Его заклинание превращается в огненный знак. В вышине вспыхивает крошечная звездочка. Падая с неба, она разворачивается в тонкое кольцо, и я уже вижу, что меня ждет. Упругая гибкая струна раскручивается на лету, издавая тонкий хищный свист. Ненавистный звук.
- Отражение! Защита!
Прозрачное полотно раскрывается передо мной. Стальная нить вязнет в нем, вминается, вдавливается вглубь, теряя силу, скорость и напор. Но рассекает… Обретя свободу, хлещет наотмашь, наискось, прокладывая кровавую дорожку через щеку и плечо.
Боль вспухает огненным цветком. На мгновение я слепну. Покачнувшись, отступаю на шаг, сжимая зубы, чтобы не издать ни звука. Оковы охватывают кисть, сдавливают ее жгучим обручем, почти парализуя руку.
Разлепив веки, вижу проблеск изумления во взгляде Бойца напротив. Удивлен, что так легко сумел ранить меня, мальчик? Скупо усмехнувшись, стираю свободной ладонью алые потеки с лица. Это объяснимо. Ты слабее, но сражаешься в Паре. Я же один. Моя Жертва далеко.
- Ты позволил сковать себя при первой же атаке, Соби, - голос Сеймея холоден и сух, - это недопустимо. Соберись!
- Слушаюсь, - на мгновение прикрываю глаза.
Я понял, чем для меня станет эта тренировка. И закончится она вполне предсказуемо.
- Вторая попытка. Нисей. Соби. Атакуйте.
- Только попробуй еще раз что-нибудь выкинуть, - слышится над ухом свистящий шепот Акаме, - не смей выставлять меня в дурацком свете!
Он думает, это произошло не случайно? Недоумок…
Резко выдыхаю:
- Спираль стихий, плоть урагана. Смети! Сотри с лица земли!
За моей спиной темноволосый призывает огонь, даже не пытаясь, по-видимому, представить, как его заклинание будет взаимодействовать с моим. Впрочем, поздно переигрывать. Вращающийся вихрь ударяется оземь, заставив очертания арены содрогнуться и пойти волнами. Подняв руку, я прикрываю лицо – ветер рвет одежду, треплет волосы. Кружась с обманчивой вальсирующей неторопливостью, узкий конус торнадо поворачивается вокруг своей оси, наклоняется и с медленной угрозой скользит в сторону нашего противника, обещая смести две застывшие фигурки со своего пути. Волна пламени ударяет в центр смерча, накрывая его, словно плащом. Пока Нисей бормотал свои угрозы, я атаковал чуть раньше, и удар Акаме опоздал. Вклинившись в бешеную круговерть воздушной спирали, поток огня произвел взрывной эффект. Край торнадо вспух облаком, воздух в том месте стремительно расширился, вращаясь, потащил шлейф огня за собой. Раздувшись, словно гигантский мыльный пузырь, воронка накренилась. Утратив равновесие и форму, рухнула вниз – изломанный, пожирающий сам себя вихрь накрыл купол противника. Все вокруг заволокло туманом, сквозь который тускло мерцал матовый контур защитной сферы. Голос Бойца с трудом перекрывал вой ветра, но мне уже сделалось ясно, что купол выстоит. И эта атака не нанесет вреда.
Облако рассеивается.
Несколько секунд стоит полная тишина. Наши противники переглядываются, но не издают ни звука и только шумное дыхание Акаме бьет по ушам. Ну, этот долго молчать не станет.
- Сеймей, сделай что-нибудь! Он мне мешает!
Без труда догадываюсь, что черноволосый имеет в виду меня. Устало стянув очки, убираю их в карман.
- Это так, мы только мешаем друг другу. Кто-то должен быть ведущим, чтобы второй подбирал вспомогательную атаку под основную. Иначе мы ничего не добьемся.
Сеймей молчит, принимая решение. Во время боя он всегда делает это быстро.
- Испробуем этот вариант. Первым атакует Соби.
- Что?!
Я прямо чувствую, как Акаме вспыхивает от негодования.
- Какого черта ведет он?!
- Ты с чем-то не согласен, Нисей? – спрашивает Сеймей обманчиво тихо и ровно, но от этих интонаций по коже бежит дрожь. Акаме давится возражениями и, что-то невнятно булькнув, замолкает.
Сеймей продолжает равнодушно и терпеливо, словно объясняя взбалмошному ребенку всем очевидную истину.
- Соби отвечает за внешний периметр. Тебе будет хорошо видно и слышно, что и как он делает. Заодно изучишь его тактику. Разнообразишь познания.
Черноволосый свистяще выдыхает. По моим губам скользит горькая улыбка.
Значит, ты все же признаешь, что я лучше, Сеймей. И гораздо опытней. Еще год назад я был бы счастлив узнать об этом. А теперь…
Если ты желаешь преподать своему строптивцу урок послушания и заодно сделать так, чтобы он чему-то научился, то что ж… Я послужу твоим орудием и в этом. Мне неважно, чем быть для тебя.
- Атакуйте, мы готовы, - Жертва противника кивает, услышав эти слова Сеймея. Боец поднимает руку…
Сеймей жестко бросает мне в спину:
- Надеюсь, повторного промаха не будет, Соби. Отрази эту атаку.
- Слушаюсь, - вскидываю голову. Боец уже читает заклинание, и знаки танцуют над его головой, сплетаясь в пламенеющий иероглиф.
- Пусть боль скует тебя. Разряд!
Усмехаюсь. Простейшее заклинание. Грубое и мощное. Но справиться с ним не составит труда.
- Веришь в силу боли? Так встреть ее. Зеркальная стена! Возврат!
Он втягивает ртом воздух, потратив последние мгновения на удивление. А затем его лицо искажается мукой. Глаза бессмысленно распахиваются. Изломанные искрящиеся змейки опутывают обоих, вызывая беспорядочные конвульсии. Я знаю, как это действует – боль скручивает мышцы, кожа горит огнем, сердце безумствует… Не выдержав, Жертва тонко вскрикивает. Оковы охватывают горло Юсуи, превращая крик в сдавленный хрип.
- Отлично, - удовлетворенно замечает Сеймей, - так и продолжай, Соби.
Я наблюдаю за тем, как Боец противника, едва держась на ногах, подхватывает свою Жертву, не давая упасть. Тяжело дыша, оба выпрямляются.
- Наша очередь атаковать, - с деланной жизнерадостностью произносит Нисей за моей спиной. Он еще не смирился.
- Начинайте. Все помнят, что они должны делать.
Последняя фраза Сеймея не подразумевает ответа, но Акаме тем не менее ворчит сквозь зубы:
- Забудешь тут, как же.
Не обращая на него внимания, простираю руку к уже изготовившемуся для отражения удара Бойцу. На этот раз не должно быть осечек.
- Осколки льда, как острые кинжалы... Разите!
Слова срываются с губ. Сложный знак полыхает алым… И воздух вокруг меня ощетинивается тучей ледяных копий. Они взмывают ввысь, рвут пространство…
Растерявшись, Нисей выдыхает короткое ругательство. Не знаю, что сейчас творится у него в голове и не хочу знать.
- Э-э… Секущий ветер! Зимняя пурга! Вперед!
Спину обдает холодом. Обжигающая волна стужи проносится мимо, окатив ледяным дыханием. Закручивающаяся в спираль метель подхватывает брошенные мной в бой осколки, несет, кружит. Набирая мощь, воздушный сель из льда и снега падает на вскинутые в страхе головы. И выставленный по мановению руки Бойца щит кажется хрупкой прозрачной скорлупкой.
- Защита! Защита! – голос Стража срывается, он едва слышен за воем ветра, - Дерьмо! Защи!...
Буря вминается в щит, взламывает его, теснит и он не выдерживает. Всей своей мощью ледяной поток обрушивается внутрь, поднимая фонтаны снежной крошки.
- Бинго! – краем глаза замечаю, как Акаме коротко бьет ребром ладони о ладонь.
Молочный туман постепенно растворяется, и сквозь него проступают очертания лежащих на земле тел. Тускло сияют оковы. Подойдя ближе, остановившись рядом со мной, Нисей чуть наклоняется, опираясь руками о колени, присматриваясь.
- Неужели уложили с одного удара? Класс!
- Сомневаюсь, - щурясь, вглядываюсь в оседающую снежную пыль, - зря радуешься.
- Не забывайтесь! - жестко одергивает нас Сеймей, - это хоть и приближенная к реальным условиям, но все же тренировка.
- Помним-помним, верно, Агатсума? - Нисей ухмыляется, весело косясь на меня.
Отворачиваюсь, не в силах смотреть на его нахальную улыбку. Панибратские отношения с Акаме не входят в мои планы на ближайшую тысячу лет.
Со стороны противника доносится тихий стон. Боец садится на земле, держась рукой за скованное горло, ладонь стискивает цепь. Рядом начинает шевелиться Агнец. Темноволосый Страж бросается к нему, обнимает за плечи, поворачивает к себе лицом…
- Вы в порядке? – бесстрастный голос Сеймея заставляет обоих поднять головы, - можете продолжать?
- Да, Сей-сама, - Юсуи выдавливает из себя бледную улыбку, - с нами все хорошо.
Слабым движением подбородка он приказывает своему Бойцу поставить его на ноги. Тот подчиняется.
- Постарайся, Кенжи, - чуть пошатнувшись, но затем снова встав прямо, светловолосый Агнец отступает за спину своего Стража, - покажи Сей-саме все, на что мы способны.
- Будет исполнено, - немного хрипло отвечает Боец, поворачивается к нам, и мрачный блеск в его глазах не сулит ничего хорошего.
Невольно усмехаюсь, склоняя голову. Эти двое, даже ненамеренно, располагают к себе. Они обречены на поражение и знают об этом. Но держатся. Такое присутствие духа заслуживает уважения.
- Мы атакуем, - сухо сообщает Страж.
Встречаюсь с ним взглядом.
- Я готов.
***
Ослепительный на фоне черных верхушек деревьев полукруг неба наделяет окаймляющие его контрастные силуэты радужной короной. Нелепо распластавшись на траве у самой воды, я смотрю вверх. Осторожно дышу, ожидая, когда схлынет боль. Жгучие вспышки в мышцах и суставах медленно успокаиваются, сменяясь ровной тупой пульсацией. Уже можно двигаться. Слабо шевельнув рукой, дотягиваюсь до кармана, невольно поморщившись от мучительной судороги, которой отозвалось это простое действие. Добираюсь до пачки сигарет. Давно хотел. Пока Сеймея нет рядом, я могу курить.
Чуть приподнимаю голову. Пальцы не слушаются от слабости – огонек зажигалки неровно дергается и пляшет, промахиваясь мимо кончика сигареты. Но в итоге я справляюсь и с этим. Откинувшись обратно, затягиваюсь, наблюдая за неспешным бегом облаков. Для меня Поединок уже закончен.
Как и предполагалось, меня выбросило из Системы, едва я был полностью скован. Это произошло не сразу. Мы успели обменяться примерно десятком взаимных ударов. Бой затянулся, потому что первая успешная атака с нашей стороны, как оказалось, вовсе не означала, что все последующие будут такими же. Нисей часто ошибался и опаздывал. И каждый его промах сопровождался вспышкой злости. Удары же Бойца противника оставались взвешенными и точными. И поскольку рядом не было Рицки, мне удалось отразить не больше половины. А тех, что достигли цели, было достаточно, чтобы в итоге оказаться скованным. В общем, мне слегка досталось.
С трудом поднеся ладонь ко рту, вынимаю сигарету и роняю руку с ней на грудь. Пепел сыпется на рубашку.
Если Акаме сумеет приспособиться, то все Поединки будут решаться в несколько атак, как и хотел Сеймей. А пока мне предстоит заканчивать эти Дуэли вот так, как сейчас.
Приподнявшись на локтях, пытаюсь сесть. Рот невольно кривится, когда все мышцы тут же сводит судорогой. С трудом сдерживаю стон. Проклятье… Мне бы еще хоть немного времени, но Поединок вот-вот закончится – нельзя допустить, чтобы Сеймей застал меня беспомощно лежащим на земле.
Подняться удается только с третьей попытки. Отрывисто хватая ртом воздух, стираю выступившую на лбу испарину. Тяжело опираюсь локтями о колени. Я бы хотел сейчас быть в другом месте. Ждать Рицку у ворот школы. Стоять там час, два – сколько потребуется. Чтобы потом быть вознагражденным теплом его маленькой ладони в своей руке.
Пространство за спиной искажается, идет волнами, выпуская Сейсея и остальных из недр Системы. Краем глаза я вижу бесчувственные тела его помощников, распростертые на земле. Впрочем, я не сомневался, что в итоге Дуэль завершится именно так. Не обращая на них внимания, Сеймей стоит чуть справа от меня, массируя запястье. Похоже, нашим ассистентам все же удалось его сковать.
- Ты должен быть внимательней в обороне.
- Ну прости, - заискивающие нотки в голосе Акаме сопровождаются нервной усмешкой, - Я слегка расслабился из-за Агатсумы…
Глаза Сеймея опасно сужаются.
- Значит, больше не расслабляйся, Нисей, - негромко, но жестко чеканит он, и, отвернувшись, идет в мою сторону, оставив Акаме с обидой глядеть ему вслед. Остановившись возле меня, недовольно приподнимает бровь, заметив почти погасшую сигарету в моей руке. Без напоминаний равнодушно тушу ее о землю.
- Как ты оцениваешь свое состояние, Соби? Сможешь продолжать тренировку?
- Смогу, - устало вздохнув, опускаю голову, – как только ты скажешь, что ее пора продолжить.
Сеймей слегка усмехается, покровительственно глядя на меня сверху вниз. Мы оба знаем, что на такой вопрос нет другого ответа. Но он всегда сочтет нужным спросить, прекрасно зная, что услышит взамен. Это одна из игр, в которые Сеймею никогда не надоест играть.
- У тебя есть примерно полчаса, чтобы подготовиться к следующему Поединку. Думаю, этого хватит, чтобы мои ассистенты полностью пришли в себя. Рекомендую провести время с толком и обсудить с Нисеем вашу общую тактику, - он критически осматривает мою окровавленную рубашку, - чтобы в следующий раз результат оказался лучше.
Сказав это, уходит к беседке. С мрачной иронией оглядываюсь на стоящего неподалеку Акаме. «Обсудить тактику?..» Посмотрев на меня с явным отвращением, темноволосый раздраженно выдыхает и отправляется следом за Сеймеем, неприступно вздернув подбородок. От его реакции сразу делается смешно и горько. Как капризный ребенок. Впрочем, я стал свидетелем его унижения, и можно даже не надеяться, что «результат» после этого и правда окажется «лучше».
Неподалеку слышится тихий стон – наши бывшие противники начинают шевелиться. Боец приподнимает голову, машинально встряхивает ею, пытаясь прийти в норму, и тут же застывает. Скривившись, обхватывает сзади шею ладонью. Проходя мимо, Нисей замедляет шаги, опускается на одно колено и что-то говорит ему вполголоса. На губах вновь сияет сердечная улыбка. Он как хамелеон. Сначала на лице одно выражение, а спустя секунду другое. Бодро потрепав Кенжи по плечу и вызвав этим мимолетную болезненную гримасу, Акаме поднимается и уходит следом за Сеймеем. Сделав над собой усилие, Страж неловко перекатывается на бок. Остановившись, сделав несколько глубоких вдохов, тянется к своей Жертве. Садится, не обращая внимания на боль, и приподняв Юсуи за плечи, бережно устраивает его на коленях, обнимает, словно желая защитить, но на самом деле устанавливая физический контакт. Хотя, возможно, все вместе. Светловолосый Агнец слабо тянет к нему руку, и ладонь Бойца тут же обвивает ее, тихонько сжимая. Он смотрит вниз на свою обессиленную Жертву, и темные брови тяжело сходятся. При виде этого на лице Юсуи появляется легкая улыбка. Разомкнув губы, он начинает что-то тихо говорить своему Бойцу. Успокаивая. Не в силах больше смотреть на это, отворачиваюсь. Тупая тоскливая боль сдавливает сердце. Этому Чистому несказанно повезло с Жертвой. В глазах обоих светятся неподдельные чувства. Тепло, преданность друг другу... А что в моих?
Не позволив эмоциям взять верх, безжалостно давлю их в себе. Сожалеть бессмысленно. Все решено. Я не вправе ничего изменить.
Подняв голову, скольжу взглядом по раскинувшейся передо мной непроницаемой глади воды. Моя душа теперь выглядит так же. Ни единого блика, ни одной краски. Только темнота.
Слышатся тихие шаги. Стараясь держаться прямо, темноволосый Страж подходит ко мне. Двигаясь медленно и осторожно, неловко садится рядом, поджав под себя ноги. Чего он хочет? Справиться, как я себя чувствую после Поединка с ним? Это никому не нужно.
Боец молчит, а я не спешу помогать ему начать разговор. Разговора не будет. Пусть скажет, что собирается, и уходит.
- Мне следует извиниться перед вами, Агатсума-сан, за свою первую атаку. Я должен был выбрать другое заклинание.
Чуть удивившись про себя такому странному началу, безразлично пожимаю плечами.
- Незачем.
Темноволосый упрямо склоняет голову.
- Аояги-сама говорит, что тренировки должны оставаться тайной. А это… - он кивает на вздувшийся багровый рубец на моей щеке, - это заметно. Маленький брат Аояги-самы может начать задавать вопросы.
Вот оно что… Невольно улыбаюсь про себя. Ну, в том, что Рицка заметит порез и начнет допытываться, откуда он взялся, я не сомневаюсь. Ничего… Найду, что сказать, чтобы успокоить его. Скрыть неловкость при движении раненого плеча было бы куда сложнее.
Невольно кошусь на своего угрюмого собеседника. Однако же… Этот, как его, Кенжи много знает о происходящем. Насколько много?
- Тебе известно, зачем нужны эти тренировки?
- Да, - кратко отвечает он, - Юсуи сказал мне.
И все-таки они участвуют в этом. Настолько ненавидят Семь Лун?
- Так значит, вы собираетесь сводить свои счеты со Школой.
- Нет, - Боец равнодушно пожимает плечами, - Юсуи очень добрый. Он не держит ни на кого зла. Но мы оба в безграничном долгу перед Аояги-сама. Какая бы помощь ему ни потребовалась, мы сделаем все, что сможем.
- Все, значит?
Он серьезно смотрит на меня.
- Да. Все.
Невольно вздыхаю. Как Сеймей говорил о Юсуи? «Благодарен мне сверх всякой меры…»
Благодарность – вот их капкан.
Теплый ветер, дохнув в спину, приносит с собой звук уверенного голоса Сеймея. Невольно оглядываюсь. Тот стоит, прислонившись спиной к перилам беседки, и разговаривает с кем-то по сотовому телефону. Нисей, невозмутимо устроившись на ступеньках, жует травинку. Прикрыв глаза, отдыхая, светловолосый Агнец сидит на земле, закутавшись в чей-то плащ. Сколько еще таких как Юсуи и Кенжи, припрятано у Сеймея в рукаве?
- Иди к своей Жертве. Ты не должен был оставлять его одного сейчас.
Боец поджимает губы.
- Юсуи сам послал меня.
Устало прикрываю глаза. Я мог бы догадаться.
- Понятно. Извинения приняты. Можешь теперь вернуться к нему.
Не сказав больше ни слова, он поднимается и уходит. Остаюсь сидеть в одиночестве у кромки воды. Свинцовая тяжесть охватывает тело. Хочется спать, но нельзя. У меня всего полчаса.
Продолжение в комментариях...
Chapter XVIII Faithless
Преданный.Chapter XVIII Faithless
Преданный.
«Правитель не может собрать армию только из-за своего гнева.
Полководец не может вступить в битву
только из-за крушения своих надежд.
Когда выгодно, продвигайся;
когда невыгодно, остановись.
Гнев может вновь обратиться в счастье,
раздражение может вновь обратиться в радость,
но уничтоженное государство невозможно оживить;
мертвого нельзя вернуть к жизни». (с)
***
– Еще двое, Минами-сенсей. Итого пять пар. Следует ли нам ждать еще кого-то? – Тихий почтительный голос врача отвлек Ритцу от изучения медицинских карт.
Оторвавшись от чтения, сенсей перевел равнодушный взгляд на терпеливо ждущего ответа медика – невысокого седого мужчину в ладно сидящем на коренастой фигуре белом халате.
– Если не будет несанкционированных нападений с нашей стороны, то – нет. Все, кого мы ждали сегодня, уже здесь. Вы поместили их в подготовленные боксы?
– Да, все сделано. Также проведен предварительный осмотр.
– И каковы результаты?
Сложив руки на животе, врач задумчиво пошевелил пальцами.
– Диагноз все тот же. Внешние повреждения незначительны, но налицо тяжелый шок и полное истощение ресурсов организма. Как и у всех прочих пар, срок реабилитации этой пятерки обещает быть достаточно долгим.
– Благодарю. Вы можете вернуться к вашим обязанностям. Не смею больше задерживать.
Ничуть не удивившись сухим нотам в голосе Ритцу, врач невозмутимо поклонился и быстрым энергичным шагом направился ко входу в отделение реанимации, оставив Ритцу одного в коридоре.
Шаги стихают. Тихо гудят кондиционеры. И не скажешь, что палаты, расположенные за протянувшимися вдоль коридора дверьми, переполнены пациентами, которые по истечении критического периода будут отправлены в спешно переделанное под госпиталь старое здание на другой стороне горы. Здесь уже не хватает мест. Больничное крыло Школы Семи Лун не слишком велико, и, тем не менее, в нем не наблюдается ни паники, ни скопления людей. Стерильные помещения, почти зеркальные полы, неяркие зеленые лампы над дверьми палат – ничто не выдает напряжения. Внезапно получивший невиданную доселе нагрузку персонал невозмутимо делает свою работу.
Потерев пальцами переносицу меж сведенных бровей, Ритцу бросает взгляд на круглый циферблат на стене. Почти пять вечера. По тебе часы можно сверять, Соби-кун.
Поправив накинутый поверх пиджака белый халат, Ритцу направляется следом за врачом. Для составления отчета надлежит лично удостовериться в состоянии каждого из вновь прибывших. С момента появления первых из них это стало для Ритцу каждодневной обязанностью, как и сбор данных для предоставления аналитикам. Личное участие сенсея было как его скрытой проверкой, так и повинностью. И он это очень хорошо понимал.
Толкнув одну из двустворчатых дверей с длинными горизонтальными ручками, Ритцу вошел в расположенный за ней предбанник. Двинулся дальше, минуя столик дежурного врача – мимо тянущихся по обе стороны коридора длинных, похожих на витрины, стекол, за которыми находились реабилитационные боксы. Все они были ярко освещены и все заняты. Подойдя к одному из распложенных в глубине, Ритцу остановился, сквозь прозрачную стену наблюдая за суетой врачей внутри. На напоминающих скорее анатомические кресла, чем кровати, койках неподвижно застыли двое. Глаза закрыты, черты заострились, кожа лица и рук носит следы обморожения – неестественно бледная, с синеватым оттенком. Один из находящихся внутри медиков как раз закончил обрабатывать пораженные участки жирной мазью, другой вводит в вены капельницы с питательным раствором. Третий закрепляет на висках и запястьях датчики для регистрации жизненных параметров – тонкие проводки опутывают тела как невесомые паутинки. Работа ведется быстро, слаженно и в полном молчании. За прошедшие полторы недели персонал лазарета довел свои действия почти до автоматизма, потому как изо дня в день был вынужден производить эти манипуляции по десятку раз.
– Этот твой Соби-кун просто изверг! Смотри, до чего людей доводит.
Брови Ритцу едва заметно вздрагивают, выдавая секундное раздражение. Совладав с ним, он поворачивает голову, холодно глядя на нежданных визитеров. Даже медицинский халат, отличающийся впрочем, оригинальным кроем, смотрится на Нагисе как некое затейливое платье. Должно быть, дело в затянутом на спине поясе, изящном треугольном воротнике и двойном ряде синих пуговиц. Поприветствовав безмолвным кивком стоящую за спиной сенсея Нану, Ритцу отворачивается и равнодушно отвечает.
– В операционной свет не горит, как видишь – в особых мерах нет нужды. В целом, на мой взгляд, не происходит ничего выходящего за рамки...
– Ничего выходящего?.. – удивленно перебивает Нагиса. Раскинув руки, обводит ими пространство от потолка до пола. – Ты это называешь «ничем выходящим»?
Хладнокровно наблюдая за движениями врачей, Ритцу добавляет.
– Само собой если не брать в расчет масштабность, а рассматривать каждый случай по отдельности. – И без паузы: – Нагиса, что ты тут делаешь? Насколько я знаю, среди прибывших сегодня нет никого, в ком ты могла бы быть заинтересована лично.
Белокурая сенсей хмурится.
– При чем здесь «лично»?! Не все же такие бездушные, как ты.
Словно не слыша разговора, Нана проходит мимо них и останавливается рядом с Ритцу, сквозь высокое стекло глядя на лежащих без сознания, беспомощных Стражей.
– Они прямо как восковые куклы, – тихо произносит Семь, жалостно сдвигая изящные брови, – словно неживые.
– Вот и я о чем, – Нагиса морщится. Отвернувшись в сторону, возмущенно бормочет: – Я давно пытаюсь донести до вас, что Агатсума – просто неконтролируемый псих.
– Это ошибка – так думать, – поправив очки, Ритцу скрещивает руки на груди. – Контроль у Соби-куна как всегда на высоте. И это ясно любому, кто возьмет на себя труд хоть немного вникнуть в ситуацию.
– Ошибка? По-твоему я ошибаюсь?.. – Открыв рот, но так и не найдя подходящих слов для выражения своих эмоции, Нагиса, наконец, тыкает пальцем в сторону стекла. – Да ты только посмотри на них!
– Хм… Тут и впрямь есть на что поглядеть, – сухо усмехнувшись, Ритцу невозмутимо склоняет голову. – При минимуме физического, нанести предельно возможный ментальный урон и сделать, таким образом, срок восстановления максимально долгим – это ли не настоящее мастерство? И сострадание…
В удивлении Нана поворачивает голову, оторвавшись от созерцания происходящего в боксе. Нагиса так и остается стоять с открытым ртом, опешив от сказанного.
– Ритцу, – чуть нахмурившись, Нана внимательно глядит на сенсея, – выглядит так, словно ты это одобряешь.
Отойдя от изумления, Нагиса стискивает кулачки.
– Именно! Что бы твой «Соби-кун» ни натворил, ты всегда защищаешь его!
– Не защищаю, а всего лишь отдаю должное, – ни капли не смущенный протестом в глазах собеседниц сенсей ровно поясняет. – Хоть эти пары считаются лучшими, предел выносливости от природы у каждой свой. Где-то больше, где-то меньше. Если бы во всех случаях мощность последнего удара была одинаковой, то кто-то из проигравших пострадал бы незначительно, а кто-то погиб. Однако во время поединков Соби-кун варьирует интенсивность атаки, соизмеряя финальный ущерб с максимальным для каждой пары запасом сил, вычерпывая все до дна. И это делает его мастерство и контроль несомненными.
– Он во время боя сложением занимается что ли? Как счетная машинка?!
Сенсей едва заметно морщится.
– Ты несешь чушь, Нагиса. Такие вещи определяют опыт и интуиция. Соби-кун мог бы уничтожать противников, если бы хотел. Но он не хочет. И демонстрирует далеко не все, на что способен.
Почти заворожено слушая Ритцу, Нана выдыхает.
– Ты словно восхищаешься им.
Уголки губ сенсея изгибаются в сдержанной улыбке.
– Скорее – собственной работой.
– Ты! Самовлюбленный, эгоистичный!.. У-у-ух-х…. – Дрожа от возмущения, Нагиса, зажмурившись, выпаливает: – Всегда это знала!
Выражая беззвучным вздохом бесконечное терпение, Ритцу поворачивается к разгоряченной «собеседнице» и равнодушно бросает:
– Если угодно. По правде говоря, я и не надеялся, что ты, Нагиса, сможешь по достоинству оценить происходящее. Так что, по-видимому, в очередной раз зря потратил время.
Не считая нужным добавлять что-либо к последней уничтожающей реплике, сенсей разворачивается и идет к выходу. Проверку можно закончить и потом. Так или иначе, работать в подобных условиях совершенно невозможно.
– Ты такой же ненормальный, как и он!! – слышится вдогонку, но Ритцу продолжает идти, не обращая внимания. В бессильной злости Нагиса топает ножкой, сверля взбешенным взглядом спину сенсея. Игнорирование всегда выводило ее из себя даже больше, чем язвительные ответы. Знает ли об этом Ритцу? Наверное, знает. Иначе, зачем ему так издеваться над ней, Нагисой.
Ритцу выходит в коридор, аккуратно притворяя дверь, чтобы не потревожить спящую в коридоре тишину. Следует вдоль окон к выходу из корпуса. Время активных действий для него миновало в промежутке между первым визитом Аояги в базу данных Семи Лун и началом сезона охоты на Стражей со стороны Соби-куна. Да-а… В этой партии сенсей больше не игрок. Он выбыл, утратив контроль над ситуацией. Все что ему остается теперь – это только наблюдать, прекрасно осознавая при этом свою причастность к творящемуся безумию. Причастность и… ответственность.
«Отчаявшиеся люди идут на отчаянные меры.»
Сунь Цзы говорил: «…если окружаешь войско противника, оставь открытой одну сторону; если он находится в безвыходном положении, не нажимай на него…». Не нажимай… иначе он начнет сражаться с яростью смертника.
«Я не предполагал, что возвращение ко мне является для тебя чем-то настолько неприемлемым, мальчик мой. Был момент, когда я мог дать защиту тебе и тому, кого ты считаешь своим хозяином. Это было выполнимо. «Окружив», я оставил для спасения «одну сторону», но ты предпочел бороться, словно обреченный, будто у тебя нет выхода. Так с кем ты сражаешься, Соби-кун? С Семью Лунами или со мной?»
Пустые своды коридора отражают и возвращают вибрирующим эхом летящий вслед стук каблучков.
– Ритцу! Да стой ты…
Сенсей оборачивается, замедляя шаги. Опасно балансируя на изящных шпильках, его догоняет Нана. Рукава белого халата разлетаются на бегу, полы бьются сзади, открывая вид на ладные узкие джинсы и легкомысленной расцветки топ.
– Слушай, – остановившись рядом девушка тратит мгновение на то, чтобы перевести дух, – ну со мной-то ты можешь поговорить нормально? Я хочу знать, что происходит!
Не торопясь отвечать, Ритцу бросает беглый взгляд ей за спину, ожидая, что в дверях вот-вот возникнет Нагиса. Уловив эту мысль, Нана быстро вскидывает руки в успокаивающем жесте.
– Она занята там. Общается с врачами. Так мы можем поговорить?
Ритцу поворачивается к девушке, глядя на нее с высоты своего роста.
– Не вижу необходимости. Ты ведь одна из Семи, Нана. И имеешь доступ ко всем материалам по этому делу. Зачем тебе что-то у меня спрашивать?
Семерка чуть раздраженно встряхивает головой.
– Да, я читала отчеты. И про обнаруженную закономерность в нападениях, доказывающую, что Соби получил копию списков. И анализ алгоритма действий... И прогнозы… Я все читала. Нет только объяснения его ненормальному поведению. Одни теории. Никто так и не смог внятно ответить на вопрос «почему?».
– Это так, – уголки губ Ритцу язвительно вздрагивают, выдавая его собственное отношение к работе аналитиков. – Но мне непонятно, зачем ты стремишься разобраться в этом, Нана? Смысл поступков, как и участь Соби-куна, не должны тебя волновать.
Она слегка обиженно поджимает губы.
– Почему ты так?.. А впрочем, ладно. Ты прав, – без тени смущения она вздергивает подбородок. – Мне все равно, что в итоге станет с Соби. Но ему помогает этот мальчик, Loveless! Я не хочу, чтобы он пострадал.
Оценив по достоинству такой ответ, сенсей усмехается со сдержанным сарказмом.
– Можешь не беспокоиться, Соби-кун не допустит этого. На настоящий момент Аояги – последний, кому грозит опасность.
Нахмурившись, Семь быстро убирает за ухо прядь длинных светлых волос.
– Не знаю, почему ты настолько уверен в этом, Ритцу. Ведь если бы Соби и впрямь заботился о безопасности этого ребенка, то давно бы сдался сам. А так он только хуже и хуже делает. И подвергает Рит-тяна риску! Я не понимаю…
Сложив руки на груди, Минами прохладно интересуется:
– Так в чем собственно состоит твой вопрос?
Качнувшись с каблука на носок, Нана поднимает на сенсея ставший чуть суровым взгляд.
– Если тебе нужна конкретная формулировка, то вопрос такой. Почему Соби так поступает, и почему Loveless помогает ему? Я хочу понять, что ими движет.
Уголок рта Ритцу чуть дергается в усмешке.
– И ты решила, что я способен помочь тебе с этим.
Игнорируя явственную иронию, девушка спокойно пожимает плечами.
– Если у кого-то и может быть объяснение происходящему, то только у тебя. Ты, возможно, единственный, кто понимает Соби. Ты его учитель.
Сенсей склоняет голову, обдумывая довод. Помедлив мгновение, присаживается на край подоконника. Стоя напротив, ожидая решения его решения, Нана ловит себя на странном ощущении. Она чувствует себя будто школьница. Непривычно испытывать такие ощущения человеку, отвечающему за сетевую безопасность. К тому же – одному из Семи.
– Что ж. С момента моего отстранения, ты первая кому пришло в голову спросить что-либо. Это заслуживает поощрения.
Пристроив папку рядом с собой, Ритцу переплетает пальцы на животе, словно сидит в своем кабинете в кресле.
– Только ты неверно ставишь вопрос. Надо спрашивать не «почему», а «зачем».
Нана недоверчиво приподнимает бровь, не зная воспринимать ли это всерьез.
– А есть разница?
– Есть. В первом случае речь идет о причинах, а во втором – о целях. О причинах я распространяться не стану, а вот в том, что касается целей, могу кое-что прояснить.
В ответ на это девушка лишь приоткрывает рот, выдав безмолвное: «А...».
Потянувшись себе за спину, сенсей отворяет окно, впуская внутрь свежий, пропитанный запахом зелени, воздух. Достает из нагрудного кармана сигареты. Наблюдая за ним в некотором замешательстве, Нана колеблется, размышляя – не напомнить ли сенсею, что они все-таки находятся в больничном крыле. Но отказывается от этой идеи, опасаясь спугнуть столь редкую для Минами откровенность. Тот щелкает зажигалкой. Дым, следуя за воздушным потоком, устремляется куда угодно, только не в окно. Провожая глазами уплывающие под потолок сизые нити, Нана чуть морщится, но молчит.
– Люди странно устроены. Только увязнув в войне, они начинают желать мира, – повернув голову, Ритцу смотрит куда-то в пустоту. Очки бликуют скрывая глаза. – История знает много таких примеров, когда – не в состоянии переломить ход сражений, правители начинали искать компромиссы с одной лишь целью – устранить, наконец, конфликт.
– Это то, чего он хочет? – не выдерживает Нана. – Измотать нас?!
– Не только, – ровно затянувшись, мужчина выпускает дым через нос. – Полагаю, что в самой дальней перспективе Соби-кун рассчитывает получить помилование для себя и Аояги взамен прекращения нападений и возвращения украденной информации.
– Ритцу!.. Но ты ведь понимаешь, что это невозможно! – пораженно выпаливает Нана. – Их не простят после всего, что они натворили! То что происходит, это… это просто плевок… пятно на репутации Семи Лун. Они потребуют наказания!
Подняв глаза, сенсей пристально смотрит на девушку.
«Забавно. Ты одна из Семи, Нана. А рассуждаешь так, словно к ним не относишься.»
– С тем, что потребуют, никто и не спорит, – отвернувшись, он небрежно стряхивает сигаретный пепел в окно. – Вот только смогут ли они добиться этого? Сильнейшие пары не выдерживают встречи с Соби-куном и Аояги. И все, кто был послан, чтобы захватить их, пребывают сейчас в лазарете в не менее плачевном состоянии. Действовать же другими способами совету Семи не позволит честь. Как хранители закона и порядка они не могут и не станут нарушать ими же поддерживаемые правила. А наша проблема в том, что в своих действиях Соби-кун придерживается кодекса Дуэлей, согласно которому любой может вызвать любого на поединок, и, в отсутствии нарушений регламента, этот поединок будет считаться законным, несмотря на последствия для проигравшей стороны. Соби-кун действует строго в соответствии с правилами. И с этой точки зрения нам даже нечего ему предъявить, чтобы иметь право обращаться с ним как с преступником.
– То есть как это – нечего предъявить?! Он украл данные из базы. Он уже преступник!
– Пусть так. Но за такой проступок предусмотрено совершенно определенное наказание, которое Соби-кун отказался принять. И он, по всей видимости, уверен, что не найдется никого, кто бы смог заставить его сделать это.
– Есть еще Каратели, если ты помнишь, – тихо говорит Нана. – И не сегодня-завтра будет принято решение об их привлечении.
«Что ж… Этого следовало ожидать.»
– Каратели – самый сильный аргумент Семи для выхода из любых ситуаций. Считается, что они непобедимы. Занятно окажется, если и они потерпят неудачу.
Не найдя в сказанном ничего забавного, Нана недоверчиво приподнимает бровь.
– Ты в это веришь? По-моему, ты переоцениваешь Соби.
– Во что верю я, не имеет значения. Но Соби-кун полагает, что способен справиться со всеми, кого выставят против него Семь Лун. Иначе не имело смысла начинать эту войну. Насколько он ошибается в оценке своих сил, покажет только время.
Ритцу замолкает – невозмутимо курит, глядя в окно.
Пауза затягивается, рождая напряженную тишину. Ощущая неловкость, Нана переступает с ноги на ногу, не зная как продолжить разговор. Вздохнув, прикрывает глаза.
– Так ты думаешь, Каратели проиграют?
– Я ничего не думаю. Я жду результат.
Тихо выдохнув сквозь зубы – «Как же с ним сложно!» – девушка прячет руки в карманы медицинского халата.
– Ну же, Ритцу. У тебя, как правило, по любому вопросу есть свое мнение. И вдруг, ни с того ни с сего, его нет? – Она усмехается чуть нервно. – Слабо верится.
Сенсей тонко улыбается.
– В моем положении опасно иметь собственное мнение. Я отстранен от должности, если ты не заметила.
– Было за что, – резко отвечает Нана. Минами саркастично вскидывает бровь. Семерка вздыхает, отводя глаза.
– Ты как хочешь, Ритцу, но все-таки в некоторых словах Нагисы есть резон. Мы могли не допустить такого безобразия, если бы уже тогда, после исчезновения последней пары Зеро, арестовали Соби. Но ты убедил Семь Лун подождать, твердил, что у тебя все под контролем – тебе поверили. И что мы имеем сейчас?
Холодный профиль Ритцу – как оттиск римской монеты, отпечатавшийся на фоне светящегося окна.
– Я уже извинился перед советом Семи за свою ошибку. Ты хочешь, чтобы я повторил это на бис для тебя лично?
Нана качает головой.
– Нет, мне это не нужно. Но ты хоть можешь объяснить, чего ты ждал?
– Неважно. Того, чего ждал, не дождался, – он прикрывает глаза.
Да-а, это был грандиозный промах. После разговора с Аояги на одиннадцатом уровне игры «Рождение мага» сенсей был на все сто уверен, что Loveless согласится на сделанное ему предложение – прибудет в Школу и привезет Соби-куна. Но мальчишка обставил Ритцу на его же поле. И теперь за ошибку сенсея расплачиваются другие.
Сделав последнюю затяжку, Ритцу тушит сигарету о клапан похожей на портсигар портативной пепельницы, бросает окурок внутрь. Захлопнув, убирает украшенный вензелями футляр в карман.
– У тебя все, Нана?
Девушка в раздумье хмурит брови.
– Подожди. Ты ведь так и не ответил на мой первый вопрос.
Сенсей поднимается.
– Я дал достаточно информации к размышлению. Выводы ты можешь сделать и сама.
– Так не пойдет, – Нана осуждающе встряхивает гривой светлых волос. – Ты же согласился помочь!.. Сам ведь сказал, что я первая, кто что-то у тебя спросил. Это не честно!..
Мужчина вскидывает глаза. Задумчиво вглядывается в раздосадованное лицо девушки, затем вдруг легко соглашается.
– Ну, хорошо. Что еще ты хочешь знать?
Семерка взволнованно облизывает губы, собираясь с мыслями.
– Скажи, если… Я в это не верю, но допустим. Если Соби одолеет Карателей, то что он будет делать дальше?
Сенсей чуть пожимает плечами.
– То же что и до этого – продолжит «избиение младенцев».
– Что продолжит?
– Неважно. Соби-кун продолжит двигаться вниз по списку. А если к тому моменту, как он кончится, мы не придем ни к каким выводам – начнет сначала.
– Но, Ритцу – это безумие!
– Согласен. Уже сейчас действия Соби-куна создают нам много проблем. Помимо того, что обороноспособность Школы понижается, так как из строя на значительный срок выбывают сильнейшие пары – среди учеников зреют волнения, авторитет Семи и доверие к ним падает.
– Я знаю, что происходит, – Нана чуть морщится, – можешь мне не рассказывать.
– И еще остается украденная информация, которую требуется возвратить, потому что сведения такого характера не должны находиться в свободном доступе. Яркий пример того, почему это так, мы имеем, наблюдая за деятельностью Соби-куна. Он возвращает нам Стражей почти искалеченными, но все же живыми и способными к восстановлению. Однако с таким же успехом мы могли бы иметь здесь горы трупов. Списки пар надо вернуть. Но подобными темпами вскоре не останется никого, кто мог бы это сделать.
– Поосторожней, Ритцу, – хмурится Нана, – Каратели пока не проиграли.
– Однако мы исходим из версии с допущением этого. Итак, мы не имеем права вмешиваться и пресекать Поединки и не в состоянии вернуть данные, из которых Соби-кун узнает о своих будущих противниках. Что остается делать?
– Я не знаю…– Нана растерянно качает головой. – Это замкнутый круг. Тупик.
Сенсей ровно кивает, соглашаясь.
– Тупик. Но лишь в том случае если мы со своей стороны не предложим нечто, что заставит Соби-куна отказаться от всего добровольно.
– Помилование! – выдыхает Семь, распахнув глаза, узрев вдруг всю картину целиком.
– Именно. Списать проступок в обмен на прекращение войны и возврат информации. Вскоре такая сделка будет казаться чуть ли не выгодной.
Бессознательно касаясь ладонью лба, Семерка начинает взволнованно ходить взад-вперед вдоль окна. Резко остановившись, обращает напряженный взгляд на Ритцу.
– Надо еще, чтобы кто-нибудь подкинул совету Семи эту идею.
Чуть подавшись вперед, сенсей прямо смотрит ей в глаза.
– А как ты думаешь, зачем я разговариваю об этом с тобой?
Нана открывает рот и… молча его закрывает. Усмехается чуть нервно.
– Хитрец ты, Ритцу. За кого ты играешь?
– Исключительно за себя.
Девушка иронично вскидывает бровь.
– И что же… Предлагаешь оказать тебе услугу?
Минами тонко улыбается.
– Зачем сразу мне. Всем нам.
– Ладно, в случае чего, я над твоим предложением подумаю.
Кивнув, мужчина поднимается с места.
– На большее я и не рассчитывал. А теперь мне пора, – взяв свою папку, он идет к выходу. – У меня много дел.
– Ритцу… – сенсей оборачивается.
Семерка стоит, чуть склонив голову набок, скрестив руки на груди. Взгляд серьезный и только на дне глаз теплится усмешка.
– Думаю, тебя зря отстранили. Я попробую что-нибудь сделать, чтобы все исправить.
Иронично качнув головой, сенсей отвечает.
– Это будет мило с твоей стороны.
И, развернувшись, с достоинством удаляется. Усмехнувшись, Нана смотрит ему в спину - он невыносим.
Вздохнув, она отворачивается, устремив взгляд в окно. Задумчиво касается стекла ладонью… Взгляд рассеянно скользит по двору. Минуя ограду и верхушки деревьев, поднимается вдоль по изгибу далекой Фудзи-сан.
Из-за двери в отделение реанимации высовывается Нагиса, хмуро обегая глазами коридор. Заприметив пропавшую коллегу, вскидывает подбородок. Двери распахиваются, раздосадованная сенсей спешит к ней.
– Нана? Ты куда запропастилась?
Очнувшись, та оборачивается.
– Разговаривала с Ритцу.
Остановившись рядом, Нагиса желчно фыркает.
– О чем с ним можно говорить?
– Да так… – Нана прячет руки в карманы. – Обо всем понемножку.
Желая сменить тему, интересуется, смягчая слова улыбкой.
– Ну как? Нагляделась?
– Да, – сенсей мрачно поджимает губы. – Просто ужасно, что творит его дражайший Соби! Он ненормальный!
Вновь погрузившись в размышления, Нана едва слышно произносит.
– Не думаю…
Рицка.
Темнота разбавляется мягким желтоватым светом настольной лампы. Неровная дробь кнопок клавиатуры звучит как фон.
Сейчас в госпитале, в кабинете Кацуко-сенсей я лежу на кушетке для пациентов и смотрю в погруженный во тьму потолок. Поверхность дивана упруго пружинит подо мной. Удобный валик поддерживает голову. Никогда раньше не замечал насколько же здесь тихо и уютно. Не думал, что однажды, придя в этот кабинет, испытаю такое облегчение.
Мне нравится приглушенное освещение комнаты, нравится слушать стук пальцев сенсея по клавишам. Этот звук не мешает – скорее делает естественным наше молчание. Становится совсем не нужно что-то говорить. Это так здорово, что я могу просто лежать и молчать. Мне хорошо здесь. Спокойно. Кабинет Кацуко-сенсей, пожалуй, единственное место, где я теперь чувствую себя так спокойно – в безопасности. Тут можно отдохнуть. В последнее время это стало большой роскошью.
С начала осуществления нашего с Соби плана прошло десять дней. Всего лишь… А чувство такое, что вечность. Пережитого за это короткое время хватило бы на целый год.
– Рицка-кун, у тебя усталый вид. Тебя что-то тревожит?
Поворачиваю голову, сообразив вдруг, что перестук кнопок смолк. Сенсей сидит вполоборота ко мне, положив руку на спинку стула. Доброжелательно улыбаясь, ждет ответа.
– Нет, – отвожу глаза, – со мной все в порядке.
– Должно быть мне показалось. Наверное, ты просто утомился за день.
Незаметно закусываю губу. Утомился… Правильнее сказать измочален. Последнюю неделю я живу в сплошном непрекращающемся кошмаре – не думал, что можно так выматываться! Иногда начинает казаться, что я переоценил себя, когда принял решение сражаться вместе с Соби. Тогда мне просто не хватало опыта, чтобы представить себе, насколько это будет тяжело!.. А Соби… он знал. С самого начала знал все. Что каждодневное напряжение будет так сильно сказываться на нервах. Что я буду адски уставать. Что нас вскоре начнут подстерегать на улицах. Что придется отказаться от прогулок с Яеем и Юико, потому что в любое время, в любом месте нас с Соби могут ждать!..
Суматошные образы теснятся, мелькают перед глазами, беспорядочно сменяя друг друга. Вспышки. Смазанные силуэты противников, сияющие звенья цепей и снова вспышки. Грохот… Тряхнув головой, отгоняю от себя назойливые картинки. Действительность возвращается. И снова потолок растворяется полумраке, а в тишине разносится негромкий перестук клавиш.
– Ты на занятиях так устаешь, Рицка-кун? Должно быть, в средней школе гораздо большая нагрузка.
– Да, я просто не привык, – вру без зазрения совести. Эту способность я тоже перенял у Соби. Вот уж кто лжет, как дышит. Я научился видеть это. Чувствовать. И чем дальше, тем яснее. Должно быть дело в том, что мы так сблизились… Так много времени проводим вместе. Не чувствовать Соби стало для меня просто невозможно.
Покосившись на Кацуко-сенсей – не смотрит – быстро тру пальцами виски.
Почему он так изменился? Мало мне собственных метаний, так еще и с Соби творится что-то неладное. Внешне это почти никак не проявляется. Он все так же заботлив и внимателен. Поддерживает, когда мне становится плохо, утешает… Я знаю, что он любит меня. Но чуть ли не физически ощущаю незримую границу, которая пролегла между нами. Соби не позволяет приблизиться к себе! Ускользает из пальцев словно воздух. Когда я пытаюсь выяснить что с ним, переводит все в шутку, играет, смеется. И лжет… что с ним все в порядке. Вот только всякий раз, когда не видит, что я наблюдаю за ним, его глаза становятся очень грустными. А когда целует – то в каждом движении губ столько болезненной нежности, что комок подкатывает к горлу. Я не понимаю что не так! Сначала я боялся, что дело во мне. Мучился из-за этого. Строил какие-то нелепые теории. Мне даже казалось, что он сожалеет о том, что произошло между нами той ночью и потому так сдержан со мной. И я все не мог взять в толк, о чем тут можно сожалеть?! Это было… так здорово! Так приятно… И ему тогда тоже понравилось…
Правда с того дня он больше ни разу так не делал. Впрочем, это можно списать на усталость. Мы оба очень устаем. Даже слишком. Тогда мне начало казаться, что Соби гложет чувство вины из-за того, что он втянул меня в эту войну. И он пытается, как можно меньше утомлять меня, а потому ведет себя почти официально. Но я ведь держусь! Ни словом не обмолвился о том, как мне тяжело. У меня, конечно, это и так на лбу написано, но… Но!.. Я сам выбрал! И жутко сердился на Соби за то, что он чересчур много на себя берет, выступая со своей ненормальной заботой. А потом догадался, что это здесь не причем, и все мои домыслы не имеют ничего общего с настоящей причиной. Но в чем она может состоять – до сих пор не могу разобраться. А Соби и не думает мне в этом помогать.
Он всегда так спокоен, но я же вижу, что притворяется – во время поединков становится совершенно безрассудным! Соби так рискует!.. Если только возможно, принимает весь огонь на себя. Такое чувство, что он хочет умереть!
Стискиваю зубы. Придурок! О чем он только думает?!
– Рицка-кун, о чем ты думаешь?
А?!
Повернув голову, смотрю на Кацуко-сенсей.
– А что?
– Мне кажется ты, сильно расстроен чем-то. Что-нибудь произошло?
Отворачиваюсь, уставившись в стену.
– Ничего.
– Что ж. Вижу, ты не очень расположен к общению сегодня. Я могу ничего не спрашивать.
Она чуть вздыхает и улыбается мне, тепло и терпеливо. Она всегда так делает, если я отказываюсь разговаривать. Сенсей так просто принимает мое молчание – в этом мы с ней совершенно не похожи.
До боли сжимаю зубы. Резко поднявшись, сажусь на диване, обнимая руками колени.
– Сенсей… А бывает так, чтобы человек внезапно менялся? Сначала был одним, а потом…
Удивленно посмотрев на меня, Кацуко-сенсей поворачивается на стуле ко мне лицом, чуть подается в мою сторону, выражая внимание. Руки лежат на коленях…
Это называется «активное слушание». Я о таком читал.
– Этот человек твой друг, Рицка-кун?
Чуть смутившись, отвожу взгляд.
– Можно сказать и так.
– Почему ты полагаешь, что с ним что-то не в порядке? Он что-нибудь поменял во внешности? Или стал вести себя иначе с окружающими? Стал как-то по-иному к тебе относиться?
По здравому размышлению, ни то, ни другое, ни третье.
Со вздохом прикрываю глаза, пытаясь хоть как-то сформулировать собственные ощущения.
– Я чувствую… что он изменился. Не знаю, как описать... Он словно закрылся, отгородился от меня. А если спрашиваю почему, то он все превращает в шутку или молчит.
Чуть хмуря брови, сенсей неуверенно заправляет за ухо прядь волос.
– Что ж, временами бывает, что людям требуется разобраться в себе. Требуется побыть в одиночестве.
В одиночестве? Я не заметил, чтобы Соби стремился от меня отделаться. Скорее уж наоборот. Он же по пятам за мной ходит. Все время старается быть рядом. Нет, это объяснение не годится.
Склонив голову набок, сенсей осторожно спрашивает.
– Скажи, Рицка-кун. Этот твой друг – та девочка, о которой ты мне рассказывал?
Что? За своими мыслями не сразу понимаю, о ком сенсей говорит.
– Юико? – Мысль о ней заставляет невольно улыбнуться. – Нет. Я совсем о другом человеке. Он – парень… Взрослый… – добавляю после паузы.
– Раньше он был… другом брата, а теперь мой.
– Вот как! – Кацуко-сенсей, кажется, обрадовалась. Даже вздохнула с облегчением. – Ясно. Все просто.
С сомнением гляжу на нее. Просто? Ну, я бы так не сказал.
Преисполнившись энтузиазма, Кацуко-сенсей спрашивает:
– Скажи, Рицка-кун. Этот твой друг, какой он?
Слегка теряюсь. Вот так вопрос… Разве можно в нескольких словах описать Соби? Рассказать, как он красив, когда улыбается. Описать эти ласковые, насмешливые искры в глубине глаз, то, как тепло и уютно в его руках. Как передать эту уверенность и почти восторг, которые я ощущаю, слушая его решительный голос, произносящий заклинания. Или что я чувствую, думая о нем или глядя на него? Это невыразимо…
Вздыхаю. Не туда меня что-то заносит. Так или иначе, но надо ответить.
– Он… умный. Сильный…
– Твой друг – хороший человек?
Хороший ли Соби? Я не знаю. Наверное, не очень. По правде говоря, мне как-то не приходило в голову подходить к нему с такими мерками.
– Ну… Он очень заботлив и добр ко мне.
– Вот тебе и ответ, – она улыбается. – Должно быть, твой друг не хочет беспокоить тебя, поэтому и умалчивает о своих трудностях. Быть может, хочет справиться с ними сам. Взрослые часто так поступают, желая оградить окружающих от лишних волнений. Ты должен дать ему время. Довериться. Если он сильный, как ты говоришь, то у него все получится. И ваши отношения придут в норму.
Так значит, я должен оставить его в покое? «Довериться?» - горько усмехаюсь. Какая здравая мысль. И я бы даже последовал такому совету, если бы речь шла о ком угодно кроме Соби. Как объяснить Кацуко-сеней, что я просто не имею права стоять в стороне? Да и не могу. Если не разберусь в чем дело – сам скоро чокнусь.
«Взрослые часто так поступают, желая оградить окружающих от лишних волнений.» В таком случае они идиоты! Вот только от Соби я подобного не ожидал. Мне казалось, мы давно поняли друг друга, обещали ничего не скрывать…
– Ну как, Рицка-кун? Тебе стало легче?
Моргнув, поднимаю голову, выныривая из мыслей.
– Да. Гораздо. Спасибо, сенсей.
Она улыбается мне, а я – ей. Старательно делаю вид, что мне лучше после ее слов, для того чтобы она перестала за меня беспокоиться. И, исходя из собственного утверждения, я тоже - идиот. Хоть и не Взрослый.
***
– Слушаю. Сеймей? Да, Рит-тян еще внутри. Соби? Хм… Соби, как преданный пес, ждет хозяина у ворот. Что и требовалось…
Постукивая по бедру биноклем, Нисей с легкой усмешкой слушает доносящийся из трубки бесстрастный голос, отдающий последние указания.
– Да, я помню. Как только выйдет – сразу позвонить тебе и быстро возвращаться. Я все сделаю как надо.
Пауза, заполненная тихим шелестом голоса Сеймея.
– Не сомневайся, меня никто не заметит. Ты уже входишь? Ну, удачи. И осторожней там, – Акаме расплывается в ехидной улыбке. – Говорят, тронутые дамочки чересчур бурно выражают свои эмоции. Смотри, чтобы тебя не помяли, пока будут душить в объятиях.
Быстрым движением Нисей отводит сотовый от уха за мгновение до того, как оттуда раздается резкая отповедь.
– Следи за речью, Нисей, – с усмешкой повторяет Акаме, глядя на разразившийся короткими гудками сотовый. – Ну как обычно. Проявляешь заботу, можно сказать, всей душей болеешь и никакой тебе благодарности взамен.
Коротко рассмеявшись, он вольготно устраивается на скамейке у фонтана – сапоги попирают ограждение клумбы. Сквозь корону из водных брызг трудно различить очертания фигуры, так что узнать Акаме издалека почти невозможно.
Прижав бинокль к глазам, Нисей вновь приготовился наблюдать.
***
Холл дома Аояги погружен в привычный сумрак. В тишине кратко щелкает замок. Ручка беззвучно поворачивается, и Сеймей входит внутрь. Стоя на пороге, быстро снимает запылившиеся чехлы с ботинок, убирает их в карман. Чистая обувь не оставляет следов, а тонкие перчатки на руках исключают появление отпечатков пальцев. Он все предусмотрел. До самых мелких деталей.
Тихонько заперев за собой дверь, Сеймей движется вглубь дома вдоль стены коридора. Гладкий паркет скрадывает звуки шагов.
Все предметы в этом доме хранят память о нем. И в то же время все в здесь чужое. От нелепого половичка, до каждого завитка на занавеске. Лишь алтарь в гостиной принадлежит ему... полностью. Вместе с белым орхидеями, ароматными палочками и свечами на крохотных подставках, окаймленных бахромой оплывшего воска. Его алтарь… Символ небытия, окруженный дыханием вечности и печали. Неземная красота…
Миновав лестницу, Сеймей идет туда, откуда слышатся глухой стук ножа по разделочной доске. Он прекрасно знает, где в это время будет находиться его мать. На кухне, занятая приготовлением ужина. Она так предсказуема.
Сеймей входит в кухню. Притворяет за собой дверь. Как давно он не был тут – а ничего не изменилось. Все те же цвета, звуки и запахи, пожалуй, приправленные лишь нотками чужой беспросветной усталости и тоски. Как можно жить так? Из года в год… Каждый день.
Заслышав шаги, она не оборачивается. Продолжает орудовать ножом и только тихо, почти равнодушно, произносит:
– Ты рано, Рицка. Ужин еще не готов.
Сеймей чуть усмехается. Прислонившись спиной к двери, скрещивает руки на груди.
– Это не Рицка.
Звук его голоса заставляет Мисаки вздрогнуть. Медленно поднять голову. Руки начинают трястись, нож выскальзывает из пальцев. Ударяется о стол и, сорвавшись с его края, падает на пол – загремев, замирает где-то внизу. Мисаки медленно оборачивается. Сеймей с легкой улыбкой наблюдает за ее лицом - по нему можно энциклопедию составить. Палитра человеческих эмоций... Сначала потрясение – рот приоткрывается, глаза распахиваются и взлетают брови. Затем неверие – заторможено, словно в дурмане, она поводит головой из стороны в сторону – не в силах поверить, что все это происходит на самом деле. И наконец, надежда, отчаянная жгучая!.. Мисаки шепчет его имя. Глаза наполняются слезами. Она умоляюще протягивает руки, подается вперед, но не смеет сделать и шага.
«Думает, что я призрак. Видение.»
Сеймей быстро пересекает кухню. Обнимает мать. Ощутив живое прикосновение, Мисаки содрогается всем телом. Пальцы вцепляются в ткань свитера и крепко сжимаются. Слезы катятся из распахнутых глаз, а в груди теснятся первые сдавленные всхлипы.
– Сеймей… Ты жив! Сыночек…
Он не отвечает, только осторожно гладит ее по спине, отрешенно глядя куда-то поверх плеча. Терпеливо слушает, как мать на разные лады повторяет его имя, плачет, бросаясь из ликования в бездну пережитой боли. Нужно дать ей немного времени. Проявить чуть-чуть внимания, утешить... Чтобы она успела насладиться обретением, а потом…
Сеймей медленно отстраняется, высвобождаясь из объятий.
– Нет! – Она хватает его за руки. – Куда ты? Не уходи!
Роняет голову и плачет.
– Теперь все будет хорошо.
– Я должен идти, – ровно отвечает Сеймей, глядя в сторону, – я не могу остаться, мама.
– Но почему?! – Она отчаянно всхлипывает и крепче сжимает его запястья. – Ведь ты только вернулся. Не оставляй меня снова!
Сеймей прикрывает веки, словно сожалея.
– Я пришел ненадолго. И не могу задерживаться. Потому что это твой сон, и в нем я умер. Меня нет.
– Сон? – бессмысленно повторяет Мисаки, растерянно глядя на сына.
– Да. Ты спишь. И все что окружает тебя – это твой кошмар. Моя смерть, исчезновение Рицки, уход отца – просто видения, из которых тебе никак не вырваться.
Она встревожено качает головой.
– Я не понимаю…
– Тогда просто поверь мне, – Сеймей мягко заглядывает ей в глаза. – Уже долгое время ты живешь в рожденном твоим разумом кошмарном бреду. Разве все, что случилось с тобой за последние три года, могло произойти на самом деле?
Мисаки отрывисто вздыхает. Сеймей приспускает ресницы, скрывая взгляд, полный насмешки и удовлетворения. Вот он самый действенный довод. Реакцию матери нетрудно было предугадать.
Она ведь была такой хорошей, такой добродетельной женщиной. Все силы вкладывала в семью, растила своих сыновей. Разве с хорошими людьми должны… могут случаться беды? Это несправедливо, незаслуженно! Так не может быть на самом деле! За что?..
И как же велико искушение поверить, что все происходящее – не злая издевка судьбы, а всего лишь иллюзия. Сон…
– Ты можешь проснуться, если постараешься. Вот, возьми это, – Сеймей достает из кармана безликий пластиковый пузырек в прозрачной упаковке. Вытряхивает из пакетика себе на ладонь. Сквозь матовый пластик видно, что флакон на три четверти заполнен плоскими белыми таблетками. Снотворное… Слишком много. Смертельная доза.
Взяв мать за руку, Сеймей вкладывает пузырек в безвольную ладонь. Двинувшись к столу, берет стакан и набирает в него воды из кувшина. Стоя спиной к Мисаки, быстро высыпает в нее белесый порошок из маленькой капсулы. Тот, вскипев пузырьками, моментально растворяется. Простое вспомогательное средство. Человеческому телу свойственно сопротивляться смерти. Теперь все пройдет без изъяна. Повернувшись, Сеймей протягивает стакан Мисаки.
– Ты должна принять эти таблетки. Тогда ты проснешься, и все будет как прежде.
Женщина смотрит на свою руку, сжимающую пузырек. Пальцы мелко трясутся. Страх просыпается в глазах. Дрожа, Мисаки поднимает отчаянный взгляд на Сеймея.
– Не бойся, – Сеймей успокаивает ее улыбкой. – Все так, как должно быть. Мы давно ждем тебя. Я и твой Рицка. Мы ждем, когда ты придешь к нам. Вернись к нам, мама.
Она берет стакан. Он прыгает в руке, вода плещется, переливаясь через край. Страх, неуверенность, жажда вернуть тех самых дорогих, о которых было пролито столько слез – все смешивается, путает мысли, бросает в жар. Сеймей смотрит на нее, не отрывая взгляда. Жалко, отрывисто всхлипнув, Мисаки ставит воду рядом с собой, резко отвинчивает крышку, высыпает несколько таблеток в ладонь, глядит на них пару секунд. Затем трясущимися руками одну за одной начинает засовывать в рот. Давится, глотая, лихорадочно запивает водой, неотрывно глядя на Сеймея – ему в глаза.
– Умница, – тот улыбается, наблюдая за тем, как убывает содержимое бутылочки. Эти таблетки хорошо знакомы его матери. Точно такие же она иногда принимает перед сном. И полиция легко выяснит эту милую подробность, когда станет проводить расследование. Это сильное, быстродействующее снотворное было прописано матери врачом после смерти Сеймея как успокаивающее средство. Законным способом его нельзя приобрести без рецепта. Оно продается в маленьких пакетиках по несколько штук, чтобы хватало ровно на неделю. И рецепт необходим для каждого. Специалистами было сделано все, чтобы не допустить иного применения этого лекарства. Но никак не проверишь, что с ним делает человек после того, как покупает в аптеке. Таблетки можно принимать, а можно откладывать, ожидая, пока не накопится достаточно, чтобы…
Флакон пустеет, и Сеймей вынимает стакан из пальцев, внезапно ослабевших от шока перед содеянным.
– Теперь иди и ложись в кровать, – взяв мать за плечи, он настойчиво ведет ее к выходу из кухни. Она идет покорно, механически передвигая ноги, и лишь, повернув голову, все смотрит на Сеймея, словно не может наглядеться.
Они выходят в коридор, останавливаются у лестницы.
– Осталось последнее, – взяв трубку беспроводного телефона, Сеймей вкладывает ее в ладонь Мисаки. – Ты должна позвонить Рицке и проститься с ним.
– Проститься? – глупо переспрашивает мать.
– Да. Проститься. Это символ твоего пробуждения. Ты должна попрощаться со своим сном. Так нужно – иначе не сработает.
– Хорошо, – она сжимает ладонь, и трубка остается в руке.
– А теперь мне пора уходить, – Сеймей отступает на шаг и разворачивается.
– Подожди! – Бросившись к нему, Мисаки прижимается к его спине, обхватывает руками и шепчет: – Подожди…
– Нельзя, – глядя перед собой, Сеймей небрежно и успокаивающе треплет мать по руке, – я должен уйти сейчас. Мое время вышло.
– Сеймей… – горький выдох и за ним новая волна рыданий.
Ощущая, как дрожит жмущееся к нему тело матери, Сеймей лишь терпеливо склоняет голову.
– Ты теряешь время, мама. Поспеши к себе, – и добавляет чуть суховато, словно недовольный, что приходится повторять: – Я ведь сказал. Чтобы мы были вместе – достаточно только проснуться. Мы с Рицкой ждем тебя.
Осторожно высвободившись из рук матери, он, не оборачиваясь, идет к двери.
– Сеймей! – Несущийся вслед крик заставляет на миг замедлить шаги, но затем он берется за ручку входной двери и исчезает за ней. Глядя на закрывшуюся дверь, Мисаки без сил опускается на ступеньки. Слезы катятся по щекам. Уронив голову, она смотрит на телефон в своей руке. В другой зажат опустевший пузырек.
– Всего лишь сон, – глухо произносит Мисаки. Тяжело поднимается, ухватившись рукой за перилла. Чуть пошатываясь, тяжело бредет наверх по погруженной в полумрак лестнице.
– Только сон…
Рицка.
Так или иначе, но положенный час общения с Кацуко-сенсей подошел к концу. Впрочем, я об этом не жалел. После нашего разговора чувство безмятежного спокойствия, которому я так радовался вначале, испарилось. Мне сделалось тоскливо и тошно. Потому, когда настало время уходить, я попрощался торопливо, почти невежливо, и удрал из кабинета. Глядя в пол, шел по коридорам госпиталя, машинально огибая спешащих мне навстречу людей в белых халатах. И только кивнул на прощание улыбнувшейся мне медсестре, дежурящей за столиком в приемной.
Не знаю, на что я надеялся, рассказывая Кацуко-сенсей о Соби, но, наверное, на какой-то другой совет. Я совершенно не готов оставаться наблюдателем, ожидая пока Соби сподобится рассказать мне о том, что с ним творится. Должно быть я просто разочарован. Как правило, у Кацуко-сенсей всегда находятся ответы на мои вопросы, но похоже сегодня не тот случай. Я по-прежнему растерян и понятия не имею, как быть. Что может быть хуже такого состояния?
Остановившись на крыльца здания, поднимаю голову, глядя на подсвеченное вечерними фонарями небо. Отсюда оно кажется блеклым, траурным. Привычный синий цвет полностью растворился, подавленный навязчивым рыжим ореолом.
Спрятав руки в карманах кофты, бреду по мощеной дорожке в сторону ворот. Скорее почувствовав, чем заметив движение, вскидываю взгляд. Соби стоит, прислонившись к каменной ограде, но увидев, что я смотрю на него, выпрямляется навстречу.
– Рицка…
Вздохнув, прохожу мимо него, а он, как ни в чем не бывало, пристраивается рядом. Мы выходим на улицу, покидая территорию больницы. Сворачиваем в сторону автобусной остановки. Прохожие спешат мимо. Фонари один за другим уплывают за спину.
Повернув голову, скашиваю глаза на Соби.
– Я ведь говорил, что сегодня не обязательно ждать меня. Думал, ты уже дома.
Бросив быстрый взгляд в мою сторону, он отвечает со спокойной улыбкой.
– Но ведь это не было приказом, Рицка. Мне захотелось проводить тебя. Это плохо?
Чуть качаю головой, созерцая стелящийся под ноги асфальт.
– Нет, но… Ты там целый час стоял. Совершенно незачем было.
– Это не имеет значения, Рицка. Тебя я могу ждать столько времени, сколько потребуется.
Стискиваю зубы. Вот почему он такой? Такой спокойный и терпеливый? И такой... бесцветный. Куда делся тот Соби, который как безумный целовал меня под мостом в Никко? Мог смущать, изводить подначками – закинуть на плечо и утащить на кровать! Куда он делся?!
И почему?..
– Как прошел твой поход к врачу?
Шмыгнув носом, отворачиваюсь.
– Как обычно.
– Рицка, – Соби останавливается. Сделав по инерции пару шагов вперед, замираю и оглядываюсь на него. Он стоит, чуть склонив голову к плечу, в глазах светится грусть. – Я тебя обидел чем-то? Если не хочешь разговаривать, то я могу молчать.
– Нет. Дело не в этом, – торопливо говорю я, зарываясь ладонью в волосы. – Просто настроение дурацкое.
Вздыхаю.
– Прости.
Он улыбается.
– Ничего страшного. Рад, если это не из-за меня.
Опустив Ушки, смотрю, как он проходит мимо, замедляя шаги, приглашая идти дальше. Повернувшись, бреду за ним. Как же – не из-за тебя! Очень даже из-за тебя, Соби.
Глядя ему в затылок, хмуро выпаливаю.
– Если хочешь, я расскажу, о чем мы сегодня говорили.
Он чуть оборачивается.
– Если ты хочешь.
– Хочу!
Догнав Соби, зло выкрикиваю:
– Я спросил у Кацуко-сенсей, чем объяснить, если близкий человек вдруг меняется без каких-либо причин?!
Соби продолжает идти, невозмутимо глядя вперед.
– И что же она ответила?
Упрямо вскидываю подбородок.
– Что возможно его что-то мучает, а он это скрывает!
Чуть повернув голову, Соби мягко спрашивает:
– И все?
Под его взглядом опускаю глаза и отворачиваюсь, неожиданно смутившись.
– Нет, – тоскливо смотрю на дорогу, провожая глазами бегущие машины, – еще она сказала, что, быть может, этот человек не хочет тревожить меня, думает разобраться во всем сам, – поджав губы, завершаю совсем тихо, – что я должен довериться и подождать…
Рука Соби легко опускается на мою макушку, ерошит волосы.
– Твой врач – очень мудрая женщина, Рицка. Мне кажется, тебе стоит прислушаться к ее совету.
С вызовом вскидываю взгляд.
– А мне так не кажется! – Обогнав Соби, поворачиваюсь, загораживая ему дорогу. Он останавливается. Сцепив зубы, стою, вперив взгляд в пряжку ремня его брюк.
– Я думаю, если люди действительно близки, то они должны помогать друг другу справляться с трудностями! Разве не так, Соби?
Скользнув глазами вверх по темному джемперу к лицу, успеваю заметить лишь горькую складочку между бровей, но она сразу разглаживается, будто и не было. Затем Соби наклоняется к моему уху и ласково шепчет:
– Я так и думал, что ты скажешь что-нибудь подобное. Это очень на тебя похоже.
Черт! Сжав кулаки, отскакиваю назад. Да он просто непробиваем! Я уже неделю хожу вокруг да около, пытаясь выяснить, что с ним! Спрашиваю напрямик!.. Хоть бы раз ответил толком!
– Твой телефон звонит, – ровно подсказывает Соби, доставая сигареты.
Опомнившись, кошусь на грудь, туда, где под кофтой надрывается сотовый. И правда звонит. А я даже не услышал – так разозлился.
Расстегнув молнию, вытаскиваю телефон. На дисплее мигает надпись: «Дом». Это мама. Странно – я ведь вроде не опаздываю.
Быстро подношу телефон к уху.
– Да. Мама?
– Рицка…– шумный выдох шипением выплескивается в трубку, так что я вначале даже не узнаю мамин голос. Он какой-то незнакомый… надтреснутый…Сердце вдруг толкается в ребра, отзываясь болезненной тревогой.
– Мама? Что-то не так?
Тонкий придушенный всхлип. Еще один…
– Прости меня, Рицка. Прости, – она сбивается на плач. Дышит так тяжело, словно каждый вдох дается ей с трудом. Силится сказать что-то, но не может – вместо слов получается только невнятное клокотание и хрип.
Стою, совершенно растерявшись, внутри все леденеет, и мысли испаряются из головы. Внутри нарастает ощущение катастрофы. Мне никак не выплыть из этих льющихся из трубки невыносимых, немыслимых звуков. А она все плачет. Глотает слезы и повторяет отрывистыми толчками: «Прости, прости…».
– Мама, что происходит?! – Вместо фразы выходит один сдавленный шепот, у меня внезапно пропал голос. Вздрогнув, Соби резко поворачивает голову в мою сторону, сигарета застывает в пальцах.
– Я звоню… попрощаться с тобой, – шумное дыхание сменяется судорожным всхлипыванием. – Мне надо к моему Рицке, он меня ждет!
– Мама!!! – Я уже кричу в трубку, но в ответ раздаются лишь короткие гудки. Разъединилось? Или мама отключилась – не понять. Но нет времени выяснять это – я бросаюсь бежать. Туда, где впереди маячит прозрачный купол автобусной остановки. Мне нужно домой! Скорее. Мысли прыгают как мячики. Что-то гадкое и холодное скручивается кольцами в животе. Страх… Почти ужас.
Ударившись ладонями о гладкое полированное стекло навеса, резко оборачиваюсь, лихорадочно обшаривая глазами дорогу. Ни одного автобуса. Только с шипением и свистом проносятся мимо машины, ослепляя фарами. Может остановить одну? Поймать такси?! У меня нет денег!
– Рицка! – Догнав, Соби хватает меня за плечи и разворачивает к себе. – Что случилось? Куда ты?!
– Мама! Что-то с мамой! – выкрикиваю ему в лицо. Отпрянув, пытаюсь освободиться. – Мне надо домой! Скорее!
– Идем, – он хватает меня за запястье и тащит за собой прочь от остановки. От рывка спотыкаюсь, чуть не полетев носом в землю. Упираюсь, пытаясь вырвать руку, судорожно оглядываясь назад.
– Соби, ты что!.. Дорога в другой стороне!
– Ты не успеешь! – Он резко оборачивается, пронзая взглядом. – Быстрее. Решай, Рицка!
Сглатываю, глядя на него расширившимися глазами. Он так смотрит… Что бы ты ни думал делать… Давай, Соби. И словно прочитав это в моих глазах, он срывается с места. Вцепившись в мою руку, тащит за собой. Сдавленно охнув, устремляюсь следом, совершенно ошалев от такого стремительного старта.
А Соби сразу переходит на бег – резкими рывками набирает скорость. Петляя между прохожими, мчится, почти летит вдоль зданий – силуэт чуть ли не смазывается, расплываясь в воздухе. Волосы бьются на ветру.
Я несусь за ним по пятам. Бегу, пытаясь поспеть, но это невозможно! Слезящимися глазами смотрю Соби в спину. Его локоть дает отрывистую, частую отмашку, другая рука намертво вцепилась в мое запястье. Ноги путаются, едва касаясь земли, я почти вишу на руке Соби – он слишком быстро бегает! Я не могу… я не способен так бежать!!
Мы сворачиваем в проулок – прохожие жмутся к стенам, шарахаясь, пытаясь не попасть под ноги. Людей вокруг слишком много. Квартал вокруг больницы густо населен, и в этот час все возвращаются с работы. Остановившись на несколько секунд на перекрестке, Соби лихорадочно озирается. Почти не видя ничего вокруг я утыкаюсь лбом ему в предплечье, задыхаясь… держась за грудь. Куда мы бежим? Чего он ищет? Место, где никого нет?
– Туда! Быстрее, Рицка!
Рывок за руку, и я едва не теряю равновесие от неожиданности. Изо всех сил стараюсь не отставать. Деревья, машины, перепуганные лица сливаются в одну линию. Легкие горят огнем, в боку начинает колоть. Уже нет мочи выносить эту гонку, но я ни за что не согласился бы, чтобы Соби остановился сейчас!
Не сбавляя скорости, мы сворачиваем в безлюдный узкий проем между зданиями, вдруг возникший на пути. Он тянется словно расщелина в скалах, словно длинный коридор.
– Закрой глаза, Рицка!
Едва успеваю услышать и с трудом понимаю, чего он хочет. Зажмуриваюсь… Земля уходит из-под ног. Сквозь грохот крови в ушах пробивается шелест осенних листьев. Один из них вскользь касается щеки. Мне кажется, я падаю… Но следующий рефлекторный шаг встречает мягкую податливую поверхность. Ботинки проваливаются в траву, она пружинит под подошвами. Распахнув глаза, понимаю, что мы бежим сквозь темный парк. Тот самый парк, что через дорогу, почти рядом с моим домом! Утонувшие во тьме стволы деревьев проносятся мимо, в глубине мерцают в свете фонарей гравиевые дорожки. А впереди ограда! За ней ярко сияет оживленная улица, а чуть дальше, через два дома поворот на мою аллею! Соби!..
– Давай, Рицка! – Его руки выталкивают меня вверх, и я кошкой взлетаю на кромку ограждения. Откуда силы взялись… Замерев на миг, спрыгиваю на асфальт, прямо под ноги случайных прохожих. Но мне нет дела до них, я несусь через улицу, суматошно лавируя в потоке машин. Вылетаю на тротуар. Соби настигает меня у поворота. Вновь хватает за запястье, обгоняет, тащит за собой, навязывая свой немыслимый темп. Мы бежим вдоль расходящихся в обе стороны подъездов маленьких коттеджей. Мой, последний – он впереди! Рукой подать...
Влетев на нашу дорожку, мы едва успеваем затормозить у двери. Остановившись, Соби приваливается к ней плечом – подхватывает меня, не давая сползти на землю.
– Соби, – задыхаюсь, пытаясь прийти в себя, – если ты всегда можешь… так! То почему… не в дом? Сразу?!
– Нельзя, – в изнеможении прикрыв глаза, он прислоняется липким от пота виском к дверным доскам. – Неизвестно, в какой части дома сейчас твоя мать. Рицка… ключи…
Я уже обыскиваю карманы. Лихорадочно вставляю найденный ключ в замок. Мы едва ли не вваливаемся в темный холл. Свет везде погашен. Что за черт!
– Мама! – Поднимаюсь, пошатываясь на ватных ногах. Ударив кулаком по выключателю, из последних сил бегу в сторону кухни.
– Соби, обыщи второй этаж! – Темная тень, скользнув мимо, взлетает вверх по лестнице. Я распахиваю все двери, включаю свет, зову, но мамы нигде нет. Везде пусто. Вернувшись в коридор, поднимаюсь наверх следом за Соби. С трудом добравшись до маминой комнаты, тянусь к ручке, но она поворачивается сама. Соби выскальзывает в проем, быстро закрывает за собой дверь, но я успеваю заметить на кровати мамин силуэт в облаке темных волос, разметавшихся по подушке.
Резко втянув воздух, я рвусь внутрь комнаты, но Соби не пускает. Перехватывает подмышками, так что ноги отрываются от земли. Совсем забывшись, беспорядочно брыкаюсь. Соби ставит меня на пол.
– Рицка! – Сжав плечи, сильно встряхивает, так что голова мотается из стороны в сторону – я, наконец, прихожу в себя. Гляжу на Соби, и в его расширившихся зрачках вижу свое отражение – бледное лицо с круглыми от страха глазами.
– Рицка. Твоя мать приняла какое-то снотворное. Много! – произносит он отчетливо, чуть ли не по слогам, удерживая меня взглядом. – Звони в госпиталь. Я попытаюсь что-нибудь сделать, – слова падают с губ словно камни. – Постараюсь… замедлить… процесс.
Он отталкивает меня, выпуская плечи.
– Беги, Рицка. Торопись.
И я побежал…
Что было дальше, сохранилось в голове урывками. Я скатился вниз по ступенькам, добрался до телефона. Нужный номер набрал автоматически, хоть и не с первого раза, трясущиеся пальцы мазали мимо кнопок. Не помню, что говорил в трубку, точнее – что кричал, но меня поняли... приняли вызов. А потом провал. Кажется, я бродил по коридору, сидел у входной двери, вжавшись лицом в колени, слушая доносящиеся со второго этажа звуки бегущей воды. Время тянулось так медленно – нестерпимо медленно. Казалось, этому невыносимому ожиданию не будет конца. Я думал, что сойду с ума, пока, наконец, вдалеке не зазвучали отрывистые, пронзительные звуки медицинской сирены.
Продолжение в комментариях...
Преданный.Chapter XVIII Faithless
Преданный.
«Правитель не может собрать армию только из-за своего гнева.
Полководец не может вступить в битву
только из-за крушения своих надежд.
Когда выгодно, продвигайся;
когда невыгодно, остановись.
Гнев может вновь обратиться в счастье,
раздражение может вновь обратиться в радость,
но уничтоженное государство невозможно оживить;
мертвого нельзя вернуть к жизни». (с)
***
– Еще двое, Минами-сенсей. Итого пять пар. Следует ли нам ждать еще кого-то? – Тихий почтительный голос врача отвлек Ритцу от изучения медицинских карт.
Оторвавшись от чтения, сенсей перевел равнодушный взгляд на терпеливо ждущего ответа медика – невысокого седого мужчину в ладно сидящем на коренастой фигуре белом халате.
– Если не будет несанкционированных нападений с нашей стороны, то – нет. Все, кого мы ждали сегодня, уже здесь. Вы поместили их в подготовленные боксы?
– Да, все сделано. Также проведен предварительный осмотр.
– И каковы результаты?
Сложив руки на животе, врач задумчиво пошевелил пальцами.
– Диагноз все тот же. Внешние повреждения незначительны, но налицо тяжелый шок и полное истощение ресурсов организма. Как и у всех прочих пар, срок реабилитации этой пятерки обещает быть достаточно долгим.
– Благодарю. Вы можете вернуться к вашим обязанностям. Не смею больше задерживать.
Ничуть не удивившись сухим нотам в голосе Ритцу, врач невозмутимо поклонился и быстрым энергичным шагом направился ко входу в отделение реанимации, оставив Ритцу одного в коридоре.
Шаги стихают. Тихо гудят кондиционеры. И не скажешь, что палаты, расположенные за протянувшимися вдоль коридора дверьми, переполнены пациентами, которые по истечении критического периода будут отправлены в спешно переделанное под госпиталь старое здание на другой стороне горы. Здесь уже не хватает мест. Больничное крыло Школы Семи Лун не слишком велико, и, тем не менее, в нем не наблюдается ни паники, ни скопления людей. Стерильные помещения, почти зеркальные полы, неяркие зеленые лампы над дверьми палат – ничто не выдает напряжения. Внезапно получивший невиданную доселе нагрузку персонал невозмутимо делает свою работу.
Потерев пальцами переносицу меж сведенных бровей, Ритцу бросает взгляд на круглый циферблат на стене. Почти пять вечера. По тебе часы можно сверять, Соби-кун.
Поправив накинутый поверх пиджака белый халат, Ритцу направляется следом за врачом. Для составления отчета надлежит лично удостовериться в состоянии каждого из вновь прибывших. С момента появления первых из них это стало для Ритцу каждодневной обязанностью, как и сбор данных для предоставления аналитикам. Личное участие сенсея было как его скрытой проверкой, так и повинностью. И он это очень хорошо понимал.
Толкнув одну из двустворчатых дверей с длинными горизонтальными ручками, Ритцу вошел в расположенный за ней предбанник. Двинулся дальше, минуя столик дежурного врача – мимо тянущихся по обе стороны коридора длинных, похожих на витрины, стекол, за которыми находились реабилитационные боксы. Все они были ярко освещены и все заняты. Подойдя к одному из распложенных в глубине, Ритцу остановился, сквозь прозрачную стену наблюдая за суетой врачей внутри. На напоминающих скорее анатомические кресла, чем кровати, койках неподвижно застыли двое. Глаза закрыты, черты заострились, кожа лица и рук носит следы обморожения – неестественно бледная, с синеватым оттенком. Один из находящихся внутри медиков как раз закончил обрабатывать пораженные участки жирной мазью, другой вводит в вены капельницы с питательным раствором. Третий закрепляет на висках и запястьях датчики для регистрации жизненных параметров – тонкие проводки опутывают тела как невесомые паутинки. Работа ведется быстро, слаженно и в полном молчании. За прошедшие полторы недели персонал лазарета довел свои действия почти до автоматизма, потому как изо дня в день был вынужден производить эти манипуляции по десятку раз.
– Этот твой Соби-кун просто изверг! Смотри, до чего людей доводит.
Брови Ритцу едва заметно вздрагивают, выдавая секундное раздражение. Совладав с ним, он поворачивает голову, холодно глядя на нежданных визитеров. Даже медицинский халат, отличающийся впрочем, оригинальным кроем, смотрится на Нагисе как некое затейливое платье. Должно быть, дело в затянутом на спине поясе, изящном треугольном воротнике и двойном ряде синих пуговиц. Поприветствовав безмолвным кивком стоящую за спиной сенсея Нану, Ритцу отворачивается и равнодушно отвечает.
– В операционной свет не горит, как видишь – в особых мерах нет нужды. В целом, на мой взгляд, не происходит ничего выходящего за рамки...
– Ничего выходящего?.. – удивленно перебивает Нагиса. Раскинув руки, обводит ими пространство от потолка до пола. – Ты это называешь «ничем выходящим»?
Хладнокровно наблюдая за движениями врачей, Ритцу добавляет.
– Само собой если не брать в расчет масштабность, а рассматривать каждый случай по отдельности. – И без паузы: – Нагиса, что ты тут делаешь? Насколько я знаю, среди прибывших сегодня нет никого, в ком ты могла бы быть заинтересована лично.
Белокурая сенсей хмурится.
– При чем здесь «лично»?! Не все же такие бездушные, как ты.
Словно не слыша разговора, Нана проходит мимо них и останавливается рядом с Ритцу, сквозь высокое стекло глядя на лежащих без сознания, беспомощных Стражей.
– Они прямо как восковые куклы, – тихо произносит Семь, жалостно сдвигая изящные брови, – словно неживые.
– Вот и я о чем, – Нагиса морщится. Отвернувшись в сторону, возмущенно бормочет: – Я давно пытаюсь донести до вас, что Агатсума – просто неконтролируемый псих.
– Это ошибка – так думать, – поправив очки, Ритцу скрещивает руки на груди. – Контроль у Соби-куна как всегда на высоте. И это ясно любому, кто возьмет на себя труд хоть немного вникнуть в ситуацию.
– Ошибка? По-твоему я ошибаюсь?.. – Открыв рот, но так и не найдя подходящих слов для выражения своих эмоции, Нагиса, наконец, тыкает пальцем в сторону стекла. – Да ты только посмотри на них!
– Хм… Тут и впрямь есть на что поглядеть, – сухо усмехнувшись, Ритцу невозмутимо склоняет голову. – При минимуме физического, нанести предельно возможный ментальный урон и сделать, таким образом, срок восстановления максимально долгим – это ли не настоящее мастерство? И сострадание…
В удивлении Нана поворачивает голову, оторвавшись от созерцания происходящего в боксе. Нагиса так и остается стоять с открытым ртом, опешив от сказанного.
– Ритцу, – чуть нахмурившись, Нана внимательно глядит на сенсея, – выглядит так, словно ты это одобряешь.
Отойдя от изумления, Нагиса стискивает кулачки.
– Именно! Что бы твой «Соби-кун» ни натворил, ты всегда защищаешь его!
– Не защищаю, а всего лишь отдаю должное, – ни капли не смущенный протестом в глазах собеседниц сенсей ровно поясняет. – Хоть эти пары считаются лучшими, предел выносливости от природы у каждой свой. Где-то больше, где-то меньше. Если бы во всех случаях мощность последнего удара была одинаковой, то кто-то из проигравших пострадал бы незначительно, а кто-то погиб. Однако во время поединков Соби-кун варьирует интенсивность атаки, соизмеряя финальный ущерб с максимальным для каждой пары запасом сил, вычерпывая все до дна. И это делает его мастерство и контроль несомненными.
– Он во время боя сложением занимается что ли? Как счетная машинка?!
Сенсей едва заметно морщится.
– Ты несешь чушь, Нагиса. Такие вещи определяют опыт и интуиция. Соби-кун мог бы уничтожать противников, если бы хотел. Но он не хочет. И демонстрирует далеко не все, на что способен.
Почти заворожено слушая Ритцу, Нана выдыхает.
– Ты словно восхищаешься им.
Уголки губ сенсея изгибаются в сдержанной улыбке.
– Скорее – собственной работой.
– Ты! Самовлюбленный, эгоистичный!.. У-у-ух-х…. – Дрожа от возмущения, Нагиса, зажмурившись, выпаливает: – Всегда это знала!
Выражая беззвучным вздохом бесконечное терпение, Ритцу поворачивается к разгоряченной «собеседнице» и равнодушно бросает:
– Если угодно. По правде говоря, я и не надеялся, что ты, Нагиса, сможешь по достоинству оценить происходящее. Так что, по-видимому, в очередной раз зря потратил время.
Не считая нужным добавлять что-либо к последней уничтожающей реплике, сенсей разворачивается и идет к выходу. Проверку можно закончить и потом. Так или иначе, работать в подобных условиях совершенно невозможно.
– Ты такой же ненормальный, как и он!! – слышится вдогонку, но Ритцу продолжает идти, не обращая внимания. В бессильной злости Нагиса топает ножкой, сверля взбешенным взглядом спину сенсея. Игнорирование всегда выводило ее из себя даже больше, чем язвительные ответы. Знает ли об этом Ритцу? Наверное, знает. Иначе, зачем ему так издеваться над ней, Нагисой.
Ритцу выходит в коридор, аккуратно притворяя дверь, чтобы не потревожить спящую в коридоре тишину. Следует вдоль окон к выходу из корпуса. Время активных действий для него миновало в промежутке между первым визитом Аояги в базу данных Семи Лун и началом сезона охоты на Стражей со стороны Соби-куна. Да-а… В этой партии сенсей больше не игрок. Он выбыл, утратив контроль над ситуацией. Все что ему остается теперь – это только наблюдать, прекрасно осознавая при этом свою причастность к творящемуся безумию. Причастность и… ответственность.
«Отчаявшиеся люди идут на отчаянные меры.»
Сунь Цзы говорил: «…если окружаешь войско противника, оставь открытой одну сторону; если он находится в безвыходном положении, не нажимай на него…». Не нажимай… иначе он начнет сражаться с яростью смертника.
«Я не предполагал, что возвращение ко мне является для тебя чем-то настолько неприемлемым, мальчик мой. Был момент, когда я мог дать защиту тебе и тому, кого ты считаешь своим хозяином. Это было выполнимо. «Окружив», я оставил для спасения «одну сторону», но ты предпочел бороться, словно обреченный, будто у тебя нет выхода. Так с кем ты сражаешься, Соби-кун? С Семью Лунами или со мной?»
Пустые своды коридора отражают и возвращают вибрирующим эхом летящий вслед стук каблучков.
– Ритцу! Да стой ты…
Сенсей оборачивается, замедляя шаги. Опасно балансируя на изящных шпильках, его догоняет Нана. Рукава белого халата разлетаются на бегу, полы бьются сзади, открывая вид на ладные узкие джинсы и легкомысленной расцветки топ.
– Слушай, – остановившись рядом девушка тратит мгновение на то, чтобы перевести дух, – ну со мной-то ты можешь поговорить нормально? Я хочу знать, что происходит!
Не торопясь отвечать, Ритцу бросает беглый взгляд ей за спину, ожидая, что в дверях вот-вот возникнет Нагиса. Уловив эту мысль, Нана быстро вскидывает руки в успокаивающем жесте.
– Она занята там. Общается с врачами. Так мы можем поговорить?
Ритцу поворачивается к девушке, глядя на нее с высоты своего роста.
– Не вижу необходимости. Ты ведь одна из Семи, Нана. И имеешь доступ ко всем материалам по этому делу. Зачем тебе что-то у меня спрашивать?
Семерка чуть раздраженно встряхивает головой.
– Да, я читала отчеты. И про обнаруженную закономерность в нападениях, доказывающую, что Соби получил копию списков. И анализ алгоритма действий... И прогнозы… Я все читала. Нет только объяснения его ненормальному поведению. Одни теории. Никто так и не смог внятно ответить на вопрос «почему?».
– Это так, – уголки губ Ритцу язвительно вздрагивают, выдавая его собственное отношение к работе аналитиков. – Но мне непонятно, зачем ты стремишься разобраться в этом, Нана? Смысл поступков, как и участь Соби-куна, не должны тебя волновать.
Она слегка обиженно поджимает губы.
– Почему ты так?.. А впрочем, ладно. Ты прав, – без тени смущения она вздергивает подбородок. – Мне все равно, что в итоге станет с Соби. Но ему помогает этот мальчик, Loveless! Я не хочу, чтобы он пострадал.
Оценив по достоинству такой ответ, сенсей усмехается со сдержанным сарказмом.
– Можешь не беспокоиться, Соби-кун не допустит этого. На настоящий момент Аояги – последний, кому грозит опасность.
Нахмурившись, Семь быстро убирает за ухо прядь длинных светлых волос.
– Не знаю, почему ты настолько уверен в этом, Ритцу. Ведь если бы Соби и впрямь заботился о безопасности этого ребенка, то давно бы сдался сам. А так он только хуже и хуже делает. И подвергает Рит-тяна риску! Я не понимаю…
Сложив руки на груди, Минами прохладно интересуется:
– Так в чем собственно состоит твой вопрос?
Качнувшись с каблука на носок, Нана поднимает на сенсея ставший чуть суровым взгляд.
– Если тебе нужна конкретная формулировка, то вопрос такой. Почему Соби так поступает, и почему Loveless помогает ему? Я хочу понять, что ими движет.
Уголок рта Ритцу чуть дергается в усмешке.
– И ты решила, что я способен помочь тебе с этим.
Игнорируя явственную иронию, девушка спокойно пожимает плечами.
– Если у кого-то и может быть объяснение происходящему, то только у тебя. Ты, возможно, единственный, кто понимает Соби. Ты его учитель.
Сенсей склоняет голову, обдумывая довод. Помедлив мгновение, присаживается на край подоконника. Стоя напротив, ожидая решения его решения, Нана ловит себя на странном ощущении. Она чувствует себя будто школьница. Непривычно испытывать такие ощущения человеку, отвечающему за сетевую безопасность. К тому же – одному из Семи.
– Что ж. С момента моего отстранения, ты первая кому пришло в голову спросить что-либо. Это заслуживает поощрения.
Пристроив папку рядом с собой, Ритцу переплетает пальцы на животе, словно сидит в своем кабинете в кресле.
– Только ты неверно ставишь вопрос. Надо спрашивать не «почему», а «зачем».
Нана недоверчиво приподнимает бровь, не зная воспринимать ли это всерьез.
– А есть разница?
– Есть. В первом случае речь идет о причинах, а во втором – о целях. О причинах я распространяться не стану, а вот в том, что касается целей, могу кое-что прояснить.
В ответ на это девушка лишь приоткрывает рот, выдав безмолвное: «А...».
Потянувшись себе за спину, сенсей отворяет окно, впуская внутрь свежий, пропитанный запахом зелени, воздух. Достает из нагрудного кармана сигареты. Наблюдая за ним в некотором замешательстве, Нана колеблется, размышляя – не напомнить ли сенсею, что они все-таки находятся в больничном крыле. Но отказывается от этой идеи, опасаясь спугнуть столь редкую для Минами откровенность. Тот щелкает зажигалкой. Дым, следуя за воздушным потоком, устремляется куда угодно, только не в окно. Провожая глазами уплывающие под потолок сизые нити, Нана чуть морщится, но молчит.
– Люди странно устроены. Только увязнув в войне, они начинают желать мира, – повернув голову, Ритцу смотрит куда-то в пустоту. Очки бликуют скрывая глаза. – История знает много таких примеров, когда – не в состоянии переломить ход сражений, правители начинали искать компромиссы с одной лишь целью – устранить, наконец, конфликт.
– Это то, чего он хочет? – не выдерживает Нана. – Измотать нас?!
– Не только, – ровно затянувшись, мужчина выпускает дым через нос. – Полагаю, что в самой дальней перспективе Соби-кун рассчитывает получить помилование для себя и Аояги взамен прекращения нападений и возвращения украденной информации.
– Ритцу!.. Но ты ведь понимаешь, что это невозможно! – пораженно выпаливает Нана. – Их не простят после всего, что они натворили! То что происходит, это… это просто плевок… пятно на репутации Семи Лун. Они потребуют наказания!
Подняв глаза, сенсей пристально смотрит на девушку.
«Забавно. Ты одна из Семи, Нана. А рассуждаешь так, словно к ним не относишься.»
– С тем, что потребуют, никто и не спорит, – отвернувшись, он небрежно стряхивает сигаретный пепел в окно. – Вот только смогут ли они добиться этого? Сильнейшие пары не выдерживают встречи с Соби-куном и Аояги. И все, кто был послан, чтобы захватить их, пребывают сейчас в лазарете в не менее плачевном состоянии. Действовать же другими способами совету Семи не позволит честь. Как хранители закона и порядка они не могут и не станут нарушать ими же поддерживаемые правила. А наша проблема в том, что в своих действиях Соби-кун придерживается кодекса Дуэлей, согласно которому любой может вызвать любого на поединок, и, в отсутствии нарушений регламента, этот поединок будет считаться законным, несмотря на последствия для проигравшей стороны. Соби-кун действует строго в соответствии с правилами. И с этой точки зрения нам даже нечего ему предъявить, чтобы иметь право обращаться с ним как с преступником.
– То есть как это – нечего предъявить?! Он украл данные из базы. Он уже преступник!
– Пусть так. Но за такой проступок предусмотрено совершенно определенное наказание, которое Соби-кун отказался принять. И он, по всей видимости, уверен, что не найдется никого, кто бы смог заставить его сделать это.
– Есть еще Каратели, если ты помнишь, – тихо говорит Нана. – И не сегодня-завтра будет принято решение об их привлечении.
«Что ж… Этого следовало ожидать.»
– Каратели – самый сильный аргумент Семи для выхода из любых ситуаций. Считается, что они непобедимы. Занятно окажется, если и они потерпят неудачу.
Не найдя в сказанном ничего забавного, Нана недоверчиво приподнимает бровь.
– Ты в это веришь? По-моему, ты переоцениваешь Соби.
– Во что верю я, не имеет значения. Но Соби-кун полагает, что способен справиться со всеми, кого выставят против него Семь Лун. Иначе не имело смысла начинать эту войну. Насколько он ошибается в оценке своих сил, покажет только время.
Ритцу замолкает – невозмутимо курит, глядя в окно.
Пауза затягивается, рождая напряженную тишину. Ощущая неловкость, Нана переступает с ноги на ногу, не зная как продолжить разговор. Вздохнув, прикрывает глаза.
– Так ты думаешь, Каратели проиграют?
– Я ничего не думаю. Я жду результат.
Тихо выдохнув сквозь зубы – «Как же с ним сложно!» – девушка прячет руки в карманы медицинского халата.
– Ну же, Ритцу. У тебя, как правило, по любому вопросу есть свое мнение. И вдруг, ни с того ни с сего, его нет? – Она усмехается чуть нервно. – Слабо верится.
Сенсей тонко улыбается.
– В моем положении опасно иметь собственное мнение. Я отстранен от должности, если ты не заметила.
– Было за что, – резко отвечает Нана. Минами саркастично вскидывает бровь. Семерка вздыхает, отводя глаза.
– Ты как хочешь, Ритцу, но все-таки в некоторых словах Нагисы есть резон. Мы могли не допустить такого безобразия, если бы уже тогда, после исчезновения последней пары Зеро, арестовали Соби. Но ты убедил Семь Лун подождать, твердил, что у тебя все под контролем – тебе поверили. И что мы имеем сейчас?
Холодный профиль Ритцу – как оттиск римской монеты, отпечатавшийся на фоне светящегося окна.
– Я уже извинился перед советом Семи за свою ошибку. Ты хочешь, чтобы я повторил это на бис для тебя лично?
Нана качает головой.
– Нет, мне это не нужно. Но ты хоть можешь объяснить, чего ты ждал?
– Неважно. Того, чего ждал, не дождался, – он прикрывает глаза.
Да-а, это был грандиозный промах. После разговора с Аояги на одиннадцатом уровне игры «Рождение мага» сенсей был на все сто уверен, что Loveless согласится на сделанное ему предложение – прибудет в Школу и привезет Соби-куна. Но мальчишка обставил Ритцу на его же поле. И теперь за ошибку сенсея расплачиваются другие.
Сделав последнюю затяжку, Ритцу тушит сигарету о клапан похожей на портсигар портативной пепельницы, бросает окурок внутрь. Захлопнув, убирает украшенный вензелями футляр в карман.
– У тебя все, Нана?
Девушка в раздумье хмурит брови.
– Подожди. Ты ведь так и не ответил на мой первый вопрос.
Сенсей поднимается.
– Я дал достаточно информации к размышлению. Выводы ты можешь сделать и сама.
– Так не пойдет, – Нана осуждающе встряхивает гривой светлых волос. – Ты же согласился помочь!.. Сам ведь сказал, что я первая, кто что-то у тебя спросил. Это не честно!..
Мужчина вскидывает глаза. Задумчиво вглядывается в раздосадованное лицо девушки, затем вдруг легко соглашается.
– Ну, хорошо. Что еще ты хочешь знать?
Семерка взволнованно облизывает губы, собираясь с мыслями.
– Скажи, если… Я в это не верю, но допустим. Если Соби одолеет Карателей, то что он будет делать дальше?
Сенсей чуть пожимает плечами.
– То же что и до этого – продолжит «избиение младенцев».
– Что продолжит?
– Неважно. Соби-кун продолжит двигаться вниз по списку. А если к тому моменту, как он кончится, мы не придем ни к каким выводам – начнет сначала.
– Но, Ритцу – это безумие!
– Согласен. Уже сейчас действия Соби-куна создают нам много проблем. Помимо того, что обороноспособность Школы понижается, так как из строя на значительный срок выбывают сильнейшие пары – среди учеников зреют волнения, авторитет Семи и доверие к ним падает.
– Я знаю, что происходит, – Нана чуть морщится, – можешь мне не рассказывать.
– И еще остается украденная информация, которую требуется возвратить, потому что сведения такого характера не должны находиться в свободном доступе. Яркий пример того, почему это так, мы имеем, наблюдая за деятельностью Соби-куна. Он возвращает нам Стражей почти искалеченными, но все же живыми и способными к восстановлению. Однако с таким же успехом мы могли бы иметь здесь горы трупов. Списки пар надо вернуть. Но подобными темпами вскоре не останется никого, кто мог бы это сделать.
– Поосторожней, Ритцу, – хмурится Нана, – Каратели пока не проиграли.
– Однако мы исходим из версии с допущением этого. Итак, мы не имеем права вмешиваться и пресекать Поединки и не в состоянии вернуть данные, из которых Соби-кун узнает о своих будущих противниках. Что остается делать?
– Я не знаю…– Нана растерянно качает головой. – Это замкнутый круг. Тупик.
Сенсей ровно кивает, соглашаясь.
– Тупик. Но лишь в том случае если мы со своей стороны не предложим нечто, что заставит Соби-куна отказаться от всего добровольно.
– Помилование! – выдыхает Семь, распахнув глаза, узрев вдруг всю картину целиком.
– Именно. Списать проступок в обмен на прекращение войны и возврат информации. Вскоре такая сделка будет казаться чуть ли не выгодной.
Бессознательно касаясь ладонью лба, Семерка начинает взволнованно ходить взад-вперед вдоль окна. Резко остановившись, обращает напряженный взгляд на Ритцу.
– Надо еще, чтобы кто-нибудь подкинул совету Семи эту идею.
Чуть подавшись вперед, сенсей прямо смотрит ей в глаза.
– А как ты думаешь, зачем я разговариваю об этом с тобой?
Нана открывает рот и… молча его закрывает. Усмехается чуть нервно.
– Хитрец ты, Ритцу. За кого ты играешь?
– Исключительно за себя.
Девушка иронично вскидывает бровь.
– И что же… Предлагаешь оказать тебе услугу?
Минами тонко улыбается.
– Зачем сразу мне. Всем нам.
– Ладно, в случае чего, я над твоим предложением подумаю.
Кивнув, мужчина поднимается с места.
– На большее я и не рассчитывал. А теперь мне пора, – взяв свою папку, он идет к выходу. – У меня много дел.
– Ритцу… – сенсей оборачивается.
Семерка стоит, чуть склонив голову набок, скрестив руки на груди. Взгляд серьезный и только на дне глаз теплится усмешка.
– Думаю, тебя зря отстранили. Я попробую что-нибудь сделать, чтобы все исправить.
Иронично качнув головой, сенсей отвечает.
– Это будет мило с твоей стороны.
И, развернувшись, с достоинством удаляется. Усмехнувшись, Нана смотрит ему в спину - он невыносим.
Вздохнув, она отворачивается, устремив взгляд в окно. Задумчиво касается стекла ладонью… Взгляд рассеянно скользит по двору. Минуя ограду и верхушки деревьев, поднимается вдоль по изгибу далекой Фудзи-сан.
Из-за двери в отделение реанимации высовывается Нагиса, хмуро обегая глазами коридор. Заприметив пропавшую коллегу, вскидывает подбородок. Двери распахиваются, раздосадованная сенсей спешит к ней.
– Нана? Ты куда запропастилась?
Очнувшись, та оборачивается.
– Разговаривала с Ритцу.
Остановившись рядом, Нагиса желчно фыркает.
– О чем с ним можно говорить?
– Да так… – Нана прячет руки в карманы. – Обо всем понемножку.
Желая сменить тему, интересуется, смягчая слова улыбкой.
– Ну как? Нагляделась?
– Да, – сенсей мрачно поджимает губы. – Просто ужасно, что творит его дражайший Соби! Он ненормальный!
Вновь погрузившись в размышления, Нана едва слышно произносит.
– Не думаю…
Рицка.
Темнота разбавляется мягким желтоватым светом настольной лампы. Неровная дробь кнопок клавиатуры звучит как фон.
Сейчас в госпитале, в кабинете Кацуко-сенсей я лежу на кушетке для пациентов и смотрю в погруженный во тьму потолок. Поверхность дивана упруго пружинит подо мной. Удобный валик поддерживает голову. Никогда раньше не замечал насколько же здесь тихо и уютно. Не думал, что однажды, придя в этот кабинет, испытаю такое облегчение.
Мне нравится приглушенное освещение комнаты, нравится слушать стук пальцев сенсея по клавишам. Этот звук не мешает – скорее делает естественным наше молчание. Становится совсем не нужно что-то говорить. Это так здорово, что я могу просто лежать и молчать. Мне хорошо здесь. Спокойно. Кабинет Кацуко-сенсей, пожалуй, единственное место, где я теперь чувствую себя так спокойно – в безопасности. Тут можно отдохнуть. В последнее время это стало большой роскошью.
С начала осуществления нашего с Соби плана прошло десять дней. Всего лишь… А чувство такое, что вечность. Пережитого за это короткое время хватило бы на целый год.
– Рицка-кун, у тебя усталый вид. Тебя что-то тревожит?
Поворачиваю голову, сообразив вдруг, что перестук кнопок смолк. Сенсей сидит вполоборота ко мне, положив руку на спинку стула. Доброжелательно улыбаясь, ждет ответа.
– Нет, – отвожу глаза, – со мной все в порядке.
– Должно быть мне показалось. Наверное, ты просто утомился за день.
Незаметно закусываю губу. Утомился… Правильнее сказать измочален. Последнюю неделю я живу в сплошном непрекращающемся кошмаре – не думал, что можно так выматываться! Иногда начинает казаться, что я переоценил себя, когда принял решение сражаться вместе с Соби. Тогда мне просто не хватало опыта, чтобы представить себе, насколько это будет тяжело!.. А Соби… он знал. С самого начала знал все. Что каждодневное напряжение будет так сильно сказываться на нервах. Что я буду адски уставать. Что нас вскоре начнут подстерегать на улицах. Что придется отказаться от прогулок с Яеем и Юико, потому что в любое время, в любом месте нас с Соби могут ждать!..
Суматошные образы теснятся, мелькают перед глазами, беспорядочно сменяя друг друга. Вспышки. Смазанные силуэты противников, сияющие звенья цепей и снова вспышки. Грохот… Тряхнув головой, отгоняю от себя назойливые картинки. Действительность возвращается. И снова потолок растворяется полумраке, а в тишине разносится негромкий перестук клавиш.
– Ты на занятиях так устаешь, Рицка-кун? Должно быть, в средней школе гораздо большая нагрузка.
– Да, я просто не привык, – вру без зазрения совести. Эту способность я тоже перенял у Соби. Вот уж кто лжет, как дышит. Я научился видеть это. Чувствовать. И чем дальше, тем яснее. Должно быть дело в том, что мы так сблизились… Так много времени проводим вместе. Не чувствовать Соби стало для меня просто невозможно.
Покосившись на Кацуко-сенсей – не смотрит – быстро тру пальцами виски.
Почему он так изменился? Мало мне собственных метаний, так еще и с Соби творится что-то неладное. Внешне это почти никак не проявляется. Он все так же заботлив и внимателен. Поддерживает, когда мне становится плохо, утешает… Я знаю, что он любит меня. Но чуть ли не физически ощущаю незримую границу, которая пролегла между нами. Соби не позволяет приблизиться к себе! Ускользает из пальцев словно воздух. Когда я пытаюсь выяснить что с ним, переводит все в шутку, играет, смеется. И лжет… что с ним все в порядке. Вот только всякий раз, когда не видит, что я наблюдаю за ним, его глаза становятся очень грустными. А когда целует – то в каждом движении губ столько болезненной нежности, что комок подкатывает к горлу. Я не понимаю что не так! Сначала я боялся, что дело во мне. Мучился из-за этого. Строил какие-то нелепые теории. Мне даже казалось, что он сожалеет о том, что произошло между нами той ночью и потому так сдержан со мной. И я все не мог взять в толк, о чем тут можно сожалеть?! Это было… так здорово! Так приятно… И ему тогда тоже понравилось…
Правда с того дня он больше ни разу так не делал. Впрочем, это можно списать на усталость. Мы оба очень устаем. Даже слишком. Тогда мне начало казаться, что Соби гложет чувство вины из-за того, что он втянул меня в эту войну. И он пытается, как можно меньше утомлять меня, а потому ведет себя почти официально. Но я ведь держусь! Ни словом не обмолвился о том, как мне тяжело. У меня, конечно, это и так на лбу написано, но… Но!.. Я сам выбрал! И жутко сердился на Соби за то, что он чересчур много на себя берет, выступая со своей ненормальной заботой. А потом догадался, что это здесь не причем, и все мои домыслы не имеют ничего общего с настоящей причиной. Но в чем она может состоять – до сих пор не могу разобраться. А Соби и не думает мне в этом помогать.
Он всегда так спокоен, но я же вижу, что притворяется – во время поединков становится совершенно безрассудным! Соби так рискует!.. Если только возможно, принимает весь огонь на себя. Такое чувство, что он хочет умереть!
Стискиваю зубы. Придурок! О чем он только думает?!
– Рицка-кун, о чем ты думаешь?
А?!
Повернув голову, смотрю на Кацуко-сенсей.
– А что?
– Мне кажется ты, сильно расстроен чем-то. Что-нибудь произошло?
Отворачиваюсь, уставившись в стену.
– Ничего.
– Что ж. Вижу, ты не очень расположен к общению сегодня. Я могу ничего не спрашивать.
Она чуть вздыхает и улыбается мне, тепло и терпеливо. Она всегда так делает, если я отказываюсь разговаривать. Сенсей так просто принимает мое молчание – в этом мы с ней совершенно не похожи.
До боли сжимаю зубы. Резко поднявшись, сажусь на диване, обнимая руками колени.
– Сенсей… А бывает так, чтобы человек внезапно менялся? Сначала был одним, а потом…
Удивленно посмотрев на меня, Кацуко-сенсей поворачивается на стуле ко мне лицом, чуть подается в мою сторону, выражая внимание. Руки лежат на коленях…
Это называется «активное слушание». Я о таком читал.
– Этот человек твой друг, Рицка-кун?
Чуть смутившись, отвожу взгляд.
– Можно сказать и так.
– Почему ты полагаешь, что с ним что-то не в порядке? Он что-нибудь поменял во внешности? Или стал вести себя иначе с окружающими? Стал как-то по-иному к тебе относиться?
По здравому размышлению, ни то, ни другое, ни третье.
Со вздохом прикрываю глаза, пытаясь хоть как-то сформулировать собственные ощущения.
– Я чувствую… что он изменился. Не знаю, как описать... Он словно закрылся, отгородился от меня. А если спрашиваю почему, то он все превращает в шутку или молчит.
Чуть хмуря брови, сенсей неуверенно заправляет за ухо прядь волос.
– Что ж, временами бывает, что людям требуется разобраться в себе. Требуется побыть в одиночестве.
В одиночестве? Я не заметил, чтобы Соби стремился от меня отделаться. Скорее уж наоборот. Он же по пятам за мной ходит. Все время старается быть рядом. Нет, это объяснение не годится.
Склонив голову набок, сенсей осторожно спрашивает.
– Скажи, Рицка-кун. Этот твой друг – та девочка, о которой ты мне рассказывал?
Что? За своими мыслями не сразу понимаю, о ком сенсей говорит.
– Юико? – Мысль о ней заставляет невольно улыбнуться. – Нет. Я совсем о другом человеке. Он – парень… Взрослый… – добавляю после паузы.
– Раньше он был… другом брата, а теперь мой.
– Вот как! – Кацуко-сенсей, кажется, обрадовалась. Даже вздохнула с облегчением. – Ясно. Все просто.
С сомнением гляжу на нее. Просто? Ну, я бы так не сказал.
Преисполнившись энтузиазма, Кацуко-сенсей спрашивает:
– Скажи, Рицка-кун. Этот твой друг, какой он?
Слегка теряюсь. Вот так вопрос… Разве можно в нескольких словах описать Соби? Рассказать, как он красив, когда улыбается. Описать эти ласковые, насмешливые искры в глубине глаз, то, как тепло и уютно в его руках. Как передать эту уверенность и почти восторг, которые я ощущаю, слушая его решительный голос, произносящий заклинания. Или что я чувствую, думая о нем или глядя на него? Это невыразимо…
Вздыхаю. Не туда меня что-то заносит. Так или иначе, но надо ответить.
– Он… умный. Сильный…
– Твой друг – хороший человек?
Хороший ли Соби? Я не знаю. Наверное, не очень. По правде говоря, мне как-то не приходило в голову подходить к нему с такими мерками.
– Ну… Он очень заботлив и добр ко мне.
– Вот тебе и ответ, – она улыбается. – Должно быть, твой друг не хочет беспокоить тебя, поэтому и умалчивает о своих трудностях. Быть может, хочет справиться с ними сам. Взрослые часто так поступают, желая оградить окружающих от лишних волнений. Ты должен дать ему время. Довериться. Если он сильный, как ты говоришь, то у него все получится. И ваши отношения придут в норму.
Так значит, я должен оставить его в покое? «Довериться?» - горько усмехаюсь. Какая здравая мысль. И я бы даже последовал такому совету, если бы речь шла о ком угодно кроме Соби. Как объяснить Кацуко-сеней, что я просто не имею права стоять в стороне? Да и не могу. Если не разберусь в чем дело – сам скоро чокнусь.
«Взрослые часто так поступают, желая оградить окружающих от лишних волнений.» В таком случае они идиоты! Вот только от Соби я подобного не ожидал. Мне казалось, мы давно поняли друг друга, обещали ничего не скрывать…
– Ну как, Рицка-кун? Тебе стало легче?
Моргнув, поднимаю голову, выныривая из мыслей.
– Да. Гораздо. Спасибо, сенсей.
Она улыбается мне, а я – ей. Старательно делаю вид, что мне лучше после ее слов, для того чтобы она перестала за меня беспокоиться. И, исходя из собственного утверждения, я тоже - идиот. Хоть и не Взрослый.
***
– Слушаю. Сеймей? Да, Рит-тян еще внутри. Соби? Хм… Соби, как преданный пес, ждет хозяина у ворот. Что и требовалось…
Постукивая по бедру биноклем, Нисей с легкой усмешкой слушает доносящийся из трубки бесстрастный голос, отдающий последние указания.
– Да, я помню. Как только выйдет – сразу позвонить тебе и быстро возвращаться. Я все сделаю как надо.
Пауза, заполненная тихим шелестом голоса Сеймея.
– Не сомневайся, меня никто не заметит. Ты уже входишь? Ну, удачи. И осторожней там, – Акаме расплывается в ехидной улыбке. – Говорят, тронутые дамочки чересчур бурно выражают свои эмоции. Смотри, чтобы тебя не помяли, пока будут душить в объятиях.
Быстрым движением Нисей отводит сотовый от уха за мгновение до того, как оттуда раздается резкая отповедь.
– Следи за речью, Нисей, – с усмешкой повторяет Акаме, глядя на разразившийся короткими гудками сотовый. – Ну как обычно. Проявляешь заботу, можно сказать, всей душей болеешь и никакой тебе благодарности взамен.
Коротко рассмеявшись, он вольготно устраивается на скамейке у фонтана – сапоги попирают ограждение клумбы. Сквозь корону из водных брызг трудно различить очертания фигуры, так что узнать Акаме издалека почти невозможно.
Прижав бинокль к глазам, Нисей вновь приготовился наблюдать.
***
Холл дома Аояги погружен в привычный сумрак. В тишине кратко щелкает замок. Ручка беззвучно поворачивается, и Сеймей входит внутрь. Стоя на пороге, быстро снимает запылившиеся чехлы с ботинок, убирает их в карман. Чистая обувь не оставляет следов, а тонкие перчатки на руках исключают появление отпечатков пальцев. Он все предусмотрел. До самых мелких деталей.
Тихонько заперев за собой дверь, Сеймей движется вглубь дома вдоль стены коридора. Гладкий паркет скрадывает звуки шагов.
Все предметы в этом доме хранят память о нем. И в то же время все в здесь чужое. От нелепого половичка, до каждого завитка на занавеске. Лишь алтарь в гостиной принадлежит ему... полностью. Вместе с белым орхидеями, ароматными палочками и свечами на крохотных подставках, окаймленных бахромой оплывшего воска. Его алтарь… Символ небытия, окруженный дыханием вечности и печали. Неземная красота…
Миновав лестницу, Сеймей идет туда, откуда слышатся глухой стук ножа по разделочной доске. Он прекрасно знает, где в это время будет находиться его мать. На кухне, занятая приготовлением ужина. Она так предсказуема.
Сеймей входит в кухню. Притворяет за собой дверь. Как давно он не был тут – а ничего не изменилось. Все те же цвета, звуки и запахи, пожалуй, приправленные лишь нотками чужой беспросветной усталости и тоски. Как можно жить так? Из года в год… Каждый день.
Заслышав шаги, она не оборачивается. Продолжает орудовать ножом и только тихо, почти равнодушно, произносит:
– Ты рано, Рицка. Ужин еще не готов.
Сеймей чуть усмехается. Прислонившись спиной к двери, скрещивает руки на груди.
– Это не Рицка.
Звук его голоса заставляет Мисаки вздрогнуть. Медленно поднять голову. Руки начинают трястись, нож выскальзывает из пальцев. Ударяется о стол и, сорвавшись с его края, падает на пол – загремев, замирает где-то внизу. Мисаки медленно оборачивается. Сеймей с легкой улыбкой наблюдает за ее лицом - по нему можно энциклопедию составить. Палитра человеческих эмоций... Сначала потрясение – рот приоткрывается, глаза распахиваются и взлетают брови. Затем неверие – заторможено, словно в дурмане, она поводит головой из стороны в сторону – не в силах поверить, что все это происходит на самом деле. И наконец, надежда, отчаянная жгучая!.. Мисаки шепчет его имя. Глаза наполняются слезами. Она умоляюще протягивает руки, подается вперед, но не смеет сделать и шага.
«Думает, что я призрак. Видение.»
Сеймей быстро пересекает кухню. Обнимает мать. Ощутив живое прикосновение, Мисаки содрогается всем телом. Пальцы вцепляются в ткань свитера и крепко сжимаются. Слезы катятся из распахнутых глаз, а в груди теснятся первые сдавленные всхлипы.
– Сеймей… Ты жив! Сыночек…
Он не отвечает, только осторожно гладит ее по спине, отрешенно глядя куда-то поверх плеча. Терпеливо слушает, как мать на разные лады повторяет его имя, плачет, бросаясь из ликования в бездну пережитой боли. Нужно дать ей немного времени. Проявить чуть-чуть внимания, утешить... Чтобы она успела насладиться обретением, а потом…
Сеймей медленно отстраняется, высвобождаясь из объятий.
– Нет! – Она хватает его за руки. – Куда ты? Не уходи!
Роняет голову и плачет.
– Теперь все будет хорошо.
– Я должен идти, – ровно отвечает Сеймей, глядя в сторону, – я не могу остаться, мама.
– Но почему?! – Она отчаянно всхлипывает и крепче сжимает его запястья. – Ведь ты только вернулся. Не оставляй меня снова!
Сеймей прикрывает веки, словно сожалея.
– Я пришел ненадолго. И не могу задерживаться. Потому что это твой сон, и в нем я умер. Меня нет.
– Сон? – бессмысленно повторяет Мисаки, растерянно глядя на сына.
– Да. Ты спишь. И все что окружает тебя – это твой кошмар. Моя смерть, исчезновение Рицки, уход отца – просто видения, из которых тебе никак не вырваться.
Она встревожено качает головой.
– Я не понимаю…
– Тогда просто поверь мне, – Сеймей мягко заглядывает ей в глаза. – Уже долгое время ты живешь в рожденном твоим разумом кошмарном бреду. Разве все, что случилось с тобой за последние три года, могло произойти на самом деле?
Мисаки отрывисто вздыхает. Сеймей приспускает ресницы, скрывая взгляд, полный насмешки и удовлетворения. Вот он самый действенный довод. Реакцию матери нетрудно было предугадать.
Она ведь была такой хорошей, такой добродетельной женщиной. Все силы вкладывала в семью, растила своих сыновей. Разве с хорошими людьми должны… могут случаться беды? Это несправедливо, незаслуженно! Так не может быть на самом деле! За что?..
И как же велико искушение поверить, что все происходящее – не злая издевка судьбы, а всего лишь иллюзия. Сон…
– Ты можешь проснуться, если постараешься. Вот, возьми это, – Сеймей достает из кармана безликий пластиковый пузырек в прозрачной упаковке. Вытряхивает из пакетика себе на ладонь. Сквозь матовый пластик видно, что флакон на три четверти заполнен плоскими белыми таблетками. Снотворное… Слишком много. Смертельная доза.
Взяв мать за руку, Сеймей вкладывает пузырек в безвольную ладонь. Двинувшись к столу, берет стакан и набирает в него воды из кувшина. Стоя спиной к Мисаки, быстро высыпает в нее белесый порошок из маленькой капсулы. Тот, вскипев пузырьками, моментально растворяется. Простое вспомогательное средство. Человеческому телу свойственно сопротивляться смерти. Теперь все пройдет без изъяна. Повернувшись, Сеймей протягивает стакан Мисаки.
– Ты должна принять эти таблетки. Тогда ты проснешься, и все будет как прежде.
Женщина смотрит на свою руку, сжимающую пузырек. Пальцы мелко трясутся. Страх просыпается в глазах. Дрожа, Мисаки поднимает отчаянный взгляд на Сеймея.
– Не бойся, – Сеймей успокаивает ее улыбкой. – Все так, как должно быть. Мы давно ждем тебя. Я и твой Рицка. Мы ждем, когда ты придешь к нам. Вернись к нам, мама.
Она берет стакан. Он прыгает в руке, вода плещется, переливаясь через край. Страх, неуверенность, жажда вернуть тех самых дорогих, о которых было пролито столько слез – все смешивается, путает мысли, бросает в жар. Сеймей смотрит на нее, не отрывая взгляда. Жалко, отрывисто всхлипнув, Мисаки ставит воду рядом с собой, резко отвинчивает крышку, высыпает несколько таблеток в ладонь, глядит на них пару секунд. Затем трясущимися руками одну за одной начинает засовывать в рот. Давится, глотая, лихорадочно запивает водой, неотрывно глядя на Сеймея – ему в глаза.
– Умница, – тот улыбается, наблюдая за тем, как убывает содержимое бутылочки. Эти таблетки хорошо знакомы его матери. Точно такие же она иногда принимает перед сном. И полиция легко выяснит эту милую подробность, когда станет проводить расследование. Это сильное, быстродействующее снотворное было прописано матери врачом после смерти Сеймея как успокаивающее средство. Законным способом его нельзя приобрести без рецепта. Оно продается в маленьких пакетиках по несколько штук, чтобы хватало ровно на неделю. И рецепт необходим для каждого. Специалистами было сделано все, чтобы не допустить иного применения этого лекарства. Но никак не проверишь, что с ним делает человек после того, как покупает в аптеке. Таблетки можно принимать, а можно откладывать, ожидая, пока не накопится достаточно, чтобы…
Флакон пустеет, и Сеймей вынимает стакан из пальцев, внезапно ослабевших от шока перед содеянным.
– Теперь иди и ложись в кровать, – взяв мать за плечи, он настойчиво ведет ее к выходу из кухни. Она идет покорно, механически передвигая ноги, и лишь, повернув голову, все смотрит на Сеймея, словно не может наглядеться.
Они выходят в коридор, останавливаются у лестницы.
– Осталось последнее, – взяв трубку беспроводного телефона, Сеймей вкладывает ее в ладонь Мисаки. – Ты должна позвонить Рицке и проститься с ним.
– Проститься? – глупо переспрашивает мать.
– Да. Проститься. Это символ твоего пробуждения. Ты должна попрощаться со своим сном. Так нужно – иначе не сработает.
– Хорошо, – она сжимает ладонь, и трубка остается в руке.
– А теперь мне пора уходить, – Сеймей отступает на шаг и разворачивается.
– Подожди! – Бросившись к нему, Мисаки прижимается к его спине, обхватывает руками и шепчет: – Подожди…
– Нельзя, – глядя перед собой, Сеймей небрежно и успокаивающе треплет мать по руке, – я должен уйти сейчас. Мое время вышло.
– Сеймей… – горький выдох и за ним новая волна рыданий.
Ощущая, как дрожит жмущееся к нему тело матери, Сеймей лишь терпеливо склоняет голову.
– Ты теряешь время, мама. Поспеши к себе, – и добавляет чуть суховато, словно недовольный, что приходится повторять: – Я ведь сказал. Чтобы мы были вместе – достаточно только проснуться. Мы с Рицкой ждем тебя.
Осторожно высвободившись из рук матери, он, не оборачиваясь, идет к двери.
– Сеймей! – Несущийся вслед крик заставляет на миг замедлить шаги, но затем он берется за ручку входной двери и исчезает за ней. Глядя на закрывшуюся дверь, Мисаки без сил опускается на ступеньки. Слезы катятся по щекам. Уронив голову, она смотрит на телефон в своей руке. В другой зажат опустевший пузырек.
– Всего лишь сон, – глухо произносит Мисаки. Тяжело поднимается, ухватившись рукой за перилла. Чуть пошатываясь, тяжело бредет наверх по погруженной в полумрак лестнице.
– Только сон…
Рицка.
Так или иначе, но положенный час общения с Кацуко-сенсей подошел к концу. Впрочем, я об этом не жалел. После нашего разговора чувство безмятежного спокойствия, которому я так радовался вначале, испарилось. Мне сделалось тоскливо и тошно. Потому, когда настало время уходить, я попрощался торопливо, почти невежливо, и удрал из кабинета. Глядя в пол, шел по коридорам госпиталя, машинально огибая спешащих мне навстречу людей в белых халатах. И только кивнул на прощание улыбнувшейся мне медсестре, дежурящей за столиком в приемной.
Не знаю, на что я надеялся, рассказывая Кацуко-сенсей о Соби, но, наверное, на какой-то другой совет. Я совершенно не готов оставаться наблюдателем, ожидая пока Соби сподобится рассказать мне о том, что с ним творится. Должно быть я просто разочарован. Как правило, у Кацуко-сенсей всегда находятся ответы на мои вопросы, но похоже сегодня не тот случай. Я по-прежнему растерян и понятия не имею, как быть. Что может быть хуже такого состояния?
Остановившись на крыльца здания, поднимаю голову, глядя на подсвеченное вечерними фонарями небо. Отсюда оно кажется блеклым, траурным. Привычный синий цвет полностью растворился, подавленный навязчивым рыжим ореолом.
Спрятав руки в карманах кофты, бреду по мощеной дорожке в сторону ворот. Скорее почувствовав, чем заметив движение, вскидываю взгляд. Соби стоит, прислонившись к каменной ограде, но увидев, что я смотрю на него, выпрямляется навстречу.
– Рицка…
Вздохнув, прохожу мимо него, а он, как ни в чем не бывало, пристраивается рядом. Мы выходим на улицу, покидая территорию больницы. Сворачиваем в сторону автобусной остановки. Прохожие спешат мимо. Фонари один за другим уплывают за спину.
Повернув голову, скашиваю глаза на Соби.
– Я ведь говорил, что сегодня не обязательно ждать меня. Думал, ты уже дома.
Бросив быстрый взгляд в мою сторону, он отвечает со спокойной улыбкой.
– Но ведь это не было приказом, Рицка. Мне захотелось проводить тебя. Это плохо?
Чуть качаю головой, созерцая стелящийся под ноги асфальт.
– Нет, но… Ты там целый час стоял. Совершенно незачем было.
– Это не имеет значения, Рицка. Тебя я могу ждать столько времени, сколько потребуется.
Стискиваю зубы. Вот почему он такой? Такой спокойный и терпеливый? И такой... бесцветный. Куда делся тот Соби, который как безумный целовал меня под мостом в Никко? Мог смущать, изводить подначками – закинуть на плечо и утащить на кровать! Куда он делся?!
И почему?..
– Как прошел твой поход к врачу?
Шмыгнув носом, отворачиваюсь.
– Как обычно.
– Рицка, – Соби останавливается. Сделав по инерции пару шагов вперед, замираю и оглядываюсь на него. Он стоит, чуть склонив голову к плечу, в глазах светится грусть. – Я тебя обидел чем-то? Если не хочешь разговаривать, то я могу молчать.
– Нет. Дело не в этом, – торопливо говорю я, зарываясь ладонью в волосы. – Просто настроение дурацкое.
Вздыхаю.
– Прости.
Он улыбается.
– Ничего страшного. Рад, если это не из-за меня.
Опустив Ушки, смотрю, как он проходит мимо, замедляя шаги, приглашая идти дальше. Повернувшись, бреду за ним. Как же – не из-за тебя! Очень даже из-за тебя, Соби.
Глядя ему в затылок, хмуро выпаливаю.
– Если хочешь, я расскажу, о чем мы сегодня говорили.
Он чуть оборачивается.
– Если ты хочешь.
– Хочу!
Догнав Соби, зло выкрикиваю:
– Я спросил у Кацуко-сенсей, чем объяснить, если близкий человек вдруг меняется без каких-либо причин?!
Соби продолжает идти, невозмутимо глядя вперед.
– И что же она ответила?
Упрямо вскидываю подбородок.
– Что возможно его что-то мучает, а он это скрывает!
Чуть повернув голову, Соби мягко спрашивает:
– И все?
Под его взглядом опускаю глаза и отворачиваюсь, неожиданно смутившись.
– Нет, – тоскливо смотрю на дорогу, провожая глазами бегущие машины, – еще она сказала, что, быть может, этот человек не хочет тревожить меня, думает разобраться во всем сам, – поджав губы, завершаю совсем тихо, – что я должен довериться и подождать…
Рука Соби легко опускается на мою макушку, ерошит волосы.
– Твой врач – очень мудрая женщина, Рицка. Мне кажется, тебе стоит прислушаться к ее совету.
С вызовом вскидываю взгляд.
– А мне так не кажется! – Обогнав Соби, поворачиваюсь, загораживая ему дорогу. Он останавливается. Сцепив зубы, стою, вперив взгляд в пряжку ремня его брюк.
– Я думаю, если люди действительно близки, то они должны помогать друг другу справляться с трудностями! Разве не так, Соби?
Скользнув глазами вверх по темному джемперу к лицу, успеваю заметить лишь горькую складочку между бровей, но она сразу разглаживается, будто и не было. Затем Соби наклоняется к моему уху и ласково шепчет:
– Я так и думал, что ты скажешь что-нибудь подобное. Это очень на тебя похоже.
Черт! Сжав кулаки, отскакиваю назад. Да он просто непробиваем! Я уже неделю хожу вокруг да около, пытаясь выяснить, что с ним! Спрашиваю напрямик!.. Хоть бы раз ответил толком!
– Твой телефон звонит, – ровно подсказывает Соби, доставая сигареты.
Опомнившись, кошусь на грудь, туда, где под кофтой надрывается сотовый. И правда звонит. А я даже не услышал – так разозлился.
Расстегнув молнию, вытаскиваю телефон. На дисплее мигает надпись: «Дом». Это мама. Странно – я ведь вроде не опаздываю.
Быстро подношу телефон к уху.
– Да. Мама?
– Рицка…– шумный выдох шипением выплескивается в трубку, так что я вначале даже не узнаю мамин голос. Он какой-то незнакомый… надтреснутый…Сердце вдруг толкается в ребра, отзываясь болезненной тревогой.
– Мама? Что-то не так?
Тонкий придушенный всхлип. Еще один…
– Прости меня, Рицка. Прости, – она сбивается на плач. Дышит так тяжело, словно каждый вдох дается ей с трудом. Силится сказать что-то, но не может – вместо слов получается только невнятное клокотание и хрип.
Стою, совершенно растерявшись, внутри все леденеет, и мысли испаряются из головы. Внутри нарастает ощущение катастрофы. Мне никак не выплыть из этих льющихся из трубки невыносимых, немыслимых звуков. А она все плачет. Глотает слезы и повторяет отрывистыми толчками: «Прости, прости…».
– Мама, что происходит?! – Вместо фразы выходит один сдавленный шепот, у меня внезапно пропал голос. Вздрогнув, Соби резко поворачивает голову в мою сторону, сигарета застывает в пальцах.
– Я звоню… попрощаться с тобой, – шумное дыхание сменяется судорожным всхлипыванием. – Мне надо к моему Рицке, он меня ждет!
– Мама!!! – Я уже кричу в трубку, но в ответ раздаются лишь короткие гудки. Разъединилось? Или мама отключилась – не понять. Но нет времени выяснять это – я бросаюсь бежать. Туда, где впереди маячит прозрачный купол автобусной остановки. Мне нужно домой! Скорее. Мысли прыгают как мячики. Что-то гадкое и холодное скручивается кольцами в животе. Страх… Почти ужас.
Ударившись ладонями о гладкое полированное стекло навеса, резко оборачиваюсь, лихорадочно обшаривая глазами дорогу. Ни одного автобуса. Только с шипением и свистом проносятся мимо машины, ослепляя фарами. Может остановить одну? Поймать такси?! У меня нет денег!
– Рицка! – Догнав, Соби хватает меня за плечи и разворачивает к себе. – Что случилось? Куда ты?!
– Мама! Что-то с мамой! – выкрикиваю ему в лицо. Отпрянув, пытаюсь освободиться. – Мне надо домой! Скорее!
– Идем, – он хватает меня за запястье и тащит за собой прочь от остановки. От рывка спотыкаюсь, чуть не полетев носом в землю. Упираюсь, пытаясь вырвать руку, судорожно оглядываясь назад.
– Соби, ты что!.. Дорога в другой стороне!
– Ты не успеешь! – Он резко оборачивается, пронзая взглядом. – Быстрее. Решай, Рицка!
Сглатываю, глядя на него расширившимися глазами. Он так смотрит… Что бы ты ни думал делать… Давай, Соби. И словно прочитав это в моих глазах, он срывается с места. Вцепившись в мою руку, тащит за собой. Сдавленно охнув, устремляюсь следом, совершенно ошалев от такого стремительного старта.
А Соби сразу переходит на бег – резкими рывками набирает скорость. Петляя между прохожими, мчится, почти летит вдоль зданий – силуэт чуть ли не смазывается, расплываясь в воздухе. Волосы бьются на ветру.
Я несусь за ним по пятам. Бегу, пытаясь поспеть, но это невозможно! Слезящимися глазами смотрю Соби в спину. Его локоть дает отрывистую, частую отмашку, другая рука намертво вцепилась в мое запястье. Ноги путаются, едва касаясь земли, я почти вишу на руке Соби – он слишком быстро бегает! Я не могу… я не способен так бежать!!
Мы сворачиваем в проулок – прохожие жмутся к стенам, шарахаясь, пытаясь не попасть под ноги. Людей вокруг слишком много. Квартал вокруг больницы густо населен, и в этот час все возвращаются с работы. Остановившись на несколько секунд на перекрестке, Соби лихорадочно озирается. Почти не видя ничего вокруг я утыкаюсь лбом ему в предплечье, задыхаясь… держась за грудь. Куда мы бежим? Чего он ищет? Место, где никого нет?
– Туда! Быстрее, Рицка!
Рывок за руку, и я едва не теряю равновесие от неожиданности. Изо всех сил стараюсь не отставать. Деревья, машины, перепуганные лица сливаются в одну линию. Легкие горят огнем, в боку начинает колоть. Уже нет мочи выносить эту гонку, но я ни за что не согласился бы, чтобы Соби остановился сейчас!
Не сбавляя скорости, мы сворачиваем в безлюдный узкий проем между зданиями, вдруг возникший на пути. Он тянется словно расщелина в скалах, словно длинный коридор.
– Закрой глаза, Рицка!
Едва успеваю услышать и с трудом понимаю, чего он хочет. Зажмуриваюсь… Земля уходит из-под ног. Сквозь грохот крови в ушах пробивается шелест осенних листьев. Один из них вскользь касается щеки. Мне кажется, я падаю… Но следующий рефлекторный шаг встречает мягкую податливую поверхность. Ботинки проваливаются в траву, она пружинит под подошвами. Распахнув глаза, понимаю, что мы бежим сквозь темный парк. Тот самый парк, что через дорогу, почти рядом с моим домом! Утонувшие во тьме стволы деревьев проносятся мимо, в глубине мерцают в свете фонарей гравиевые дорожки. А впереди ограда! За ней ярко сияет оживленная улица, а чуть дальше, через два дома поворот на мою аллею! Соби!..
– Давай, Рицка! – Его руки выталкивают меня вверх, и я кошкой взлетаю на кромку ограждения. Откуда силы взялись… Замерев на миг, спрыгиваю на асфальт, прямо под ноги случайных прохожих. Но мне нет дела до них, я несусь через улицу, суматошно лавируя в потоке машин. Вылетаю на тротуар. Соби настигает меня у поворота. Вновь хватает за запястье, обгоняет, тащит за собой, навязывая свой немыслимый темп. Мы бежим вдоль расходящихся в обе стороны подъездов маленьких коттеджей. Мой, последний – он впереди! Рукой подать...
Влетев на нашу дорожку, мы едва успеваем затормозить у двери. Остановившись, Соби приваливается к ней плечом – подхватывает меня, не давая сползти на землю.
– Соби, – задыхаюсь, пытаясь прийти в себя, – если ты всегда можешь… так! То почему… не в дом? Сразу?!
– Нельзя, – в изнеможении прикрыв глаза, он прислоняется липким от пота виском к дверным доскам. – Неизвестно, в какой части дома сейчас твоя мать. Рицка… ключи…
Я уже обыскиваю карманы. Лихорадочно вставляю найденный ключ в замок. Мы едва ли не вваливаемся в темный холл. Свет везде погашен. Что за черт!
– Мама! – Поднимаюсь, пошатываясь на ватных ногах. Ударив кулаком по выключателю, из последних сил бегу в сторону кухни.
– Соби, обыщи второй этаж! – Темная тень, скользнув мимо, взлетает вверх по лестнице. Я распахиваю все двери, включаю свет, зову, но мамы нигде нет. Везде пусто. Вернувшись в коридор, поднимаюсь наверх следом за Соби. С трудом добравшись до маминой комнаты, тянусь к ручке, но она поворачивается сама. Соби выскальзывает в проем, быстро закрывает за собой дверь, но я успеваю заметить на кровати мамин силуэт в облаке темных волос, разметавшихся по подушке.
Резко втянув воздух, я рвусь внутрь комнаты, но Соби не пускает. Перехватывает подмышками, так что ноги отрываются от земли. Совсем забывшись, беспорядочно брыкаюсь. Соби ставит меня на пол.
– Рицка! – Сжав плечи, сильно встряхивает, так что голова мотается из стороны в сторону – я, наконец, прихожу в себя. Гляжу на Соби, и в его расширившихся зрачках вижу свое отражение – бледное лицо с круглыми от страха глазами.
– Рицка. Твоя мать приняла какое-то снотворное. Много! – произносит он отчетливо, чуть ли не по слогам, удерживая меня взглядом. – Звони в госпиталь. Я попытаюсь что-нибудь сделать, – слова падают с губ словно камни. – Постараюсь… замедлить… процесс.
Он отталкивает меня, выпуская плечи.
– Беги, Рицка. Торопись.
И я побежал…
Что было дальше, сохранилось в голове урывками. Я скатился вниз по ступенькам, добрался до телефона. Нужный номер набрал автоматически, хоть и не с первого раза, трясущиеся пальцы мазали мимо кнопок. Не помню, что говорил в трубку, точнее – что кричал, но меня поняли... приняли вызов. А потом провал. Кажется, я бродил по коридору, сидел у входной двери, вжавшись лицом в колени, слушая доносящиеся со второго этажа звуки бегущей воды. Время тянулось так медленно – нестерпимо медленно. Казалось, этому невыносимому ожиданию не будет конца. Я думал, что сойду с ума, пока, наконец, вдалеке не зазвучали отрывистые, пронзительные звуки медицинской сирены.
Продолжение в комментариях...
среда, 12 октября 2011
Chapter XVII. Pastless. Совершенная игрушка-II
Забытое прошлое.Chapter XVII. Pastless. Совершенная игрушка-II
Забытое прошлое.
Соби
Солнце медленно и неумолимо движется к горизонту. Я жду уже третий час. Растерянный, измученный ожиданием и дурными предчувствиями, беспокойно меряю шагами заброшенную детскую площадку. Неприкаянно брожу по ней, вытаптывая траву, покрывая липкий, податливый дерн бесчисленными отпечатками ног и белесыми червями окурков.
Тихо поскрипывают потревоженные ветром качели – бурая ржавчина выглядывает из-под осыпающейся, поблекшей краски. Неподвижно замерли щербатые песочницы и покосившиеся скамейки. Деревянные звери, вкопанные в землю, молча наблюдают за моими метаниями. Настороженно, как мне кажется. За то время, что провел здесь, я успел чуть ли не очеловечить эти, похожие на идолы, невысокие фигурки, потрескавшиеся от времени и дождей.
Я все меньше понимаю, что делаю тут. Но не могу уйти. Просто не могу.
Остановившись, запрокидываю голову, глядя в небо. Богатый нежными полутонами оранжевый закат великолепен. Воздух упруг и свеж. Черные, нескладные словно скелеты, башни высоковольтных линий высятся по правую руку. Гротескные и нелепые, они, соединяясь в ленту, устремляются вдаль, повторяя изгиб шоссе, что проходит сразу за каменной насыпью. Эта рукотворная гряда давно заросла густой травой - ее бескрайний ковер, спускаясь с пологого склона, перетекает в плоскую равнину, покрытую островками деревьев и невысокого кустарника. Неяркие огни далеких домов по другую сторону, теснясь и мерцая, выстраиваются в линию, делая просеку похожей на пограничную полосу меж миром людей и неизвестностью, а уродливых стальных гигантов – ее мистическими стражами. Трава волнуется, заходясь несмолкаемым шорохом. Порывы ветра раскачивают качели. Когда-то давно эту местность хотели приспособить под спортивный городок, но проект закрыли из-за близости к линии электропередач. Все, что от него осталось – это фундамент так и не построенного здания, несколько слившихся с поверхностью земли прямоугольников с размытыми границами и забытая детская площадка, затерянная среди деревьев. Это место несколько лет назад нашел и сделал своим Сеймей. Его притягивали поселившееся здесь одиночество и атмосфера медленного тоскующего угасания. Тишина и уединение – непозволительная роскошь в наши дни, как он говорил. Тут Сеймей мог найти и то, и другое. Я не был в этом месте больше года и думал, что никогда не приду сюда вновь. Все изменилось за какие-то несколько секунд.
Резким жестом стащив очки, зажмурившись, ожесточенно тру пальцами переносицу. Это безумие... Если бы у меня еще была возможность очнуться или хотя бы уйти отсюда. Но имя Сеймея будто приковало меня к этому заброшенному квадратному клочку земли. Я даже не могу позвонить Рицке и предупредить, что задерживаюсь, потому что он наверняка спросит: почему и насколько. И я не буду знать, что ответить ему. Не понимаю, чего боюсь больше. Того, что SMS было провокацией, фальшивкой, подброшенной кем-то из Семи Лун, чтобы разделить нас с Рицкой. Или же того, что оно подлинное. В этом случае, я не знаю, чего ждать. Наше будущее, мое служение Рицке, жизнь рядом с ним – все это становится настолько хрупким от одной только мысли, что Сеймей жив. Я боюсь этого. Мне страшно, как никогда прежде. Все, что я обрел, может исчезнуть, если Сеймей захочет добиться этого. И угроза такого исхода заставляет меня, как зверя, тревожно метаться по площадке, словно она клетка, а я ее пленник. Страх потерять Рицку причиняет почти физическую боль.
Замерев, тяжело приваливаюсь к штанге покосившейся трапеции. Отрывисто дыша, стискиваю веки, вжимаясь лбом в холодный металл.
Я не могу потерять его… Этого не должно случиться! Не хочу…
Негромкие шелестящие звуки вклиниваются в общее шепчущее волнение. Они более отчетливые и ритмичные, словно кто-то приближается, бредет по колено в траве. Резко обернувшись, вскидываю голову. Жадно и обреченно всматриваюсь в идущую ко мне фигуру. Темный силуэт в золоте уходящего солнца. Но мне не нужно большего. Я слишком хорошо помню, как выглядел и двигался Сеймей, чтобы не узнать его с первого взгляда. Невозможно ошибиться, это именно Сеймей. Жив… Неотрывно слежу за тем, как он приближается… с невозмутимой неторопливостью... будто давая мне возможность хорошо разглядеть его… Убедиться… Удостовериться… Сеймей… Ни капли не изменился с того момента, как я видел его в последний раз. Темные волосы, Ушки, ледяное спокойствие в глазах… Кисти рук спрятаны в карманах узких синих джинсов. Рукава светлого рельефной вязки свитера с высоким воротником подняты до локтей. Гляжу на его острый профиль, пока Сеймей, чуть склонив голову вперед и словно не замечая меня, проходит мимо, направляясь к качелям. Устаивается на узком ненадежном сиденье, словно на стуле: чуть подавшись вперед, поставив локоть на колено и касаясь пальцами подбородка. Слегка вздрагиваю – Рицка любит сидеть так же. Раньше мне и в голову не приходило проводить параллели. Слегка улыбаясь с едва заметной иронией, Сеймей поднимает на меня внимательный взгляд. Рассматривает с головы до ног, явно находя забавным мое смятение, мое растерянное молчание. Ветер ерошит его волосы. Нога в темном ботинке, перекатываясь с пятки на носок, слегка раскачивает качели, и они тихо поскрипывают, как и минуту назад.
– Вижу, ты мне не рад. Даже обидно…
В его тоне слышится снисходительная усмешка. Сеймей все прекрасно видит и понимает, что я чувствую, глядя на него сейчас. Его голос, такой знакомый, вынуждает очнуться и беспомощно моргнуть. Понимаю вдруг, что до этого стоял, оцепенев, и только смотрел на него без единой мысли в голове. Их и сейчас не слишком много.
Как он может быть жив?.. Почему он жив, а я его не чувствую?
Устав тянуть паузу, Сеймей досадливо вздыхает, качнув головой.
– Я начинаю разочаровываться, Соби. Ты так и будешь молчать? Не задашь ни единого вопроса?– он прищуривается, – Я ждал большего.
Я, наверное, и впрямь выгляжу сейчас очень нелепо. Закостеневший, невольно сгорбившийся, с опущенными плечами. Долгое пребывание на ветру спутало волосы, они спускаются по щекам неопрятными прядями. Но всего хуже взгляд, остановившейся и больной, как у избитой собаки.
Я не должен выглядеть так. Не сейчас. Не перед ним. Мне необходимо собраться.
С усилием выпрямившись, прячу руки в карманы. Опустив голову, прикрываю глаза.
Он хочет, чтобы я спросил о чем-нибудь? Я спрошу…
– Зачем… – услышав звук собственного голоса, неживой и хриплый прерываюсь на мгновение, но потом продолжаю, – Зачем ты вернулся? Ты оставил меня, отдал… Рицке. Что еще тебе нужно?
В его глазах появляется стальной блеск, который он тут же прячет под приспущенными ресницами. Я пропустил положенную прелюдию. Сотню растерянных «как» и «где», и с десяток умоляющих «почему». Я и впрямь желал бы многое у него спросить. И наверняка, он ждал именно этого. В моих же словах была дерзость, практически вызов, за которыми я пытался спрятать свою горечь и боль. «Зачем ты вернулся?», звучит все же не так жалко, как: «Почему ты бросил меня?». Это так глупо, что я все еще хочу понять. Я боготворил Сеймея, но сейчас все иначе. Не понимаю, по какой причине так жадно жду, что он ответит на этот незаданный вопрос: «Почему?..».
Не шелохнувшись, не меняясь в лице, Сеймей игнорирует мой непозволительный тон, но все-таки отвечает:
– Я оставил тебя, потому что так было нужно, Соби. Необходимо было обеспечить твою максимально убедительную реакцию и заставить Семь Лун поверить в мою смерть. И если бы ты подумал, то понял бы это и сам. Теперь обстоятельства изменились, и я вернулся. И, признаться, ожидал, что вопросы будут несколько другого свойства.
Стиснув невольно зубы, гляжу на него в горьком замешательстве. Он действительно не изменился. Все та же безжалостная логика и ни капли сожаления. Сеймей всегда обращался с людьми, как с пешками. Его равнодушие ко мне привычно и понятно. Но, Рицка!… Если верить ему, Сеймей в нем души не чаял…
Неважно, что он сделал со мной. Рицка не заслужил такого! Это… это… предательство…
Отвернувшись, глядя в землю, отвечаю глухо и отрывисто.
– Каких вопросов ты ждешь? Что бы ты ни задумал, ко мне это больше не имеет отношения. Ты меня отдал, – повторяю, как заклятие, – Я больше не твой.
Сеймей чуть выпрямляется, холодно вскидывает бровь.
– Ты так думаешь?
Опасная прохлада в его голосе заставляет все внутри сжаться в противный комок. Я никогда не возражал Сеймею, даже не мог помыслить об этом. Понимая, какой может быть расплата, все-таки говорю.
– Мой хозяин – Рицка.
Слова пустыми оболочками вылетают изо рта. Они имеют смысл, но не имеют силы, и я ощущаю это с мучительной четкостью. Как и Сеймей – он тоже чувствует. Смотрит на меня с хладнокровным интересом, словно я – бабочка, насаженная на иглу. Ее минуты сочтены, но она все еще бьется, разрывая внутренности, продолжая бесполезную борьбу. И наблюдающий за ней человек знает, что сражение проиграно, а бабочка – нет. И это сравнение так поражает меня, что я замираю, застигнутый врасплох. Зато начинает говорить Сеймей... Неторопливо роняя слова. Ни в чем не сомневаясь.
– Мое терпение тоже имеет пределы, Соби. Ты думаешь, мне неизвестно, как в действительности обстоят дела? Ты носишь повязку, а что под ней?
Вздрогнув, поднимаю глаза, он глядит в упор, тяжело и спокойно.
– Мое имя, верно? Лучшее свидетельство того, что ты прекрасно осознаешь, кто твой хозяин. Так что не трать зря мое время.
Втянув в себя воздух, отступаю на шаг, оторопев от такой логики. Как он сказал?
Имя?.. То, что оно до сих пор на месте доказывает, что я все еще считаю себя принадлежащим Сеймею. Делает это очевидным.
В замешательстве опускаю голову. Я полагал, что здесь другая, обратная зависимость. Что имя, как печать, скрепляет принадлежность, а не наоборот. Это было бы слишком невероятно. Но почему же где-то глубоко внутри, я чувствую, что он прав. Я признаю это… Признаю, что пытаюсь отрицать то, что ему ясно без всяких слов.
Потирая пальцами подбородок, Сеймей задумчиво смотрит на меня, словно взвешивая что-то в уме. Определяет меру моей вины.
– Прощаю тебя на первый раз, но это не должно повториться. Тебе известно, я не люблю глупого упрямства, – в глазах Сеймея появляется нехороший блеск, – оно равносильно неповиновению, а этого я не потерплю.
Это чувство – от него хочется бессильно застонать, стиснув зубы. Его уверенность, холод во взгляде с оттенком раздражения – как они знакомы мне. Когда-то давно, я жадно тянулся даже за такими крохами внимания Сеймея, впитывал их, вдыхал, как наркотик. Ясно помню свое болезненное опьянение этим. И теперь оно поднимается на поверхность, отдаваясь слабостью во всем теле. Почему я надеялся, что будет иначе? Я насквозь пропитан памятью о Сеймее, и почти физически чувствую, как сжимаются, идущие сквозь сознание кольца нитей, за которые он тянет сейчас. Подчинение хозяину… В этом моя суть. Тело и разум складывают оружие, не спрашивая, хочу я или нет. Откликаются с предательской охотой. Мне известно, что это такое – чувствовать над собой непререкаемую, всеобъемлющую волю хозяина. Почти сладко. Почти искушение. И преступление против всего, во что я начал верить, благодаря Рицке. Умом я понимаю это. Но Боец во мне уже ждет приказов. Невыносимо...
Неуклюжим, скомканным движением нащупываю в кармане пачку сигарет. Голова словно в тумане. Сейчас я не способен мыслить связно.
Щелкнув зажигалкой, жадно затягиваюсь, глубоко вдыхая обжигающий, едкий дым, так словно это может принести облегчение. Не глядя на меня, Сеймей бросает резко и чуть высокомерно:
– Не кури при мне.
Пальцы, стискивающие сигарету, замирают, затем расслабляются. Скупым жестом выбрасываю ее в траву и гашу подошвой ботинка. Поднимаю на Сеймея мрачный, напряженный взгляд. Зачем он вызвал меня сюда? Что ему нужно?
Он словно и не замечает того, как я смотрю на него. Неторопливо раскачивается, устроившись на качелях вполоборота. Запрокинув голову, касаясь затылком металлического троса, задумчиво глядит в небо.
– Думаю, я должен вернуть тебе кое-что. Это ускорит дело.
Повернув голову, он смотрит на меня с легкой усмешкой.
– Что ты помнишь о той ночи, когда я умер? Ничего?
Эти слова ставят меня в тупик. Что он имеет в виду? Меня не было с ним.
Сеймей уже откровенно усмехается, разглядывая носки ботинок.
– Я хочу, чтобы ты вспомнил, как все было на самом деле, Соби. Вспоминай! Это приказ!
Слова ввинчиваются в разум… Глаза распахиваются. Я вздрагиваю, задохнувшись, разом лишившись воздуха. Это похоже на вспышку. Сознание вскипает ощущениями и образами, они разворачиваются батальными полотнами, воспроизводя ту ночь до мельчайших деталей.
Я вспомнил. Я был тогда вместе с Сеймеем в школе, где раньше учился Рицка. Но мы были там не одни.
***
Едва я увидел его, то сразу захотел убить. За то, что он есть. За то, как он смотрит на Сеймея. Смотрит с оскорбительным, глумливым обожанием. Но этот смазливый, темноволосый хлыщ – истинный Боец Beloved. Он, а не я.
– Я наделил нашего гостя всеми необходимыми характеристиками. Теперь его точно примут за тебя, – сверкнув улыбкой, Акаме Нисей беззаботно уточняет, – вернее его труп.
Прислонившись к стене школьного коридора, Сеймей никак не реагирует на ужимки этого шута. Лишь, подняв глаза, задумчиво хмурится, сквозь приоткрытую дверь разглядывая привязанного к стулу человека, безликую тень, едва различимую в ночной темноте.
– Ты уверен, Нисей? Нельзя допустить ошибки. Я могу поручить это Соби…
– Я не делаю ошибок! – обиженно вскидывается черноволосый. Сеймей переводит на него ставший ледяным взгляд, и Акаме сразу сникает, сдает назад. Но вместо того чтобы просить прощения за свою вольность, улыбнувшись, томно приспускает ресницы.
– Все сделано в лучшем виде, мой господин, – тающим голосом мурлыкает он, – ручаюсь за это.
Вздрогнув от возмущения, отворачиваюсь, чтобы не смотреть на него. Не могу смотреть…
– Хм, – опустив голову, Сеймей скептически изучает взглядом пол. Затем, вздохнув, равнодушно командует: – Соби, проверь.
Послушно снимаюсь с места. Черноволосый провожает меня разъяренным взглядом. Но не смеет поднять его на Сеймея.
Сухо усмехнувшись, вхожу в класс. Этот Акаме даже не умеет контролировать свои эмоции. Совершенно несерьезно.
В классе очень тихо, пусто и как-то неуютно. Это помещение не предназначено для того, чтобы быть таким. Здесь должно быть много света, должны звучать разговоры и смех. А сейчас только черный прямоугольник доски и ровные ряды низких стульчиков и парт говорят о том, что эта комната находится в младшей школе. Ночью все выглядит и воспринимается иначе. А возможно дело в другой выпадающей из общего антуража детали – бесчувственном пленнике, привязанном к детскому стулу. Запястья безжалостно вывернуты и стянуты за спиной, худые колени в темных джинсах почти касаются подбородка. Намертво прикрученный к спинке, он сидит, безвольно наклонившись вперед, поникнув головой. Высокий, худощавый, темноволосый, одетый в одежду Сеймея – почти не отличимый от него, особенно с этими Ушками и хвостом. Идеальная жертва.
Достав зажигалку, наклоняюсь к пленнику. Прикрываю вспыхнувший огонек ладонью, подношу ближе. Яркий танцующий язычок пламени выхватывает из темноты неестественно бледное лицо с плотно закрытыми глазами.
Хм... Этому Нисею пришлось изрядно побегать, чтобы отыскать кого-то, кто был бы настолько похож на хозяина. Как же долго они готовили этот план?
Прошептав нужное заклинание, прикрываю глаза, прислушиваясь к собственным ощущениям. Нет никакого сомнения – после смерти парня примут за Сеймея. Даже я ошибся бы, если бы не Связь. Приходится признать, это превосходная работа.
Уже выпрямляясь, в последний раз смотрю на жертву. Чуть ли не в анабиозе. Дышит редко и почти незаметно. Бледность кожных покровов говорит об очень слабом кровообращении. Он ничего не почувствует.
Завершив осмотр, оборачиваюсь. Сеймей и его новый Боец еще в коридоре. Тихо обсуждают что-то, не глядя в мою сторону. На миг ощущаю болезненный укол ревности. Сеймей редко разговаривает со мной. В основном только отдает приказы. И сейчас, глядя на них, я чувствую себя лишним, оттесненным назад этим невесть откуда взявшимся выскочкой. Как такое может быть, ведь я сильнее… Разве то, что Сеймей отправил меня проверить работу Акаме, не говорит о том, кому из нас он доверяет больше?
Неотрывно глядя на них, твердо поджимаю губы. Как бы там ни было, если воля Сеймея в том, чтобы принять Акаме, я должен следовать ей. Но отчего же это так нелегко? Что за черное, жгучее чувство поднимается во мне, разжигая горечь в горле? Ненависть? Я ненавижу этого Нисея? Как так могло получиться?
Поймав мой взгляд, хозяин требовательно приподнимает подбородок, отвлекаясь от разговора. Склоняю голову, безмолвно подтверждая, что приказ выполнен. Кивнув, Сеймей отрывается от стены. Делает знак темноволосому следовать за ним. Почтительно отступаю в сторону. Они, вполголоса переговариваясь, входят в класс. На реплики Сеймея Акаме отвечает с шутливым подобострастием, словно издеваясь над своей ролью. А Сеймей будто не придает значения этому. На все реагирует с отстраненной снисходительностью, словно на проделки ребенка.
В замешательстве наблюдаю за этим, неприятно задетый происходящим. Поведение Нисея не укладывается ни в какие рамки. Его фамильярность по отношению к Сеймею балансирует на грани непочтения. Невозможно не заметить такое. Так почему хозяин не поставит этого зарвавшегося типа на место?
Сеймей проходит мимо меня. Устраивается на краешке парты, чуть в стороне, но так чтобы иметь возможность видеть нас обоих. Поднимает взгляд:
– Итак… Соби?
Глядя в пол, отвечаю, помедлив мгновение:
– Все в норме.
Сеймей не сводит с меня глаз, и я дополняю сказанное. Неохотно, но в соответствии с истиной, как того и требует долг.
– Работа выполнена на высоком уровне. Трудно сделать лучше.
Акаме одаривает меня мрачным, раздраженным взглядом. Ему не нужны мои подачки. Не дожидаясь команды, он поднимает с пола принесенную с собой канистру бензина и начинает щедро выливать ее содержимое на голову пленника. Резко пахнущая прозрачная струя ударяет по затылку, каскадами устремляется на плечи. Брызги отскакивают от них, на полу под стулом начинает собираться немалая лужа.
– Не увлекайся! – жестко останавливает его Сеймей. – Я не собираюсь устраивать пожар в собственной школе.
Рука Нисея вздрагивает, он резко отдергивает ее, прекращая свой спектакль. Взгляд, метнувшись на мгновение в мою сторону, возвращается к Сеймею. Заметив этот неосторожный бессознательный порыв, скупо усмехаюсь, внезапно ощутив мрачное удовлетворение. Так значит, ты все же не настолько уверен в себе, как пытаешься показать? Зачем ты покосился на меня, едва осознал свою промашку? Я все еще твой соперник, вот почему. Соперник в борьбе за благосклонность Сеймея. И ты прекрасно это понимаешь.
Акаме отступает на шаг, опуская канистру.
– Если что-то пойдет не так, я всегда смогу справиться с огнем. – Он переводит взгляд на пленника и находит в себе силы хмыкнуть: – А ничего ведь получилось. Смотри, какой красавчик. Я – молодец, верно?
Вскидываю глаза, изумившись такой наглости. Но Сеймей лишь усмехается, укоризненно качнув головой. И при виде его реакции я невольно сжимаю зубы.
Этот парень. Нисей. Я убью его. Никто не будет стоять между мной и Сеймеем!
Кидаю на Акаме быстрый взгляд из-под приспущенных ресниц.
На его лице примерно схожее выражение. Наверняка, он думает о том же. Только один из нас имеет право находиться рядом с хозяином и принадлежать ему. Другой должен умереть. Мрачно усмехаюсь: и это буду не я.
Сеймей наблюдает за нами. На губах играет чуть заметная улыбка. Кажется, все происходящее забавляет его.
– Ну же… Я хочу, чтобы вы подружились. Нам еще работать вместе…
Мы с Нисеем обмениваемся ненавидящими взглядами. Сеймей хмыкает.
– Ладно, Соби. Убей этого парня,– он кивает на связанного,– сожги его.
На миг во мне вспыхивает острая радость. Он выбрал меня. Не Нисея.
Выступаю вперед. Черноволосый провожает меня раздосадованным взглядом, в его глазах обида. Я докажу насколько лучше его.
– Огонь пречистый. Слезы солнца...
Простираю вперед руку. Бензин вспыхивает. Яростное трескучее пламя охватывает жертву, окружает ее, заключая в полыхающий кокон. Струйки черного дыма рвутся в стороны, это испаряется присутствующая в организме жидкость. Расправленный жир липкими пузырями вскипает на быстро чернеющей, лопающейся коже. Удушливый прогорклый запах горелой плоти заполняет помещение, забивая нос и легкие. Я на мгновение ощущаю тошноту.
Срабатывает система пожаротушения. В коридоре разносится резкий звук сигнализации. Разбрызгиватели оживают под потолком. Перекрещивающиеся струи хлещут вниз, испаряясь над полыхающем куполом. Им не пробить его, температура внутри слишком высока. Лишь когда спекшиеся грудные мышцы почти обнажают ребра, я позволяю пламени потухнуть. Обуглившаяся плоть медленно сползает с остова. Капли барабанят по ней, шипят, исходя вонючим, серым дымом. Дышать становится практически невозможно.
Сеймей сидит на парте, подставив лицо струям воды.
– Смешно... Люди заблуждаются, думая, что мир велик. На самом деле он – закрытая коробка, в которой иногда идет дождь.
Стою, опустив голову. Я промок почти насквозь.
– Уходим. – Со вздохом Сеймей спрыгивает со стола. Проходя мимо трупа, небрежно швыряет к подножью стоящей рядом парты свою школьную сумку.
– Нисей, я буду ждать тебя во дворе. Уничтожь следы нашего вмешательства. Никто ничего не должен найти. И не копайся долго, скоро сюда прибудут пожарные.
– Слушаюсь, Господин, – сладко мурлыкает он, глядя на Сеймея из-под приспущенных ресниц.
Вздрогнув, стискиваю кулаки. Я убью его.
Мы выходим в коридор. Иду следом, устремив глаза в пол. На улице Сеймей прислоняется к высокому каменному забору в тени кустов и задумчиво поводит взглядом по верхним этажам школьного здания.
– Сейчас ты пойдешь домой, ляжешь спать и забудешь все, что имеет отношение к этой ночи. О моей смерти ты узнаешь от третьего лица. Все дальнейшие инструкции найдешь в своем ноутбуке, в завещании, будешь выполнять их в точности. После прочтения уничтожь письмо.
Вскидываю взгляд. Не может быть… Он не может так поступить со мной!
Его слова огненной печатью проникают в сознание, закрепляясь там. Я не имею права этому сопротивляться.
Стискиваю веки, ощущая, что они предательски вздрагивают. Он не может не понимать, что это будет значить. Он не может не знать, как это будет мучительно для меня. Я же буду думать, что он мертв! Сеймей!
Он вдруг касается меня - рука ложится на лоб. Мои глаза распахиваются...
– Этим заклинанием я – Beloved, Аояги Сеймей разрываю свою Связь с тобой, Агатсума Соби. Иди.
И отпускает... Ноги подкашиваются, я падаю на колени, на землю, впиваясь в нее ногтями. Глотаю воздух – нечем дышать. Ощущение такое, что из меня вырвали кусок живой плоти. Душа кровоточит и заходится болью. Сеймей… За что?..
Он холодно глядит на меня сверху вниз.
– Не надо так жалко смотреть на меня, Соби. Это было необходимо. Никто не должен заподозрить, что я жив. К тому же на тебя будет возложена важная миссия. Смотри, не провали ее.
Он отворачивается. В глазах появляется жесткий блеск.
– Все это ненадолго. Я вернусь за тобой.
***
«…вернусь за тобой».
Вздрогнув, открываю глаза. Закат догорает, растягивая тени. Тихий скрип качелей делает преобразившуюся действительность еще более нестерпимой. Как и ветер, рвущий полы рубашки, и несмолкаемый тревожный шепот травы… Все они, эти нечаянные свидетели, служат прекрасной оправой для моих возвратившихся воспоминаний. Для искалеченной, покосившейся реальности. Что она оставила от последнего года моей жизни? Ничего. Почти что ничего. Теперь, когда я знаю, что Сеймей с самого начала не собирался отпускать меня, кем я могу быть для Рицки? Кто я теперь?
– Пришел в себя?
Голос Сеймея резок, но и он не может заставить меня отреагировать сразу. Медленно поворачиваю голову, перевожу на него взгляд, краем сознания отмечая, что он должно быть совершенно пустой и бессмысленный. Открывшаяся правда выжала меня досуха. Полностью.
Нахмурившись, Сеймей поджимает губы, хвост коротко дергается в сторону, выдавая его недовольство.
– Только не надо показательных обмороков, Соби. Я был лучшего мнения о твоей выдержке. Возьми себя в руки. Соберись!
Сухой, жесткий разряд пробивает позвоночник. Выгибает спину – я вытягиваюсь, вскинув голову, и бессильно прикрываю глаза. Сеймей… Зачем ты вернулся?.. Почему ты жив?..
– Значит так, – он начинает недовольно постукивать по колену кончиками пальцев, – у меня нет ни времени, ни желания возиться с тобой и приводить в чувство. Будь добр сделать это сам.
Он чуть прищуривается, разглядывая меня.
– Но, чтобы облегчить тебе эту непосильную задачу, могу сказать, что пока не стану отменять своего приказа относительно Рицки. Он все еще в опасности, и ему нужен Боец. Поэтому пока что останешься рядом с ним. Ты меня слышал, Соби?
Горло сжимается, и вздрагивают зрачки, только тем и выдав мою реакцию. Прекрасно слышал. Ему достаточно было лишь произнести имя Рицки, чтобы вернуть к себе внимание. А то, что Сеймей сказал дальше, подействовало как укол адреналина. Мир пришел в движение, из расплывчатого, неясного фона сделался резким и объемным. Мысли собрались в фокус. Восприятие обострилось, как перед схваткой. Сеймей никогда не бросается словами. И если он говорит, что не намерен отбирать у меня Рицку прямо сейчас, значит – так оно и есть. Однако за заявлениями подобного рода, как правило, всегда следует «но»… И я жду его. Жду свои условия.
Наблюдая за мной, Сеймей в ироничном восхищении приподнимает брови.
– Впечатляет. Вижу, ты и впрямь проникся моим малышом. Он – прелесть, верно?
Выпрямившись, Сеймей откидывается на низкую спинку качелей, скрестив руки на груди. Он доволен тем, что разглядел во мне, это очевидно. Удовлетворение с примесью самодовольства так и струится вокруг него.
– Впрочем, это не удивительно. Его невозможно не полюбить, я и не сомневался в тебе.
Вскинув глаза, встречаюсь с его насмешливым взглядом. Улыбаясь слегка, он смотрит на меня с саркастичным пониманием – так, словно ему абсолютно ясно, что со мной происходит сейчас. Словно он видит все до последней точки, до малейшего оттенка, и мои чувства и мысли для него как на ладони. От этого ощущения становится не по себе. Его понимание совсем не радует, только рождает ярчайшую тревогу. Сеймей предвидел мою реакцию. И, похоже, она была настолько красноречивой, что только слепой не заметил бы. А Сеймей далеко не слеп. Я не хотел бы, чтобы он осознал, насколько сильно я люблю Рицку. Почему-то это кажется мне очень опасным.
– Я выполнял твой приказ. Тут нечему удивляться.
Сеймей чуть качает головой, глядя на меня с неприкрытой иронией.
– А ты совсем не изменился, Соби. Все такой же наивный.
Никак не прокомментировав больше это странное замечание, он отворачивается.
– Кстати – о Рицке, как он?
Это было сказано столь небрежно, что я невольно вскидываю взгляд, всматриваясь в лицо Сеймея. Его безразличие – отчего я не верю в него? Слишком явно, слишком нарочито. Внешне он кажется абсолютно спокойным, на лице замерло благодушно-безмятежное выражение. Откуда мне известно, что Сеймею далеко не все равно? Вряд ли он порадуется, если осознает, что я понял это.
Отвечаю медленно и осторожно, тщательно выбирая слова:
– Рицка… очень повзрослел. Подрос…
Замолкаю, не решаясь говорить что-то еще. Зачем он спросил об этом? Каких ответов он ждет?
Странно улыбнувшись, Сеймей чуть склоняет голову вперед.
– Он скучает по мне?
Поднимаю на него глаза, слегка растерявшись от неожиданности. Едва раскачиваясь, словно в задумчивости, Сеймей глядит куда-то в пустоту. Взгляд, рассеявшись, смягчился, уголки губ чуть приподняты. Что-то в его голосе отдается внутри странной горечью. Не могу понять только, кому она принадлежит. Мне или ему.
– Рицка не забудет тебя, ты ведь и сам знаешь, – признаюсь с внезапной откровенностью.
Погруженный в собственные мысли, Сеймей едва заметно усмехается неожиданно тепло.
– Это верно.
Сжав веки, отворачиваюсь. Слегка охрипший от слез голосок Рицки звучит в голове: «Я не прощу его… Не прощу!»
Это безумие – сочувствовать Сеймею. Он сделал свой выбор сам. Совершил огромную ошибку, когда бросил Рицку, когда отдал меня ему. Но не мне говорить об этом. Я не судья. В моем положении жалость вообще является чем-то немыслимым. И все-таки она есть. Потому что я догадываюсь, что он чувствует на самом деле. И очень хорошо понимаю это.
Слегка вздохнув и будто очнувшись, Сеймей выпрямляется, поднимая голову. Во взгляд возвращается насмешка, он словно подтрунивает над собой. Понимаю, что момент откровенности прошел, и сейчас мне предстоит только слушать. Он, наконец, скажет, зачем я понадобился ему.
– Что ж, Соби, вернемся к нашим делам. Вначале я хотел бы тебя похвалить. Ты блестяще справился с заданием. И даже сделал больше. Эта идея со списками сильнейших Пар пришлась очень кстати. Чем сильнее ослабнет обороноспособность Школы, тем лучше. Так что я хочу, чтобы ты и дальше продолжал реализовывать ваш с Рицкой план. Позже я превращу его в нечто другое и реабилитирую тебя. Можешь себя поздравить с тем, что вскоре станешь эталоном истинного служения и самоотречения. Тебе всегда шел этот образ.
Сжав зубы, слушаю, не глядя на него. Все сказанное Сеймеем мне очень не нравится. И то, «что» он говорит, и то, «как» это делает. Я не хочу, чтобы Рицка становился средством для осуществления его замыслов. Достаточно того, что этим рычагом всегда был я. И наконец… Откуда Сеймею столько известно о наших действиях? Не исключено, что у него есть информаторы в Школе, которые могли бы сообщить ему о моем визите в систему. Но трудно поверить, что Семь Лун так быстро разгадали заданный им ребус. Не так-то просто с первого взгляда увидеть логику в наших нападениях и связать с просмотренной мной тогда информацией. Прошли всего сутки. Как бы ни были хороши аналитики Семи Лун – данных недостаточно, чтобы делать столь далеко идущие выводы. Откуда же он знает?
Склонив голову на бок, Сеймей с усмешкой заглядывает мне в лицо.
– Делай все от тебя зависящее, Соби. Заставь этих ублюдков бояться вас. Но Рицка не должен пострадать. Если с ним хоть что-то случится, если Семь лун приберут его к рукам, то я шкуру с тебя сдеру. Тебе понятно?
Произнося это, он все еще улыбается, но взгляд остр как бритва. Инстинктивно ощутив опасность, которая кроется за ровным, вкрадчивым тоном Сеймея, киваю, подтверждая, что понял его.
– Ну и отлично.
– Сеймей…
– Да? – Он вопросительно приподнимает бровь.
Отведя глаза, стараюсь говорить как можно спокойнее и ровнее.
– Если все, что мы делаем, так или иначе соответствует твоим планам, почему ты просто не отдашь меня Рицке? Если у тебя уже есть Боец… Истинный Beloved. Значит, я тебе больше не нужен. Позволь мне остаться с Рицкой.
Наверное, голос все-таки выдал меня, потому что на губах Сеймея вдруг заиграла жалостливо-снисходительная улыбка. Похоже я позабавил его своей просьбой.
– Хм… Вижу, пребывание возле Рицки заставило тебя забыться. Ты становишься мечтателем, Соби: у Рицки свой Боец.
Вздрагиваю, ощутив, как вдох замирает в легких. Потерянно вскинув голову, встречаюсь с изучающим взглядом Сеймея. Он смотрит на меня, явно наслаждаясь произведенным эффектом. Каждое слово набатом отдается в ушах.
– Именно так. Удивлен, что ты об этом не знаешь. Я видел этого мальчика. Довольно милый. Сильный и послушный, очень на тебя похож. Думаю, они бы понравились друг другу и были бы хорошей Парой.
Пошатнувшись, хватаюсь рукой за металлическую штангу. Привкус желчи во рту почти не ощутим по сравнению с той рваной пустотой, что распахнулась внутри, обдав обжигающим холодом. Боец Loveless… Так значит он найден… Это должно было случиться рано или поздно, но я не хотел верить. Гнал от себя эти мысли. Напрасно. Пришло время расплачиваться за свои иллюзии. Даже если это горько до немоты. Сеймей прав, я забылся. Что такое искусственная Связь, по сравнению с истинной? Болотный огонек рядом с солнцем…. Капля росы рядом с океаном... Едва Рицка ее познает, то никакие чувства ко мне не удержат его. Это судьба, это природа, с этим бесполезно спорить. Я проиграю, даже если Рицка не захочет, чтобы так было. Истинная связь сильнее всего на свете. Даже любви…
Скрестив руки на груди, Сеймей откидывается на спинку качелей. Хвост лениво ходит из стороны в сторону.
– Как видишь, ситуация довольно сложная. Но я рассчитываю, что твой подход к ней будет разумным. Оставайся пока с Рицкой. Делай вид, что ничего не происходит. Действуй как его Страж. И самое главное – не говори о том, что я жив. Это может толкнуть Рицку на необдуманные действия. А я пока не готов светиться.
Делай вид…. Действуй как Стаж… Сеймей, ты даже не представляешь, чего требуешь. Как я могу всего лишь притворяться Бойцом Рицки и не быть им на самом деле? Одна только мысль об этом сводит с ума.
То ли желая сменить тему, или по-своему истолковав мое измученное молчание, Сеймей равнодушно продолжает:
– Не стоит драматизировать свое положение. Я, как хозяин, позабочусь о твоей судьбе. Кампания против Семи Лун вскоре войдет в открытую фазу. Твоя задача будет состоять в том, чтобы устранить с дороги мешающий мелкий мусор и… – он мрачно усмехается, – обезопасить меня от моих же сторонников. Поэтому ты должен научиться хорошо взаимодействовать с Нисеем. У нас еще есть время, чтобы вы успели подготовиться и привыкнуть друг к другу.
«Взаимодействовать»… Это слово проникает сквозь мутную пелену моего отчаяния. Сеймей произнес это так, словно намерен использовать нас обоих одновременно. Хотя подобное было бы слишком невероятным.
Ощутив непонятную тревогу, заставляю себя сосредоточиться на происходящем. Бросаю осторожный взгляд в сторону Сеймея и наталкиваюсь на холодный прищур его глаз.
– Все именно так, как я сказал. Ты и Нисей, оба – Beloved. И оба принадлежите мне. Это делает возможной изложенную мной схему Поединков. С Системой не будет противоречий, поскольку количество Жертв, от чьего Имени она открывается, так или иначе не изменится.
Его губы кривятся в ироничной усмешке.
– Это такое любопытное явление. Я мог бы собрать целую армию чистых Бойцов, если бы они не были настолько редки. Ты будешь сражаться в авто-режиме, но и этого будет достаточно, чтобы лишить наших противников охоты перечить мне и оградить от возможного предательства союзников. Так что готовься. Скоро начнутся наши совместные тренировки.
В смятении качаю головой.
– Сеймей, то, что ты планируешь… Так нельзя поступать.
Он саркастично поводит бровью. В голосе насмешливый лед.
– Нельзя? Почему же, Соби? Приведи хоть один довод.
Это похоже на игру. Но пока он позволяет, я могу говорить. Отвечаю быстро и твердо:
– Вмешательство третьего лица противоречит кодексу Дуэлей. Это недостойно.
Сеймей вскидывает голову. Рассматривает меня пристально и внимательно. Усмешка исчезает из его взгляда, он становится холодным и резким. Опускаю глаза. Зачем я это сказал… До настоящего момента Сеймей воспринимал мои возражения как забавное развлечение для себя. Больше он так не думает. Я перешел дозволенную грань. Отвык.
Неприступно вздернув подбородок, Сеймей поднимается со своего места.
– Недостойно, говоришь? Что есть достоинство, Соби? Для тебя оно в том, чтобы выполнять приказы хозяина, но ты, похоже, забыл об этом.
Он приближается медленно, не спеша. Я стою прямо, насколько позволяет воля. Потому что знаю, что будет дальше. Я должен понести наказание за свой проступок.
Удар быстрый. Жгучий. Под дых. Боль ошеломляет, ослепительной вспышкой взрывая грудь. Чувствуя, как немеют в судороге легкие, складываюсь пополам, в бесполезной попытке сделать вдох. Задыхаясь, падаю на колени. Возвышаясь надо мной, Сеймей достает сложенный платок. Встряхивает, раскрывая, и брезгливо протирает им костяшки. Неторопливо обходя по кругу, холодно и надменно наблюдает за мной. Затем, наклонившись, наматывает волосы на свой кулак и вздергивает вверх голову, чтобы видеть лицо, искаженное от едва сдерживаемого кашля.
– Кажется, я не учел, что у моего приказа будут такие досадные побочные эффекты. Раньше тебе не приходило в голову обсуждать мои решения. Это следует искоренить, пока подобные вещи не сделались твоей дурной привычкой.
Щелчок. Я узнаю этот звук. Так выстреливает из рукояти лезвие раскладного ножа Сеймея. Он подносит его к моему лицу, и на зеркальной поверхности я краем глаза вижу свое отражение.
Наверное, именно это позволяет мне собраться. Опасность и предчувствие новой боли. Ощущения, от которых я отвык.
– Не думаю, что это разумно, – я с трудом выталкиваю слова. – Рицка заметит следы. Он станет задавать вопросы…
Рука Сеймея останавливается. Он медлит, чуть поводя лезвием в паре сантиметров от моего лица.
Телефонный звонок, как звук из другого мира, врывается в реальность – пронзительный и чуждый окружающему шуршанию и шелесту. Рука невольно дергается к карману.
– Это Рицка, – сглотнув, сжимаю веки. – Сеймей, я должен ответить.
– Должен? – Он приподнимает бровь: – Ты, по-моему, немного занят… или ты думаешь иначе?
– Я дал Рицке слово всегда отвечать на звонки. Если я проигнорирую вызов, он поймет, что что-то не так.
Помолчав, Сеймей вздыхает с усталым раздражением. Телефон продолжает надрываться, требуя внимания к себе. Зажмурившись, считаю секунды.
– Сеймей…
Он отпускает меня. Лезвие ножа, скользнув по подбородку, прижимается к шее.
– Отвечай. Но учти. Если мне что-нибудь не понравится в том, что ты скажешь, пеняй на себя.
Замерев на коленях, задрав подбородок и опасаясь дернуться, на ощупь нахожу телефон. Торопливо раскрываю его, поднося к уху.
– Соби!
Голос Рицки, встревоженный и далекий, раздается из динамика. Не отводя руки, Сеймей, отступает на шаг и, сощурившись, смотрит в мое лицо. Он все слышит.
– Да, Рицка. Я здесь.
– Соби, где ты ходишь?! Мы весь вечер ждем тебя!
Сглотнув, ощущая кожей холодное прикосновение стали, прикрываю веки.
– Прости.
Рицка тихонько вздыхает, видимо исчерпав весь свой запас возмущения. Мысленно вздрогнув, понимаю вдруг, что не я один могу сказать сейчас что-нибудь не то. Хотя если рядом Кио…
– Когда ты придешь? – тихонько спрашивает Рицка. – Почему ты так долго вообще?
– Мои дела заняли несколько больше времени, чем я ожидал. Я скоро вернусь, Рицка. Очень скоро, – намеренно обещаю то, чего не должен, чтобы не оставить Сеймею выбора, кроме как отпустить меня. Лезвие чуть вздрагивает, Сеймей едва заметно сдвигает брови, по-видимому, тоже уловив этот нюанс.
– Ну, хорошо, – Рицка чуть мнется, затем раздается какое-то шуршание, видимо он прикрывает телефон ладонью.
– Соби, эти твои дела… Они, надеюсь, никак не связаны с… Ты ведь не наделал глупостей, нет?
Да, Рицка… Если бы ты знал, сколько…
– Нет, – слегка дергаюсь. За мгновение до ответа лезвие ощутимо приникло к коже, чуть ли не врезалось в нее. – Я не стал бы ничего предпринимать без твоего приказа, Рицка.
Глазами скольжу вверх по руке Сеймея, перемещая напряженный взгляд на его лицо.
– Не волнуйся, я не буду совершать опрометчивых поступков.
Глядя мне в глаза, Сеймей насмешливо выгибает бровь и, секунду помедлив, аккуратно отводит нож от моего горла. Лезвие с тихим шелестом уходит в рукоять. Получив возможность двигаться, с облегчением оседаю вперед. Беззвучно дышу раскрытым ртом, растирая зудящую кожу на шее.
– Хочется в это верить, – ворчливо резюмирует Рицка, и Сеймей иронично покачивает головой из стороны в сторону, поддерживая эту мысль.
– Возвращайся скорее. Мы, между прочим, до сих пор не ели. Тебя ждем.
Вскидываю брови, невольно тронутый этим.
– Если так, то не надо ждать меня. Незачем.
– Со-би… – тянет он с этой своей усталой терпеливой укоризной. Я даже вижу сейчас его лицо. Ресницы сомкнуты, а сведенные к переносице брови чуть подрагивают. Рицка…
– Я не буду есть без тебя, – говорит он упрямо. – Лучше нигде не задерживайся.
– Слушаюсь, – чуть усмехаюсь, но улыбка тут же пропадает от мысли, что я не имею больше права на подлинный смысл этого слова. Теперь он принадлежит совсем другому человеку. Невыносимый контраст.
– Жду, – кратко отвечает Рицка и отключается.
И сразу же мне становится настолько холодно и неуютно. Вокруг будто разом потемнело. Словно все время, пока мы разговаривали по телефону - пусть и с ножом у горла, но я находился под защитой Рицки. А теперь - снова один. Наедине с Сеймеем. Опустив голову, сижу на коленях, ожидая его решения. Он так и не успел наказать меня. Захочет продолжить?
– Поднимайся, Соби. – Усмехнувшись, Сеймей прячет руки в карманы. – Момент упущен. Теперь в этом нет никакого смысла. Можешь сказать спасибо Рицке.
Встаю на ноги, все еще глядя в землю. Я не намерен больше возражать ему. Я обещал Рицке вернуться домой как можно скорее и потому сделаю все, чтобы больше не провоцировать Сеймея. Чтобы получить возможность уйти отсюда без потерь, чтобы дать ему возможность отпустить меня.
– Он никогда не умел обращаться со своими вещами. Совсем испортил. Но ничего… Я вскоре займусь тобой.
Вздрогнув, прикрываю глаза. Должно быть, я действительно изменился. Из-за бережного отношения Рицки отвык от того, чтобы «быть вещью» - стал слишком человеком. Раньше, что бы ни делал со мной Сеймей – это приносило лишь физическую боль. Теперь все иначе. Я стал уязвим.
– На этом все. Ты будешь получать указания тем же образом что и сегодня. После прочтения уничтожай их. Можешь идти.
– Слушаюсь.
Медленно кивнув с положенным почтением, поворачиваюсь и ухожу. Ноги путаются в траве.
– И… Соби… – окликает меня Сеймей. Он любит так делать. Сначала отпустить, а потом потянуть за поводок. Останавливаюсь и оборачиваюсь, бросая взгляд через плечо.
Он стоит, насмешливо склонив голову к плечу. Руки скрещены на груди. Взгляд из-под ресниц... очень опасный.
– Соблюдай дистанцию с Рицкой. Я не желаю, чтобы ты выполнял мой приказ слишком уж рьяно. Делай только то, что необходимо, – его губы угрожающе поджимаются, – не более.
Наверное, я слишком измучен, чтобы чувства, пробивающиеся сквозь маску спокойствия, выдали меня сейчас. Сеймей…
– Как скажете, Повелитель. Что-то еще?
– Нет, – глаза чуть сощуриваются. Почувствовал мою горькую иронию? – Иди.
Поворачиваюсь и наконец, ухожу. Ощущая его задумчивый взгляд на своей спине. Главное идти прямо. Главное не подать виду. Главное хотя бы дойти до места, где он уже не сможет видеть меня.
Поднявшись по крутой насыпи, прохожу под гудящими высоко над головой нитями проводов. Монотонный низкий гул отдается в воздухе тугим, звенящим напряжением. Поддерживающий их гигантский стальной уродец безжизненной мрачной громадой уплывает за спину. Начинается спуск, упирающийся в шоссе. Едва насыпь заслоняет собой горизонт, я просто падаю, оползаю на землю, мимолетно ощутив под собой колючие изломы травы. В ней утопают затылок, волосы и щеки. Ее острые стебли, заслоняют по краям обзор, мешая видеть небо. Бездонное небо… Темно-рыжее с синей каймой на западе. Словно мягкие пушинки по нему рассыпаны прозрачные перистые облака, легкие и ажурные как крылья птиц. Еще одного символа свободы, которой у меня никогда не было, но которую я был бы готов отдать без остатка за право одного единственного выбора.
Неподвижно лежу на земле; взгляд, остановившись, уходит в беспредельную высоту. Как это прекрасно… Тот, кто придумал небо, никогда не познает боли утрат. У него всегда будут новые рассветы и закаты, не менее красивые, чем этот.
Отчаяние приходит неотвратимо – накатывает мутной, темной волной. От него щиплет в глазах и сводит судорогой горло. Я солгал самому себе, когда думал уйти отсюда без потерь. Я все потерял в этот вечер. Будущее. Надежду. Рицку.
***
Солнце, наливаясь багровым сиянием, касается горизонта. Устроившись на прежнем месте, Сеймей сидит, прикрыв веки, подставив лицо прохладному ветру. Услышав шаги за спиной, произносит холодно и чуть сурово.
– Ты слишком рано. Тебя могли заметить.
– Ну, ты же не думаешь, что он вернется?
Обежав глазами насыпь, поднявшись по которой ушел Агатсума, Нисей возвращается взглядом к Сеймею. Плавным движением обогнув штангу качелей, прислоняется к ней. Вытягивается во весь рост, заложив руки на спину. Вскинув подбородок, мечтательно жмурится.
– Мне понравилось, – широко улыбнувшись, Нисей чуть поворачивает голову, краем глаза наблюдая за свой Жертвой, – жаль, правда, что он так и не заплакал.
– Подглядывал, – констатирует Сеймей с легким осуждением.
– А то как же, – стремительно обернувшись мягким кошачьим движением, Нисей, ухватившись руками за штагу, чуть свешивается с нее, заглядывая в лицо Сеймея.
– Я же только и делаю, что шпионю для тебя. Немудрено при таком образе жизни обзавестись вредными привычками. К тому же я ни за что не пропустил бы столь дивного представления. Как он корчился, – глаза Нисея заволакивает дымка удовольствия.
– Эти картины я буду хранить в памяти как нечто драгоценное, – напевно произносит он.
Насмешливо вскинув брови, Сеймей наблюдает за Акаме с саркастическим интересом.
– Хм… Твоя искренность в проявлении своих самых отвратительных качеств где-то даже подкупает. Как любая искренность.
Нисей вздыхает в притворном сожалении.
– Ну да. Я плохой мальчик. Можно подумать, ты только сейчас это заметил.
Прикусив губу, он самым нахальным образом улыбается Сеймею, томно приспустив ресницы.
– А ты обращаешься с ним строже, чем со мной.
Сеймей равнодушно передергивает плечами.
– На то есть причины. И тебе они известны.
При этих словах маска легкомысленного лукавства на лице Нисея дает трещину, но спустя мгновение возвращается на место. Сеймей меж тем продолжает, хладнокровно скользя глазами по равнине к далеким огням на горизонте.
– Соби – цепной пес. Таким необходима строгая дисциплина, чтобы всегда знали свое место. Это комнатным собачкам можно многое прощать.
Моментально уловив аналогию, Нисей уязвленно вскидывается
– Это я-то комнатная собачка?!
– Именно, – Сеймей усмехается, склоняя голову, – изнеженный, шумный пекинес. У тебя даже характер столь же скверный, как у них.
Обиженно глядя на свою Жертву, Нисей неуловимо хмурится, но затем по губам его вновь начинает змеиться ехидная улыбочка.
– Нашел с кем сравнить, – через силу усмехается он. – Я что-то не заметил, чтоб ты был недоволен моими бойцовскими качествами. И вообще размер – это не главное.
Иронично вскинув бровь, Сеймей включается в игру.
– И что же главное?
Прелестно улыбнувшись, Нисей вкрадчиво понижает голос, впуская в него чарующие, обольстительные нотки.
– Азарт и хватка.
Вскинув голову, Сеймей беззвучно смеется, прикрыв глаза.
– Ладно. Убедил.
С жадностью наблюдая за этим, Нисей пораженно выдыхает.
– Правда? Ты признаешь, что я лучше Агатсумы?
Перехватив его горящий, жаждущий взгляд, Сеймей серьезнеет. Устало качнув головой, произносит прохладно и терпеливо:
– Нисей. Есть причины, чтобы обращаться с Соби строже, чем с тобой, но нет причин, чтобы относиться к тебе лучше, чем к нему.
Выпрямившись с видом человека, оскорбленного в лучших чувствах, Нисей надувает губы.
– Ну вот, всегда так.
Равнодушно глядя перед собой, Сеймей поднимается на ноги.
– Идем. У нас много дел. Вскоре мне предстоит один визит – необходимо подготовиться.
Следя глазами за движениями своей Жертвы, Нисей обеспокоенно спрашивает:
– Ты все еще хочешь сделать именно так? Мне это не нравится – это рискованно!
Посмотрев в сторону насыпи, словно повторяя мысленно путь Соби, Сеймей задумчиво поджимает губы.
– Все зашло слишком далеко. Мне придется вмешаться.
Уважительно приподняв брови, Нисей с притворным суеверным ужасом качает головой.
– Знаешь, я не хотел бы быть твоим врагом.
Насмешливо сощурившись, Сеймей одаривает своего Бойца безмятежной улыбкой.
– Вот и не становись им.
продолжение в комментариях...
Забытое прошлое.Chapter XVII. Pastless. Совершенная игрушка-II
Забытое прошлое.
Соби
Солнце медленно и неумолимо движется к горизонту. Я жду уже третий час. Растерянный, измученный ожиданием и дурными предчувствиями, беспокойно меряю шагами заброшенную детскую площадку. Неприкаянно брожу по ней, вытаптывая траву, покрывая липкий, податливый дерн бесчисленными отпечатками ног и белесыми червями окурков.
Тихо поскрипывают потревоженные ветром качели – бурая ржавчина выглядывает из-под осыпающейся, поблекшей краски. Неподвижно замерли щербатые песочницы и покосившиеся скамейки. Деревянные звери, вкопанные в землю, молча наблюдают за моими метаниями. Настороженно, как мне кажется. За то время, что провел здесь, я успел чуть ли не очеловечить эти, похожие на идолы, невысокие фигурки, потрескавшиеся от времени и дождей.
Я все меньше понимаю, что делаю тут. Но не могу уйти. Просто не могу.
Остановившись, запрокидываю голову, глядя в небо. Богатый нежными полутонами оранжевый закат великолепен. Воздух упруг и свеж. Черные, нескладные словно скелеты, башни высоковольтных линий высятся по правую руку. Гротескные и нелепые, они, соединяясь в ленту, устремляются вдаль, повторяя изгиб шоссе, что проходит сразу за каменной насыпью. Эта рукотворная гряда давно заросла густой травой - ее бескрайний ковер, спускаясь с пологого склона, перетекает в плоскую равнину, покрытую островками деревьев и невысокого кустарника. Неяркие огни далеких домов по другую сторону, теснясь и мерцая, выстраиваются в линию, делая просеку похожей на пограничную полосу меж миром людей и неизвестностью, а уродливых стальных гигантов – ее мистическими стражами. Трава волнуется, заходясь несмолкаемым шорохом. Порывы ветра раскачивают качели. Когда-то давно эту местность хотели приспособить под спортивный городок, но проект закрыли из-за близости к линии электропередач. Все, что от него осталось – это фундамент так и не построенного здания, несколько слившихся с поверхностью земли прямоугольников с размытыми границами и забытая детская площадка, затерянная среди деревьев. Это место несколько лет назад нашел и сделал своим Сеймей. Его притягивали поселившееся здесь одиночество и атмосфера медленного тоскующего угасания. Тишина и уединение – непозволительная роскошь в наши дни, как он говорил. Тут Сеймей мог найти и то, и другое. Я не был в этом месте больше года и думал, что никогда не приду сюда вновь. Все изменилось за какие-то несколько секунд.
Резким жестом стащив очки, зажмурившись, ожесточенно тру пальцами переносицу. Это безумие... Если бы у меня еще была возможность очнуться или хотя бы уйти отсюда. Но имя Сеймея будто приковало меня к этому заброшенному квадратному клочку земли. Я даже не могу позвонить Рицке и предупредить, что задерживаюсь, потому что он наверняка спросит: почему и насколько. И я не буду знать, что ответить ему. Не понимаю, чего боюсь больше. Того, что SMS было провокацией, фальшивкой, подброшенной кем-то из Семи Лун, чтобы разделить нас с Рицкой. Или же того, что оно подлинное. В этом случае, я не знаю, чего ждать. Наше будущее, мое служение Рицке, жизнь рядом с ним – все это становится настолько хрупким от одной только мысли, что Сеймей жив. Я боюсь этого. Мне страшно, как никогда прежде. Все, что я обрел, может исчезнуть, если Сеймей захочет добиться этого. И угроза такого исхода заставляет меня, как зверя, тревожно метаться по площадке, словно она клетка, а я ее пленник. Страх потерять Рицку причиняет почти физическую боль.
Замерев, тяжело приваливаюсь к штанге покосившейся трапеции. Отрывисто дыша, стискиваю веки, вжимаясь лбом в холодный металл.
Я не могу потерять его… Этого не должно случиться! Не хочу…
Негромкие шелестящие звуки вклиниваются в общее шепчущее волнение. Они более отчетливые и ритмичные, словно кто-то приближается, бредет по колено в траве. Резко обернувшись, вскидываю голову. Жадно и обреченно всматриваюсь в идущую ко мне фигуру. Темный силуэт в золоте уходящего солнца. Но мне не нужно большего. Я слишком хорошо помню, как выглядел и двигался Сеймей, чтобы не узнать его с первого взгляда. Невозможно ошибиться, это именно Сеймей. Жив… Неотрывно слежу за тем, как он приближается… с невозмутимой неторопливостью... будто давая мне возможность хорошо разглядеть его… Убедиться… Удостовериться… Сеймей… Ни капли не изменился с того момента, как я видел его в последний раз. Темные волосы, Ушки, ледяное спокойствие в глазах… Кисти рук спрятаны в карманах узких синих джинсов. Рукава светлого рельефной вязки свитера с высоким воротником подняты до локтей. Гляжу на его острый профиль, пока Сеймей, чуть склонив голову вперед и словно не замечая меня, проходит мимо, направляясь к качелям. Устаивается на узком ненадежном сиденье, словно на стуле: чуть подавшись вперед, поставив локоть на колено и касаясь пальцами подбородка. Слегка вздрагиваю – Рицка любит сидеть так же. Раньше мне и в голову не приходило проводить параллели. Слегка улыбаясь с едва заметной иронией, Сеймей поднимает на меня внимательный взгляд. Рассматривает с головы до ног, явно находя забавным мое смятение, мое растерянное молчание. Ветер ерошит его волосы. Нога в темном ботинке, перекатываясь с пятки на носок, слегка раскачивает качели, и они тихо поскрипывают, как и минуту назад.
– Вижу, ты мне не рад. Даже обидно…
В его тоне слышится снисходительная усмешка. Сеймей все прекрасно видит и понимает, что я чувствую, глядя на него сейчас. Его голос, такой знакомый, вынуждает очнуться и беспомощно моргнуть. Понимаю вдруг, что до этого стоял, оцепенев, и только смотрел на него без единой мысли в голове. Их и сейчас не слишком много.
Как он может быть жив?.. Почему он жив, а я его не чувствую?
Устав тянуть паузу, Сеймей досадливо вздыхает, качнув головой.
– Я начинаю разочаровываться, Соби. Ты так и будешь молчать? Не задашь ни единого вопроса?– он прищуривается, – Я ждал большего.
Я, наверное, и впрямь выгляжу сейчас очень нелепо. Закостеневший, невольно сгорбившийся, с опущенными плечами. Долгое пребывание на ветру спутало волосы, они спускаются по щекам неопрятными прядями. Но всего хуже взгляд, остановившейся и больной, как у избитой собаки.
Я не должен выглядеть так. Не сейчас. Не перед ним. Мне необходимо собраться.
С усилием выпрямившись, прячу руки в карманы. Опустив голову, прикрываю глаза.
Он хочет, чтобы я спросил о чем-нибудь? Я спрошу…
– Зачем… – услышав звук собственного голоса, неживой и хриплый прерываюсь на мгновение, но потом продолжаю, – Зачем ты вернулся? Ты оставил меня, отдал… Рицке. Что еще тебе нужно?
В его глазах появляется стальной блеск, который он тут же прячет под приспущенными ресницами. Я пропустил положенную прелюдию. Сотню растерянных «как» и «где», и с десяток умоляющих «почему». Я и впрямь желал бы многое у него спросить. И наверняка, он ждал именно этого. В моих же словах была дерзость, практически вызов, за которыми я пытался спрятать свою горечь и боль. «Зачем ты вернулся?», звучит все же не так жалко, как: «Почему ты бросил меня?». Это так глупо, что я все еще хочу понять. Я боготворил Сеймея, но сейчас все иначе. Не понимаю, по какой причине так жадно жду, что он ответит на этот незаданный вопрос: «Почему?..».
Не шелохнувшись, не меняясь в лице, Сеймей игнорирует мой непозволительный тон, но все-таки отвечает:
– Я оставил тебя, потому что так было нужно, Соби. Необходимо было обеспечить твою максимально убедительную реакцию и заставить Семь Лун поверить в мою смерть. И если бы ты подумал, то понял бы это и сам. Теперь обстоятельства изменились, и я вернулся. И, признаться, ожидал, что вопросы будут несколько другого свойства.
Стиснув невольно зубы, гляжу на него в горьком замешательстве. Он действительно не изменился. Все та же безжалостная логика и ни капли сожаления. Сеймей всегда обращался с людьми, как с пешками. Его равнодушие ко мне привычно и понятно. Но, Рицка!… Если верить ему, Сеймей в нем души не чаял…
Неважно, что он сделал со мной. Рицка не заслужил такого! Это… это… предательство…
Отвернувшись, глядя в землю, отвечаю глухо и отрывисто.
– Каких вопросов ты ждешь? Что бы ты ни задумал, ко мне это больше не имеет отношения. Ты меня отдал, – повторяю, как заклятие, – Я больше не твой.
Сеймей чуть выпрямляется, холодно вскидывает бровь.
– Ты так думаешь?
Опасная прохлада в его голосе заставляет все внутри сжаться в противный комок. Я никогда не возражал Сеймею, даже не мог помыслить об этом. Понимая, какой может быть расплата, все-таки говорю.
– Мой хозяин – Рицка.
Слова пустыми оболочками вылетают изо рта. Они имеют смысл, но не имеют силы, и я ощущаю это с мучительной четкостью. Как и Сеймей – он тоже чувствует. Смотрит на меня с хладнокровным интересом, словно я – бабочка, насаженная на иглу. Ее минуты сочтены, но она все еще бьется, разрывая внутренности, продолжая бесполезную борьбу. И наблюдающий за ней человек знает, что сражение проиграно, а бабочка – нет. И это сравнение так поражает меня, что я замираю, застигнутый врасплох. Зато начинает говорить Сеймей... Неторопливо роняя слова. Ни в чем не сомневаясь.
– Мое терпение тоже имеет пределы, Соби. Ты думаешь, мне неизвестно, как в действительности обстоят дела? Ты носишь повязку, а что под ней?
Вздрогнув, поднимаю глаза, он глядит в упор, тяжело и спокойно.
– Мое имя, верно? Лучшее свидетельство того, что ты прекрасно осознаешь, кто твой хозяин. Так что не трать зря мое время.
Втянув в себя воздух, отступаю на шаг, оторопев от такой логики. Как он сказал?
Имя?.. То, что оно до сих пор на месте доказывает, что я все еще считаю себя принадлежащим Сеймею. Делает это очевидным.
В замешательстве опускаю голову. Я полагал, что здесь другая, обратная зависимость. Что имя, как печать, скрепляет принадлежность, а не наоборот. Это было бы слишком невероятно. Но почему же где-то глубоко внутри, я чувствую, что он прав. Я признаю это… Признаю, что пытаюсь отрицать то, что ему ясно без всяких слов.
Потирая пальцами подбородок, Сеймей задумчиво смотрит на меня, словно взвешивая что-то в уме. Определяет меру моей вины.
– Прощаю тебя на первый раз, но это не должно повториться. Тебе известно, я не люблю глупого упрямства, – в глазах Сеймея появляется нехороший блеск, – оно равносильно неповиновению, а этого я не потерплю.
Это чувство – от него хочется бессильно застонать, стиснув зубы. Его уверенность, холод во взгляде с оттенком раздражения – как они знакомы мне. Когда-то давно, я жадно тянулся даже за такими крохами внимания Сеймея, впитывал их, вдыхал, как наркотик. Ясно помню свое болезненное опьянение этим. И теперь оно поднимается на поверхность, отдаваясь слабостью во всем теле. Почему я надеялся, что будет иначе? Я насквозь пропитан памятью о Сеймее, и почти физически чувствую, как сжимаются, идущие сквозь сознание кольца нитей, за которые он тянет сейчас. Подчинение хозяину… В этом моя суть. Тело и разум складывают оружие, не спрашивая, хочу я или нет. Откликаются с предательской охотой. Мне известно, что это такое – чувствовать над собой непререкаемую, всеобъемлющую волю хозяина. Почти сладко. Почти искушение. И преступление против всего, во что я начал верить, благодаря Рицке. Умом я понимаю это. Но Боец во мне уже ждет приказов. Невыносимо...
Неуклюжим, скомканным движением нащупываю в кармане пачку сигарет. Голова словно в тумане. Сейчас я не способен мыслить связно.
Щелкнув зажигалкой, жадно затягиваюсь, глубоко вдыхая обжигающий, едкий дым, так словно это может принести облегчение. Не глядя на меня, Сеймей бросает резко и чуть высокомерно:
– Не кури при мне.
Пальцы, стискивающие сигарету, замирают, затем расслабляются. Скупым жестом выбрасываю ее в траву и гашу подошвой ботинка. Поднимаю на Сеймея мрачный, напряженный взгляд. Зачем он вызвал меня сюда? Что ему нужно?
Он словно и не замечает того, как я смотрю на него. Неторопливо раскачивается, устроившись на качелях вполоборота. Запрокинув голову, касаясь затылком металлического троса, задумчиво глядит в небо.
– Думаю, я должен вернуть тебе кое-что. Это ускорит дело.
Повернув голову, он смотрит на меня с легкой усмешкой.
– Что ты помнишь о той ночи, когда я умер? Ничего?
Эти слова ставят меня в тупик. Что он имеет в виду? Меня не было с ним.
Сеймей уже откровенно усмехается, разглядывая носки ботинок.
– Я хочу, чтобы ты вспомнил, как все было на самом деле, Соби. Вспоминай! Это приказ!
Слова ввинчиваются в разум… Глаза распахиваются. Я вздрагиваю, задохнувшись, разом лишившись воздуха. Это похоже на вспышку. Сознание вскипает ощущениями и образами, они разворачиваются батальными полотнами, воспроизводя ту ночь до мельчайших деталей.
Я вспомнил. Я был тогда вместе с Сеймеем в школе, где раньше учился Рицка. Но мы были там не одни.
***
Едва я увидел его, то сразу захотел убить. За то, что он есть. За то, как он смотрит на Сеймея. Смотрит с оскорбительным, глумливым обожанием. Но этот смазливый, темноволосый хлыщ – истинный Боец Beloved. Он, а не я.
– Я наделил нашего гостя всеми необходимыми характеристиками. Теперь его точно примут за тебя, – сверкнув улыбкой, Акаме Нисей беззаботно уточняет, – вернее его труп.
Прислонившись к стене школьного коридора, Сеймей никак не реагирует на ужимки этого шута. Лишь, подняв глаза, задумчиво хмурится, сквозь приоткрытую дверь разглядывая привязанного к стулу человека, безликую тень, едва различимую в ночной темноте.
– Ты уверен, Нисей? Нельзя допустить ошибки. Я могу поручить это Соби…
– Я не делаю ошибок! – обиженно вскидывается черноволосый. Сеймей переводит на него ставший ледяным взгляд, и Акаме сразу сникает, сдает назад. Но вместо того чтобы просить прощения за свою вольность, улыбнувшись, томно приспускает ресницы.
– Все сделано в лучшем виде, мой господин, – тающим голосом мурлыкает он, – ручаюсь за это.
Вздрогнув от возмущения, отворачиваюсь, чтобы не смотреть на него. Не могу смотреть…
– Хм, – опустив голову, Сеймей скептически изучает взглядом пол. Затем, вздохнув, равнодушно командует: – Соби, проверь.
Послушно снимаюсь с места. Черноволосый провожает меня разъяренным взглядом. Но не смеет поднять его на Сеймея.
Сухо усмехнувшись, вхожу в класс. Этот Акаме даже не умеет контролировать свои эмоции. Совершенно несерьезно.
В классе очень тихо, пусто и как-то неуютно. Это помещение не предназначено для того, чтобы быть таким. Здесь должно быть много света, должны звучать разговоры и смех. А сейчас только черный прямоугольник доски и ровные ряды низких стульчиков и парт говорят о том, что эта комната находится в младшей школе. Ночью все выглядит и воспринимается иначе. А возможно дело в другой выпадающей из общего антуража детали – бесчувственном пленнике, привязанном к детскому стулу. Запястья безжалостно вывернуты и стянуты за спиной, худые колени в темных джинсах почти касаются подбородка. Намертво прикрученный к спинке, он сидит, безвольно наклонившись вперед, поникнув головой. Высокий, худощавый, темноволосый, одетый в одежду Сеймея – почти не отличимый от него, особенно с этими Ушками и хвостом. Идеальная жертва.
Достав зажигалку, наклоняюсь к пленнику. Прикрываю вспыхнувший огонек ладонью, подношу ближе. Яркий танцующий язычок пламени выхватывает из темноты неестественно бледное лицо с плотно закрытыми глазами.
Хм... Этому Нисею пришлось изрядно побегать, чтобы отыскать кого-то, кто был бы настолько похож на хозяина. Как же долго они готовили этот план?
Прошептав нужное заклинание, прикрываю глаза, прислушиваясь к собственным ощущениям. Нет никакого сомнения – после смерти парня примут за Сеймея. Даже я ошибся бы, если бы не Связь. Приходится признать, это превосходная работа.
Уже выпрямляясь, в последний раз смотрю на жертву. Чуть ли не в анабиозе. Дышит редко и почти незаметно. Бледность кожных покровов говорит об очень слабом кровообращении. Он ничего не почувствует.
Завершив осмотр, оборачиваюсь. Сеймей и его новый Боец еще в коридоре. Тихо обсуждают что-то, не глядя в мою сторону. На миг ощущаю болезненный укол ревности. Сеймей редко разговаривает со мной. В основном только отдает приказы. И сейчас, глядя на них, я чувствую себя лишним, оттесненным назад этим невесть откуда взявшимся выскочкой. Как такое может быть, ведь я сильнее… Разве то, что Сеймей отправил меня проверить работу Акаме, не говорит о том, кому из нас он доверяет больше?
Неотрывно глядя на них, твердо поджимаю губы. Как бы там ни было, если воля Сеймея в том, чтобы принять Акаме, я должен следовать ей. Но отчего же это так нелегко? Что за черное, жгучее чувство поднимается во мне, разжигая горечь в горле? Ненависть? Я ненавижу этого Нисея? Как так могло получиться?
Поймав мой взгляд, хозяин требовательно приподнимает подбородок, отвлекаясь от разговора. Склоняю голову, безмолвно подтверждая, что приказ выполнен. Кивнув, Сеймей отрывается от стены. Делает знак темноволосому следовать за ним. Почтительно отступаю в сторону. Они, вполголоса переговариваясь, входят в класс. На реплики Сеймея Акаме отвечает с шутливым подобострастием, словно издеваясь над своей ролью. А Сеймей будто не придает значения этому. На все реагирует с отстраненной снисходительностью, словно на проделки ребенка.
В замешательстве наблюдаю за этим, неприятно задетый происходящим. Поведение Нисея не укладывается ни в какие рамки. Его фамильярность по отношению к Сеймею балансирует на грани непочтения. Невозможно не заметить такое. Так почему хозяин не поставит этого зарвавшегося типа на место?
Сеймей проходит мимо меня. Устраивается на краешке парты, чуть в стороне, но так чтобы иметь возможность видеть нас обоих. Поднимает взгляд:
– Итак… Соби?
Глядя в пол, отвечаю, помедлив мгновение:
– Все в норме.
Сеймей не сводит с меня глаз, и я дополняю сказанное. Неохотно, но в соответствии с истиной, как того и требует долг.
– Работа выполнена на высоком уровне. Трудно сделать лучше.
Акаме одаривает меня мрачным, раздраженным взглядом. Ему не нужны мои подачки. Не дожидаясь команды, он поднимает с пола принесенную с собой канистру бензина и начинает щедро выливать ее содержимое на голову пленника. Резко пахнущая прозрачная струя ударяет по затылку, каскадами устремляется на плечи. Брызги отскакивают от них, на полу под стулом начинает собираться немалая лужа.
– Не увлекайся! – жестко останавливает его Сеймей. – Я не собираюсь устраивать пожар в собственной школе.
Рука Нисея вздрагивает, он резко отдергивает ее, прекращая свой спектакль. Взгляд, метнувшись на мгновение в мою сторону, возвращается к Сеймею. Заметив этот неосторожный бессознательный порыв, скупо усмехаюсь, внезапно ощутив мрачное удовлетворение. Так значит, ты все же не настолько уверен в себе, как пытаешься показать? Зачем ты покосился на меня, едва осознал свою промашку? Я все еще твой соперник, вот почему. Соперник в борьбе за благосклонность Сеймея. И ты прекрасно это понимаешь.
Акаме отступает на шаг, опуская канистру.
– Если что-то пойдет не так, я всегда смогу справиться с огнем. – Он переводит взгляд на пленника и находит в себе силы хмыкнуть: – А ничего ведь получилось. Смотри, какой красавчик. Я – молодец, верно?
Вскидываю глаза, изумившись такой наглости. Но Сеймей лишь усмехается, укоризненно качнув головой. И при виде его реакции я невольно сжимаю зубы.
Этот парень. Нисей. Я убью его. Никто не будет стоять между мной и Сеймеем!
Кидаю на Акаме быстрый взгляд из-под приспущенных ресниц.
На его лице примерно схожее выражение. Наверняка, он думает о том же. Только один из нас имеет право находиться рядом с хозяином и принадлежать ему. Другой должен умереть. Мрачно усмехаюсь: и это буду не я.
Сеймей наблюдает за нами. На губах играет чуть заметная улыбка. Кажется, все происходящее забавляет его.
– Ну же… Я хочу, чтобы вы подружились. Нам еще работать вместе…
Мы с Нисеем обмениваемся ненавидящими взглядами. Сеймей хмыкает.
– Ладно, Соби. Убей этого парня,– он кивает на связанного,– сожги его.
На миг во мне вспыхивает острая радость. Он выбрал меня. Не Нисея.
Выступаю вперед. Черноволосый провожает меня раздосадованным взглядом, в его глазах обида. Я докажу насколько лучше его.
– Огонь пречистый. Слезы солнца...
Простираю вперед руку. Бензин вспыхивает. Яростное трескучее пламя охватывает жертву, окружает ее, заключая в полыхающий кокон. Струйки черного дыма рвутся в стороны, это испаряется присутствующая в организме жидкость. Расправленный жир липкими пузырями вскипает на быстро чернеющей, лопающейся коже. Удушливый прогорклый запах горелой плоти заполняет помещение, забивая нос и легкие. Я на мгновение ощущаю тошноту.
Срабатывает система пожаротушения. В коридоре разносится резкий звук сигнализации. Разбрызгиватели оживают под потолком. Перекрещивающиеся струи хлещут вниз, испаряясь над полыхающем куполом. Им не пробить его, температура внутри слишком высока. Лишь когда спекшиеся грудные мышцы почти обнажают ребра, я позволяю пламени потухнуть. Обуглившаяся плоть медленно сползает с остова. Капли барабанят по ней, шипят, исходя вонючим, серым дымом. Дышать становится практически невозможно.
Сеймей сидит на парте, подставив лицо струям воды.
– Смешно... Люди заблуждаются, думая, что мир велик. На самом деле он – закрытая коробка, в которой иногда идет дождь.
Стою, опустив голову. Я промок почти насквозь.
– Уходим. – Со вздохом Сеймей спрыгивает со стола. Проходя мимо трупа, небрежно швыряет к подножью стоящей рядом парты свою школьную сумку.
– Нисей, я буду ждать тебя во дворе. Уничтожь следы нашего вмешательства. Никто ничего не должен найти. И не копайся долго, скоро сюда прибудут пожарные.
– Слушаюсь, Господин, – сладко мурлыкает он, глядя на Сеймея из-под приспущенных ресниц.
Вздрогнув, стискиваю кулаки. Я убью его.
Мы выходим в коридор. Иду следом, устремив глаза в пол. На улице Сеймей прислоняется к высокому каменному забору в тени кустов и задумчиво поводит взглядом по верхним этажам школьного здания.
– Сейчас ты пойдешь домой, ляжешь спать и забудешь все, что имеет отношение к этой ночи. О моей смерти ты узнаешь от третьего лица. Все дальнейшие инструкции найдешь в своем ноутбуке, в завещании, будешь выполнять их в точности. После прочтения уничтожь письмо.
Вскидываю взгляд. Не может быть… Он не может так поступить со мной!
Его слова огненной печатью проникают в сознание, закрепляясь там. Я не имею права этому сопротивляться.
Стискиваю веки, ощущая, что они предательски вздрагивают. Он не может не понимать, что это будет значить. Он не может не знать, как это будет мучительно для меня. Я же буду думать, что он мертв! Сеймей!
Он вдруг касается меня - рука ложится на лоб. Мои глаза распахиваются...
– Этим заклинанием я – Beloved, Аояги Сеймей разрываю свою Связь с тобой, Агатсума Соби. Иди.
И отпускает... Ноги подкашиваются, я падаю на колени, на землю, впиваясь в нее ногтями. Глотаю воздух – нечем дышать. Ощущение такое, что из меня вырвали кусок живой плоти. Душа кровоточит и заходится болью. Сеймей… За что?..
Он холодно глядит на меня сверху вниз.
– Не надо так жалко смотреть на меня, Соби. Это было необходимо. Никто не должен заподозрить, что я жив. К тому же на тебя будет возложена важная миссия. Смотри, не провали ее.
Он отворачивается. В глазах появляется жесткий блеск.
– Все это ненадолго. Я вернусь за тобой.
***
«…вернусь за тобой».
Вздрогнув, открываю глаза. Закат догорает, растягивая тени. Тихий скрип качелей делает преобразившуюся действительность еще более нестерпимой. Как и ветер, рвущий полы рубашки, и несмолкаемый тревожный шепот травы… Все они, эти нечаянные свидетели, служат прекрасной оправой для моих возвратившихся воспоминаний. Для искалеченной, покосившейся реальности. Что она оставила от последнего года моей жизни? Ничего. Почти что ничего. Теперь, когда я знаю, что Сеймей с самого начала не собирался отпускать меня, кем я могу быть для Рицки? Кто я теперь?
– Пришел в себя?
Голос Сеймея резок, но и он не может заставить меня отреагировать сразу. Медленно поворачиваю голову, перевожу на него взгляд, краем сознания отмечая, что он должно быть совершенно пустой и бессмысленный. Открывшаяся правда выжала меня досуха. Полностью.
Нахмурившись, Сеймей поджимает губы, хвост коротко дергается в сторону, выдавая его недовольство.
– Только не надо показательных обмороков, Соби. Я был лучшего мнения о твоей выдержке. Возьми себя в руки. Соберись!
Сухой, жесткий разряд пробивает позвоночник. Выгибает спину – я вытягиваюсь, вскинув голову, и бессильно прикрываю глаза. Сеймей… Зачем ты вернулся?.. Почему ты жив?..
– Значит так, – он начинает недовольно постукивать по колену кончиками пальцев, – у меня нет ни времени, ни желания возиться с тобой и приводить в чувство. Будь добр сделать это сам.
Он чуть прищуривается, разглядывая меня.
– Но, чтобы облегчить тебе эту непосильную задачу, могу сказать, что пока не стану отменять своего приказа относительно Рицки. Он все еще в опасности, и ему нужен Боец. Поэтому пока что останешься рядом с ним. Ты меня слышал, Соби?
Горло сжимается, и вздрагивают зрачки, только тем и выдав мою реакцию. Прекрасно слышал. Ему достаточно было лишь произнести имя Рицки, чтобы вернуть к себе внимание. А то, что Сеймей сказал дальше, подействовало как укол адреналина. Мир пришел в движение, из расплывчатого, неясного фона сделался резким и объемным. Мысли собрались в фокус. Восприятие обострилось, как перед схваткой. Сеймей никогда не бросается словами. И если он говорит, что не намерен отбирать у меня Рицку прямо сейчас, значит – так оно и есть. Однако за заявлениями подобного рода, как правило, всегда следует «но»… И я жду его. Жду свои условия.
Наблюдая за мной, Сеймей в ироничном восхищении приподнимает брови.
– Впечатляет. Вижу, ты и впрямь проникся моим малышом. Он – прелесть, верно?
Выпрямившись, Сеймей откидывается на низкую спинку качелей, скрестив руки на груди. Он доволен тем, что разглядел во мне, это очевидно. Удовлетворение с примесью самодовольства так и струится вокруг него.
– Впрочем, это не удивительно. Его невозможно не полюбить, я и не сомневался в тебе.
Вскинув глаза, встречаюсь с его насмешливым взглядом. Улыбаясь слегка, он смотрит на меня с саркастичным пониманием – так, словно ему абсолютно ясно, что со мной происходит сейчас. Словно он видит все до последней точки, до малейшего оттенка, и мои чувства и мысли для него как на ладони. От этого ощущения становится не по себе. Его понимание совсем не радует, только рождает ярчайшую тревогу. Сеймей предвидел мою реакцию. И, похоже, она была настолько красноречивой, что только слепой не заметил бы. А Сеймей далеко не слеп. Я не хотел бы, чтобы он осознал, насколько сильно я люблю Рицку. Почему-то это кажется мне очень опасным.
– Я выполнял твой приказ. Тут нечему удивляться.
Сеймей чуть качает головой, глядя на меня с неприкрытой иронией.
– А ты совсем не изменился, Соби. Все такой же наивный.
Никак не прокомментировав больше это странное замечание, он отворачивается.
– Кстати – о Рицке, как он?
Это было сказано столь небрежно, что я невольно вскидываю взгляд, всматриваясь в лицо Сеймея. Его безразличие – отчего я не верю в него? Слишком явно, слишком нарочито. Внешне он кажется абсолютно спокойным, на лице замерло благодушно-безмятежное выражение. Откуда мне известно, что Сеймею далеко не все равно? Вряд ли он порадуется, если осознает, что я понял это.
Отвечаю медленно и осторожно, тщательно выбирая слова:
– Рицка… очень повзрослел. Подрос…
Замолкаю, не решаясь говорить что-то еще. Зачем он спросил об этом? Каких ответов он ждет?
Странно улыбнувшись, Сеймей чуть склоняет голову вперед.
– Он скучает по мне?
Поднимаю на него глаза, слегка растерявшись от неожиданности. Едва раскачиваясь, словно в задумчивости, Сеймей глядит куда-то в пустоту. Взгляд, рассеявшись, смягчился, уголки губ чуть приподняты. Что-то в его голосе отдается внутри странной горечью. Не могу понять только, кому она принадлежит. Мне или ему.
– Рицка не забудет тебя, ты ведь и сам знаешь, – признаюсь с внезапной откровенностью.
Погруженный в собственные мысли, Сеймей едва заметно усмехается неожиданно тепло.
– Это верно.
Сжав веки, отворачиваюсь. Слегка охрипший от слез голосок Рицки звучит в голове: «Я не прощу его… Не прощу!»
Это безумие – сочувствовать Сеймею. Он сделал свой выбор сам. Совершил огромную ошибку, когда бросил Рицку, когда отдал меня ему. Но не мне говорить об этом. Я не судья. В моем положении жалость вообще является чем-то немыслимым. И все-таки она есть. Потому что я догадываюсь, что он чувствует на самом деле. И очень хорошо понимаю это.
Слегка вздохнув и будто очнувшись, Сеймей выпрямляется, поднимая голову. Во взгляд возвращается насмешка, он словно подтрунивает над собой. Понимаю, что момент откровенности прошел, и сейчас мне предстоит только слушать. Он, наконец, скажет, зачем я понадобился ему.
– Что ж, Соби, вернемся к нашим делам. Вначале я хотел бы тебя похвалить. Ты блестяще справился с заданием. И даже сделал больше. Эта идея со списками сильнейших Пар пришлась очень кстати. Чем сильнее ослабнет обороноспособность Школы, тем лучше. Так что я хочу, чтобы ты и дальше продолжал реализовывать ваш с Рицкой план. Позже я превращу его в нечто другое и реабилитирую тебя. Можешь себя поздравить с тем, что вскоре станешь эталоном истинного служения и самоотречения. Тебе всегда шел этот образ.
Сжав зубы, слушаю, не глядя на него. Все сказанное Сеймеем мне очень не нравится. И то, «что» он говорит, и то, «как» это делает. Я не хочу, чтобы Рицка становился средством для осуществления его замыслов. Достаточно того, что этим рычагом всегда был я. И наконец… Откуда Сеймею столько известно о наших действиях? Не исключено, что у него есть информаторы в Школе, которые могли бы сообщить ему о моем визите в систему. Но трудно поверить, что Семь Лун так быстро разгадали заданный им ребус. Не так-то просто с первого взгляда увидеть логику в наших нападениях и связать с просмотренной мной тогда информацией. Прошли всего сутки. Как бы ни были хороши аналитики Семи Лун – данных недостаточно, чтобы делать столь далеко идущие выводы. Откуда же он знает?
Склонив голову на бок, Сеймей с усмешкой заглядывает мне в лицо.
– Делай все от тебя зависящее, Соби. Заставь этих ублюдков бояться вас. Но Рицка не должен пострадать. Если с ним хоть что-то случится, если Семь лун приберут его к рукам, то я шкуру с тебя сдеру. Тебе понятно?
Произнося это, он все еще улыбается, но взгляд остр как бритва. Инстинктивно ощутив опасность, которая кроется за ровным, вкрадчивым тоном Сеймея, киваю, подтверждая, что понял его.
– Ну и отлично.
– Сеймей…
– Да? – Он вопросительно приподнимает бровь.
Отведя глаза, стараюсь говорить как можно спокойнее и ровнее.
– Если все, что мы делаем, так или иначе соответствует твоим планам, почему ты просто не отдашь меня Рицке? Если у тебя уже есть Боец… Истинный Beloved. Значит, я тебе больше не нужен. Позволь мне остаться с Рицкой.
Наверное, голос все-таки выдал меня, потому что на губах Сеймея вдруг заиграла жалостливо-снисходительная улыбка. Похоже я позабавил его своей просьбой.
– Хм… Вижу, пребывание возле Рицки заставило тебя забыться. Ты становишься мечтателем, Соби: у Рицки свой Боец.
Вздрагиваю, ощутив, как вдох замирает в легких. Потерянно вскинув голову, встречаюсь с изучающим взглядом Сеймея. Он смотрит на меня, явно наслаждаясь произведенным эффектом. Каждое слово набатом отдается в ушах.
– Именно так. Удивлен, что ты об этом не знаешь. Я видел этого мальчика. Довольно милый. Сильный и послушный, очень на тебя похож. Думаю, они бы понравились друг другу и были бы хорошей Парой.
Пошатнувшись, хватаюсь рукой за металлическую штангу. Привкус желчи во рту почти не ощутим по сравнению с той рваной пустотой, что распахнулась внутри, обдав обжигающим холодом. Боец Loveless… Так значит он найден… Это должно было случиться рано или поздно, но я не хотел верить. Гнал от себя эти мысли. Напрасно. Пришло время расплачиваться за свои иллюзии. Даже если это горько до немоты. Сеймей прав, я забылся. Что такое искусственная Связь, по сравнению с истинной? Болотный огонек рядом с солнцем…. Капля росы рядом с океаном... Едва Рицка ее познает, то никакие чувства ко мне не удержат его. Это судьба, это природа, с этим бесполезно спорить. Я проиграю, даже если Рицка не захочет, чтобы так было. Истинная связь сильнее всего на свете. Даже любви…
Скрестив руки на груди, Сеймей откидывается на спинку качелей. Хвост лениво ходит из стороны в сторону.
– Как видишь, ситуация довольно сложная. Но я рассчитываю, что твой подход к ней будет разумным. Оставайся пока с Рицкой. Делай вид, что ничего не происходит. Действуй как его Страж. И самое главное – не говори о том, что я жив. Это может толкнуть Рицку на необдуманные действия. А я пока не готов светиться.
Делай вид…. Действуй как Стаж… Сеймей, ты даже не представляешь, чего требуешь. Как я могу всего лишь притворяться Бойцом Рицки и не быть им на самом деле? Одна только мысль об этом сводит с ума.
То ли желая сменить тему, или по-своему истолковав мое измученное молчание, Сеймей равнодушно продолжает:
– Не стоит драматизировать свое положение. Я, как хозяин, позабочусь о твоей судьбе. Кампания против Семи Лун вскоре войдет в открытую фазу. Твоя задача будет состоять в том, чтобы устранить с дороги мешающий мелкий мусор и… – он мрачно усмехается, – обезопасить меня от моих же сторонников. Поэтому ты должен научиться хорошо взаимодействовать с Нисеем. У нас еще есть время, чтобы вы успели подготовиться и привыкнуть друг к другу.
«Взаимодействовать»… Это слово проникает сквозь мутную пелену моего отчаяния. Сеймей произнес это так, словно намерен использовать нас обоих одновременно. Хотя подобное было бы слишком невероятным.
Ощутив непонятную тревогу, заставляю себя сосредоточиться на происходящем. Бросаю осторожный взгляд в сторону Сеймея и наталкиваюсь на холодный прищур его глаз.
– Все именно так, как я сказал. Ты и Нисей, оба – Beloved. И оба принадлежите мне. Это делает возможной изложенную мной схему Поединков. С Системой не будет противоречий, поскольку количество Жертв, от чьего Имени она открывается, так или иначе не изменится.
Его губы кривятся в ироничной усмешке.
– Это такое любопытное явление. Я мог бы собрать целую армию чистых Бойцов, если бы они не были настолько редки. Ты будешь сражаться в авто-режиме, но и этого будет достаточно, чтобы лишить наших противников охоты перечить мне и оградить от возможного предательства союзников. Так что готовься. Скоро начнутся наши совместные тренировки.
В смятении качаю головой.
– Сеймей, то, что ты планируешь… Так нельзя поступать.
Он саркастично поводит бровью. В голосе насмешливый лед.
– Нельзя? Почему же, Соби? Приведи хоть один довод.
Это похоже на игру. Но пока он позволяет, я могу говорить. Отвечаю быстро и твердо:
– Вмешательство третьего лица противоречит кодексу Дуэлей. Это недостойно.
Сеймей вскидывает голову. Рассматривает меня пристально и внимательно. Усмешка исчезает из его взгляда, он становится холодным и резким. Опускаю глаза. Зачем я это сказал… До настоящего момента Сеймей воспринимал мои возражения как забавное развлечение для себя. Больше он так не думает. Я перешел дозволенную грань. Отвык.
Неприступно вздернув подбородок, Сеймей поднимается со своего места.
– Недостойно, говоришь? Что есть достоинство, Соби? Для тебя оно в том, чтобы выполнять приказы хозяина, но ты, похоже, забыл об этом.
Он приближается медленно, не спеша. Я стою прямо, насколько позволяет воля. Потому что знаю, что будет дальше. Я должен понести наказание за свой проступок.
Удар быстрый. Жгучий. Под дых. Боль ошеломляет, ослепительной вспышкой взрывая грудь. Чувствуя, как немеют в судороге легкие, складываюсь пополам, в бесполезной попытке сделать вдох. Задыхаясь, падаю на колени. Возвышаясь надо мной, Сеймей достает сложенный платок. Встряхивает, раскрывая, и брезгливо протирает им костяшки. Неторопливо обходя по кругу, холодно и надменно наблюдает за мной. Затем, наклонившись, наматывает волосы на свой кулак и вздергивает вверх голову, чтобы видеть лицо, искаженное от едва сдерживаемого кашля.
– Кажется, я не учел, что у моего приказа будут такие досадные побочные эффекты. Раньше тебе не приходило в голову обсуждать мои решения. Это следует искоренить, пока подобные вещи не сделались твоей дурной привычкой.
Щелчок. Я узнаю этот звук. Так выстреливает из рукояти лезвие раскладного ножа Сеймея. Он подносит его к моему лицу, и на зеркальной поверхности я краем глаза вижу свое отражение.
Наверное, именно это позволяет мне собраться. Опасность и предчувствие новой боли. Ощущения, от которых я отвык.
– Не думаю, что это разумно, – я с трудом выталкиваю слова. – Рицка заметит следы. Он станет задавать вопросы…
Рука Сеймея останавливается. Он медлит, чуть поводя лезвием в паре сантиметров от моего лица.
Телефонный звонок, как звук из другого мира, врывается в реальность – пронзительный и чуждый окружающему шуршанию и шелесту. Рука невольно дергается к карману.
– Это Рицка, – сглотнув, сжимаю веки. – Сеймей, я должен ответить.
– Должен? – Он приподнимает бровь: – Ты, по-моему, немного занят… или ты думаешь иначе?
– Я дал Рицке слово всегда отвечать на звонки. Если я проигнорирую вызов, он поймет, что что-то не так.
Помолчав, Сеймей вздыхает с усталым раздражением. Телефон продолжает надрываться, требуя внимания к себе. Зажмурившись, считаю секунды.
– Сеймей…
Он отпускает меня. Лезвие ножа, скользнув по подбородку, прижимается к шее.
– Отвечай. Но учти. Если мне что-нибудь не понравится в том, что ты скажешь, пеняй на себя.
Замерев на коленях, задрав подбородок и опасаясь дернуться, на ощупь нахожу телефон. Торопливо раскрываю его, поднося к уху.
– Соби!
Голос Рицки, встревоженный и далекий, раздается из динамика. Не отводя руки, Сеймей, отступает на шаг и, сощурившись, смотрит в мое лицо. Он все слышит.
– Да, Рицка. Я здесь.
– Соби, где ты ходишь?! Мы весь вечер ждем тебя!
Сглотнув, ощущая кожей холодное прикосновение стали, прикрываю веки.
– Прости.
Рицка тихонько вздыхает, видимо исчерпав весь свой запас возмущения. Мысленно вздрогнув, понимаю вдруг, что не я один могу сказать сейчас что-нибудь не то. Хотя если рядом Кио…
– Когда ты придешь? – тихонько спрашивает Рицка. – Почему ты так долго вообще?
– Мои дела заняли несколько больше времени, чем я ожидал. Я скоро вернусь, Рицка. Очень скоро, – намеренно обещаю то, чего не должен, чтобы не оставить Сеймею выбора, кроме как отпустить меня. Лезвие чуть вздрагивает, Сеймей едва заметно сдвигает брови, по-видимому, тоже уловив этот нюанс.
– Ну, хорошо, – Рицка чуть мнется, затем раздается какое-то шуршание, видимо он прикрывает телефон ладонью.
– Соби, эти твои дела… Они, надеюсь, никак не связаны с… Ты ведь не наделал глупостей, нет?
Да, Рицка… Если бы ты знал, сколько…
– Нет, – слегка дергаюсь. За мгновение до ответа лезвие ощутимо приникло к коже, чуть ли не врезалось в нее. – Я не стал бы ничего предпринимать без твоего приказа, Рицка.
Глазами скольжу вверх по руке Сеймея, перемещая напряженный взгляд на его лицо.
– Не волнуйся, я не буду совершать опрометчивых поступков.
Глядя мне в глаза, Сеймей насмешливо выгибает бровь и, секунду помедлив, аккуратно отводит нож от моего горла. Лезвие с тихим шелестом уходит в рукоять. Получив возможность двигаться, с облегчением оседаю вперед. Беззвучно дышу раскрытым ртом, растирая зудящую кожу на шее.
– Хочется в это верить, – ворчливо резюмирует Рицка, и Сеймей иронично покачивает головой из стороны в сторону, поддерживая эту мысль.
– Возвращайся скорее. Мы, между прочим, до сих пор не ели. Тебя ждем.
Вскидываю брови, невольно тронутый этим.
– Если так, то не надо ждать меня. Незачем.
– Со-би… – тянет он с этой своей усталой терпеливой укоризной. Я даже вижу сейчас его лицо. Ресницы сомкнуты, а сведенные к переносице брови чуть подрагивают. Рицка…
– Я не буду есть без тебя, – говорит он упрямо. – Лучше нигде не задерживайся.
– Слушаюсь, – чуть усмехаюсь, но улыбка тут же пропадает от мысли, что я не имею больше права на подлинный смысл этого слова. Теперь он принадлежит совсем другому человеку. Невыносимый контраст.
– Жду, – кратко отвечает Рицка и отключается.
И сразу же мне становится настолько холодно и неуютно. Вокруг будто разом потемнело. Словно все время, пока мы разговаривали по телефону - пусть и с ножом у горла, но я находился под защитой Рицки. А теперь - снова один. Наедине с Сеймеем. Опустив голову, сижу на коленях, ожидая его решения. Он так и не успел наказать меня. Захочет продолжить?
– Поднимайся, Соби. – Усмехнувшись, Сеймей прячет руки в карманы. – Момент упущен. Теперь в этом нет никакого смысла. Можешь сказать спасибо Рицке.
Встаю на ноги, все еще глядя в землю. Я не намерен больше возражать ему. Я обещал Рицке вернуться домой как можно скорее и потому сделаю все, чтобы больше не провоцировать Сеймея. Чтобы получить возможность уйти отсюда без потерь, чтобы дать ему возможность отпустить меня.
– Он никогда не умел обращаться со своими вещами. Совсем испортил. Но ничего… Я вскоре займусь тобой.
Вздрогнув, прикрываю глаза. Должно быть, я действительно изменился. Из-за бережного отношения Рицки отвык от того, чтобы «быть вещью» - стал слишком человеком. Раньше, что бы ни делал со мной Сеймей – это приносило лишь физическую боль. Теперь все иначе. Я стал уязвим.
– На этом все. Ты будешь получать указания тем же образом что и сегодня. После прочтения уничтожай их. Можешь идти.
– Слушаюсь.
Медленно кивнув с положенным почтением, поворачиваюсь и ухожу. Ноги путаются в траве.
– И… Соби… – окликает меня Сеймей. Он любит так делать. Сначала отпустить, а потом потянуть за поводок. Останавливаюсь и оборачиваюсь, бросая взгляд через плечо.
Он стоит, насмешливо склонив голову к плечу. Руки скрещены на груди. Взгляд из-под ресниц... очень опасный.
– Соблюдай дистанцию с Рицкой. Я не желаю, чтобы ты выполнял мой приказ слишком уж рьяно. Делай только то, что необходимо, – его губы угрожающе поджимаются, – не более.
Наверное, я слишком измучен, чтобы чувства, пробивающиеся сквозь маску спокойствия, выдали меня сейчас. Сеймей…
– Как скажете, Повелитель. Что-то еще?
– Нет, – глаза чуть сощуриваются. Почувствовал мою горькую иронию? – Иди.
Поворачиваюсь и наконец, ухожу. Ощущая его задумчивый взгляд на своей спине. Главное идти прямо. Главное не подать виду. Главное хотя бы дойти до места, где он уже не сможет видеть меня.
Поднявшись по крутой насыпи, прохожу под гудящими высоко над головой нитями проводов. Монотонный низкий гул отдается в воздухе тугим, звенящим напряжением. Поддерживающий их гигантский стальной уродец безжизненной мрачной громадой уплывает за спину. Начинается спуск, упирающийся в шоссе. Едва насыпь заслоняет собой горизонт, я просто падаю, оползаю на землю, мимолетно ощутив под собой колючие изломы травы. В ней утопают затылок, волосы и щеки. Ее острые стебли, заслоняют по краям обзор, мешая видеть небо. Бездонное небо… Темно-рыжее с синей каймой на западе. Словно мягкие пушинки по нему рассыпаны прозрачные перистые облака, легкие и ажурные как крылья птиц. Еще одного символа свободы, которой у меня никогда не было, но которую я был бы готов отдать без остатка за право одного единственного выбора.
Неподвижно лежу на земле; взгляд, остановившись, уходит в беспредельную высоту. Как это прекрасно… Тот, кто придумал небо, никогда не познает боли утрат. У него всегда будут новые рассветы и закаты, не менее красивые, чем этот.
Отчаяние приходит неотвратимо – накатывает мутной, темной волной. От него щиплет в глазах и сводит судорогой горло. Я солгал самому себе, когда думал уйти отсюда без потерь. Я все потерял в этот вечер. Будущее. Надежду. Рицку.
***
Солнце, наливаясь багровым сиянием, касается горизонта. Устроившись на прежнем месте, Сеймей сидит, прикрыв веки, подставив лицо прохладному ветру. Услышав шаги за спиной, произносит холодно и чуть сурово.
– Ты слишком рано. Тебя могли заметить.
– Ну, ты же не думаешь, что он вернется?
Обежав глазами насыпь, поднявшись по которой ушел Агатсума, Нисей возвращается взглядом к Сеймею. Плавным движением обогнув штангу качелей, прислоняется к ней. Вытягивается во весь рост, заложив руки на спину. Вскинув подбородок, мечтательно жмурится.
– Мне понравилось, – широко улыбнувшись, Нисей чуть поворачивает голову, краем глаза наблюдая за свой Жертвой, – жаль, правда, что он так и не заплакал.
– Подглядывал, – констатирует Сеймей с легким осуждением.
– А то как же, – стремительно обернувшись мягким кошачьим движением, Нисей, ухватившись руками за штагу, чуть свешивается с нее, заглядывая в лицо Сеймея.
– Я же только и делаю, что шпионю для тебя. Немудрено при таком образе жизни обзавестись вредными привычками. К тому же я ни за что не пропустил бы столь дивного представления. Как он корчился, – глаза Нисея заволакивает дымка удовольствия.
– Эти картины я буду хранить в памяти как нечто драгоценное, – напевно произносит он.
Насмешливо вскинув брови, Сеймей наблюдает за Акаме с саркастическим интересом.
– Хм… Твоя искренность в проявлении своих самых отвратительных качеств где-то даже подкупает. Как любая искренность.
Нисей вздыхает в притворном сожалении.
– Ну да. Я плохой мальчик. Можно подумать, ты только сейчас это заметил.
Прикусив губу, он самым нахальным образом улыбается Сеймею, томно приспустив ресницы.
– А ты обращаешься с ним строже, чем со мной.
Сеймей равнодушно передергивает плечами.
– На то есть причины. И тебе они известны.
При этих словах маска легкомысленного лукавства на лице Нисея дает трещину, но спустя мгновение возвращается на место. Сеймей меж тем продолжает, хладнокровно скользя глазами по равнине к далеким огням на горизонте.
– Соби – цепной пес. Таким необходима строгая дисциплина, чтобы всегда знали свое место. Это комнатным собачкам можно многое прощать.
Моментально уловив аналогию, Нисей уязвленно вскидывается
– Это я-то комнатная собачка?!
– Именно, – Сеймей усмехается, склоняя голову, – изнеженный, шумный пекинес. У тебя даже характер столь же скверный, как у них.
Обиженно глядя на свою Жертву, Нисей неуловимо хмурится, но затем по губам его вновь начинает змеиться ехидная улыбочка.
– Нашел с кем сравнить, – через силу усмехается он. – Я что-то не заметил, чтоб ты был недоволен моими бойцовскими качествами. И вообще размер – это не главное.
Иронично вскинув бровь, Сеймей включается в игру.
– И что же главное?
Прелестно улыбнувшись, Нисей вкрадчиво понижает голос, впуская в него чарующие, обольстительные нотки.
– Азарт и хватка.
Вскинув голову, Сеймей беззвучно смеется, прикрыв глаза.
– Ладно. Убедил.
С жадностью наблюдая за этим, Нисей пораженно выдыхает.
– Правда? Ты признаешь, что я лучше Агатсумы?
Перехватив его горящий, жаждущий взгляд, Сеймей серьезнеет. Устало качнув головой, произносит прохладно и терпеливо:
– Нисей. Есть причины, чтобы обращаться с Соби строже, чем с тобой, но нет причин, чтобы относиться к тебе лучше, чем к нему.
Выпрямившись с видом человека, оскорбленного в лучших чувствах, Нисей надувает губы.
– Ну вот, всегда так.
Равнодушно глядя перед собой, Сеймей поднимается на ноги.
– Идем. У нас много дел. Вскоре мне предстоит один визит – необходимо подготовиться.
Следя глазами за движениями своей Жертвы, Нисей обеспокоенно спрашивает:
– Ты все еще хочешь сделать именно так? Мне это не нравится – это рискованно!
Посмотрев в сторону насыпи, словно повторяя мысленно путь Соби, Сеймей задумчиво поджимает губы.
– Все зашло слишком далеко. Мне придется вмешаться.
Уважительно приподняв брови, Нисей с притворным суеверным ужасом качает головой.
– Знаешь, я не хотел бы быть твоим врагом.
Насмешливо сощурившись, Сеймей одаривает своего Бойца безмятежной улыбкой.
– Вот и не становись им.
продолжение в комментариях...
Part II
Chapter XVI Lifeless. Совершенная игрушка.
Потерянная жизнь.Part II
Chapter XVI Lifeless. Совершенная игрушка.
Потерянная жизнь.
Соби.
Солнечные лучи, косыми столпами падая из окон, заставляют мерцать в воздухе крохотные частицы пыли. Кисть легко скользит по бумаге, перенося на лист мое радужно-безмятежное настроение. Этим утром все кажется прекрасным. Лазурная синева неба, отражающаяся в лужах после вчерашнего дождя. Капли росы, замершие на яркой весенней траве. Лица людей. Тишина полупустых коридоров Университета. Все наполнено моим волнением, моим тихим счастьем.
Улыбаюсь, прикрыв глаза. Воспоминания о сегодняшней ночи будоражат сознание, погружая в какофонию пережитых незабываемых ощущений.
Рицка чуть с ума меня не свел. После его слов у меня вылетели все предохранители. От сознания, что я любим им, закружилась голова, я просто утратил над собой контроль. Никогда бы не подумал, что со мной может случиться что-то подобное.
Он был такой отчаянный, такой искренний и жадный... Кожа на спине до сих пор горит, он оставил на ней следы ногтей. Отметины о нашем с ним единении.
Запрокидываю голову. В груди разливается томительный жар, в низу живота сладко ноет.
Это было просто невероятно. Когда я ласкал Рицку, воспламеняясь и пьянея от его несдерживаемых, откровенных стонов, ощущая, как все его тело заходится волнами неистовой, жаждущей дрожи, то едва не лишился разума, у меня просто сносило голову. Невообразимо. Немыслимо! Никогда не испытывал ничего подобного. Никогда не думал, что, доставляя наслаждение, можно настолько полно ощущать его самому. Это нечто, о чем я раньше не подозревал. Рицка научил меня этому.
Закусываю губу, чувствуя, как невольно вздрагивают ресницы. Может он позволит повторить это еще раз? И не один… Похоже я и сам слишком жадный.
Но насколько же он смел. Так рано узнать, что такое секс...
Когда я проснулся утром, первой мыслью было: "Что же я наделал?"... Я словно отрезвел, понимая, что зашел слишком далеко, преступил черту. Рицка спал рядом, прижавшись спиной, обхватив своей ладонью руку, покоящуюся на его голом животе. Ушко, чутко вздрагивая во сне, лежало на щеке, а хвост обернулся вокруг моих нагих бедер. Я даже испугался того, насколько острым было вспыхнувшее желание. Мне стоило немалых усилий совладать с собой в тот момент, а потом выбраться из постели так, чтобы не разбудить Рицку. Я привел себя в порядок, сделал ему завтрак, с тревогой ожидая, когда он проснется. Я опасался, что Рицка все-таки устыдится, пожалеет о том, что произошло – сидел возле стола и прислушивался к его сонному дыханию.
Рицка проснулся. Его рука несколько секунд побродила по одеялу, потом он видимо осознал, что меня нет рядом, и сел на постели, сердито протирая кулаком глаза. Встал, стянув с кровати простынь и, завернувшись в нее с головой, пошлепал босыми пятками ко мне. Я тогда даже дыхание задержал. А он уронил подбородок мне на плечо, уткнулся носом в щеку и сонно пробурчал: «Доброе-утро-Соби...». Потом, стащив с тарелки три засахаренные вишни, развернулся и побрел умываться. Только кончик хвоста из-под простыни торчал, раскачиваясь в такт шагам. А после, задумчиво дожевывая сэндвич с тунцом, Рицка сказал, что хотел бы гостить у меня все лето, если я не против. Он вел себя так, словно все, что случилось - само собой разумеется. Похоже, ему даже мысли в голову не пришло, что что-то может быть не в порядке. Он настолько чист и невинен, что, кажется, даже не осознал полностью, что именно между нами произошло.
Моя рука продолжает движение, я невольно улыбаюсь. Все лето… Мы могли бы поехать по стране, останавливаясь в отелях и кемпингах. Я хотел бы показать ему водопады в горах Мадагахара. Хотел бы, чтобы он увидел, как ветер играет камышом на озере Бива… Любоваться вместе закатом, сидя на берегу моря, и будить его, щекоча нос кончиком травинки.
Усмехаюсь. Я точно сошел с ума.
– Эй, Со-тян. Что за довольный вид?
Кио наклоняется надо мной, озадаченно заглядывая в лицо.
– Ты просто светишься весь, что случилось?
Склоняю голову, пряча улыбку. Свечусь, значит. Должно быть, мое парящее состояние действительно очень заметно. У меня не выходит это скрывать.
– Хм, – Кио переводит взгляд на рисунок. На нем черный с белыми пятнами котенок, лежа в траве на спинке, играет с порхающей над ним маленькой бабочкой. Приподнимаясь, тянется лапками, поводя по земле хвостом.
Этот образ пришел мне в голову утром, когда я уходил на занятия. Рицка обнял меня, потянувшись наверх за поцелуем, а потом серьезно заявил, что не хочет сегодня ни с кем сражаться. Что лучше он после уроков придет ко мне домой и приготовит что-нибудь на ужин. Дескать, я и так все каникулы позволял ему бездельничать у меня дома.
Улыбаюсь уголками губ. Я прямо представляю себе, как он задумчиво хмурит брови, склоняясь над книгой с рецептами. Для меня Рицка и кухонная утварь это вещи несовместимые, но, надеюсь, дом он все-таки не спалит.
– Так что с тобой такое? – Кио вновь глядит на рисунок и глаза его вдруг расширяются. – Это что… все из-за Рит-тяна что ли?
– Кио, – я тихонько смеюсь про себя, – ты задаешь слишком много вопросов.
– Много вопросов?! – он прямо таки взрывается эмоциями. – Вопрос всего один! Что такого произошло у тебя с этим ребенком, что ты под потолок готов взмыть от счастья?!
Что произошло? Кисть замедляет свой ход. Рицка сказал, что любит меня. А потом… Мои глаза затягиваются мечтательной дымкой. А потом я сделал с ним то, о чем раньше не смел даже грезить.
– Эй, я знаю такой взгляд. Вы же не… – задохнувшись, Кио хватается за голову. – Со-тян! Только не говори мне, что вы!.. Да что ж это такое?!!
– Кио, не шуми, – вздыхаю, склоняя голову, – я, кажется, не дал ни единого повода для подобных мыслей.
– Да что я, слепой что ли?!– Он стискивает руку в кулак, сердито понижая голос. – Со-тян! Он же ребенок! Что ты творишь?!
Слегка улыбаюсь уголками губ. Да, Рицка еще мал. Но он вырастет. Через несколько лет превратится в умного и красивого юношу. Вряд ли он будет слишком высоким или крепкого сложения, у него для этого слишком тонкая кость. Но это изящество кистей рук… Нежные, прекрасные в своей редкой правильности черты лица… Темные густые волосы… Рицка действительно будет очень красив. И обаятелен в своей яркой, вспыльчивой манере, и уже сейчас очень умен. Думаю, он еще долго будет выглядеть как подросток: взъерошенный, порывистый, временами немного резкий. Но неизменно искренний и великодушный. Рицка даже не представляет себе насколько он необычен и притягателен.
– Со-тян, если тебе плевать на мои слова, ты хоть о нем подумай!
Кио, ты даже не представляешь, как много я о нем думаю. В сущности, и не помышляю ни о ком кроме него.
На нас уже начинают оборачиваться. Чуть раздраженно встряхиваю головой. Похоже, Кио настолько уверился в своей правоте, что бессмысленно переубеждать его. Впрочем, лгать ему, так или иначе, тоже смысла нет.
– Не стоит так об этом беспокоиться. Я знаю, что делаю.
– Это ты-то знаешь?! – Кио быстро оглядывается и понижает голос до возмущенного шепота. – Учти, если загремишь в тюрьму, я не буду носить тебе передачи, даже навещать не буду!
Он шлепается на пол, бросая руки на колени, понуро глядя перед собой. Вид у него раздосадованный и несчастный. Ничем не могу ему помочь.
Кио обреченно вздыхает и спрашивает после минуты хмурого молчания:
– Ну а он что?
Скашиваю на него глаза.
– Готовит ужин.
Кио подымает на меня невеселый взгляд, затем снова роняет голову.
– Понятно. Пойду я отсюда.
Встает и уходит. Чуть горбясь, засунув руки в карманы. Задумчиво смотрю ему вслед. Похоже, он здорово расстроился.
Я предпочел бы, чтобы Кио не вмешивался в мою жизнь. Но при этом прекрасно понимаю, что его беспокойство обо мне искреннее. Это его стремление защищать меня от необдуманных, как ему кажется, поступков иногда здорово раздражает. И вместе с тем, оттолкнув Кио, я, безусловно, совершил бы ошибку.
Может Рицка не будет возражать, если я приглашу его сегодня на ужин? Ему же тоже нравится Кио. По своей натуре Рицка такой же одиночка, как и я. И он очень трепетно относится к таким вещам, как дружба. Думаю, он расстроится, если узнает о нашей размолвке. А еще больше оттого, что стал ее причиной.
– Кио…
Тот оборачивается, бросая на меня хмурый взгляд.
– Чего тебе?
Хм... Похоже он и впрямь на меня сердится.
– Может, зайдешь сегодня на ужин?
– Типа – в гости меня зовешь? – В его глазах на мгновение замирает какое-то горькое, жестко-ироничное выражение. Кио склоняет голову, и я чувствую, что сейчас он, возможно, впервые откажется.
Кио невесело усмехается, достает из кармана очередную круглую конфету на палочке и, сняв обертку, задумчиво отправляет в рот.
– М-да… Ну ладно, – поднимает на меня невинно-саркастичный взгляд, – кто-то же должен приглядеть, чтобы вы двое не наделали глупостей.
Моя примиряющая улыбка становится несколько напряженной.
Вот только этого не надо, пожалуйста. Если Кио вобьет в себе в голову, что должен наставить нас с Рицкой на путь истинный, от него спасу никакого не будет. Хотя возможно, придя ко мне домой и убедившись, что на самом деле все в порядке, он наоборот успокоится.
Едва заметно вздыхаю. Как это нелегко, когда кто-то волнуется за тебя. Вот еще одна из причин, почему я не стремлюсь обзаводиться какими-либо знакомствами. Подобное неравнодушие с чьей-нибудь стороны обременяет ненужной ответственностью. Мы вроде как «в ответе за тех, кого приручаем».
– Хорошо, Со-тян. Загляну к тебе вечерком, – Кио хмыкает, в глаза возвращается привычный насмешливый блеск. – Типа, спасибо за приглашение.
Он отворачивается и уходит, сделав рукой независимый прощальный жест.
Усмехаюсь. Кио в своем репертуаре. Если не знать, насколько он чувствителен и раним, можно решить, что он просто поверхностный, легкомысленный оболтус.
Достаю мобильный телефон. Надо предупредить Рицку, что вечером у нас будет незапланированный гость.
Рицка
Я так и понял, что не зря решил удрать с последних двух уроков и прийти к Соби пораньше. То, что я изначально воспринимал как простую предосторожность, обернулось необходимостью, весьма себе насущной. В том смысле, что мой подход к предстоящему мероприятию был слишком оптимистичным. Реальность оказалась куда более жестокой.
Поставив руки на край кухонного стола, буравлю взглядом лежащие на нем продукты. Они, аккуратно разложенные по различным посудинам, выстроены мною в ряд, как солдаты на параде. Хотя я скорее воспринимаю их, как захваченных в плен партизан или приговоренных к расстрелу предателей. И у них, судя по всему, мнение обо мне тоже не шибко лестное.
Заложив руки за спину, начинаю расхаживать перед столом взад-вперед.
- Значит так. Мне все равно, что вы все, тут собравшиеся, обо мне думаете. Я, конечно, не Соби. Но для вас это ничего,- поднимаю вверх палец, – я подчеркиваю, НИЧЕГО не меняет!
Со вздохом опираюсь рукой о стол. Это просто жуть, что за жуть. Точнее это моя третья попытка приготовить хоть что-то на ужин. Первые две провалились с впечатляющим треском, а плачевные результаты моего кулинарного творчества нашли свой последний приют в мусорном ведре. Там они точно смотрятся лучше, чем на сковородке. И это несмотря на то, что я честно старался делать все в точности, как написано в кулинарной книжке Соби. Единственной книжке. Больше никаких пособий, справочников и самоучителей у него не нашлось. А в том сборнике, что обнаружился на полке, рецепты оказались невероятно сложными. Я не сразу понял, почему так. А потом догадался. Соби ведь отлично готовит. Рецепты простых блюд он держит в памяти, ему не нужно их записывать. Наверняка эта книга и заинтересовала его тем, что рецепты в ней сложные. Скорее всего, по этой причине он ее и купил, чтобы экспериментировать на досуге. Но мне-то от этого не легче. Я чуть не окосел от используемой там терминологии. Вот взять, к примеру, хотя бы такой кусок: «…положить две ложки и припустить…». Куда припустить? Наутек что ли? Пока не взорвалось? Читая дальше, натыкался на это слово и в других вариациях: «… припустить в широком ковшике…». Бег в кастрюлях, значит. Никогда б не подумал, что «кулинарией» называют некий экстремальный вид спорта.
Таким образом, выбирая рецепт, я руководствовался только тремя принципами. Чтобы он был как можно проще и содержал меньше действий. Чтобы необходимые продукты нашлись у Соби в холодильнике. И, самое главное, чтобы он был написан понятным мне языком. В поисках чего-то, удовлетворяющего всем трем условиям, я перерыл книжку от первой до последней страницы. Нашел. Вот только результаты экспериментов не впечатляют.
Вначале в качестве первого блюда я пытался приготовить креветочный суп. На той странице у Соби лежала закладка с пометкой «интересно», и мне показалось, что сделать для него то самое «интересно» будет неплохой идеей, тем более, что я вроде как на это способен. Все оказалось не так, как я ожидал. Во-первых, колдуя над бульоном, я явно перестарался с соевым соусом. Во-вторых, пол-ложки соли, это разве много? Оказалось что да. Распотрошив кучу замороженных креветок, сделав из трески неоднородный фарш и перепортив массу яиц в процессе отделения желтков от белка, я закинул все это безобразие в старенький блендер Соби и перепачкался весь, пока пытался получившуюся смесь взбить. В итоге никаких шариков не вышло. Плавая в никак не желавшем закипать бульоне-доси они расползлись гнусными каракатицами. Образовавшиеся клейкие сопли прилипли к бокам кастрюльки, а затем и вовсе приварились к ним намертво. О том, как оно пахло, лучше вообще не вспоминать. Я поспешил вылить своего свежеиспеченного мутанта в туалет, потому как отправлять его в ведро не рискнул бы. Часть яичных каракатиц так и осталась висеть на стенках. Отвалившиеся не желали тонуть. Я был в отчаянии, совершенно не знал, что с этим делать. Не хватало еще забить этой дрянью канализационную трубу. Это стало бы апофеозом сегодняшнего дня…
Со вторым блюдом я опозорился еще более худшим образом. В своем твердом намерении не допускать больше ошибок, старался делать все медленно и осторожно, а надо было совсем наоборот. В результате рыба пристала к сковородке, пережарилась и сгорела, а по комнате поплыл удушливый сизый туман. Я даже не успел натереть дайкон! Так что он и кое-как нарезанная зелень вместе с оставшимися от рыбы угольками отправились в ведро. А мне потом долго пришлось проветривать комнату.
Совсем пав духом, я хотел уже поискать какие-нибудь более простые рецепты в Интернете, сообразив задним умом, что надо было сразу так поступить. Но обнаружил, что без Соби не могу ничего сделать. Шнур его телефона не подходит для моей модели, а как обойтись без него, я попросту не знаю. Никогда не интересовался. Таким образом, у меня не осталось выбора, кроме как снова обратиться к той книжке. Ничего другого я уже не успею сделать. Даже за новыми продуктами сходить не успею – использовать придется те, что есть. Поздно привередничать – какое блюдо подошло под мой вынужденный остаточный принцип, то и буду теперь готовить. Если выйдет, конечно.
Подозрительно покосившись на замершие рядком на столе плошки, словно их содержимое способно выкинуть какой-нибудь фортель без моего непосредственного участия, утыкаюсь в книжку. Итак… Фаршированные рыбные котлеты. Звучит довольно невинно. Помню, какие чудесные котлетки из тунца изредка делает мама. Вот их как раз я очень люблю. Тут мы с прежним Рицкой единодушны. Они настолько восхитительны, что всегда хочется добавки. Неужели подобное чудо можно как-то испортить? На такое даже моего таланта не хватит.
Закатываю рукава. Ну рыба, она рыба и есть. Мясорубку в руки и вперед на бастионы. С трудом вращаю ручку, запихивая в жерло куски филе. Хорошо, что Соби именно его покупает, а то пришлось бы долго возиться с костями… И фарш бы получился сам собой, без всякой дополнительной обработки. Иронизируя над своими «достижениями» на кухонном фронте, любуюсь на ползущие из мясорубки рыбные макаронины. А что… Пока неплохо. Вот смешаю со всем остальными ингредиентами, «разотру», как в рецепте сказано, и изначальный продукт готов. Замираю на мгновение, закусив губу. А растирать-то чем? И зачем? Шлепнув в миску с рыбой указанное количество крахмала и муки, с сомнением гляжу на получившуюся горку. Ну перемешать я еще смогу, а вот растереть… Тут не сказано чем это следует делать. Может ложку для супа взять? Разбив сверху яйцо, минут пять занимаюсь тем, что старательно размазываю получившуюся смесь по бокам миски, чувствуя себя при этом до крайности глупо. Совершенно бессмысленный процесс. К тому же посуду я выбрал неудачную. Слишком широкую и с низкими краями. Рыбный мусс расползается во все стороны, выплескивается через край от моих нетерпеливых движений, так что приходится каждый раз руками отправлять сползающие потеки назад.
Все. Хватит. Запыхавшись и вспотев, откладываю ложку в сторону. Есть такие жертвы, на которые я идти не готов. Наверняка, сделанного вполне достаточно. Вытирая руки о передник, кошу глазом в рецепт. Ага. Следующим «потерпевшем» станет корень лопуха-гобо. Отлично. С ними я знаю, как быть. Столько раз видел, как Соби его нарезает. Под углом, словно палку обстругивает. Но в тексте написано: «разрезать на четыре длинные части». С сомнением разглядываю похожий на незрелую продолговатую морковку корень. Вдоль что ли его резать? Или все-таки поперек? Если вдоль, то выйдет длиннее, но тогда не влезет в кастрюлю. Может тогда наискосок?
Со вздохом, кладу приговоренного на разделочную доску. Вот уж вопрос вселенского масштаба – как резать гобо? Тремя изящными взмахами ножа рассекаю овощ на четыре части. Все равно я, пока от кожицы корень очищал, с непривычки оттяпал столько лишнего, что пилить его вдоль не имеет смысла. Одна стружка получится. Значит будет поперек. Готово…
С креветками расправляюсь довольно ловко, недоумевая, почему в рецепте речь шла о каком-то веере. От них же одни хвосты остаются. На «веер» не потянет. Отколупывая панцирь с последней, подавляю тяжкий вздох. Если я и успел навалять кучу ошибок, то узнаю я об этом позже. Перед тем, как отправлю очередной свой «шедевр» в помойку.
Масло шипит на сковородке. И фарш и креветки и гобо – все готово. Смело черпаю ложкой свой рыбный мусс, чтобы слепить из него котлеты, но они не лепятся. Размазываются по ладоням, сочатся сквозь пальцы… Черт!.. Так и должно быть? Недоуменно разглядываю перепачканные руки, с которых уже начинает стекать рыбная каша. В последний момент успеваю вытянуть их вперед, чтобы первая липкая клякса шлепнулась не на стол, а обратно в миску. Блин! Ну и что мне делать? Так и стоять, наблюдая за тем, как оно красиво стекает вниз?
Раздраженно вытерев руки о бортик плошки, склоняюсь над ней. Так. Ну что я где-то ошибся – это я уже понял. Вот только где? И что теперь делать? Может если выкладывать фарш ложкой прямо в сковороду, он не будет так расползаться?
Отметив на сковородке креветками и кусками гобо места расположения будущих котлеток, выливаю сверху рыбное желе. Ни черта. Они все равно растекаются. Расплываются в блинчики, соединяясь меж собой, так что куски гобо становятся похожими на острова, а креветки торчат из «моря», словно рифы. Интересно как отреагирует Соби, если я попытаюсь выдать свое творение за тропическую фантазию?
Вздохнув, переключаю внимание на бульон. Что я там должен был с ним сделать? Лимон туда выжать? И добавить сок дайкона вместе с соевым соусом и сакэ? С сомнением гляжу на слегка волнующийся, исходящий дымком бульон. Страшно… Откровенно страшно все это смешивать. В последние два часа выражение «добавить по вкусу» сделалось для меня одной из самых крупных проблем. У меня явно что-то не то с этим самым вкусом. Я просто не знаю, что в каких количествах следует добавлять.
К тому же в рецепте написано, что сакэ должно быть сладким. Что это значит? Сахару туда положить что ли?
С замиранием сердца, высыпаю в чашку сахар и прямо в ней же смешиваю все три жидких составляющих. Затем выжимаю сверху лимон. Посмотрев на результат и мысленно содрогнувшись, выливаю получившуюся неаппетитную бурду в доси. Кошмар… У меня такое чувство, что и третий вариант нашего ужина уже одной ногой в канализации.
Наблюдая краем глаза, за тем как возмущенно бурлит недовольный таким обращением бульон, отковыриваю от сковородки свою рыбную островную феерию. Уложив на разделочную доску, с мрачной мстительностью начинаю пилить ее на части. Она еще, зараза такая, и не прожарилась толком. Снизу твердая, как подошва, а сверху сырая. Но из-за торчащих кусков дайкона и креветок, можно было и не думать, о том, чтобы ее перевернуть. Все равно ничего бы не вышло. Значит, будем закидывать, как есть.
Неуловимый кисловатый запах касается ноздрей. Принюхиваюсь. Это бульон так пахнет? В результате своих кухонных мытарств я почти перестал различать запахи, но это… Морщусь, засовывая нос в кастрюльку. Да что ж такое-то? Все с ним в порядке?
Бульон потемнел и стал странно мутным. Кипит и бурлит так сердито, словно жаждет вылезти из посуды и добраться до меня.
– Я тебе не нравлюсь, да? – С кривой улыбкой провожаю глазами траекторию полета особо крупных брызг. – Ты мне тоже не нравишься. А что делать? Ради Соби нам еще долго предстоит терпеть общество друг друга.
Вздохнув, вываливаю в кастрюльку окончательно потерявшие товарный вид котлеты. Накрываю крышкой – пускай тушатся. Мне еще овощи порезать нужно.
Телефонный звонок раздается столь неожиданно, что я вздрагиваю. Это Соби. Решил проверить все ли у меня в порядке?
Лихорадочно ищу глазами телефон. Вот же он. Лежит на кровати. Бросив все, бегу через комнату, хватаю сотовый, раскрывая на ходу.
– Да?
Прижав телефон к уху, шлепаюсь на кровать. Только бы Соби не сказал, что вот-вот вернется. У меня еще не все готово.
– Рицка? Ну как твои дела?
– Нормально, – кошу глазами в сторону плиты, – порядок полный. Ты же не думал, что будет по-другому?
На другом конце трубки замолкают, и я про себя морщусь, не радуясь этой паузе.
– Ну что ты… И мысли не было.
Врет… Поникнув плечами и Ушками, оседаю на кровати. Как пить дать врет. Примерно так же как и я только что, когда уверял, что все в порядке.
– Я всего лишь звоню предупредить, что вечером зайдет Кио. Ты ведь, насколько я понял, не против его компании?
А?!
Перебрав мысленно все эпитеты, которыми хочется описать ситуацию, со всем из нее вытекающим, так и не нахожу подходящего. Да я лучше застрелюсь! Нет, лично против Кио я ничего не имею, но… Но!.. Позориться, демонстрируя свой кулинарный кретинизм, я предпочел бы только перед Соби. Мысль, что его проявления увидит кто-нибудь еще, совершенно не греет. Ну вот совсем! И отказаться никак. Не могу же я приказать Соби, чтобы он запретил Кио приходить.
– Рицка?
– Порядок! Я не против, – сникнув, тоскливо вздыхаю, глядя в окно. – Думаю, к вашему приходу я как раз успею все закончить.
– Хорошо, – я почти чувствую, как он улыбается. – Спасибо, Рицка.
Со стороны плиты вдруг доносится жуткое шипение. Вскинув глаза, вижу, что с кастрюлей творится нечто невообразимое. Крышка чуть ли не подпрыгивает на месте, выпуская по краям пузыри и клубы пара. Пенные волны ползут по бокам – шипя, стекают на плиту, заливая конфорку. Черт!!!
В три шага оказываюсь у кухонного стола и растерянно застываю, в ужасе глядя на явно собравшуюся взорваться посудину. Что делать? Выключить газ? Скинуть крышку? Непонятно из каких соображений выбрав последний вариант, хватаюсь за ручку кастрюли, рву в сторону и, громко ойкнув, отдергиваю руку.. Черт!.. Она же металлическая! Засовываю обожженные пальцы в рот. Сдвинутая с места крышка торжественно едет набок и, соскользнув с плиты, падает на пол. Сочтя любые попытки поймать ее самоубийством, лишь зажмуриваюсь, втягивая голову в плечи, словно это может сделать тише раздавшийся грохот. Ушки жмутся к волосами. Телефон заходится тревожными призывами, я совсем о нем забыл.
Автоматическим жестом подношу сотовый к уху.
– Соби? Нет, я в порядке. У меня тут просто упало… кое-что, - мрачно обозреваю устроенный мной мини-погром.
Плита залита бульоном вперемешку с чем-то похожим на рыбные хлопья. Что творится с кастрюлей, а особенно – в ней, даже смотреть не хочется. Похоже, от котлет остались одни воспоминания. И, судя по умопомрачительным, пробивающим на слезы ароматам, результат этого эксперимента отправится туда же, куда и все предыдущие.
– Хм… – Соби замолкает, так и не добавив ничего к этому многозначительному междометию. Сжав зубы, жду продолжения. Только попробуй предложить купить что-нибудь на ужин! Я убью тебя, Соби!..
– Ладно, я понял. Скоро вернусь, - он отключается.
Захлопнув телефон, тоскливо смотрю на плачевные результаты своих стараний. Рассеяно выключаю газ. Сердитое бурление в кастрюле утихомиривается.
Ну может хоть на вкус оно куда ни шло?
Опускаю в кастрюльку ложку. Подув на нее, осторожно пробую и тут же морщусь, вытирая тыльной стороной ладони губы. Гадость... Это ж как надо было исхитриться, чтобы доси в итоге получился и сладким, и кислым, и горьким – одновременно?
Тяжко вздохнув, откладываю ложку сторону. Опершись руками о стол, устало роняю голову.
Может бутерброды сделать? Зато с гарантией.
Нахожу глазами толстые кухонные прихватки в виде варежек. Надев их, берусь за ручки кастрюли, чтобы совершить с ней очередной пробег до туалета.
Чувствую, что бутербродами все и закончится.
Соби
Захлопнув телефон и небрежно удерживая его в ладони, касаюсь губ костяшками пальцев. Похоже у меня дома идет маленькое сражение. Рицка воюет с продуктами. Храбрый котенок. Любопытно, каков счет?
Усмехаюсь слегка. Он так старался не выдать, насколько расстроен. Это же чувствуется. Кажется, пора идти спасать.
Поднявшись, бережно снимаю работу со столика и уношу на стойку для сушки. Собираю кисти и тушь.
– Со-тян, ты куда? – Кио как из воздуха возникает за спиной. Засунув руки в карманы, озабоченно наблюдает за моими действиями.
– Домой.
Сложив принадлежности для рисования в футляр, убираю его в сумку. Распрямившись, иду к выходу из аудитории, лавируя между столиками и мольбертами сокурсников. Кио срывается за мной.
– Эй! Подожди. Пара ведь еще не закончилась.
– Кио, – оборачиваюсь у двери. Он останавливается, едва не налетев на меня. Придерживая рукой створку, отвечаю, надеясь этим пресечь поток возмущений.
– Временами появляются вещи более важные, чем учеба.
– У тебя всегда есть что-то более важное, – он раздраженно встряхивает головой. – Почему я вместо тебя должен заботиться твоей успеваемости?
– Вот именно, почему? – Усмехнувшись, исчезаю в проеме, аккуратно притворяя дверь.
– Жду тебя вечером, – говорю, приоткрыв ее в последний момент, затем поворачиваюсь и ухожу, закидывая сумку на плечо.
Выглянув следом, Кио останавливается в дверях. Скрестив руки на груди, наблюдает за тем, как я быстрым шагом иду по коридору.
– Ждет он меня, как же… – недовольно бурчит Кио, потом, вздохнув, возвращается в аудиторию. – Из года в год одно и то же.
***
До дома я добрался куда быстрее, чем обычно. Чуть ли не летел, улыбаясь мыслям о Рицке. Бежал вверх по ступенькам лестницы, хватаясь за перила на поворотах. Повернув ключ в замке, рывком открываю дверь, заглядывая внутрь.
– Рицка?
Он выпрямляется, удивленно оборачиваясь через плечо. Одетый в мой длинный передник, стоит на складном стульчике перед громоздящейся в раковине посудой. Вода бежит из крана, каскадами струится по плошкам и тарелкам. Машинально обтерев мокрые руки о лежащее рядом полотенце, Рицка спрыгивает со своего постамента и рассеянно идет ко мне.
– Соби, почему ты?.. – Опустив глаза, огорченно бурчит: – Я тебя позже ждал.
Притянув его к себе, улыбаясь, нежно убираю челку со лба.
– Это плохо, что я пришел раньше?
– Нет, но… – понуро повесив Ушки, он оглядывается на пустующую плиту, – я не успел пока ничего сделать.
Приподняв в расстройстве брови, он сжимает губы, словно сдерживается из последних сил и, наконец, выдыхает.
– Черт. Кому я лгу! У меня так ничего и не вышло.
– Рицка, – опустившись перед ним на одно колено, забираю в свои руки его ладошки, – есть много вещей, которые ты делаешь куда лучше, чем это. Так стоит ли переживать?
Это явно не тот ответ, которого он ждал. Приподнятые бровки Рицки начинают предательски подрагивать.
– И это все что ты можешь сказать?! – Вырвав руку, он тыкает пальцем в сторону плиты. – Я три часа тут мучался! По-твоему, зря?!
– Нет, не зря, – жмурюсь, улыбаясь, – мне было приятно.
Он отступает на шаг, ошеломленно приподнимая голову. Широко раскрытые глаза негодующе сужаются:
– Соби, ты в курсе, что иногда бываешь просто невыносим?
Меня переполняет смех. Перехватив запястье Рицки, тяну его к себе. Окружив руками, трусь носом в мягкую футболку на груди.
– Я подозревал что-то в этом роде.
Возмущенно дернувшись, он затихает в моих объятиях. Повернув голову, прижимаюсь к нему щекой. Ладонь нежно скользит между лопаток. Успокаивающе глажу Рицку по спине, ощущая, как медленно расслабляются напряженные мышцы. Наконец, его руки забираются в мои волосы.
– Ну, знаешь… – говорит он значительно тише, – я терпеть не могу проигрывать.
– Знаю, – подняв голову, прижимаюсь к его груди подбородком, ласково глядя на него снизу вверх. – Стало быть, хорошо, что тебе больше не приходится этого делать.
Он смотрит на меня, и выражение лица смягчается. Исчезает складочка между темными бровями. Пальцы легко проходят сквозь прядки волос, затем перемещаются на лицо, касаясь щек. Повернув голову, ловлю их ртом, целуя кончики. Рицка тихонько вздыхает, прикрывая глаза. Обняв рукой его ладонь, прижимаюсь к ней губами.
– Идем. Разберемся с посудой и приготовим что-нибудь на ужин.
Сказав это, добиваюсь, наконец, улыбки. Похоже идея делать что-то вместе, даже готовить или просто мыть посуду, разбудила в Рицке прежний энтузиазм. Все еще размышляю над этим, протирая пенной губкой одну из испачканных кастрюлек. Гора посуды убывает довольно быстро. На то, чтобы справиться в две пары рук ушло всего несколько минут.
– Я смотрю, ты тут немало успел сделать?
Ополоснув кастрюлю, передаю Рицке. Он хмыкает, перехватывает ее, заворачивая в полотенце.
– Ага, но потом продукты закончились.
Беззвучно смеясь, принимаюсь за следующую.
– А если б не кончились?
Подтаскивая к раковине последнюю порцию немытой посуды, он иронично вскидывает бровь.
– Ну… Я вообще-то упорный.
Весело жмурясь, качаю головой.
– Заметно.
Вымазав случайно пальцы о бок посуды, Рицка вместо того, чтобы вытереть, машинально отправляет их в рот, слизывая язычком соус. Морщится. Похоже и впрямь невкусно. Но я как зачарованный наблюдаю за ним. Он и впрямь как котенок. Это настолько очаровательная картинка!.. Перехватив мой взгляд, Рицка на мгновение замирает, едва не прикусив палец, а затем краснеет и опускает глаза. Неловко вытирает испачканную руку о фартук. Усмехнувшись, отворачиваюсь, чтобы не смущать его еще больше. Должно быть, взгляд у меня был чересчур откровенный. Надо с этим осторожней.
– Соби….
– Ммм? – Все еще улыбаясь, оборачиваюсь через плечо. Рицка стоит, глядя в пол. Ресницы вздрагивают, а щеки просто пылают. Что такое?..
Коротко выдохнув, он, сделав шаг вперед, останавливается рядом у стола. Отвернувшись, бормочет, чуть сбиваясь, словно волнуется.
– Я тут сказать тебе хотел… Насчет того, что случилось ночью. Если тебе будет нужно… то есть захочется чего-то в таком духе, то не нужно скрывать. Можешь просто сказать мне и все. Я ведь не буду против…
После этого заявления, больше похожего на признание, Рицка зажмуривается и так отчаянно краснеет, что мне приходится зажать рот ладонью, чтобы не расхохотаться в голос. Боги, какая прелесть!
Подавшись к Рицке, тяну завязки на его поясе, стаскиваю узкие лямки передника через голову и отбрасываю его в сторону. Опомнившись, Рицка недоуменно провожает глазами этот полет.
Подхватываю Рицку на руки, бесцеремонно, но аккуратно забрасывая на плечо. Он удивленно вскрикивает от неожиданности, острые коленки стискивают талию, а хвост, распушившись, встает трубой.
– Соби, ты что делаешь?! Ты куда меня тащишь?!
Сделав со своей драгоценной ношей плавный разворот у стола, целеустремленно направляюсь к кровати. Упершись ладонями мне в плечо, Рицка, выпрямляется и оборачивается, убеждаясь, что я «тащу» его именно туда, куда он подумал. Глаза изумленно округляются.
– Ой, нет…
– О, да! – коварно улыбаясь, с удовольствием зарываюсь носом ему в бок.
Скользнув ладонями вниз по спине, Рицка обвисает на моем плече, захлебываясь смехом. Ушки покачиваются в такт шагам.
– Соби! Уже?! Так скоро?! Ну ты даешь! А как же ужин?!
– Подождет, – ровно затормозив у постели, осторожно ставлю Рицку на пол, не выпуская из объятий. Извернувшись, он толкает меня ладонями в бок, роняя на кровать. Картинно вскинув голову и пошатнувшись, падаю навзничь, раскинув руки. Проворно вскарабкавшись следом, Рицка с ходу приземляется мне на живот, заставив охнуть от неожиданности. Скрестив руки на груди, он довольно хмыкает:
– Попался! Сдавайся, ты повержен!
Сидит, гордо выпрямившись, во взгляде пляшут черти. Словно пират, он важно обозревает сверху вниз свой трофей. Меня то есть. Я пойман, значит?
Улыбнувшись, пробираюсь рукой по одеялу и легонько щекочу босые пятки. Рицка вздрагивает и, пригнув голову, сверлит меня взглядом, всем своим видом изображая возмущение. Не выходит. Веселые огоньки в глазах выдают его.
Подаюсь вперед, приподнимаясь на локтях. Тянусь наверх, прося о поцелуе. Улыбаюсь, прикрыв глаза, и жду. Сквозь приспущенные ресницы вижу, как торжествующее выражение на лице Рицки сменяется смущенным. Он смотрит вниз, взгляд останавливается на моих губах. Помедлив мгновение, Рицка склоняется ко мне. Крадется словно котенок, мягко переступая ладонями по покрывалу. Опустив голову, дотрагивается до уголка рта. Осторожно, невесомо… Чуть отстраняется, но я подаюсь следом, упрашивая не останавливаться. Прося, но не настаивая на этом. Рицка говорит, что не против, но я должен быть уверен, что он отдает себе отчет в собственных словах. Если он действительно согласен и захочет продолжения, я это пойму. Почувствую.
Рицка легонько вздыхает, приспуская ресницы. Подается обратно. Губы раскрываются, он позволяет целовать себя. Долго, нежно, сладко…. Блаженная истома охватывает тело, но сознание чистое и звонкое, как безоблачное осеннее утро. Столь же ясное и свежее, наполненное золотым сиянием. Прервавшись на мгновение, откидываю голову назад, любуясь румянцем на щеках Рицки, нежными обводами приоткрытых в ожидании губ. Каждое мое действие должно быть разрешено Рицкой. Но разрешение не обязательно должно иметь форму слов. Мне достаточно его ждущего взгляда.
Приподнявшись, сажусь на постели. Обхватив руками бедра, побуждаю Рицку выпрямиться, привстав на коленях. Медленно ласкаю губами шею, прижимая его к себе, и он позволяет, поддается. Поднимает голову, откидывается назад, давая простор рукам.
Тонкие пальчики теребят ворот моей одежды, пытаясь справиться с ней. Помогаю ему. Быстро пробежавшись рукой по пуговицам, расстегиваю их, позволяя Рицке стянуть с меня рубашку. Скользнув ладонями вниз по рукам, освобождая плечи, он смотрит на меня. Взгляд блестящих от волнения глаз сбегает с лица и устремляется вниз по телу, останавливается на посветлевшей надписи с именем. Рицка нерешительно и осторожно накрывает ее ладонью. Проводит рукой вниз от груди к животу, сосредоточенно прислушиваясь к ощущениям, словно хочет понять, каково это – дарить ответные прикосновения. Теплые, шелковистые подушечки пальцев нежно и робко скользят по коже, но мне кажется, что они оставляют за собой горящий след. И от этой несмелой, неискушенной ласки я начинаю трепетать так, словно мне пятнадцать! Рицка!...
Заметив, что я перестал дышать, он поднимает глаза, встречаясь с моим взглядом и, вздрогнув, зажмуривается, словно обжегшись. Слишком ярко, должно быть, отражается в глазах мой восторг. Слишком явно восхищение. Смутившись, он на миг отворачивается, заливаясь краской по самые кончики Ушек. Тянется ко мне, стискивает плечи, пытаясь спрятать лицо в волосах. Отрывисто выдохнув, слитным жестом стаскиваю с него футболку. Привлекаю его к себе, обнимаю, успокаивая. Опустив голову, жадно целую теплые податливые губы, хмелея от затопившей тело сладкой, жгучей истомы.
Рицка… Что ты сотворил со мной одним единственным прикосновением? Пульс взорвался бешеным ритмом. Страсть жидким огнем хлынула по венам – от прежней сдержанности не осталось и следа.
Рицка…
Руки сами пробираются под пояс домашних брюк, стягивая их вниз сразу вместе с плавками, высвобождая бедра и мечущийся в смущении хвостик. Обхватываю его ладонью, поглаживаю вдоль гладкой шелковистой шерсти. Такое нежное свидетельство невинности сознания Рицки. Когда-нибудь его уже не будет там, но не сегодня. Не сейчас. Крепко прижимаю Рицку к себе, зарываясь носом в шею. Плавясь от желания, нарочито медленно продвигаюсь вниз по груди, целуя и касаясь языком такой чувствительной кожи. Впитываю ладонями тающую дрожь тела…. Мне нравится, как Рицка реагирует. Слабеет, оседает вниз. Не в силах больше терпеть, роняю его на спину, придерживая голову. Избавив Рицку и себя от остатков одежды, опускаюсь сверху, завладев его губами, и они порывисто раскрываются навстречу. Ноги обхватывают бедра… Руки кружат по телу… Я пьян, околдован и счастлив. Я хочу подарить ему все нежность и любовь, что бушуют сейчас во мне, угрожая затопить разум, выплескиваясь через край. Так много…
А Рицка… он желает принять это. Жаждет, не меньше чем я жажду дарить… И в этом самое поразительное из всех чудес, что когда-либо могут случиться в жизни.
***
Тугие струи воды, отливая серебром в свете одинокой лампочки, падают на грудь и плечи. Иголочками покалывают кожу, когда я ныряю под душ полностью, подставляя лицо, поводя головой из стороны в сторону. И вода, срываясь со скул и подбородка, устремляется вниз по телу. Поворачиваясь, энергично массирую руками кожу от плеч до бедер. Смываю мыло. И пена, подхваченная бурными потоками, устремляется по ногам. Мне хорошо сейчас. Невероятно, непередаваемо хорошо. Теплая нега играет в каждой клеточке. Мысли отказываются посещать голову. Но так замечательно, как в последние часы, я себя, пожалуй, никогда в жизни не чувствовал. Совершенно неземное ощущение.
Улыбаясь, прикрываю глаза. Мог ли я думать, что когда-нибудь меня окружат таким теплом? Что на мою долю в один прекрасный день придется столько любви?
Не мог.
Не знал и не ждал. И с трудом верю, что все это происходит со мной.
Выключаю воду. Последние капли, вздрогнув, срываются вниз. Отодвинув занавеску, осторожно ступаю ногами на коврик. Растираю кожу полотенцем, находя удовольствие даже в таких простых действиях. Если счастье – наркотик, то у меня явная затяжная эйфория. И совершенно не хочется ничего с этим делать.
Одевшись, осторожно крадусь к кровати. Рицка спит. Я совсем его измучил, довел до полного изнеможения. Ласкал так жадно и с таким упоением, что он едва не терял сознание от переизбытка ощущений. Он сводит меня с ума тем как ярко реагирует, как бесстрашно, безгранично доверяет… Это просто поразительно.
Опустившись на краешек постели, любуюсь Рицкой. Он спит, разметавшись на смявшихся простынях. Темные волосы веером рассыпались по подушке. Потемневшие от поцелуев губы, искусанные и припухшие, приоткрыты, он дышит совсем тихо. Грудь ровно приподнимается, мелко вздрагивает кончик хвостика – должно быть Рицке что-то снится сейчас. Оторвав взгляд от его лица, скольжу глазами вниз по нагому, завораживающему своей подростковой угловатостью и хрупкостью телу. По матовой, тонкой коже. Теперь мне можно, можно смотреть. Я знаю больше, помню ее запах, то какова она на ощупь и вкус. Как пылает под прикосновениями, как на ней приподнимаются крохотные волоски, когда Рицка, покрываясь мурашками, трепещет и тает в моих объятиях. У меня никогда не выйдет представить себе ничего более нескромного и прекрасного, чем запрокинутая в неподдельном, чувственном томлении голова... ловкое тело, выгибающееся навстречу поцелуям, и дрожащие приспущенные ресницы, скрывающие затуманенный удовольствием взгляд.
Прикрыв глаза, усилием воли прогоняю картинку. Она слишком сильно на меня действует, еще немного и я сбегу обратно в душ. Усмехаюсь. Что там Кио обычно говорит в мой адрес?
Осторожно поднимаюсь и, опершись ладонью о кровать, тяну на себя одеяло, отброшенное Рицкой к стене. Укрываю его снова, чтобы не замерз. Склонившись над ним, несколько секунд вглядываюсь в лицо, затем мягко целую в лоб. Спи… Я не стану тебя тревожить. Ты так красив сейчас, так невероятно мил во сне, что нарушить его кажется почти святотатством.
Беззвучно вздохнув, выпрямляюсь. Возвращаюсь к столь спонтанно прерванным делам: складываю раскиданные вещи, домываю посуду, провожу ревизию холодильника. Рицка и впрямь уничтожил весь мой запас продуктов. Упорный… Маленькое чудо, глядя на которое я то смеюсь и плачу от умиления, то задыхаюсь от нежности и счастья.
Краткий сигнал сотового прерывает мои мысли. Пришло СМС. Закрыв холодильник, выпрямляюсь и, прислонившись спиной к дверце, вытаскиваю из кармана телефон. Хм… Давненько мне никто не присылал сообщений с не поддающихся определению номеров. Я не играю в эти игры. Равнодушно открыв SMS, бегло просматриваю текст и застываю. Впиваюсь глазами в подпись. Чувствуя, что комната начинает плыть и поворачиваться вокруг оси, хватаюсь рукой за стол, чтобы не упасть. Телефон выскальзывает из ладони и с тихим глухим стуком падает на пол, подпрыгивая и переворачиваясь. Опираясь руками о край, тяжело дыша, гляжу на замерший на гладких досках сотовый, затем обвожу полубезумным взглядом голые стены. Покачнувшись, трогаюсь с места. Ноги слушаются с трудом. Дойдя до шкафа, нахожу в нем похожую на пиджак рубашку и натягиваю поверх водолазки. Действуя все быстрее, запихиваю ноги в ботинки, хватаю мобильный и сумку. Отыскав в ней записную книжку, вырываю листок, пишу записку Рицке и оставляю на столе. Не думая, не задерживаясь, не останавливаясь больше, покидаю квартиру, быстро закрыв ее на ключ. Сбегая вниз по лестнице, вновь достаю телефон. Набираю номер Кио и коротко и, возможно, резко диктую ему то, что он должен будет сделать в ближайшее время. Кио не сопротивляется, поддается моему севшему, не терпящему возражений голосу, только тон его выдает тревогу и крайнее недоумение. Ничего… Мне слегка не до того, чтобы оценивать произведенное впечатление.
Спустившись до самого низа, внезапно останавливаюсь на последней ступеньке. Приваливаюсь к стене, сжав веки… Выдыхаю с силой. Рванув из кармана телефон, вызываю на экран проклятое СМС. «Через час на старом месте – ты знаешь где…» и подпись: «Сеймей».
Рицка
Меня будит стук в дверь. Кто-то так настойчиво и громко колотит в нее кулаками, что, очнувшись, я сперва зажимаю руками уши, а уже потом отрываю голову от подушки.
– Эй, Рит-тян! – три звучных удара. – Это Кио. Рит-тян, открой дверь, наконец.
Сев на постели, протираю ладонями глаза в попытке прогнать сонную одурь. Морщась от доносящихся снаружи раздражающих воплей, озираюсь в поисках Соби. И никого не нахожу. Я что ли тут один? Ничего не понимаю.
В комнате полумрак. Лампы не горят, а за окном…. За окном почти вечер! Как так получилось?! Соскользнув с кровати, торопливо подбираю аккуратно сложенную на полу одежду. Натянув под аккомпанемент из криков и грохота штаны с футболкой, шлепаю босиком к двери, пытаясь пальцами привести в порядок растрепанные волосы. Поворачиваю ключ и толкаю дверь, выныривая в проем. Хмуро осматриваю Кио с головы до ног. Он аж отступает на шаг под моим взглядом.
– Заходи, – отступаю в сторону, пропуская его.
– Рит-тян, ты что, спал что ли?
Мрачно киваю, наблюдая, как Кио боком просачивается в квартиру, втаскивая за собой необъятные пакеты с чем-то на вид довольно увесистым.
– А… Тогда все ясно, – Кио вручает мне одну из сумок, и я, бездумно перехватив узкие ручки, тащу свою ношу в комнату.
Кио идет следом, удивленно и пристально рассматривая мой качающийся при ходьбе хвост. Перехватив краем глаза этот взгляд, останавливаюсь и недовольно дергаю Ухом.
– Что… Что-то не так?
– Да нет, – Кио чуть кисло улыбается, – похоже, мне надо будет извиниться перед Со-тяном.
Так и не поняв, что Кио имеет в виду, пожимаю плечами и, повернувшись, бреду к столу, волоча за собой пакеты Кио с неизвестным содержимым.
– Эй, поаккуратней! Там продукты!
Отмахнувшись свободной рукой в знак того, что понял, взваливаю сумки на кухонный стол. Ерунда какая-то. Кио – есть, а Соби – нет. Почему он не разбудил меня, если собирался уходить? Оставил вот так, в одиночестве. Совсем на него не похоже.
Бросив Кио разбираться с покупками, угрюмо бреду умываться. Не люблю спать днем. Голова после этого будто вареная, и мысли в ней такие же. Туман один...
Повернув кран и набрав холодную воду в горсти, ополаскиваю лицо и тру глаза так, что их начинает щипать. Едва ли ощутив себя освеженным этой процедурой, со вздохом опираюсь о рукомойник. Почему мне настолько не по себе от того, что Соби вот так без предупреждения исчез? Не мог же он?.. Задохнувшись от внезапной мысли, стискиваю пальцами край. Я ведь не проспал бы загрузку Системы, нет? Во время бодрствования я ощущаю ее очень четко, но во сне?!.. Вздумай Соби без меня вступить в схватку, это разбудило бы меня или нет?!
Стремительно повернувшись, впиваюсь глазами в Кио.
– Слушай, можно тебе дурацкий вопрос задать? – произношу я, стараясь не выдать своего волнения.
– Валяй, – выкладывая продукты из пакетов, Кио ловко переправляет их в холодильник.
– Ты не знаешь, где Соби?
Он как-то странно косится на меня, но тут же вновь ныряет в недра холодильника, откуда и раздается приглушенный голос
– Вообще-то Со-тян звонил мне часа три назад. Сказал, что у него появились неотложные дела, и ему необходимо уйти. Велел вот купить продуктов для ужина. Приготовить что-нибудь, если его долго не будет.
Кио убирает опустевший пакет и смахивает на пол небольшой листок бумаги, что лежал на столе придавленный сумкой с покупками. Увидев, как он кружится в воздухе, я подаюсь вперед, но Кио успевает раньше поймать его на лету.
– Хм, Рит-тян, это тебе.
Я и так знаю, что это мне.
Чуть ли не вырвав из протянутой руки записку, впиваюсь в нее глазами. Это точно почерк Соби. И написанное почти дословно повторяет слова Кайдо. У Соби появилось дело, но не хотел меня будить, а потому ушел, не попрощавшись. Просил не волноваться и встретить Кио….
– Ну что, все в порядке?
– Вроде да… – покусывая губу, обвожу глазами стены, так и не избавившись от неясного беспокойства. – Просто… это очень странно. Соби не собирался никуда уходить, мы намеревались готовить ужин…
Усевшись по-турецки на полу, Кио задорно смотрит на меня снизу вверх.
– Ничего… Ужин мы можем сделать и сами – с этим проблем нет.
Ничуть не смущенный моим унылым видом, Кио расплывается в лукавой улыбке.
– Не боись, Рит-тян, ты в опытных руках. Если нужно я могу готовить не хуже Соби.
– Не может быть, – отвлекшись на мгновение от своих сомнений, кривовато усмехаюсь в ответ на это самонадеянное заявление. – Лучше Соби никто не готовит.
– Спорим? – подмигнув, он поднимается с пола. – Погоди. Сейчас я буду демонстрировать тебе свои таланты.
продолжение в комментариях...
Chapter XVI Lifeless. Совершенная игрушка.
Потерянная жизнь.Part II
Chapter XVI Lifeless. Совершенная игрушка.
Потерянная жизнь.
Соби.
Солнечные лучи, косыми столпами падая из окон, заставляют мерцать в воздухе крохотные частицы пыли. Кисть легко скользит по бумаге, перенося на лист мое радужно-безмятежное настроение. Этим утром все кажется прекрасным. Лазурная синева неба, отражающаяся в лужах после вчерашнего дождя. Капли росы, замершие на яркой весенней траве. Лица людей. Тишина полупустых коридоров Университета. Все наполнено моим волнением, моим тихим счастьем.
Улыбаюсь, прикрыв глаза. Воспоминания о сегодняшней ночи будоражат сознание, погружая в какофонию пережитых незабываемых ощущений.
Рицка чуть с ума меня не свел. После его слов у меня вылетели все предохранители. От сознания, что я любим им, закружилась голова, я просто утратил над собой контроль. Никогда бы не подумал, что со мной может случиться что-то подобное.
Он был такой отчаянный, такой искренний и жадный... Кожа на спине до сих пор горит, он оставил на ней следы ногтей. Отметины о нашем с ним единении.
Запрокидываю голову. В груди разливается томительный жар, в низу живота сладко ноет.
Это было просто невероятно. Когда я ласкал Рицку, воспламеняясь и пьянея от его несдерживаемых, откровенных стонов, ощущая, как все его тело заходится волнами неистовой, жаждущей дрожи, то едва не лишился разума, у меня просто сносило голову. Невообразимо. Немыслимо! Никогда не испытывал ничего подобного. Никогда не думал, что, доставляя наслаждение, можно настолько полно ощущать его самому. Это нечто, о чем я раньше не подозревал. Рицка научил меня этому.
Закусываю губу, чувствуя, как невольно вздрагивают ресницы. Может он позволит повторить это еще раз? И не один… Похоже я и сам слишком жадный.
Но насколько же он смел. Так рано узнать, что такое секс...
Когда я проснулся утром, первой мыслью было: "Что же я наделал?"... Я словно отрезвел, понимая, что зашел слишком далеко, преступил черту. Рицка спал рядом, прижавшись спиной, обхватив своей ладонью руку, покоящуюся на его голом животе. Ушко, чутко вздрагивая во сне, лежало на щеке, а хвост обернулся вокруг моих нагих бедер. Я даже испугался того, насколько острым было вспыхнувшее желание. Мне стоило немалых усилий совладать с собой в тот момент, а потом выбраться из постели так, чтобы не разбудить Рицку. Я привел себя в порядок, сделал ему завтрак, с тревогой ожидая, когда он проснется. Я опасался, что Рицка все-таки устыдится, пожалеет о том, что произошло – сидел возле стола и прислушивался к его сонному дыханию.
Рицка проснулся. Его рука несколько секунд побродила по одеялу, потом он видимо осознал, что меня нет рядом, и сел на постели, сердито протирая кулаком глаза. Встал, стянув с кровати простынь и, завернувшись в нее с головой, пошлепал босыми пятками ко мне. Я тогда даже дыхание задержал. А он уронил подбородок мне на плечо, уткнулся носом в щеку и сонно пробурчал: «Доброе-утро-Соби...». Потом, стащив с тарелки три засахаренные вишни, развернулся и побрел умываться. Только кончик хвоста из-под простыни торчал, раскачиваясь в такт шагам. А после, задумчиво дожевывая сэндвич с тунцом, Рицка сказал, что хотел бы гостить у меня все лето, если я не против. Он вел себя так, словно все, что случилось - само собой разумеется. Похоже, ему даже мысли в голову не пришло, что что-то может быть не в порядке. Он настолько чист и невинен, что, кажется, даже не осознал полностью, что именно между нами произошло.
Моя рука продолжает движение, я невольно улыбаюсь. Все лето… Мы могли бы поехать по стране, останавливаясь в отелях и кемпингах. Я хотел бы показать ему водопады в горах Мадагахара. Хотел бы, чтобы он увидел, как ветер играет камышом на озере Бива… Любоваться вместе закатом, сидя на берегу моря, и будить его, щекоча нос кончиком травинки.
Усмехаюсь. Я точно сошел с ума.
– Эй, Со-тян. Что за довольный вид?
Кио наклоняется надо мной, озадаченно заглядывая в лицо.
– Ты просто светишься весь, что случилось?
Склоняю голову, пряча улыбку. Свечусь, значит. Должно быть, мое парящее состояние действительно очень заметно. У меня не выходит это скрывать.
– Хм, – Кио переводит взгляд на рисунок. На нем черный с белыми пятнами котенок, лежа в траве на спинке, играет с порхающей над ним маленькой бабочкой. Приподнимаясь, тянется лапками, поводя по земле хвостом.
Этот образ пришел мне в голову утром, когда я уходил на занятия. Рицка обнял меня, потянувшись наверх за поцелуем, а потом серьезно заявил, что не хочет сегодня ни с кем сражаться. Что лучше он после уроков придет ко мне домой и приготовит что-нибудь на ужин. Дескать, я и так все каникулы позволял ему бездельничать у меня дома.
Улыбаюсь уголками губ. Я прямо представляю себе, как он задумчиво хмурит брови, склоняясь над книгой с рецептами. Для меня Рицка и кухонная утварь это вещи несовместимые, но, надеюсь, дом он все-таки не спалит.
– Так что с тобой такое? – Кио вновь глядит на рисунок и глаза его вдруг расширяются. – Это что… все из-за Рит-тяна что ли?
– Кио, – я тихонько смеюсь про себя, – ты задаешь слишком много вопросов.
– Много вопросов?! – он прямо таки взрывается эмоциями. – Вопрос всего один! Что такого произошло у тебя с этим ребенком, что ты под потолок готов взмыть от счастья?!
Что произошло? Кисть замедляет свой ход. Рицка сказал, что любит меня. А потом… Мои глаза затягиваются мечтательной дымкой. А потом я сделал с ним то, о чем раньше не смел даже грезить.
– Эй, я знаю такой взгляд. Вы же не… – задохнувшись, Кио хватается за голову. – Со-тян! Только не говори мне, что вы!.. Да что ж это такое?!!
– Кио, не шуми, – вздыхаю, склоняя голову, – я, кажется, не дал ни единого повода для подобных мыслей.
– Да что я, слепой что ли?!– Он стискивает руку в кулак, сердито понижая голос. – Со-тян! Он же ребенок! Что ты творишь?!
Слегка улыбаюсь уголками губ. Да, Рицка еще мал. Но он вырастет. Через несколько лет превратится в умного и красивого юношу. Вряд ли он будет слишком высоким или крепкого сложения, у него для этого слишком тонкая кость. Но это изящество кистей рук… Нежные, прекрасные в своей редкой правильности черты лица… Темные густые волосы… Рицка действительно будет очень красив. И обаятелен в своей яркой, вспыльчивой манере, и уже сейчас очень умен. Думаю, он еще долго будет выглядеть как подросток: взъерошенный, порывистый, временами немного резкий. Но неизменно искренний и великодушный. Рицка даже не представляет себе насколько он необычен и притягателен.
– Со-тян, если тебе плевать на мои слова, ты хоть о нем подумай!
Кио, ты даже не представляешь, как много я о нем думаю. В сущности, и не помышляю ни о ком кроме него.
На нас уже начинают оборачиваться. Чуть раздраженно встряхиваю головой. Похоже, Кио настолько уверился в своей правоте, что бессмысленно переубеждать его. Впрочем, лгать ему, так или иначе, тоже смысла нет.
– Не стоит так об этом беспокоиться. Я знаю, что делаю.
– Это ты-то знаешь?! – Кио быстро оглядывается и понижает голос до возмущенного шепота. – Учти, если загремишь в тюрьму, я не буду носить тебе передачи, даже навещать не буду!
Он шлепается на пол, бросая руки на колени, понуро глядя перед собой. Вид у него раздосадованный и несчастный. Ничем не могу ему помочь.
Кио обреченно вздыхает и спрашивает после минуты хмурого молчания:
– Ну а он что?
Скашиваю на него глаза.
– Готовит ужин.
Кио подымает на меня невеселый взгляд, затем снова роняет голову.
– Понятно. Пойду я отсюда.
Встает и уходит. Чуть горбясь, засунув руки в карманы. Задумчиво смотрю ему вслед. Похоже, он здорово расстроился.
Я предпочел бы, чтобы Кио не вмешивался в мою жизнь. Но при этом прекрасно понимаю, что его беспокойство обо мне искреннее. Это его стремление защищать меня от необдуманных, как ему кажется, поступков иногда здорово раздражает. И вместе с тем, оттолкнув Кио, я, безусловно, совершил бы ошибку.
Может Рицка не будет возражать, если я приглашу его сегодня на ужин? Ему же тоже нравится Кио. По своей натуре Рицка такой же одиночка, как и я. И он очень трепетно относится к таким вещам, как дружба. Думаю, он расстроится, если узнает о нашей размолвке. А еще больше оттого, что стал ее причиной.
– Кио…
Тот оборачивается, бросая на меня хмурый взгляд.
– Чего тебе?
Хм... Похоже он и впрямь на меня сердится.
– Может, зайдешь сегодня на ужин?
– Типа – в гости меня зовешь? – В его глазах на мгновение замирает какое-то горькое, жестко-ироничное выражение. Кио склоняет голову, и я чувствую, что сейчас он, возможно, впервые откажется.
Кио невесело усмехается, достает из кармана очередную круглую конфету на палочке и, сняв обертку, задумчиво отправляет в рот.
– М-да… Ну ладно, – поднимает на меня невинно-саркастичный взгляд, – кто-то же должен приглядеть, чтобы вы двое не наделали глупостей.
Моя примиряющая улыбка становится несколько напряженной.
Вот только этого не надо, пожалуйста. Если Кио вобьет в себе в голову, что должен наставить нас с Рицкой на путь истинный, от него спасу никакого не будет. Хотя возможно, придя ко мне домой и убедившись, что на самом деле все в порядке, он наоборот успокоится.
Едва заметно вздыхаю. Как это нелегко, когда кто-то волнуется за тебя. Вот еще одна из причин, почему я не стремлюсь обзаводиться какими-либо знакомствами. Подобное неравнодушие с чьей-нибудь стороны обременяет ненужной ответственностью. Мы вроде как «в ответе за тех, кого приручаем».
– Хорошо, Со-тян. Загляну к тебе вечерком, – Кио хмыкает, в глаза возвращается привычный насмешливый блеск. – Типа, спасибо за приглашение.
Он отворачивается и уходит, сделав рукой независимый прощальный жест.
Усмехаюсь. Кио в своем репертуаре. Если не знать, насколько он чувствителен и раним, можно решить, что он просто поверхностный, легкомысленный оболтус.
Достаю мобильный телефон. Надо предупредить Рицку, что вечером у нас будет незапланированный гость.
Рицка
Я так и понял, что не зря решил удрать с последних двух уроков и прийти к Соби пораньше. То, что я изначально воспринимал как простую предосторожность, обернулось необходимостью, весьма себе насущной. В том смысле, что мой подход к предстоящему мероприятию был слишком оптимистичным. Реальность оказалась куда более жестокой.
Поставив руки на край кухонного стола, буравлю взглядом лежащие на нем продукты. Они, аккуратно разложенные по различным посудинам, выстроены мною в ряд, как солдаты на параде. Хотя я скорее воспринимаю их, как захваченных в плен партизан или приговоренных к расстрелу предателей. И у них, судя по всему, мнение обо мне тоже не шибко лестное.
Заложив руки за спину, начинаю расхаживать перед столом взад-вперед.
- Значит так. Мне все равно, что вы все, тут собравшиеся, обо мне думаете. Я, конечно, не Соби. Но для вас это ничего,- поднимаю вверх палец, – я подчеркиваю, НИЧЕГО не меняет!
Со вздохом опираюсь рукой о стол. Это просто жуть, что за жуть. Точнее это моя третья попытка приготовить хоть что-то на ужин. Первые две провалились с впечатляющим треском, а плачевные результаты моего кулинарного творчества нашли свой последний приют в мусорном ведре. Там они точно смотрятся лучше, чем на сковородке. И это несмотря на то, что я честно старался делать все в точности, как написано в кулинарной книжке Соби. Единственной книжке. Больше никаких пособий, справочников и самоучителей у него не нашлось. А в том сборнике, что обнаружился на полке, рецепты оказались невероятно сложными. Я не сразу понял, почему так. А потом догадался. Соби ведь отлично готовит. Рецепты простых блюд он держит в памяти, ему не нужно их записывать. Наверняка эта книга и заинтересовала его тем, что рецепты в ней сложные. Скорее всего, по этой причине он ее и купил, чтобы экспериментировать на досуге. Но мне-то от этого не легче. Я чуть не окосел от используемой там терминологии. Вот взять, к примеру, хотя бы такой кусок: «…положить две ложки и припустить…». Куда припустить? Наутек что ли? Пока не взорвалось? Читая дальше, натыкался на это слово и в других вариациях: «… припустить в широком ковшике…». Бег в кастрюлях, значит. Никогда б не подумал, что «кулинарией» называют некий экстремальный вид спорта.
Таким образом, выбирая рецепт, я руководствовался только тремя принципами. Чтобы он был как можно проще и содержал меньше действий. Чтобы необходимые продукты нашлись у Соби в холодильнике. И, самое главное, чтобы он был написан понятным мне языком. В поисках чего-то, удовлетворяющего всем трем условиям, я перерыл книжку от первой до последней страницы. Нашел. Вот только результаты экспериментов не впечатляют.
Вначале в качестве первого блюда я пытался приготовить креветочный суп. На той странице у Соби лежала закладка с пометкой «интересно», и мне показалось, что сделать для него то самое «интересно» будет неплохой идеей, тем более, что я вроде как на это способен. Все оказалось не так, как я ожидал. Во-первых, колдуя над бульоном, я явно перестарался с соевым соусом. Во-вторых, пол-ложки соли, это разве много? Оказалось что да. Распотрошив кучу замороженных креветок, сделав из трески неоднородный фарш и перепортив массу яиц в процессе отделения желтков от белка, я закинул все это безобразие в старенький блендер Соби и перепачкался весь, пока пытался получившуюся смесь взбить. В итоге никаких шариков не вышло. Плавая в никак не желавшем закипать бульоне-доси они расползлись гнусными каракатицами. Образовавшиеся клейкие сопли прилипли к бокам кастрюльки, а затем и вовсе приварились к ним намертво. О том, как оно пахло, лучше вообще не вспоминать. Я поспешил вылить своего свежеиспеченного мутанта в туалет, потому как отправлять его в ведро не рискнул бы. Часть яичных каракатиц так и осталась висеть на стенках. Отвалившиеся не желали тонуть. Я был в отчаянии, совершенно не знал, что с этим делать. Не хватало еще забить этой дрянью канализационную трубу. Это стало бы апофеозом сегодняшнего дня…
Со вторым блюдом я опозорился еще более худшим образом. В своем твердом намерении не допускать больше ошибок, старался делать все медленно и осторожно, а надо было совсем наоборот. В результате рыба пристала к сковородке, пережарилась и сгорела, а по комнате поплыл удушливый сизый туман. Я даже не успел натереть дайкон! Так что он и кое-как нарезанная зелень вместе с оставшимися от рыбы угольками отправились в ведро. А мне потом долго пришлось проветривать комнату.
Совсем пав духом, я хотел уже поискать какие-нибудь более простые рецепты в Интернете, сообразив задним умом, что надо было сразу так поступить. Но обнаружил, что без Соби не могу ничего сделать. Шнур его телефона не подходит для моей модели, а как обойтись без него, я попросту не знаю. Никогда не интересовался. Таким образом, у меня не осталось выбора, кроме как снова обратиться к той книжке. Ничего другого я уже не успею сделать. Даже за новыми продуктами сходить не успею – использовать придется те, что есть. Поздно привередничать – какое блюдо подошло под мой вынужденный остаточный принцип, то и буду теперь готовить. Если выйдет, конечно.
Подозрительно покосившись на замершие рядком на столе плошки, словно их содержимое способно выкинуть какой-нибудь фортель без моего непосредственного участия, утыкаюсь в книжку. Итак… Фаршированные рыбные котлеты. Звучит довольно невинно. Помню, какие чудесные котлетки из тунца изредка делает мама. Вот их как раз я очень люблю. Тут мы с прежним Рицкой единодушны. Они настолько восхитительны, что всегда хочется добавки. Неужели подобное чудо можно как-то испортить? На такое даже моего таланта не хватит.
Закатываю рукава. Ну рыба, она рыба и есть. Мясорубку в руки и вперед на бастионы. С трудом вращаю ручку, запихивая в жерло куски филе. Хорошо, что Соби именно его покупает, а то пришлось бы долго возиться с костями… И фарш бы получился сам собой, без всякой дополнительной обработки. Иронизируя над своими «достижениями» на кухонном фронте, любуюсь на ползущие из мясорубки рыбные макаронины. А что… Пока неплохо. Вот смешаю со всем остальными ингредиентами, «разотру», как в рецепте сказано, и изначальный продукт готов. Замираю на мгновение, закусив губу. А растирать-то чем? И зачем? Шлепнув в миску с рыбой указанное количество крахмала и муки, с сомнением гляжу на получившуюся горку. Ну перемешать я еще смогу, а вот растереть… Тут не сказано чем это следует делать. Может ложку для супа взять? Разбив сверху яйцо, минут пять занимаюсь тем, что старательно размазываю получившуюся смесь по бокам миски, чувствуя себя при этом до крайности глупо. Совершенно бессмысленный процесс. К тому же посуду я выбрал неудачную. Слишком широкую и с низкими краями. Рыбный мусс расползается во все стороны, выплескивается через край от моих нетерпеливых движений, так что приходится каждый раз руками отправлять сползающие потеки назад.
Все. Хватит. Запыхавшись и вспотев, откладываю ложку в сторону. Есть такие жертвы, на которые я идти не готов. Наверняка, сделанного вполне достаточно. Вытирая руки о передник, кошу глазом в рецепт. Ага. Следующим «потерпевшем» станет корень лопуха-гобо. Отлично. С ними я знаю, как быть. Столько раз видел, как Соби его нарезает. Под углом, словно палку обстругивает. Но в тексте написано: «разрезать на четыре длинные части». С сомнением разглядываю похожий на незрелую продолговатую морковку корень. Вдоль что ли его резать? Или все-таки поперек? Если вдоль, то выйдет длиннее, но тогда не влезет в кастрюлю. Может тогда наискосок?
Со вздохом, кладу приговоренного на разделочную доску. Вот уж вопрос вселенского масштаба – как резать гобо? Тремя изящными взмахами ножа рассекаю овощ на четыре части. Все равно я, пока от кожицы корень очищал, с непривычки оттяпал столько лишнего, что пилить его вдоль не имеет смысла. Одна стружка получится. Значит будет поперек. Готово…
С креветками расправляюсь довольно ловко, недоумевая, почему в рецепте речь шла о каком-то веере. От них же одни хвосты остаются. На «веер» не потянет. Отколупывая панцирь с последней, подавляю тяжкий вздох. Если я и успел навалять кучу ошибок, то узнаю я об этом позже. Перед тем, как отправлю очередной свой «шедевр» в помойку.
Масло шипит на сковородке. И фарш и креветки и гобо – все готово. Смело черпаю ложкой свой рыбный мусс, чтобы слепить из него котлеты, но они не лепятся. Размазываются по ладоням, сочатся сквозь пальцы… Черт!.. Так и должно быть? Недоуменно разглядываю перепачканные руки, с которых уже начинает стекать рыбная каша. В последний момент успеваю вытянуть их вперед, чтобы первая липкая клякса шлепнулась не на стол, а обратно в миску. Блин! Ну и что мне делать? Так и стоять, наблюдая за тем, как оно красиво стекает вниз?
Раздраженно вытерев руки о бортик плошки, склоняюсь над ней. Так. Ну что я где-то ошибся – это я уже понял. Вот только где? И что теперь делать? Может если выкладывать фарш ложкой прямо в сковороду, он не будет так расползаться?
Отметив на сковородке креветками и кусками гобо места расположения будущих котлеток, выливаю сверху рыбное желе. Ни черта. Они все равно растекаются. Расплываются в блинчики, соединяясь меж собой, так что куски гобо становятся похожими на острова, а креветки торчат из «моря», словно рифы. Интересно как отреагирует Соби, если я попытаюсь выдать свое творение за тропическую фантазию?
Вздохнув, переключаю внимание на бульон. Что я там должен был с ним сделать? Лимон туда выжать? И добавить сок дайкона вместе с соевым соусом и сакэ? С сомнением гляжу на слегка волнующийся, исходящий дымком бульон. Страшно… Откровенно страшно все это смешивать. В последние два часа выражение «добавить по вкусу» сделалось для меня одной из самых крупных проблем. У меня явно что-то не то с этим самым вкусом. Я просто не знаю, что в каких количествах следует добавлять.
К тому же в рецепте написано, что сакэ должно быть сладким. Что это значит? Сахару туда положить что ли?
С замиранием сердца, высыпаю в чашку сахар и прямо в ней же смешиваю все три жидких составляющих. Затем выжимаю сверху лимон. Посмотрев на результат и мысленно содрогнувшись, выливаю получившуюся неаппетитную бурду в доси. Кошмар… У меня такое чувство, что и третий вариант нашего ужина уже одной ногой в канализации.
Наблюдая краем глаза, за тем как возмущенно бурлит недовольный таким обращением бульон, отковыриваю от сковородки свою рыбную островную феерию. Уложив на разделочную доску, с мрачной мстительностью начинаю пилить ее на части. Она еще, зараза такая, и не прожарилась толком. Снизу твердая, как подошва, а сверху сырая. Но из-за торчащих кусков дайкона и креветок, можно было и не думать, о том, чтобы ее перевернуть. Все равно ничего бы не вышло. Значит, будем закидывать, как есть.
Неуловимый кисловатый запах касается ноздрей. Принюхиваюсь. Это бульон так пахнет? В результате своих кухонных мытарств я почти перестал различать запахи, но это… Морщусь, засовывая нос в кастрюльку. Да что ж такое-то? Все с ним в порядке?
Бульон потемнел и стал странно мутным. Кипит и бурлит так сердито, словно жаждет вылезти из посуды и добраться до меня.
– Я тебе не нравлюсь, да? – С кривой улыбкой провожаю глазами траекторию полета особо крупных брызг. – Ты мне тоже не нравишься. А что делать? Ради Соби нам еще долго предстоит терпеть общество друг друга.
Вздохнув, вываливаю в кастрюльку окончательно потерявшие товарный вид котлеты. Накрываю крышкой – пускай тушатся. Мне еще овощи порезать нужно.
Телефонный звонок раздается столь неожиданно, что я вздрагиваю. Это Соби. Решил проверить все ли у меня в порядке?
Лихорадочно ищу глазами телефон. Вот же он. Лежит на кровати. Бросив все, бегу через комнату, хватаю сотовый, раскрывая на ходу.
– Да?
Прижав телефон к уху, шлепаюсь на кровать. Только бы Соби не сказал, что вот-вот вернется. У меня еще не все готово.
– Рицка? Ну как твои дела?
– Нормально, – кошу глазами в сторону плиты, – порядок полный. Ты же не думал, что будет по-другому?
На другом конце трубки замолкают, и я про себя морщусь, не радуясь этой паузе.
– Ну что ты… И мысли не было.
Врет… Поникнув плечами и Ушками, оседаю на кровати. Как пить дать врет. Примерно так же как и я только что, когда уверял, что все в порядке.
– Я всего лишь звоню предупредить, что вечером зайдет Кио. Ты ведь, насколько я понял, не против его компании?
А?!
Перебрав мысленно все эпитеты, которыми хочется описать ситуацию, со всем из нее вытекающим, так и не нахожу подходящего. Да я лучше застрелюсь! Нет, лично против Кио я ничего не имею, но… Но!.. Позориться, демонстрируя свой кулинарный кретинизм, я предпочел бы только перед Соби. Мысль, что его проявления увидит кто-нибудь еще, совершенно не греет. Ну вот совсем! И отказаться никак. Не могу же я приказать Соби, чтобы он запретил Кио приходить.
– Рицка?
– Порядок! Я не против, – сникнув, тоскливо вздыхаю, глядя в окно. – Думаю, к вашему приходу я как раз успею все закончить.
– Хорошо, – я почти чувствую, как он улыбается. – Спасибо, Рицка.
Со стороны плиты вдруг доносится жуткое шипение. Вскинув глаза, вижу, что с кастрюлей творится нечто невообразимое. Крышка чуть ли не подпрыгивает на месте, выпуская по краям пузыри и клубы пара. Пенные волны ползут по бокам – шипя, стекают на плиту, заливая конфорку. Черт!!!
В три шага оказываюсь у кухонного стола и растерянно застываю, в ужасе глядя на явно собравшуюся взорваться посудину. Что делать? Выключить газ? Скинуть крышку? Непонятно из каких соображений выбрав последний вариант, хватаюсь за ручку кастрюли, рву в сторону и, громко ойкнув, отдергиваю руку.. Черт!.. Она же металлическая! Засовываю обожженные пальцы в рот. Сдвинутая с места крышка торжественно едет набок и, соскользнув с плиты, падает на пол. Сочтя любые попытки поймать ее самоубийством, лишь зажмуриваюсь, втягивая голову в плечи, словно это может сделать тише раздавшийся грохот. Ушки жмутся к волосами. Телефон заходится тревожными призывами, я совсем о нем забыл.
Автоматическим жестом подношу сотовый к уху.
– Соби? Нет, я в порядке. У меня тут просто упало… кое-что, - мрачно обозреваю устроенный мной мини-погром.
Плита залита бульоном вперемешку с чем-то похожим на рыбные хлопья. Что творится с кастрюлей, а особенно – в ней, даже смотреть не хочется. Похоже, от котлет остались одни воспоминания. И, судя по умопомрачительным, пробивающим на слезы ароматам, результат этого эксперимента отправится туда же, куда и все предыдущие.
– Хм… – Соби замолкает, так и не добавив ничего к этому многозначительному междометию. Сжав зубы, жду продолжения. Только попробуй предложить купить что-нибудь на ужин! Я убью тебя, Соби!..
– Ладно, я понял. Скоро вернусь, - он отключается.
Захлопнув телефон, тоскливо смотрю на плачевные результаты своих стараний. Рассеяно выключаю газ. Сердитое бурление в кастрюле утихомиривается.
Ну может хоть на вкус оно куда ни шло?
Опускаю в кастрюльку ложку. Подув на нее, осторожно пробую и тут же морщусь, вытирая тыльной стороной ладони губы. Гадость... Это ж как надо было исхитриться, чтобы доси в итоге получился и сладким, и кислым, и горьким – одновременно?
Тяжко вздохнув, откладываю ложку сторону. Опершись руками о стол, устало роняю голову.
Может бутерброды сделать? Зато с гарантией.
Нахожу глазами толстые кухонные прихватки в виде варежек. Надев их, берусь за ручки кастрюли, чтобы совершить с ней очередной пробег до туалета.
Чувствую, что бутербродами все и закончится.
Соби
Захлопнув телефон и небрежно удерживая его в ладони, касаюсь губ костяшками пальцев. Похоже у меня дома идет маленькое сражение. Рицка воюет с продуктами. Храбрый котенок. Любопытно, каков счет?
Усмехаюсь слегка. Он так старался не выдать, насколько расстроен. Это же чувствуется. Кажется, пора идти спасать.
Поднявшись, бережно снимаю работу со столика и уношу на стойку для сушки. Собираю кисти и тушь.
– Со-тян, ты куда? – Кио как из воздуха возникает за спиной. Засунув руки в карманы, озабоченно наблюдает за моими действиями.
– Домой.
Сложив принадлежности для рисования в футляр, убираю его в сумку. Распрямившись, иду к выходу из аудитории, лавируя между столиками и мольбертами сокурсников. Кио срывается за мной.
– Эй! Подожди. Пара ведь еще не закончилась.
– Кио, – оборачиваюсь у двери. Он останавливается, едва не налетев на меня. Придерживая рукой створку, отвечаю, надеясь этим пресечь поток возмущений.
– Временами появляются вещи более важные, чем учеба.
– У тебя всегда есть что-то более важное, – он раздраженно встряхивает головой. – Почему я вместо тебя должен заботиться твоей успеваемости?
– Вот именно, почему? – Усмехнувшись, исчезаю в проеме, аккуратно притворяя дверь.
– Жду тебя вечером, – говорю, приоткрыв ее в последний момент, затем поворачиваюсь и ухожу, закидывая сумку на плечо.
Выглянув следом, Кио останавливается в дверях. Скрестив руки на груди, наблюдает за тем, как я быстрым шагом иду по коридору.
– Ждет он меня, как же… – недовольно бурчит Кио, потом, вздохнув, возвращается в аудиторию. – Из года в год одно и то же.
***
До дома я добрался куда быстрее, чем обычно. Чуть ли не летел, улыбаясь мыслям о Рицке. Бежал вверх по ступенькам лестницы, хватаясь за перила на поворотах. Повернув ключ в замке, рывком открываю дверь, заглядывая внутрь.
– Рицка?
Он выпрямляется, удивленно оборачиваясь через плечо. Одетый в мой длинный передник, стоит на складном стульчике перед громоздящейся в раковине посудой. Вода бежит из крана, каскадами струится по плошкам и тарелкам. Машинально обтерев мокрые руки о лежащее рядом полотенце, Рицка спрыгивает со своего постамента и рассеянно идет ко мне.
– Соби, почему ты?.. – Опустив глаза, огорченно бурчит: – Я тебя позже ждал.
Притянув его к себе, улыбаясь, нежно убираю челку со лба.
– Это плохо, что я пришел раньше?
– Нет, но… – понуро повесив Ушки, он оглядывается на пустующую плиту, – я не успел пока ничего сделать.
Приподняв в расстройстве брови, он сжимает губы, словно сдерживается из последних сил и, наконец, выдыхает.
– Черт. Кому я лгу! У меня так ничего и не вышло.
– Рицка, – опустившись перед ним на одно колено, забираю в свои руки его ладошки, – есть много вещей, которые ты делаешь куда лучше, чем это. Так стоит ли переживать?
Это явно не тот ответ, которого он ждал. Приподнятые бровки Рицки начинают предательски подрагивать.
– И это все что ты можешь сказать?! – Вырвав руку, он тыкает пальцем в сторону плиты. – Я три часа тут мучался! По-твоему, зря?!
– Нет, не зря, – жмурюсь, улыбаясь, – мне было приятно.
Он отступает на шаг, ошеломленно приподнимая голову. Широко раскрытые глаза негодующе сужаются:
– Соби, ты в курсе, что иногда бываешь просто невыносим?
Меня переполняет смех. Перехватив запястье Рицки, тяну его к себе. Окружив руками, трусь носом в мягкую футболку на груди.
– Я подозревал что-то в этом роде.
Возмущенно дернувшись, он затихает в моих объятиях. Повернув голову, прижимаюсь к нему щекой. Ладонь нежно скользит между лопаток. Успокаивающе глажу Рицку по спине, ощущая, как медленно расслабляются напряженные мышцы. Наконец, его руки забираются в мои волосы.
– Ну, знаешь… – говорит он значительно тише, – я терпеть не могу проигрывать.
– Знаю, – подняв голову, прижимаюсь к его груди подбородком, ласково глядя на него снизу вверх. – Стало быть, хорошо, что тебе больше не приходится этого делать.
Он смотрит на меня, и выражение лица смягчается. Исчезает складочка между темными бровями. Пальцы легко проходят сквозь прядки волос, затем перемещаются на лицо, касаясь щек. Повернув голову, ловлю их ртом, целуя кончики. Рицка тихонько вздыхает, прикрывая глаза. Обняв рукой его ладонь, прижимаюсь к ней губами.
– Идем. Разберемся с посудой и приготовим что-нибудь на ужин.
Сказав это, добиваюсь, наконец, улыбки. Похоже идея делать что-то вместе, даже готовить или просто мыть посуду, разбудила в Рицке прежний энтузиазм. Все еще размышляю над этим, протирая пенной губкой одну из испачканных кастрюлек. Гора посуды убывает довольно быстро. На то, чтобы справиться в две пары рук ушло всего несколько минут.
– Я смотрю, ты тут немало успел сделать?
Ополоснув кастрюлю, передаю Рицке. Он хмыкает, перехватывает ее, заворачивая в полотенце.
– Ага, но потом продукты закончились.
Беззвучно смеясь, принимаюсь за следующую.
– А если б не кончились?
Подтаскивая к раковине последнюю порцию немытой посуды, он иронично вскидывает бровь.
– Ну… Я вообще-то упорный.
Весело жмурясь, качаю головой.
– Заметно.
Вымазав случайно пальцы о бок посуды, Рицка вместо того, чтобы вытереть, машинально отправляет их в рот, слизывая язычком соус. Морщится. Похоже и впрямь невкусно. Но я как зачарованный наблюдаю за ним. Он и впрямь как котенок. Это настолько очаровательная картинка!.. Перехватив мой взгляд, Рицка на мгновение замирает, едва не прикусив палец, а затем краснеет и опускает глаза. Неловко вытирает испачканную руку о фартук. Усмехнувшись, отворачиваюсь, чтобы не смущать его еще больше. Должно быть, взгляд у меня был чересчур откровенный. Надо с этим осторожней.
– Соби….
– Ммм? – Все еще улыбаясь, оборачиваюсь через плечо. Рицка стоит, глядя в пол. Ресницы вздрагивают, а щеки просто пылают. Что такое?..
Коротко выдохнув, он, сделав шаг вперед, останавливается рядом у стола. Отвернувшись, бормочет, чуть сбиваясь, словно волнуется.
– Я тут сказать тебе хотел… Насчет того, что случилось ночью. Если тебе будет нужно… то есть захочется чего-то в таком духе, то не нужно скрывать. Можешь просто сказать мне и все. Я ведь не буду против…
После этого заявления, больше похожего на признание, Рицка зажмуривается и так отчаянно краснеет, что мне приходится зажать рот ладонью, чтобы не расхохотаться в голос. Боги, какая прелесть!
Подавшись к Рицке, тяну завязки на его поясе, стаскиваю узкие лямки передника через голову и отбрасываю его в сторону. Опомнившись, Рицка недоуменно провожает глазами этот полет.
Подхватываю Рицку на руки, бесцеремонно, но аккуратно забрасывая на плечо. Он удивленно вскрикивает от неожиданности, острые коленки стискивают талию, а хвост, распушившись, встает трубой.
– Соби, ты что делаешь?! Ты куда меня тащишь?!
Сделав со своей драгоценной ношей плавный разворот у стола, целеустремленно направляюсь к кровати. Упершись ладонями мне в плечо, Рицка, выпрямляется и оборачивается, убеждаясь, что я «тащу» его именно туда, куда он подумал. Глаза изумленно округляются.
– Ой, нет…
– О, да! – коварно улыбаясь, с удовольствием зарываюсь носом ему в бок.
Скользнув ладонями вниз по спине, Рицка обвисает на моем плече, захлебываясь смехом. Ушки покачиваются в такт шагам.
– Соби! Уже?! Так скоро?! Ну ты даешь! А как же ужин?!
– Подождет, – ровно затормозив у постели, осторожно ставлю Рицку на пол, не выпуская из объятий. Извернувшись, он толкает меня ладонями в бок, роняя на кровать. Картинно вскинув голову и пошатнувшись, падаю навзничь, раскинув руки. Проворно вскарабкавшись следом, Рицка с ходу приземляется мне на живот, заставив охнуть от неожиданности. Скрестив руки на груди, он довольно хмыкает:
– Попался! Сдавайся, ты повержен!
Сидит, гордо выпрямившись, во взгляде пляшут черти. Словно пират, он важно обозревает сверху вниз свой трофей. Меня то есть. Я пойман, значит?
Улыбнувшись, пробираюсь рукой по одеялу и легонько щекочу босые пятки. Рицка вздрагивает и, пригнув голову, сверлит меня взглядом, всем своим видом изображая возмущение. Не выходит. Веселые огоньки в глазах выдают его.
Подаюсь вперед, приподнимаясь на локтях. Тянусь наверх, прося о поцелуе. Улыбаюсь, прикрыв глаза, и жду. Сквозь приспущенные ресницы вижу, как торжествующее выражение на лице Рицки сменяется смущенным. Он смотрит вниз, взгляд останавливается на моих губах. Помедлив мгновение, Рицка склоняется ко мне. Крадется словно котенок, мягко переступая ладонями по покрывалу. Опустив голову, дотрагивается до уголка рта. Осторожно, невесомо… Чуть отстраняется, но я подаюсь следом, упрашивая не останавливаться. Прося, но не настаивая на этом. Рицка говорит, что не против, но я должен быть уверен, что он отдает себе отчет в собственных словах. Если он действительно согласен и захочет продолжения, я это пойму. Почувствую.
Рицка легонько вздыхает, приспуская ресницы. Подается обратно. Губы раскрываются, он позволяет целовать себя. Долго, нежно, сладко…. Блаженная истома охватывает тело, но сознание чистое и звонкое, как безоблачное осеннее утро. Столь же ясное и свежее, наполненное золотым сиянием. Прервавшись на мгновение, откидываю голову назад, любуясь румянцем на щеках Рицки, нежными обводами приоткрытых в ожидании губ. Каждое мое действие должно быть разрешено Рицкой. Но разрешение не обязательно должно иметь форму слов. Мне достаточно его ждущего взгляда.
Приподнявшись, сажусь на постели. Обхватив руками бедра, побуждаю Рицку выпрямиться, привстав на коленях. Медленно ласкаю губами шею, прижимая его к себе, и он позволяет, поддается. Поднимает голову, откидывается назад, давая простор рукам.
Тонкие пальчики теребят ворот моей одежды, пытаясь справиться с ней. Помогаю ему. Быстро пробежавшись рукой по пуговицам, расстегиваю их, позволяя Рицке стянуть с меня рубашку. Скользнув ладонями вниз по рукам, освобождая плечи, он смотрит на меня. Взгляд блестящих от волнения глаз сбегает с лица и устремляется вниз по телу, останавливается на посветлевшей надписи с именем. Рицка нерешительно и осторожно накрывает ее ладонью. Проводит рукой вниз от груди к животу, сосредоточенно прислушиваясь к ощущениям, словно хочет понять, каково это – дарить ответные прикосновения. Теплые, шелковистые подушечки пальцев нежно и робко скользят по коже, но мне кажется, что они оставляют за собой горящий след. И от этой несмелой, неискушенной ласки я начинаю трепетать так, словно мне пятнадцать! Рицка!...
Заметив, что я перестал дышать, он поднимает глаза, встречаясь с моим взглядом и, вздрогнув, зажмуривается, словно обжегшись. Слишком ярко, должно быть, отражается в глазах мой восторг. Слишком явно восхищение. Смутившись, он на миг отворачивается, заливаясь краской по самые кончики Ушек. Тянется ко мне, стискивает плечи, пытаясь спрятать лицо в волосах. Отрывисто выдохнув, слитным жестом стаскиваю с него футболку. Привлекаю его к себе, обнимаю, успокаивая. Опустив голову, жадно целую теплые податливые губы, хмелея от затопившей тело сладкой, жгучей истомы.
Рицка… Что ты сотворил со мной одним единственным прикосновением? Пульс взорвался бешеным ритмом. Страсть жидким огнем хлынула по венам – от прежней сдержанности не осталось и следа.
Рицка…
Руки сами пробираются под пояс домашних брюк, стягивая их вниз сразу вместе с плавками, высвобождая бедра и мечущийся в смущении хвостик. Обхватываю его ладонью, поглаживаю вдоль гладкой шелковистой шерсти. Такое нежное свидетельство невинности сознания Рицки. Когда-нибудь его уже не будет там, но не сегодня. Не сейчас. Крепко прижимаю Рицку к себе, зарываясь носом в шею. Плавясь от желания, нарочито медленно продвигаюсь вниз по груди, целуя и касаясь языком такой чувствительной кожи. Впитываю ладонями тающую дрожь тела…. Мне нравится, как Рицка реагирует. Слабеет, оседает вниз. Не в силах больше терпеть, роняю его на спину, придерживая голову. Избавив Рицку и себя от остатков одежды, опускаюсь сверху, завладев его губами, и они порывисто раскрываются навстречу. Ноги обхватывают бедра… Руки кружат по телу… Я пьян, околдован и счастлив. Я хочу подарить ему все нежность и любовь, что бушуют сейчас во мне, угрожая затопить разум, выплескиваясь через край. Так много…
А Рицка… он желает принять это. Жаждет, не меньше чем я жажду дарить… И в этом самое поразительное из всех чудес, что когда-либо могут случиться в жизни.
***
Тугие струи воды, отливая серебром в свете одинокой лампочки, падают на грудь и плечи. Иголочками покалывают кожу, когда я ныряю под душ полностью, подставляя лицо, поводя головой из стороны в сторону. И вода, срываясь со скул и подбородка, устремляется вниз по телу. Поворачиваясь, энергично массирую руками кожу от плеч до бедер. Смываю мыло. И пена, подхваченная бурными потоками, устремляется по ногам. Мне хорошо сейчас. Невероятно, непередаваемо хорошо. Теплая нега играет в каждой клеточке. Мысли отказываются посещать голову. Но так замечательно, как в последние часы, я себя, пожалуй, никогда в жизни не чувствовал. Совершенно неземное ощущение.
Улыбаясь, прикрываю глаза. Мог ли я думать, что когда-нибудь меня окружат таким теплом? Что на мою долю в один прекрасный день придется столько любви?
Не мог.
Не знал и не ждал. И с трудом верю, что все это происходит со мной.
Выключаю воду. Последние капли, вздрогнув, срываются вниз. Отодвинув занавеску, осторожно ступаю ногами на коврик. Растираю кожу полотенцем, находя удовольствие даже в таких простых действиях. Если счастье – наркотик, то у меня явная затяжная эйфория. И совершенно не хочется ничего с этим делать.
Одевшись, осторожно крадусь к кровати. Рицка спит. Я совсем его измучил, довел до полного изнеможения. Ласкал так жадно и с таким упоением, что он едва не терял сознание от переизбытка ощущений. Он сводит меня с ума тем как ярко реагирует, как бесстрашно, безгранично доверяет… Это просто поразительно.
Опустившись на краешек постели, любуюсь Рицкой. Он спит, разметавшись на смявшихся простынях. Темные волосы веером рассыпались по подушке. Потемневшие от поцелуев губы, искусанные и припухшие, приоткрыты, он дышит совсем тихо. Грудь ровно приподнимается, мелко вздрагивает кончик хвостика – должно быть Рицке что-то снится сейчас. Оторвав взгляд от его лица, скольжу глазами вниз по нагому, завораживающему своей подростковой угловатостью и хрупкостью телу. По матовой, тонкой коже. Теперь мне можно, можно смотреть. Я знаю больше, помню ее запах, то какова она на ощупь и вкус. Как пылает под прикосновениями, как на ней приподнимаются крохотные волоски, когда Рицка, покрываясь мурашками, трепещет и тает в моих объятиях. У меня никогда не выйдет представить себе ничего более нескромного и прекрасного, чем запрокинутая в неподдельном, чувственном томлении голова... ловкое тело, выгибающееся навстречу поцелуям, и дрожащие приспущенные ресницы, скрывающие затуманенный удовольствием взгляд.
Прикрыв глаза, усилием воли прогоняю картинку. Она слишком сильно на меня действует, еще немного и я сбегу обратно в душ. Усмехаюсь. Что там Кио обычно говорит в мой адрес?
Осторожно поднимаюсь и, опершись ладонью о кровать, тяну на себя одеяло, отброшенное Рицкой к стене. Укрываю его снова, чтобы не замерз. Склонившись над ним, несколько секунд вглядываюсь в лицо, затем мягко целую в лоб. Спи… Я не стану тебя тревожить. Ты так красив сейчас, так невероятно мил во сне, что нарушить его кажется почти святотатством.
Беззвучно вздохнув, выпрямляюсь. Возвращаюсь к столь спонтанно прерванным делам: складываю раскиданные вещи, домываю посуду, провожу ревизию холодильника. Рицка и впрямь уничтожил весь мой запас продуктов. Упорный… Маленькое чудо, глядя на которое я то смеюсь и плачу от умиления, то задыхаюсь от нежности и счастья.
Краткий сигнал сотового прерывает мои мысли. Пришло СМС. Закрыв холодильник, выпрямляюсь и, прислонившись спиной к дверце, вытаскиваю из кармана телефон. Хм… Давненько мне никто не присылал сообщений с не поддающихся определению номеров. Я не играю в эти игры. Равнодушно открыв SMS, бегло просматриваю текст и застываю. Впиваюсь глазами в подпись. Чувствуя, что комната начинает плыть и поворачиваться вокруг оси, хватаюсь рукой за стол, чтобы не упасть. Телефон выскальзывает из ладони и с тихим глухим стуком падает на пол, подпрыгивая и переворачиваясь. Опираясь руками о край, тяжело дыша, гляжу на замерший на гладких досках сотовый, затем обвожу полубезумным взглядом голые стены. Покачнувшись, трогаюсь с места. Ноги слушаются с трудом. Дойдя до шкафа, нахожу в нем похожую на пиджак рубашку и натягиваю поверх водолазки. Действуя все быстрее, запихиваю ноги в ботинки, хватаю мобильный и сумку. Отыскав в ней записную книжку, вырываю листок, пишу записку Рицке и оставляю на столе. Не думая, не задерживаясь, не останавливаясь больше, покидаю квартиру, быстро закрыв ее на ключ. Сбегая вниз по лестнице, вновь достаю телефон. Набираю номер Кио и коротко и, возможно, резко диктую ему то, что он должен будет сделать в ближайшее время. Кио не сопротивляется, поддается моему севшему, не терпящему возражений голосу, только тон его выдает тревогу и крайнее недоумение. Ничего… Мне слегка не до того, чтобы оценивать произведенное впечатление.
Спустившись до самого низа, внезапно останавливаюсь на последней ступеньке. Приваливаюсь к стене, сжав веки… Выдыхаю с силой. Рванув из кармана телефон, вызываю на экран проклятое СМС. «Через час на старом месте – ты знаешь где…» и подпись: «Сеймей».
Рицка
Меня будит стук в дверь. Кто-то так настойчиво и громко колотит в нее кулаками, что, очнувшись, я сперва зажимаю руками уши, а уже потом отрываю голову от подушки.
– Эй, Рит-тян! – три звучных удара. – Это Кио. Рит-тян, открой дверь, наконец.
Сев на постели, протираю ладонями глаза в попытке прогнать сонную одурь. Морщась от доносящихся снаружи раздражающих воплей, озираюсь в поисках Соби. И никого не нахожу. Я что ли тут один? Ничего не понимаю.
В комнате полумрак. Лампы не горят, а за окном…. За окном почти вечер! Как так получилось?! Соскользнув с кровати, торопливо подбираю аккуратно сложенную на полу одежду. Натянув под аккомпанемент из криков и грохота штаны с футболкой, шлепаю босиком к двери, пытаясь пальцами привести в порядок растрепанные волосы. Поворачиваю ключ и толкаю дверь, выныривая в проем. Хмуро осматриваю Кио с головы до ног. Он аж отступает на шаг под моим взглядом.
– Заходи, – отступаю в сторону, пропуская его.
– Рит-тян, ты что, спал что ли?
Мрачно киваю, наблюдая, как Кио боком просачивается в квартиру, втаскивая за собой необъятные пакеты с чем-то на вид довольно увесистым.
– А… Тогда все ясно, – Кио вручает мне одну из сумок, и я, бездумно перехватив узкие ручки, тащу свою ношу в комнату.
Кио идет следом, удивленно и пристально рассматривая мой качающийся при ходьбе хвост. Перехватив краем глаза этот взгляд, останавливаюсь и недовольно дергаю Ухом.
– Что… Что-то не так?
– Да нет, – Кио чуть кисло улыбается, – похоже, мне надо будет извиниться перед Со-тяном.
Так и не поняв, что Кио имеет в виду, пожимаю плечами и, повернувшись, бреду к столу, волоча за собой пакеты Кио с неизвестным содержимым.
– Эй, поаккуратней! Там продукты!
Отмахнувшись свободной рукой в знак того, что понял, взваливаю сумки на кухонный стол. Ерунда какая-то. Кио – есть, а Соби – нет. Почему он не разбудил меня, если собирался уходить? Оставил вот так, в одиночестве. Совсем на него не похоже.
Бросив Кио разбираться с покупками, угрюмо бреду умываться. Не люблю спать днем. Голова после этого будто вареная, и мысли в ней такие же. Туман один...
Повернув кран и набрав холодную воду в горсти, ополаскиваю лицо и тру глаза так, что их начинает щипать. Едва ли ощутив себя освеженным этой процедурой, со вздохом опираюсь о рукомойник. Почему мне настолько не по себе от того, что Соби вот так без предупреждения исчез? Не мог же он?.. Задохнувшись от внезапной мысли, стискиваю пальцами край. Я ведь не проспал бы загрузку Системы, нет? Во время бодрствования я ощущаю ее очень четко, но во сне?!.. Вздумай Соби без меня вступить в схватку, это разбудило бы меня или нет?!
Стремительно повернувшись, впиваюсь глазами в Кио.
– Слушай, можно тебе дурацкий вопрос задать? – произношу я, стараясь не выдать своего волнения.
– Валяй, – выкладывая продукты из пакетов, Кио ловко переправляет их в холодильник.
– Ты не знаешь, где Соби?
Он как-то странно косится на меня, но тут же вновь ныряет в недра холодильника, откуда и раздается приглушенный голос
– Вообще-то Со-тян звонил мне часа три назад. Сказал, что у него появились неотложные дела, и ему необходимо уйти. Велел вот купить продуктов для ужина. Приготовить что-нибудь, если его долго не будет.
Кио убирает опустевший пакет и смахивает на пол небольшой листок бумаги, что лежал на столе придавленный сумкой с покупками. Увидев, как он кружится в воздухе, я подаюсь вперед, но Кио успевает раньше поймать его на лету.
– Хм, Рит-тян, это тебе.
Я и так знаю, что это мне.
Чуть ли не вырвав из протянутой руки записку, впиваюсь в нее глазами. Это точно почерк Соби. И написанное почти дословно повторяет слова Кайдо. У Соби появилось дело, но не хотел меня будить, а потому ушел, не попрощавшись. Просил не волноваться и встретить Кио….
– Ну что, все в порядке?
– Вроде да… – покусывая губу, обвожу глазами стены, так и не избавившись от неясного беспокойства. – Просто… это очень странно. Соби не собирался никуда уходить, мы намеревались готовить ужин…
Усевшись по-турецки на полу, Кио задорно смотрит на меня снизу вверх.
– Ничего… Ужин мы можем сделать и сами – с этим проблем нет.
Ничуть не смущенный моим унылым видом, Кио расплывается в лукавой улыбке.
– Не боись, Рит-тян, ты в опытных руках. Если нужно я могу готовить не хуже Соби.
– Не может быть, – отвлекшись на мгновение от своих сомнений, кривовато усмехаюсь в ответ на это самонадеянное заявление. – Лучше Соби никто не готовит.
– Спорим? – подмигнув, он поднимается с пола. – Погоди. Сейчас я буду демонстрировать тебе свои таланты.
продолжение в комментариях...
вторник, 11 октября 2011
Chapter XV Fearless
Забывшие про страхChapter XV Fearless
Забывшие про страх
Рицка.
Тихо скрипит мел по школьной доске. Шелестят ручки. Серость и безликое однообразие классной комнаты наводят жуткую тоску. Негромкий монотонный голос Тамино-сенсей усыпляет, и, периодически, то одна, то другая ушастая голова сонно склоняется к парте, затем ее обладатель одергивает себя и выпрямляется под недовольным взглядом учительницы. Это могло бы показаться забавным и даже вызвать улыбку, если бы было настроение улыбаться. Но его нет.
Этим утром у меня все валится из рук. Не могу ни о чем думать, ничего делать. Даже разговаривать не могу. Прячусь в скорлупу молчания, стараясь быть как можно незаметнее для окружающих. Не сильно помогает. Наоборот. Видя, что я замкнут и необщителен, Юико всячески старается меня растормошить и занять чем-нибудь. Уже три раза предлагала сходить всем вместе в парк после уроков. Один раз – в кафе-мороженое и два – к себе домой. Не хочется ее обижать и отталкивать, хотя меньше всего на свете я желаю, чтобы меня сейчас донимали любыми разговорами. Но всякий раз ловлю на себе ее обеспокоенный взгляд, а затем она подходит и начитает что-то преувеличенно жизнерадостно рассказывать. Она говорит, а я молчу. И так продолжается весь этот бесконечный день, пока я жду завершения занятий. И непонятно чего больше в этом ожидании. Желания замедлить время? Или наоборот ускорить его, чтобы, промотав как запись, быстрее добраться до вечера.
Наверное, и то и другое вместе.
На середину дня у нас намечены первые Поединки, открывающие нашу личную кампанию против Семи Лун. Соби предложил приурочить ее начало к понедельнику, чтобы не пришлось разыскивать противников. Пять пар… Все эти люди живут и работают в Токио и его пригородах, так что найти их в будни в середине рабочего дня не составит большого труда. Мы встретимся с ними. Это как раз и тревожит меня все утро. И причина не в страхе: после поединка с Зеро страх улетучился, растворился, напоминая о себе лишь легким беспокойством. Дело в том, что эти Дуэли будут сильно отличаться от всех предыдущих. Раньше мы только «защищались», а теперь «нападаем».
– Рицка-кун. С тобой все хорошо?
Пригнувшись к столу и обхватив края руками, Юико с тревогой смотрит на меня. Бросив опасливый взгляд в сторону доски, вновь поворачивается ко мне. Виновато поясняет:
– У тебя весь день такой хмурый вид. Что-то случилось?
Не удержалась все-таки. Целых полчаса ерзала на стуле за соседней партой и вот, наконец, спросила.
– Ничего, – заметив, что за то время, пока я сидел погруженный в раздумья, класс успел перебраться на следующую страницу, сердито переворачиваю лист. Скучающе глядя в книгу, добавляю, понимая, что Юико не устроит такой односложный ответ.
– Не бери в голову. К тебе это касательства не имеет.
Эта, вроде бы успокаивающая, фраза, однако, вызывает обратный эффект. Юико потеряно поникает головой.
– Не имеет… касательства? Я ведь только хотела помочь…
Повожу Ухом, озадаченный такой реакцией, и понимаю вдруг, что сказанное мной при желании вполне можно перевести как: «Тебя не касается».
– Юико… – досадуя на себя, поворачиваюсь к ней, – я не то имел в виду…
– Аояги-кун!
Подскочив на месте, вскидываю голову. Не скрывая неудовольствия, Тамино-сенсей возвышается надо мной, как живое воплощение возмездия. Руки скрещены на груди, губы сурово поджаты.
– Аояги-кун. Прочтите еще раз абзац, который мы только что обсуждали с классом.
В замешательстве опускаю взгляд на учебник. Понятия не имею, что они там обсуждали. Я все прослушал.
Не то, чтобы пытался…
Сквозь повисшую театральную паузу, слышу струящиеся по кабинету шепотки, полные сдержанного оживления. Одноклассники отвлеклись от своих занятий и ждут продолжения спектакля.
Рука, лежащая на колене, невольно сжимается, сгребая в горсть ткань брюк.
Черт… И именно тогда, когда мне меньше всего хочется обращать на себя внимание.
Обогнув стол, сенсей останавливается передо мной. Опершись ладонями о край, слегка наклоняется, заглядывая в лицо, скрытое челкой.
– Итак, Аояги-кун. Читайте.
Еще ниже опускаю голову и упрямо молчу. Мне нечего сказать. Абсолютно. Да и какой смысл говорить что-либо? Ясно ведь, по какой причине сенсей все это делает. Не потому что тот треклятый абзац некому прочесть кроме меня.
Выпрямившись, учительница сурово сверкает глазами.
– Если вы рассчитываете на высокие отметки, советую вам слушать на уроках, Аояги-кун.
И отходит. Наконец-то… Исподволь провожаю ее глазами, игнорируя насмешливые взгляды одноклассников.
Разве это правильно – унижать? Чего бы она ни хотела добиться, сделала только хуже.
Скривившись, утыкаюсь носом в учебник. Наплевать… Неважно, как она ко мне относится. Мои оценки, так или иначе, будут лучшими.
Мысли прерывает виноватый шепот Юико.
– Прости меня, Рицка-кун.
– За что?
Спрашиваю скорее машинально, чем на самом деле обратив внимание на ее слова. Но Юико расстроено вздыхает и начинает говорить торопливо и сбивчиво.
– Мне… Мне надо было встать, сказать Тамино-сенсей, что это я тебя отвлекла… Но Юико так растерялась… очень растерялась.
Отрываюсь от книги, удивленный донельзя. Оборачиваюсь, глядя на Юико. Вид у нее совсем несчастный; пушистые ресницы подрагивают. А глаза блестят так, будто готовы наполниться слезами при любом моем неосторожном слове.
Только этого не хватало…
Помимо всего прочего мне как раз недоставало необходимости успокаивать Юико, уверяя, что она ни в чем не виновата!
Сделав над собой усилие, вымучиваю улыбку. Она выходит кривой и неестественной, но это лучшее, на что я способен сейчас.
– Ты ни при чем. Совершенно. Я сегодня просто… просто…
Просто что?.. Как назвать одним словом весь этот коктейль из ожидания, волнения и обреченности, что мутным варевом закипает во мне с самого утра?
– Я сегодня немного рассеян.
Сверившись с доской, пробегаю глазами сверху вниз строки учебника.
– Все в порядке.
Юико чуть выпрямляется, брови сходятся в очевидном расстройстве. Кажется, не поверила.
Отворачиваюсь, подперев ладонью подбородок. Безрадостно гляжу в окно.
Не верит, и пусть. Главное, чтобы больше ничего не спрашивала. Меньше всего на свете мне хочется объяснять что-либо. Даже самому себе. Не хочу думать, не хочу формулировать, хоть и осознаю глубоко внутри, что именно меня гложет. Это похоже на чувство вины. Совершенно нелогичное, но оттого не менее реальное. Еще вчера я был полон решимости. Предвкушая сегодняшний день, перебирал анкеты, сидя на кровати. Вглядывался в лица на фотографиях. Но, просмотрев и тщательно обдумав собранные сведения, вдруг ощутил неловкость и стыд. Ведь все эти люди не имеют к нашим проблемам никакого отношения. Они ни в чем не виноваты. А то, что собрался делать Соби…
Настойчивая вибрация в кармане брюк заставляет встрепенуться. Торопливо накрываю телефон ладонью. SMS, судя по тому, каким коротким был сигнал.
Соби?..
Незаметно выпрямляюсь за партой. Устремив взгляд на доску, осторожно достаю телефон. Раскрываю под столом и выношу на свет, чуть отводя руку в сторону. Повернув голову, скашиваю глаза вниз. Номер не определился. Это кто-то незнакомый. Так что же? Не открывать?
В сомнении медлю, большой палец постукивает по кнопке сброса. Что лучше: узнать, что внутри, и потом уже разбираться с последствиями? Или не узнать и… быть может, делать то же самое в итоге… И тот и другой вариант мне не нравится.
Со вздохом открываю сообщение. Меня уже начинает утомлять собственная паранойя. И пользы от нее никакой.
Значок письма привычно мигает. По экрану струятся ровные строчки текста: «Рит-тян, я жду тебя у ворот школы. Мне нужно с тобой поговорить».
И подпись: «Кио».
Кио?! Брови невольно ползут вверх от удивления. Перечитываю сообщение еще раз. Нет никакой ошибки. Оно адресовано мне. Но что Кио может быть нужно? И откуда у него этот номер? Спорю на что угодно, Соби не стал бы давать его Кио.
Закусив губу, бросаю задумчивый взгляд в окно.
Сколько вопросов…. И вот еще один: действительно ли это Кио писал? Соби вроде говорил, что не в принципах Семи лун втягивать в свои игры обычных людей. Но что им стоит использовать чужое имя, чтобы выманить меня из школы в отсутствие Соби? Или я опять перегибаю палку, выдумывая невесть что.
Продолжая терзать губы, машинально прокручиваю сообщение вверх-вниз, обдумывая возможные варианты действий.
Можно, конечно, позвонить Соби и спросить, где находится Кио. Ведь они оба сейчас должны быть на занятиях в Университете.
Краем глаза замечаю внизу дисплея начало следующей строчки. Оказывается, там есть еще и постскриптум: «Пожалуйста, не говори Соби».
Скривившись, гляжу на телефон. Вот умник! Подстраховался! Ну и как мне теперь быть?
Если действовать по уму, то стоит, конечно, проигнорировать последнее предложение. Но тут написано «пожалуйста». Впрочем, происходящее вполне укладывается в рамки моих представлений о Кио. Решил, наверное, прочесть мне какую-нибудь нравоучительную лекцию насчет того, что он видел у озера в Никко.
Поговорить, значит, хочет?
Раздраженно захлопываю сотовый. В любом случае Кио придется дождаться конца урока.
***
Звонок отзвучал. Едва оживленная волна одноклассников схлынула, выплеснувшись в коридор, я подошел к окну и, прижавшись виском к стеклу, выглянул во двор. Отсюда, хоть и под другим углом, хорошо видны школьные ворота. Нетрудно определить – ждет там меня кто-нибудь или нет. Посмотрел и сразу нашел взглядом знакомую фигуру. И сейчас гляжу на нее, быстро сокращая разделяющее нас расстояние, следуя по выложенной гранитными плитами дорожке. У ворот действительно Кио. Значит – никаких ловушек.
Увидев меня, он останавливается, прекращая беспокойно мерить шагами пространство между столбами. Окидываю его взглядом. Все те же джинсы с нарочитыми потертостями на коленях, зеленая майка и светлая туника навыпуск с широким воротом, сползшим на плечо.
Ничего необычного. Только взгляд тусклый и усталый. И еще… Мне чудятся тени под его глазами, или Кио и впрямь плохо спал?
Повернувшись в мою сторону, он пытается приветливо улыбнуться, но у него не шибко хорошо выходит.
– А, Рит-тян. Спасибо, что пришел.
– Чего хотел-то? – не сильно дружелюбно интересуюсь вместо приветствия, и улыбка Кио гаснет, увядая и съеживаясь как дырявый воздушный шарик.
– Я ведь написал. Поговорить… – он окидывает взглядом школьный двор. – Можем мы это сделать в более удобном месте?
– Как хочешь, – пожав плечами, отворачиваюсь, – пошли.
Свернув с дорожки, пересекаю двор, слыша шаги Кио за спиной. Принесло ж его... Вряд ли предстоящий разговор мне понравится. Правда Кио не выглядит настроенным вести поучительные беседы, но, может, он решил подать это под соусом «не хочется, но надо?».
Целенаправленно двигаясь к углу здания, огибаем волейбольную площадку. На ней идут шуточные соревнования. В ожидании начала урока уже успевшие переодеться в спортивную форму ученики развлекаются тем, что перебрасывают мяч через сетку, не слишком заботясь о ведении счета. Останавливаю откатившийся мяч ботинком. Подняв, подкидываю на ладони и, кротко размахнувшись, несильным ударом возвращаю назад, за очерченный белой краской периметр поля. Одна из девочек благодарно взмахивает рукой. Вяло отвечаю и запихиваю руки в карманы.
– Как ты узнал, где я учусь?
Заворачиваю за угол, направляясь к знакомым скамейкам, где когда-то помогал Юико готовиться к контрольной.
– Я давно знаю, – после короткой паузы доносится из-за моей спины, – не так-то сложно выяснить.
– Ты что, следил за мной? – в удивлении оборачиваюсь на ходу. Кио усердно переставляет ноги, устремив глаза в землю.
– Не за тобой – за Со-тяном. Он уже больше полугода сюда после занятий приходит. Ничего не стоило разок следом прогуляться.
– Зачем это тебе? – С некоторым недоумением взираю на Кио, пока мы устраиваемся на скамейке с тени деревьев.
– Дурная привычка, – туманно поясняет он, откидываясь на спинку. Подтягивает к себе колено и обхватывает руками.
– Хорошо, – невольно хмурясь, постукиваю по столу кончиками пальцев. – А номер моего телефона где взял? Тоже подглядел?
Вздохнув, Кио откидывает назад голову, скользя глазами по ветвистым кронам. В замешательстве бормочет:
– Рит-тян, когда ты так говоришь, это действительно смотрится не очень красиво.
Повернув голову, косится на меня.
– Я просто беспокоюсь за Со-тяна, знаешь ли…
– Напрасно, – сцепив пальцы в замок, подаюсь вперед, облокачиваясь на стол. – С ним все будет в порядке.
– Ну, это как раз то, о чем я хотел с тобой поговорить.
Кио смолкает. Возникшая пауза заполняется шелестом листвы, стуком мяча на площадке и отзвуками далеких разговоров. Сидя возле Кио я жду обещанного продолжения, но он словно бы никак не может решить с чего начать. Какой-то он слишком неуверенный. Слишком подавленный и беспокойный. Совсем на него не похоже.
– Дело в том, что Соби…
Вновь прервавшись, Кио роняет подбородок на грудь. Потянувшись вперед, отрывает спину от скамейки и ставит локти на стол. Задумчиво растирает шею ладонью…
– Понимаешь, Рит-тян, Соби очень привязчивый и так серьезно к тебе относится. Просто души не чает…
Рука Кио соскальзывает на стол, потом перемещается на колено, другой он касается лба. Недоуменно наблюдаю краем глаза за этими странными пассами, пытаясь понять, что все это значит. Почему Кио так странно себя ведет?
– Я много думал, после того как вы уехали и…
Взлохматив и без того взъерошенную шевелюру, он опускает голову вниз и выдыхает, будто делает шаг с обрыва:
– В общем, не бросай его, ладно?
Повернув голову, внимательно смотрит на меня.
– Я знаю, что иногда он может быть жутким занудой, и порой с ним совершенно невозможно иметь дело, но если ты его оставишь, Со-тян этого не вынесет. Он с ума сойдет.
Кио умолкает, а я… Сказать, что у меня отвалилась челюсть – это ничего не сказать. Я просто утратил дар речи! В немом изумлении гляжу на сникшего Кио, силюсь вымолвить хоть слово, и у меня не выходит…Мне это снится?
По-видимому, ощущая себя неуютно под моим ошеломленным взглядом, Кио начинает неловко ерзать на месте и уныло добавляет:
– Глупо звучит, да?
Вот чего не ожидал, так этого…
Встряхнув головой, словно это может помочь мне собрать воедино разбегающиеся мысли, закрываю, наконец, рот и тут же открываю его, чтобы задать вопрос.
– Так, погоди… Ты, что ли, не против, чтобы мы с Соби?..
Словечко «встречались» как-то не спешит срываться с языка. Но как еще обозначить наши взаимоотношения? «Виделись»? «Были вместе»?
Впрочем, Кио и без уточнений понимает, что я хотел сказать. Лицо кривится в раздраженной гримасе.
– Нет, я-то как раз против! – Он сердито трет лоб ладонью. – Вообще не понимаю, что у вас может быть общего! Ты же ребенок, черт возьми! Школьник!.. Мелкий совсем!..
Вспышка негодования гаснет, достигнув апогея. Кио роняет голову, сжимая пальцами виски. Обессилено бормочет, ни к кому уже не обращаясь:
– Все это совершенно ненормально. Со-тян – настоящий извращенец. Не могу смотреть…
Ловлю себя на том, что совершенно перестал что-либо понимать. Что сижу рядом и глупо хлопаю глазами. Я даже пропустил мимо ушей все пассажи про свой возраст и про «извращенца». Этого-то я как раз вполне ожидал. Я не ждал всего остального.
– Но тогда почему?!..
– Почему? – Кио запускает пятерню в вихрастую шевелюру. – Потому что мне не все равно, что с ним будет, – едва слышно говорит он, наконец. – Со-тян такой упрямый. Бесполезно пытаться его образумить.
Печально качает головой.
– Даже если тебе когда-нибудь захочется, чтобы он оставил тебя в покое, вспомни о том, что я говорил. Не бросай его.
– Хорошо.
Губы дрожат, помимо воли разъезжаясь в неуместной улыбке. Совершенно неуместной и совершенно неуправляемой. Изо всех сил борюсь с собой, чтобы сохранить подобающий ситуации серьезный вид. Безумие какое-то…
– Я обещаю тебе, Кио. Даю слово.
– Ага. Спасибо, – он рассеяно кивает, словно сам не уверен в правильности того, что только что сделал. Поднимается на ноги.
– Ну, я пойду тогда, – убитым голосом произносит он, то ли информируя, то ли спрашивая разрешения.
– Да. Я тебя провожу,- встаю, пряча руки в карманы. Поспешно отворачиваюсь, чтобы скрыть выражение своего лица. Плечи бесконтрольно подрагивают, меня разбирает смех. Это нервное. Я едва сдерживаюсь, чтобы не испортить своим нездоровым весельем торжественность момента. Уж больно этот разговор смахивает на одну большую галлюцинацию.
Ускоряя шаги, иду в сторону ворот. Кио плетется следом.
– Только ты, пожалуйста, будь осторожнее, Рит-тян. А то Соби может быть таким… таким… настырным!
– Осторожнее в чем? – Не удержавшись, оборачиваюсь, чувствуя, как улыбка все равно расползается от уха до уха. Не могу это слушать!..
– Ну-у-у, – смешавшись, тянет Кио, на лице отражается сложная гамма эмоций, пока он пытается подобрать какую-нибудь удобоваримую формулировку тому, что имеет в виду. Сдавшись, интересуется слегка подозрительно:
– Он ведь к тебе не пристает, нет?
О боги мои!
– Нет! – мотаю головой из стороны в сторону, изо всех сил глотая смех. Плечи все равно трясутся. Ничего не могу с собой сделать!
– В этом смысле… нет, Кио….
– А… Хорошо, – не слишком уверенно бучит он, явно не успокоенный моим ответом. – Только ты все равно будь аккуратнее, Рит-тян, а то мало ли что.
Скулы сводит, я едва нахожу в себе силы, чтобы слабо кивнуть. Сделав глубокий вдох, смаргиваю выступившие от едва сдерживаемого смеха слезы.
– Я постараюсь, Кио. Спасибо, – зажмуриваюсь, – за заботу.
Мы достигаем ворот, и это останавливает, наконец, потоки доносящихся из-за моей спины ворчливых словоизлияний в адрес Соби, извращенцев и иже с ними.
А, возможно, их пресекает тот факт, что у ворот стоит Соби собственной персоной. Так что, подняв глаза, Кио, поперхнувшись, останавливается на середине пространного и очень прочувствованного предложения и замолкает.
– Что ты здесь делаешь, Кио?
Светлый дымок скользит по щеке Соби, когда тот делает затяжку. Оторвав взгляд от моего раскрасневшегося от переизбытка бурных эмоций лица, Соби поворачивает голову, в упор взирая на Кио.
– А-а… Эээ… Со-тян?! – Кио неловко смеется, изо всех сил стараясь скрыть растерянность. Но рука, выдавая его, помимо воли зарывается в волосы на затылке и нервно ерошит их. – Я думал, ты останешься на дополнительные занятия.
– Их отменили, – окурок падает на асфальт, Соби отрывается от стены и поворачивается к нам. Бросает на меня еще один быстрый взгляд, оценивая насколько все в порядке.
Со мной все совсем не в порядке! Просто очень совсем не!..
– Кио, ты не ответил на вопрос.
– На какой? – Огибая Соби по периметру, Кио аккуратными приставными шажками, как краб крадется к воротам. Не поворачивая головы, Соби следит глазами за этими партизанскими маневрами.
– О том, что ты делаешь тут? Ты ведь ушел последней пары, сославшись на дела.
– Да-а. Точно. У меня дела, – Кио уже откровенно пятится к воротам. – Пришел вот проведать Рит-тяна, а сейчас мне пора бежать. До встречи Рит-тян!
Взмахнув рукой, он исчезает за углом.
Беззастенчиво ухмыляясь, выглядываю следом, с удовольствием провожая его глазами. Небрежно заложив большие пальцы за ремень брюк, Кио легким, беспечно-пружинистым шагом идет по улице. Это смотрится столь преувеличенно беззаботно и, оттого, настолько комично… Ему осталось только начать непринужденно посвистывать, безбожно фальшивя при этом, и тогда мне уже ничто не поможет. Скончаюсь на месте от смеха!
– Рицка, что здесь происходит? – Наблюдая за мной, Соби понимает уже, что все в порядке, так что вопрос звучит скорее заинтересованно, чем обеспокоено.
– Хм…Ты не поверишь, Соби!
Улыбаясь шире некуда, все еще не могу оторвать глаз от такой нарочито-безмятежной спины Кио.
– Ну а все-таки?
Довольно хмыкаю.
– Он приходил, чтобы попросить меня никогда не оставлять тебя.
– Вот как? – Брови Соби удивленно ползут наверх. Вскинув голову, он находит глазами фигуру Кио.
– Это…. неожиданно…
Не поворачиваясь, искоса бросает на меня осторожный взгляд.
– И… что ты ответил?
Недоуменно пожимаю плечами
– Дал ему слово.
Что было совершенно лишним. Он мог бы и не просить об этом. Но раз Кио так проще…
Подняв глаза, открываю рот, чтобы поделиться с Соби этой мыслью, и останавливаюсь, так и не издав не звука. Почему он так на меня смотрит? Так прямо, растерянно и совершенно беззащитно. Словно, сам того не заметив, я сказал сейчас нечто очень важное для него.
Не выдержав, отвожу глаза, ощущая, как невольно вспыхивают щеки. Не представляя, куда деваться от его взгляда, рассматриваю асфальт.
Можно подумать, Соби не знает… Это же очевидно, разве нет?
– Ты слишком рано пришел. У меня еще два урока.
– Ничего… Подожду.
– Полтора часа с лишним?
– Не имеет значения, Рицка. Я подожду.
Почему-то, когда Соби целует меня, я и то смущаюсь меньше, чем, когда он смотрит… так, как сейчас.
***
Дневной зной волнами накрывает город. Изнывая в осаде грозных кучевых облаков, что угрожают неистовым ливнем пролиться с небес ближе к вечеру, сейчас Токио ослепительно сияет солнечными красками. Темная лента реки, покрытая мелкой рябью, переливается как чешуя невиданных размеров дракона. Это очень красиво. Сидя на берегу, на каменном парапете, я наслаждаюсь свежестью, которой веет от воды. Все-таки в весенних капризах природы есть и свои положительные стороны. Летом в центре уже будет невозможно находиться. Токио стает душным и пыльным. Он начнет напоминать каменный лабиринт из стекла и бетона, нагревающийся за день как доменная печь. Многократно преломляющийся в зеркальных окнах солнечный свет сделает пребывание здесь совершенно невыносимым. А так, как сейчас, вполне терпимо и, даже, почти комфортно. Ветер теребит ткань моей светлой льняной рубашки и обдает желанной прохладой оголенные руки. Хорошо, что у меня такая удобная форма. Соби, впрочем, тоже неплохо себя чувствует в темных джинсах и легком черном джемпере с коротким рукавом. Высокий ворот, подчеркивая линию подбородка, скрывает полоску бинтов.
– Тебе нравится?
Он кивает на мороженое в моей руке.
– Угу, – с удовольствием вгрызаюсь в оставшийся от рожка вафельный черенок. – Соби, ты уверен, что не хочешь? Мы можем купить еще…
– Нет, не нужно, – поблагодарив меня беглой улыбкой, он, отвернувшись, рассматривает монументальный небоскреб, что высится через дорогу напротив в окружении зданий поменьше.
– Ну как знаешь, – жмурюсь, наслаждаясь тем, как хрупкая корочка хрустит на зубах, а ее сладкое содержимое приятным холодком растекается во рту.
Как ни странно, беспокойство, снедавшее меня все утро, улетучилось после встречи с Кио. Теперь уже ничто не могло испортить моего великолепного настроения, приправленного непонятно откуда взявшимся азартом.
Сидя на парапете, на берегу реки, я чувствовал себя корсаром, отплывшим с пиратского острова в поисках сокровищ. Или первооткрывателем, отправившимся к неведомым берегам. Восхитительное ощущение. Словно все нити, удерживавшие меня прежде, лопнули с тихим треском, и воздушный шар, которым я себе казался, взмыл в небеса, влекомый ветром – легкий и свободный. От этой свободы хотелось парить наяву. Я чувствовал, что способен справиться с чем угодно. Все будет сделано наилучшим образом, потому что я этого хочу.
– Все? – С легкой улыбкой Соби наблюдает за тем, как остатки мороженного исчезают у меня во рту.
Киваю, отряхивая руки, и, спрыгнув на землю, сжимаю протянутую ладонь. Соби выглядит очень довольным. Бросая на меня короткие взгляды, улыбается своим мыслям, пока мы, влившись в бурный людской поток, пересекаем улицу на зеленый сигнал светофора. Кажется, Соби просто радуется тому, как прекрасно я себя чувствую перед Поединком. Я готов! И еще как!
Легко лавируя в толпе, мы словно тонкие лезвия скользим среди людей. Мимо пестрых витрин и зон для парковок. Вся эта суета и торопливая жизнь вокруг: гул двигателей, гудки, обрывки разговоров, – они уже не касаются нас. Мыслями, я уже внутри того огромного небоскреба, на десятом этаже, где находятся наши противники. Я почти в Системе, и весь этот суматошный мир не имеет никакого значения. Он вокруг, а мы вне его.
Остановившись у входа в нужное нам здание, запрокидываю голову, оценив монументальность конструкции. Какое огромное! Просто местная Фудзи. Отсюда, с земли, оно напоминает узкий вытянутый конус со срезанной верхушкой, настолько сильна перспектива. Я даже не возьмусь сосчитать, сколько тут этажей. И, похоже, что внутрь просто так не попасть. Сквозь высокие двери из полупрозрачного стекла виден пост охраны с вращающимся турникетом.
– Не волнуйся, Рицка, нас пропустят.
Соби вскидывает голову, взбегая взглядом по гладкой зеркальной поверхности здания, и многозвучие оживленной набережной перекрывает тихий звон, странный, вибрирующий на одной ноте в моей голове. А затем наступает тишина, но Соби вздрагивает, вытягиваясь в струнку, и замирает, стиснув веки. Затем, расслабившись, открывает глаза.
– Это было… весьма впечатляюще.
Взгляд Соби все еще кажется отсутствующем, но я замечаю в нем что-то похожее на предвкушение.
– Меня услышали. Идем, Рицка.
***
Нас действительно пропустили. Едва сурового вида охранник, вежливо, но твердо заступил нам дорогу, раздался телефонный звонок, разрешивший все вопросы. Металлическая вертушка, мигнув зеленым сигналом, услужливо повернулась. Мы прошли внутрь, в широкий просторный вестибюль с удобными креслами, висящим на стене огромным планом здания, дополненным перечнем всех находящихся здесь компаний. Миновав стойку информации, направились к лифтам, провожаемые взглядом секретаря.
Пока поднимались, я в последний раз прокручивал в голове сведения о нашем противнике.
Aimless. «Живущие без смысла». Закончили обучение, когда Соби только начинал его, поэтому они никогда не встречались прежде. До образования Beloved, Aimless считались одной из сильнейших пар. Им даже предлагали остаться в Школе, но статусу учителей они предпочли обычную жизнь, участвуя, впрочем, в тренировочных боях и семинарах в качестве консультантов. И судя по тем оценкам, что давались в анкете, эта Пара вполне заслуживала оказываемого им доверия.
Они казались мне безупречными, но перечитав их досье несколько раз, я предположил, что возможно есть один недостаток, которого никто не учел. Быть может, именно уверенность в собственной непогрешимости и окажется их настоящей слабостью? Я поделился этой мыслью с Соби, и он согласился с ней. Правда, чем их предполагаемая самоуверенность способна помочь делу, я пока не представляю.
Лифт плавно замедляет ход, двери раскрываются, и мы выходим в широкий холл на пересечении нескольких коридоров. Он почти в точности повторяет вестибюль первого этажа. Тот же отражающий свет ламп плиточный пол. Столики и кресла для посетителей. Все строго, стерильно и утилитарно. И даже воздух слишком сух и холоден, пропущенный через кондиционер.
Не успеваю толком осмотреться, поскольку нас уже ждут. Невысокая женщина в брючном костюме стоит в нескольких метрах от нас, являя собой воплощение скромности и аккуратности. Ничего лишнего в одежде; длинные темные волосы убраны под заколку. Лицо довольно приятное, с правильными, гармоничными чертами. Вот только взгляд слишком суровый и настороженный.
– Кто вы? Что вам нужно?
Вот так вот. Без всяких приветствий. Однако это даже упрощает дело. По крайней мере, Соби, окинув ее равнодушным взглядом, невозмутимо представляется.
– Агатсума Соби, Beloved.
– Аояги Рицка, – помедлив, добавляю, – Loveless.
– Ясно. Вы те, из-за кого так много шума поднялось.
Глаза женщины слегка сужаются.
– Зачем вы здесь? Желаете сражаться?
– Именно так, – Соби сопровождает эти слова легкой усмешкой, – и нам не хотелось бы затягивать процесс знакомства.
– Я не могу решать такие вещи, – почти безразлично произносит Боец, а затем в ее голосе появляются саркастичные нотки. – Или быть может, вы желаете начать прямо сейчас? Не дожидаясь моего партнера?
– Мы подождем, – проигнорировав скрытое в ее словах оскорбление, отвечает Соби. Понятно, что для нее мы изгои, преступники, от которых не ждут честных поступков.
Из коридора напротив доносятся звуки шагов. К нам приближается среднего роста темноволосый мужчина в таком же строгом деловом костюме. Впрочем, во всем облике куда больше лоска и властной уверенности, окружающей его незримым ореолом. Это проявляется во всем: в движениях, во взгляде, в осанке и в том, как он держит голову. Он двигается быстро и, вместе с тем, почти лениво, словно никуда не торопится.
Останавливается возле своего Бойца, даже не удостоив нас взглядом. Напыщенный и высокомерный. Похоже, я не ошибся в своих предположениях.
– Кто это?
Женщина отвечает коротко и четко, будто рапортуя.
– Beloved и Loveless. Они желают сразиться с нами.
– Вот как, – он все же бросает в нашу сторону кроткий взгляд. – Наслышан. Что ж, если хотят, то пусть сражаются.
Словно ожидая этих слов, Боец поднимает глаза на Соби.
– Следуйте за нами. Продолжим в более удобном месте.
А затем оба шествуют к лифту, не обращая на нас внимания. Переглянувшись, мы следуем за ними.
Иду рядом с Соби, ощущая некоторое недоумение. «В более удобном месте?» А чем то, где мы сейчас, хуже? Помнится, кабинет химии, в котором мы сражались во второй раз с Ай и Мидори, был и вовсе меньше этого помещения. Так зачем куда-то идти?
– Соби, а разве Стражам не все равно, где сражаться? – интересуюсь, нимало не заботясь тем, что меня слышат.
– Это почти так, – Соби проходит внутрь открывшейся кабины лифта за нашими противниками. Мы с ними, не сговариваясь, расходимся, занимая положение по разные стороны двери, разделяя маленькую кабину на две части. Сложив руки на груди, Соби продолжает с невозмутимой улыбкой.
– Место, где будет происходить Дуэль, во многом может повлиять на образы, которые в своих заклинаниях станет использовать Боец. От этого также может зависеть скорость ведения боя. Атаковать, парировать и ставить защиту проще чем-то знакомым. Тем, что, выражаясь фигурально, не пришлось бы «долго искать».
Вот значит как? Скашиваю глаза на наших противников, стоящих меньше чем в метре от нас. Лица у обоих бесстрастные, они молча прислушиваются к разговору.
– Так это что ли попытка получить преимущество? И как? Работает?
Соби отвечает благожелательно, почти беспечно. Словно мы общаемся, сидя за столом у него дома.
– Для многих – да. К тому же увереннее, а значит – сильнее, Боец ощущает себя в привычной обстановке. Полагаю, из соображений обычного душевного комфорта. Кому-то приятнее находиться в небольших уютных помещениях, для кого-то замкнутые пространства невыносимы.
Потрясающий диалог. Никакого беспокойства по поводу предстоящей Дуэли. Таким же тоном Соби мог бы говорить со мной, помешивая чай в чашке.
И оригинальность этой ситуации почему-то очень здорово меня веселит.
Хмыкнув, иронично приподнимаю брови.
– «Привычнее»… «Комфортнее»… Соби, ты так говоришь, будто Боец впечатлительная девчонка, готовая хлопнуться в обморок при любом постороннем звуке.
После этих слов что-то неуловимо меняется. Женщина Боец немного нервно переступает с ноги на ногу, быстро скользнув взглядом в нашу сторону. Она что ли приняла это на свой счет? Заметив ее реакцию, Соби едва заметно усмехается уголками губ.
– Как правило, нет. Но ты бы знал, Рицка, как тщательно некоторые Пары выбирают позицию для Дуэли.
Соби внезапно смолкает, в глазах появляется лукавый огонек.
– Никакой спонтанности и стихийности, – почти беззвучно бормочет он, отворачиваясь и пряча смеющийся взгляд.
Моргаю от неожиданности. Спонтанность? О чем он?!
Зажмурившись, Соби подносит ладонь к лицу, словно бы для того, чтобы потереть зачесавшийся нос. А сам!..
Кажется, какая-то мысль его здорово развеселила. Только я вообще не понимаю, в чем смысл шутки.
Вернув себе спокойный вид, он вновь поворачивается ко мне, тщательно скрывая улыбку.
– Все эти уловки, Рицка, для дураков, не уверенных в своих способностях, – невозмутимо поясняет он, но в глазах появляется опасное, льдисто-острое выражение. – Когда Боец достигает уровня, при котором ему уже безразлично, где сражаться, подобные трюки его противников становятся бесполезными.
Скупо усмехнувшись, он завершает фразу.
– А уверенность в том, что это хоть чем-то поможет, лишь ослабляет их.
– Делаешь всю грязную работу, Агатсума? – внезапно произносит Агнец. – Браво. Узнаю руку старика Минами. Он, помнится, тоже был охоч до подобных фокусов.
Соби резко вскидывает голову. Их взгляды сталкиваются, как лезвия кинжалов, чуть ли не высекая искры. До меня вдруг с изрядным опозданием доходит, что Поединок уже начался. Прямо здесь, в кабине лифта. Поединок воли и разумов.
Белозубо усмехнувшись, Жертва продолжает, сохраняя этот псевдо-уважительный тон, полный откровенной издевки.
– А этого малыша ты с собой взял вместо батарейки? Неплохой выбор. У тебя есть вкус. Хороший потенциал, высокая отзывчивость… В качестве энергетического донора сгодится.
Вздрагиваю, словно мне дали пощечину. Глаза Соби вспыхивают и гаснут, наливаясь свинцовой темнотой, как грозовое небо. Выражение лица не меняется, лишь сжимаются и белеют губы, и я чувствую, что слова Жертвы не просто задели его, а вонзились по самую рукоятку. Он оскорблен!.. Тем, что унизили меня.
– Соби! – Рука в змеином броске успевает вцепиться в его локоть, останавливая наметившийся порыв. Так и не сказав того, что намеривался, Соби медленно опускает взгляд на меня.
Если это Поединок, то все слова в нем – атаки, направленные на то, чтобы вывести противника из равновесия. Так написано в учебнике Ритцу….
Вздрагивая от обиды и возмущения, прожигаю Жертву глазами.
– Соби, такие примитивные провокации – ниже твоего достоинства, – тяжело дыша, поднимаю на него горящий взгляд, – не стоит… реагировать.
Для того чтобы сказать это мне приходится сделать над собой гигантское усилие. Я бы скорее предпочел, чтобы Соби размазал этого надменного гада по стенкам лифта! Причем, не обязательно словесно. Ненавижу, когда оскорбляют! Всякий раз это заставляет меня выходить из себя! Но сейчас мы оба не имеем на это права.
Глядя в мои пылающие гневом глаза, Соби, как ни странно, сразу успокаивается.
– Слушаюсь, Повелитель, – с невозмутимой почтительностью произносит он, выпрямляясь. Равнодушный, незыблемый лед сковывает взгляд, и, видя это, я яростно ухмыляюсь, едва ли не оскалившись в сторону Жертвы противника. Съел, да?!! Черта с два, ты выведешь нас из строя так просто!! Можешь говорить, что хочешь, тебе это ничего не даст!
Брови Жертвы слегка приподнимаются. Он бросает на меня пристальный оценивающий взгляд. И в этот момент лифт останавливается, двери расходятся, открывая вид на обширную площадку, призванную стать нашей ареной. Ею оказывается ресторан, расположенный на крыше здания – огромный зал, уставленный столиками, подобно ежам, ощетинившимися ножками перевернутых стульев. Шахту лифта и служебные помещения от него отделяет облицованная мрамором стена, уходящая вверх на несколько этажей. Из нее полукругом выступает небольшой помост, по-видимому, служащий сценой для оркестра. Похожий на пирамиду покатый стеклянный купол накрывает площадку, замыкая ее с оставшихся трех сторон. А над ним синеет небо. Токио расстилается за его пределами до самого горизонта, превращаясь в сплошной клетчатый ковер. Точки зданий, нити дорог – все такое маленькое. Вид, как с телебашни или вершины горы. Вот только ветер не треплет одежду и не обдает холодом щеки, а то впечатление было бы полным. Хорошо, что я не боюсь высоты.
Не оборачиваясь, наши противники молча идут в центр зала по широкой ковровой дорожке. В тишине наши шаги разливаются вокруг тихим шорохом.
Одна из неприметных дверей, по-видимому, ведущих в кухню, приоткрывается. Оттуда высовывается плотный человек в элегантном костюме. Завидев «гостей», встрепенувшись, он спешит к нам.
– Простите, господа…
Жертва Aimless оборачивается. Человечек, семенящим шагом догнав нас, начинает кланяться, как одержимый.
– Мне очень жаль, но ресторан еще не открылся. Прошу вас прийти позже, через два часа.
– Не открылся? – не глядя на собеседника, переспрашивает Агнец, равнодушно скользя взглядом по помещению. – Значит в это время, здесь никого не должно быть?
– Верно, мой господин. Никого быть не должно, – с заискивающим поклоном подтверждает метрдотель.
– Получается и нас здесь не должно быть, – Жертва переводит на человечка ставший насмешливым взгляд. – Вам кажется, что здесь кто-то есть. Вам это почудилось.
– Почудилось… – точно кукла повторяет за ним служитель. На лице появляется глуповато-растерянное выражение, взгляд становится совершенно бессмысленным.
– Верно, вам почудилось, – безэмоционально, словно выполняя скучную рутинную работу, завершает Агнец. – Нет поводов для беспокойства. Идите.
Метрдотель разворачивается и уходит. Идет мимо нас с Соби по проходу, даже не поворачивая головы. Будто не видит! Совершенно онемев, провожаю его глазами. Вот это номер! У меня ни за что не вышло бы сотворить такое.
Поймав краем глаза мимолетный насмешливый взгляд Жертвы, поспешно отворачиваюсь, хмуря брови. Нечего доставлять ему довольствие видом того, как у меня открылся от удивления рот. Хотя я и впрямь... впечатлился. Мне такие возможности и не снились. Соби, впрочем, эта сцена оставила совершенно равнодушным, словно он видел подобное не раз.
– Загрузить систему.
Женщина-Боец властно поднимает руку. Нас накрывает привычной темнотой. Пол исчезает под ногами. Предметы, утратив трехмерность, повисают в воздухе, напоминая схематические изображения.
– Не передумали? Еще есть возможность отказаться от намерений.
– Приступаем.
Аккуратным жестом сняв очки, Соби поднимает на них невозмутимый взгляд.
– Вызываю вас на битву заклинаний!
– Как скажете, – Боец скупо усмехается. – Вызов принят!
Aimless поворачиваются друг к другу. Соединяют ладони, соприкасаясь кончиками пальцев, будто между ними есть незримое стекло. Этот жест им совсем не подходит. Он – словно отголосок тех времен, когда эти двое были детьми. Теперь они – Взрослые, но соединяющий жест остался прежним, как и фраза:
– Мы Aimless, не ищущие смысла. Наш дух несокрушим, в нем нет смятенья алчущих ответов. В отсутствии вопросов – безмятежность, дарующая истинную силу.
Воздух вокруг их ладоней вспыхивает, наливаясь сиянием. Имя проступает на подушечках пальцев, перетекая с одной руки на другую.
Оторвав взгляд от противника, Соби делает шаг ко мне. У нас нет соединяющих фраз, нет особых ритуалов, но есть нечто иное. Настолько настоящее и живое, что каждый раз заставляет меня испытывать трепет. Как и сейчас. Соби наклоняется ко мне, забрав руки в свои ладони. Мягко заглядывает в лицо…
– Приказывай, Рицка. Любой твой приказ будет исполнен.
Невольно облизываю вдруг ставшие сухими губы.
Я давно решил, что скажу ему перед поединком. То, что считаю правильным, в чем убедился после боя с Зеро. Теперь, наконец, я знаю, что должен говорить.
– Не сомневайся ни в чем, Соби. И ни на что не отвлекайся. Даже на меня. В особенности на меня! Что бы ни происходило, ничего не имеет значения кроме победы! Я хочу, чтобы ты выиграл этот Поединок.
– Будет выполнено… Повелитель, – последнее слово Соби произносит так, словно сам наслаждается его звучанием. И у меня мурашки бегут по коже от глубоких, бархатных интонаций его голоса. Почему они кажутся мне музыкой? Прекрасной до последней ноты...
Подаюсь к нему, тянусь выше… Соби подхватывает меня, помогая удержаться на цыпочках. Наклонив голову, находит мои губы, и у меня вновь начинает кружиться голова. То ли все дело в нашем поцелуе, то ли так действует Связь, но тело внезапно слабеет, я оседаю вниз, обмякнув на его руках. Бережно придерживая, Соби осторожно ставит меня на землю.
– Так вот как вы поддерживаете Связь, – Жертва Aimless едва заметно морщится и отворачивается, словно окончательно утратив к нам интерес. – Заклинание «Любовь». Каменный век, пещерный уровень…
– Какой ужас, – прижав ладонь ко рту, женщина-Боец глядит на нас круглыми глазами. – Склонять к такому ребенка. Брать силу подобным способом!.. – Не найдя слов, чтобы выразить свои эмоции, она повторяет, – Ужасно…
– Если вам что-то не нравится, это ваши проблемы! – огрызаюсь, невольно уязвленный их словами.
– Ты не понимаешь, мальчик. Beloved использует тебя! – с искренним сожалением произносит Боец, качая головой. – Он низко поступает. Такие заклинания нельзя применять к детям. Это может нанести серьезный вред.
Как ни странно, ее сочувствие задевает меня даже больше, чем откровенное презрение ее спутника. Она явно не пытается обмануть меня, но… но!..
Отступив на шаг, в замешательстве кошусь на Соби. Он стоит, глядя перед собой, прямой и равнодушный ко всему вокруг. Терпеливо дожидается сигнала к началу Поединка. Не может быть, чтобы Соби не слышал и не понимал того, что о нем сейчас говорят. Но он не намерен вмешиваться и как-либо защищать себя. Ему и правда все равно? Или он согласен с этим? Ах да… Мой приказ…
– Оставь его, Кейко. Ты же видишь, парню полностью задурили голову. Но он слишком мал и наивен, чтобы это понять.
Сжимаю зубы, невольно дернувшись от обиды. Слишком маленький и наивный значит… Да много ли понимают эти двое! Много ли они знают обо мне! О нас… Быть может, я и впрямь еще подросток, который не особо в чем разбирается. Но я давно понял, что мне не важно, что и как делает Соби. Даже, если лжет. Сейчас он стоит рядом, доверившись мне полностью. И его доверие значит больше, чем все прочее вместе взятое.
– Не имеет значения, правы вы или нет, – глухо произношу я, отступая назад. – Это ничего не меняет. Соби, начинай Поединок.
– Слушаюсь, – он вскидывает руку. – Сиянье молнии, рази!
Его словам вторит жуткий грохот. Ослепительная ветвистая стрела падает с небес, врезаясь в раскрывшийся, как зонт, щит. Нет, не щит – зеркало! Разряд хищной змеей скользнул по его поверхности и хлынул в нашу сторону. Я даже толком испугаться не успел, как он разбился о наш защитный купол. Момент, когда Соби успел создать его, я тоже пропустил. Кажется, его губы продолжали шевелиться, сразу вслед за атакующим заклинанием произнося защитное. Что это значит? Он знал, что Боец противника сумеет парировать удар?
Шипящие змейки разрядов, успокаиваясь, затихают, и по лицу Соби скользит едва заметная усмешка.
Боец Aimless опускает руку.
– Неплохо. Может быть, мне даже не будет скучно. Моя очередь! Обвал!!
И снова свист и грохот, я даже не успеваю следить за ними. Наша защита реагирует на удары слепящими вспышками, вынуждающими меня беспорядочно моргать и щурить глаза.
Боец противника играет пространством, как игрушкой. Изменяет, выворачивает наизнанку. Словно весь окружающий мир – конструктор или гигантский калейдоскоп, послушный ее воле. Для своих атак она использует все, что видит вокруг. Стекла ресторанного купола, взорвавшись изнутри, впиваются в созданную Соби сферу смертоносными осколками. Перекрытия проваливаются вниз, широкими, как корабельные канаты, хлыстами бичуя хрупкий купол нашей защиты. Это выглядит страшно. Как Соби намеревался справляться без меня? Но именно сейчас, стоя в эпицентре этого безумия, я понимаю, насколько Соби сильный Боец. Ведь мы практически ни в чем им не уступаем. И, если бы не разные имена, и вовсе были бы вдвое сильнее.
– Кинжальный дождь! Врага пронзите, лезвия! Как осы жальте!
Изощренное заклинание из нескольких иероглифов вспыхивает в воздухе, рожденное дыханием Бойца. И тут же узкие стилеты, острые как спицы, усеивают пространство. Срываются с места и устремляются к нам, с гудением рассекая воздух. Как они похожи на те иглы, что недавно, но будто бы вечность назад, едва не лишили меня зрения.
Испуг яркой вспышкой обжигает легкие. Я только и успеваю, что прянуть назад. Соби же наоборот, делает стремительный шаг навстречу, и круг защиты раздается в разные стороны, вспухает как облако взрыва. И наливается матовым сиянием, по цвету напоминающим сталь.
– Ух… ты! – потрясенно выдыхает Боец.
Гортанный возглас, больше похожий на бессвязный вскрик, чем на что-то осмысленное, срывается с губ Соби, и сфера вспыхивает, раскаляясь добела. Металл барабанящих об нее кинжалов плавится и сердитыми, огненными ручьями стекает вниз.
– Магма! Плоть планеты! Восстань и мощь свою яви!
Небольшая, окруженная оранжевым маревом лужица, собравшаяся у подножия нашего купола, вдруг разливается вокруг кипящим океаном. Стремительно поглощая расстояние до нашего противника, огненная волна прибоем атакует их защитную сферу. Окружает, подтачивает, прорываясь внутрь.
Вскрик!
Зажимаю рот рукой… За облаками сизой дымки сложно различить хоть что-то. Видно лишь сияние оков, окольцевавших лодыжки противника. И цепей, что протянулись меж ними.
Обездвижены. Оба.
Но Соби не намерен останавливаться. Новое заклинание устремляется вслед за предыдущим, подхватывает его, не давая рассеяться, нанизывая слова, словно бусы на нить. Остатки лавы, застывая, поднимаются в воздух каменными глыбами и рвутся в образовавшуюся брешь.
– Стена! Сомкнись!
Преграда схлопывается перед каменными снарядами, словно крепостные ворота. Содрогается от ударов, но стоит.
Рука Соби сжимается в кулак.
– Разбить. Ничто не выдержит напора.
– Пусть крепостью с алмазами сравнится! Стопроцентная защита!
Стена из матово-серой становится прозрачной, с льдисто-голубым отливом, будто и впрямь сделана из единого кристалла.
Соби усмехается.
– Хороший фокус. Надо взять на вооружение. Предельная прочность! Когда оружие и щит равны, то побеждает то, что атакует.
И первый же камень оставляет в призрачной кладке изрядную вмятину, осыпающуюся осколками и окруженную паутинками трещин.
Боец вспыхивает, щеки краснеют, будто ей нанесли оскорбление.
– Ты, оборотень! Не смей копировать мою технику!
– Противник – лучший учитель, – философски изрекает Соби, небрежным жестом откидывая назад прядь волос.
– Сейчас увидим, кто учится быстрее. Вобрать! Подобное вернется пусть к истоку своему!
Заклинание взрезает воздух пламенеющей печатью, и наша атака полностью теряет смысл. Камни врезаются в стену, но вместо того чтобы повредить, растворяются в ней, делая защиту Aimless еще крепче.
– Какой изящный ход. Хм… – Губы Соби изгибаются в таинственной улыбке. Глаза загораются интересом, словно он видит перед собой некий увлекательный ребус.
Вскинув руку, Соби произносит насмешливо, словно играя.
– Нет ничего опаснее и зыбче, чем строить мир оружием врага. Раскол!
И это самое простое, и оттого – мощное заклинание действует совершено неожиданным образом. Стена вдруг трескается и с оглушительным грохотом рассыпается на части. Обрушивается вниз, прямо на головы наших противников. Сбивает с ног и заваливает, едва не похоронив под собой.
– Что, черт возьми, происходит?! – С трудом выбравшись из-под обломков, пошатываясь, Жертва ошеломленно трясет головой, пытаясь прийти в себя. Ладонь стискивает цепь, тянущуюся к горлу.
– Я не понимаю, – расстроено выдыхает Боец. – Он ухитряется вывернуть наизнанку любое мое заклинание!
– Кстати, алмазы вполне можно сжечь, – тихо и словно ни к кому не обращаясь произносит Соби, – потому что их кристаллический элемент – углерод. Разъять до атомов! Огонь!!!
***
Мягкий ворс покрытия дорожки скрадывает звуки шагов. После безумия Арены обрушившаяся на нас тишина кажется невозможной, нестерпимой. Она звенит на одной ноте, как назойливое насекомое; протяжным гудением отдается в моей голове.
Наши поверженные противники лежат в нескольких метрах от нас. Мы приближаемся к ним осторожными шагами. Aimless похожи на тряпичные куклы после пожара. Неподвижные, нелепые. От обгоревшей местами одежды поднимается сизый дымок. Кожа лица и рук покраснела и налилась болезненным жаром, словно оба слишком долго пробыли на солнце. Разглядывая их, выдыхаю набранный было для храбрости воздух. Я опасался, что все будет куда хуже. Видя, как ревущее пламя объяло и спеленало этих двоих, слыша крики полные нестерпимой боли… Да. Я боялся, что увижу нечто страшное, когда подойду. Но они… почти в порядке. Почти…
Распахнув глаза, Жертва Aimless бессмысленно глядит вверх. Рука дергается в бесполезной попытке дотянуться до ладони Бойца, без сознания лежащей рядом. Силится и не может.
– Не шевелись, – бесстрастно произносит Соби, – лучше тебе в ближайшие сутки не пытаться двигаться.
Агнец с трудом фокусирует взгляд на лице Соби и с усилием сглатывает.
– Ты… – ему тяжело говорить, из горла вырывается лишь свистящий шепот, но и в него Жертва ухитряется вложить изрядную долю презрения. – Монстр… Чего ждешь?.. Добей…
По губам Соби скользит равнодушная усмешка.
– Я не собирался убивать вас.
Опустившись на корточки, он склоняется над Жертвой, словно разглядывая дело рук своих.
– Но я хочу, чтобы ты хорошо запомнил, что я мог это сделать.
Опаленные ресницы Жертвы, хаотично затрепетав, опускаются, скрывая белки закатившихся глаз. Голова падает набок.
Потерял сознание.
– Будто сбившиеся с пути птицы, не сознающие смысла своего полета.
Склонив голову, Соби тихо вздыхает. Поднимается на ноги.
– Летите туда, где о вас смогут правильно позаботиться.
Отвернувшись, он идет ко мне. Останавливается рядом, повернув голову в мою сторону, ожидая. Я все еще смотрю на наших бывших противников. Лица касается краткий сухой порыв ветра. Повинуясь словам Соби, вокруг Aimless занимается вихрь, похожий на маленький торнадо. Он треплет их волосы и заставляет метаться одежду. Силуэты тел искажаются, смазываются, теряясь из виду. Затем раздается негромкий хлопок. Вихрь рассеивается, уничтожив все следы. Пол пуст, и нам нечего больше здесь делать.
– Идем, Рицка.
Соби осторожно трогает меня за плечо, побуждая двигаться к выходу.
– Да.
Повернувшись, бреду за ним, но перед глазами все еще стоит отчетливая картинка: два неподвижных тела, распростертых на полу.
– Соби… – чувствую себя ужасно, оттого что задаю ему такой вопрос, но не могу не задать его. – С ними все будет в порядке? Они поправятся?
– Да, – не оборачиваясь, произносит он, – я точно рассчитал силу последнего удара. Действительно серьезных повреждений нет.
Точно рассчитал? Вскидываю взгляд. Для меня все выглядело совсем иначе. В какой-то момент, когда доносящиеся сквозь ревущее пламя крики стали стихать, я дико испугался, что Соби все же убьет наших противников. Но он тут же опустил руку, позволив им рухнуть вниз. Он остановился. Значит ли это, что Соби мог и не сделать этого?
Столь чудовищная мысль заставляет догнать его и схватить за руку.
– Ты ведь мог нанести им гораздо больший вред, так?
Обернувшись, Соби опускает взгляд на меня, и я не вижу отрицания в его глазах. Верно. Он мог.
– Ты пощадил их.
Губы начинают странно подрагивать, а в душе разливается непонятное облегчение. Так и есть. Пощадил. Может ли подобный акт милосердия искупить вину за наш поступок? Вряд ли. Но мне отчего-то легче.
Соби отворачивается и все-таки отвечает.
– Не их.
И уходит. А я остаюсь смотреть ему вслед, недоуменно хлопая глазами.
Не их? Но тогда кого?!
Ответ настиг меня уже внутри лифта, когда двери закрылись за нами и кабина, плавно тронувшись, скользнула вниз.
Я ведь открыто заявил недавно, что намерен считать себя ответственным за все, что делает Соби. Не Aimless он пощадил. Меня.
– Спасибо.
Рицка благодарно утыкается носом в мой пропахший гарью свитер. Догадался. Что ж, он становится взрослее и проницательнее день ото дня. По губам скользит невольная улыбка. Опустив ладонь на его макушку, легонько ерошу мягкие темные волосы. Рицке легче оттого, что я поступил именно так. Не трудно было предположить его реакцию. Я не испытываю ни малейшего сочувствия к нашим противникам, того же не ощущал бы и Сеймей. Но Рицка совсем другой. Совершенно. Он не способен оставаться равнодушным, видя чужую боль. И я не мог позволить, чтобы он ощущал вину за мои поступки.
Едва не шмыгнув носом, Рицка обнимает меня и прижимается крепко-крепко.
Все верно. Если бы Поединок оставил на нашем противнике какие-нибудь серьезные раны, Рицка не смог бы продолжать. Не смог простить себе. Возможно, это уничтожило бы нечто очень важное, что-то составляющее основу его характера. Нечто, излучающее этот чудесный внутренний свет. Нельзя допустить подобного, хоть это и делает настоящие Поединки довольно сложными для меня. Сражаясь, я словно нахожусь меж двух огней. С одной стороны наши противники, с другой – Рицка.
– Соби, – прижавшись к груди щекой, он вздыхает тихо и немного виновато.
– А это не делает нас слабыми? Могут Семь Лун подумать, что мы недостаточно сильны, раз действуем не слишком жестко? Должно быть, это неубедительно выглядит.
На самом деле он хочет спросить, не мешает ли его человечность исполнению наших планов. Не делает ли она слабым и меня.
– Вряд ли, – нежно и успокаивающе глажу его по волосам. – На самом деле, нанесенный вред и так был весьма внушительным. Восстановительный период займет почти неделю. К тому же, частичная демонстрация силы иногда бывает эффективнее, чем полная.
– Думаешь, так лучше? – Он удивленно вскидывает голову, и моя ладонь невольно соскальзывает ему на лоб.
– Без сомнения.
Проведя рукой к виску, ласковыми движениями черчу узоры вокруг маленьких ушных раковин.
– Сенсей хорошо знает, на что я способен. Полагаю, все это заставит его задуматься о том, почему мы действуем так, а не иначе. И приведет к определенным выводам.
– Каким? – Рицка морщит лоб, гадая, что я имею в виду.
Усмехаюсь слегка.
– Во всем можно найти свои положительные стороны. Наверняка он поймет, что раз я не действую в полную силу, то значит, меня что-то сдерживает. Ты сдерживаешь, Рицка. Затрудняюсь предсказать реакцию сенсея, но выводы остальных вполне прогнозируемы. Жертва, унимающая своего излишне рьяного Бойца. Как тебе такой сценарий?
У меня и впрямь было время, чтобы подумать на эту тему и сообразить, как обратить лучшие качества Рицки на пользу ему самому. Маленький святой, сдерживающий своего цепного монстра. Меня вполне устроит такой расклад.
Открыв рот, Рицка смотрит на меня так, словно не верит ушам своим. Кажется, он слегка шокирован. Руки сжимаются в кулачки, а в глазах вспыхивает гневный огонь.
– Соби, это дерьмо, а не сценарий!
– Вот как? – смешно поднимаю брови. – Но это показывает тебя с наилучшей стороны и заставит их изменить отношение…
– Да к черту их отношение! – Оттолкнув меня, Рицка вырывается из кольца рук. Выпрямившись, возмущенно вскидывает голову.
– Соби, ты что, не понимаешь?! Это… – в замешательстве он пытается подобрать слова. – Это же унижает тебя!
Все так. Однако я готов пойти на подобное ради Рицки. Но ему неприятна одна мысль об этом. Его забота… настолько трогательна. Никто и никогда ко мне так не относился.
– Рицка… – тихонько вздохнув в невольном умилении, склоняюсь к нему. В глазах затаилась теплая улыбка. – Такое положение дел значительно уменьшит риск для тебя. Ты будешь в большей безопасности.
– Я не хочу быть в безопасности! – Он иступлено встряхивает головой, глядя на меня почти с отчаянием. – Соби!… Мы ведь хотели дать им понять, что мы заодно, что мы вместе!
Это смятение в глазах… Они такие яркие, полные неподдельного волнения. Рицка беспокоится обо мне куда больше, чем я сам. И он просто ласкает меня своими словами.
Улыбаясь, тихонько провожу кончиками пальцев по его щеке.
– Но мы ведь и так вместе.
Рицка резко выдыхает, прикрыв глаза. Сжимает зубы, видимо, чтобы не высказать все, что думает на мой счет. Я здорово разозлил его своим предложением. А еще больше – нежностью и тем, что мне настолько хорошо сейчас. А Рицка даже не понимает почему.
– Соби, не придуривайся, – прикрыв глаза ладонью, он в раздражении откидывается на стенку лифтовой кабины. – Ты же прекрасно понял, что я хотел сказать.
– Да, Рицка, я понял.
Но еще не сдался. Быть может, мне все же удастся уговорить его.
Выпрямившись, пристраиваюсь рядом, опираясь на сложенные за спиной руки. Голова запрокинута, и веки чуть прикрыты. Я улыбаюсь. Моей тающей безмятежности хватило бы, чтобы заполнить весь мир.
– Но это мой долг – заботиться о твоей безопасности. Ты разрешишь мне выполнять его?
Мрачно засопев, он косится на меня. Почувствовал, что я играю не по правилам.
– Да, но… – он упрямо склоняет голову, стискивая зубы, – но тебе придется придумать, что-нибудь другое. То, что ты предлагаешь – совершенно неприемлемо!
Неприемлемо... Насколько же сладко слышать такое из уст Рицки – того, кому я отдал себя полностью. Для него недопустимо, чтобы что-то пятнало мою честь. Хотя в руках Рицки она всегда будет чиста как снег.
Осторожно выдохнув, шепчу в смятении.
– Рицка…
– Ничего не буду слушать! – Негодуя, он поднимает на меня горящий взгляд. – Хочешь заботиться о моей безопасности? Пожалуйста! Но Долг не должен унижать!..
Сжимаю веки и отворачиваюсь, чтобы он не видел выражения моего лица. Ресницы заметно вздрагивают. Закусываю губу, опасаясь выдать себя неосторожным звуком.
Боги мои, что он творит… С ума меня сводит такими словами. Я же просто расцветаю рядом с ним. Одно это стоит того, чтобы, не раздумывая, отдать за него жизнь.
– Соби?
Ощутив, что что-то не так, Рицка сразу остывает. Взяв за руку, с тревогой заглядывает мне в лицо.
– Соби, я тебя обидел что ли? Я не хотел!..
– Нет.
Не открывая глаз, слабо встряхиваю головой в отрицании. Перехватив его запястье, наклоняюсь и горячо целую в макушку.
– Все просто замечательно, Рицка. Просто прекрасно.
Не сдержавшись, обнимаю его, прижав к себе спиной. Обиваю руками, желая полностью окружить своим телом. Склонившись, утопая в нежности, трусь щекой о волосы, мягко целую подрагивающее Ушко. Скользнув губами по виску, прижимаюсь к нему носом.
– Ты такое чудо.
Замерев в моих объятиях, Рицка глядит перед собой, широко раскрыв глаза. Осторожно повернув голову, встречается с моим теплым улыбающимся взглядом. На лице проступает облегчение, сменяющееся другим – смущенным, почти беззащитным выражением. Он отворачивается, пряча глаза.
– А ты просто кретин, – глухо бурчит Рицка, и я беззвучно смеюсь, согрев дыханием его щеку.
– Пусть так.
Сконфуженно потерев переносицу, Рицка встряхивает головой.
– Никогда не предлагай мне больше таких вещей. Даже не думай о них.
– Это приказ? – Зарываюсь носом в его волосы, урча как довольный зверь.
– Да.
– Слушаюсь, – в моем голосе проскальзывают нежные, почти мурлыкающие интонации. Обхватив ладонью подбородок Рицки, приподнимаю и поворачиваю к себе его голову, лаская взглядом лицо. И Рицка не противится этому. Ресницы, затрепетав, смыкаются, на щеках вспыхивает румянец, а губы приоткрываются в ожидании. Склоняюсь, желая поцеловать их. И тут сила тяжести внезапно возрастает, и раздается тихое тренькание, возвещающее о том, что двери лифта вот-вот разойдутся.
Вздрогнув, Рицка вырывается из моих рук. Двери разъезжаются, и внутрь кабины заходят несколько человек в костюмах и с дипломатами. Один из вошедших касается пальцами кнопок, выбирая этаж, и лифт трогается, мы едем дальше.
Опираясь о стенку, невинно разглядываю потолок, спрятав ладони за спиной. Повернув голову, кошусь на Рицку. Он стоит возле меня, челка скрывает лицо, но все равно видно, что оно просто пунцовое. И дыхание неровное и сбивчивое, как после бега.
Смутился. И еще как. Закусив губу, прячу виноватую улыбку. Котенок мой…
Чтобы дать ему возможность опомниться и немного прийти в себя, спрашиваю тихо и ровно.
– У нас еще четыре Поединка. Продолжаем?
Сглотнув, он слабо кивает.
– Да.
продолжение в комментариях...
Забывшие про страхChapter XV Fearless
Забывшие про страх
Рицка.
Тихо скрипит мел по школьной доске. Шелестят ручки. Серость и безликое однообразие классной комнаты наводят жуткую тоску. Негромкий монотонный голос Тамино-сенсей усыпляет, и, периодически, то одна, то другая ушастая голова сонно склоняется к парте, затем ее обладатель одергивает себя и выпрямляется под недовольным взглядом учительницы. Это могло бы показаться забавным и даже вызвать улыбку, если бы было настроение улыбаться. Но его нет.
Этим утром у меня все валится из рук. Не могу ни о чем думать, ничего делать. Даже разговаривать не могу. Прячусь в скорлупу молчания, стараясь быть как можно незаметнее для окружающих. Не сильно помогает. Наоборот. Видя, что я замкнут и необщителен, Юико всячески старается меня растормошить и занять чем-нибудь. Уже три раза предлагала сходить всем вместе в парк после уроков. Один раз – в кафе-мороженое и два – к себе домой. Не хочется ее обижать и отталкивать, хотя меньше всего на свете я желаю, чтобы меня сейчас донимали любыми разговорами. Но всякий раз ловлю на себе ее обеспокоенный взгляд, а затем она подходит и начитает что-то преувеличенно жизнерадостно рассказывать. Она говорит, а я молчу. И так продолжается весь этот бесконечный день, пока я жду завершения занятий. И непонятно чего больше в этом ожидании. Желания замедлить время? Или наоборот ускорить его, чтобы, промотав как запись, быстрее добраться до вечера.
Наверное, и то и другое вместе.
На середину дня у нас намечены первые Поединки, открывающие нашу личную кампанию против Семи Лун. Соби предложил приурочить ее начало к понедельнику, чтобы не пришлось разыскивать противников. Пять пар… Все эти люди живут и работают в Токио и его пригородах, так что найти их в будни в середине рабочего дня не составит большого труда. Мы встретимся с ними. Это как раз и тревожит меня все утро. И причина не в страхе: после поединка с Зеро страх улетучился, растворился, напоминая о себе лишь легким беспокойством. Дело в том, что эти Дуэли будут сильно отличаться от всех предыдущих. Раньше мы только «защищались», а теперь «нападаем».
– Рицка-кун. С тобой все хорошо?
Пригнувшись к столу и обхватив края руками, Юико с тревогой смотрит на меня. Бросив опасливый взгляд в сторону доски, вновь поворачивается ко мне. Виновато поясняет:
– У тебя весь день такой хмурый вид. Что-то случилось?
Не удержалась все-таки. Целых полчаса ерзала на стуле за соседней партой и вот, наконец, спросила.
– Ничего, – заметив, что за то время, пока я сидел погруженный в раздумья, класс успел перебраться на следующую страницу, сердито переворачиваю лист. Скучающе глядя в книгу, добавляю, понимая, что Юико не устроит такой односложный ответ.
– Не бери в голову. К тебе это касательства не имеет.
Эта, вроде бы успокаивающая, фраза, однако, вызывает обратный эффект. Юико потеряно поникает головой.
– Не имеет… касательства? Я ведь только хотела помочь…
Повожу Ухом, озадаченный такой реакцией, и понимаю вдруг, что сказанное мной при желании вполне можно перевести как: «Тебя не касается».
– Юико… – досадуя на себя, поворачиваюсь к ней, – я не то имел в виду…
– Аояги-кун!
Подскочив на месте, вскидываю голову. Не скрывая неудовольствия, Тамино-сенсей возвышается надо мной, как живое воплощение возмездия. Руки скрещены на груди, губы сурово поджаты.
– Аояги-кун. Прочтите еще раз абзац, который мы только что обсуждали с классом.
В замешательстве опускаю взгляд на учебник. Понятия не имею, что они там обсуждали. Я все прослушал.
Не то, чтобы пытался…
Сквозь повисшую театральную паузу, слышу струящиеся по кабинету шепотки, полные сдержанного оживления. Одноклассники отвлеклись от своих занятий и ждут продолжения спектакля.
Рука, лежащая на колене, невольно сжимается, сгребая в горсть ткань брюк.
Черт… И именно тогда, когда мне меньше всего хочется обращать на себя внимание.
Обогнув стол, сенсей останавливается передо мной. Опершись ладонями о край, слегка наклоняется, заглядывая в лицо, скрытое челкой.
– Итак, Аояги-кун. Читайте.
Еще ниже опускаю голову и упрямо молчу. Мне нечего сказать. Абсолютно. Да и какой смысл говорить что-либо? Ясно ведь, по какой причине сенсей все это делает. Не потому что тот треклятый абзац некому прочесть кроме меня.
Выпрямившись, учительница сурово сверкает глазами.
– Если вы рассчитываете на высокие отметки, советую вам слушать на уроках, Аояги-кун.
И отходит. Наконец-то… Исподволь провожаю ее глазами, игнорируя насмешливые взгляды одноклассников.
Разве это правильно – унижать? Чего бы она ни хотела добиться, сделала только хуже.
Скривившись, утыкаюсь носом в учебник. Наплевать… Неважно, как она ко мне относится. Мои оценки, так или иначе, будут лучшими.
Мысли прерывает виноватый шепот Юико.
– Прости меня, Рицка-кун.
– За что?
Спрашиваю скорее машинально, чем на самом деле обратив внимание на ее слова. Но Юико расстроено вздыхает и начинает говорить торопливо и сбивчиво.
– Мне… Мне надо было встать, сказать Тамино-сенсей, что это я тебя отвлекла… Но Юико так растерялась… очень растерялась.
Отрываюсь от книги, удивленный донельзя. Оборачиваюсь, глядя на Юико. Вид у нее совсем несчастный; пушистые ресницы подрагивают. А глаза блестят так, будто готовы наполниться слезами при любом моем неосторожном слове.
Только этого не хватало…
Помимо всего прочего мне как раз недоставало необходимости успокаивать Юико, уверяя, что она ни в чем не виновата!
Сделав над собой усилие, вымучиваю улыбку. Она выходит кривой и неестественной, но это лучшее, на что я способен сейчас.
– Ты ни при чем. Совершенно. Я сегодня просто… просто…
Просто что?.. Как назвать одним словом весь этот коктейль из ожидания, волнения и обреченности, что мутным варевом закипает во мне с самого утра?
– Я сегодня немного рассеян.
Сверившись с доской, пробегаю глазами сверху вниз строки учебника.
– Все в порядке.
Юико чуть выпрямляется, брови сходятся в очевидном расстройстве. Кажется, не поверила.
Отворачиваюсь, подперев ладонью подбородок. Безрадостно гляжу в окно.
Не верит, и пусть. Главное, чтобы больше ничего не спрашивала. Меньше всего на свете мне хочется объяснять что-либо. Даже самому себе. Не хочу думать, не хочу формулировать, хоть и осознаю глубоко внутри, что именно меня гложет. Это похоже на чувство вины. Совершенно нелогичное, но оттого не менее реальное. Еще вчера я был полон решимости. Предвкушая сегодняшний день, перебирал анкеты, сидя на кровати. Вглядывался в лица на фотографиях. Но, просмотрев и тщательно обдумав собранные сведения, вдруг ощутил неловкость и стыд. Ведь все эти люди не имеют к нашим проблемам никакого отношения. Они ни в чем не виноваты. А то, что собрался делать Соби…
Настойчивая вибрация в кармане брюк заставляет встрепенуться. Торопливо накрываю телефон ладонью. SMS, судя по тому, каким коротким был сигнал.
Соби?..
Незаметно выпрямляюсь за партой. Устремив взгляд на доску, осторожно достаю телефон. Раскрываю под столом и выношу на свет, чуть отводя руку в сторону. Повернув голову, скашиваю глаза вниз. Номер не определился. Это кто-то незнакомый. Так что же? Не открывать?
В сомнении медлю, большой палец постукивает по кнопке сброса. Что лучше: узнать, что внутри, и потом уже разбираться с последствиями? Или не узнать и… быть может, делать то же самое в итоге… И тот и другой вариант мне не нравится.
Со вздохом открываю сообщение. Меня уже начинает утомлять собственная паранойя. И пользы от нее никакой.
Значок письма привычно мигает. По экрану струятся ровные строчки текста: «Рит-тян, я жду тебя у ворот школы. Мне нужно с тобой поговорить».
И подпись: «Кио».
Кио?! Брови невольно ползут вверх от удивления. Перечитываю сообщение еще раз. Нет никакой ошибки. Оно адресовано мне. Но что Кио может быть нужно? И откуда у него этот номер? Спорю на что угодно, Соби не стал бы давать его Кио.
Закусив губу, бросаю задумчивый взгляд в окно.
Сколько вопросов…. И вот еще один: действительно ли это Кио писал? Соби вроде говорил, что не в принципах Семи лун втягивать в свои игры обычных людей. Но что им стоит использовать чужое имя, чтобы выманить меня из школы в отсутствие Соби? Или я опять перегибаю палку, выдумывая невесть что.
Продолжая терзать губы, машинально прокручиваю сообщение вверх-вниз, обдумывая возможные варианты действий.
Можно, конечно, позвонить Соби и спросить, где находится Кио. Ведь они оба сейчас должны быть на занятиях в Университете.
Краем глаза замечаю внизу дисплея начало следующей строчки. Оказывается, там есть еще и постскриптум: «Пожалуйста, не говори Соби».
Скривившись, гляжу на телефон. Вот умник! Подстраховался! Ну и как мне теперь быть?
Если действовать по уму, то стоит, конечно, проигнорировать последнее предложение. Но тут написано «пожалуйста». Впрочем, происходящее вполне укладывается в рамки моих представлений о Кио. Решил, наверное, прочесть мне какую-нибудь нравоучительную лекцию насчет того, что он видел у озера в Никко.
Поговорить, значит, хочет?
Раздраженно захлопываю сотовый. В любом случае Кио придется дождаться конца урока.
***
Звонок отзвучал. Едва оживленная волна одноклассников схлынула, выплеснувшись в коридор, я подошел к окну и, прижавшись виском к стеклу, выглянул во двор. Отсюда, хоть и под другим углом, хорошо видны школьные ворота. Нетрудно определить – ждет там меня кто-нибудь или нет. Посмотрел и сразу нашел взглядом знакомую фигуру. И сейчас гляжу на нее, быстро сокращая разделяющее нас расстояние, следуя по выложенной гранитными плитами дорожке. У ворот действительно Кио. Значит – никаких ловушек.
Увидев меня, он останавливается, прекращая беспокойно мерить шагами пространство между столбами. Окидываю его взглядом. Все те же джинсы с нарочитыми потертостями на коленях, зеленая майка и светлая туника навыпуск с широким воротом, сползшим на плечо.
Ничего необычного. Только взгляд тусклый и усталый. И еще… Мне чудятся тени под его глазами, или Кио и впрямь плохо спал?
Повернувшись в мою сторону, он пытается приветливо улыбнуться, но у него не шибко хорошо выходит.
– А, Рит-тян. Спасибо, что пришел.
– Чего хотел-то? – не сильно дружелюбно интересуюсь вместо приветствия, и улыбка Кио гаснет, увядая и съеживаясь как дырявый воздушный шарик.
– Я ведь написал. Поговорить… – он окидывает взглядом школьный двор. – Можем мы это сделать в более удобном месте?
– Как хочешь, – пожав плечами, отворачиваюсь, – пошли.
Свернув с дорожки, пересекаю двор, слыша шаги Кио за спиной. Принесло ж его... Вряд ли предстоящий разговор мне понравится. Правда Кио не выглядит настроенным вести поучительные беседы, но, может, он решил подать это под соусом «не хочется, но надо?».
Целенаправленно двигаясь к углу здания, огибаем волейбольную площадку. На ней идут шуточные соревнования. В ожидании начала урока уже успевшие переодеться в спортивную форму ученики развлекаются тем, что перебрасывают мяч через сетку, не слишком заботясь о ведении счета. Останавливаю откатившийся мяч ботинком. Подняв, подкидываю на ладони и, кротко размахнувшись, несильным ударом возвращаю назад, за очерченный белой краской периметр поля. Одна из девочек благодарно взмахивает рукой. Вяло отвечаю и запихиваю руки в карманы.
– Как ты узнал, где я учусь?
Заворачиваю за угол, направляясь к знакомым скамейкам, где когда-то помогал Юико готовиться к контрольной.
– Я давно знаю, – после короткой паузы доносится из-за моей спины, – не так-то сложно выяснить.
– Ты что, следил за мной? – в удивлении оборачиваюсь на ходу. Кио усердно переставляет ноги, устремив глаза в землю.
– Не за тобой – за Со-тяном. Он уже больше полугода сюда после занятий приходит. Ничего не стоило разок следом прогуляться.
– Зачем это тебе? – С некоторым недоумением взираю на Кио, пока мы устраиваемся на скамейке с тени деревьев.
– Дурная привычка, – туманно поясняет он, откидываясь на спинку. Подтягивает к себе колено и обхватывает руками.
– Хорошо, – невольно хмурясь, постукиваю по столу кончиками пальцев. – А номер моего телефона где взял? Тоже подглядел?
Вздохнув, Кио откидывает назад голову, скользя глазами по ветвистым кронам. В замешательстве бормочет:
– Рит-тян, когда ты так говоришь, это действительно смотрится не очень красиво.
Повернув голову, косится на меня.
– Я просто беспокоюсь за Со-тяна, знаешь ли…
– Напрасно, – сцепив пальцы в замок, подаюсь вперед, облокачиваясь на стол. – С ним все будет в порядке.
– Ну, это как раз то, о чем я хотел с тобой поговорить.
Кио смолкает. Возникшая пауза заполняется шелестом листвы, стуком мяча на площадке и отзвуками далеких разговоров. Сидя возле Кио я жду обещанного продолжения, но он словно бы никак не может решить с чего начать. Какой-то он слишком неуверенный. Слишком подавленный и беспокойный. Совсем на него не похоже.
– Дело в том, что Соби…
Вновь прервавшись, Кио роняет подбородок на грудь. Потянувшись вперед, отрывает спину от скамейки и ставит локти на стол. Задумчиво растирает шею ладонью…
– Понимаешь, Рит-тян, Соби очень привязчивый и так серьезно к тебе относится. Просто души не чает…
Рука Кио соскальзывает на стол, потом перемещается на колено, другой он касается лба. Недоуменно наблюдаю краем глаза за этими странными пассами, пытаясь понять, что все это значит. Почему Кио так странно себя ведет?
– Я много думал, после того как вы уехали и…
Взлохматив и без того взъерошенную шевелюру, он опускает голову вниз и выдыхает, будто делает шаг с обрыва:
– В общем, не бросай его, ладно?
Повернув голову, внимательно смотрит на меня.
– Я знаю, что иногда он может быть жутким занудой, и порой с ним совершенно невозможно иметь дело, но если ты его оставишь, Со-тян этого не вынесет. Он с ума сойдет.
Кио умолкает, а я… Сказать, что у меня отвалилась челюсть – это ничего не сказать. Я просто утратил дар речи! В немом изумлении гляжу на сникшего Кио, силюсь вымолвить хоть слово, и у меня не выходит…Мне это снится?
По-видимому, ощущая себя неуютно под моим ошеломленным взглядом, Кио начинает неловко ерзать на месте и уныло добавляет:
– Глупо звучит, да?
Вот чего не ожидал, так этого…
Встряхнув головой, словно это может помочь мне собрать воедино разбегающиеся мысли, закрываю, наконец, рот и тут же открываю его, чтобы задать вопрос.
– Так, погоди… Ты, что ли, не против, чтобы мы с Соби?..
Словечко «встречались» как-то не спешит срываться с языка. Но как еще обозначить наши взаимоотношения? «Виделись»? «Были вместе»?
Впрочем, Кио и без уточнений понимает, что я хотел сказать. Лицо кривится в раздраженной гримасе.
– Нет, я-то как раз против! – Он сердито трет лоб ладонью. – Вообще не понимаю, что у вас может быть общего! Ты же ребенок, черт возьми! Школьник!.. Мелкий совсем!..
Вспышка негодования гаснет, достигнув апогея. Кио роняет голову, сжимая пальцами виски. Обессилено бормочет, ни к кому уже не обращаясь:
– Все это совершенно ненормально. Со-тян – настоящий извращенец. Не могу смотреть…
Ловлю себя на том, что совершенно перестал что-либо понимать. Что сижу рядом и глупо хлопаю глазами. Я даже пропустил мимо ушей все пассажи про свой возраст и про «извращенца». Этого-то я как раз вполне ожидал. Я не ждал всего остального.
– Но тогда почему?!..
– Почему? – Кио запускает пятерню в вихрастую шевелюру. – Потому что мне не все равно, что с ним будет, – едва слышно говорит он, наконец. – Со-тян такой упрямый. Бесполезно пытаться его образумить.
Печально качает головой.
– Даже если тебе когда-нибудь захочется, чтобы он оставил тебя в покое, вспомни о том, что я говорил. Не бросай его.
– Хорошо.
Губы дрожат, помимо воли разъезжаясь в неуместной улыбке. Совершенно неуместной и совершенно неуправляемой. Изо всех сил борюсь с собой, чтобы сохранить подобающий ситуации серьезный вид. Безумие какое-то…
– Я обещаю тебе, Кио. Даю слово.
– Ага. Спасибо, – он рассеяно кивает, словно сам не уверен в правильности того, что только что сделал. Поднимается на ноги.
– Ну, я пойду тогда, – убитым голосом произносит он, то ли информируя, то ли спрашивая разрешения.
– Да. Я тебя провожу,- встаю, пряча руки в карманы. Поспешно отворачиваюсь, чтобы скрыть выражение своего лица. Плечи бесконтрольно подрагивают, меня разбирает смех. Это нервное. Я едва сдерживаюсь, чтобы не испортить своим нездоровым весельем торжественность момента. Уж больно этот разговор смахивает на одну большую галлюцинацию.
Ускоряя шаги, иду в сторону ворот. Кио плетется следом.
– Только ты, пожалуйста, будь осторожнее, Рит-тян. А то Соби может быть таким… таким… настырным!
– Осторожнее в чем? – Не удержавшись, оборачиваюсь, чувствуя, как улыбка все равно расползается от уха до уха. Не могу это слушать!..
– Ну-у-у, – смешавшись, тянет Кио, на лице отражается сложная гамма эмоций, пока он пытается подобрать какую-нибудь удобоваримую формулировку тому, что имеет в виду. Сдавшись, интересуется слегка подозрительно:
– Он ведь к тебе не пристает, нет?
О боги мои!
– Нет! – мотаю головой из стороны в сторону, изо всех сил глотая смех. Плечи все равно трясутся. Ничего не могу с собой сделать!
– В этом смысле… нет, Кио….
– А… Хорошо, – не слишком уверенно бучит он, явно не успокоенный моим ответом. – Только ты все равно будь аккуратнее, Рит-тян, а то мало ли что.
Скулы сводит, я едва нахожу в себе силы, чтобы слабо кивнуть. Сделав глубокий вдох, смаргиваю выступившие от едва сдерживаемого смеха слезы.
– Я постараюсь, Кио. Спасибо, – зажмуриваюсь, – за заботу.
Мы достигаем ворот, и это останавливает, наконец, потоки доносящихся из-за моей спины ворчливых словоизлияний в адрес Соби, извращенцев и иже с ними.
А, возможно, их пресекает тот факт, что у ворот стоит Соби собственной персоной. Так что, подняв глаза, Кио, поперхнувшись, останавливается на середине пространного и очень прочувствованного предложения и замолкает.
– Что ты здесь делаешь, Кио?
Светлый дымок скользит по щеке Соби, когда тот делает затяжку. Оторвав взгляд от моего раскрасневшегося от переизбытка бурных эмоций лица, Соби поворачивает голову, в упор взирая на Кио.
– А-а… Эээ… Со-тян?! – Кио неловко смеется, изо всех сил стараясь скрыть растерянность. Но рука, выдавая его, помимо воли зарывается в волосы на затылке и нервно ерошит их. – Я думал, ты останешься на дополнительные занятия.
– Их отменили, – окурок падает на асфальт, Соби отрывается от стены и поворачивается к нам. Бросает на меня еще один быстрый взгляд, оценивая насколько все в порядке.
Со мной все совсем не в порядке! Просто очень совсем не!..
– Кио, ты не ответил на вопрос.
– На какой? – Огибая Соби по периметру, Кио аккуратными приставными шажками, как краб крадется к воротам. Не поворачивая головы, Соби следит глазами за этими партизанскими маневрами.
– О том, что ты делаешь тут? Ты ведь ушел последней пары, сославшись на дела.
– Да-а. Точно. У меня дела, – Кио уже откровенно пятится к воротам. – Пришел вот проведать Рит-тяна, а сейчас мне пора бежать. До встречи Рит-тян!
Взмахнув рукой, он исчезает за углом.
Беззастенчиво ухмыляясь, выглядываю следом, с удовольствием провожая его глазами. Небрежно заложив большие пальцы за ремень брюк, Кио легким, беспечно-пружинистым шагом идет по улице. Это смотрится столь преувеличенно беззаботно и, оттого, настолько комично… Ему осталось только начать непринужденно посвистывать, безбожно фальшивя при этом, и тогда мне уже ничто не поможет. Скончаюсь на месте от смеха!
– Рицка, что здесь происходит? – Наблюдая за мной, Соби понимает уже, что все в порядке, так что вопрос звучит скорее заинтересованно, чем обеспокоено.
– Хм…Ты не поверишь, Соби!
Улыбаясь шире некуда, все еще не могу оторвать глаз от такой нарочито-безмятежной спины Кио.
– Ну а все-таки?
Довольно хмыкаю.
– Он приходил, чтобы попросить меня никогда не оставлять тебя.
– Вот как? – Брови Соби удивленно ползут наверх. Вскинув голову, он находит глазами фигуру Кио.
– Это…. неожиданно…
Не поворачиваясь, искоса бросает на меня осторожный взгляд.
– И… что ты ответил?
Недоуменно пожимаю плечами
– Дал ему слово.
Что было совершенно лишним. Он мог бы и не просить об этом. Но раз Кио так проще…
Подняв глаза, открываю рот, чтобы поделиться с Соби этой мыслью, и останавливаюсь, так и не издав не звука. Почему он так на меня смотрит? Так прямо, растерянно и совершенно беззащитно. Словно, сам того не заметив, я сказал сейчас нечто очень важное для него.
Не выдержав, отвожу глаза, ощущая, как невольно вспыхивают щеки. Не представляя, куда деваться от его взгляда, рассматриваю асфальт.
Можно подумать, Соби не знает… Это же очевидно, разве нет?
– Ты слишком рано пришел. У меня еще два урока.
– Ничего… Подожду.
– Полтора часа с лишним?
– Не имеет значения, Рицка. Я подожду.
Почему-то, когда Соби целует меня, я и то смущаюсь меньше, чем, когда он смотрит… так, как сейчас.
***
Дневной зной волнами накрывает город. Изнывая в осаде грозных кучевых облаков, что угрожают неистовым ливнем пролиться с небес ближе к вечеру, сейчас Токио ослепительно сияет солнечными красками. Темная лента реки, покрытая мелкой рябью, переливается как чешуя невиданных размеров дракона. Это очень красиво. Сидя на берегу, на каменном парапете, я наслаждаюсь свежестью, которой веет от воды. Все-таки в весенних капризах природы есть и свои положительные стороны. Летом в центре уже будет невозможно находиться. Токио стает душным и пыльным. Он начнет напоминать каменный лабиринт из стекла и бетона, нагревающийся за день как доменная печь. Многократно преломляющийся в зеркальных окнах солнечный свет сделает пребывание здесь совершенно невыносимым. А так, как сейчас, вполне терпимо и, даже, почти комфортно. Ветер теребит ткань моей светлой льняной рубашки и обдает желанной прохладой оголенные руки. Хорошо, что у меня такая удобная форма. Соби, впрочем, тоже неплохо себя чувствует в темных джинсах и легком черном джемпере с коротким рукавом. Высокий ворот, подчеркивая линию подбородка, скрывает полоску бинтов.
– Тебе нравится?
Он кивает на мороженое в моей руке.
– Угу, – с удовольствием вгрызаюсь в оставшийся от рожка вафельный черенок. – Соби, ты уверен, что не хочешь? Мы можем купить еще…
– Нет, не нужно, – поблагодарив меня беглой улыбкой, он, отвернувшись, рассматривает монументальный небоскреб, что высится через дорогу напротив в окружении зданий поменьше.
– Ну как знаешь, – жмурюсь, наслаждаясь тем, как хрупкая корочка хрустит на зубах, а ее сладкое содержимое приятным холодком растекается во рту.
Как ни странно, беспокойство, снедавшее меня все утро, улетучилось после встречи с Кио. Теперь уже ничто не могло испортить моего великолепного настроения, приправленного непонятно откуда взявшимся азартом.
Сидя на парапете, на берегу реки, я чувствовал себя корсаром, отплывшим с пиратского острова в поисках сокровищ. Или первооткрывателем, отправившимся к неведомым берегам. Восхитительное ощущение. Словно все нити, удерживавшие меня прежде, лопнули с тихим треском, и воздушный шар, которым я себе казался, взмыл в небеса, влекомый ветром – легкий и свободный. От этой свободы хотелось парить наяву. Я чувствовал, что способен справиться с чем угодно. Все будет сделано наилучшим образом, потому что я этого хочу.
– Все? – С легкой улыбкой Соби наблюдает за тем, как остатки мороженного исчезают у меня во рту.
Киваю, отряхивая руки, и, спрыгнув на землю, сжимаю протянутую ладонь. Соби выглядит очень довольным. Бросая на меня короткие взгляды, улыбается своим мыслям, пока мы, влившись в бурный людской поток, пересекаем улицу на зеленый сигнал светофора. Кажется, Соби просто радуется тому, как прекрасно я себя чувствую перед Поединком. Я готов! И еще как!
Легко лавируя в толпе, мы словно тонкие лезвия скользим среди людей. Мимо пестрых витрин и зон для парковок. Вся эта суета и торопливая жизнь вокруг: гул двигателей, гудки, обрывки разговоров, – они уже не касаются нас. Мыслями, я уже внутри того огромного небоскреба, на десятом этаже, где находятся наши противники. Я почти в Системе, и весь этот суматошный мир не имеет никакого значения. Он вокруг, а мы вне его.
Остановившись у входа в нужное нам здание, запрокидываю голову, оценив монументальность конструкции. Какое огромное! Просто местная Фудзи. Отсюда, с земли, оно напоминает узкий вытянутый конус со срезанной верхушкой, настолько сильна перспектива. Я даже не возьмусь сосчитать, сколько тут этажей. И, похоже, что внутрь просто так не попасть. Сквозь высокие двери из полупрозрачного стекла виден пост охраны с вращающимся турникетом.
– Не волнуйся, Рицка, нас пропустят.
Соби вскидывает голову, взбегая взглядом по гладкой зеркальной поверхности здания, и многозвучие оживленной набережной перекрывает тихий звон, странный, вибрирующий на одной ноте в моей голове. А затем наступает тишина, но Соби вздрагивает, вытягиваясь в струнку, и замирает, стиснув веки. Затем, расслабившись, открывает глаза.
– Это было… весьма впечатляюще.
Взгляд Соби все еще кажется отсутствующем, но я замечаю в нем что-то похожее на предвкушение.
– Меня услышали. Идем, Рицка.
***
Нас действительно пропустили. Едва сурового вида охранник, вежливо, но твердо заступил нам дорогу, раздался телефонный звонок, разрешивший все вопросы. Металлическая вертушка, мигнув зеленым сигналом, услужливо повернулась. Мы прошли внутрь, в широкий просторный вестибюль с удобными креслами, висящим на стене огромным планом здания, дополненным перечнем всех находящихся здесь компаний. Миновав стойку информации, направились к лифтам, провожаемые взглядом секретаря.
Пока поднимались, я в последний раз прокручивал в голове сведения о нашем противнике.
Aimless. «Живущие без смысла». Закончили обучение, когда Соби только начинал его, поэтому они никогда не встречались прежде. До образования Beloved, Aimless считались одной из сильнейших пар. Им даже предлагали остаться в Школе, но статусу учителей они предпочли обычную жизнь, участвуя, впрочем, в тренировочных боях и семинарах в качестве консультантов. И судя по тем оценкам, что давались в анкете, эта Пара вполне заслуживала оказываемого им доверия.
Они казались мне безупречными, но перечитав их досье несколько раз, я предположил, что возможно есть один недостаток, которого никто не учел. Быть может, именно уверенность в собственной непогрешимости и окажется их настоящей слабостью? Я поделился этой мыслью с Соби, и он согласился с ней. Правда, чем их предполагаемая самоуверенность способна помочь делу, я пока не представляю.
Лифт плавно замедляет ход, двери раскрываются, и мы выходим в широкий холл на пересечении нескольких коридоров. Он почти в точности повторяет вестибюль первого этажа. Тот же отражающий свет ламп плиточный пол. Столики и кресла для посетителей. Все строго, стерильно и утилитарно. И даже воздух слишком сух и холоден, пропущенный через кондиционер.
Не успеваю толком осмотреться, поскольку нас уже ждут. Невысокая женщина в брючном костюме стоит в нескольких метрах от нас, являя собой воплощение скромности и аккуратности. Ничего лишнего в одежде; длинные темные волосы убраны под заколку. Лицо довольно приятное, с правильными, гармоничными чертами. Вот только взгляд слишком суровый и настороженный.
– Кто вы? Что вам нужно?
Вот так вот. Без всяких приветствий. Однако это даже упрощает дело. По крайней мере, Соби, окинув ее равнодушным взглядом, невозмутимо представляется.
– Агатсума Соби, Beloved.
– Аояги Рицка, – помедлив, добавляю, – Loveless.
– Ясно. Вы те, из-за кого так много шума поднялось.
Глаза женщины слегка сужаются.
– Зачем вы здесь? Желаете сражаться?
– Именно так, – Соби сопровождает эти слова легкой усмешкой, – и нам не хотелось бы затягивать процесс знакомства.
– Я не могу решать такие вещи, – почти безразлично произносит Боец, а затем в ее голосе появляются саркастичные нотки. – Или быть может, вы желаете начать прямо сейчас? Не дожидаясь моего партнера?
– Мы подождем, – проигнорировав скрытое в ее словах оскорбление, отвечает Соби. Понятно, что для нее мы изгои, преступники, от которых не ждут честных поступков.
Из коридора напротив доносятся звуки шагов. К нам приближается среднего роста темноволосый мужчина в таком же строгом деловом костюме. Впрочем, во всем облике куда больше лоска и властной уверенности, окружающей его незримым ореолом. Это проявляется во всем: в движениях, во взгляде, в осанке и в том, как он держит голову. Он двигается быстро и, вместе с тем, почти лениво, словно никуда не торопится.
Останавливается возле своего Бойца, даже не удостоив нас взглядом. Напыщенный и высокомерный. Похоже, я не ошибся в своих предположениях.
– Кто это?
Женщина отвечает коротко и четко, будто рапортуя.
– Beloved и Loveless. Они желают сразиться с нами.
– Вот как, – он все же бросает в нашу сторону кроткий взгляд. – Наслышан. Что ж, если хотят, то пусть сражаются.
Словно ожидая этих слов, Боец поднимает глаза на Соби.
– Следуйте за нами. Продолжим в более удобном месте.
А затем оба шествуют к лифту, не обращая на нас внимания. Переглянувшись, мы следуем за ними.
Иду рядом с Соби, ощущая некоторое недоумение. «В более удобном месте?» А чем то, где мы сейчас, хуже? Помнится, кабинет химии, в котором мы сражались во второй раз с Ай и Мидори, был и вовсе меньше этого помещения. Так зачем куда-то идти?
– Соби, а разве Стражам не все равно, где сражаться? – интересуюсь, нимало не заботясь тем, что меня слышат.
– Это почти так, – Соби проходит внутрь открывшейся кабины лифта за нашими противниками. Мы с ними, не сговариваясь, расходимся, занимая положение по разные стороны двери, разделяя маленькую кабину на две части. Сложив руки на груди, Соби продолжает с невозмутимой улыбкой.
– Место, где будет происходить Дуэль, во многом может повлиять на образы, которые в своих заклинаниях станет использовать Боец. От этого также может зависеть скорость ведения боя. Атаковать, парировать и ставить защиту проще чем-то знакомым. Тем, что, выражаясь фигурально, не пришлось бы «долго искать».
Вот значит как? Скашиваю глаза на наших противников, стоящих меньше чем в метре от нас. Лица у обоих бесстрастные, они молча прислушиваются к разговору.
– Так это что ли попытка получить преимущество? И как? Работает?
Соби отвечает благожелательно, почти беспечно. Словно мы общаемся, сидя за столом у него дома.
– Для многих – да. К тому же увереннее, а значит – сильнее, Боец ощущает себя в привычной обстановке. Полагаю, из соображений обычного душевного комфорта. Кому-то приятнее находиться в небольших уютных помещениях, для кого-то замкнутые пространства невыносимы.
Потрясающий диалог. Никакого беспокойства по поводу предстоящей Дуэли. Таким же тоном Соби мог бы говорить со мной, помешивая чай в чашке.
И оригинальность этой ситуации почему-то очень здорово меня веселит.
Хмыкнув, иронично приподнимаю брови.
– «Привычнее»… «Комфортнее»… Соби, ты так говоришь, будто Боец впечатлительная девчонка, готовая хлопнуться в обморок при любом постороннем звуке.
После этих слов что-то неуловимо меняется. Женщина Боец немного нервно переступает с ноги на ногу, быстро скользнув взглядом в нашу сторону. Она что ли приняла это на свой счет? Заметив ее реакцию, Соби едва заметно усмехается уголками губ.
– Как правило, нет. Но ты бы знал, Рицка, как тщательно некоторые Пары выбирают позицию для Дуэли.
Соби внезапно смолкает, в глазах появляется лукавый огонек.
– Никакой спонтанности и стихийности, – почти беззвучно бормочет он, отворачиваясь и пряча смеющийся взгляд.
Моргаю от неожиданности. Спонтанность? О чем он?!
Зажмурившись, Соби подносит ладонь к лицу, словно бы для того, чтобы потереть зачесавшийся нос. А сам!..
Кажется, какая-то мысль его здорово развеселила. Только я вообще не понимаю, в чем смысл шутки.
Вернув себе спокойный вид, он вновь поворачивается ко мне, тщательно скрывая улыбку.
– Все эти уловки, Рицка, для дураков, не уверенных в своих способностях, – невозмутимо поясняет он, но в глазах появляется опасное, льдисто-острое выражение. – Когда Боец достигает уровня, при котором ему уже безразлично, где сражаться, подобные трюки его противников становятся бесполезными.
Скупо усмехнувшись, он завершает фразу.
– А уверенность в том, что это хоть чем-то поможет, лишь ослабляет их.
– Делаешь всю грязную работу, Агатсума? – внезапно произносит Агнец. – Браво. Узнаю руку старика Минами. Он, помнится, тоже был охоч до подобных фокусов.
Соби резко вскидывает голову. Их взгляды сталкиваются, как лезвия кинжалов, чуть ли не высекая искры. До меня вдруг с изрядным опозданием доходит, что Поединок уже начался. Прямо здесь, в кабине лифта. Поединок воли и разумов.
Белозубо усмехнувшись, Жертва продолжает, сохраняя этот псевдо-уважительный тон, полный откровенной издевки.
– А этого малыша ты с собой взял вместо батарейки? Неплохой выбор. У тебя есть вкус. Хороший потенциал, высокая отзывчивость… В качестве энергетического донора сгодится.
Вздрагиваю, словно мне дали пощечину. Глаза Соби вспыхивают и гаснут, наливаясь свинцовой темнотой, как грозовое небо. Выражение лица не меняется, лишь сжимаются и белеют губы, и я чувствую, что слова Жертвы не просто задели его, а вонзились по самую рукоятку. Он оскорблен!.. Тем, что унизили меня.
– Соби! – Рука в змеином броске успевает вцепиться в его локоть, останавливая наметившийся порыв. Так и не сказав того, что намеривался, Соби медленно опускает взгляд на меня.
Если это Поединок, то все слова в нем – атаки, направленные на то, чтобы вывести противника из равновесия. Так написано в учебнике Ритцу….
Вздрагивая от обиды и возмущения, прожигаю Жертву глазами.
– Соби, такие примитивные провокации – ниже твоего достоинства, – тяжело дыша, поднимаю на него горящий взгляд, – не стоит… реагировать.
Для того чтобы сказать это мне приходится сделать над собой гигантское усилие. Я бы скорее предпочел, чтобы Соби размазал этого надменного гада по стенкам лифта! Причем, не обязательно словесно. Ненавижу, когда оскорбляют! Всякий раз это заставляет меня выходить из себя! Но сейчас мы оба не имеем на это права.
Глядя в мои пылающие гневом глаза, Соби, как ни странно, сразу успокаивается.
– Слушаюсь, Повелитель, – с невозмутимой почтительностью произносит он, выпрямляясь. Равнодушный, незыблемый лед сковывает взгляд, и, видя это, я яростно ухмыляюсь, едва ли не оскалившись в сторону Жертвы противника. Съел, да?!! Черта с два, ты выведешь нас из строя так просто!! Можешь говорить, что хочешь, тебе это ничего не даст!
Брови Жертвы слегка приподнимаются. Он бросает на меня пристальный оценивающий взгляд. И в этот момент лифт останавливается, двери расходятся, открывая вид на обширную площадку, призванную стать нашей ареной. Ею оказывается ресторан, расположенный на крыше здания – огромный зал, уставленный столиками, подобно ежам, ощетинившимися ножками перевернутых стульев. Шахту лифта и служебные помещения от него отделяет облицованная мрамором стена, уходящая вверх на несколько этажей. Из нее полукругом выступает небольшой помост, по-видимому, служащий сценой для оркестра. Похожий на пирамиду покатый стеклянный купол накрывает площадку, замыкая ее с оставшихся трех сторон. А над ним синеет небо. Токио расстилается за его пределами до самого горизонта, превращаясь в сплошной клетчатый ковер. Точки зданий, нити дорог – все такое маленькое. Вид, как с телебашни или вершины горы. Вот только ветер не треплет одежду и не обдает холодом щеки, а то впечатление было бы полным. Хорошо, что я не боюсь высоты.
Не оборачиваясь, наши противники молча идут в центр зала по широкой ковровой дорожке. В тишине наши шаги разливаются вокруг тихим шорохом.
Одна из неприметных дверей, по-видимому, ведущих в кухню, приоткрывается. Оттуда высовывается плотный человек в элегантном костюме. Завидев «гостей», встрепенувшись, он спешит к нам.
– Простите, господа…
Жертва Aimless оборачивается. Человечек, семенящим шагом догнав нас, начинает кланяться, как одержимый.
– Мне очень жаль, но ресторан еще не открылся. Прошу вас прийти позже, через два часа.
– Не открылся? – не глядя на собеседника, переспрашивает Агнец, равнодушно скользя взглядом по помещению. – Значит в это время, здесь никого не должно быть?
– Верно, мой господин. Никого быть не должно, – с заискивающим поклоном подтверждает метрдотель.
– Получается и нас здесь не должно быть, – Жертва переводит на человечка ставший насмешливым взгляд. – Вам кажется, что здесь кто-то есть. Вам это почудилось.
– Почудилось… – точно кукла повторяет за ним служитель. На лице появляется глуповато-растерянное выражение, взгляд становится совершенно бессмысленным.
– Верно, вам почудилось, – безэмоционально, словно выполняя скучную рутинную работу, завершает Агнец. – Нет поводов для беспокойства. Идите.
Метрдотель разворачивается и уходит. Идет мимо нас с Соби по проходу, даже не поворачивая головы. Будто не видит! Совершенно онемев, провожаю его глазами. Вот это номер! У меня ни за что не вышло бы сотворить такое.
Поймав краем глаза мимолетный насмешливый взгляд Жертвы, поспешно отворачиваюсь, хмуря брови. Нечего доставлять ему довольствие видом того, как у меня открылся от удивления рот. Хотя я и впрямь... впечатлился. Мне такие возможности и не снились. Соби, впрочем, эта сцена оставила совершенно равнодушным, словно он видел подобное не раз.
– Загрузить систему.
Женщина-Боец властно поднимает руку. Нас накрывает привычной темнотой. Пол исчезает под ногами. Предметы, утратив трехмерность, повисают в воздухе, напоминая схематические изображения.
– Не передумали? Еще есть возможность отказаться от намерений.
– Приступаем.
Аккуратным жестом сняв очки, Соби поднимает на них невозмутимый взгляд.
– Вызываю вас на битву заклинаний!
– Как скажете, – Боец скупо усмехается. – Вызов принят!
Aimless поворачиваются друг к другу. Соединяют ладони, соприкасаясь кончиками пальцев, будто между ними есть незримое стекло. Этот жест им совсем не подходит. Он – словно отголосок тех времен, когда эти двое были детьми. Теперь они – Взрослые, но соединяющий жест остался прежним, как и фраза:
– Мы Aimless, не ищущие смысла. Наш дух несокрушим, в нем нет смятенья алчущих ответов. В отсутствии вопросов – безмятежность, дарующая истинную силу.
Воздух вокруг их ладоней вспыхивает, наливаясь сиянием. Имя проступает на подушечках пальцев, перетекая с одной руки на другую.
Оторвав взгляд от противника, Соби делает шаг ко мне. У нас нет соединяющих фраз, нет особых ритуалов, но есть нечто иное. Настолько настоящее и живое, что каждый раз заставляет меня испытывать трепет. Как и сейчас. Соби наклоняется ко мне, забрав руки в свои ладони. Мягко заглядывает в лицо…
– Приказывай, Рицка. Любой твой приказ будет исполнен.
Невольно облизываю вдруг ставшие сухими губы.
Я давно решил, что скажу ему перед поединком. То, что считаю правильным, в чем убедился после боя с Зеро. Теперь, наконец, я знаю, что должен говорить.
– Не сомневайся ни в чем, Соби. И ни на что не отвлекайся. Даже на меня. В особенности на меня! Что бы ни происходило, ничего не имеет значения кроме победы! Я хочу, чтобы ты выиграл этот Поединок.
– Будет выполнено… Повелитель, – последнее слово Соби произносит так, словно сам наслаждается его звучанием. И у меня мурашки бегут по коже от глубоких, бархатных интонаций его голоса. Почему они кажутся мне музыкой? Прекрасной до последней ноты...
Подаюсь к нему, тянусь выше… Соби подхватывает меня, помогая удержаться на цыпочках. Наклонив голову, находит мои губы, и у меня вновь начинает кружиться голова. То ли все дело в нашем поцелуе, то ли так действует Связь, но тело внезапно слабеет, я оседаю вниз, обмякнув на его руках. Бережно придерживая, Соби осторожно ставит меня на землю.
– Так вот как вы поддерживаете Связь, – Жертва Aimless едва заметно морщится и отворачивается, словно окончательно утратив к нам интерес. – Заклинание «Любовь». Каменный век, пещерный уровень…
– Какой ужас, – прижав ладонь ко рту, женщина-Боец глядит на нас круглыми глазами. – Склонять к такому ребенка. Брать силу подобным способом!.. – Не найдя слов, чтобы выразить свои эмоции, она повторяет, – Ужасно…
– Если вам что-то не нравится, это ваши проблемы! – огрызаюсь, невольно уязвленный их словами.
– Ты не понимаешь, мальчик. Beloved использует тебя! – с искренним сожалением произносит Боец, качая головой. – Он низко поступает. Такие заклинания нельзя применять к детям. Это может нанести серьезный вред.
Как ни странно, ее сочувствие задевает меня даже больше, чем откровенное презрение ее спутника. Она явно не пытается обмануть меня, но… но!..
Отступив на шаг, в замешательстве кошусь на Соби. Он стоит, глядя перед собой, прямой и равнодушный ко всему вокруг. Терпеливо дожидается сигнала к началу Поединка. Не может быть, чтобы Соби не слышал и не понимал того, что о нем сейчас говорят. Но он не намерен вмешиваться и как-либо защищать себя. Ему и правда все равно? Или он согласен с этим? Ах да… Мой приказ…
– Оставь его, Кейко. Ты же видишь, парню полностью задурили голову. Но он слишком мал и наивен, чтобы это понять.
Сжимаю зубы, невольно дернувшись от обиды. Слишком маленький и наивный значит… Да много ли понимают эти двое! Много ли они знают обо мне! О нас… Быть может, я и впрямь еще подросток, который не особо в чем разбирается. Но я давно понял, что мне не важно, что и как делает Соби. Даже, если лжет. Сейчас он стоит рядом, доверившись мне полностью. И его доверие значит больше, чем все прочее вместе взятое.
– Не имеет значения, правы вы или нет, – глухо произношу я, отступая назад. – Это ничего не меняет. Соби, начинай Поединок.
– Слушаюсь, – он вскидывает руку. – Сиянье молнии, рази!
Его словам вторит жуткий грохот. Ослепительная ветвистая стрела падает с небес, врезаясь в раскрывшийся, как зонт, щит. Нет, не щит – зеркало! Разряд хищной змеей скользнул по его поверхности и хлынул в нашу сторону. Я даже толком испугаться не успел, как он разбился о наш защитный купол. Момент, когда Соби успел создать его, я тоже пропустил. Кажется, его губы продолжали шевелиться, сразу вслед за атакующим заклинанием произнося защитное. Что это значит? Он знал, что Боец противника сумеет парировать удар?
Шипящие змейки разрядов, успокаиваясь, затихают, и по лицу Соби скользит едва заметная усмешка.
Боец Aimless опускает руку.
– Неплохо. Может быть, мне даже не будет скучно. Моя очередь! Обвал!!
И снова свист и грохот, я даже не успеваю следить за ними. Наша защита реагирует на удары слепящими вспышками, вынуждающими меня беспорядочно моргать и щурить глаза.
Боец противника играет пространством, как игрушкой. Изменяет, выворачивает наизнанку. Словно весь окружающий мир – конструктор или гигантский калейдоскоп, послушный ее воле. Для своих атак она использует все, что видит вокруг. Стекла ресторанного купола, взорвавшись изнутри, впиваются в созданную Соби сферу смертоносными осколками. Перекрытия проваливаются вниз, широкими, как корабельные канаты, хлыстами бичуя хрупкий купол нашей защиты. Это выглядит страшно. Как Соби намеревался справляться без меня? Но именно сейчас, стоя в эпицентре этого безумия, я понимаю, насколько Соби сильный Боец. Ведь мы практически ни в чем им не уступаем. И, если бы не разные имена, и вовсе были бы вдвое сильнее.
– Кинжальный дождь! Врага пронзите, лезвия! Как осы жальте!
Изощренное заклинание из нескольких иероглифов вспыхивает в воздухе, рожденное дыханием Бойца. И тут же узкие стилеты, острые как спицы, усеивают пространство. Срываются с места и устремляются к нам, с гудением рассекая воздух. Как они похожи на те иглы, что недавно, но будто бы вечность назад, едва не лишили меня зрения.
Испуг яркой вспышкой обжигает легкие. Я только и успеваю, что прянуть назад. Соби же наоборот, делает стремительный шаг навстречу, и круг защиты раздается в разные стороны, вспухает как облако взрыва. И наливается матовым сиянием, по цвету напоминающим сталь.
– Ух… ты! – потрясенно выдыхает Боец.
Гортанный возглас, больше похожий на бессвязный вскрик, чем на что-то осмысленное, срывается с губ Соби, и сфера вспыхивает, раскаляясь добела. Металл барабанящих об нее кинжалов плавится и сердитыми, огненными ручьями стекает вниз.
– Магма! Плоть планеты! Восстань и мощь свою яви!
Небольшая, окруженная оранжевым маревом лужица, собравшаяся у подножия нашего купола, вдруг разливается вокруг кипящим океаном. Стремительно поглощая расстояние до нашего противника, огненная волна прибоем атакует их защитную сферу. Окружает, подтачивает, прорываясь внутрь.
Вскрик!
Зажимаю рот рукой… За облаками сизой дымки сложно различить хоть что-то. Видно лишь сияние оков, окольцевавших лодыжки противника. И цепей, что протянулись меж ними.
Обездвижены. Оба.
Но Соби не намерен останавливаться. Новое заклинание устремляется вслед за предыдущим, подхватывает его, не давая рассеяться, нанизывая слова, словно бусы на нить. Остатки лавы, застывая, поднимаются в воздух каменными глыбами и рвутся в образовавшуюся брешь.
– Стена! Сомкнись!
Преграда схлопывается перед каменными снарядами, словно крепостные ворота. Содрогается от ударов, но стоит.
Рука Соби сжимается в кулак.
– Разбить. Ничто не выдержит напора.
– Пусть крепостью с алмазами сравнится! Стопроцентная защита!
Стена из матово-серой становится прозрачной, с льдисто-голубым отливом, будто и впрямь сделана из единого кристалла.
Соби усмехается.
– Хороший фокус. Надо взять на вооружение. Предельная прочность! Когда оружие и щит равны, то побеждает то, что атакует.
И первый же камень оставляет в призрачной кладке изрядную вмятину, осыпающуюся осколками и окруженную паутинками трещин.
Боец вспыхивает, щеки краснеют, будто ей нанесли оскорбление.
– Ты, оборотень! Не смей копировать мою технику!
– Противник – лучший учитель, – философски изрекает Соби, небрежным жестом откидывая назад прядь волос.
– Сейчас увидим, кто учится быстрее. Вобрать! Подобное вернется пусть к истоку своему!
Заклинание взрезает воздух пламенеющей печатью, и наша атака полностью теряет смысл. Камни врезаются в стену, но вместо того чтобы повредить, растворяются в ней, делая защиту Aimless еще крепче.
– Какой изящный ход. Хм… – Губы Соби изгибаются в таинственной улыбке. Глаза загораются интересом, словно он видит перед собой некий увлекательный ребус.
Вскинув руку, Соби произносит насмешливо, словно играя.
– Нет ничего опаснее и зыбче, чем строить мир оружием врага. Раскол!
И это самое простое, и оттого – мощное заклинание действует совершено неожиданным образом. Стена вдруг трескается и с оглушительным грохотом рассыпается на части. Обрушивается вниз, прямо на головы наших противников. Сбивает с ног и заваливает, едва не похоронив под собой.
– Что, черт возьми, происходит?! – С трудом выбравшись из-под обломков, пошатываясь, Жертва ошеломленно трясет головой, пытаясь прийти в себя. Ладонь стискивает цепь, тянущуюся к горлу.
– Я не понимаю, – расстроено выдыхает Боец. – Он ухитряется вывернуть наизнанку любое мое заклинание!
– Кстати, алмазы вполне можно сжечь, – тихо и словно ни к кому не обращаясь произносит Соби, – потому что их кристаллический элемент – углерод. Разъять до атомов! Огонь!!!
***
Мягкий ворс покрытия дорожки скрадывает звуки шагов. После безумия Арены обрушившаяся на нас тишина кажется невозможной, нестерпимой. Она звенит на одной ноте, как назойливое насекомое; протяжным гудением отдается в моей голове.
Наши поверженные противники лежат в нескольких метрах от нас. Мы приближаемся к ним осторожными шагами. Aimless похожи на тряпичные куклы после пожара. Неподвижные, нелепые. От обгоревшей местами одежды поднимается сизый дымок. Кожа лица и рук покраснела и налилась болезненным жаром, словно оба слишком долго пробыли на солнце. Разглядывая их, выдыхаю набранный было для храбрости воздух. Я опасался, что все будет куда хуже. Видя, как ревущее пламя объяло и спеленало этих двоих, слыша крики полные нестерпимой боли… Да. Я боялся, что увижу нечто страшное, когда подойду. Но они… почти в порядке. Почти…
Распахнув глаза, Жертва Aimless бессмысленно глядит вверх. Рука дергается в бесполезной попытке дотянуться до ладони Бойца, без сознания лежащей рядом. Силится и не может.
– Не шевелись, – бесстрастно произносит Соби, – лучше тебе в ближайшие сутки не пытаться двигаться.
Агнец с трудом фокусирует взгляд на лице Соби и с усилием сглатывает.
– Ты… – ему тяжело говорить, из горла вырывается лишь свистящий шепот, но и в него Жертва ухитряется вложить изрядную долю презрения. – Монстр… Чего ждешь?.. Добей…
По губам Соби скользит равнодушная усмешка.
– Я не собирался убивать вас.
Опустившись на корточки, он склоняется над Жертвой, словно разглядывая дело рук своих.
– Но я хочу, чтобы ты хорошо запомнил, что я мог это сделать.
Опаленные ресницы Жертвы, хаотично затрепетав, опускаются, скрывая белки закатившихся глаз. Голова падает набок.
Потерял сознание.
– Будто сбившиеся с пути птицы, не сознающие смысла своего полета.
Склонив голову, Соби тихо вздыхает. Поднимается на ноги.
– Летите туда, где о вас смогут правильно позаботиться.
Отвернувшись, он идет ко мне. Останавливается рядом, повернув голову в мою сторону, ожидая. Я все еще смотрю на наших бывших противников. Лица касается краткий сухой порыв ветра. Повинуясь словам Соби, вокруг Aimless занимается вихрь, похожий на маленький торнадо. Он треплет их волосы и заставляет метаться одежду. Силуэты тел искажаются, смазываются, теряясь из виду. Затем раздается негромкий хлопок. Вихрь рассеивается, уничтожив все следы. Пол пуст, и нам нечего больше здесь делать.
– Идем, Рицка.
Соби осторожно трогает меня за плечо, побуждая двигаться к выходу.
– Да.
Повернувшись, бреду за ним, но перед глазами все еще стоит отчетливая картинка: два неподвижных тела, распростертых на полу.
– Соби… – чувствую себя ужасно, оттого что задаю ему такой вопрос, но не могу не задать его. – С ними все будет в порядке? Они поправятся?
– Да, – не оборачиваясь, произносит он, – я точно рассчитал силу последнего удара. Действительно серьезных повреждений нет.
Точно рассчитал? Вскидываю взгляд. Для меня все выглядело совсем иначе. В какой-то момент, когда доносящиеся сквозь ревущее пламя крики стали стихать, я дико испугался, что Соби все же убьет наших противников. Но он тут же опустил руку, позволив им рухнуть вниз. Он остановился. Значит ли это, что Соби мог и не сделать этого?
Столь чудовищная мысль заставляет догнать его и схватить за руку.
– Ты ведь мог нанести им гораздо больший вред, так?
Обернувшись, Соби опускает взгляд на меня, и я не вижу отрицания в его глазах. Верно. Он мог.
– Ты пощадил их.
Губы начинают странно подрагивать, а в душе разливается непонятное облегчение. Так и есть. Пощадил. Может ли подобный акт милосердия искупить вину за наш поступок? Вряд ли. Но мне отчего-то легче.
Соби отворачивается и все-таки отвечает.
– Не их.
И уходит. А я остаюсь смотреть ему вслед, недоуменно хлопая глазами.
Не их? Но тогда кого?!
Ответ настиг меня уже внутри лифта, когда двери закрылись за нами и кабина, плавно тронувшись, скользнула вниз.
Я ведь открыто заявил недавно, что намерен считать себя ответственным за все, что делает Соби. Не Aimless он пощадил. Меня.
– Спасибо.
Рицка благодарно утыкается носом в мой пропахший гарью свитер. Догадался. Что ж, он становится взрослее и проницательнее день ото дня. По губам скользит невольная улыбка. Опустив ладонь на его макушку, легонько ерошу мягкие темные волосы. Рицке легче оттого, что я поступил именно так. Не трудно было предположить его реакцию. Я не испытываю ни малейшего сочувствия к нашим противникам, того же не ощущал бы и Сеймей. Но Рицка совсем другой. Совершенно. Он не способен оставаться равнодушным, видя чужую боль. И я не мог позволить, чтобы он ощущал вину за мои поступки.
Едва не шмыгнув носом, Рицка обнимает меня и прижимается крепко-крепко.
Все верно. Если бы Поединок оставил на нашем противнике какие-нибудь серьезные раны, Рицка не смог бы продолжать. Не смог простить себе. Возможно, это уничтожило бы нечто очень важное, что-то составляющее основу его характера. Нечто, излучающее этот чудесный внутренний свет. Нельзя допустить подобного, хоть это и делает настоящие Поединки довольно сложными для меня. Сражаясь, я словно нахожусь меж двух огней. С одной стороны наши противники, с другой – Рицка.
– Соби, – прижавшись к груди щекой, он вздыхает тихо и немного виновато.
– А это не делает нас слабыми? Могут Семь Лун подумать, что мы недостаточно сильны, раз действуем не слишком жестко? Должно быть, это неубедительно выглядит.
На самом деле он хочет спросить, не мешает ли его человечность исполнению наших планов. Не делает ли она слабым и меня.
– Вряд ли, – нежно и успокаивающе глажу его по волосам. – На самом деле, нанесенный вред и так был весьма внушительным. Восстановительный период займет почти неделю. К тому же, частичная демонстрация силы иногда бывает эффективнее, чем полная.
– Думаешь, так лучше? – Он удивленно вскидывает голову, и моя ладонь невольно соскальзывает ему на лоб.
– Без сомнения.
Проведя рукой к виску, ласковыми движениями черчу узоры вокруг маленьких ушных раковин.
– Сенсей хорошо знает, на что я способен. Полагаю, все это заставит его задуматься о том, почему мы действуем так, а не иначе. И приведет к определенным выводам.
– Каким? – Рицка морщит лоб, гадая, что я имею в виду.
Усмехаюсь слегка.
– Во всем можно найти свои положительные стороны. Наверняка он поймет, что раз я не действую в полную силу, то значит, меня что-то сдерживает. Ты сдерживаешь, Рицка. Затрудняюсь предсказать реакцию сенсея, но выводы остальных вполне прогнозируемы. Жертва, унимающая своего излишне рьяного Бойца. Как тебе такой сценарий?
У меня и впрямь было время, чтобы подумать на эту тему и сообразить, как обратить лучшие качества Рицки на пользу ему самому. Маленький святой, сдерживающий своего цепного монстра. Меня вполне устроит такой расклад.
Открыв рот, Рицка смотрит на меня так, словно не верит ушам своим. Кажется, он слегка шокирован. Руки сжимаются в кулачки, а в глазах вспыхивает гневный огонь.
– Соби, это дерьмо, а не сценарий!
– Вот как? – смешно поднимаю брови. – Но это показывает тебя с наилучшей стороны и заставит их изменить отношение…
– Да к черту их отношение! – Оттолкнув меня, Рицка вырывается из кольца рук. Выпрямившись, возмущенно вскидывает голову.
– Соби, ты что, не понимаешь?! Это… – в замешательстве он пытается подобрать слова. – Это же унижает тебя!
Все так. Однако я готов пойти на подобное ради Рицки. Но ему неприятна одна мысль об этом. Его забота… настолько трогательна. Никто и никогда ко мне так не относился.
– Рицка… – тихонько вздохнув в невольном умилении, склоняюсь к нему. В глазах затаилась теплая улыбка. – Такое положение дел значительно уменьшит риск для тебя. Ты будешь в большей безопасности.
– Я не хочу быть в безопасности! – Он иступлено встряхивает головой, глядя на меня почти с отчаянием. – Соби!… Мы ведь хотели дать им понять, что мы заодно, что мы вместе!
Это смятение в глазах… Они такие яркие, полные неподдельного волнения. Рицка беспокоится обо мне куда больше, чем я сам. И он просто ласкает меня своими словами.
Улыбаясь, тихонько провожу кончиками пальцев по его щеке.
– Но мы ведь и так вместе.
Рицка резко выдыхает, прикрыв глаза. Сжимает зубы, видимо, чтобы не высказать все, что думает на мой счет. Я здорово разозлил его своим предложением. А еще больше – нежностью и тем, что мне настолько хорошо сейчас. А Рицка даже не понимает почему.
– Соби, не придуривайся, – прикрыв глаза ладонью, он в раздражении откидывается на стенку лифтовой кабины. – Ты же прекрасно понял, что я хотел сказать.
– Да, Рицка, я понял.
Но еще не сдался. Быть может, мне все же удастся уговорить его.
Выпрямившись, пристраиваюсь рядом, опираясь на сложенные за спиной руки. Голова запрокинута, и веки чуть прикрыты. Я улыбаюсь. Моей тающей безмятежности хватило бы, чтобы заполнить весь мир.
– Но это мой долг – заботиться о твоей безопасности. Ты разрешишь мне выполнять его?
Мрачно засопев, он косится на меня. Почувствовал, что я играю не по правилам.
– Да, но… – он упрямо склоняет голову, стискивая зубы, – но тебе придется придумать, что-нибудь другое. То, что ты предлагаешь – совершенно неприемлемо!
Неприемлемо... Насколько же сладко слышать такое из уст Рицки – того, кому я отдал себя полностью. Для него недопустимо, чтобы что-то пятнало мою честь. Хотя в руках Рицки она всегда будет чиста как снег.
Осторожно выдохнув, шепчу в смятении.
– Рицка…
– Ничего не буду слушать! – Негодуя, он поднимает на меня горящий взгляд. – Хочешь заботиться о моей безопасности? Пожалуйста! Но Долг не должен унижать!..
Сжимаю веки и отворачиваюсь, чтобы он не видел выражения моего лица. Ресницы заметно вздрагивают. Закусываю губу, опасаясь выдать себя неосторожным звуком.
Боги мои, что он творит… С ума меня сводит такими словами. Я же просто расцветаю рядом с ним. Одно это стоит того, чтобы, не раздумывая, отдать за него жизнь.
– Соби?
Ощутив, что что-то не так, Рицка сразу остывает. Взяв за руку, с тревогой заглядывает мне в лицо.
– Соби, я тебя обидел что ли? Я не хотел!..
– Нет.
Не открывая глаз, слабо встряхиваю головой в отрицании. Перехватив его запястье, наклоняюсь и горячо целую в макушку.
– Все просто замечательно, Рицка. Просто прекрасно.
Не сдержавшись, обнимаю его, прижав к себе спиной. Обиваю руками, желая полностью окружить своим телом. Склонившись, утопая в нежности, трусь щекой о волосы, мягко целую подрагивающее Ушко. Скользнув губами по виску, прижимаюсь к нему носом.
– Ты такое чудо.
Замерев в моих объятиях, Рицка глядит перед собой, широко раскрыв глаза. Осторожно повернув голову, встречается с моим теплым улыбающимся взглядом. На лице проступает облегчение, сменяющееся другим – смущенным, почти беззащитным выражением. Он отворачивается, пряча глаза.
– А ты просто кретин, – глухо бурчит Рицка, и я беззвучно смеюсь, согрев дыханием его щеку.
– Пусть так.
Сконфуженно потерев переносицу, Рицка встряхивает головой.
– Никогда не предлагай мне больше таких вещей. Даже не думай о них.
– Это приказ? – Зарываюсь носом в его волосы, урча как довольный зверь.
– Да.
– Слушаюсь, – в моем голосе проскальзывают нежные, почти мурлыкающие интонации. Обхватив ладонью подбородок Рицки, приподнимаю и поворачиваю к себе его голову, лаская взглядом лицо. И Рицка не противится этому. Ресницы, затрепетав, смыкаются, на щеках вспыхивает румянец, а губы приоткрываются в ожидании. Склоняюсь, желая поцеловать их. И тут сила тяжести внезапно возрастает, и раздается тихое тренькание, возвещающее о том, что двери лифта вот-вот разойдутся.
Вздрогнув, Рицка вырывается из моих рук. Двери разъезжаются, и внутрь кабины заходят несколько человек в костюмах и с дипломатами. Один из вошедших касается пальцами кнопок, выбирая этаж, и лифт трогается, мы едем дальше.
Опираясь о стенку, невинно разглядываю потолок, спрятав ладони за спиной. Повернув голову, кошусь на Рицку. Он стоит возле меня, челка скрывает лицо, но все равно видно, что оно просто пунцовое. И дыхание неровное и сбивчивое, как после бега.
Смутился. И еще как. Закусив губу, прячу виноватую улыбку. Котенок мой…
Чтобы дать ему возможность опомниться и немного прийти в себя, спрашиваю тихо и ровно.
– У нас еще четыре Поединка. Продолжаем?
Сглотнув, он слабо кивает.
– Да.
продолжение в комментариях...
Chapter XIV Secure less
Память. Без страховки.Chapter XIV Secure less
Память. Без страховки.
Рицка.
Бессонные ночи вернулись ко мне. Длинные, пустые, совершенно бессмысленные. Я осознал, что вновь не могу спать по ночам спустя сутки после того как возвратился домой с каникул. Просто понял это, узнав знакомые симптомы. Расставаясь с Соби, я отправлялся к себе и оставался один в своей комнате. Ложился в постель и беспокойно вертелся в ней не в состоянии справиться с собственными назойливыми мыслями. Вот и сейчас мне никак не избавиться от них.
Во всем доме стоит тишина, ветер мерно раскачивает занавески, а на полу неподвижно замерло косое желтое пятно света от фонаря, что, поникнув головой, застыл на углу возле ограды. Предметы в темно-лиловом сумраке комнаты кажутся размытыми мрачными изваяниями. Мне слишком жарко. Я уже перевернул свою постель вверх дном. Простыни смялись, подушка, сплющившись в плотный ком, прогнулась под головой, горячая, душная. Мне не уснуть.
В который раз открываю крышку телефона. Так велико искушение позвонить Соби, спросить, как он там. Но это глупо. Глупо тревожить его в такой час, тем более что мы расстались совсем недавно. Возможно, он уже спит. А может быть и нет. Может быть, точно так же лежит в темноте на кровати и смотрит в потолок. И массивные балки глядят на него в немом равнодушии. И это все так нелепо. Я знаю, что мы оба одинаково сильно желаем видеть друг друга сейчас. Но я здесь, а он у себя дома. И это кажется мне неправильным.
С тихим вздохом перекатываюсь на бок, глядя в окно перед собой. Ткань подушки натирает щеку. Сердито взбив края руками, шлепаюсь обратно, вжавшись лицом.
Всего неделя. До поединка с Зеро я пробыл у Соби одну единственную неделю, но как же я привык за это короткое время к тому, что он постоянно рядом. И именно поэтому мне так трудно засыпать каждый вечер в тишине своей комнаты. Мыслями я постоянно с ним. Думаю о том, что он делает. Рисует ли или готовит ужин. А может, устроившись возле кровати на полу, пролистывает учебники, готовясь к тестам для Университета. Или, прикрыв дверь балкона, привычно курит, опершись о перила. И струйка дыма, извиваясь, следует за потоками воздуха и растворяется в темноте. Я почти вижу, как огни фонарей играют бликами на линзах его очков. Как колышется от дуновений ветра челка. Как тлеет алым угольком кончик сигареты… Безумие какое-то. Не удивительно, что я не могу уснуть.
Соби… Возможно, это было большой ошибкой с моей стороны – гостить в твоем доме. Кажется, я сам себя обрек на то, чтобы постоянно думать о тебе.
И эта ночь не стала исключением. Я ведь так мучился не час и не два. Затем уха коснулся едва различимый осторожный стук в стекло. Подскочив на кровати, я откинул в сторону одеяло. Взгляд, метнувшись к балконной двери, обнаружил за ней знакомый высокий силуэт. Соби…
Торопливо выбравшись из постели, я бегом кинулся к окну. Распахнул дверь. Соби стоял, окруженный сиянием от льющихся ему в спину отсветов фонаря. Глядел на меня со смутной нежностью во взгляде.
– Я подумал, что если ты спишь, то не услышишь. А если…
– Соби... – облизнув невольно губы, я отступил в сторону, пропуская его внутрь, – что ты делаешь тут так поздно? Что-то случилось?
Он скользнул через порог словно тень. Снял с плеча сумку. Запустив внутрь руку, вытащил оттуда пухлый томик.
– Я хотел вернуть это тебе. Ты забыл ее.
Взяв из его рук книгу, я мельком глянул на обложку. Действительно. Я сегодня оставил эту книжку на покрывале у озера. Должно быть Соби, собираясь, положил ее в свою сумку, не став трогать мой рюкзак. А вечером, когда мы прощались возле моего дома, забыл отдать.
И все-таки. Он мог бы вернуть мне ее в любой другой день.
– Соби, – сощурившись, я взвесил томик в руке, – с каких это пор, чтобы увидеться со мной, тебе нужен повод?
Он мягко усмехнулся.
– Все настолько очевидно?
Поставив сумку на пол, убрал руки в карманы распахнутого легкого полупальто. На улице довольно прохладно. Весной всегда так. Днем жарко, а ночью…
– Я счел, что ты можешь найти нелепым мое желание увидеть тебя спустя несколько часов после того, как мы расстались. Пришлось выдумать повод.
Хмыкнув про себя, я отложил книгу на компьютерный столик.
– Мог бы изобрести что-нибудь более правдоподобное.
– Мне не хотелось, – серьезно ответил он.
Соби даже скрывать не собирался, что соскучился за такое короткое время. И понимал, насколько по-дурацки это выглядит. И осознавал, что не выйдет остаться. Но все равно пришел. Возможно, как раз потому, что не смог лежать без сна и глядеть в потолок.
Качнувшись вперед, я уткнулся носом в теплый свитер на груди Соби. Его руки, выскользнув из карманов, тотчас же окружили плечи, ладонь погрузилась в волосы. Было очень приятно стоять так и слушать короткие ровные удары под тонкой материей. Ощущать прикосновения дыхания Соби к своим волосам и то, как осторожные кончики пальцев, спустившись по затылку, нежно поглаживали шею.
А потом он все-таки ушел. Дурак. И зачем приходил-то? Мне от этого только хуже стало. Не удивлюсь, если ему тоже.
Перевернувшись обратно на спину, почти со злостью смотрю в укутанный тьмой потолок. Да какого ж черта… Столько всего произошло сегодня в Никко. Я столько вещей узнал, столько решений принял, но по-прежнему не могу влиять на эту ситуацию и видеться с Соби так часто, как мне того хочется. Нам обоим хочется. И причина проста. Я еще слишком маленький, чтобы на полном основании распоряжаться своими перемещениями самостоятельно. Должно быть, любой Взрослый в такой ситуации оделся бы сейчас и отправился к тому человеку, рядом с которым желает находиться. Еще месяц назад я бы и сам сделал также. Просто втайне… Сбежал бы еще вечером, закрыв свою дверь на защелку. Съехал по водосточной трубе и был таков. Но не теперь, когда я помирился с мамой. Я решил, что никогда больше не стану лгать тем, кто мне дорог. И не хочу, чтобы это решение распространялось только на Соби, потому что нельзя быть честным лишь на определенное количество процентов. К тому же дверь на ночь я больше не запираю.
Сажусь на кровати, свесив ноги. Бесполезно валяться в постели, если тебе все равно не заснуть. Лучше спущусь вниз. В холодильнике можно разжиться соком. Вполне подходящий повод занять себя чем-то, тем более что мне и впрямь хочется пить.
Покинув свою комнату, спускаюсь вниз по лестнице, стараясь не шуметь. Пробравшись в кухню, зажигаю свет. Три часа ночи. Об этом ясно говорят часы, висящие на стене справа от окна.
Прекрасно просто. Завтра весь день буду клевать носом, прям как в старые добрые времена. Все-таки у честности есть своя обратная сторона. И, решив построить нормальные отношения в собственной семье, я как-то этого не учел.
– Рицка? Почему ты не спишь?
Оборачиваюсь, выныривая из недр холодильника. Мама стоит на пороге, прищурившись от яркого света, придерживая ворот длинного домашнего юката.
Сжав в руке бумажный пакет с соком, захлопываю холодильник.
– Просто пить захотел.
Она недоверчиво склоняет голову на бок.
– Рицка, если у тебя что-то болит или тебя мучает бессонница, то не надо скрывать. Скажи маме, и мама даст тебе лекарство.
Усмехаюсь слегка. Самое действенное мое лекарство находится сейчас далеко отсюда. И тоже вряд ли спит.
– Не нужно. Со мной все хорошо.
Открутив яркую пластмассовую крышечку, делаю глоток, наблюдая за мамой. А что если?.. Не слишком ли глупым и опрометчивым будет такой поступок? Но ведь я решил, что все должно быть правильно. А так как сейчас, я уже просто не могу.
– Мам, я хочу познакомить тебя кое с кем, – сжимаю в руке пакет, ощущая, как тяжелый комок невольно подкатывает к горлу. Надо сказать это быстрее. А то потом я просто не решусь.
– Какое-то время назад я встретился с одним человеком. Он друг Сеймея.
Делаю глубокий вдох.
– Его зовут Соби.
Вечер следующего дня.
Соби.
Сигарета в руке дотлела почти до фильтра. Скрывшись в тени деревьев, курю, возможно, несколько нервно. Свет, льющийся из окон за моей спиной, так приветлив, но я не склонен доверять этому ощущению. Фонарь у входа в дом зажжен впервые на моей памяти. Почтовый ящик напротив, через подъездную дорожку кажется низеньким одноглазым они, а вместо ока у него надпись «Аояги». Отворачиваюсь. Похоже, я действительно волнуюсь. Странное ощущение.
Затушив подошвой ботинка сигарету, направляюсь к входной двери. Останавливаюсь перед ней, коснувшись бессознательно свитера на груди в том месте, где под ним, скрытое от глаз, находится имя Рицки, выведенное его рукой. В последнее время я часто начал ловить себя на этом жесте. Это имя на моей коже – дар Рицки, знак его желания обладать мной. И я задумываюсь уже, не было ли оно катализатором того, что случилось вчера с нами у озера. Необъяснимым образом мы становимся все ближе. Пусть же имя Рицки хранит меня сегодня.
В последний раз поправляю отвороты расстегнутого пиджака. Собравшись с духом, прикасаюсь к звонку. Утопив невзрачную пластиковую кнопку, слышу как внутри дома за дверью, которую я безжалостно вынес несколько дней назад, раздается негромкое мелодичное «Динг-донг».
Сдерживая вздох, жду. Сегодня мне предстоит вести себя крайне обдуманно и осторожно. Сегодня я здесь гость. Таково было желание Рицки, высказанное им утром по телефону. «Не подведи меня, Соби», – не самый конкретный приказ.
За дверью слышатся торопливые шаги. Быстрый поворот ключа. Дверь открывается, на порог падает длинный косой луч света из коридора.
– Соби, заходи, – высунувшись наружу, Рицка делает приглашающий жест рукой. – Я уже заждался.
– Я опоздал? – войдя внутрь, наклоняюсь, чтобы расшнуровать ботинки.
Рицка несколько потеряно наблюдает за мной, затем, вспомнив про дверь, затворяет ее. Спрятав руки в карманы, качает головой.
– Нет. Просто… я беспокоюсь немного.
Сняв обувь и придвинув ее к стене, как полагается гостю, выпрямляюсь, внимательно разглядывая Рицку. Он выглядит не лучшим образом. Явно нервничает. Брови то и дело вздрагивают, приподнимаясь. Волнение плещется на дне глаз, Рицка упорно отводит взгляд.
Если его настолько тревожит происходящее, зачем он затеял все это?
– Рицка? Наш гость уже пришел?
Мягкое покрытие ступеней лестницы делает приглушенным звук осторожных шагов. Мать Рицки спускается вниз, держась за перила. Идет к нам. На ней длинное закрытое платье темно-вишневого цвета. Волосы аккуратно уложены и скреплены сзади заколкой. С должным радушием она улыбается, глядя на меня. Склоняет голову в приветствии.
– Значит, вы и есть тот самый друг Сеймея, о котором рассказывал Рицка, – протягивает руку.
– Я – Аояги Мисаки – мама Сеймея и Рицки.
Вежливо поклонившись, пожимаю неприятно сухие и холодные пальцы, подавляя желание отыскать Рицку взглядом.
Друг Сеймея?
– Рад с вами познакомиться, Аояги-сан, мое имя Агатсума Соби.
Губы изгибаются в положенной по случаю сдержанной улыбке, пока я разглядываю эту женщину. Впервые вижу ее так близко. Лицо бледное, с болезненным оттенком, отмеченное печатью уныния, которую не скрыть никакими искусственным средствами. Ровная челка, падая на лоб, еще больше углубляет тени под глазами. Глаза же… темные и кажутся пустыми, пусть в них и мерцает сейчас огонек оживления. Действует и движется она с неуловимой скованностью, словно опасается допустить промашку. А в остальном – образцовая хозяйка дома. Даже и не скажешь, что такая способна избивать собственного ребенка.
– Позвольте внести скромный вклад в нашу встречу, – извлекаю из сумки небольшую коробочку с о-мияге, обязательным угощением при визите в любой дом.
Мать Рицки принимает подарок, щеки ее слегка розовеют.
– Право не стоило…
– Это такая мелочь…
Традиционный обмен любезностями вязнет на зубах, но я ничего не могу поделать с необходимостью соблюсти формальный протокол. Пока я не пойму, чего Рицка пытается добиться при помощи этой встречи, приходится учитывать каждый нюанс. Рицка обескуражено глядит на коробку, и я понимаю, что он совершенно об этом забыл. Возможно оттого, что дружеские визиты никогда не являлись традицией этой семьи.
Женщина всплескивает руками.
– Что же мы держим гостя в прихожей!? Рицка, проводи Агатсуму-сана в гостиную. Я сейчас принесу чай.
Рицка сосредоточенно кивает, берет меня за руку и тянет за собой.
– Идем, Соби.
– Да.
Следую за Рицкой вглубь дома, борясь с внезапно нахлынувшим ощущением нереальности происходящего. Для меня этот коридор всегда был погружен в полумрак. И я был в нем незримым призраком, – персоной, чье существование не должно быть замечено никем и никогда. Я не должен находиться здесь ни в каком ином качестве, потому что это не нужно. Мое присутствие, как освещение этого коридора, кажется чем-то неуместным, неправильным, словно видишь сон. Причем дурной. Вот здесь, на этом самом месте я стоял, скованный по рукам и ногам приказом не вмешиваться. Стоял, вжавшись в стену, ненавидя себя за неспособность ослушаться и довести начатое до конца. Ощущение бессилия и страх за Рицку сводили с ума. Удивлен, что нигде нет вмятин от ударов моих кулаков. Воспоминание об этом ярким отпечатком маячит за спиной, пока мы, минуя лестницу, движемся в направлении гостиной. Зачем бы Рицке ни понадобилось приглашать меня в свой дом открыто, надеюсь, он знает, что делает.
Рицка замедляет шаги, останавливаясь у большой двустворчатой двери. Приоткрыв ее, входит внутрь, зажигая свет. Смещается вбок, давая мне возможность войти следом. Замерев рядом, рассеяно обегает глазами помещение, Ушки нервно вздрагивают, как и кончик длинного хвоста.
– Так… Вот туда садись, Соби, – в неосознанном волнении потирая ладони, Рицка кивает на скромный диванчик, стоящий у низкого столика в компании двух кресел.
– Я сейчас сбегаю на минутку на кухню, посмотрю что там делает мама.
Он хмурится, поглядывая на дверь.
– Боюсь, она немного перестаралась в своих приготовлениях.
– Рицка… – но он уже исчез, я обращаюсь к закрытой двери.
Тихонько вздохнув, иду в указанном направлении, старательно подавляя собственные неясные предчувствия. Есть ситуации, к которым не привыкнуть, сколько бы времени ни было отпущено на это. На мой взгляд, это одна из них.
Опустившись на указное Рицкой место, осматриваю гостиную. Она кажется мне столь же безликой и маловыразительной, как и все в этом доме. Светлые обои покрыты мелким однообразным рисунком, стеллаж с книгами протянулся вдоль стены. Небольшой плетеный коврик, имитирующий циновку – единственное, что привносит в обстановку комнаты подобие уюта. На всем остальном не ощущается каких-либо отпечатков индивидуальности владельцев. Тяжелые портьеры на окнах, этот столик, диван и кресла настолько обезличены, что кажется, будто находишься не в жилом доме, а в номере гостиницы. И даже книги, выстроившиеся в ряд на полках, не способны смягчить это ощущение. Словно они предназначены для того, чтобы создавать иллюзию жизни, в то время как все здесь давно мертво.
Дверь в комнату отворяется. Внутрь крадучись пробирается Рицка. Придерживая створку рукой, он приникает глазом к образовавшейся щели, наблюдая за коридором.
– Мама выгнала меня из кухни, – неловко хмыкает, – сказала, что я невежливо поступаю, оставляя гостя в одиночестве.
Резким раздраженным жестом расстегнув верхнюю пуговицу нарядной отглаженной рубашки, Рицка вновь наклоняется к двери.
Он ведет себя будто разведчик на вражеской территории. Понимает ли он сам, что и зачем делает?
– Рицка, – тихонько окликаю его, – можно тебя спросить?
– Да? – отзывается он, не отвлекаясь от подглядывания.
– Я хотел бы получить более четкие указания относительно того, как мне следует вести себя, – внимательно смотрю на него. – Я не знаю, какие цели ты преследуешь, но хочу, чтобы мое поведение соответствовало твоим ожиданиям.
Рицка выпрямляется, выпуская створку двери. Растеряно глядит на меня. Тронувшись с места, пересекает комнату и устраивается в соседнем кресле.
Молча наблюдаю за ним, ожидая инструкций.
Поставив локти на столик, уронив голову, Рицка с тихим вздохом зарывается руками в волосы, приминая Ушки.
– Соби… – запнувшись, он смолкает, словно пытается найти слова для описания собственных, по-видимому, весьма противоречивых ощущений.
– Просто будь вежлив с мамой. Больше от тебя ничего не требуется. Ты ведь гость.
Подняв глаза, он слегка натянуто улыбается с непонятным мне отчаянием во взгляде.
– Остальное – моя забота.
– А вот и чай. Простите, Агатсума-сан, что заставила вас ждать.
Рицка подскакивает от неожиданности, я выпрямляюсь, наблюдая, как хозяйка дома, придерживая дверь ногой, пытается переправить сквозь проем объемистый поднос с чайными приборами и домашними сладостями.
Рицка хочет, чтобы я был вежлив с этой женщиной. Если таково его желание…
Поднимаюсь на ноги.
– Аояги-сан, позвольте вам помочь.
***
Тонкие аккуратные чашечки опускаются на блюдца, издавая тихий стук. Блюдо с угощением постепенно пустеет – надо соблюсти положенные приличия, отдав дань «усилиям» хозяйки. Необходимость создания видимости непринужденной беседы с человеком, который тебе крайне неприятен – не самое легкое дело. Но таково мое задание на сегодня. К сожалению, дипломатичность не является моей сильной стороной, приходится больше полагаться на интуицию. И, наверное, было бы легче, если бы я при этом не ощущал себя самозванцем, надевшим чужую личину.
Устроившись на краешке кресла, Рицка напряженно наблюдает за нами. Он почти все время молчит, лишь изредка вставляя краткие реплики. Поставив локти на стол, спрятав подбородок в сплетении пальцев, покусывает ноготь, а темные глаза настороженно перебегают с одного лица на другое, отслеживая проявления эмоций.
– Так значит, вы были другом Сеймея, Агатсума-сан. Так отрадно узнать об этом. Одно время я полагала, что у моего сына совсем нет друзей.
Подперев рукой узкий подбородок, Аояги-сан механически помешивает чай, заставляя кружиться в нем черные листья.
– Мой сын был очень замкнутым человеком, слишком домашним. Я всегда ему говорила, что он должен больше общаться со сверстниками, но он отвечал, что ему это не нужно. Странно, верно? Хорошо, что вы пришли сегодня к нам.
Вместо ответа делаю глоток из своей чашки. Мне полагается сделать встречный ход, я медлю, подбирая слова, – молчание затягивается. Любые паузы, возникающие в этом разговоре, кажутся слишком неловкими. Рицка начинает беспокойно ерзать на месте и, наконец, устремляет на меня настойчивый, красноречивый взгляд.
«Ну же, Соби! Говори что-нибудь, не молчи!» – требуют его глаза.
Размыкаю губы.
– Я счел своим долгом навестить его семью, ведь у Сеймея скоро день рождения.
– Верно… Как славно, что вы помните об этом, – всплеск улыбки сменяется тоскующим взглядом. – Сразу видно, что вы достойный человек, хотя друг Сеймея не может быть никем иным.
Последнее замечание отдается во мне легким замешательством, но Рицка, едва заметно встрепенувшись, бросает на мать быстрый, цепкий взгляд и тут же прячет его, устремив глаза в чашку с чаем. А она меж тем продолжает:
– Это так великодушно с вашей стороны: вспомнить о рождении и не упомянуть о смерти. Ведь оба этих события произошли весной…
Суховатые пальцы сбиваются с ритма и останавливаются.
– Уже год прошел, а кажется – будто только вчера…
– Мама… – глухо выдавливает Рицка, – не надо…
– И верно… – склонив голову на бок, ровным голосом отвечает она, – у нас сегодня такой радостный день, не стоит омрачать его грустью.
Рицка закусывает губу, ресницы чуть подрагивают. Он неотрывно смотрит на свою мать, которая, словно отсутствует сейчас в этой комнате. Взгляд, остановившись, устремлен в одну точку. На губах застыла напряженная полуулыбка, противоречащая сухому блеску глаз и жалко изогнутым бровям.
– Мам… – тихо окликает ее Рицка. Она переводит пустой взгляд на него, моргает, в глазах вновь появляется осмысленное выражение. Рицка выразительно косится в мою сторону, словно указывает, и, проследив направление его взгляда, женщина окончательно приходит в себя.
– Простите, Агатсума-сан. Материнские чувства…
Она неловко пожимает худыми плечами.
– Рицка говорил, вы – художник. Это так интересно.
Мои губы невольно поджимаются. Совершенно бессвязная смена тем и настроений. И Рицка продолжает настаивать на том, что его мать нормальна.
– Это так. Я изучаю классическую живопись в Токийском университете.
Глаза женщины слегка расширяются в удивлении.
– О… Это немалое достижение. Должно быть, ваши родители гордятся вами.
Чашка в руке на мгновение замирает, затем продолжает свое движение к блюдцу. Неприятный поворот. Моих родителей давно нет в живых, но об этом мало кто знает. Я даже Рицке не говорил… Должны ли быть пределы для моей откровенности сегодня?
Подняв взгляд, спокойно улыбаюсь.
– Возможно. Я не спрашивал об этом.
Отсутствие любого напряжения оправдывает ложь. Рицка приказал мне быть вежливым. Он не приказывал говорить правду.
– Я уверена, что гордятся, – убежденно произносит Аояги-сан, качнув головой, – я очень гордилась своим Сеймеем, хотя он вроде не имел особых достижений ни в чем.
Слова дополняет неловкий, ломкий смех. Под его аккомпанемент я просто молчу, тщательно пережевывая предложенное угощение, что избавляет от необходимости отвечать. Ассорти из фруктов, оформленное в виде цветочной клумбы, содержит слишком много специй. От этого вкус становится излишне острым и дисгармоничным, потеряв изначальную свежесть. Я готовлю лучше.
– Кстати, – будто вспомнив о чем-то, мать Рицки приподнимает брови, – а как вы познакомились? Сеймей ведь совсем не интересовался живописью и не умел рисовать.
– В школе, – кратко отвечаю я. Надеюсь, она не станет выяснять подробности. Иначе мне срочно придется искать способ, как перевести разговор на другую тему, что может выглядеть подозрительно. Бросив на меня короткий взгляд, Рицка встает, и, взяв в руки чайничек, начинает наполнять пустеющие чашки.
– В школе? Должно быть, в той Академии для одаренных детей? Я так радовалась, когда Сеймею прислали приглашение на учебу там. Хотя сложно было не видеть его неделями…
Разливая чай, Рицка старается не поднимать глаз от поверхности стола, но я прямо вижу, как неспокойно двигаются Ушки, словно именно ими он улавливает каждый звук. Рицка кажется взвинченным куда больше меня, чайничек то и дело звякает крышкой, подрагивая в руке. Рицка наклоняет его над очередной пустой чашкой. Случайно задевает изогнутым носиком, отчего та, качнувшись, опрокидывается и, покатившись по округлой траектории, соскальзывает со стола на пол.
Звон…
– Рицка! – Аояги-сан взвивается на ноги. – Неуклюжий ребенок.
– Я сейчас все уберу, – едва слышно шепчет Рицка и, поставив чайник на стол, опускается на коленки, торопливо сгребая ладошками осколки.
– Прекрати! Порежешься!
Стихийная нелепость ситуации рождает ощущение крайней неловкости.
– Я помогу Рицке, – пробормотав это, собираюсь встать на ноги, но его мать останавливает меня решительным жестом.
– Сидите, Агатсума-сан, вы гость. Мы сами справимся.
Вскинув голову, Рицка встречается со мной взглядом. В его глазах предупреждение. «Не вмешивайся, Соби». Его мать опускается на колени рядом с ним.
– Принеси щетку. Это надо убрать.
– Хорошо, – вскочив на ноги, он стрелой выбегает из комнаты. Я слышу, как его шаги, удаляясь, смолкают за стеной в коридоре.
– Простите, Агатсума-сан. Рицка иногда бывает таким несносным.
Осторожно собирая крупные осколки в уцелевшее донышко чашки, мать Рицки осуждающе качает головой, словно собственным неудовольствием пытается извиниться за проступок сына.
– Не замечал, – мне не удается скрыть суховатых нот, проскользнувших в тон голоса. Почувствовав их, Аояги-сан неловко смеется, поднимаясь на ноги.
– Это оттого, что вы молоды, и у вас, должно быть, еще нет детей. А когда появятся, узнаете, что это такое.
И снова этот жалкий, неуверенный смех. Поддерживать последнее, оскорбительное для Рицки замечание, нет никакого желания, но мне приказано быть вежливым. Надеюсь, ровной улыбки будет достаточно. Скорее бы Рицка вернулся.
Снаружи слышатся звуки быстрых шагов. Рицка бочком пробирается в комнату, обегает ее настороженным взглядом, словно желая убедиться, что все в порядке, идет к столу. Ставит на него другую чашку и наклоняется, чтобы собрать щеткой с пола оставшиеся мелкие осколки.
– А все-таки жаль, что мы не знали о вас раньше, Агатсума-сан. Вы могли бы приходить к нам в гости, – мать Рицки опускается в кресло. – Этот дом опустел с уходом Сеймея, но сейчас тут такая теплая обстановка, совсем как в прежние времена. Возможно, в это трудно поверить… – она замолкает на полуслове, – хотя я сейчас покажу… Принесу альбом.
– Что? – Рицка резко выпрямляется, едва не высыпав собранные только что осколки обратно на пол. Аояги-сан срывается с места, загоревшись какой-то новой идеей, идет к выходу. Быстрым шагом проходит мимо Рицки, он провожает ее круглыми от волнения глазами.
– Мама!.. – Взявшись за ручку двери, она оборачивается. Взгляд Рицки, заметавшись, начинает блуждать по паркетному полу. Стиснув в руках совок и щетку, он неуверенно бормочет:
– Там всякие старые фотографии... Наверное, Соби будет неинтересно их смотреть…
– Неинтересно?.. – женщина выпрямляется в растерянности, оглядывается на меня. – Это правда, Агатсума-сан?
На мгновение прикрываю глаза. Рицка сказал: «Не подведи меня, Соби…» По-видимому, он желает, чтобы у его матери остались благоприятные впечатления от этой встречи. И то, что он сейчас растерян, смущен или напуган не должно помешать воплощению его намерений.
– С удовольствием посмотрю, Аояги-сан. Уверен, фотографии очень интересные.
– Вот видишь, Рицка, – на лице женщины мелькает довольная улыбка, – я сейчас вернусь.
Дверь закрывается, но Рицка еще какое-то время продолжает в молчаливом отчаянии смотреть вслед матери. Затем, механическим жестом поставив совок на пол, медленно подходит к креслу и с тихим стоном падает в него.
– Че-ерт… – выдыхает он, брови сходятся. Качнувшись вперед, роняет локти на стол и прячет лицо в ладонях.
Обеспокоено наблюдаю за ним.
– Рицка, я поступил неправильно?
Он чуть приподнимает голову, мельком глянув на меня, затем вновь утыкается лбом в ладошки.
– Нет, все нормально, – глухо произносит он, наконец. – Я просто не ожидал, что она пойдет за этим альбомом.
Поджимаю губы, наблюдая за тем, как опускаются в досаде темные бархатные Ушки.
– Рицка, если тебе неприятно, я могу отказаться и уйти сейчас. Сошлюсь на дела…
– Нет, – резко выдохнув, Рицка выпрямляется в кресле. – Еще рано, Соби.
Поднявшись на ноги, он огибает стол, подбирая забытый на время совок.
– Прости, что втянул тебя во все это, но придется тебе потерпеть чуть-чуть.
Потерпеть? Удивленно приподнимаю бровь.
– Рицка, это не мое дело обсуждать твои приказы.
Произнося как можно мягче последнюю фразу, вижу, как он слегка горбится, опуская голову.
– Соби, я же вижу, как тебе противно находиться здесь, но, пожалуйста, продержись еще немного.
Идет к двери.
– И я не приказываю, а просто прошу.
***
Нити памяти прочно связывают нас с прошлым и тянутся в будущее, определяя наши поступки. Человеческие воспоминания подобны сновидениям, но, захваченные в объектив, они способны существовать долгие годы. И сейчас, перелистывая страницы семейного альбома Аояги, я смотрю уже не на фотографии, а на слепки чужой жизни, в которых отпечатался Сеймей. Такой, каким я никогда его не видел.
– А это мы во время поездки в Киото.
Узкий кончик ногтя Аояги-сан скользит по небольшой прямоугольной карточке. На ней пятнадцатилетний Сеймей, цепко удерживая за плечи маленького вырывающегося Рицку, смеется в камеру, пытаясь одновременно стоять ровно и пресечь попытки младшего брата сбежать.
Здесь много таких фотографий. Улыбающийся Сеймей, смеющийся… Сеймей, сидящий подле Рицки и склонившийся над чем-то, напоминающим учебник для младшей школы. Сеймей, катающий Рицку по двору на спине или, сосредоточенно нахмурив брови, чинящий его самокат.
Страницы пестрят перед глазами. Их содержимое вносит в душу полнейшее смятение.
Для меня Сеймей всегда оставался живым олицетворением равнодушия. Окруженный неприступной стеной льда, со мной он всегда был холоден, как темные арктические воды. И столь же непроницаем. Я запретил себе попытки понять его. Я признал его право обращаться со мной как со своей вещью и отказал себе в надежде на иное отношение. Отчего же так больно смотреть сейчас на его открыто улыбающееся лицо, обращенное к кому-то вне кадра?.. В этой улыбке слишком много искреннего тепла. Столько не способно поместиться в душе того бескомпромиссного и жесткого человека, которого я знал. Это невозможно. И, тем не менее, я не могу ошибаться в том, что вижу…
Сеймей ненавидел, когда к нему прикасаются. Он с трудом терпел Школу и, хотя никогда не показывал этого в присутствии учителей, при мне не скрывал своего отношения. Он избегал любых контактов и знакомств. А если уж приходилось с кем-нибудь общаться, то либо становился отстраненно вежливым, либо балансировал на грани холодной иронии, настолько неуловимой, что собеседнику становилось нечем крыть. Он был равнодушен ко всему и ко всем. Ко мне в первую очередь. Едва его взгляд касался меня, в нем появлялась усмешка, затем Сеймей отворачивался, словно смотреть в мою сторону ему было неприятно. Он сразу дал понять, что ему не требуется ничего кроме подчинения, и я быстро научился быть тенью, безмолвным и безликим сопровождающим, каким он и желал меня видеть.
Я думал, Сеймей такой со всеми. Что в этом его характер, с которым мне не позволено даже просто смириться, поскольку подобным правом обладают лишь наделенные волей живые существа. Не вещи, которой я был… Все были в понимании Сеймея… Как я прежде полагал... Но, просматривая сейчас эти фотографии, сопровождаемые негромкими пояснениями матери Рицки, убеждаюсь в ином, и это делает происходящее совершенно невыносимым. Сеймей… Почему все было… так?.. Чем я был настолько неугоден тебе? Казалось, больше, чем отдавал я, невозможно отдать вовсе. Почему же?..
Немой вопрос застывает, воткнувшись ледяной занозой куда-то под сердце. И бередит комком внезапно ставшее сухим и шершавым горло. Чертовски хочется курить. Ладонь в неосознанном жесте проходится вдоль кармана брюк, где обычно лежит пачка сигарет. Сейчас она в сумке. Так или иначе, возможность покурить представится мне весьма нескоро, насколько я могу судить.
Рицка сидит справа от меня, уткнувшись лбом в сцепленные руки. Суставы пальцев слегка побелели от напряжения, кончики Ушек мелко подрагивают, как и плотно сомкнутые ресницы. Кажется, он едва сдерживается, чтобы не начать грызть ногти. Должно быть, все это причиняет ему боль не меньшую чем мне, ведь Рицка так любил своего брата. Но нам обоим уже никуда не деться от происходящего... Необходимо доиграть пьесу до конца.
Чтобы не выдать своих эмоций и хоть как-то отстраниться от так поразившего меня невероятного открытия, переключаюсь на снимки Рицки, старательно игнорируя присутствующего в кадре Сеймея. Фотографии в альбоме местами перепутаны, видимо их часто вынимали и забывали потом вставить в правильном хронологическом порядке. Шестилетний Рицка здесь соседствует с Рицкой-малюткой, сосредоточенно перебирающим детский конструктор, сидя на пестром коврике на полу. Большущие любопытные глазищи, маленькие аккуратные Ушки и крохотный острый хвостик морковкой, – Рицка невероятно похож на котенка. Трогательного, очаровательного и забавного. Подавляю желание вытащить фотографию и забрать себе. Вспыхнувшая в душе нежность несколько притупляет болезненные ощущения, укрывая их пепельным налетом горечи. Ничего. Я смогу с этим справиться. Рицка мне поможет. Уже сейчас мне становится легче, когда я гляжу на его улыбку, сохраненную глянцевой поверхностью старого снимка. С трудом сдерживаюсь, чтобы не прикоснуться к нему кончиками пальцев.
– Надо же. Не думал, что ты можешь быть таким веселым на фотографиях, Рицка. Обычно у тебя всегда такое серьезное лицо.
– А это не тот Рицка, другой, – рассеяно поясняет Аояги-сан, переворачивая альбомный лист.
Повернувшись к ней, замечаю краем глаза, как Рицка вздрагивает от этих слов, устремляя на мать несчастный взгляд.
– Что вы имеете в виду? – мой тон излишне сух, но странности этой женщины перестают укладываться в допустимые рамки. Не тот Рицка?
Подняв глаза, Аояги-сан несколько секунд непонимающе глядит на меня. Затем глаза ее чуть расширяются, а брови сходятся в сочувствии. Ко мне?
– Вижу, вы не знаете о горе постигшем нас. Должно быть, Сеймей не хотел расстраивать своего друга и потому не рассказал о печалях нашего дома.
– Мама… – глухо выдавливает Рицка, но Аояги сан пропускает обращение мимо ушей.
– Этот Рицка, – она указывает рукой в сторону стоящего напротив кресла, – не настоящий. Другой, понимаете?
Рицка коротко втягивает в себя воздух и, прикрыв глаза ладонью, произносит:
– Это называется амнезией, Соби – скользнув рукой вниз по лицу и уронив ее на стол, он поднимает на меня усталый, потухший взгляд.
– Я существую всего три года, – он неловко пожимает плечами, – странно, верно?
Весьма… В немом замешательстве смотрю на него. Амнезия… Всего три года… Не слишком ли много откровений за один день? Но почему Рицка глядит на меня так, будто ожидает, что я сейчас встану и уйду? И не желает ли он этого теперь? Быть может Рицка хотел бы, чтобы вторгнувшийся против его воли столь глубоко, сейчас исчез, испарился…
Не удержавшись, опускаю взгляд на фотографии. Получается, все это время с них на меня смотрел совершенно незнакомый человек. Понятно теперь, почему различия показались мне столь странными, хотя, увязнув в собственном смятении, я не придал этому должного значения. События сегодняшнего вечера, словно скверный алкоголь, обжигают, путают мысли и мешают трезво воспринимать происходящее.
– Мне весьма жаль, Аояги-сан, я действительно не знал об этом, – губы сами произносят необходимые фразы, пока я пытаюсь понять, как к такому следует относиться. Что мне делать с этим знанием, Рицка?
– Не извиняйтесь Агатсума-сан, я сама должна была догадаться... Об этом известно лишь узкому кругу родственников, ну и, конечно же, врачам.
Аояги-сан поднимает глаза на своего сына.
– Нелегко было смириться. Этот Рицка тоже хороший. Но я очень скучаю по тому.
Рицка.
«Очень скучаю…» Мама так это сказала, что мне на мгновение вновь захотелось стать тем, прежним Рицкой, чтобы покончить с этой историей раз и навсегда. Поставить точку. Чтобы больше не было чужой боли, – разговоров, напоминающих о том, что когда-то в моем теле жил некто другой. Всеми любимый. И утраченный по моей вине.
До чего же нелепо все складывается. Иногда я проигрывал в уме похожие ситуации. Представлял, как рассказываю Соби о себе. Но ни разу в этих сценках не получалось так, что за меня это делает кто-то другой. Выдает мой секрет, а я никак не могу этому помешать. Нелепо. И почему-то очень обидно. Будто меня предали, хотя, конечно же, это не так.
Почему я себя так странно чувствую? Словно моллюск, насильно вытащенный из раковины. Съежившийся и дрожащий в ожидании того, что нещадное солнце чьего-то внимания и сочувствия начнет травмировать оставшийся без защиты уязвимый разум. А слова мелким сором вопьются в оголенную душу. И все из-за того, что решение принял не я. Это ведь была МОЯ тайна. Я должен был распоряжаться тем, говорить об этом или нет. Даже если и не против того, чтобы Соби узнал, все равно… Почему-то это ничего не меняет. И хочется вскочить сейчас и постыдно удрать. Запереться в своей комнате, а затем, упав на кровать, накрыть голову подушкой. Лежать так весь оставшийся вечер, не видя никого и нечего. Но нельзя. Я не имею права. Ответственность за происходящее приковывает меня к креслу не хуже наручников. Я не могу бросить Соби и уйти. Вот это было бы настоящим предательством.
Усилием воли заставляю себя сесть ровно. Перехватив внимательный взгляд Соби, вымученно улыбаюсь, хоть и чувствую, что он вряд ли мне поверит. Все в порядке. В ответ Соби слегка хмурится, в глубине синих глаз таятся беспокойство и невысказанный вопрос.
Молчаливым кивком подтверждаю. Все хорошо, Соби. Сражайся, не думай обо мне. Невольное сравнение с Поединками даже не кажется глупым. Возможно оттого, что наша сторона несет потери…
Упрямо встряхиваю головой. Я должен собраться. Должен перестать об этом думать. Если я так и продолжу копаться в себе, то рискую пропустить нужный момент, и он может больше не повториться. Нельзя, чтобы жертвы, на которые ради меня пришлось пойти Соби, пропали зря. Я не должен оставлять его одного.
Принуждаю себя вновь прислушаться к разговору. Мама рассказывает какой-то веселый эпизод из нашего с Сеймеем детства. Смеется. Глаза светятся оживлением. Чего нельзя сказать о Соби. Его спокойной улыбке явно недостает той теплоты, к которой я привык.
А движения, жесты и фразы так выверены и осторожны, как будто он ступает по льду на краю полыньи.
Я слишком хорошо знаю Соби, чтобы обмануться этой внешней невозмутимостью. Возможно, никто не заметил бы неискренности в этих безупречных манерах. Но только не я. Потому что знаю, каким Соби может быть. Каким он должен быть, когда улыбается. Вся его вежливость – маска, скрывающая истинные чувства. Надетая ради меня. И я прекрасно понимаю, что только мой приказ удерживает Соби в заданных рамках. По собственному желанию он ни за что бы сюда не пришел.
А я, если бы смог предвидеть, во что выльется мой замысел, не стал бы затевать ничего подобного.
Еще один мой грандиозный просчет. Раздумывая над тем, какой могла бы быть эта встреча, я воображал ее какой угодно, но только не такой. И представляя Соби как друга Сеймея, руководствовался только лишь тем, чтобы как-то объяснить его появление в моей жизни. Я и представить себе не мог к чему это может привести. То, как мама слепо доверилась Соби… Я был поражен. Не ожидал, что имя брата может оказать на нее такое воздействие. Я и не догадывался, как сильно ей не хватало кого-нибудь, с кем можно было бы поговорить о Сеймее. Воспоминания хлынули через край, выплеснув наружу все, что копилось в ней. Думаю, она вряд ли видит перед собой настоящего Соби и совсем не ощущает атмосферы происходящего, утонув в собственных иллюзиях. Друг Сеймея, часть драгоценного прошлого, – вот кого я пригласил сегодня в дом. И поэтому мама так открыта, радушна и доверчива. Ох, черт… У меня такое чувство, что хоть и невольно, но я все-таки обманул ее. И Соби тоже.
Я знал, как сильно он не любит мою маму, знал, что ему будет тяжело разговаривать с ней. Один раз перетерпеть, пережить и все будет хорошо потом. Так я рассудил. Но не догадывался, что происходящее заденет его настолько сильно. О чем я думал вообще?! Этот альбом… Я же видел глаза Соби, когда он рассматривал фотографии Сеймея. Я просто идиот, что затеял все это… Чистейшее насилие! Сможет ли Соби меня простить?..
Что бы я ни делал, от этого всем становится только хуже.
– Я опасалась, что Рицка при своем упрямом характере свяжется с какой-нибудь дурной компанией, как это часто бывает в наши дни. Славно, что он выбрал вас, чтобы брать пример.
Слова красным маячком ввинчиваются в разум. Мгновенно мобилизуют все ресурсы, разом обеспечив кровь лошадиной порцией адреналина. Вот оно… Вряд ли мне представится более удачный случай, чтобы ввернуть в разговор давно заготовленную фразу. Сейчас или никогда!
– Мам я хотел тебя спросить,- в волнении разглядываю собственные руки, сжимающие чашку с чаем.
– Можно мне приходить в гости к Соби и… – произношу быстро и глухо, пока есть еще решимость вообще сказать это, – и может быть оставаться подольше…
Эти сбивчивые фразы наталкиваются на мамин изумленный взгляд. Такой пронзительный, что заставляет отпрянуть. Тревожный холодок забирается в душу, пробивая в бастионах моей надежды зияющую, быстро растущую дыру. Ощущая, что теряю инициативу, контроль и вообще все, что только можно потерять, выпаливаю первое, что приходит на ум.
– У Соби дома так интересно. Мне нравится смотреть, как он рисует. Я мог бы делать у него домашние задания.
– Нет, – твердо отрезает мама.
Нет?.. Почему это короткое слово так похоже на пропасть, внезапно открывшуюся у ног. Еще немного и я упаду…
– Но почему?! – задохнувшись, понижаю голос, ощутив, что он дрожит.
Только не это… Мы ведь так старались…
– Почему нет? Ты же сама сказала, что Соби достойный человек! Почему мне нельзя приходить к нему?!
Стиснув кулаки, ощущаю на себе удивленный, но ставший предельно внимательным взгляд Соби, непереносимый сейчас взгляд. Отчаяние накатывает внезапной горькой дурнотой. Все было напрасно?..
– То о чем ты просишь просто неприлично! – рассержено произносит мама, явно досадуя моей несдержанности.
– Но, мама!!.. – умоляюще глядя на нее, предпринимаю последнюю отчаянную попытку.
– Я сказала, нет! – непреклонно повторяет она, качнув челкой. – Мы не вправе так обременять Агатсуму-сана. Это нехорошо.
Нехорошо?.. Ощутив внезапную слабость, оседаю в кресле. Всплеск несогласия сменяется странным опустошением, словно мамин отказ разом обрезал нити, что поддерживали весь вечер мою волю к борьбе.
Значит напрасно… Все эти волнения, риск… Усилия Соби… Все напрасно.
Я рискнул и проиграл. Потратив столько сил, не добился ничего, а лишь впустую засветил свои карты.
В тоскливом унынии прикрываю глаза. Есть, правда, еще одна. Припрятанный в рукаве джокер – мой дар Жертвы, к которому я решил прибегать только в крайних случаях. Может ли подобное личное поражение считаться таковым? И не будет ли мое вмешательство еще большей ложью, чем пресловутые прогулки по водосточной трубе? Какую?.. Которую ложь выбрать?
Вздыхаю, в ожесточении сжав веки. Не стану… Не буду ничего предпринимать. Быть может, я ничего не стою без своих способностей, но применять их снова, чтобы добиться желаемого, кажется мне нечестным. Я проиграл.
– Общество Рицки вовсе не обременяет меня, Аояги-сан. Наоборот, – Соби невозмутимо делает глоток из своей чашки.
Повернув голову в мою сторону, заканчивает фразу.
– Оно напоминает мне о Сеймее. У каждого свой способ помнить.
Произнесенные вполголоса, эти слова, заставляют медленно поднять голову.
Что?
Моргнув, вырываюсь из охватившего сознание оцепенения. Плохо понимая, что к чему, растерянно смотрю на маму. Она кажется задумчивой, взгляд скользит по поверхности стола. Брови чуть сведены, выдавая сомнение, вступившее в единоборство с прежней уверенностью в собственной правоте.
Неужели?!.. С трудом сдерживаясь, чтобы не впиться пальцами в край стола. Увядшая было надежда, встрепенувшись пойманной птицей, болезненно вздрагивает в груди. Закусив губу, не могу не сверлить маму глазами, изнемогая от неопределенности. Пожалуйста… Ну пожалуйста!....
Наконец, мама вздыхает.
– Что ж, если Агатсума-сан так говорит…
Есть!
Мой шумный выдох едва не перерастает в вопль радости.
Получилось!
Ликование рвется на волю, я едва способен усидеть на месте! Хочется вскочить и… и… не знаю даже что сделать!
Соби!.. Соби, ты гений!!!
Обращенный на меня мягко-насмешливый и чуточку укоризненный взгляд Соби, заставляет слегка покраснеть. Он словно спрашивает: «Почему ты не доверился мне, Рицка? Я всегда на твоей стороне».
Смутившись, отвожу глаза. Не знаю, почему… Я не привык к тому, чтобы кто-то решал за меня наши домашние проблемы. Ведь Соби не обязан вникать в них. К тому же, в общении с обычными людьми он не видит препятствий и не ведает сомнений ни в чем. Я не ожидал, что Соби сможет понять все правильно. Похоже, я… ошибся.
Придя к окончательному решению, мама согласно склоняет голову.
– Наверное, я не могу лишать вас подобного. Вы правы, Агатсума-сан. Способ помнить у каждого свой.
***
Способ помнить. Какое простое решение. Мама живет памятью о прошлом. Соби верно понял это. Сказал ли он правду или нет, но его слова нашли единственно верную точку приложения, сумев спасти этот безнадежный вечер. Имя брата оказалось ключом, открывшим для нас эту дверь.
Сеймей… Даже сейчас, даже таким способом ты все еще помогаешь мне.
Как бы я ни старался сохранить все крупицы моей памяти, многое постепенно стирается, хоть я и не хочу забывать. Но есть моменты, отпечатавшиеся во мне настолько ярко, что забыть их просто невозможно. Как мою первую встречу с Сеймеем.
Я помню все. Как проснулся, как долго не мог понять, кто я и где нахожусь. Странные люди, глядящие с отстраненным, – профессиональным, как я понял позднее, сочувствием, приходили ко мне. Записывали что-то в своих блокнотах, задавали вопросы. Я был не в состоянии ответить ни на один из них. Те люди как раз и объяснили мне впоследствии, что это ощущение дезориентации и растерянности называется амнезией. Я был болен? Нет. Я просто изменился. Однажды. И сильно. И это принесло очень многим людям горе.
Но узнал я об том не сразу, поскольку сперва ко мне не допускали никого из моей прошлой жизни. Вначале я полагал, что весь мир состоит из таких вот обходительных людей, облаченных в медицинские халаты. Врачи показывали мне разные картинки, давали читать тексты, чтобы выяснить насколько большой объем знаний о внешнем мире исчез из моей памяти. Как оказалось, я умел писать и читать, и даже некоторые сведения из школьной программы обнаружились где-то на задворках разума. Но о том, кем я был, и о тех, кто был рядом со мной первые десять лет жизни, я не помнил ничего.
А потом начали приходить другие люди. Те, кого врачи называли моими близкими. Отец с мамой. Их родственники, вызванные по случаю: вдруг где-то щелкнет, вдруг в моей голове всплывет хоть что-нибудь, способное дать толчок к тому, чтобы вернуть все остальное. Но все было тщетно. Мама много плакала. Приносила с собой этот самый семейный альбом и, опустившись рядом на краешек постели, показывала мне фотографии. «А вот здесь мы все вместе на фестивале в Сабуе. Ты помнишь, как там было весело, Рицка, помнишь?» Что я мог сказать? Я чувствовал, что расстраиваю ее своими ответами, поэтому мне становилось не по себе, когда мама приходила. Каждый раз она смотрела на меня с такой жадной надеждой, что мне делалось стыдно и плохо. Я глядел на нее настороженно и вжимался в постель всякий раз, когда мама обращалась ко мне. Особенно меня пугало, когда она, роняя альбом, начинала громко причитать: «Рицка. Где же ты сейчас, мой Рицка…» Меня это сильно нервировало. А врач, спохватываясь, тут же выводил маму из комнаты, бросая на меня обеспокоенные взгляды.
А потом, наконец, появился Сеймей. И его приход я запомнил до мельчайших деталей, до каждой минуты. Тот день стал первым настоящим днем, моей совершенно бессмысленной тогда жизни.
***
Неяркие, теплых персиковых тонов занавески раздвинуты, пропуская внутрь небольшой комнаты весь свет, что способно подарить ясное летнее утро. Присев на краешек подоконника худенький темноволосый мальчик глядит в окно, наблюдая за человеческим космосом, раскинувшимся за пределами его узкого мира. Силуэты небоскребов на горизонте окутаны сизой дымкой, окна домов напротив через высокую ограду клиники темнеют непроницаемыми прямоугольниками. Машины… Ему сказали, что вскоре он покинет это место и отправится домой. И это было страшно. Он не хотел уходить, едва закрепившись на своем маленьком островке реальности, состоящей из этой уютной комнаты с кроватью, столиком и шкафом. Из сада, куда его каждый день отпускали гулять, и библиотеки, откуда позволяли брать книги. Что ждет его в том месте, которое все вокруг называли его домом, было не ясно. Но стационарный период реабилитации почти закончен, все тесты и исследования завершены. И как говорили врачи, лучше будет, если он как можно скорее вернется в «привычную обстановку», где, быть может, сумеет восстановить утраченные фрагменты памяти. Он желал этого и боялся одновременно. Приходящие к нему люди постоянно рассказывали ему, кем он был. Каким он был. Информации об этом хватало, чтобы желать стать тем Рицкой вновь. Если не для себя, то хотя бы для них. Чтобы на него перестали смотреть с отчаянием и жалостью, как на какое-то увечное, но любимое домашнее животное, чтобы женщина, называвшая себя его матерью, перестала плакать. Он бы хотел. И если, для того чтобы вернуть себя, нужно приложить какие-то усилия, что ж. Он согласен. Хотя на самом деле, больше всего ему хотелось бы, чтобы его просто оставили в покое.
Дверь, отворившись, пропускает нового посетителя, из тех, что еще не приходили к нему пока. Темные волосы и глаза, резковатые черты лица… Водолазка с высоким воротом и джинсы. Совершенно обыкновенный вид. И все равно во всем облике вошедшего проскальзывало нечто неуловимое, что разительно отличало его от всех, кто до нынешних пор навещал Рицку. Уверенность и ироничное спокойствие, словно находиться сейчас в этой комнате было неотъемлемым правом странного посетителя. Прислонившись к стене у входа, скрестив руки на груди, он с легкой полунасмешливой улыбкой взирал на мальчика.
Съехав с подоконника, Рицка неуверенно косится на закрытую дверь.
– А где врач? Если кто-то приходит ко мне, его обязательно должны сопровождать.
Усмехнувшись, визитер ленивым движением отрывается от стены, меняя позу на более удобную.
– Я уговорил его не делать этого. Не люблю врачей. Они назойливые.
Неожиданно для себя Рицка хмыкает. Это верно.
Слегка склонив голову набок, его посетитель интересуется:
– Знаешь, кто я?
– Да, – отводя в сторону глаза, тихо отвечает Рицка. – Ты – Сеймей, мой брат.
Старший Аояги вскидывает бровь в удивленном вопросе. Равнодушно пожав плечами, Рицка поясняет.
– Мне показывали твою фотографию. Мама показывала.
– А… – он понимающе кивает. – Ясно.
Неторопливо пересекает комнату и останавливается рядом с мальчиком, присев на подоконник и опершись на него ладонями. Рицка на всякий случай отодвигается, продолжая с недоверием поглядывать на своего гостя.
– Прости, что навестил тебя только сейчас. Моя школа находится за пределами Токио, и приехать раньше было довольно сложно.
– Ну мне-то все равно, – оттолкнувшись от подоконника, Рицка шлепает в направлении кровати, плюхается на нее, подпрыгнув на пружинящем матрасе. – Приди ты днем раньше или позже, для меня это ничего бы не изменило.
Потянувшись к тумбочке за книжкой, Рицка раскрывает ее на первой попавшейся странице, демонстрируя намерение погрузиться в чтение. Заложив большие пальцы за ремень брюк, Сеймей невозмутимо наблюдает за действиями младшего брата, ничуть не смущенный столь прохладным приемом.
– Хм. А ты действительно стал другим, Рицка.
Придержав ладонью край листа, мальчик на мгновение поднимает взгляд и вновь опускает его. Переворачивает страницу.
– Как это – стал другим?
– Прежний Рицка так бы не ответил.
Закусив губу, Рицка продолжает упрямо смотреть в книгу.
– И как бы он ответил?
Прищурившись, Сеймей внимательно изучает брата глазами.
– Не знаю точно как именно, но совсем не так, как ты.
Глядя куда-то поверх книжного листа, Рицка тихонько вздыхает, захлопывает пухлый томик и откладывает рядом с собой на постель.
– Это плохо? То, что я не похож на него?
Сеймей серьезно качает головой.
– Вовсе нет. Но я буду скучать по моему Рицке.
Потянувшись вперед, выпрямляется и идет к кровати. Повернув голову, Рицка исподволь наблюдает за его перемещениями, провожая глазами.
– Будешь скучать?
– Да, – Сеймей опускается рядом с братом на постель, – но никогда не поставлю тебе в укор, то, что ты – не он.
Теплая ладонь, коснувшись головы мальчика, осторожно ерошит темные волосы, слегка задевая маленькие Ушки.
– Ты ведь в этом не виноват. Ты ни в чем не виноват, Рицка.
Зажмурившись и замерев от этой простой ласки, Рицка не знает, как реагировать на нее. Старается не обращать внимания, но отодвигаться уже не спешит.
– Все, кто приходят сюда, только и твердят о том, чтобы вернуть того Рицку. А ты? Ты разве не хочешь?
Подняв глаза, он с вызовом смотрит на брата, игнорируя пальцы, нежно скользящие сквозь пряди волос.
– Я этого не говорил, – спокойно произносит Сеймей, – но ты слишком дорог мне, чтобы я начал иначе относиться к тебе всего лишь из-за того, что ты изменился, понимаешь?
– Да, – едва слышно произносит Рицка, глядя в темные, как ониксы глаза Сеймея. В них нет осуждения, но так тяжело поверить в это. На всякий случай Рицка опасливо уточняет:
– Так значит, ты не сердишься на меня?
– Нет, – придвинувшись ближе, Сеймей небрежно и так привычно обнимает мальчика, обхватив ладонью хрупкое плечо.
– Думаю, тот Рицка, которого так хочет вернуть мать, спит где-то глубоко в тебе. Но вне зависимости от того очнется он или нет, я не перестану тебя любить.
Слегка вздрогнув, Рицка зажмуривается. Теплые руки согревают плечи, и от этих объятий веет такой надежностью. До сих пор никто даже не пытался прикоснуться к нему.
– Это правда? – тихонько спрашивает мальчик. – Ты не… – медлит, выбирая верное слово, – не отречешься от меня?
– Никогда, – убежденно произносит Сеймей, сверху вниз глядя на брата с серьезной улыбкой.
– Для меня ты исключительный, Рицка. Ты даже не представляешь насколько…
– Исключительный… – беззвучно повторяет Рицка. Брови его чуть приподнимаются, а губы, сжавшись, начинают слегка подрагивать. Шумно шмыгнув носом, мальчик зарывается лицом в теплый свитер. Пальцы нерешительно сжимаются, отваживаясь притронуться к первому в мире человеку, оказавшемуся способным его принять.
Сеймей тотчас обхватывает брата двумя руками и начинает тихонько укачивать.
– Все будет хорошо, Рицка, – шепчет он, слегка поводя щекой по встрепанным мягким волосам, – я обещаю тебе, что, в конце концов, все будет в порядке.
***
Вот так я обрел Сеймея, чтобы через два года его потерять.
продолжение в комментариях...
Память. Без страховки.Chapter XIV Secure less
Память. Без страховки.
Рицка.
Бессонные ночи вернулись ко мне. Длинные, пустые, совершенно бессмысленные. Я осознал, что вновь не могу спать по ночам спустя сутки после того как возвратился домой с каникул. Просто понял это, узнав знакомые симптомы. Расставаясь с Соби, я отправлялся к себе и оставался один в своей комнате. Ложился в постель и беспокойно вертелся в ней не в состоянии справиться с собственными назойливыми мыслями. Вот и сейчас мне никак не избавиться от них.
Во всем доме стоит тишина, ветер мерно раскачивает занавески, а на полу неподвижно замерло косое желтое пятно света от фонаря, что, поникнув головой, застыл на углу возле ограды. Предметы в темно-лиловом сумраке комнаты кажутся размытыми мрачными изваяниями. Мне слишком жарко. Я уже перевернул свою постель вверх дном. Простыни смялись, подушка, сплющившись в плотный ком, прогнулась под головой, горячая, душная. Мне не уснуть.
В который раз открываю крышку телефона. Так велико искушение позвонить Соби, спросить, как он там. Но это глупо. Глупо тревожить его в такой час, тем более что мы расстались совсем недавно. Возможно, он уже спит. А может быть и нет. Может быть, точно так же лежит в темноте на кровати и смотрит в потолок. И массивные балки глядят на него в немом равнодушии. И это все так нелепо. Я знаю, что мы оба одинаково сильно желаем видеть друг друга сейчас. Но я здесь, а он у себя дома. И это кажется мне неправильным.
С тихим вздохом перекатываюсь на бок, глядя в окно перед собой. Ткань подушки натирает щеку. Сердито взбив края руками, шлепаюсь обратно, вжавшись лицом.
Всего неделя. До поединка с Зеро я пробыл у Соби одну единственную неделю, но как же я привык за это короткое время к тому, что он постоянно рядом. И именно поэтому мне так трудно засыпать каждый вечер в тишине своей комнаты. Мыслями я постоянно с ним. Думаю о том, что он делает. Рисует ли или готовит ужин. А может, устроившись возле кровати на полу, пролистывает учебники, готовясь к тестам для Университета. Или, прикрыв дверь балкона, привычно курит, опершись о перила. И струйка дыма, извиваясь, следует за потоками воздуха и растворяется в темноте. Я почти вижу, как огни фонарей играют бликами на линзах его очков. Как колышется от дуновений ветра челка. Как тлеет алым угольком кончик сигареты… Безумие какое-то. Не удивительно, что я не могу уснуть.
Соби… Возможно, это было большой ошибкой с моей стороны – гостить в твоем доме. Кажется, я сам себя обрек на то, чтобы постоянно думать о тебе.
И эта ночь не стала исключением. Я ведь так мучился не час и не два. Затем уха коснулся едва различимый осторожный стук в стекло. Подскочив на кровати, я откинул в сторону одеяло. Взгляд, метнувшись к балконной двери, обнаружил за ней знакомый высокий силуэт. Соби…
Торопливо выбравшись из постели, я бегом кинулся к окну. Распахнул дверь. Соби стоял, окруженный сиянием от льющихся ему в спину отсветов фонаря. Глядел на меня со смутной нежностью во взгляде.
– Я подумал, что если ты спишь, то не услышишь. А если…
– Соби... – облизнув невольно губы, я отступил в сторону, пропуская его внутрь, – что ты делаешь тут так поздно? Что-то случилось?
Он скользнул через порог словно тень. Снял с плеча сумку. Запустив внутрь руку, вытащил оттуда пухлый томик.
– Я хотел вернуть это тебе. Ты забыл ее.
Взяв из его рук книгу, я мельком глянул на обложку. Действительно. Я сегодня оставил эту книжку на покрывале у озера. Должно быть Соби, собираясь, положил ее в свою сумку, не став трогать мой рюкзак. А вечером, когда мы прощались возле моего дома, забыл отдать.
И все-таки. Он мог бы вернуть мне ее в любой другой день.
– Соби, – сощурившись, я взвесил томик в руке, – с каких это пор, чтобы увидеться со мной, тебе нужен повод?
Он мягко усмехнулся.
– Все настолько очевидно?
Поставив сумку на пол, убрал руки в карманы распахнутого легкого полупальто. На улице довольно прохладно. Весной всегда так. Днем жарко, а ночью…
– Я счел, что ты можешь найти нелепым мое желание увидеть тебя спустя несколько часов после того, как мы расстались. Пришлось выдумать повод.
Хмыкнув про себя, я отложил книгу на компьютерный столик.
– Мог бы изобрести что-нибудь более правдоподобное.
– Мне не хотелось, – серьезно ответил он.
Соби даже скрывать не собирался, что соскучился за такое короткое время. И понимал, насколько по-дурацки это выглядит. И осознавал, что не выйдет остаться. Но все равно пришел. Возможно, как раз потому, что не смог лежать без сна и глядеть в потолок.
Качнувшись вперед, я уткнулся носом в теплый свитер на груди Соби. Его руки, выскользнув из карманов, тотчас же окружили плечи, ладонь погрузилась в волосы. Было очень приятно стоять так и слушать короткие ровные удары под тонкой материей. Ощущать прикосновения дыхания Соби к своим волосам и то, как осторожные кончики пальцев, спустившись по затылку, нежно поглаживали шею.
А потом он все-таки ушел. Дурак. И зачем приходил-то? Мне от этого только хуже стало. Не удивлюсь, если ему тоже.
Перевернувшись обратно на спину, почти со злостью смотрю в укутанный тьмой потолок. Да какого ж черта… Столько всего произошло сегодня в Никко. Я столько вещей узнал, столько решений принял, но по-прежнему не могу влиять на эту ситуацию и видеться с Соби так часто, как мне того хочется. Нам обоим хочется. И причина проста. Я еще слишком маленький, чтобы на полном основании распоряжаться своими перемещениями самостоятельно. Должно быть, любой Взрослый в такой ситуации оделся бы сейчас и отправился к тому человеку, рядом с которым желает находиться. Еще месяц назад я бы и сам сделал также. Просто втайне… Сбежал бы еще вечером, закрыв свою дверь на защелку. Съехал по водосточной трубе и был таков. Но не теперь, когда я помирился с мамой. Я решил, что никогда больше не стану лгать тем, кто мне дорог. И не хочу, чтобы это решение распространялось только на Соби, потому что нельзя быть честным лишь на определенное количество процентов. К тому же дверь на ночь я больше не запираю.
Сажусь на кровати, свесив ноги. Бесполезно валяться в постели, если тебе все равно не заснуть. Лучше спущусь вниз. В холодильнике можно разжиться соком. Вполне подходящий повод занять себя чем-то, тем более что мне и впрямь хочется пить.
Покинув свою комнату, спускаюсь вниз по лестнице, стараясь не шуметь. Пробравшись в кухню, зажигаю свет. Три часа ночи. Об этом ясно говорят часы, висящие на стене справа от окна.
Прекрасно просто. Завтра весь день буду клевать носом, прям как в старые добрые времена. Все-таки у честности есть своя обратная сторона. И, решив построить нормальные отношения в собственной семье, я как-то этого не учел.
– Рицка? Почему ты не спишь?
Оборачиваюсь, выныривая из недр холодильника. Мама стоит на пороге, прищурившись от яркого света, придерживая ворот длинного домашнего юката.
Сжав в руке бумажный пакет с соком, захлопываю холодильник.
– Просто пить захотел.
Она недоверчиво склоняет голову на бок.
– Рицка, если у тебя что-то болит или тебя мучает бессонница, то не надо скрывать. Скажи маме, и мама даст тебе лекарство.
Усмехаюсь слегка. Самое действенное мое лекарство находится сейчас далеко отсюда. И тоже вряд ли спит.
– Не нужно. Со мной все хорошо.
Открутив яркую пластмассовую крышечку, делаю глоток, наблюдая за мамой. А что если?.. Не слишком ли глупым и опрометчивым будет такой поступок? Но ведь я решил, что все должно быть правильно. А так как сейчас, я уже просто не могу.
– Мам, я хочу познакомить тебя кое с кем, – сжимаю в руке пакет, ощущая, как тяжелый комок невольно подкатывает к горлу. Надо сказать это быстрее. А то потом я просто не решусь.
– Какое-то время назад я встретился с одним человеком. Он друг Сеймея.
Делаю глубокий вдох.
– Его зовут Соби.
Вечер следующего дня.
Соби.
Сигарета в руке дотлела почти до фильтра. Скрывшись в тени деревьев, курю, возможно, несколько нервно. Свет, льющийся из окон за моей спиной, так приветлив, но я не склонен доверять этому ощущению. Фонарь у входа в дом зажжен впервые на моей памяти. Почтовый ящик напротив, через подъездную дорожку кажется низеньким одноглазым они, а вместо ока у него надпись «Аояги». Отворачиваюсь. Похоже, я действительно волнуюсь. Странное ощущение.
Затушив подошвой ботинка сигарету, направляюсь к входной двери. Останавливаюсь перед ней, коснувшись бессознательно свитера на груди в том месте, где под ним, скрытое от глаз, находится имя Рицки, выведенное его рукой. В последнее время я часто начал ловить себя на этом жесте. Это имя на моей коже – дар Рицки, знак его желания обладать мной. И я задумываюсь уже, не было ли оно катализатором того, что случилось вчера с нами у озера. Необъяснимым образом мы становимся все ближе. Пусть же имя Рицки хранит меня сегодня.
В последний раз поправляю отвороты расстегнутого пиджака. Собравшись с духом, прикасаюсь к звонку. Утопив невзрачную пластиковую кнопку, слышу как внутри дома за дверью, которую я безжалостно вынес несколько дней назад, раздается негромкое мелодичное «Динг-донг».
Сдерживая вздох, жду. Сегодня мне предстоит вести себя крайне обдуманно и осторожно. Сегодня я здесь гость. Таково было желание Рицки, высказанное им утром по телефону. «Не подведи меня, Соби», – не самый конкретный приказ.
За дверью слышатся торопливые шаги. Быстрый поворот ключа. Дверь открывается, на порог падает длинный косой луч света из коридора.
– Соби, заходи, – высунувшись наружу, Рицка делает приглашающий жест рукой. – Я уже заждался.
– Я опоздал? – войдя внутрь, наклоняюсь, чтобы расшнуровать ботинки.
Рицка несколько потеряно наблюдает за мной, затем, вспомнив про дверь, затворяет ее. Спрятав руки в карманы, качает головой.
– Нет. Просто… я беспокоюсь немного.
Сняв обувь и придвинув ее к стене, как полагается гостю, выпрямляюсь, внимательно разглядывая Рицку. Он выглядит не лучшим образом. Явно нервничает. Брови то и дело вздрагивают, приподнимаясь. Волнение плещется на дне глаз, Рицка упорно отводит взгляд.
Если его настолько тревожит происходящее, зачем он затеял все это?
– Рицка? Наш гость уже пришел?
Мягкое покрытие ступеней лестницы делает приглушенным звук осторожных шагов. Мать Рицки спускается вниз, держась за перила. Идет к нам. На ней длинное закрытое платье темно-вишневого цвета. Волосы аккуратно уложены и скреплены сзади заколкой. С должным радушием она улыбается, глядя на меня. Склоняет голову в приветствии.
– Значит, вы и есть тот самый друг Сеймея, о котором рассказывал Рицка, – протягивает руку.
– Я – Аояги Мисаки – мама Сеймея и Рицки.
Вежливо поклонившись, пожимаю неприятно сухие и холодные пальцы, подавляя желание отыскать Рицку взглядом.
Друг Сеймея?
– Рад с вами познакомиться, Аояги-сан, мое имя Агатсума Соби.
Губы изгибаются в положенной по случаю сдержанной улыбке, пока я разглядываю эту женщину. Впервые вижу ее так близко. Лицо бледное, с болезненным оттенком, отмеченное печатью уныния, которую не скрыть никакими искусственным средствами. Ровная челка, падая на лоб, еще больше углубляет тени под глазами. Глаза же… темные и кажутся пустыми, пусть в них и мерцает сейчас огонек оживления. Действует и движется она с неуловимой скованностью, словно опасается допустить промашку. А в остальном – образцовая хозяйка дома. Даже и не скажешь, что такая способна избивать собственного ребенка.
– Позвольте внести скромный вклад в нашу встречу, – извлекаю из сумки небольшую коробочку с о-мияге, обязательным угощением при визите в любой дом.
Мать Рицки принимает подарок, щеки ее слегка розовеют.
– Право не стоило…
– Это такая мелочь…
Традиционный обмен любезностями вязнет на зубах, но я ничего не могу поделать с необходимостью соблюсти формальный протокол. Пока я не пойму, чего Рицка пытается добиться при помощи этой встречи, приходится учитывать каждый нюанс. Рицка обескуражено глядит на коробку, и я понимаю, что он совершенно об этом забыл. Возможно оттого, что дружеские визиты никогда не являлись традицией этой семьи.
Женщина всплескивает руками.
– Что же мы держим гостя в прихожей!? Рицка, проводи Агатсуму-сана в гостиную. Я сейчас принесу чай.
Рицка сосредоточенно кивает, берет меня за руку и тянет за собой.
– Идем, Соби.
– Да.
Следую за Рицкой вглубь дома, борясь с внезапно нахлынувшим ощущением нереальности происходящего. Для меня этот коридор всегда был погружен в полумрак. И я был в нем незримым призраком, – персоной, чье существование не должно быть замечено никем и никогда. Я не должен находиться здесь ни в каком ином качестве, потому что это не нужно. Мое присутствие, как освещение этого коридора, кажется чем-то неуместным, неправильным, словно видишь сон. Причем дурной. Вот здесь, на этом самом месте я стоял, скованный по рукам и ногам приказом не вмешиваться. Стоял, вжавшись в стену, ненавидя себя за неспособность ослушаться и довести начатое до конца. Ощущение бессилия и страх за Рицку сводили с ума. Удивлен, что нигде нет вмятин от ударов моих кулаков. Воспоминание об этом ярким отпечатком маячит за спиной, пока мы, минуя лестницу, движемся в направлении гостиной. Зачем бы Рицке ни понадобилось приглашать меня в свой дом открыто, надеюсь, он знает, что делает.
Рицка замедляет шаги, останавливаясь у большой двустворчатой двери. Приоткрыв ее, входит внутрь, зажигая свет. Смещается вбок, давая мне возможность войти следом. Замерев рядом, рассеяно обегает глазами помещение, Ушки нервно вздрагивают, как и кончик длинного хвоста.
– Так… Вот туда садись, Соби, – в неосознанном волнении потирая ладони, Рицка кивает на скромный диванчик, стоящий у низкого столика в компании двух кресел.
– Я сейчас сбегаю на минутку на кухню, посмотрю что там делает мама.
Он хмурится, поглядывая на дверь.
– Боюсь, она немного перестаралась в своих приготовлениях.
– Рицка… – но он уже исчез, я обращаюсь к закрытой двери.
Тихонько вздохнув, иду в указанном направлении, старательно подавляя собственные неясные предчувствия. Есть ситуации, к которым не привыкнуть, сколько бы времени ни было отпущено на это. На мой взгляд, это одна из них.
Опустившись на указное Рицкой место, осматриваю гостиную. Она кажется мне столь же безликой и маловыразительной, как и все в этом доме. Светлые обои покрыты мелким однообразным рисунком, стеллаж с книгами протянулся вдоль стены. Небольшой плетеный коврик, имитирующий циновку – единственное, что привносит в обстановку комнаты подобие уюта. На всем остальном не ощущается каких-либо отпечатков индивидуальности владельцев. Тяжелые портьеры на окнах, этот столик, диван и кресла настолько обезличены, что кажется, будто находишься не в жилом доме, а в номере гостиницы. И даже книги, выстроившиеся в ряд на полках, не способны смягчить это ощущение. Словно они предназначены для того, чтобы создавать иллюзию жизни, в то время как все здесь давно мертво.
Дверь в комнату отворяется. Внутрь крадучись пробирается Рицка. Придерживая створку рукой, он приникает глазом к образовавшейся щели, наблюдая за коридором.
– Мама выгнала меня из кухни, – неловко хмыкает, – сказала, что я невежливо поступаю, оставляя гостя в одиночестве.
Резким раздраженным жестом расстегнув верхнюю пуговицу нарядной отглаженной рубашки, Рицка вновь наклоняется к двери.
Он ведет себя будто разведчик на вражеской территории. Понимает ли он сам, что и зачем делает?
– Рицка, – тихонько окликаю его, – можно тебя спросить?
– Да? – отзывается он, не отвлекаясь от подглядывания.
– Я хотел бы получить более четкие указания относительно того, как мне следует вести себя, – внимательно смотрю на него. – Я не знаю, какие цели ты преследуешь, но хочу, чтобы мое поведение соответствовало твоим ожиданиям.
Рицка выпрямляется, выпуская створку двери. Растеряно глядит на меня. Тронувшись с места, пересекает комнату и устраивается в соседнем кресле.
Молча наблюдаю за ним, ожидая инструкций.
Поставив локти на столик, уронив голову, Рицка с тихим вздохом зарывается руками в волосы, приминая Ушки.
– Соби… – запнувшись, он смолкает, словно пытается найти слова для описания собственных, по-видимому, весьма противоречивых ощущений.
– Просто будь вежлив с мамой. Больше от тебя ничего не требуется. Ты ведь гость.
Подняв глаза, он слегка натянуто улыбается с непонятным мне отчаянием во взгляде.
– Остальное – моя забота.
– А вот и чай. Простите, Агатсума-сан, что заставила вас ждать.
Рицка подскакивает от неожиданности, я выпрямляюсь, наблюдая, как хозяйка дома, придерживая дверь ногой, пытается переправить сквозь проем объемистый поднос с чайными приборами и домашними сладостями.
Рицка хочет, чтобы я был вежлив с этой женщиной. Если таково его желание…
Поднимаюсь на ноги.
– Аояги-сан, позвольте вам помочь.
***
Тонкие аккуратные чашечки опускаются на блюдца, издавая тихий стук. Блюдо с угощением постепенно пустеет – надо соблюсти положенные приличия, отдав дань «усилиям» хозяйки. Необходимость создания видимости непринужденной беседы с человеком, который тебе крайне неприятен – не самое легкое дело. Но таково мое задание на сегодня. К сожалению, дипломатичность не является моей сильной стороной, приходится больше полагаться на интуицию. И, наверное, было бы легче, если бы я при этом не ощущал себя самозванцем, надевшим чужую личину.
Устроившись на краешке кресла, Рицка напряженно наблюдает за нами. Он почти все время молчит, лишь изредка вставляя краткие реплики. Поставив локти на стол, спрятав подбородок в сплетении пальцев, покусывает ноготь, а темные глаза настороженно перебегают с одного лица на другое, отслеживая проявления эмоций.
– Так значит, вы были другом Сеймея, Агатсума-сан. Так отрадно узнать об этом. Одно время я полагала, что у моего сына совсем нет друзей.
Подперев рукой узкий подбородок, Аояги-сан механически помешивает чай, заставляя кружиться в нем черные листья.
– Мой сын был очень замкнутым человеком, слишком домашним. Я всегда ему говорила, что он должен больше общаться со сверстниками, но он отвечал, что ему это не нужно. Странно, верно? Хорошо, что вы пришли сегодня к нам.
Вместо ответа делаю глоток из своей чашки. Мне полагается сделать встречный ход, я медлю, подбирая слова, – молчание затягивается. Любые паузы, возникающие в этом разговоре, кажутся слишком неловкими. Рицка начинает беспокойно ерзать на месте и, наконец, устремляет на меня настойчивый, красноречивый взгляд.
«Ну же, Соби! Говори что-нибудь, не молчи!» – требуют его глаза.
Размыкаю губы.
– Я счел своим долгом навестить его семью, ведь у Сеймея скоро день рождения.
– Верно… Как славно, что вы помните об этом, – всплеск улыбки сменяется тоскующим взглядом. – Сразу видно, что вы достойный человек, хотя друг Сеймея не может быть никем иным.
Последнее замечание отдается во мне легким замешательством, но Рицка, едва заметно встрепенувшись, бросает на мать быстрый, цепкий взгляд и тут же прячет его, устремив глаза в чашку с чаем. А она меж тем продолжает:
– Это так великодушно с вашей стороны: вспомнить о рождении и не упомянуть о смерти. Ведь оба этих события произошли весной…
Суховатые пальцы сбиваются с ритма и останавливаются.
– Уже год прошел, а кажется – будто только вчера…
– Мама… – глухо выдавливает Рицка, – не надо…
– И верно… – склонив голову на бок, ровным голосом отвечает она, – у нас сегодня такой радостный день, не стоит омрачать его грустью.
Рицка закусывает губу, ресницы чуть подрагивают. Он неотрывно смотрит на свою мать, которая, словно отсутствует сейчас в этой комнате. Взгляд, остановившись, устремлен в одну точку. На губах застыла напряженная полуулыбка, противоречащая сухому блеску глаз и жалко изогнутым бровям.
– Мам… – тихо окликает ее Рицка. Она переводит пустой взгляд на него, моргает, в глазах вновь появляется осмысленное выражение. Рицка выразительно косится в мою сторону, словно указывает, и, проследив направление его взгляда, женщина окончательно приходит в себя.
– Простите, Агатсума-сан. Материнские чувства…
Она неловко пожимает худыми плечами.
– Рицка говорил, вы – художник. Это так интересно.
Мои губы невольно поджимаются. Совершенно бессвязная смена тем и настроений. И Рицка продолжает настаивать на том, что его мать нормальна.
– Это так. Я изучаю классическую живопись в Токийском университете.
Глаза женщины слегка расширяются в удивлении.
– О… Это немалое достижение. Должно быть, ваши родители гордятся вами.
Чашка в руке на мгновение замирает, затем продолжает свое движение к блюдцу. Неприятный поворот. Моих родителей давно нет в живых, но об этом мало кто знает. Я даже Рицке не говорил… Должны ли быть пределы для моей откровенности сегодня?
Подняв взгляд, спокойно улыбаюсь.
– Возможно. Я не спрашивал об этом.
Отсутствие любого напряжения оправдывает ложь. Рицка приказал мне быть вежливым. Он не приказывал говорить правду.
– Я уверена, что гордятся, – убежденно произносит Аояги-сан, качнув головой, – я очень гордилась своим Сеймеем, хотя он вроде не имел особых достижений ни в чем.
Слова дополняет неловкий, ломкий смех. Под его аккомпанемент я просто молчу, тщательно пережевывая предложенное угощение, что избавляет от необходимости отвечать. Ассорти из фруктов, оформленное в виде цветочной клумбы, содержит слишком много специй. От этого вкус становится излишне острым и дисгармоничным, потеряв изначальную свежесть. Я готовлю лучше.
– Кстати, – будто вспомнив о чем-то, мать Рицки приподнимает брови, – а как вы познакомились? Сеймей ведь совсем не интересовался живописью и не умел рисовать.
– В школе, – кратко отвечаю я. Надеюсь, она не станет выяснять подробности. Иначе мне срочно придется искать способ, как перевести разговор на другую тему, что может выглядеть подозрительно. Бросив на меня короткий взгляд, Рицка встает, и, взяв в руки чайничек, начинает наполнять пустеющие чашки.
– В школе? Должно быть, в той Академии для одаренных детей? Я так радовалась, когда Сеймею прислали приглашение на учебу там. Хотя сложно было не видеть его неделями…
Разливая чай, Рицка старается не поднимать глаз от поверхности стола, но я прямо вижу, как неспокойно двигаются Ушки, словно именно ими он улавливает каждый звук. Рицка кажется взвинченным куда больше меня, чайничек то и дело звякает крышкой, подрагивая в руке. Рицка наклоняет его над очередной пустой чашкой. Случайно задевает изогнутым носиком, отчего та, качнувшись, опрокидывается и, покатившись по округлой траектории, соскальзывает со стола на пол.
Звон…
– Рицка! – Аояги-сан взвивается на ноги. – Неуклюжий ребенок.
– Я сейчас все уберу, – едва слышно шепчет Рицка и, поставив чайник на стол, опускается на коленки, торопливо сгребая ладошками осколки.
– Прекрати! Порежешься!
Стихийная нелепость ситуации рождает ощущение крайней неловкости.
– Я помогу Рицке, – пробормотав это, собираюсь встать на ноги, но его мать останавливает меня решительным жестом.
– Сидите, Агатсума-сан, вы гость. Мы сами справимся.
Вскинув голову, Рицка встречается со мной взглядом. В его глазах предупреждение. «Не вмешивайся, Соби». Его мать опускается на колени рядом с ним.
– Принеси щетку. Это надо убрать.
– Хорошо, – вскочив на ноги, он стрелой выбегает из комнаты. Я слышу, как его шаги, удаляясь, смолкают за стеной в коридоре.
– Простите, Агатсума-сан. Рицка иногда бывает таким несносным.
Осторожно собирая крупные осколки в уцелевшее донышко чашки, мать Рицки осуждающе качает головой, словно собственным неудовольствием пытается извиниться за проступок сына.
– Не замечал, – мне не удается скрыть суховатых нот, проскользнувших в тон голоса. Почувствовав их, Аояги-сан неловко смеется, поднимаясь на ноги.
– Это оттого, что вы молоды, и у вас, должно быть, еще нет детей. А когда появятся, узнаете, что это такое.
И снова этот жалкий, неуверенный смех. Поддерживать последнее, оскорбительное для Рицки замечание, нет никакого желания, но мне приказано быть вежливым. Надеюсь, ровной улыбки будет достаточно. Скорее бы Рицка вернулся.
Снаружи слышатся звуки быстрых шагов. Рицка бочком пробирается в комнату, обегает ее настороженным взглядом, словно желая убедиться, что все в порядке, идет к столу. Ставит на него другую чашку и наклоняется, чтобы собрать щеткой с пола оставшиеся мелкие осколки.
– А все-таки жаль, что мы не знали о вас раньше, Агатсума-сан. Вы могли бы приходить к нам в гости, – мать Рицки опускается в кресло. – Этот дом опустел с уходом Сеймея, но сейчас тут такая теплая обстановка, совсем как в прежние времена. Возможно, в это трудно поверить… – она замолкает на полуслове, – хотя я сейчас покажу… Принесу альбом.
– Что? – Рицка резко выпрямляется, едва не высыпав собранные только что осколки обратно на пол. Аояги-сан срывается с места, загоревшись какой-то новой идеей, идет к выходу. Быстрым шагом проходит мимо Рицки, он провожает ее круглыми от волнения глазами.
– Мама!.. – Взявшись за ручку двери, она оборачивается. Взгляд Рицки, заметавшись, начинает блуждать по паркетному полу. Стиснув в руках совок и щетку, он неуверенно бормочет:
– Там всякие старые фотографии... Наверное, Соби будет неинтересно их смотреть…
– Неинтересно?.. – женщина выпрямляется в растерянности, оглядывается на меня. – Это правда, Агатсума-сан?
На мгновение прикрываю глаза. Рицка сказал: «Не подведи меня, Соби…» По-видимому, он желает, чтобы у его матери остались благоприятные впечатления от этой встречи. И то, что он сейчас растерян, смущен или напуган не должно помешать воплощению его намерений.
– С удовольствием посмотрю, Аояги-сан. Уверен, фотографии очень интересные.
– Вот видишь, Рицка, – на лице женщины мелькает довольная улыбка, – я сейчас вернусь.
Дверь закрывается, но Рицка еще какое-то время продолжает в молчаливом отчаянии смотреть вслед матери. Затем, механическим жестом поставив совок на пол, медленно подходит к креслу и с тихим стоном падает в него.
– Че-ерт… – выдыхает он, брови сходятся. Качнувшись вперед, роняет локти на стол и прячет лицо в ладонях.
Обеспокоено наблюдаю за ним.
– Рицка, я поступил неправильно?
Он чуть приподнимает голову, мельком глянув на меня, затем вновь утыкается лбом в ладошки.
– Нет, все нормально, – глухо произносит он, наконец. – Я просто не ожидал, что она пойдет за этим альбомом.
Поджимаю губы, наблюдая за тем, как опускаются в досаде темные бархатные Ушки.
– Рицка, если тебе неприятно, я могу отказаться и уйти сейчас. Сошлюсь на дела…
– Нет, – резко выдохнув, Рицка выпрямляется в кресле. – Еще рано, Соби.
Поднявшись на ноги, он огибает стол, подбирая забытый на время совок.
– Прости, что втянул тебя во все это, но придется тебе потерпеть чуть-чуть.
Потерпеть? Удивленно приподнимаю бровь.
– Рицка, это не мое дело обсуждать твои приказы.
Произнося как можно мягче последнюю фразу, вижу, как он слегка горбится, опуская голову.
– Соби, я же вижу, как тебе противно находиться здесь, но, пожалуйста, продержись еще немного.
Идет к двери.
– И я не приказываю, а просто прошу.
***
Нити памяти прочно связывают нас с прошлым и тянутся в будущее, определяя наши поступки. Человеческие воспоминания подобны сновидениям, но, захваченные в объектив, они способны существовать долгие годы. И сейчас, перелистывая страницы семейного альбома Аояги, я смотрю уже не на фотографии, а на слепки чужой жизни, в которых отпечатался Сеймей. Такой, каким я никогда его не видел.
– А это мы во время поездки в Киото.
Узкий кончик ногтя Аояги-сан скользит по небольшой прямоугольной карточке. На ней пятнадцатилетний Сеймей, цепко удерживая за плечи маленького вырывающегося Рицку, смеется в камеру, пытаясь одновременно стоять ровно и пресечь попытки младшего брата сбежать.
Здесь много таких фотографий. Улыбающийся Сеймей, смеющийся… Сеймей, сидящий подле Рицки и склонившийся над чем-то, напоминающим учебник для младшей школы. Сеймей, катающий Рицку по двору на спине или, сосредоточенно нахмурив брови, чинящий его самокат.
Страницы пестрят перед глазами. Их содержимое вносит в душу полнейшее смятение.
Для меня Сеймей всегда оставался живым олицетворением равнодушия. Окруженный неприступной стеной льда, со мной он всегда был холоден, как темные арктические воды. И столь же непроницаем. Я запретил себе попытки понять его. Я признал его право обращаться со мной как со своей вещью и отказал себе в надежде на иное отношение. Отчего же так больно смотреть сейчас на его открыто улыбающееся лицо, обращенное к кому-то вне кадра?.. В этой улыбке слишком много искреннего тепла. Столько не способно поместиться в душе того бескомпромиссного и жесткого человека, которого я знал. Это невозможно. И, тем не менее, я не могу ошибаться в том, что вижу…
Сеймей ненавидел, когда к нему прикасаются. Он с трудом терпел Школу и, хотя никогда не показывал этого в присутствии учителей, при мне не скрывал своего отношения. Он избегал любых контактов и знакомств. А если уж приходилось с кем-нибудь общаться, то либо становился отстраненно вежливым, либо балансировал на грани холодной иронии, настолько неуловимой, что собеседнику становилось нечем крыть. Он был равнодушен ко всему и ко всем. Ко мне в первую очередь. Едва его взгляд касался меня, в нем появлялась усмешка, затем Сеймей отворачивался, словно смотреть в мою сторону ему было неприятно. Он сразу дал понять, что ему не требуется ничего кроме подчинения, и я быстро научился быть тенью, безмолвным и безликим сопровождающим, каким он и желал меня видеть.
Я думал, Сеймей такой со всеми. Что в этом его характер, с которым мне не позволено даже просто смириться, поскольку подобным правом обладают лишь наделенные волей живые существа. Не вещи, которой я был… Все были в понимании Сеймея… Как я прежде полагал... Но, просматривая сейчас эти фотографии, сопровождаемые негромкими пояснениями матери Рицки, убеждаюсь в ином, и это делает происходящее совершенно невыносимым. Сеймей… Почему все было… так?.. Чем я был настолько неугоден тебе? Казалось, больше, чем отдавал я, невозможно отдать вовсе. Почему же?..
Немой вопрос застывает, воткнувшись ледяной занозой куда-то под сердце. И бередит комком внезапно ставшее сухим и шершавым горло. Чертовски хочется курить. Ладонь в неосознанном жесте проходится вдоль кармана брюк, где обычно лежит пачка сигарет. Сейчас она в сумке. Так или иначе, возможность покурить представится мне весьма нескоро, насколько я могу судить.
Рицка сидит справа от меня, уткнувшись лбом в сцепленные руки. Суставы пальцев слегка побелели от напряжения, кончики Ушек мелко подрагивают, как и плотно сомкнутые ресницы. Кажется, он едва сдерживается, чтобы не начать грызть ногти. Должно быть, все это причиняет ему боль не меньшую чем мне, ведь Рицка так любил своего брата. Но нам обоим уже никуда не деться от происходящего... Необходимо доиграть пьесу до конца.
Чтобы не выдать своих эмоций и хоть как-то отстраниться от так поразившего меня невероятного открытия, переключаюсь на снимки Рицки, старательно игнорируя присутствующего в кадре Сеймея. Фотографии в альбоме местами перепутаны, видимо их часто вынимали и забывали потом вставить в правильном хронологическом порядке. Шестилетний Рицка здесь соседствует с Рицкой-малюткой, сосредоточенно перебирающим детский конструктор, сидя на пестром коврике на полу. Большущие любопытные глазищи, маленькие аккуратные Ушки и крохотный острый хвостик морковкой, – Рицка невероятно похож на котенка. Трогательного, очаровательного и забавного. Подавляю желание вытащить фотографию и забрать себе. Вспыхнувшая в душе нежность несколько притупляет болезненные ощущения, укрывая их пепельным налетом горечи. Ничего. Я смогу с этим справиться. Рицка мне поможет. Уже сейчас мне становится легче, когда я гляжу на его улыбку, сохраненную глянцевой поверхностью старого снимка. С трудом сдерживаюсь, чтобы не прикоснуться к нему кончиками пальцев.
– Надо же. Не думал, что ты можешь быть таким веселым на фотографиях, Рицка. Обычно у тебя всегда такое серьезное лицо.
– А это не тот Рицка, другой, – рассеяно поясняет Аояги-сан, переворачивая альбомный лист.
Повернувшись к ней, замечаю краем глаза, как Рицка вздрагивает от этих слов, устремляя на мать несчастный взгляд.
– Что вы имеете в виду? – мой тон излишне сух, но странности этой женщины перестают укладываться в допустимые рамки. Не тот Рицка?
Подняв глаза, Аояги-сан несколько секунд непонимающе глядит на меня. Затем глаза ее чуть расширяются, а брови сходятся в сочувствии. Ко мне?
– Вижу, вы не знаете о горе постигшем нас. Должно быть, Сеймей не хотел расстраивать своего друга и потому не рассказал о печалях нашего дома.
– Мама… – глухо выдавливает Рицка, но Аояги сан пропускает обращение мимо ушей.
– Этот Рицка, – она указывает рукой в сторону стоящего напротив кресла, – не настоящий. Другой, понимаете?
Рицка коротко втягивает в себя воздух и, прикрыв глаза ладонью, произносит:
– Это называется амнезией, Соби – скользнув рукой вниз по лицу и уронив ее на стол, он поднимает на меня усталый, потухший взгляд.
– Я существую всего три года, – он неловко пожимает плечами, – странно, верно?
Весьма… В немом замешательстве смотрю на него. Амнезия… Всего три года… Не слишком ли много откровений за один день? Но почему Рицка глядит на меня так, будто ожидает, что я сейчас встану и уйду? И не желает ли он этого теперь? Быть может Рицка хотел бы, чтобы вторгнувшийся против его воли столь глубоко, сейчас исчез, испарился…
Не удержавшись, опускаю взгляд на фотографии. Получается, все это время с них на меня смотрел совершенно незнакомый человек. Понятно теперь, почему различия показались мне столь странными, хотя, увязнув в собственном смятении, я не придал этому должного значения. События сегодняшнего вечера, словно скверный алкоголь, обжигают, путают мысли и мешают трезво воспринимать происходящее.
– Мне весьма жаль, Аояги-сан, я действительно не знал об этом, – губы сами произносят необходимые фразы, пока я пытаюсь понять, как к такому следует относиться. Что мне делать с этим знанием, Рицка?
– Не извиняйтесь Агатсума-сан, я сама должна была догадаться... Об этом известно лишь узкому кругу родственников, ну и, конечно же, врачам.
Аояги-сан поднимает глаза на своего сына.
– Нелегко было смириться. Этот Рицка тоже хороший. Но я очень скучаю по тому.
Рицка.
«Очень скучаю…» Мама так это сказала, что мне на мгновение вновь захотелось стать тем, прежним Рицкой, чтобы покончить с этой историей раз и навсегда. Поставить точку. Чтобы больше не было чужой боли, – разговоров, напоминающих о том, что когда-то в моем теле жил некто другой. Всеми любимый. И утраченный по моей вине.
До чего же нелепо все складывается. Иногда я проигрывал в уме похожие ситуации. Представлял, как рассказываю Соби о себе. Но ни разу в этих сценках не получалось так, что за меня это делает кто-то другой. Выдает мой секрет, а я никак не могу этому помешать. Нелепо. И почему-то очень обидно. Будто меня предали, хотя, конечно же, это не так.
Почему я себя так странно чувствую? Словно моллюск, насильно вытащенный из раковины. Съежившийся и дрожащий в ожидании того, что нещадное солнце чьего-то внимания и сочувствия начнет травмировать оставшийся без защиты уязвимый разум. А слова мелким сором вопьются в оголенную душу. И все из-за того, что решение принял не я. Это ведь была МОЯ тайна. Я должен был распоряжаться тем, говорить об этом или нет. Даже если и не против того, чтобы Соби узнал, все равно… Почему-то это ничего не меняет. И хочется вскочить сейчас и постыдно удрать. Запереться в своей комнате, а затем, упав на кровать, накрыть голову подушкой. Лежать так весь оставшийся вечер, не видя никого и нечего. Но нельзя. Я не имею права. Ответственность за происходящее приковывает меня к креслу не хуже наручников. Я не могу бросить Соби и уйти. Вот это было бы настоящим предательством.
Усилием воли заставляю себя сесть ровно. Перехватив внимательный взгляд Соби, вымученно улыбаюсь, хоть и чувствую, что он вряд ли мне поверит. Все в порядке. В ответ Соби слегка хмурится, в глубине синих глаз таятся беспокойство и невысказанный вопрос.
Молчаливым кивком подтверждаю. Все хорошо, Соби. Сражайся, не думай обо мне. Невольное сравнение с Поединками даже не кажется глупым. Возможно оттого, что наша сторона несет потери…
Упрямо встряхиваю головой. Я должен собраться. Должен перестать об этом думать. Если я так и продолжу копаться в себе, то рискую пропустить нужный момент, и он может больше не повториться. Нельзя, чтобы жертвы, на которые ради меня пришлось пойти Соби, пропали зря. Я не должен оставлять его одного.
Принуждаю себя вновь прислушаться к разговору. Мама рассказывает какой-то веселый эпизод из нашего с Сеймеем детства. Смеется. Глаза светятся оживлением. Чего нельзя сказать о Соби. Его спокойной улыбке явно недостает той теплоты, к которой я привык.
А движения, жесты и фразы так выверены и осторожны, как будто он ступает по льду на краю полыньи.
Я слишком хорошо знаю Соби, чтобы обмануться этой внешней невозмутимостью. Возможно, никто не заметил бы неискренности в этих безупречных манерах. Но только не я. Потому что знаю, каким Соби может быть. Каким он должен быть, когда улыбается. Вся его вежливость – маска, скрывающая истинные чувства. Надетая ради меня. И я прекрасно понимаю, что только мой приказ удерживает Соби в заданных рамках. По собственному желанию он ни за что бы сюда не пришел.
А я, если бы смог предвидеть, во что выльется мой замысел, не стал бы затевать ничего подобного.
Еще один мой грандиозный просчет. Раздумывая над тем, какой могла бы быть эта встреча, я воображал ее какой угодно, но только не такой. И представляя Соби как друга Сеймея, руководствовался только лишь тем, чтобы как-то объяснить его появление в моей жизни. Я и представить себе не мог к чему это может привести. То, как мама слепо доверилась Соби… Я был поражен. Не ожидал, что имя брата может оказать на нее такое воздействие. Я и не догадывался, как сильно ей не хватало кого-нибудь, с кем можно было бы поговорить о Сеймее. Воспоминания хлынули через край, выплеснув наружу все, что копилось в ней. Думаю, она вряд ли видит перед собой настоящего Соби и совсем не ощущает атмосферы происходящего, утонув в собственных иллюзиях. Друг Сеймея, часть драгоценного прошлого, – вот кого я пригласил сегодня в дом. И поэтому мама так открыта, радушна и доверчива. Ох, черт… У меня такое чувство, что хоть и невольно, но я все-таки обманул ее. И Соби тоже.
Я знал, как сильно он не любит мою маму, знал, что ему будет тяжело разговаривать с ней. Один раз перетерпеть, пережить и все будет хорошо потом. Так я рассудил. Но не догадывался, что происходящее заденет его настолько сильно. О чем я думал вообще?! Этот альбом… Я же видел глаза Соби, когда он рассматривал фотографии Сеймея. Я просто идиот, что затеял все это… Чистейшее насилие! Сможет ли Соби меня простить?..
Что бы я ни делал, от этого всем становится только хуже.
– Я опасалась, что Рицка при своем упрямом характере свяжется с какой-нибудь дурной компанией, как это часто бывает в наши дни. Славно, что он выбрал вас, чтобы брать пример.
Слова красным маячком ввинчиваются в разум. Мгновенно мобилизуют все ресурсы, разом обеспечив кровь лошадиной порцией адреналина. Вот оно… Вряд ли мне представится более удачный случай, чтобы ввернуть в разговор давно заготовленную фразу. Сейчас или никогда!
– Мам я хотел тебя спросить,- в волнении разглядываю собственные руки, сжимающие чашку с чаем.
– Можно мне приходить в гости к Соби и… – произношу быстро и глухо, пока есть еще решимость вообще сказать это, – и может быть оставаться подольше…
Эти сбивчивые фразы наталкиваются на мамин изумленный взгляд. Такой пронзительный, что заставляет отпрянуть. Тревожный холодок забирается в душу, пробивая в бастионах моей надежды зияющую, быстро растущую дыру. Ощущая, что теряю инициативу, контроль и вообще все, что только можно потерять, выпаливаю первое, что приходит на ум.
– У Соби дома так интересно. Мне нравится смотреть, как он рисует. Я мог бы делать у него домашние задания.
– Нет, – твердо отрезает мама.
Нет?.. Почему это короткое слово так похоже на пропасть, внезапно открывшуюся у ног. Еще немного и я упаду…
– Но почему?! – задохнувшись, понижаю голос, ощутив, что он дрожит.
Только не это… Мы ведь так старались…
– Почему нет? Ты же сама сказала, что Соби достойный человек! Почему мне нельзя приходить к нему?!
Стиснув кулаки, ощущаю на себе удивленный, но ставший предельно внимательным взгляд Соби, непереносимый сейчас взгляд. Отчаяние накатывает внезапной горькой дурнотой. Все было напрасно?..
– То о чем ты просишь просто неприлично! – рассержено произносит мама, явно досадуя моей несдержанности.
– Но, мама!!.. – умоляюще глядя на нее, предпринимаю последнюю отчаянную попытку.
– Я сказала, нет! – непреклонно повторяет она, качнув челкой. – Мы не вправе так обременять Агатсуму-сана. Это нехорошо.
Нехорошо?.. Ощутив внезапную слабость, оседаю в кресле. Всплеск несогласия сменяется странным опустошением, словно мамин отказ разом обрезал нити, что поддерживали весь вечер мою волю к борьбе.
Значит напрасно… Все эти волнения, риск… Усилия Соби… Все напрасно.
Я рискнул и проиграл. Потратив столько сил, не добился ничего, а лишь впустую засветил свои карты.
В тоскливом унынии прикрываю глаза. Есть, правда, еще одна. Припрятанный в рукаве джокер – мой дар Жертвы, к которому я решил прибегать только в крайних случаях. Может ли подобное личное поражение считаться таковым? И не будет ли мое вмешательство еще большей ложью, чем пресловутые прогулки по водосточной трубе? Какую?.. Которую ложь выбрать?
Вздыхаю, в ожесточении сжав веки. Не стану… Не буду ничего предпринимать. Быть может, я ничего не стою без своих способностей, но применять их снова, чтобы добиться желаемого, кажется мне нечестным. Я проиграл.
– Общество Рицки вовсе не обременяет меня, Аояги-сан. Наоборот, – Соби невозмутимо делает глоток из своей чашки.
Повернув голову в мою сторону, заканчивает фразу.
– Оно напоминает мне о Сеймее. У каждого свой способ помнить.
Произнесенные вполголоса, эти слова, заставляют медленно поднять голову.
Что?
Моргнув, вырываюсь из охватившего сознание оцепенения. Плохо понимая, что к чему, растерянно смотрю на маму. Она кажется задумчивой, взгляд скользит по поверхности стола. Брови чуть сведены, выдавая сомнение, вступившее в единоборство с прежней уверенностью в собственной правоте.
Неужели?!.. С трудом сдерживаясь, чтобы не впиться пальцами в край стола. Увядшая было надежда, встрепенувшись пойманной птицей, болезненно вздрагивает в груди. Закусив губу, не могу не сверлить маму глазами, изнемогая от неопределенности. Пожалуйста… Ну пожалуйста!....
Наконец, мама вздыхает.
– Что ж, если Агатсума-сан так говорит…
Есть!
Мой шумный выдох едва не перерастает в вопль радости.
Получилось!
Ликование рвется на волю, я едва способен усидеть на месте! Хочется вскочить и… и… не знаю даже что сделать!
Соби!.. Соби, ты гений!!!
Обращенный на меня мягко-насмешливый и чуточку укоризненный взгляд Соби, заставляет слегка покраснеть. Он словно спрашивает: «Почему ты не доверился мне, Рицка? Я всегда на твоей стороне».
Смутившись, отвожу глаза. Не знаю, почему… Я не привык к тому, чтобы кто-то решал за меня наши домашние проблемы. Ведь Соби не обязан вникать в них. К тому же, в общении с обычными людьми он не видит препятствий и не ведает сомнений ни в чем. Я не ожидал, что Соби сможет понять все правильно. Похоже, я… ошибся.
Придя к окончательному решению, мама согласно склоняет голову.
– Наверное, я не могу лишать вас подобного. Вы правы, Агатсума-сан. Способ помнить у каждого свой.
***
Способ помнить. Какое простое решение. Мама живет памятью о прошлом. Соби верно понял это. Сказал ли он правду или нет, но его слова нашли единственно верную точку приложения, сумев спасти этот безнадежный вечер. Имя брата оказалось ключом, открывшим для нас эту дверь.
Сеймей… Даже сейчас, даже таким способом ты все еще помогаешь мне.
Как бы я ни старался сохранить все крупицы моей памяти, многое постепенно стирается, хоть я и не хочу забывать. Но есть моменты, отпечатавшиеся во мне настолько ярко, что забыть их просто невозможно. Как мою первую встречу с Сеймеем.
Я помню все. Как проснулся, как долго не мог понять, кто я и где нахожусь. Странные люди, глядящие с отстраненным, – профессиональным, как я понял позднее, сочувствием, приходили ко мне. Записывали что-то в своих блокнотах, задавали вопросы. Я был не в состоянии ответить ни на один из них. Те люди как раз и объяснили мне впоследствии, что это ощущение дезориентации и растерянности называется амнезией. Я был болен? Нет. Я просто изменился. Однажды. И сильно. И это принесло очень многим людям горе.
Но узнал я об том не сразу, поскольку сперва ко мне не допускали никого из моей прошлой жизни. Вначале я полагал, что весь мир состоит из таких вот обходительных людей, облаченных в медицинские халаты. Врачи показывали мне разные картинки, давали читать тексты, чтобы выяснить насколько большой объем знаний о внешнем мире исчез из моей памяти. Как оказалось, я умел писать и читать, и даже некоторые сведения из школьной программы обнаружились где-то на задворках разума. Но о том, кем я был, и о тех, кто был рядом со мной первые десять лет жизни, я не помнил ничего.
А потом начали приходить другие люди. Те, кого врачи называли моими близкими. Отец с мамой. Их родственники, вызванные по случаю: вдруг где-то щелкнет, вдруг в моей голове всплывет хоть что-нибудь, способное дать толчок к тому, чтобы вернуть все остальное. Но все было тщетно. Мама много плакала. Приносила с собой этот самый семейный альбом и, опустившись рядом на краешек постели, показывала мне фотографии. «А вот здесь мы все вместе на фестивале в Сабуе. Ты помнишь, как там было весело, Рицка, помнишь?» Что я мог сказать? Я чувствовал, что расстраиваю ее своими ответами, поэтому мне становилось не по себе, когда мама приходила. Каждый раз она смотрела на меня с такой жадной надеждой, что мне делалось стыдно и плохо. Я глядел на нее настороженно и вжимался в постель всякий раз, когда мама обращалась ко мне. Особенно меня пугало, когда она, роняя альбом, начинала громко причитать: «Рицка. Где же ты сейчас, мой Рицка…» Меня это сильно нервировало. А врач, спохватываясь, тут же выводил маму из комнаты, бросая на меня обеспокоенные взгляды.
А потом, наконец, появился Сеймей. И его приход я запомнил до мельчайших деталей, до каждой минуты. Тот день стал первым настоящим днем, моей совершенно бессмысленной тогда жизни.
***
Неяркие, теплых персиковых тонов занавески раздвинуты, пропуская внутрь небольшой комнаты весь свет, что способно подарить ясное летнее утро. Присев на краешек подоконника худенький темноволосый мальчик глядит в окно, наблюдая за человеческим космосом, раскинувшимся за пределами его узкого мира. Силуэты небоскребов на горизонте окутаны сизой дымкой, окна домов напротив через высокую ограду клиники темнеют непроницаемыми прямоугольниками. Машины… Ему сказали, что вскоре он покинет это место и отправится домой. И это было страшно. Он не хотел уходить, едва закрепившись на своем маленьком островке реальности, состоящей из этой уютной комнаты с кроватью, столиком и шкафом. Из сада, куда его каждый день отпускали гулять, и библиотеки, откуда позволяли брать книги. Что ждет его в том месте, которое все вокруг называли его домом, было не ясно. Но стационарный период реабилитации почти закончен, все тесты и исследования завершены. И как говорили врачи, лучше будет, если он как можно скорее вернется в «привычную обстановку», где, быть может, сумеет восстановить утраченные фрагменты памяти. Он желал этого и боялся одновременно. Приходящие к нему люди постоянно рассказывали ему, кем он был. Каким он был. Информации об этом хватало, чтобы желать стать тем Рицкой вновь. Если не для себя, то хотя бы для них. Чтобы на него перестали смотреть с отчаянием и жалостью, как на какое-то увечное, но любимое домашнее животное, чтобы женщина, называвшая себя его матерью, перестала плакать. Он бы хотел. И если, для того чтобы вернуть себя, нужно приложить какие-то усилия, что ж. Он согласен. Хотя на самом деле, больше всего ему хотелось бы, чтобы его просто оставили в покое.
Дверь, отворившись, пропускает нового посетителя, из тех, что еще не приходили к нему пока. Темные волосы и глаза, резковатые черты лица… Водолазка с высоким воротом и джинсы. Совершенно обыкновенный вид. И все равно во всем облике вошедшего проскальзывало нечто неуловимое, что разительно отличало его от всех, кто до нынешних пор навещал Рицку. Уверенность и ироничное спокойствие, словно находиться сейчас в этой комнате было неотъемлемым правом странного посетителя. Прислонившись к стене у входа, скрестив руки на груди, он с легкой полунасмешливой улыбкой взирал на мальчика.
Съехав с подоконника, Рицка неуверенно косится на закрытую дверь.
– А где врач? Если кто-то приходит ко мне, его обязательно должны сопровождать.
Усмехнувшись, визитер ленивым движением отрывается от стены, меняя позу на более удобную.
– Я уговорил его не делать этого. Не люблю врачей. Они назойливые.
Неожиданно для себя Рицка хмыкает. Это верно.
Слегка склонив голову набок, его посетитель интересуется:
– Знаешь, кто я?
– Да, – отводя в сторону глаза, тихо отвечает Рицка. – Ты – Сеймей, мой брат.
Старший Аояги вскидывает бровь в удивленном вопросе. Равнодушно пожав плечами, Рицка поясняет.
– Мне показывали твою фотографию. Мама показывала.
– А… – он понимающе кивает. – Ясно.
Неторопливо пересекает комнату и останавливается рядом с мальчиком, присев на подоконник и опершись на него ладонями. Рицка на всякий случай отодвигается, продолжая с недоверием поглядывать на своего гостя.
– Прости, что навестил тебя только сейчас. Моя школа находится за пределами Токио, и приехать раньше было довольно сложно.
– Ну мне-то все равно, – оттолкнувшись от подоконника, Рицка шлепает в направлении кровати, плюхается на нее, подпрыгнув на пружинящем матрасе. – Приди ты днем раньше или позже, для меня это ничего бы не изменило.
Потянувшись к тумбочке за книжкой, Рицка раскрывает ее на первой попавшейся странице, демонстрируя намерение погрузиться в чтение. Заложив большие пальцы за ремень брюк, Сеймей невозмутимо наблюдает за действиями младшего брата, ничуть не смущенный столь прохладным приемом.
– Хм. А ты действительно стал другим, Рицка.
Придержав ладонью край листа, мальчик на мгновение поднимает взгляд и вновь опускает его. Переворачивает страницу.
– Как это – стал другим?
– Прежний Рицка так бы не ответил.
Закусив губу, Рицка продолжает упрямо смотреть в книгу.
– И как бы он ответил?
Прищурившись, Сеймей внимательно изучает брата глазами.
– Не знаю точно как именно, но совсем не так, как ты.
Глядя куда-то поверх книжного листа, Рицка тихонько вздыхает, захлопывает пухлый томик и откладывает рядом с собой на постель.
– Это плохо? То, что я не похож на него?
Сеймей серьезно качает головой.
– Вовсе нет. Но я буду скучать по моему Рицке.
Потянувшись вперед, выпрямляется и идет к кровати. Повернув голову, Рицка исподволь наблюдает за его перемещениями, провожая глазами.
– Будешь скучать?
– Да, – Сеймей опускается рядом с братом на постель, – но никогда не поставлю тебе в укор, то, что ты – не он.
Теплая ладонь, коснувшись головы мальчика, осторожно ерошит темные волосы, слегка задевая маленькие Ушки.
– Ты ведь в этом не виноват. Ты ни в чем не виноват, Рицка.
Зажмурившись и замерев от этой простой ласки, Рицка не знает, как реагировать на нее. Старается не обращать внимания, но отодвигаться уже не спешит.
– Все, кто приходят сюда, только и твердят о том, чтобы вернуть того Рицку. А ты? Ты разве не хочешь?
Подняв глаза, он с вызовом смотрит на брата, игнорируя пальцы, нежно скользящие сквозь пряди волос.
– Я этого не говорил, – спокойно произносит Сеймей, – но ты слишком дорог мне, чтобы я начал иначе относиться к тебе всего лишь из-за того, что ты изменился, понимаешь?
– Да, – едва слышно произносит Рицка, глядя в темные, как ониксы глаза Сеймея. В них нет осуждения, но так тяжело поверить в это. На всякий случай Рицка опасливо уточняет:
– Так значит, ты не сердишься на меня?
– Нет, – придвинувшись ближе, Сеймей небрежно и так привычно обнимает мальчика, обхватив ладонью хрупкое плечо.
– Думаю, тот Рицка, которого так хочет вернуть мать, спит где-то глубоко в тебе. Но вне зависимости от того очнется он или нет, я не перестану тебя любить.
Слегка вздрогнув, Рицка зажмуривается. Теплые руки согревают плечи, и от этих объятий веет такой надежностью. До сих пор никто даже не пытался прикоснуться к нему.
– Это правда? – тихонько спрашивает мальчик. – Ты не… – медлит, выбирая верное слово, – не отречешься от меня?
– Никогда, – убежденно произносит Сеймей, сверху вниз глядя на брата с серьезной улыбкой.
– Для меня ты исключительный, Рицка. Ты даже не представляешь насколько…
– Исключительный… – беззвучно повторяет Рицка. Брови его чуть приподнимаются, а губы, сжавшись, начинают слегка подрагивать. Шумно шмыгнув носом, мальчик зарывается лицом в теплый свитер. Пальцы нерешительно сжимаются, отваживаясь притронуться к первому в мире человеку, оказавшемуся способным его принять.
Сеймей тотчас обхватывает брата двумя руками и начинает тихонько укачивать.
– Все будет хорошо, Рицка, – шепчет он, слегка поводя щекой по встрепанным мягким волосам, – я обещаю тебе, что, в конце концов, все будет в порядке.
***
Вот так я обрел Сеймея, чтобы через два года его потерять.
продолжение в комментариях...
Chapter XIII Boundless
Утратившие равновесие.Chapter XIII Boundless
Утратившие равновесие.
***
Коридор расцвечен пестрыми пятнами школьной униформы. Светлые рубашки с короткими рукавами, смешные декоративные галстучки на ушастых представителях обоих полов… Темные брюки и короткие плиссированные юбки, - их обладатели непринужденно общаются, спешат куда-то, прижимая к себе тетради и учебники. Последние этажи корпуса, где расположены кабинеты начальных классов средней школы, наполнены по-весеннему беспечным, звенящим настроением, под стать лучам солнца, озаряющим просторные, светлые холлы, создавая на фоне шахматных клеток паркета причудливые композиции из движущихся теней. Двери кабинетов распахнуты, они ждут учеников. Деловитая суета и гомон за ними – привычный фон, сопровождающий все промежутки до и между уроками. Это свободное время - самое приятное, но даже оно не может обрадовать того, кому нечему радоваться. И клубничное варенье, тайком пронесенное в класс в школьной сумке, и свеженький номер любимой манги - все это перестало, как раньше, доставлять удовольствие, утратило вкус.
Сидя за своей партой, Юико уныло глядит на пустую соседнюю, у окна. Рицка-кун говорил, что ему нравится сидеть у окна. И в первый день, когда шумная толпа учеников ворвалась в закрепленный за ними новый класс, чтобы сразу отвоевать себе личное место, Юико заняла эту парту для Рицки-куна и защищала ее с таким упорством, что, в конце концов, на лакомое место с видом во двор перестали покушаться. А Он так и не пришел. Ни на следующий день, ни через три дня, ни сегодня. Несмотря на все ее просьбы и мольбы шепотом перед сном. Должно быть и Ками-сама не всесилен, раз Рицка-кун до сих пор где-то пропадает. Но ведь с ним все в порядке? Ведь в порядке же? Юико так хочет в это верить.
У Рицки-куна странные знакомые. Те, что приходят к нему иногда. Вроде ребят, которых она видела осенью, когда Рицка-кун только-только перевелся в школу. И ей, Юико, кажется, что это все из-за них. Наверняка, из-за них. Ведь он не мог уйти просто так. Он не оставил бы Юико.
Рука, лежащая на столике, сжимается. На плотно сомкнутые ресницы набегают слезы. Спустя секунду они катятся вниз, прокладывая по щекам мокрые дорожки.
«Он… не ушел бы…
Не ушел… бы…
Юико не верит.»
Зарывшись лицом в ладони, она тихо вздрагивает, подавляя всхлипы. Если девочки узнают, они снова назовут Юико плаксой и будут недовольны. И Яёй-сан, когда придет и увидит, тоже расстроится. Она не любит никого расстраивать. Лучше перестать.
Все-таки всхлипнув разок, Юико торопливо утирает ладошкой следы слез на щеках. Все равно заметно. И нос опух. Стал совсем красный. Лучше сходить в туалетную комнату, ополоснуть лицо. А потом можно будет до начала урока постоять в коридоре у окна. Оттуда видны школьные ворота. Может быть сегодня Рицка-кун все-таки появится?
Приняв решение, Юико поднимается и выходит из класса.
В коридоре шумно. Напротив двери у окна собралась группа одноклассниц, увлеченно обсуждающих что-то. Стараясь быть как можно незаметней, Юико спешит мимо, с облегчением понимая, что они слишком захвачены беседой, чтобы обратить на нее внимание сейчас.
- …а потом Тамино-сенсей сказала, что его хочет видеть директор…
- Директор?!
- Неужели…
- Ты сама это слышала?
- Само собой, - важно заявляет Маки и, вскинув подбородок, обводит торжествующим взглядом обступивших ее подруг.
- Тамино-сенсей сказала, что ин-ци-дент будет разбираться в присутствии директора. Аояги ждут большие проблемы.
Услышав последние слова, Юико резко останавливается. Ноги сами разворачивают и несут ее назад.
- Рицка-кун? Вы видели Рицку-куна?
Всплеск возгласов обрывается. Ученицы расступаются, услышав за спиной неуверенный взволнованный голос. Стиснув пальцами складки новенькой школьной юбки, Юико стоит в метре от них, обегая компанию умоляющим взглядом.
Скривившись, девочка, только что выступавшая в роли осведомленного оратора, нехотя произносит:
- Видели. Сенсей увела его в «директорскую».
Глаза Юико ошеломленно распахиваются. Прерывисто вздохнув, она срывается с места. Бежит вдоль коридора, наталкиваясь на спешащих навстречу ребят, раздвигая образующиеся на пути островки скопления учеников руками. Врезавшись в кого-то, обсыпанная взметнувшимся в воздух ворохом чужих тетрадей, спешит дальше, не обращая внимания на возмущенные окрики.
- Вот дурочка, - раздраженно заключает одна из глядящих ей вслед одноклассниц.
- И не говори, - презрительно сощурившись, поддерживает другая, - жалкое зрелище.
Ноги торопливо сбегают вниз по ступенькам лестницы. Если бы Юико могла летать, она бы летела. Сердце стучит в такт быстрым шагам, не поспевая за мыслями.
«Рицка-кун. Вернулся…»
Выскочив в вестибюль второго этажа, она обводит лихорадочным взглядом висящие на дверях указатели. Кабинет директора средней школы должен быть где-то неподалеку, рядом с учительской. Наверное, он в конце коридора.
Найдя нужную дверь с висящей слева от нее табличкой, Юико останавливается, переводя дыхание, опираясь рукой о стену.
«Рицка-кун? Здесь?»
Подойдя к двери вплотную, Юико приподнимается на цыпочки, заглядывая в узкое вытянутое вертикально окошко наверху. Оно не предназначено для того, чтобы сквозь него смотрели. Предметы в кабинете расплываются, искаженные волнистым узором стекла. Но все же ей удается разглядеть темноволосую макушку Рицки-куна и два нечетких силуэта за ним, напротив окна.
Низкие каблучки сандалий гулко стукаются о пол. Прижавшись лбом к прохладной плоскости двери, Юико стоит, глядя вниз, на пробивающуюся из-под нее полоску света.
«И что дальше? Маки сказала, Рицку-куна ждут проблемы. Что это может значить? Только бы...»
Потрясенная неожиданной мыслью, Юико зажимает рот рукой.
«Неужели из-за того, что Рицка-кун пропустил первую неделю занятий, его выгонят из школы?!»
Всхлипнув, девочка трясет головой.
«Нет… Только не это!»
Из кабинета доносится низкий голос директора, он довольно громкий и четкий, так что можно даже различить слова. Прижавшись к двери ухом, Юико прислушивается, задержав дыхание.
- …разумно ли списывать такое поведение на «обстоятельства»? Тем более что Аояги-кун отказывается объяснить причины своего отсутствия. Это выглядит как безответственность…
Дальше вступает женский голос. Кажется, это Тамино-сенсей. Она тоже там? Может она заступится за Рицку-куна? Закусив губу, Юико напряженно вслушивается, пытаясь разобрать хотя бы отдельные фразы. Ничего не слышно! Слишком тихо говорят!
Оторвав ухо от двери, Юико в отчаянии глядит на гладкую деревянную поверхность под своими руками.
«Рицку-куна не должны исключить! Этого не может быть! Просто не может!»
«Как же я буду… без него» .
Ладонь ложится на ручку двери.
Юико не станет просто так стоять и ждать! Она сейчас войдет и скажет, что нельзя выгонять Рицку-куна. Он такой хороший. Он лучше всех! И у него всегда были самые высокие отметки. Это несправедливо!
Ручка с тихим шуршанием поворачивается, слышится щелчок замка.
«Рицку-куна не должны исключить... Не должны…»
***
Сеймей… Возможно, я начинаю понимать, почему у тебя почти не было знакомых среди обычных людей. Я никогда не слышал, чтобы мой брат посещал какие-либо городские мероприятия или встречался с одноклассниками вне школы. Это так сложно - общаться с остальными людьми, когда ты практически выпал из привычного для них круга существования. Когда одной своей частью ты все еще принадлежишь этому суетливому, приземленному, полному условностей и условий миру, а другой - погружен в совершенно иною реальность. Ощущение такое, будто наблюдаешь за своей жизнью из зазеркалья, настолько неуместным и несущественным становится все вокруг. Неужели мой брат чувствовал себя так же? Неужели его, как меня сейчас, раздражали ограниченность и слепота вокруг?...
Сеймей… У меня к тебе столько вопросов... Если бы я только мог поговорить с тобой, как многое мы могли бы сказать друг другу.
- Не хотелось бы создавать из случившегося прецедент, но если мы просто обойдем произошедшее вниманием, это может пойти во вред Аояги-куну и другим ученикам.
Это произнес директор. Крупный, плотный мужчина лет пятидесяти с седеющими висками и резкими, перечерчивающими лоб морщинами. Наверное, он неплохой человек. Наверное, он немало сил вкладывает в свою работу. Но то, о чем он рассуждает: о школьных правилах, об ответственности за мой проступок - эти слова не соотносятся со мной. Словно все здесь говорят о каком-то другом Аояги Рицке, ученике первого класса средней школы. Этим человеком я являюсь уже лишь отчасти.
- Прошу прощения, - неуверенно произносит Шинономе-сенсей. Все это время она стояла справа от стола директора и нервно мяла в руках платок, обеспокоено поглядывая на меня, - мне кажется, учитывая некоторые обстоятельства жизни Аояги-куна, мы как люди, не лишенные доли ответственности за него, могли бы подойти к ситуации с пониманием?
Невольно хмыкаю про себя. «Учитывая обстоятельства моей жизни…» Если бы вы только знали, сенсей, каковы на самом деле эти обстоятельства, то… то, возможно, пропущенная мною неделя учебы перестала бы казаться вам чем-то значимым. Определенно, это не та муха, из которой стоит делать такого большого слона».
- Возможно и так, - сложив сцепленные руки на выступающем из плоскости пиджака животе, директор откидывается в кресле. - Но разумно ли списывать такое поведение на «обстоятельства»? Тем более, что Аояги-кун отказывается объяснить причины своего отсутствия. Это выглядит как безответственность….
Безответственность… Гляжу в пол, поводя слегка носком ботинка по тускло отражающему свет окна лакированному паркету. Мне все равно уже, как в итоге это будет называться. Поскорее бы они закончили весь этот спектакль.
В комнате душно, несмотря на открытые окна. Слабый гул работающего кондиционера перекрывается всплесками детских голосов с улицы и привычным шумом утреннего города. Кабинет директора так чист и опрятен, в нем вообще нет несущих в себе жизнь предметов. Только широкий стол, несколько офисных кресел, стеллажи с рядами папок и закрытый глухой шкаф. Ни одной чистой краски, все здесь словно обесцвечено. Стены, чередуясь с провалами огромных окон, кажутся черными, создавая контраст с этими сияющими квадратами. Я, наверное, свихнулся бы, будучи вынужденным проводить в этом помещении из года в год свои дни. И как директор здесь работает?...
- Несомненно, поступки Аояги-куна являются следствием недостаточного надзора со стороны родителей и учителей. При принятии решения нужно учитывать и этот фактор.
Невольно морщусь. А это была Тамино-сенсей. Мой новый классный руководитель. Она чем-то напоминает мне Кацуко-сенсей. Такая же сдержанная, но приятная манера одеваться. Стриженные под каре темные волосы. Сходство, правда, внешностью и ограничивается. Едва нас представили, я осознал, что мне, возможно, сильно не повезло с классным руководителем на следующие несколько лет. Слишком уж тяжелым, скептическим взглядом она наградила меня при знакомстве. Впрочем, существует вероятность, что Тамино-сенсей успела заочно составить негативное мнение об «Аояги Рицке». Должно быть, этот образ в ее глазах отныне украшен непривлекательным штампиком «разгильдяй».
- Сенсей здесь ни при чем, она не виновата, - хмуро и немного устало произношу я, вмешиваясь в разговор. Умолкнув, присутствующие оглядываются на меня. Шинономе-сенсей с некоторой благодарностью, а остальные с удивлением. Понятно. Удивились, что я прервал взрослых. Мне же не задавали вопроса, чтобы я имел право открыть рот.
Прикрываю глаза. Я и впрямь уже устал.
- Если я так сильно нарушил школьные правила, назначьте мне какое-нибудь наказание, я его выполню, и буду учиться дальше.
При слове «наказание» все трое озадаченно переглядываются. Я невольно потираю лоб рукой. Н-да. Необычно прозвучало. А я должно быть переобщался с Соби. На лицах присутствующих четко читается: «Что за странный мальчик».
- Аояги-кун, это радует, что вы…
Директор не успевает закончить фразу. Дверь распахивается и внутрь взволнованным, взъерошенным вихрем врывается… Юико? Как она узнала, что я здесь?! Ее появление обдает меня холодным душем. Реальность, до этого блеклая и рассеянная, вдруг собирается в фокус, а время, ползшее со скоростью улитки, устремляется вперед в бешеном темпе, разделяясь на секунды и мгновения.
Порывисто шагнув к столу директора, Юико резко останавливается, замирая под софитами трех пар глаз. Отступает назад. Вид у нее, как у перепуганного зайчонка. На смерть перепуганного, но решительного. Прежде чем кто-либо успевает опомниться, она стискивает кулачки и выкрикивает так громко, что я невольно зажмуриваюсь, подавляя порыв зажать ладонями уши.
- Не выгоняйте Рицку-куна! Вы не должны его выгонять! Он хороший! Он совсем, совсем-совсем ничего плохого не сделал! Это все ошибка! Очень, очень большая ошибка!
Мои глаза широко распахиваются. Юико пришла, чтобы вступиться за меня? Невероятно!
- Хаватари-сан! – с возмущением и абсолютно синхронно произносят обе учительницы. Смотрят друг на друга. Шинономе-сенсей слегка поджимает губы. Юико больше не ее ученица. Право на возмущенный тон принадлежит уже не ей.
- Хаватари-сан, немедленно покиньте кабинет!- шипит Тамино-сенсей, сверкая глазами. На щеках горит досадливый румянец. Думает, небось, что поведение Юико компрометирует ее в глазах начальника.
- Но ведь… Рицка-кун… - Юико невольно делает еще один шаг назад, слегка съеживается, подтягивая сомкнутые вместе локти к груди, обводит взрослых беспомощным взглядом. На лице проступает потерянное выражение, кажется, она сейчас расплачется, и, тем не менее, Юико вновь встряхивает головой и подается вперед.
- Не исключайте Рицку-куна!…
- Хаватари…-сан! – на выдохе чеканит учитель. - Что вы себе позволяете! – и отрывисто заканчивает, вколачивая слова в пол. - Выйдите… из кабинета!
- Кажется, все ваши ученики, Шинономе-сенсей, не страдают излишней дисциплинированностью, - директор выпрямляется в кресле, ставит локти на стол и делает поощряющий знак кончиками пальцев, - не отвлекайтесь, продолжайте.
Шинономе-сенсей в замешательстве глядит на директора, не замечая подрагивающих вокруг глаз насмешливых морщинок. Это зрелище заставляет меня прийти в себя и встрепенуться. До этого я стоял, словно столб и не знал, как мне реагировать.
- Юико… - состроив страшное выражение на лице, делаю пассы руками в сторону двери, - иди.
Она переводит растерянный взгляд на меня. Моргает.
- Рицка-кун.
Из всех сил пытаясь сохранить серьезный вид, киваю на дверь.
- Подожди меня в коридоре. Все нормально.
- Хорошо… Если ты так говоришь,… - она послушно разворачивается и бредет к выходу. Плечи и Ушки опущены, глаза смотрят в пол. На мгновение останавливается, бросая на меня последний неуверенный взгляд через плечо, затем исчезает за дверью, аккуратно притворив ее снаружи. Оставив людей стоять, застыв в охвативших их совершенно разных чувствах. Тамино-сенсей - кипящей от праведного негодования, Шинономе-сенсей - притихшей и расстроенной, меня – в состоянии сдержанного веселья.
С нежностью смотрю на дверь. Юико… Это просто недоразумение какое-то. Настоящее, подлинное и совершенно чудесное недоразумение. Ухитриться за полминуты сделать из этого чопорного, показательного судилища балаган – это надо иметь талант.
- Аояги-кун…
- Да?- выпрямляюсь, устремляя взгляд на директора. В появлении Юико есть только один существенный минус. Оно выдернуло меня из состояния спасительного вселенского равнодушия, в котором я пребывал последние полчаса, и сделало мир вокруг до крайности реальным и уязвимым. Невидимый прозрачный купол, где я прятался, наблюдая за собой и окружающими, разлетелся блестящими осколками.
Директор наклоняется вперед, сцепляя пальцы в замок, поблескивая очками в тяжелой оправе.
- Я смотрю, вы пользуетесь авторитетом у одноклассников.
Хмуро гляжу на него. Издевается что ли? Каким еще авторитетом?
- Что же нам делать-то с вами?
Он потирает пальцами подбородок, но по насмешке, притаившейся на дне глаз, я понимаю, что решение он уже принял.
- Что ж, на первый раз ограничимся выговором с занесением в личное дело. Но инцидент с пропуском занятий не должен повториться, учтите это, Аояги-кун. На этом все, можете идти.
Правда что ли могу?
Ошеломленно взираю на директора.
Кажется, теперь мне полагается поблагодарить. Выдавливаю из себя какие-то слова и перевожу взгляд на учителей. Шинономе-сенсей, моргнув, вырывается из смущенного оцепенения, торопливо бормочет положенные вежливости и подталкивает меня взглядом к выходу. Да, чтоб я сопротивлялся…
Выскальзываю за дверь, озираюсь по сторонам в поисках Юико. Взгляд устремляется вдоль коридора и почти сразу находит невдалеке съежившуюся фигурку в школьной форме. Обхватив себя руками, словно ей холодно, Юико стоит, прислонившись к стене, глядя себе под ноги. Услышав шаги, поднимает голову.
- Рицка-кун…
- Юико, - срываюсь с места и бегу к ней, видя перед собой только быстро наполняющиеся слезами глаза. Не добежав какого-то метра, замедляю шаг, растерявшись, совершенно не зная, что делать. Юико это решает за меня. Порывисто подается навстречу и обнимает за плечи, уткнувшись носом чуть ли не в макушку. Какая же она все-таки высокая.
- Рицка-кун…. ты вернулся, - она тихонько всхлипывает, - куда ты делся? Я так волновалась.
В горле сразу как-то странно пересыхает. Она волновалась за меня. Юико…
- Пойдемте, сэмпай,- краем уха я слышу тихий голосок Шинономе-сенсей. Она уводит свою слегка растерянную коллегу. Думаю, Тамино-сенсей была бы не против провести с Юико разъяснительную беседу на тему того, что можно, а чего нельзя делать в кабинете директора. Похоже, мы слегка нарушили ее планы.
- Прости… - поднимаю глаза, пытаясь поймать взгляд Юико, - я не хотел, чтобы ты беспокоилась.
- Ничего, - она размыкает руки и счастливо смотрит на меня сверху вниз. Слезы как маленькие брильянты блестят в уголках глаз, - главное, ты тут. Ты ведь никуда больше не уйдешь, правда?
Имею ли я право обещать ей такое? Нет…
-Ну, мне же еще и дома иногда бывать нужно, - кривовато усмехаясь, засовываю руки в карманы форменных брюк, - не могу же я в школе ночевать.
Она тихонько смеется, утирая кончиками пальцев набегающие на глаза влажные серебристые дорожки. Затем берет меня за руку.
- Пойдем. Я тебе место заняла. Самое лучшее.
Так начался мой первый день в средней школе. Юико все время ходила за мной по пятам. На уроках, словно опасалась, что я растворюсь в воздухе, поминутно бросала взгляды в мою сторону, вызывая этим насмешки одноклассников. Но мне было все равно. Пусть говорят, что хотят. Вслушиваясь в жизнерадостное щебетание Юико, я не мог сдержать улыбки. Тепло волнами разливалось душе. Она ждала меня, она мне рада. Значение подобного сложно недооценить.
После занятий Юико, не желая расставаться со мной, уговорила нас с Соби и Яёя пойти к ней в гости. «Вечеринка в честь возвращения Рицки-куна», - придумала тоже… Но мне было приятно. Соби шел рядом, курил и едва заметно улыбался, а Юико… трещала без умолку, расписывая, как весело пройдет вечер. Как она будет показывать мне фотографии, сделанные во время каникул… Затем долго уговаривала поехать на экскурсию, запланированную Тамино-сенсей на завтрашний день. Это внеклассное мероприятие, как та заявила, было призвано укрепить дружеские отношения в новом коллективе. Чего там укреплять? Весь наш класс перешел в среднюю школу практически в неизменном составе, так что затея показалась мне лишенной смысла. Но я согласился. Не хотелось огорчать Юико отказом. Я шел рядом с ней и Яёем и думал о том, насколько же это здорово, что мне не пришлось никуда уезжать и отказываться от общения с людьми, которые меня так ждали. Мысль, что мое присутствие способно дарить столько радости, согревала сердце и освещала мир вокруг. Насколько странно было ощущать это. Понимать, что, оказывается, в моих силах делать кого-то счастливым. И вместе с тем, я чувствовал, что, наверное, так и должно быть. Радовать тех, кого любишь – это правильно. Должно быть еще и оттого, что позволяет стать счастливым самому.
День следующий.
Соби.
- Со-тян! Это что, шутка?
Выглянув из-за моего плеча, Кио сквозь прозрачные двери обозревает расположившуюся в соседнем вагоне компанию. Он их лишь сейчас заметил, что ли?
- Только не говори мне, что это совпадение! - едва заметно скривившись от досады, Кио сжимает кулаки. - Ты обещал, что мы поедем одни!
- А мы и едем одни, - усмехнувшись, откидываюсь на сиденье, придерживая рукой сползающий с него сложенный мольберт.
- У Рицки экскурсия в храмовый комплекс возле Никко, мы же едем туда, чтобы зарисовать окрестные ландшафты. Все вполне логично.
- Логично? Ничего подобного! – Кио вновь бросает взгляд в сторону соседнего вагона и добавляет почти жалобно.
- Ты теперь за ним везде таскаешься, что ли?
Улыбаюсь, прослеживая глазами направление взгляда Кио.
- Практически.
Старый пригородный поезд слегка покачивается, колеса стучат. Мимо проплывают железнодорожные столбы, деревья, сквозь просветы в которых виднеются ровные квадраты ухоженных полей. Свежий воздух и кратковременная смена обстановки пойдут на пользу Рицке, я в этом уверен. Для того чтобы успешно сражаться, нужно немало душевных сил. С учетом последних треволнений и того, что нам еще вскоре предстоит, ему полезно будет пополнить запас. Таким образом, идея сегодняшней субботней поездки вместе с классом, пришедшая в голову учительнице Рицки, показалась мне весьма удачной и своевременной.
- Ты чем-то недоволен, Кио? - бросаю на него быстрый насмешливый взгляд. - Ты ведь, кажется, говорил, что тебе неважно куда и когда ехать.
- Да, но… - он вздыхает, - ты, надеюсь, не собираешься везде за ними ходить? Тогда тебя точно примут за извращенца.
- Нет, - с трудом сдерживаю смех, - у нас с тобой несколько другая программа, - вижу, как Кио светлеет на глазах, и завершаю фразу, - я планировал остановиться у озера Дзуйсэндзи. Рицка с классом будет возвращаться обратно той дорогой. Собираюсь его дождаться.
- Вот значит как, - Кио откидывается на скамейку, печально изучая меня глазами. Потом отворачивается и устремляет взгляд в потолок, - хотел бы я знать, что было первично. Поехал бы ты со мной сегодня, если бы у Рит-тяна не было бы экскурсии?
Молчу. Для меня это даже не вопрос. Но если Кио не станет настаивать на ответе, я предпочту не развивать эту тему дальше. Ни к чему хорошему это не приведет.
Повернув голову, наблюдаю сквозь стекло за шумной командой из двух десятков школьников, оккупировавших соседний вагон. Оживленные порывистые движения, смеющиеся лица, Ушки, воодушевленно вздрагивающие в предвкушении нового и необычного. Рицка сильно выделяется на фоне этих беззаботных ребят. Со своего места мне хорошо виден его спокойный профиль, лишь изредка смягчающийся, когда он поворачивает голову, отвечая на реплики сидящей рядом энергично жестикулирующей Юико. Вот уж у кого нет сил сидеть на месте.
Рицка что-то произносит, глядя на нее, и глаза наполняются теплом. Потом он вновь серьезнеет. Смотрит в пол перед собой, затем взгляд скользит по проходу, в направлении нашего с Кио вагона. Рицка слегка поворачивает голову, взгляд взбегает вверх по двери и окну. И резко опускается. Рицка отводит глаза, и в них на мгновение отражается уныние.
Мои губы трогает невольная улыбка. Скучает по мне? С противоположной стороны стекло скорее всего бликует из-за яркого света. Солнце как раз создает нужный угол.
Достаю телефон. Пробежав пальцами по кнопкам, набираю небольшое SMS:
«Рицка, ты слишком суровый. Улыбнись...»
Нажимаю: «Отправить».
Закрываю телефон. Забросив согнутую в локте руку на спинку сиденья, откинувшись на него, наблюдаю за Рицкой и жду результат.
Он слегка вздрагивает. Скашивает глаза вниз, на свой карман. Забирается в него рукой, достает сотовый, раскрывает, выводя на экран полученное сообщение. Ставший слегка напряженным взгляд движется по строчкам, и выражение лица тотчас меняется. Брови взлетают, а в глазах загораются смешинки. Уголок рта предательски дергается, ползет вверх… Рицка вздыхает и, не удержавшись, все-таки расплывается в улыбке, уронив голову. Прикрывает экран мобильного рукой, чтобы кто-нибудь из соседей туда не заглянул. Приподняв ладошку, вновь перечитывает текст.
По моим губам скользит легкая и, наверное, мечтательная улыбка. Верно, Рицка. Я рядом и вижу тебя. Совсем не о чем беспокоиться.
Он едва заметно хмыкает. Вскинув голову, обегает вагон быстрым острожным взглядом и, склонившись к телефону, начинает набирать ответ.
Спустя несколько секунд сотовый в моей руке издает ожидаемый сигнал. Раскрываю телефон. Ну и что там интересно?
Сообщение заставляет меня усмехнуться, вскинув брови.
«Не подсматривай, Соби».
И смайл в конце: двоеточие, тире и латинское «р», образующие вместе озорную рожицу, показывающую язык.
Бросаю взгляд на Рицку. Он сидит, повернувшись к окну, любуясь проплывающим мимо ландшафтом, но едва заметная лукавая улыбка притаилась в уголках губ.
- SMS-ка от Рит-тяна? – Кио наклоняется в мою сторону, с любопытством заглядывая в экран сотового.
Захлопываю телефон. Забавляясь в душе, возвращаю его в карман.
- Не подсматривай, Кио.
***
Я всегда любил тишину и безмолвное величие бескрайних просторов. В этом смысле озеро Дзуйсэндзи, возле которого мы с Кио в итоге обосновались, кажется идеальным местом. Запертое в котловине пологих холмов величественное серебряное зеркало расстилается перед нами, тихо мерцая в солнечных лучах. Оно кажется упавшим на землю осколком неба. Поверхность взрывается россыпями золотых искр. Сияюще желтое на слепяще белом. Далекие берега, окрашенные в пепельные тона с уклоном в голубой и синий, теряются в тающей дрожащей дымке, сотворенной фантастической жарой. Воздух преет, загустевает... Туманом ложится на обнимающие озеро холмы, наделяя их сияющим ореолом, а небо устремляется ввысь, настолько нестерпимо знойное и ослепляющее своей яркостью, что не смеешь поднять взгляд. Посмотрев вверх, можно обжечься до слез в глазах. И лишь гряда облаков на кайме горизонта напоминает, что этот сверкающий мир вокруг нас – изменчив, а воплощения его настроений – текучи, как вода.
С тихим сожалением улыбаюсь про себя. Мне никогда не запечатлеть на своем скромном холсте все окружающее нас великолепие. Как бы я ни старался, сколько бы сил ни вложил в работу, все, что мне, быть может, удастся выразить в ней, это мое восхищение. Возможно, не так уж и мало.
Рядом слышится отрывистый щелчок и пенное шипение. Делая перерыв в работе, Кио плюхается на разложенное на траве, приготовленное для Рицки, одеяло. Задумчиво подносит к губам алюминиевую банку с пивом, устремив мечтательный взгляд вдаль.
- Красотища…
Согласен. Вытираю тонкую кисточку платком, чтобы потом обмыть ее в стаканчике с водой и набрать новый оттенок туши.
Скоро и Рицка все это увидит. День постепенно перебирается на свою вторую половину. Наверное, его экскурсия по основному маршруту скоро подойдет к концу.
- Только жарко очень. Со-тян, ты не хочешь искупаться? – откинувшись на выпрямленные руки, Кио бросает на меня быстрый взгляд через плечо.
- В водах этого озера? – моя кисть срывается с края тушечницы, чтобы устремиться к поверхности листа. - Не смеши меня, Кио. Это национальный парк. Кто же здесь купается?
- А-а… и правда, - он слегка вздыхает и, вспомнив про зажатую в руке банку, вновь делает глоток, - все равно вода, должно быть, еще слишком холодная. Апрель…
Усмехаюсь слегка. Верно. Апрель. А жара такая, будто середина лета. Воздух недвижим, спрессован, близость озера делает его влажным и густым. Несмотря на то, что наш импровизированный лагерь спрятался в тени деревьев, там, где они спускаются к самой воде, касаясь ее корнями, мы оба тем не менее успели слегка взопреть. Кио спасается купленным на станции холодным пивом, усердствуя в этом куда больше меня. Скоро опустошит весь наш запас.
Бросаю взгляд на замершее на горизонте скопление пушистых облаков. В дрожащем мареве эти белые с сизыми прожилками шапки кажутся вершинами далеких гор, вознесенных в небо. Возможно, ближе к вечеру, они заполнят его целиком и закроют солнце. Как бы дождь не пошел. Так часто бывает. После удушающей, всепоглощающей жары, природа спешит омыться благодатной влагой, воплощая свои представления о гармонии.
- Когда приедет Рит-тян? – Кио одним долгим глотком приканчивает банку и метким броском отправляет ее в пакет, в компанию уже пустых таких же.
Скашиваю взгляд на сотовый.
- Через час, возможно. Или чуть больше.
Недолго осталось ждать.
- Понятно, - Кио поднимается на ноги. Обращает на меня преувеличенно жизнерадостный взгляд, - ну что ж. Обратно за работу.
Пройдя мимо, становится к своему мольберту, цепляя черные кружечки наушников плеера. Приглушает громкость очередной быстрой ритмичной композиции, чтобы не мешать мне. Я никогда не слушаю музыку во время работы, и Кио об этом знает. В этом смысле у нас с ним разный подход. Ему подобное отключение от мира помогает сосредоточиться, меня только сбивает. Куда приятнее погрузиться целиком в окружающую атмосферу, слиться с ней, вобрав в себя. Ленивый шепот листвы; плёс дрожащих, едва заметно качающихся волн, ласкающих подножье берега; краткие гортанные крики птиц в кронах деревьев, - зачем подменять чем-то эти звуки, если они так прекрасны? Рицка оценит все это, когда приедет, я уверен. Устав от суеты экскурсии, ему, наверняка, захочется тишины. Здесь ее можно найти в избытке.
Прикрываю глаза. И все-таки я жалею, что меня нет сейчас рядом с ним. Мы с Кио сошли на станцию раньше, чтобы проследовать к месту стоянки через парк. А Рицка с классом отправился дальше, до Никко, откуда начинается экскурсионный маршрут к усыпальнице Тосёго. Все это время я в своих мыслях прослеживал его путь. Представлял, как он идет по городу мимо низеньких пестрых зданий. Как пересекает реку, отделяющую город от храмовой зоны. Шагает по старинному мосту, касаясь рукой окрашенных в яркий красный широких перил. Деревянные доски отзываются глухим гулом под его ногами. Я хотел бы быть в тот момент рядом с ним. Хотел бы видеть выражение его глаз, когда он, поднимаясь на вершину холма по главной аллее, вступит под величественные своды гигантских криптомерий. Их ветвистые кроны, погружающие пространство вокруг в изумрудный сумрак, возносятся ввысь, огромные, тенистые. А могучие стволы, укрытые ярким ковром из мягкого зеленого мха настолько широки, что обхватить их – не хватит нескольких пар рук. Этим деревьям много сотен лет. Рядом с ними ощущаешь себя пылинкой на ладони Бога. Спокойная, незыблемая сила и мудрость, заключенная в них, рождает неизъяснимый трепет в душе. После этого монументальность храмов ощущается как дань этому величию. А красота и воздушность форм – как попытка поспорить с природой в искусстве творения. Золотой и красный на фоне всех оттенков зелени. Вычурность и тонкость резьбы на столбах и перекрытиях массивных ворот Ёмэймон… Пологие скаты крыш, из-под которых на почтительного, ошеломленного зрителя глядят головы драконов, силуэты птиц и мифических животных… Пышность декора, яркость красок и обилие позолоты поражает взгляд и отражает тщеславие покоящегося здесь правителя, что не согласуется со «скромностью», к которой следует стремиться. Поэтому не все готовы с удовольствием признать храмовый комплекс у Никко частью своей истории. По-моему, несправедливое утверждение. Чьи-то амбиции - это тоже история. Единственное, что смущает и вызывает смешанные чувства: слово усыпальница содержит элемент иероглифа сон. Это место создано для того, чтобы пребывать в безмолвии и покое. Какой уж тут покой, если тишина площадей перед храмами и посыпанных гравием дорожек поминутно нарушается звуками шагов. Скопления людей, бесцеремонных в своем любопытстве, ощущаются как нечто инородное, противоречащее духу этого места. По этой причине я предпочел бы миновать его. Куда приятнее свернуть с оживленных широких аллей и следуя по извилистым тропам углубиться в недра необъятного парка, постепенно переходящего в нетронутый лес. Здесь ступени узких лестниц, потрескавшись от времени, обрамляются прожилками мха и стеблей травы. Здесь вереницы каменных божеств провожают путника, застыв у огибаемого дорогой подножья холма. Звонкие ручьи миниатюрными водопадами сбегают с его склонов, чистые, естественные. Или зеркальными темными лентами неспешно текут в рукотворных руслах, спускаясь шахматными каскадами на дно долины. Хрупкие мосты; неброские, увитые плющом беседки и часовенки, затерявшиеся среди исполинов-деревьев - вся эта красота должна существовать только для одного. Может быть для двоих, объединенных общим стремлением к созерцанию. Только так можно ощутить в своей груди дыхание поселившейся здесь вечности; безмятежность, которой пронизано все вокруг… И я действительно жалею, что не могу быть там вместе с Рицкой. Но, по крайней мере, могу порадоваться тому, что все это увидит он.
Рицка.
Пальцы ног слегка покалывает от холода. Озеро еще не согрелась после зимы. Апрель…
Детское сумасбродство это, конечно, бродить вдоль берега по щиколотку в воде в такое время года, но я не смог себе отказать. Закатал джинсы до колен, скинул кеды и носки и, так сказать, «окунул» уставшие от многочасовой ходьбы стопы в ледяные воды прибрежной озерной полосы. Любуясь на расходящиеся во все стороны круги, прошелся по краю лагуны от зарослей камыша до выдающегося вперед мыска, покрытого раскидистыми унылыми ивами. Подошвы подымают со дна взвеси крупного бурого песка. Дурачась, прихватываю пальцами ног застрявшие в нем маленькие черные камешки. Хорошо. Но холодно. Так что лучше я все-таки вылезу.
Экскурсия получилась вполне сносной, насколько вообще может быть сносным мероприятие, в котором участвует целая ватага школьников, шумных, непоседливых, совершенно невыносимых. Наблюдая за ребятами, я в тайне жалел Шинономе и Тамино – сенсеев. Вместо того чтобы любоваться здешними красотами им приходилось постоянно быть настороже, чтобы не допустить исчезновения или каких-нибудь иных выходок со стороны своих подопечных. Вот этого я решительно не могу понять. Моим одноклассникам же не пять и даже не десять лет. Как можно быть настолько недисциплинированными? Дурь переходного возраста, помноженная на свежий воздух и количество участников поездки за редким исключением… Гремучая смесь. Лишь один момент доставил мне истинное удовольствие. Когда одна из вороватых, шустрых обезьянок, которые в изобилии водятся в здешних местах, стащила у заводилы нашего класса купленную здесь же, в сувенирной лавке, маленькую подвеску в форме пятиярусной пагоды Годзюното. Крику было… Никогда бы не подумал, что одна единственная девчонка может так громко и визгливо верещать. Но, глядя на нее, во мне проснулось мрачное злорадство, за которое мне даже не было стыдно. Нечего быть настолько до невозможности противной.
Присутствие Юико несколько сглаживало мое унылое состояние. Уморительно серьезная, так сильно старающаяся казаться взрослой, она все равно не могла сдержать восторга при виде украшавших стены зданий причудливых барельефов с изображением цветов и зверей; ажурных, похожих на витое кружево, позолоченных карнизов… Детская непосредственность так и струилась из нее. Юико то и дело теребила меня за руку, тыкая пальцем во все, что казалось ей замечательным и интересным. «Рицка-кун, посмотри туда! Ты только посмотри!…» В каком-то смысле я был ей благодарен за это, но в глубине души все равно мечтал куда-нибудь сбежать. Я хотел поскорее увидеть Соби.
Вспенивая прозрачными бурунчиками поверхность озера, двигаюсь к берегу. Ухватившись за нависающую над водой ветку дерева, как по ступенькам взбираюсь по толстым корням на кромку поросшего травой обрыва. Шлепаюсь на него, свесив вниз ноги, касаясь кончиками пальцев застывшей внизу воды. Раскидистые купола деревьев смыкаются над головой, поверхность озера расстилается передо мной единой ровной гладью. До чего же красиво это место. Соби определенно знал, где остановиться.
Вообще-то я не ожидал, что у меня могут возникнуть проблемы с тем, чтобы остаться с
Соби. Но Тамино-сенсей, ставшая жутко воинственной, едва дело коснулось исполнения ее учительского долга, наотрез отказалась меня отпускать. Дескать, Соби не является моим родственником, а она несет ответственность… Я, конечно, мог бы ее понять, если бы сенсей и правда искренне заботилась обо мне. Но учительницу, похоже, больше беспокоили последствия, которые могут возникнуть в случае, если я опять пропаду. Взрослые - они взрослые и есть.
Ситуация казалась мне безнадежной. Я почти отчаялся, пока топтался у дверей готового к отправке на вокзал местного автобуса и спорил с Тамино-сенсей, пытаясь убедить ее в безосновательности подобных опасений. Я даже думал пустить в ход свои способности Жертвы, но совершенно не мог представить себе, как пробиться сквозь этот панцирь непреклонной настойчивости моего классного руководителя. Положение спас Соби. Какое-то время он просто стоял рядом и слушал, затем положил руку мне на плечо и тихо произнес:
- Позволь мне, Рицка. Сенсей?…
- Тамино-сенсей, я полагаю, - невозмутимым жестом поправив очки, он протянул руку для рукопожатия, - рад с вам познакомиться.
Моргнув от неожиданности, учительница автоматически пожимает предложенную ладонь, глядя на Соби так, словно только что его заметила, а он меж тем продолжает.
- Мое имя Агатсума Соби, я близкий друг Рицки. Шинономе-сенсей хорошо меня знает, верно, сенсей? – Соби поворачивается к стоящей тут же, рядом, учительнице, обращая на нее пристальный взгляд.
Встрепенувшись, та краснеет, тушуется и, в смятении перебегая взглядом с дверей автобуса на песок под своими ногами, выдавливает из себя.
- Э-э… да. Агатсума-сан хороший друг семьи Аояги. Он часто приходит забирать Аояги-куна из школы…
- Вот видите, Тамино-сенсей, - Соби – сама добропорядочность и ответственность,- вы можете не беспокоиться за своего подопечного. Я прослежу, чтобы он благополучно добрался до дома, и в понедельник вовремя пришел на занятия в школу.
Слушаю Соби, и мне хочется от души пнуть его. Какого черта. Я вполне способен сам отвечать за свои действия, и, чтобы ходить в школу, мне не нужен конвоир. Однако черты лица Тамино-сенсей несколько разглаживаются. Из глаз исчезает недоверие, уступая место неуверенности и чему-то еще.
- Я, право, не знаю, - бормочет она, отводя глаза.
Удивленно моргаю. Она что, смутилась? Вот это да.
- Соби-сан, это вы? - встав на сиденье, Юико высовывается из окна автобуса чуть ли не по пояс. Затем, соскочив в проход, вылетает из дверей и виснет на руке у Соби.
- Как я рада вас видеть, Соби-сан! Вы пришли за Рицкой-куном? Вы его забираете? Ой, а можно с вами?!
- Нет. Аояги-кун пойдет один! А вы, Хаватари-сан, будьте добры вернуться в автобус!- решительно отрезает Тамино-сенсей и осекается, сообразив, что своими словами только что отпустила меня.
В уголках губ Соби появляется едва заметная усмешка. Глаза чуть сощуриваются. Глядя на него, не могу отделаться от чувства, что он сейчас неуловимо напоминает мне кого-то. В этом непривычном амплуа взрослого, он невероятно похож на… Кого?
- Благодарю, сенсей. Я надеялся на ваше понимание.
- Э-э… хм…- учительница в замешательстве переводит взгляд с Юико на Соби и, вздохнув, сдается.
- Хорошо. Но в понедельник я жду Аояги-куна на занятиях и, пожалуйста, не опаздывайте, Аояги-кун.
Вот так меня и отпустили. Автобус, зашелестев шинами, уехал. А мы остались стоять на остановке, между спускающимися к воде лодочными причалами и зданиями маленьких кафе.
Первое, что сказал мне Соби, пока мы шли вдоль озера по петлявшей меж тенистых деревьев, уютной дорожке, было: «Прости».
- Да ничего, - хмуро пожимаю плечами, - ты все правильно сделал.
Но Соби не так-то просто обмануть. Его чуткий слух прекрасно улавливает все оттенки моего настроения.
- Сердишься?
Едва заметно морщусь. Ну да. Сержусь. Правда, понятия не имею на кого. Наверное, за время общения с Соби, я просто отвык от этого чувства. Когда с тобой обращаются как с ребенком. И это оказалось неожиданностью. Довольно неприятной, надо признать.
- Просто мне показалось, что ты будешь недоволен, если я заставлю ее согласиться, применив силу.
Мрачно усмехаюсь, уныло глядя перед собой.
- Это верно.
Брови Соби едва заметно сходятся, он кажется расстроенным, но молчит. Засовываю руки в карманы. Пора бы уже выкинуть эту ситуацию из головы. И что же меня в ней так задевает? Наверное, то ощущение беспомощности, которое я ощутил, осознав всю сложность попыток доказать что-то непреклонному в своей убежденности взрослому. С некоторых пор ненавижу быть беспомощным!
- Соби,… - останавливаюсь, понуро глядя в землю, - когда ж я уже вырасту?
Сделав по инерции шаг вперед, он оглядывается на меня. В глазах - удивление, кажется, я озадачил его таким вопросом. Затем выражение лица смягчается. Во взгляде разливается тепло. Опустившись передо мной на одно колено, он забирает мои руки в свои ладони, и тихонько касается губами кончиков пальцев.
- Скоро, Рицка. Ты даже не заметишь, как…
Покачивая прихваченными за задники кедами, пробираюсь меж деревьев и зарослей кустарника к месту стоянки. Стопы утопают в траве, приходится внимательно смотреть себе под ноги, чтобы не наткнуться на камень или сучек. Солнечные блики скользят по одежде. Оливковые пятна света, проникающего сквозь лесной полог, подрагивают вокруг, плавая по стволам и листьям, в такт ленивым дуновениям ветерка. Сквозь просвет между деревьями вижу поляну, расставленные на ней мольберты и силуэт Соби за одним из них.
Кио, склонившись над сумкой с припасами, вытряхивает оттуда последние крохи.
- Не трудись, Кио, - голос Соби лениво насмешлив, - та банка была последней. Ты выпил все, что мог.
- Вот черт, - Кайдо, сдаваясь, оседает на землю, выпуская пакет. Прищурившись, подымает взгляд на солнце, скривившись так, будто недоволен его нехорошим поведением.
Выбираюсь из зарослей. Прокравшись мимо Соби, приземляюсь на покрывало. Где-то в рюкзаке у меня была припасена книжка. Думал, удастся почитать в дороге. Само собой такой возможности мне никто не дал.
- Если тебе настолько невмоготу, можешь сходить к причалам и пополнить запас, - рука с кистью плавно влетает, Соби невозмутимо поднимает взгляд на открывающуюся с его места панораму озера, чтобы вновь вернуться к холсту.- Здесь недалеко. За полчаса управишься.
- Пожалуй, ты прав, - Кио нехотя подымается на ноги, - а то я не доживу до вечера. Расплавлюсь. Рит-тян, будешь что-нибудь?
- Лимонад, если можно.
Скосив глаза от страницы, провожаю Кио взглядом. Вот он пересекает нашу маленькую, уютную поляну, сворачивает на тропинку, исчезающую в кустах…
- Рицка…
Соби отступает от мольберта, слегка вытягивая вперед руки запястьями вверх.
- Я подумал… Может быть?…
Ага. Захлопываю книжку. Вот от этого я точно не откажусь.
Пока Соби регулирует высоту мольберта, любуюсь на закрепленную на нем кнопками работу. Сколько ни наблюдаю за тем, как Соби работает, он каждый раз ухитряется меня поразить. Как у него выходит так невероятно точно передавать то состояние сонной тишины и спокойствия, наполняющие весь мир вокруг. Я уже с десяток воспоминаний сделал, пытаясь ухватить его…. поймать в объектив это чувство, которое поднимается в душе при виде окружающего нас великолепия. И пока не преуспел. Снимки кажутся лишь бледной тенью. Соби справляется лучше меня. По крайней мере, поверхность озера под осторожными ударами кисти выглядит совсем живой, даром что Соби рисует тушью в монохромной технике. Он оперирует тенями, из части выстраивая целое. Невесомыми линиями и бликами будто изнутри придает картине глубину и резкость. Тонкая россыпь едва заметных звездчатых песчинок позволяет белым пятнам света блуждать по зеркальной озерной глади. Узкие контрастные грани стеблей камыша, покачивая на ветру осколками длинных острых листьев, стремятся вверх. Остальное затопляет свет. Остальное глаз дорисовывает сам. Додумывает, наполняя формой и объемом. Так и кроны деревьев по берегам озера, и треугольная пагода павильона, проступающая меж ними, - все сияет контрастом, заставляя поверить в ослепительность красок оригинала.
- Все готово, Рицка.
Вместо своей домашней скамеечки Соби устанавливает перед собой складной табурет Кио. Взобравшись на этот узенький постамент, на мгновение застываю, ощутив внезапное волнение. Как давно мы не делали этого. Кажется, что в последний раз мы рисовали вместе целую вечность назад.
- У тебя все получится, Рицка, - Соби зарывается носом в волосы на моем затылке, мягко целует, - стоит только начать…
- Угу. Знаю, - обвиваю ладонями запястья протянутых вперед рук. Закрываю глаза.
Начали…
***
«Шесть банок пива на двоих. Это много или мало в такую жару? Увы, такие вещи сложно подгадать. К тому же сам процесс рисования – довольно занятная штука. И пиво здесь является не последним компонентом. Отнюдь не последним».
Усмехнувшись при этой мысли, Кио удобнее перехватывает ручки пластикового пакета, в котором глухо перестукиваются алюминиевые банки. Пиво для него и Со-тяна, лимонад для Ушастика. Кио ничего не забыл? Кажется, нет. Ну и отлично.
Он, правда, задержался в магазине несколько дольше, чем ожидал. Разговорился с молоденькой симпатичной продавщицей, скучавшей у кассы. Та, как узнала, что Кио – художник, пришла в неописуемый восторг, начала сыпать вопросами. Спустя полчаса непринужденной болтовни ни о чем, призналась, что хотела бы попробовать себя в качестве модели и попросила у Кио номер телефона. Само собой, он дал. Почему нет? Ему нравилось работать с натурщиками. Это куда интереснее, чем писать натюрморты и прочие подобные статичные объекты. Кио всегда носил с собой в сумке блокнот, в транспорте или на ходу зарисовывая окружавших его людей. Выражения лиц, жесты, позы… Это создавало любопытное ощущение присутствия. Позволяло на миг стать тем, кого рисуешь, и унести частичку с собой. В своем воображении Кио уже представлял, какой могла бы быть композиция с участием той смешливой девушки. Если она, конечно, не передумает. Что, впрочем, вряд ли. Обаяние Кио, как правило, действует безотказно на всех.
Кио тихонько вздыхает. Доселе лучезарная улыбка становится печальной.
На всех… Кроме Со-тяна разве что. Они так давно знакомы, но Кио так и не удалось приблизиться к нему. Со-тян такой неприступный. Иронично бесстрастный. Совершенно непонятный, неуловимый словно вода. Сколько ни пытайся пробиться сквозь этот невидимый щит из ленивых шуток, обтекаемых, незначительных фраз – все бесполезно. Со-тян остается недосягаемым как звезда. И взгляд его глаз, таких прекрасных, но абсолютно непроницаемых, надежно охраняет глубины души, так что заглянуть в них не представляется никакой возможности. Все это заставляет злиться, падать духом, отчаиваться и снова негодовать. И так по кругу.
Рассеянным жестом поправив пакет, Кио тянется к карману за круглым леденцом на палочке. Сорвав обертку, задумчиво отправляет его за щеку.
«У меня такое чувство, что я никогда его не пойму. Может, поэтому меня к нему так тянет? Загадка, достойная моего личного душевного мазохизма».
Встряхнув головой так, что сережки тихо звякают в ухе, Кио замедляет шаги. Развилка. Кажется, верная тропа - та, что слева. В любом случае, лучше держаться ближе к озеру. Так он точно не заблудится.
Со-тян разбудил в нем жгучий интерес еще, когда они только познакомились. Он тогда был таким суровым, замкнутым, почти колючим. Но картины его были столь прекрасны, что контраст между ними и видимой стороной личности Со-тяна был слишком разительным. Его серьезность, приправленная сарказмом, действовала отрезвляюще на всех, кроме Кио. Его она просто забавляла. В моменты глубокой задумчивости Со-тяна Кио иногда приставал к нему с каким-нибудь вопросом, и тот, очнувшись, поднимал взгляд, моргал, словно пытался понять, кто перед ним и что этот человек от него хочет. А потом, сообразив, что это просто очередная «глупость» кривился и, пробормотав какой-нибудь едкий комментарий, возвращался к работе. Так занятно было наблюдать за этим. Кио искренне веселил его новый странный друг.
А потом наступили плохие дни. После того как Со-тян познакомился с Сеймеем. Он стал просто одержим им. Никого вокруг не видел, вел себя так, словно на этом парне свет клином сошелся. Одно время Кио думал, они любовники. Затем пригляделся, какая ж это любовь? Когда любишь и чувство взаимно – не чуешь ног под собой. Глаза наполняются светом и хочется парить, будто у тебя действительно есть крылья. А Со-тян выглядел так, словно его их лишили. Словно посадили на наркотик, имени которому Кио так и не смог придумать. Если до этого ему казалось, что его друг замкнут и скрытен, то в те дни от него вообще ничего нельзя было добиться. Кио оценил разницу. Но он не сдавался. Больно было смотреть в словно бы скованные льдом, равнодушные ко всему на свете глаза Со-тяна, загоравшиеся лишь, когда в его кармане вздрагивал, издавая сигнал, телефон. На кольца бинтов, скрывавших ту жуткую штуку, «украшавшую» его шею. Кио увидел ее совсем случайно, в душевой при спортивной раздевалке Университета. До этого он все пытал Со-тяна, выспрашивая, что тот прячет под повязкой. Что там? Следы поцелуев? Ай-ай. А лучший друг не в курсе. Как же так?
Но повязка не пропадала. И тогда Кио заподозрил, что там может быть что-то другое. Что-нибудь страшное. И когда узнал, пожалел, что хотел знать вообще.
«Все это неестественно. Совершенно ненормально. Ни один человек в здравом рассудке не позволит сотворить такое с собой! Да что же происходит-то в конце концов?!»- думал он.
Вконец измучавшись, Кио в итоге проследил за Со-тяном. И, наконец, увидел его и Сеймея вместе. То, как Сеймей держал себя с ним, обращался как с тряпкой, поразило Кио до глубины души. И еще больше оскорбило и впилось в сердце холодными иглами то, что Со-тян безропотно сносил такое обращение. Покорно принимал все и молчал. Несколько дней Кио ощущал себя расстроенным и подавленным, затем не выдержал. Сорвался. Высказал Соби все, что думает об этом, и тогда они в первый раз поссорились. Кио впервые почувствовал на своей шкуре, что это такое, когда его друг действительно зол. Со-тян игнорировал его целый месяц. Просто не замечал так, словно Кио перестал существовать. Даже когда Кио, совсем измаявшись, догнал его в коридоре Университета и, развернув к себе, схватив за грудки, практически впечатал затылком в стенку, даже тогда Со-тян просто стоял и слушал отчаянные стенания Кио, равнодушно глядя в пустоту поверх его плеча, спокойно ожидая, когда тот его отпустит. Кио сдался. Спустя неделю приплелся просить прощения. Со-тян простил. А Кио – нет. Пусть он и извинился за свою горячность, но от сказанного не отрекся, и с того момента в нем начала расти и крепнуть ненависть к Сеймею. Чувство, совершенно не свойственное легкой и жизнерадостной натуре Кио. Он никогда бы не подумал, что может так кого-то ненавидеть. Никогда бы не предположил, что в душе может поместиться столько боли и тревоги за одного единственного человека, за Со-тяна, которому на него, на Кио, было совсем плевать. Непонятно, кто кем был больше одержим в то время: Со-тян - Сеймеем или Кио – Со-тяном, но пользы от этого не было никакой. Кио ничем не мог ему помочь. Невозможно спасти человека, если он не хочет, чтобы его спасали. А Со-тян не хотел. Что это, если не мазохизм?
«Если сравнить то, каким он был меньше года назад, то изменения просто поразительные».
Ясно, конечно, чья это заслуга. Этот паренек, младший Аояги, ухитрился сделать то, чего Кио не смог за столько лет знакомства с Соби. Впору бы впасть в полнейшее уныние. Впору начать сходить с ума от ревности, если не отдавать должного значимости перемен. Одно только смущает и вызывает отторжение. Новая одержимость Со-тяна носит прямо-таки угрожающие размеры и характер. Вот уж никогда бы не подумал, что его друг -едофил. Он везде ходит за этим мальчиком, просто роздыху ему не дает. Со-тян совершенно ни в чем не знает меры. Как долго еще Рит-тян сможет выносить этот натиск и постоянное давление, прежде чем не сорвется и не начнет бунтовать?
Пока что малыш неплохо держится. Ему, похоже, нравится, а может быть льстит такое внимание со стороны взрослого. Но что, если ему надоест? Что, если он устанет и, в конце концов, захочет свободы? Из какой канавы Кио тогда вытаскивать Со-тяна, с какого моста снимать?... Об этом страшно даже думать.
«Зачем я взвалил на себя все это? Иногда кажется, оно мне не по силам. Порой так устаешь от мыслей, что хочется бросить… Оставить… Уйти… Но затем взглянешь украдкой на спокойный, безупречный в своей резковатой гармонии профиль Со-тяна, на руки, что так искусно воплощают в холстах его яркий, незаурядный талант, и понимаешь - не сможешь. Не оставишь. Не бросишь и не уйдешь. Наверное, это какой-то рок…»
Сбавив освещенность на несколько делений, плечи вдруг накрывает тень. Подняв голову, Кио задумчиво глядит на небо.
«Хм. Похоже, погода меняется».
Ветер поднялся. Шумит в верхушках деревьев и гонит по небу то и дело скрывающие солнце облака. Едва заметные вначале, теперь они заполняют собой горизонт, наплывают, наливаясь угрожающим сизым сумраком.
«Дождь что ли собирается? Надо сказать Со-тяну.»
Прибавив шаг, Кио спускается по узеньким каменным ступенькам. Выворачивает из-за полукруглого, поросшего с северной стороны густым зеленым мхом валуна. Кио почти на месте. Вот уже и поляна показалась. В просветы между деревьями можно заметить треножники мольбертов, силуэт Со-тяна за тем, что справа и…
Шаги невольно замедляются. Рот приоткрывается в неверии, брови ползут вверх да там и остаются. Пакет с покупками сам собой выскальзывает из руки, оседая в траву у края дорожки. Сделав пару быстрых, почти бессознательных шагов вперед, Кио замирает у входа на площадку, скрытый ветками кустарника. Не отрываясь, смотрит вперед, на стоящие к нему спиной знакомые силуэты.
«Немыслимо! Со-тян позволяет ему держать свои руки, когда рисует! Да он на милю никого к своим работам не подпускает, а тут!.... Да что же это творится то на свете?!...»
Стиснув зубы, Кио с едва слышным тоскливым стоном шлепается на землю, роняя голову.
Обхватив ее руками, с усилием пропускает сквозь пальцы непослушные светлые прядки.
«Не могу поверить, что все зашло так далеко. Со-тян сошел с ума? Вмешиваться в его работу, держать его запястья, это все равно, что связывать руки пианиста в момент исполнения пьесы. Как Со-тян может такое позволять?!»
Закусив костяшки пальцев, Кио уныло глядит в землю. Глядит и не различает ничего перед собой.
«Не понимаю, что с ним происходит. Это просто переходит всякие границы. Если б собственными глазами не увидел – не поверил бы».
Со-тян так трепетно относится к своему творчеству. Неужели он настолько помешался на этом ребенке, что даже качество исполнения работ перестало заботить его? Что из-за прихоти он готов пустить насмарку целый день своих трудов? Должно же было остаться хоть что-то святое и неприкосновенное.
Все это как-то слишком. Но если Кио вмешается и скажет об этом, разве кто-то станет его слушать? Со-тян никогда не слушает. Его вообще не волнует мнение Кио.
«Ну и что мне делать теперь? Войти и притвориться, что все в порядке вещей? Я так не могу…»
Вжавшись лбом в колени, Кио обхватывает их руками.
«Буду сидеть тут весь оставшийся вечер. Все равно Со-тяну безразлично существую я или нет. Если не вернусь, никто даже не заметит».
продолжение в комментариях...
Утратившие равновесие.Chapter XIII Boundless
Утратившие равновесие.
***
Коридор расцвечен пестрыми пятнами школьной униформы. Светлые рубашки с короткими рукавами, смешные декоративные галстучки на ушастых представителях обоих полов… Темные брюки и короткие плиссированные юбки, - их обладатели непринужденно общаются, спешат куда-то, прижимая к себе тетради и учебники. Последние этажи корпуса, где расположены кабинеты начальных классов средней школы, наполнены по-весеннему беспечным, звенящим настроением, под стать лучам солнца, озаряющим просторные, светлые холлы, создавая на фоне шахматных клеток паркета причудливые композиции из движущихся теней. Двери кабинетов распахнуты, они ждут учеников. Деловитая суета и гомон за ними – привычный фон, сопровождающий все промежутки до и между уроками. Это свободное время - самое приятное, но даже оно не может обрадовать того, кому нечему радоваться. И клубничное варенье, тайком пронесенное в класс в школьной сумке, и свеженький номер любимой манги - все это перестало, как раньше, доставлять удовольствие, утратило вкус.
Сидя за своей партой, Юико уныло глядит на пустую соседнюю, у окна. Рицка-кун говорил, что ему нравится сидеть у окна. И в первый день, когда шумная толпа учеников ворвалась в закрепленный за ними новый класс, чтобы сразу отвоевать себе личное место, Юико заняла эту парту для Рицки-куна и защищала ее с таким упорством, что, в конце концов, на лакомое место с видом во двор перестали покушаться. А Он так и не пришел. Ни на следующий день, ни через три дня, ни сегодня. Несмотря на все ее просьбы и мольбы шепотом перед сном. Должно быть и Ками-сама не всесилен, раз Рицка-кун до сих пор где-то пропадает. Но ведь с ним все в порядке? Ведь в порядке же? Юико так хочет в это верить.
У Рицки-куна странные знакомые. Те, что приходят к нему иногда. Вроде ребят, которых она видела осенью, когда Рицка-кун только-только перевелся в школу. И ей, Юико, кажется, что это все из-за них. Наверняка, из-за них. Ведь он не мог уйти просто так. Он не оставил бы Юико.
Рука, лежащая на столике, сжимается. На плотно сомкнутые ресницы набегают слезы. Спустя секунду они катятся вниз, прокладывая по щекам мокрые дорожки.
«Он… не ушел бы…
Не ушел… бы…
Юико не верит.»
Зарывшись лицом в ладони, она тихо вздрагивает, подавляя всхлипы. Если девочки узнают, они снова назовут Юико плаксой и будут недовольны. И Яёй-сан, когда придет и увидит, тоже расстроится. Она не любит никого расстраивать. Лучше перестать.
Все-таки всхлипнув разок, Юико торопливо утирает ладошкой следы слез на щеках. Все равно заметно. И нос опух. Стал совсем красный. Лучше сходить в туалетную комнату, ополоснуть лицо. А потом можно будет до начала урока постоять в коридоре у окна. Оттуда видны школьные ворота. Может быть сегодня Рицка-кун все-таки появится?
Приняв решение, Юико поднимается и выходит из класса.
В коридоре шумно. Напротив двери у окна собралась группа одноклассниц, увлеченно обсуждающих что-то. Стараясь быть как можно незаметней, Юико спешит мимо, с облегчением понимая, что они слишком захвачены беседой, чтобы обратить на нее внимание сейчас.
- …а потом Тамино-сенсей сказала, что его хочет видеть директор…
- Директор?!
- Неужели…
- Ты сама это слышала?
- Само собой, - важно заявляет Маки и, вскинув подбородок, обводит торжествующим взглядом обступивших ее подруг.
- Тамино-сенсей сказала, что ин-ци-дент будет разбираться в присутствии директора. Аояги ждут большие проблемы.
Услышав последние слова, Юико резко останавливается. Ноги сами разворачивают и несут ее назад.
- Рицка-кун? Вы видели Рицку-куна?
Всплеск возгласов обрывается. Ученицы расступаются, услышав за спиной неуверенный взволнованный голос. Стиснув пальцами складки новенькой школьной юбки, Юико стоит в метре от них, обегая компанию умоляющим взглядом.
Скривившись, девочка, только что выступавшая в роли осведомленного оратора, нехотя произносит:
- Видели. Сенсей увела его в «директорскую».
Глаза Юико ошеломленно распахиваются. Прерывисто вздохнув, она срывается с места. Бежит вдоль коридора, наталкиваясь на спешащих навстречу ребят, раздвигая образующиеся на пути островки скопления учеников руками. Врезавшись в кого-то, обсыпанная взметнувшимся в воздух ворохом чужих тетрадей, спешит дальше, не обращая внимания на возмущенные окрики.
- Вот дурочка, - раздраженно заключает одна из глядящих ей вслед одноклассниц.
- И не говори, - презрительно сощурившись, поддерживает другая, - жалкое зрелище.
Ноги торопливо сбегают вниз по ступенькам лестницы. Если бы Юико могла летать, она бы летела. Сердце стучит в такт быстрым шагам, не поспевая за мыслями.
«Рицка-кун. Вернулся…»
Выскочив в вестибюль второго этажа, она обводит лихорадочным взглядом висящие на дверях указатели. Кабинет директора средней школы должен быть где-то неподалеку, рядом с учительской. Наверное, он в конце коридора.
Найдя нужную дверь с висящей слева от нее табличкой, Юико останавливается, переводя дыхание, опираясь рукой о стену.
«Рицка-кун? Здесь?»
Подойдя к двери вплотную, Юико приподнимается на цыпочки, заглядывая в узкое вытянутое вертикально окошко наверху. Оно не предназначено для того, чтобы сквозь него смотрели. Предметы в кабинете расплываются, искаженные волнистым узором стекла. Но все же ей удается разглядеть темноволосую макушку Рицки-куна и два нечетких силуэта за ним, напротив окна.
Низкие каблучки сандалий гулко стукаются о пол. Прижавшись лбом к прохладной плоскости двери, Юико стоит, глядя вниз, на пробивающуюся из-под нее полоску света.
«И что дальше? Маки сказала, Рицку-куна ждут проблемы. Что это может значить? Только бы...»
Потрясенная неожиданной мыслью, Юико зажимает рот рукой.
«Неужели из-за того, что Рицка-кун пропустил первую неделю занятий, его выгонят из школы?!»
Всхлипнув, девочка трясет головой.
«Нет… Только не это!»
Из кабинета доносится низкий голос директора, он довольно громкий и четкий, так что можно даже различить слова. Прижавшись к двери ухом, Юико прислушивается, задержав дыхание.
- …разумно ли списывать такое поведение на «обстоятельства»? Тем более что Аояги-кун отказывается объяснить причины своего отсутствия. Это выглядит как безответственность…
Дальше вступает женский голос. Кажется, это Тамино-сенсей. Она тоже там? Может она заступится за Рицку-куна? Закусив губу, Юико напряженно вслушивается, пытаясь разобрать хотя бы отдельные фразы. Ничего не слышно! Слишком тихо говорят!
Оторвав ухо от двери, Юико в отчаянии глядит на гладкую деревянную поверхность под своими руками.
«Рицку-куна не должны исключить! Этого не может быть! Просто не может!»
«Как же я буду… без него» .
Ладонь ложится на ручку двери.
Юико не станет просто так стоять и ждать! Она сейчас войдет и скажет, что нельзя выгонять Рицку-куна. Он такой хороший. Он лучше всех! И у него всегда были самые высокие отметки. Это несправедливо!
Ручка с тихим шуршанием поворачивается, слышится щелчок замка.
«Рицку-куна не должны исключить... Не должны…»
***
Сеймей… Возможно, я начинаю понимать, почему у тебя почти не было знакомых среди обычных людей. Я никогда не слышал, чтобы мой брат посещал какие-либо городские мероприятия или встречался с одноклассниками вне школы. Это так сложно - общаться с остальными людьми, когда ты практически выпал из привычного для них круга существования. Когда одной своей частью ты все еще принадлежишь этому суетливому, приземленному, полному условностей и условий миру, а другой - погружен в совершенно иною реальность. Ощущение такое, будто наблюдаешь за своей жизнью из зазеркалья, настолько неуместным и несущественным становится все вокруг. Неужели мой брат чувствовал себя так же? Неужели его, как меня сейчас, раздражали ограниченность и слепота вокруг?...
Сеймей… У меня к тебе столько вопросов... Если бы я только мог поговорить с тобой, как многое мы могли бы сказать друг другу.
- Не хотелось бы создавать из случившегося прецедент, но если мы просто обойдем произошедшее вниманием, это может пойти во вред Аояги-куну и другим ученикам.
Это произнес директор. Крупный, плотный мужчина лет пятидесяти с седеющими висками и резкими, перечерчивающими лоб морщинами. Наверное, он неплохой человек. Наверное, он немало сил вкладывает в свою работу. Но то, о чем он рассуждает: о школьных правилах, об ответственности за мой проступок - эти слова не соотносятся со мной. Словно все здесь говорят о каком-то другом Аояги Рицке, ученике первого класса средней школы. Этим человеком я являюсь уже лишь отчасти.
- Прошу прощения, - неуверенно произносит Шинономе-сенсей. Все это время она стояла справа от стола директора и нервно мяла в руках платок, обеспокоено поглядывая на меня, - мне кажется, учитывая некоторые обстоятельства жизни Аояги-куна, мы как люди, не лишенные доли ответственности за него, могли бы подойти к ситуации с пониманием?
Невольно хмыкаю про себя. «Учитывая обстоятельства моей жизни…» Если бы вы только знали, сенсей, каковы на самом деле эти обстоятельства, то… то, возможно, пропущенная мною неделя учебы перестала бы казаться вам чем-то значимым. Определенно, это не та муха, из которой стоит делать такого большого слона».
- Возможно и так, - сложив сцепленные руки на выступающем из плоскости пиджака животе, директор откидывается в кресле. - Но разумно ли списывать такое поведение на «обстоятельства»? Тем более, что Аояги-кун отказывается объяснить причины своего отсутствия. Это выглядит как безответственность….
Безответственность… Гляжу в пол, поводя слегка носком ботинка по тускло отражающему свет окна лакированному паркету. Мне все равно уже, как в итоге это будет называться. Поскорее бы они закончили весь этот спектакль.
В комнате душно, несмотря на открытые окна. Слабый гул работающего кондиционера перекрывается всплесками детских голосов с улицы и привычным шумом утреннего города. Кабинет директора так чист и опрятен, в нем вообще нет несущих в себе жизнь предметов. Только широкий стол, несколько офисных кресел, стеллажи с рядами папок и закрытый глухой шкаф. Ни одной чистой краски, все здесь словно обесцвечено. Стены, чередуясь с провалами огромных окон, кажутся черными, создавая контраст с этими сияющими квадратами. Я, наверное, свихнулся бы, будучи вынужденным проводить в этом помещении из года в год свои дни. И как директор здесь работает?...
- Несомненно, поступки Аояги-куна являются следствием недостаточного надзора со стороны родителей и учителей. При принятии решения нужно учитывать и этот фактор.
Невольно морщусь. А это была Тамино-сенсей. Мой новый классный руководитель. Она чем-то напоминает мне Кацуко-сенсей. Такая же сдержанная, но приятная манера одеваться. Стриженные под каре темные волосы. Сходство, правда, внешностью и ограничивается. Едва нас представили, я осознал, что мне, возможно, сильно не повезло с классным руководителем на следующие несколько лет. Слишком уж тяжелым, скептическим взглядом она наградила меня при знакомстве. Впрочем, существует вероятность, что Тамино-сенсей успела заочно составить негативное мнение об «Аояги Рицке». Должно быть, этот образ в ее глазах отныне украшен непривлекательным штампиком «разгильдяй».
- Сенсей здесь ни при чем, она не виновата, - хмуро и немного устало произношу я, вмешиваясь в разговор. Умолкнув, присутствующие оглядываются на меня. Шинономе-сенсей с некоторой благодарностью, а остальные с удивлением. Понятно. Удивились, что я прервал взрослых. Мне же не задавали вопроса, чтобы я имел право открыть рот.
Прикрываю глаза. Я и впрямь уже устал.
- Если я так сильно нарушил школьные правила, назначьте мне какое-нибудь наказание, я его выполню, и буду учиться дальше.
При слове «наказание» все трое озадаченно переглядываются. Я невольно потираю лоб рукой. Н-да. Необычно прозвучало. А я должно быть переобщался с Соби. На лицах присутствующих четко читается: «Что за странный мальчик».
- Аояги-кун, это радует, что вы…
Директор не успевает закончить фразу. Дверь распахивается и внутрь взволнованным, взъерошенным вихрем врывается… Юико? Как она узнала, что я здесь?! Ее появление обдает меня холодным душем. Реальность, до этого блеклая и рассеянная, вдруг собирается в фокус, а время, ползшее со скоростью улитки, устремляется вперед в бешеном темпе, разделяясь на секунды и мгновения.
Порывисто шагнув к столу директора, Юико резко останавливается, замирая под софитами трех пар глаз. Отступает назад. Вид у нее, как у перепуганного зайчонка. На смерть перепуганного, но решительного. Прежде чем кто-либо успевает опомниться, она стискивает кулачки и выкрикивает так громко, что я невольно зажмуриваюсь, подавляя порыв зажать ладонями уши.
- Не выгоняйте Рицку-куна! Вы не должны его выгонять! Он хороший! Он совсем, совсем-совсем ничего плохого не сделал! Это все ошибка! Очень, очень большая ошибка!
Мои глаза широко распахиваются. Юико пришла, чтобы вступиться за меня? Невероятно!
- Хаватари-сан! – с возмущением и абсолютно синхронно произносят обе учительницы. Смотрят друг на друга. Шинономе-сенсей слегка поджимает губы. Юико больше не ее ученица. Право на возмущенный тон принадлежит уже не ей.
- Хаватари-сан, немедленно покиньте кабинет!- шипит Тамино-сенсей, сверкая глазами. На щеках горит досадливый румянец. Думает, небось, что поведение Юико компрометирует ее в глазах начальника.
- Но ведь… Рицка-кун… - Юико невольно делает еще один шаг назад, слегка съеживается, подтягивая сомкнутые вместе локти к груди, обводит взрослых беспомощным взглядом. На лице проступает потерянное выражение, кажется, она сейчас расплачется, и, тем не менее, Юико вновь встряхивает головой и подается вперед.
- Не исключайте Рицку-куна!…
- Хаватари…-сан! – на выдохе чеканит учитель. - Что вы себе позволяете! – и отрывисто заканчивает, вколачивая слова в пол. - Выйдите… из кабинета!
- Кажется, все ваши ученики, Шинономе-сенсей, не страдают излишней дисциплинированностью, - директор выпрямляется в кресле, ставит локти на стол и делает поощряющий знак кончиками пальцев, - не отвлекайтесь, продолжайте.
Шинономе-сенсей в замешательстве глядит на директора, не замечая подрагивающих вокруг глаз насмешливых морщинок. Это зрелище заставляет меня прийти в себя и встрепенуться. До этого я стоял, словно столб и не знал, как мне реагировать.
- Юико… - состроив страшное выражение на лице, делаю пассы руками в сторону двери, - иди.
Она переводит растерянный взгляд на меня. Моргает.
- Рицка-кун.
Из всех сил пытаясь сохранить серьезный вид, киваю на дверь.
- Подожди меня в коридоре. Все нормально.
- Хорошо… Если ты так говоришь,… - она послушно разворачивается и бредет к выходу. Плечи и Ушки опущены, глаза смотрят в пол. На мгновение останавливается, бросая на меня последний неуверенный взгляд через плечо, затем исчезает за дверью, аккуратно притворив ее снаружи. Оставив людей стоять, застыв в охвативших их совершенно разных чувствах. Тамино-сенсей - кипящей от праведного негодования, Шинономе-сенсей - притихшей и расстроенной, меня – в состоянии сдержанного веселья.
С нежностью смотрю на дверь. Юико… Это просто недоразумение какое-то. Настоящее, подлинное и совершенно чудесное недоразумение. Ухитриться за полминуты сделать из этого чопорного, показательного судилища балаган – это надо иметь талант.
- Аояги-кун…
- Да?- выпрямляюсь, устремляя взгляд на директора. В появлении Юико есть только один существенный минус. Оно выдернуло меня из состояния спасительного вселенского равнодушия, в котором я пребывал последние полчаса, и сделало мир вокруг до крайности реальным и уязвимым. Невидимый прозрачный купол, где я прятался, наблюдая за собой и окружающими, разлетелся блестящими осколками.
Директор наклоняется вперед, сцепляя пальцы в замок, поблескивая очками в тяжелой оправе.
- Я смотрю, вы пользуетесь авторитетом у одноклассников.
Хмуро гляжу на него. Издевается что ли? Каким еще авторитетом?
- Что же нам делать-то с вами?
Он потирает пальцами подбородок, но по насмешке, притаившейся на дне глаз, я понимаю, что решение он уже принял.
- Что ж, на первый раз ограничимся выговором с занесением в личное дело. Но инцидент с пропуском занятий не должен повториться, учтите это, Аояги-кун. На этом все, можете идти.
Правда что ли могу?
Ошеломленно взираю на директора.
Кажется, теперь мне полагается поблагодарить. Выдавливаю из себя какие-то слова и перевожу взгляд на учителей. Шинономе-сенсей, моргнув, вырывается из смущенного оцепенения, торопливо бормочет положенные вежливости и подталкивает меня взглядом к выходу. Да, чтоб я сопротивлялся…
Выскальзываю за дверь, озираюсь по сторонам в поисках Юико. Взгляд устремляется вдоль коридора и почти сразу находит невдалеке съежившуюся фигурку в школьной форме. Обхватив себя руками, словно ей холодно, Юико стоит, прислонившись к стене, глядя себе под ноги. Услышав шаги, поднимает голову.
- Рицка-кун…
- Юико, - срываюсь с места и бегу к ней, видя перед собой только быстро наполняющиеся слезами глаза. Не добежав какого-то метра, замедляю шаг, растерявшись, совершенно не зная, что делать. Юико это решает за меня. Порывисто подается навстречу и обнимает за плечи, уткнувшись носом чуть ли не в макушку. Какая же она все-таки высокая.
- Рицка-кун…. ты вернулся, - она тихонько всхлипывает, - куда ты делся? Я так волновалась.
В горле сразу как-то странно пересыхает. Она волновалась за меня. Юико…
- Пойдемте, сэмпай,- краем уха я слышу тихий голосок Шинономе-сенсей. Она уводит свою слегка растерянную коллегу. Думаю, Тамино-сенсей была бы не против провести с Юико разъяснительную беседу на тему того, что можно, а чего нельзя делать в кабинете директора. Похоже, мы слегка нарушили ее планы.
- Прости… - поднимаю глаза, пытаясь поймать взгляд Юико, - я не хотел, чтобы ты беспокоилась.
- Ничего, - она размыкает руки и счастливо смотрит на меня сверху вниз. Слезы как маленькие брильянты блестят в уголках глаз, - главное, ты тут. Ты ведь никуда больше не уйдешь, правда?
Имею ли я право обещать ей такое? Нет…
-Ну, мне же еще и дома иногда бывать нужно, - кривовато усмехаясь, засовываю руки в карманы форменных брюк, - не могу же я в школе ночевать.
Она тихонько смеется, утирая кончиками пальцев набегающие на глаза влажные серебристые дорожки. Затем берет меня за руку.
- Пойдем. Я тебе место заняла. Самое лучшее.
Так начался мой первый день в средней школе. Юико все время ходила за мной по пятам. На уроках, словно опасалась, что я растворюсь в воздухе, поминутно бросала взгляды в мою сторону, вызывая этим насмешки одноклассников. Но мне было все равно. Пусть говорят, что хотят. Вслушиваясь в жизнерадостное щебетание Юико, я не мог сдержать улыбки. Тепло волнами разливалось душе. Она ждала меня, она мне рада. Значение подобного сложно недооценить.
После занятий Юико, не желая расставаться со мной, уговорила нас с Соби и Яёя пойти к ней в гости. «Вечеринка в честь возвращения Рицки-куна», - придумала тоже… Но мне было приятно. Соби шел рядом, курил и едва заметно улыбался, а Юико… трещала без умолку, расписывая, как весело пройдет вечер. Как она будет показывать мне фотографии, сделанные во время каникул… Затем долго уговаривала поехать на экскурсию, запланированную Тамино-сенсей на завтрашний день. Это внеклассное мероприятие, как та заявила, было призвано укрепить дружеские отношения в новом коллективе. Чего там укреплять? Весь наш класс перешел в среднюю школу практически в неизменном составе, так что затея показалась мне лишенной смысла. Но я согласился. Не хотелось огорчать Юико отказом. Я шел рядом с ней и Яёем и думал о том, насколько же это здорово, что мне не пришлось никуда уезжать и отказываться от общения с людьми, которые меня так ждали. Мысль, что мое присутствие способно дарить столько радости, согревала сердце и освещала мир вокруг. Насколько странно было ощущать это. Понимать, что, оказывается, в моих силах делать кого-то счастливым. И вместе с тем, я чувствовал, что, наверное, так и должно быть. Радовать тех, кого любишь – это правильно. Должно быть еще и оттого, что позволяет стать счастливым самому.
День следующий.
Соби.
- Со-тян! Это что, шутка?
Выглянув из-за моего плеча, Кио сквозь прозрачные двери обозревает расположившуюся в соседнем вагоне компанию. Он их лишь сейчас заметил, что ли?
- Только не говори мне, что это совпадение! - едва заметно скривившись от досады, Кио сжимает кулаки. - Ты обещал, что мы поедем одни!
- А мы и едем одни, - усмехнувшись, откидываюсь на сиденье, придерживая рукой сползающий с него сложенный мольберт.
- У Рицки экскурсия в храмовый комплекс возле Никко, мы же едем туда, чтобы зарисовать окрестные ландшафты. Все вполне логично.
- Логично? Ничего подобного! – Кио вновь бросает взгляд в сторону соседнего вагона и добавляет почти жалобно.
- Ты теперь за ним везде таскаешься, что ли?
Улыбаюсь, прослеживая глазами направление взгляда Кио.
- Практически.
Старый пригородный поезд слегка покачивается, колеса стучат. Мимо проплывают железнодорожные столбы, деревья, сквозь просветы в которых виднеются ровные квадраты ухоженных полей. Свежий воздух и кратковременная смена обстановки пойдут на пользу Рицке, я в этом уверен. Для того чтобы успешно сражаться, нужно немало душевных сил. С учетом последних треволнений и того, что нам еще вскоре предстоит, ему полезно будет пополнить запас. Таким образом, идея сегодняшней субботней поездки вместе с классом, пришедшая в голову учительнице Рицки, показалась мне весьма удачной и своевременной.
- Ты чем-то недоволен, Кио? - бросаю на него быстрый насмешливый взгляд. - Ты ведь, кажется, говорил, что тебе неважно куда и когда ехать.
- Да, но… - он вздыхает, - ты, надеюсь, не собираешься везде за ними ходить? Тогда тебя точно примут за извращенца.
- Нет, - с трудом сдерживаю смех, - у нас с тобой несколько другая программа, - вижу, как Кио светлеет на глазах, и завершаю фразу, - я планировал остановиться у озера Дзуйсэндзи. Рицка с классом будет возвращаться обратно той дорогой. Собираюсь его дождаться.
- Вот значит как, - Кио откидывается на скамейку, печально изучая меня глазами. Потом отворачивается и устремляет взгляд в потолок, - хотел бы я знать, что было первично. Поехал бы ты со мной сегодня, если бы у Рит-тяна не было бы экскурсии?
Молчу. Для меня это даже не вопрос. Но если Кио не станет настаивать на ответе, я предпочту не развивать эту тему дальше. Ни к чему хорошему это не приведет.
Повернув голову, наблюдаю сквозь стекло за шумной командой из двух десятков школьников, оккупировавших соседний вагон. Оживленные порывистые движения, смеющиеся лица, Ушки, воодушевленно вздрагивающие в предвкушении нового и необычного. Рицка сильно выделяется на фоне этих беззаботных ребят. Со своего места мне хорошо виден его спокойный профиль, лишь изредка смягчающийся, когда он поворачивает голову, отвечая на реплики сидящей рядом энергично жестикулирующей Юико. Вот уж у кого нет сил сидеть на месте.
Рицка что-то произносит, глядя на нее, и глаза наполняются теплом. Потом он вновь серьезнеет. Смотрит в пол перед собой, затем взгляд скользит по проходу, в направлении нашего с Кио вагона. Рицка слегка поворачивает голову, взгляд взбегает вверх по двери и окну. И резко опускается. Рицка отводит глаза, и в них на мгновение отражается уныние.
Мои губы трогает невольная улыбка. Скучает по мне? С противоположной стороны стекло скорее всего бликует из-за яркого света. Солнце как раз создает нужный угол.
Достаю телефон. Пробежав пальцами по кнопкам, набираю небольшое SMS:
«Рицка, ты слишком суровый. Улыбнись...»
Нажимаю: «Отправить».
Закрываю телефон. Забросив согнутую в локте руку на спинку сиденья, откинувшись на него, наблюдаю за Рицкой и жду результат.
Он слегка вздрагивает. Скашивает глаза вниз, на свой карман. Забирается в него рукой, достает сотовый, раскрывает, выводя на экран полученное сообщение. Ставший слегка напряженным взгляд движется по строчкам, и выражение лица тотчас меняется. Брови взлетают, а в глазах загораются смешинки. Уголок рта предательски дергается, ползет вверх… Рицка вздыхает и, не удержавшись, все-таки расплывается в улыбке, уронив голову. Прикрывает экран мобильного рукой, чтобы кто-нибудь из соседей туда не заглянул. Приподняв ладошку, вновь перечитывает текст.
По моим губам скользит легкая и, наверное, мечтательная улыбка. Верно, Рицка. Я рядом и вижу тебя. Совсем не о чем беспокоиться.
Он едва заметно хмыкает. Вскинув голову, обегает вагон быстрым острожным взглядом и, склонившись к телефону, начинает набирать ответ.
Спустя несколько секунд сотовый в моей руке издает ожидаемый сигнал. Раскрываю телефон. Ну и что там интересно?
Сообщение заставляет меня усмехнуться, вскинув брови.
«Не подсматривай, Соби».
И смайл в конце: двоеточие, тире и латинское «р», образующие вместе озорную рожицу, показывающую язык.
Бросаю взгляд на Рицку. Он сидит, повернувшись к окну, любуясь проплывающим мимо ландшафтом, но едва заметная лукавая улыбка притаилась в уголках губ.
- SMS-ка от Рит-тяна? – Кио наклоняется в мою сторону, с любопытством заглядывая в экран сотового.
Захлопываю телефон. Забавляясь в душе, возвращаю его в карман.
- Не подсматривай, Кио.
***
Я всегда любил тишину и безмолвное величие бескрайних просторов. В этом смысле озеро Дзуйсэндзи, возле которого мы с Кио в итоге обосновались, кажется идеальным местом. Запертое в котловине пологих холмов величественное серебряное зеркало расстилается перед нами, тихо мерцая в солнечных лучах. Оно кажется упавшим на землю осколком неба. Поверхность взрывается россыпями золотых искр. Сияюще желтое на слепяще белом. Далекие берега, окрашенные в пепельные тона с уклоном в голубой и синий, теряются в тающей дрожащей дымке, сотворенной фантастической жарой. Воздух преет, загустевает... Туманом ложится на обнимающие озеро холмы, наделяя их сияющим ореолом, а небо устремляется ввысь, настолько нестерпимо знойное и ослепляющее своей яркостью, что не смеешь поднять взгляд. Посмотрев вверх, можно обжечься до слез в глазах. И лишь гряда облаков на кайме горизонта напоминает, что этот сверкающий мир вокруг нас – изменчив, а воплощения его настроений – текучи, как вода.
С тихим сожалением улыбаюсь про себя. Мне никогда не запечатлеть на своем скромном холсте все окружающее нас великолепие. Как бы я ни старался, сколько бы сил ни вложил в работу, все, что мне, быть может, удастся выразить в ней, это мое восхищение. Возможно, не так уж и мало.
Рядом слышится отрывистый щелчок и пенное шипение. Делая перерыв в работе, Кио плюхается на разложенное на траве, приготовленное для Рицки, одеяло. Задумчиво подносит к губам алюминиевую банку с пивом, устремив мечтательный взгляд вдаль.
- Красотища…
Согласен. Вытираю тонкую кисточку платком, чтобы потом обмыть ее в стаканчике с водой и набрать новый оттенок туши.
Скоро и Рицка все это увидит. День постепенно перебирается на свою вторую половину. Наверное, его экскурсия по основному маршруту скоро подойдет к концу.
- Только жарко очень. Со-тян, ты не хочешь искупаться? – откинувшись на выпрямленные руки, Кио бросает на меня быстрый взгляд через плечо.
- В водах этого озера? – моя кисть срывается с края тушечницы, чтобы устремиться к поверхности листа. - Не смеши меня, Кио. Это национальный парк. Кто же здесь купается?
- А-а… и правда, - он слегка вздыхает и, вспомнив про зажатую в руке банку, вновь делает глоток, - все равно вода, должно быть, еще слишком холодная. Апрель…
Усмехаюсь слегка. Верно. Апрель. А жара такая, будто середина лета. Воздух недвижим, спрессован, близость озера делает его влажным и густым. Несмотря на то, что наш импровизированный лагерь спрятался в тени деревьев, там, где они спускаются к самой воде, касаясь ее корнями, мы оба тем не менее успели слегка взопреть. Кио спасается купленным на станции холодным пивом, усердствуя в этом куда больше меня. Скоро опустошит весь наш запас.
Бросаю взгляд на замершее на горизонте скопление пушистых облаков. В дрожащем мареве эти белые с сизыми прожилками шапки кажутся вершинами далеких гор, вознесенных в небо. Возможно, ближе к вечеру, они заполнят его целиком и закроют солнце. Как бы дождь не пошел. Так часто бывает. После удушающей, всепоглощающей жары, природа спешит омыться благодатной влагой, воплощая свои представления о гармонии.
- Когда приедет Рит-тян? – Кио одним долгим глотком приканчивает банку и метким броском отправляет ее в пакет, в компанию уже пустых таких же.
Скашиваю взгляд на сотовый.
- Через час, возможно. Или чуть больше.
Недолго осталось ждать.
- Понятно, - Кио поднимается на ноги. Обращает на меня преувеличенно жизнерадостный взгляд, - ну что ж. Обратно за работу.
Пройдя мимо, становится к своему мольберту, цепляя черные кружечки наушников плеера. Приглушает громкость очередной быстрой ритмичной композиции, чтобы не мешать мне. Я никогда не слушаю музыку во время работы, и Кио об этом знает. В этом смысле у нас с ним разный подход. Ему подобное отключение от мира помогает сосредоточиться, меня только сбивает. Куда приятнее погрузиться целиком в окружающую атмосферу, слиться с ней, вобрав в себя. Ленивый шепот листвы; плёс дрожащих, едва заметно качающихся волн, ласкающих подножье берега; краткие гортанные крики птиц в кронах деревьев, - зачем подменять чем-то эти звуки, если они так прекрасны? Рицка оценит все это, когда приедет, я уверен. Устав от суеты экскурсии, ему, наверняка, захочется тишины. Здесь ее можно найти в избытке.
Прикрываю глаза. И все-таки я жалею, что меня нет сейчас рядом с ним. Мы с Кио сошли на станцию раньше, чтобы проследовать к месту стоянки через парк. А Рицка с классом отправился дальше, до Никко, откуда начинается экскурсионный маршрут к усыпальнице Тосёго. Все это время я в своих мыслях прослеживал его путь. Представлял, как он идет по городу мимо низеньких пестрых зданий. Как пересекает реку, отделяющую город от храмовой зоны. Шагает по старинному мосту, касаясь рукой окрашенных в яркий красный широких перил. Деревянные доски отзываются глухим гулом под его ногами. Я хотел бы быть в тот момент рядом с ним. Хотел бы видеть выражение его глаз, когда он, поднимаясь на вершину холма по главной аллее, вступит под величественные своды гигантских криптомерий. Их ветвистые кроны, погружающие пространство вокруг в изумрудный сумрак, возносятся ввысь, огромные, тенистые. А могучие стволы, укрытые ярким ковром из мягкого зеленого мха настолько широки, что обхватить их – не хватит нескольких пар рук. Этим деревьям много сотен лет. Рядом с ними ощущаешь себя пылинкой на ладони Бога. Спокойная, незыблемая сила и мудрость, заключенная в них, рождает неизъяснимый трепет в душе. После этого монументальность храмов ощущается как дань этому величию. А красота и воздушность форм – как попытка поспорить с природой в искусстве творения. Золотой и красный на фоне всех оттенков зелени. Вычурность и тонкость резьбы на столбах и перекрытиях массивных ворот Ёмэймон… Пологие скаты крыш, из-под которых на почтительного, ошеломленного зрителя глядят головы драконов, силуэты птиц и мифических животных… Пышность декора, яркость красок и обилие позолоты поражает взгляд и отражает тщеславие покоящегося здесь правителя, что не согласуется со «скромностью», к которой следует стремиться. Поэтому не все готовы с удовольствием признать храмовый комплекс у Никко частью своей истории. По-моему, несправедливое утверждение. Чьи-то амбиции - это тоже история. Единственное, что смущает и вызывает смешанные чувства: слово усыпальница содержит элемент иероглифа сон. Это место создано для того, чтобы пребывать в безмолвии и покое. Какой уж тут покой, если тишина площадей перед храмами и посыпанных гравием дорожек поминутно нарушается звуками шагов. Скопления людей, бесцеремонных в своем любопытстве, ощущаются как нечто инородное, противоречащее духу этого места. По этой причине я предпочел бы миновать его. Куда приятнее свернуть с оживленных широких аллей и следуя по извилистым тропам углубиться в недра необъятного парка, постепенно переходящего в нетронутый лес. Здесь ступени узких лестниц, потрескавшись от времени, обрамляются прожилками мха и стеблей травы. Здесь вереницы каменных божеств провожают путника, застыв у огибаемого дорогой подножья холма. Звонкие ручьи миниатюрными водопадами сбегают с его склонов, чистые, естественные. Или зеркальными темными лентами неспешно текут в рукотворных руслах, спускаясь шахматными каскадами на дно долины. Хрупкие мосты; неброские, увитые плющом беседки и часовенки, затерявшиеся среди исполинов-деревьев - вся эта красота должна существовать только для одного. Может быть для двоих, объединенных общим стремлением к созерцанию. Только так можно ощутить в своей груди дыхание поселившейся здесь вечности; безмятежность, которой пронизано все вокруг… И я действительно жалею, что не могу быть там вместе с Рицкой. Но, по крайней мере, могу порадоваться тому, что все это увидит он.
Рицка.
Пальцы ног слегка покалывает от холода. Озеро еще не согрелась после зимы. Апрель…
Детское сумасбродство это, конечно, бродить вдоль берега по щиколотку в воде в такое время года, но я не смог себе отказать. Закатал джинсы до колен, скинул кеды и носки и, так сказать, «окунул» уставшие от многочасовой ходьбы стопы в ледяные воды прибрежной озерной полосы. Любуясь на расходящиеся во все стороны круги, прошелся по краю лагуны от зарослей камыша до выдающегося вперед мыска, покрытого раскидистыми унылыми ивами. Подошвы подымают со дна взвеси крупного бурого песка. Дурачась, прихватываю пальцами ног застрявшие в нем маленькие черные камешки. Хорошо. Но холодно. Так что лучше я все-таки вылезу.
Экскурсия получилась вполне сносной, насколько вообще может быть сносным мероприятие, в котором участвует целая ватага школьников, шумных, непоседливых, совершенно невыносимых. Наблюдая за ребятами, я в тайне жалел Шинономе и Тамино – сенсеев. Вместо того чтобы любоваться здешними красотами им приходилось постоянно быть настороже, чтобы не допустить исчезновения или каких-нибудь иных выходок со стороны своих подопечных. Вот этого я решительно не могу понять. Моим одноклассникам же не пять и даже не десять лет. Как можно быть настолько недисциплинированными? Дурь переходного возраста, помноженная на свежий воздух и количество участников поездки за редким исключением… Гремучая смесь. Лишь один момент доставил мне истинное удовольствие. Когда одна из вороватых, шустрых обезьянок, которые в изобилии водятся в здешних местах, стащила у заводилы нашего класса купленную здесь же, в сувенирной лавке, маленькую подвеску в форме пятиярусной пагоды Годзюното. Крику было… Никогда бы не подумал, что одна единственная девчонка может так громко и визгливо верещать. Но, глядя на нее, во мне проснулось мрачное злорадство, за которое мне даже не было стыдно. Нечего быть настолько до невозможности противной.
Присутствие Юико несколько сглаживало мое унылое состояние. Уморительно серьезная, так сильно старающаяся казаться взрослой, она все равно не могла сдержать восторга при виде украшавших стены зданий причудливых барельефов с изображением цветов и зверей; ажурных, похожих на витое кружево, позолоченных карнизов… Детская непосредственность так и струилась из нее. Юико то и дело теребила меня за руку, тыкая пальцем во все, что казалось ей замечательным и интересным. «Рицка-кун, посмотри туда! Ты только посмотри!…» В каком-то смысле я был ей благодарен за это, но в глубине души все равно мечтал куда-нибудь сбежать. Я хотел поскорее увидеть Соби.
Вспенивая прозрачными бурунчиками поверхность озера, двигаюсь к берегу. Ухватившись за нависающую над водой ветку дерева, как по ступенькам взбираюсь по толстым корням на кромку поросшего травой обрыва. Шлепаюсь на него, свесив вниз ноги, касаясь кончиками пальцев застывшей внизу воды. Раскидистые купола деревьев смыкаются над головой, поверхность озера расстилается передо мной единой ровной гладью. До чего же красиво это место. Соби определенно знал, где остановиться.
Вообще-то я не ожидал, что у меня могут возникнуть проблемы с тем, чтобы остаться с
Соби. Но Тамино-сенсей, ставшая жутко воинственной, едва дело коснулось исполнения ее учительского долга, наотрез отказалась меня отпускать. Дескать, Соби не является моим родственником, а она несет ответственность… Я, конечно, мог бы ее понять, если бы сенсей и правда искренне заботилась обо мне. Но учительницу, похоже, больше беспокоили последствия, которые могут возникнуть в случае, если я опять пропаду. Взрослые - они взрослые и есть.
Ситуация казалась мне безнадежной. Я почти отчаялся, пока топтался у дверей готового к отправке на вокзал местного автобуса и спорил с Тамино-сенсей, пытаясь убедить ее в безосновательности подобных опасений. Я даже думал пустить в ход свои способности Жертвы, но совершенно не мог представить себе, как пробиться сквозь этот панцирь непреклонной настойчивости моего классного руководителя. Положение спас Соби. Какое-то время он просто стоял рядом и слушал, затем положил руку мне на плечо и тихо произнес:
- Позволь мне, Рицка. Сенсей?…
- Тамино-сенсей, я полагаю, - невозмутимым жестом поправив очки, он протянул руку для рукопожатия, - рад с вам познакомиться.
Моргнув от неожиданности, учительница автоматически пожимает предложенную ладонь, глядя на Соби так, словно только что его заметила, а он меж тем продолжает.
- Мое имя Агатсума Соби, я близкий друг Рицки. Шинономе-сенсей хорошо меня знает, верно, сенсей? – Соби поворачивается к стоящей тут же, рядом, учительнице, обращая на нее пристальный взгляд.
Встрепенувшись, та краснеет, тушуется и, в смятении перебегая взглядом с дверей автобуса на песок под своими ногами, выдавливает из себя.
- Э-э… да. Агатсума-сан хороший друг семьи Аояги. Он часто приходит забирать Аояги-куна из школы…
- Вот видите, Тамино-сенсей, - Соби – сама добропорядочность и ответственность,- вы можете не беспокоиться за своего подопечного. Я прослежу, чтобы он благополучно добрался до дома, и в понедельник вовремя пришел на занятия в школу.
Слушаю Соби, и мне хочется от души пнуть его. Какого черта. Я вполне способен сам отвечать за свои действия, и, чтобы ходить в школу, мне не нужен конвоир. Однако черты лица Тамино-сенсей несколько разглаживаются. Из глаз исчезает недоверие, уступая место неуверенности и чему-то еще.
- Я, право, не знаю, - бормочет она, отводя глаза.
Удивленно моргаю. Она что, смутилась? Вот это да.
- Соби-сан, это вы? - встав на сиденье, Юико высовывается из окна автобуса чуть ли не по пояс. Затем, соскочив в проход, вылетает из дверей и виснет на руке у Соби.
- Как я рада вас видеть, Соби-сан! Вы пришли за Рицкой-куном? Вы его забираете? Ой, а можно с вами?!
- Нет. Аояги-кун пойдет один! А вы, Хаватари-сан, будьте добры вернуться в автобус!- решительно отрезает Тамино-сенсей и осекается, сообразив, что своими словами только что отпустила меня.
В уголках губ Соби появляется едва заметная усмешка. Глаза чуть сощуриваются. Глядя на него, не могу отделаться от чувства, что он сейчас неуловимо напоминает мне кого-то. В этом непривычном амплуа взрослого, он невероятно похож на… Кого?
- Благодарю, сенсей. Я надеялся на ваше понимание.
- Э-э… хм…- учительница в замешательстве переводит взгляд с Юико на Соби и, вздохнув, сдается.
- Хорошо. Но в понедельник я жду Аояги-куна на занятиях и, пожалуйста, не опаздывайте, Аояги-кун.
Вот так меня и отпустили. Автобус, зашелестев шинами, уехал. А мы остались стоять на остановке, между спускающимися к воде лодочными причалами и зданиями маленьких кафе.
Первое, что сказал мне Соби, пока мы шли вдоль озера по петлявшей меж тенистых деревьев, уютной дорожке, было: «Прости».
- Да ничего, - хмуро пожимаю плечами, - ты все правильно сделал.
Но Соби не так-то просто обмануть. Его чуткий слух прекрасно улавливает все оттенки моего настроения.
- Сердишься?
Едва заметно морщусь. Ну да. Сержусь. Правда, понятия не имею на кого. Наверное, за время общения с Соби, я просто отвык от этого чувства. Когда с тобой обращаются как с ребенком. И это оказалось неожиданностью. Довольно неприятной, надо признать.
- Просто мне показалось, что ты будешь недоволен, если я заставлю ее согласиться, применив силу.
Мрачно усмехаюсь, уныло глядя перед собой.
- Это верно.
Брови Соби едва заметно сходятся, он кажется расстроенным, но молчит. Засовываю руки в карманы. Пора бы уже выкинуть эту ситуацию из головы. И что же меня в ней так задевает? Наверное, то ощущение беспомощности, которое я ощутил, осознав всю сложность попыток доказать что-то непреклонному в своей убежденности взрослому. С некоторых пор ненавижу быть беспомощным!
- Соби,… - останавливаюсь, понуро глядя в землю, - когда ж я уже вырасту?
Сделав по инерции шаг вперед, он оглядывается на меня. В глазах - удивление, кажется, я озадачил его таким вопросом. Затем выражение лица смягчается. Во взгляде разливается тепло. Опустившись передо мной на одно колено, он забирает мои руки в свои ладони, и тихонько касается губами кончиков пальцев.
- Скоро, Рицка. Ты даже не заметишь, как…
Покачивая прихваченными за задники кедами, пробираюсь меж деревьев и зарослей кустарника к месту стоянки. Стопы утопают в траве, приходится внимательно смотреть себе под ноги, чтобы не наткнуться на камень или сучек. Солнечные блики скользят по одежде. Оливковые пятна света, проникающего сквозь лесной полог, подрагивают вокруг, плавая по стволам и листьям, в такт ленивым дуновениям ветерка. Сквозь просвет между деревьями вижу поляну, расставленные на ней мольберты и силуэт Соби за одним из них.
Кио, склонившись над сумкой с припасами, вытряхивает оттуда последние крохи.
- Не трудись, Кио, - голос Соби лениво насмешлив, - та банка была последней. Ты выпил все, что мог.
- Вот черт, - Кайдо, сдаваясь, оседает на землю, выпуская пакет. Прищурившись, подымает взгляд на солнце, скривившись так, будто недоволен его нехорошим поведением.
Выбираюсь из зарослей. Прокравшись мимо Соби, приземляюсь на покрывало. Где-то в рюкзаке у меня была припасена книжка. Думал, удастся почитать в дороге. Само собой такой возможности мне никто не дал.
- Если тебе настолько невмоготу, можешь сходить к причалам и пополнить запас, - рука с кистью плавно влетает, Соби невозмутимо поднимает взгляд на открывающуюся с его места панораму озера, чтобы вновь вернуться к холсту.- Здесь недалеко. За полчаса управишься.
- Пожалуй, ты прав, - Кио нехотя подымается на ноги, - а то я не доживу до вечера. Расплавлюсь. Рит-тян, будешь что-нибудь?
- Лимонад, если можно.
Скосив глаза от страницы, провожаю Кио взглядом. Вот он пересекает нашу маленькую, уютную поляну, сворачивает на тропинку, исчезающую в кустах…
- Рицка…
Соби отступает от мольберта, слегка вытягивая вперед руки запястьями вверх.
- Я подумал… Может быть?…
Ага. Захлопываю книжку. Вот от этого я точно не откажусь.
Пока Соби регулирует высоту мольберта, любуюсь на закрепленную на нем кнопками работу. Сколько ни наблюдаю за тем, как Соби работает, он каждый раз ухитряется меня поразить. Как у него выходит так невероятно точно передавать то состояние сонной тишины и спокойствия, наполняющие весь мир вокруг. Я уже с десяток воспоминаний сделал, пытаясь ухватить его…. поймать в объектив это чувство, которое поднимается в душе при виде окружающего нас великолепия. И пока не преуспел. Снимки кажутся лишь бледной тенью. Соби справляется лучше меня. По крайней мере, поверхность озера под осторожными ударами кисти выглядит совсем живой, даром что Соби рисует тушью в монохромной технике. Он оперирует тенями, из части выстраивая целое. Невесомыми линиями и бликами будто изнутри придает картине глубину и резкость. Тонкая россыпь едва заметных звездчатых песчинок позволяет белым пятнам света блуждать по зеркальной озерной глади. Узкие контрастные грани стеблей камыша, покачивая на ветру осколками длинных острых листьев, стремятся вверх. Остальное затопляет свет. Остальное глаз дорисовывает сам. Додумывает, наполняя формой и объемом. Так и кроны деревьев по берегам озера, и треугольная пагода павильона, проступающая меж ними, - все сияет контрастом, заставляя поверить в ослепительность красок оригинала.
- Все готово, Рицка.
Вместо своей домашней скамеечки Соби устанавливает перед собой складной табурет Кио. Взобравшись на этот узенький постамент, на мгновение застываю, ощутив внезапное волнение. Как давно мы не делали этого. Кажется, что в последний раз мы рисовали вместе целую вечность назад.
- У тебя все получится, Рицка, - Соби зарывается носом в волосы на моем затылке, мягко целует, - стоит только начать…
- Угу. Знаю, - обвиваю ладонями запястья протянутых вперед рук. Закрываю глаза.
Начали…
***
«Шесть банок пива на двоих. Это много или мало в такую жару? Увы, такие вещи сложно подгадать. К тому же сам процесс рисования – довольно занятная штука. И пиво здесь является не последним компонентом. Отнюдь не последним».
Усмехнувшись при этой мысли, Кио удобнее перехватывает ручки пластикового пакета, в котором глухо перестукиваются алюминиевые банки. Пиво для него и Со-тяна, лимонад для Ушастика. Кио ничего не забыл? Кажется, нет. Ну и отлично.
Он, правда, задержался в магазине несколько дольше, чем ожидал. Разговорился с молоденькой симпатичной продавщицей, скучавшей у кассы. Та, как узнала, что Кио – художник, пришла в неописуемый восторг, начала сыпать вопросами. Спустя полчаса непринужденной болтовни ни о чем, призналась, что хотела бы попробовать себя в качестве модели и попросила у Кио номер телефона. Само собой, он дал. Почему нет? Ему нравилось работать с натурщиками. Это куда интереснее, чем писать натюрморты и прочие подобные статичные объекты. Кио всегда носил с собой в сумке блокнот, в транспорте или на ходу зарисовывая окружавших его людей. Выражения лиц, жесты, позы… Это создавало любопытное ощущение присутствия. Позволяло на миг стать тем, кого рисуешь, и унести частичку с собой. В своем воображении Кио уже представлял, какой могла бы быть композиция с участием той смешливой девушки. Если она, конечно, не передумает. Что, впрочем, вряд ли. Обаяние Кио, как правило, действует безотказно на всех.
Кио тихонько вздыхает. Доселе лучезарная улыбка становится печальной.
На всех… Кроме Со-тяна разве что. Они так давно знакомы, но Кио так и не удалось приблизиться к нему. Со-тян такой неприступный. Иронично бесстрастный. Совершенно непонятный, неуловимый словно вода. Сколько ни пытайся пробиться сквозь этот невидимый щит из ленивых шуток, обтекаемых, незначительных фраз – все бесполезно. Со-тян остается недосягаемым как звезда. И взгляд его глаз, таких прекрасных, но абсолютно непроницаемых, надежно охраняет глубины души, так что заглянуть в них не представляется никакой возможности. Все это заставляет злиться, падать духом, отчаиваться и снова негодовать. И так по кругу.
Рассеянным жестом поправив пакет, Кио тянется к карману за круглым леденцом на палочке. Сорвав обертку, задумчиво отправляет его за щеку.
«У меня такое чувство, что я никогда его не пойму. Может, поэтому меня к нему так тянет? Загадка, достойная моего личного душевного мазохизма».
Встряхнув головой так, что сережки тихо звякают в ухе, Кио замедляет шаги. Развилка. Кажется, верная тропа - та, что слева. В любом случае, лучше держаться ближе к озеру. Так он точно не заблудится.
Со-тян разбудил в нем жгучий интерес еще, когда они только познакомились. Он тогда был таким суровым, замкнутым, почти колючим. Но картины его были столь прекрасны, что контраст между ними и видимой стороной личности Со-тяна был слишком разительным. Его серьезность, приправленная сарказмом, действовала отрезвляюще на всех, кроме Кио. Его она просто забавляла. В моменты глубокой задумчивости Со-тяна Кио иногда приставал к нему с каким-нибудь вопросом, и тот, очнувшись, поднимал взгляд, моргал, словно пытался понять, кто перед ним и что этот человек от него хочет. А потом, сообразив, что это просто очередная «глупость» кривился и, пробормотав какой-нибудь едкий комментарий, возвращался к работе. Так занятно было наблюдать за этим. Кио искренне веселил его новый странный друг.
А потом наступили плохие дни. После того как Со-тян познакомился с Сеймеем. Он стал просто одержим им. Никого вокруг не видел, вел себя так, словно на этом парне свет клином сошелся. Одно время Кио думал, они любовники. Затем пригляделся, какая ж это любовь? Когда любишь и чувство взаимно – не чуешь ног под собой. Глаза наполняются светом и хочется парить, будто у тебя действительно есть крылья. А Со-тян выглядел так, словно его их лишили. Словно посадили на наркотик, имени которому Кио так и не смог придумать. Если до этого ему казалось, что его друг замкнут и скрытен, то в те дни от него вообще ничего нельзя было добиться. Кио оценил разницу. Но он не сдавался. Больно было смотреть в словно бы скованные льдом, равнодушные ко всему на свете глаза Со-тяна, загоравшиеся лишь, когда в его кармане вздрагивал, издавая сигнал, телефон. На кольца бинтов, скрывавших ту жуткую штуку, «украшавшую» его шею. Кио увидел ее совсем случайно, в душевой при спортивной раздевалке Университета. До этого он все пытал Со-тяна, выспрашивая, что тот прячет под повязкой. Что там? Следы поцелуев? Ай-ай. А лучший друг не в курсе. Как же так?
Но повязка не пропадала. И тогда Кио заподозрил, что там может быть что-то другое. Что-нибудь страшное. И когда узнал, пожалел, что хотел знать вообще.
«Все это неестественно. Совершенно ненормально. Ни один человек в здравом рассудке не позволит сотворить такое с собой! Да что же происходит-то в конце концов?!»- думал он.
Вконец измучавшись, Кио в итоге проследил за Со-тяном. И, наконец, увидел его и Сеймея вместе. То, как Сеймей держал себя с ним, обращался как с тряпкой, поразило Кио до глубины души. И еще больше оскорбило и впилось в сердце холодными иглами то, что Со-тян безропотно сносил такое обращение. Покорно принимал все и молчал. Несколько дней Кио ощущал себя расстроенным и подавленным, затем не выдержал. Сорвался. Высказал Соби все, что думает об этом, и тогда они в первый раз поссорились. Кио впервые почувствовал на своей шкуре, что это такое, когда его друг действительно зол. Со-тян игнорировал его целый месяц. Просто не замечал так, словно Кио перестал существовать. Даже когда Кио, совсем измаявшись, догнал его в коридоре Университета и, развернув к себе, схватив за грудки, практически впечатал затылком в стенку, даже тогда Со-тян просто стоял и слушал отчаянные стенания Кио, равнодушно глядя в пустоту поверх его плеча, спокойно ожидая, когда тот его отпустит. Кио сдался. Спустя неделю приплелся просить прощения. Со-тян простил. А Кио – нет. Пусть он и извинился за свою горячность, но от сказанного не отрекся, и с того момента в нем начала расти и крепнуть ненависть к Сеймею. Чувство, совершенно не свойственное легкой и жизнерадостной натуре Кио. Он никогда бы не подумал, что может так кого-то ненавидеть. Никогда бы не предположил, что в душе может поместиться столько боли и тревоги за одного единственного человека, за Со-тяна, которому на него, на Кио, было совсем плевать. Непонятно, кто кем был больше одержим в то время: Со-тян - Сеймеем или Кио – Со-тяном, но пользы от этого не было никакой. Кио ничем не мог ему помочь. Невозможно спасти человека, если он не хочет, чтобы его спасали. А Со-тян не хотел. Что это, если не мазохизм?
«Если сравнить то, каким он был меньше года назад, то изменения просто поразительные».
Ясно, конечно, чья это заслуга. Этот паренек, младший Аояги, ухитрился сделать то, чего Кио не смог за столько лет знакомства с Соби. Впору бы впасть в полнейшее уныние. Впору начать сходить с ума от ревности, если не отдавать должного значимости перемен. Одно только смущает и вызывает отторжение. Новая одержимость Со-тяна носит прямо-таки угрожающие размеры и характер. Вот уж никогда бы не подумал, что его друг -едофил. Он везде ходит за этим мальчиком, просто роздыху ему не дает. Со-тян совершенно ни в чем не знает меры. Как долго еще Рит-тян сможет выносить этот натиск и постоянное давление, прежде чем не сорвется и не начнет бунтовать?
Пока что малыш неплохо держится. Ему, похоже, нравится, а может быть льстит такое внимание со стороны взрослого. Но что, если ему надоест? Что, если он устанет и, в конце концов, захочет свободы? Из какой канавы Кио тогда вытаскивать Со-тяна, с какого моста снимать?... Об этом страшно даже думать.
«Зачем я взвалил на себя все это? Иногда кажется, оно мне не по силам. Порой так устаешь от мыслей, что хочется бросить… Оставить… Уйти… Но затем взглянешь украдкой на спокойный, безупречный в своей резковатой гармонии профиль Со-тяна, на руки, что так искусно воплощают в холстах его яркий, незаурядный талант, и понимаешь - не сможешь. Не оставишь. Не бросишь и не уйдешь. Наверное, это какой-то рок…»
Сбавив освещенность на несколько делений, плечи вдруг накрывает тень. Подняв голову, Кио задумчиво глядит на небо.
«Хм. Похоже, погода меняется».
Ветер поднялся. Шумит в верхушках деревьев и гонит по небу то и дело скрывающие солнце облака. Едва заметные вначале, теперь они заполняют собой горизонт, наплывают, наливаясь угрожающим сизым сумраком.
«Дождь что ли собирается? Надо сказать Со-тяну.»
Прибавив шаг, Кио спускается по узеньким каменным ступенькам. Выворачивает из-за полукруглого, поросшего с северной стороны густым зеленым мхом валуна. Кио почти на месте. Вот уже и поляна показалась. В просветы между деревьями можно заметить треножники мольбертов, силуэт Со-тяна за тем, что справа и…
Шаги невольно замедляются. Рот приоткрывается в неверии, брови ползут вверх да там и остаются. Пакет с покупками сам собой выскальзывает из руки, оседая в траву у края дорожки. Сделав пару быстрых, почти бессознательных шагов вперед, Кио замирает у входа на площадку, скрытый ветками кустарника. Не отрываясь, смотрит вперед, на стоящие к нему спиной знакомые силуэты.
«Немыслимо! Со-тян позволяет ему держать свои руки, когда рисует! Да он на милю никого к своим работам не подпускает, а тут!.... Да что же это творится то на свете?!...»
Стиснув зубы, Кио с едва слышным тоскливым стоном шлепается на землю, роняя голову.
Обхватив ее руками, с усилием пропускает сквозь пальцы непослушные светлые прядки.
«Не могу поверить, что все зашло так далеко. Со-тян сошел с ума? Вмешиваться в его работу, держать его запястья, это все равно, что связывать руки пианиста в момент исполнения пьесы. Как Со-тян может такое позволять?!»
Закусив костяшки пальцев, Кио уныло глядит в землю. Глядит и не различает ничего перед собой.
«Не понимаю, что с ним происходит. Это просто переходит всякие границы. Если б собственными глазами не увидел – не поверил бы».
Со-тян так трепетно относится к своему творчеству. Неужели он настолько помешался на этом ребенке, что даже качество исполнения работ перестало заботить его? Что из-за прихоти он готов пустить насмарку целый день своих трудов? Должно же было остаться хоть что-то святое и неприкосновенное.
Все это как-то слишком. Но если Кио вмешается и скажет об этом, разве кто-то станет его слушать? Со-тян никогда не слушает. Его вообще не волнует мнение Кио.
«Ну и что мне делать теперь? Войти и притвориться, что все в порядке вещей? Я так не могу…»
Вжавшись лбом в колени, Кио обхватывает их руками.
«Буду сидеть тут весь оставшийся вечер. Все равно Со-тяну безразлично существую я или нет. Если не вернусь, никто даже не заметит».
продолжение в комментариях...
Chapter XII Termless
Перекресток Chapter XII Termless
Перекресток
Рицка.
Погода для такого дня слишком хороша. Она словно насмехается над нами. Синее небо ослепительно. Облака как причудливые белые парусники скользят в его бездонной глубине. А шелест изумрудной листвы на мягком ветру ласкает слух. Так что не хочется никуда идти. Хочется остановиться, прислониться лбом к жесткой шершавой коре и стоять так, зажмурившись, вслушиваясь в эти нехитрые звуки. Деревья прекрасны в своей безмятежности. Им не нужно никуда спешить, не нужно решать никаких вопросов. Они просто есть. В каком-то смысле, они, наверное, счастливы.
Тихонько вздохнув, поправляю сползающую с плеча сумку. Что-то я с утра настроен на философский лад. Должно быть потому, что всеми силами стараюсь смириться с тем, что наверняка произойдет сейчас, когда мы с Соби дойдем до перекрестка оживленной улицы, свернем на мою аллею и, преодолев ее до конца, достигнем финальной точки нашего пути - моего дома, чью крышу я уже вижу вдалеке. В это замечательное, невероятно живое и яркое утро, я возвращаюсь домой, и контраст между окружающим нас великолепием и моим собственным обреченно-подавленным настроением кажется мне нестерпимым. Весь мир действительно насмехается надо мной. Если бы он мне сочувствовал, то сейчас бы с небес шел дождь.
- Рицка, тебе не тяжело? – ладонь Соби нерешительно касается моей руки. - Если хочешь, я могу взять и твой рюкзак тоже.
- Не нужно, - хмуро забрасываю сумку глубже на спину, - я справлюсь. Ты и так несешь достаточно.
Так мы и идем. Практически не разговаривая, лишь изредка перебрасываясь незначительными фразами. Сил моих душевных нет на то, чтобы что-либо говорить. Я просто шагаю вперед, механически переставляя ноги с одной лишь мыслью: я должен дойти. Должен войти в свою дверь. Должен найти в себе силы взглянуть в лицо маме и вынести все, что последует за моим возвращением. Я должен. Просто это нелегко. И очень страшно. У меня тайком трясутся и слабеют руки. Страх холодными, ослепительно-белыми волнами плещется и перекатывается во мне, подступая к горлу неприятной тошнотой. И мне никак не усмирить в себе эти чувства. Я никогда не подозревал, что страх может быть так осязаем. Что от него может быть настолько дурно. И что мне когда-либо доведется так сильно его ощутить.
Соби.
Рицка тих и замкнут с самого утра. Он почти ничего не ел, только вяло перемешал в тарелке кусочки своего любимого салата с рисом и тунцом, затем со вздохом отставил его в сторону. Я даже не пытался уговорить его позавтракать. И не вынуждал к общению, просто молча помог ему собрать рюкзак и сумку, оделся и отправился провожать его.
Шел рядом, наблюдая за ним, и остро сожалел, что не могу найти слов, чтобы как-то облегчить его состояние, хоть как-то его утешить.
Если бы он только разрешил мне вмешаться, если бы дал мне возможность помочь ему, я больше никогда не позволил бы ничему плохому случиться с ним. Но Рицка слишком упрям. Слишком непреклонен в своих решениях. Неужели он и впрямь думает, что заслужил все это? Я бы хотел обхватить его руками, закрыть собой и не пускать никуда. Я бы хотел. Но он мне не позволит. Рицка, как никто другой, безжалостен к себе.
Не дойдя до поворота к своему дому нескольких шагов, он останавливается.
- Все, Соби. Дальше я один.
Смотрю на него.
- Рицка…
- Нет, - он склоняет голову, пустым взглядом упираясь в асфальт. - Мы ведь договорились, что ты провожаешь меня только до дома. Пока, Соби.
Перехватив из моей руки сумку, он поворачивается, делая шаг в сторону. Не поднимая глаз… Смотрю ему в спину. Неужели так и уйдет? Даже не позволит обнять его? Рицка!
Моя рука, все еще удерживающая ручку сумки, сжимается. Почувствовав тянущее его назад давление, Рицка останавливается.
- Соби, отпусти.
И бездумно смотрит вперед на дорогу.
Стою, с силой сомкнув руку. Не могу разжать пальцы. Он склоняет голову, ушки тоскливо прижимаются к волосам.
- Соби, выпусти ты эту чертову ручку!
Это приказ… А я всегда подчинялся приказам. Гладкий кожаный ремешок выскальзывает из ладони. Днище сумки, приглушенно шурша, ударяется об асфальт.
Рицка нервным жестом вскидывает ее на локоть и, неуклюже заваливаясь на один бок, идет дальше, упрямо впечатывая в асфальт шаг. Ему тяжело. Сумка слишком велика.
Выпрямившись, уронив руки, обреченно наблюдаю за тем, как он уходит. На мгновение ощущаю безотчетный порыв броситься следом, поймать его за локоть и прижать к себе, но я опоздал. Рицка уже свернул на свою дорожку. Эта черта, где серый асфальт переходит в коричневые подъездные плитки, является гранью и для меня. Дальше идти за ним Рицка мне не позволил.
«Я позвоню тебе, Соби», - вот все, что он мне сказал. Иногда он бывает безжалостен не только к себе. Но и ко мне тоже.
Рицка.
Ключ, глухо звякнув, поворачивается в замке. Толкаю дверь. Она, знакомо скрипнув, отворяется. Смотрю вперед, в темный холл. Пусто и тихо. Но я знаю, что мама еще дома. На работу ей уходить только через час.
Закрыв дверь за собой, ставлю свои вещи на пол. Разуваюсь. Бесшумно иду вперед, вдоль погруженного в сумрак коридора. Мама сейчас скорее всего на кухне. Сейчас я заверну за поворот, открою дверь и войду. А там будь, что будет.
Мой дом ни капли не изменился с того дня, как я покинул его. Все те же гладкие паркетные доски в коридоре, приглушенное освещение, мрачные тени от лестницы, уходящей на второй этаж. И запахи, такие щемяще-знакомые и тревожащие одновременно. Наверное, из всех домов мира я узнал бы свой безошибочно именно по этому вязкому коктейлю из безысходности и тоски, в который погружено окружающее меня пространство. Возможно, все это лишь наваждение, и подобным ощущениям я обязан своим воспоминаниям, в которых отпечаталось слишком много беспомощности, одиночества и отчаяния. Быть может прежний Рицка воспринимал этот дом совсем иначе. Но я - не он. И сейчас я, в который раз уже, осознаю насколько.
Косая треугольная полоска ширится, пропуская в коридор утренний свет. Отворив дверь кухни, помедлив мгновение на пороге, проскальзываю внутрь, прикрыв ее за собой. Прислоняюсь к двери спиной, отрезая себе пути к отступлению. Я решил, что не стану убегать. Значит, надо идти до конца.
Эта комната теперь как полый куб, замкнутое пространство для нас двоих. Простая мебель, безликие шкафчики на стенах. Солнечный свет, дробясь сквозь ажурные занавески, выписывает черные кружева на полу. На обеденном столе стоят две тарелки с каштанами. Одна из них накрыта салфеткой.
Мама, выпрямившись у кухонного стола, размеренными движениями натирает на мелкой терке дайкон. Должно быть вечером она планировала приготовить овощное рагу.
Молчу, глядя ей в спину, наблюдая за тем, как двигаются ее руки. Монотонный шершавый звук, с которым металлические зубцы терки вгрызаются в белую сочную сердцевину овоща, почему-то отдается внутри неприятным ознобом. Хотя, возможно, я просто слишком напуган. Слишком перенервничал, пока шел сюда, и по этой причине все внутри дрожит от напряжения, того и гляди порвется с тихим звоном.
Почему мама молчит, почему не поворачивается? Не может быть такого, чтобы она не слышала, как я вошел. Она всегда чувствует мое присутствие. Может, мне ее позвать? Язык, внезапно став тяжелым и неповоротливым, отказывается произносить слова.
Мама…
Ее руки останавливаются. Бросив черенок редьки в тарелку, она упирается руками о столешницу, внезапно сгорбившись, уронив голову вниз.
- Явился…
Ломкий, глухой голос прерывается сдавленным, скомканным вздохом. Пальцы, проскальзывая по поверхности стола, с силой сжимают его край. Тишина, повисшая в воздухе, вибрирует на одной ноте, особенно ярко донося до моего слуха мамино глубокое, неровное дыхание, словно она пытается совладать со своими эмоциями, но не может. С тоскливым бессилием наблюдаю за этим, ощущая горечь и вину за то, что ничего уже нельзя изменить и поправить.
- Где тебя носило столько времени?!
Оглушительно резкая смена тембра бьет по ушам. Дергаюсь, отворачиваясь. Я уже почти готов к тому, что в меня сейчас что-нибудь полетит. Но мама все еще стоит, не двигаясь, стискивая пальцами край столешницы.
- Отвечай!
Размыкаю непослушные губы. Глотаю воздух, чувствуя, что у меня невольно садится голос.
- Я не могу сказать.
- Не можешь?!
Отрывистый шорох. Мама оборачивается на меня через плечо. Темные прямые волосы, колыхнувшись, замирают на плечах. Серая материя платья начинает волноваться мелкой дрожью, как всегда бывает, когда в маме просыпается это гневное, слепое исступление, которого я всегда так боялся. Заставляю себя поднять глаза, чтобы встретиться с ней взглядом, и тут же жалею об этом. Сколько там обвиняющей боли и гнева… Я задыхаюсь…
- Прости, мам, - язык с трудом ворочается во рту, - я не хочу тебе лгать…
- Не хочешь лгать… - она гневно сощуривается, в дрожащий обвиняющий голос проникает горечь. - Ты уже солгал мне! Все время лгал!
Ее взгляд затягивается тягостной дымкой, теряет фокус. Отвернувшись, она запрокидывает голову. Шепчет, отрывисто выталкивая слова сквозь всхлипывающие выдохи.
- Я искала тебя… звонила знакомым… твоим одноклассникам, отцу твоему звонила… в полиции была…. Зачем ты так поступаешь со мной?.. Зачем ты так жесток?...
Обхватив себя руками, съеживается, повторяя на одной тоскливой, горестной ноте…
- …жестокий… жестокий…
Сжав веки, роняю голову вниз, чувствуя, как в бессильном горьком отчаянии кривятся и дрожат губы. Ушки безрадостно повисают.
- Мама, я… прости…
Такое простое слово. Но его никогда не бывает достаточно.
Согнувшись над столом, она срывается на надсадный жалящий крик.
- Где ты шлялся все это время, я спрашиваю тебя?! Отродье! Где ты был?!!
Изнемогая, вжимаюсь в дверь. Тело становится ватным от внезапно накатившей слабости. Еще немного и я грохнусь вниз, на пол.
Мне нечего сказать в свое оправдание. Совсем нечего. Я виноват…
Ее плечи продолжают вздрагивать. Покачиваясь и царапая сведенными пальцами поверхность стола, она глухо шепчет, исступленно поводя головой из стороны в сторону.
- Нет, ты не Рицка… Ты не мой Рицка, - захлебнувшись внезапным всхлипом, угловато вскидывает голову. - Он был таким хорошим. А ты….Ты просто бестия какая-то. Выродок…
Потеряно вскидываю голову. Горло горит, сжимаясь в жгучем спазме.. Не сознавая своих действий, отрываюсь от двери, делая шаг вперед, умоляюще протягивая к маме руку. Я сейчас разревусь как маленький.
- Мамочка…
Нет. Нельзя было этого делать…. Это предел.
Рвано выдохнув, она неистово обрушивается кулаками на стол. С грохотом сметает с него посуду, разбрызгивая во все стороны тертый дайкон. Тарелки, ударившись о пол, разлетаются осколками.
- Убирайся!!!- ее надрывному крику вторит звон расколовшийся сахарницы. - Не прикасайся ко мне!! Не смей приближаться!!
Попятившись, вжимаюсь в дверь. Оседаю вниз, едва держась на ногах. Слезы катятся по щекам.
- Мамочка, пожалуйста!…
Ослепленная хлещущей вовне яростью, она стремительно оборачивается, в руке меж побелевших от напряжения пальцев тускло блестит солонка. Мгновение, и она уже летит в меня, врезается в стену прямо рядом с головой. Осколки вперемешку с солью брызжут в стороны. Один из них чиркает по моей щеке.
- Вон отсюда!! - следом за солонкой в стену врезается перечница, обсыпая меня едкой серой пылью.
- Ты ненавидишь этот дом! Ненавидишь меня! Уходи туда, где ты шатался все это время, и не возвращайся сюда больше! Я не желаю тебя видеть!
Этот захлебывающийся нестерпимый крик пронизывает до самых глубин. Зажмурившись, закрываю голову руками, изо всех сил стараясь не кашлять. Горло жжет, то ли туда попал перец, то ли меня душат слезы.
Дверь продолжает гулко вибрировать, на меня сверху сыпятся осколки. Что-то тяжелое ударяет в грудь, выбив из нее воздух, заставив все-таки рухнуть на колени.
- Мамочка, я не хочу никуда идти! – вздрагивая как в лихорадке, глотаю горькие соленые капли. - Не прогоняй меня! Пожалуйста!
Грудь горит, мне тяжело дышать. Качнувшись вперед, опираюсь руками о пол.
- Это же мой дом… я не хочу… уходить.
- Твой дом! - В ее голосе так много болезненной ярости и беспредельного отвращения, что мне хочется зажать руками уши. - Не говори этого! Не смей говорить!
Съежившись, вздрагиваю на полу. Мне плохо, меня трясет.
- Мама, пожалуйста…
Она сгибается пополам, надсадный, безудержный крик выплескивается из нее бешеной волной.
- Замолчи!!! Не смей называть меня так!! Я не мать тебе!!! Мой Рицка никогда бы не сделал такого, он меня любил, а ты… - она задыхается, хватая ртом воздух. - Ты!!!…
Ее слова - хуже пощечины. Да лучше б она меня избила.
Сдавленно всхлипываю:
- Я люблю тебя, мама!
- Ложь!!
Дверь за моей спиной содрогается от удара. Разделочная доска, рухнув вниз, проходится по спине.
- Это не любовь! Так не любят! Ты только и делаешь, что причиняешь мне боль! Не слушаешься меня! Не слушаешь мать!
Вскинув голову, подавляю резкий болезненный выдох.
Но ведь она только что сказала?… Она же сама себе противоречит! Просто не понимает уже, что говорит! Она не понимает!!
- Мама!!!
- Ты отвратительный ребенок! Ты позор! Гадкая, мерзкая копия! Ты омерзителен! Омерзителен!
Шатаясь, пытаюсь подняться на ноги, держась за пылающую грудь. Всхлипываю.
- Мамочка!
- Убирайся!!
Она мечется и бьется у стола, натыкаясь на углы. Голос уже весь себе сорвала. Она не имеет виду то, что говорит! Ей больно! Ей просто больно!
- Убирайся вон! Не жалею видеть тебя! Ты не сын мне!!
Пальцы сжимаются, в них впиваются осколки, царапая в кровь руки, но я почти не осознаю этого. Ее надо остановить! Она так может повредить себе!
- Мама…
Я знаю, что нельзя к ней сейчас приближаться, но все равно встаю. Бросаюсь вперед, обхватываю ее руками. Прижимаюсь всем телом, чувствуя, как жесткие складки маминого шерстяного платья беснуются под моими руками. Паника выворачивает все внутри наизнанку.
- Не трогай меня! Ты ничтожество! Грязь!…
Она пытается оторвать меня от себя. Царапает лицо и плечи. Изо всех сил отчаянно сжимаю руки, но мама сильнее, гораздо сильнее. Особенно сейчас, когда совсем не контролирует себя.
Жесткая затрещина отбрасывает меня в сторону. Земля уходит из-под ног, легкие сводит слепящим всплеском ужаса. Грохаюсь на пол, со всего размаху прикладываясь затылком о ножку обеденного стола. Голову пронизывает жгучая вспышка, на мгновение все мутнеет перед глазами. Сквозь плывущее сознание слышу, как от мощного удара распахивается входная дверь. Летящий звук стремительных шагов прокатывается по коридору. Соби!...
- Нет!!- отчаянно вскрикиваю во весь голос. – Приказываю - уходи! Не вмешивайся!!
Ритм шагов сбивается, словно Соби резко останавливается, налетев на преграду из моих слов.
- Не говори так со мной!!
Щеку обжигает хлесткая пощечина. Затем еще одна… Моя голова, мотнувшись, дергается в сторону. В ушах звенит.
- Мама…
Тарелка с каштанами взрывается осколками на полу.
- Не зови меня так, ты, несносный! Отвратительный! Мерзкий! Мать для тебя - никто, да?!
Она нависает надо мной. Волосы растрепались, в глазах безумствует ярость отчаяния.
- Как ты можешь жить?! Ты должен был умереть, а не Сеймей! Ты!
Из коридора доносится резкий, отрывистый вздох. Понимаю вдруг, что Соби сейчас, не раздумывая, ворвется в кухню, наплевав на мои приказы.
-Не смей входить!!! Стой, Со…
Имя перетекает в мучительный вскрик. Резкая боль обжигает локоть. Вторая тарелка, расколовшись, обсыпает меня каштанами…
Время как река… И чувства скользят по ней, то обостряясь, то бледнея, но бывают мгновения, когда несколько идущих от сердца слов способны изменить все…
- Мама, ты любишь меня?!
Вскрик отчаяния, больше похожий на плач, выплескивается из меня вместе с неудержимым потоком слез. Они струятся по вискам, заставляя слипаться волосы.
Мама застывает надо мной, с занесенной над головой тарелкой.
- Что?
- Ты любишь меня, мама?!
Мучительно вскинув подбородок, содрогаюсь в рыданиях. Мне плохо, как мне плохо.
- Неужели… неужели во мне совсем нет ничего, что можно было бы любить? Неужели я, правда, настолько тебе противен?!
Ногти впиваются в ладони. Слезы сводят жгучей судорогой горящее горло, мне тяжело говорить, я с трудом проталкиваю в легкие воздух, но я не могу остановиться. Слова струятся из меня как прорвавший плотину поток.
- Если хочешь, я умру… Если тебе будет легче… если это сделает тебя счастливой, я умру, если ты правда хочешь!…
Из-за двери слышится сдавленный стон и глухие удары, словно кулаки Соби неистово врезаются в стену. Мне больно слышать это, но все вокруг словно утратило значение, я вдруг перестал ощущать страх, отчаяние выжгло его, опустошив сознание. Только голова плывет и пылает, будто наполненная расплавленным свинцом, и душа заходится тоскливым плачем.
С трудом подняв исходящие слезами глаза, тусклым взглядом смотрю наверх, туда, где, подрагивая и расплываясь, застыл нечеткий мамин силуэт.
- Но у тебя никого нет, кроме меня, мама… Никого не осталось… Мы одни…
Всхлипнув, запрокидываю голову.
- Может, я не тот Рицка, которого ты ждешь, может, я совсем другой и неправильный, но я – это все, что у тебя есть.
Вздрагиваю от расколовшего тишину звона. Тарелка выпала из маминых рук. Пошатнувшись, мама судорожно хватается за край стола, но не может удержаться на ногах, тяжело оседает вниз, падая на колени средь груды осколков. Невидящим, полубезумным взглядом поводит кругом. Плечи, приподнимаясь, сотрясаются, и она вдруг начинает плакать. Горько. Безутешно. Навзрыд.
Прижимает руку ко рту, и я вижу, как дрожат ее сведенные пальцы. Наклоняясь вперед, комкает подол передника, раскачиваясь, поводя из стороны в сторону головой…
- Рицка…
Тихо и безудержно рыдает, перемежая мое имя со всхлипываниями.
- Рицка….
Неуклюже перекатываюсь на бок. Приподнимаюсь, ползу к ней, обдирая колени об острые грани разбитой посуды. Даже если мама оттолкнет. Даже если снова ударит, это не имеет значения. Я хочу просто прикоснуться к ней. Хочу обнять, почувствовав под руками ее плечи. Эта жажда переполняет меня, накатывает волнами, перехлестывая через край. На мгновение мне кажется, что я умру, если сейчас не посмотрю ей в глаза.
Падаю рядом на колени, нелепо хватаюсь за рукав ее домашнего платья. Гляжу ей в лицо и проваливаюсь в этот полный боли взгляд. Он как коридор, ведущий в другую вселенную, утягивает меня за собой, поглощает, воскрешая внутри знакомое парящее чувство, схожее с озарением. Мгновение. Зарница молнии. Разряд дефибриллятора, направленный в мое сердце. И я как никогда остро и отчетливо осознаю, что я должен сделать сейчас…
И главное «как»…
- Мама…я… прощаю тебя.
Крепко обхватив мамины запястья, отрываю ее руки от лица.
- Я тебя прощаю.
Говорю и вижу, как сказанное мной достигает цели. Вижу, как распахиваются в немом неверии мамины глаза, как болезненно изгибаются брови. Вскрыв невидимую преграду, разделяющую нас, эти слова вскипают во мне бушующим потоком. Раскрываются, разносятся вширь, звеня и перекатываясь подобно пенящимся струям водопада. Пронизывают все вокруг, накрывая пространство комнаты и дальше, много дальше. За стеной я слышу едва различимый прерывистый вздох Соби. Моя сила рвется из меня, я не могу ее остановить, но это и не нужно. Я ощущаю, почти физически ощущаю, как дрожащие волны вливаются в самые глубины маминого сознания, натягивая меж нами крепкую незримую нить, и я вижу, чувствую, осознаю…. Мечущиеся картины, как слепки маминых мыслей, проносятся перед глазам со скоростью кадров кинопленки. В один краткий миг постигаю яркой вспышкой, в чем глубинная подлинная суть моей силы. Она не в том, чтобы подчинять, а в том, чтобы понимать. Это новое, открывшееся мне знание делает все вокруг настолько кристально ясным и ярким. Сейчас в моих ладонях собраны все нити. Я как мифические, античные Норны тку плотно нашей судьбы и способен перекроить ее, направив в иное русло. Сделать все, как должно. Так, как будет правильно. Наилучшим образом. Именно в этот краткий миг я сосредоточил наши с мамой судьбы на острие своих слов.
- Все хорошо, - подавшись вперед, обнимаю ее, притягиваю к себе, заключая в струящийся сквозь меня вихрь.
- Ты совсем не плохая. Я никогда так не думал. И я ни в чем тебя не виню.
Всхлипываю, сжимая руки. Ради таких мгновений стоит жить.
- Я никогда не брошу тебя, мама. Никогда не оставлю одну. Тебе никогда не придется стыдиться меня. Никогда не придется краснеть за меня. Я вырасту достойным, как ты всегда желала. И я всегда буду тебя любить. Доверяй мне, мама. Поверь в меня. Просто поверь….
Тихонько вздыхаю, ощущая невероятную, тающую нежность. Она обволакивает нас и мне так тепло. А еще больше оттого, что мама порывисто обнимает мои плечи, прижимая голову к своей щеке. Гладит по ушкам, баюкает на руках словно маленького.
- Рицка…
- Не надо…- зарываюсь лицом ей в плечо. - Теперь все будет в порядке.
Я уверен, что будет. Ведь я все сделал правильно. Я еще никогда не был уверен в этом так, как сейчас.
Она прерывисто вздыхает, затем отпускает меня, заглядывает в лицо, взяв его в ладони. Как я давно мечтал о подобном. Как давно мне хотелось увидеть улыбку в маминых глазах. Я сейчас счастлив, так глупо и безбрежно счастлив, что не передать словами. Возможно, для меня все только начинается. Начинается нормальная жизнь. Я чувствую, что сделал шаг в нее, словно развеял дымную завесу и уничтожил проклятье, реявшее над нами.
Бросить вызов судьбе и победить – возможно. Я только что это доказал. Разве нет?
- Беспорядок… -мама оглядывается вокруг, - какой я навела беспорядок. Нужно убрать…
Поднимается на ноги, осколки скрипят под подошвами тапочек.
Сидя на полу, ощущая накатившую внезапно усталость и слабость, наблюдаю, как мама собирает разбросанную по всей кухне утварь, пережившую сегодняшнее утро.
Оглядываюсь на дверь. Там в коридоре Соби… Мне нужно к нему.
Эта мысль неожиданно отрезвляет, заставив вспомнить кое о чем.. Я забыл одну важную вещь, окунувшись в свою эйфорию. Мне ведь нужно сейчас уезжать. И это после того, как я помирился с мамой, заверил в том что не оставлю ее… Как я теперь уеду? Я ведь только что своими руками вырвал шанс…
Выставив в ряд на столе все уцелевшие вещи, мама с головой погрузилась в уборку. Разыскала половую щетку и совок; смела осколки в середину комнаты; достала тряпочки, чтобы стереть со стен пятна от прилипших к обоям хлопьев дайкона…
Смотрю на нее с грустной улыбкой. Мама все равно никогда не станет прежней. Такой, как на видеозаписях из моего детства и фотографиях. Что-то в ней сломалось после смерти Сеймея. Словно исчез поддерживающий ее дух стержень, но… я смог бы стать ей опорой. Ведь я обещал. И это обещание, эти слова они заняли бы пустоту в ее душе, также как сейчас подарили надежду. Если бы только мне не надо было ехать в Семь Лун… Если б я мог остаться….
- Мам, я пойду?
Она, не отвлекаясь, кивает, старательно натирая до блеска столешницу. В том, как мама хлопочем по хозяйству, есть что-то жуткое. Словно она отвыкла заниматься чем-нибудь другим. И не может уже и помыслить о чем-то, выходящем за узкий круг ее каждодневных действий. Но она хотя бы спокойна сейчас. Это самое главное.
- Рицка, сделать тебе завтрак? - она оборачивается, с надеждой глядя на меня. - У нас еще остались каштаны.
Остановившись у входа, оглядываюсь на нее. Помедлив в сомнении, говорю тихо и смущенно.
- Мам, я не люблю каштаны.
- Не любишь? - она отводит глаза и тихо шепчет, глядя куда-то в пространство. - А мой Рицка любил.
Слегка вздыхает, повесив голову.
- Хорошо. Я приготовлю что-нибудь из того, что любишь ты.
Сжав металлическую ручку, замираю у двери. Что ж. И это тоже закономерно. Наверное, неправильно желать всего и сразу. Должно быть, пройдет еще немало времени, прежде чем мама сможет полностью принять меня уже нынешнего. Возможно, когда-нибудь, когда я вырасту, она прекратит нас сравнивать просто потому, что между десятилетним ребенком и человеком, скажем, двадцати лет будет слишком большая разница, чтобы можно было вообще говорить о сравнениях. Но до тех пор призрак прежнего Рицки неизбежно будет витать в стенах нашего дома, и с этим придется жить нам обоим. Но пока я просто рад, что завоевал право на свое существование в глазах мамы. Я больше не ошибка. Я имею право жить.
Покинув кухню, плотно притворяю за собой дверь. Оборачиваюсь. Соби. Как он?
Взгляд устремляется к неподвижной фигуре, застывшей в полумраке коридора у стены,
Соби стоит, прижавшись к ней, спрятав лицо в ладонях. Он не сразу реагирует на мое появление, только спустя несколько долгих мгновений я слышу тихий шелест одежды. Он чуть поворачивает голову в мою сторону, опускает руки, скользнув пальцами вниз по шершавой поверхности стены. Смотрю на него и мне не сдвинуться с места. Как-то это все слишком для нас обоих.
- Рицка, прости. Я сломал тебе дверь, - тихо и чересчур спокойно произносит Соби.
Что?! Мои глаза широко распахиваются, едва до сознания доходит смысл фразы. Сорвавшись с места, обежав Соби, выглядываю из-за угла в коридор. Входная дверь, раскрытая нараспашку, слегка покачивается на сквозняке. На месте замка зияет неровная дыра, окруженная изломанным частоколом деревянных волокон. Сам замок в обрамлении веера щепок лежит на полу почти у ступеней лестницы, словно его отнесло туда взрывной волной.
Оборачиваюсь на Соби. Он молчит, глядя в пол. Будто ожидает, что я сейчас накричу на него. При других обстоятельствах, в другое время, может быть еще только месяц назад, я бы скорее всего так и сделал. Здорово разозлился бы. И испугался бы того, что скажет мама, увидев такое безобразие. Почему сейчас мне почти все равно?
- Вот черт. Такое сложно не заметить, - растерянно потираю ладонью лоб. - Соби, а починить-то ее можно?
- Можно, - поднимает на меня глаза, - мне сделать это?
Удивленно вскидываю бровь.
- Конечно. Странный вопрос.
- Хорошо. Будет исполнено.
Тронувшись с места, он идет к двери. Поднимает обломок с замком за ручку. Собирает лежащие вокруг осколки древесины. Наблюдаю за ним, пытаясь понять свои смутные ощущения, возникшие при виде его непонятной реакции. Какой-то он слишком сдержанный и послушный. Я думал, он порадуется за меня. Хотя бы обнимет. Но он мне даже не улыбнулся. Неужели он не рад тому, что я помирился с мамой?
Собрав все обломки, Соби идет к двери. Опускается перед ней на одно колено, я не вижу, что он делает там, но исходящая от него аура подчеркнутой покорности не дает мне покоя.
Может, Соби просто переживает? Он ведь ослушался моего приказа и к тому же дверь сломал… Может, в нем опять проснулось это его треклятое чувство вины? Это так похоже на Соби - тревожиться из–за подобных вещей.
Хотя это все равно очень странно. Я, когда бежал к нему на помощь перед боем с Зеро, даже и не думал о том, чтоб мучиться какими-либо угрызениями совести. Меня вообще не волновало, будет ли он против моего вмешательства, я просто не мог остаться в стороне… Я не мог, и он не смог тоже. И я не стал бы винить его за это. Я бы понял.
Но я все-таки Жертва. А Соби – Боец. И он не имеет права игнорировать мои приказы. Проводив меня, он не ушел, остался ждать на улице. Стоял там, на дорожке, и слушал доносившиеся из дома крики. Наверняка, они были отчетливо слышны. Как же он боялся за меня, если все-таки нарушил приказ.
Соби возится с замком, я молча созерцаю его красноречиво бесстрастную спину.
Я не мог позволить Соби вмешаться. Но был жесток, запретив ему сделать это. Вот ведь черт.
- Готово, - он поднимается на ноги, отряхивая колени, - не совсем так, как было, конечно, я не все щепки сумел найти…
Соби осекается, потому что, только успев повернуться, впечатывается спиной в дверь. Я прижимаюсь к нему, обхватив руками, и глухо шепчу, спрятав лицо на его груди.
- Прости меня, Соби. Я заставил тебя волноваться.
Трусь щекой о жесткий шов его рубашки и тихонько повторяю.
- Прости…
Какое-то нестерпимо долгое время я слышу только его осторожное дыхание. Затем руки Соби смыкаются за моей спиной. Он наклоняется, длинные пряди волос проскальзывают вниз по щеке, а челка касается макушки.
- Ничего. Ведь ты справился.
Чуть отстранившись, он поднимает мою голову, взяв подбородок в ладони, заглядывая в лицо.
- Но ты позволишь мне осмотреть тебя. Я хочу быть уверен, что с тобой все в порядке.
Он не спрашивает. Он утверждает.
Вскидываю глаза, встречаясь с его серьезным взглядом.
Да. Я позволю. Тот, кто настолько предан тебе, что готов, не раздумывая, обменять свою жизнь на твою безопасность, вправе быть требовательным иногда.
- Хорошо, - беру его за руку, - пойдем.
***
Из трубки доносятся нетерпеливые сигналы вызова. Щелчок соединения.
- Слушаю.
- Сеймей? У меня есть прелюбопытные новости для тебя. Мне показалось, тебе захочется узнать об этом.
- Что-то важное?
- Пожалуй. Только что Рит-тян использовал свою силу Жертвы, довольно впечатляюще, кстати. Так вот, похоже, объектом воздействия была ваша с ним мать.
- Вот значит как, – усмешка. - И каков результат? У него получилось?
- Да, если меня не обманывают линзы моего бинокля, а они меня не обманывают. По крайней мере, эти двое так трогательно обнимались минуту назад на кухне, я прям чуть слезу не пустил.
- Понятно.
- Что-нибудь будешь предпринимать? Это ведь несколько меняет расклад, разве нет?
Пауза.
- Сеймей?
Вздох.
- Нет. В конечном итоге это ничего не меняет. Продолжай наблюдение.
Гудки….
Рицка.
Проводив Соби в свою комнату и впустив его внутрь, я сразу удрал в ванну. И не только лишь потому, что чувствовал необходимость привести в порядок испачканные волосы и одежду, скорее уж в этом нуждались мои мысли. Сегодняшний день постепенно начинает напоминать мне поезд, на полном ходу сошедший с рельс и влекомый по бездорожью силой собственной инерции. Как бы я ни пытался хоть немного замедлить ход событий, они неудержимо тащит меня следом, подталкивая вперед. Они и моя совесть требуют от меня исполнения некоторых вещей. Ничто еще не закончилось. Как раз таки только начинается. Так что, возвращаясь из душа, неслышно проскальзывая босыми ногами по паркетному полу коридора, я испытывал сложные чувства. Что-то среднее между нервным перевозбуждением и смирением с неизбежным будущим. Наверное, мне просто хотелось, чтобы сегодняшний день поскорее закончился, вне зависимости о того, какими будут его результаты.
Отворив дверь в свою спальню, застаю Соби, сидящим на кровати. Застыв словно безмолвное изваяние, он рассматривает свои руки, сцепив пальцы в замок, и терпеливо дожидается меня. Поднимает голову, едва заслышав шаги. Замираю на пороге, встречаясь с Соби взглядом, затем, глубоко вздохнув, иду вперед. Как в омут погружаясь в светящийся сиреневый полумрак комнаты, и мне на мгновение кажется, что замершее в ней время вдруг страгивается с места, словно до этого оно было поставлено на паузу. Слишком уж безжизненными и безмолвными выглядят окружающие предметы и мебель. Когда я успел отвыкнуть?
Подойдя к окну, распахиваю шторы, впуская внутрь солнечный свет. Вернувшись к
кровати, вешаю на спинку компьютерного кресла свое влажное полотенце. Бросаю неуверенный взгляд на Соби. Приближаюсь, останавливаюсь перед ним. Изрядно нервничая, резким, отрывистым жестом стаскиваю с себя футболку. Чего Соби там хотел-то? Осмотреть меня? Я уже и сам успел налюбоваться на многочисленные свежие синяки и ссадины, пока отмывался от соли с перцем и липких пятен, оставшихся после каштанов. Неприятно было. Соль забиралась в порезы на руках, саднила и отзывалась жгучим жжением. Как результат,- кожа вокруг ранок опухла и налилась болезненной краснотой. Даже пальцы не сгибаются без того, чтобы я не шипел при этом сквозь зубы.
Я мог бы попросить Соби о помощи, чтоб не травмировать кисти. Я и хотел вначале так поступить, но потом представил себе эту картину. Практически ощутил, как его чуткие руки зарываются в мои волосы, осторожно вспенивая шампунь. Массируют голову, мягко потирают Ушки. Затем бережно обмывают шею и плечи… Наверняка, это было бы очень приятно, а Соби был бы как никто аккуратен. Но все равно это было бы слишком близким, откровенным действом, чтобы я мог позволить себе и ему подобное. И сейчас, наблюдая за тем, как пристальный взгляд Соби скользит по моему телу, подмечая все, даже самые мелкие повреждения, мне хочется всхлипнуть. Почему я чувствую себя таким незащищенным? Почему дрожу, если в комнате тепло? Я всего лишь снял футболку, а ощущение такое, будто лишился всей одежды сразу.
Подняв глаза, Соби всматривается в мое лицо. Тянется вперед, притрагиваясь к скуле кончиками пальцев, чуть поворачивает голову. Верно. Щеки тоже опухли, расцарапаны и все еще горят. К тому же меня так отхлестали по лицу, что там наверняка останутся синяки. Руки Соби осторожно прослеживают перечеркивающий щеку глубокий порез, и я ощущаю, что мне становится легче. Жжение и зуд успокаиваются, кожа на лице прекращает пылать, словно к ней приложили прохладный компресс. Прикрываю глаза. Так вот чего он хотел. Понятно теперь.
Скользнув пальцами сквозь волосы, он заставляет меня наклонить голову. Продвигается вдоль ушных раковин по направлению к затылку. Чуть хмурится, обнаружив там выступающую налившуюся ссадину. Здорово же я о стол приложился, даже кожу рассек. Хорошо, хоть голова не болит, а то можно было бы смело констатировать сотрясение мозга. А так только шишка получилась, отрывисто пульсирующая в такт биениям сердца. Впрочем, через мгновение и эти ощущения растворяются, сменяясь тупым подергиванием. Боль уходит. Ссадина осталась, но меня она уже почти не беспокоит. Должно быть, к завтрашнему дню она исчезнет совсем.
Закусываю губу, ощущая прикосновение дыхания Соби к своему плечу. От этого места расходятся стайки мурашек. Он настолько близко, что кончики волос, касаясь груди, щекочут кожу на ней. Кажется, ему достаточно чуть повернуть голову, а мне скосить глаза вниз и наши взгляды встретятся в упор. Нестерпимое чувство.
Пальцы Соби пробегают вверх по моей голове ко лбу, затем двигаются обратно, спускаясь на шею, и останавливаются там.
- Рицка, разреши мне тебя поцеловать.
Чуть ли не подпрыгиваю на месте.
- Что? Зачем?!
- Это упростит процесс,- терпеливо поясняет он.
Упростит? Ну, кому как.
Жалобно смотрю на Соби. Подавив вздох, смиряюсь. Ну, если ему это правда нужно…
Подаюсь к нему, прикрыв глаза. Жду, задержав дыхание. Он тянется наверх и прикасается к моим сжатым губам. Едва трогает их и тут же отстраняется, но позвоночник будто бы пробивает разряд электрического тока, уходящий наверх и отзывающийся холодком в затылке.
Ох-х! Невольно дернув головой, крепко стискиваю дрожащие ресницы. Что это было?!
Хорошо, хоть щеки и так пунцовые: не видно, как сильно я покраснел.
Да что со мной происходит, в конце концов?! Соби же ничего особенного не делает. Только, придвинувшись ближе, чтобы не тянуться слишком далеко, спускается ладонями вниз по позвоночнику, склонив голову на бок, будто прислушиваясь к чему-то. Замирает там, где, я чувствую, намечаются синяки. Легонько поглаживает их пальцами по кругу, но даже такие едва ощутимые прикосновения, отдаются дрожью во всем теле. Я знаю, в чем смысл его действий. То же самое он проделывал с моими глазами еще вчера. Точно так же произносил что-то одними губами… Наверное, и от этих отметин скоро ничего не останется. Сквозь замешательство, чувствую отстраненное удивление. Я ведь стою лицом к Соби, он даже не видит, в каком месте расположены эти ссадины. Вряд ли он угадывает, скорее чувствует, где у меня болит. Надо же…
Опустившись к поясу джинсов, его ладони огибают талию, перемещаясь на живот. Бессознательно втянув его, с силой выдыхаю и спрашиваю, пытаясь скрыть свое смятение и заставить голос звучать ровно и безразлично.
- Надеюсь, хоть штаны снимать не надо?
Этого я точно не переживу.
Бросив на меня быстрый взгляд, Соби чуть качает головой.
- Не нужно. Там я ничего тревожащего не ощущаю.
Врет ведь. С благодарностью смотрю на него сверху вниз. Не ощущает он. Как же. У меня все коленки исцарапаны. Можно подумать, он об этом не знает. Соби обращал внимание на куда меньшие повреждения чем эти.
- Спасибо, Соби.
Он не поднимает глаз, но в уголках губ впервые намечается легкая улыбка.
- Не за что.
Чувствую, как сердце гулко впечатывается в ребра. Вот значит как… Так и думал, что он насквозь меня видит. Прекрасно осознает, каково мне сейчас. Уж лучше б мне было этого не знать наверняка. Лучше б я считал, что мне удается скрывать, как сильно я волнуюсь. Насколько меня тревожат его прикосновения. Я же просто заставляю себя стоять прямо и не отшатываться каждый раз, когда его теплые ладони прижимаются к коже, накрыв очередной ушиб. Хорошо хоть Соби не смотрит на меня и не видит, как я краснею при этом до корней волос. Всего один его прямой взгляд и я не удержался бы. Сбежал бы куда-нибудь.
Его руки останавливаются напротив солнечного сплетения.
- Ребро треснуло, - спокойно произносит он. Наклоняется к моей груди и тихо говорит что-то. Я даже не вслушиваюсь в слова, просто стою, выпрямившись, глядя в стену поверх его головы, пытаясь отрешиться от настойчивых бередящих мыслей, упрямо лезущих в голову. Даже если эти простые его касания вызывают во мне такую бурю эмоций, что было бы со мной, если бы он?… Если бы мы?… О чем я думаю?!…
- А здесь сильные ушибы, - его руки плавно перетекают с ключиц на шею и, исследовав ее, спускаются на руки. Да, верно. Синяки на плечах и локте обещали быть впечатляющими, но теперь уже не будут таковыми. Соби об этом позаботится.
- Почему ты раньше никогда не предлагал мне… не пробовал так меня лечить?
Помедлив, он все-таки отвечает.
- Я не предполагал, что ты разрешишь мне дотрагиваться до тебя.
Вот как? Вскидываю брови. Но разве?… Хотя… он прав. Я бы точно не допустил ничего подобного. А сейчас допускаю не потому ли, что сознаю, что за последние десять дней Соби успел познакомиться с моим телом куда ближе, чем я осмеливаюсь думать. Он ведь ухаживал за мной, мыл, одевал… Глупо было бы после такого отказывать ему в простом осмотре. Но если глупо, то почему мне настолько не по себе. Почему, я ощущаю себя так неловко. Вроде не должен бы и вместе с тем…
- Все.
Он осторожно берет в свои ладони мои исчерченные порезами руки. Легонько дует на них, и даже это приносит облегчение. Хотя очевидно, что он уже успел что-то сделать с ними. Ранки не кровоточат. Краснота стала спадать, и я совсем уже не ощущаю боли. Она уходит просто оттого, что Соби держит мои руки в своих.
- К утру все заживет, но пока лучше заклеить.
- Да. Сейчас.
Высвободившись из его ладоней, срываюсь с места, хватая лежащую на кровати футболку. Остановившись у шкафа, поспешно натягиваю ее на себя, вздыхая с некоторым облегчением. Как странно, футболка такая тонкая, но в ней я чувствую себя куда уверенней, словно миллиметр покрова одежды имеет силу магического щита. Должно быть оттого, что Соби больше не может смотреть на меня. Даже его взгляд ощущается кожей как прикосновение.
Открыв отделение с полками, привстаю на цыпочки, нашаривая на верхней прямоугольную металлическую коробку.
И все-таки удивительно, что мы оба смогли решиться на такое. Что Соби решился. Может, это из-за того, что случилось вчера? Из-за того, что я открыто признал себя его хозяином? Хотя Соби раньше и так исполнял мои приказы, но мы действовали каждый сам по себе, по-отдельности. Это особенно хорошо чувствовалось в сравнении хотя бы между нами и Зеро. Глядя на них, я всегда ощущал, что они пара. Существуя в двух лицах, они все равно едины. Означает ли это, что, возможно, мы с Соби тоже могли бы стать таковыми? Наверное, могли бы. Но станем ли, если вспомнить о том, что я должен ему рассказать? Скорее всего, нет.
Захлопываю дверцу, позволив себе вложить в свое движение чуть больше силы, чем требуется, чтобы хоть как-то притупить охвативший меня на мгновение всплеск досады и сожаления.
Пусть так. Но это ничего не изменит. Я должен рассказать все Соби, и я расскажу. Прямо сейчас.
- Вот, держи,
Протягиваю ему аптечку. Опускаюсь рядом на кровать, глядя, как Соби со знанием дела перебирает ее содержимое.
- Годится, - достает лейкопластырь и ножницы. Отрезав небольшой кусочек, аккуратно прилаживает его к моей щеке, заклеивая порез. Обматывает широкой лентой запястья, умело обходя места сгибов, чтобы я мог работать кистью и шевелить пальцами. Печально улыбаюсь, наблюдая, как уверенно двигаются руки Соби. Сколько заботы… Только Сеймей был так внимателен ко мне: ухаживал, промывал ранки, перевязывал их. А теперь когда появился человек, желающий так же заботиться обо мне, есть реально существующий шанс все испортить. И самое ужасное, - у меня уже нет ни сил, ни права тянуть с этим.
- Соби, мне нужно поговорить с тобой.
- О чем? - он осторожно срезает кончик лейкопластыря, разглаживает его, чтобы избежать заломов и складок, и переходит на другую руку.
Моя забинтованная кисть падает на колено. Кончики пальцев едва заметно подрагивают. Не могу никак справиться с этим.
- Я должен кое-что тебе рассказать.
- Рассказать? - он поднимает на меня глаза, и мне на мгновение кажется, что в их глубине я вижу проблеск радости. Впрочем, он тут же прячет взгляд, возвращаясь к своему занятию, и лишь в уголках губ вздрагивает едва заметная улыбка.
С тоской наблюдаю, как пластырь кольцо за кольцом облегает мои пальцы. Почему в самые ответственные моменты слова куда-то деваются. Мне никак не начать.
- Готово, - приладив на место последний кусочек пластыря, Соби убирает его и ножницы в аптечку. Закрывает на крошечный замочек, отставив коробку в сторону, и замирает на кровати, не глядя на меня.
О чем, он полагает, я расскажу ему, если выглядит таким взволнованным. Чуть ли не счастливым. Чего бы он ни ждал, я, кажется, сейчас здорово обману эти ожидания.
Дернувшись от этой мысли, резко поднимаюсь. Сделав пару быстрых шагов, плюхаюсь на свой компьютерный стул так, что он, скрипнув колесиками, отъезжает в сторону. Роняю голову на руки. Я что ли думал, мне будет легче, если я увеличу расстояние между нами? Опять тяну время.
- Соби, я не знаю, как сказать тебе об этом…- закусываю костяшки пальцев. Ушки жалко льнут к голове. Мне казалось, я исчерпал за это утро все свои запасы страха на год вперед. Я ошибся.
- В общем, мы с Зеро кое-что натворили месяца полтора назад. Мы-ы…
Перевожу дыхание. Ну же. Я ведь так давно хотел поговорить с ним об этом.
- Рицка…- отчетливые нотки недоумения в голосе Соби сочетаются с тревогой. Он явно не понимает, что со мной происходит.
- Соби, подожди, - упрямо встряхиваю головой, - я должен сказать… Короче говоря, мы…
Стискиваю веки. Ненавижу себя!...
-…Мы взломали сервер Семи Лун и выкрали учебник для Жертв, - выпаливаю наконец на одном дыхании.
- Не вини Зеро, они ни при чем. Это была моя идея. Только я виноват…
Безрадостно гляжу в пол. Вот я и сказал самое основное. И вернуть свои слова обратно уже не смогу. Что бы ни последовало на этим, я приму все без возражений. Я даже почти готов.
- Виноват?...
Голос Соби обрывается, он хочет сказать что-то еще, но, видимо, в замешательстве не может сформулировать фразу. Вжимаюсь лбом в сцепленные замком руки, подавляя желание вскочить и начать беспорядочно извиняться. Я не заслуживаю прощения, так и нечего просить о нем.
До меня доносится приглушенный вздох. Соби произносит, как мне кажется, с сожалением.
- Рицка, я все знаю.
Слова медленно достигают сознания, застревают там, запутываются…. Первая мысль в голове возникает не сразу, и она о том, что у меня не все в порядке со слухом.
Что он только что сказал?! Он знает?!!
Пораженно вскидываю голову.
- То есть как… знаешь? Откуда?!
Соби слегка усмехается, словно удивляясь себе, и качает головой.
- Это неважно. Но если бы и не знал, все равно заподозрил бы. Некоторые вещи скрыть невозможно. Так что я просто ждал, когда ты решишь сам мне все рассказать. Возможно, напрасно ждал. Но, по-моему, это называется доверием, ты не согласен?
Наверное, мои глаза могли бы соперничать формой и размером с блюдцами, настолько они большие и круглые. Так Соби все это время был в курсе происходящего? Понимал, что я лгу ему! И… и… он даже не сердится? Я так мучался, так переживал, опасаясь того, что он скажет или подумает, а он даже не сердится?!!
Вскакиваю, задыхаясь от злости, и не в силах не дать ей выход, пинаю стоящую рядом с кроватью тумбочку.
- Соби, ты!… ТЫ!!!... Я так!… А ты даже не!!!… Вот как тебя назвать после этого?!!! Да, как так можно вообще?!!!
Он стремительно поднимается на ноги, подхватывает меня в воздух, с силой сжимает в объятьях и сажает себе на колени. Молча вырываюсь, сопротивляясь изо всех сил. Да я сейчас просто разревусь от обиды… и облегчения.
- Пусти! - не пускает. Обвивает одной рукой мои запястья, стягивая их вместе, другой обхватывает за плечи.
- Ты непоследователен, Рицка, - мягко выдыхает он прямо мне в губы, в глазах светится нежность, - разве тебе не полагалось обрадоваться?
Вообще-то он прав. Сам не вполне понимаю, почему себя так веду. Просто мне… мне…
- Соби, мне было так плохо…- признаюсь я, наконец. Слезы рвутся из глаз. Ничего не могу с собой поделать.
Отпускает мои запястья. Но я больше и не хочу вырываться. Хочу зарыться в него всем телом, хочу…. Ох, я даже и не понимаю до конца, чего хочу.
Его рука скользит по моей щеке, поворачивая голову. Закрываю глаза. Я жду этого, я без этого уже просто не могу.
Губы мягкие, теплые, настойчивые… Они обхватывают, обнимают, с ума они меня сводят. Весь подаюсь вперед. Задыхаюсь, жадно приоткрывая рот. Эти прикосновения… Боги, как приятно… Все мои мысли, весь мой гнев, они куда-то испаряются, а по телу разливается приятная пряная легкость. Расслабляюсь в объятиях Соби, запрокинув голову, чтоб ему было удобнее. Ловлю губами его губы, жадно впитывая их ласкающее тепло. Устремляюсь навстречу, желая получить больше, еще больше. Голова плывет, но мне так нравится это ощущение.... Не хочу, чтобы все это прекращалось. Век бы ты не останавливался… Со…би…
Его руки на моих плечах сжимаются, собирая в складки ткань футболки. Прерывисто вздохнув, он отрывается от меня. Осторожно ссаживает со своих колен и укладывает на кровать. Наверно, чтоб я не упал. Пытаюсь удержать его, но он лишь, закусив губу, слегка качает головой и встает. Выражение его глаз какое-то странное, они будто подернуты дымкой и сухо блестят. Зрачки расширены.
Соби отходит к балкону и, приоткрыв его, достает из кармана пачку сигарет. Прикуривает. Мне кажется, или его руки слегка дрожат? Тонкая струйка дыма вырывается в теплое весеннее пространство.
Приподнимаюсь на локте, пытаясь выплыть из охватившего голову сладкого тумана. Соби, что ты со мной делаешь… После твоих поцелуев я неизменно ощущаю себя воспарившим к облакам. Однако эта нежность, эти открытые ласковые прикосновения рук лучше любых слов говорят о том, что я прощен. Прощен, даже не будучи обвиненным! Все-таки хорошо, что он знал обо всем. Если бы Соби не сказал этих слов, я не представляю, что бы со мной было, как бы мы смогли быть вместе дальше. Наверное, это было наилучшим выходом, хотя я и понимаю каково это: молчать. Я ведь тоже знаю о Соби некие вещи, которые, по его мнению, наверняка знать не должен.
- Я рад, что ты рассказал обо всем, - он поворачивается, глядя на меня; светлые волосы светящимся серебристым ореолом окружают голову, - даже, если был вынужден сделать это, все равно я очень рад.
Вынужден? То есть про угрозу со стороны Семи Лун он тоже знает?
Вздыхаю, прикрыв глаза. Похоже, он не так уж и расстроен. Может, я вообще зря так беспокоился?
- Соби… так получилось. Не самым лучшим образом, я понимаю.
- Ну что ты, - он слегка улыбается, - все было сделано на очень хорошем уровне. Думаю, скрыть свои достижения, после такой впечатляющей демонстрации было бы довольно сложно.
Вскидываю голову, с удивлением глядя на Соби. Прикрываю веки. Нет. Он не знает. Он говорит совсем о другом. Видимо, он подумал, что я решил сознаться во всем из-за происшествия на кухне, поскольку понял бесполезность дальнейшего утаивания.
Печально усмехаюсь.
- Нет, Соби. Все куда хуже. Гораздо хуже.
продолжение в комментариях...
Перекресток Chapter XII Termless
Перекресток
Рицка.
Погода для такого дня слишком хороша. Она словно насмехается над нами. Синее небо ослепительно. Облака как причудливые белые парусники скользят в его бездонной глубине. А шелест изумрудной листвы на мягком ветру ласкает слух. Так что не хочется никуда идти. Хочется остановиться, прислониться лбом к жесткой шершавой коре и стоять так, зажмурившись, вслушиваясь в эти нехитрые звуки. Деревья прекрасны в своей безмятежности. Им не нужно никуда спешить, не нужно решать никаких вопросов. Они просто есть. В каком-то смысле, они, наверное, счастливы.
Тихонько вздохнув, поправляю сползающую с плеча сумку. Что-то я с утра настроен на философский лад. Должно быть потому, что всеми силами стараюсь смириться с тем, что наверняка произойдет сейчас, когда мы с Соби дойдем до перекрестка оживленной улицы, свернем на мою аллею и, преодолев ее до конца, достигнем финальной точки нашего пути - моего дома, чью крышу я уже вижу вдалеке. В это замечательное, невероятно живое и яркое утро, я возвращаюсь домой, и контраст между окружающим нас великолепием и моим собственным обреченно-подавленным настроением кажется мне нестерпимым. Весь мир действительно насмехается надо мной. Если бы он мне сочувствовал, то сейчас бы с небес шел дождь.
- Рицка, тебе не тяжело? – ладонь Соби нерешительно касается моей руки. - Если хочешь, я могу взять и твой рюкзак тоже.
- Не нужно, - хмуро забрасываю сумку глубже на спину, - я справлюсь. Ты и так несешь достаточно.
Так мы и идем. Практически не разговаривая, лишь изредка перебрасываясь незначительными фразами. Сил моих душевных нет на то, чтобы что-либо говорить. Я просто шагаю вперед, механически переставляя ноги с одной лишь мыслью: я должен дойти. Должен войти в свою дверь. Должен найти в себе силы взглянуть в лицо маме и вынести все, что последует за моим возвращением. Я должен. Просто это нелегко. И очень страшно. У меня тайком трясутся и слабеют руки. Страх холодными, ослепительно-белыми волнами плещется и перекатывается во мне, подступая к горлу неприятной тошнотой. И мне никак не усмирить в себе эти чувства. Я никогда не подозревал, что страх может быть так осязаем. Что от него может быть настолько дурно. И что мне когда-либо доведется так сильно его ощутить.
Соби.
Рицка тих и замкнут с самого утра. Он почти ничего не ел, только вяло перемешал в тарелке кусочки своего любимого салата с рисом и тунцом, затем со вздохом отставил его в сторону. Я даже не пытался уговорить его позавтракать. И не вынуждал к общению, просто молча помог ему собрать рюкзак и сумку, оделся и отправился провожать его.
Шел рядом, наблюдая за ним, и остро сожалел, что не могу найти слов, чтобы как-то облегчить его состояние, хоть как-то его утешить.
Если бы он только разрешил мне вмешаться, если бы дал мне возможность помочь ему, я больше никогда не позволил бы ничему плохому случиться с ним. Но Рицка слишком упрям. Слишком непреклонен в своих решениях. Неужели он и впрямь думает, что заслужил все это? Я бы хотел обхватить его руками, закрыть собой и не пускать никуда. Я бы хотел. Но он мне не позволит. Рицка, как никто другой, безжалостен к себе.
Не дойдя до поворота к своему дому нескольких шагов, он останавливается.
- Все, Соби. Дальше я один.
Смотрю на него.
- Рицка…
- Нет, - он склоняет голову, пустым взглядом упираясь в асфальт. - Мы ведь договорились, что ты провожаешь меня только до дома. Пока, Соби.
Перехватив из моей руки сумку, он поворачивается, делая шаг в сторону. Не поднимая глаз… Смотрю ему в спину. Неужели так и уйдет? Даже не позволит обнять его? Рицка!
Моя рука, все еще удерживающая ручку сумки, сжимается. Почувствовав тянущее его назад давление, Рицка останавливается.
- Соби, отпусти.
И бездумно смотрит вперед на дорогу.
Стою, с силой сомкнув руку. Не могу разжать пальцы. Он склоняет голову, ушки тоскливо прижимаются к волосам.
- Соби, выпусти ты эту чертову ручку!
Это приказ… А я всегда подчинялся приказам. Гладкий кожаный ремешок выскальзывает из ладони. Днище сумки, приглушенно шурша, ударяется об асфальт.
Рицка нервным жестом вскидывает ее на локоть и, неуклюже заваливаясь на один бок, идет дальше, упрямо впечатывая в асфальт шаг. Ему тяжело. Сумка слишком велика.
Выпрямившись, уронив руки, обреченно наблюдаю за тем, как он уходит. На мгновение ощущаю безотчетный порыв броситься следом, поймать его за локоть и прижать к себе, но я опоздал. Рицка уже свернул на свою дорожку. Эта черта, где серый асфальт переходит в коричневые подъездные плитки, является гранью и для меня. Дальше идти за ним Рицка мне не позволил.
«Я позвоню тебе, Соби», - вот все, что он мне сказал. Иногда он бывает безжалостен не только к себе. Но и ко мне тоже.
Рицка.
Ключ, глухо звякнув, поворачивается в замке. Толкаю дверь. Она, знакомо скрипнув, отворяется. Смотрю вперед, в темный холл. Пусто и тихо. Но я знаю, что мама еще дома. На работу ей уходить только через час.
Закрыв дверь за собой, ставлю свои вещи на пол. Разуваюсь. Бесшумно иду вперед, вдоль погруженного в сумрак коридора. Мама сейчас скорее всего на кухне. Сейчас я заверну за поворот, открою дверь и войду. А там будь, что будет.
Мой дом ни капли не изменился с того дня, как я покинул его. Все те же гладкие паркетные доски в коридоре, приглушенное освещение, мрачные тени от лестницы, уходящей на второй этаж. И запахи, такие щемяще-знакомые и тревожащие одновременно. Наверное, из всех домов мира я узнал бы свой безошибочно именно по этому вязкому коктейлю из безысходности и тоски, в который погружено окружающее меня пространство. Возможно, все это лишь наваждение, и подобным ощущениям я обязан своим воспоминаниям, в которых отпечаталось слишком много беспомощности, одиночества и отчаяния. Быть может прежний Рицка воспринимал этот дом совсем иначе. Но я - не он. И сейчас я, в который раз уже, осознаю насколько.
Косая треугольная полоска ширится, пропуская в коридор утренний свет. Отворив дверь кухни, помедлив мгновение на пороге, проскальзываю внутрь, прикрыв ее за собой. Прислоняюсь к двери спиной, отрезая себе пути к отступлению. Я решил, что не стану убегать. Значит, надо идти до конца.
Эта комната теперь как полый куб, замкнутое пространство для нас двоих. Простая мебель, безликие шкафчики на стенах. Солнечный свет, дробясь сквозь ажурные занавески, выписывает черные кружева на полу. На обеденном столе стоят две тарелки с каштанами. Одна из них накрыта салфеткой.
Мама, выпрямившись у кухонного стола, размеренными движениями натирает на мелкой терке дайкон. Должно быть вечером она планировала приготовить овощное рагу.
Молчу, глядя ей в спину, наблюдая за тем, как двигаются ее руки. Монотонный шершавый звук, с которым металлические зубцы терки вгрызаются в белую сочную сердцевину овоща, почему-то отдается внутри неприятным ознобом. Хотя, возможно, я просто слишком напуган. Слишком перенервничал, пока шел сюда, и по этой причине все внутри дрожит от напряжения, того и гляди порвется с тихим звоном.
Почему мама молчит, почему не поворачивается? Не может быть такого, чтобы она не слышала, как я вошел. Она всегда чувствует мое присутствие. Может, мне ее позвать? Язык, внезапно став тяжелым и неповоротливым, отказывается произносить слова.
Мама…
Ее руки останавливаются. Бросив черенок редьки в тарелку, она упирается руками о столешницу, внезапно сгорбившись, уронив голову вниз.
- Явился…
Ломкий, глухой голос прерывается сдавленным, скомканным вздохом. Пальцы, проскальзывая по поверхности стола, с силой сжимают его край. Тишина, повисшая в воздухе, вибрирует на одной ноте, особенно ярко донося до моего слуха мамино глубокое, неровное дыхание, словно она пытается совладать со своими эмоциями, но не может. С тоскливым бессилием наблюдаю за этим, ощущая горечь и вину за то, что ничего уже нельзя изменить и поправить.
- Где тебя носило столько времени?!
Оглушительно резкая смена тембра бьет по ушам. Дергаюсь, отворачиваясь. Я уже почти готов к тому, что в меня сейчас что-нибудь полетит. Но мама все еще стоит, не двигаясь, стискивая пальцами край столешницы.
- Отвечай!
Размыкаю непослушные губы. Глотаю воздух, чувствуя, что у меня невольно садится голос.
- Я не могу сказать.
- Не можешь?!
Отрывистый шорох. Мама оборачивается на меня через плечо. Темные прямые волосы, колыхнувшись, замирают на плечах. Серая материя платья начинает волноваться мелкой дрожью, как всегда бывает, когда в маме просыпается это гневное, слепое исступление, которого я всегда так боялся. Заставляю себя поднять глаза, чтобы встретиться с ней взглядом, и тут же жалею об этом. Сколько там обвиняющей боли и гнева… Я задыхаюсь…
- Прости, мам, - язык с трудом ворочается во рту, - я не хочу тебе лгать…
- Не хочешь лгать… - она гневно сощуривается, в дрожащий обвиняющий голос проникает горечь. - Ты уже солгал мне! Все время лгал!
Ее взгляд затягивается тягостной дымкой, теряет фокус. Отвернувшись, она запрокидывает голову. Шепчет, отрывисто выталкивая слова сквозь всхлипывающие выдохи.
- Я искала тебя… звонила знакомым… твоим одноклассникам, отцу твоему звонила… в полиции была…. Зачем ты так поступаешь со мной?.. Зачем ты так жесток?...
Обхватив себя руками, съеживается, повторяя на одной тоскливой, горестной ноте…
- …жестокий… жестокий…
Сжав веки, роняю голову вниз, чувствуя, как в бессильном горьком отчаянии кривятся и дрожат губы. Ушки безрадостно повисают.
- Мама, я… прости…
Такое простое слово. Но его никогда не бывает достаточно.
Согнувшись над столом, она срывается на надсадный жалящий крик.
- Где ты шлялся все это время, я спрашиваю тебя?! Отродье! Где ты был?!!
Изнемогая, вжимаюсь в дверь. Тело становится ватным от внезапно накатившей слабости. Еще немного и я грохнусь вниз, на пол.
Мне нечего сказать в свое оправдание. Совсем нечего. Я виноват…
Ее плечи продолжают вздрагивать. Покачиваясь и царапая сведенными пальцами поверхность стола, она глухо шепчет, исступленно поводя головой из стороны в сторону.
- Нет, ты не Рицка… Ты не мой Рицка, - захлебнувшись внезапным всхлипом, угловато вскидывает голову. - Он был таким хорошим. А ты….Ты просто бестия какая-то. Выродок…
Потеряно вскидываю голову. Горло горит, сжимаясь в жгучем спазме.. Не сознавая своих действий, отрываюсь от двери, делая шаг вперед, умоляюще протягивая к маме руку. Я сейчас разревусь как маленький.
- Мамочка…
Нет. Нельзя было этого делать…. Это предел.
Рвано выдохнув, она неистово обрушивается кулаками на стол. С грохотом сметает с него посуду, разбрызгивая во все стороны тертый дайкон. Тарелки, ударившись о пол, разлетаются осколками.
- Убирайся!!!- ее надрывному крику вторит звон расколовшийся сахарницы. - Не прикасайся ко мне!! Не смей приближаться!!
Попятившись, вжимаюсь в дверь. Оседаю вниз, едва держась на ногах. Слезы катятся по щекам.
- Мамочка, пожалуйста!…
Ослепленная хлещущей вовне яростью, она стремительно оборачивается, в руке меж побелевших от напряжения пальцев тускло блестит солонка. Мгновение, и она уже летит в меня, врезается в стену прямо рядом с головой. Осколки вперемешку с солью брызжут в стороны. Один из них чиркает по моей щеке.
- Вон отсюда!! - следом за солонкой в стену врезается перечница, обсыпая меня едкой серой пылью.
- Ты ненавидишь этот дом! Ненавидишь меня! Уходи туда, где ты шатался все это время, и не возвращайся сюда больше! Я не желаю тебя видеть!
Этот захлебывающийся нестерпимый крик пронизывает до самых глубин. Зажмурившись, закрываю голову руками, изо всех сил стараясь не кашлять. Горло жжет, то ли туда попал перец, то ли меня душат слезы.
Дверь продолжает гулко вибрировать, на меня сверху сыпятся осколки. Что-то тяжелое ударяет в грудь, выбив из нее воздух, заставив все-таки рухнуть на колени.
- Мамочка, я не хочу никуда идти! – вздрагивая как в лихорадке, глотаю горькие соленые капли. - Не прогоняй меня! Пожалуйста!
Грудь горит, мне тяжело дышать. Качнувшись вперед, опираюсь руками о пол.
- Это же мой дом… я не хочу… уходить.
- Твой дом! - В ее голосе так много болезненной ярости и беспредельного отвращения, что мне хочется зажать руками уши. - Не говори этого! Не смей говорить!
Съежившись, вздрагиваю на полу. Мне плохо, меня трясет.
- Мама, пожалуйста…
Она сгибается пополам, надсадный, безудержный крик выплескивается из нее бешеной волной.
- Замолчи!!! Не смей называть меня так!! Я не мать тебе!!! Мой Рицка никогда бы не сделал такого, он меня любил, а ты… - она задыхается, хватая ртом воздух. - Ты!!!…
Ее слова - хуже пощечины. Да лучше б она меня избила.
Сдавленно всхлипываю:
- Я люблю тебя, мама!
- Ложь!!
Дверь за моей спиной содрогается от удара. Разделочная доска, рухнув вниз, проходится по спине.
- Это не любовь! Так не любят! Ты только и делаешь, что причиняешь мне боль! Не слушаешься меня! Не слушаешь мать!
Вскинув голову, подавляю резкий болезненный выдох.
Но ведь она только что сказала?… Она же сама себе противоречит! Просто не понимает уже, что говорит! Она не понимает!!
- Мама!!!
- Ты отвратительный ребенок! Ты позор! Гадкая, мерзкая копия! Ты омерзителен! Омерзителен!
Шатаясь, пытаюсь подняться на ноги, держась за пылающую грудь. Всхлипываю.
- Мамочка!
- Убирайся!!
Она мечется и бьется у стола, натыкаясь на углы. Голос уже весь себе сорвала. Она не имеет виду то, что говорит! Ей больно! Ей просто больно!
- Убирайся вон! Не жалею видеть тебя! Ты не сын мне!!
Пальцы сжимаются, в них впиваются осколки, царапая в кровь руки, но я почти не осознаю этого. Ее надо остановить! Она так может повредить себе!
- Мама…
Я знаю, что нельзя к ней сейчас приближаться, но все равно встаю. Бросаюсь вперед, обхватываю ее руками. Прижимаюсь всем телом, чувствуя, как жесткие складки маминого шерстяного платья беснуются под моими руками. Паника выворачивает все внутри наизнанку.
- Не трогай меня! Ты ничтожество! Грязь!…
Она пытается оторвать меня от себя. Царапает лицо и плечи. Изо всех сил отчаянно сжимаю руки, но мама сильнее, гораздо сильнее. Особенно сейчас, когда совсем не контролирует себя.
Жесткая затрещина отбрасывает меня в сторону. Земля уходит из-под ног, легкие сводит слепящим всплеском ужаса. Грохаюсь на пол, со всего размаху прикладываясь затылком о ножку обеденного стола. Голову пронизывает жгучая вспышка, на мгновение все мутнеет перед глазами. Сквозь плывущее сознание слышу, как от мощного удара распахивается входная дверь. Летящий звук стремительных шагов прокатывается по коридору. Соби!...
- Нет!!- отчаянно вскрикиваю во весь голос. – Приказываю - уходи! Не вмешивайся!!
Ритм шагов сбивается, словно Соби резко останавливается, налетев на преграду из моих слов.
- Не говори так со мной!!
Щеку обжигает хлесткая пощечина. Затем еще одна… Моя голова, мотнувшись, дергается в сторону. В ушах звенит.
- Мама…
Тарелка с каштанами взрывается осколками на полу.
- Не зови меня так, ты, несносный! Отвратительный! Мерзкий! Мать для тебя - никто, да?!
Она нависает надо мной. Волосы растрепались, в глазах безумствует ярость отчаяния.
- Как ты можешь жить?! Ты должен был умереть, а не Сеймей! Ты!
Из коридора доносится резкий, отрывистый вздох. Понимаю вдруг, что Соби сейчас, не раздумывая, ворвется в кухню, наплевав на мои приказы.
-Не смей входить!!! Стой, Со…
Имя перетекает в мучительный вскрик. Резкая боль обжигает локоть. Вторая тарелка, расколовшись, обсыпает меня каштанами…
Время как река… И чувства скользят по ней, то обостряясь, то бледнея, но бывают мгновения, когда несколько идущих от сердца слов способны изменить все…
- Мама, ты любишь меня?!
Вскрик отчаяния, больше похожий на плач, выплескивается из меня вместе с неудержимым потоком слез. Они струятся по вискам, заставляя слипаться волосы.
Мама застывает надо мной, с занесенной над головой тарелкой.
- Что?
- Ты любишь меня, мама?!
Мучительно вскинув подбородок, содрогаюсь в рыданиях. Мне плохо, как мне плохо.
- Неужели… неужели во мне совсем нет ничего, что можно было бы любить? Неужели я, правда, настолько тебе противен?!
Ногти впиваются в ладони. Слезы сводят жгучей судорогой горящее горло, мне тяжело говорить, я с трудом проталкиваю в легкие воздух, но я не могу остановиться. Слова струятся из меня как прорвавший плотину поток.
- Если хочешь, я умру… Если тебе будет легче… если это сделает тебя счастливой, я умру, если ты правда хочешь!…
Из-за двери слышится сдавленный стон и глухие удары, словно кулаки Соби неистово врезаются в стену. Мне больно слышать это, но все вокруг словно утратило значение, я вдруг перестал ощущать страх, отчаяние выжгло его, опустошив сознание. Только голова плывет и пылает, будто наполненная расплавленным свинцом, и душа заходится тоскливым плачем.
С трудом подняв исходящие слезами глаза, тусклым взглядом смотрю наверх, туда, где, подрагивая и расплываясь, застыл нечеткий мамин силуэт.
- Но у тебя никого нет, кроме меня, мама… Никого не осталось… Мы одни…
Всхлипнув, запрокидываю голову.
- Может, я не тот Рицка, которого ты ждешь, может, я совсем другой и неправильный, но я – это все, что у тебя есть.
Вздрагиваю от расколовшего тишину звона. Тарелка выпала из маминых рук. Пошатнувшись, мама судорожно хватается за край стола, но не может удержаться на ногах, тяжело оседает вниз, падая на колени средь груды осколков. Невидящим, полубезумным взглядом поводит кругом. Плечи, приподнимаясь, сотрясаются, и она вдруг начинает плакать. Горько. Безутешно. Навзрыд.
Прижимает руку ко рту, и я вижу, как дрожат ее сведенные пальцы. Наклоняясь вперед, комкает подол передника, раскачиваясь, поводя из стороны в сторону головой…
- Рицка…
Тихо и безудержно рыдает, перемежая мое имя со всхлипываниями.
- Рицка….
Неуклюже перекатываюсь на бок. Приподнимаюсь, ползу к ней, обдирая колени об острые грани разбитой посуды. Даже если мама оттолкнет. Даже если снова ударит, это не имеет значения. Я хочу просто прикоснуться к ней. Хочу обнять, почувствовав под руками ее плечи. Эта жажда переполняет меня, накатывает волнами, перехлестывая через край. На мгновение мне кажется, что я умру, если сейчас не посмотрю ей в глаза.
Падаю рядом на колени, нелепо хватаюсь за рукав ее домашнего платья. Гляжу ей в лицо и проваливаюсь в этот полный боли взгляд. Он как коридор, ведущий в другую вселенную, утягивает меня за собой, поглощает, воскрешая внутри знакомое парящее чувство, схожее с озарением. Мгновение. Зарница молнии. Разряд дефибриллятора, направленный в мое сердце. И я как никогда остро и отчетливо осознаю, что я должен сделать сейчас…
И главное «как»…
- Мама…я… прощаю тебя.
Крепко обхватив мамины запястья, отрываю ее руки от лица.
- Я тебя прощаю.
Говорю и вижу, как сказанное мной достигает цели. Вижу, как распахиваются в немом неверии мамины глаза, как болезненно изгибаются брови. Вскрыв невидимую преграду, разделяющую нас, эти слова вскипают во мне бушующим потоком. Раскрываются, разносятся вширь, звеня и перекатываясь подобно пенящимся струям водопада. Пронизывают все вокруг, накрывая пространство комнаты и дальше, много дальше. За стеной я слышу едва различимый прерывистый вздох Соби. Моя сила рвется из меня, я не могу ее остановить, но это и не нужно. Я ощущаю, почти физически ощущаю, как дрожащие волны вливаются в самые глубины маминого сознания, натягивая меж нами крепкую незримую нить, и я вижу, чувствую, осознаю…. Мечущиеся картины, как слепки маминых мыслей, проносятся перед глазам со скоростью кадров кинопленки. В один краткий миг постигаю яркой вспышкой, в чем глубинная подлинная суть моей силы. Она не в том, чтобы подчинять, а в том, чтобы понимать. Это новое, открывшееся мне знание делает все вокруг настолько кристально ясным и ярким. Сейчас в моих ладонях собраны все нити. Я как мифические, античные Норны тку плотно нашей судьбы и способен перекроить ее, направив в иное русло. Сделать все, как должно. Так, как будет правильно. Наилучшим образом. Именно в этот краткий миг я сосредоточил наши с мамой судьбы на острие своих слов.
- Все хорошо, - подавшись вперед, обнимаю ее, притягиваю к себе, заключая в струящийся сквозь меня вихрь.
- Ты совсем не плохая. Я никогда так не думал. И я ни в чем тебя не виню.
Всхлипываю, сжимая руки. Ради таких мгновений стоит жить.
- Я никогда не брошу тебя, мама. Никогда не оставлю одну. Тебе никогда не придется стыдиться меня. Никогда не придется краснеть за меня. Я вырасту достойным, как ты всегда желала. И я всегда буду тебя любить. Доверяй мне, мама. Поверь в меня. Просто поверь….
Тихонько вздыхаю, ощущая невероятную, тающую нежность. Она обволакивает нас и мне так тепло. А еще больше оттого, что мама порывисто обнимает мои плечи, прижимая голову к своей щеке. Гладит по ушкам, баюкает на руках словно маленького.
- Рицка…
- Не надо…- зарываюсь лицом ей в плечо. - Теперь все будет в порядке.
Я уверен, что будет. Ведь я все сделал правильно. Я еще никогда не был уверен в этом так, как сейчас.
Она прерывисто вздыхает, затем отпускает меня, заглядывает в лицо, взяв его в ладони. Как я давно мечтал о подобном. Как давно мне хотелось увидеть улыбку в маминых глазах. Я сейчас счастлив, так глупо и безбрежно счастлив, что не передать словами. Возможно, для меня все только начинается. Начинается нормальная жизнь. Я чувствую, что сделал шаг в нее, словно развеял дымную завесу и уничтожил проклятье, реявшее над нами.
Бросить вызов судьбе и победить – возможно. Я только что это доказал. Разве нет?
- Беспорядок… -мама оглядывается вокруг, - какой я навела беспорядок. Нужно убрать…
Поднимается на ноги, осколки скрипят под подошвами тапочек.
Сидя на полу, ощущая накатившую внезапно усталость и слабость, наблюдаю, как мама собирает разбросанную по всей кухне утварь, пережившую сегодняшнее утро.
Оглядываюсь на дверь. Там в коридоре Соби… Мне нужно к нему.
Эта мысль неожиданно отрезвляет, заставив вспомнить кое о чем.. Я забыл одну важную вещь, окунувшись в свою эйфорию. Мне ведь нужно сейчас уезжать. И это после того, как я помирился с мамой, заверил в том что не оставлю ее… Как я теперь уеду? Я ведь только что своими руками вырвал шанс…
Выставив в ряд на столе все уцелевшие вещи, мама с головой погрузилась в уборку. Разыскала половую щетку и совок; смела осколки в середину комнаты; достала тряпочки, чтобы стереть со стен пятна от прилипших к обоям хлопьев дайкона…
Смотрю на нее с грустной улыбкой. Мама все равно никогда не станет прежней. Такой, как на видеозаписях из моего детства и фотографиях. Что-то в ней сломалось после смерти Сеймея. Словно исчез поддерживающий ее дух стержень, но… я смог бы стать ей опорой. Ведь я обещал. И это обещание, эти слова они заняли бы пустоту в ее душе, также как сейчас подарили надежду. Если бы только мне не надо было ехать в Семь Лун… Если б я мог остаться….
- Мам, я пойду?
Она, не отвлекаясь, кивает, старательно натирая до блеска столешницу. В том, как мама хлопочем по хозяйству, есть что-то жуткое. Словно она отвыкла заниматься чем-нибудь другим. И не может уже и помыслить о чем-то, выходящем за узкий круг ее каждодневных действий. Но она хотя бы спокойна сейчас. Это самое главное.
- Рицка, сделать тебе завтрак? - она оборачивается, с надеждой глядя на меня. - У нас еще остались каштаны.
Остановившись у входа, оглядываюсь на нее. Помедлив в сомнении, говорю тихо и смущенно.
- Мам, я не люблю каштаны.
- Не любишь? - она отводит глаза и тихо шепчет, глядя куда-то в пространство. - А мой Рицка любил.
Слегка вздыхает, повесив голову.
- Хорошо. Я приготовлю что-нибудь из того, что любишь ты.
Сжав металлическую ручку, замираю у двери. Что ж. И это тоже закономерно. Наверное, неправильно желать всего и сразу. Должно быть, пройдет еще немало времени, прежде чем мама сможет полностью принять меня уже нынешнего. Возможно, когда-нибудь, когда я вырасту, она прекратит нас сравнивать просто потому, что между десятилетним ребенком и человеком, скажем, двадцати лет будет слишком большая разница, чтобы можно было вообще говорить о сравнениях. Но до тех пор призрак прежнего Рицки неизбежно будет витать в стенах нашего дома, и с этим придется жить нам обоим. Но пока я просто рад, что завоевал право на свое существование в глазах мамы. Я больше не ошибка. Я имею право жить.
Покинув кухню, плотно притворяю за собой дверь. Оборачиваюсь. Соби. Как он?
Взгляд устремляется к неподвижной фигуре, застывшей в полумраке коридора у стены,
Соби стоит, прижавшись к ней, спрятав лицо в ладонях. Он не сразу реагирует на мое появление, только спустя несколько долгих мгновений я слышу тихий шелест одежды. Он чуть поворачивает голову в мою сторону, опускает руки, скользнув пальцами вниз по шершавой поверхности стены. Смотрю на него и мне не сдвинуться с места. Как-то это все слишком для нас обоих.
- Рицка, прости. Я сломал тебе дверь, - тихо и чересчур спокойно произносит Соби.
Что?! Мои глаза широко распахиваются, едва до сознания доходит смысл фразы. Сорвавшись с места, обежав Соби, выглядываю из-за угла в коридор. Входная дверь, раскрытая нараспашку, слегка покачивается на сквозняке. На месте замка зияет неровная дыра, окруженная изломанным частоколом деревянных волокон. Сам замок в обрамлении веера щепок лежит на полу почти у ступеней лестницы, словно его отнесло туда взрывной волной.
Оборачиваюсь на Соби. Он молчит, глядя в пол. Будто ожидает, что я сейчас накричу на него. При других обстоятельствах, в другое время, может быть еще только месяц назад, я бы скорее всего так и сделал. Здорово разозлился бы. И испугался бы того, что скажет мама, увидев такое безобразие. Почему сейчас мне почти все равно?
- Вот черт. Такое сложно не заметить, - растерянно потираю ладонью лоб. - Соби, а починить-то ее можно?
- Можно, - поднимает на меня глаза, - мне сделать это?
Удивленно вскидываю бровь.
- Конечно. Странный вопрос.
- Хорошо. Будет исполнено.
Тронувшись с места, он идет к двери. Поднимает обломок с замком за ручку. Собирает лежащие вокруг осколки древесины. Наблюдаю за ним, пытаясь понять свои смутные ощущения, возникшие при виде его непонятной реакции. Какой-то он слишком сдержанный и послушный. Я думал, он порадуется за меня. Хотя бы обнимет. Но он мне даже не улыбнулся. Неужели он не рад тому, что я помирился с мамой?
Собрав все обломки, Соби идет к двери. Опускается перед ней на одно колено, я не вижу, что он делает там, но исходящая от него аура подчеркнутой покорности не дает мне покоя.
Может, Соби просто переживает? Он ведь ослушался моего приказа и к тому же дверь сломал… Может, в нем опять проснулось это его треклятое чувство вины? Это так похоже на Соби - тревожиться из–за подобных вещей.
Хотя это все равно очень странно. Я, когда бежал к нему на помощь перед боем с Зеро, даже и не думал о том, чтоб мучиться какими-либо угрызениями совести. Меня вообще не волновало, будет ли он против моего вмешательства, я просто не мог остаться в стороне… Я не мог, и он не смог тоже. И я не стал бы винить его за это. Я бы понял.
Но я все-таки Жертва. А Соби – Боец. И он не имеет права игнорировать мои приказы. Проводив меня, он не ушел, остался ждать на улице. Стоял там, на дорожке, и слушал доносившиеся из дома крики. Наверняка, они были отчетливо слышны. Как же он боялся за меня, если все-таки нарушил приказ.
Соби возится с замком, я молча созерцаю его красноречиво бесстрастную спину.
Я не мог позволить Соби вмешаться. Но был жесток, запретив ему сделать это. Вот ведь черт.
- Готово, - он поднимается на ноги, отряхивая колени, - не совсем так, как было, конечно, я не все щепки сумел найти…
Соби осекается, потому что, только успев повернуться, впечатывается спиной в дверь. Я прижимаюсь к нему, обхватив руками, и глухо шепчу, спрятав лицо на его груди.
- Прости меня, Соби. Я заставил тебя волноваться.
Трусь щекой о жесткий шов его рубашки и тихонько повторяю.
- Прости…
Какое-то нестерпимо долгое время я слышу только его осторожное дыхание. Затем руки Соби смыкаются за моей спиной. Он наклоняется, длинные пряди волос проскальзывают вниз по щеке, а челка касается макушки.
- Ничего. Ведь ты справился.
Чуть отстранившись, он поднимает мою голову, взяв подбородок в ладони, заглядывая в лицо.
- Но ты позволишь мне осмотреть тебя. Я хочу быть уверен, что с тобой все в порядке.
Он не спрашивает. Он утверждает.
Вскидываю глаза, встречаясь с его серьезным взглядом.
Да. Я позволю. Тот, кто настолько предан тебе, что готов, не раздумывая, обменять свою жизнь на твою безопасность, вправе быть требовательным иногда.
- Хорошо, - беру его за руку, - пойдем.
***
Из трубки доносятся нетерпеливые сигналы вызова. Щелчок соединения.
- Слушаю.
- Сеймей? У меня есть прелюбопытные новости для тебя. Мне показалось, тебе захочется узнать об этом.
- Что-то важное?
- Пожалуй. Только что Рит-тян использовал свою силу Жертвы, довольно впечатляюще, кстати. Так вот, похоже, объектом воздействия была ваша с ним мать.
- Вот значит как, – усмешка. - И каков результат? У него получилось?
- Да, если меня не обманывают линзы моего бинокля, а они меня не обманывают. По крайней мере, эти двое так трогательно обнимались минуту назад на кухне, я прям чуть слезу не пустил.
- Понятно.
- Что-нибудь будешь предпринимать? Это ведь несколько меняет расклад, разве нет?
Пауза.
- Сеймей?
Вздох.
- Нет. В конечном итоге это ничего не меняет. Продолжай наблюдение.
Гудки….
Рицка.
Проводив Соби в свою комнату и впустив его внутрь, я сразу удрал в ванну. И не только лишь потому, что чувствовал необходимость привести в порядок испачканные волосы и одежду, скорее уж в этом нуждались мои мысли. Сегодняшний день постепенно начинает напоминать мне поезд, на полном ходу сошедший с рельс и влекомый по бездорожью силой собственной инерции. Как бы я ни пытался хоть немного замедлить ход событий, они неудержимо тащит меня следом, подталкивая вперед. Они и моя совесть требуют от меня исполнения некоторых вещей. Ничто еще не закончилось. Как раз таки только начинается. Так что, возвращаясь из душа, неслышно проскальзывая босыми ногами по паркетному полу коридора, я испытывал сложные чувства. Что-то среднее между нервным перевозбуждением и смирением с неизбежным будущим. Наверное, мне просто хотелось, чтобы сегодняшний день поскорее закончился, вне зависимости о того, какими будут его результаты.
Отворив дверь в свою спальню, застаю Соби, сидящим на кровати. Застыв словно безмолвное изваяние, он рассматривает свои руки, сцепив пальцы в замок, и терпеливо дожидается меня. Поднимает голову, едва заслышав шаги. Замираю на пороге, встречаясь с Соби взглядом, затем, глубоко вздохнув, иду вперед. Как в омут погружаясь в светящийся сиреневый полумрак комнаты, и мне на мгновение кажется, что замершее в ней время вдруг страгивается с места, словно до этого оно было поставлено на паузу. Слишком уж безжизненными и безмолвными выглядят окружающие предметы и мебель. Когда я успел отвыкнуть?
Подойдя к окну, распахиваю шторы, впуская внутрь солнечный свет. Вернувшись к
кровати, вешаю на спинку компьютерного кресла свое влажное полотенце. Бросаю неуверенный взгляд на Соби. Приближаюсь, останавливаюсь перед ним. Изрядно нервничая, резким, отрывистым жестом стаскиваю с себя футболку. Чего Соби там хотел-то? Осмотреть меня? Я уже и сам успел налюбоваться на многочисленные свежие синяки и ссадины, пока отмывался от соли с перцем и липких пятен, оставшихся после каштанов. Неприятно было. Соль забиралась в порезы на руках, саднила и отзывалась жгучим жжением. Как результат,- кожа вокруг ранок опухла и налилась болезненной краснотой. Даже пальцы не сгибаются без того, чтобы я не шипел при этом сквозь зубы.
Я мог бы попросить Соби о помощи, чтоб не травмировать кисти. Я и хотел вначале так поступить, но потом представил себе эту картину. Практически ощутил, как его чуткие руки зарываются в мои волосы, осторожно вспенивая шампунь. Массируют голову, мягко потирают Ушки. Затем бережно обмывают шею и плечи… Наверняка, это было бы очень приятно, а Соби был бы как никто аккуратен. Но все равно это было бы слишком близким, откровенным действом, чтобы я мог позволить себе и ему подобное. И сейчас, наблюдая за тем, как пристальный взгляд Соби скользит по моему телу, подмечая все, даже самые мелкие повреждения, мне хочется всхлипнуть. Почему я чувствую себя таким незащищенным? Почему дрожу, если в комнате тепло? Я всего лишь снял футболку, а ощущение такое, будто лишился всей одежды сразу.
Подняв глаза, Соби всматривается в мое лицо. Тянется вперед, притрагиваясь к скуле кончиками пальцев, чуть поворачивает голову. Верно. Щеки тоже опухли, расцарапаны и все еще горят. К тому же меня так отхлестали по лицу, что там наверняка останутся синяки. Руки Соби осторожно прослеживают перечеркивающий щеку глубокий порез, и я ощущаю, что мне становится легче. Жжение и зуд успокаиваются, кожа на лице прекращает пылать, словно к ней приложили прохладный компресс. Прикрываю глаза. Так вот чего он хотел. Понятно теперь.
Скользнув пальцами сквозь волосы, он заставляет меня наклонить голову. Продвигается вдоль ушных раковин по направлению к затылку. Чуть хмурится, обнаружив там выступающую налившуюся ссадину. Здорово же я о стол приложился, даже кожу рассек. Хорошо, хоть голова не болит, а то можно было бы смело констатировать сотрясение мозга. А так только шишка получилась, отрывисто пульсирующая в такт биениям сердца. Впрочем, через мгновение и эти ощущения растворяются, сменяясь тупым подергиванием. Боль уходит. Ссадина осталась, но меня она уже почти не беспокоит. Должно быть, к завтрашнему дню она исчезнет совсем.
Закусываю губу, ощущая прикосновение дыхания Соби к своему плечу. От этого места расходятся стайки мурашек. Он настолько близко, что кончики волос, касаясь груди, щекочут кожу на ней. Кажется, ему достаточно чуть повернуть голову, а мне скосить глаза вниз и наши взгляды встретятся в упор. Нестерпимое чувство.
Пальцы Соби пробегают вверх по моей голове ко лбу, затем двигаются обратно, спускаясь на шею, и останавливаются там.
- Рицка, разреши мне тебя поцеловать.
Чуть ли не подпрыгиваю на месте.
- Что? Зачем?!
- Это упростит процесс,- терпеливо поясняет он.
Упростит? Ну, кому как.
Жалобно смотрю на Соби. Подавив вздох, смиряюсь. Ну, если ему это правда нужно…
Подаюсь к нему, прикрыв глаза. Жду, задержав дыхание. Он тянется наверх и прикасается к моим сжатым губам. Едва трогает их и тут же отстраняется, но позвоночник будто бы пробивает разряд электрического тока, уходящий наверх и отзывающийся холодком в затылке.
Ох-х! Невольно дернув головой, крепко стискиваю дрожащие ресницы. Что это было?!
Хорошо, хоть щеки и так пунцовые: не видно, как сильно я покраснел.
Да что со мной происходит, в конце концов?! Соби же ничего особенного не делает. Только, придвинувшись ближе, чтобы не тянуться слишком далеко, спускается ладонями вниз по позвоночнику, склонив голову на бок, будто прислушиваясь к чему-то. Замирает там, где, я чувствую, намечаются синяки. Легонько поглаживает их пальцами по кругу, но даже такие едва ощутимые прикосновения, отдаются дрожью во всем теле. Я знаю, в чем смысл его действий. То же самое он проделывал с моими глазами еще вчера. Точно так же произносил что-то одними губами… Наверное, и от этих отметин скоро ничего не останется. Сквозь замешательство, чувствую отстраненное удивление. Я ведь стою лицом к Соби, он даже не видит, в каком месте расположены эти ссадины. Вряд ли он угадывает, скорее чувствует, где у меня болит. Надо же…
Опустившись к поясу джинсов, его ладони огибают талию, перемещаясь на живот. Бессознательно втянув его, с силой выдыхаю и спрашиваю, пытаясь скрыть свое смятение и заставить голос звучать ровно и безразлично.
- Надеюсь, хоть штаны снимать не надо?
Этого я точно не переживу.
Бросив на меня быстрый взгляд, Соби чуть качает головой.
- Не нужно. Там я ничего тревожащего не ощущаю.
Врет ведь. С благодарностью смотрю на него сверху вниз. Не ощущает он. Как же. У меня все коленки исцарапаны. Можно подумать, он об этом не знает. Соби обращал внимание на куда меньшие повреждения чем эти.
- Спасибо, Соби.
Он не поднимает глаз, но в уголках губ впервые намечается легкая улыбка.
- Не за что.
Чувствую, как сердце гулко впечатывается в ребра. Вот значит как… Так и думал, что он насквозь меня видит. Прекрасно осознает, каково мне сейчас. Уж лучше б мне было этого не знать наверняка. Лучше б я считал, что мне удается скрывать, как сильно я волнуюсь. Насколько меня тревожат его прикосновения. Я же просто заставляю себя стоять прямо и не отшатываться каждый раз, когда его теплые ладони прижимаются к коже, накрыв очередной ушиб. Хорошо хоть Соби не смотрит на меня и не видит, как я краснею при этом до корней волос. Всего один его прямой взгляд и я не удержался бы. Сбежал бы куда-нибудь.
Его руки останавливаются напротив солнечного сплетения.
- Ребро треснуло, - спокойно произносит он. Наклоняется к моей груди и тихо говорит что-то. Я даже не вслушиваюсь в слова, просто стою, выпрямившись, глядя в стену поверх его головы, пытаясь отрешиться от настойчивых бередящих мыслей, упрямо лезущих в голову. Даже если эти простые его касания вызывают во мне такую бурю эмоций, что было бы со мной, если бы он?… Если бы мы?… О чем я думаю?!…
- А здесь сильные ушибы, - его руки плавно перетекают с ключиц на шею и, исследовав ее, спускаются на руки. Да, верно. Синяки на плечах и локте обещали быть впечатляющими, но теперь уже не будут таковыми. Соби об этом позаботится.
- Почему ты раньше никогда не предлагал мне… не пробовал так меня лечить?
Помедлив, он все-таки отвечает.
- Я не предполагал, что ты разрешишь мне дотрагиваться до тебя.
Вот как? Вскидываю брови. Но разве?… Хотя… он прав. Я бы точно не допустил ничего подобного. А сейчас допускаю не потому ли, что сознаю, что за последние десять дней Соби успел познакомиться с моим телом куда ближе, чем я осмеливаюсь думать. Он ведь ухаживал за мной, мыл, одевал… Глупо было бы после такого отказывать ему в простом осмотре. Но если глупо, то почему мне настолько не по себе. Почему, я ощущаю себя так неловко. Вроде не должен бы и вместе с тем…
- Все.
Он осторожно берет в свои ладони мои исчерченные порезами руки. Легонько дует на них, и даже это приносит облегчение. Хотя очевидно, что он уже успел что-то сделать с ними. Ранки не кровоточат. Краснота стала спадать, и я совсем уже не ощущаю боли. Она уходит просто оттого, что Соби держит мои руки в своих.
- К утру все заживет, но пока лучше заклеить.
- Да. Сейчас.
Высвободившись из его ладоней, срываюсь с места, хватая лежащую на кровати футболку. Остановившись у шкафа, поспешно натягиваю ее на себя, вздыхая с некоторым облегчением. Как странно, футболка такая тонкая, но в ней я чувствую себя куда уверенней, словно миллиметр покрова одежды имеет силу магического щита. Должно быть оттого, что Соби больше не может смотреть на меня. Даже его взгляд ощущается кожей как прикосновение.
Открыв отделение с полками, привстаю на цыпочки, нашаривая на верхней прямоугольную металлическую коробку.
И все-таки удивительно, что мы оба смогли решиться на такое. Что Соби решился. Может, это из-за того, что случилось вчера? Из-за того, что я открыто признал себя его хозяином? Хотя Соби раньше и так исполнял мои приказы, но мы действовали каждый сам по себе, по-отдельности. Это особенно хорошо чувствовалось в сравнении хотя бы между нами и Зеро. Глядя на них, я всегда ощущал, что они пара. Существуя в двух лицах, они все равно едины. Означает ли это, что, возможно, мы с Соби тоже могли бы стать таковыми? Наверное, могли бы. Но станем ли, если вспомнить о том, что я должен ему рассказать? Скорее всего, нет.
Захлопываю дверцу, позволив себе вложить в свое движение чуть больше силы, чем требуется, чтобы хоть как-то притупить охвативший меня на мгновение всплеск досады и сожаления.
Пусть так. Но это ничего не изменит. Я должен рассказать все Соби, и я расскажу. Прямо сейчас.
- Вот, держи,
Протягиваю ему аптечку. Опускаюсь рядом на кровать, глядя, как Соби со знанием дела перебирает ее содержимое.
- Годится, - достает лейкопластырь и ножницы. Отрезав небольшой кусочек, аккуратно прилаживает его к моей щеке, заклеивая порез. Обматывает широкой лентой запястья, умело обходя места сгибов, чтобы я мог работать кистью и шевелить пальцами. Печально улыбаюсь, наблюдая, как уверенно двигаются руки Соби. Сколько заботы… Только Сеймей был так внимателен ко мне: ухаживал, промывал ранки, перевязывал их. А теперь когда появился человек, желающий так же заботиться обо мне, есть реально существующий шанс все испортить. И самое ужасное, - у меня уже нет ни сил, ни права тянуть с этим.
- Соби, мне нужно поговорить с тобой.
- О чем? - он осторожно срезает кончик лейкопластыря, разглаживает его, чтобы избежать заломов и складок, и переходит на другую руку.
Моя забинтованная кисть падает на колено. Кончики пальцев едва заметно подрагивают. Не могу никак справиться с этим.
- Я должен кое-что тебе рассказать.
- Рассказать? - он поднимает на меня глаза, и мне на мгновение кажется, что в их глубине я вижу проблеск радости. Впрочем, он тут же прячет взгляд, возвращаясь к своему занятию, и лишь в уголках губ вздрагивает едва заметная улыбка.
С тоской наблюдаю, как пластырь кольцо за кольцом облегает мои пальцы. Почему в самые ответственные моменты слова куда-то деваются. Мне никак не начать.
- Готово, - приладив на место последний кусочек пластыря, Соби убирает его и ножницы в аптечку. Закрывает на крошечный замочек, отставив коробку в сторону, и замирает на кровати, не глядя на меня.
О чем, он полагает, я расскажу ему, если выглядит таким взволнованным. Чуть ли не счастливым. Чего бы он ни ждал, я, кажется, сейчас здорово обману эти ожидания.
Дернувшись от этой мысли, резко поднимаюсь. Сделав пару быстрых шагов, плюхаюсь на свой компьютерный стул так, что он, скрипнув колесиками, отъезжает в сторону. Роняю голову на руки. Я что ли думал, мне будет легче, если я увеличу расстояние между нами? Опять тяну время.
- Соби, я не знаю, как сказать тебе об этом…- закусываю костяшки пальцев. Ушки жалко льнут к голове. Мне казалось, я исчерпал за это утро все свои запасы страха на год вперед. Я ошибся.
- В общем, мы с Зеро кое-что натворили месяца полтора назад. Мы-ы…
Перевожу дыхание. Ну же. Я ведь так давно хотел поговорить с ним об этом.
- Рицка…- отчетливые нотки недоумения в голосе Соби сочетаются с тревогой. Он явно не понимает, что со мной происходит.
- Соби, подожди, - упрямо встряхиваю головой, - я должен сказать… Короче говоря, мы…
Стискиваю веки. Ненавижу себя!...
-…Мы взломали сервер Семи Лун и выкрали учебник для Жертв, - выпаливаю наконец на одном дыхании.
- Не вини Зеро, они ни при чем. Это была моя идея. Только я виноват…
Безрадостно гляжу в пол. Вот я и сказал самое основное. И вернуть свои слова обратно уже не смогу. Что бы ни последовало на этим, я приму все без возражений. Я даже почти готов.
- Виноват?...
Голос Соби обрывается, он хочет сказать что-то еще, но, видимо, в замешательстве не может сформулировать фразу. Вжимаюсь лбом в сцепленные замком руки, подавляя желание вскочить и начать беспорядочно извиняться. Я не заслуживаю прощения, так и нечего просить о нем.
До меня доносится приглушенный вздох. Соби произносит, как мне кажется, с сожалением.
- Рицка, я все знаю.
Слова медленно достигают сознания, застревают там, запутываются…. Первая мысль в голове возникает не сразу, и она о том, что у меня не все в порядке со слухом.
Что он только что сказал?! Он знает?!!
Пораженно вскидываю голову.
- То есть как… знаешь? Откуда?!
Соби слегка усмехается, словно удивляясь себе, и качает головой.
- Это неважно. Но если бы и не знал, все равно заподозрил бы. Некоторые вещи скрыть невозможно. Так что я просто ждал, когда ты решишь сам мне все рассказать. Возможно, напрасно ждал. Но, по-моему, это называется доверием, ты не согласен?
Наверное, мои глаза могли бы соперничать формой и размером с блюдцами, настолько они большие и круглые. Так Соби все это время был в курсе происходящего? Понимал, что я лгу ему! И… и… он даже не сердится? Я так мучался, так переживал, опасаясь того, что он скажет или подумает, а он даже не сердится?!!
Вскакиваю, задыхаясь от злости, и не в силах не дать ей выход, пинаю стоящую рядом с кроватью тумбочку.
- Соби, ты!… ТЫ!!!... Я так!… А ты даже не!!!… Вот как тебя назвать после этого?!!! Да, как так можно вообще?!!!
Он стремительно поднимается на ноги, подхватывает меня в воздух, с силой сжимает в объятьях и сажает себе на колени. Молча вырываюсь, сопротивляясь изо всех сил. Да я сейчас просто разревусь от обиды… и облегчения.
- Пусти! - не пускает. Обвивает одной рукой мои запястья, стягивая их вместе, другой обхватывает за плечи.
- Ты непоследователен, Рицка, - мягко выдыхает он прямо мне в губы, в глазах светится нежность, - разве тебе не полагалось обрадоваться?
Вообще-то он прав. Сам не вполне понимаю, почему себя так веду. Просто мне… мне…
- Соби, мне было так плохо…- признаюсь я, наконец. Слезы рвутся из глаз. Ничего не могу с собой поделать.
Отпускает мои запястья. Но я больше и не хочу вырываться. Хочу зарыться в него всем телом, хочу…. Ох, я даже и не понимаю до конца, чего хочу.
Его рука скользит по моей щеке, поворачивая голову. Закрываю глаза. Я жду этого, я без этого уже просто не могу.
Губы мягкие, теплые, настойчивые… Они обхватывают, обнимают, с ума они меня сводят. Весь подаюсь вперед. Задыхаюсь, жадно приоткрывая рот. Эти прикосновения… Боги, как приятно… Все мои мысли, весь мой гнев, они куда-то испаряются, а по телу разливается приятная пряная легкость. Расслабляюсь в объятиях Соби, запрокинув голову, чтоб ему было удобнее. Ловлю губами его губы, жадно впитывая их ласкающее тепло. Устремляюсь навстречу, желая получить больше, еще больше. Голова плывет, но мне так нравится это ощущение.... Не хочу, чтобы все это прекращалось. Век бы ты не останавливался… Со…би…
Его руки на моих плечах сжимаются, собирая в складки ткань футболки. Прерывисто вздохнув, он отрывается от меня. Осторожно ссаживает со своих колен и укладывает на кровать. Наверно, чтоб я не упал. Пытаюсь удержать его, но он лишь, закусив губу, слегка качает головой и встает. Выражение его глаз какое-то странное, они будто подернуты дымкой и сухо блестят. Зрачки расширены.
Соби отходит к балкону и, приоткрыв его, достает из кармана пачку сигарет. Прикуривает. Мне кажется, или его руки слегка дрожат? Тонкая струйка дыма вырывается в теплое весеннее пространство.
Приподнимаюсь на локте, пытаясь выплыть из охватившего голову сладкого тумана. Соби, что ты со мной делаешь… После твоих поцелуев я неизменно ощущаю себя воспарившим к облакам. Однако эта нежность, эти открытые ласковые прикосновения рук лучше любых слов говорят о том, что я прощен. Прощен, даже не будучи обвиненным! Все-таки хорошо, что он знал обо всем. Если бы Соби не сказал этих слов, я не представляю, что бы со мной было, как бы мы смогли быть вместе дальше. Наверное, это было наилучшим выходом, хотя я и понимаю каково это: молчать. Я ведь тоже знаю о Соби некие вещи, которые, по его мнению, наверняка знать не должен.
- Я рад, что ты рассказал обо всем, - он поворачивается, глядя на меня; светлые волосы светящимся серебристым ореолом окружают голову, - даже, если был вынужден сделать это, все равно я очень рад.
Вынужден? То есть про угрозу со стороны Семи Лун он тоже знает?
Вздыхаю, прикрыв глаза. Похоже, он не так уж и расстроен. Может, я вообще зря так беспокоился?
- Соби… так получилось. Не самым лучшим образом, я понимаю.
- Ну что ты, - он слегка улыбается, - все было сделано на очень хорошем уровне. Думаю, скрыть свои достижения, после такой впечатляющей демонстрации было бы довольно сложно.
Вскидываю голову, с удивлением глядя на Соби. Прикрываю веки. Нет. Он не знает. Он говорит совсем о другом. Видимо, он подумал, что я решил сознаться во всем из-за происшествия на кухне, поскольку понял бесполезность дальнейшего утаивания.
Печально усмехаюсь.
- Нет, Соби. Все куда хуже. Гораздо хуже.
продолжение в комментариях...
Chapter XI Woundless
Излечившиеся от ран.Chapter XI Woundless
Излечившиеся от ран.
Соби.
Тонкие ветви ивы нависают над водой. Они устало, но безмятежно спокойны. Гроза отгремела, и теперь, сверкая в лучах воскресшего солнца, искристые капли замирают на продолговатых, темных от влаги листьях, срываются вниз, рождая круги на зеркальной поверхности озера. Так и должна, на мой взгляд, выглядеть «непоколебимая мудрость ума». Как эти ветки ивы. Они принимают свое существование, трепещут под дождем, радуются солнцу, гнутся под весом снега. В согласии со своей естественной природой отзываются на всякие изменения мира вокруг, незамедлительно и без сомнений, не колеблясь, не задавая вопросов, что правильно, а что нет. Ветви ивы мудрее людей.
Потерев пальцами переносицу, отрываю взгляд от картины. Всматриваюсь в полумрак комнаты, в глубине которой на моей кровати спит Рицка.
Рассеченный на косые прямоугольники дневной свет оставляет на дощатом полу длинные контрастные полосы, медленно сдвигающиеся по часовой стрелке, следуя за солнцем.
Слишком тихо. Хотя за то время, что Рицка спит, я успел привыкнуть к тишине. Успел даже научиться быть ей благодарным, потому что так я мог слышать его дыхание.
Так странно было осознавать, что эти звуки - лишь отголосок того немногого, что связывает его с этим миром. Так странно было вглядываться в его спящее лицо. Даже скрытое повязкой оно оставалось таким спокойным, но таким безжизненным. Раньше я не представлял себе насколько оно выразительно, какой богатый спектр эмоций и чувств мог скрывать один лишь строптивый прищур этих глубоких черных глаз. Как много тепла могла таить его недоверчивая, несмелая улыбка. Мне так не хватает всего этого. Я так соскучился по Рицке.
Я не предполагал никогда, что дни могут быть такими бесконечно длинными. Что стены моего дома начнут напоминать замкнутые декорации сюрреалистического спектакля для двух лиц. Точнее для одного. Для слуги, повинного в ранении своего господина, выхаживающего его и несущего в своей груди свой личный ад.
Стараясь забыться и не думать ни о чем, я принялся завершать все дела, что скопились к этому времени. Ухватился за эту возможность, радуясь тому, что оказался настолько нерадив накануне. Закончил свои работы для Университета и написал новые в ответ на задания, что мне выдали во время собеседования. Анкеты, разобранные по папкам, лежали, записанные на диск. Больше ничто не мешало мне просматривать их днем. Завершив свой анализ, я выявил около двух десятков подходящих кандидатур. Еще полсотни находятся под вопросом. Но, так или иначе, разрешение этой задачи пока откладывается. Сейчас я нужен Рицке. И когда он проснется, я буду рядом. Что бы не произошло. Больше всего я опасаюсь, что Семь Лун повторят свою попытку и придут за мной до того, как он очнется. И мне необходимо будет, во что бы то ни стало, отразить атаку. Победить, используя любые средства. Хотя как знать. Я еще не пробовал себя на подобный излом. Отчаяние творит чудеса с людьми. Невозможно предугадать, на что я окажусь способен, чтобы не позволить разлучить нас с Рицкой. Этому не бывать. Не допущу…
Отложив кисть, дотягиваюсь до лежащего рядом на полу мобильного телефона, смотрю на часы. Время подошло. Пора кормить Рицку.
Промокнув лоскутком материи испачканные в туши пальцы, поднимаюсь с пола и иду к кухонному столу. Все это стало уже привычным ежедневным ритуалом, хотя вначале полностью застало меня врасплох. Но человек ко всему привыкает. И ко всему приспосабливается. Хотя подчас на это требуется немало душевных сил.
Вымыв руки, осторожно извлекаю из глубокой чаши с горячей водой высокий пузатый соусник с узким носиком. Аккуратно перемешиваю ложкой содержимое. Пробую, проверяя температуру. Согрелось. По ощущениям приятное и теплое. Разваренный, перетертый с фруктами рис с молоком, - что еще нужно выздоравливающему котенку.
Поставив чашу на поднос, иду к кровати. Осторожно опускаюсь на край, примостив еду рядом с собой на одеяле. Нежно провожу ладонью по лбу Рицки, над бинтами, задев колыхнувшуюся челку.
- Пора обедать. Меню в последнее время не слишком разнообразно, ты уж потерпи.
В тишине мой голос звучит до крайности нелепо. Я знаю, что Рицка меня не слышит. Но потребность разговаривать с ним слишком велика. Настолько, что я обращаюсь к нему каждый раз, словно могу получить ответ. Вначале собственный голос, звучащий в тишине, приносил много щемящей боли, но потом я привык. Стал относиться к Рицке так, словно он действительно в порядке. Вчера вечером, когда обмывал его, осторожно проводя по телу мягкой губкой, я вымазал в пене кончик его носа. Думаю, если бы Рицка и впрямь позволил мне купать его, он бы возмутился. В притворном негодующем коварстве плеснул бы в меня водой. И потом мы еще долго дурачились бы, поднимая тучу брызг, пока я не стал бы таким же мокрым, как и он.
Тихонько вздыхаю, прикрыв глаза. Зачем я об этом думаю? Только еще больше мучаю себя.
Наклонившись, бережно просовываю руку под его спину. Приподнимаю его, усаживая на кровати, прислоняю к своему плечу. Его тело, безвольное и податливое, оползает вниз, я придерживаю Рицку рукой, не позволяя упасть. Удобно устраиваю его затылок на своем предплечье. Бережно нажимаю кончиками пальцев на подбородок, размыкая губы. Сняв увесистый соусник с подноса, подношу узкий носик к лицу Рицки, вливая крохотную порцию в рот. Слегка запрокидываю его голову.
- Вот так. А теперь осторожно глотай. Понемногу, не торопись.
Я словно птенца кормлю. Ухаживаю за ним, стараясь предвосхищать все нужды его тела. И так изо дня в день, пока он спит. Вроде бы совсем недолго, но это время кажется мне вечностью. Невыносимо осознавать, что он стал таким беспомощным. По моей вине.
Сделав очередной глоток, Рицка роняет голову на бок. Внимательно смотрю на него. Что это? Непроизвольный рефлекс тела или?…
- Достаточно?
Он слегка склоняет голову вперед. По моим губам скользит невольная улыбка. Неужели услышал?
- В туалет нужно?
В отрицании чуть поводит подбородком в сторону. Похоже, он и впрямь понимает меня.
- Хорошо.
С тихим вздохом прижимаю его к себе. Многое бы отдал, чтобы услышать сейчас его голос. И пусть я и так делаю все возможное, чтобы Рицка как можно скорее поправился, мне каждый раз кажется, что этого недостаточно.
Аккуратно опускаю его на подушку. Поправляю чуть смявшуюся одежду. Моя рубашка слишком велика ему. Манжеты даже застегнутые, соскальзывают с тонких кистей, скрывая руки. Надо будет переодеть его в пижаму, когда она высохнет.
Опустившись на колени у кровати, кладу подбородок на руки, изучая глазами его спокойный профиль. Провожу ладонью по темным волосам, ощущая, какие они мягкие на ощупь.
Рицка. Рицка. Если бы ты только знал, как мне было плохо, когда я принес тебя домой. Я осматривал повреждения, и у меня дрожали руки. Было страшно до тошноты, что я обнаружу нечто, с чем не смогу справиться. К счастью, это оказалось не так. Защищаясь, ты закрыл лицо руками. Зажмурился, и иглы вошли неглубоко. Хоть я и не слишком талантлив по части целительства, но восстановить подобные повреждения все-таки способен.
Забыв про собственные раны, я возился с тобой всю оставшуюся ночь. Надеюсь, этого окажется достаточно, и твое тело примет в дар вложенные тогда в слова силы и неистовое желание помочь тебе. Ты ведь не отвергнешь все это, правда? Надеюсь, ты достаточно доверяешь мне, чтобы принять плоды моих стараний. Сейчас я могу только поддерживать должный уровень, закрепляя уже сделанное. Но слишком многое теперь зависит от тебя.
Пожелай очнуться невредимым, Рицка. Захоти вернуться ко мне. Я верю, что у тебя получится. Ты ведь такой сильный. Куда сильнее, чем тебе самому кажется.
Приподнявшись на коленях, мягко целую его в лоб, попутно проверяя температуру. На следующий день после ранения у Рицки начался сильный жар. Но, к счастью, он вскоре спал, сейчас кожа сухая и теплая. Это добрый знак.
За стеной со стороны лестницы слышится нестройный перестук быстрых шагов. Дверь неожиданно начинает содрогаться под тяжестью ударов. Кто-то нещадно колотит в нее кулаками.
Вздрогнув, стремительно оборачиваюсь, прислушиваясь.
- Соби-сан! Соби-сан, вы дома?! Это Юико! - тихий всхлип. - Откройте, пожалуйста, Соби-сан! Откройте!
Юи-тян? Что она здесь делает? Замираю в сомнении, созерцая вздрагивающее от ударов дверное полотно. Я не удивлен, что Юико знает мой адрес. Она была у меня дома на дне рождении Рицки, в декабре. Но сейчас я не могу впустить ее. Мне лучше вообще не показываться.
- Ю… Юико-сан, - запыхавшийся мальчишеский голос вклинивается между отчаянными восклицаниями и ударами по деревянной поверхности двери.
- Вы так себя загоняете, Юико-с..сан. Меня уже загоняли.
И этот голос я тоже знаю. Это Яёй, друг Рицки и Юи-тян.
- Юико… не может больше ждать!- удар. - Ей…. мне нужно увидеть Соби-сана! Я должна с ним поговорить! Соби-сан, откройте!
Подавив обреченный вздох, поднимаюсь на ноги. Хорошо. Уже иду.
Полотно двери все еще продолжает вибрировать от настойчивых попыток Юико привлечь внимание, даже пока я поворачиваю в замке ключ. Юи-тян останавливается только, когда сдерживающее ее досадное препятствие подается ей навстречу. Выскользнув наружу и прикрыв дверь за собой, прислоняюсь к ней спиной, скрестив руки на груди, сразу давая понять, что визит внутрь, если они на него рассчитывали, отменяется.
- Юи-тян? Что случилось? К чему такой переполох? - Окутывающие открытую лестничную площадку потоки воздуха заставляют меня слегка вздрагивать. Снаружи свежее, чем внутри. Старательно улыбаясь, я пытаюсь говорить мягко, но, наверное, у меня не очень хорошо выходит. Несложно скрыть свои истинные эмоции, куда сложнее изобразить благодушие, если следа его нет и в помине. В этом смысле, я никогда не умел управлять собой.
Она несколько секунд ошарашено глядит на меня. Должно быть ее удивил мой вид. То, что я вышел наружу, как был. В рубашке с закатанными рукавами, накинутой поверх футболки, в джинсах и босиком. Хотя, возможно, после случившегося с Рицкой я слегка осунулся и выгляжу слишком усталым.
- Соби-сан! – опомнившись, она подается вперед, сжимая кулачки. - Вы знаете, где Рицка-кун?! Вы с ним виделись?!
-Пока нет, - склоняю голову, челка падает на лицо, - он не звонил мне с начала каникул, и я не стал его беспокоить. У него должно быть достаточно своих забот. Все-таки начало нового учебного года…
- Соби-сан… - она глядит на меня, ресницы трепещут. В уголках широко распахнутых глаз начинает собраться влага, - так значит, вы… тоже ничего о нем не знаете?.. Не-ет…
Ее плечи опускаются, начинают мелко вздрагивать. Слезы, соскользнув с ресниц, катятся по щекам. Тряхнув головой так, что несколько блестящих капель срываются в сторону, она порывисто подается к Яёю и утыкается в его плечо, не в силах сдержать сдавленные рыдания. Яёй вначале удивленно отшатывается, затем, поджав чуть дрогнувшие губы, начинает осторожно гладить девушку по волосам, успокаивая.
Наблюдаю за этим, чуть прикрыв глаза. В который раз уже убеждаюсь, что симпатия к кому-то способна причинить много боли. Нелегко лгать такому доброму и беззащитному существу как Юи-тян, как бы я не был уверен в оправданности этого.
Мне нельзя совершать необдуманных поступков, потакая своей не к месту проснувшейся совести. Мне нельзя никого жалеть. Но может я смогу хотя бы утешить?
- Юи-тян…
- Хаватари-сан. Яёй-кун. Ну, наконец-то, я вас нашла.
Невысокая, нелепая в своей нескладности фигурка выворачивает из-под лестницы с площадки четвертого этажа. Тяжело поднимается по ступенькам, держась за перила.
- Зачем вы убежали? Я едва не заблудилась… - увидев меня, учительница Рицки осекается, застыв внизу на промежуточном лестничной пролете. Налетевший порыв ветра раскачивает полы длинной юбки. Глядя наверх, Шинономе-сенсей нервным, безотчетным движением поправляет несуществующую складку на старомодном коротком пиджаке с карманами-полумесяцами.
- Агатсума-сан…. Доброе утро… то есть день… - она окончательно путается в словах и бормочет, - простите…
- Сенсей?- невольно сдвинув брови, потираю пальцами переносицу под душкой очков. Лучше б мне и впрямь было не открывать дверь. - Чем обязан визиту? Что вы здесь делаете, проще говоря?
- Я?... - натолкнувшись на очевидную грубость, сенсей вначале вскидывает голову, затем опускает ее, отводя глаза.
Ясно. Так мы еще долго ни к чему не придем. А мне, признаться, сейчас острее чем когда-либо хочется, чтобы меня оставили в покое.
Я так понимаю, эта делегация прибыла по мою душу в связи с исчезновением Рицки. Полагаю, что от меня требуется задать несколько вопросов, иначе это будет выглядеть неестественно.
- Вы пришли поговорить о Рицке? С ним что-то случилось?
- Случилось, - громко всхлипнув, Юико отрывается на мгновение от плеча Яёя, - Рицка-кун…. Он пропал. Никто не знает, где он… - она отчаянно хлюпает носом, размазывая ладонями по лицу не прекращающие течь слезы, - я думала… может вы знаете, Соби-сан. Я так надеялась…
Конец фразы тонет в новом всплеске рыданий.
- Юико-са-ан, - совершенно подавленный и растерянный Яёй мнется рядом, не зная, что сказать.
С сожалением смотрю на плачущую девчушку. Насколько же тяжело иметь дело с людьми, не способными управлять своими эмоциями. Впрочем, как выяснилось, я и сам не всегда на такое способен.
- Простите… Агатсума-сан. Дело в том, что Аояги-кун исчез из дома в начале школьных каникул и с тех пор его никто не видел.
Стиснув руками края короткого пиджака, Шинономе-сенсей глядит вниз, на ступеньки. Совладав с собой, она, по-видимому, на правах старшей решилась взять инициативу в свои руки. Уже утешает.
- … Я обеспокоилась, когда Аояги-кун не пришел на занятия в первый учебный день, звонила его родителям несколько раз, но никто не брал трубку. И тогда я пошла к нему домой и… - она на мгновение прерывается, - нашла его маму… очень расстроенной.
Вот оно что. Невесело усмехаюсь, без труда расшифровав кроющееся за последними словами. Очень расстроенной, значит… Похоже учительнице Рицки довелось лицезреть приступ истерики милейшей Аояги-сан. Мне даже слегка жаль сенсея. Такого натерпеться…
Она слегка вздыхает, выплывая из тяжелых воспоминаний.
- В общем, Аояги-кун должен был отправиться в подростковый лагерь. Он собрал вещи и уехал, но не вернулся в положенный срок. Аояги-сан стала искать его, и выяснилось, что Аояги-кун вообще не был в лагере, даже не подавал документов. В полиции полагают, что он сбежал из дома…
- Нет!- шмыгнув носом, Юико вскидывает голову в яростном протесте. - Только не Рицка-кун! Он никогда бы так не поступил! Не сбежал бы! Не бросил бы школу! Я в это не верю!
Сжав веки, она мотает головой из стороны в сторону.
- С ним что-то случилось! С ним наверняка что-то случилось! Я чувствую… Его надо искать…. Может, ему нужна помощь!….
Она обращает на меня отчаянный взгляд.
- Соби-сан! Пожалуйста! Найдите, Рицку-куна! – подавшись вперед, она хватается за рукав моей рубашки. - Я очень прошу вас, найдите его! Я знаю, вы можете! Он же дорог вам!
Уронив голову, она мелко вздрагивает, выпуская скомканную материю. На деревянных досках пола у ее ног собираются темные горошины слез.
- Если Рицка-кун не найдется, я не знаю, что со мной будет. Наверное, я умру.
Невыносимо смотреть.
- Юи-тян, - опускаюсь перед ней на одно колено, беру в свою ладонь безвольную маленькую кисть, - я уверен, что с Рицкой все будет хорошо. Он скоро появится, вот увидите.
- Соби-сан…- она поднимает глаза, моргая слипшимися ресничками, - вы думаете?..
- Да, - достаю из заднего кармана брюк свой носовой платок, вкладываю его в руку Юико, - Рицка никогда не бросает дорогих ему людей. Уверен, он скоро вернется.
- Но вдруг его похитили, вдруг он потерялся, - она неловким жестом вытирает опухший носик тыльной стороной ладони. Посмотрев на зажатый в руке платок, начинает рассеянно промокать им покрасневшие от слез глаза и мокрые щеки.
- Тогда я найду его и спасу, - чуть улыбнувшись, бережно принимаю свой платок назад.
- Не волнуйтесь за Рицку, Юи-тян. Я сделаю все, чтобы он как можно скорее вернулся. Обещаю.
- Если вы говорите… значит и правда… - тихонько всхлипнув, она несколько секунд глядит в пол, затем вдруг сделав шаг вперед, порывисто обнимает меня, обхватив руками. Вздрагиваю, растерявшись. Она, зажмурившись, шепчет
- Спасибо, Соби-сан. Вы такой хороший.
Горло обжигает внезапная волна горечи.
- Далеко не уверен, - осторожно высвобождаюсь, снимая с плеч ее руки, - я не заслуживаю вашей благодарности, Юи-тян. Можете мне поверить.
Поднимаюсь с колен. Бросаю быстрый взгляд на учительницу. Слишком уж смущенный вид у нее. Чуть ли не растроганный. Похоже, я допустил ошибку. Не стоило утешать Юико при сенсее. Не хотелось бы, чтобы неискушенная, экзальтированная фантазия выстроила в ее сознании какой-нибудь абсурдный светлый образ.
- Юи-тян, я буду держать вас в курсе относительно Рицки. Вы и ваш друг можете заходить в любое время, - склонив голову, отворяю дверь, - только, пожалуйста, в следующий раз приходите одни. Без посторонних.
Все трое как по команде вскидывают голову. Юико краснеет, а сенсей… Лучше бы она вместо того, чтобы, застыв, стоять, стискивая побелевшими пальцами перила, бросилась бы вниз по лестнице. Чем сверлить мне этим несчастным взглядом, медленно заливаясь румянцем обиды.
Вот так. Не питайте иллюзий, сенсей. Это никому не нужно. Мне в последнюю очередь.
- Всего доброго, - вежливо закрываю дверь у них перед носом. Поворачиваю ручку, защелкивая замок. Прислоняюсь к поверхности двери спиной и затылком. Взгляд невольно скользит по комнате, останавливаясь на кровати, где под одеялом обозначаются неподвижные, четко очерченные контуры тела Рицки.
- Уходим, Юико-сан. Сенсей?
- Да, - тихий, унылый голос учительницы доносится из-за окна, - я уже иду.
Приглушенный шорох шагов за стеной возвещает о том, что я снова один. Превосходно. Рассеянным жестом нащупываю в заднем кармане джинсов пачку сигарет. Перебравшись на балкон, курю, отстраненно наблюдая, как навестившая меня только что компания движется вниз по дороге, то скрываясь, то появляясь в просвете между деревьями. Яёй что-то убежденно втолковывает Юико. Она идет рядом, повесив голову. Шинономе-сенсей понуро плетется следом. Думаю, если бы Рицка узнал, как я только что обошелся с его учительницей, то разозлился бы. Заставил бы извиняться, как в прошлый раз. Чувствовал бы себя неловко. Я доставляю ему столько хлопот.
Да-а. Опустив голову, созерцаю сквозь сигаретный дым, свои руки, лежащие на перилах балкона. В последнее время я много об этом думал. У Рицки будет масса проблем из-за меня. Когда он очнется и осознает сколько времени прошло, то наверняка это его сильно встревожит. Он пропустил срок своего возвращения домой и теперь его все ищут. Логично было предположить, что так будет. К тому же меня посещала полиция несколько дней назад. Им я не открыл. Потоптавшись у двери, не дождавшись ответа, ввиду отсутствия ордера на обыск бравые офицеры были вынуждены уйти ни с чем. Но и без этого было понятно, что дома Рицку не ждет ничего хорошего, когда он вернется. Его мать, без всякого сомнения, не обойдет эту ситуацию своим «пристальным вниманием». Рицке сильно достанется. Если не сказать больше. Я боюсь за него.
Ощутив вновь резкий мучительный укол в груди, отрывисто подношу сигарету ко рту и рвано затягиваюсь.
Я подвел его. Это все моя вина. Я не справился со своими эмоциями, со своим страхом и позволил всему этому случиться. Позволил, чтобы Рицке причинили так много боли. И на этом все далеко не кончится. Думаю, его отношения с матерью сильно ухудшатся из-за истории с лагерем. Совершенная мной ошибка приведет к тому, что и без того преотвратное отношение к нему может перерасти в нечто угрожающее. Сказать, что я усложнил Рицке жизнь, - это значит вообще не сказать ничего. Я подвел его.
Сможет ли он после этого верить мне? Я говорил, что смогу защитить его, обещал, что с ним ничего не случится. И не смог подтвердить своих слов на деле. Не оправдал возложенных на меня надежд. Если раньше я лишь опасался, что Рицка может разочароваться во мне, то теперь у него есть для этого весомый повод. И желая всем сердцем его скорейшего выздоровления, я опасаюсь увидеть осуждение в его глазах, когда он проснется.
И он будет в этом прав.
***
Мелодичная трель звонка разносится под сводами школы Семи Лун. Свернув в высокий арочный проем, Ритцу-сенсей оставляет позади обширный светлый коридор, звенящий детскими голосами. Большая перемена. Ученики спешат в столовую. Смеются, болтают, ссорятся. Как обычные школьники. Почти обычные.
Поднявшись по лестнице, Минами Ритцу быстрым шагом пересекает свою приемную, проигнорировав выпрямившегося в кресле секретаря. Впрочем, она только рада этому. По выражению лица сенсея никак нельзя сказать, что он расположен к общению.
«Состояние дел ухудшается с каждым днем. «Страсти по Соби-куну». Никак иначе и не назовешь те стихийные дебаты, что возникают в стенах Школы в связи с последними событиями. Нагиса столь раздосадована провалом своих Зеро, что начала впадать в крайности, утверждая, что Соби-кун может представлять опасность. Дескать, нельзя оставлять на свободе столько мощное оружие, над которым, как ей кажется, был полностью утрачен контроль. Соби-кун дважды использовал незаконный доступ в систему. Уничтожил подряд две, посланные за Аояги пары Стражей, не имея причин для подобных жестких мер. Презрев Правила, стал слишком опасен, чтобы оставлять его в живых. Так быть может имеет смысл разобрать его преступления заочно, без его присутствия и передать, наконец, выполнение приговора отряду Карателей?»
Тщательно закрыв за собой дверь кабинета, Ритцу опускается в кресло. Невозмутимо раскрыв папку, вчитывается в первое из оригиналов личных дел учеников младшей школы, прошедших вступительные испытания в этом году. Не все смогут закончить обучение. Так или иначе, часть неизбежно отсеется.
«Вряд ли Нагиса осознает до конца, к чему могу привести такие ее суждения. Но они постепенно находят отклик, и это не может не внушать опасений. Если Loveless в ближайшее время не появится…»
Прикрыв глаза, сенсей устало расслабляется в кресле. Затем взгляд скользит по коллекции бабочек, застывшей на стене.
«Хотя я удивлен, что он до сих пор не появился. Я был уверен, что вскоре после нашего разговора, они оба приедут в Семь Лун. Неужели я ошибся в этом мальчике? Хотел бы я знать, о чем эти двое думают. В особенности Соби-кун. Я не верю во всю эту вызванную уязвленным самолюбием Нагисы чушь о необоснованной агрессии. Соби-кун идеально контролируем. Он безупречный Боец. Чем бы ни были вызваны его последние действия, они наверняка подчинены логике. Если бы еще Соби-кун соизволил объясниться….
Что касается Аояги, то я постепенно начинаю разочаровываться в нем. Он явно не оправдывает моих надежд. И прежде хорошего к нему отношения. Если прения об участи Соби-куна приблизятся к опасной черте, я все же приведу в исполнение намеченный план. Мне будет жаль потраченных впустую усилий, но это поможет, если не смягчить некоторые обстоятельства дела, то хотя бы выиграть время. Я все еще рассчитываю на благополучный исход. И как ни странно, если не на благоразумие Аояги, то хотя бы на страх перед наказанием. Чем бы ни было вызвано его бездействие, надеюсь, у него найдутся веские аргументы, чтобы объяснить мне его. И для его пользы будет лучше, если эти доводы окажутся достаточно убедительными».
Рицка
На этот раз мое пробуждение было несколько иным. Я словно всплывал из неведомых глубин. Осознание себя, существующего в этом мире, давалось мне с трудом. Метр за метром я поднимался из бездны беспамятства, узнавая окружающее меня пространство и звуки. Шаги, фырчанье чайника, закипающего на плите, голоса, пробивающиеся сквозь туманную дымку.
- Со-тян! Что ты творишь?! Почему ты не отвез его в больницу?!
Кажется, это Кио. Только у него такая манера говорить… Эксп…прессивная. Это он… обо мне?
- Кио. Не тебе беспокоиться о Рицке. С ним все в порядке.
Голос Соби слишком сдержанный. Таким он бывает, когда сильно чем-то раздражен.
Что Кио делает тут?
- В порядке?! Да у него вся голова бинтами обмотана, как у контуженного! Такого беспечного отношения я даже от тебя не ожидал!
Я откуда-то знаю, что у Соби вот-вот кончится терпение, и тогда они точно поругаются. Не хочу, чтобы это произошло.
- С..соби… - я наверное позвал слишком тихо, но горло словно ватой забито. Сколько же я спал?
Его голос обрывается в начале резкой отповеди, и я слышу быстрые шаги.
- Эй. Со-о-тян! Я с тобой еще не закончил!
- Тише, Кио. Рицка?... - перед глазами слегка темнеет. Совсем рядом я слышу шорох одежды, словно Соби наклоняется надо мной, загораживая собой окно. Я различаю свет?
- Не ссорьтесь… Не надо.
Теплые ладони накрывают мою руку. Почувствовав прикосновение, приподнимаюсь навстречу Соби. Скользнув свободной рукой вверх по его локтю, вцепляюсь в рукав рубашки, побуждая помочь мне сесть.
Темное пятно перед глазами смещается вправо. Плоскость кровати слегка наклоняется, прогибаясь. Соби садится рядом, помогая мне подняться. Я действительно вижу свет.
- Рицка, как ты?
- Нашел что спросить, - это опять Кио. Ворчит тут же под ухом, - врача бы лучше вызвал.
- Не надо врача, - прислоняюсь к плечу Соби. - Кажется, мне уже лучше. Помоги… снять повязку.
Несколько секунд он колеблется, затем тянется мне за спину. Скользнув руками по волосам, распутывает тонкие узелки, разматывает бинты. Снимает слой за слоем, и светлое пятно перед глазами становится все ярче. Облизываю пересохшие губы, стягивая остатки повязки с лица.
Рядом Кио тихо присвистывает, собирается, видимо, что-то сказать, но не находит слов. Постель рядом пружинит вверх. Соби опускается передо мной на пол, заглядывая в лицо.
- Рицка…
Веки какие-то тяжелые, а глаза, когда пытаешься их открыть, начинает покалывать так, будто бы они песком забиты. Разлепляю ресницы и вижу перед собой нечеткий темный силуэт. Щурюсь. Свет даже приглушенный отзывается болезненной резью. Черты лица Соби слегка расплываются, погруженные в легкую сиреневую дымку, но я все-таки их вижу.
- Все хорошо, - протянув руку вперед, касаюсь кончиками пальцев его щеки. – Похоже, все и, правда, в порядке.
Его лицо расцветает улыбкой, он ловит мою руку, крепко сжимая ее своей.
-Я не знаю, в чем тут дело, но это ни в какие ворота не лезет! – Кио настолько ошеломлен, что даже не замечает нашей пантомимы, разглядывая мое лицо.- Рит-тян, что с тобой случилось?!
Пара Зеро чуть не лишила меня зрения, вот что случилось.
Но Кио этого знать не следует. Что мне ответить?
- Ничего… особенного.
Кайдо наклоняется, его рука в бессознательном жесте устремляется к моему лицу, но застывает в воздухе.
- Это так, значит, в последнее время называется? Рит-тян, ты бы себя видел!
Молчу, склонив голову вперед. Комментировать произошедшее я не собираюсь. Пальцы Соби на моем плече слегка сжимается, во взгляде, обращенном на Кио появляется предупреждение.
- Кио, ты слишком остро на все реагируешь. Не надо давить на Рицку.
- Хорошо! Тогда я буду давить на тебя, Со-тян! Почему вы не обратились за медицинской помощью?!
Пытаюсь встать с постели, Соби тут же подхватывает меня, подставляя плечо. Вцепившись в него руками, поднимаюсь на ноги, с трудом переводя дыхание.
- Я не люблю врачей.
- Психи! - убежденно заключает Кио. - Оба.
- Не говори так с Рицкой, - Соби произносит это почти автоматически. Он осматривает мое лицо и по облегчению в его взгляде, я делаю вывод, что на самом деле все лучше, чем могло бы быть.
- Да ну вас! Я ухожу.
С досадой тряхнув шевелюрой, Кайдо идет к двери.
- Кио…
Тот оборачивается, взгляд хмурый и обиженный.
- …спасибо за помощь.
По губам Соби скользит легкая улыбка. Теперь, когда я совершенно, очевидно, пришел в норму, он заметно успокоился, и к нему вернулась его обычная мягкая насмешливость.
Выражение лица Кио чуть смягчилось. Он хмыкнул и, выпрямившись, сунул руки в карманы.
- Всегда пожалста, - перевел взгляд на меня. - Ты, Рит-тян, держался бы подальше от этого невезучего парня, а то переймешь еще эту его привычку влипать в разные истории.
Невольно ухмыляюсь. Все-таки он славный. И отходчивый.
- Боюсь поздновато. Уже перенял.
- Тебе же хуже, - добродушно ворчит Кио, чуть склонив голову вперед. Подхватив с пола свою сумку всю в вышивке и значках, он делает рукой неопределенный жест, похожий на ленивый салют.
- Выздоравливай, Рит-тян. С тобой, Соби, я еще увижусь в Университете. Ты, надеюсь, не забыл, что вроде как учишься там?
- Я все помню, Кио, - Соби улыбается. - Не волнуйся за меня.
- Это все равно бесполезное занятие, - фыркает Кайдо, небрежным пинком ноги распахивая входную дверь, - всем до скорого.
Дверь закрывается. Быстрый перестук шагов вниз по лестнице медленно стихает вдалеке.
Я молчу, уткнувшись носом в предплечье Соби. И он тоже молчит, ласково перебирая пальцами пряди на моем затылке. Мне так тепло от этих мягких касаний. И так не хочется прерывать это взаимное уютное молчание. Едва оно закончится, придется что-то делать, что-то объяснять. И черт подери, если я знаю, как начать. Но все-таки невозможно стоять так бесконечно.
Я должен поговорить с ним.
- Зачем Кио приходил? Навестить?
Кошусь на умывальник. А еще неплохо было бы привести себя в порядок.
- Нет, - Соби медленно отстраняется, отпуская меня, - я сам его попросил зайти. Подошел к концу запас продуктов, а Нацуо и Йоджи все еще пропадают где-то, так что у меня не было другого выбора, кроме как позвонить Кио.
Он боялся оставить меня одного даже на двадцать минут, чтоб сходить в магазин. Соби.
Он проследил глазами направление моего взгляда.
- Тебе помочь?
- Нет уж, - хмыкаю, - этого еще не хватало.
Расстояние до умывальника равняется пяти шагам. Главное пройти их, не шатаясь, а то он и вправду бросится помогать.
Холодная вода приятно освежает кожу. Чувствую, что окутывавший голову тяжелый туман уже почти полностью испарился. Собрав волю в кулак, поднимаю взгляд на зеркало. Да уж. Есть чего испугаться. Бурые синяки накрывают обе глазницы, веки опухли. Зона вокруг и переносица усеяны мелкими белесыми звездочками, следами попадания игл.
Спиной я ощущаю взгляд Соби. Видимо, он все еще не уверен, что я достаточно пришел в себя, чтобы оставлять меня без присмотра.
- Как долго я спал?
Это самый главный вопрос. Каникулы, должно быть, уже закончились. А как же мой перевод в Школу Семи Лун?… Мама, наверное, с ума сходит от волнения.
- Десять дней.
И только? Брови невольно ползут вверх. По моим внутренним часам прошел как минимум месяц. Должно быть, Соби вложил все свои силы, чтобы я как можно скорее поправился. Лечил меня, выхаживал. Мне не в чем его упрекнуть…. Но все равно, десять дней - это слишком много. Я пропустил срок своего возвращения из лагеря. Меня убьют дома…
Уронив голову, смотрю, как вода, закручиваясь в спираль, уходит вглубь водопроводной трубы. Это приглушенное клокотание в ней – единственные звуки, что слышны сейчас. Соби молчит, застыв у кровати, наблюдая за мной. Думаю, он не хуже меня осознает, что означают эти десять дней.
Проглотив не к месту образовавшийся в горле комок, расслабляю стиснутые на металлическом крае умывальника пальцы. Нельзя показывать Соби, как я расстроен. Не стоит портить день моего выздоровления своими метаниями и тревожными стенаниями о том, что еще только будет. Глупо себя так вести, раз я ничего не могу изменить.
Заставляю себя выпрямиться.
- Соби, за эти дни кто-нибудь еще приходил?
Он отвечает словно вышколенный секретарь.
- Если ты о Стражах, то нет. Больше никаких нападений не было.
Прикрываю глаза, ощущая, как слегка расслабляется что-то внутри. А, это облегчение. Я-то как раз опасался обратного. Ведь названые Ритцу сроки уже вышли. Оказывается, даже он способен ошибаться. Может, все не так уж плохо? Не так уж сильно я опоздал?
- Соби, чем все закончилось? А то я ничего почти не помню. Как ты справился с Зеро?
Сзади слышится его тихий вздох.
- В этом почти нет моей заслуги, Рицка. Благодаря твоим словам я сумел собраться. Дальше все уже было делом техники.
Прячу улыбку. Скромность Соби – это нечто. Дело техники, надо же… И все-таки сознание того, что я сумел ему помочь, что на этот раз от меня была польза, оно согревает.
Вглядываюсь в свое отражение. Эти синяки и шрамы скоро сойдут, или я плохо знаю Соби. Так что на самом деле все совсем не так страшно. Вот только…
- Почему они выбрали такую атаку? Разве я не нужен был им живым и… целым?
Сзади доносится шуршание пакета и тихой звон стеклянной посуды. Убедившись, что его помощь действительно не требуется, Соби отправился разбирать сумки с покупками.
- Если бы они выиграли, то тотчас доставили бы тебя в Школу, а там нашлось бы кому тебя вылечить. Они пошли ва-банк, чтобы не затягивать бой. Такое твое ранение должно было сломить меня. Ты ведь и, правда, сильно пострадал, Рицка.
Мне почудился в этом ровном голосе укол самобичевания? Резко поворачиваюсь, опираясь спиной о рукомойник. Соби сидит ко мне вполоборота, методично заполняя холодильник продуктами.
- Почему они пошли ва-банк? Они что, не надеялись победить?
- Эти ребята вообще изначально не действовали по правилам. Они отловили меня по дороге к дому, фактически навязав бой. Собирались разобраться со мной, а потом без помех забрать тебя.
Хмурюсь. Что-то тут не сходится.
- Соби… Если ты об этом знал, то почему не позвал меня? Зачем решил драться с ними в одиночку?
Коробочки с едой аккуратными стопками ложатся на полки.
- Я не думал, что ты меня услышишь.
- Чушь, - отметаю аргумент рукой, - ты знал, что я услышу, что почувствую загрузку боевой системы. Ты ведь даже не попытался вызвать меня.
Тихий вздох.
- Значит, я надеялся, что ты все-таки не придешь. Не сможешь меня найти.
- Соби!!- В несколько быстрых шагов преодолеваю разделяющее нас расстояние, буквально падаю с ним рядом, обхватывая его запястья, заглядывая в лицо.
- Зачем?! Почему…?!
Он не пытается освободить свои руки, но глядит в сторону.
- Эти Зеро, они были очень опасны. Ты мог пострадать… и пострадал. Я не рассчитывал на победу, но собирался продержаться так долго, как смогу и нанести им вред достаточный, чтобы лишить возможности добраться до тебя.
Выпускаю его руки. Гляжу на него расширенными глазами, не веря услышанному.
- Соби… Ты что ли… хотел разменять их на себя? Да ты…. Ты просто…!
- Не волнуйся, Рицка, я бы не погиб, - закончив с первым пакетом, Соби принялся за второй, - меня не так то легко убить. И к тому же я регенерирую быстрее и лучше тебя.
- Да какая разница! - вскочив на ноги, начинаю кружить по комнате, пытаясь обуздать охватившую меня какофонию чувств. Это просто невероятно! Он просто невыносим! Ну как он может так со мной поступать?! Я бы с ума тут сходил, искал бы его. И потом нашел бы где-нибудь полумертвого, изрешеченного этими чертовыми иглами!
Ноги подгибаются, я без сил опускаюсь на кровать, тяжело дыша, опираясь локтями о колени, обхватив руками голову. Страшное видение бьется в сознании, и мне никак не вытравить его оттуда. Чудесные васильковые глаза, превращенные в сплошное кровавое месиво. Я не хочу об этом думать!! Не хочу!!!
- Рицка, - голос Соби тих, но мне чудится в нем скрытое страдание, - лучше я, чем ты…
- Нет! - мои кулаки врезаются в матрас. - Это неправильно! Я - твоя Жертва! Или ты забыл?!
- Разве подобное возможно? - он чуть печально улыбается, и от этой улыбки мне хочется со стоном стиснуть зубы. Соби, ты понимаешь, что творишь со мной?!
- Я действовал так, как велел мне мой долг Стража. Если тебе не нравятся мои поступки, ты можешь…
- Даже и не думай, что я буду тебя наказывать!! - Я пружиной взвиваюсь на постели, тут же плюхаюсь назад и в бессилии закрываю лицо руками. Ну что мне с ним сделать, чтобы до него дошло!
- А стоило бы, - его руки замирают на коленях, - как бы все ни обернулось, я допустил, чтобы тебя так сильно ранили. Подобное… требует наказания.
Поднимаю голову и пристально смотрю на него. Этот взгляд, погруженный в себя, словно в глубине он видит что-то… Неужели он?… Это надо проверить.
- Думаю, мне стоит лучше сказать тебе спасибо, - внимательно наблюдаю за ним, ожидая реакции. - Ты меня спас.
От этих слов он вздрагивает, словно я его ударил. Руки на коленях сжимаются.
- Рицка, - его голос ровен и тих, я едва его слышу, - тебе не за что быть мне благодарным, совсем не за что.
Закусываю губу. Так и есть. Он винит во всем себя. Он не уберег меня, а сам при этом остался цел. Должно быть, в его понимании это худший из всех вариантов, которыми мог закончиться тот вечер. Кроме разве что поражения. Я даже не представляю себе, каково ему было все эти дни. О чем он думал, пока ждал, когда проснусь? Небось, терзал себя мыслями о своих ошибках. Если вдуматься, я бы так не смог, я бы рехнулся.
Повисает тишина. Она плотная и тягучая как расплавленная карамель.
Если бы причина была в сомнении или неуверенности в себе, можно было бы попытаться разубедить его, ободрить… Но с этим я понятия не имею как справляться. Будь на моем месте Кацуко-сенсей, она знала бы… Она смогла бы найти нужные слова. Но что могу я?
Встревожено сверлю глазами пасмурный профиль Соби. Что мне делать?
- Скажи, Соби… А раньше, когда ты был с Сеймеем… случалось так, чтобы его ранили?
Шорох одежды. Соби чуть поворачивается, пристально глядя в мое лицо.
- Почему ты спрашиваешь об этом?
Упрямо склоняю голову.
- Ответь.
Видя мое упорство, он чуть усмехается уголками губ и качает головой.
- Несколько раз бои заканчивались серьезными травмами с обеих сторон. Но во всех случаях победа оставалась за нами.
Киваю. Я ожидал чего-то подобного.
- И что Сеймей тебе потом говорил?
Шелест пакета возобновляется. Соби продолжает убирать оставшиеся покупки в холодильник.
- Он говорил, что я должен учесть свои ошибки и больше их не повторять. Что я должен биться лучше.
Не годится. Отвожу глаза. Если бы я сейчас сказал подобное, то фактически признал бы, что Соби плохо сражался. А это только усугубило бы это чертово чувство вины, засевшее в нем. Надо придумать что-нибудь другое, но в голову ничего не идет.
Прокручиваю в памяти поединок. Точнее первую его часть, когда я еще осознавал что-либо. Соби не удержал до конца ту атаку, потому что слишком сильно опасался, что я пострадаю. Слова этого Зеро, Жертвы, должно быть сильно ударили по нему, раз он на мгновение ослабил контроль.
- Соби… я…. знаю, что подобное больше никогда не повторится, - тщательно выбираю слова, хотя от собственных мыслительных завихрений у меня начинает болеть голова, - только ты должен перестать так за меня волноваться. Я хочу, чтобы отныне ты сражался, не думая обо мне.
- Рицка, это невозможно.
Вскидываю взгляд.
Почему? Я не задаю этот вопрос вслух, но он очевиден. Соби вздыхает и отвечает будто бы через силу.
- Я слишком… люблю тебя…
А какого еще ответа я ждал? Чувствую только горечь. Как легко ты произносишь эти слова всегда, и как болезненно они отдаются в тебе сейчас.
- Соби, твое беспокойство за меня делает нас уязвимее. Увеличивает опасность поражения.
Молчит, склонив голову. Он и сам все прекрасно понимает.
В отчаянии подаюсь вперед, сжав кулаки.
- Но ведь с Сеймеем ты мог просто все запомнить и двигаться дальше. Или ты не волновался за него? Не испытывал чувства вины, если что-то шло не так?
- Рицка, все верно, но… - он пытается объяснить, но видимо не находит нужных слов. Я жду…
Наконец, он сдается.
- Сеймей… часто использовал право наказания.
Наказание? А это здесь причем?
Хмурю брови.
Наказывают обычно за совершенный проступок. При этом оно как бы перечеркивает его, оставляя в прошлом. И нет ничего болезненнее, чем неискупленная вина. Я уже успел понять это на собственной шкуре.
Неожиданно меня осеняет. Так для тебя наказание было равносильно прощению? Ты принимал боль из рук Сеймея, и это очищало тебя от твоей вины? Должно быть, ты и впрямь желал этого, и, возможно, желаешь и сейчас, но я не могу, Соби! Разве ты мог бы намеренно причинить мне боль? Ударить или оскорбить? Почему ты считаешь, что я способен на подобное?! Я же тоже слишком…
До скрипа сжимаю зубы. Но если я просто скажу: «Соби, я прощаю тебя», - этого ведь будет недостаточно? Для тебя это не будет равной заменой наказанию, и сам себя ты все равно не простишь.
- Снимай рубашку.
- Что? – он удивленно вскидывает голову.
- Я говорю, раздевайся! - смаргивая злые слезы, поднимаюсь и иду в противоположную часть комнаты, где стоит разобранный мольберт и столик с принадлежностями для рисования. Открываю коробочку с тушью и беру первый попавшийся пузырек. Сзади доносится слабый шорох. Оборачиваюсь. Рубашка Соби сдвинута на плечи, открывая грудь и живот. Он расстегивает пуговицы на манжетах, внимательно наблюдая за мной.
- Рицка, что ты задумал?
Кусаю губы, стараясь не покраснеть при мысли о том, что собираюсь сделать сейчас.
- Увидишь.
Светло-синяя материя мягкой волной опадает на пол. Соби сидит на пятках, выпрямившись. Кисти рук спокойно лежат на коленях. Я приближаюсь, возможно, слишком медленно. Раскручивая тугую от застывшей туши крышку.
Он ждет бесстрастно и покорно. Должно быть, он действительно стерпел бы что угодно, лишь бы избыть терзающую его боль. Только в глубине глаз таится странное выражение, похожее на сожаление. Должно быть, в его понимании я сейчас восхожу на сотни раз пройденный другими путь, отступаясь от своей яростной ненависти к насилию.
Плюхаюсь перед ним на пол, наклоняю баночку с тушью, опуская туда палец. Протягиваю вперед руку, ощущая, что она дрожит. Ладони влажные от волнения. Прикасаюсь к его коже чуть ниже левой ключицы и, надавливая, наношу влажный темный штрих.
Он чуть вздрагивает. Его брови изумленно взлетают вверх. Похоже, подобного он точно не ожидал.
Кусаю губы. Вот именно, Соби. Черта с два, я когда-нибудь буду тебя наказывать.
Ни за что не стану так поступать.
Кожа на его груди чуть пружинит под рукой, она теплая и нежная словно шелк. Тушь быстро засыхает и впитывается в мои пальцы, так что приходится вновь в вновь окунать их в склянку.
Соби пристально наблюдает за мной, слегка прикрыв веки, сдерживая дыхание. У меня нет сил поднять на него глаза. Я знаю, что мое лицо пылает. Это настолько странно - касаться его так, чувствуя подушечками пальцев быстрые вздрагивающие толчки пульса. От ощущения острой реальности происходящего меня бросает в жар. В последний раз я испытывал нечто подобное, когда прокалывал ему уши. Но теперь это чувство сильнее. Тогда он просил меня об этом, а сейчас я делаю все сам. Пишу на его теле свое имя, «Аояги Рицка», сверху вниз, к сердцу.
Закончив последний иероглиф, с облегчением выпрямляюсь. Соби наклоняет голову, чтобы, наконец, прочесть то, что я написал. Его глаза освещает улыбка. Перевожу дух. Несмотря на дрожащие руки, я постарался, чтобы надпись вышла красивой.
- Жаль сотрется, так или иначе, - он поднимает на меня теплый взгляд.
Мотаю головой.
- Не важно. Главное, ты будешь знать, что она там. Это, чтобы ты не забывал никогда, что я твой Агнец.
- Рицка, - он мягко улыбается, - я уже говорил, что всегда помню об этом.
- Вот как? - я иронично приподнимаю брови,- тогда ты, наверное, помнишь, что как твой Агнец я в ответе за все, что ты делаешь.
Он вскидывает голову, но я останавливаю его протестующим взмахом руки.
- И не говори мне, что это не так. Нацуо и Йоджи давно уже мне все рассказали. Я в ответе за тебя.
Он отводит взгляд в сторону.
- Все так, но почему ты вдруг заговорил об этом?
Облизываю губы. Сейчас начинается самое сложное. Мне необходимо убедить этого упрямца в том, что я сам для себя не могу до конца сформулировать.
- Соби. Когда ты говоришь, что я твой хозяин, что ты принадлежишь мне, ты имеешь ввиду весь? Целиком?
- Конечно, - он чуть хмурится, не понимая, куда я клоню, - мое тело, сердце и душа, мои чувства и мысли – все они только для тебя, Рицка.
- Значит, твой страх за меня и чувство вины тоже принадлежат мне, - делаю глубокий вдох, - так вот я забираю их у тебя. Я буду чувствовать их за тебя. Отныне только я имею право на это.
Мои собственные слова кажутся мне полным бредом. Но, похоже, Соби – единственный, кто может отнестись к подобному серьезно. Его глаза сверкают пониманием.
- Вот оно что… - он встряхивает головой, брови болезненно сходятся. - Рицка, это слишком. Я не могу позволить тебе…
- Не можешь позволить?! - строптиво вскидываю подбородок. - Ты только что подтвердил, что принадлежишь мне! Что я в ответе за нас обоих! Или… я твой хозяин только на словах? Ты слушаешься меня, когда сам считаешь нужным? Когда тебе это удобно?
Он дергается, как от удара и крепко стискивает веки.
- Рицка, зачем ты так?…
- Тогда ответь мне, Соби! - я уже почти кричу. - Ты подчинишься мне или нет?!
Его ресницы дрожат. Наверное, я и впрямь хожу по краю. Но если это не сработает, я не знаю уже, что делать.
- Да… - он поднимает на меня глаза, и во взгляде его я вижу грусть, - если это приказ.
- Да, черт возьми, приказ! - упираюсь сжатыми кулаками о пол, уронив голову вниз. Меня уже бьет тихая дрожь. Я как никогда раньше ощущаю, что рискую сейчас. Чем-то очень ценным и хрупким. Остается лишь надеяться, что я не допустил ошибку. Что Соби все поймет правильно.
Он молчит. Мое сердце, как часы, отщелкивает секунды. И с каждой из них, я все острее чувствую накатывающее волнами отчаяние. У меня не вышло?
- Я понимаю, Рицка. Будет исполнено.
Этот голос…
Вскидываю взгляд и встречаюсь с ним глазами. В них нет ни холода, ни скрытого упрека, только печальная усмешка и … нежность.
Соби…
Утыкаюсь лбом ему в плечо. Его руки тотчас окружают меня и крепко прижимают к себе. Не удержавшись, шмыгаю носом, ощущая, как по щеке ползет какая-то мокрая гадость. Тянусь, чтобы поскорее стереть ее, но Соби как всегда быстрее. Мягко приподняв мою голову, он собирает губами соленую влажную дорожку. Предательски всхлипываю и оплетаю руками его шею, зарываясь лицом в волосы, вдыхая их теплый запах.
Как хорошо. У меня все-таки получилось, хоть я и не был уверен до конца.
Нельзя просто запретить испытывать страх. Или чувство вины. Не думаю, что подобное возможно в принципе. Но я мог освободить его от них, позволив действовать без колебаний и не опасаться ничего. Взяв себе всю его боль и тревоги, дать возможность дышать в полную силу без страха и сомнений. Он понял меня верно. Я этому рад.
Будь спокоен за Нас, Соби. Я хочу стать хранителем незыблемой твердости твоего духа. Кристальной безмятежности твоей души. Я смогу.
Его пальцы ласково скользят вдоль шеи, то прослеживают линию подбородка, то проходятся по волосам. Так головокружительно близко…
- Рицка…
Мне не хочется шевелиться, но я все же приподнимаю голову и смотрю на него. Он кажется светло умиротворенным. Глаза прикрыты. На губах играет невесомая улыбка.
- Ты еще никогда так ясно не заявлял своих прав на владение мной. Спасибо, Рицка.
Отвожу взгляд. Я об этом как-то не подумал. Заботился совсем о другом. Но, похоже, все так и есть.
- Тогда не испытывай больше никогда это право на излом.
- О чем ты? - он дарит меня мягким взглядом сверху вниз.
Ехидно прищуриваюсь.
- Раз я в ответе за твои поступки, то, если ты опять ввяжешься в бой в одиночку и пострадаешь, это будет моя вина. Поэтому не смей заставлять меня чувствовать себя виноватым.
Он усмехается, иронично приподняв брови. Пальцы ерошат мои волосы.
- Рицка, это шантаж.
Ну, вроде того. Очень похоже. Но я отрицательно мотаю головой.
- Нет. Это логичное следствие из первого заключения.
- Хорошо, - в его глазах вспыхивают теплые искры. - Ну и логика у тебя, Агнец мой.
От того, как он это говорит, у меня мурашки бегут по телу. И от того, как он смотрит, приподнимая кончиками пальцев мой подбородок.
Губы сами раскрываются навстречу поцелую. Последний раз вздрагиваю, растворяясь в нем. Неужели он думал, что я оттолкну его из-за того, что случилось? Никогда.
Его ладони успокаивающе поглаживают меня за ушами. Зарываются в волосы, пропуская сквозь пальцы пряди. Но ведь тебе легче, Соби?
Я всем телом ощущаю, как уходит сковывавшее тебя напряжение, как расслабляются плечи. Какими уверенными становятся руки, скользящие сверху вниз по шее и дальше по спине.
- Неужели все это так много значит для тебя, Рицка? Невероятно.
Эти слова тревожат, я невольно заливаюсь краской.
- Соби, я же почти не сделал ничего.
В его глазах на мгновение вспыхивает неуловимый огонек.
- Ты ошибаешься, Рицка, - он наклоняется к моему лицу, откровенно впитывая взглядом пылающий на щеках румянец, - ты даже не представляешь себе, как сильно ошибаешься.
Прикрыв веки, он проводит губами по моей щеке, к уху. Вдохнув запах волос, спускается вниз, воздушными касаниями лаская кожу. Огибая подбородок, поднимается выше, вновь притрагиваясь к губам.
Теряюсь, разрываясь между потребностью остановить его и желанием прильнуть к нему сильнее. Так приятно, но все почему-то дрожит внутри. Так он себя еще никогда не вел. Обычно он куда сдержанней. А сейчас его ладони, не останавливаясь, странствуют по телу, а губы покрывают нежными скользящими поцелуями лицо. Щеки, краешек рта и опять подбородок….
Едва ли не ерзаю на полу, обмирая от смущения. Ой, что я наделал. Ему не просто легче, он словно опьянел. Должно быть, это эйфория облегчения. Ему сейчас чертовски хорошо. Я не могу себе даже представить насколько.
- Рицка, у тебя был невероятно грозный вид, - легко куснув мочку, он выдыхает мне прямо в ухо, - тебе очень идет.
Черт. Еще больше краснею, прянув в сторону. Ну что он творит. Я же сейчас задохнусь от смущения. Я ведь ко всему прочему приказал ему снять рубашку! На нем почти нет одежды!
- А ты думал я дам тебе мучиться чувством вины? Такой роскоши тебе не достанется, и не надейся, - мой вымученно веселый голос вздрагивает и срывается, едва я ощущаю прикосновение его дыхания под ухом. О-х-хх… Я, кажется, перестарался. Это слишком.
- Ты моя любимая умница, - притягивая меня плотнее, он поводит губами сверху вниз по шее, продолжая изводить легкими поцелуями. - Что бы я без тебя делал, Рицка?
- Не знаю! - зажмурившись, мотаю головой, борясь со страстным желанием упереться руками в его плечи и вырваться.
- Напугал тебя? Прости, - его ладони замирают на моей спине. Скользнув выше, он прижимается щекой к моему виску. - Я просто очень соскучился.
Дышу тихонько, застыв в кольце его рук. Все? Приступ незапланированного безумия кончился? Рискую открыть глаза и осторожно покоситься наверх, чтобы натолкнуться на его чуть насмешливый ласковый взгляд. Раскаяния в нем ни на грамм.
Ну, Соби! Возмущенно сдуваю со лба челку. Ворчу:
- Я, между прочим, не давал тебе разрешения так меня тискать.
- Действительно, - он беззвучно смеется, вновь сжимая меня в объятьях, затем серьезнеет.
- Ты каждый раз спасаешь меня, Рицка, но кто спасет тебя?
Подозрительно смотрю на него.
- Ты о чем?
Легкими движениями он убирает растрепавшиеся пряди волос с моего лица.
- Я ведь не единственный, у кого были сложности в последнем бою. Может быть… - он осторожно заглядывает мне в глаза, - может, ты… позволишь мне узнать, что тогда с тобой случилось? Если хочешь, конечно.
Ах, вот он про что. Отвожу взгляд, коснувшись невольно рукой шеи там, где смыкались некогда оковы. Я и сам тогда не понял до конца, что произошло. Помню лишь, что те слова о предателях и лжецах причинили мне сильную боль. А потом я вдруг оказался скован.
- Соби, я видимо просто слишком нервничал.
- Понятно, - он слегка склоняет голову на бок, - иногда, очень редко бывает так, что под влиянием мучающих Жертву противоречий, она может сковать себя сама.
- Я в порядке! - резко вскидываю голову, с вызовом глядя ему в глаза, - это… это была минутная слабость, только и всего. И я не хочу сейчас об этом говорить. Пожалуйста, Соби.
- Хорошо, Рицка. Я не настаиваю.
Он согласился с этим так легко. Но ведь он и впрямь заслуживает объяснений. И давно. Прячу глаза, старательно разглядывая гладкие доски пола.
Ты просто не знаешь, о чем просишь, Соби. Ты ведь понятия не имеешь о том, что нам вскоре предстоит. И я не хочу говорить тебе раньше времени. Ты заслужил этот спокойный вечер. Без волнений и тревог. Возможно, таких вечеров у нас больше не будет.
- Соби, ты можешь хоть немного уменьшить эти синяки к утру?
- Я могу убрать их совсем, если нужно. Теперь, когда нет больше нужды беспокоиться о твоих глазах, я приложу к этому больше усилий.
Его ладонь, скользнув наверх, накрывает мою щеку.
- Ты все-таки хочешь вернуться.
- Соби, я должен! – поднимаю на него просящий взгляд. - Пойми. Так нужно.
Он слегка прикрывает глаза, затем вдруг перехватывает мои руки, крепко сжимая их.
- Рицка, не уходи. Прошу тебя. Измени свое решение. Я смогу тебя защитить. Только останься со мной.
- Соби, ты что, предлагаешь мне сбежать? – печально усмехнувшись, утыкаюсь лбом ему в плечо. - Разве ты когда-нибудь бегал от наказаний? Уверен, что нет.
Он медлит, обдумывая довод. Затем рука ложится на мою макушку, взъерошив волосы.
- Мой пример - не самый лучший, Рицка. Можешь мне поверить.
Удивленно смотрю в пол. Эти слова прозвучали так странно. Я-то всегда полагал, что Соби… Подняв глаза, встречаюсь с его внимательным взглядом. В его глубине еще теплится надежда. Он еще надеется…
-Нет,- прикрываю веки. - Разве ты смог бы уважать меня после такого? Я не сбегу, Соби. Прости.
Я слышу его тихий обреченный вздох. Он привлекает меня к себе, поглаживая по волосам.
Молчу, прижавшись щекой к его груди. Рядом, под ухом, размеренно бьется сердце.
Я все-таки умудрился расстроить Соби. Хотя, наверное, этого было не избежать.
- Позволь мне пойти туда вместе с тобой.
Горько поджимаю губы. Зачем он?… Только хуже делает.
- Нет. Я должен разобраться сам.
- Можно мне хотя бы проводить тебя?
Его голос звучит почти безнадежно. Но, несмотря ни на что, он еще не оставил попыток…. Наверное, хотя бы это я могу ему позволить. Не отказывать же… в третий раз.
- Хорошо. Но только до дома. Дальше я пойду один.
- Я понял, - его голос вроде как спокоен, но от этих интонаций мне хочется всхлипнуть.
- Все будет, как ты скажешь, Рицка.
Он вновь привлекает меня к себе. Окружает руками, словно хотел бы закрыть от всего на свете… если бы я ему позволил.
- Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Я тоже.
Слегка шмыгнув носом, невесело усмехаюсь про себя.
Программа на утро обещает быть весьма насыщенной. Вначале будет мое позорное возвращение домой. Мама, конечно, здорово накажет меня, но надеюсь, что не слишком, поскольку затем мне предстоит все сразу… И Соби, и поездка в Семь Лун. Похоже, придется все-таки сбежать из дома. Потому что меня вряд ли отпустят куда-либо после всего, что я натворил.
Кажется, у меня на завтра намечен персональный конец света. Что ж, я сам в этом виноват.
Но если уж мне суждено разбить все имеющиеся в моем распоряжении яйца, то пусть уж они хотя бы будут сложены в одну корзинку.
А пока что у меня есть этот вечер. Тихий и наполненный простыми заботами вечер рядом с Соби. Последний.
Излечившиеся от ран.Chapter XI Woundless
Излечившиеся от ран.
Соби.
Тонкие ветви ивы нависают над водой. Они устало, но безмятежно спокойны. Гроза отгремела, и теперь, сверкая в лучах воскресшего солнца, искристые капли замирают на продолговатых, темных от влаги листьях, срываются вниз, рождая круги на зеркальной поверхности озера. Так и должна, на мой взгляд, выглядеть «непоколебимая мудрость ума». Как эти ветки ивы. Они принимают свое существование, трепещут под дождем, радуются солнцу, гнутся под весом снега. В согласии со своей естественной природой отзываются на всякие изменения мира вокруг, незамедлительно и без сомнений, не колеблясь, не задавая вопросов, что правильно, а что нет. Ветви ивы мудрее людей.
Потерев пальцами переносицу, отрываю взгляд от картины. Всматриваюсь в полумрак комнаты, в глубине которой на моей кровати спит Рицка.
Рассеченный на косые прямоугольники дневной свет оставляет на дощатом полу длинные контрастные полосы, медленно сдвигающиеся по часовой стрелке, следуя за солнцем.
Слишком тихо. Хотя за то время, что Рицка спит, я успел привыкнуть к тишине. Успел даже научиться быть ей благодарным, потому что так я мог слышать его дыхание.
Так странно было осознавать, что эти звуки - лишь отголосок того немногого, что связывает его с этим миром. Так странно было вглядываться в его спящее лицо. Даже скрытое повязкой оно оставалось таким спокойным, но таким безжизненным. Раньше я не представлял себе насколько оно выразительно, какой богатый спектр эмоций и чувств мог скрывать один лишь строптивый прищур этих глубоких черных глаз. Как много тепла могла таить его недоверчивая, несмелая улыбка. Мне так не хватает всего этого. Я так соскучился по Рицке.
Я не предполагал никогда, что дни могут быть такими бесконечно длинными. Что стены моего дома начнут напоминать замкнутые декорации сюрреалистического спектакля для двух лиц. Точнее для одного. Для слуги, повинного в ранении своего господина, выхаживающего его и несущего в своей груди свой личный ад.
Стараясь забыться и не думать ни о чем, я принялся завершать все дела, что скопились к этому времени. Ухватился за эту возможность, радуясь тому, что оказался настолько нерадив накануне. Закончил свои работы для Университета и написал новые в ответ на задания, что мне выдали во время собеседования. Анкеты, разобранные по папкам, лежали, записанные на диск. Больше ничто не мешало мне просматривать их днем. Завершив свой анализ, я выявил около двух десятков подходящих кандидатур. Еще полсотни находятся под вопросом. Но, так или иначе, разрешение этой задачи пока откладывается. Сейчас я нужен Рицке. И когда он проснется, я буду рядом. Что бы не произошло. Больше всего я опасаюсь, что Семь Лун повторят свою попытку и придут за мной до того, как он очнется. И мне необходимо будет, во что бы то ни стало, отразить атаку. Победить, используя любые средства. Хотя как знать. Я еще не пробовал себя на подобный излом. Отчаяние творит чудеса с людьми. Невозможно предугадать, на что я окажусь способен, чтобы не позволить разлучить нас с Рицкой. Этому не бывать. Не допущу…
Отложив кисть, дотягиваюсь до лежащего рядом на полу мобильного телефона, смотрю на часы. Время подошло. Пора кормить Рицку.
Промокнув лоскутком материи испачканные в туши пальцы, поднимаюсь с пола и иду к кухонному столу. Все это стало уже привычным ежедневным ритуалом, хотя вначале полностью застало меня врасплох. Но человек ко всему привыкает. И ко всему приспосабливается. Хотя подчас на это требуется немало душевных сил.
Вымыв руки, осторожно извлекаю из глубокой чаши с горячей водой высокий пузатый соусник с узким носиком. Аккуратно перемешиваю ложкой содержимое. Пробую, проверяя температуру. Согрелось. По ощущениям приятное и теплое. Разваренный, перетертый с фруктами рис с молоком, - что еще нужно выздоравливающему котенку.
Поставив чашу на поднос, иду к кровати. Осторожно опускаюсь на край, примостив еду рядом с собой на одеяле. Нежно провожу ладонью по лбу Рицки, над бинтами, задев колыхнувшуюся челку.
- Пора обедать. Меню в последнее время не слишком разнообразно, ты уж потерпи.
В тишине мой голос звучит до крайности нелепо. Я знаю, что Рицка меня не слышит. Но потребность разговаривать с ним слишком велика. Настолько, что я обращаюсь к нему каждый раз, словно могу получить ответ. Вначале собственный голос, звучащий в тишине, приносил много щемящей боли, но потом я привык. Стал относиться к Рицке так, словно он действительно в порядке. Вчера вечером, когда обмывал его, осторожно проводя по телу мягкой губкой, я вымазал в пене кончик его носа. Думаю, если бы Рицка и впрямь позволил мне купать его, он бы возмутился. В притворном негодующем коварстве плеснул бы в меня водой. И потом мы еще долго дурачились бы, поднимая тучу брызг, пока я не стал бы таким же мокрым, как и он.
Тихонько вздыхаю, прикрыв глаза. Зачем я об этом думаю? Только еще больше мучаю себя.
Наклонившись, бережно просовываю руку под его спину. Приподнимаю его, усаживая на кровати, прислоняю к своему плечу. Его тело, безвольное и податливое, оползает вниз, я придерживаю Рицку рукой, не позволяя упасть. Удобно устраиваю его затылок на своем предплечье. Бережно нажимаю кончиками пальцев на подбородок, размыкая губы. Сняв увесистый соусник с подноса, подношу узкий носик к лицу Рицки, вливая крохотную порцию в рот. Слегка запрокидываю его голову.
- Вот так. А теперь осторожно глотай. Понемногу, не торопись.
Я словно птенца кормлю. Ухаживаю за ним, стараясь предвосхищать все нужды его тела. И так изо дня в день, пока он спит. Вроде бы совсем недолго, но это время кажется мне вечностью. Невыносимо осознавать, что он стал таким беспомощным. По моей вине.
Сделав очередной глоток, Рицка роняет голову на бок. Внимательно смотрю на него. Что это? Непроизвольный рефлекс тела или?…
- Достаточно?
Он слегка склоняет голову вперед. По моим губам скользит невольная улыбка. Неужели услышал?
- В туалет нужно?
В отрицании чуть поводит подбородком в сторону. Похоже, он и впрямь понимает меня.
- Хорошо.
С тихим вздохом прижимаю его к себе. Многое бы отдал, чтобы услышать сейчас его голос. И пусть я и так делаю все возможное, чтобы Рицка как можно скорее поправился, мне каждый раз кажется, что этого недостаточно.
Аккуратно опускаю его на подушку. Поправляю чуть смявшуюся одежду. Моя рубашка слишком велика ему. Манжеты даже застегнутые, соскальзывают с тонких кистей, скрывая руки. Надо будет переодеть его в пижаму, когда она высохнет.
Опустившись на колени у кровати, кладу подбородок на руки, изучая глазами его спокойный профиль. Провожу ладонью по темным волосам, ощущая, какие они мягкие на ощупь.
Рицка. Рицка. Если бы ты только знал, как мне было плохо, когда я принес тебя домой. Я осматривал повреждения, и у меня дрожали руки. Было страшно до тошноты, что я обнаружу нечто, с чем не смогу справиться. К счастью, это оказалось не так. Защищаясь, ты закрыл лицо руками. Зажмурился, и иглы вошли неглубоко. Хоть я и не слишком талантлив по части целительства, но восстановить подобные повреждения все-таки способен.
Забыв про собственные раны, я возился с тобой всю оставшуюся ночь. Надеюсь, этого окажется достаточно, и твое тело примет в дар вложенные тогда в слова силы и неистовое желание помочь тебе. Ты ведь не отвергнешь все это, правда? Надеюсь, ты достаточно доверяешь мне, чтобы принять плоды моих стараний. Сейчас я могу только поддерживать должный уровень, закрепляя уже сделанное. Но слишком многое теперь зависит от тебя.
Пожелай очнуться невредимым, Рицка. Захоти вернуться ко мне. Я верю, что у тебя получится. Ты ведь такой сильный. Куда сильнее, чем тебе самому кажется.
Приподнявшись на коленях, мягко целую его в лоб, попутно проверяя температуру. На следующий день после ранения у Рицки начался сильный жар. Но, к счастью, он вскоре спал, сейчас кожа сухая и теплая. Это добрый знак.
За стеной со стороны лестницы слышится нестройный перестук быстрых шагов. Дверь неожиданно начинает содрогаться под тяжестью ударов. Кто-то нещадно колотит в нее кулаками.
Вздрогнув, стремительно оборачиваюсь, прислушиваясь.
- Соби-сан! Соби-сан, вы дома?! Это Юико! - тихий всхлип. - Откройте, пожалуйста, Соби-сан! Откройте!
Юи-тян? Что она здесь делает? Замираю в сомнении, созерцая вздрагивающее от ударов дверное полотно. Я не удивлен, что Юико знает мой адрес. Она была у меня дома на дне рождении Рицки, в декабре. Но сейчас я не могу впустить ее. Мне лучше вообще не показываться.
- Ю… Юико-сан, - запыхавшийся мальчишеский голос вклинивается между отчаянными восклицаниями и ударами по деревянной поверхности двери.
- Вы так себя загоняете, Юико-с..сан. Меня уже загоняли.
И этот голос я тоже знаю. Это Яёй, друг Рицки и Юи-тян.
- Юико… не может больше ждать!- удар. - Ей…. мне нужно увидеть Соби-сана! Я должна с ним поговорить! Соби-сан, откройте!
Подавив обреченный вздох, поднимаюсь на ноги. Хорошо. Уже иду.
Полотно двери все еще продолжает вибрировать от настойчивых попыток Юико привлечь внимание, даже пока я поворачиваю в замке ключ. Юи-тян останавливается только, когда сдерживающее ее досадное препятствие подается ей навстречу. Выскользнув наружу и прикрыв дверь за собой, прислоняюсь к ней спиной, скрестив руки на груди, сразу давая понять, что визит внутрь, если они на него рассчитывали, отменяется.
- Юи-тян? Что случилось? К чему такой переполох? - Окутывающие открытую лестничную площадку потоки воздуха заставляют меня слегка вздрагивать. Снаружи свежее, чем внутри. Старательно улыбаясь, я пытаюсь говорить мягко, но, наверное, у меня не очень хорошо выходит. Несложно скрыть свои истинные эмоции, куда сложнее изобразить благодушие, если следа его нет и в помине. В этом смысле, я никогда не умел управлять собой.
Она несколько секунд ошарашено глядит на меня. Должно быть ее удивил мой вид. То, что я вышел наружу, как был. В рубашке с закатанными рукавами, накинутой поверх футболки, в джинсах и босиком. Хотя, возможно, после случившегося с Рицкой я слегка осунулся и выгляжу слишком усталым.
- Соби-сан! – опомнившись, она подается вперед, сжимая кулачки. - Вы знаете, где Рицка-кун?! Вы с ним виделись?!
-Пока нет, - склоняю голову, челка падает на лицо, - он не звонил мне с начала каникул, и я не стал его беспокоить. У него должно быть достаточно своих забот. Все-таки начало нового учебного года…
- Соби-сан… - она глядит на меня, ресницы трепещут. В уголках широко распахнутых глаз начинает собраться влага, - так значит, вы… тоже ничего о нем не знаете?.. Не-ет…
Ее плечи опускаются, начинают мелко вздрагивать. Слезы, соскользнув с ресниц, катятся по щекам. Тряхнув головой так, что несколько блестящих капель срываются в сторону, она порывисто подается к Яёю и утыкается в его плечо, не в силах сдержать сдавленные рыдания. Яёй вначале удивленно отшатывается, затем, поджав чуть дрогнувшие губы, начинает осторожно гладить девушку по волосам, успокаивая.
Наблюдаю за этим, чуть прикрыв глаза. В который раз уже убеждаюсь, что симпатия к кому-то способна причинить много боли. Нелегко лгать такому доброму и беззащитному существу как Юи-тян, как бы я не был уверен в оправданности этого.
Мне нельзя совершать необдуманных поступков, потакая своей не к месту проснувшейся совести. Мне нельзя никого жалеть. Но может я смогу хотя бы утешить?
- Юи-тян…
- Хаватари-сан. Яёй-кун. Ну, наконец-то, я вас нашла.
Невысокая, нелепая в своей нескладности фигурка выворачивает из-под лестницы с площадки четвертого этажа. Тяжело поднимается по ступенькам, держась за перила.
- Зачем вы убежали? Я едва не заблудилась… - увидев меня, учительница Рицки осекается, застыв внизу на промежуточном лестничной пролете. Налетевший порыв ветра раскачивает полы длинной юбки. Глядя наверх, Шинономе-сенсей нервным, безотчетным движением поправляет несуществующую складку на старомодном коротком пиджаке с карманами-полумесяцами.
- Агатсума-сан…. Доброе утро… то есть день… - она окончательно путается в словах и бормочет, - простите…
- Сенсей?- невольно сдвинув брови, потираю пальцами переносицу под душкой очков. Лучше б мне и впрямь было не открывать дверь. - Чем обязан визиту? Что вы здесь делаете, проще говоря?
- Я?... - натолкнувшись на очевидную грубость, сенсей вначале вскидывает голову, затем опускает ее, отводя глаза.
Ясно. Так мы еще долго ни к чему не придем. А мне, признаться, сейчас острее чем когда-либо хочется, чтобы меня оставили в покое.
Я так понимаю, эта делегация прибыла по мою душу в связи с исчезновением Рицки. Полагаю, что от меня требуется задать несколько вопросов, иначе это будет выглядеть неестественно.
- Вы пришли поговорить о Рицке? С ним что-то случилось?
- Случилось, - громко всхлипнув, Юико отрывается на мгновение от плеча Яёя, - Рицка-кун…. Он пропал. Никто не знает, где он… - она отчаянно хлюпает носом, размазывая ладонями по лицу не прекращающие течь слезы, - я думала… может вы знаете, Соби-сан. Я так надеялась…
Конец фразы тонет в новом всплеске рыданий.
- Юико-са-ан, - совершенно подавленный и растерянный Яёй мнется рядом, не зная, что сказать.
С сожалением смотрю на плачущую девчушку. Насколько же тяжело иметь дело с людьми, не способными управлять своими эмоциями. Впрочем, как выяснилось, я и сам не всегда на такое способен.
- Простите… Агатсума-сан. Дело в том, что Аояги-кун исчез из дома в начале школьных каникул и с тех пор его никто не видел.
Стиснув руками края короткого пиджака, Шинономе-сенсей глядит вниз, на ступеньки. Совладав с собой, она, по-видимому, на правах старшей решилась взять инициативу в свои руки. Уже утешает.
- … Я обеспокоилась, когда Аояги-кун не пришел на занятия в первый учебный день, звонила его родителям несколько раз, но никто не брал трубку. И тогда я пошла к нему домой и… - она на мгновение прерывается, - нашла его маму… очень расстроенной.
Вот оно что. Невесело усмехаюсь, без труда расшифровав кроющееся за последними словами. Очень расстроенной, значит… Похоже учительнице Рицки довелось лицезреть приступ истерики милейшей Аояги-сан. Мне даже слегка жаль сенсея. Такого натерпеться…
Она слегка вздыхает, выплывая из тяжелых воспоминаний.
- В общем, Аояги-кун должен был отправиться в подростковый лагерь. Он собрал вещи и уехал, но не вернулся в положенный срок. Аояги-сан стала искать его, и выяснилось, что Аояги-кун вообще не был в лагере, даже не подавал документов. В полиции полагают, что он сбежал из дома…
- Нет!- шмыгнув носом, Юико вскидывает голову в яростном протесте. - Только не Рицка-кун! Он никогда бы так не поступил! Не сбежал бы! Не бросил бы школу! Я в это не верю!
Сжав веки, она мотает головой из стороны в сторону.
- С ним что-то случилось! С ним наверняка что-то случилось! Я чувствую… Его надо искать…. Может, ему нужна помощь!….
Она обращает на меня отчаянный взгляд.
- Соби-сан! Пожалуйста! Найдите, Рицку-куна! – подавшись вперед, она хватается за рукав моей рубашки. - Я очень прошу вас, найдите его! Я знаю, вы можете! Он же дорог вам!
Уронив голову, она мелко вздрагивает, выпуская скомканную материю. На деревянных досках пола у ее ног собираются темные горошины слез.
- Если Рицка-кун не найдется, я не знаю, что со мной будет. Наверное, я умру.
Невыносимо смотреть.
- Юи-тян, - опускаюсь перед ней на одно колено, беру в свою ладонь безвольную маленькую кисть, - я уверен, что с Рицкой все будет хорошо. Он скоро появится, вот увидите.
- Соби-сан…- она поднимает глаза, моргая слипшимися ресничками, - вы думаете?..
- Да, - достаю из заднего кармана брюк свой носовой платок, вкладываю его в руку Юико, - Рицка никогда не бросает дорогих ему людей. Уверен, он скоро вернется.
- Но вдруг его похитили, вдруг он потерялся, - она неловким жестом вытирает опухший носик тыльной стороной ладони. Посмотрев на зажатый в руке платок, начинает рассеянно промокать им покрасневшие от слез глаза и мокрые щеки.
- Тогда я найду его и спасу, - чуть улыбнувшись, бережно принимаю свой платок назад.
- Не волнуйтесь за Рицку, Юи-тян. Я сделаю все, чтобы он как можно скорее вернулся. Обещаю.
- Если вы говорите… значит и правда… - тихонько всхлипнув, она несколько секунд глядит в пол, затем вдруг сделав шаг вперед, порывисто обнимает меня, обхватив руками. Вздрагиваю, растерявшись. Она, зажмурившись, шепчет
- Спасибо, Соби-сан. Вы такой хороший.
Горло обжигает внезапная волна горечи.
- Далеко не уверен, - осторожно высвобождаюсь, снимая с плеч ее руки, - я не заслуживаю вашей благодарности, Юи-тян. Можете мне поверить.
Поднимаюсь с колен. Бросаю быстрый взгляд на учительницу. Слишком уж смущенный вид у нее. Чуть ли не растроганный. Похоже, я допустил ошибку. Не стоило утешать Юико при сенсее. Не хотелось бы, чтобы неискушенная, экзальтированная фантазия выстроила в ее сознании какой-нибудь абсурдный светлый образ.
- Юи-тян, я буду держать вас в курсе относительно Рицки. Вы и ваш друг можете заходить в любое время, - склонив голову, отворяю дверь, - только, пожалуйста, в следующий раз приходите одни. Без посторонних.
Все трое как по команде вскидывают голову. Юико краснеет, а сенсей… Лучше бы она вместо того, чтобы, застыв, стоять, стискивая побелевшими пальцами перила, бросилась бы вниз по лестнице. Чем сверлить мне этим несчастным взглядом, медленно заливаясь румянцем обиды.
Вот так. Не питайте иллюзий, сенсей. Это никому не нужно. Мне в последнюю очередь.
- Всего доброго, - вежливо закрываю дверь у них перед носом. Поворачиваю ручку, защелкивая замок. Прислоняюсь к поверхности двери спиной и затылком. Взгляд невольно скользит по комнате, останавливаясь на кровати, где под одеялом обозначаются неподвижные, четко очерченные контуры тела Рицки.
- Уходим, Юико-сан. Сенсей?
- Да, - тихий, унылый голос учительницы доносится из-за окна, - я уже иду.
Приглушенный шорох шагов за стеной возвещает о том, что я снова один. Превосходно. Рассеянным жестом нащупываю в заднем кармане джинсов пачку сигарет. Перебравшись на балкон, курю, отстраненно наблюдая, как навестившая меня только что компания движется вниз по дороге, то скрываясь, то появляясь в просвете между деревьями. Яёй что-то убежденно втолковывает Юико. Она идет рядом, повесив голову. Шинономе-сенсей понуро плетется следом. Думаю, если бы Рицка узнал, как я только что обошелся с его учительницей, то разозлился бы. Заставил бы извиняться, как в прошлый раз. Чувствовал бы себя неловко. Я доставляю ему столько хлопот.
Да-а. Опустив голову, созерцаю сквозь сигаретный дым, свои руки, лежащие на перилах балкона. В последнее время я много об этом думал. У Рицки будет масса проблем из-за меня. Когда он очнется и осознает сколько времени прошло, то наверняка это его сильно встревожит. Он пропустил срок своего возвращения домой и теперь его все ищут. Логично было предположить, что так будет. К тому же меня посещала полиция несколько дней назад. Им я не открыл. Потоптавшись у двери, не дождавшись ответа, ввиду отсутствия ордера на обыск бравые офицеры были вынуждены уйти ни с чем. Но и без этого было понятно, что дома Рицку не ждет ничего хорошего, когда он вернется. Его мать, без всякого сомнения, не обойдет эту ситуацию своим «пристальным вниманием». Рицке сильно достанется. Если не сказать больше. Я боюсь за него.
Ощутив вновь резкий мучительный укол в груди, отрывисто подношу сигарету ко рту и рвано затягиваюсь.
Я подвел его. Это все моя вина. Я не справился со своими эмоциями, со своим страхом и позволил всему этому случиться. Позволил, чтобы Рицке причинили так много боли. И на этом все далеко не кончится. Думаю, его отношения с матерью сильно ухудшатся из-за истории с лагерем. Совершенная мной ошибка приведет к тому, что и без того преотвратное отношение к нему может перерасти в нечто угрожающее. Сказать, что я усложнил Рицке жизнь, - это значит вообще не сказать ничего. Я подвел его.
Сможет ли он после этого верить мне? Я говорил, что смогу защитить его, обещал, что с ним ничего не случится. И не смог подтвердить своих слов на деле. Не оправдал возложенных на меня надежд. Если раньше я лишь опасался, что Рицка может разочароваться во мне, то теперь у него есть для этого весомый повод. И желая всем сердцем его скорейшего выздоровления, я опасаюсь увидеть осуждение в его глазах, когда он проснется.
И он будет в этом прав.
***
Мелодичная трель звонка разносится под сводами школы Семи Лун. Свернув в высокий арочный проем, Ритцу-сенсей оставляет позади обширный светлый коридор, звенящий детскими голосами. Большая перемена. Ученики спешат в столовую. Смеются, болтают, ссорятся. Как обычные школьники. Почти обычные.
Поднявшись по лестнице, Минами Ритцу быстрым шагом пересекает свою приемную, проигнорировав выпрямившегося в кресле секретаря. Впрочем, она только рада этому. По выражению лица сенсея никак нельзя сказать, что он расположен к общению.
«Состояние дел ухудшается с каждым днем. «Страсти по Соби-куну». Никак иначе и не назовешь те стихийные дебаты, что возникают в стенах Школы в связи с последними событиями. Нагиса столь раздосадована провалом своих Зеро, что начала впадать в крайности, утверждая, что Соби-кун может представлять опасность. Дескать, нельзя оставлять на свободе столько мощное оружие, над которым, как ей кажется, был полностью утрачен контроль. Соби-кун дважды использовал незаконный доступ в систему. Уничтожил подряд две, посланные за Аояги пары Стражей, не имея причин для подобных жестких мер. Презрев Правила, стал слишком опасен, чтобы оставлять его в живых. Так быть может имеет смысл разобрать его преступления заочно, без его присутствия и передать, наконец, выполнение приговора отряду Карателей?»
Тщательно закрыв за собой дверь кабинета, Ритцу опускается в кресло. Невозмутимо раскрыв папку, вчитывается в первое из оригиналов личных дел учеников младшей школы, прошедших вступительные испытания в этом году. Не все смогут закончить обучение. Так или иначе, часть неизбежно отсеется.
«Вряд ли Нагиса осознает до конца, к чему могу привести такие ее суждения. Но они постепенно находят отклик, и это не может не внушать опасений. Если Loveless в ближайшее время не появится…»
Прикрыв глаза, сенсей устало расслабляется в кресле. Затем взгляд скользит по коллекции бабочек, застывшей на стене.
«Хотя я удивлен, что он до сих пор не появился. Я был уверен, что вскоре после нашего разговора, они оба приедут в Семь Лун. Неужели я ошибся в этом мальчике? Хотел бы я знать, о чем эти двое думают. В особенности Соби-кун. Я не верю во всю эту вызванную уязвленным самолюбием Нагисы чушь о необоснованной агрессии. Соби-кун идеально контролируем. Он безупречный Боец. Чем бы ни были вызваны его последние действия, они наверняка подчинены логике. Если бы еще Соби-кун соизволил объясниться….
Что касается Аояги, то я постепенно начинаю разочаровываться в нем. Он явно не оправдывает моих надежд. И прежде хорошего к нему отношения. Если прения об участи Соби-куна приблизятся к опасной черте, я все же приведу в исполнение намеченный план. Мне будет жаль потраченных впустую усилий, но это поможет, если не смягчить некоторые обстоятельства дела, то хотя бы выиграть время. Я все еще рассчитываю на благополучный исход. И как ни странно, если не на благоразумие Аояги, то хотя бы на страх перед наказанием. Чем бы ни было вызвано его бездействие, надеюсь, у него найдутся веские аргументы, чтобы объяснить мне его. И для его пользы будет лучше, если эти доводы окажутся достаточно убедительными».
Рицка
На этот раз мое пробуждение было несколько иным. Я словно всплывал из неведомых глубин. Осознание себя, существующего в этом мире, давалось мне с трудом. Метр за метром я поднимался из бездны беспамятства, узнавая окружающее меня пространство и звуки. Шаги, фырчанье чайника, закипающего на плите, голоса, пробивающиеся сквозь туманную дымку.
- Со-тян! Что ты творишь?! Почему ты не отвез его в больницу?!
Кажется, это Кио. Только у него такая манера говорить… Эксп…прессивная. Это он… обо мне?
- Кио. Не тебе беспокоиться о Рицке. С ним все в порядке.
Голос Соби слишком сдержанный. Таким он бывает, когда сильно чем-то раздражен.
Что Кио делает тут?
- В порядке?! Да у него вся голова бинтами обмотана, как у контуженного! Такого беспечного отношения я даже от тебя не ожидал!
Я откуда-то знаю, что у Соби вот-вот кончится терпение, и тогда они точно поругаются. Не хочу, чтобы это произошло.
- С..соби… - я наверное позвал слишком тихо, но горло словно ватой забито. Сколько же я спал?
Его голос обрывается в начале резкой отповеди, и я слышу быстрые шаги.
- Эй. Со-о-тян! Я с тобой еще не закончил!
- Тише, Кио. Рицка?... - перед глазами слегка темнеет. Совсем рядом я слышу шорох одежды, словно Соби наклоняется надо мной, загораживая собой окно. Я различаю свет?
- Не ссорьтесь… Не надо.
Теплые ладони накрывают мою руку. Почувствовав прикосновение, приподнимаюсь навстречу Соби. Скользнув свободной рукой вверх по его локтю, вцепляюсь в рукав рубашки, побуждая помочь мне сесть.
Темное пятно перед глазами смещается вправо. Плоскость кровати слегка наклоняется, прогибаясь. Соби садится рядом, помогая мне подняться. Я действительно вижу свет.
- Рицка, как ты?
- Нашел что спросить, - это опять Кио. Ворчит тут же под ухом, - врача бы лучше вызвал.
- Не надо врача, - прислоняюсь к плечу Соби. - Кажется, мне уже лучше. Помоги… снять повязку.
Несколько секунд он колеблется, затем тянется мне за спину. Скользнув руками по волосам, распутывает тонкие узелки, разматывает бинты. Снимает слой за слоем, и светлое пятно перед глазами становится все ярче. Облизываю пересохшие губы, стягивая остатки повязки с лица.
Рядом Кио тихо присвистывает, собирается, видимо, что-то сказать, но не находит слов. Постель рядом пружинит вверх. Соби опускается передо мной на пол, заглядывая в лицо.
- Рицка…
Веки какие-то тяжелые, а глаза, когда пытаешься их открыть, начинает покалывать так, будто бы они песком забиты. Разлепляю ресницы и вижу перед собой нечеткий темный силуэт. Щурюсь. Свет даже приглушенный отзывается болезненной резью. Черты лица Соби слегка расплываются, погруженные в легкую сиреневую дымку, но я все-таки их вижу.
- Все хорошо, - протянув руку вперед, касаюсь кончиками пальцев его щеки. – Похоже, все и, правда, в порядке.
Его лицо расцветает улыбкой, он ловит мою руку, крепко сжимая ее своей.
-Я не знаю, в чем тут дело, но это ни в какие ворота не лезет! – Кио настолько ошеломлен, что даже не замечает нашей пантомимы, разглядывая мое лицо.- Рит-тян, что с тобой случилось?!
Пара Зеро чуть не лишила меня зрения, вот что случилось.
Но Кио этого знать не следует. Что мне ответить?
- Ничего… особенного.
Кайдо наклоняется, его рука в бессознательном жесте устремляется к моему лицу, но застывает в воздухе.
- Это так, значит, в последнее время называется? Рит-тян, ты бы себя видел!
Молчу, склонив голову вперед. Комментировать произошедшее я не собираюсь. Пальцы Соби на моем плече слегка сжимается, во взгляде, обращенном на Кио появляется предупреждение.
- Кио, ты слишком остро на все реагируешь. Не надо давить на Рицку.
- Хорошо! Тогда я буду давить на тебя, Со-тян! Почему вы не обратились за медицинской помощью?!
Пытаюсь встать с постели, Соби тут же подхватывает меня, подставляя плечо. Вцепившись в него руками, поднимаюсь на ноги, с трудом переводя дыхание.
- Я не люблю врачей.
- Психи! - убежденно заключает Кио. - Оба.
- Не говори так с Рицкой, - Соби произносит это почти автоматически. Он осматривает мое лицо и по облегчению в его взгляде, я делаю вывод, что на самом деле все лучше, чем могло бы быть.
- Да ну вас! Я ухожу.
С досадой тряхнув шевелюрой, Кайдо идет к двери.
- Кио…
Тот оборачивается, взгляд хмурый и обиженный.
- …спасибо за помощь.
По губам Соби скользит легкая улыбка. Теперь, когда я совершенно, очевидно, пришел в норму, он заметно успокоился, и к нему вернулась его обычная мягкая насмешливость.
Выражение лица Кио чуть смягчилось. Он хмыкнул и, выпрямившись, сунул руки в карманы.
- Всегда пожалста, - перевел взгляд на меня. - Ты, Рит-тян, держался бы подальше от этого невезучего парня, а то переймешь еще эту его привычку влипать в разные истории.
Невольно ухмыляюсь. Все-таки он славный. И отходчивый.
- Боюсь поздновато. Уже перенял.
- Тебе же хуже, - добродушно ворчит Кио, чуть склонив голову вперед. Подхватив с пола свою сумку всю в вышивке и значках, он делает рукой неопределенный жест, похожий на ленивый салют.
- Выздоравливай, Рит-тян. С тобой, Соби, я еще увижусь в Университете. Ты, надеюсь, не забыл, что вроде как учишься там?
- Я все помню, Кио, - Соби улыбается. - Не волнуйся за меня.
- Это все равно бесполезное занятие, - фыркает Кайдо, небрежным пинком ноги распахивая входную дверь, - всем до скорого.
Дверь закрывается. Быстрый перестук шагов вниз по лестнице медленно стихает вдалеке.
Я молчу, уткнувшись носом в предплечье Соби. И он тоже молчит, ласково перебирая пальцами пряди на моем затылке. Мне так тепло от этих мягких касаний. И так не хочется прерывать это взаимное уютное молчание. Едва оно закончится, придется что-то делать, что-то объяснять. И черт подери, если я знаю, как начать. Но все-таки невозможно стоять так бесконечно.
Я должен поговорить с ним.
- Зачем Кио приходил? Навестить?
Кошусь на умывальник. А еще неплохо было бы привести себя в порядок.
- Нет, - Соби медленно отстраняется, отпуская меня, - я сам его попросил зайти. Подошел к концу запас продуктов, а Нацуо и Йоджи все еще пропадают где-то, так что у меня не было другого выбора, кроме как позвонить Кио.
Он боялся оставить меня одного даже на двадцать минут, чтоб сходить в магазин. Соби.
Он проследил глазами направление моего взгляда.
- Тебе помочь?
- Нет уж, - хмыкаю, - этого еще не хватало.
Расстояние до умывальника равняется пяти шагам. Главное пройти их, не шатаясь, а то он и вправду бросится помогать.
Холодная вода приятно освежает кожу. Чувствую, что окутывавший голову тяжелый туман уже почти полностью испарился. Собрав волю в кулак, поднимаю взгляд на зеркало. Да уж. Есть чего испугаться. Бурые синяки накрывают обе глазницы, веки опухли. Зона вокруг и переносица усеяны мелкими белесыми звездочками, следами попадания игл.
Спиной я ощущаю взгляд Соби. Видимо, он все еще не уверен, что я достаточно пришел в себя, чтобы оставлять меня без присмотра.
- Как долго я спал?
Это самый главный вопрос. Каникулы, должно быть, уже закончились. А как же мой перевод в Школу Семи Лун?… Мама, наверное, с ума сходит от волнения.
- Десять дней.
И только? Брови невольно ползут вверх. По моим внутренним часам прошел как минимум месяц. Должно быть, Соби вложил все свои силы, чтобы я как можно скорее поправился. Лечил меня, выхаживал. Мне не в чем его упрекнуть…. Но все равно, десять дней - это слишком много. Я пропустил срок своего возвращения из лагеря. Меня убьют дома…
Уронив голову, смотрю, как вода, закручиваясь в спираль, уходит вглубь водопроводной трубы. Это приглушенное клокотание в ней – единственные звуки, что слышны сейчас. Соби молчит, застыв у кровати, наблюдая за мной. Думаю, он не хуже меня осознает, что означают эти десять дней.
Проглотив не к месту образовавшийся в горле комок, расслабляю стиснутые на металлическом крае умывальника пальцы. Нельзя показывать Соби, как я расстроен. Не стоит портить день моего выздоровления своими метаниями и тревожными стенаниями о том, что еще только будет. Глупо себя так вести, раз я ничего не могу изменить.
Заставляю себя выпрямиться.
- Соби, за эти дни кто-нибудь еще приходил?
Он отвечает словно вышколенный секретарь.
- Если ты о Стражах, то нет. Больше никаких нападений не было.
Прикрываю глаза, ощущая, как слегка расслабляется что-то внутри. А, это облегчение. Я-то как раз опасался обратного. Ведь названые Ритцу сроки уже вышли. Оказывается, даже он способен ошибаться. Может, все не так уж плохо? Не так уж сильно я опоздал?
- Соби, чем все закончилось? А то я ничего почти не помню. Как ты справился с Зеро?
Сзади слышится его тихий вздох.
- В этом почти нет моей заслуги, Рицка. Благодаря твоим словам я сумел собраться. Дальше все уже было делом техники.
Прячу улыбку. Скромность Соби – это нечто. Дело техники, надо же… И все-таки сознание того, что я сумел ему помочь, что на этот раз от меня была польза, оно согревает.
Вглядываюсь в свое отражение. Эти синяки и шрамы скоро сойдут, или я плохо знаю Соби. Так что на самом деле все совсем не так страшно. Вот только…
- Почему они выбрали такую атаку? Разве я не нужен был им живым и… целым?
Сзади доносится шуршание пакета и тихой звон стеклянной посуды. Убедившись, что его помощь действительно не требуется, Соби отправился разбирать сумки с покупками.
- Если бы они выиграли, то тотчас доставили бы тебя в Школу, а там нашлось бы кому тебя вылечить. Они пошли ва-банк, чтобы не затягивать бой. Такое твое ранение должно было сломить меня. Ты ведь и, правда, сильно пострадал, Рицка.
Мне почудился в этом ровном голосе укол самобичевания? Резко поворачиваюсь, опираясь спиной о рукомойник. Соби сидит ко мне вполоборота, методично заполняя холодильник продуктами.
- Почему они пошли ва-банк? Они что, не надеялись победить?
- Эти ребята вообще изначально не действовали по правилам. Они отловили меня по дороге к дому, фактически навязав бой. Собирались разобраться со мной, а потом без помех забрать тебя.
Хмурюсь. Что-то тут не сходится.
- Соби… Если ты об этом знал, то почему не позвал меня? Зачем решил драться с ними в одиночку?
Коробочки с едой аккуратными стопками ложатся на полки.
- Я не думал, что ты меня услышишь.
- Чушь, - отметаю аргумент рукой, - ты знал, что я услышу, что почувствую загрузку боевой системы. Ты ведь даже не попытался вызвать меня.
Тихий вздох.
- Значит, я надеялся, что ты все-таки не придешь. Не сможешь меня найти.
- Соби!!- В несколько быстрых шагов преодолеваю разделяющее нас расстояние, буквально падаю с ним рядом, обхватывая его запястья, заглядывая в лицо.
- Зачем?! Почему…?!
Он не пытается освободить свои руки, но глядит в сторону.
- Эти Зеро, они были очень опасны. Ты мог пострадать… и пострадал. Я не рассчитывал на победу, но собирался продержаться так долго, как смогу и нанести им вред достаточный, чтобы лишить возможности добраться до тебя.
Выпускаю его руки. Гляжу на него расширенными глазами, не веря услышанному.
- Соби… Ты что ли… хотел разменять их на себя? Да ты…. Ты просто…!
- Не волнуйся, Рицка, я бы не погиб, - закончив с первым пакетом, Соби принялся за второй, - меня не так то легко убить. И к тому же я регенерирую быстрее и лучше тебя.
- Да какая разница! - вскочив на ноги, начинаю кружить по комнате, пытаясь обуздать охватившую меня какофонию чувств. Это просто невероятно! Он просто невыносим! Ну как он может так со мной поступать?! Я бы с ума тут сходил, искал бы его. И потом нашел бы где-нибудь полумертвого, изрешеченного этими чертовыми иглами!
Ноги подгибаются, я без сил опускаюсь на кровать, тяжело дыша, опираясь локтями о колени, обхватив руками голову. Страшное видение бьется в сознании, и мне никак не вытравить его оттуда. Чудесные васильковые глаза, превращенные в сплошное кровавое месиво. Я не хочу об этом думать!! Не хочу!!!
- Рицка, - голос Соби тих, но мне чудится в нем скрытое страдание, - лучше я, чем ты…
- Нет! - мои кулаки врезаются в матрас. - Это неправильно! Я - твоя Жертва! Или ты забыл?!
- Разве подобное возможно? - он чуть печально улыбается, и от этой улыбки мне хочется со стоном стиснуть зубы. Соби, ты понимаешь, что творишь со мной?!
- Я действовал так, как велел мне мой долг Стража. Если тебе не нравятся мои поступки, ты можешь…
- Даже и не думай, что я буду тебя наказывать!! - Я пружиной взвиваюсь на постели, тут же плюхаюсь назад и в бессилии закрываю лицо руками. Ну что мне с ним сделать, чтобы до него дошло!
- А стоило бы, - его руки замирают на коленях, - как бы все ни обернулось, я допустил, чтобы тебя так сильно ранили. Подобное… требует наказания.
Поднимаю голову и пристально смотрю на него. Этот взгляд, погруженный в себя, словно в глубине он видит что-то… Неужели он?… Это надо проверить.
- Думаю, мне стоит лучше сказать тебе спасибо, - внимательно наблюдаю за ним, ожидая реакции. - Ты меня спас.
От этих слов он вздрагивает, словно я его ударил. Руки на коленях сжимаются.
- Рицка, - его голос ровен и тих, я едва его слышу, - тебе не за что быть мне благодарным, совсем не за что.
Закусываю губу. Так и есть. Он винит во всем себя. Он не уберег меня, а сам при этом остался цел. Должно быть, в его понимании это худший из всех вариантов, которыми мог закончиться тот вечер. Кроме разве что поражения. Я даже не представляю себе, каково ему было все эти дни. О чем он думал, пока ждал, когда проснусь? Небось, терзал себя мыслями о своих ошибках. Если вдуматься, я бы так не смог, я бы рехнулся.
Повисает тишина. Она плотная и тягучая как расплавленная карамель.
Если бы причина была в сомнении или неуверенности в себе, можно было бы попытаться разубедить его, ободрить… Но с этим я понятия не имею как справляться. Будь на моем месте Кацуко-сенсей, она знала бы… Она смогла бы найти нужные слова. Но что могу я?
Встревожено сверлю глазами пасмурный профиль Соби. Что мне делать?
- Скажи, Соби… А раньше, когда ты был с Сеймеем… случалось так, чтобы его ранили?
Шорох одежды. Соби чуть поворачивается, пристально глядя в мое лицо.
- Почему ты спрашиваешь об этом?
Упрямо склоняю голову.
- Ответь.
Видя мое упорство, он чуть усмехается уголками губ и качает головой.
- Несколько раз бои заканчивались серьезными травмами с обеих сторон. Но во всех случаях победа оставалась за нами.
Киваю. Я ожидал чего-то подобного.
- И что Сеймей тебе потом говорил?
Шелест пакета возобновляется. Соби продолжает убирать оставшиеся покупки в холодильник.
- Он говорил, что я должен учесть свои ошибки и больше их не повторять. Что я должен биться лучше.
Не годится. Отвожу глаза. Если бы я сейчас сказал подобное, то фактически признал бы, что Соби плохо сражался. А это только усугубило бы это чертово чувство вины, засевшее в нем. Надо придумать что-нибудь другое, но в голову ничего не идет.
Прокручиваю в памяти поединок. Точнее первую его часть, когда я еще осознавал что-либо. Соби не удержал до конца ту атаку, потому что слишком сильно опасался, что я пострадаю. Слова этого Зеро, Жертвы, должно быть сильно ударили по нему, раз он на мгновение ослабил контроль.
- Соби… я…. знаю, что подобное больше никогда не повторится, - тщательно выбираю слова, хотя от собственных мыслительных завихрений у меня начинает болеть голова, - только ты должен перестать так за меня волноваться. Я хочу, чтобы отныне ты сражался, не думая обо мне.
- Рицка, это невозможно.
Вскидываю взгляд.
Почему? Я не задаю этот вопрос вслух, но он очевиден. Соби вздыхает и отвечает будто бы через силу.
- Я слишком… люблю тебя…
А какого еще ответа я ждал? Чувствую только горечь. Как легко ты произносишь эти слова всегда, и как болезненно они отдаются в тебе сейчас.
- Соби, твое беспокойство за меня делает нас уязвимее. Увеличивает опасность поражения.
Молчит, склонив голову. Он и сам все прекрасно понимает.
В отчаянии подаюсь вперед, сжав кулаки.
- Но ведь с Сеймеем ты мог просто все запомнить и двигаться дальше. Или ты не волновался за него? Не испытывал чувства вины, если что-то шло не так?
- Рицка, все верно, но… - он пытается объяснить, но видимо не находит нужных слов. Я жду…
Наконец, он сдается.
- Сеймей… часто использовал право наказания.
Наказание? А это здесь причем?
Хмурю брови.
Наказывают обычно за совершенный проступок. При этом оно как бы перечеркивает его, оставляя в прошлом. И нет ничего болезненнее, чем неискупленная вина. Я уже успел понять это на собственной шкуре.
Неожиданно меня осеняет. Так для тебя наказание было равносильно прощению? Ты принимал боль из рук Сеймея, и это очищало тебя от твоей вины? Должно быть, ты и впрямь желал этого, и, возможно, желаешь и сейчас, но я не могу, Соби! Разве ты мог бы намеренно причинить мне боль? Ударить или оскорбить? Почему ты считаешь, что я способен на подобное?! Я же тоже слишком…
До скрипа сжимаю зубы. Но если я просто скажу: «Соби, я прощаю тебя», - этого ведь будет недостаточно? Для тебя это не будет равной заменой наказанию, и сам себя ты все равно не простишь.
- Снимай рубашку.
- Что? – он удивленно вскидывает голову.
- Я говорю, раздевайся! - смаргивая злые слезы, поднимаюсь и иду в противоположную часть комнаты, где стоит разобранный мольберт и столик с принадлежностями для рисования. Открываю коробочку с тушью и беру первый попавшийся пузырек. Сзади доносится слабый шорох. Оборачиваюсь. Рубашка Соби сдвинута на плечи, открывая грудь и живот. Он расстегивает пуговицы на манжетах, внимательно наблюдая за мной.
- Рицка, что ты задумал?
Кусаю губы, стараясь не покраснеть при мысли о том, что собираюсь сделать сейчас.
- Увидишь.
Светло-синяя материя мягкой волной опадает на пол. Соби сидит на пятках, выпрямившись. Кисти рук спокойно лежат на коленях. Я приближаюсь, возможно, слишком медленно. Раскручивая тугую от застывшей туши крышку.
Он ждет бесстрастно и покорно. Должно быть, он действительно стерпел бы что угодно, лишь бы избыть терзающую его боль. Только в глубине глаз таится странное выражение, похожее на сожаление. Должно быть, в его понимании я сейчас восхожу на сотни раз пройденный другими путь, отступаясь от своей яростной ненависти к насилию.
Плюхаюсь перед ним на пол, наклоняю баночку с тушью, опуская туда палец. Протягиваю вперед руку, ощущая, что она дрожит. Ладони влажные от волнения. Прикасаюсь к его коже чуть ниже левой ключицы и, надавливая, наношу влажный темный штрих.
Он чуть вздрагивает. Его брови изумленно взлетают вверх. Похоже, подобного он точно не ожидал.
Кусаю губы. Вот именно, Соби. Черта с два, я когда-нибудь буду тебя наказывать.
Ни за что не стану так поступать.
Кожа на его груди чуть пружинит под рукой, она теплая и нежная словно шелк. Тушь быстро засыхает и впитывается в мои пальцы, так что приходится вновь в вновь окунать их в склянку.
Соби пристально наблюдает за мной, слегка прикрыв веки, сдерживая дыхание. У меня нет сил поднять на него глаза. Я знаю, что мое лицо пылает. Это настолько странно - касаться его так, чувствуя подушечками пальцев быстрые вздрагивающие толчки пульса. От ощущения острой реальности происходящего меня бросает в жар. В последний раз я испытывал нечто подобное, когда прокалывал ему уши. Но теперь это чувство сильнее. Тогда он просил меня об этом, а сейчас я делаю все сам. Пишу на его теле свое имя, «Аояги Рицка», сверху вниз, к сердцу.
Закончив последний иероглиф, с облегчением выпрямляюсь. Соби наклоняет голову, чтобы, наконец, прочесть то, что я написал. Его глаза освещает улыбка. Перевожу дух. Несмотря на дрожащие руки, я постарался, чтобы надпись вышла красивой.
- Жаль сотрется, так или иначе, - он поднимает на меня теплый взгляд.
Мотаю головой.
- Не важно. Главное, ты будешь знать, что она там. Это, чтобы ты не забывал никогда, что я твой Агнец.
- Рицка, - он мягко улыбается, - я уже говорил, что всегда помню об этом.
- Вот как? - я иронично приподнимаю брови,- тогда ты, наверное, помнишь, что как твой Агнец я в ответе за все, что ты делаешь.
Он вскидывает голову, но я останавливаю его протестующим взмахом руки.
- И не говори мне, что это не так. Нацуо и Йоджи давно уже мне все рассказали. Я в ответе за тебя.
Он отводит взгляд в сторону.
- Все так, но почему ты вдруг заговорил об этом?
Облизываю губы. Сейчас начинается самое сложное. Мне необходимо убедить этого упрямца в том, что я сам для себя не могу до конца сформулировать.
- Соби. Когда ты говоришь, что я твой хозяин, что ты принадлежишь мне, ты имеешь ввиду весь? Целиком?
- Конечно, - он чуть хмурится, не понимая, куда я клоню, - мое тело, сердце и душа, мои чувства и мысли – все они только для тебя, Рицка.
- Значит, твой страх за меня и чувство вины тоже принадлежат мне, - делаю глубокий вдох, - так вот я забираю их у тебя. Я буду чувствовать их за тебя. Отныне только я имею право на это.
Мои собственные слова кажутся мне полным бредом. Но, похоже, Соби – единственный, кто может отнестись к подобному серьезно. Его глаза сверкают пониманием.
- Вот оно что… - он встряхивает головой, брови болезненно сходятся. - Рицка, это слишком. Я не могу позволить тебе…
- Не можешь позволить?! - строптиво вскидываю подбородок. - Ты только что подтвердил, что принадлежишь мне! Что я в ответе за нас обоих! Или… я твой хозяин только на словах? Ты слушаешься меня, когда сам считаешь нужным? Когда тебе это удобно?
Он дергается, как от удара и крепко стискивает веки.
- Рицка, зачем ты так?…
- Тогда ответь мне, Соби! - я уже почти кричу. - Ты подчинишься мне или нет?!
Его ресницы дрожат. Наверное, я и впрямь хожу по краю. Но если это не сработает, я не знаю уже, что делать.
- Да… - он поднимает на меня глаза, и во взгляде его я вижу грусть, - если это приказ.
- Да, черт возьми, приказ! - упираюсь сжатыми кулаками о пол, уронив голову вниз. Меня уже бьет тихая дрожь. Я как никогда раньше ощущаю, что рискую сейчас. Чем-то очень ценным и хрупким. Остается лишь надеяться, что я не допустил ошибку. Что Соби все поймет правильно.
Он молчит. Мое сердце, как часы, отщелкивает секунды. И с каждой из них, я все острее чувствую накатывающее волнами отчаяние. У меня не вышло?
- Я понимаю, Рицка. Будет исполнено.
Этот голос…
Вскидываю взгляд и встречаюсь с ним глазами. В них нет ни холода, ни скрытого упрека, только печальная усмешка и … нежность.
Соби…
Утыкаюсь лбом ему в плечо. Его руки тотчас окружают меня и крепко прижимают к себе. Не удержавшись, шмыгаю носом, ощущая, как по щеке ползет какая-то мокрая гадость. Тянусь, чтобы поскорее стереть ее, но Соби как всегда быстрее. Мягко приподняв мою голову, он собирает губами соленую влажную дорожку. Предательски всхлипываю и оплетаю руками его шею, зарываясь лицом в волосы, вдыхая их теплый запах.
Как хорошо. У меня все-таки получилось, хоть я и не был уверен до конца.
Нельзя просто запретить испытывать страх. Или чувство вины. Не думаю, что подобное возможно в принципе. Но я мог освободить его от них, позволив действовать без колебаний и не опасаться ничего. Взяв себе всю его боль и тревоги, дать возможность дышать в полную силу без страха и сомнений. Он понял меня верно. Я этому рад.
Будь спокоен за Нас, Соби. Я хочу стать хранителем незыблемой твердости твоего духа. Кристальной безмятежности твоей души. Я смогу.
Его пальцы ласково скользят вдоль шеи, то прослеживают линию подбородка, то проходятся по волосам. Так головокружительно близко…
- Рицка…
Мне не хочется шевелиться, но я все же приподнимаю голову и смотрю на него. Он кажется светло умиротворенным. Глаза прикрыты. На губах играет невесомая улыбка.
- Ты еще никогда так ясно не заявлял своих прав на владение мной. Спасибо, Рицка.
Отвожу взгляд. Я об этом как-то не подумал. Заботился совсем о другом. Но, похоже, все так и есть.
- Тогда не испытывай больше никогда это право на излом.
- О чем ты? - он дарит меня мягким взглядом сверху вниз.
Ехидно прищуриваюсь.
- Раз я в ответе за твои поступки, то, если ты опять ввяжешься в бой в одиночку и пострадаешь, это будет моя вина. Поэтому не смей заставлять меня чувствовать себя виноватым.
Он усмехается, иронично приподняв брови. Пальцы ерошат мои волосы.
- Рицка, это шантаж.
Ну, вроде того. Очень похоже. Но я отрицательно мотаю головой.
- Нет. Это логичное следствие из первого заключения.
- Хорошо, - в его глазах вспыхивают теплые искры. - Ну и логика у тебя, Агнец мой.
От того, как он это говорит, у меня мурашки бегут по телу. И от того, как он смотрит, приподнимая кончиками пальцев мой подбородок.
Губы сами раскрываются навстречу поцелую. Последний раз вздрагиваю, растворяясь в нем. Неужели он думал, что я оттолкну его из-за того, что случилось? Никогда.
Его ладони успокаивающе поглаживают меня за ушами. Зарываются в волосы, пропуская сквозь пальцы пряди. Но ведь тебе легче, Соби?
Я всем телом ощущаю, как уходит сковывавшее тебя напряжение, как расслабляются плечи. Какими уверенными становятся руки, скользящие сверху вниз по шее и дальше по спине.
- Неужели все это так много значит для тебя, Рицка? Невероятно.
Эти слова тревожат, я невольно заливаюсь краской.
- Соби, я же почти не сделал ничего.
В его глазах на мгновение вспыхивает неуловимый огонек.
- Ты ошибаешься, Рицка, - он наклоняется к моему лицу, откровенно впитывая взглядом пылающий на щеках румянец, - ты даже не представляешь себе, как сильно ошибаешься.
Прикрыв веки, он проводит губами по моей щеке, к уху. Вдохнув запах волос, спускается вниз, воздушными касаниями лаская кожу. Огибая подбородок, поднимается выше, вновь притрагиваясь к губам.
Теряюсь, разрываясь между потребностью остановить его и желанием прильнуть к нему сильнее. Так приятно, но все почему-то дрожит внутри. Так он себя еще никогда не вел. Обычно он куда сдержанней. А сейчас его ладони, не останавливаясь, странствуют по телу, а губы покрывают нежными скользящими поцелуями лицо. Щеки, краешек рта и опять подбородок….
Едва ли не ерзаю на полу, обмирая от смущения. Ой, что я наделал. Ему не просто легче, он словно опьянел. Должно быть, это эйфория облегчения. Ему сейчас чертовски хорошо. Я не могу себе даже представить насколько.
- Рицка, у тебя был невероятно грозный вид, - легко куснув мочку, он выдыхает мне прямо в ухо, - тебе очень идет.
Черт. Еще больше краснею, прянув в сторону. Ну что он творит. Я же сейчас задохнусь от смущения. Я ведь ко всему прочему приказал ему снять рубашку! На нем почти нет одежды!
- А ты думал я дам тебе мучиться чувством вины? Такой роскоши тебе не достанется, и не надейся, - мой вымученно веселый голос вздрагивает и срывается, едва я ощущаю прикосновение его дыхания под ухом. О-х-хх… Я, кажется, перестарался. Это слишком.
- Ты моя любимая умница, - притягивая меня плотнее, он поводит губами сверху вниз по шее, продолжая изводить легкими поцелуями. - Что бы я без тебя делал, Рицка?
- Не знаю! - зажмурившись, мотаю головой, борясь со страстным желанием упереться руками в его плечи и вырваться.
- Напугал тебя? Прости, - его ладони замирают на моей спине. Скользнув выше, он прижимается щекой к моему виску. - Я просто очень соскучился.
Дышу тихонько, застыв в кольце его рук. Все? Приступ незапланированного безумия кончился? Рискую открыть глаза и осторожно покоситься наверх, чтобы натолкнуться на его чуть насмешливый ласковый взгляд. Раскаяния в нем ни на грамм.
Ну, Соби! Возмущенно сдуваю со лба челку. Ворчу:
- Я, между прочим, не давал тебе разрешения так меня тискать.
- Действительно, - он беззвучно смеется, вновь сжимая меня в объятьях, затем серьезнеет.
- Ты каждый раз спасаешь меня, Рицка, но кто спасет тебя?
Подозрительно смотрю на него.
- Ты о чем?
Легкими движениями он убирает растрепавшиеся пряди волос с моего лица.
- Я ведь не единственный, у кого были сложности в последнем бою. Может быть… - он осторожно заглядывает мне в глаза, - может, ты… позволишь мне узнать, что тогда с тобой случилось? Если хочешь, конечно.
Ах, вот он про что. Отвожу взгляд, коснувшись невольно рукой шеи там, где смыкались некогда оковы. Я и сам тогда не понял до конца, что произошло. Помню лишь, что те слова о предателях и лжецах причинили мне сильную боль. А потом я вдруг оказался скован.
- Соби, я видимо просто слишком нервничал.
- Понятно, - он слегка склоняет голову на бок, - иногда, очень редко бывает так, что под влиянием мучающих Жертву противоречий, она может сковать себя сама.
- Я в порядке! - резко вскидываю голову, с вызовом глядя ему в глаза, - это… это была минутная слабость, только и всего. И я не хочу сейчас об этом говорить. Пожалуйста, Соби.
- Хорошо, Рицка. Я не настаиваю.
Он согласился с этим так легко. Но ведь он и впрямь заслуживает объяснений. И давно. Прячу глаза, старательно разглядывая гладкие доски пола.
Ты просто не знаешь, о чем просишь, Соби. Ты ведь понятия не имеешь о том, что нам вскоре предстоит. И я не хочу говорить тебе раньше времени. Ты заслужил этот спокойный вечер. Без волнений и тревог. Возможно, таких вечеров у нас больше не будет.
- Соби, ты можешь хоть немного уменьшить эти синяки к утру?
- Я могу убрать их совсем, если нужно. Теперь, когда нет больше нужды беспокоиться о твоих глазах, я приложу к этому больше усилий.
Его ладонь, скользнув наверх, накрывает мою щеку.
- Ты все-таки хочешь вернуться.
- Соби, я должен! – поднимаю на него просящий взгляд. - Пойми. Так нужно.
Он слегка прикрывает глаза, затем вдруг перехватывает мои руки, крепко сжимая их.
- Рицка, не уходи. Прошу тебя. Измени свое решение. Я смогу тебя защитить. Только останься со мной.
- Соби, ты что, предлагаешь мне сбежать? – печально усмехнувшись, утыкаюсь лбом ему в плечо. - Разве ты когда-нибудь бегал от наказаний? Уверен, что нет.
Он медлит, обдумывая довод. Затем рука ложится на мою макушку, взъерошив волосы.
- Мой пример - не самый лучший, Рицка. Можешь мне поверить.
Удивленно смотрю в пол. Эти слова прозвучали так странно. Я-то всегда полагал, что Соби… Подняв глаза, встречаюсь с его внимательным взглядом. В его глубине еще теплится надежда. Он еще надеется…
-Нет,- прикрываю веки. - Разве ты смог бы уважать меня после такого? Я не сбегу, Соби. Прости.
Я слышу его тихий обреченный вздох. Он привлекает меня к себе, поглаживая по волосам.
Молчу, прижавшись щекой к его груди. Рядом, под ухом, размеренно бьется сердце.
Я все-таки умудрился расстроить Соби. Хотя, наверное, этого было не избежать.
- Позволь мне пойти туда вместе с тобой.
Горько поджимаю губы. Зачем он?… Только хуже делает.
- Нет. Я должен разобраться сам.
- Можно мне хотя бы проводить тебя?
Его голос звучит почти безнадежно. Но, несмотря ни на что, он еще не оставил попыток…. Наверное, хотя бы это я могу ему позволить. Не отказывать же… в третий раз.
- Хорошо. Но только до дома. Дальше я пойду один.
- Я понял, - его голос вроде как спокоен, но от этих интонаций мне хочется всхлипнуть.
- Все будет, как ты скажешь, Рицка.
Он вновь привлекает меня к себе. Окружает руками, словно хотел бы закрыть от всего на свете… если бы я ему позволил.
- Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Я тоже.
Слегка шмыгнув носом, невесело усмехаюсь про себя.
Программа на утро обещает быть весьма насыщенной. Вначале будет мое позорное возвращение домой. Мама, конечно, здорово накажет меня, но надеюсь, что не слишком, поскольку затем мне предстоит все сразу… И Соби, и поездка в Семь Лун. Похоже, придется все-таки сбежать из дома. Потому что меня вряд ли отпустят куда-либо после всего, что я натворил.
Кажется, у меня на завтра намечен персональный конец света. Что ж, я сам в этом виноват.
Но если уж мне суждено разбить все имеющиеся в моем распоряжении яйца, то пусть уж они хотя бы будут сложены в одну корзинку.
А пока что у меня есть этот вечер. Тихий и наполненный простыми заботами вечер рядом с Соби. Последний.
Chapter X. Timeless
Погруженный во тьму.Chapter X. Timeless
Погруженный во тьму.
Соби.
Мелкая, зудящая вибрация в кармане пижамных брюк заставляет меня вздрогнуть и проснуться. Ах да. Это будильник. Что бы я без него делал. С моим режимом сна в последнее время просыпаться раньше Рицки становится все сложнее. Приходится выкручиваться таким вот образом.
Окончательно придя в себя, ощущаю тяжесть на плече. Провернув голову, упираюсь взглядом в темноволосую растрепанную макушку. Рицка… Он ведь спал вместе со мной на футоне этой ночью. И сейчас спит, обнимая меня, устроившись на предплечье. Моя рука, обхватывая его, поддерживает за спину. Его покоится на моей груди, стискивая тонкими пальчиками ткань пижамы. Так близко. Так безмятежно. И так естественно. Словно мы каждый день спим рядом и привыкли обнимать друг друга во сне.
Откинувшись обратно на подушку, смотрю на Рицку. Как же он прекрасен. Огромные глазищи закрыты, ресницы, чуть вздрагивая, лежат на щеках. Лицо как у юного божества - прелестное, невинное. Губы слегка приоткрылись во сне, словно приглашая, чтобы я сейчас потянулся вниз и поцеловал их.
Не в силах сдерживаться, наклоняюсь. Приподнимаю правой ладонью его подбородок, приближая его губы к своим. Замираю на мгновение, затем бережно прикасаюсь к ним, затем сильнее, пока не вбираю целиком, утопая в их теплой нежности. Рицка не просыпается, только слегка вытягивается на футоне, запрокидывая голову. Словно помогая целовать себя. Пьянею от этой мысли.
Рука поднимается выше, обхватывая плечи. Повернувшись на бок, осторожно роняю его на спину. Наклоняюсь над ним, не отрываясь от его губ. Ладонь скользит вверх по подбородку, накрыв щеку, касаясь пальцами мочки уха. Наслаждаясь каждым оттенком этого поцелуя, слегка вздрагиваю от медленно прокатывающихся по телу волн желания.
Прекрасно. Невыносимо прекрасно. Моя воля неизменно капитулирует, стоит мне только коснуться его губ. Но нужно остановиться. Рицка не разрешал целовать его, когда он спит. Я не имею права на это. Он может проснуться в любое мгновение. Я даже представляю себе его реакцию. Он, конечно, очень мил, когда смущается, и даже, когда сердится, но испытывать его терпение все-таки не стоит.
С трудом отрываюсь от него. Смотрю насмешливо и печально в его спящее лицо. Я как вор краду сейчас эти поцелуи и упиваюсь собственным падением. Понимая всю неправильность своих действий, все равно совершаю их. Целую его все чаще. Обнимаю, жаждая ответных объятий. И если бы Рицка еще противился этому. Избегал моих прикосновений, как он делал это вначале. Но ведь он мне потакает. Принимает все это безо всякого намека на возражение. Когда я целую его, открывается навстречу, толкая меня в объятья безумия, заставляя рисковать и ходить по краю. Совершенно невозможно не поддаться. Один только взгляд на эти губы сносит все барьеры здравого смысла, рождая желание вновь завладеть ими. И осознание, что я не могу допустить большего, только обостряет эти чувства.
Осторожно провожу рукой по его лбу, убирая челку. Сместившись в сторону, выбираюсь из-под одеяла. Укрывав им Рицку, замираю на несколько секунд на коленях над ним. Затем поднимаюсь, иду в сторону ванны.
А теперь душ. Холодный. Кажется, это скоро станет привычкой.
Скрывшись за занавеской, поворачиваю шестигранные тугие краны, настраивая воду. Раздеваюсь, перекидывая пижамные куртку и брюки через перекладину перегородки.
И все же. Как долго я намерен продолжать все это? Изводить себя, прекрасно понимая, что исход невозможен. Ему тринадцать лет. Еще очень долго я не смогу даже претендовать на то, чтобы касаться его как-то иначе. Да он и сам может не захотеть этого. Он еще очень мал и не осознает до конца значения многих вещей. Рицке нравится моя ласка. Ему ее так недостает в жизни. Но в остальном - это может совсем ничего для него не значить.
Мой тихий вздох тонет в дробном перестуке тяжелых капель. Не позволяя себе медлить, погружаюсь в эти струящиеся вниз холодные потоки, вздрагивая от их ледяных прикосновений. Резко увеличиваю напор. Незачем себя щадить.
Рицка слишком добр со мной. Слишком великодушен и щедр. Он так заботится обо мне и бережет. Такое отношение заставляет меня забываться, наполняя призрачными, щемящими надеждами. Он принял мое служение, он хочет быть моей Жертвой. Разве недостаточно? И вместе с тем я желал бы, чтобы помимо этого, он еще и полюбил меня. И, по-видимому, я хотел бы еще слишком многого. Даже если мы оба будем живы к тому времени, как он вырастет, как знать, быть может, в будущем выбор его сердца падет на совсем другого человека, и ему захочется создать семью. Это естественное желание. Почти ко всем оно приходит рано или поздно. И мне останется только отступиться, позволив ему ограничить наши отношения проявлениями той привязанности, что рождают узы. Я стану его тенью, смиренно следуя за ним, оберегая его покой и впитывая те частицы его тепла, которыми он будет готов меня одарить. Не требуя большего… Не будучи вправе даже взглядом дать ему понять, что хотел бы большего… Обреченный на молчание.
И осознавая возможность этого, я продолжаю отравлять себя этим манящим ядом, утрачивая чувство реальности в нашем головокружительном танце из слов, взглядов и прикосновений. Это похоже на скольжение по паркету с завязанными глазами меж горящих свеч. Когда отрезвление придет, я упаду распростертый, и это пламя поглотит меня.
Что сказал бы Кио, если бы узнал об этом? Что я сумасшедший, которому нравится терзать себя. Это, конечно, не было бы правдой, но как объяснить, что я уже не могу иначе? Если Рицка захочет в будущем быть моим, это станет для меня величайшим счастьем. Если полюбит кого-то другого, я смирюсь. По-иному и быть не может.
Вода обжигает, промораживая тело. Она уже начинает приносить физическую боль. Пальцы рук и ног даже слегка занемели. Достаточно. Если я простужусь, Рицка рассердится. Не хочу заставлять его волноваться еще и по этому поводу.
Дрожа, выключаю воду. Тянусь за полотенцем. Пальцы с трудом двигаются. Незнание меры ни в чем - не самая лучшая черта. В последнее время я явно начал злоупотреблять этим. Одно утешает. Через два дня Рицка вернется к себе домой, и мы вновь будем видеться в куда более формальной обстановке. Рицка не позволит ничего лишнего. Это даст нам обоим возможность остановиться. Если уж я не в состоянии укротить свою жажду сближения с ним, пусть это сделает он.
Хорошенько растерев покрасневшую, занемевшую кожу, заворачиваюсь в полотенце. Миновав разобранную постель, иду к шкафу за своими вещами. Босые ноги оставляют на полу влажные следы. Одевшись, бросаю быстрый взгляд на Рицку. И не думает просыпаться. Что ж, это неплохо. Я успею сделать ему завтрак и уйти. У меня на это утро намечено важное мероприятие, не хотелось бы на него опоздать.
Соорудив на скорую руку бенто для Рицки, освобождаю стол, чтобы позавтракать самому. Рицка забыл здесь вчера мой ноутбук. Выключил его, но телефон так и остался подсоединенным через переходной шнур. И наушники тоже. Хотя… Откуда они? Когда я ложился, их здесь не было. Должно быть, он достал их с полки, когда я уже уснул.
Слегка нахмурившись, гляжу на похожие на две тяжелые, круглые раковины наушники. Взяв их в руки, переворачиваю, рассматривая. Он даже под себя настроил размер соединяющей душки.
Довольно странно все-таки. Рицка ведь читал весь вечер. Он не слушает музыку, когда читает. Точнее он ее вообще почти не слушает, по крайней мере, через компьютер. Хотя может просто оттого, что стесняется. Впрочем, я ведь твержу ему изо дня в день, что он может пользоваться всеми моими вещами, и ему не обязательно спрашивать каждый раз, прежде чем взять что-нибудь. Должно быть, он решил не будить меня и достал их сам. Привык, наконец. Обжился. Может быть, не я один буду сожалеть, что придется вскоре расстаться. Что я почувствую, когда не найду его утром третьего дня спящим в моей постели? Одиночество, как я предполагаю. И острую нехватку чего-то очень важного. Ощущения его постоянного присутствия рядом со мной.
Слегка вздохнув, собираю все лишнее со стола. Вернувшись к шкафу, убираю на привычное место свой ноутбук и наушники. Быстро позавтракав, собираюсь, проверяя на месте ли все необходимые вещи и документы. Засовываю телефон в карман, снимая с вешалки свой плащ.
Так или иначе, все когда-нибудь заканчивается. Но пока этот момент не настал, единственное, что я могу сделать - не думать об этом. Принимать с благодарностью то, что у меня есть сейчас и стараться сделать незабываемым оставшееся короткое время, что Рицка еще будет жить здесь. Пожалуй, это самая разумная и правильная мысль. Даже если разумность мыслей уже не является тем, к чему я хотел бы стремиться.
Рицка
Когда я проснулся, Соби уже ушел. Я не удивился этому, поскольку он предупреждал меня накануне, что ему нужно будет этим утром уехать. У него сегодня собеседование насчет возможной работы по специальности. Кажется, представителям какого-то издательства понравились его картины на выставке. Соби, правда, не стал ничего объяснять по этому поводу. Сказал только, что предложение заманчивое, но он пока не знает подробностей. Дескать, рано еще что-либо обсуждать.
Впрочем, я даже рад, что Соби сейчас нет. У меня появилась возможность подумать немного в одиночестве. С трудом проглотив оставленный мне Соби завтрак, сижу за столиком, поставив локти на его поверхность, обнимая ладонями медленно остывающую чашку с чаем. Взгляд скользит по отполированному временем гладкому покрытию, следуя вдоль годовых линий и заботливо зашлифованных овальных следов от веток.
Минут пять уже так сижу, почти не двигаясь. Все пытаюсь собрать в единое целое расползающиеся в разные стороны мысли. С прошлой ночи в моей голове несколько прояснилось, и я смог увидеть ситуацию более полно. Так сказать, оценить весь размах случившегося до конца и разобраться в том, что может сулить подобный поворот событий.
Насколько я смог понять, этот Ритцу-сенсей не намерен разлучать нас с Соби, если я приму его предложение. Он вроде даже признал, что Соби является моим Бойцом. Пусть и косвенно, но вполне определенно сказал об этом. В принципе, все прочее не должно иметь для меня особого значения. Мы с Соби будем вместе и это главное, а то, как в той Школе к нам будут относиться, и что мы будем там делать, уже не суть важно. Или все-таки нет. До сих пор не могу забыть, каким потерянным и беззащитным стал Соби, когда осенью в поединке со Sleepless, они упомянули его отношения с учителем. Мне даже пришлось приводить Соби в чувство, а то мы бы проиграли. За этим явно что-то кроется, и сдается мне, идея вернуться в Школу не приведет Соби в восторг.
К тому же здесь есть еще множество дополнительных факторов. Йоджи как-то обмолвился, что Школа находится на западе, в предгорьях Фудзи, а это весьма далеко от Токио. Несколько часов на пригородном поезде, чуть больше на машине, и чуть ли не полдня на междугороднем автобусе. То есть вероятность того, что я смогу возвращаться домой после занятий - нулевая. Иначе на следующий день вставать надо будет чуть ли не в четыре утра. Бессмысленно. К тому же так рано ни один транспорт не ходит. Значит, в будни мне придется оставаться там на ночь. Впрочем, с этого года я перехожу в первый класс средней школы, наверняка для таких, как я, в Семи Лунах предусмотрен полный пансион. За него, может, даже не нужно будет платить. Мои отметки вполне позволяют претендовать на стипендию.
Выдыхаю, поникая ушками.
Какая разница. Домой-то я все равно смогу приезжать только на выходные. Мама точно будет против подобного. Она и так очень ревниво следит за моими перемещениями, даже не разрешает задерживаться где-нибудь допоздна. Необходимость отпустить меня куда-то учиться на долгий срок с невозможностью видеть каждый день, ее точно не порадует. Ну и что мне делать, чтобы она позволила мне уехать? Просить? Убеждать, что я очень хочу этого? Так ведь фальшиво же выйдет. Мне не капли этого не хочется. Я едва обжился в своей новой школе, впервые нашел друзей. Я не смогу теперь сидеть на уроках рядом с Юико, ходить вместе в столовую и провожать иногда ее и Яёй до дома. Может в той Школе тоже будут неплохие ребята, но я не верю, что там у меня может появиться такой друг как Юико. Я привязался к ней. И она тоже, кажется, очень хорошо ко мне относится. Даже к такому, каким я являюсь сейчас. Думаю, она огорчится, когда узнает о моем отъезде, ведь мы почти перестанем видеться. Хорошо, если мой перевод не заставит нас отдалиться друг от друга. Я бы очень этого не хотел.
Ну и, конечно, хоть и не в последнюю очередь стоит подумать о том, каково будет маме. Я не знаю, как учился Сеймей, я не застал этого, но ведь у мамы с папой всегда был я. Даже когда Сеймей уезжал, мама не была одинока. А теперь, возвращаясь с работы, она будет входить в пустой дом, чтобы ждать из недели в неделю моего возвращения. Мы, конечно, и так не очень часто видимся. Придя из школы, я обычно стараюсь сразу удрать к себе, чтобы не расстроить маму какой-нибудь очередной своей промашкой. Но все-таки осознание, что ты не одинок, что рядом все равно кто-то есть, оно иногда важнее, чем фактическое присутствие. Я даже боюсь себе представить, как тяжело будет маме, когда я уеду. Ведь кроме меня, у нее никого не осталось.
Запрокинув голову, до боли сжимаю веки. Да-а…. Я думал, что вся эта ситуация касается только меня и Соби, но я ошибся. Она затронет еще нескольких дорогих мне людей. Как бы это ни было удивительно. Одно время мне казалось, что даже если я вдруг исчезну, никто и не заметит.
Вздохнув, отставляю чашку и встаю. Иду к шкафу за свитером.
Хватит обо всем этом думать. У меня еще есть дела. Например, мне нужно позвонить Зеро. Если Соби действительно получил пароли от них, то надо выяснить, как они объяснили ему их наличие у себя. Должны же были как-то прокомментировать это. Необходимо узнать их версию, и то насколько она близка к правде. Лгать Соби я не хочу, но мне ведь точно придется давать в той Школе показания. Вдруг выдумка Зеро подойдет, чтобы скрыть их вмешательство в дело с учебником? Сомневаюсь, что мне поверят, если я скажу, что сам нашел способ, как вскрыть базу данных Семи Лун. Нужно придумать, как сделать так, чтобы Нацуо и Йоджи не пострадали. Вот кстати еще пара существ, которых затронет мой вчерашний провал.
Открываю шкаф. Роюсь в своих вещах, в поисках чего-нибудь соответствующего погоде. На улице пасмурно. Похоже, вечером пойдет дождь. Я, конечно, собираюсь скоро вернуться. Нужно всего лишь забрать записку с телефоном Зеро из тайника, в котором я ее спрятал. Но погода весной весьма непредсказуема, так что ждать можно всякого. Впрочем, непредсказуемой в последнее время является не только погода.
Черт бы побрал этого Ритцу. И Соби, если подумать тоже! На что он рассчитывал, когда в открытую пользовался доступом своего Учителя? Что никто ничего не поймет? Что решат, будто сенсею вздумалось поработать ночью вне Школы, и потому он воспользовался другим компьютером? Может и обошлось бы, если бы никто не стал проверять и копать глубже. И если бы не моя выходка с учебником. Получается, что пусть и не желая того, но я все-таки подставил Соби.
Взгляд невольно скользит выше, останавливаясь на верхней полке, где он хранит свой ноутбук. Я не нашел его утром на столе. Соби убрал его, когда собирался уходить, положив как всегда слева на полку. Он всегда его слева оставляет почему-то. И задвигает в угол, к стене. А я, когда убираю его компьютер, ставлю ближе к краю. Дальше мне попросту не дотянуться. И сколько раз бывало так, что мне приходилось подставлять скамейку, чтобы достать его на следующий день. В такие моменты, я очень отчетливо осознавал насколько я маленького роста.
Улыбаюсь воспоминаниям. Затем улыбка медленно пропадает, уступая место недоумению. Вскидываю взгляд на полку. Ноутбук не виден. Соби вновь задвинул его вглубь. Мне как всегда пришлось бы лезть за ним. Как всегда… Когда я достаю его по вечерам. Но ведь и убираю его я обычно сам. Это вчера я забыл все на столе, потому что был расстроен разговором с Ритцу. Какого черта ноутбук Соби каждый раз оказывается у стены, если он за ним вообще не работает?!
Хватаюсь за дверь шкафа, утыкаюсь в нее лбом, глядя в одну точку на полу. Или работает. Просто я об этом не знаю. Когда? Утром? Или ночью, когда я сплю? Тогда понятно было бы, почему он не высыпается. Он же еще и вставать ухитряется раньше меня. Невероятно.
Как же я раньше этого не замечал. Точнее замечал, но не придавал значения. На этой же полке помимо ноутбука, лежат и другие вещи Соби. Мало ли, что могло ему понадобиться в собственном шкафу. Но сегодня меня разобрала тотальная паранойя. Я действительно считаю, что Соби что-то скрывает от меня?
Закусываю губу. Похоже, и впрямь считаю. Если уж он утаил свой визит в базу Школы, отчего бы не предположить, что этим все не ограничивается? Что Соби делает по ночам за компьютером? И стоит ли выяснять? Может это какая-нибудь маловажная глупость, но зачем в таком случае держать это в тайне? Разве я стал бы смеяться или подтрунивать над ним?
Вздыхаю.
Одно ясно. Я – не единственный, кто не до конца честен сейчас. Мы оба скрываем что-то друг от друга, и от этой мысли становится нехорошо. И еще больше оттого, что я бы так ни о чем и не догадался, если бы не привычка Соби оставлять свой ноутбук в определенном месте. Должно быть, он делает это машинально, не задумываясь. Так о скольких вещах, о которых он не упоминает, я еще могу не знать? Он ушел на собеседование? Так ли это?!
Рука, сжавшись в кулак, врезается в дверь шкафа. Хватит! Если я не буду верить Соби, то что в итоге от Нас останется? Я должен доверять ему, но как же сложно делать это, если осознаешь, что тот, кто тебе так дорог, тебе лжет. …..
Повернувшись, прижимаюсь к шкафу спиной. Повесив голову, гляжу в пол. Да-а. Дрянная ситуация. Только этого мне после Ритцу не хватало … И, главное, даже не выяснишь, что Соби скрывает от меня. На сто процентов уверен, что в ноутбуке нет и следа его ночной деятельности. Не стал бы он хранить все там, где я мог бы легко на это что-то наткнуться. Значит, записал на диск и спрятал.
Одеваю через голову свитер. Запихиваю ноги в кеды. Открываю входную дверь, звякая ключами. Все рано ведь не стану искать. Даже, если бы мне действительно захотелось бы. Копаться тайком в вещах Соби - хуже деятельности не придумаешь.
***
- Нагиса-сенсей! Я прошу вас. Подождите в приемной! Я должна доложить о вашем приходе!
Нервный голос секретаря, доносящейся из соседнего помещения, заставляет Ритцу-сенсея поднять голову, оторвавшись от работы.
- Подождать в приемной?! Да что вы о себе мните!
Дверь распахивается. Внутрь кабинета бесцеремонно впархивает видение в коротком голубам платье с рукавами-фонариками, прихваченном выше талии широким синим поясом. Светлые волосы собраны по боками в два пышных хвоста, подвязанных ленточками. Взгляд полон негодования.
- Ритцу! Тебе следует воспитать своих служащих! Меня пытались остановить! Или…- Нагиса прищуривается, - или это ты отдал распоряжение заставлять меня ждать в приемной. Только скажи это!
- Нагиса, меньше трагизма, пожалуйста, - Ритцу с неудовольствием потирает пальцами переносицу, - некоторые в этом заведении еще и работают, знаешь ли. Не допускать ко мне посетителей без согласования является одной из обязанностей секретаря.
Глаза девушки вспыхивают.
- Это с каких пор я посетитель!?
- О, для коронованных особ безусловно стоит сделать исключение, - холодно чеканит Ритцу, - так что привело тебя сюда в столь раннее время суток?
Нагиса слегка подозрительно глядит на сенсея, не зная, стоит ли реагировать на замечание о «коронованных особах» или лучше сосредоточиться на подначке насчет времени. Не так уж и часто она опаздывает на службу.
Наконец цель визита перевешивает.
- Loveless! Он был в системе этой ночью!
Ритцу откидывается на кресло, в едва заметном, напряженном терпении покручивая пальцами ручку. Похоже, беседа обещает быть эмоционально-насыщенной и как всегда бессодержательной.
- Совершенно верно. Я знаю об этом.
- Ты виделся с ним! - Нагиса безапелляционно протыкает воздух обвиняющим пальцем. – И даже не сделал записей! Ритцу – ты болван!
Сенсей слегка хмурится. Это даже уже не смешно.
- Не все же обладают твоей изощренностью. Некоторым свойственно полагаться на простые понятия о стратегии.
- Ритцу, не пытайся задурить мне голову, я знаю, что у тебя на уме. Хочешь заполучить Аояги для собственных нужд?
- Для собственных и в мыслях не держал.
Нагиса не замечает сарказма.
- Ты эгоист каких мало, Ритцу! Устанавливать контакт с Аояги Рицкой - задача Семь, а не твоя!
Сенсей слегка вздыхает в усталом раздражении.
- Нагиса, у тебя все? Если да, то я предпочел бы вернуться к работе.
- Нет. Не все. Не думай, что ты так просто отвертишься от этого разговора. Я хочу знать, о чем вы говорили.
Сенсей поднимает на коллегу холодный взгляд.
- Мне не кажется, что я должен отчитываться перед тобой.
С уст Нагисы срывается довольный смешок.
- Так и знала, что ты не скажешь. И с чего бы каждый раз такая скрытность?
Легким танцующим шагом она приближается. Остановившись у стола и положив руки на его гладкую отполированную поверхность, наклоняется, заглядывая сенсею в глаза.
- Признайся, Loveless нужен тебе, чтобы вернуть Соби. Соскучился по своей игрушке, а, Ритцу?
Ручка звонко ударяет о стол.
- Мне кажется, некоторая собранность и сдержанность в суждениях подошли бы к твоему образу сенсея куда больше, чем эти платья и ленточки, Нагиса. Если не имеешь представления о планировании, не стоит надоедать окружающим своими беспочвенными предположениями.
Отступив от неожиданности на шаг, девушка ошеломленно глядит на Ритцу. Видимо подобные пространные пассажи в ее адрес являются редкостью для сенсея. Ее глаза слегка сужаются.
- Беспочвенными, значит? Как же, - она невинно приподнимает брови, - то есть ты не будешь против, если именно Зеро привезут сюда Аояги Рицку? Думаю, даже ты тогда не смог бы не признать, что мои творения лучшие.
- Я ведь говорил уже. Мне все равно.
- Лже-ец, - сладко тянет Нагиса, - а может им прихватить с собой еще и Соби? Скажем, для суда.
Губы Ритцу трогает скупая усмешка.
- Ты всегда отличалась тягой к справедливости. Если бы еще умела правильно выбирать объекты для ее реализации.
Девушка упирает руки в бока.
- Не дави на жалость, Ритцу!
- И не думал даже.
Сенсей с легким вздохом поправляет очки.
- Можешь попытаться, если хочешь, Нагиса. Ты напрасно потратишь время и…, - он жестко улыбается, - свой расходный материал.
Девушка застывает с открытым ртом. Затем стискивает кулаки.
- Ты пожалеешь об этих словах, Ритцу.
- Уверен, что нет.
- Вот увидишь! Ты пожалеешь!
Дверь с грохотом врезается в косяк. Ритцу-сенсей слегка морщится, прислушиваясь к быстро удаляющимся шагам. Бросив ручку на стол, прикрыв глаза, вытягивается в кресле.
«Довольно неожиданно. Не думал, что она так остро воспримет свой промах. Loveless наконец-то пошел на контакт, а она все пропустила. Ну как здесь не расстроиться и не прийти в негодование».
Ритцу слегка качает головой.
«Цены б ей не было как сенсею, если бы Нагиса не была так озабочена собственной значимостью. Все ее потуги быть в центре событий выглядят настолько нелепо, что это даже уже не забавляет, а вызывает раздражение. Вызвало бы и жалость, если бы она была мне свойственна. Что ж. Если Нагиса полагает, что своей выходкой впечатлит кого-то, то она ошибается. Соби-кун ее Зеро по земле размажет. Полагаю, не стоит заострять на этом внимание».
***
Я довольно быстро добрался до своего района. Свернул с центральной улицы на идущую параллельно моей аллею, потому что, опасаясь наткнуться на кого-нибудь из соседей, не рискнул приближаться к дому, следуя обычным путем.
Удивительно. Если живущие рядом люди еще знают нас с мамой в лицо и по фамилии, то стоит зайти с другой улицы, никто даже не повернет голову в мою сторону. Для здешних обитателей я буду просто незнакомым мальчиком, спешащим куда-то по своим делам. Впрочем, это как раз то, что мне сейчас и требуется.
Пройдя тихую улочку почти до конца, сворачиваю во дворы. Следую по утоптанной узкой тропинке мимо стоящих особняком, окруженных заборами коттеджей. Проскальзываю под свисающими с высоких изгородей ветками деревьев, минуя растущие на обочине тропы заросли диких кустов. Тут, конечно, никаких клумб и беседок нет. Мир каждой семьи сосредоточен только на своей территории, очерченной четкими хорошо охраняемыми границами, куда нет допуска посторонним.
Вытянув шею, высматриваю впереди темный силуэт своего дома. Преодолев оставшееся расстояние и обогнув забор, пробираюсь во двор, незаметно прошмыгнув в чуть скрипнувшую калитку. Замираю в тени деревьев, прислушиваясь, разглядывая сквозь низкие разлапистые ветки окна своего дома на первом этаже. За ними гостиная. Моя комната с балконом находится прямо над ней.
Интересно, где сейчас мама? Сегодня воскресенье и она дома наверняка. После того, как я лишился памяти, наша семья постепенно начала утрачивать все свои связи. Когда погиб Сеймей, мама вообще замкнулась в себе. Я даже не помню, чтобы она хоть раз за последний год ходила в гости, не говоря уже каких-то развлечениях вроде кино или театра. За исключением времени, проведенного на работе, мама теперь всегда здесь. На кухне или запершись в своей спальне. Не знаю уж, зачем она запирается, я и так в ее комнату не вхожу.
Набравшись смелости, трогаюсь с места. Осторожно пробираюсь к дому, лавируя меж кустов. Пригнувшись, проскальзываю под окном. Замираю у водосточной трубы, прижавшись к стене спиной.
Вроде тихо. Никто меня не заметил. Хотя я, конечно, очень мудро поступил, придя сюда сегодня. Мог бы и подождать пару дней, чтобы получить возможность спокойно вернуться и войти в свою комнату обычным путем. А теперь вот придется лезть через окно. Усмехаюсь. Ну вот, узнаю, наконец, каково каждый раз Соби.
Запрокинув голову, смотрю вверх на четко выделяющийся на фоне пасмурного неба темный прямоугольник балкона. Высоко. Если сорвусь, падать будет больно.
Вздохнув, засовываю руку в карман. Извлекаю оттуда свои тонкие перчатки. Это я кино видел. Все грабители, забираясь в дома по стенам и веревкам, одевают перчатки. Чем я хуже. Припихивая пальцы в узкие раструбы, озираюсь по сторонам. Надеюсь, никто не увидит меня и не примет за вора. Иначе шуму будет….
Надев перчатки, кладу руку на водосточную трубу. Она упруго поддается нажиму, чуть изгибаясь в местах соединений. Ничего, выдержит. Я столько раз спускался по ней вниз, думаю оттого, что мне сейчас предстоит ползти наверх, мало что изменится.
Просовываю руку меж водосточной трубой и стеной. Хватаюсь за вбитую в нее толстую железную скобу так высоко, как могу дотянуться. Подтягиваюсь, перебирая ногами по стене. Прижав руки и колени к груди, замираю, зависнув в полутора метрах над землей. А дальше как? Отпустить скобу, чтобы уцепиться за желоб водостока – страшно. А следующая «ступенька» слишком высоко, не дотянуться.
Закусываю губу. Надо как-то продумать систему, а то я до вечера туда не заберусь. Что поделать. Ни разу ничем подобным не занимался.
Внутренне сжавшись, рискую оторвать одну руку и обхватить сточный желоб. Цепляясь носками кроссовок за стену, выталкиваю себя наверх, перехватывая вибрирующую округлую опору выше. Подошвы соскальзывают. В панике упираюсь коленом в скобу, придавливая свои пальцы. Шиплю от боли. Инстинктивно выдернув руку, судорожно хватаюсь за трубу, жалея, что не могу отправить саднящие пальцы в рот. Непредвиденный минус моей экипировки.
Утыкаюсь лбом в холодный гладкий металл. Вот умею я найти себе приключения на все места. Если доберусь до балкона и не свалюсь по дороге, это будет чудом.
Ладно. Не так уж и страшно. Зато я, похоже, придумал, что мне делать дальше. Хоть какой-то прогресс.
Глубже вмяв колено в зазор между стеной и водостоком, привстаю, перебирая по нему руками. Хватаюсь за следующую скобу. Неплохо. Теперь осталось только ноги поменять и, считай, система подъема налажена.
Вцепившись как можно крепче в трубу, вытаскиваю колено, на несколько секунд лишившись твердой опоры. Повиснув на руках, упираясь соскальзывающей подошвой ноги в стену, торопливо вбиваю в освободившееся над нижней скобой пространство носок второго ботинка. Нажимаю всем весом, проверяя упор на прочность. Убедившись в безопасности опоры, выпрямляю ноги и подтягиваюсь, вставая по весь рост. Скольжу левой ладонью по желобу, перенося руку выше, выдерживая баланс.
Застываю, вжавшись в скользкий, прохладный металл всем телом. Перевожу дыхание.
Да-а… Домушник из меня аховый. И труба еще вибрирует в моей хватке, создавая ощущение, что вот-вот развалится. Это, конечно, иллюзия, она прочнее, чем кажется, но всякий раз, когда гладкую выгнутую поверхность под моими руками начинает слегка вести в сторону, сердце замирает, подскакивая к горлу, а ладони становятся неприятно влажными. Все-таки хорошо, что я одел перчатки.
Вскинув голову, гляжу наверх, оценивая оставшееся расстояние. Что ж, не будем растягивать удовольствие. Чем скорее я заберусь туда, тем лучше будет.
Отпустив скобу, вновь всаживаю вместо руки колено. Оттолкнувшись, перебираю вверх руками, выпрямляясь. Тянусь к следующей опоре. Лучше бы я разжился где-нибудь «кошкой». По канату я лазаю куда проворней, чем по водосточным трубам. И шуму производил бы меньше. Я даже уже не совсем понимаю, к чему была вся моя конспирация, если эта конструкция подо мной громыхает так, что сюда уже должна была сбежаться вся округа.
Выпрямившись в очередной раз во весь рост, даю себе несколько секунд отдыха. Что ж. Какой бы дурацкой ни была затея, но больше половины пути я все-таки уже проделал. Отлично. Если и дальше так пойдет, я скоро буду наверху и, наконец, вздохну с облегчением. Никогда больше не буду подтрунивать над Соби, насчет его привычки взбираться ко мне на балкон. Кстати как он это делает? Тем же способом что и я, по трубе? Или все же иначе? Надо будет спросить при случае, а то я еще ни разу не наблюдал сам процесс.
Словно в ответ на мои мысли, телефон в кармане брюк издает опасно громкий, пронзительный звон. Это Соби.
Вздрагиваю и застываю в замешательстве. Я сейчас нахожусь выше уровня окна, но звук вызова все равно точно слышен в доме. Если мама в гостиной…..
Чертыхаюсь про себя. Соби просто очень вовремя. У меня как раз обе руки заняты. Ни отключить, ни ответить. Что ж. Придется рискнуть.
Выпустив скобу, опасно покачиваясь на двух точках опоры, поспешно запускаю руку в задний карман джинсов, вытаскивая телефон. Раскрываю. Лучше я все-таки отвечу Соби. Иначе он наверняка перезвонит, решив, что вызов сорвался. Если же я выключу телефон, чего доброго подумает, что со мной опять что-нибудь стряслось.
- Рицка?
- Да, Соби. Я тут, - удобнее перехватываю рукой сточный желоб, приближая лицо к стене, чтобы заглушить звук своего голоса, - что-то случилось?
Надеюсь, он звонит не для того лишь, чтобы спросить все ли у меня в порядке. Учитывая обстоятельства, это было бы весьма нелепо.
- Я просто хотел предупредить тебя, что, похоже, задерживаюсь. На обратном пути я зашел в Университет, чтобы забрать некоторые свои вещи, и наткнулся там на Кио. Его родственники уезжают в провинцию на лето и оставляют ему свою квартиру в центре. В общем, он очень просил меня помочь перевезти туда его вещи.
Прикрываю глаза. Пальцы слегка сжимают корпус телефона. Задерживается из-за Кио, значит. Надеюсь, это не очередная ложь, призванная прикрыть какую-нибудь новую авантюру, в которую он намерен ввязаться без моего ведома.
- Со-тян, ты еще долго? Я забрал наши вещи из гардероба.
Приглушенный жизнерадостный голос Кио вклинивается в разговор посреди очередной фразы Соби. Тот, видимо обернувшись, прикрывает микрофон рукой.
- Тише, Кио. Я разговариваю с Рицкой.
- А-а. Привет ему передай. И давай собираться поскорее, у нас много работы.
В голосе Соби появляются раздраженные нотки.
- Я, кажется, не дал еще своего согласия.
- Правда? - Кайдо недоумевает. - А мне показалось, что уже дал.
Слушаю их перепалку, ощущая, как легчает на душе. Все-таки я - параноик. Ну, нельзя же так в самом деле. Даже если Соби не все мне рассказывает, неужели я так и буду теперь видеть подвох в каждом его слове и поступке. Сейчас, например, мне даже стыдно за свои подозрения.
- Соби…- негромко привлекаю его внимание. Он тут же переключается на меня, оставив Кайдо сотрясать аргументами воздух в одиночестве.
- Да, Рицка. Я слушаю тебя.
- Если хочешь помочь ему, я не против. Буду ждать тебя дома.
- Рицка, ты уверен?- в голосе Соби явно не ощущается энтузиазма. Может, он хотел, чтобы я его отговорил? - Я ведь даже не знаю, когда вернусь. У Кио дома столько, - он подыскивает подходящее слово, -… хлама.
- Эй. Я попросил бы! – возмущению Кайдо нет предела.
- По-твоему, я не прав? – я почти вижу, как Соби иронично вскидывает брови. - Когда я заходил к тебе в прошлый раз, мне некуда было даже сумки поставить. Никогда еще не видел квартиры, где было бы столько бесполезных вещей.
- Это не бесполезные вещи! Это подарки! Если бы у тебя было столько же друзей как у меня…
Кио продолжает еще что-то говорить, я улыбаюсь, слушая его ворчание.
- Похоже, Кио взялся за тебя всерьез.
В легком замешательстве Соби усмехается.
- Да уж. Так азартно и качественно меня давно не обрабатывали.
- Зачем ты так говоришь, Со-тян? Разве я тебя заставляю?
В голосе Соби слышится поистине королевское фырканье.
- Скорее вынуждаешь, прижав к стенке.
Откровенно веселюсь уже.
- Ладно. Помоги ему. И возвращайся. Я буду тебя ждать.
- Как, оказывается, приятно делать друзей счастливыми, - с мрачной обреченностью в голосе вздыхает Соби, - надеюсь, мне удастся убедить его не брать с собой хотя бы половину из его бесценных безделушек.
- Со-о-тян!…- обиженно тянет Кио.
Соби уже не обращает на него внимания.
- Рицка, тебе точно ничего не требуется? У тебя все хорошо?
Ну, за исключением того, что я разговариваю с ним, повиснув на водосточной трубе…
- Ага. Не беспокойся. Со мной полный порядок.
- Что ж, это радует, - он улыбается, - увидимся вечером.
- Да. До встречи, Соби.
Отключаюсь. Прижимаю телефон к губам, замерев и стиснув веки. Это все оттого, что я очень… ценю Соби. Он - самое дорогое, что у меня есть. Разрушая себя и Нас своей подозрительностью, я панически боюсь потерять его. Кошмарное сочетание. И как справиться с этим я не имею понятия.
Рассеянно убираю телефон. Придерживая запястьям сползающий вниз край свитера, пытаюсь пропихнуть гладкий корпус в тугой клапан кармана. Соскальзывает. Как неудобно все-таки орудовать одной рукой. Нетерпеливо дергаю хвостом, стараясь попасть точно в цель. От неловкого, резкого движения сотовый цепляется за край и, вывернувшись из руки в перчатке, падает в кусты. Черт!
Опустив голову, смотрю через плечо вниз на слегка покачивающиеся, потревоженные ветки. Ну, прекрасно. И что мне делать теперь? Слезать? Я уже больше полдороги вверх проделал.
Закусываю губу. Но меня ведь не заметили пока, иначе уже окликнули бы. Значит то, как мой телефон вниз упал, тоже никто не видел. Может и не страшно, если он в кустах немного полежит? Я ведь недолго. Только туда и сразу назад.
Вздыхаю. Ладно. На обратном пути заберу. Ничего страшного с ним за это время не случится.
Продолжаю подъем. Довольно быстро преодолеваю оставшееся расстояние. Взбираюсь на балкон и, перевалив через перила, шлепаюсь вниз на плетеный коврик.
Фух. Залез-таки. Теперь дело за малым. Успокаивая дыхание, осторожно заглядываю в комнату. Шторы раздвинуты на всю длину, но у самого края двери, есть все-таки небольшая узкая щель, сквозь которую видно, что комната пуста. Впрочем, кто тут может находиться, я другого и не ждал.
Стараясь не шуметь, сдвигаю в сторону балконную перегородку. Я оставил ее незапертой, когда уходил из дома, как раз на тот случай если придется вернуться за чем-нибудь. В который раз уже радуюсь своей предусмотрительности.
Скинув кеды, отогнув край занавески, проскальзываю в комнату. Иду к шкафу, и, отворив слегка скрипнувшую дверцу, углубляюсь в его темное нутро в поисках своей зимней куртки. Я хотел последовать совету Зеро и спрятать телефон вне дома, но потом сообразил, что у меня нет тайников, где я мог бы сделать это без риска утратить. Ну не закапывать же в саду. В общем, я запихнул записку под подкладку, она как раз слегка разошлась внизу у края. Мне показалось тогда, что даже если кто-то и впрямь будет обыскивать мои вещи, такую мелочь вряд ли заметят. Найдя куртку, запускаю руку в распустившийся шов, увязая в волокнах синтепона.
Ага, вот она. Прихватив пальцами сложенный в трубочку, похожий на обломок спички обрывочек бумаги, вытаскиваю его наружу. Ну, прям как микропленка в фильмах про шпионов. И мы с Зеро слегка на них похожи. Заигрываемся иногда. Думаю, спрячь я записку в ящик стола, все равно ее никто не нашел бы. Но Йоджи был так серьезен. Может в этом он и прав. Скольких неприятностей мне удалось бы избежать, будь я чуть осторожнее.
Тихие шаги по коридору привлекают мое внимание. Это мама. Идет сюда. Вздрогнув от неожиданности, торопливо захлопываю шкаф. Припускаю обратно к балкону и только успеваю выбраться наружу и задвинуть за собой перегородку, как дверь в мою комнату открывается. Шлепнувшись на циновку, перебирая по ней руками, торопливо отползаю в сторону. Замираю у стены, прижавшись спиной.
Что мама делает в моей комнате? Зачем она туда зашла? Она и в обычное-то время нечасто ко мне поднимается, только чтобы ужинать позвать, а уж когда меня нет дома …
Прислушиваюсь, стараясь дышать как можно тише раскрытым ртом. Из комнаты ни звука. Ни шагов, ни шелеста одежды. Может быть, она только заглянула и сразу вышла? Бесшумно перекатившись на колени, рискую, приподнявшись, заглянуть в комнату сквозь щель в занавеске. И едва не отшатываюсь назад, потому что мамин силуэт оказывается слишком близко. Практически рядом со мной у окна. Опустив руки на спинку компьютерного кресла, она, повернув голову, смотрит на мою, висящую справа на стене рамку с фотографиями. Отпустив стул, идет к ней.
Хватаюсь рукой за стену, приникая лицом к стеклу. Что мама собралась делать? Это же мои воспоминания. Там на них Яёй и Юико, та общая фотография, сделанная в Йокогаме и, конечно, Соби. Моих снимков вместе с Соби там больше всего.
Остановившись у стены, мама смотрит на стенд. Застыв, тревожно слежу за ней, задержав дыхание. Только не делай ничего с моими воспоминаниями, пожалуйста, мама. Некоторые я даже в компьютере не сохранил. Мне их будет не восстановить.
Вздохнув, она тянутся рукой к рамке, осторожно открепляет одну из фотографий. Напрягаю зрение, пытаясь понять, что на ней. Она третья с края во втором ряду. Значит это… мои брови в удивлении ползут наверх. Это моя собственная фотография. Ее Юико сделала в школьном дворе, уговорив меня попозировать на фоне ворот. Сам по себе снимок получился не очень удачным, но его сделала Юико, поэтому я повесил его вместе с остальными воспоминаниями, чтобы в мыслях чаще возвращаться к этому моменту. Зачем моя фотография понадобилась маме?
Отступив на шаг, она поворачивается ко мне лицом, заставив меня нырнуть вниз, едва не стукнувшись лбом о полог. Чертыхаюсь про себя, согнувшись в три погибели под окном. Безрассудство полнейшее. Еще чуть-чуть и меня бы заметили.
Шаги смолкают. Из комнаты доносится тихий скрип. Мама присела на краешек кровати. Вслушиваясь в наступившую тишину, изо всех сил пытаюсь унять зарождающееся во мне томительное беспокойство. Мама же ничего не сделает с подарком Юико, ведь так? Или…
Резко вздохнув, вскидываю взгляд на окно. Перебирая ладонями по балконной перегородке, осторожно заглядываю внутрь своей спальни.
В полумраке мамин силуэт едва виден. Темные волосы спускаются на лицо. Моя фотография слегка вздрагивает в ее руках. Я узнаю эту дрожь…
Стискиваю веки. Пальцы слегка сжимаются, проскребая по поверхности двери. Неужели мама сейчас порвет мою фотографию?!... Не могу поверить. Но все приступы гнева, что случаются с ней, обычно так и начинаются. Сначала она еще пытается себя сдерживать, но затем….
Тихий хруст привлекает мое внимание. Обреченно вздрагиваю, но вдруг понимаю, что звук этот донесся не из комнаты, а снизу из-под балкона. Так, словно кто-то случайно наступил на сухую ветку. Застываю, ощущая, как по коже струится холодок. Там кто-то есть. Под балконом, у стены. Прямо подо мной.
Упав на локти, вжимаюсь в коврик. Только не это… Может, мне просто показалось? Пусть это окажется ошибкой!
Снизу доносится тихий шелест, едва слышный звук шагов и какие-то непонятные скребущиеся звуки.
Вздрогнув, утыкаюсь лбом в циновку. Нет. Мне не почудилось. Там и правда кто-то ходит. Черт. Как мне все это не нравится. Чувствую себя пойманным в ловушку. Я словно меж двух огней и отступать некуда.
Отрывисто дышу раскрытым ртом и тихо молюсь про себя. Пусть это будет не за мной. Пусть меня никто не окликнет. Не сейчас, когда мама в таком состоянии. Если она услышит и выйдет на балкон… я даже представить боюсь, что тогда случится.
Стискиваю пальцами жесткие волокна коврика, вслушиваясь в доносящийся снизу едва различимый скрежет. Изнывая от давящего беспокойства, повторяю в уме, как заклинание. Уйди. Уйди скорее. Кто бы ты ни был. Что бы там ни делал. Просто исчезни, я прошу тебя!
Странные звуки стихают. Через мгновение до меня доносится тихий шелестящий всплеск, а затем шаги. Неизвестный удаляется. Следуя вдоль стены дома, скрывается за углом.
Подавляю короткий, измученный всхлип. Надо скорее убираться отсюда. Вдруг этот кто-то вздумает вернуться.
Привстаю, вновь сосредотачивая внимание на происходящем в моей комнате, весь обращаюсь вслух. Тихо. Даже как-то слишком. Обычно мамины вспышки гнева сопровождаются жутким шумом. Неужели обошлось?
Заглядываю в комнату. Она пуста. Должно быть, мама вышла, пока я, дрожа как лист, валялся, сжавшись, под балконной дверью.
От облегчения у меня даже руки слабеют. Прислоняюсь лбом к стеклу, закрывая глаза, оползая вниз. Все-таки я везунчик. Это ж надо так. Неужели я действительно смогу уйти отсюда незамеченным? Невероятно. Я уж думал, конец мне.
Неожиданная мысль заставляет встрепенуться. А мое воспоминание? Мама его порвала? Приподнимаюсь на коленях, вновь заглядывая внутрь. Обшариваю взглядом комнату. Да где же оно? Неужели мама унесла снимок с собой?
Почти отчаявшись, наконец, смотрю на рамку. И выпрямляюсь на коленях, брови удивленно ползут вверх. Мое воспоминание висит приколотое на своем месте. Так словно его никто не трогал. Ничего не понимаю.
Тряхнув головой, торопливо поднимаюсь. Сейчас не это главное. Записку я взял, надо скорее уходить. Пока не стряслось еще что-нибудь, что положит в итоге конец моему везению.
Перебравшись через перила, съезжаю вниз по трубе, цепляясь свитером за скобы.
Спрыгнув на землю, приседаю, опираясь рукой о землю. Взгляд притягивают отпечатки ног, оставшиеся на влажной, жирной земле. Вот это мои, а это… Нерешительно провожу кончиками пальцев по слегка смазанному, но все же различимом следу. Оставлен он явно кем-то взрослым, но не поймешь мужчиной или женщиной. Для женского он велик, а для мужского – слишком мал, и форма очень странная. Точеная, слегка вытянутая у носка, а подошва разделена на два сегмента. Словно эти отпечатки оставлены изящными сапогами с низким каблуком. И…Я знаю только одного человека, кто носит такие.
Шумно выдохнув, взвиваюсь на ноги. Отступив на шаг, ошеломленно гляжу на следы. Не может быть…. Только не он! Вот уж с кем мне точно не хотелось бы встречаться.
Не раздумывая, бросаюсь к воротам. Мне явно пора делать ноги. Неужели этот парень бродит где-то неподалеку!... Кошмар какой-то!
Уже прошмыгнув в ворота и закрыв их за собой, вспоминаю вдруг про телефон, оставшийся в кустах. Чертыхаюсь про себя. Как же не хочется возвращаться. Все во мне требует, чтобы я как можно скорее убрался отсюда. И все-таки. Это уже второй телефон, подаренный Соби, которого я лишусь за этот месяц, если удеру сейчас.
Заглядываю во двор. Прислушиваюсь. Никого. Сжимаю зубы. Ладно. Полминуты ничего не решат.
Припускаю обратно к окну. Опустившись на колени, торопливо обшариваю руками землю у корней. Ну, где же?! Где, черт тебя дери?! Кусая губы, поднимаюсь. Поспешно раздвигаю руками ветви кустов. Может, он просто застрял где-то? Взгляд шарит по веткам, натыкаясь на одни лишь листья. Едва не всхлипывая от нетерпения, забираюсь в куст чуть ли не по пояс. Не мог же мой телефон испариться?! Я точно помню, что он приземлился именно здесь.
Глаза, наконец, выхватывают в зеленом пестром хаосе небольшой серебристый корпус, застрявший наверху в сплетении веток. Едва не испустив вопль радости, подпрыгиваю, сбивая его рукой на землю. Торопливо подобрав, сжимаю в ладони.
А теперь скорее отсюда. Озираясь, спешу к выходу. Проскальзываю сквозь калитку, захлопнув ее за собой, даже не заботясь уже, что меня могут услышать. Припускаю вдоль забора, огибая дом.
Жуть какая-то. Я ведь даже не могу позвать Соби сейчас. Иначе опять придется врать, о том, что я здесь делаю. Или может все-таки вызвать его? Сказать, что мне до смерти захотелось увидеть маму. Поглядеть на нее в окно…
Нет. Кулаки сжимаются. Это было бы уже слишком. Я что ли с ума сошел, если допускаю возможность подобного. Просто…. Просто… Мне так страшно…. У меня такое ощущение, что за мной по пятам гонятся призраки. Поэтому в голову и лезет всякий бред.
Запыхавшись, останавливаюсь в конце тропинку и поворота на аллею. Оглядываюсь на крышу своего дома, темнеющую вдалеке на фоне неба.
Все это как-то слишком непонятно. Слишком нелогично. Если это действительно был тот, о ком я думаю, то, что он делал там внизу? Ну не гулял же. Если он приходил за мной, то почему не окликнул? Даже не попытался привлечь к себе внимание? Может, он все-таки меня не заметил? Или не хотел, чтобы я узнал его?
Слегка отдышавшись, устремляюсь вдоль аллеи к автобусной остановке. Торопливо иду по тротуару мимо фонарей и коттеджных подъездов, стараясь не сорваться вновь на бег. Как всегда слишком много вопросов. И как всегда все без ответа. Как бы ни обстояли дела, а задерживаться здесь мне сейчас так или иначе не стоит.
***
Я смог успокоиться только когда вернулся домой к Соби и закрыл на замок дверь. Съехав по ней спиной, шлепнулся на пол.
Здесь, в привычной защищенности этих стен, я уже не чувствовал себя таким уязвимым как снаружи. Даже собственные страхи постепенно начинали казаться надуманными и смешными. И с чего я решил, что это был именно тот парень. Не такая уж я и важная птица, чтобы мир вращался вокруг меня. Куда разумнее предположить, что кто-то посторонний зашел в наш двор и задержался немного под окном. А то, что я при этом оказался наверху, на балконе, можно счесть невероятным совпадением. Ведь бывают же такие. Как много людей предпочитают подобную обувь. Возможно, подошвы тех до ужаса знакомых мне сапог оставляют совсем другие отпечатки, а я, поддавшись своим благоприобретенным страхам, просто притягиваю факты за уши, состыковывая абсолютно ничем не связанным меж собой события.
Вздыхаю с некоторым облегчением. Да, все так. Я просто псих, который видит противника в каждой тени. Пора прекратить, а то я рискую заработать манию преследования.
Слегка расслабившись, запускаю руку в карман в поисках того трофея, ради которого я и пустился сегодня во все тяжкие, - записки с номером Зеро. Не знаю уж стоило ли оно таких усилий, но нехватка информации меня просто угнетает. Время идет, а я еще не готов ни к чему. Ритцу сказал, у меня есть неделя, но что если он ошибся?
Поднявшись на ноги, нетерпеливо скидываю обувь, стягиваю носки. Прошлепав босыми пятками к кровати, падаю на нее, подпрыгнув на слегка пружинящем матрасе. Набрав номер Зеро, вслушиваюсь в ровные гудки. Не отвечают, хотя соединение есть. Не слышат что ли?
Щелчок. Заспанный, неразборчивый и совершенно отсутствующий голос Нацуо заставляет меня удивленно вскинуть брови.
- Агенство гражданского сыска слушает. Представьтесь и изложите суть проблемы…
Конец фразы смазывается и перерастает в сонное сопение. Создается ощущение, что Зеро вновь засыпает прямо с телефоном в руках.
- Нацуо? Ты чего? - в полном замешательстве гляжу на сотовый. - Это я, Рицка.
- А-а-а… Здорова-а, - совершенно не меняя интонации монотонно вещает Зеро, - я тебя не узнал.
Хмыкаю. Ну, если учесть, что я даже сказать ничего не успел.
Из трубки слышится тихий скрип и шуршащие звуки. Зеро садится на кровати и протирает ладонью глаза.
- Ты прости, мы тут слегка не того. В смысле вообще совсем никак, - зевает,- щас, погоди, дам Йоджи трубку. Йоджи-и…. -трясет кого-то за плечо, - Йоджи, проснись, Рицка звонит.
Из телефона доносится недовольно – протестующие бурчание, с трудом складывающееся во фразу: «Отстань, я сплю».
- Йоджи, там Рицк…
Смачный глухой шлепок. Нацуо схлопотал с размаху по лицу подушкой. Отлепившись, она с тихим сухим шуршанием свалилась вниз.
- Гацтво, - с мрачной флегматичностью произнес Боец ,- он, значит, дрыхнет, а я как всегда отдувайся.
- Нацуо, - не знаю, плакать мне или смеяться, - хочешь, я позже позвоню. Мне не так уж и срочно.
- Да ладно. Я уже проснулся, - скрип половиц, Боец спускает ноги с кровати и встает, - просто эти ночные дежурства слегка выматывают.
- Дежурства?
- Ага… Мы тут себе работенку подыскали, по профилю считай. Устроились по объявлению в агентство частного сыска…- босые ступни Нацуо шуршат по полу, затем я различаю тихий плеск. Зеро наливает себе что-то в стакан, -…сначала как операторы на телефоне, а затем уже как штатные сотрудники… после того как Йоджи популярно объяснил этим ленивым жирдяям, что мы не мальчики на побегушках, чтобы посылать нас в закусочную за бенто.
Зеро хмыкает.
- Так что мы теперь детективы, прикольно, верно?
- Ну да. Ничего себе, - растерянно потираю ладонью лоб, - и как? Вам нравится?
- Ага. Неплохо так, - Страж отпивает из стакана, - сама работа правда дрянь, в очередной раз убеждаешься в никчемности человеческой натуры, но процесс затягивает. Бывают, правда, и забавные случаи, - Зеро ухмыляется, - у Йоджи, например, неплохо выходит вытаскивать пропавших хомячков из канализации.
- Заткнись, Нацуо…- издалека слышится невнятный, ворчливый голос Йоджи. - Всего раз такое было…
- О-о, наш Шерлок проснулся. Или ты у нас все же Эйс Вентура?- Боец тихо смеется в трубку. - Слышь, Рицка, если у тебя пропадет хомячок, ты знаешь к кому обращаться.
- Не смешно! - Что-то мягкое, кажется опять подушка, врезается куда-то рядом с Нацуо. - Ты, кажется не сильно жаловался, когда мы гуляли на комиссионные. Мог бы и не зубоскалить на этот счет.
Йоджи раздраженно вздыхает.
- Там у тебя Рицка? Давай его сюда. И сок заодно, я тоже хочу.
Слышу, как Нацуо идет обратно к кровати. Затем спустя несколько секунд в трубке раздается голос Йоджи.
- Ну, привет что ли. Чего не звонил так долго? Я думал, ты уже про нас забыл совсем.
Смущаюсь.
- Да, в общем… я тут … гощу у Соби на каникулах. Слишком много всего…
Зеро хмыкает.
- А. Ну тогда ладно. Прощаем. Ушки-то твои еще при тебе?
Вспыхиваю:
- Что?!!!
Он смеется.
- Да не парься. Я пошутил.
Невольно дергаю ушами, переводя дух. Ну и шутки у него.
Некоторое время в трубке слышится какое-то шуршание. Тихое удовлетворенное бульканье. Зеро пьет сок. Обреченно прислушиваюсь к этим звукам, понимая, что, в сущности, просто тяну время. Пытаюсь отсрочить момент, который так или иначе все равно наступит. Я должен узнать…
- Йоджи. Можно тебя спросить?
- Мммм? - Зеро отрывается от пакета с напитком. - Валяй.
- Те пароли, которые мы использовали, когда Нок взламывал сервер Школы… Ты сохранял их где-нибудь?
Пауза.
- Хм. А к чему такой странный вопрос?
В замешательстве обвожу взглядом стены.
- Просто так. Хотел удостовериться.
- Вот как значит, - Йоджи слегка цинично хмыкает, -интересненькие вещи ты «просто так» спрашиваешь, Рицка. Нет. Мы их все стерли. Что я идиот что ли, такое хранить.
Вздыхаю. Да-а. Можно поверить на слово. Йоджи даже обидеться, похоже, ухитрился за то, что я предположил подобное.
- Ясно. Извини.
- Постой. А если серьезно. Почему ты вдруг спросил? Случилось что?
Прикрываю веки. Имею ли я право тревожить их своими проблемами? У Зеро теперь другая жизнь. Они вроде ею довольны. Если не они передали пароли Соби, значит и впутывать их не стоит.
- Да нет… ничего.
- Ничего. Понятненько, - жесткая усмешка. - Не наше это собачье дело, значит.
Вздрагиваю.
- Йоджи!
- Что, Йоджи! - Пакет с соком с шумным плеском приземляется на что-то. - Рицка, я не понимаю, ты нам до сих пор не веришь что ли? Мы столько всякого дерьма хлебнули вместе, а стоит только чему-то случиться, так мы опять в пролете?
- Йоджи…- пытаюсь вставить хоть слово, но Зеро похоже уже понесло.
- Вот скажи мне, я или Нацуо обманывали тебя хоть раз? Какого черта, ты к нам так относишься?!
- Прости, - потеряно растираю лицо ладонью, - просто… я думал…
- А ты не думай… ты расскажи, - осторожно подсказывает Зеро, - слово за слово, глядишь все и прояснится. Давай, Рицка. Самому же легче станет.
Вздыхаю. Ну, если он так хочет…
- Дело в том, что Соби заходил в школьную базу данных, используя эти же пароли. Вот я хотел узнать, не вы ли ему их дали.
Тишина.
- Соби заходил в систему? - Йоджи осмысляет сказанные только что им же слова.
- Ну не дятел ли! Ну, вы подумайте только! Знал же и все равно полез! Кретин натуральный! Прям поверить не могу. Рицка, как ты такое допустил?!
Поникаю ушками. Сейчас мне еще и от Йоджи за это влетит. Он, как правило, в выражениях не стесняется.
- Я не знал.
- О, я в восторге! Не знал он, одуванчик хренов! Соби - Боец тебе или кто? Ты в ответе за него, черт подери! Какого лешего ты ничего никогда не знаешь?!
Утыкаюсь лицом в колени. И возразить-то нечего, потому что он прав. Прав на все сто процентов. Я все пропустил, не уследил за Соби и довел ситуацию до такого вот состояния. Я заслужил то, чтобы слышать все это в свой адрес.
- Эй, Йоджи, ну не дави на него,- приглушенный и слегка рассеивающийся голос Нацуо раздается совсем рядом. Наверняка он приник сейчас ухом к трубке с другой стороны и слушает наш разговор, - может, Рицка и правда не знал. Ты же знаешь Соби. Он же как истукан. Дави не дави, фиг добьешься от него чего-нибудь.
- Все в порядке, Нацуо, - смиренно выдавливаю из себя. - Он прав. Пусть говорит.
На другом конце воцаряется молчание.
- Хм. Ладно, - Йоджи похоже слегка остыл,- а хоть зачем он в базу лазал-то? Чего ему так сильно понадобилось там?
- Ну… он анкеты учащихся просматривал. Искал кое-кого.
- И кого? - вкрадчиво интересуется Йоджи, - хоть об этом ты в курсе?
Хотят знать.
- На меня напали и, в общем…. Я чуть не погиб. Соби пытался найти того, кто это сделал. Сильного Бойца лет примерно от тринадцати до тридцати мужского пола. Он затем и полез в Базу. Хотел меня защитить.
- Защитить, значит. Ну, это меняет дело. Хотя все равно, я этого не понимаю. Он же не вычислительная машинка, зачем надо было так поступать? Прям не знаешь, самомнение это или что?
Хмурюсь.
- Самомнение? Ты о чем, Йоджи?
- Рицка, ну ты посуди сам. Как много человек подходит под такие параметры? В базе Школы хранятся тысячи ученических анкет. Соби просто псих, если думал просмотреть их за одну ночь. Даже если сделать выборку, все равно на это недели не хватит. На что он рассчитывал не пойму.
- Недели не хватит, – автоматически повторяю я. В душе зарождается нехорошее подозрение. - Йоджи, а если их сохранить?
- А как ты их сохранишь то? Думаешь, ему дали бы скопировать все это?
- Но все-таки. Если бы он все же скопировал их? Что бы он с ними делал?
Йоджи задумывается.
- Ну, изучал бы, наверное. Искал бы подходящую кандидатуру на роль вселенского зла. Если не хотел, чтобы ты был в курсе, делал бы это тайком. Ночью там, например, или когда тебя нет дома. Соби же у нас как черт изобретательный, выкрутился бы как-нибудь.
Тихо выдыхаю сквозь сжатые зубы. Изучал бы, значит. Ночью. Вот чем ты занимаешься по ночам Соби. Давно мог бы догадаться и сам.
- Йоджи, у меня последний вопрос. Если бы ты был Соби, и тебе удалось все-таки скопировать эти анкеты, где бы ты их стал прятать?
- Хм. Рицка, ты, правда, думаешь, что он сохранил их? Но это же чушь. Сам знаешь, как трудно спереть что-нибудь из базы?
- Я сказал «если». «Если бы» Соби удалось…
- Ну… Есть конечно одно местечко… Не думаю, правда, что тебе это поможет?
- Йоджи. Где.
Он слегка вздыхает.
- Ладно. Скажу. У Соби кровать полая, ты знаешь. Там внизу ящики есть выдвижные, где он всякую фигню хранит. Краски свои, книги, тетради, альбомы - в общем, всю ту дребедень, которая в его шкаф не влезает. Мы рылись там однажды. Думали, может у Соби есть манга или журнальчики какие-нибудь прикольные. Ничего не нашли, зато обнаружили в правом ящике на дне у стены пакет с фотками ну и бумажки какие-то старые, то ли письма, то ли что. В общем если бы Соби понадобилось, что-нибудь спрятать, он бы наверняка засунул это туда. Там же никто кроме него не лазает. Но кой кому-нибудь еще сдались его альбомы с этими как их….. репро-дукциями.
- Понятно. Спасибо, Йоджи…
- Будешь выяснять?
-Я… не знаю, - отвожу глаза, - не решил еще.
- Мой тебе совет, выясни. Ты Жертва, Рицка, пойми ты, наконец. Тебе нельзя пускать все на самотек и дело здесь не в том хорошо это или плохо, а в том можешь ли ты себе позволить деликатничать в такой ситуации. Это ведь не вторжение в его личную жизнь, тебя это касается даже больше чем его. Лучше разберись во всем сразу, чтобы в будущем избежать кучи проблем. Хотя самым простым способом, на мой взгляд, было бы изловить Соби и учинить ему допрос с пристрастием. Если бы ты напрямик его спросил, он раскололся бы. Никуда б не делся.
- Йоджи, я не могу с ним на эту тему говорить.
- Это почему это не можешь? Кто тебе запретит то?
- Да не в этом дело. Просто…. пришлось бы очень многое объяснять. Я…. не знаю, как это сделать.
- Рицка, тебе же все равно придется ему рассказать. Как долго ты намерен тянуть с этим?
Вздыхаю.
- Я все понимаю, Йоджи. Просто… это тяжело.
Он слегка печально усмехается.
- Не знаешь, как признаться ему? Ну… я б на твоем месте тоже был слегка растерян. Если бы речь шла о Нацуо…. - Зеро вновь отпивает из пакета
- Рицка? – молчавший до этого Боец вдруг вступает в разговор. - А откуда ты узнал, что Соби заходил в Базу? Если ты еще не разговаривал с ним об этом …
Йоджи изумленно давится соком. Закашливается. Затем они оба затихают.
- Рицка? – вкрадчиво-ласковые интонации в голосе Жертвы Зеро заставляют меня поморщиться. - Ну и…
Прикрываю веки. И в кого Нацуо такой сообразительный. Вот ведь...
- Мне Ритцу сказал.
Йоджи шумно выдыхает
- Час от часу не легче! Как вы ухитрились пересечься? Тебе нельзя было с ним разговаривать…
- Я знаю, Йоджи, знаю. Так вышло… Я сам виноват. Вляпался как дурак. Мне устроили ловушку, а я туда сунулся. Теперь вот разгребаю последствия…
Йоджи вконец запутавшись, останавливает меня, пытаясь выплыть из потока слов.
- Так… Погоди… Рицка… Ты можешь по порядку?… Какая ловушка? Какие последствия? Объясни все толком!
Вздыхаю. Похоже, придется рассказать им о своем нелепом вояже в Игру. А я-то уж надеялся, что удастся обойтись без того, чтобы они узнали. Как это сложно признаться кому-то вроде Зеро, что ты повел себя столь глупо. Но может хоть совета у них спрошу.
продолжение в комментариях...
Погруженный во тьму.Chapter X. Timeless
Погруженный во тьму.
Соби.
Мелкая, зудящая вибрация в кармане пижамных брюк заставляет меня вздрогнуть и проснуться. Ах да. Это будильник. Что бы я без него делал. С моим режимом сна в последнее время просыпаться раньше Рицки становится все сложнее. Приходится выкручиваться таким вот образом.
Окончательно придя в себя, ощущаю тяжесть на плече. Провернув голову, упираюсь взглядом в темноволосую растрепанную макушку. Рицка… Он ведь спал вместе со мной на футоне этой ночью. И сейчас спит, обнимая меня, устроившись на предплечье. Моя рука, обхватывая его, поддерживает за спину. Его покоится на моей груди, стискивая тонкими пальчиками ткань пижамы. Так близко. Так безмятежно. И так естественно. Словно мы каждый день спим рядом и привыкли обнимать друг друга во сне.
Откинувшись обратно на подушку, смотрю на Рицку. Как же он прекрасен. Огромные глазищи закрыты, ресницы, чуть вздрагивая, лежат на щеках. Лицо как у юного божества - прелестное, невинное. Губы слегка приоткрылись во сне, словно приглашая, чтобы я сейчас потянулся вниз и поцеловал их.
Не в силах сдерживаться, наклоняюсь. Приподнимаю правой ладонью его подбородок, приближая его губы к своим. Замираю на мгновение, затем бережно прикасаюсь к ним, затем сильнее, пока не вбираю целиком, утопая в их теплой нежности. Рицка не просыпается, только слегка вытягивается на футоне, запрокидывая голову. Словно помогая целовать себя. Пьянею от этой мысли.
Рука поднимается выше, обхватывая плечи. Повернувшись на бок, осторожно роняю его на спину. Наклоняюсь над ним, не отрываясь от его губ. Ладонь скользит вверх по подбородку, накрыв щеку, касаясь пальцами мочки уха. Наслаждаясь каждым оттенком этого поцелуя, слегка вздрагиваю от медленно прокатывающихся по телу волн желания.
Прекрасно. Невыносимо прекрасно. Моя воля неизменно капитулирует, стоит мне только коснуться его губ. Но нужно остановиться. Рицка не разрешал целовать его, когда он спит. Я не имею права на это. Он может проснуться в любое мгновение. Я даже представляю себе его реакцию. Он, конечно, очень мил, когда смущается, и даже, когда сердится, но испытывать его терпение все-таки не стоит.
С трудом отрываюсь от него. Смотрю насмешливо и печально в его спящее лицо. Я как вор краду сейчас эти поцелуи и упиваюсь собственным падением. Понимая всю неправильность своих действий, все равно совершаю их. Целую его все чаще. Обнимаю, жаждая ответных объятий. И если бы Рицка еще противился этому. Избегал моих прикосновений, как он делал это вначале. Но ведь он мне потакает. Принимает все это безо всякого намека на возражение. Когда я целую его, открывается навстречу, толкая меня в объятья безумия, заставляя рисковать и ходить по краю. Совершенно невозможно не поддаться. Один только взгляд на эти губы сносит все барьеры здравого смысла, рождая желание вновь завладеть ими. И осознание, что я не могу допустить большего, только обостряет эти чувства.
Осторожно провожу рукой по его лбу, убирая челку. Сместившись в сторону, выбираюсь из-под одеяла. Укрывав им Рицку, замираю на несколько секунд на коленях над ним. Затем поднимаюсь, иду в сторону ванны.
А теперь душ. Холодный. Кажется, это скоро станет привычкой.
Скрывшись за занавеской, поворачиваю шестигранные тугие краны, настраивая воду. Раздеваюсь, перекидывая пижамные куртку и брюки через перекладину перегородки.
И все же. Как долго я намерен продолжать все это? Изводить себя, прекрасно понимая, что исход невозможен. Ему тринадцать лет. Еще очень долго я не смогу даже претендовать на то, чтобы касаться его как-то иначе. Да он и сам может не захотеть этого. Он еще очень мал и не осознает до конца значения многих вещей. Рицке нравится моя ласка. Ему ее так недостает в жизни. Но в остальном - это может совсем ничего для него не значить.
Мой тихий вздох тонет в дробном перестуке тяжелых капель. Не позволяя себе медлить, погружаюсь в эти струящиеся вниз холодные потоки, вздрагивая от их ледяных прикосновений. Резко увеличиваю напор. Незачем себя щадить.
Рицка слишком добр со мной. Слишком великодушен и щедр. Он так заботится обо мне и бережет. Такое отношение заставляет меня забываться, наполняя призрачными, щемящими надеждами. Он принял мое служение, он хочет быть моей Жертвой. Разве недостаточно? И вместе с тем я желал бы, чтобы помимо этого, он еще и полюбил меня. И, по-видимому, я хотел бы еще слишком многого. Даже если мы оба будем живы к тому времени, как он вырастет, как знать, быть может, в будущем выбор его сердца падет на совсем другого человека, и ему захочется создать семью. Это естественное желание. Почти ко всем оно приходит рано или поздно. И мне останется только отступиться, позволив ему ограничить наши отношения проявлениями той привязанности, что рождают узы. Я стану его тенью, смиренно следуя за ним, оберегая его покой и впитывая те частицы его тепла, которыми он будет готов меня одарить. Не требуя большего… Не будучи вправе даже взглядом дать ему понять, что хотел бы большего… Обреченный на молчание.
И осознавая возможность этого, я продолжаю отравлять себя этим манящим ядом, утрачивая чувство реальности в нашем головокружительном танце из слов, взглядов и прикосновений. Это похоже на скольжение по паркету с завязанными глазами меж горящих свеч. Когда отрезвление придет, я упаду распростертый, и это пламя поглотит меня.
Что сказал бы Кио, если бы узнал об этом? Что я сумасшедший, которому нравится терзать себя. Это, конечно, не было бы правдой, но как объяснить, что я уже не могу иначе? Если Рицка захочет в будущем быть моим, это станет для меня величайшим счастьем. Если полюбит кого-то другого, я смирюсь. По-иному и быть не может.
Вода обжигает, промораживая тело. Она уже начинает приносить физическую боль. Пальцы рук и ног даже слегка занемели. Достаточно. Если я простужусь, Рицка рассердится. Не хочу заставлять его волноваться еще и по этому поводу.
Дрожа, выключаю воду. Тянусь за полотенцем. Пальцы с трудом двигаются. Незнание меры ни в чем - не самая лучшая черта. В последнее время я явно начал злоупотреблять этим. Одно утешает. Через два дня Рицка вернется к себе домой, и мы вновь будем видеться в куда более формальной обстановке. Рицка не позволит ничего лишнего. Это даст нам обоим возможность остановиться. Если уж я не в состоянии укротить свою жажду сближения с ним, пусть это сделает он.
Хорошенько растерев покрасневшую, занемевшую кожу, заворачиваюсь в полотенце. Миновав разобранную постель, иду к шкафу за своими вещами. Босые ноги оставляют на полу влажные следы. Одевшись, бросаю быстрый взгляд на Рицку. И не думает просыпаться. Что ж, это неплохо. Я успею сделать ему завтрак и уйти. У меня на это утро намечено важное мероприятие, не хотелось бы на него опоздать.
Соорудив на скорую руку бенто для Рицки, освобождаю стол, чтобы позавтракать самому. Рицка забыл здесь вчера мой ноутбук. Выключил его, но телефон так и остался подсоединенным через переходной шнур. И наушники тоже. Хотя… Откуда они? Когда я ложился, их здесь не было. Должно быть, он достал их с полки, когда я уже уснул.
Слегка нахмурившись, гляжу на похожие на две тяжелые, круглые раковины наушники. Взяв их в руки, переворачиваю, рассматривая. Он даже под себя настроил размер соединяющей душки.
Довольно странно все-таки. Рицка ведь читал весь вечер. Он не слушает музыку, когда читает. Точнее он ее вообще почти не слушает, по крайней мере, через компьютер. Хотя может просто оттого, что стесняется. Впрочем, я ведь твержу ему изо дня в день, что он может пользоваться всеми моими вещами, и ему не обязательно спрашивать каждый раз, прежде чем взять что-нибудь. Должно быть, он решил не будить меня и достал их сам. Привык, наконец. Обжился. Может быть, не я один буду сожалеть, что придется вскоре расстаться. Что я почувствую, когда не найду его утром третьего дня спящим в моей постели? Одиночество, как я предполагаю. И острую нехватку чего-то очень важного. Ощущения его постоянного присутствия рядом со мной.
Слегка вздохнув, собираю все лишнее со стола. Вернувшись к шкафу, убираю на привычное место свой ноутбук и наушники. Быстро позавтракав, собираюсь, проверяя на месте ли все необходимые вещи и документы. Засовываю телефон в карман, снимая с вешалки свой плащ.
Так или иначе, все когда-нибудь заканчивается. Но пока этот момент не настал, единственное, что я могу сделать - не думать об этом. Принимать с благодарностью то, что у меня есть сейчас и стараться сделать незабываемым оставшееся короткое время, что Рицка еще будет жить здесь. Пожалуй, это самая разумная и правильная мысль. Даже если разумность мыслей уже не является тем, к чему я хотел бы стремиться.
Рицка
Когда я проснулся, Соби уже ушел. Я не удивился этому, поскольку он предупреждал меня накануне, что ему нужно будет этим утром уехать. У него сегодня собеседование насчет возможной работы по специальности. Кажется, представителям какого-то издательства понравились его картины на выставке. Соби, правда, не стал ничего объяснять по этому поводу. Сказал только, что предложение заманчивое, но он пока не знает подробностей. Дескать, рано еще что-либо обсуждать.
Впрочем, я даже рад, что Соби сейчас нет. У меня появилась возможность подумать немного в одиночестве. С трудом проглотив оставленный мне Соби завтрак, сижу за столиком, поставив локти на его поверхность, обнимая ладонями медленно остывающую чашку с чаем. Взгляд скользит по отполированному временем гладкому покрытию, следуя вдоль годовых линий и заботливо зашлифованных овальных следов от веток.
Минут пять уже так сижу, почти не двигаясь. Все пытаюсь собрать в единое целое расползающиеся в разные стороны мысли. С прошлой ночи в моей голове несколько прояснилось, и я смог увидеть ситуацию более полно. Так сказать, оценить весь размах случившегося до конца и разобраться в том, что может сулить подобный поворот событий.
Насколько я смог понять, этот Ритцу-сенсей не намерен разлучать нас с Соби, если я приму его предложение. Он вроде даже признал, что Соби является моим Бойцом. Пусть и косвенно, но вполне определенно сказал об этом. В принципе, все прочее не должно иметь для меня особого значения. Мы с Соби будем вместе и это главное, а то, как в той Школе к нам будут относиться, и что мы будем там делать, уже не суть важно. Или все-таки нет. До сих пор не могу забыть, каким потерянным и беззащитным стал Соби, когда осенью в поединке со Sleepless, они упомянули его отношения с учителем. Мне даже пришлось приводить Соби в чувство, а то мы бы проиграли. За этим явно что-то кроется, и сдается мне, идея вернуться в Школу не приведет Соби в восторг.
К тому же здесь есть еще множество дополнительных факторов. Йоджи как-то обмолвился, что Школа находится на западе, в предгорьях Фудзи, а это весьма далеко от Токио. Несколько часов на пригородном поезде, чуть больше на машине, и чуть ли не полдня на междугороднем автобусе. То есть вероятность того, что я смогу возвращаться домой после занятий - нулевая. Иначе на следующий день вставать надо будет чуть ли не в четыре утра. Бессмысленно. К тому же так рано ни один транспорт не ходит. Значит, в будни мне придется оставаться там на ночь. Впрочем, с этого года я перехожу в первый класс средней школы, наверняка для таких, как я, в Семи Лунах предусмотрен полный пансион. За него, может, даже не нужно будет платить. Мои отметки вполне позволяют претендовать на стипендию.
Выдыхаю, поникая ушками.
Какая разница. Домой-то я все равно смогу приезжать только на выходные. Мама точно будет против подобного. Она и так очень ревниво следит за моими перемещениями, даже не разрешает задерживаться где-нибудь допоздна. Необходимость отпустить меня куда-то учиться на долгий срок с невозможностью видеть каждый день, ее точно не порадует. Ну и что мне делать, чтобы она позволила мне уехать? Просить? Убеждать, что я очень хочу этого? Так ведь фальшиво же выйдет. Мне не капли этого не хочется. Я едва обжился в своей новой школе, впервые нашел друзей. Я не смогу теперь сидеть на уроках рядом с Юико, ходить вместе в столовую и провожать иногда ее и Яёй до дома. Может в той Школе тоже будут неплохие ребята, но я не верю, что там у меня может появиться такой друг как Юико. Я привязался к ней. И она тоже, кажется, очень хорошо ко мне относится. Даже к такому, каким я являюсь сейчас. Думаю, она огорчится, когда узнает о моем отъезде, ведь мы почти перестанем видеться. Хорошо, если мой перевод не заставит нас отдалиться друг от друга. Я бы очень этого не хотел.
Ну и, конечно, хоть и не в последнюю очередь стоит подумать о том, каково будет маме. Я не знаю, как учился Сеймей, я не застал этого, но ведь у мамы с папой всегда был я. Даже когда Сеймей уезжал, мама не была одинока. А теперь, возвращаясь с работы, она будет входить в пустой дом, чтобы ждать из недели в неделю моего возвращения. Мы, конечно, и так не очень часто видимся. Придя из школы, я обычно стараюсь сразу удрать к себе, чтобы не расстроить маму какой-нибудь очередной своей промашкой. Но все-таки осознание, что ты не одинок, что рядом все равно кто-то есть, оно иногда важнее, чем фактическое присутствие. Я даже боюсь себе представить, как тяжело будет маме, когда я уеду. Ведь кроме меня, у нее никого не осталось.
Запрокинув голову, до боли сжимаю веки. Да-а…. Я думал, что вся эта ситуация касается только меня и Соби, но я ошибся. Она затронет еще нескольких дорогих мне людей. Как бы это ни было удивительно. Одно время мне казалось, что даже если я вдруг исчезну, никто и не заметит.
Вздохнув, отставляю чашку и встаю. Иду к шкафу за свитером.
Хватит обо всем этом думать. У меня еще есть дела. Например, мне нужно позвонить Зеро. Если Соби действительно получил пароли от них, то надо выяснить, как они объяснили ему их наличие у себя. Должны же были как-то прокомментировать это. Необходимо узнать их версию, и то насколько она близка к правде. Лгать Соби я не хочу, но мне ведь точно придется давать в той Школе показания. Вдруг выдумка Зеро подойдет, чтобы скрыть их вмешательство в дело с учебником? Сомневаюсь, что мне поверят, если я скажу, что сам нашел способ, как вскрыть базу данных Семи Лун. Нужно придумать, как сделать так, чтобы Нацуо и Йоджи не пострадали. Вот кстати еще пара существ, которых затронет мой вчерашний провал.
Открываю шкаф. Роюсь в своих вещах, в поисках чего-нибудь соответствующего погоде. На улице пасмурно. Похоже, вечером пойдет дождь. Я, конечно, собираюсь скоро вернуться. Нужно всего лишь забрать записку с телефоном Зеро из тайника, в котором я ее спрятал. Но погода весной весьма непредсказуема, так что ждать можно всякого. Впрочем, непредсказуемой в последнее время является не только погода.
Черт бы побрал этого Ритцу. И Соби, если подумать тоже! На что он рассчитывал, когда в открытую пользовался доступом своего Учителя? Что никто ничего не поймет? Что решат, будто сенсею вздумалось поработать ночью вне Школы, и потому он воспользовался другим компьютером? Может и обошлось бы, если бы никто не стал проверять и копать глубже. И если бы не моя выходка с учебником. Получается, что пусть и не желая того, но я все-таки подставил Соби.
Взгляд невольно скользит выше, останавливаясь на верхней полке, где он хранит свой ноутбук. Я не нашел его утром на столе. Соби убрал его, когда собирался уходить, положив как всегда слева на полку. Он всегда его слева оставляет почему-то. И задвигает в угол, к стене. А я, когда убираю его компьютер, ставлю ближе к краю. Дальше мне попросту не дотянуться. И сколько раз бывало так, что мне приходилось подставлять скамейку, чтобы достать его на следующий день. В такие моменты, я очень отчетливо осознавал насколько я маленького роста.
Улыбаюсь воспоминаниям. Затем улыбка медленно пропадает, уступая место недоумению. Вскидываю взгляд на полку. Ноутбук не виден. Соби вновь задвинул его вглубь. Мне как всегда пришлось бы лезть за ним. Как всегда… Когда я достаю его по вечерам. Но ведь и убираю его я обычно сам. Это вчера я забыл все на столе, потому что был расстроен разговором с Ритцу. Какого черта ноутбук Соби каждый раз оказывается у стены, если он за ним вообще не работает?!
Хватаюсь за дверь шкафа, утыкаюсь в нее лбом, глядя в одну точку на полу. Или работает. Просто я об этом не знаю. Когда? Утром? Или ночью, когда я сплю? Тогда понятно было бы, почему он не высыпается. Он же еще и вставать ухитряется раньше меня. Невероятно.
Как же я раньше этого не замечал. Точнее замечал, но не придавал значения. На этой же полке помимо ноутбука, лежат и другие вещи Соби. Мало ли, что могло ему понадобиться в собственном шкафу. Но сегодня меня разобрала тотальная паранойя. Я действительно считаю, что Соби что-то скрывает от меня?
Закусываю губу. Похоже, и впрямь считаю. Если уж он утаил свой визит в базу Школы, отчего бы не предположить, что этим все не ограничивается? Что Соби делает по ночам за компьютером? И стоит ли выяснять? Может это какая-нибудь маловажная глупость, но зачем в таком случае держать это в тайне? Разве я стал бы смеяться или подтрунивать над ним?
Вздыхаю.
Одно ясно. Я – не единственный, кто не до конца честен сейчас. Мы оба скрываем что-то друг от друга, и от этой мысли становится нехорошо. И еще больше оттого, что я бы так ни о чем и не догадался, если бы не привычка Соби оставлять свой ноутбук в определенном месте. Должно быть, он делает это машинально, не задумываясь. Так о скольких вещах, о которых он не упоминает, я еще могу не знать? Он ушел на собеседование? Так ли это?!
Рука, сжавшись в кулак, врезается в дверь шкафа. Хватит! Если я не буду верить Соби, то что в итоге от Нас останется? Я должен доверять ему, но как же сложно делать это, если осознаешь, что тот, кто тебе так дорог, тебе лжет. …..
Повернувшись, прижимаюсь к шкафу спиной. Повесив голову, гляжу в пол. Да-а. Дрянная ситуация. Только этого мне после Ритцу не хватало … И, главное, даже не выяснишь, что Соби скрывает от меня. На сто процентов уверен, что в ноутбуке нет и следа его ночной деятельности. Не стал бы он хранить все там, где я мог бы легко на это что-то наткнуться. Значит, записал на диск и спрятал.
Одеваю через голову свитер. Запихиваю ноги в кеды. Открываю входную дверь, звякая ключами. Все рано ведь не стану искать. Даже, если бы мне действительно захотелось бы. Копаться тайком в вещах Соби - хуже деятельности не придумаешь.
***
- Нагиса-сенсей! Я прошу вас. Подождите в приемной! Я должна доложить о вашем приходе!
Нервный голос секретаря, доносящейся из соседнего помещения, заставляет Ритцу-сенсея поднять голову, оторвавшись от работы.
- Подождать в приемной?! Да что вы о себе мните!
Дверь распахивается. Внутрь кабинета бесцеремонно впархивает видение в коротком голубам платье с рукавами-фонариками, прихваченном выше талии широким синим поясом. Светлые волосы собраны по боками в два пышных хвоста, подвязанных ленточками. Взгляд полон негодования.
- Ритцу! Тебе следует воспитать своих служащих! Меня пытались остановить! Или…- Нагиса прищуривается, - или это ты отдал распоряжение заставлять меня ждать в приемной. Только скажи это!
- Нагиса, меньше трагизма, пожалуйста, - Ритцу с неудовольствием потирает пальцами переносицу, - некоторые в этом заведении еще и работают, знаешь ли. Не допускать ко мне посетителей без согласования является одной из обязанностей секретаря.
Глаза девушки вспыхивают.
- Это с каких пор я посетитель!?
- О, для коронованных особ безусловно стоит сделать исключение, - холодно чеканит Ритцу, - так что привело тебя сюда в столь раннее время суток?
Нагиса слегка подозрительно глядит на сенсея, не зная, стоит ли реагировать на замечание о «коронованных особах» или лучше сосредоточиться на подначке насчет времени. Не так уж и часто она опаздывает на службу.
Наконец цель визита перевешивает.
- Loveless! Он был в системе этой ночью!
Ритцу откидывается на кресло, в едва заметном, напряженном терпении покручивая пальцами ручку. Похоже, беседа обещает быть эмоционально-насыщенной и как всегда бессодержательной.
- Совершенно верно. Я знаю об этом.
- Ты виделся с ним! - Нагиса безапелляционно протыкает воздух обвиняющим пальцем. – И даже не сделал записей! Ритцу – ты болван!
Сенсей слегка хмурится. Это даже уже не смешно.
- Не все же обладают твоей изощренностью. Некоторым свойственно полагаться на простые понятия о стратегии.
- Ритцу, не пытайся задурить мне голову, я знаю, что у тебя на уме. Хочешь заполучить Аояги для собственных нужд?
- Для собственных и в мыслях не держал.
Нагиса не замечает сарказма.
- Ты эгоист каких мало, Ритцу! Устанавливать контакт с Аояги Рицкой - задача Семь, а не твоя!
Сенсей слегка вздыхает в усталом раздражении.
- Нагиса, у тебя все? Если да, то я предпочел бы вернуться к работе.
- Нет. Не все. Не думай, что ты так просто отвертишься от этого разговора. Я хочу знать, о чем вы говорили.
Сенсей поднимает на коллегу холодный взгляд.
- Мне не кажется, что я должен отчитываться перед тобой.
С уст Нагисы срывается довольный смешок.
- Так и знала, что ты не скажешь. И с чего бы каждый раз такая скрытность?
Легким танцующим шагом она приближается. Остановившись у стола и положив руки на его гладкую отполированную поверхность, наклоняется, заглядывая сенсею в глаза.
- Признайся, Loveless нужен тебе, чтобы вернуть Соби. Соскучился по своей игрушке, а, Ритцу?
Ручка звонко ударяет о стол.
- Мне кажется, некоторая собранность и сдержанность в суждениях подошли бы к твоему образу сенсея куда больше, чем эти платья и ленточки, Нагиса. Если не имеешь представления о планировании, не стоит надоедать окружающим своими беспочвенными предположениями.
Отступив от неожиданности на шаг, девушка ошеломленно глядит на Ритцу. Видимо подобные пространные пассажи в ее адрес являются редкостью для сенсея. Ее глаза слегка сужаются.
- Беспочвенными, значит? Как же, - она невинно приподнимает брови, - то есть ты не будешь против, если именно Зеро привезут сюда Аояги Рицку? Думаю, даже ты тогда не смог бы не признать, что мои творения лучшие.
- Я ведь говорил уже. Мне все равно.
- Лже-ец, - сладко тянет Нагиса, - а может им прихватить с собой еще и Соби? Скажем, для суда.
Губы Ритцу трогает скупая усмешка.
- Ты всегда отличалась тягой к справедливости. Если бы еще умела правильно выбирать объекты для ее реализации.
Девушка упирает руки в бока.
- Не дави на жалость, Ритцу!
- И не думал даже.
Сенсей с легким вздохом поправляет очки.
- Можешь попытаться, если хочешь, Нагиса. Ты напрасно потратишь время и…, - он жестко улыбается, - свой расходный материал.
Девушка застывает с открытым ртом. Затем стискивает кулаки.
- Ты пожалеешь об этих словах, Ритцу.
- Уверен, что нет.
- Вот увидишь! Ты пожалеешь!
Дверь с грохотом врезается в косяк. Ритцу-сенсей слегка морщится, прислушиваясь к быстро удаляющимся шагам. Бросив ручку на стол, прикрыв глаза, вытягивается в кресле.
«Довольно неожиданно. Не думал, что она так остро воспримет свой промах. Loveless наконец-то пошел на контакт, а она все пропустила. Ну как здесь не расстроиться и не прийти в негодование».
Ритцу слегка качает головой.
«Цены б ей не было как сенсею, если бы Нагиса не была так озабочена собственной значимостью. Все ее потуги быть в центре событий выглядят настолько нелепо, что это даже уже не забавляет, а вызывает раздражение. Вызвало бы и жалость, если бы она была мне свойственна. Что ж. Если Нагиса полагает, что своей выходкой впечатлит кого-то, то она ошибается. Соби-кун ее Зеро по земле размажет. Полагаю, не стоит заострять на этом внимание».
***
Я довольно быстро добрался до своего района. Свернул с центральной улицы на идущую параллельно моей аллею, потому что, опасаясь наткнуться на кого-нибудь из соседей, не рискнул приближаться к дому, следуя обычным путем.
Удивительно. Если живущие рядом люди еще знают нас с мамой в лицо и по фамилии, то стоит зайти с другой улицы, никто даже не повернет голову в мою сторону. Для здешних обитателей я буду просто незнакомым мальчиком, спешащим куда-то по своим делам. Впрочем, это как раз то, что мне сейчас и требуется.
Пройдя тихую улочку почти до конца, сворачиваю во дворы. Следую по утоптанной узкой тропинке мимо стоящих особняком, окруженных заборами коттеджей. Проскальзываю под свисающими с высоких изгородей ветками деревьев, минуя растущие на обочине тропы заросли диких кустов. Тут, конечно, никаких клумб и беседок нет. Мир каждой семьи сосредоточен только на своей территории, очерченной четкими хорошо охраняемыми границами, куда нет допуска посторонним.
Вытянув шею, высматриваю впереди темный силуэт своего дома. Преодолев оставшееся расстояние и обогнув забор, пробираюсь во двор, незаметно прошмыгнув в чуть скрипнувшую калитку. Замираю в тени деревьев, прислушиваясь, разглядывая сквозь низкие разлапистые ветки окна своего дома на первом этаже. За ними гостиная. Моя комната с балконом находится прямо над ней.
Интересно, где сейчас мама? Сегодня воскресенье и она дома наверняка. После того, как я лишился памяти, наша семья постепенно начала утрачивать все свои связи. Когда погиб Сеймей, мама вообще замкнулась в себе. Я даже не помню, чтобы она хоть раз за последний год ходила в гости, не говоря уже каких-то развлечениях вроде кино или театра. За исключением времени, проведенного на работе, мама теперь всегда здесь. На кухне или запершись в своей спальне. Не знаю уж, зачем она запирается, я и так в ее комнату не вхожу.
Набравшись смелости, трогаюсь с места. Осторожно пробираюсь к дому, лавируя меж кустов. Пригнувшись, проскальзываю под окном. Замираю у водосточной трубы, прижавшись к стене спиной.
Вроде тихо. Никто меня не заметил. Хотя я, конечно, очень мудро поступил, придя сюда сегодня. Мог бы и подождать пару дней, чтобы получить возможность спокойно вернуться и войти в свою комнату обычным путем. А теперь вот придется лезть через окно. Усмехаюсь. Ну вот, узнаю, наконец, каково каждый раз Соби.
Запрокинув голову, смотрю вверх на четко выделяющийся на фоне пасмурного неба темный прямоугольник балкона. Высоко. Если сорвусь, падать будет больно.
Вздохнув, засовываю руку в карман. Извлекаю оттуда свои тонкие перчатки. Это я кино видел. Все грабители, забираясь в дома по стенам и веревкам, одевают перчатки. Чем я хуже. Припихивая пальцы в узкие раструбы, озираюсь по сторонам. Надеюсь, никто не увидит меня и не примет за вора. Иначе шуму будет….
Надев перчатки, кладу руку на водосточную трубу. Она упруго поддается нажиму, чуть изгибаясь в местах соединений. Ничего, выдержит. Я столько раз спускался по ней вниз, думаю оттого, что мне сейчас предстоит ползти наверх, мало что изменится.
Просовываю руку меж водосточной трубой и стеной. Хватаюсь за вбитую в нее толстую железную скобу так высоко, как могу дотянуться. Подтягиваюсь, перебирая ногами по стене. Прижав руки и колени к груди, замираю, зависнув в полутора метрах над землей. А дальше как? Отпустить скобу, чтобы уцепиться за желоб водостока – страшно. А следующая «ступенька» слишком высоко, не дотянуться.
Закусываю губу. Надо как-то продумать систему, а то я до вечера туда не заберусь. Что поделать. Ни разу ничем подобным не занимался.
Внутренне сжавшись, рискую оторвать одну руку и обхватить сточный желоб. Цепляясь носками кроссовок за стену, выталкиваю себя наверх, перехватывая вибрирующую округлую опору выше. Подошвы соскальзывают. В панике упираюсь коленом в скобу, придавливая свои пальцы. Шиплю от боли. Инстинктивно выдернув руку, судорожно хватаюсь за трубу, жалея, что не могу отправить саднящие пальцы в рот. Непредвиденный минус моей экипировки.
Утыкаюсь лбом в холодный гладкий металл. Вот умею я найти себе приключения на все места. Если доберусь до балкона и не свалюсь по дороге, это будет чудом.
Ладно. Не так уж и страшно. Зато я, похоже, придумал, что мне делать дальше. Хоть какой-то прогресс.
Глубже вмяв колено в зазор между стеной и водостоком, привстаю, перебирая по нему руками. Хватаюсь за следующую скобу. Неплохо. Теперь осталось только ноги поменять и, считай, система подъема налажена.
Вцепившись как можно крепче в трубу, вытаскиваю колено, на несколько секунд лишившись твердой опоры. Повиснув на руках, упираясь соскальзывающей подошвой ноги в стену, торопливо вбиваю в освободившееся над нижней скобой пространство носок второго ботинка. Нажимаю всем весом, проверяя упор на прочность. Убедившись в безопасности опоры, выпрямляю ноги и подтягиваюсь, вставая по весь рост. Скольжу левой ладонью по желобу, перенося руку выше, выдерживая баланс.
Застываю, вжавшись в скользкий, прохладный металл всем телом. Перевожу дыхание.
Да-а… Домушник из меня аховый. И труба еще вибрирует в моей хватке, создавая ощущение, что вот-вот развалится. Это, конечно, иллюзия, она прочнее, чем кажется, но всякий раз, когда гладкую выгнутую поверхность под моими руками начинает слегка вести в сторону, сердце замирает, подскакивая к горлу, а ладони становятся неприятно влажными. Все-таки хорошо, что я одел перчатки.
Вскинув голову, гляжу наверх, оценивая оставшееся расстояние. Что ж, не будем растягивать удовольствие. Чем скорее я заберусь туда, тем лучше будет.
Отпустив скобу, вновь всаживаю вместо руки колено. Оттолкнувшись, перебираю вверх руками, выпрямляясь. Тянусь к следующей опоре. Лучше бы я разжился где-нибудь «кошкой». По канату я лазаю куда проворней, чем по водосточным трубам. И шуму производил бы меньше. Я даже уже не совсем понимаю, к чему была вся моя конспирация, если эта конструкция подо мной громыхает так, что сюда уже должна была сбежаться вся округа.
Выпрямившись в очередной раз во весь рост, даю себе несколько секунд отдыха. Что ж. Какой бы дурацкой ни была затея, но больше половины пути я все-таки уже проделал. Отлично. Если и дальше так пойдет, я скоро буду наверху и, наконец, вздохну с облегчением. Никогда больше не буду подтрунивать над Соби, насчет его привычки взбираться ко мне на балкон. Кстати как он это делает? Тем же способом что и я, по трубе? Или все же иначе? Надо будет спросить при случае, а то я еще ни разу не наблюдал сам процесс.
Словно в ответ на мои мысли, телефон в кармане брюк издает опасно громкий, пронзительный звон. Это Соби.
Вздрагиваю и застываю в замешательстве. Я сейчас нахожусь выше уровня окна, но звук вызова все равно точно слышен в доме. Если мама в гостиной…..
Чертыхаюсь про себя. Соби просто очень вовремя. У меня как раз обе руки заняты. Ни отключить, ни ответить. Что ж. Придется рискнуть.
Выпустив скобу, опасно покачиваясь на двух точках опоры, поспешно запускаю руку в задний карман джинсов, вытаскивая телефон. Раскрываю. Лучше я все-таки отвечу Соби. Иначе он наверняка перезвонит, решив, что вызов сорвался. Если же я выключу телефон, чего доброго подумает, что со мной опять что-нибудь стряслось.
- Рицка?
- Да, Соби. Я тут, - удобнее перехватываю рукой сточный желоб, приближая лицо к стене, чтобы заглушить звук своего голоса, - что-то случилось?
Надеюсь, он звонит не для того лишь, чтобы спросить все ли у меня в порядке. Учитывая обстоятельства, это было бы весьма нелепо.
- Я просто хотел предупредить тебя, что, похоже, задерживаюсь. На обратном пути я зашел в Университет, чтобы забрать некоторые свои вещи, и наткнулся там на Кио. Его родственники уезжают в провинцию на лето и оставляют ему свою квартиру в центре. В общем, он очень просил меня помочь перевезти туда его вещи.
Прикрываю глаза. Пальцы слегка сжимают корпус телефона. Задерживается из-за Кио, значит. Надеюсь, это не очередная ложь, призванная прикрыть какую-нибудь новую авантюру, в которую он намерен ввязаться без моего ведома.
- Со-тян, ты еще долго? Я забрал наши вещи из гардероба.
Приглушенный жизнерадостный голос Кио вклинивается в разговор посреди очередной фразы Соби. Тот, видимо обернувшись, прикрывает микрофон рукой.
- Тише, Кио. Я разговариваю с Рицкой.
- А-а. Привет ему передай. И давай собираться поскорее, у нас много работы.
В голосе Соби появляются раздраженные нотки.
- Я, кажется, не дал еще своего согласия.
- Правда? - Кайдо недоумевает. - А мне показалось, что уже дал.
Слушаю их перепалку, ощущая, как легчает на душе. Все-таки я - параноик. Ну, нельзя же так в самом деле. Даже если Соби не все мне рассказывает, неужели я так и буду теперь видеть подвох в каждом его слове и поступке. Сейчас, например, мне даже стыдно за свои подозрения.
- Соби…- негромко привлекаю его внимание. Он тут же переключается на меня, оставив Кайдо сотрясать аргументами воздух в одиночестве.
- Да, Рицка. Я слушаю тебя.
- Если хочешь помочь ему, я не против. Буду ждать тебя дома.
- Рицка, ты уверен?- в голосе Соби явно не ощущается энтузиазма. Может, он хотел, чтобы я его отговорил? - Я ведь даже не знаю, когда вернусь. У Кио дома столько, - он подыскивает подходящее слово, -… хлама.
- Эй. Я попросил бы! – возмущению Кайдо нет предела.
- По-твоему, я не прав? – я почти вижу, как Соби иронично вскидывает брови. - Когда я заходил к тебе в прошлый раз, мне некуда было даже сумки поставить. Никогда еще не видел квартиры, где было бы столько бесполезных вещей.
- Это не бесполезные вещи! Это подарки! Если бы у тебя было столько же друзей как у меня…
Кио продолжает еще что-то говорить, я улыбаюсь, слушая его ворчание.
- Похоже, Кио взялся за тебя всерьез.
В легком замешательстве Соби усмехается.
- Да уж. Так азартно и качественно меня давно не обрабатывали.
- Зачем ты так говоришь, Со-тян? Разве я тебя заставляю?
В голосе Соби слышится поистине королевское фырканье.
- Скорее вынуждаешь, прижав к стенке.
Откровенно веселюсь уже.
- Ладно. Помоги ему. И возвращайся. Я буду тебя ждать.
- Как, оказывается, приятно делать друзей счастливыми, - с мрачной обреченностью в голосе вздыхает Соби, - надеюсь, мне удастся убедить его не брать с собой хотя бы половину из его бесценных безделушек.
- Со-о-тян!…- обиженно тянет Кио.
Соби уже не обращает на него внимания.
- Рицка, тебе точно ничего не требуется? У тебя все хорошо?
Ну, за исключением того, что я разговариваю с ним, повиснув на водосточной трубе…
- Ага. Не беспокойся. Со мной полный порядок.
- Что ж, это радует, - он улыбается, - увидимся вечером.
- Да. До встречи, Соби.
Отключаюсь. Прижимаю телефон к губам, замерев и стиснув веки. Это все оттого, что я очень… ценю Соби. Он - самое дорогое, что у меня есть. Разрушая себя и Нас своей подозрительностью, я панически боюсь потерять его. Кошмарное сочетание. И как справиться с этим я не имею понятия.
Рассеянно убираю телефон. Придерживая запястьям сползающий вниз край свитера, пытаюсь пропихнуть гладкий корпус в тугой клапан кармана. Соскальзывает. Как неудобно все-таки орудовать одной рукой. Нетерпеливо дергаю хвостом, стараясь попасть точно в цель. От неловкого, резкого движения сотовый цепляется за край и, вывернувшись из руки в перчатке, падает в кусты. Черт!
Опустив голову, смотрю через плечо вниз на слегка покачивающиеся, потревоженные ветки. Ну, прекрасно. И что мне делать теперь? Слезать? Я уже больше полдороги вверх проделал.
Закусываю губу. Но меня ведь не заметили пока, иначе уже окликнули бы. Значит то, как мой телефон вниз упал, тоже никто не видел. Может и не страшно, если он в кустах немного полежит? Я ведь недолго. Только туда и сразу назад.
Вздыхаю. Ладно. На обратном пути заберу. Ничего страшного с ним за это время не случится.
Продолжаю подъем. Довольно быстро преодолеваю оставшееся расстояние. Взбираюсь на балкон и, перевалив через перила, шлепаюсь вниз на плетеный коврик.
Фух. Залез-таки. Теперь дело за малым. Успокаивая дыхание, осторожно заглядываю в комнату. Шторы раздвинуты на всю длину, но у самого края двери, есть все-таки небольшая узкая щель, сквозь которую видно, что комната пуста. Впрочем, кто тут может находиться, я другого и не ждал.
Стараясь не шуметь, сдвигаю в сторону балконную перегородку. Я оставил ее незапертой, когда уходил из дома, как раз на тот случай если придется вернуться за чем-нибудь. В который раз уже радуюсь своей предусмотрительности.
Скинув кеды, отогнув край занавески, проскальзываю в комнату. Иду к шкафу, и, отворив слегка скрипнувшую дверцу, углубляюсь в его темное нутро в поисках своей зимней куртки. Я хотел последовать совету Зеро и спрятать телефон вне дома, но потом сообразил, что у меня нет тайников, где я мог бы сделать это без риска утратить. Ну не закапывать же в саду. В общем, я запихнул записку под подкладку, она как раз слегка разошлась внизу у края. Мне показалось тогда, что даже если кто-то и впрямь будет обыскивать мои вещи, такую мелочь вряд ли заметят. Найдя куртку, запускаю руку в распустившийся шов, увязая в волокнах синтепона.
Ага, вот она. Прихватив пальцами сложенный в трубочку, похожий на обломок спички обрывочек бумаги, вытаскиваю его наружу. Ну, прям как микропленка в фильмах про шпионов. И мы с Зеро слегка на них похожи. Заигрываемся иногда. Думаю, спрячь я записку в ящик стола, все равно ее никто не нашел бы. Но Йоджи был так серьезен. Может в этом он и прав. Скольких неприятностей мне удалось бы избежать, будь я чуть осторожнее.
Тихие шаги по коридору привлекают мое внимание. Это мама. Идет сюда. Вздрогнув от неожиданности, торопливо захлопываю шкаф. Припускаю обратно к балкону и только успеваю выбраться наружу и задвинуть за собой перегородку, как дверь в мою комнату открывается. Шлепнувшись на циновку, перебирая по ней руками, торопливо отползаю в сторону. Замираю у стены, прижавшись спиной.
Что мама делает в моей комнате? Зачем она туда зашла? Она и в обычное-то время нечасто ко мне поднимается, только чтобы ужинать позвать, а уж когда меня нет дома …
Прислушиваюсь, стараясь дышать как можно тише раскрытым ртом. Из комнаты ни звука. Ни шагов, ни шелеста одежды. Может быть, она только заглянула и сразу вышла? Бесшумно перекатившись на колени, рискую, приподнявшись, заглянуть в комнату сквозь щель в занавеске. И едва не отшатываюсь назад, потому что мамин силуэт оказывается слишком близко. Практически рядом со мной у окна. Опустив руки на спинку компьютерного кресла, она, повернув голову, смотрит на мою, висящую справа на стене рамку с фотографиями. Отпустив стул, идет к ней.
Хватаюсь рукой за стену, приникая лицом к стеклу. Что мама собралась делать? Это же мои воспоминания. Там на них Яёй и Юико, та общая фотография, сделанная в Йокогаме и, конечно, Соби. Моих снимков вместе с Соби там больше всего.
Остановившись у стены, мама смотрит на стенд. Застыв, тревожно слежу за ней, задержав дыхание. Только не делай ничего с моими воспоминаниями, пожалуйста, мама. Некоторые я даже в компьютере не сохранил. Мне их будет не восстановить.
Вздохнув, она тянутся рукой к рамке, осторожно открепляет одну из фотографий. Напрягаю зрение, пытаясь понять, что на ней. Она третья с края во втором ряду. Значит это… мои брови в удивлении ползут наверх. Это моя собственная фотография. Ее Юико сделала в школьном дворе, уговорив меня попозировать на фоне ворот. Сам по себе снимок получился не очень удачным, но его сделала Юико, поэтому я повесил его вместе с остальными воспоминаниями, чтобы в мыслях чаще возвращаться к этому моменту. Зачем моя фотография понадобилась маме?
Отступив на шаг, она поворачивается ко мне лицом, заставив меня нырнуть вниз, едва не стукнувшись лбом о полог. Чертыхаюсь про себя, согнувшись в три погибели под окном. Безрассудство полнейшее. Еще чуть-чуть и меня бы заметили.
Шаги смолкают. Из комнаты доносится тихий скрип. Мама присела на краешек кровати. Вслушиваясь в наступившую тишину, изо всех сил пытаюсь унять зарождающееся во мне томительное беспокойство. Мама же ничего не сделает с подарком Юико, ведь так? Или…
Резко вздохнув, вскидываю взгляд на окно. Перебирая ладонями по балконной перегородке, осторожно заглядываю внутрь своей спальни.
В полумраке мамин силуэт едва виден. Темные волосы спускаются на лицо. Моя фотография слегка вздрагивает в ее руках. Я узнаю эту дрожь…
Стискиваю веки. Пальцы слегка сжимаются, проскребая по поверхности двери. Неужели мама сейчас порвет мою фотографию?!... Не могу поверить. Но все приступы гнева, что случаются с ней, обычно так и начинаются. Сначала она еще пытается себя сдерживать, но затем….
Тихий хруст привлекает мое внимание. Обреченно вздрагиваю, но вдруг понимаю, что звук этот донесся не из комнаты, а снизу из-под балкона. Так, словно кто-то случайно наступил на сухую ветку. Застываю, ощущая, как по коже струится холодок. Там кто-то есть. Под балконом, у стены. Прямо подо мной.
Упав на локти, вжимаюсь в коврик. Только не это… Может, мне просто показалось? Пусть это окажется ошибкой!
Снизу доносится тихий шелест, едва слышный звук шагов и какие-то непонятные скребущиеся звуки.
Вздрогнув, утыкаюсь лбом в циновку. Нет. Мне не почудилось. Там и правда кто-то ходит. Черт. Как мне все это не нравится. Чувствую себя пойманным в ловушку. Я словно меж двух огней и отступать некуда.
Отрывисто дышу раскрытым ртом и тихо молюсь про себя. Пусть это будет не за мной. Пусть меня никто не окликнет. Не сейчас, когда мама в таком состоянии. Если она услышит и выйдет на балкон… я даже представить боюсь, что тогда случится.
Стискиваю пальцами жесткие волокна коврика, вслушиваясь в доносящийся снизу едва различимый скрежет. Изнывая от давящего беспокойства, повторяю в уме, как заклинание. Уйди. Уйди скорее. Кто бы ты ни был. Что бы там ни делал. Просто исчезни, я прошу тебя!
Странные звуки стихают. Через мгновение до меня доносится тихий шелестящий всплеск, а затем шаги. Неизвестный удаляется. Следуя вдоль стены дома, скрывается за углом.
Подавляю короткий, измученный всхлип. Надо скорее убираться отсюда. Вдруг этот кто-то вздумает вернуться.
Привстаю, вновь сосредотачивая внимание на происходящем в моей комнате, весь обращаюсь вслух. Тихо. Даже как-то слишком. Обычно мамины вспышки гнева сопровождаются жутким шумом. Неужели обошлось?
Заглядываю в комнату. Она пуста. Должно быть, мама вышла, пока я, дрожа как лист, валялся, сжавшись, под балконной дверью.
От облегчения у меня даже руки слабеют. Прислоняюсь лбом к стеклу, закрывая глаза, оползая вниз. Все-таки я везунчик. Это ж надо так. Неужели я действительно смогу уйти отсюда незамеченным? Невероятно. Я уж думал, конец мне.
Неожиданная мысль заставляет встрепенуться. А мое воспоминание? Мама его порвала? Приподнимаюсь на коленях, вновь заглядывая внутрь. Обшариваю взглядом комнату. Да где же оно? Неужели мама унесла снимок с собой?
Почти отчаявшись, наконец, смотрю на рамку. И выпрямляюсь на коленях, брови удивленно ползут вверх. Мое воспоминание висит приколотое на своем месте. Так словно его никто не трогал. Ничего не понимаю.
Тряхнув головой, торопливо поднимаюсь. Сейчас не это главное. Записку я взял, надо скорее уходить. Пока не стряслось еще что-нибудь, что положит в итоге конец моему везению.
Перебравшись через перила, съезжаю вниз по трубе, цепляясь свитером за скобы.
Спрыгнув на землю, приседаю, опираясь рукой о землю. Взгляд притягивают отпечатки ног, оставшиеся на влажной, жирной земле. Вот это мои, а это… Нерешительно провожу кончиками пальцев по слегка смазанному, но все же различимом следу. Оставлен он явно кем-то взрослым, но не поймешь мужчиной или женщиной. Для женского он велик, а для мужского – слишком мал, и форма очень странная. Точеная, слегка вытянутая у носка, а подошва разделена на два сегмента. Словно эти отпечатки оставлены изящными сапогами с низким каблуком. И…Я знаю только одного человека, кто носит такие.
Шумно выдохнув, взвиваюсь на ноги. Отступив на шаг, ошеломленно гляжу на следы. Не может быть…. Только не он! Вот уж с кем мне точно не хотелось бы встречаться.
Не раздумывая, бросаюсь к воротам. Мне явно пора делать ноги. Неужели этот парень бродит где-то неподалеку!... Кошмар какой-то!
Уже прошмыгнув в ворота и закрыв их за собой, вспоминаю вдруг про телефон, оставшийся в кустах. Чертыхаюсь про себя. Как же не хочется возвращаться. Все во мне требует, чтобы я как можно скорее убрался отсюда. И все-таки. Это уже второй телефон, подаренный Соби, которого я лишусь за этот месяц, если удеру сейчас.
Заглядываю во двор. Прислушиваюсь. Никого. Сжимаю зубы. Ладно. Полминуты ничего не решат.
Припускаю обратно к окну. Опустившись на колени, торопливо обшариваю руками землю у корней. Ну, где же?! Где, черт тебя дери?! Кусая губы, поднимаюсь. Поспешно раздвигаю руками ветви кустов. Может, он просто застрял где-то? Взгляд шарит по веткам, натыкаясь на одни лишь листья. Едва не всхлипывая от нетерпения, забираюсь в куст чуть ли не по пояс. Не мог же мой телефон испариться?! Я точно помню, что он приземлился именно здесь.
Глаза, наконец, выхватывают в зеленом пестром хаосе небольшой серебристый корпус, застрявший наверху в сплетении веток. Едва не испустив вопль радости, подпрыгиваю, сбивая его рукой на землю. Торопливо подобрав, сжимаю в ладони.
А теперь скорее отсюда. Озираясь, спешу к выходу. Проскальзываю сквозь калитку, захлопнув ее за собой, даже не заботясь уже, что меня могут услышать. Припускаю вдоль забора, огибая дом.
Жуть какая-то. Я ведь даже не могу позвать Соби сейчас. Иначе опять придется врать, о том, что я здесь делаю. Или может все-таки вызвать его? Сказать, что мне до смерти захотелось увидеть маму. Поглядеть на нее в окно…
Нет. Кулаки сжимаются. Это было бы уже слишком. Я что ли с ума сошел, если допускаю возможность подобного. Просто…. Просто… Мне так страшно…. У меня такое ощущение, что за мной по пятам гонятся призраки. Поэтому в голову и лезет всякий бред.
Запыхавшись, останавливаюсь в конце тропинку и поворота на аллею. Оглядываюсь на крышу своего дома, темнеющую вдалеке на фоне неба.
Все это как-то слишком непонятно. Слишком нелогично. Если это действительно был тот, о ком я думаю, то, что он делал там внизу? Ну не гулял же. Если он приходил за мной, то почему не окликнул? Даже не попытался привлечь к себе внимание? Может, он все-таки меня не заметил? Или не хотел, чтобы я узнал его?
Слегка отдышавшись, устремляюсь вдоль аллеи к автобусной остановке. Торопливо иду по тротуару мимо фонарей и коттеджных подъездов, стараясь не сорваться вновь на бег. Как всегда слишком много вопросов. И как всегда все без ответа. Как бы ни обстояли дела, а задерживаться здесь мне сейчас так или иначе не стоит.
***
Я смог успокоиться только когда вернулся домой к Соби и закрыл на замок дверь. Съехав по ней спиной, шлепнулся на пол.
Здесь, в привычной защищенности этих стен, я уже не чувствовал себя таким уязвимым как снаружи. Даже собственные страхи постепенно начинали казаться надуманными и смешными. И с чего я решил, что это был именно тот парень. Не такая уж я и важная птица, чтобы мир вращался вокруг меня. Куда разумнее предположить, что кто-то посторонний зашел в наш двор и задержался немного под окном. А то, что я при этом оказался наверху, на балконе, можно счесть невероятным совпадением. Ведь бывают же такие. Как много людей предпочитают подобную обувь. Возможно, подошвы тех до ужаса знакомых мне сапог оставляют совсем другие отпечатки, а я, поддавшись своим благоприобретенным страхам, просто притягиваю факты за уши, состыковывая абсолютно ничем не связанным меж собой события.
Вздыхаю с некоторым облегчением. Да, все так. Я просто псих, который видит противника в каждой тени. Пора прекратить, а то я рискую заработать манию преследования.
Слегка расслабившись, запускаю руку в карман в поисках того трофея, ради которого я и пустился сегодня во все тяжкие, - записки с номером Зеро. Не знаю уж стоило ли оно таких усилий, но нехватка информации меня просто угнетает. Время идет, а я еще не готов ни к чему. Ритцу сказал, у меня есть неделя, но что если он ошибся?
Поднявшись на ноги, нетерпеливо скидываю обувь, стягиваю носки. Прошлепав босыми пятками к кровати, падаю на нее, подпрыгнув на слегка пружинящем матрасе. Набрав номер Зеро, вслушиваюсь в ровные гудки. Не отвечают, хотя соединение есть. Не слышат что ли?
Щелчок. Заспанный, неразборчивый и совершенно отсутствующий голос Нацуо заставляет меня удивленно вскинуть брови.
- Агенство гражданского сыска слушает. Представьтесь и изложите суть проблемы…
Конец фразы смазывается и перерастает в сонное сопение. Создается ощущение, что Зеро вновь засыпает прямо с телефоном в руках.
- Нацуо? Ты чего? - в полном замешательстве гляжу на сотовый. - Это я, Рицка.
- А-а-а… Здорова-а, - совершенно не меняя интонации монотонно вещает Зеро, - я тебя не узнал.
Хмыкаю. Ну, если учесть, что я даже сказать ничего не успел.
Из трубки слышится тихий скрип и шуршащие звуки. Зеро садится на кровати и протирает ладонью глаза.
- Ты прости, мы тут слегка не того. В смысле вообще совсем никак, - зевает,- щас, погоди, дам Йоджи трубку. Йоджи-и…. -трясет кого-то за плечо, - Йоджи, проснись, Рицка звонит.
Из телефона доносится недовольно – протестующие бурчание, с трудом складывающееся во фразу: «Отстань, я сплю».
- Йоджи, там Рицк…
Смачный глухой шлепок. Нацуо схлопотал с размаху по лицу подушкой. Отлепившись, она с тихим сухим шуршанием свалилась вниз.
- Гацтво, - с мрачной флегматичностью произнес Боец ,- он, значит, дрыхнет, а я как всегда отдувайся.
- Нацуо, - не знаю, плакать мне или смеяться, - хочешь, я позже позвоню. Мне не так уж и срочно.
- Да ладно. Я уже проснулся, - скрип половиц, Боец спускает ноги с кровати и встает, - просто эти ночные дежурства слегка выматывают.
- Дежурства?
- Ага… Мы тут себе работенку подыскали, по профилю считай. Устроились по объявлению в агентство частного сыска…- босые ступни Нацуо шуршат по полу, затем я различаю тихий плеск. Зеро наливает себе что-то в стакан, -…сначала как операторы на телефоне, а затем уже как штатные сотрудники… после того как Йоджи популярно объяснил этим ленивым жирдяям, что мы не мальчики на побегушках, чтобы посылать нас в закусочную за бенто.
Зеро хмыкает.
- Так что мы теперь детективы, прикольно, верно?
- Ну да. Ничего себе, - растерянно потираю ладонью лоб, - и как? Вам нравится?
- Ага. Неплохо так, - Страж отпивает из стакана, - сама работа правда дрянь, в очередной раз убеждаешься в никчемности человеческой натуры, но процесс затягивает. Бывают, правда, и забавные случаи, - Зеро ухмыляется, - у Йоджи, например, неплохо выходит вытаскивать пропавших хомячков из канализации.
- Заткнись, Нацуо…- издалека слышится невнятный, ворчливый голос Йоджи. - Всего раз такое было…
- О-о, наш Шерлок проснулся. Или ты у нас все же Эйс Вентура?- Боец тихо смеется в трубку. - Слышь, Рицка, если у тебя пропадет хомячок, ты знаешь к кому обращаться.
- Не смешно! - Что-то мягкое, кажется опять подушка, врезается куда-то рядом с Нацуо. - Ты, кажется не сильно жаловался, когда мы гуляли на комиссионные. Мог бы и не зубоскалить на этот счет.
Йоджи раздраженно вздыхает.
- Там у тебя Рицка? Давай его сюда. И сок заодно, я тоже хочу.
Слышу, как Нацуо идет обратно к кровати. Затем спустя несколько секунд в трубке раздается голос Йоджи.
- Ну, привет что ли. Чего не звонил так долго? Я думал, ты уже про нас забыл совсем.
Смущаюсь.
- Да, в общем… я тут … гощу у Соби на каникулах. Слишком много всего…
Зеро хмыкает.
- А. Ну тогда ладно. Прощаем. Ушки-то твои еще при тебе?
Вспыхиваю:
- Что?!!!
Он смеется.
- Да не парься. Я пошутил.
Невольно дергаю ушами, переводя дух. Ну и шутки у него.
Некоторое время в трубке слышится какое-то шуршание. Тихое удовлетворенное бульканье. Зеро пьет сок. Обреченно прислушиваюсь к этим звукам, понимая, что, в сущности, просто тяну время. Пытаюсь отсрочить момент, который так или иначе все равно наступит. Я должен узнать…
- Йоджи. Можно тебя спросить?
- Мммм? - Зеро отрывается от пакета с напитком. - Валяй.
- Те пароли, которые мы использовали, когда Нок взламывал сервер Школы… Ты сохранял их где-нибудь?
Пауза.
- Хм. А к чему такой странный вопрос?
В замешательстве обвожу взглядом стены.
- Просто так. Хотел удостовериться.
- Вот как значит, - Йоджи слегка цинично хмыкает, -интересненькие вещи ты «просто так» спрашиваешь, Рицка. Нет. Мы их все стерли. Что я идиот что ли, такое хранить.
Вздыхаю. Да-а. Можно поверить на слово. Йоджи даже обидеться, похоже, ухитрился за то, что я предположил подобное.
- Ясно. Извини.
- Постой. А если серьезно. Почему ты вдруг спросил? Случилось что?
Прикрываю веки. Имею ли я право тревожить их своими проблемами? У Зеро теперь другая жизнь. Они вроде ею довольны. Если не они передали пароли Соби, значит и впутывать их не стоит.
- Да нет… ничего.
- Ничего. Понятненько, - жесткая усмешка. - Не наше это собачье дело, значит.
Вздрагиваю.
- Йоджи!
- Что, Йоджи! - Пакет с соком с шумным плеском приземляется на что-то. - Рицка, я не понимаю, ты нам до сих пор не веришь что ли? Мы столько всякого дерьма хлебнули вместе, а стоит только чему-то случиться, так мы опять в пролете?
- Йоджи…- пытаюсь вставить хоть слово, но Зеро похоже уже понесло.
- Вот скажи мне, я или Нацуо обманывали тебя хоть раз? Какого черта, ты к нам так относишься?!
- Прости, - потеряно растираю лицо ладонью, - просто… я думал…
- А ты не думай… ты расскажи, - осторожно подсказывает Зеро, - слово за слово, глядишь все и прояснится. Давай, Рицка. Самому же легче станет.
Вздыхаю. Ну, если он так хочет…
- Дело в том, что Соби заходил в школьную базу данных, используя эти же пароли. Вот я хотел узнать, не вы ли ему их дали.
Тишина.
- Соби заходил в систему? - Йоджи осмысляет сказанные только что им же слова.
- Ну не дятел ли! Ну, вы подумайте только! Знал же и все равно полез! Кретин натуральный! Прям поверить не могу. Рицка, как ты такое допустил?!
Поникаю ушками. Сейчас мне еще и от Йоджи за это влетит. Он, как правило, в выражениях не стесняется.
- Я не знал.
- О, я в восторге! Не знал он, одуванчик хренов! Соби - Боец тебе или кто? Ты в ответе за него, черт подери! Какого лешего ты ничего никогда не знаешь?!
Утыкаюсь лицом в колени. И возразить-то нечего, потому что он прав. Прав на все сто процентов. Я все пропустил, не уследил за Соби и довел ситуацию до такого вот состояния. Я заслужил то, чтобы слышать все это в свой адрес.
- Эй, Йоджи, ну не дави на него,- приглушенный и слегка рассеивающийся голос Нацуо раздается совсем рядом. Наверняка он приник сейчас ухом к трубке с другой стороны и слушает наш разговор, - может, Рицка и правда не знал. Ты же знаешь Соби. Он же как истукан. Дави не дави, фиг добьешься от него чего-нибудь.
- Все в порядке, Нацуо, - смиренно выдавливаю из себя. - Он прав. Пусть говорит.
На другом конце воцаряется молчание.
- Хм. Ладно, - Йоджи похоже слегка остыл,- а хоть зачем он в базу лазал-то? Чего ему так сильно понадобилось там?
- Ну… он анкеты учащихся просматривал. Искал кое-кого.
- И кого? - вкрадчиво интересуется Йоджи, - хоть об этом ты в курсе?
Хотят знать.
- На меня напали и, в общем…. Я чуть не погиб. Соби пытался найти того, кто это сделал. Сильного Бойца лет примерно от тринадцати до тридцати мужского пола. Он затем и полез в Базу. Хотел меня защитить.
- Защитить, значит. Ну, это меняет дело. Хотя все равно, я этого не понимаю. Он же не вычислительная машинка, зачем надо было так поступать? Прям не знаешь, самомнение это или что?
Хмурюсь.
- Самомнение? Ты о чем, Йоджи?
- Рицка, ну ты посуди сам. Как много человек подходит под такие параметры? В базе Школы хранятся тысячи ученических анкет. Соби просто псих, если думал просмотреть их за одну ночь. Даже если сделать выборку, все равно на это недели не хватит. На что он рассчитывал не пойму.
- Недели не хватит, – автоматически повторяю я. В душе зарождается нехорошее подозрение. - Йоджи, а если их сохранить?
- А как ты их сохранишь то? Думаешь, ему дали бы скопировать все это?
- Но все-таки. Если бы он все же скопировал их? Что бы он с ними делал?
Йоджи задумывается.
- Ну, изучал бы, наверное. Искал бы подходящую кандидатуру на роль вселенского зла. Если не хотел, чтобы ты был в курсе, делал бы это тайком. Ночью там, например, или когда тебя нет дома. Соби же у нас как черт изобретательный, выкрутился бы как-нибудь.
Тихо выдыхаю сквозь сжатые зубы. Изучал бы, значит. Ночью. Вот чем ты занимаешься по ночам Соби. Давно мог бы догадаться и сам.
- Йоджи, у меня последний вопрос. Если бы ты был Соби, и тебе удалось все-таки скопировать эти анкеты, где бы ты их стал прятать?
- Хм. Рицка, ты, правда, думаешь, что он сохранил их? Но это же чушь. Сам знаешь, как трудно спереть что-нибудь из базы?
- Я сказал «если». «Если бы» Соби удалось…
- Ну… Есть конечно одно местечко… Не думаю, правда, что тебе это поможет?
- Йоджи. Где.
Он слегка вздыхает.
- Ладно. Скажу. У Соби кровать полая, ты знаешь. Там внизу ящики есть выдвижные, где он всякую фигню хранит. Краски свои, книги, тетради, альбомы - в общем, всю ту дребедень, которая в его шкаф не влезает. Мы рылись там однажды. Думали, может у Соби есть манга или журнальчики какие-нибудь прикольные. Ничего не нашли, зато обнаружили в правом ящике на дне у стены пакет с фотками ну и бумажки какие-то старые, то ли письма, то ли что. В общем если бы Соби понадобилось, что-нибудь спрятать, он бы наверняка засунул это туда. Там же никто кроме него не лазает. Но кой кому-нибудь еще сдались его альбомы с этими как их….. репро-дукциями.
- Понятно. Спасибо, Йоджи…
- Будешь выяснять?
-Я… не знаю, - отвожу глаза, - не решил еще.
- Мой тебе совет, выясни. Ты Жертва, Рицка, пойми ты, наконец. Тебе нельзя пускать все на самотек и дело здесь не в том хорошо это или плохо, а в том можешь ли ты себе позволить деликатничать в такой ситуации. Это ведь не вторжение в его личную жизнь, тебя это касается даже больше чем его. Лучше разберись во всем сразу, чтобы в будущем избежать кучи проблем. Хотя самым простым способом, на мой взгляд, было бы изловить Соби и учинить ему допрос с пристрастием. Если бы ты напрямик его спросил, он раскололся бы. Никуда б не делся.
- Йоджи, я не могу с ним на эту тему говорить.
- Это почему это не можешь? Кто тебе запретит то?
- Да не в этом дело. Просто…. пришлось бы очень многое объяснять. Я…. не знаю, как это сделать.
- Рицка, тебе же все равно придется ему рассказать. Как долго ты намерен тянуть с этим?
Вздыхаю.
- Я все понимаю, Йоджи. Просто… это тяжело.
Он слегка печально усмехается.
- Не знаешь, как признаться ему? Ну… я б на твоем месте тоже был слегка растерян. Если бы речь шла о Нацуо…. - Зеро вновь отпивает из пакета
- Рицка? – молчавший до этого Боец вдруг вступает в разговор. - А откуда ты узнал, что Соби заходил в Базу? Если ты еще не разговаривал с ним об этом …
Йоджи изумленно давится соком. Закашливается. Затем они оба затихают.
- Рицка? – вкрадчиво-ласковые интонации в голосе Жертвы Зеро заставляют меня поморщиться. - Ну и…
Прикрываю веки. И в кого Нацуо такой сообразительный. Вот ведь...
- Мне Ритцу сказал.
Йоджи шумно выдыхает
- Час от часу не легче! Как вы ухитрились пересечься? Тебе нельзя было с ним разговаривать…
- Я знаю, Йоджи, знаю. Так вышло… Я сам виноват. Вляпался как дурак. Мне устроили ловушку, а я туда сунулся. Теперь вот разгребаю последствия…
Йоджи вконец запутавшись, останавливает меня, пытаясь выплыть из потока слов.
- Так… Погоди… Рицка… Ты можешь по порядку?… Какая ловушка? Какие последствия? Объясни все толком!
Вздыхаю. Похоже, придется рассказать им о своем нелепом вояже в Игру. А я-то уж надеялся, что удастся обойтись без того, чтобы они узнали. Как это сложно признаться кому-то вроде Зеро, что ты повел себя столь глупо. Но может хоть совета у них спрошу.
продолжение в комментариях...
Chapter IX Hopeless
Без права на выбор.Chapter IX Hopeless
Без права на выбор.
***
-Рицка, ты уверен, что тебе не нужна помощь?
Обеспокоенный голос Соби раздается из-за моей спины. Слегка усмехнувшись, сгребаю за ручки блестящие пластиковые пакеты.
-Само собой не нужна. Ты уж извини, Соби, но с тем, чтобы донести эти штуки до машины, я вполне могу справиться самостоятельно.
Солнечные лучи, косо падая из больших балконных окон, создают на полу красивые квадратные пятна, подсвечивая комнату изнутри. Открытые для проветривания двери пропускают внутрь теплый, свежий воздух. Седьмой мой день у Соби. Полвосьмого утра. Мы сегодня собрались, наконец, съездить в Осаку, как он обещал мне несколько недель назад.
Жмурюсь. Путешествие обещает быть просто замечательным. Провести столько времени в обществе Соби, да и еще и получив при этом возможность удовлетворить свои исследовательские порывы, ну что может быть лучше.
Перебирая пальцами шершавые ручки, удобнее умещаю пакеты руке. Металлический мусор, горючий, негорючий, пищевой. Объемистый получился букет и тяжелый, но это не страшно. Хоть раз сделаю в доме Соби, что-то полезное, а то он и так не дает мне ничем по хозяйству заниматься, все делает сам.
Дотащив неудобные сумки до порога, осторожно толкаю дверь носком ботинка. Протискиваюсь боком в проем, стараясь нигде и не застрять. Не тут то было. Я все-таки ухитрился зацепиться за косяк выпирающим из общей грозди пакетом. Бормоча сквозь зубы тихие проклятья, дергаю его на себя, рискуя повредить.
Соби, стоя рядом, наблюдает за моими потугами и слегка вздыхает.
-Лучше я сам это сделаю, Рицка,- перехватывает мою ношу из рук,- не стоит так утруждаться из-за пустяков.
-Вот именно, что пустяков,- не отпуская пластиковые ручки, упрямо тяну их на себя,- не глупи, Соби. Ну что я до перекрестка не дойду? Думаешь, заблужусь по дороге? Отпусти.
-Я вовсе не думаю, что ты заблудишься,- серьезно отвечает он, а в глазах всплескиваются веселые искры,- но я не могу позволить своему Повелителю заниматься такими низменными вещами. Рицка, верни пакеты.
-Я если «Повелитель» настаивает? – усмехаясь, в притворном упрямстве пытаюсь вытащить гладкие упругие мешки из его цепких рук.
-В таком случае я тоже, - с шутливой неуступчивостью во взгляде он тянет сумки на себя.
-А может это разнообразит мой монотонный Повелительский быт,- откинувшись назад, ехидно прищуриваюсь.
-Тебе не хватает разнообразия? – в ироничном удивлении он вскидывает брови,- вот уж не подумал бы. Надо будет озаботиться составлением новой культурной программы.
-Соби, перестань, - не в силах уже сдерживать смех, роняю голову,- приказываю тебе прекратить валять дурака.
-Слушаюсь,- он озорно сверкает глазами,- в таком случае отпусти, пожалуйста, ручки и позволь мне закончить начатое.
-Да я не то имел в виду,- мои плечи уже вздрагивают, - в смысле, хватит уже придуриваться.
-Ах, это, - он весело щурится, не прекращая настойчиво вытаскивать из моих рук пакеты, - значит я тебя не понял. Так что мне, говоришь, сделать надо?
Прислоняюсь лбом к дверному косяку, подавляя тихие придушенные всхлипы. Он просто невозможен, так меня смешить…
Соби тепло наблюдает за мной, явно получая удовольствие от ситуации. Он всегда знает, когда я серьезен, а когда нет.
-Ладно, хватит уже Соби,- перевожу дыхание, поднимая на него искрящийся взгляд, - скоро восемь, мы так машину пропустим.
-Хорошо,- он отпускает пакеты, помогая мне протолкнуть их в дверной проем, - ты точно уверен, что хочешь пойти один?
-А что в этом такого-то?- с трудом вписавшись в поворот на площадке, нащупываю ногой первую ступеньку,- если что, я могу позвать тебя. К тому же у меня с собой телефон.
Оборачиваюсь.
-Все нормально, Соби. Не все же время тебе за мной ходить как приклеенному.
-Ну я бы не возражал, - он слегка улыбается,- возвращайся скорее. Завтрак почти готов.
-Ага. Я быстро…-старательно гляжу себе под ноги, чтобы не оступиться, - туда и сразу назад. Не волнуйся.
На самом деле Соби и впрямь мог бы не беспокоиться на мой счет. Наша связь крепнет, я прямо чувствую это. Теперь позвать его почти не составляет труда для меня, и он куда легче теперь может определить мое местонахождение, мы это проверили.
Конечно, меня не могут не радовать такие результаты. Мысль о том, что Соби в любой момент может прийти мне на помощь, она определенно придает оптимизма. Но еще больше меня радует, что Соби стал куда спокойнее. Точнее не так. Увереннее. Он даже позволил себе несколько раз выйти из дома по делам, ненадолго оставив меня одного. Меня удивляет, что он так доверят моему обретенному обострившемуся восприятию. Мне даже кажется, что Соби несколько перегибает в этом палку. Он словно полагает, что со мной больше ничего не может случиться. Не знаю уж, откуда у него эта уверенность. Но я заметил, что, он иногда задумывается о чем-то, и взгляд его при этом становится непривычно жестким и даже наполняется каким-то мрачным азартом. Это даже слегка пугает. Я предпочел бы, чтобы он не видел во всем этом вызов устоявшимся правилам. Если, конечно, причина такого странного его состояния кроется именно в этом.
Спустившись до первого этажа, бодро шагаю по узкой подъездной дорожке. Выворачиваю на аллею, идущую позади дома, вдоль гряды холма.
Нужно пройти несколько сотен метров до перекрестка, куда по утрам в это время приезжает машина, собирающая бытовой мусор у жителей этого квартала. Далековато, конечно, но терпимо. Дома, правда, мне не приходится так далеко ходить.
Жмурюсь, втягивая носом весенний воздух.
День просто изумительный. Очень тепло, солнечно и почти безветренно. Листва на деревьях, словно преодолев какой-то свой внутренний порог, распускается с фантастической скоростью. За эту неделю район прямо-таки расцвел, окрасившись разными оттенками зеленого, сделав аллеи глубокими и тенистыми, озаренными изнутри изумрудным сиянием. Надеюсь в Осаке сегодня не менее хорошая погода, это было бы прекрасно.
Прихватывая удобнее расползающиеся пластиковые ручки, улыбаюсь, в красках вспоминая прошедший вечер. Соби устроил нам обоим специфический дебют. Мы теперь обязательно уделяем несколько часов совместным занятиям. И у нас уже вроде неплохо получается. Но вчера Соби до того осмелел, что предложил мне продолжить прерванную в первый день работу. Что немного смутило меня. Я сначала отказывался, а потом долго не мог настроить себя правильным образом и чуть опять все не испортил. Все-таки одно дело рисовать пробные наброски, а совсем другое создавать вместе с ним картину, которую он потом возьмет с собой в Университет. Это словно долго репетировать пьесу в пустом зале, а потом впервые показать ее публике. Волнение и ошибки обеспечены. Я так старался сделать все правильно. Ни о чем кроме этого думать не мог. Мысль о том, что именно в этот конкретный раз у меня может не получиться, прямо-таки преследовала, заставляя сосредотачиваться на себе и мешая приблизиться к нему.
Усмехаюсь. Хорошо, что у Соби есть способ, как искоренять подобные вещи. Когда он целует меня, я забываю обо всем.
Впереди показывается нужный мне перекресток, запруженный людьми. Над ними возвышается объемистый кузов громоздкой машины. Вливаюсь в эту толпу, пристраиваясь в хвост ближайшей очереди. Отлично. Хорошо, что я не опоздал. Глупо было бы тащить все это обратно.
Прячу улыбку, прислушиваясь к смеху, шуткам и разговорам. Все-таки удивительные тут люди живут, редко где такое встретишь. Некоторые даже отдав уже в руки обслуживающих машину рабочих свои коробки и мешки, все равно не расходятся, увидев знакомых, и задерживаются, чтобы пообщаться с ними. Странное место для встреч. Но похоже все здесь к такому привыкли.
Подходит моя очередь. Вручаю пакеты служащему. Благодарю. Он отвечает мне вежливым поклоном и улыбкой, проворно сортируя полученное и раскидывая по соответствующим контейнерам.
Ну все. Я могу идти. Развернувшись, выбираюсь из толпы. Меня ждет Соби, завтрак и Осака. Надо поторопиться, а то опоздаем на поезд.
- Охайо! Loveless! Привет, Ушастик!
Вздрагиваю, едва не подпрыгнув. Оборачиваюсь.
Улыбающаяся парочка идет ко мне через перекресток, поглядывая по сторонам в поисках возможных машин. Sleepless! Кинка и Гинка. Они что с ума сошли, кричать мое истинное имя во весь голос прямо на улице, когда рядом столько посторонних?!
Хотя…. Нашел о чем думать. Это же враги. Рука тотчас же забирается в карман ветровки, в поисках телефона. Вытаскиваю его, глядя на то, как они приближаются ко мне. Пальцы быстро снимают блокировку с клавиатуры. Мне достаточно нажать одну кнопку, чтобы номер начал набираться автоматически. Спустя пару секунд телефон в кармане Соби зазвенит и замигает красной тревожной лампочкой. На самом деле мне хватит просто позвать его. Но я хочу, чтобы эти двое видели, что я не беспомощен.
Они подходят, дружелюбно глядя на меня. Ни капли не изменились. Все те же длинные волосы и сдержанные насмешливые улыбки в глазах. Разве что одеты по погоде. На нем легкая спортивная куртка. На ней в пару к широкой юбке короткий вельветовый пиджак.
-Как славно, что мы встретились,- остановившись рядом, девушка приветливо прищуривается,- мы тебя обыскались уже. Думали, придется даже навестить Соби.
-Чего вам надо,- хмуро смотрю на них.
Светловолосый Боец хмыкает.
-А ты я смотрю все такой же вежливый. Дело у нас к тебе.
Он тянется к карману. Мои пальцы крепче стискивают телефон.
-Эй. Не нервничай ты так,- Гинка сочувственно кладет ладонь мне на плечо, наклоняясь ниже, - мы ничего тебе не сделаем.
Отбрасываю ее руку, отскакивая в сторону. Я уже слышал не раз подобные вещи. Как правило, ничем хорошим это не заканчивалось.
Страж слегка хмурится.
-Ну нам в принципе все равно, как ты к нам относишься,- извлекает из кармана конверт,- вот держи. Сенсей велел передать это тебе. Похоже ему понравилось использовать нас в качестве почтальонов.
-Там внутри какая-то информация о Соби, - девушка переводит взгляд на телефон, зажатый в моей руке, - ты действительно хочешь, чтобы он узнал об этом?
Замираю. Пальцы, стискивающие гладкий корпус слегка расслабляются. Информация о Соби от их сенсея? Что это может быть?
Недоверчиво смотрю на них.
-Вы что ли просто отдадите мне конверт?
-Ну да, - Светловолосый равнодушно пожимает плечами, - сенсей приказал нам не вступать в бой. Просто вручить его тебе и все.
-Хотя я не отказалась бы от еще одной попытки,- девушка лукаво щурится, - мы с того времени стали сильнее и на этот раз не дали бы вам спуску.
Хмуро прикрываю глаза. Все эти Стражи просто помешанные. Как можно настолько легкомысленно ко всему этому относиться?
-Так ты возьмешь письмо или нет? - Кинка настойчиво протягивает мне конверт.
Вырываю бумажный прямоугольник из его руки и отступаю на шаг назад, все еще глядя на них с недоверием. Парень усмехается, закладывая большие пальцы в карманы куртки.
-Ладно. Пока, Ушастик. На этом наша миссия закончена. Привет Соби.
Развернувшись, они уходят. Слегка растеряно смотрю им в след. Просто передали письмо и ушли? До самого конца был уверен, что тут какой-то подвох. Хотя возможно, им следует считать как раз то, что держу сейчас в руках.
Опускаю взгляд на конверт. Помедлив немного, раскрываю, переворачиваю. В ладонь выпадает маленькая сложенная вдвое записка. Развернув листок, вижу на нем длинный ряд цифр и символов. Почти таких же как в предыдущий раз. Только несколько последних, дата и время отличаются.
Прикрываю глаза. Меня приглашают на встречу. Сегодня в час ночи, этот непонятный сенсей будет ждать меня в сетевой игре «Рождение мага» на одиннадцатом уровне, чтобы поговорить о Соби. Что может значить такое приглашение? Это ловушка?
Торопливо запихиваю листок в карман. Повернувшись, бегу вдоль аллеи. Потом об этом подумаю. Сейчас у меня слишком мало времени. Соби наверное уже начал беспокоиться, о том где я мог задержаться.
Хотя прежде чем предпринимать какие-либо действия действительно стоит хорошенько над всем этим поразмыслить. Решить идти ли мне или нет. И стоит ли говорить об этом Соби. В конце концов, мало ли в какую сторону свернет разговор. Он может коснуться вещей, о которых я не хотел бы, чтобы Соби узнал. По крайней мере пока. Об учебнике, например. Если Семь Лун и впрямь так серьезно разыскивают виновных, то эта встреча вполне может быть какой-нибудь проверкой. А значит идти или нет, вопрос куда более серьезный, чем мне кажется. Правда этот человек узнает, что я взял письмо. Если я не объявлюсь, не решит ли он, что я струсил. Или что мне есть, что скрывать. Так или иначе в моем распоряжении время до вечера, чтобы как следует все взвесить и решить, как во всему этому следует относиться. Потому что подходить к подобному необдуманно – определенно не стоит.
***
Спустя час мы уже были в поезде. Плавно набирая скорость синкансэн, все дальше удаляется от вокзала, следуя по широкой ленте навесной железной дороги. Устроив на коленях только что извлеченную из рюкзака книгу, собираюсь уйти в нее с головой, скоротав образовавшееся свободное время.
Откинувшись назад, Соби тихонько дремлет рядом, он явно собрался проспать всю дорогу, и я не буду ему в этом мешать. Тем более, что у меня есть чем заняться. Последняя из прихваченных из дома книг и впрямь оказалась довольно занимательной, поэтому меня не смущает, что Соби отдыхает сейчас и не может уделить мне внимание.
-Рицка. можно мне посмотреть, что ты читаешь?
Поднимаю взгляд от книги. Он тепло смотрит на меня из-под приспущенных ресниц, откинувшись на сиденье и повернув голову.
-Я думал, ты спишь.
-Слегка задумался просто. Так можно мне посмотреть?
Слегка поколебавшись, протягиваю ему книгу, перевернув вверх обложкой, зажимая пальцем страницу.
-Ричард Бах, - он чуть усмехается, - Рицка, книги за его авторством были написаны ближе к концу прошлого столетия. Сначала Ницше, потом Фрейд, а теперь еще и это.
-Ну, -смущенно пожимаю плечами,- мне хочется составить полную картину.
-Хм,- слегка улыбнувшись, он извлекает небольшой томик из моих пальцев. Неторопливо перелистывает страницы, пробегая их глазами, словно ищет что-то.
-Соби, ты читал это?
-Когда-то очень давно,- он задумчиво прикрывает глаза,- мне нравится то, как точно этот человек умеет выражать свои мысли. «Не существует такой проблемы, в которой не было бы бесценного дара для тебя. Ты создаешь себе проблемы, потому что эти дары тебе крайне необходимы». Помню, мне тогда понравилась эта фраза.
Усмехаюсь. Ну да. Это я уже прочел. Если следовать такой логике, то мы с Соби прямо таки купаемся в подарках. Знать бы еще на кой они нам сдались.
Собрав кончиками пальцев, волосы возле моего уха, Соби наклоняется к нему и тихо шепчет:
-Почитать тебе?
Дернувшись, вскидываю удивленный взгляд.
-Соби ты что…. хочешь прочесть это вслух?
-А почему нет,- его ладонь продолжает путешествовать по моим волосам, перебирая пряди, -у нас впереди еще несколько часов дороги, если ты не против, я вполне мог бы занять их чем-нибудь приятным для нас обоих.
Вот почему, когда он говорит такие вещи, я всегда краснею. Вроде смысл фразы совершенно однозначен, а голова помимо воли думает о другом. О его губах, например.
Прячу глаза.
-Ну читай, если хочешь.
-Спасибо,- он перехватывает книгу удобнее, придвигается ближе, другой рукой свободно обняв мои плечи,- где ты остановился?
-Вот здесь,- нахожу нужное место, -как раз до конца главы немного не дотянул.
-Хорошо,- он ставит ногу на выступ расположенного впереди кресла, упирает об нее согнутую в локте руку с раскрытым томиком. Удерживая на весу, приближает его к глазам.
-«Мир – это сон, говоришь ты, и иногда он чудесен. Закат. Облако. Небо.
-«Нет. Их образ - это сон. А красота реальна. Можешь ли ты понять разницу?» …
«Мир – это твоя ученическая тетрадь, на страницах которой ты решаешь свои задачи. Он не есть реальность, хотя ты можешь выразить реальность в нем, если захочешь. Ты также волен написать чепуху или ложь или вырвать страницу».
Негромкий выразительный голос ровно звучит в приглушенном шуме идущего поезда. Зарываясь глубже Соби под бок, вслушиваюсь в эти сливающиеся звуки, постепенно проникаясь, окутывающим меня душевным комфортом. Мне никогда еще не читали вслух. Даже Сеймей такого не делал. Мне и в голову раньше не приходило попросить Соби о чем-то подобном, но ему захотелось сделать это самому. Воспринимать смысл слов, конечно, сложнее. Я больше слушаю его голос, совершенно завораживающий своими мягкими, глубокими интонациями. Точно воспроизводя эмоциональную насыщенность диалогов, делая в нужных местах паузы и ударения, он воссоздает для меня описанные в книге картины и, наполненные настроением Соби, они начинают звучать по-новому, окрашенные оттенком его восприятия. Пожалуй, если я буду перечитывать эту книгу, голос Соби вновь зазвучит в моей голове как сейчас. Я просто не смогу больше чувствовать это иначе.
-«Облако не знает, почему оно движется…» «Но небо знает, куда и зачем плывут облака, какую картину они рисуют. И ты тоже узнаешь, когда поднимешься достаточно высоко, чтобы взглянуть за горизонт».
Приехав в Осаку, долго гуляли по городу. Купили на станции путеводитель и отправились по одному из предложенных там пеших маршрутов. Череда красивейших храмов, площадей и скверов сменялась для нас тишиной музеев, которые мы, к нашему большому сожалению, не могли охватить целиком.
А потом мы запускали в парке бумажного змея. Соби купил его для меня в сувенирном магазине, когда мы бродили по узким улочкам старого центра, заходя иногда в маленькие, украшенные фонарями и лентами лавки, не в силах устоять перед всей этой выставленной за потемневшими от времени стеклами окон очаровательной мишурой. Мне все хотелось разглядеть получше, потрогать, повертеть в руках. То есть, я понимал, что эти вырезанные вручную из дерева миниатюрные фигурки, тонкие чаши, и искусно расписанные тушью панно, это все не настоящее, просто приманка для туристов, но тот бумажный змей в форме большой птицы, похожей на журавля меня совершенно покорил. Ее белоснежные крылья с пушистой, имитирующей перья бахромой, смешной узкий нос и выгнутый веером хвост… Этот журавль был просто чудесен. Я не устоял перед ним, и хоть и отказывался, Соби все же мне его купил. А затем мы, уже не обращая внимания на оставшиеся пункты нашей походной программы, отправились в парк. Мне не терпелось опробовать там наше приобретение. В Осаке сейчас самый разгар Ханами и в парке было много людей, гуляющих вдоль берегов реки, либо сидящих на покрывалах и циновках под сенью цветущих сакур. Но все-таки это не помещало Соби запустить нашего бумажного змея. Запрокинув голову, я смотрел как он, покачиваясь и трепеща белоснежными «перьями» набирает высоту. Затем Соби подошел ко мне и обхватил сзади за плечи, передав мне крестообразный держатель, с намотанной на него уходящей вверх тонкой веревкой. Показал как управляться с ним, натягивая и осторожно стравливая линь, позволяя широким изогнутым крыльям нашей птицы ловить восходящие потоки воздуха и возноситься все выше. Я чувствовал ладони Соби на своих, он мягко прижимал и подталкивал мои пальцы, подсказывая, когда стоит прибрать или ослабить веревку, а потом, когда я разобрался что к чему, его руки просто замерли, согревая мои. В те минуты я остро жалел, что вокруг сейчас столько людей. Что я не могу вскинуть голову и провалиться глазами в его взгляд, не могу ощутить теплую терпкость его губ на своих губах. Мне кажется, Соби тоже сожалел об этом. По крайней мере, его пальцы лежащие сверху изредка слегка вздрагивали и сжимались, словно он желал бы большего, но не мог себе подобного позволить.
И все же, несмотря ни на что, мне было очень хорошо. Как никогда в жизни. Я смотрел, как наш журавль парит высоко в небе в окаймлении наполненных солнцем крон цветущих сакур и ощущал странное, щемящее счастье, причин которого я даже не смог бы себе объяснить. Меня наполняло тихое, завораживающее упоение, живое и ясное и вместе с тем умиротворенное как мерцающая закатными лучами морская гладь.
И только тихое шуршание бумаги в моем кармане нарушало это безмятежное состояние, привлекая внимание, когда я случайно задевал карман локтем. У меня не было времени и возможности перепрятать записку Ритцу, поэтому она все еще лежала там. Этот едва слышный шелестящий звук отдавался легкой немеющей тяжестью в животе, словно во мне просыпалось какое-то недоброе предчувствие. Что было довольно странно. Я никогда не отличался хорошей интуицией или маломальской способностью к предвидению. Но в груди все равно что-то слегка сжималось, будто в опасении, что спустя мгновение что-нибудь вторгнется в мой наполненный сейчас солнцем и теплом мир и разрушит его. Я чувствовал себя так, будто это мой последний день рядом с Соби, и потому не мог не ощущать все вокруг так четко, проживая каждое мгновение, заостряя внимание на вещах, которые я привык почти не замечать. На тихом дыхании Соби, на мягкой, шелковой прохладе его волос, скользивших вниз по моей щеке, когда он наклонялся к плечу и что-нибудь говорил мне так, чтобы я услышал.
Возможно, все эти отпечатавшиеся в моей памяти мгновения и сделали этот день настолько неповторимым и насыщенным. Я никогда не забуду нашу с Соби поездку в Осаку. Я точно знаю, что буду помнить об этом всю жизнь.
.
***
Светлые клубы сигаретного дыма отливают серебром в свете единственного монитора. Его яркий голубой прямоугольник контрастно выделяется в погруженной в вечерний сумрак комнате, бросая на лицо Ритцу-сенсея бледные скупые отблески. Толстая прямоугольная папка с размашистой надписью «Loveless» лежит слева от него на слившееся с этой темнотой поверхности компьютерного стола. Откинувшись в глубокое кожаное кресло сенсей задумчиво постукивает по ней кончиками пальцев.
За прошедшую неделю на младшего Аояги было собрано больше сведений, чем за весь период до этого. Копия школьного дела, медицинской карты с указанием всех случаев обращения за врачебной помощью. Записи его психотерапевта… Все документы, которые только можно было изыскать были добыты, заботливо скопированы и представлены сенсею для анализа.
В ходе этих изысканий был выявлен ряд прелюбопытнейших сведений. Например, неизвестные до этого факты о его неизлечимой амнезии и последовавшие за этим перемены в его поведении и отношении к нему со стороны семьи и окружающих. Его лечащий врач бесспорно проделала немалую работу, предоставив Ритцу почти безупречный образчик развернутой психологической карты личности со всеми сопутствующими диагнозами и кропотливой регистрацией всех протекающих в процессе наблюдения изменений.
Прикоснувшись костяшками пальцев в подбородку сенсей задумчиво изучает взглядом экран.
Сведения почерпнутые из полученных материалов понемногу заставили его усомниться в первоначальной оценке мотиваций Аояги.
«Склонный к анализу, болезненно честный, отличающийся обостренной тягой к справедливости и не терпящий любых форм насилия»… Эти характеристики не вписываются в напрашивавшийся первоначально портрет легкомысленно-эгоистичного или хладнокровно-беспринципного подростка, озабоченного соблюдением лишь собственных интересов. Если, конечно, он не отличается феноменальным лицемерием или если его лечащий врач ему не льстит, принимая желаемое за действительное. По крайней мере, некоторые комментарии, оставленные от руки карандашом на полях, заставляют прийти к мысли, что досточтимая Кацуко-сенсей без ума от своего маленького пациента.
Прикрыв глаза сенсей, скептично хмурит брови. Это не показатель. Аояги Сеймей тоже умел производить благожелательное впечатление, вежливостью и учтивостью манер располагая к себе любого собеседника. Но с Аояги-младшим дело обстоит иначе. Записи школьного дела характеризуют его, как крайне неустойчивую и неуживчивую в коллективе личность, склонную к конфликтам и открытым проявлениям личной неприязни по отношению к одноклассникам. Можно ли считать такую неоднозначность в оценках признаком неискренности характера, либо это наоборот является свидетельством его излишней прямолинейности. Если Сеймей превосходно умел скрывать свои чувства, Loveless может оказаться не способен на компромиссы с совестью, слишком остро реагируя на любые неправильные, по его мнению, низменные проявления реальности. Хотя впечатление портится сведениями о его поведении в школьной среде до инцидента с потерей памяти. Если верить личному делу до этого он отличался дружелюбием и беззаботным, бойким нравом, снискав всеобщую любовь и симпатию. Впрочем, эти изменения также можно счесть проявлением тех же качеств характера, просто иначе выраженных. Все взрослеют рано или поздно.
Итак, на что же делать упор. На неискренность или на излишнюю порядочность и честность. По-видимому, первоначально придется учитывать оба эти варианта, пока один из них не станет превалирующим.
Потянувшись к телефону, сенсей снимает трубку, нажимая на клавишу вызова приемной.
Спустя пару секунд в трубке раздается почтительно-сдержанный голос секретаря:
-Слушаю, Минами-сенсей.
-Вы передали мое распоряжение относительно сегодняшней смены?
-Да. Все выполнено. Следующие сутки объявлены выходными, весь персонал системного отдела распущен по домам.
- Превосходно. Вы тоже можете идти. На сегодня у меня нет поручений для вас.
- Благодарю Вас, сенсей. Всего доброго.
Ритцу вешает трубку. Откинувшись в кресле, глядит на экран.
Остается надеяться, что Loveless все-таки появится. Не может не объявиться, если Ритцу правильно оценил свойства его характера. Если же он предпочтет уклониться от встречи, это тоже в своем роде будет определенным, весьма красноречивым показателем.
Рицка.
Сумки с многочисленными сувенирами и открытками разобраны. Часть из них останется у Соби, часть перекочевала ко мне в шкаф, дожидаясь момента, когда я вернусь домой.
Я сижу за столиком, уткнувшись в ноутбук, читая книгу по прикладной психологии в одной из специализированных электронных библиотек. Соби по моей просьбе оставил свой компьютер подключенным Интернету, а сам отправился спать. Он выглядел очень усталым. Я заметил темные тени, залегшие под глазами, словно он совершенно не высыпается. Я забеспокоился, не мучается ли он бессонницей, и спросил все ли с ним в порядке, не тревожит ли его что-нибудь, что мешает ему нормально спать. Похоже он усмотрел что-то странное в моем вопросе. Отшутился и, не мешкая начал раскатывать циновку и футон. Наверное, чтобы продемонстрировать, что с ним все в порядке. По крайней мере, он провалился в сон буквально сразу едва коснулся головой подушки, прям как в прошлый раз, когда я ему приказал. Мне даже пришлось укрыть его одеялом, потому что сам он будто бы забыл сделать это или же не успел. Должно быть он и впрямь очень устал. Хотя меня все равно не покидает чувство, что с ним творится что-то странное. Уж очень необычно он себя иногда ведет. Прикрыв ладонью рот, украдкой зевает, когда думает, что я не вижу. Всегда ложится позже меня, а встает раньше, но вчера утром например, я, проснувшись, застал его спящим за столиком. Он дремал, опустив голову на руки, а рядом стояла недопитая чашка с кофе. Остывшая.
Сегодня я впервые рискнул спросить его о причинах этого, но не стал настаивать на полном ответе. Возможно зря.
Гляжу на расположенный в углу монитора таймер. Без пятнадцати час. Совсем скоро уже. Сохранив ссылку на последнюю прочитанную страницу, покидаю библиотеку.
Я все-таки решился пойти на эту встречу. Долго колебался, взвешивал все за и против, но потом подумал, что в том, что касается Соби не должно быть вещей, которые я могу не знать. Даже если это будет что-то неприятное. Я приму Соби любым, а вот мое неведение может сыграть с нами в итоге дурную шутку, позволив кому-то в ответственный момент смутить меня, шокировав какими-нибудь подробностями и тем самым получить преимущество в бою или разговоре. Я хочу быть готовым ко всем. Даже к плохому. Поэтому я должен выяснить все до конца.
Порывшись в кармане, достаю оттуда прихваченный из дома мини-CD-диск. Я скопировал на него перед уходом свою небогатую коллекцию ссылок, чтобы не искать их повторно, в том случае, если мне что-то понадобится. Как выяснилось не зря. Где-то среди этих заботливо рассортированных по папками закладок, есть та, которая мне нужна.
Скармливаю диск ноутбуку. Извлекаю из него электронный адрес сетевой игры «Рождение Мага», где меня сегодня ждут. Хорошо быть таким запасливым. Впрочем, я и так сумел бы найти эту игру, через поисковик, но теперь я могу не тратить на это время.
Со сдержанным волнением наблюдаю, как загружается главная страница сетевого портала. Все-таки красиво сделана эта игра. Потрясающе правдоподобные ландшафты и города. Очень живые персонажи. Даже тот маленький «вор», за которого я играю здесь, очень похож на меня. Такой же невысокий, темноволосый и с Ушками. Словно его рисовали специально для меня. Хотя это, само собой, не так.
На экране всплывает табличка. «Введите имя и пароль». Теперь я уже знаю, что сюда нужно вписать. Потянувшись, набираю на латинице свое истинное имя: «Loveless». В качестве пароля же я выбрал день рождения Сеймея. Нехитрый набор цифр, конечно, зато я их точно не забуду.
«Доступ разрешен».
«Приветствую¸ Loveless».
Удивленно вскидываю брови. А в прошлый раз меня спросили действительно ли я это я. То есть он. Ну в смысле Loveless. Им что ли больше не нужно подтверждений?
По экрану бежит полоска загрузки одиннадцатого уровня. Я как раз добрался до него в прошлый раз, правда так и не успел ничего сделать. Даже рассмотреть, что там есть толком не успел, потому что заснул весьма некстати. И во сне мне привиделся херувим. Редкий класс, его не часто выбирают. Ведь он совсем не может сражаться, только излечивать раны других персонажей, за счет этого набирая очки опыта. Мало кто захочет играть таким.
Надеваю на голову приготовленные заранее наушники. Все вокруг тотчас наполняется тихим шелестом листвы и щебетанием птиц, откуда-то издалека доносится журчание воды. Умиротворяющие звуки. Что бы ни ждало меня впереди, я к этому готов.
***
Где-то далеко, за многие километры от Токио на экран Ритцу-сенсея выпадает предупреждающая табличка: «Персонаж по имени Loveless вошел в Игру».
Он все-таки решился.
Усмехнувшись, сенсей разворачивает панель настроек, включая встроенные камеры. «Предупреждение системы».
«Ведется скрытая запись».
Что и требовалось.
Быстрыми скупыми движениями Ритцу загружает в виртуальное игровое пространство собственного персонажа.
Все необходимые условия созданы. Все остальное зависит теперь только от собственных усилий.
Рицка
Тронувшись вперед, обозреваю открывшуюся игровую площадку. Иду вдоль дорожки, поворачивая голову персонажа, оглядываясь по сторонам. А все-таки странно здесь все выглядит. Необычно. Не так как на других уровнях. Это место больше похоже на тропическую оранжерею или какой-то парк, крытый усеянным яркими лампами высоким полукруглым куполом, сквозь ячейки перекрытий которого проглядывает ночное небо. Ухоженные аллеи обсажены весьма правдоподобными пальмами и кустами, утопающими в странном подобии папоротников и густых широколиственных растений, названия которым я даже не могу подобрать. И самое интересное, что тут похоже нет других игроков кроме меня. Обычно, блуждая по игровым локациям, через каждые несколько секунд кого-нибудь да встретишь. Здесь же словно вымерло все. Тут и впрямь что ли никого нет? Ни тебе положенных монстров, охраняющих сундуки с сокровищами, ни кого-то похожего. Да и графика игры несколько отличается, она будто бы более тщательно прорисована. Растущие по краям дорожек деревья и кусты, листья и цветы на них, все настолько яркое и живое, что начинаешь сомневаться, действительно ли эта картинка создана компьютером, или ты смотришь на пейзаж, существующий в каком-то реальном месте и транслируемый на монитор.
Встряхиваю челкой. Чего только в голову не придет. Такого не бывает. Не может же мое компьютерное изображение передаваться куда-то в существующее место. В этом есть что-то от трехмерной голографии. А это уже почти из области фантастики. Чушь, одним словом.
Бросаю быстрый взгляд на часы. Всего три минуты до встречи. Ну и где этот Ритцу-сенсей? Вообще тут настолько много места, что я рискую здесь заблудиться. Надеюсь, я не буду вынужден бродить по этим извилистым тропинкам всю ночь, так и не встретив его?
Завернув за очередной поворот, останавливаюсь. Моему взгляду открывается небольшая площадка, рядом с чем-то похожим на рукотворный водопад. Так вот откуда я слышал шум воды. Сбегая с горки, живой полноводный поток погружается в небольшое окруженное камнями озерцо. Изливающийся оттуда ручей, сделав плавный поворот, исчезает в кустах, смыкающихся над узким руслом. Через него перекинут изящный ажурный мостик. По краям водопада широкими отвесными террасами высажены цветы и причудливые растения с длинными листьями и сережками, пышными гроздьями падающими вниз. Перед всем этим великолепием, удерживая в руках небольшую лейку с длинным узким носом, спиной ко мне стоит высокий человек в длинных темных одеяниях и низкой широкой шляпе. Такая одежда, кажется, соответствует принадлежащим к классу магов. Незнакомец с неторопливой невозмутимостью поливает компьютерные цветы.
Замерев, гляжу на него, затаив дыхание. Полупрозрачная табличка над его головой говорит о том, что это тот, кто мне нужен. Минами Ритцу. Этот человек, учебник которого я штудировал последние несколько недель должно быть немало сил вложил в обучение Соби. Он не мог не быть для своего ученика кем-то важным. Мне давно хотелось на него посмотреть. Но представлял я его себе совсем не так. Когда я думал о том, каким мог быть учитель Соби, мне невольно вспоминался тот его сенсей, что преподает ему живопись в университете. Небольшого роста, пожилой, с коротко стриженными с проседью волосами. Этот же человек выглядит так, будто ему от силы лет тридцать-тридцать пять. Подтянутая фигура, прямые платиновые волосы по плечи. Явно слишком молод, чтобы воспитывать Соби с самого детства. Хотя о чем я думаю, это же игровой скин. На самом деле он может выглядеть совсем иначе.
-Ты так и будешь стоять там и молчать?- он поднимает голову, слегка оборачиваясь, лейка в руке останавливается,- признаться я ожидал несколько большего.
Вздрагиваю. Как он меня заметил? Я же так тихо шел.
Чертыхаюсь про себя. Из-за того насколько все вокруг реальное, я уже начинаю забывать, что это компьютер. Он же видит меня на своем мониторе. Хотя ощущения от происходящего и впрямь очень странные. Я словно проваливаюсь в экран. Из-за того, что я смотрю сейчас на все глазами своего виртуального подобия, я чувствую себя так, словно я не снаружи, а внутри.
***
-Это ведь вы меня сюда пригласили. Вам и говорить.
Ритцу слегка усмехается. А он довольно смел. Стоит там на тропинке у входа на площадку, смотрит исподлобья. Взгляд настороженный, а кончик хвоста беспокойно вздрагивает. Слишком откровенные эмоции. Все как на ладони.
-Я давно ждал тебя. Рад, что у тебя хватило мужества прийти сюда.
Аояги хмурится.
-А чего мне бояться?
-А ты считаешь, что нечего? Разве собственное положение не внушает тебе страх?
В его глазах на мгновение появляется замешательство, он слегка облизывает губы.
-Я не понимаю, о чем вы.
-Возможно,- Сенсей ставит лейку на невысокий свободный от растений выступ, - и вместе с тем, что может двигать тобой, если не страх? Как многие вещи на свете совершаются именно под его воздействием.
-Если и так, то это не тот случай, - мрачно сдвинув брови, Аояги делает несколько шагов вперед, словно желая подтвердить этим свои слова, - я не боюсь.
-Так уж совсем ничего? – Ритцу иронично вскидывает брови.
-Ну…- он отводит глаза, словно вспомнив о чем-то,- к вам это, по крайней мере, не относится.
Поднимает напряженный взгляд.
-Вы хотели рассказать мне что-то о Соби. Я слушаю.
Ритцу прикрывает глаза. Итак, Loveless равнодушен к условностям и прямолинеен. И довольно искренен. Играть в ложную смелость и бравировать он не стал. Просто сменил тему. Как интересно.
-Мне кажется, будет справедливо, если ты сам вначале поведаешь мне кое-что о Соби-куне в качестве аванса. Например, о том, почему он подчиняется тебе. У вас нет единого имени. В чем причина того, что он считает тебя своим хозяином? Ведь ваша связь-это нонсенс.
Лицо Аояги слегка темнеет. Ему явно не понравились эти слова.
-Почему вы так говорите? Что вы вообще знаете?
-Побольше тебя, будь уверен, - скрестив руки на груди, Ритцу опирается спиной о выступающий из рукотворной скалы высокий узорчатый штакетник,- он подчиняется тебе, несмотря на то, что его истинный Агнец погиб. Это беспрецедентный случай, чтобы Боец не только остался жив после подобного, но еще и согласился служить другой Жертве. Откровенно говоря, исходя из всех обстоятельств, Соби-кун должен быть сейчас мертв.
Ритцу делает ударение на последнем слове. При этом глаза Аояги слегка расширяются. Он чуть отшатывается назад, поджимая губы.
Взгляд сенсея становится пристальным. Итак, Loveless дорожит своим Бойцом. Все интереснее и интереснее.
-Я не обязан отвечать на такие вопросы. Это дело мое и Соби, а совсем не ваше.
-Ошибаешься, - с ленивой насмешливостью Ритцу приподнимает брови,- с тех пор как ты выкрал мой учебник, это перестало быть только твоим делом. Теперь в этом замешано куда больше людей, чем ты думаешь.
Он аж дыхание задержал. До чего же он эмоционален. Совершенно не умеет контролировать выражение своего лица. С его стороны было бы глупо даже пытаться провести кого-нибудь.
-Это что… обвинение?
-Нет, - Ритцу в легком неудовольствии прикрывает веки,- против тебя нет улик и доказательств. Но мне достаточно того, что я знаю, что это так.
-В таком случае, вы зря тратите время, - поддев носком ботинка лежащий рядом камешек, Loveless упрямо смотрит на собеседника, - говорите то, что собирались сказать мне про Соби и я пойду.
Сенсей чуть вскидывает голову. Не только смел, но и дерзок. Он полагает, что может просто повернуться и уйти? Это иллюзия, Аояги.
-На твоем месте я не стал бы вести себя подобным образом и проявил бы больше уважения. На мой взгляд, ты кое-что должен мне, тебе так не кажется?
Он вскидывает презрительно-изумленный взгляд.
-Я? Должен?
-Совершенно верно. Ты же воспользовался плодами моих трудов, а если просматривал содержимое учебника, то и моими знаниями. В каком-то смысле, ты, пусть того и не признавая, тоже мой ученик, только заочник. А у ученика перед учителем, есть много обязательств.
Похоже он совершенно ошарашен подобной логикой. Такого он явно не ожидал. Ресницы вокруг широко раскрытых глаз слегка вздрагивают. Сонный шепот листвы заглушает отрывистый вздох.
-Не говорите ерунды, я никакой не ученик вам и ничего вам не должен,- выпаливает он,- Все это время вы только и делали, что нападали, а мы с Соби защищались…
-Нападал? Так ли это? - в его голосе Ритцу ясно проскальзывает усмешка. Холодные глаза прожигают насквозь,- Прийти ко мне и получить ответы на свои вопросы,- вот то, что предлагали тебе с самого начала. Если бы ты решился, то в обороне не было бы нужды. Почему ты не сделал этого, Loveless-Рицка? Если у тебя была возможность решить все миром, зачем было упорствовать и идти по столь опасному пути?
-Я не пришел к вам, потому что этого не хотел Сеймей. У него, наверное, были причины не верить вам.
Сенсей прикрывает глаза. Хорошо держится. Выскальзывает из пальцев словно вода. Без сомнения Loveless осознает, к чему затеян весь этот разговор. Так или иначе, на вопрос он ответил.
-А как к этому относится Соби-кун?
-Он с этим согласен.
-Вот как,- сенсей усмехается, - а с тем, что ты незаконно проник в систему, он тоже согласен?
Аояги вздрагивает, подбираясь. Брови сходятся, он отводит глаза.
-Что ты молчишь? Ты не сказал ему?
Сжимает веки.
-Вижу, что не сказал. Почему, хотелось бы узнать? Раз уж вы так во всем единодушны. Ты не доверяешь ему?
- Я верю Соби.
- Тогда, что тебе мешает посвятить его во все это? Или быть может причина в том, что ты сам понимаешь, насколько плохо поступил?
Он встряхивает головой.
-Прекратите об этом говорить. Я никому не сделал ничего плохого.
В глазах сенсея зажигается ирония.
-Ну, если воровство, по-твоему – есть нечто не выходящее за рамки дозволенного, то ничего дурного ты безусловно не сделал.
Аояги поднимает ставший напряженным и злым взгляд.
-Я не хочу выслушивать все это от вас. Если вам нечего мне сообщить, я ухожу отсюда.
Разворачивается, чтобы уйти. Делает несколько шагов к выходу.
Вслед ему доносится равнодушный голос сенсея.
-Это уж как тебе будет угодно. Но в твоих же интересах не пытаться закончить этот разговор.
Он останавливается будто, наткнувшись на стенку. Медленно поворачивается, ботинки скрипят по песку.
-Вы мне что… угрожаете?
-Ни в коем случае. Подобного нет в моих привычках, - Руки Ритцу задев оплетающие низкий заборчик листья вьюна отрываются с него, скрещиваясь на груди,- В данный момент, я озадачен тем, чтобы помочь вам выбраться из той ловушки, в которую вы сами себя загнали. Разве такое намерение можно счесть угрозой?
Аояги непонимающе хмурится. По тому, как он переминается с ноги на ногу видно, что он все еще хочет уйти, но слова сенсея заставляют его остаться на месте.
-О какой ловушке идет речь?
-О той, что захлопнется за вами, если ты не прекратишь вести себя как ребенок и продолжишь упорствовать. Ты, быть может, и выйдешь сухим из воды, но Соби-кун сильно пострадает. Если тебя это, конечно, волнует, хоть в какой-то степени.
Loveless не обращает внимания ни на одну из предложенных приманок, сразу выхватив то, что зацепило его в этих словах.
-Соби может пострадать? Почему? Он же…
Он же здесь ни при чем. Ты ведь это хотел сказать, Loveless? Сенсей удовлетворенно прикрывает глаза. Теперь совершенно очевидно, куда следует давить. Отношение Аояги к Соби-куну,- вот его слабое место.
-А ты не догадываешься, почему?- он слегка прищуривается, изучая взглядом лицо мальчика, - примерно неделю назад Соби-кун вошел в систему, используя похищенные пароли.
Loveless вздрагивает всем телом. Впившись взглядом в невозмутимое лицо Ритцу, ищет на нем признаки неискренности.
-Это ложь! Соби не мог такого сделать!
-Ложь? – оставив насмешки, Ритцу становится предельно серьезным, - отнюдь. Я редко лгу. Подобные вещи имеют множество неприятных побочных эффектов. Оперировать правдой куда надежнее. Соби-кун незаконно вторгся в систему, чтобы просмотреть ученическую базу данных. Он искал там сильного Бойца мужского пола, возрастом примерно от тринадцати до тридцати лет. Тебе это о чем-нибудь говорит?
Его лицо выдает растерянность. Брови в замешательстве сходятся. Взгляд, рассеявшись, скользит по песку, будто он пытается уяснить для себя причины столь странного поступка своего Стража. Рука отрывисто взлетает ко лбу, но не касается его, замерев по дороге. Весьма откровенная реакция. Такое сложно сыграть. Значит Соби-кун совершил все это без ведома Аояги. Прекрасно. Лучшего поворота событий сложно было ожидать.
-Что ты молчишь? Ты не знал об этом?
Полный отстраненного сдержанного интереса голос Ритцу привлекает мое внимание, заставляя вернуться в реальность. Все это слишком невероятно, чтобы быть правдой, но что делать если он не лжет.
-Нет,- потерянно качаю головой, - я впервые об этом слышу.
-Вот как,- он окидывает меня удивленно-насмешливым взглядом,- но ведь Соби-кун твой Боец. Как ты мог не знать о его действиях, если ваша связь по твоим словам настолько сильна.
Хмуро кошусь на него. Он словно издевается надо мной. Стоит на месте, скрестив руки на груди, изучая взглядом словно некий занимательный экспонат.
- Я не принуждаю Соби к тому, чтобы во всем отчитывался мне. Если даже вы не врете, значит у него на все были веские причины. Он свободный человек, я доверяю ему.
- По-твоему, Соби-кун свободный?- Ритцу подается вперед, в глазах рождается сарказм, - то есть ты намерен настаивать на том, что он сам взял на себя такую ответственность?
От удивления я даже отступаю на шаг. Его тон полон такого пренебрежения, что меня захлестывает волна негодования. Кем он считает Соби! Он что-ли в его понимании безвольная кукла?!
- Что вы за учитель, если совсем его не знаете!- стискиваю кулаки, щеки заливает пылающая гневная краска,- Соби сам способен принимать за себя решения и он прекрасно с этим справляется!
Мои сверкающие гневом глаза наталкиваются на его холодный взгляд.
-Сразу видно, как плохо ты разобрался в прочитанном. Я даже, признаться, разочарован. Соби-кун не может игнорировать правила Школы, исходя только лишь из собственных интересов. Ты, очевидно, не учел этого в своих планах? Совершенно ясно, что он нарушил закон, потому что ему приказали поступить так. Ты приказал.
Вздрагиваю от неожиданности. Вскидываю пораженный взгляд. Он думает, я стал бы втравливать в это Соби?! Загребать жар его руками?! Да что он такое несет!
- О чем вы говорите?! Я ему такого не приказывал! Я никогда не сделал бы подобного!
Ритцу слегка кривится, словно ему неприятно на меня смотреть. Эта невольная эмоция, на мгновение отразившаяся на его лице делает впечатление от этого еще острее.
- Если ты не хочешь, чтобы окружающие видели твою ложь, тебе стоит научиться лгать убедительнее. Такой неестественной фальши я еще не слышал.
Дергаюсь. Эти слова звучат как пощечина. Я прямо чувствую, как шерсть на хвосте становится дыбом от этого оскорбления.
- Не смейте… говорить что я лгу!
Уголки губ сенсея презрительно изгибаются.
-К твоему сожалению все указывает на это. Иначе откуда Соби-кун мог взять пароли, чтобы войти в систему? Ты единственный, кто мог дать ему их.
Стискиваю зубы.
-Я ничего никому не давал!
-Неужели? Тогда быть может, ты сам предложишь мне внятное объяснение того, что он узнал их?
Зло гляжу на Ритцу. Ушки от бессильного гнева прижимаются к голове. Он поймал меня. Я понятия не имею, откуда Соби мог взять эти пароли. Мне нечего ответить на его вопрос. Если этот тип, не водит меня за нос и не блефует тогда…
-Итак, я слушаю твои варианты. Предложи мне их, если я, по-твоему, не прав.
Стискиваю веки. Как же мне не нравится этот разговор. Но я просто не в состоянии уже повернуться и уйти. Этот Ритцу привязал меня к себе словами, словно канатом. Я не могу не отвечать на его вопросы….
-Я не знаю, откуда у Соби эти пароли.
Ритцу прищуривается.
-Не знаешь. Весьма любопытно. Более жалких отговорок я в жизни не слышал. Если ты хотел спасти свою шею, то тебе следовало подготовиться лучше и запастись правдоподобными объяснениями.
От этих слов сердце гулко ударяет в ребра. По коже бежит неприятный холодок. Все внутри замирает в нехорошем предчувствии.
-Спасти шею?- мой голос понижается до хрипловатого шепота,- Что вы такое несете?
Ритцу устремляет на меня тяжелый взгляд.
-Откровенно говоря, Loveless, я не верю ни единому твоему слову. Ты столь яростно все отрицаешь, увиливаешь от ответа на вопросы. Это наводит на определенные размышления. Но что бы ты не делал, тебе не удастся переложить свою вину на Соби-куна.
Мои глаза широко распахиваются. Это немыслимо! Я просто не могу поверить в то, что слышу!
-Вы думаете, я подставил Соби? Да как вы вообще можете так говорить?!
Сенсей неприступно склонят голову.
-Складывается такое впечатление.
Сжимаю зубы, строптиво вскидывая голову. Возмущение пополам с уязвленной гордостью жгучей волной вскипает в груди, выводя из равновесия.
-Верьте, во что хотите! Вы меня вообще не знаете!
Сенсей вскидывает холодный взгляд. Он даже бровью не повел.
-Совершенно верно. Но быть может и Соби-кун тебя совсем не знает?- слегка прищурившись Ритцу критично изучает глазами мое лицо,- он так слепо верит тебе, а ты его предаешь. Любопытно, осознает ли он истинные причины твоих поступков? Должно быть, если бы кто-нибудь открыл ему на все глаза, это стало бы большим ударом для него, не так ли?
Резко втягиваю в себя воздух, в груди ярким пятном разгорается жгучий холод. Гнев тает, сменяясь потрясением и страхом. Мысли все ретируются из головы. Все кроме одной. Ведь это же…
- Это же абсурд. Я никого не предавал!
Усмешка Ритцу становится жестокой.
-Но тебе нечем это доказать. Если уж ты не можешь убедить в этом даже меня, неужто ты думаешь, что Соби-кун, будучи обвиненным в твоих преступлениях, тебе поверит.
-Но ведь это действительно не правда! - в моем голосе уже сквозит глухое отчаяние,- Я даже не знал о том, что Соби сделал!
-К чему эти уловки, Loveless!-резкий голос Ритцу просто бьет по ушам,- Упорствуя ты еще больше убеждаешь окружающих в обратном. Эгоизм и трусость - самое отвратительное сочетание. Думаю, Соби-кун будет совершенно раздавлен, узрев в тебе эти качества.
Вздрогнув, зажмуриваюсь. Обхватываю руками голову, мне больно слушать его. Голос срывается на вздрагивающий, почти беспомощный шепот.
-Все это неправильно… Все не так…
Его слова, они просто невыносимы… Словно раскаленные спицы впиваются в разум!
-Прекратите! Довольно!
-Тебе не нравится то, что я говорю? Думал, никто ни о чем не догадается? Думал, тебе это сойдет с рук? Будь уверен, я приму меры, чтобы все об этом узнали.
Пошатнувшись, исступленно вскрикиваю:
-Но ведь это не правда!!
Взгляд Ритцу-сенсея становится пронзительным.
-Эти пустые отговорки ничего не стоят!- звук его голоса жестко вспарывает воздух,- Если я ошибаюсь, то может ты, наконец, объяснишь, в чем заключается правда! Зачем тебе понадобился мой учебник?!
Всхлипываю, вздрагивая всем телом. Стиснув веки, тяжело проталкивая в себя воздух. Этот уничтожающий, нетерпящий возражений голос причиняет такую боль, почти физическую. Я раздавлен, сломлен, совершенно измучен. Держаться дальше не осталось сил.
-Я…. я просто хотел стать хорошей Жертвой для Соби. Хотел помогать ему,- уронив голову на руки, обессилено оседаю на искрящийся в свете далеких ламп песок,- Я не знал, что это повлечет за собой столько последствий.
Повисает молчание. Уткнувшись лицом в колени, обхватив их руками, ощущаю только тошнотворную усталость и постепенно накатывающее мутной волной безразличие, словно мое признание разом лишило меня воли ко всему. Ритцу все еще смотрит на меня, я чувствую этот взгляд, но это уже не имеет значения. Его голос доносится словно бы издалека.
-Хотел помочь Соби-куну? Ты полагаешь, он нуждается в помощи?
Горько усмехаюсь.
-Вам этого не понять.
-Отчего же. Думаю, здесь ты ошибаешься.
продолжение в комментариях...
Без права на выбор.Chapter IX Hopeless
Без права на выбор.
***
-Рицка, ты уверен, что тебе не нужна помощь?
Обеспокоенный голос Соби раздается из-за моей спины. Слегка усмехнувшись, сгребаю за ручки блестящие пластиковые пакеты.
-Само собой не нужна. Ты уж извини, Соби, но с тем, чтобы донести эти штуки до машины, я вполне могу справиться самостоятельно.
Солнечные лучи, косо падая из больших балконных окон, создают на полу красивые квадратные пятна, подсвечивая комнату изнутри. Открытые для проветривания двери пропускают внутрь теплый, свежий воздух. Седьмой мой день у Соби. Полвосьмого утра. Мы сегодня собрались, наконец, съездить в Осаку, как он обещал мне несколько недель назад.
Жмурюсь. Путешествие обещает быть просто замечательным. Провести столько времени в обществе Соби, да и еще и получив при этом возможность удовлетворить свои исследовательские порывы, ну что может быть лучше.
Перебирая пальцами шершавые ручки, удобнее умещаю пакеты руке. Металлический мусор, горючий, негорючий, пищевой. Объемистый получился букет и тяжелый, но это не страшно. Хоть раз сделаю в доме Соби, что-то полезное, а то он и так не дает мне ничем по хозяйству заниматься, все делает сам.
Дотащив неудобные сумки до порога, осторожно толкаю дверь носком ботинка. Протискиваюсь боком в проем, стараясь нигде и не застрять. Не тут то было. Я все-таки ухитрился зацепиться за косяк выпирающим из общей грозди пакетом. Бормоча сквозь зубы тихие проклятья, дергаю его на себя, рискуя повредить.
Соби, стоя рядом, наблюдает за моими потугами и слегка вздыхает.
-Лучше я сам это сделаю, Рицка,- перехватывает мою ношу из рук,- не стоит так утруждаться из-за пустяков.
-Вот именно, что пустяков,- не отпуская пластиковые ручки, упрямо тяну их на себя,- не глупи, Соби. Ну что я до перекрестка не дойду? Думаешь, заблужусь по дороге? Отпусти.
-Я вовсе не думаю, что ты заблудишься,- серьезно отвечает он, а в глазах всплескиваются веселые искры,- но я не могу позволить своему Повелителю заниматься такими низменными вещами. Рицка, верни пакеты.
-Я если «Повелитель» настаивает? – усмехаясь, в притворном упрямстве пытаюсь вытащить гладкие упругие мешки из его цепких рук.
-В таком случае я тоже, - с шутливой неуступчивостью во взгляде он тянет сумки на себя.
-А может это разнообразит мой монотонный Повелительский быт,- откинувшись назад, ехидно прищуриваюсь.
-Тебе не хватает разнообразия? – в ироничном удивлении он вскидывает брови,- вот уж не подумал бы. Надо будет озаботиться составлением новой культурной программы.
-Соби, перестань, - не в силах уже сдерживать смех, роняю голову,- приказываю тебе прекратить валять дурака.
-Слушаюсь,- он озорно сверкает глазами,- в таком случае отпусти, пожалуйста, ручки и позволь мне закончить начатое.
-Да я не то имел в виду,- мои плечи уже вздрагивают, - в смысле, хватит уже придуриваться.
-Ах, это, - он весело щурится, не прекращая настойчиво вытаскивать из моих рук пакеты, - значит я тебя не понял. Так что мне, говоришь, сделать надо?
Прислоняюсь лбом к дверному косяку, подавляя тихие придушенные всхлипы. Он просто невозможен, так меня смешить…
Соби тепло наблюдает за мной, явно получая удовольствие от ситуации. Он всегда знает, когда я серьезен, а когда нет.
-Ладно, хватит уже Соби,- перевожу дыхание, поднимая на него искрящийся взгляд, - скоро восемь, мы так машину пропустим.
-Хорошо,- он отпускает пакеты, помогая мне протолкнуть их в дверной проем, - ты точно уверен, что хочешь пойти один?
-А что в этом такого-то?- с трудом вписавшись в поворот на площадке, нащупываю ногой первую ступеньку,- если что, я могу позвать тебя. К тому же у меня с собой телефон.
Оборачиваюсь.
-Все нормально, Соби. Не все же время тебе за мной ходить как приклеенному.
-Ну я бы не возражал, - он слегка улыбается,- возвращайся скорее. Завтрак почти готов.
-Ага. Я быстро…-старательно гляжу себе под ноги, чтобы не оступиться, - туда и сразу назад. Не волнуйся.
На самом деле Соби и впрямь мог бы не беспокоиться на мой счет. Наша связь крепнет, я прямо чувствую это. Теперь позвать его почти не составляет труда для меня, и он куда легче теперь может определить мое местонахождение, мы это проверили.
Конечно, меня не могут не радовать такие результаты. Мысль о том, что Соби в любой момент может прийти мне на помощь, она определенно придает оптимизма. Но еще больше меня радует, что Соби стал куда спокойнее. Точнее не так. Увереннее. Он даже позволил себе несколько раз выйти из дома по делам, ненадолго оставив меня одного. Меня удивляет, что он так доверят моему обретенному обострившемуся восприятию. Мне даже кажется, что Соби несколько перегибает в этом палку. Он словно полагает, что со мной больше ничего не может случиться. Не знаю уж, откуда у него эта уверенность. Но я заметил, что, он иногда задумывается о чем-то, и взгляд его при этом становится непривычно жестким и даже наполняется каким-то мрачным азартом. Это даже слегка пугает. Я предпочел бы, чтобы он не видел во всем этом вызов устоявшимся правилам. Если, конечно, причина такого странного его состояния кроется именно в этом.
Спустившись до первого этажа, бодро шагаю по узкой подъездной дорожке. Выворачиваю на аллею, идущую позади дома, вдоль гряды холма.
Нужно пройти несколько сотен метров до перекрестка, куда по утрам в это время приезжает машина, собирающая бытовой мусор у жителей этого квартала. Далековато, конечно, но терпимо. Дома, правда, мне не приходится так далеко ходить.
Жмурюсь, втягивая носом весенний воздух.
День просто изумительный. Очень тепло, солнечно и почти безветренно. Листва на деревьях, словно преодолев какой-то свой внутренний порог, распускается с фантастической скоростью. За эту неделю район прямо-таки расцвел, окрасившись разными оттенками зеленого, сделав аллеи глубокими и тенистыми, озаренными изнутри изумрудным сиянием. Надеюсь в Осаке сегодня не менее хорошая погода, это было бы прекрасно.
Прихватывая удобнее расползающиеся пластиковые ручки, улыбаюсь, в красках вспоминая прошедший вечер. Соби устроил нам обоим специфический дебют. Мы теперь обязательно уделяем несколько часов совместным занятиям. И у нас уже вроде неплохо получается. Но вчера Соби до того осмелел, что предложил мне продолжить прерванную в первый день работу. Что немного смутило меня. Я сначала отказывался, а потом долго не мог настроить себя правильным образом и чуть опять все не испортил. Все-таки одно дело рисовать пробные наброски, а совсем другое создавать вместе с ним картину, которую он потом возьмет с собой в Университет. Это словно долго репетировать пьесу в пустом зале, а потом впервые показать ее публике. Волнение и ошибки обеспечены. Я так старался сделать все правильно. Ни о чем кроме этого думать не мог. Мысль о том, что именно в этот конкретный раз у меня может не получиться, прямо-таки преследовала, заставляя сосредотачиваться на себе и мешая приблизиться к нему.
Усмехаюсь. Хорошо, что у Соби есть способ, как искоренять подобные вещи. Когда он целует меня, я забываю обо всем.
Впереди показывается нужный мне перекресток, запруженный людьми. Над ними возвышается объемистый кузов громоздкой машины. Вливаюсь в эту толпу, пристраиваясь в хвост ближайшей очереди. Отлично. Хорошо, что я не опоздал. Глупо было бы тащить все это обратно.
Прячу улыбку, прислушиваясь к смеху, шуткам и разговорам. Все-таки удивительные тут люди живут, редко где такое встретишь. Некоторые даже отдав уже в руки обслуживающих машину рабочих свои коробки и мешки, все равно не расходятся, увидев знакомых, и задерживаются, чтобы пообщаться с ними. Странное место для встреч. Но похоже все здесь к такому привыкли.
Подходит моя очередь. Вручаю пакеты служащему. Благодарю. Он отвечает мне вежливым поклоном и улыбкой, проворно сортируя полученное и раскидывая по соответствующим контейнерам.
Ну все. Я могу идти. Развернувшись, выбираюсь из толпы. Меня ждет Соби, завтрак и Осака. Надо поторопиться, а то опоздаем на поезд.
- Охайо! Loveless! Привет, Ушастик!
Вздрагиваю, едва не подпрыгнув. Оборачиваюсь.
Улыбающаяся парочка идет ко мне через перекресток, поглядывая по сторонам в поисках возможных машин. Sleepless! Кинка и Гинка. Они что с ума сошли, кричать мое истинное имя во весь голос прямо на улице, когда рядом столько посторонних?!
Хотя…. Нашел о чем думать. Это же враги. Рука тотчас же забирается в карман ветровки, в поисках телефона. Вытаскиваю его, глядя на то, как они приближаются ко мне. Пальцы быстро снимают блокировку с клавиатуры. Мне достаточно нажать одну кнопку, чтобы номер начал набираться автоматически. Спустя пару секунд телефон в кармане Соби зазвенит и замигает красной тревожной лампочкой. На самом деле мне хватит просто позвать его. Но я хочу, чтобы эти двое видели, что я не беспомощен.
Они подходят, дружелюбно глядя на меня. Ни капли не изменились. Все те же длинные волосы и сдержанные насмешливые улыбки в глазах. Разве что одеты по погоде. На нем легкая спортивная куртка. На ней в пару к широкой юбке короткий вельветовый пиджак.
-Как славно, что мы встретились,- остановившись рядом, девушка приветливо прищуривается,- мы тебя обыскались уже. Думали, придется даже навестить Соби.
-Чего вам надо,- хмуро смотрю на них.
Светловолосый Боец хмыкает.
-А ты я смотрю все такой же вежливый. Дело у нас к тебе.
Он тянется к карману. Мои пальцы крепче стискивают телефон.
-Эй. Не нервничай ты так,- Гинка сочувственно кладет ладонь мне на плечо, наклоняясь ниже, - мы ничего тебе не сделаем.
Отбрасываю ее руку, отскакивая в сторону. Я уже слышал не раз подобные вещи. Как правило, ничем хорошим это не заканчивалось.
Страж слегка хмурится.
-Ну нам в принципе все равно, как ты к нам относишься,- извлекает из кармана конверт,- вот держи. Сенсей велел передать это тебе. Похоже ему понравилось использовать нас в качестве почтальонов.
-Там внутри какая-то информация о Соби, - девушка переводит взгляд на телефон, зажатый в моей руке, - ты действительно хочешь, чтобы он узнал об этом?
Замираю. Пальцы, стискивающие гладкий корпус слегка расслабляются. Информация о Соби от их сенсея? Что это может быть?
Недоверчиво смотрю на них.
-Вы что ли просто отдадите мне конверт?
-Ну да, - Светловолосый равнодушно пожимает плечами, - сенсей приказал нам не вступать в бой. Просто вручить его тебе и все.
-Хотя я не отказалась бы от еще одной попытки,- девушка лукаво щурится, - мы с того времени стали сильнее и на этот раз не дали бы вам спуску.
Хмуро прикрываю глаза. Все эти Стражи просто помешанные. Как можно настолько легкомысленно ко всему этому относиться?
-Так ты возьмешь письмо или нет? - Кинка настойчиво протягивает мне конверт.
Вырываю бумажный прямоугольник из его руки и отступаю на шаг назад, все еще глядя на них с недоверием. Парень усмехается, закладывая большие пальцы в карманы куртки.
-Ладно. Пока, Ушастик. На этом наша миссия закончена. Привет Соби.
Развернувшись, они уходят. Слегка растеряно смотрю им в след. Просто передали письмо и ушли? До самого конца был уверен, что тут какой-то подвох. Хотя возможно, им следует считать как раз то, что держу сейчас в руках.
Опускаю взгляд на конверт. Помедлив немного, раскрываю, переворачиваю. В ладонь выпадает маленькая сложенная вдвое записка. Развернув листок, вижу на нем длинный ряд цифр и символов. Почти таких же как в предыдущий раз. Только несколько последних, дата и время отличаются.
Прикрываю глаза. Меня приглашают на встречу. Сегодня в час ночи, этот непонятный сенсей будет ждать меня в сетевой игре «Рождение мага» на одиннадцатом уровне, чтобы поговорить о Соби. Что может значить такое приглашение? Это ловушка?
Торопливо запихиваю листок в карман. Повернувшись, бегу вдоль аллеи. Потом об этом подумаю. Сейчас у меня слишком мало времени. Соби наверное уже начал беспокоиться, о том где я мог задержаться.
Хотя прежде чем предпринимать какие-либо действия действительно стоит хорошенько над всем этим поразмыслить. Решить идти ли мне или нет. И стоит ли говорить об этом Соби. В конце концов, мало ли в какую сторону свернет разговор. Он может коснуться вещей, о которых я не хотел бы, чтобы Соби узнал. По крайней мере пока. Об учебнике, например. Если Семь Лун и впрямь так серьезно разыскивают виновных, то эта встреча вполне может быть какой-нибудь проверкой. А значит идти или нет, вопрос куда более серьезный, чем мне кажется. Правда этот человек узнает, что я взял письмо. Если я не объявлюсь, не решит ли он, что я струсил. Или что мне есть, что скрывать. Так или иначе в моем распоряжении время до вечера, чтобы как следует все взвесить и решить, как во всему этому следует относиться. Потому что подходить к подобному необдуманно – определенно не стоит.
***
Спустя час мы уже были в поезде. Плавно набирая скорость синкансэн, все дальше удаляется от вокзала, следуя по широкой ленте навесной железной дороги. Устроив на коленях только что извлеченную из рюкзака книгу, собираюсь уйти в нее с головой, скоротав образовавшееся свободное время.
Откинувшись назад, Соби тихонько дремлет рядом, он явно собрался проспать всю дорогу, и я не буду ему в этом мешать. Тем более, что у меня есть чем заняться. Последняя из прихваченных из дома книг и впрямь оказалась довольно занимательной, поэтому меня не смущает, что Соби отдыхает сейчас и не может уделить мне внимание.
-Рицка. можно мне посмотреть, что ты читаешь?
Поднимаю взгляд от книги. Он тепло смотрит на меня из-под приспущенных ресниц, откинувшись на сиденье и повернув голову.
-Я думал, ты спишь.
-Слегка задумался просто. Так можно мне посмотреть?
Слегка поколебавшись, протягиваю ему книгу, перевернув вверх обложкой, зажимая пальцем страницу.
-Ричард Бах, - он чуть усмехается, - Рицка, книги за его авторством были написаны ближе к концу прошлого столетия. Сначала Ницше, потом Фрейд, а теперь еще и это.
-Ну, -смущенно пожимаю плечами,- мне хочется составить полную картину.
-Хм,- слегка улыбнувшись, он извлекает небольшой томик из моих пальцев. Неторопливо перелистывает страницы, пробегая их глазами, словно ищет что-то.
-Соби, ты читал это?
-Когда-то очень давно,- он задумчиво прикрывает глаза,- мне нравится то, как точно этот человек умеет выражать свои мысли. «Не существует такой проблемы, в которой не было бы бесценного дара для тебя. Ты создаешь себе проблемы, потому что эти дары тебе крайне необходимы». Помню, мне тогда понравилась эта фраза.
Усмехаюсь. Ну да. Это я уже прочел. Если следовать такой логике, то мы с Соби прямо таки купаемся в подарках. Знать бы еще на кой они нам сдались.
Собрав кончиками пальцев, волосы возле моего уха, Соби наклоняется к нему и тихо шепчет:
-Почитать тебе?
Дернувшись, вскидываю удивленный взгляд.
-Соби ты что…. хочешь прочесть это вслух?
-А почему нет,- его ладонь продолжает путешествовать по моим волосам, перебирая пряди, -у нас впереди еще несколько часов дороги, если ты не против, я вполне мог бы занять их чем-нибудь приятным для нас обоих.
Вот почему, когда он говорит такие вещи, я всегда краснею. Вроде смысл фразы совершенно однозначен, а голова помимо воли думает о другом. О его губах, например.
Прячу глаза.
-Ну читай, если хочешь.
-Спасибо,- он перехватывает книгу удобнее, придвигается ближе, другой рукой свободно обняв мои плечи,- где ты остановился?
-Вот здесь,- нахожу нужное место, -как раз до конца главы немного не дотянул.
-Хорошо,- он ставит ногу на выступ расположенного впереди кресла, упирает об нее согнутую в локте руку с раскрытым томиком. Удерживая на весу, приближает его к глазам.
-«Мир – это сон, говоришь ты, и иногда он чудесен. Закат. Облако. Небо.
-«Нет. Их образ - это сон. А красота реальна. Можешь ли ты понять разницу?» …
«Мир – это твоя ученическая тетрадь, на страницах которой ты решаешь свои задачи. Он не есть реальность, хотя ты можешь выразить реальность в нем, если захочешь. Ты также волен написать чепуху или ложь или вырвать страницу».
Негромкий выразительный голос ровно звучит в приглушенном шуме идущего поезда. Зарываясь глубже Соби под бок, вслушиваюсь в эти сливающиеся звуки, постепенно проникаясь, окутывающим меня душевным комфортом. Мне никогда еще не читали вслух. Даже Сеймей такого не делал. Мне и в голову раньше не приходило попросить Соби о чем-то подобном, но ему захотелось сделать это самому. Воспринимать смысл слов, конечно, сложнее. Я больше слушаю его голос, совершенно завораживающий своими мягкими, глубокими интонациями. Точно воспроизводя эмоциональную насыщенность диалогов, делая в нужных местах паузы и ударения, он воссоздает для меня описанные в книге картины и, наполненные настроением Соби, они начинают звучать по-новому, окрашенные оттенком его восприятия. Пожалуй, если я буду перечитывать эту книгу, голос Соби вновь зазвучит в моей голове как сейчас. Я просто не смогу больше чувствовать это иначе.
-«Облако не знает, почему оно движется…» «Но небо знает, куда и зачем плывут облака, какую картину они рисуют. И ты тоже узнаешь, когда поднимешься достаточно высоко, чтобы взглянуть за горизонт».
Приехав в Осаку, долго гуляли по городу. Купили на станции путеводитель и отправились по одному из предложенных там пеших маршрутов. Череда красивейших храмов, площадей и скверов сменялась для нас тишиной музеев, которые мы, к нашему большому сожалению, не могли охватить целиком.
А потом мы запускали в парке бумажного змея. Соби купил его для меня в сувенирном магазине, когда мы бродили по узким улочкам старого центра, заходя иногда в маленькие, украшенные фонарями и лентами лавки, не в силах устоять перед всей этой выставленной за потемневшими от времени стеклами окон очаровательной мишурой. Мне все хотелось разглядеть получше, потрогать, повертеть в руках. То есть, я понимал, что эти вырезанные вручную из дерева миниатюрные фигурки, тонкие чаши, и искусно расписанные тушью панно, это все не настоящее, просто приманка для туристов, но тот бумажный змей в форме большой птицы, похожей на журавля меня совершенно покорил. Ее белоснежные крылья с пушистой, имитирующей перья бахромой, смешной узкий нос и выгнутый веером хвост… Этот журавль был просто чудесен. Я не устоял перед ним, и хоть и отказывался, Соби все же мне его купил. А затем мы, уже не обращая внимания на оставшиеся пункты нашей походной программы, отправились в парк. Мне не терпелось опробовать там наше приобретение. В Осаке сейчас самый разгар Ханами и в парке было много людей, гуляющих вдоль берегов реки, либо сидящих на покрывалах и циновках под сенью цветущих сакур. Но все-таки это не помещало Соби запустить нашего бумажного змея. Запрокинув голову, я смотрел как он, покачиваясь и трепеща белоснежными «перьями» набирает высоту. Затем Соби подошел ко мне и обхватил сзади за плечи, передав мне крестообразный держатель, с намотанной на него уходящей вверх тонкой веревкой. Показал как управляться с ним, натягивая и осторожно стравливая линь, позволяя широким изогнутым крыльям нашей птицы ловить восходящие потоки воздуха и возноситься все выше. Я чувствовал ладони Соби на своих, он мягко прижимал и подталкивал мои пальцы, подсказывая, когда стоит прибрать или ослабить веревку, а потом, когда я разобрался что к чему, его руки просто замерли, согревая мои. В те минуты я остро жалел, что вокруг сейчас столько людей. Что я не могу вскинуть голову и провалиться глазами в его взгляд, не могу ощутить теплую терпкость его губ на своих губах. Мне кажется, Соби тоже сожалел об этом. По крайней мере, его пальцы лежащие сверху изредка слегка вздрагивали и сжимались, словно он желал бы большего, но не мог себе подобного позволить.
И все же, несмотря ни на что, мне было очень хорошо. Как никогда в жизни. Я смотрел, как наш журавль парит высоко в небе в окаймлении наполненных солнцем крон цветущих сакур и ощущал странное, щемящее счастье, причин которого я даже не смог бы себе объяснить. Меня наполняло тихое, завораживающее упоение, живое и ясное и вместе с тем умиротворенное как мерцающая закатными лучами морская гладь.
И только тихое шуршание бумаги в моем кармане нарушало это безмятежное состояние, привлекая внимание, когда я случайно задевал карман локтем. У меня не было времени и возможности перепрятать записку Ритцу, поэтому она все еще лежала там. Этот едва слышный шелестящий звук отдавался легкой немеющей тяжестью в животе, словно во мне просыпалось какое-то недоброе предчувствие. Что было довольно странно. Я никогда не отличался хорошей интуицией или маломальской способностью к предвидению. Но в груди все равно что-то слегка сжималось, будто в опасении, что спустя мгновение что-нибудь вторгнется в мой наполненный сейчас солнцем и теплом мир и разрушит его. Я чувствовал себя так, будто это мой последний день рядом с Соби, и потому не мог не ощущать все вокруг так четко, проживая каждое мгновение, заостряя внимание на вещах, которые я привык почти не замечать. На тихом дыхании Соби, на мягкой, шелковой прохладе его волос, скользивших вниз по моей щеке, когда он наклонялся к плечу и что-нибудь говорил мне так, чтобы я услышал.
Возможно, все эти отпечатавшиеся в моей памяти мгновения и сделали этот день настолько неповторимым и насыщенным. Я никогда не забуду нашу с Соби поездку в Осаку. Я точно знаю, что буду помнить об этом всю жизнь.
.
***
Светлые клубы сигаретного дыма отливают серебром в свете единственного монитора. Его яркий голубой прямоугольник контрастно выделяется в погруженной в вечерний сумрак комнате, бросая на лицо Ритцу-сенсея бледные скупые отблески. Толстая прямоугольная папка с размашистой надписью «Loveless» лежит слева от него на слившееся с этой темнотой поверхности компьютерного стола. Откинувшись в глубокое кожаное кресло сенсей задумчиво постукивает по ней кончиками пальцев.
За прошедшую неделю на младшего Аояги было собрано больше сведений, чем за весь период до этого. Копия школьного дела, медицинской карты с указанием всех случаев обращения за врачебной помощью. Записи его психотерапевта… Все документы, которые только можно было изыскать были добыты, заботливо скопированы и представлены сенсею для анализа.
В ходе этих изысканий был выявлен ряд прелюбопытнейших сведений. Например, неизвестные до этого факты о его неизлечимой амнезии и последовавшие за этим перемены в его поведении и отношении к нему со стороны семьи и окружающих. Его лечащий врач бесспорно проделала немалую работу, предоставив Ритцу почти безупречный образчик развернутой психологической карты личности со всеми сопутствующими диагнозами и кропотливой регистрацией всех протекающих в процессе наблюдения изменений.
Прикоснувшись костяшками пальцев в подбородку сенсей задумчиво изучает взглядом экран.
Сведения почерпнутые из полученных материалов понемногу заставили его усомниться в первоначальной оценке мотиваций Аояги.
«Склонный к анализу, болезненно честный, отличающийся обостренной тягой к справедливости и не терпящий любых форм насилия»… Эти характеристики не вписываются в напрашивавшийся первоначально портрет легкомысленно-эгоистичного или хладнокровно-беспринципного подростка, озабоченного соблюдением лишь собственных интересов. Если, конечно, он не отличается феноменальным лицемерием или если его лечащий врач ему не льстит, принимая желаемое за действительное. По крайней мере, некоторые комментарии, оставленные от руки карандашом на полях, заставляют прийти к мысли, что досточтимая Кацуко-сенсей без ума от своего маленького пациента.
Прикрыв глаза сенсей, скептично хмурит брови. Это не показатель. Аояги Сеймей тоже умел производить благожелательное впечатление, вежливостью и учтивостью манер располагая к себе любого собеседника. Но с Аояги-младшим дело обстоит иначе. Записи школьного дела характеризуют его, как крайне неустойчивую и неуживчивую в коллективе личность, склонную к конфликтам и открытым проявлениям личной неприязни по отношению к одноклассникам. Можно ли считать такую неоднозначность в оценках признаком неискренности характера, либо это наоборот является свидетельством его излишней прямолинейности. Если Сеймей превосходно умел скрывать свои чувства, Loveless может оказаться не способен на компромиссы с совестью, слишком остро реагируя на любые неправильные, по его мнению, низменные проявления реальности. Хотя впечатление портится сведениями о его поведении в школьной среде до инцидента с потерей памяти. Если верить личному делу до этого он отличался дружелюбием и беззаботным, бойким нравом, снискав всеобщую любовь и симпатию. Впрочем, эти изменения также можно счесть проявлением тех же качеств характера, просто иначе выраженных. Все взрослеют рано или поздно.
Итак, на что же делать упор. На неискренность или на излишнюю порядочность и честность. По-видимому, первоначально придется учитывать оба эти варианта, пока один из них не станет превалирующим.
Потянувшись к телефону, сенсей снимает трубку, нажимая на клавишу вызова приемной.
Спустя пару секунд в трубке раздается почтительно-сдержанный голос секретаря:
-Слушаю, Минами-сенсей.
-Вы передали мое распоряжение относительно сегодняшней смены?
-Да. Все выполнено. Следующие сутки объявлены выходными, весь персонал системного отдела распущен по домам.
- Превосходно. Вы тоже можете идти. На сегодня у меня нет поручений для вас.
- Благодарю Вас, сенсей. Всего доброго.
Ритцу вешает трубку. Откинувшись в кресле, глядит на экран.
Остается надеяться, что Loveless все-таки появится. Не может не объявиться, если Ритцу правильно оценил свойства его характера. Если же он предпочтет уклониться от встречи, это тоже в своем роде будет определенным, весьма красноречивым показателем.
Рицка.
Сумки с многочисленными сувенирами и открытками разобраны. Часть из них останется у Соби, часть перекочевала ко мне в шкаф, дожидаясь момента, когда я вернусь домой.
Я сижу за столиком, уткнувшись в ноутбук, читая книгу по прикладной психологии в одной из специализированных электронных библиотек. Соби по моей просьбе оставил свой компьютер подключенным Интернету, а сам отправился спать. Он выглядел очень усталым. Я заметил темные тени, залегшие под глазами, словно он совершенно не высыпается. Я забеспокоился, не мучается ли он бессонницей, и спросил все ли с ним в порядке, не тревожит ли его что-нибудь, что мешает ему нормально спать. Похоже он усмотрел что-то странное в моем вопросе. Отшутился и, не мешкая начал раскатывать циновку и футон. Наверное, чтобы продемонстрировать, что с ним все в порядке. По крайней мере, он провалился в сон буквально сразу едва коснулся головой подушки, прям как в прошлый раз, когда я ему приказал. Мне даже пришлось укрыть его одеялом, потому что сам он будто бы забыл сделать это или же не успел. Должно быть он и впрямь очень устал. Хотя меня все равно не покидает чувство, что с ним творится что-то странное. Уж очень необычно он себя иногда ведет. Прикрыв ладонью рот, украдкой зевает, когда думает, что я не вижу. Всегда ложится позже меня, а встает раньше, но вчера утром например, я, проснувшись, застал его спящим за столиком. Он дремал, опустив голову на руки, а рядом стояла недопитая чашка с кофе. Остывшая.
Сегодня я впервые рискнул спросить его о причинах этого, но не стал настаивать на полном ответе. Возможно зря.
Гляжу на расположенный в углу монитора таймер. Без пятнадцати час. Совсем скоро уже. Сохранив ссылку на последнюю прочитанную страницу, покидаю библиотеку.
Я все-таки решился пойти на эту встречу. Долго колебался, взвешивал все за и против, но потом подумал, что в том, что касается Соби не должно быть вещей, которые я могу не знать. Даже если это будет что-то неприятное. Я приму Соби любым, а вот мое неведение может сыграть с нами в итоге дурную шутку, позволив кому-то в ответственный момент смутить меня, шокировав какими-нибудь подробностями и тем самым получить преимущество в бою или разговоре. Я хочу быть готовым ко всем. Даже к плохому. Поэтому я должен выяснить все до конца.
Порывшись в кармане, достаю оттуда прихваченный из дома мини-CD-диск. Я скопировал на него перед уходом свою небогатую коллекцию ссылок, чтобы не искать их повторно, в том случае, если мне что-то понадобится. Как выяснилось не зря. Где-то среди этих заботливо рассортированных по папками закладок, есть та, которая мне нужна.
Скармливаю диск ноутбуку. Извлекаю из него электронный адрес сетевой игры «Рождение Мага», где меня сегодня ждут. Хорошо быть таким запасливым. Впрочем, я и так сумел бы найти эту игру, через поисковик, но теперь я могу не тратить на это время.
Со сдержанным волнением наблюдаю, как загружается главная страница сетевого портала. Все-таки красиво сделана эта игра. Потрясающе правдоподобные ландшафты и города. Очень живые персонажи. Даже тот маленький «вор», за которого я играю здесь, очень похож на меня. Такой же невысокий, темноволосый и с Ушками. Словно его рисовали специально для меня. Хотя это, само собой, не так.
На экране всплывает табличка. «Введите имя и пароль». Теперь я уже знаю, что сюда нужно вписать. Потянувшись, набираю на латинице свое истинное имя: «Loveless». В качестве пароля же я выбрал день рождения Сеймея. Нехитрый набор цифр, конечно, зато я их точно не забуду.
«Доступ разрешен».
«Приветствую¸ Loveless».
Удивленно вскидываю брови. А в прошлый раз меня спросили действительно ли я это я. То есть он. Ну в смысле Loveless. Им что ли больше не нужно подтверждений?
По экрану бежит полоска загрузки одиннадцатого уровня. Я как раз добрался до него в прошлый раз, правда так и не успел ничего сделать. Даже рассмотреть, что там есть толком не успел, потому что заснул весьма некстати. И во сне мне привиделся херувим. Редкий класс, его не часто выбирают. Ведь он совсем не может сражаться, только излечивать раны других персонажей, за счет этого набирая очки опыта. Мало кто захочет играть таким.
Надеваю на голову приготовленные заранее наушники. Все вокруг тотчас наполняется тихим шелестом листвы и щебетанием птиц, откуда-то издалека доносится журчание воды. Умиротворяющие звуки. Что бы ни ждало меня впереди, я к этому готов.
***
Где-то далеко, за многие километры от Токио на экран Ритцу-сенсея выпадает предупреждающая табличка: «Персонаж по имени Loveless вошел в Игру».
Он все-таки решился.
Усмехнувшись, сенсей разворачивает панель настроек, включая встроенные камеры. «Предупреждение системы».
«Ведется скрытая запись».
Что и требовалось.
Быстрыми скупыми движениями Ритцу загружает в виртуальное игровое пространство собственного персонажа.
Все необходимые условия созданы. Все остальное зависит теперь только от собственных усилий.
Рицка
Тронувшись вперед, обозреваю открывшуюся игровую площадку. Иду вдоль дорожки, поворачивая голову персонажа, оглядываясь по сторонам. А все-таки странно здесь все выглядит. Необычно. Не так как на других уровнях. Это место больше похоже на тропическую оранжерею или какой-то парк, крытый усеянным яркими лампами высоким полукруглым куполом, сквозь ячейки перекрытий которого проглядывает ночное небо. Ухоженные аллеи обсажены весьма правдоподобными пальмами и кустами, утопающими в странном подобии папоротников и густых широколиственных растений, названия которым я даже не могу подобрать. И самое интересное, что тут похоже нет других игроков кроме меня. Обычно, блуждая по игровым локациям, через каждые несколько секунд кого-нибудь да встретишь. Здесь же словно вымерло все. Тут и впрямь что ли никого нет? Ни тебе положенных монстров, охраняющих сундуки с сокровищами, ни кого-то похожего. Да и графика игры несколько отличается, она будто бы более тщательно прорисована. Растущие по краям дорожек деревья и кусты, листья и цветы на них, все настолько яркое и живое, что начинаешь сомневаться, действительно ли эта картинка создана компьютером, или ты смотришь на пейзаж, существующий в каком-то реальном месте и транслируемый на монитор.
Встряхиваю челкой. Чего только в голову не придет. Такого не бывает. Не может же мое компьютерное изображение передаваться куда-то в существующее место. В этом есть что-то от трехмерной голографии. А это уже почти из области фантастики. Чушь, одним словом.
Бросаю быстрый взгляд на часы. Всего три минуты до встречи. Ну и где этот Ритцу-сенсей? Вообще тут настолько много места, что я рискую здесь заблудиться. Надеюсь, я не буду вынужден бродить по этим извилистым тропинкам всю ночь, так и не встретив его?
Завернув за очередной поворот, останавливаюсь. Моему взгляду открывается небольшая площадка, рядом с чем-то похожим на рукотворный водопад. Так вот откуда я слышал шум воды. Сбегая с горки, живой полноводный поток погружается в небольшое окруженное камнями озерцо. Изливающийся оттуда ручей, сделав плавный поворот, исчезает в кустах, смыкающихся над узким руслом. Через него перекинут изящный ажурный мостик. По краям водопада широкими отвесными террасами высажены цветы и причудливые растения с длинными листьями и сережками, пышными гроздьями падающими вниз. Перед всем этим великолепием, удерживая в руках небольшую лейку с длинным узким носом, спиной ко мне стоит высокий человек в длинных темных одеяниях и низкой широкой шляпе. Такая одежда, кажется, соответствует принадлежащим к классу магов. Незнакомец с неторопливой невозмутимостью поливает компьютерные цветы.
Замерев, гляжу на него, затаив дыхание. Полупрозрачная табличка над его головой говорит о том, что это тот, кто мне нужен. Минами Ритцу. Этот человек, учебник которого я штудировал последние несколько недель должно быть немало сил вложил в обучение Соби. Он не мог не быть для своего ученика кем-то важным. Мне давно хотелось на него посмотреть. Но представлял я его себе совсем не так. Когда я думал о том, каким мог быть учитель Соби, мне невольно вспоминался тот его сенсей, что преподает ему живопись в университете. Небольшого роста, пожилой, с коротко стриженными с проседью волосами. Этот же человек выглядит так, будто ему от силы лет тридцать-тридцать пять. Подтянутая фигура, прямые платиновые волосы по плечи. Явно слишком молод, чтобы воспитывать Соби с самого детства. Хотя о чем я думаю, это же игровой скин. На самом деле он может выглядеть совсем иначе.
-Ты так и будешь стоять там и молчать?- он поднимает голову, слегка оборачиваясь, лейка в руке останавливается,- признаться я ожидал несколько большего.
Вздрагиваю. Как он меня заметил? Я же так тихо шел.
Чертыхаюсь про себя. Из-за того насколько все вокруг реальное, я уже начинаю забывать, что это компьютер. Он же видит меня на своем мониторе. Хотя ощущения от происходящего и впрямь очень странные. Я словно проваливаюсь в экран. Из-за того, что я смотрю сейчас на все глазами своего виртуального подобия, я чувствую себя так, словно я не снаружи, а внутри.
***
-Это ведь вы меня сюда пригласили. Вам и говорить.
Ритцу слегка усмехается. А он довольно смел. Стоит там на тропинке у входа на площадку, смотрит исподлобья. Взгляд настороженный, а кончик хвоста беспокойно вздрагивает. Слишком откровенные эмоции. Все как на ладони.
-Я давно ждал тебя. Рад, что у тебя хватило мужества прийти сюда.
Аояги хмурится.
-А чего мне бояться?
-А ты считаешь, что нечего? Разве собственное положение не внушает тебе страх?
В его глазах на мгновение появляется замешательство, он слегка облизывает губы.
-Я не понимаю, о чем вы.
-Возможно,- Сенсей ставит лейку на невысокий свободный от растений выступ, - и вместе с тем, что может двигать тобой, если не страх? Как многие вещи на свете совершаются именно под его воздействием.
-Если и так, то это не тот случай, - мрачно сдвинув брови, Аояги делает несколько шагов вперед, словно желая подтвердить этим свои слова, - я не боюсь.
-Так уж совсем ничего? – Ритцу иронично вскидывает брови.
-Ну…- он отводит глаза, словно вспомнив о чем-то,- к вам это, по крайней мере, не относится.
Поднимает напряженный взгляд.
-Вы хотели рассказать мне что-то о Соби. Я слушаю.
Ритцу прикрывает глаза. Итак, Loveless равнодушен к условностям и прямолинеен. И довольно искренен. Играть в ложную смелость и бравировать он не стал. Просто сменил тему. Как интересно.
-Мне кажется, будет справедливо, если ты сам вначале поведаешь мне кое-что о Соби-куне в качестве аванса. Например, о том, почему он подчиняется тебе. У вас нет единого имени. В чем причина того, что он считает тебя своим хозяином? Ведь ваша связь-это нонсенс.
Лицо Аояги слегка темнеет. Ему явно не понравились эти слова.
-Почему вы так говорите? Что вы вообще знаете?
-Побольше тебя, будь уверен, - скрестив руки на груди, Ритцу опирается спиной о выступающий из рукотворной скалы высокий узорчатый штакетник,- он подчиняется тебе, несмотря на то, что его истинный Агнец погиб. Это беспрецедентный случай, чтобы Боец не только остался жив после подобного, но еще и согласился служить другой Жертве. Откровенно говоря, исходя из всех обстоятельств, Соби-кун должен быть сейчас мертв.
Ритцу делает ударение на последнем слове. При этом глаза Аояги слегка расширяются. Он чуть отшатывается назад, поджимая губы.
Взгляд сенсея становится пристальным. Итак, Loveless дорожит своим Бойцом. Все интереснее и интереснее.
-Я не обязан отвечать на такие вопросы. Это дело мое и Соби, а совсем не ваше.
-Ошибаешься, - с ленивой насмешливостью Ритцу приподнимает брови,- с тех пор как ты выкрал мой учебник, это перестало быть только твоим делом. Теперь в этом замешано куда больше людей, чем ты думаешь.
Он аж дыхание задержал. До чего же он эмоционален. Совершенно не умеет контролировать выражение своего лица. С его стороны было бы глупо даже пытаться провести кого-нибудь.
-Это что… обвинение?
-Нет, - Ритцу в легком неудовольствии прикрывает веки,- против тебя нет улик и доказательств. Но мне достаточно того, что я знаю, что это так.
-В таком случае, вы зря тратите время, - поддев носком ботинка лежащий рядом камешек, Loveless упрямо смотрит на собеседника, - говорите то, что собирались сказать мне про Соби и я пойду.
Сенсей чуть вскидывает голову. Не только смел, но и дерзок. Он полагает, что может просто повернуться и уйти? Это иллюзия, Аояги.
-На твоем месте я не стал бы вести себя подобным образом и проявил бы больше уважения. На мой взгляд, ты кое-что должен мне, тебе так не кажется?
Он вскидывает презрительно-изумленный взгляд.
-Я? Должен?
-Совершенно верно. Ты же воспользовался плодами моих трудов, а если просматривал содержимое учебника, то и моими знаниями. В каком-то смысле, ты, пусть того и не признавая, тоже мой ученик, только заочник. А у ученика перед учителем, есть много обязательств.
Похоже он совершенно ошарашен подобной логикой. Такого он явно не ожидал. Ресницы вокруг широко раскрытых глаз слегка вздрагивают. Сонный шепот листвы заглушает отрывистый вздох.
-Не говорите ерунды, я никакой не ученик вам и ничего вам не должен,- выпаливает он,- Все это время вы только и делали, что нападали, а мы с Соби защищались…
-Нападал? Так ли это? - в его голосе Ритцу ясно проскальзывает усмешка. Холодные глаза прожигают насквозь,- Прийти ко мне и получить ответы на свои вопросы,- вот то, что предлагали тебе с самого начала. Если бы ты решился, то в обороне не было бы нужды. Почему ты не сделал этого, Loveless-Рицка? Если у тебя была возможность решить все миром, зачем было упорствовать и идти по столь опасному пути?
-Я не пришел к вам, потому что этого не хотел Сеймей. У него, наверное, были причины не верить вам.
Сенсей прикрывает глаза. Хорошо держится. Выскальзывает из пальцев словно вода. Без сомнения Loveless осознает, к чему затеян весь этот разговор. Так или иначе, на вопрос он ответил.
-А как к этому относится Соби-кун?
-Он с этим согласен.
-Вот как,- сенсей усмехается, - а с тем, что ты незаконно проник в систему, он тоже согласен?
Аояги вздрагивает, подбираясь. Брови сходятся, он отводит глаза.
-Что ты молчишь? Ты не сказал ему?
Сжимает веки.
-Вижу, что не сказал. Почему, хотелось бы узнать? Раз уж вы так во всем единодушны. Ты не доверяешь ему?
- Я верю Соби.
- Тогда, что тебе мешает посвятить его во все это? Или быть может причина в том, что ты сам понимаешь, насколько плохо поступил?
Он встряхивает головой.
-Прекратите об этом говорить. Я никому не сделал ничего плохого.
В глазах сенсея зажигается ирония.
-Ну, если воровство, по-твоему – есть нечто не выходящее за рамки дозволенного, то ничего дурного ты безусловно не сделал.
Аояги поднимает ставший напряженным и злым взгляд.
-Я не хочу выслушивать все это от вас. Если вам нечего мне сообщить, я ухожу отсюда.
Разворачивается, чтобы уйти. Делает несколько шагов к выходу.
Вслед ему доносится равнодушный голос сенсея.
-Это уж как тебе будет угодно. Но в твоих же интересах не пытаться закончить этот разговор.
Он останавливается будто, наткнувшись на стенку. Медленно поворачивается, ботинки скрипят по песку.
-Вы мне что… угрожаете?
-Ни в коем случае. Подобного нет в моих привычках, - Руки Ритцу задев оплетающие низкий заборчик листья вьюна отрываются с него, скрещиваясь на груди,- В данный момент, я озадачен тем, чтобы помочь вам выбраться из той ловушки, в которую вы сами себя загнали. Разве такое намерение можно счесть угрозой?
Аояги непонимающе хмурится. По тому, как он переминается с ноги на ногу видно, что он все еще хочет уйти, но слова сенсея заставляют его остаться на месте.
-О какой ловушке идет речь?
-О той, что захлопнется за вами, если ты не прекратишь вести себя как ребенок и продолжишь упорствовать. Ты, быть может, и выйдешь сухим из воды, но Соби-кун сильно пострадает. Если тебя это, конечно, волнует, хоть в какой-то степени.
Loveless не обращает внимания ни на одну из предложенных приманок, сразу выхватив то, что зацепило его в этих словах.
-Соби может пострадать? Почему? Он же…
Он же здесь ни при чем. Ты ведь это хотел сказать, Loveless? Сенсей удовлетворенно прикрывает глаза. Теперь совершенно очевидно, куда следует давить. Отношение Аояги к Соби-куну,- вот его слабое место.
-А ты не догадываешься, почему?- он слегка прищуривается, изучая взглядом лицо мальчика, - примерно неделю назад Соби-кун вошел в систему, используя похищенные пароли.
Loveless вздрагивает всем телом. Впившись взглядом в невозмутимое лицо Ритцу, ищет на нем признаки неискренности.
-Это ложь! Соби не мог такого сделать!
-Ложь? – оставив насмешки, Ритцу становится предельно серьезным, - отнюдь. Я редко лгу. Подобные вещи имеют множество неприятных побочных эффектов. Оперировать правдой куда надежнее. Соби-кун незаконно вторгся в систему, чтобы просмотреть ученическую базу данных. Он искал там сильного Бойца мужского пола, возрастом примерно от тринадцати до тридцати лет. Тебе это о чем-нибудь говорит?
Его лицо выдает растерянность. Брови в замешательстве сходятся. Взгляд, рассеявшись, скользит по песку, будто он пытается уяснить для себя причины столь странного поступка своего Стража. Рука отрывисто взлетает ко лбу, но не касается его, замерев по дороге. Весьма откровенная реакция. Такое сложно сыграть. Значит Соби-кун совершил все это без ведома Аояги. Прекрасно. Лучшего поворота событий сложно было ожидать.
-Что ты молчишь? Ты не знал об этом?
Полный отстраненного сдержанного интереса голос Ритцу привлекает мое внимание, заставляя вернуться в реальность. Все это слишком невероятно, чтобы быть правдой, но что делать если он не лжет.
-Нет,- потерянно качаю головой, - я впервые об этом слышу.
-Вот как,- он окидывает меня удивленно-насмешливым взглядом,- но ведь Соби-кун твой Боец. Как ты мог не знать о его действиях, если ваша связь по твоим словам настолько сильна.
Хмуро кошусь на него. Он словно издевается надо мной. Стоит на месте, скрестив руки на груди, изучая взглядом словно некий занимательный экспонат.
- Я не принуждаю Соби к тому, чтобы во всем отчитывался мне. Если даже вы не врете, значит у него на все были веские причины. Он свободный человек, я доверяю ему.
- По-твоему, Соби-кун свободный?- Ритцу подается вперед, в глазах рождается сарказм, - то есть ты намерен настаивать на том, что он сам взял на себя такую ответственность?
От удивления я даже отступаю на шаг. Его тон полон такого пренебрежения, что меня захлестывает волна негодования. Кем он считает Соби! Он что-ли в его понимании безвольная кукла?!
- Что вы за учитель, если совсем его не знаете!- стискиваю кулаки, щеки заливает пылающая гневная краска,- Соби сам способен принимать за себя решения и он прекрасно с этим справляется!
Мои сверкающие гневом глаза наталкиваются на его холодный взгляд.
-Сразу видно, как плохо ты разобрался в прочитанном. Я даже, признаться, разочарован. Соби-кун не может игнорировать правила Школы, исходя только лишь из собственных интересов. Ты, очевидно, не учел этого в своих планах? Совершенно ясно, что он нарушил закон, потому что ему приказали поступить так. Ты приказал.
Вздрагиваю от неожиданности. Вскидываю пораженный взгляд. Он думает, я стал бы втравливать в это Соби?! Загребать жар его руками?! Да что он такое несет!
- О чем вы говорите?! Я ему такого не приказывал! Я никогда не сделал бы подобного!
Ритцу слегка кривится, словно ему неприятно на меня смотреть. Эта невольная эмоция, на мгновение отразившаяся на его лице делает впечатление от этого еще острее.
- Если ты не хочешь, чтобы окружающие видели твою ложь, тебе стоит научиться лгать убедительнее. Такой неестественной фальши я еще не слышал.
Дергаюсь. Эти слова звучат как пощечина. Я прямо чувствую, как шерсть на хвосте становится дыбом от этого оскорбления.
- Не смейте… говорить что я лгу!
Уголки губ сенсея презрительно изгибаются.
-К твоему сожалению все указывает на это. Иначе откуда Соби-кун мог взять пароли, чтобы войти в систему? Ты единственный, кто мог дать ему их.
Стискиваю зубы.
-Я ничего никому не давал!
-Неужели? Тогда быть может, ты сам предложишь мне внятное объяснение того, что он узнал их?
Зло гляжу на Ритцу. Ушки от бессильного гнева прижимаются к голове. Он поймал меня. Я понятия не имею, откуда Соби мог взять эти пароли. Мне нечего ответить на его вопрос. Если этот тип, не водит меня за нос и не блефует тогда…
-Итак, я слушаю твои варианты. Предложи мне их, если я, по-твоему, не прав.
Стискиваю веки. Как же мне не нравится этот разговор. Но я просто не в состоянии уже повернуться и уйти. Этот Ритцу привязал меня к себе словами, словно канатом. Я не могу не отвечать на его вопросы….
-Я не знаю, откуда у Соби эти пароли.
Ритцу прищуривается.
-Не знаешь. Весьма любопытно. Более жалких отговорок я в жизни не слышал. Если ты хотел спасти свою шею, то тебе следовало подготовиться лучше и запастись правдоподобными объяснениями.
От этих слов сердце гулко ударяет в ребра. По коже бежит неприятный холодок. Все внутри замирает в нехорошем предчувствии.
-Спасти шею?- мой голос понижается до хрипловатого шепота,- Что вы такое несете?
Ритцу устремляет на меня тяжелый взгляд.
-Откровенно говоря, Loveless, я не верю ни единому твоему слову. Ты столь яростно все отрицаешь, увиливаешь от ответа на вопросы. Это наводит на определенные размышления. Но что бы ты не делал, тебе не удастся переложить свою вину на Соби-куна.
Мои глаза широко распахиваются. Это немыслимо! Я просто не могу поверить в то, что слышу!
-Вы думаете, я подставил Соби? Да как вы вообще можете так говорить?!
Сенсей неприступно склонят голову.
-Складывается такое впечатление.
Сжимаю зубы, строптиво вскидывая голову. Возмущение пополам с уязвленной гордостью жгучей волной вскипает в груди, выводя из равновесия.
-Верьте, во что хотите! Вы меня вообще не знаете!
Сенсей вскидывает холодный взгляд. Он даже бровью не повел.
-Совершенно верно. Но быть может и Соби-кун тебя совсем не знает?- слегка прищурившись Ритцу критично изучает глазами мое лицо,- он так слепо верит тебе, а ты его предаешь. Любопытно, осознает ли он истинные причины твоих поступков? Должно быть, если бы кто-нибудь открыл ему на все глаза, это стало бы большим ударом для него, не так ли?
Резко втягиваю в себя воздух, в груди ярким пятном разгорается жгучий холод. Гнев тает, сменяясь потрясением и страхом. Мысли все ретируются из головы. Все кроме одной. Ведь это же…
- Это же абсурд. Я никого не предавал!
Усмешка Ритцу становится жестокой.
-Но тебе нечем это доказать. Если уж ты не можешь убедить в этом даже меня, неужто ты думаешь, что Соби-кун, будучи обвиненным в твоих преступлениях, тебе поверит.
-Но ведь это действительно не правда! - в моем голосе уже сквозит глухое отчаяние,- Я даже не знал о том, что Соби сделал!
-К чему эти уловки, Loveless!-резкий голос Ритцу просто бьет по ушам,- Упорствуя ты еще больше убеждаешь окружающих в обратном. Эгоизм и трусость - самое отвратительное сочетание. Думаю, Соби-кун будет совершенно раздавлен, узрев в тебе эти качества.
Вздрогнув, зажмуриваюсь. Обхватываю руками голову, мне больно слушать его. Голос срывается на вздрагивающий, почти беспомощный шепот.
-Все это неправильно… Все не так…
Его слова, они просто невыносимы… Словно раскаленные спицы впиваются в разум!
-Прекратите! Довольно!
-Тебе не нравится то, что я говорю? Думал, никто ни о чем не догадается? Думал, тебе это сойдет с рук? Будь уверен, я приму меры, чтобы все об этом узнали.
Пошатнувшись, исступленно вскрикиваю:
-Но ведь это не правда!!
Взгляд Ритцу-сенсея становится пронзительным.
-Эти пустые отговорки ничего не стоят!- звук его голоса жестко вспарывает воздух,- Если я ошибаюсь, то может ты, наконец, объяснишь, в чем заключается правда! Зачем тебе понадобился мой учебник?!
Всхлипываю, вздрагивая всем телом. Стиснув веки, тяжело проталкивая в себя воздух. Этот уничтожающий, нетерпящий возражений голос причиняет такую боль, почти физическую. Я раздавлен, сломлен, совершенно измучен. Держаться дальше не осталось сил.
-Я…. я просто хотел стать хорошей Жертвой для Соби. Хотел помогать ему,- уронив голову на руки, обессилено оседаю на искрящийся в свете далеких ламп песок,- Я не знал, что это повлечет за собой столько последствий.
Повисает молчание. Уткнувшись лицом в колени, обхватив их руками, ощущаю только тошнотворную усталость и постепенно накатывающее мутной волной безразличие, словно мое признание разом лишило меня воли ко всему. Ритцу все еще смотрит на меня, я чувствую этот взгляд, но это уже не имеет значения. Его голос доносится словно бы издалека.
-Хотел помочь Соби-куну? Ты полагаешь, он нуждается в помощи?
Горько усмехаюсь.
-Вам этого не понять.
-Отчего же. Думаю, здесь ты ошибаешься.
продолжение в комментариях...
Chapter VIII Walls less
Узы.Chapter VIII Walls less
Узы.
Рицка.
Пальцы аккуратно удерживают за ручку крохотную чашечку, от которой исходит непривычный горьковатый аромат. Чуть приподняв над полом, слегка взмахиваю над ней рукой, посылая светлый вьющейся спиралью дымок к изголовью футона. Ну если и это не разбудит Соби, то я уж не знаю, что еще сделать. По крайней мере трясти его за плечо и звать по имени я уже пробовал. Эффект нулевой. Интересно, он всегда так долго спит по воскресеньям? Только вчера приехал жить к нему и уже узнал о нем столько занимательных подробностей.
Устроившись рядом на полу, склонив голову на бок, с насмешливой улыбкой гляжу на Соби.
Как крепко спит. Ну загляденье прямо. А еще расписывал мне как-то насколько чуток сон Стража. Чуток. Сразу видно. Я уже все утро фланирую мимо него туда-сюда, хоть бы бровью повел. Приближаю чашечку к самому лицу. Ну просыпайся же! Я вон до того докатился, что твой любимый кофе тебе сварил! Хватит спать, Соби!!
Вздрогнув, он слегка втягивает носом воздух. О. Подействовало. Ну, наконец-то.
Он слегка приподнимает голову от подушки, протирая ладонью глаза.
- Рицка?
Хмыкаю:
- С добрым утром. Хотя «утро» – это громко сказано.
Его глаза чуть расширяются в удивлении, он резко садится на футоне, бросая быстрый взгляд в окно.
- Рицка, сколько времени?
- Полдень, - информирую я его, вручая в руки чашку, - держи, соня.
Он застывает, словно не может поверить, что столько проспал. Затем опускает взгляд.
- Что это?- Брови в удивлении приподнимаются. - Кофе?
- Ага, - довольно ухмыляюсь. Не так то часто можно увидеть Соби таким забавно-растерянным, - заварной, как ты любишь.
- Вот как. Спасибо, Рицка, - прикрыв глаза, он крепко обнимает чашечку руками, приближает к носу, вдыхая запах.
- Очень необычный поступок с твоей стороны. Не стоило…
С мрачным ехидством развожу руками.
- А что было делать? Я уже все перепробовал.
- Ну,- он улыбается, склоняя голову на бок, - ты мог просто приказать мне проснуться.
Вскидываю брови. Действительно. Как-то я упустил из виду такую возможность. Но… Так даже лучше. Соби, сидящий на футоне в пижаме и с чашкой кофе в руках, это то еще зрелище. Достойное того, чтобы запечатлеть это на мой фотоаппарат. Кстати, где он? Поднимаюсь, шлепая к шкафу. Ни за что не упущу такой шанс. Кажется, пока я живу здесь, у меня есть возможность собрать на Соби изрядный компромат. Вот прямо сейчас и начну.
Возвращаюсь, нажимая на включение. Маленький объектив слегка выезжает вперед. Отличное будет воспоминание. Наставляю фотоаппарат на Соби, выжидая момента, когда он поднесет чашечку с кофе ко рту и сделает глоток.
Соби отпивает слегка из чашки, глаза его расширяются в изумлении. Фотоаппарат щелкает. Ой. Гляжу на получившийся кадр. Как-то Соби странно выглядит. Как будто вместо кофе пьет… мм…затрудняюсь сказать что.
- Рицка, можно тебя спросить? - мягкий, вкрадчивый голос Соби отвлекает меня от вдумчивого изучения картинки.
- Да?
- Скажи, ты, когда варил кофе,… сколько ложек ты туда положил?
- Ну-у, - пытаюсь вспомнить, - семь, кажется. Я знаю, ты любишь крепкий.
- А,- слегка улыбнувшись, он делает еще один глоток, прикрыв глаза, - понятно. Теперь я точно проснулся.
Смотрю на него, брови слегка вздрагивают. Я что-ли перестарался? С виду он абсолютно спокоен, но…
- Соби, что… невкусный кофе?
- Нет, что ты, - он поднимает на меня невозмутимый взгляд, - просто замечательный.
- Врешь, - мрачно выдыхаю я, поникая ушками, - я же вижу, тебе не нравится.
- Напротив, - он качает головой, делая еще один глоток, - очень нравится.
Подхожу и требовательно протягиваю руку.
- Дай ее мне.
Его брови слегка сходятся.
- Рицка, ты же не пьешь кофе.
Упрямо встряхиваю головой.
- Не спорь, Соби! Дай сюда чашку.
Он слегка вздыхает и возвращает мне крошечный сосуд.
Подношу к носу. Пахнет вроде нормально. Ну немного сильнее чем обычно, но…. Зажмурившись, наклоняюсь над чашкой. Соби меняется в лице и вскидывает руку.
- Рицка, стой!
Поздно. Я уже отпил. Совсем чуть-чуть, буквально микроскопический глоток. Но язык скручивает горечью так, что я едва не подскакиваю на месте. Во рту аж печет, а в глазах выступают слезы.
- Рицка…- виновато выдыхает Соби.
Отмахиваюсь от него рукой, перепрыгиваю через футон, и, добежав до кухонного стола, утыкаюсь лицом в раковину, яростно отплевываясь.
Слышу за спиной тяжелый, сокрушенный вздох.
Поспешно наливаю себе полный стакан чистой воды из стоящего на столе графина и начинаю полоскать рот. После третьего раза, кошмарные ощущения во рту несколько утихомириваются. Перевожу дух, смаргивая слезы. Я едва попробовал, а Соби полчашки выпил. Вот ужас-то.
Наполнив водой другой стакан, возвращаюсь. Протягиваю его Соби.
- Возьми. И не говори даже, что все в порядке, и что тебе не надо.
Он слегка усмехается.
- Хорошо. Не буду.
Берет предложенную воду и выпивает ее чуть ли не залпом.
Обреченно наблюдаю за процессом. Вот тебе и «С добрым утром, Соби…»
-Можно тебя попросить?
Оторвавшись, наконец, от стакана, он удивленно поднимает взгляд.
- Конечно, Рицка. О чем угодно.
Мрачно тыкаю пальцем в стоящую на кухонном столе чашку.
- Если я еще хоть раз приготовлю тебе какую-нибудь гадость на подобие этой, пожалуйста, не пей. Или не ешь. И уж тем более не ври, что тебе нравится. Договорились?
Он улыбается, слегка склоняя голову.
- Хорошо. Я понял, Рицка. Спасибо.
***
Так потекли мои дни у Соби. Это было очень странное ощущение. Если до этого я был в его доме гостем, то теперь эта грань, непреодолимым препятствием отгораживавшая меня от его маленького мира, стала стираться, трансформируясь во что-то иное. Словно пространство, доступное мне теперь, стало шире. Теперь мой тюбик с пастой и зубная щетка перекочевали на полочку под умывальником в отведенной для ванны зоне, и, вытирая лицо полотенцем, я смотрелся не в свое зеркало, а в его. Мои вещи и книги аккуратными стопками лежали в его шкафу. Открывая утром глаза, я видел не беленый потолок своей комнаты, а покатый деревянный с широкими выступающими перекрытиями. Освещение, запахи, звуки, доносящиеся с улицы - все было совершенно иным, и я понял насколько, только когда погрузился с головой в эту атмосферу, приняв ее как нечто, что я отныне, пусть и на время, но тоже могу считать своим.
Я опасался, что стесню Соби своим присутствием, и поэтому поразился тому, как легко он принял меня, сделав частью своей внутренней жизни. В те дни я мог наблюдать Соби в самых разных ситуациях. Мог видеть какой он дома. Как он готовит еду, легко скользя вдоль кухонного стола, наводит в своей маленькой квартире порядок или вместе со мной отправляется за покупками, расплачиваясь наличными или кредитными картами. Конечно, мне и до этого доводилось наблюдать, как он готовит. И тут, и гостях у Юико. Но в остальном, раньше мне казалось, что идеальная чистота в доме Соби и продукты в его холодильнике, являются неотъемлемой частью этого места, будто бы возникая сами собой. То есть естественно я так не думал, но сам процесс представлялся мне какой-то иллюзорной вещью. Я просто не мог вообразить себе Соби, занимающимся чем-то подобным. Просыпаясь, я заставал его сидящим за низким раскладным столиком с чашкой кофе в руках, просматривающим утренние газеты. А меня, как правило, уже ждал завтрак. Я мог видеть, как он причесывается, высоко собирая и подвязывая сзади длинные волосы. Как штудирует чьи-то труды по изобразительному искусству, сидя возле кровати, положив книгу на колено и делая какие-то пометки в лежащей рядом на полу тетради. Видеть как он, перекинув через плечо полотенце, идет в душ, застегивая за собой тонкую, матовую занавеску и слышать, как шумит за ней вода. Я подошел к Соби настолько близко, что от этого немного захватывало дух. Если раньше он казался мне неким нереальным существом, по чистой случайности наделенным такой же, как и у меня, плотью, то теперь я смог ощутить насколько он человек с теми же нуждами и заботами, что и у меня самого. Я и не думал, что это может быть для меня открытием, но оно стало таковым.
Но самое главное я получил возможность наблюдать, как он рисует. Как правило, возвращаясь домой после дневных прогулок или поездок куда-нибудь, я проводил вечера за своими книгами, забираясь на его кровать, а он - создавая какое-нибудь новое творение возле окна.
Мне нравится смотреть, как Соби рисует. В этом есть своеобразная, удивительная магия. Он настолько погружается в работу, что, кажется, будто весь мир перестает существовать для него в тот момент, сменяясь другим, создаваемым его воображением. Даже его глаза в тот момент смотрят несколько иначе. В них загорается какой-то особенный огонек, взгляд становится очень мягким, а на губах появляется едва заметная улыбка, когда он стоит у мольберта или сидит на полу за низким столиком для рисования. Наблюдать за ним тайком в это время доставляет мне большое удовольствие. Меня удивляет, что для своих работ он не пользуется какими-либо фотографиями или наглядными примерами. Откуда он берет свои сюжеты? Он уже видел все это где-нибудь, или же придумывает их сам? Является ли причиной многообразия таких ярких, неповторимых мотивов его умение Бойца осознавать и воплощать форму или его талант художника, сложно сказать. Но независимо от этого насколько же поразительно сильна его память, хранящая в себе такое большое количество самых разных образов, а также способность представлять себе все это так ясно и удерживать в голове.
Я уже научился видеть разницу в его движениях, к зависимости от того, как он работает на этот раз. Когда он рисует в европейской технике, стоя у мольберта, движения его сдержаны и неторопливы. Он прикасается кистью к бумаге бережно и почти ласково, невесомыми, выверенными взмахами покрывая цветом белоснежное полотно. Когда же он работает в традиционно японской технике, сидя на полу перед низким столиком для рисования, руки его двигаются совершенно иначе. Они словно порхают над листом, опускаясь и приподнимаясь, выписывая линии и проставляя в нужных местах сложные пятна. Это просто завораживающее зрелище. Он сидит в традиционной позе на коленях, спина безупречно прямая, голова чуть склонена вниз. Кисть, удерживаемая за кончик, словно становится продолжением его пальцев. Он легко подается вперед, передавая единое движение через все тело, сквозь плечо и локоть, и иногда настолько увлекается, что кисть начинает скользить по рисовой бумаге в невероятно быстром, стремительном ритме. Мазки ложатся на плоскость листа с потрясающей точностью и сноровкой. Кисть живет в его пальцах, вальсирует, а иногда практически ударяет по поверхности, словно Соби едва сдерживает струящуюся вовне энергию, рожденную его вдохновением и страстью художника.
Когда я увидел, как он рисует, мне в голову пришла одна мысль, которая вначале показалась мне безумной, но продолжала преследовать, не уступая, настаивая на своем.
Превратившись сначала в возможность, а затем в отчаянную решимость. Осталось только подождать, когда Соби вновь встанет к мольберту, чтобы получить шанс осуществить задуманное. И, кажется, это случится уже сегодня.
***
Вечер четвертого дня моего пребывания у Соби. Я удобно устроился на его кровати на животе, покачивая в воздухе босыми ногами. Передо мной на темном покрывале лежит раскрытая книга Зигмунда Фрейда. Я взял ее в публичной библиотеке, перед тем как уйти на каникулы. Хотелось узнать, о чем он пишет. Соби, когда увидел, что я читаю, только как-то странно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Наверное, он тоже читал это когда-то.
В комнате уютно и тихо. Исходящее от стоящего возле кровати обогревателя тепло окутывает меня, так что мне не холодно даже в тонкой пижаме, в которую я сейчас одет. Соби всегда включает обогреватель заранее, чтобы температура в комнате за вечер поднялась до нужного уровня, а потом выключает, когда мы ложимся спать. Весьма разумно. По ночам тут действительно бывает довольно холодно, как я успел заметить. Соби настаивал на том, чтобы я носил тапочки, как Нацуо и Йоджи до меня, но я отказался, чем, кажется, слегка его расстроил. Я уже понял, как сделать Соби что-нибудь приятное. Нужно просто позволить ему заботиться обо мне, ему это доставляет радость. Слегка улыбаюсь. Отрадно радовать его. Но тапочки – это перебор.
Осилив до конца очередной абзац, с тихим вздохом закрываю книгу. Все-таки эти рассуждения слишком уж категоричные и однобокие. Не хватает в них чего-то. Души, например.
Осторожно повернув голову, незаметно разглядываю Соби. Он стоит возле окна вполоборота ко мне, увлеченный очередной своей работой, уйдя в нее с головой.
Деревянный мольберт перед ним похож на высокий треножник. Лист ватмана натянут на установленную на мольберте художественная рамку, представляющую собой простой деревянный каркас, покрытый сверху листом тончайшей фанеры. На удобном столике рядом стоят, выстроившись полукругом миниатюрные фарфоровые чаши, с разведенной в них в разных пропорциях тушью. Посередине лежит подставка, на которой покоятся кисти, различной толщины и формы. Высокий, закрытый по краям фото-софит на штативе стоит слева за плечом у Соби, направленный на его работу. Лампы в его доме не очень яркие и он создает себе дополнительное освещение, чтобы, как он говорит, объективно воспринимать цвет.
Окунув край широкой плоской кисти в тушечницу и сняв излишки о ее край, Соби наносит несколько штрихов на полотно листа. Рукава его любимой травянисто-зеленой туники подвязаны у локтей. Волосы забраны наверх. Пальцы левой руки, в которой он держит небольшой, выпачканный уже отрезок ткани, все в светло-серых разводах от туши. Закончив заполнять цветом какую-то область рисунка, он опускает кисть в сосуд с водой, он слегка отжимает ее к край, снимая лишнюю влагу, и вытирает почти насухо о сложенный в ладони лоскуток прежде, чем набрать на кисть другой оттенок.
Наблюдаю за ним, закусив губу. В принципе, момента лучше, чем сейчас просто не придумать. Но мне все никак не решиться. Не собраться с духом, чтобы встать и подойти к нему. И тем не менее, чем дольше я тяну с этим, тем меньше у меня остается времени, а значит не стоит больше откладывать. Надо подняться и …
Покорившись неизбежности, снимаюсь с кровати и медленно приближаюсь к Соби, засунув руки в карманы пижамных брюк, чтобы скрыть свое волнение. Правда это не так то просто сделать, меня выдает хвост. Уж больно беспокойно он вздрагивает сзади и нервно бьет по ногам, выдавая мое напряжение. Предатель.
Заметив мое приближение, Соби слегка поворачивает голову, рука с кистью останавливается.
- Ты что-то хотел, Рицка?
- Да, - опускаю глаза, разглядывая пальцы босых ног, - можно мне посмотреть, что ты рисуешь?
Кажется, он слегка удивился. Я впервые за эти дни прошу его показать работу до того, как он ее завершил.
Чуть сдвинув брови, он испытующе глядит на меня, слегка склонив голову на бок.
- Боюсь, пока здесь не на что смотреть, Рицка. Я едва начал.
- И все-таки,- поднимаю слегка напряженный взгляд, - я посмотрю?
Соби несколько мгновений молчит, обдумывая мою просьбу. Затем, осторожно вздохнув, отступает на шаг назад, делая легкий разрешающий жест кончиками пальцев.
- Конечно. Если ты хочешь…
Прислоняется спиной к стене, наблюдая за мной из-под приспущенных ресниц.
Слегка пригнувшись, проскальзываю под лампой, стараясь не запутаться ногами в проводе. Окидываю взглядом мольберт.
Соби прав, смотреть и правда пока не на что. На листе только фон из плавно перетекающих друг в друга разнотонных светлых пятен, обозначающих глубину и выступающие части будущей композиции. Сквозь них проглядывает едва различимый карандашный набросок. Лишь несколько коротких, воздушно тонких отметок, выявляющих границы расположения будущих объектов на листе. Остальное Соби как всегда держит в голове.
Оборачиваюсь, не вынимая рук из карманов, слегка покачиваясь с пятки на носок. Мне не по себе, но скрывать это не выходит..
- Я хотел бы уметь рисовать, как ты. Научи меня, Соби.
Он открывает глаза, внимательно вглядываясь в меня. Должно быть, пытается найти на моем лице положенный при таких заявлениях энтузиазм. Который там начисто отсутствует. Что поделать, если я не умею лгать.
- Боюсь, что из меня выйдет скверный учитель, - он слегка усмехается кончиками губ, - но я знаю хорошую художественную школу, если ты действительно хочешь…
- Нет, - слегка качаю головой, - это не то.
Не давая себе возможности передумать, подхожу к нему и, взяв за руку, тяну обратно к мольберту. Лицо у меня сейчас, наверное, мрачнее некуда. В сущности, то, что собираюсь сделать, даже в моей голове не совсем укладывается, а вот как на такое отреагирует Соби.
Он слегка хмурится, не понимая, что я задумал, но все же идет следом. Заставляю его вернуться на прежнее место и, нырнув под локоть, становлюсь пред ним, лицом к мольберту. Прикрыв глаза, проглотив застрявший горле от волнения комочек, обвиваю руками его запястья, положив ладони сверху на их тыльную сторону, обхватывая большим пальцем и мизинцем, так что его руки теперь словно бы становятся продолжением моих.
Делаю глубокий вдох, приготовившись…
- Рисуй, Соби.
Он слегка вздрагивает, замирая. Прикрыв глаза, отсчитываю в голове секунды, чтобы хоть немного успокоиться и перестать так нервничать.
- Рицка, зачем все это? - голос Соби осторожно сдержан. Он еще не решил, как ему следует относиться к происходящему.
- Я уже сказал. Хочу научиться...
- Таким способом? - в замешательстве он слегка усмехается.
- Да, - упрямо склоняю голову, пальцы на его запястьях слегка сжимаются,- меня устраивает этот способ.
Он молчит, размышляя над таким моим ответом. Затем слегка вздыхает, будто через силу смиряясь с этой нелепой ситуацией, порожденной моим странным «капризом». Тянется к стоящему рядом столику, где он оставил свою кисть. Длина его руки больше моей, я вынужден, поспешив следом за ним, сделать шаг в сторону, в результате его ладонь едва не промахивается мимо подставки, стронув с места и заставив глухо звякнуть, ударяясь друг о друга фарфоровые тушечницы. Он задерживает руку над столиком, чтобы не опрокинуть что-нибудь. Не проронив ни слова и вообще ничем себя не выдав, осторожно ставит крошечные чаши на место. Берет одну из них, зажав при этом кисть между безымянным пальцем и мизинцем, и аккуратно и плавно перемещает руку назад. Несмотря на то, что он старается не делать резких движений, чтобы не разлить тушь из-за наших несогласованных действий, жидкость в низкой чашечке всплескивается и вздрагивает, угрожая перелиться через край, испачкав его ладони и пол. Замерев, он дает возможность туши в чашке слегка успокоиться. Передает маленький сосуд в левую ладонь и опускает кисточку внутрь, стараясь действовать больше пальцами, и как можно меньше запястьем.
Наблюдаю за его действиями, закусив губу. Боюсь себе даже представить, что он думает обо всем этом. Вряд ли что-то лестное. Думаю, я здорово рискую сейчас, испытывая его терпение. Покушаюсь на нечто, к чему притрагиваться вообще не имею права. Эта часть жизни Соби является его собственной заповедной территорией, где никому кроме него нет места, я это знаю. Одна лишь надежда, что терпение Соби и его воспитание Стража все-таки пересилят, и он позволит мне закончить начатое.
Отжав излишки туши о край чашечки, он поднимает взгляд на работу. И делает ошибку, автоматически повторяя привычные действия. Рука с кистью взлетает вверх. Моя, конечно же, запаздывает, повисая снизу мертвым грузом. Слегка вздрогнув, Соби застывает, я же по инерции продолжаю его движение. Наши руки сталкиваются, заставив кисть вздрогнуть в воздухе. Небольшая капля срывается с кончика и падает на рисунок, превращаясь в узкий потек внизу листа.
Вижу, как пальцы Соби едва заметно сжимаются. Ну вот, началось. Стискиваю зубы, невольно морщась. Я знал, что буду ему мешать. Что наверняка испорчу его работу. Пусть он только начал ее, но ведь это не имеет значения. Из-за моего присутствия, он все равно не сможет сделать все так, как замыслил изначально. И он наверняка это понимает. Что я отвечу ему, если он сейчас скажет: «Рицка, по-моему, это неудачная идея». Мне останется только отступиться. Потому что приказывать ему сейчас я не могу. Не тот это случай.
Глядя на медленно стекающую вниз капельку, он тянется вперед, чтобы стереть ее кусочком зажатой в левой ладони ткани. Не рассчитывает движения, и моя рука, поспешив следом, только еще больше вдавливает каплю в лист, превращая в бесформенное пятно.
Слегка вздрагиваю, зажмуриваясь. Моя идея больше не кажется мне такой уж замечательной. Все это выглядит до ужаса глупо. Совершенно бессмысленно. Своими нелепыми попытками я только делаю хуже, чем есть. И разница в росте еще больше усугубляет положение. Мои руки уже начали уставать. Необходимость так высоко держать локти заставляет мышцы находиться в постоянном напряжении. Я и сам так долго не выдержу.
Соби слегка вздыхает за моей спиной. Крепче стискиваю веки, мысленно подготовившись к тому, что он сейчас попросит меня прекратить все это.
- Рицка, ты не возражаешь, если мы начнем новую работу?
Открыв глаза, в удивлении поворачиваю голову, поднимая взгляд. Соби смотрит спокойно и терпеливо. По слегка сведенным бровям видно, что он по прежнему не понимает, зачем мне все это понадобилось, но отказывать мне не собирается.
- Да, - с облегчением отстраняюсь, отпуская его запястья, - конечно, Соби.
Отступив в сторону, наблюдаю, как он, осторожно снимает незаконченную картину с мольберта. Хорошо, что он предложил начать заново. Мне было бы очень неприятно, если бы я своей неумелостью помешал ему должным образом осуществить его замысел. Испортить творение Соби, это было бы чересчур.
Он уносит работу к стене, прислоняет к ней, позволяя просохнуть. Возвращается и, встав на одно колено, начинает возиться с мольбертом, раскручивая крепления, чтобы опустить горизонтальную планку-держатель на одно деление вниз. Отрегулировав нужным образом высоту, вновь уходит куда-то. За чистой рамкой должно быть. Он, как правило, приготавливает сразу несколько штук. Я успел застать этот момент и видел, как он это делает. Погружает на несколько секунд лист ватмана в наполненную ванну, заставляя равномерно намокнуть. Затем укладывает на поверхность рамы и осторожно, стараясь не порвать ставшую мягкой и податливой бумагу, заворачивает ее на тыльную сторону, закрепляя там частым рядом кнопок. Затем отставляет, позволяя стечь воде. Высохнув, лист натягивается, создавая идеально ровную, готовую для работы плоскость. А после того, как рисунок закончен, Соби осторожно срезает его, проводя по краю острым канцелярским ножом.
Вернувшись, он устанавливает новую рамку на мольберт и ставит между ним и собой маленькую скамеечку, на которой иногда сидит, когда мы обедаем. Протягивает мне руку.
- Все готово, Рицка. Можно начинать.
Вцепляюсь пальцами в его ладонь. Он помогает мне забраться на получившийся постамент, придвигает ближе столик с кистями и тушечницами, чтобы не вынуждать тянуться слишком далеко. Кажется, он все учел, чтобы мне было максимально удобно. Моя голова теперь слегка возвышается над его плечом, касаясь затылком левой ключицы. Мольберт находится прямо перед глазами. Взяв кисть, Соби слегка вытягивает руки вперед, давая мне возможность вновь обхватить его запястья. Кажется, он не сердится, что я отвлек его от прежней работы, заставив заниматься таким странным делом. Интересно, чем объяснить такую покладистость с его стороны. Это опять подчинение или все же что-то другое?
- Итак. Что мы будем рисовать?
Растеряно моргаю. Я думал, Соби сам это решит. Я же не ожидал, что он захочет начать сначала. О том, что рисовать я даже и не думал.
Он терпеливо замер за моей спиной, ожидая ответа.
- Сакуру,- торопливо выпаливаю первое, что приходит на ум. Вчера, когда мы возвращались домой в такси, я слышал по радио объявление о начале Ханами. Вот и отложилось в памяти.
Соби слегка усмехается.
- Хорошо, Рицка.
Опустив кисть в тушь, тянется к листу. Он не повторяет прежних промахов, двигаясь медленно и осторожно, позволяя нам обоим привыкнуть к новым непривычным ощущениям. С удивлением осознаю вдруг, что на этот раз он не стал делать набросок. Наверное, решил повторить что-то из того, что уже рисовал раньше.
Он начинает с веток, обозначая светлым оттенком их будущее расположение. Осторожно проводит кистью по бумаге. Моя рука устремляется следом, старательно копируя его движения, пытаясь не отставать и не сбивать его. То есть, конечно, это почти невозможно. Я ведь все-таки не он. Я не могу проникнуть в мысли Соби. Не могу увидеть будущий рисунок, так как он видит его. Я не догадываюсь, что он сделает в следующий момент, куда повернет руку с кистью. Все это напоминает детскую игру на интуицию и скорость реакции. С одной лишь разницей. На этот раз все по-настоящему.
Наблюдаю за тем, как на листе постепенно вырисовываются контуры будущей композиции. Наверное, это должна была быть красивая пышная ветка. Вырастая из левого угла, она тянется вверх и наискосок, ширясь и разделяясь на более мелкие ответвления. Должно быть рисуй Соби подобное один, она и впрямь вышла бы очень красивой. Но сейчас я мешаю ему, то и дело запаздывая, когда он меняет направление движения, либо торопясь и нажимая слишком сильно. Из-за этого линии выходят неровными и размазанными или наоборот слишком тонкими и кривыми.
Закусив губу, смотрю на то, что получается. То есть я и не думал, что сразу выйдет идеально, но это просто кошмар какой-то. Почти что оскорбление таланта Соби. Однако он молчит, не возражая и не выказывая недовольства, хотя, уверен, это не может не задевать его.
Тихонько вздыхаю. Надо постараться осуществить все как можно быстрее, чтобы не мучить Соби долго. Только если бы я мог сделать так, чтобы это полностью зависело от меня.
Сосредотачиваюсь на его руках, пытаясь уловить даже мельчайшие движения. Вот он ведет кисть вверх, слегка прижимая к поверхности в том месте, где будут отходить в сторону отростки. Приближаясь к концу, постепенно отодвигает назад руку, делая линию все более тонкой. Плавно замедляет ход, предупреждая о том, что намерен остановиться вскоре. Замирает, затем, отрываясь от листа, осторожно переносит руку в другое место, чтобы повторить все заново.
Обычно подобные простые вещи вроде веток деревьев он рисует очень быстро, легкими плавными взмахами. Но из-за того, что он теперь вынужден учитывать мое присутствие, процесс движется крайне медленно, словно мы оба, опасно балансируя, идем по канату. Время, должно быть, летит сейчас стремительно и незаметно, но для нас оно едва ползет, измеряясь отрезками длиной в каждую ветку. Хорошо, что Соби такой терпеливый. Будь я настолько искусным мастером как он, я бы так работать просто не смог.
Закончив рисовать очередную веточку, он, в который раз уже отправляется за новой порцией туши. Прикрыв глаза, даю себе секундную передышку, пока Соби наполняет кисть. Насколько же это нелегко постоянно находиться в напряжении, чтобы в нужный момент успеть среагировать должным образом. Внимание помимо воли рассеивается. Как ни стараюсь, я все равно совершаю ошибки, сбиваюсь, заставляя кисть в пальцах Соби вздрагивать, делая неверные движения, и этим еще больше обезображивая рисунок. Он и так выглядит кривым и неказистым, будто бы созданным совсем неумелой рукой. Но Соби это не останавливает. Он продолжает действовать методично и спокойно, не позволяя себе отвлекаться или убыстрять темп. В отличие от меня невозмутимости и хладнокровия ему не занимать.
- Знаешь, Рицка, я, кажется, понимаю, зачем тебе все это понадобилось,- он задумчиво улыбается, - весьма необычный подход. Никогда не слышал ни о чем подобном.
Слегка задерживаю дыхание. Он все-таки догадался. Впрочем, ничего удивительного. Должно быть, он тоже не раз думал, как нам научиться взаимодействовать друг с другом, как настоящая пара. Возможно, это и хорошо, что он все понял. Правда я надеялся, что это случится несколько позже. Когда я хоть немного приближусь к тому, чтобы доказать ему возможность и эффективность такого способа. Я долго колебался, решая, стоит ли объяснять Соби свой замысел заранее. Я вовсе не думал, что он откажется мне помогать, но опасался его сомнений. Они только навредили бы делу. Хорошо, если он допускает такую возможность, позволяя нам обоим хотя бы попытаться…
- Соби, так ты не против?
- Нет, - он бросает на меня быстрый внимательный взгляд, - но выйдет лучше, если ты не будешь придавать моим действиям такого большого значения. Это не главное.
А что главное тогда? Ведь я не просто так выбрал именно такой способ. В поединке Жертва является тем, кто ведет Бойца, помогая ему, отвечая за его действия. Соби же до сих пор вынужден был справляться, рассчитывая только на себя. Свыкшись к этим. И я давно искал способ все изменить, но так, чтобы не приходилось его подчинять. Мне нравится, что я могу доверять его чутью, позволяя импровизировать и полагаться на собственные знания и интуицию. Но вместе с тем устраниться полностью означало бы бездействовать. Меня это не устраивает. Единственным выходом остается научиться дополнять его, не сковывая своим присутствием, работая как можно более слаженно. А значит, я должен быть максимально внимателен сейчас. Я начал все это, чтобы приноровиться действовать вместе с ним, вплетая в его движения свои, так чтобы они становились едиными. Чтобы начать, наконец, чувствовать его. Но теперь мне постепенно становится ясно, как непросто добиться подобного. А может статься так, что мне это вообще окажется не по силам. Чем больше времени проходит, тем быстрее тает моя уверенность в том, что у меня выйдет. В том может ли вообще что-то из такого получиться. Уж слишком медленно я привыкаю ко всему этому, постоянно путаюсь, не поспевая за Соби, мешая ему. Мне становится все сложнее отслеживать его движения, Разум устает от этой непрерывной вымученной сосредоточенности. И от того, что мне никак не сдвинуться с мертвой точки, я уже начинаю терять терпение.
Рисуя изгиб очередной ветки, рука Соби чуть сворачивает в сторону. Несмотря на все свои старания, я все-таки пропускаю этот момент. Кисть, заметавшись, дергается. Линия выходит зигзагообразно искривленной и к тому же слишком толстой.
Вздыхаю, стиснув зубы.
- Черт. Прости.
- Не извиняйся, Рицка, - он аккуратно подправляет насколько это вообще возможно испорченную область рисунка, - все в порядке.
Это он так говорит, чтобы не расстраивать меня. Отворачиваюсь, глядя в сторону, ощущая, как вздрагивают ресницы.
Он, наверное, тоже уже устал рисовать так, не смотря на все мои попытки не стеснять его. Но, начиная каждый раз новое движение, он поневоле вынужден преодолевать сопротивление моих рук, пока я не пойму, что он в этот раз намерен сделать. К этому еще можно добавить тот факт, что, концентрируя внимание на нем, я забываю следить за собой. Мои локти то и дело опускаются, утомляясь все время находиться в поднятом состоянии, и я своим весом тяну руки Соби вниз, к полу. Должно быть, ему правда нелегко. А он даже не возражает. Соби…
С трудом подавляю тяжелый вздох. Может прекратить все это? Не стоит оно того.
- Рицка, пожалуйста, не беспокойся так. Все хорошо.
Хмурясь, встряхиваю головой. Мысли что ли читает? Хотя это, наверное, все ушки. Повисли, небось, выдавая, насколько я сейчас расстроен и подавлен. Сжимаю зубы. Надо постараться. Нужно взять себя в руки. Ради Соби.
Закончив с веточками, он приступает к изображению цветов. Прикасается к листу кистью, слегка поворачивая ее кончиками пальцев, распуская веером, отчего ворс, описывая плавный полукруг, оставляет след в форме изящного лепестка.
Пытаясь сдуть со лба мешающую мне челку, напряженно слежу за его руками, постепенно заполняющими лист завитками цветов. Ну почему я выбрал именно сакуру, не мог придумать, что-нибудь попроще? Теперь следовать движениям Соби стало практически невозможно. Они настолько короткие и мелкие, что я едва ощущаю их, и вместе с тем малейшая неточность видна на рисунке, буквально приковывая взгляд. Если ветви еще могли бы быть такими неровными и кривыми, то цветы сакуры всегда совершенны. Любой изъян в их форме прямо-таки бросается в глаза.
Изнемогая уже от собственной неумелости, мрачно гляжу на работу. Я держусь на одном упрямстве. Просто заставляю себя сохранять сосредоточенность. От напряжения руки начинают слегка дрожать.
- Рицка, не пытайся отслеживать или предугадывать каждое мое движение. Постарайся увидеть все это иначе. Целиком, за нас обоих.
Ох, легко ему говорить. Что это значит вообще?
Качаю головой.
- Я не понимаю.
Кисть останавливается. Оторвавшись от листа, движется ко мне.
- Ты должен почувствовать меня не здесь, - он осторожно проводит кончиком ее черенка сверху вниз по моему лбу, затем кисть мягко упирается в грудь, - а здесь.
Вздыхаю, поникая ушками:
- Соби, я… пытаюсь.
Он едва заметно улыбается.
- Я это вижу.
Наклонившись, осторожно прикасается губами к моей макушке. Невозмутимо возвращается к работе. Слегка шмыгаю носом. Пытаться-то пытаюсь, но какого ж черта у меня до сих пор не выходит ничего? Уже больше часа прошло с того момента, как он впервые прикоснулся к этому листу, а результата как не было, так и нет. И вроде бы я даже успел приспособиться ко всему этому и ошибаюсь теперь реже, почти выучив несложный алгоритм этих движений, но я все еще не чувствую Соби. Я думал, что это придет само, став интуитивным, естественным. Но так я действительно скорее рисовать научусь, чем смогу ощутить его.
Закусываю губу. Почему же не выходит? Я что-то делаю неправильно? Но что? Он сказал, я должен увидеть это не разумом, а как-то по-другому. Вот только как именно? Все наши ощущения проходят через нейроны мозга и осознаются им. Как я могу почувствовать это иначе?
Кисть заканчивает рисовать очередной цветок, плавно скользит в сторону, смещаясь на другую ветку. Поглощенный своими мыслями, я пропускаю тот момент, когда она, опустившись, застывает. Моя рука не успевает затормозить, вжимая кисть в лист, превратив изысканный, тонкий лепесток в жирную бесформенную кляксу.
Соби замирает с легким вздохом. Зажмурившись, закусываю дрожащие губы.
Я даже не заподозрил, что он вот-вот остановится. Кого я обманываю. Я не чувствую его, просто слепо копирую его движения. Это бесполезно. Ничего не изменилось.
- Хватит, Соби. Пора прекратить все это. Прости, дурацкая была идея.
Он молчит, глядя вперед перед собой. Затем склоняет голову вниз.
- Рицка, я не верю, что ты так легко сдашься.
Тяжело вздыхаю, брови сходятся.
- Но ведь очевидно, что такой метод не работает. Какой смысл и дальше заставлять тебя заниматься всем этим?
Он бросает вниз осторожный внимательный взгляд.
- Я принадлежу тебе, Рицка. Ты вправе располагать мной, как сочтешь нужным.
Отпустив его запястья, обхватываю себя руками
- Я знаю, что вправе. Но это также означает, что я должен понимать, когда стоит уже остановиться.
Прикрыв глаза и откинув голову назад, прижимаюсь затылком к плечу Соби, смиряясь со своим поражением. Все-таки самонадеянно было полагать, что я могу придумать что-то новое, изменив привычные правила. Излишняя самоуверенность еще никого до добра не доводила.
Соби слегка вздыхает за моей спиной. Возвращает на столик кисточку и тушь. Снимает очки и, сложив, откладывает в сторону, словно приготавливаясь к чему-то. Сместившись в бок, осторожно поворачивает к себе мою голову, серьезно заглядывая в глаза.
- Рицка, мне не кажется, что это была плохая идея. Ты себя недооцениваешь.
Его ладонь скользит вниз по щеке, проникая под подбородок. Мои глаза расширяются, едва я осознаю, что он намерен предпринять. Ушки взлетают. Прежде чем я успеваю опомниться, он стремительно наклоняется и накрывает мои губы своими, приникает к ним так требовательно и крепко, что у меня перехватывает дыхание. Его рука безапелляционно запрокидывает мою голову, он твердо прижимает ее к своему предплечью.
Ох! Вцепляюсь пальцами в его тунику, вздрагиваю всем телом, ощущая как, обезумев, трепещут ресницы. Что он делает! Соби!
Задыхаясь, втягиваю носом воздух. Не давая мне возможности вырваться, он еще больше обхватывает мои губы, плотнее прижимается к ним, углубляя поцелуй. Погружая сознание в полнейшее смятение. Мысли все перемешиваются, пальцы слабеют. Совершенно перестав уже что-либо соображать, оползаю вниз. Ноги подгибаются. Соби подхватывает меня, не давая упасть, прижимает к себе, не прекращая целовать, обнимая губами, лишая воли к какому-либо сопротивлению. Без сил откидываюсь на его плечо, не в состоянии уже сделать хоть что-то. Да что же он творит со мной… С ума сойти можно.
Оторвавшись, наконец, от моих губ и с трудом переводя дыхание, он прислоняется своим лбом к моему.
- Тебе лучше?
Судорожно вздохнув, отрицательно мотаю головой.
Он слегка усмехается, затем вновь серьезнеет.
- Рицка, я готов уделить тебе столько времени, сколько потребуется, пока у нас не начнет получаться. Так, что ты решил? Мы продолжим работу?
Он хочет этого. Пытаюсь выпрямиться или хотя бы разлепить ставшие свинцовыми веки. Вот как ему возражать после такого? Веревки из меня вьет просто.
- Хорошо, Соби… Давай…
- Замечательно.
Он бережно ставит меня прямо на скамеечке. Едва отпускает руки, я, пошатнувшись, вновь падаю назад, прислоняясь к нему. Ну что он наделал, я же даже стоять ровно не могу. Хорошенький способ убеждения он нашел.
Ворчу:
- Вообще-то это я должен вдохновлять тебя на подвиги, а не наоборот.
Его взгляд вспыхивает, в нем зажигается озорной огонек. Он скромно опускает глаза.
- Я всего лишь служу тебе, Рицка. Поддерживать своего Повелителя – это мой долг.
Вот и поддерживай теперь. А то «Повелитель» на ногах едва стоит от слабости. А все ты виноват, Соби.
С легкой улыбкой он приглашающе вытягивает руки вперед. Обхватываю вновь его запястья, пытаясь хоть немного привести в порядок мысли. Как он полагает, я смогу продолжать? О какой сосредоточенности может идти речь, если я едва понимаю, что вокруг происходит. Голова словно в тумане. Я даже думаю с трудом.
Он берет кисть. Возвращаясь к лепесткам цветов, рука вновь устремляется к листу. Моя почти безвольно скользит следом, двигаясь невпопад. Упрямо встряхиваю головой, пытаясь вернуть себе хоть какие-то крохи прежней собранности. Впиваюсь глазами в рисунок, стараясь уследить за Соби. Совершенно бесполезное занятие в моем состоянии, я только окончательно порчу все, своими неровными, неуклюжими движениями постоянно сбивая его, то и дело размазывая тушь по листу. Если мне до этого казалось, что у нас плохо выходит, то теперь вообще перестало хоть что-то получаться. Все и впрямь познается в сравнении.
- Не пытайся вновь осознавать мои действия. Перестань думать о них, Рицка.
Почему он так настойчиво просит об этом? Я же держу его руки. Если я не буду следить за собой и помогать ему, он вообще не сможет рисовать.
- Соби, что это значит? Почему, я не должен думать, что делаю?
- Твои мысли только мешают тебе.
Ну вот опять. Похоже Соби знает, как надо и пытается мне помочь, но для меня эти слова лишены всякого смысла. Должно быть это оттого, что я по прежнему не могу представить себе то, чего пытаюсь добиться. Действую, не до конца понимая, что хочу получить в результате. Как я вообще могу почувствовать его? Каким образом это происходит?
- Соби, я не понимаю, что я должен сделать сейчас. Объясни мне.
Он останавливается, обдумывая что-то. Слегка вздыхает, приняв какое-то решение. Поставив на столик чашечку с тушью, он наклоняется к моему плечу, неожиданно целиком обхватывает губами мочку уха, слегка прикусывает, проводя по краю кончиком языка.
Вздрагиваю всем телом. Яркий импульс жгучей волной прокатывается вверх по позвоночнику, отдаваясь холодком в затылке. Глаза распахиваются.
- Соби, что ты делаешь?!
- Объясняю.
Его дыхание касается шеи.
- Избавься от мыслей. Чувствуй, Рицка.
Его губы отправляются в неторопливое путешествие по моей коже. Исследуют каждый сантиметр, нежно обхватывая и отпуская. Левая рука, бережно обняв снизу подбородок, поднимает мою голову, слегка склоняя на бок, создавая Соби больший простор для действий.
Судорожно дергаюсь вперед. Его рука напрягается, удерживая меня на месте, прижимая локти к пижаме. При всем желании, я не смог бы вырваться, даже если бы попытался вновь. Он продолжает ласково и настойчиво покрывать шею мягкими поцелуями, легко поглаживая ее возле уха кончиками пальцев.
Зажмурившись, не могу не вздрагивать. Вконец растерявшись, не понимая, что происходит. Отрывисто хватаю ртом воздух, мне нечем дышать. Его теплые губы скользят по коже, обжигая дыханием, оставляя на ней горящие следы. Голова начинает плыть, погружаясь в бредящий хаос, мысли путаются. В груди становится так горячо и тесно, словно температура тела разом подскочила градусов на пять.
Слегка дернувшись, правая рука Соби неверно, словно во сне движется к мольберту.
Что?... Он собирается продолжить рисовать? Он с ума сошел?!
Тянусь следом, чувствуя, что руки меня просто не слушаются. Что они делают сейчас, попадают ли наши движения в такт, я просто уже не осознаю. Весь мир сужается для меня, сворачиваясь в кокон вокруг моего полыхающего краской лица и шеи, горящей от его будоражащих поцелуев. Я тону в них, как в океане. Он вздыхает:
- Забудь про все. Не пытайся осознавать происходящее. Не думай ни о чем.
Что он такое говорит. Я ведь и так ничего не соображаю. Как ОН может вообще что-то рисовать сейчас? Изредка бросая на мольберт туманящийся взгляд, он скользит кистью по листу, не прекращая своими губами сводить меня с ума.
Время остановилось, перестав существовать. Безвольно откинувшись на его плечо, могу только рвано дышать, стиснув трепещущие веки. Я уже совсем обессилел. Вконец измучен и вымотан. Давно упал бы, если бы он не держал меня сейчас, прижимая к себе. Чего он добивается? Зачем делает все это со мной? У меня все плывет перед глазами и шумит в ушах. Я так больше не могу!
- Соби… хватит …, - всхлипываю, дрожа всем телом, - пожалуйста… Прекрати…
Он останавливается, прижимаясь лбом к моей щеке. Удерживающая меня рука, отпустив подбородок и упав вниз, судорожно сжимается, комкая ткань пижамы на моем плече.
- Рицка… Прошу тебя…. не отступайся, - его севший слегка голос отдается эхом в голове.
Скользнув выше, он зарывается лицом в волосы возле виска, дыхание касается уха. Как близко…
- Прими меня, Рицка… Впусти... Сделай частью себя…
Ближе чем когда-либо…
Втягиваю в себя воздух. Глаза расширяются. Его слова проникают вглубь меня, завораживая, просто очаровывая, рождая в душе странное щемящее чувство, что возможно я, наконец, понимаю, о чем он. В груди будто щелкает что-то. Разум распахивается, распускаясь огненным салютом. Все преграды разлетаются, истаивая и исчезая, словно потолок, взорвавшись изнутри, открыл над моей головой огромный и головокружительно высокий купол ночного неба. Полный звезд. Все вокруг становится настолько четким и ясным, точно во мне вдруг настроили резкость, включили свет.
Соби застывает, задержав дыхание. Рука с кистью, дрогнув, отрывается от края тушечницы. Стремительно взлетает. Моя следом. В едином слитном движении, будто взмахивает крыльями бабочка. Я вижу ее, переливающуюся синим мерцающим цветом, проплывающую мимо моего лица, заставляя воздух вокруг волноваться и трепетать звоном сотен колокольчиков.
- Рицка…- Соби, поднимает голову. Пошатнувшись, выпрямляется. Потрясенно смотрит на наши танцующие в едином ритме руки, - это невероятно….
С наслаждением возвращая себе прежнюю скорость и уверенность движений, он с тихим стоном вновь обнимает меня свободной рукой. Дрожа, прижимает к себе так крепко, что у меня перехватывает дыхание:
- Ты умница, Рицка! Я знал, что у тебя все получится!
Знал?… Так он это специально... Вот ведь…
-Соби-и…,- в изнеможении роняю голову вниз. Голос звучит почти жалобно, - ну кто ты после этого, а?
Он улыбается, уткнувшись носом мне в макушку. Прекрасно понял, о чем я.
- Догадываюсь, кто.
Всхлипнув, прижимаюсь щекой к его плечу. Заломив брови, хмыкаю. Смеется. Чувствует, что я не могу сейчас на него сердиться. Везунчик. В другое время, прибил бы его за такие штучки. Часа три спустя, после того как очухался бы. Но без его помощи, я бы просто не справился.
Медленно выдыхаю, постепенно успокаиваясь, чувствуя, как смятение и растерянность уступают место огромнейшему облегчению. Все было не напрасно. Я не ошибся. Это действительно возможно. Этот пресловутый «контроль» не является единственной панацеей. Боец и Жертва способны взаимодействовать и без него. Соби мне доверился, а я его принял. И мы оба свободны сейчас.
Откидываюсь на его плечо, закрыв глаза. Теперь я могу позволить себе уже не смотреть на рисунок. Наши руки двигаются в такт, и я даже не прикладываю к этому никаких усилий. Я просто знаю, что он сделает в следующее мгновение. Вижу это я так ясно, словно он - это я сам. Оказывается, объединиться с Соби, слиться с ним – это такое упоение. И наполненность. Словно до этого я был тусклым осколком, а теперь получил возможность ненадолго стать целым. Совершенной сияющей сферой. Это потрясающее ощущение. Если мы способны на такое, даже без единого имени, как это было бы будь оно у нас общим. Я хотел бы это узнать. Но уже то, как ясно я ощущаю его сейчас превосходит мои самые смелые ожидания. Хоть раз испытать подобное, достичь таких вершин, окунувшись в это небо с головой, это стоит чего угодно.
- Соби, ты ждал, чего-то похожего?
- Да. Хотя и не думал, что выйдет настолько хорошо.
Улыбаюсь про себя. Похоже, я сумел его удивить. Он ведь тоже сразу понял, что у меня получилось. Безошибочно определил тот самый момент. Хотел бы я узнать, что он испытывает сейчас. Как он видит все это. Я себя чувствую так, будто окутываю его, обхватив собой. Ощущаю его присутствие в своем сознании. Я словно раковина-жемчужница, хранящая в себе свое сокровище. Или суша, обнимающая берегами кристально чистое живое озеро, питая его ключами. Надеюсь, Соби хорошо сейчас в моих объятиях. Потому что мне – очень. Минуты летят, и я уже почти сожалею, что он скоро закончит работу и мне предстоит отпустить его руки, разорвав наш контакт. Если бы я мог, я не отпускал бы его никогда.
- Думаю, достаточно на сегодня. Сюда больше нечего добавить.
Открываю глаза, чувствуя, как по лицу ползет удивленная улыбка. «Достаточно… на сегодня»… Он так это сказал, будто уверен, что это не последний наш совместный рисунок. Ты прав, Соби. Не последний.
Поднимаю взгляд на работу.
Мда-а. Потрясающий контраст. Ее смело можно разделить на «до» и «после», насколько очевидна разница в качестве исполнения.
Соби все-таки удалось замаскировать неуклюжую неровность веток, придав им форму и объем дополнительной доводкой. Положив поверх светлого контура линию более темного оттенка, он ухитрился за счет искусно контрастного края и естественных, плавных переходов, создать ощущение, что выступающие со всех сторон светлые неровные пятна, это просто тени, отбрасываемые ветвями на плоскость, на которой они лежат. С цветами же все обстоит куда хуже. Насколько же отличаются эти бесформенные смазанные комки непонятного чего-то, расположенные в нижней половине листа, от изящного ажурного плетения, покрывающего ветки в верхней части картины.
Пожалуй, не стоит когда-либо кому-то это показывать. Но Соби смотрит на рисунок так, будто никогда не создавал ничего лучше. Удивительно.
Он опускает глаза, тепло глядя на меня.
- Устал?
Улыбаюсь.
- Есть немного.
Это конечно изрядное преуменьшение. Я себя чувствую полностью выжатым. После такого долгого напряжения и совершенно опустошившего меня взрыва эмоций, вызванных «объяснениями» Соби, просто с ног валюсь. С трудом сдерживаюсь, чтобы не тереть ладонями слипающиеся глаза.
Он осторожно обнимает меня за плечи, приникая лицом к виску, вдыхая запах волос.
- Отнести тебя на кровать? Ты позволишь?
Усмехаюсь. Он просто невероятен. Откуда эта сдержанность, после того, что он творил со мной каких-то полчаса назад.
- Соби, пять метров до постели я и сам пройти могу.
Он улыбается уголками губ.
- И все-таки. Позволь мне, Рицка.
Ну что с ним делать? Знает ведь, что не откажу. Хотя бы потому, что сам не возражаю.
- Ладно, - смущенно хмыкаю, - если хочешь…
Он словно только этого и ждет. Нагнувшись, аккуратно берет меня на руки, прижимая к себе. Наклоняется к лицу, губы замирают рядом с моими. Он вскидывает взгляд, спрашивая разрешения.
Усмехаюсь. Ну целуй, раз так хочется. Я сейчас такой добрый, аж сам удивляюсь. А он это чувствует и пользуется моментом. Впрочем, это обоюдно.
Прикрыв глаза, тянусь наверх, поднимая подбородок. Давай, Соби. Мы за сегодняшний вечер выполнили недельный план по поцелуям. Чего уж теперь-то.
Слегка улыбнувшись, он мягко приникает к моим губам. Вбирает их, мнет так нежно, что у меня опять начинает кружиться голова. Ох-х.…
Обвиваю руками его шею. Хвост незаметно оборачивается вокруг его талии.
Жмурюсь. А кто-то собирался меня на кровать отнести. Чтобы я спать лег. Передумал уже?
Тронувшись с места, обогнув софит, он медленно идет в противоположный край комнаты к кровати. Очень медленно. Ну совсем не торопится, ага. Не хочет отпускать. Понимаю его.
Перехватив меня одной рукой, другой он откидывает в сторону одеяло. Бережно опускает меня на простынь и подушку, наклоняясь следом, не прекращая целовать. Не глядя укрывает. Садится рядом, поставив локти по обе стороны от моей головы, продолжая ласкать губами, зарываясь руками в мои волосы.
Прикрыв глаза, тихо млею. Совершенно не хочется его останавливать. Пусть продолжает сколько хочет. Приятно-то как, бог ты мой.
Челка, падая вниз, щекочет лоб и щеки. Ладони мягко гладят мои ушки. Сколько же в нем неистраченной нежности и тепла. Ни от кого я еще не знал столько ласки, как от Соби. Пожалуй, я мог бы к этому пристраститься, став жадным до таких его прикосновений. Если уже не стал.
Оторвавшись, наконец, от моих губ, он открывает глаза, затянутые туманной дымкой. Взгляд на мгновение становится печальным, он слегка вздыхает и едва заметно усмехается, словно иронизируя над собой.
Беспокойно шевельнувшись под одеялом, наблюдаю за ним. Что-то не так? Высвободив руку, осторожно прикасаюсь кончиками пальцев к его щеке. Соби?...
Чуть встряхнув головой, словно отгоняя какую-то мысль, он мягко трется щекой о мою ладонь. Кивает на мольберт.
- Продолжим завтра?
А-а. Так и думал, что ему это понравилось. Прикрыв глаза, довольно жмурюсь.
- Думаешь, стоит?
Опершись подбородком на руку, он улыбается уголками губ, принимая предложенную игру.
- Думаю, да. Ты нашел очень хорошее решение, Рицка. Просто блестящее.
- Правда?
О, я прямо-таки напрашиваюсь на его комплементы. Ничего не могу с собой сделать. Меня так редко хвалят. Чаще ругают. Скажи еще раз, что ты доволен мной, Соби. Ну пожалуйста.
- Правда,- нежно глядя на меня, он легко ерошит рукой волосы на моей голове,- Ты умница, Рицка. Как ты додумался до такого?
Ох! Замираю, улыбка застывает на лице. Как же я не подумал, что он может начать задавать вопросы? Доигрался. Черт…
Судорожно соображаю, что мог бы ответить тот Рицка, каким я был месяц назад, когда еще не знал ничего о Жертвах и учебнике.
- Ну… Я увидел, как ты рисуешь и подумал, что это могло бы помочь…
Его взгляд тепло вспыхивает, он склоняет голову на бок.
- Ты все правильно сделал, Рицка. Ты такой молодец.
Слегка вздохнув, отвожу глаза. Черта с два я молодец. Опять солгал ему, испортив такой вечер. Я не заслуживаю его похвалы.
- Отдыхай,- он вновь осторожно проводит ладонью по моим волосам, - Спокойной ночи, Рицка.
- Ага, - вымученно улыбаюсь. - И тебе.
Наклонившись, он мягко целует мой лоб. Прикрываю глаза, брови виновато сходятся.
Он поднимается, я грустно провожаю его взглядом. Остановившись у балкона, он приоткрывает его, доставая из заднего кармана брюк сигареты. Повернувшись, окидывает долгим взглядом мольберт. В глазах мерцает теплый, почти счастливый блеск. Выскользнув за тонкую балконную перегородку, аккуратно закрывает ее за собой. Я слышу, как снаружи тихо щелкает зажигалка.
Со вздохом утыкаюсь лицом в подушку. Что я делаю? Почему я никак ему не скажу?... Ведь был же такой удачный момент. Мы никогда еще не были так близки как минуту назад. Соби простил бы меня. Почему я смолчал, солгав ему опять? Разве я не унижаю нас этой ложью? Унижаю его… Соби не заслужил такого отношения. Он так старается. Он на все готов ради меня. А я….
Закусываю губу, пальцы, сжимаясь, комкают простынь.
Все просто. Это страх. Я не смог, потому что испугался того, что он может подумать обо мне, если узнает правду. До ужаса банальная ситуация. Мне было так хорошо. И он был так горд и доволен мной. Невыносимо было разрушить все это в тот момент. Признаться, что я нечестен с ним. Что я не такой уж замечательный, как он полагает. Обычно мне не важно, что кто-то думает на мой счет. Но Соби – это другое. Испортить его хорошее мнение обо мне, подорвать его доверие к моим словам было бы непереносимо. И я не смог. Струсил и солгал, еще больше увеличив меру своей вины перед ним. Что же я творю…
Рывком перевернувшись на спину, мучительно стискиваю веки.
Я думал, сегодня вечером мы стали ближе. Это иллюзия. На самом деле я вместо этого сделал шаг назад. Моя ложь, как пружина. Натягиваясь и звеня, она дожидается момента, чтобы, превысив критический порог, выстрелить, разрушив все, что мы так долго и кропотливо создавали. Наше доверие.
Закусив губу, гляжу в стену.
Я должен признаться ему пока не поздно. Но я не могу. Я просто трус.
Вздрогнув, замираю. Сдавленный вздох срывается с губ.
Да. Моя ложь-это трусость. Что бы ни говорила об этом Кацуко-сенсей. Я ведь лгу теперь не только потому, что не хочу ранить Соби. Не потому, что опасаюсь, что он помешает мне закончить обучение, уничтожив учебник. За эти три недели, я успел дочитать его.
Я лгу, потому что боюсь упасть в глазах Соби. То есть боюсь за себя. Я действительно трус. И это не делает мне чести.
Обреченно прикрываю глаза. Я скажу ему. Но не сейчас. После каникул. Ведь он так счастлив. Наверное, я могу позволить себе напоследок насладиться его счастьем, пусть оно и отравлено для меня горечью вины.
Пускай. Раз уж я так слаб. Если мне суждено подорвать его доверие, то пусть это случится позже. К тому моменту я буду готов.
Соби.
Уже полночь. Рицка спит при свете ночника. Во всем доме стоит тишина, нарушаемая только слишком громким шумом воды, барабанящей о дно старой чугунной ванны. Впрочем, я не опасаюсь, что могу потревожить этим Рицку. Он так устал, что вряд ли что-то способно разбудить его сейчас.
Запрокинув голову, подставляю лицо колючим прохладным струям. Да-а. Контрастный душ это именно то, что необходимо мне сейчас. У меня впереди очередная ночь за компьютером, нужно вернуть себе хоть немного бодрости. Хотя я все равно не смог бы заснуть. Странное сочетание. Зверская усталость тела и слишком возбужденное состояние разума. Уснуть не вышло бы, даже если бы я попытался.
Увеличив до отказа напор холодной воды, опираюсь ладонями о стену возле окна, забранного матовыми стеклянными пластинками.
Отчасти Кио прав, считая меня мазохистом. То, что я вытворяю с собой, действительно можно так назвать. Болезненно сладко и нестерпимо прекрасно. До дрожи. Этот дурманящий яд проникает в меня, сопровождая каждое прикосновение к Рицке, и я продолжаю мучить себя, даже когда в этом нет необходимости. И когда она есть, я все равно не знаю меры. И уже хочу этого. Должно быть я безумен, но не могу жить без того, чтобы не прикасаться к нему. Без вкуса его мягких, невинных губ, неумело, но искренне отвечающих на мои поцелуи, без запаха его волос. Это выше моих сил. Уже час почти прошел с момента, как он уснул, а я все никак не могу перестать об этом думать.
Вздыхаю, вздрагивая. Обжигающе холодные струи высасывают из тела последнее тепло. Окончательно замерзнув, постепенно начинаю возвращать воде прежнюю температуру. После самовольно устроенной себе ледяной купели даже прохладная вода кажется мне слишком горячей. Кажется, я перестарался. Склоняю голову, ощущая, как тяжелые жгучие капли, отскакивая, колотят по плечам. Усмехаюсь. Определенно перестарался. Это неоспоримо. Сегодня я безусловно побил все прежние рекорды по части издевательств над собой. Выключив воду, тянусь за полотенцем. Взгляд задерживается на запястье, рождая невольную улыбку на моих губах. Но оно того стоило.
Рицка даже не подозревает, как много значит для меня то, что он сегодня совершил. Когда я осознал, что и зачем он делает, меня это просто поразило. Пожалуй, никто еще не проявлял ко мне такого неравнодушия. Никто не ценил настолько высоко. Но не мои полезные качества и способности, а всего меня. Целиком. Это удивительно. Никогда не встречал еще такого отношения. Он пожелал объединиться со мной, сохранив меня при этом таким, какой я есть, не пытаясь переделывать под устраивающие его стандарты. Захотел принять под свою руку, оставив мне свободу быть собой. И сумел достичь нашего единения, сделав навстречу такой шаг, которого я не просто не ожидал, – не смел надеяться, что подобное когда-нибудь случится. И все по собственной воле. Поразительно. Великодушно. Подобную щедрость по отношению к слуге я вижу впервые. Я это оценил.
Объединяясь с Сеймеем, я всегда ощущал его непреклонную властность. Слияние с Рицкой было объятиями. Невероятные ощущения. Невыразимый контраст. Рицка – неограненный кристалл, прекрасный в своей чистоте и естественности. И я не позволю резцу чьего бы то ни было влияния коснуться его.
Застегнув последнюю пуговицу на своей темно-синей пижаме, отодвигаю сторону занавеску, выходя из ванной. Смотрю на Рицку. Неслышно приближаюсь и сажусь рядом с ним на кровати, глядя на то, как глубоко и спокойно он спит, обняв руками подушку и прижав ее к себе. В моей постели. Четвертый день уже любуюсь на это чудо и все никак не могу привыкнуть и поверить в это.
Вздыхаю, ощущая поднимающуюся в душе нежность. Не в силах сдерживаться, осторожно прикасаюсь ладонью к его волосам, провожу по ним, задевая кончиками пальцев упругие, шелковистые ушки. Рицка жмурится во сне, стискивая пальцами подушку, недовольно дергая ухом. Слегка усмехаюсь, прикрыв глаза. Как же я люблю его.
И буду любить, что бы ни случилось. Даже, если бы он приказал мне побороть в себе это чувство, я не смог бы выполнить этот приказ. Но Рицка такого не сделает.
Улыбаюсь про себя. Да. Он не станет приказывать мне подобного. Он хочет быть со мной. Я больше не навязываюсь ему из-за приказа Сеймея. Он сам желает того, чтобы я был его Бойцом. И сознание того, что я достоин этого в его глазах, согревает меня теплом.
Но он просто невероятен. Маленький герой, поборовший свой страх. Как же он переживал и волновался, я просто не мог найти слов, чтобы как-то его ободрить. Но у него все-таки получилось…
Невольно нахожу глазами стоящий в углу мольберт. Усмехаюсь. Да. И впрямь получилось.
Однако невозможно уже и дальше предполагать, что все случившееся – это совпадение или случайность. Пусть Рицка и не знал, как добиться того, чего он хочет, но в его намерениях трудно ошибиться. Это заставляет прийти к мысли, что Сенсей был прав. Рицка действительно мог выкрасть учебник. Та отчаянная смелость, которую я разглядел в нем сегодня, доказывает, что он вполне способен на подобное. Все его действия говорят о куда большей психологической подготовленности и осведомленности, чем можно было бы ожидать в противном случае. Скорее всего, Зеро помогли ему осуществить все это. Уж больно красноречиво они исчезли прямо после нашего разговора, выдав себя с головой. Правда только мне. Йоджи - умный парень, должно быть он быстро сообразил, что к чему, сделав верные выводы. И они ушли, обрубив все концы, чтобы не подставляться самим и защитить Рицку. Вполне понятное решение. Я благодарен им за это. Потому что практически не сомневаюсь уже, что это была его идея. И даже знаю, зачем ему это понадобилось. Он хочет быть моей Жертвой. Стремится к этому, пытаясь сократить расстояние между нами. Пусть не говорит всего, но показывает каждым своим поступком. Это самонадеянно думать так, но я горжусь этим. Мне подобное даже и не снилось.
Вот только почему он все еще ничего мне не сказал? Продолжает скрывать, даже начав уже действовать. Так сильно не хочет тревожить меня всем этим? Или здесь что-то другое?
Взгляд скользит по его сомкнутым в глубоком сне ресницам.
Может быть, его смущают его собственные желания? Рицка очень сдержан в выражении своих чувств, возможно, обозначить вслух подобные намерения в отношении меня – это слишком много для него, слишком глубоко и сильно. Почти равнозначно признанию в любви. Подобные вещи делают уязвимыми, обнажая сердце перед тем, на кого они направлены. Он может быть не готов такому. Рицка – раненное в душу существо, должно быть, он все еще не может до конца поверить мне. Хочет этого, но боится. Уже то, что он стремится мне навстречу, само по себе является величайшим доверием с его стороны, и требовать большего я не имею права. Торопить его, толкать под руку было бы огромной ошибкой. Это только испортило бы все, заставив его защищаться, столкнув в пропасть отторжения. Подобные вещи заслуживают очень бережного отношения. Я не должен мешать ему разобраться в себе, нужно запастись терпением и подождать.
Рицка волен сам решать, хочет ли он, чтобы я узнал обо всем этом. Вынуждать его признаться, ловить на промахах и ошибках было бы жестоко и нечестно. Если он сочтет, что готов, он сам мне все расскажет. Если же нет… Значит я буду пытаться всеми силами доказать, что достоин его доверия, терпением и преданностью разрешив его сомнения.
Я буду стараться. Я буду ждать.
Узы.Chapter VIII Walls less
Узы.
Рицка.
Пальцы аккуратно удерживают за ручку крохотную чашечку, от которой исходит непривычный горьковатый аромат. Чуть приподняв над полом, слегка взмахиваю над ней рукой, посылая светлый вьющейся спиралью дымок к изголовью футона. Ну если и это не разбудит Соби, то я уж не знаю, что еще сделать. По крайней мере трясти его за плечо и звать по имени я уже пробовал. Эффект нулевой. Интересно, он всегда так долго спит по воскресеньям? Только вчера приехал жить к нему и уже узнал о нем столько занимательных подробностей.
Устроившись рядом на полу, склонив голову на бок, с насмешливой улыбкой гляжу на Соби.
Как крепко спит. Ну загляденье прямо. А еще расписывал мне как-то насколько чуток сон Стража. Чуток. Сразу видно. Я уже все утро фланирую мимо него туда-сюда, хоть бы бровью повел. Приближаю чашечку к самому лицу. Ну просыпайся же! Я вон до того докатился, что твой любимый кофе тебе сварил! Хватит спать, Соби!!
Вздрогнув, он слегка втягивает носом воздух. О. Подействовало. Ну, наконец-то.
Он слегка приподнимает голову от подушки, протирая ладонью глаза.
- Рицка?
Хмыкаю:
- С добрым утром. Хотя «утро» – это громко сказано.
Его глаза чуть расширяются в удивлении, он резко садится на футоне, бросая быстрый взгляд в окно.
- Рицка, сколько времени?
- Полдень, - информирую я его, вручая в руки чашку, - держи, соня.
Он застывает, словно не может поверить, что столько проспал. Затем опускает взгляд.
- Что это?- Брови в удивлении приподнимаются. - Кофе?
- Ага, - довольно ухмыляюсь. Не так то часто можно увидеть Соби таким забавно-растерянным, - заварной, как ты любишь.
- Вот как. Спасибо, Рицка, - прикрыв глаза, он крепко обнимает чашечку руками, приближает к носу, вдыхая запах.
- Очень необычный поступок с твоей стороны. Не стоило…
С мрачным ехидством развожу руками.
- А что было делать? Я уже все перепробовал.
- Ну,- он улыбается, склоняя голову на бок, - ты мог просто приказать мне проснуться.
Вскидываю брови. Действительно. Как-то я упустил из виду такую возможность. Но… Так даже лучше. Соби, сидящий на футоне в пижаме и с чашкой кофе в руках, это то еще зрелище. Достойное того, чтобы запечатлеть это на мой фотоаппарат. Кстати, где он? Поднимаюсь, шлепая к шкафу. Ни за что не упущу такой шанс. Кажется, пока я живу здесь, у меня есть возможность собрать на Соби изрядный компромат. Вот прямо сейчас и начну.
Возвращаюсь, нажимая на включение. Маленький объектив слегка выезжает вперед. Отличное будет воспоминание. Наставляю фотоаппарат на Соби, выжидая момента, когда он поднесет чашечку с кофе ко рту и сделает глоток.
Соби отпивает слегка из чашки, глаза его расширяются в изумлении. Фотоаппарат щелкает. Ой. Гляжу на получившийся кадр. Как-то Соби странно выглядит. Как будто вместо кофе пьет… мм…затрудняюсь сказать что.
- Рицка, можно тебя спросить? - мягкий, вкрадчивый голос Соби отвлекает меня от вдумчивого изучения картинки.
- Да?
- Скажи, ты, когда варил кофе,… сколько ложек ты туда положил?
- Ну-у, - пытаюсь вспомнить, - семь, кажется. Я знаю, ты любишь крепкий.
- А,- слегка улыбнувшись, он делает еще один глоток, прикрыв глаза, - понятно. Теперь я точно проснулся.
Смотрю на него, брови слегка вздрагивают. Я что-ли перестарался? С виду он абсолютно спокоен, но…
- Соби, что… невкусный кофе?
- Нет, что ты, - он поднимает на меня невозмутимый взгляд, - просто замечательный.
- Врешь, - мрачно выдыхаю я, поникая ушками, - я же вижу, тебе не нравится.
- Напротив, - он качает головой, делая еще один глоток, - очень нравится.
Подхожу и требовательно протягиваю руку.
- Дай ее мне.
Его брови слегка сходятся.
- Рицка, ты же не пьешь кофе.
Упрямо встряхиваю головой.
- Не спорь, Соби! Дай сюда чашку.
Он слегка вздыхает и возвращает мне крошечный сосуд.
Подношу к носу. Пахнет вроде нормально. Ну немного сильнее чем обычно, но…. Зажмурившись, наклоняюсь над чашкой. Соби меняется в лице и вскидывает руку.
- Рицка, стой!
Поздно. Я уже отпил. Совсем чуть-чуть, буквально микроскопический глоток. Но язык скручивает горечью так, что я едва не подскакиваю на месте. Во рту аж печет, а в глазах выступают слезы.
- Рицка…- виновато выдыхает Соби.
Отмахиваюсь от него рукой, перепрыгиваю через футон, и, добежав до кухонного стола, утыкаюсь лицом в раковину, яростно отплевываясь.
Слышу за спиной тяжелый, сокрушенный вздох.
Поспешно наливаю себе полный стакан чистой воды из стоящего на столе графина и начинаю полоскать рот. После третьего раза, кошмарные ощущения во рту несколько утихомириваются. Перевожу дух, смаргивая слезы. Я едва попробовал, а Соби полчашки выпил. Вот ужас-то.
Наполнив водой другой стакан, возвращаюсь. Протягиваю его Соби.
- Возьми. И не говори даже, что все в порядке, и что тебе не надо.
Он слегка усмехается.
- Хорошо. Не буду.
Берет предложенную воду и выпивает ее чуть ли не залпом.
Обреченно наблюдаю за процессом. Вот тебе и «С добрым утром, Соби…»
-Можно тебя попросить?
Оторвавшись, наконец, от стакана, он удивленно поднимает взгляд.
- Конечно, Рицка. О чем угодно.
Мрачно тыкаю пальцем в стоящую на кухонном столе чашку.
- Если я еще хоть раз приготовлю тебе какую-нибудь гадость на подобие этой, пожалуйста, не пей. Или не ешь. И уж тем более не ври, что тебе нравится. Договорились?
Он улыбается, слегка склоняя голову.
- Хорошо. Я понял, Рицка. Спасибо.
***
Так потекли мои дни у Соби. Это было очень странное ощущение. Если до этого я был в его доме гостем, то теперь эта грань, непреодолимым препятствием отгораживавшая меня от его маленького мира, стала стираться, трансформируясь во что-то иное. Словно пространство, доступное мне теперь, стало шире. Теперь мой тюбик с пастой и зубная щетка перекочевали на полочку под умывальником в отведенной для ванны зоне, и, вытирая лицо полотенцем, я смотрелся не в свое зеркало, а в его. Мои вещи и книги аккуратными стопками лежали в его шкафу. Открывая утром глаза, я видел не беленый потолок своей комнаты, а покатый деревянный с широкими выступающими перекрытиями. Освещение, запахи, звуки, доносящиеся с улицы - все было совершенно иным, и я понял насколько, только когда погрузился с головой в эту атмосферу, приняв ее как нечто, что я отныне, пусть и на время, но тоже могу считать своим.
Я опасался, что стесню Соби своим присутствием, и поэтому поразился тому, как легко он принял меня, сделав частью своей внутренней жизни. В те дни я мог наблюдать Соби в самых разных ситуациях. Мог видеть какой он дома. Как он готовит еду, легко скользя вдоль кухонного стола, наводит в своей маленькой квартире порядок или вместе со мной отправляется за покупками, расплачиваясь наличными или кредитными картами. Конечно, мне и до этого доводилось наблюдать, как он готовит. И тут, и гостях у Юико. Но в остальном, раньше мне казалось, что идеальная чистота в доме Соби и продукты в его холодильнике, являются неотъемлемой частью этого места, будто бы возникая сами собой. То есть естественно я так не думал, но сам процесс представлялся мне какой-то иллюзорной вещью. Я просто не мог вообразить себе Соби, занимающимся чем-то подобным. Просыпаясь, я заставал его сидящим за низким раскладным столиком с чашкой кофе в руках, просматривающим утренние газеты. А меня, как правило, уже ждал завтрак. Я мог видеть, как он причесывается, высоко собирая и подвязывая сзади длинные волосы. Как штудирует чьи-то труды по изобразительному искусству, сидя возле кровати, положив книгу на колено и делая какие-то пометки в лежащей рядом на полу тетради. Видеть как он, перекинув через плечо полотенце, идет в душ, застегивая за собой тонкую, матовую занавеску и слышать, как шумит за ней вода. Я подошел к Соби настолько близко, что от этого немного захватывало дух. Если раньше он казался мне неким нереальным существом, по чистой случайности наделенным такой же, как и у меня, плотью, то теперь я смог ощутить насколько он человек с теми же нуждами и заботами, что и у меня самого. Я и не думал, что это может быть для меня открытием, но оно стало таковым.
Но самое главное я получил возможность наблюдать, как он рисует. Как правило, возвращаясь домой после дневных прогулок или поездок куда-нибудь, я проводил вечера за своими книгами, забираясь на его кровать, а он - создавая какое-нибудь новое творение возле окна.
Мне нравится смотреть, как Соби рисует. В этом есть своеобразная, удивительная магия. Он настолько погружается в работу, что, кажется, будто весь мир перестает существовать для него в тот момент, сменяясь другим, создаваемым его воображением. Даже его глаза в тот момент смотрят несколько иначе. В них загорается какой-то особенный огонек, взгляд становится очень мягким, а на губах появляется едва заметная улыбка, когда он стоит у мольберта или сидит на полу за низким столиком для рисования. Наблюдать за ним тайком в это время доставляет мне большое удовольствие. Меня удивляет, что для своих работ он не пользуется какими-либо фотографиями или наглядными примерами. Откуда он берет свои сюжеты? Он уже видел все это где-нибудь, или же придумывает их сам? Является ли причиной многообразия таких ярких, неповторимых мотивов его умение Бойца осознавать и воплощать форму или его талант художника, сложно сказать. Но независимо от этого насколько же поразительно сильна его память, хранящая в себе такое большое количество самых разных образов, а также способность представлять себе все это так ясно и удерживать в голове.
Я уже научился видеть разницу в его движениях, к зависимости от того, как он работает на этот раз. Когда он рисует в европейской технике, стоя у мольберта, движения его сдержаны и неторопливы. Он прикасается кистью к бумаге бережно и почти ласково, невесомыми, выверенными взмахами покрывая цветом белоснежное полотно. Когда же он работает в традиционно японской технике, сидя на полу перед низким столиком для рисования, руки его двигаются совершенно иначе. Они словно порхают над листом, опускаясь и приподнимаясь, выписывая линии и проставляя в нужных местах сложные пятна. Это просто завораживающее зрелище. Он сидит в традиционной позе на коленях, спина безупречно прямая, голова чуть склонена вниз. Кисть, удерживаемая за кончик, словно становится продолжением его пальцев. Он легко подается вперед, передавая единое движение через все тело, сквозь плечо и локоть, и иногда настолько увлекается, что кисть начинает скользить по рисовой бумаге в невероятно быстром, стремительном ритме. Мазки ложатся на плоскость листа с потрясающей точностью и сноровкой. Кисть живет в его пальцах, вальсирует, а иногда практически ударяет по поверхности, словно Соби едва сдерживает струящуюся вовне энергию, рожденную его вдохновением и страстью художника.
Когда я увидел, как он рисует, мне в голову пришла одна мысль, которая вначале показалась мне безумной, но продолжала преследовать, не уступая, настаивая на своем.
Превратившись сначала в возможность, а затем в отчаянную решимость. Осталось только подождать, когда Соби вновь встанет к мольберту, чтобы получить шанс осуществить задуманное. И, кажется, это случится уже сегодня.
***
Вечер четвертого дня моего пребывания у Соби. Я удобно устроился на его кровати на животе, покачивая в воздухе босыми ногами. Передо мной на темном покрывале лежит раскрытая книга Зигмунда Фрейда. Я взял ее в публичной библиотеке, перед тем как уйти на каникулы. Хотелось узнать, о чем он пишет. Соби, когда увидел, что я читаю, только как-то странно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Наверное, он тоже читал это когда-то.
В комнате уютно и тихо. Исходящее от стоящего возле кровати обогревателя тепло окутывает меня, так что мне не холодно даже в тонкой пижаме, в которую я сейчас одет. Соби всегда включает обогреватель заранее, чтобы температура в комнате за вечер поднялась до нужного уровня, а потом выключает, когда мы ложимся спать. Весьма разумно. По ночам тут действительно бывает довольно холодно, как я успел заметить. Соби настаивал на том, чтобы я носил тапочки, как Нацуо и Йоджи до меня, но я отказался, чем, кажется, слегка его расстроил. Я уже понял, как сделать Соби что-нибудь приятное. Нужно просто позволить ему заботиться обо мне, ему это доставляет радость. Слегка улыбаюсь. Отрадно радовать его. Но тапочки – это перебор.
Осилив до конца очередной абзац, с тихим вздохом закрываю книгу. Все-таки эти рассуждения слишком уж категоричные и однобокие. Не хватает в них чего-то. Души, например.
Осторожно повернув голову, незаметно разглядываю Соби. Он стоит возле окна вполоборота ко мне, увлеченный очередной своей работой, уйдя в нее с головой.
Деревянный мольберт перед ним похож на высокий треножник. Лист ватмана натянут на установленную на мольберте художественная рамку, представляющую собой простой деревянный каркас, покрытый сверху листом тончайшей фанеры. На удобном столике рядом стоят, выстроившись полукругом миниатюрные фарфоровые чаши, с разведенной в них в разных пропорциях тушью. Посередине лежит подставка, на которой покоятся кисти, различной толщины и формы. Высокий, закрытый по краям фото-софит на штативе стоит слева за плечом у Соби, направленный на его работу. Лампы в его доме не очень яркие и он создает себе дополнительное освещение, чтобы, как он говорит, объективно воспринимать цвет.
Окунув край широкой плоской кисти в тушечницу и сняв излишки о ее край, Соби наносит несколько штрихов на полотно листа. Рукава его любимой травянисто-зеленой туники подвязаны у локтей. Волосы забраны наверх. Пальцы левой руки, в которой он держит небольшой, выпачканный уже отрезок ткани, все в светло-серых разводах от туши. Закончив заполнять цветом какую-то область рисунка, он опускает кисть в сосуд с водой, он слегка отжимает ее к край, снимая лишнюю влагу, и вытирает почти насухо о сложенный в ладони лоскуток прежде, чем набрать на кисть другой оттенок.
Наблюдаю за ним, закусив губу. В принципе, момента лучше, чем сейчас просто не придумать. Но мне все никак не решиться. Не собраться с духом, чтобы встать и подойти к нему. И тем не менее, чем дольше я тяну с этим, тем меньше у меня остается времени, а значит не стоит больше откладывать. Надо подняться и …
Покорившись неизбежности, снимаюсь с кровати и медленно приближаюсь к Соби, засунув руки в карманы пижамных брюк, чтобы скрыть свое волнение. Правда это не так то просто сделать, меня выдает хвост. Уж больно беспокойно он вздрагивает сзади и нервно бьет по ногам, выдавая мое напряжение. Предатель.
Заметив мое приближение, Соби слегка поворачивает голову, рука с кистью останавливается.
- Ты что-то хотел, Рицка?
- Да, - опускаю глаза, разглядывая пальцы босых ног, - можно мне посмотреть, что ты рисуешь?
Кажется, он слегка удивился. Я впервые за эти дни прошу его показать работу до того, как он ее завершил.
Чуть сдвинув брови, он испытующе глядит на меня, слегка склонив голову на бок.
- Боюсь, пока здесь не на что смотреть, Рицка. Я едва начал.
- И все-таки,- поднимаю слегка напряженный взгляд, - я посмотрю?
Соби несколько мгновений молчит, обдумывая мою просьбу. Затем, осторожно вздохнув, отступает на шаг назад, делая легкий разрешающий жест кончиками пальцев.
- Конечно. Если ты хочешь…
Прислоняется спиной к стене, наблюдая за мной из-под приспущенных ресниц.
Слегка пригнувшись, проскальзываю под лампой, стараясь не запутаться ногами в проводе. Окидываю взглядом мольберт.
Соби прав, смотреть и правда пока не на что. На листе только фон из плавно перетекающих друг в друга разнотонных светлых пятен, обозначающих глубину и выступающие части будущей композиции. Сквозь них проглядывает едва различимый карандашный набросок. Лишь несколько коротких, воздушно тонких отметок, выявляющих границы расположения будущих объектов на листе. Остальное Соби как всегда держит в голове.
Оборачиваюсь, не вынимая рук из карманов, слегка покачиваясь с пятки на носок. Мне не по себе, но скрывать это не выходит..
- Я хотел бы уметь рисовать, как ты. Научи меня, Соби.
Он открывает глаза, внимательно вглядываясь в меня. Должно быть, пытается найти на моем лице положенный при таких заявлениях энтузиазм. Который там начисто отсутствует. Что поделать, если я не умею лгать.
- Боюсь, что из меня выйдет скверный учитель, - он слегка усмехается кончиками губ, - но я знаю хорошую художественную школу, если ты действительно хочешь…
- Нет, - слегка качаю головой, - это не то.
Не давая себе возможности передумать, подхожу к нему и, взяв за руку, тяну обратно к мольберту. Лицо у меня сейчас, наверное, мрачнее некуда. В сущности, то, что собираюсь сделать, даже в моей голове не совсем укладывается, а вот как на такое отреагирует Соби.
Он слегка хмурится, не понимая, что я задумал, но все же идет следом. Заставляю его вернуться на прежнее место и, нырнув под локоть, становлюсь пред ним, лицом к мольберту. Прикрыв глаза, проглотив застрявший горле от волнения комочек, обвиваю руками его запястья, положив ладони сверху на их тыльную сторону, обхватывая большим пальцем и мизинцем, так что его руки теперь словно бы становятся продолжением моих.
Делаю глубокий вдох, приготовившись…
- Рисуй, Соби.
Он слегка вздрагивает, замирая. Прикрыв глаза, отсчитываю в голове секунды, чтобы хоть немного успокоиться и перестать так нервничать.
- Рицка, зачем все это? - голос Соби осторожно сдержан. Он еще не решил, как ему следует относиться к происходящему.
- Я уже сказал. Хочу научиться...
- Таким способом? - в замешательстве он слегка усмехается.
- Да, - упрямо склоняю голову, пальцы на его запястьях слегка сжимаются,- меня устраивает этот способ.
Он молчит, размышляя над таким моим ответом. Затем слегка вздыхает, будто через силу смиряясь с этой нелепой ситуацией, порожденной моим странным «капризом». Тянется к стоящему рядом столику, где он оставил свою кисть. Длина его руки больше моей, я вынужден, поспешив следом за ним, сделать шаг в сторону, в результате его ладонь едва не промахивается мимо подставки, стронув с места и заставив глухо звякнуть, ударяясь друг о друга фарфоровые тушечницы. Он задерживает руку над столиком, чтобы не опрокинуть что-нибудь. Не проронив ни слова и вообще ничем себя не выдав, осторожно ставит крошечные чаши на место. Берет одну из них, зажав при этом кисть между безымянным пальцем и мизинцем, и аккуратно и плавно перемещает руку назад. Несмотря на то, что он старается не делать резких движений, чтобы не разлить тушь из-за наших несогласованных действий, жидкость в низкой чашечке всплескивается и вздрагивает, угрожая перелиться через край, испачкав его ладони и пол. Замерев, он дает возможность туши в чашке слегка успокоиться. Передает маленький сосуд в левую ладонь и опускает кисточку внутрь, стараясь действовать больше пальцами, и как можно меньше запястьем.
Наблюдаю за его действиями, закусив губу. Боюсь себе даже представить, что он думает обо всем этом. Вряд ли что-то лестное. Думаю, я здорово рискую сейчас, испытывая его терпение. Покушаюсь на нечто, к чему притрагиваться вообще не имею права. Эта часть жизни Соби является его собственной заповедной территорией, где никому кроме него нет места, я это знаю. Одна лишь надежда, что терпение Соби и его воспитание Стража все-таки пересилят, и он позволит мне закончить начатое.
Отжав излишки туши о край чашечки, он поднимает взгляд на работу. И делает ошибку, автоматически повторяя привычные действия. Рука с кистью взлетает вверх. Моя, конечно же, запаздывает, повисая снизу мертвым грузом. Слегка вздрогнув, Соби застывает, я же по инерции продолжаю его движение. Наши руки сталкиваются, заставив кисть вздрогнуть в воздухе. Небольшая капля срывается с кончика и падает на рисунок, превращаясь в узкий потек внизу листа.
Вижу, как пальцы Соби едва заметно сжимаются. Ну вот, началось. Стискиваю зубы, невольно морщась. Я знал, что буду ему мешать. Что наверняка испорчу его работу. Пусть он только начал ее, но ведь это не имеет значения. Из-за моего присутствия, он все равно не сможет сделать все так, как замыслил изначально. И он наверняка это понимает. Что я отвечу ему, если он сейчас скажет: «Рицка, по-моему, это неудачная идея». Мне останется только отступиться. Потому что приказывать ему сейчас я не могу. Не тот это случай.
Глядя на медленно стекающую вниз капельку, он тянется вперед, чтобы стереть ее кусочком зажатой в левой ладони ткани. Не рассчитывает движения, и моя рука, поспешив следом, только еще больше вдавливает каплю в лист, превращая в бесформенное пятно.
Слегка вздрагиваю, зажмуриваясь. Моя идея больше не кажется мне такой уж замечательной. Все это выглядит до ужаса глупо. Совершенно бессмысленно. Своими нелепыми попытками я только делаю хуже, чем есть. И разница в росте еще больше усугубляет положение. Мои руки уже начали уставать. Необходимость так высоко держать локти заставляет мышцы находиться в постоянном напряжении. Я и сам так долго не выдержу.
Соби слегка вздыхает за моей спиной. Крепче стискиваю веки, мысленно подготовившись к тому, что он сейчас попросит меня прекратить все это.
- Рицка, ты не возражаешь, если мы начнем новую работу?
Открыв глаза, в удивлении поворачиваю голову, поднимая взгляд. Соби смотрит спокойно и терпеливо. По слегка сведенным бровям видно, что он по прежнему не понимает, зачем мне все это понадобилось, но отказывать мне не собирается.
- Да, - с облегчением отстраняюсь, отпуская его запястья, - конечно, Соби.
Отступив в сторону, наблюдаю, как он, осторожно снимает незаконченную картину с мольберта. Хорошо, что он предложил начать заново. Мне было бы очень неприятно, если бы я своей неумелостью помешал ему должным образом осуществить его замысел. Испортить творение Соби, это было бы чересчур.
Он уносит работу к стене, прислоняет к ней, позволяя просохнуть. Возвращается и, встав на одно колено, начинает возиться с мольбертом, раскручивая крепления, чтобы опустить горизонтальную планку-держатель на одно деление вниз. Отрегулировав нужным образом высоту, вновь уходит куда-то. За чистой рамкой должно быть. Он, как правило, приготавливает сразу несколько штук. Я успел застать этот момент и видел, как он это делает. Погружает на несколько секунд лист ватмана в наполненную ванну, заставляя равномерно намокнуть. Затем укладывает на поверхность рамы и осторожно, стараясь не порвать ставшую мягкой и податливой бумагу, заворачивает ее на тыльную сторону, закрепляя там частым рядом кнопок. Затем отставляет, позволяя стечь воде. Высохнув, лист натягивается, создавая идеально ровную, готовую для работы плоскость. А после того, как рисунок закончен, Соби осторожно срезает его, проводя по краю острым канцелярским ножом.
Вернувшись, он устанавливает новую рамку на мольберт и ставит между ним и собой маленькую скамеечку, на которой иногда сидит, когда мы обедаем. Протягивает мне руку.
- Все готово, Рицка. Можно начинать.
Вцепляюсь пальцами в его ладонь. Он помогает мне забраться на получившийся постамент, придвигает ближе столик с кистями и тушечницами, чтобы не вынуждать тянуться слишком далеко. Кажется, он все учел, чтобы мне было максимально удобно. Моя голова теперь слегка возвышается над его плечом, касаясь затылком левой ключицы. Мольберт находится прямо перед глазами. Взяв кисть, Соби слегка вытягивает руки вперед, давая мне возможность вновь обхватить его запястья. Кажется, он не сердится, что я отвлек его от прежней работы, заставив заниматься таким странным делом. Интересно, чем объяснить такую покладистость с его стороны. Это опять подчинение или все же что-то другое?
- Итак. Что мы будем рисовать?
Растеряно моргаю. Я думал, Соби сам это решит. Я же не ожидал, что он захочет начать сначала. О том, что рисовать я даже и не думал.
Он терпеливо замер за моей спиной, ожидая ответа.
- Сакуру,- торопливо выпаливаю первое, что приходит на ум. Вчера, когда мы возвращались домой в такси, я слышал по радио объявление о начале Ханами. Вот и отложилось в памяти.
Соби слегка усмехается.
- Хорошо, Рицка.
Опустив кисть в тушь, тянется к листу. Он не повторяет прежних промахов, двигаясь медленно и осторожно, позволяя нам обоим привыкнуть к новым непривычным ощущениям. С удивлением осознаю вдруг, что на этот раз он не стал делать набросок. Наверное, решил повторить что-то из того, что уже рисовал раньше.
Он начинает с веток, обозначая светлым оттенком их будущее расположение. Осторожно проводит кистью по бумаге. Моя рука устремляется следом, старательно копируя его движения, пытаясь не отставать и не сбивать его. То есть, конечно, это почти невозможно. Я ведь все-таки не он. Я не могу проникнуть в мысли Соби. Не могу увидеть будущий рисунок, так как он видит его. Я не догадываюсь, что он сделает в следующий момент, куда повернет руку с кистью. Все это напоминает детскую игру на интуицию и скорость реакции. С одной лишь разницей. На этот раз все по-настоящему.
Наблюдаю за тем, как на листе постепенно вырисовываются контуры будущей композиции. Наверное, это должна была быть красивая пышная ветка. Вырастая из левого угла, она тянется вверх и наискосок, ширясь и разделяясь на более мелкие ответвления. Должно быть рисуй Соби подобное один, она и впрямь вышла бы очень красивой. Но сейчас я мешаю ему, то и дело запаздывая, когда он меняет направление движения, либо торопясь и нажимая слишком сильно. Из-за этого линии выходят неровными и размазанными или наоборот слишком тонкими и кривыми.
Закусив губу, смотрю на то, что получается. То есть я и не думал, что сразу выйдет идеально, но это просто кошмар какой-то. Почти что оскорбление таланта Соби. Однако он молчит, не возражая и не выказывая недовольства, хотя, уверен, это не может не задевать его.
Тихонько вздыхаю. Надо постараться осуществить все как можно быстрее, чтобы не мучить Соби долго. Только если бы я мог сделать так, чтобы это полностью зависело от меня.
Сосредотачиваюсь на его руках, пытаясь уловить даже мельчайшие движения. Вот он ведет кисть вверх, слегка прижимая к поверхности в том месте, где будут отходить в сторону отростки. Приближаясь к концу, постепенно отодвигает назад руку, делая линию все более тонкой. Плавно замедляет ход, предупреждая о том, что намерен остановиться вскоре. Замирает, затем, отрываясь от листа, осторожно переносит руку в другое место, чтобы повторить все заново.
Обычно подобные простые вещи вроде веток деревьев он рисует очень быстро, легкими плавными взмахами. Но из-за того, что он теперь вынужден учитывать мое присутствие, процесс движется крайне медленно, словно мы оба, опасно балансируя, идем по канату. Время, должно быть, летит сейчас стремительно и незаметно, но для нас оно едва ползет, измеряясь отрезками длиной в каждую ветку. Хорошо, что Соби такой терпеливый. Будь я настолько искусным мастером как он, я бы так работать просто не смог.
Закончив рисовать очередную веточку, он, в который раз уже отправляется за новой порцией туши. Прикрыв глаза, даю себе секундную передышку, пока Соби наполняет кисть. Насколько же это нелегко постоянно находиться в напряжении, чтобы в нужный момент успеть среагировать должным образом. Внимание помимо воли рассеивается. Как ни стараюсь, я все равно совершаю ошибки, сбиваюсь, заставляя кисть в пальцах Соби вздрагивать, делая неверные движения, и этим еще больше обезображивая рисунок. Он и так выглядит кривым и неказистым, будто бы созданным совсем неумелой рукой. Но Соби это не останавливает. Он продолжает действовать методично и спокойно, не позволяя себе отвлекаться или убыстрять темп. В отличие от меня невозмутимости и хладнокровия ему не занимать.
- Знаешь, Рицка, я, кажется, понимаю, зачем тебе все это понадобилось,- он задумчиво улыбается, - весьма необычный подход. Никогда не слышал ни о чем подобном.
Слегка задерживаю дыхание. Он все-таки догадался. Впрочем, ничего удивительного. Должно быть, он тоже не раз думал, как нам научиться взаимодействовать друг с другом, как настоящая пара. Возможно, это и хорошо, что он все понял. Правда я надеялся, что это случится несколько позже. Когда я хоть немного приближусь к тому, чтобы доказать ему возможность и эффективность такого способа. Я долго колебался, решая, стоит ли объяснять Соби свой замысел заранее. Я вовсе не думал, что он откажется мне помогать, но опасался его сомнений. Они только навредили бы делу. Хорошо, если он допускает такую возможность, позволяя нам обоим хотя бы попытаться…
- Соби, так ты не против?
- Нет, - он бросает на меня быстрый внимательный взгляд, - но выйдет лучше, если ты не будешь придавать моим действиям такого большого значения. Это не главное.
А что главное тогда? Ведь я не просто так выбрал именно такой способ. В поединке Жертва является тем, кто ведет Бойца, помогая ему, отвечая за его действия. Соби же до сих пор вынужден был справляться, рассчитывая только на себя. Свыкшись к этим. И я давно искал способ все изменить, но так, чтобы не приходилось его подчинять. Мне нравится, что я могу доверять его чутью, позволяя импровизировать и полагаться на собственные знания и интуицию. Но вместе с тем устраниться полностью означало бы бездействовать. Меня это не устраивает. Единственным выходом остается научиться дополнять его, не сковывая своим присутствием, работая как можно более слаженно. А значит, я должен быть максимально внимателен сейчас. Я начал все это, чтобы приноровиться действовать вместе с ним, вплетая в его движения свои, так чтобы они становились едиными. Чтобы начать, наконец, чувствовать его. Но теперь мне постепенно становится ясно, как непросто добиться подобного. А может статься так, что мне это вообще окажется не по силам. Чем больше времени проходит, тем быстрее тает моя уверенность в том, что у меня выйдет. В том может ли вообще что-то из такого получиться. Уж слишком медленно я привыкаю ко всему этому, постоянно путаюсь, не поспевая за Соби, мешая ему. Мне становится все сложнее отслеживать его движения, Разум устает от этой непрерывной вымученной сосредоточенности. И от того, что мне никак не сдвинуться с мертвой точки, я уже начинаю терять терпение.
Рисуя изгиб очередной ветки, рука Соби чуть сворачивает в сторону. Несмотря на все свои старания, я все-таки пропускаю этот момент. Кисть, заметавшись, дергается. Линия выходит зигзагообразно искривленной и к тому же слишком толстой.
Вздыхаю, стиснув зубы.
- Черт. Прости.
- Не извиняйся, Рицка, - он аккуратно подправляет насколько это вообще возможно испорченную область рисунка, - все в порядке.
Это он так говорит, чтобы не расстраивать меня. Отворачиваюсь, глядя в сторону, ощущая, как вздрагивают ресницы.
Он, наверное, тоже уже устал рисовать так, не смотря на все мои попытки не стеснять его. Но, начиная каждый раз новое движение, он поневоле вынужден преодолевать сопротивление моих рук, пока я не пойму, что он в этот раз намерен сделать. К этому еще можно добавить тот факт, что, концентрируя внимание на нем, я забываю следить за собой. Мои локти то и дело опускаются, утомляясь все время находиться в поднятом состоянии, и я своим весом тяну руки Соби вниз, к полу. Должно быть, ему правда нелегко. А он даже не возражает. Соби…
С трудом подавляю тяжелый вздох. Может прекратить все это? Не стоит оно того.
- Рицка, пожалуйста, не беспокойся так. Все хорошо.
Хмурясь, встряхиваю головой. Мысли что ли читает? Хотя это, наверное, все ушки. Повисли, небось, выдавая, насколько я сейчас расстроен и подавлен. Сжимаю зубы. Надо постараться. Нужно взять себя в руки. Ради Соби.
Закончив с веточками, он приступает к изображению цветов. Прикасается к листу кистью, слегка поворачивая ее кончиками пальцев, распуская веером, отчего ворс, описывая плавный полукруг, оставляет след в форме изящного лепестка.
Пытаясь сдуть со лба мешающую мне челку, напряженно слежу за его руками, постепенно заполняющими лист завитками цветов. Ну почему я выбрал именно сакуру, не мог придумать, что-нибудь попроще? Теперь следовать движениям Соби стало практически невозможно. Они настолько короткие и мелкие, что я едва ощущаю их, и вместе с тем малейшая неточность видна на рисунке, буквально приковывая взгляд. Если ветви еще могли бы быть такими неровными и кривыми, то цветы сакуры всегда совершенны. Любой изъян в их форме прямо-таки бросается в глаза.
Изнемогая уже от собственной неумелости, мрачно гляжу на работу. Я держусь на одном упрямстве. Просто заставляю себя сохранять сосредоточенность. От напряжения руки начинают слегка дрожать.
- Рицка, не пытайся отслеживать или предугадывать каждое мое движение. Постарайся увидеть все это иначе. Целиком, за нас обоих.
Ох, легко ему говорить. Что это значит вообще?
Качаю головой.
- Я не понимаю.
Кисть останавливается. Оторвавшись от листа, движется ко мне.
- Ты должен почувствовать меня не здесь, - он осторожно проводит кончиком ее черенка сверху вниз по моему лбу, затем кисть мягко упирается в грудь, - а здесь.
Вздыхаю, поникая ушками:
- Соби, я… пытаюсь.
Он едва заметно улыбается.
- Я это вижу.
Наклонившись, осторожно прикасается губами к моей макушке. Невозмутимо возвращается к работе. Слегка шмыгаю носом. Пытаться-то пытаюсь, но какого ж черта у меня до сих пор не выходит ничего? Уже больше часа прошло с того момента, как он впервые прикоснулся к этому листу, а результата как не было, так и нет. И вроде бы я даже успел приспособиться ко всему этому и ошибаюсь теперь реже, почти выучив несложный алгоритм этих движений, но я все еще не чувствую Соби. Я думал, что это придет само, став интуитивным, естественным. Но так я действительно скорее рисовать научусь, чем смогу ощутить его.
Закусываю губу. Почему же не выходит? Я что-то делаю неправильно? Но что? Он сказал, я должен увидеть это не разумом, а как-то по-другому. Вот только как именно? Все наши ощущения проходят через нейроны мозга и осознаются им. Как я могу почувствовать это иначе?
Кисть заканчивает рисовать очередной цветок, плавно скользит в сторону, смещаясь на другую ветку. Поглощенный своими мыслями, я пропускаю тот момент, когда она, опустившись, застывает. Моя рука не успевает затормозить, вжимая кисть в лист, превратив изысканный, тонкий лепесток в жирную бесформенную кляксу.
Соби замирает с легким вздохом. Зажмурившись, закусываю дрожащие губы.
Я даже не заподозрил, что он вот-вот остановится. Кого я обманываю. Я не чувствую его, просто слепо копирую его движения. Это бесполезно. Ничего не изменилось.
- Хватит, Соби. Пора прекратить все это. Прости, дурацкая была идея.
Он молчит, глядя вперед перед собой. Затем склоняет голову вниз.
- Рицка, я не верю, что ты так легко сдашься.
Тяжело вздыхаю, брови сходятся.
- Но ведь очевидно, что такой метод не работает. Какой смысл и дальше заставлять тебя заниматься всем этим?
Он бросает вниз осторожный внимательный взгляд.
- Я принадлежу тебе, Рицка. Ты вправе располагать мной, как сочтешь нужным.
Отпустив его запястья, обхватываю себя руками
- Я знаю, что вправе. Но это также означает, что я должен понимать, когда стоит уже остановиться.
Прикрыв глаза и откинув голову назад, прижимаюсь затылком к плечу Соби, смиряясь со своим поражением. Все-таки самонадеянно было полагать, что я могу придумать что-то новое, изменив привычные правила. Излишняя самоуверенность еще никого до добра не доводила.
Соби слегка вздыхает за моей спиной. Возвращает на столик кисточку и тушь. Снимает очки и, сложив, откладывает в сторону, словно приготавливаясь к чему-то. Сместившись в бок, осторожно поворачивает к себе мою голову, серьезно заглядывая в глаза.
- Рицка, мне не кажется, что это была плохая идея. Ты себя недооцениваешь.
Его ладонь скользит вниз по щеке, проникая под подбородок. Мои глаза расширяются, едва я осознаю, что он намерен предпринять. Ушки взлетают. Прежде чем я успеваю опомниться, он стремительно наклоняется и накрывает мои губы своими, приникает к ним так требовательно и крепко, что у меня перехватывает дыхание. Его рука безапелляционно запрокидывает мою голову, он твердо прижимает ее к своему предплечью.
Ох! Вцепляюсь пальцами в его тунику, вздрагиваю всем телом, ощущая как, обезумев, трепещут ресницы. Что он делает! Соби!
Задыхаясь, втягиваю носом воздух. Не давая мне возможности вырваться, он еще больше обхватывает мои губы, плотнее прижимается к ним, углубляя поцелуй. Погружая сознание в полнейшее смятение. Мысли все перемешиваются, пальцы слабеют. Совершенно перестав уже что-либо соображать, оползаю вниз. Ноги подгибаются. Соби подхватывает меня, не давая упасть, прижимает к себе, не прекращая целовать, обнимая губами, лишая воли к какому-либо сопротивлению. Без сил откидываюсь на его плечо, не в состоянии уже сделать хоть что-то. Да что же он творит со мной… С ума сойти можно.
Оторвавшись, наконец, от моих губ и с трудом переводя дыхание, он прислоняется своим лбом к моему.
- Тебе лучше?
Судорожно вздохнув, отрицательно мотаю головой.
Он слегка усмехается, затем вновь серьезнеет.
- Рицка, я готов уделить тебе столько времени, сколько потребуется, пока у нас не начнет получаться. Так, что ты решил? Мы продолжим работу?
Он хочет этого. Пытаюсь выпрямиться или хотя бы разлепить ставшие свинцовыми веки. Вот как ему возражать после такого? Веревки из меня вьет просто.
- Хорошо, Соби… Давай…
- Замечательно.
Он бережно ставит меня прямо на скамеечке. Едва отпускает руки, я, пошатнувшись, вновь падаю назад, прислоняясь к нему. Ну что он наделал, я же даже стоять ровно не могу. Хорошенький способ убеждения он нашел.
Ворчу:
- Вообще-то это я должен вдохновлять тебя на подвиги, а не наоборот.
Его взгляд вспыхивает, в нем зажигается озорной огонек. Он скромно опускает глаза.
- Я всего лишь служу тебе, Рицка. Поддерживать своего Повелителя – это мой долг.
Вот и поддерживай теперь. А то «Повелитель» на ногах едва стоит от слабости. А все ты виноват, Соби.
С легкой улыбкой он приглашающе вытягивает руки вперед. Обхватываю вновь его запястья, пытаясь хоть немного привести в порядок мысли. Как он полагает, я смогу продолжать? О какой сосредоточенности может идти речь, если я едва понимаю, что вокруг происходит. Голова словно в тумане. Я даже думаю с трудом.
Он берет кисть. Возвращаясь к лепесткам цветов, рука вновь устремляется к листу. Моя почти безвольно скользит следом, двигаясь невпопад. Упрямо встряхиваю головой, пытаясь вернуть себе хоть какие-то крохи прежней собранности. Впиваюсь глазами в рисунок, стараясь уследить за Соби. Совершенно бесполезное занятие в моем состоянии, я только окончательно порчу все, своими неровными, неуклюжими движениями постоянно сбивая его, то и дело размазывая тушь по листу. Если мне до этого казалось, что у нас плохо выходит, то теперь вообще перестало хоть что-то получаться. Все и впрямь познается в сравнении.
- Не пытайся вновь осознавать мои действия. Перестань думать о них, Рицка.
Почему он так настойчиво просит об этом? Я же держу его руки. Если я не буду следить за собой и помогать ему, он вообще не сможет рисовать.
- Соби, что это значит? Почему, я не должен думать, что делаю?
- Твои мысли только мешают тебе.
Ну вот опять. Похоже Соби знает, как надо и пытается мне помочь, но для меня эти слова лишены всякого смысла. Должно быть это оттого, что я по прежнему не могу представить себе то, чего пытаюсь добиться. Действую, не до конца понимая, что хочу получить в результате. Как я вообще могу почувствовать его? Каким образом это происходит?
- Соби, я не понимаю, что я должен сделать сейчас. Объясни мне.
Он останавливается, обдумывая что-то. Слегка вздыхает, приняв какое-то решение. Поставив на столик чашечку с тушью, он наклоняется к моему плечу, неожиданно целиком обхватывает губами мочку уха, слегка прикусывает, проводя по краю кончиком языка.
Вздрагиваю всем телом. Яркий импульс жгучей волной прокатывается вверх по позвоночнику, отдаваясь холодком в затылке. Глаза распахиваются.
- Соби, что ты делаешь?!
- Объясняю.
Его дыхание касается шеи.
- Избавься от мыслей. Чувствуй, Рицка.
Его губы отправляются в неторопливое путешествие по моей коже. Исследуют каждый сантиметр, нежно обхватывая и отпуская. Левая рука, бережно обняв снизу подбородок, поднимает мою голову, слегка склоняя на бок, создавая Соби больший простор для действий.
Судорожно дергаюсь вперед. Его рука напрягается, удерживая меня на месте, прижимая локти к пижаме. При всем желании, я не смог бы вырваться, даже если бы попытался вновь. Он продолжает ласково и настойчиво покрывать шею мягкими поцелуями, легко поглаживая ее возле уха кончиками пальцев.
Зажмурившись, не могу не вздрагивать. Вконец растерявшись, не понимая, что происходит. Отрывисто хватаю ртом воздух, мне нечем дышать. Его теплые губы скользят по коже, обжигая дыханием, оставляя на ней горящие следы. Голова начинает плыть, погружаясь в бредящий хаос, мысли путаются. В груди становится так горячо и тесно, словно температура тела разом подскочила градусов на пять.
Слегка дернувшись, правая рука Соби неверно, словно во сне движется к мольберту.
Что?... Он собирается продолжить рисовать? Он с ума сошел?!
Тянусь следом, чувствуя, что руки меня просто не слушаются. Что они делают сейчас, попадают ли наши движения в такт, я просто уже не осознаю. Весь мир сужается для меня, сворачиваясь в кокон вокруг моего полыхающего краской лица и шеи, горящей от его будоражащих поцелуев. Я тону в них, как в океане. Он вздыхает:
- Забудь про все. Не пытайся осознавать происходящее. Не думай ни о чем.
Что он такое говорит. Я ведь и так ничего не соображаю. Как ОН может вообще что-то рисовать сейчас? Изредка бросая на мольберт туманящийся взгляд, он скользит кистью по листу, не прекращая своими губами сводить меня с ума.
Время остановилось, перестав существовать. Безвольно откинувшись на его плечо, могу только рвано дышать, стиснув трепещущие веки. Я уже совсем обессилел. Вконец измучен и вымотан. Давно упал бы, если бы он не держал меня сейчас, прижимая к себе. Чего он добивается? Зачем делает все это со мной? У меня все плывет перед глазами и шумит в ушах. Я так больше не могу!
- Соби… хватит …, - всхлипываю, дрожа всем телом, - пожалуйста… Прекрати…
Он останавливается, прижимаясь лбом к моей щеке. Удерживающая меня рука, отпустив подбородок и упав вниз, судорожно сжимается, комкая ткань пижамы на моем плече.
- Рицка… Прошу тебя…. не отступайся, - его севший слегка голос отдается эхом в голове.
Скользнув выше, он зарывается лицом в волосы возле виска, дыхание касается уха. Как близко…
- Прими меня, Рицка… Впусти... Сделай частью себя…
Ближе чем когда-либо…
Втягиваю в себя воздух. Глаза расширяются. Его слова проникают вглубь меня, завораживая, просто очаровывая, рождая в душе странное щемящее чувство, что возможно я, наконец, понимаю, о чем он. В груди будто щелкает что-то. Разум распахивается, распускаясь огненным салютом. Все преграды разлетаются, истаивая и исчезая, словно потолок, взорвавшись изнутри, открыл над моей головой огромный и головокружительно высокий купол ночного неба. Полный звезд. Все вокруг становится настолько четким и ясным, точно во мне вдруг настроили резкость, включили свет.
Соби застывает, задержав дыхание. Рука с кистью, дрогнув, отрывается от края тушечницы. Стремительно взлетает. Моя следом. В едином слитном движении, будто взмахивает крыльями бабочка. Я вижу ее, переливающуюся синим мерцающим цветом, проплывающую мимо моего лица, заставляя воздух вокруг волноваться и трепетать звоном сотен колокольчиков.
- Рицка…- Соби, поднимает голову. Пошатнувшись, выпрямляется. Потрясенно смотрит на наши танцующие в едином ритме руки, - это невероятно….
С наслаждением возвращая себе прежнюю скорость и уверенность движений, он с тихим стоном вновь обнимает меня свободной рукой. Дрожа, прижимает к себе так крепко, что у меня перехватывает дыхание:
- Ты умница, Рицка! Я знал, что у тебя все получится!
Знал?… Так он это специально... Вот ведь…
-Соби-и…,- в изнеможении роняю голову вниз. Голос звучит почти жалобно, - ну кто ты после этого, а?
Он улыбается, уткнувшись носом мне в макушку. Прекрасно понял, о чем я.
- Догадываюсь, кто.
Всхлипнув, прижимаюсь щекой к его плечу. Заломив брови, хмыкаю. Смеется. Чувствует, что я не могу сейчас на него сердиться. Везунчик. В другое время, прибил бы его за такие штучки. Часа три спустя, после того как очухался бы. Но без его помощи, я бы просто не справился.
Медленно выдыхаю, постепенно успокаиваясь, чувствуя, как смятение и растерянность уступают место огромнейшему облегчению. Все было не напрасно. Я не ошибся. Это действительно возможно. Этот пресловутый «контроль» не является единственной панацеей. Боец и Жертва способны взаимодействовать и без него. Соби мне доверился, а я его принял. И мы оба свободны сейчас.
Откидываюсь на его плечо, закрыв глаза. Теперь я могу позволить себе уже не смотреть на рисунок. Наши руки двигаются в такт, и я даже не прикладываю к этому никаких усилий. Я просто знаю, что он сделает в следующее мгновение. Вижу это я так ясно, словно он - это я сам. Оказывается, объединиться с Соби, слиться с ним – это такое упоение. И наполненность. Словно до этого я был тусклым осколком, а теперь получил возможность ненадолго стать целым. Совершенной сияющей сферой. Это потрясающее ощущение. Если мы способны на такое, даже без единого имени, как это было бы будь оно у нас общим. Я хотел бы это узнать. Но уже то, как ясно я ощущаю его сейчас превосходит мои самые смелые ожидания. Хоть раз испытать подобное, достичь таких вершин, окунувшись в это небо с головой, это стоит чего угодно.
- Соби, ты ждал, чего-то похожего?
- Да. Хотя и не думал, что выйдет настолько хорошо.
Улыбаюсь про себя. Похоже, я сумел его удивить. Он ведь тоже сразу понял, что у меня получилось. Безошибочно определил тот самый момент. Хотел бы я узнать, что он испытывает сейчас. Как он видит все это. Я себя чувствую так, будто окутываю его, обхватив собой. Ощущаю его присутствие в своем сознании. Я словно раковина-жемчужница, хранящая в себе свое сокровище. Или суша, обнимающая берегами кристально чистое живое озеро, питая его ключами. Надеюсь, Соби хорошо сейчас в моих объятиях. Потому что мне – очень. Минуты летят, и я уже почти сожалею, что он скоро закончит работу и мне предстоит отпустить его руки, разорвав наш контакт. Если бы я мог, я не отпускал бы его никогда.
- Думаю, достаточно на сегодня. Сюда больше нечего добавить.
Открываю глаза, чувствуя, как по лицу ползет удивленная улыбка. «Достаточно… на сегодня»… Он так это сказал, будто уверен, что это не последний наш совместный рисунок. Ты прав, Соби. Не последний.
Поднимаю взгляд на работу.
Мда-а. Потрясающий контраст. Ее смело можно разделить на «до» и «после», насколько очевидна разница в качестве исполнения.
Соби все-таки удалось замаскировать неуклюжую неровность веток, придав им форму и объем дополнительной доводкой. Положив поверх светлого контура линию более темного оттенка, он ухитрился за счет искусно контрастного края и естественных, плавных переходов, создать ощущение, что выступающие со всех сторон светлые неровные пятна, это просто тени, отбрасываемые ветвями на плоскость, на которой они лежат. С цветами же все обстоит куда хуже. Насколько же отличаются эти бесформенные смазанные комки непонятного чего-то, расположенные в нижней половине листа, от изящного ажурного плетения, покрывающего ветки в верхней части картины.
Пожалуй, не стоит когда-либо кому-то это показывать. Но Соби смотрит на рисунок так, будто никогда не создавал ничего лучше. Удивительно.
Он опускает глаза, тепло глядя на меня.
- Устал?
Улыбаюсь.
- Есть немного.
Это конечно изрядное преуменьшение. Я себя чувствую полностью выжатым. После такого долгого напряжения и совершенно опустошившего меня взрыва эмоций, вызванных «объяснениями» Соби, просто с ног валюсь. С трудом сдерживаюсь, чтобы не тереть ладонями слипающиеся глаза.
Он осторожно обнимает меня за плечи, приникая лицом к виску, вдыхая запах волос.
- Отнести тебя на кровать? Ты позволишь?
Усмехаюсь. Он просто невероятен. Откуда эта сдержанность, после того, что он творил со мной каких-то полчаса назад.
- Соби, пять метров до постели я и сам пройти могу.
Он улыбается уголками губ.
- И все-таки. Позволь мне, Рицка.
Ну что с ним делать? Знает ведь, что не откажу. Хотя бы потому, что сам не возражаю.
- Ладно, - смущенно хмыкаю, - если хочешь…
Он словно только этого и ждет. Нагнувшись, аккуратно берет меня на руки, прижимая к себе. Наклоняется к лицу, губы замирают рядом с моими. Он вскидывает взгляд, спрашивая разрешения.
Усмехаюсь. Ну целуй, раз так хочется. Я сейчас такой добрый, аж сам удивляюсь. А он это чувствует и пользуется моментом. Впрочем, это обоюдно.
Прикрыв глаза, тянусь наверх, поднимая подбородок. Давай, Соби. Мы за сегодняшний вечер выполнили недельный план по поцелуям. Чего уж теперь-то.
Слегка улыбнувшись, он мягко приникает к моим губам. Вбирает их, мнет так нежно, что у меня опять начинает кружиться голова. Ох-х.…
Обвиваю руками его шею. Хвост незаметно оборачивается вокруг его талии.
Жмурюсь. А кто-то собирался меня на кровать отнести. Чтобы я спать лег. Передумал уже?
Тронувшись с места, обогнув софит, он медленно идет в противоположный край комнаты к кровати. Очень медленно. Ну совсем не торопится, ага. Не хочет отпускать. Понимаю его.
Перехватив меня одной рукой, другой он откидывает в сторону одеяло. Бережно опускает меня на простынь и подушку, наклоняясь следом, не прекращая целовать. Не глядя укрывает. Садится рядом, поставив локти по обе стороны от моей головы, продолжая ласкать губами, зарываясь руками в мои волосы.
Прикрыв глаза, тихо млею. Совершенно не хочется его останавливать. Пусть продолжает сколько хочет. Приятно-то как, бог ты мой.
Челка, падая вниз, щекочет лоб и щеки. Ладони мягко гладят мои ушки. Сколько же в нем неистраченной нежности и тепла. Ни от кого я еще не знал столько ласки, как от Соби. Пожалуй, я мог бы к этому пристраститься, став жадным до таких его прикосновений. Если уже не стал.
Оторвавшись, наконец, от моих губ, он открывает глаза, затянутые туманной дымкой. Взгляд на мгновение становится печальным, он слегка вздыхает и едва заметно усмехается, словно иронизируя над собой.
Беспокойно шевельнувшись под одеялом, наблюдаю за ним. Что-то не так? Высвободив руку, осторожно прикасаюсь кончиками пальцев к его щеке. Соби?...
Чуть встряхнув головой, словно отгоняя какую-то мысль, он мягко трется щекой о мою ладонь. Кивает на мольберт.
- Продолжим завтра?
А-а. Так и думал, что ему это понравилось. Прикрыв глаза, довольно жмурюсь.
- Думаешь, стоит?
Опершись подбородком на руку, он улыбается уголками губ, принимая предложенную игру.
- Думаю, да. Ты нашел очень хорошее решение, Рицка. Просто блестящее.
- Правда?
О, я прямо-таки напрашиваюсь на его комплементы. Ничего не могу с собой сделать. Меня так редко хвалят. Чаще ругают. Скажи еще раз, что ты доволен мной, Соби. Ну пожалуйста.
- Правда,- нежно глядя на меня, он легко ерошит рукой волосы на моей голове,- Ты умница, Рицка. Как ты додумался до такого?
Ох! Замираю, улыбка застывает на лице. Как же я не подумал, что он может начать задавать вопросы? Доигрался. Черт…
Судорожно соображаю, что мог бы ответить тот Рицка, каким я был месяц назад, когда еще не знал ничего о Жертвах и учебнике.
- Ну… Я увидел, как ты рисуешь и подумал, что это могло бы помочь…
Его взгляд тепло вспыхивает, он склоняет голову на бок.
- Ты все правильно сделал, Рицка. Ты такой молодец.
Слегка вздохнув, отвожу глаза. Черта с два я молодец. Опять солгал ему, испортив такой вечер. Я не заслуживаю его похвалы.
- Отдыхай,- он вновь осторожно проводит ладонью по моим волосам, - Спокойной ночи, Рицка.
- Ага, - вымученно улыбаюсь. - И тебе.
Наклонившись, он мягко целует мой лоб. Прикрываю глаза, брови виновато сходятся.
Он поднимается, я грустно провожаю его взглядом. Остановившись у балкона, он приоткрывает его, доставая из заднего кармана брюк сигареты. Повернувшись, окидывает долгим взглядом мольберт. В глазах мерцает теплый, почти счастливый блеск. Выскользнув за тонкую балконную перегородку, аккуратно закрывает ее за собой. Я слышу, как снаружи тихо щелкает зажигалка.
Со вздохом утыкаюсь лицом в подушку. Что я делаю? Почему я никак ему не скажу?... Ведь был же такой удачный момент. Мы никогда еще не были так близки как минуту назад. Соби простил бы меня. Почему я смолчал, солгав ему опять? Разве я не унижаю нас этой ложью? Унижаю его… Соби не заслужил такого отношения. Он так старается. Он на все готов ради меня. А я….
Закусываю губу, пальцы, сжимаясь, комкают простынь.
Все просто. Это страх. Я не смог, потому что испугался того, что он может подумать обо мне, если узнает правду. До ужаса банальная ситуация. Мне было так хорошо. И он был так горд и доволен мной. Невыносимо было разрушить все это в тот момент. Признаться, что я нечестен с ним. Что я не такой уж замечательный, как он полагает. Обычно мне не важно, что кто-то думает на мой счет. Но Соби – это другое. Испортить его хорошее мнение обо мне, подорвать его доверие к моим словам было бы непереносимо. И я не смог. Струсил и солгал, еще больше увеличив меру своей вины перед ним. Что же я творю…
Рывком перевернувшись на спину, мучительно стискиваю веки.
Я думал, сегодня вечером мы стали ближе. Это иллюзия. На самом деле я вместо этого сделал шаг назад. Моя ложь, как пружина. Натягиваясь и звеня, она дожидается момента, чтобы, превысив критический порог, выстрелить, разрушив все, что мы так долго и кропотливо создавали. Наше доверие.
Закусив губу, гляжу в стену.
Я должен признаться ему пока не поздно. Но я не могу. Я просто трус.
Вздрогнув, замираю. Сдавленный вздох срывается с губ.
Да. Моя ложь-это трусость. Что бы ни говорила об этом Кацуко-сенсей. Я ведь лгу теперь не только потому, что не хочу ранить Соби. Не потому, что опасаюсь, что он помешает мне закончить обучение, уничтожив учебник. За эти три недели, я успел дочитать его.
Я лгу, потому что боюсь упасть в глазах Соби. То есть боюсь за себя. Я действительно трус. И это не делает мне чести.
Обреченно прикрываю глаза. Я скажу ему. Но не сейчас. После каникул. Ведь он так счастлив. Наверное, я могу позволить себе напоследок насладиться его счастьем, пусть оно и отравлено для меня горечью вины.
Пускай. Раз уж я так слаб. Если мне суждено подорвать его доверие, то пусть это случится позже. К тому моменту я буду готов.
Соби.
Уже полночь. Рицка спит при свете ночника. Во всем доме стоит тишина, нарушаемая только слишком громким шумом воды, барабанящей о дно старой чугунной ванны. Впрочем, я не опасаюсь, что могу потревожить этим Рицку. Он так устал, что вряд ли что-то способно разбудить его сейчас.
Запрокинув голову, подставляю лицо колючим прохладным струям. Да-а. Контрастный душ это именно то, что необходимо мне сейчас. У меня впереди очередная ночь за компьютером, нужно вернуть себе хоть немного бодрости. Хотя я все равно не смог бы заснуть. Странное сочетание. Зверская усталость тела и слишком возбужденное состояние разума. Уснуть не вышло бы, даже если бы я попытался.
Увеличив до отказа напор холодной воды, опираюсь ладонями о стену возле окна, забранного матовыми стеклянными пластинками.
Отчасти Кио прав, считая меня мазохистом. То, что я вытворяю с собой, действительно можно так назвать. Болезненно сладко и нестерпимо прекрасно. До дрожи. Этот дурманящий яд проникает в меня, сопровождая каждое прикосновение к Рицке, и я продолжаю мучить себя, даже когда в этом нет необходимости. И когда она есть, я все равно не знаю меры. И уже хочу этого. Должно быть я безумен, но не могу жить без того, чтобы не прикасаться к нему. Без вкуса его мягких, невинных губ, неумело, но искренне отвечающих на мои поцелуи, без запаха его волос. Это выше моих сил. Уже час почти прошел с момента, как он уснул, а я все никак не могу перестать об этом думать.
Вздыхаю, вздрагивая. Обжигающе холодные струи высасывают из тела последнее тепло. Окончательно замерзнув, постепенно начинаю возвращать воде прежнюю температуру. После самовольно устроенной себе ледяной купели даже прохладная вода кажется мне слишком горячей. Кажется, я перестарался. Склоняю голову, ощущая, как тяжелые жгучие капли, отскакивая, колотят по плечам. Усмехаюсь. Определенно перестарался. Это неоспоримо. Сегодня я безусловно побил все прежние рекорды по части издевательств над собой. Выключив воду, тянусь за полотенцем. Взгляд задерживается на запястье, рождая невольную улыбку на моих губах. Но оно того стоило.
Рицка даже не подозревает, как много значит для меня то, что он сегодня совершил. Когда я осознал, что и зачем он делает, меня это просто поразило. Пожалуй, никто еще не проявлял ко мне такого неравнодушия. Никто не ценил настолько высоко. Но не мои полезные качества и способности, а всего меня. Целиком. Это удивительно. Никогда не встречал еще такого отношения. Он пожелал объединиться со мной, сохранив меня при этом таким, какой я есть, не пытаясь переделывать под устраивающие его стандарты. Захотел принять под свою руку, оставив мне свободу быть собой. И сумел достичь нашего единения, сделав навстречу такой шаг, которого я не просто не ожидал, – не смел надеяться, что подобное когда-нибудь случится. И все по собственной воле. Поразительно. Великодушно. Подобную щедрость по отношению к слуге я вижу впервые. Я это оценил.
Объединяясь с Сеймеем, я всегда ощущал его непреклонную властность. Слияние с Рицкой было объятиями. Невероятные ощущения. Невыразимый контраст. Рицка – неограненный кристалл, прекрасный в своей чистоте и естественности. И я не позволю резцу чьего бы то ни было влияния коснуться его.
Застегнув последнюю пуговицу на своей темно-синей пижаме, отодвигаю сторону занавеску, выходя из ванной. Смотрю на Рицку. Неслышно приближаюсь и сажусь рядом с ним на кровати, глядя на то, как глубоко и спокойно он спит, обняв руками подушку и прижав ее к себе. В моей постели. Четвертый день уже любуюсь на это чудо и все никак не могу привыкнуть и поверить в это.
Вздыхаю, ощущая поднимающуюся в душе нежность. Не в силах сдерживаться, осторожно прикасаюсь ладонью к его волосам, провожу по ним, задевая кончиками пальцев упругие, шелковистые ушки. Рицка жмурится во сне, стискивая пальцами подушку, недовольно дергая ухом. Слегка усмехаюсь, прикрыв глаза. Как же я люблю его.
И буду любить, что бы ни случилось. Даже, если бы он приказал мне побороть в себе это чувство, я не смог бы выполнить этот приказ. Но Рицка такого не сделает.
Улыбаюсь про себя. Да. Он не станет приказывать мне подобного. Он хочет быть со мной. Я больше не навязываюсь ему из-за приказа Сеймея. Он сам желает того, чтобы я был его Бойцом. И сознание того, что я достоин этого в его глазах, согревает меня теплом.
Но он просто невероятен. Маленький герой, поборовший свой страх. Как же он переживал и волновался, я просто не мог найти слов, чтобы как-то его ободрить. Но у него все-таки получилось…
Невольно нахожу глазами стоящий в углу мольберт. Усмехаюсь. Да. И впрямь получилось.
Однако невозможно уже и дальше предполагать, что все случившееся – это совпадение или случайность. Пусть Рицка и не знал, как добиться того, чего он хочет, но в его намерениях трудно ошибиться. Это заставляет прийти к мысли, что Сенсей был прав. Рицка действительно мог выкрасть учебник. Та отчаянная смелость, которую я разглядел в нем сегодня, доказывает, что он вполне способен на подобное. Все его действия говорят о куда большей психологической подготовленности и осведомленности, чем можно было бы ожидать в противном случае. Скорее всего, Зеро помогли ему осуществить все это. Уж больно красноречиво они исчезли прямо после нашего разговора, выдав себя с головой. Правда только мне. Йоджи - умный парень, должно быть он быстро сообразил, что к чему, сделав верные выводы. И они ушли, обрубив все концы, чтобы не подставляться самим и защитить Рицку. Вполне понятное решение. Я благодарен им за это. Потому что практически не сомневаюсь уже, что это была его идея. И даже знаю, зачем ему это понадобилось. Он хочет быть моей Жертвой. Стремится к этому, пытаясь сократить расстояние между нами. Пусть не говорит всего, но показывает каждым своим поступком. Это самонадеянно думать так, но я горжусь этим. Мне подобное даже и не снилось.
Вот только почему он все еще ничего мне не сказал? Продолжает скрывать, даже начав уже действовать. Так сильно не хочет тревожить меня всем этим? Или здесь что-то другое?
Взгляд скользит по его сомкнутым в глубоком сне ресницам.
Может быть, его смущают его собственные желания? Рицка очень сдержан в выражении своих чувств, возможно, обозначить вслух подобные намерения в отношении меня – это слишком много для него, слишком глубоко и сильно. Почти равнозначно признанию в любви. Подобные вещи делают уязвимыми, обнажая сердце перед тем, на кого они направлены. Он может быть не готов такому. Рицка – раненное в душу существо, должно быть, он все еще не может до конца поверить мне. Хочет этого, но боится. Уже то, что он стремится мне навстречу, само по себе является величайшим доверием с его стороны, и требовать большего я не имею права. Торопить его, толкать под руку было бы огромной ошибкой. Это только испортило бы все, заставив его защищаться, столкнув в пропасть отторжения. Подобные вещи заслуживают очень бережного отношения. Я не должен мешать ему разобраться в себе, нужно запастись терпением и подождать.
Рицка волен сам решать, хочет ли он, чтобы я узнал обо всем этом. Вынуждать его признаться, ловить на промахах и ошибках было бы жестоко и нечестно. Если он сочтет, что готов, он сам мне все расскажет. Если же нет… Значит я буду пытаться всеми силами доказать, что достоин его доверия, терпением и преданностью разрешив его сомнения.
Я буду стараться. Я буду ждать.
Chapter VII Reckless
РокировкаChapter VII Reckless
Рокировка
Рицка.
Опустив на землю тяжелый рюкзак, аккуратно закрываю за собой дверь. Раннее утро субботнего дня замирает вокруг трепещущей тишиной. Солнечные лучи мерцают в ветвях деревьев, бросая косые столпы света на стены домов и асфальтовые аллеи. Улицы пусты и оттого похожи на декорации к какому-то фильму. Это странное ощущение, очаровывающее какой-то незнакомой новизной. Должно быть я чувствую это так, потому что ухожу отсюда, покидая это место на целых десять дней. Я не могу не видеть сейчас все вокруг иначе.
С трудом закинув на плечо сумку, выворачиваю на идущую вдоль домов дорогу. Торопливо иду по ней, выискивая глазами Соби. Он должен быть где-то здесь. Мы договорились, что он будет ждать меня не возле дома, а неподалеку. Я не хотел, чтобы его заметила мама, думаю, она все еще смотрит на меня из окна сейчас. Она все-таки встала так рано, чтобы меня проводить, хотя я бы предпочел, чтобы она этого не делала. Все-таки эти прощания и напутственные слова - это выше моих сил. Хорошо, что я хоть сумел уговорить ее не провожать меня до несуществующего автобуса.
Если бы мама просто проигнорировала мой отъезд, мне было бы намного легче. Будь ей безразлично, куда я делся, я не чувствовал бы себя таким виноватым сейчас.
Но она отнеслась к происходящему иначе, чем я ожидал. Я удивился тому, как она внимательно вглядывалась в меня, после того как я попросил ее заполнить заявку вчера утром. Долго выпытывала, почему я решил вдруг уехать так внезапно, почему не хочу провести каникулы дома. Я вначале не сообразил, зачем она спрашивает, а потом догадался. Мама приняла все это на свой счет, связав мой поспешный отъезд с нашей последней ссорой. Решила, что я стремлюсь быть подальше от нее, что не хочу ее видеть. Меня это очень огорчило, потому что было неправдой и заставило маму страдать. Но в чем состояла истинная причина моего отъезда я так или иначе не мог бы ей рассказать. И, оттого, что мне при этом приходилось лгать о том, куда я еду, становилось только хуже.
Мне казалось, я предаю ее.
Вздыхаю, поднимая глаза. Хватит уже об этом думать. Я все равно не стану уже ничего менять, не развернусь сейчас, не пойду назад. Просто все это оставило в моей душе очень неприятный осадок, сделав этот, в общем-то, радостный день, не таким уж и радостным.
Поворачивая голову из стороны в сторону, обыскиваю взглядом окрестные подъезды и заросли деревьев. Ну где же Соби? Я прошел уже четыре дома, а его все нет. Он же не мог опоздать? Я ведь звонил ему пять минут назад….
Глаза находят в тени раскидистого клена высокую фигуру в длинном пальто. А вот и он. Как обычно курит и ждет меня.
Заметив мое приближение, тут же отбрасывает сигарету в сторону, окидывая теплым взглядом.
- Все хорошо, Рицка? Идем?
Позволяю ему забрать мою сумку, вцепляюсь в протянутую ладонь.
- Да... Пошли.
***
Дом, где живет Соби, распложен в сердце старого пригорода. Здесь нет того привкуса западной жизни, к которому я привык, обитая в своем новом комфортабельном коттеджном поселке, ровные, распланированные как шахматное поле аллеи которого, не идут ни в какое сравнение с этими лежащими на низких холмах, похожими на извилистый лабиринт, кривыми улочками. Стоящие вдоль них трех-пяти этажные деревянные и кирпичные дома иногда почти довоенной постройки приникают друг к другу в лишенном всякой геометрической логики, но исполненном обаяния беспорядке. Узкие проходы между ними, переходя из старого асфальта в гравий, уводят в глубокие тенистые дворы. Узкая асфальтовая дорога, вдоль которой мы с Соби идем сейчас по тротуару, приближаясь к его дому, утопает в кустарнике и деревьях. Их длинные, отросшие ветки упругими зонтами нависают над головой. Кое-где то пропадают, то появляются, расположенные рядом с низкими, резковатыми в своей непривычной старой архитектуре строениями, детские площадки, скамейки и похожие на миниатюрные пагоды беседки. Люди проходят мимо, приветливо улыбаясь и здороваясь, многие тут знают друг друга по именам. Здесь нет присущего большим городам отчуждения и подозрительности. Думаю, Соби не зря выбрал это место. Оно просто пропитано традицией. Все здесь дышит покоем и умиротворенностью. Островок нетронутой провинциальной Японии невдалеке от непримиримого, эгоистичного мегаполиса. Если бы я мог, я бы тоже не отказался жить здесь, несмотря на то, что большинство апато, которыми застроен этот старый район, все-таки причисляются к разряду дешевого, часто съемного жилья. Должно быть, по причине частого отсутствия в них естественных для всего современного мира условий вроде центрального отопления, а иногда и водоснабжения. Ну прямо как в деревнях. Видимо, когда возник этот район, образуясь вначале как отдельный маленький поселок, такие вещи еще не было предусмотрены конструкцией домов и частично встраивались в них позже. Соби в этом смысле повезло. Пусть я не заметил в его квартире ни одной батареи, но хоть горячая вода у него есть.
Поднимаемся на пологий холм, следуя вдоль дороги по тротуару. Дом Соби, утопая в зелени и кустах, находится чуть выше, почти на вершине. Как я успел оценить, с балкона его квартиры, расположенной на последнем этаже, в мансарде, открывается потрясающий вид. Должно быть, это еще одна из причин, почему он терпит все эти неудобства и продолжает жить здесь. Уж больно тут красиво.
Преодолев подъем до конца, сворачиваем вглубь двора к подъездной дорожке, лавируя меж клумб и цветущих кустов. Поднимаемся по примыкающей к внешней стороне дома деревянной лестнице, размашистыми зигзагами уходящей наверх. Ступени приятно поскрипывают под ногами, сквозь просветы в них отчетливо видна все увеличивающаяся под нами высота. Жмурюсь, прикасаясь ладонью к отполированным временем перилам. Вроде не в первый раз подымаюсь здесь, а все равно необычно. Так и должно быть.
Медленно добираемся до четвертого этажа. Дверь на лестничную площадку открывается, оттуда выскальзывает девушка в коротком юката, одетом поверх свитера с высоким горлом и спортивных бриджей. Босые ноги обуты в классические гэта. Темные прямые волосы забраны наверх и заколоты там двумя короткими спицами. Прижимая к бедру квадратную плетеную корзину в чистым бельем, она быстро сбегает по ступенькам нам навстречу.
- Доброе утро, Агатсума-сан,- проскальзывая меж нами, она одаривает Соби очаровательной улыбкой.
- И вам, Минако-сан,- с невозмутимой, доброжелательной вежливостью отвечает Соби, продолжая подниматься.
Окинув меня заинтересованным взглядом, девушка спешит вниз. Обернувшись, хмуро гляжу ей вслед. Это кто еще такая? Соби явно ее знает и даже зовет по имени. Пусть и с уважительной приставкой, но все-таки… Они так хорошо знакомы?
Высунув на несколько секунд голову за перила, смотрю, как девушка легко сбегает вниз по ступеньками. Закусываю губу. У нее уже нет Ушек. И она хорошенькая… Черт. ЧЕРТ!
- Рицка, это просто моя соседка, - поднявшись на последнюю площадку, останавливаясь перед входом в свою квартиру, Соби бросает меня быстрый, слегка насмешливый взгляд, - только и всего.
Мрачно смотрю на него.
- Я разве что-нибудь сказал?
- Нет, - он прячет улыбку в уголках губ, отпирая ключом дверь. - Входи, Рицка.
Хмуро вздыхаю, перешагивая через порог. Насквозь меня видит.
Остановившись у входа, окидываю взглядом помещение. Как здесь светло и чисто. И очень много свободного места, хотя на самом деле квартира Соби невелика. Всего на двадцать четыре – двадцать семь татами, не больше. Наверное, причина того, что помещение кажется таким огромным, в этих высоких покатых потолках, свойственных старым мансардам. Или в том, что здесь почти совсем нет мебели.
Соби ставит мою сумку на пол и поворачивается, чтобы запереть дверь
- Да. Рицка, я не сказал тебе. Нацуо и Йоджи съехали от меня вчера. Теперь здесь будет довольно тихо.
- Вот как, - отвожу глаза. Главное не выдать, что я знаю об этом. Что я вообще узнал о том, что они намерены уйти, раньше Соби. - Они что-нибудь сказали?
- Записку оставили,- запустив руку в карман пальто, он извлекает оттуда сложенный вчетверо листок и протягивает мне. Беру. Разворачиваю.
«Спасибо за все, Соби».
Без подписи. Почерк старательный, хотя и неровный. Должно быть это Йоджи писал.
Вздыхаю. Надо будет позвонить им. Узнать, как они устроились, и не требуется ли помощь. Хотя непонятно немного, чем бы я смог им помочь.
Хмуро возвращаю Соби записку.
- Куда мне вещи складывать?
- Сюда, - он отодвигает в сторону полотно перегородки стоящего в углу, справа от входной двери шкафа, - я освободил тебе несколько вешалок и полок. Извини, тут не очень много места.
- Прекрати, Соби, - волоку свою сумку за ручку по полу к шкафу, - я же не на поселенье к тебе приехал. Мне хватит.
Он слегка поджимает губы, видимо усмотрев в моем ответе что-то огорчительное для себя.
- Тебе помощь…
-…не требуется, - склоняю голову, - спасибо, Соби, я разберусь.
Чуть печально усмехнувшись, он отступается. Уходит к кухонному столу ставить чайник.
Постепенно сгружаю в его шкаф свое прихваченное из дома небогатое имущество. Полки, выделенные мне Соби, расположены по центру, как раз под мой рост. Удивительно. Меня даже слегка смущает его непринужденная забота даже в таких мелочах. Хотя мог бы уже привыкнуть.
Закончив раскладывать вещи, задвигаю назад перегородку, чтобы получить доступ к гардеробному отделению для обуви и верхней одежды. Сюда я еще ни разу не заглядывал. Застыв на мгновение, смотрю на ровные ряды вешалок, на которых аккуратно расправленные висят его брюки и рубашки, знакомая короткая куртка и зимнее пальто с темным меховым воротником. Внутренне пространство шкафа источает едва заметный, приятный запах. Должно быть где-то в глубине лежат крохотные мешочки с освежителями. Вздыхаю. Как раз, исследуя подобные сокрытые от глаз места, и чувствуешь острее всего, что этот дом принадлежит совсем другому человеку. Не тебе. Конечно, нельзя сказать, что мне неуютно здесь, все-таки я столько раз бывал у Соби, но сегодня все тут вдруг стало настолько непривычно. Словно прежде я, лишь изредка выбираясь погулять в соседскую оранжерею, вдруг был озадачен необходимостью ухаживать за ней, пока хозяева в отъезде. Совершенно иной угол зрения на предмет.
Повернувшись, разглядываю комнату, словно вижу ее в первый раз. В принципе, мне всегда тут нравилось. И ощущение этих гладких сухих досок пола под ногами, совершенно не похожих на привычный для меня линолеум и паркет. И эти ничем не прикрытые деревянные стены, с маленькими окошками в толстых рамах. Покатая крыша с массивными, мощными балками так вообще создает непередаваемое ощущение. Я словно действительно нахожусь под сводами старого дома, в деревне. Если бы еще не свисающие с потолка два ряда круглых ламп, образ был бы полным.
Маленькая, кажущаяся почти походной кухня тянется вдоль стены слева от входной двери. Зона для ванной находится возле противоположного балкону окна, отделенная от общего помещения простой матовой занавеской. К ней примыкает, санузел, эдакий, расположенный в самом углу деревянный домик, отгороженный навесной ширмой.
Прикрываю глаза. Все-таки мансарда Соби - это нечто. Хотя я все равно не вполне понимаю, как он тут живет. Словно он сознательно оставил себе минимум удобств и условий. Из постоянно эксплуатируемых приборов только обогреватель, газовая плита и холодильник. Нет ни ставшего привычным для практически любого дома телевизора, ни радио, ни даже телефона, не говоря уже о каких-то иных излишествах. Если конечно не считать излишеством – его ноутбук. Из мебели только шкаф и кровать. Ну еще и убранный обычно раскладной столик, за которым он обедает, и пара низких скамеечек к нему. По сравнению с подавляющим большинством жителей Японии, Соби настоящий аскет. Любопытно, он специально отказывает себе во всех прочих вещах или просто не видит во всем этом нужды? Так или иначе, я не намерен давать ему понять, что мне чего-то не хватает. Даже если вдруг будет не хватать. Это может заставить его чувствовать себя неловко, к тому же, я не хочу, чтобы он счел меня неженкой.
- Рицка, ты завтракал? – Соби выглядывает из-за дверцы встроенного под столешницу холодильника. - Будешь что-нибудь есть?
- Нет,- опускаю глаза,- я поел дома. Спасибо, Соби.
На самом деле мама затолкала в меня перед уходом столько еды, как никогда по утрам до этого. А у меня не хватило сил ей отказать. Я и впрямь ни капли не голоден.
Закончив убирать вещи, запихиваю свою сумку в дальний угол шкафа. Пока она мне не пригодится. Подумав, делаю пару шагов по направлению к расположенной тут же, рядом, балконной двери и, отодвинув ее, выскальзываю наружу. Опершись руками на широкие перила, смотрю на открывающийся с высоты пятого этажа потрясающий вид. Если приплюсовать ко всему, что балкон Соби выходит как раз на склон холма, то расстилающаяся передо мной, понижающаяся панорама и впрямь впечатляет. Все пространство вокруг наполнено деревьями, в которых словно во мху утопают разбросанные в тесном беспорядке плоские и покатые крыши домов. Все вместе они создают единый пестрый узор, разрезанный на неправильные, изогнутые треугольники и трапеции неровными лентами дорог. Отсюда прекрасно виден весь путь, который мы прошли, пока поднимались сюда от автобусной остановки. А вдалеке, на горизонте, в похожей на утренний туман дымке, неровным иззубренным частоколом тянутся в небо тонкие иглы небоскребов.
Потрясающе. Определенно понимаю, почему Соби тут живет. Наверное, особенно красивым этот вид будет ближе к лету, к тому времени как листва полностью распустится, заставив все вокруг мерцать разными оттенками живой зелени. Или ранней осенью, когда все здесь покроется золотом и багрянцем.
Слышу за спиной тихие шаги. Соби останавливается рядом, облокачиваясь о перила. Некоторое время молчит, безмятежно созерцая открывающуюся перед нами панораму, затем, склонив голову на бок, бросает теплый взгляд на меня.
- Итак. У тебя есть какие-либо планы на сегодняшний день?
- Да, - улыбаясь, втягиваю носом прохладный весенний воздух, - идем гулять.
Соби.
И мы отправились на длительную пешую прогулку. Вначале я хотел показать Рицке свой район, заодно прикупив несколько необходимых для него вещей, но затем незаметно мы добрели до станции метро и, спустившись вниз, углубились в дебри Токио. Я быстро понял, что Рицке было все равно куда ехать, потому позволил себе скорректировать по собственному усмотрению нашу походную программу. Мы миновали пестрый, многолюдный центр и нарядную, праздничную Сабую, так любимую туристами. Нам достались спокойные, изысканные улочки Уэно, которые, как мне показалось, наилучшим образом соответствовали окутавшему Рицку задумчивому настроению.
Токио – странный город, подобный мозаике из осколков старины и ультра современного мира. Этим он немного похож на Берлин и многие другие города, пострадавшие во время войны. Разрушенные и уничтоженные землетрясениями жилые кварталы заменялись новыми, сугубо утилитарными. И меж этими сияющими неоном эталонами нового времени ютились остатки прошлого, как вкрапления живой руды среди пустой породы. За современными фасадами, в тупиках, зажатые между линиями наземного метро и навесными эстакадами скоростных автострад, еще можно было найти следы старого Токио, того, каким он был полстолетия назад. Степенного и консервативного.
Обычно я избегаю подобных экскурсий. Мне неприятен городской шум и многолюдные однотонные человеческие реки, совершенно бессмысленные в своей упорядоченной бесконечности. Но в обществе Рицки подобные вещи утрачивали значение, уничтожая преследовавшее меня иногда ощущение одиночества в толпе. Странный контраст. Сейчас мне достаточно было идти рядом с ним и молчать, обращая изредка его внимание на некоторые заслуживающие упоминания вещи. Нашу близость необязательно было облекать в слова, я не чувствовал себя одиноким даже несмотря на то, что Рицка почти всю дорогу был очень тих и задумчив. О чем он размышлял, пока шел рядом со мной, засунув руки в карманы, изредка запрокидывая голову, глядя в высокое, окаймленное крышами небо, мне неизвестно. Но он был рядом. Все остальное было неважно.
Рицка.
Думаю, многое могло бы сейчас быть иначе, если бы некоторые события прошлого не произошли. Если бы был жив Сеймей, я, наверное, никогда бы не повстречал Соби. Даже не узнал о его существовании. Это кощунство, конечно, думать так. Находить светлые стороны в гибели того, кто был мне дороже всех на свете. И мне стыдно и неприятно оттого, что такая мысль вообще посетила меня, пока мы гуляли с Соби по городу. Особенно потому, что это правда. Если бы не смерть Сеймея, я так и не заподозрил бы, что у моего брата была другая, тайная жизнь, тщательно скрываемая ото всех. В том числе и от меня. И если уж он ни разу не обмолвился ни о чем, связанным со Школой и Поединками, то с Соби он точно не стал бы меня знакомить. Я бы не встретил его и не смог бы узнать так близко как сейчас. И Соби тоже никогда не полюбил бы меня. Тому, что я в этот момент иду рядом с ним, я обязан Сеймею, но мне невыносимо думать, что брат создал для меня такое счастье тем, что умер. Это действительно кощунственная мысль. И еще нестерпимей она становится от осознания того, что он понимал, что делал, когда завещал мне Соби. Не мог не понимать, ведь Соби был его Стражем. Такой странный прощальный подарок. Словно брат пытался искупить свою вину, оставив мне кого-то, кто сумел бы заполнить образовавшуюся во мне пустоту, кем бы я мог дорожить.
Он этого хотел? Или чего-то иного? Почему он запретил Соби что-то рассказывать мне? Почему сам скрывал правду о Стражах? Он оберегал меня, пока был жив? А когда понял, что вскоре погибнет, наказал делать то же самое Соби? И в чем тогда на самом деле состоит мой долг перед Сеймеем? Он запретил Соби говорить, потому что не хотел, чтобы я ввязывался во все это и пытался разобраться в его смерти? Не хотел, чтобы, разыскивая его убийц, невольно соприкасался с тем, от чего он старался меня оградить? Но если он не желал подобного, то зачем оставил мне подсказки в своем завещании? Я не понимаю этого. Совсем ничего уже не понимаю. Во всем этом слишком много этих «но». Кацуко-сенсей считает, что всему можно найти разумное объяснение, нужно лишь суметь задать правильные вопросы, только что делать, если я не знаю, который из них правильный?
Мой брат был сложным человеком. Хотя я всегда понимал его, потому что он охотно объяснял мне все, что я хотел знать. А теперь он больше не может заговорить со мной. Некому помочь мне разобраться в том, что все это значит.
- Рицка, ты не замерз? - Рука Соби легко опускается на мое плечо. - Тут рядом есть неплохое кафе, мы можем зайти туда, согреться.
Очнувшись, поднимаю взгляд на Соби. Прохладный ветер, проникая в рукава тонкой куртки, заставляет слегка поежиться.
- Хорошая идея, - беру его за руку, - где оно там твое кафе, Соби?
Возможно в моей голове слишком много лишних мыслей. Сколько бы ни думал, все равно я не в силах, что-либо изменить. Только попытаться сберечь то, что у меня есть сейчас. Это Соби. Мне довелось терять, поэтому я научился ценить. Соби рядом. И это просто замечательно.
Соби.
Кипящее масло вальяжно булькает в высоком сотейнике, стоящем на умеренном огне. Рядом в маленьком ковшике покипывает вобравший уже в себя воду рис. Присев перед раскрытым холодильником, осторожно вытаскиваю оттуда четыре заготовленные накануне формы, наполненные полуфабрикатными сырными шариками с любимым Рицкой тунцом. Что бы он не говорил, а легкий ужин ему не повредит. Может, если он увидит, что я для него приготовил, то передумает?
Сбоку раздается негромкий всплеск воды. После долгой, утомительной прогулки Рицка принимает ванну, скрывшись за занавеской. Уже минут двадцать там нежится. Не уснул бы.
Поставив на стол легкие прямоугольные формы, начинаю аккуратно подтыкать края ножом, счищая застывший сыр, высвобождая каждый шарик из симметрично расположенных углублений. Перевернув, вытряхиваю на тарелку. Если расплавить тофу, смешав его с нужными специями, залить равномерно дно формы и, поместив в центр углубления кусочки тунца, покрыть поверх оставшимся сыром, охладить, а затем поджарить…. ну просто чудо, что получится. Надеюсь, мне все-таки удастся уговорить Рицку поесть.
Аккуратно сталкиваю несколько шариков деревянной лопаточкой в кипящее в моем импровизированном фондю масло. Сыр, вначале нагреваясь, начинает течь, слегка теряя форму. Но температура масла слишком высока. Спустя секунду, он схватывается, равномерно покрываясь румяной золотистой корочкой. Тут главное не передержать и вытащить вовремя. Ловко орудуя шумовкой, вылавливаю несколько готовых шариков, слегка встряхиваю, снимая лишнее масло и перевернув, укладываю первую партию на тарелку.
Будучи не особо расположенным к общению, пока мы гуляли, Рицка все же не был так замкнут и суров, как, когда мы вернулись домой. Я могу это понять. Он не из тех, кто легко привыкает к любым переменам, чтобы сразу же в своем сознании сделать это место своим домом. Ему нужно время, чтобы акклиматизироваться. Сейчас он напряжен и держит дистанцию, словно боится где-нибудь допустить промашку. Впрочем, это неудивительно. Если привык жить как на вулкане, опасаясь какой-нибудь провинностью или неверными действиями вызвать гнев, поневоле начнешь относиться ко всему вокруг с недоверием. Мне это знакомо.
Слышу как вода, тихо бурля, сбегает вниз по старой металлической трубе, исчезающей в стене дома. Сзади раздается негромкое шуршание, Рицка, отодвинув занавеску, заглядывает в комнату, застегивая последние пуговки на своей лиловой пижаме. Развешивает на перекладине ванной перегородки влажное полотенце.
Выловив последний шарик, иду к столу и невозмутимо ставлю на середину блюдо и две маленькие глубокие чаши с рисом. Словно невзначай достаю палу тарелок и комплектов палочек. Устраиваюсь перед столиком на полу.
- Рицка, ты уверен, что не хочешь есть?- Осторожно наблюдаю за ним, пока он идет от ванны к кровати. - Здесь столько вкусного.
Прихватив палочками лежащий в моей тарелке кусочек, с удовольствием отправляю его себе в рот. Рицка останавливается, подозрительно разглядывая горку золотистых, неровных шариков, лежащих на плоском, широком блюде. Ноздри слегка вздрагивают. Запах умопомрачительный. Неужели откажется?
- А что это?
- Импровизация на тему темпуры. Сырные шарики с тунцом.
Его брови взлетают, затем в мрачном отвращении опускаются.
- Соби, ты что смешал тофу и тунец?
- Ну да,- невозмутимо отправляю в рот очередной кусочек, - и обжарил сверху.
Он кривится.
- Как это вообще можно смешивать? Гадость же получится.
Улыбаюсь про себя
- Ну. Кто-то говорил мне, что рис, бобы и тунец - это тоже несовместимые вещи. Помнится, в итоге тебе все-таки понравилось.
Он сопит, чуть сдвинув брови. Само собой, он не забыл.
- Ладно. Попробую.
Приблизившись к столу, тянется к тарелке, игнорируя лежащие рядом палочки. Прихватывает кончиками пальцев откатившийся чуть в сторону шарик и, помедлив на мгновение, храбро отправляет его в рот. Старательно и серьезно пережевывает, прикрыв глаза.
Наблюдаю за ним, опустив подбородок на сцепленные замком руки. Ну и?... Резюме?
Его брови приподнимаются, затем, чуть вздрагивая, сходятся. Усмехаюсь про себя. Понравилось.
Осторожно пододвигаю в его сторону чашку с рисом, чистую тарелку и палочки. Ну так что? Будешь ужинать?
Покосившись на меня, он шлепается на скамеечку напротив. Пододвинув к себе блюдо с шариками, вытаскивает из бумажной упаковки палочки, разламывает их, разделяя, и начинает быстро накидывать еду себе в тарелку.
- Я совсем немного съем.
Усмехаюсь.
- Конечно. Сколько хочешь.
Поднявшись, иду к кухонному столу за подносом с чашками. Чай как раз заварился. Прижав прессом крупные листы к днищу маленького прозрачного чайника, наполняю чашки, долив кипяток и добавив сахар.
Возвращаюсь. Рицка как раз расправляется с последним сырным шариком. Проголодался все-таки. Хотя рис едва тронул. Сняв чашки с полноса, придвигаю ему одну из них.
Он заглядывает внутрь, подозрительно рассматривая плавающие там, нарезанные аккуратными кубиками светло-зеленые кусочки.
- А это что?
- Черный чай с яблоками.
- Вот как,- он медленно наклоняется, втягивая носом исходящий от напитка нежный, заманчивый аромат. Слегка вздыхает и, обхватив чашку руками, утыкается в нее.
Прячу улыбку. Он как маленький осторожный котенок. Недоверчивый и такой милый. Все это, конечно, очень забавно, но я все-таки предпочел бы, чтобы Рицка не беспокоился по таким пустякам. Думаю, завтра расспрошу его о том, какие блюда он любит, и буду готовить ему их. Если это, конечно, будут не гамбургеры.
Наблюдаю за тем, как он, допив до конца чай, отчаянно клюет носом над чашкой. Усмехаюсь. Ну совсем еще ребенок. Слишком взрослый, слишком самостоятельный, но реакции тела почти детские. Принял теплую ванну, покушал, и его уже клонит в сон. Впрочем, он очень утомился, мы сегодня много времени провели на ногах.
- Рицка, быть может, ляжешь спасть? Ты устал.
- Угу, - он кивает, отставляя чашку, - спасибо, Соби.
Поднявшись, плетется к кровати. Иду следом, чтобы включить возле постели обогреватель. Летом в этом уже не будет нужды. А сейчас ночи еще весьма холодные.
Откинув одеяло, Рицка забирается с ногами на кровать. Поворачивается, чтобы рухнуть вниз, лицом к стене, и вдруг замирает. Брови озадаченно сходятся.
- Соби, здесь только одна подушка,- обернувшись, глядит на меня,- ты что не собираешься спать?
Он лишь сейчас заметил, что постель приготовлена только на одного? Приблизившись, опускаюсь рядом на краешек кровати.
- Рицка, я намерен спать на футоне, если ты, конечно, не будешь против.
- Буду, - хмурясь, он садится, - я не собираюсь заставлять тебя в собственном доме спать на полу. Зачем, Соби?
Он что и впрямь не понимает?
- Рицка, многие люди спят на циновках и футоне, в этом нет ничего особенного, - потянувшись вперед, осторожно провожу ладонью по его волосам,- я надеялся, что ты не станешь возражать.
Он отводит глаза, брови слегка вздрагивают.
- Ну… это твой дом… Спи, где хочешь, но…
Слегка улыбаюсь. Но?
Он вздыхает.
- Пойми, я не хочу тебя обременять или стеснять в чем-то. Кровать – большая. Ничего - подвинулся бы… Мне не нужно много места, Соби. Я и так…Ох!
Он замолкает, слишком сильно стиснутый в моих объятиях. Крепче прижимаю его к себе, пряча лицо в его волосах, до боли сжав веки. Он просто удивителен. Не хочет обременять, надо же…. Рицка….
- Соби, ты чего? - Не понимает. - Что с тобой?
- Все в порядке, - перевожу дыхание, - не думай о таких вещах.
Отпускаю его, мягко укладываю на подушку.
- Ты никого не стесняешь, Рицка. Этот дом давно уже твой.
Он хмыкает, опуская глаза. Похоже, смутился.
- Ладно. Я понял, - слегка краснеет, - ты только смотри не замерзни там на полу. Если замечу, что ты простудился, отговорки тебе не помогут.
- Будет исполнено, - улыбаясь, укрываю его. Поправляю одеяло. - Спокойной ночи, Рицка.
Зажигаю висящий на стене небольшой светильник.
- И тебе, - он закрывает глаза, глубже зарываясь в одеяло и подушку, - до завтра, Соби.
Да. Смотрю на него. Завтра я проснусь и обнаружу, что он здесь. У меня дома. Невероятно.
Поднявшись, направляюсь к двери. Выключаю верхние лампы. Комната погружается в полумрак, окрашенный мягким оранжевым светом ночника. Стараясь не шуметь, убираю со стола, перемещая испачканную посуду в раковину. Неслышно включив воду, мою тарелки. Рицка за моей спиной уже спит, я прямо слышу его тихое, ровное дыхание. Хорошо, что его ничто не тревожит. Раз он так легко уснул, значит ему здесь действительно хорошо и уютно. Это не может не радовать.
Составив чистую посуду в сушилку, возвращаюсь к раскладному столику, кидая быстрый взгляд на разобранную постель. Рицка спит очень крепко. В принципе я могу даже не выжидать контрольный срок, как до этого хотел. Что ж, не буду терять времени.
Подойдя к шкафу, снимаю с одной из верхних полок свой ноутбук. Давно я за него не садился. В последнее время его больше эксплуатировали Зеро, да и то в основном для того, чтобы играть в компьютерные и сетевые игры. То, к чему я утратил вкус довольно давно.
Установив компьютер на столе, раскрываю его. Включаю. Пока грузится операционная система, разыскиваю свой телефон и переходной шнур к нему. Подключив сотовый к ноутбуку, запускаю соединение с Интернетом.
Жду, прикрыв глаза. В принципе, стоило сделать все это еще вчера. Но вероятность того, что кто-то из администраторов будет на своем рабочем месте, была слишком велика. А сегодня выходной и к тому же каникулы. Безопасность Школы в такие дни обеспечивают автоматы. Они лишены собственной воли и будут следовать заложенной в них программе. Сейчас у меня есть шанс совершить все, что я задумал, не опасаясь, чьего-нибудь поспешного вмешательства.
«Соединение установлено».
Слегка усмехнувшись, ввожу нужный электронный адрес. Все-таки человеческая память это уникальный инструмент. Даже спустя столь долгий срок мне по прежнему доступен этот длинный двадцатизначный ряд цифр и совершенно бессвязных символов. Хотя трудно забыть то, что вошло в тебя настолько глубоко.
Экран темнеет. На нем вспыхивает простая безыскусная табличка. «Введите логин и пароль.» Это не главная страница портала Школы. Это служебный вход в систему.
Пальцы замирают над клавиатурой. Что ж посмотрим, насколько вы дорожите своей любимой пешкой, сенсей. Станете ли вы что-либо предпринимать теперь. Хотя, впрочем, это не так уж важно.
«Логин: Минами Ритцу»
«Пароль…» Пароль я помню наизусть. Сотни раз видел, как сенсей вводил его, как его длинные пальцы при этом легко скользили над клавиатурой. Обладая почти фотографической памятью художника, я невольно запомнил и довольно быстро расшифровал траекторию этих движений, даже удивившись тому, как легко я вычислил их. Не знаю уж, зачем я это сделал. Была ли это маленькая месть, дававшая мне странное ощущение власти над ним, еще больше усиливавшееся от сознания того, что сенсей об этом не подозревает. Или мне просто хотелось совершить что-то запретное. Что-то выходящее за рамки дозволенного. Желание, свойственное подросткам. Так или иначе, я ни разу не воспользовался этим знанием. Мне было вполне достаточно того, что я обладаю им.
Неторопливо набираю пароль. Три к одному, что он активен. Короткий ряд цифр и следующая за ними без пробелов емкая фраза на латыни. Confessio est luxus. «Покаяние-роскошь». Давно прошло то время, когда я не понимал значения этих слов. Потом это стало слишком очевидным.
Нажимаю на ввод. Жду, пока проверяются предоставленные данные. Если я правильно оценил сложившуюся ситуацию, скорее всего, сейчас внутри системы оживают сторожевые программы, поджидающие того, кто вздумает войти сюда вновь под этим паролем. Того, кто окажется настолько самоуверен. Или глуп.
«Вход разрешен»
«Приветствую, Минами-сенсей»
Усмехаюсь, прикрыв глаза. Как я и думал. Меня впустили внутрь. Интересно, надолго ли? Ограничатся ли они определением моего местонахождения или позволят сделать все, что я хочу, тщательно отслеживая все перемещения? Посмотрим.
Обозреваю открывшуюся после переадресации корневую директорию. Она куда обширнее той, что я привык видеть, но все-таки урезанная. Не затрагивающая самой важной информации. Единственный признак того, что это ловушка. Надеюсь, необходимый мне раздел не вошел в число запрещенных. Нахожу глазами нужную папку. Вот она база данных учащихся и выпускников. В ней содержатся полные личные дела всех, кто учился и учится здесь с тех пор, как Школа перешла на электронную систему хранения информации. Именно то, ради чего я и пришел сюда. Отлично.
Раскрываю приложенную для обработки данных программу. Интерфейс довольно прост. Поиск по обычному и истинному имени, номеру личного дела и группы. Сортировка по различным параметрам. Вот с сортировки и начнем.
Вызываю полный список. Общей объем базы впечатляет. Он составляет пять с лишним тысяч анкет. Меня интересует от силы несколько сотен из них. Но вначале их нужно найти.
Хмурясь, разбираюсь в параметрах. Пол, возраст, статистика Поединков…. Внимание привлекает поле «статус». Без всякого сомнения, тот, кого я ищу, должен быть жив и дееспособен. Даже слишком, насколько я могу судить.
Подчинившись внезапному всплеску любопытства, переключаю параметр на значение “alive”, оставив все прочие поля незаполненными. Список сокращается почти на треть. Хмурюсь. Не думал, что смертность при Поединках настолько высока. То, что подобное случается, конечно, ни для кого не секрет, но статистические данные само собой никто не озвучивает. Неудивительно.
С болезненным интересом дополняю полученный результат меткой «Дееспособен» Нажимаю на ввод. Еще минус пятьсот с лишним фамилий.
Прикрываю глаза. Вот значит как. Что ж. Подобные вещи могут не только убить, но и сделать калекой. Хотя это редкость. В случае тяжелых травм, Стражей либо удается спасти и излечить практически полностью, либо они погибают. Должно быть в большинстве обозначенных здесь случаев речь идет о психологических повреждениях. О разрушении сознания, влекущего за собой неизлечимую кому или безумие. Это опасные игры.
Встряхиваю головой. Я пришел сюда не за этим. Не стоит терять времени. Может статься так, что его у меня не слишком то и много.
Продолжаю методично заполнять оставшиеся предложенные поля. Пол – мужской. Возраст… Рицка сказал, это был «парень». Он не стал бы именовать так кого-то намного превосходящего его годами. Будь это кто-то изрядно старше, он бы сказал о нем «человек». Значит максимум лет двадцать-двадцать пять. Если принять ко вниманию возможную обманчивость внешности, то тридцать. Не больше. Что же до минимального порога, я по-прежнему не думаю, что это мог быть подросток. Но все-таки не следует скидывать такую вероятность со счетов. Если вспомнить, на что я был способен в возрасте Рицки, подчиняясь приказу… Тринадцать лет. Оставим так. Конечно, разброс велик, но у меня так и не хватило душевных сил просить Рицку рассказать подробнее о произошедшем два дня назад. Это было бы слишком.
Ввожу необходимый интервал, спускаясь глазами ниже. Итак, это был Боец или Жертва? Восемьдесят к двадцати, что первое. Жертва, конечно, тоже способна сражаться, но доступный ей спектр воздействия довольно узок. К тому же сломить духовно пару Стражей, выполняющих прямой приказ Семи Лун… Сомневаюсь. Значит все-таки Боец. И очень сильный при этом. Коэффициент ментальной мощи, конечно, нельзя выразить в цифре, это сравнительный показатель. Он измеряется не числом, а возможностями. Но все же уровень того или иного Стража можно вычислить по количественному соотношению выигранных боев. Если я правильно оценил потенциал анонимного недоброжелателя Рицки, индекс успешных поединков должен быть очень высок. Восемьдесят, а то девяносто процентов. Если не почти сто, как у меня. Проблема в том, что подобные статистические сводки учитывают общее количество боев за все время с начала обучения. А бывает так, что потенциал Стража раскрывается далеко не сразу, и он достигает своих истинных возможностей только спустя несколько лет. Должно быть, где-то существует программа для анализа индивидуального роста каждого из учеников, но здесь подобного нет. Эта база предоставляет только общие данные.
Вздыхаю. Семьдесят процентов. Конечно, это гораздо меньшее, чем то, на что по моим оценкам способен тот незнакомец, но если слишком завысить планку, я рискую пропустить его. А значит, оставим так, как есть.
Нажимаю на запуск программы поиска. Запрокинув голову, дожидаюсь, пока система обработает запрос. Насколько велика вероятность, что я таким образом сумею его найти? Не слишком большая. Но все-таки этот некто не может не иметь отношения к Школе и Семи Лунам, иначе зачем ему могло понадобиться вмешиваться во все это. Предположим, что я на верном пути. Иных зацепок у меня попросту нет.
Тихий сигнал оповещает о том, что программа закончила работу и выдала ответ. Открыв глаза, вглядываюсь в экран. Триста пятьдесят четыре анкеты. Меньше чем я ожидал, но все-таки слишком много. К тому же можно смело умножить это количество на два, поскольку я не уверен, не выполнял ли тот, кого я ищу, приказ своей Жертвы. Что ж. Среди всех этих людей может находиться тот, кто сделал все это с Рицкой. А значит я, чего бы мне это ни стоило, должен попытаться его найти. И наказать, поскольку прощать подобное я не намерен.
Закрепив полученный результат, вызываю первую по списку анкету, отрегулировав настройки экрана так, чтобы она помещалась на нем целиком. Отключаю все лишние характеристики. Сейчас меня не интересуют успеваемость или развернутая сводка Поединков. Только статус в организации, психологическая карта личности и сведения о Жертве, личностных связях и контактах. Нужно понять, кто мог быть психически способен на подобные поступки. Кто мог знать о Рицке и настолько ненавидеть, чтобы захотеть убить его. Его или Сеймея. Не стоит исключать шанс того, что это могла быть месть. Допустим некто, не имея возможности свести счеты с Сеймеем, захотел излить свой гнев на его брата и пресечь род Аояги. Вендетта, не вполне доступная моему пониманию, но от того не менее вероятная. Это тоже не следует упускать из виду. И, в том случае, если препятствие похищению Рицки не было невероятным совпадением, этот некто должен обладать довольно высоким допуском, чтобы быть в курсе всего, что происходит в Школе. Если этот допуск, конечно, не получен примерно тем же способом, который использую сейчас я сам.
Прикрываю глаза. Думаю, проанализировав все это, я смогу сократить список анкет до нескольких десятков. Дальше будет проще. Путем личных встреч и допросов с весьма большим пристрастием я рано или поздно вычислю виновного. И убью. Это только вопрос времени.
Смотрю на первую из открывшихся анкет. Разумеется, я не намерен изучать их все прямо на месте. У меня просто физически не хватит времени сделать это за одну ночь, а войти таким образом в систему несколько раз мне вряд ли позволят. Можно сказать, сегодня я истратил свой единственный подобный шанс. Сохранить же эти файлы целиком или тексты из них также не представляется возможным. При любой попытке копирования на внешний адрес система тотчас отреагирует соответствующим образом, обрубив мой доступ и как следует наказав за самонадеянность.
Хорошо, что есть иная возможность. Потянувшись к клавиатуре, пальцы с некоторой издевкой нажимают на кнопку PrintScreen. Сохранить картинку с экрана как графический файл.
Усмехаюсь. Все-таки Сеймею нельзя отказать в гениальности. Сообразить, что таким элементарным способом можно выносить за пределы Школы любые даже самые секретные документы, это надо было еще ухитриться.
Судя по тому, что мой доступ до сих пор не прервали, есть вероятность, что этого и не произойдет. У меня впереди как минимум восемь свободных часов, в каждом из которых по шестьдесят минут. Если ни на что не отвлекаться, то обработать таким образом семьсот с небольшим анкет я вполне успею. А значит не стоит тратить время зря.
***
Промозглый рассвет я встречал на балконе, глядя как полоска синего света ширится и растет на прерываемом темными иглами небоскребов горизонте. Сонная одурь волнами накатывает на разум, заставляя неудержимо закрываться глаза и подрагивать пальцы, держащие в руках вторую подряд сигарету. Полседьмого утра. Голова слегка плывет от долгого отсутствия сна. Как же я вымотался. Но это не имеет значения.
Усмехаюсь. Может мне, конечно, следовало действовать тоньше. Сенсей умен, он не поверит в эту совершенно очевидную фальшивку. Предположить, что их анонимный злоумышленник, судя по всему тщательно маскировавшийся вначале, вдруг явит себя во всей красе… Слишком напористо, даже навязчиво. После моего разговора с сенсеем вычислить причины, которые могли бы побудить меня совершить такой поступок, не составит для него труда. Но о моем вмешательстве узнает не только он. Будем надеяться, что прочие не окажутся настолько проницательными, списав все на мою предполагаемую заносчивую дерзость.
Докурив, тушу сигарету о дно пепельницы. Захожу внутрь квартиры. Ноутбук уже выключен и убран. Диск с анкетами надежно спрятан среди альбомов и книг, я вернусь к нему следующей ночью. На месте столика на полу раскатана циновка, на которой сверху лежат футон и плед. Потратив остатки воли на то, чтобы переодеться в пижаму, подхожу к своей импровизированной кровати и без сил опускаюсь на нее, откидываясь на подушку.
Я могу позволить себе всего пару часов сна, если хочу встать раньше Рицки. Главное, чтобы он ничего не заметил утром. А то он может заинтересоваться, чем таким я занимался всю ночь, если настолько не выспался. Закрываю глаза. Сознание просто выключается. Что ответить Рицке,… я придумаю, когда проснусь.
***
Телефонная трубка в руке Ритцу-сенсея тихо шелестит запинающимися виноватыми интонациями.
Раздражение, поднимающееся в нем сейчас, проявляется лишь в едва заметной дроби, отбиваемой длинными, сухими пальцами по поверхности рабочего стола.
- Похоже вы не вполне понимаете шаткость вашего положения. Такие вещи не следует откладывать на крайний срок. Если вы взялись отслеживать безопасность вверенного вам участка, то должны осознавать, что от вас будут ожидать результатов. А не оправданий. Последние не смогут заменить вам отчет, который я рассчитываю увидеть на своем столе к завтрашнему дню. Весьма рассчитываю. Надеюсь, это понятно.
Откинувшись на удобное глубокое кресло, он прикрывает глаза, вслушиваясь в торопливые заверения собеседника.
- Это радует, что вы правильно уловили суть вопроса. То, сумеете ли вы сохранить доверие к себе, зависит исключительно от ваших собственных усилий. При известном усердии любой справится с подобными обязанностями. Не вынуждайте искать себе замену, - слегка хмурясь Ритцу-сенсей, потирает кончиками пальцев тонкую складочку меж сведенных бровей, - завтра в полдень я жду вас в своем кабинете со всеми документами. И, пожалуйста, без опозданий. Всего доброго.
Потянувшись в сторону, он кладет трубку на рычаг безыскусно-практичного телефона, стоящего в правом углу широкого, полупустого стола.
Утренние лучи, косо падающие из окна, мягко освещают просторное помещение скромно обставленного кабинета. Сбегают вниз по молочно-белым стенами, оживляя застывшие на них темные квадратные рамы.
Закончив разговор, Ритцу-сенсей возвращается к прерванной работе. Компьютер давно загрузился и произвел вход в систему. Сейчас на экране, дожидаясь решения сенсея, висит скупая узкая табличка с несколькими вариантами возможных действий: «Выйти»; «Открыть новое приложение»; «Продолжить работу с последними документами»
Продолжить. Стрелочка мыши выбирает нужный вариант. Нужно занести в соответствующий раздел данные о последних исследованиях.
Телефон вновь вздрагивает на столе, привлекая внимание настойчивым звоном. Помедлив мгновение, сенсей снимает трубку. Ну что там еще.
- Прошу прощения, Минами-сенсей, - голос секретаря слегка встревожен, - вас беспокоят из кабинета системного администрирования. Говорят, появилось нечто заслуживающее вашего внимания.
Слегка нахмурившись, сенсей склоняет голову. Надеюсь не какая-нибудь мелочь, у него и так много работы.
- Соедините.
Из трубки доносится несколько шелестящих звуков, затем щелчок переключения. На другом конце провода обозначается легкий вздох, словно оппонент не знает с чего следует начать.
- Говорите, я слушаю,- сенсей прикрывает глаза, подавляя неудовольствие, - что именно у вас случилось?
-Э-э, извините за беспокойство, Минами-сенсей, - тихий голос в трубке выдает волнение,- но вы просили сразу же оповестить вас, если кто-то попытается воспользоваться вашими старыми опознавательными данными.
Сенсей выпрямляется на кресле, вскидывая голову.
- Кто-то вошел в базу данных? Сейчас?
- Э-э.. Нет…- администратор начинает слегка запинаться, - доступ был осуществлен ночью, когда оператора не было на месте. Сейчас каникулы… вы понимаете… следить особо не за чем…, - он продолжает бормотать, то ли оправдываясь, то ли защищаясь.
- Я понял, - сенсей обрывает поток этих слов. Подается вперед, облокотившись на стол.
- Мне нужны развернутые сведения обо всех действиях, которые этот субъект совершал во время пребывания в системе, это возможно?
- Да, - с готовностью и облегчением произносит администратор, - все подробным образом зарегистрировано.
- Хорошо. Я сейчас спущусь. Не предпринимайте пока ничего.
Сенсей кладет трубку. Завершив работу текущего приложения и выключив компьютер, поднимается, снимая со спинки кресла светлый пиджак. Накинув его на плечи выходит из кабинета, заставив сидящую в приемной секретаря, слегка встрепенуться.
- Минами-сенсей?
- Я скоро вернусь. Переадресовывайте все входящие звонки на мой мобильный телефон.
Не дожидаясь ответа, он сворачивает на ведущую вниз, в общие помещения лестницу.
Спустившись, выходит в светлый безлюдный коридор с высокими арочными сводами и большими окнами, выходящими на внешний периметр Школы. Следует вдоль пустых кабинетов, приближаясь к служебным помещениям, его быстрые шаги отдаются под потолком гулким эхом. Сейчас здесь непривычно тихо, но едва каникулы завершатся, обозначив начало нового учебного года, эти стены наполнятся шумом шагов и разговорами. Совсем скоро уже распущенные на это время по домам ученики вернутся, вновь вдохнув в это место жизнь.
Остановившись перед раздвижной металлической дверью в конце коридора, он вводит свой личный пароль в расположенную справа на уровне груди квадратную панель доступа. Невозмутимо ждет, прислонившись спиной к стене, скрестив руки на груди. Двери расходятся в обе стороны, открывая узкую кабину лифта. Войдя внутрь и утопив в пластиковую пластину, соответствующую нужному этажу кнопку, склоняет голову, прислушиваясь, как тихо гудят за пределами кабины толстые металлические тросы.
Лифт останавливается, являя взору стерильно освещенный, практично утилитарный коридор с ровным рядом ничем не примечательных дверей, с висящими на них однотипными табличками. Все в Школе должно выглядеть достойно. Даже кладовка для хранения бытовой химии и инвентаря скрыта за аккуратной перегородкой и снабжена соответствующей вывеской.
Свернув за угол, Ритцу-сенсей останавливается рядом с неотличимой от всех прочих дверью, негромко, но настойчиво стучит.
- Войдите! - слегка напряженный голос раздается изнутри. Сенсей толкает дверь и входит в полутемное, освещенное лишь экранами работающих мониторов помещение.
Администратор поднимается навстречу. Невысокий смуглый мужчина средних лет в безликом сером костюме.
- Проходите, пожалуйста, - он приглашает сенсея к столу с стоящими на нем работающими машинами, незаметно обегая взглядом кабинет. Надеюсь, сенсей не станет ничего говорить по поводу того, что здесь такой беспорядок.
Уступив гостю свое удобное кресло, он торопливо придвигает себе вращающийся компьютерный стул. Щелкает мышью по свернутому документу, восстанавливая на экране системный лог.
- Вот посмотрите. Это все полные данные о том, что он делал, пока бы внутри.
- Хм,- наклоняясь к экрану, сенсей задумчиво потирает кончиками пальцев подбородок, скользя взглядом по строчкам.
- База данных учеников. Как необычно. Он посещал еще какие-нибудь иные директории?
- Нет, - администратор качает головой, - только эту. Он пробыл в системе в общей сложности около шести часов и за все время ни разу не покинул базу. Наверно искал кого-то.
- Вот как, - слегка хмурясь, сенсей склоняет голову, обдумывая что-то, затем поднимает ставший пристальным взгляд на экран, - вы производили сличение IP-адреса на предмет поиска соответствий?
- Э-э… Пока нет, - похоже администратор слегка удивился, - вы полагаете, что кто-то мог рискнуть сделать такое со своего персонального, служебного компьютера?
- Это легко выяснить,- Ритцу опирается локтями на стол, сцепляя руки в замок, -произведите опознание.
- Сейчас, - все еще недоумевая, администратор тянется к клавиатуре, чтобы выполнить нужные команды.
Слегка мигнув, система выдает ответ: «Искомый IP-адрес соответствует номеру, присвоенному служебному ноутбуку Бойца Beloved, именуемого Агатсума Соби».
Изумленно вскинув брови, администратор выпрямляется на кресле. Смотрит вперед, не рискуя повернуть голову и посмотреть на Ритцу.
- Выйдите,- Ритцу-сенсей обращает на собеседника хладнокровный взгляд, - подождите в коридоре. Я позову вас.
- Слушаюсь, - администратор торопливо встает и, обогнув кресла, идет к двери, не поднимая глаз.
Едва он выходит из кабинета, маска ледяного спокойствия покидает лицо Ритцу, уступая место сдержанному, мрачному негодованию.
«Недоступно пониманию. Он использовал компьютер своего Бойца. Непростительная, непревзойденная наглость. Совершенно не заботится о последствиях своих поступков. Недалекий, самонадеянный ребенок. Одним словом, мальчишка. Он не понимает, что только что подставил Соби-куна? Почти уничтожил этим. Теперь виновным во всех произошедших событиях сочтут его».
Ритцу прикрывает глаза, постукивая пальцами по столу.
«Любопытно, чем могло быть вызвано подобное поведение? Это небрежение? Глупость? Или равнодушие? К сожалению, неизвестно, как Аояги относится к своему Бойцу, имеют ли для него какое-либо значение очевидные результаты его действий. Возможно испугавшись за себя, он поспешил переложить вину на кого-то другого. Непривычно видеть такую подлость и расчетливость в подростке, но если он унаследовал некоторые качества характера своего брата…»
Слегка вздохнув, сенсей поднимает взгляд на экран.
«Вполне возможно, что Соби-кун сам согласился с таким решением. Скорее всего, с готовностью возьмет всю вину на себя. Ему свойственна жертвенность по отношению к тем, кому он предан. Я воспитал его таким».
Выпрямившись в кресле и придвинувшись ближе к столу, Ритцу начинает прокручивать вверх лог записей, тщательно отслеживая все изменения.
«Зачем ему могли понадобиться сведения об учащихся? Из каких соображений можно было зайти настолько далеко? Только лишь, чтобы отвести от себя подозрения? Но его передвижения по базе не являются бессмысленными маневрами, он явно искал кого-то. Просмотреть около семиста анкет, за шесть с лишним часов – это слишком, чтобы счесть простым прикрытием».
Сенсей замирает.
«Шесть часов. Он тратил на каждую анкету около тридцати-сорока секунд, работая систематично и последовательно. Делая каждые полчаса десятиминутные перерывы, а затем вновь возобновляя свою деятельность. Какова вероятность, что тринадцатилетний способен так долго концентрироваться на чем-то? Способен на такую усидчивость и методичность действий? Тот, кто был сегодня в системе, всю ночь провел перед компьютером, механически совершая определенные действия через равные промежутки времени, ухитряясь при этом еще и извлекать за полминуты информацию из просмотренного.»
Со вздохом Ритцу-сенсей откидывается назад на кресле. Рука скользит сверху вниз по лицу, замерев у подбородка и сжимаясь».
«Это не Loveless… Это Соби-кун. Все-таки это был он…»
Потянувшись к карману пиджака, Ритцу-сенсей извлекает оттуда пачку сигарет. Неспешно раскуривает одну из них, сквозь кольца дыма задумчиво изучая взглядом экран.
«Что могло побудить Соби-куна нарушить правила Школы? Он всегда неукоснительно соблюдал их, зарекомендовав себя одним из самых дисциплинированных студентов. Невозможно предположить, что он не понимал, что делает. Все это было совершено намеренно, с полным осознанием последствий. Если, предположительно, он не выполнял приказ Жертвы. В этом случае становится понятным, откуда он взял пароли, если, конечно, первоначальное проникновение также не являлось его рук делом. Хотя… Если бы ему просто нужен был доступ к базе, Соби-кун и во второй раз изыскал бы способ, как остаться незамеченным. Все это было сделано с расчетом на то, чтобы привлечь внимание. Если бы виновным в произошедшем три недели назад был именно Соби-кун, он бы не стал обнаруживать себя, даже выполняя приказ. Но он сделал это открыто, словно хотел, чтобы ни у кого не осталось сомнений в том, кто является автором всей этой истории».
Сенсей усмехается, качнув головой.
«Похвально. Я б даже сказал самоотверженно. Выяснил, что Аояги обвиняют в краже информации и пожелал занять его место. Можно было бы испытать удовлетворение при мысли о собственных педагогических достижениях. При других обстоятельствах».
Сдвинув брови, сенсей вновь потирает пальцами переносицу.
«Осталось понять, знает ли об этом Loveless. Не может не знать, раз передал Соби-куну украденные пароли. Если он в курсе происходящего и допустил подобное или даже способствовал этому – то ситуация безнадежна. Если же нет… То возможно кое-что все-таки удастся исправить».
Посмотрев на зажатую в руке сигарету, Ритцу-сенсей равнодушно тушит ее о стоящую тут же на столе пепельницу. Поднявшись, направляется к двери. Выходит из кабинета, притворяя за собой дверь, переводя взгляд на замершего у противоположной стены администратора.
- Можете возвращаться. Скопируйте все собранные данные и перешлите мне для анализа.
Повернувшись, Ритцу уходит, следуя по коридору к лифту.
- Минами-сенсей…
Он останавливается, поворачивая голову, бросая бесстрастный взгляд назад Администратор неуверенно мнется перед дверью, обеспокоено всматриваясь в него.
- Вы ведь понимаете, я должен доложить о случившемся наверх…
- Разумеется, - сенсей усмехается, иронично приподнимая брови, - никто не ожидает от вас иного. Делайте свою работу.
Отвернувшись, идет к лифту, слыша за спиной облегченный вздох. Подавляет скупую улыбку.
«Предположил, что я могу приказать ему уничтожить лог и молчать. Вот уж чего не стал бы делать, так это давать кому-то в руки такой инструмент для шантажа. Даже если этот служащий слишком порядочен или слишком благоразумен, чтобы когда-нибудь им воспользоваться. К тому же это дурной тон отягощать совесть подчиненных своими преступлениями, из каких бы соображений они не совершались».
Вызвав лифт, сенсей замирает напротив металлических раздвижных дверей, склонив голову и скрестив руки на груди.
«Прискорбно, конечно, но все же вся эта ситуация потребует моего личного вмешательства. Невозможно уже оставаться в стороне, притворяясь простым зрителем. Жаль. Я бы предпочел, чтобы все обошлось без моего непосредственного участия. Положение еще можно исправить. Если все удастся, как я задумал, и участники этой трагикомедии будут вести себя соответствующим образом, то, думаю, можно будет добиться благополучного исхода. Осталось только позаботиться, чтобы все случилось так, как требуется. Надеюсь, ими еще не забыто такое понятие, как благоразумие. Пока же Loveless и Соби-кун занимаются тем, что успешно топят себя в трясине. Если так продолжится и дальше, то может наступить такой момент, когда им уже ничто не сможет помочь».
РокировкаChapter VII Reckless
Рокировка
Рицка.
Опустив на землю тяжелый рюкзак, аккуратно закрываю за собой дверь. Раннее утро субботнего дня замирает вокруг трепещущей тишиной. Солнечные лучи мерцают в ветвях деревьев, бросая косые столпы света на стены домов и асфальтовые аллеи. Улицы пусты и оттого похожи на декорации к какому-то фильму. Это странное ощущение, очаровывающее какой-то незнакомой новизной. Должно быть я чувствую это так, потому что ухожу отсюда, покидая это место на целых десять дней. Я не могу не видеть сейчас все вокруг иначе.
С трудом закинув на плечо сумку, выворачиваю на идущую вдоль домов дорогу. Торопливо иду по ней, выискивая глазами Соби. Он должен быть где-то здесь. Мы договорились, что он будет ждать меня не возле дома, а неподалеку. Я не хотел, чтобы его заметила мама, думаю, она все еще смотрит на меня из окна сейчас. Она все-таки встала так рано, чтобы меня проводить, хотя я бы предпочел, чтобы она этого не делала. Все-таки эти прощания и напутственные слова - это выше моих сил. Хорошо, что я хоть сумел уговорить ее не провожать меня до несуществующего автобуса.
Если бы мама просто проигнорировала мой отъезд, мне было бы намного легче. Будь ей безразлично, куда я делся, я не чувствовал бы себя таким виноватым сейчас.
Но она отнеслась к происходящему иначе, чем я ожидал. Я удивился тому, как она внимательно вглядывалась в меня, после того как я попросил ее заполнить заявку вчера утром. Долго выпытывала, почему я решил вдруг уехать так внезапно, почему не хочу провести каникулы дома. Я вначале не сообразил, зачем она спрашивает, а потом догадался. Мама приняла все это на свой счет, связав мой поспешный отъезд с нашей последней ссорой. Решила, что я стремлюсь быть подальше от нее, что не хочу ее видеть. Меня это очень огорчило, потому что было неправдой и заставило маму страдать. Но в чем состояла истинная причина моего отъезда я так или иначе не мог бы ей рассказать. И, оттого, что мне при этом приходилось лгать о том, куда я еду, становилось только хуже.
Мне казалось, я предаю ее.
Вздыхаю, поднимая глаза. Хватит уже об этом думать. Я все равно не стану уже ничего менять, не развернусь сейчас, не пойду назад. Просто все это оставило в моей душе очень неприятный осадок, сделав этот, в общем-то, радостный день, не таким уж и радостным.
Поворачивая голову из стороны в сторону, обыскиваю взглядом окрестные подъезды и заросли деревьев. Ну где же Соби? Я прошел уже четыре дома, а его все нет. Он же не мог опоздать? Я ведь звонил ему пять минут назад….
Глаза находят в тени раскидистого клена высокую фигуру в длинном пальто. А вот и он. Как обычно курит и ждет меня.
Заметив мое приближение, тут же отбрасывает сигарету в сторону, окидывая теплым взглядом.
- Все хорошо, Рицка? Идем?
Позволяю ему забрать мою сумку, вцепляюсь в протянутую ладонь.
- Да... Пошли.
***
Дом, где живет Соби, распложен в сердце старого пригорода. Здесь нет того привкуса западной жизни, к которому я привык, обитая в своем новом комфортабельном коттеджном поселке, ровные, распланированные как шахматное поле аллеи которого, не идут ни в какое сравнение с этими лежащими на низких холмах, похожими на извилистый лабиринт, кривыми улочками. Стоящие вдоль них трех-пяти этажные деревянные и кирпичные дома иногда почти довоенной постройки приникают друг к другу в лишенном всякой геометрической логики, но исполненном обаяния беспорядке. Узкие проходы между ними, переходя из старого асфальта в гравий, уводят в глубокие тенистые дворы. Узкая асфальтовая дорога, вдоль которой мы с Соби идем сейчас по тротуару, приближаясь к его дому, утопает в кустарнике и деревьях. Их длинные, отросшие ветки упругими зонтами нависают над головой. Кое-где то пропадают, то появляются, расположенные рядом с низкими, резковатыми в своей непривычной старой архитектуре строениями, детские площадки, скамейки и похожие на миниатюрные пагоды беседки. Люди проходят мимо, приветливо улыбаясь и здороваясь, многие тут знают друг друга по именам. Здесь нет присущего большим городам отчуждения и подозрительности. Думаю, Соби не зря выбрал это место. Оно просто пропитано традицией. Все здесь дышит покоем и умиротворенностью. Островок нетронутой провинциальной Японии невдалеке от непримиримого, эгоистичного мегаполиса. Если бы я мог, я бы тоже не отказался жить здесь, несмотря на то, что большинство апато, которыми застроен этот старый район, все-таки причисляются к разряду дешевого, часто съемного жилья. Должно быть, по причине частого отсутствия в них естественных для всего современного мира условий вроде центрального отопления, а иногда и водоснабжения. Ну прямо как в деревнях. Видимо, когда возник этот район, образуясь вначале как отдельный маленький поселок, такие вещи еще не было предусмотрены конструкцией домов и частично встраивались в них позже. Соби в этом смысле повезло. Пусть я не заметил в его квартире ни одной батареи, но хоть горячая вода у него есть.
Поднимаемся на пологий холм, следуя вдоль дороги по тротуару. Дом Соби, утопая в зелени и кустах, находится чуть выше, почти на вершине. Как я успел оценить, с балкона его квартиры, расположенной на последнем этаже, в мансарде, открывается потрясающий вид. Должно быть, это еще одна из причин, почему он терпит все эти неудобства и продолжает жить здесь. Уж больно тут красиво.
Преодолев подъем до конца, сворачиваем вглубь двора к подъездной дорожке, лавируя меж клумб и цветущих кустов. Поднимаемся по примыкающей к внешней стороне дома деревянной лестнице, размашистыми зигзагами уходящей наверх. Ступени приятно поскрипывают под ногами, сквозь просветы в них отчетливо видна все увеличивающаяся под нами высота. Жмурюсь, прикасаясь ладонью к отполированным временем перилам. Вроде не в первый раз подымаюсь здесь, а все равно необычно. Так и должно быть.
Медленно добираемся до четвертого этажа. Дверь на лестничную площадку открывается, оттуда выскальзывает девушка в коротком юката, одетом поверх свитера с высоким горлом и спортивных бриджей. Босые ноги обуты в классические гэта. Темные прямые волосы забраны наверх и заколоты там двумя короткими спицами. Прижимая к бедру квадратную плетеную корзину в чистым бельем, она быстро сбегает по ступенькам нам навстречу.
- Доброе утро, Агатсума-сан,- проскальзывая меж нами, она одаривает Соби очаровательной улыбкой.
- И вам, Минако-сан,- с невозмутимой, доброжелательной вежливостью отвечает Соби, продолжая подниматься.
Окинув меня заинтересованным взглядом, девушка спешит вниз. Обернувшись, хмуро гляжу ей вслед. Это кто еще такая? Соби явно ее знает и даже зовет по имени. Пусть и с уважительной приставкой, но все-таки… Они так хорошо знакомы?
Высунув на несколько секунд голову за перила, смотрю, как девушка легко сбегает вниз по ступеньками. Закусываю губу. У нее уже нет Ушек. И она хорошенькая… Черт. ЧЕРТ!
- Рицка, это просто моя соседка, - поднявшись на последнюю площадку, останавливаясь перед входом в свою квартиру, Соби бросает меня быстрый, слегка насмешливый взгляд, - только и всего.
Мрачно смотрю на него.
- Я разве что-нибудь сказал?
- Нет, - он прячет улыбку в уголках губ, отпирая ключом дверь. - Входи, Рицка.
Хмуро вздыхаю, перешагивая через порог. Насквозь меня видит.
Остановившись у входа, окидываю взглядом помещение. Как здесь светло и чисто. И очень много свободного места, хотя на самом деле квартира Соби невелика. Всего на двадцать четыре – двадцать семь татами, не больше. Наверное, причина того, что помещение кажется таким огромным, в этих высоких покатых потолках, свойственных старым мансардам. Или в том, что здесь почти совсем нет мебели.
Соби ставит мою сумку на пол и поворачивается, чтобы запереть дверь
- Да. Рицка, я не сказал тебе. Нацуо и Йоджи съехали от меня вчера. Теперь здесь будет довольно тихо.
- Вот как, - отвожу глаза. Главное не выдать, что я знаю об этом. Что я вообще узнал о том, что они намерены уйти, раньше Соби. - Они что-нибудь сказали?
- Записку оставили,- запустив руку в карман пальто, он извлекает оттуда сложенный вчетверо листок и протягивает мне. Беру. Разворачиваю.
«Спасибо за все, Соби».
Без подписи. Почерк старательный, хотя и неровный. Должно быть это Йоджи писал.
Вздыхаю. Надо будет позвонить им. Узнать, как они устроились, и не требуется ли помощь. Хотя непонятно немного, чем бы я смог им помочь.
Хмуро возвращаю Соби записку.
- Куда мне вещи складывать?
- Сюда, - он отодвигает в сторону полотно перегородки стоящего в углу, справа от входной двери шкафа, - я освободил тебе несколько вешалок и полок. Извини, тут не очень много места.
- Прекрати, Соби, - волоку свою сумку за ручку по полу к шкафу, - я же не на поселенье к тебе приехал. Мне хватит.
Он слегка поджимает губы, видимо усмотрев в моем ответе что-то огорчительное для себя.
- Тебе помощь…
-…не требуется, - склоняю голову, - спасибо, Соби, я разберусь.
Чуть печально усмехнувшись, он отступается. Уходит к кухонному столу ставить чайник.
Постепенно сгружаю в его шкаф свое прихваченное из дома небогатое имущество. Полки, выделенные мне Соби, расположены по центру, как раз под мой рост. Удивительно. Меня даже слегка смущает его непринужденная забота даже в таких мелочах. Хотя мог бы уже привыкнуть.
Закончив раскладывать вещи, задвигаю назад перегородку, чтобы получить доступ к гардеробному отделению для обуви и верхней одежды. Сюда я еще ни разу не заглядывал. Застыв на мгновение, смотрю на ровные ряды вешалок, на которых аккуратно расправленные висят его брюки и рубашки, знакомая короткая куртка и зимнее пальто с темным меховым воротником. Внутренне пространство шкафа источает едва заметный, приятный запах. Должно быть где-то в глубине лежат крохотные мешочки с освежителями. Вздыхаю. Как раз, исследуя подобные сокрытые от глаз места, и чувствуешь острее всего, что этот дом принадлежит совсем другому человеку. Не тебе. Конечно, нельзя сказать, что мне неуютно здесь, все-таки я столько раз бывал у Соби, но сегодня все тут вдруг стало настолько непривычно. Словно прежде я, лишь изредка выбираясь погулять в соседскую оранжерею, вдруг был озадачен необходимостью ухаживать за ней, пока хозяева в отъезде. Совершенно иной угол зрения на предмет.
Повернувшись, разглядываю комнату, словно вижу ее в первый раз. В принципе, мне всегда тут нравилось. И ощущение этих гладких сухих досок пола под ногами, совершенно не похожих на привычный для меня линолеум и паркет. И эти ничем не прикрытые деревянные стены, с маленькими окошками в толстых рамах. Покатая крыша с массивными, мощными балками так вообще создает непередаваемое ощущение. Я словно действительно нахожусь под сводами старого дома, в деревне. Если бы еще не свисающие с потолка два ряда круглых ламп, образ был бы полным.
Маленькая, кажущаяся почти походной кухня тянется вдоль стены слева от входной двери. Зона для ванной находится возле противоположного балкону окна, отделенная от общего помещения простой матовой занавеской. К ней примыкает, санузел, эдакий, расположенный в самом углу деревянный домик, отгороженный навесной ширмой.
Прикрываю глаза. Все-таки мансарда Соби - это нечто. Хотя я все равно не вполне понимаю, как он тут живет. Словно он сознательно оставил себе минимум удобств и условий. Из постоянно эксплуатируемых приборов только обогреватель, газовая плита и холодильник. Нет ни ставшего привычным для практически любого дома телевизора, ни радио, ни даже телефона, не говоря уже о каких-то иных излишествах. Если конечно не считать излишеством – его ноутбук. Из мебели только шкаф и кровать. Ну еще и убранный обычно раскладной столик, за которым он обедает, и пара низких скамеечек к нему. По сравнению с подавляющим большинством жителей Японии, Соби настоящий аскет. Любопытно, он специально отказывает себе во всех прочих вещах или просто не видит во всем этом нужды? Так или иначе, я не намерен давать ему понять, что мне чего-то не хватает. Даже если вдруг будет не хватать. Это может заставить его чувствовать себя неловко, к тому же, я не хочу, чтобы он счел меня неженкой.
- Рицка, ты завтракал? – Соби выглядывает из-за дверцы встроенного под столешницу холодильника. - Будешь что-нибудь есть?
- Нет,- опускаю глаза,- я поел дома. Спасибо, Соби.
На самом деле мама затолкала в меня перед уходом столько еды, как никогда по утрам до этого. А у меня не хватило сил ей отказать. Я и впрямь ни капли не голоден.
Закончив убирать вещи, запихиваю свою сумку в дальний угол шкафа. Пока она мне не пригодится. Подумав, делаю пару шагов по направлению к расположенной тут же, рядом, балконной двери и, отодвинув ее, выскальзываю наружу. Опершись руками на широкие перила, смотрю на открывающийся с высоты пятого этажа потрясающий вид. Если приплюсовать ко всему, что балкон Соби выходит как раз на склон холма, то расстилающаяся передо мной, понижающаяся панорама и впрямь впечатляет. Все пространство вокруг наполнено деревьями, в которых словно во мху утопают разбросанные в тесном беспорядке плоские и покатые крыши домов. Все вместе они создают единый пестрый узор, разрезанный на неправильные, изогнутые треугольники и трапеции неровными лентами дорог. Отсюда прекрасно виден весь путь, который мы прошли, пока поднимались сюда от автобусной остановки. А вдалеке, на горизонте, в похожей на утренний туман дымке, неровным иззубренным частоколом тянутся в небо тонкие иглы небоскребов.
Потрясающе. Определенно понимаю, почему Соби тут живет. Наверное, особенно красивым этот вид будет ближе к лету, к тому времени как листва полностью распустится, заставив все вокруг мерцать разными оттенками живой зелени. Или ранней осенью, когда все здесь покроется золотом и багрянцем.
Слышу за спиной тихие шаги. Соби останавливается рядом, облокачиваясь о перила. Некоторое время молчит, безмятежно созерцая открывающуюся перед нами панораму, затем, склонив голову на бок, бросает теплый взгляд на меня.
- Итак. У тебя есть какие-либо планы на сегодняшний день?
- Да, - улыбаясь, втягиваю носом прохладный весенний воздух, - идем гулять.
Соби.
И мы отправились на длительную пешую прогулку. Вначале я хотел показать Рицке свой район, заодно прикупив несколько необходимых для него вещей, но затем незаметно мы добрели до станции метро и, спустившись вниз, углубились в дебри Токио. Я быстро понял, что Рицке было все равно куда ехать, потому позволил себе скорректировать по собственному усмотрению нашу походную программу. Мы миновали пестрый, многолюдный центр и нарядную, праздничную Сабую, так любимую туристами. Нам достались спокойные, изысканные улочки Уэно, которые, как мне показалось, наилучшим образом соответствовали окутавшему Рицку задумчивому настроению.
Токио – странный город, подобный мозаике из осколков старины и ультра современного мира. Этим он немного похож на Берлин и многие другие города, пострадавшие во время войны. Разрушенные и уничтоженные землетрясениями жилые кварталы заменялись новыми, сугубо утилитарными. И меж этими сияющими неоном эталонами нового времени ютились остатки прошлого, как вкрапления живой руды среди пустой породы. За современными фасадами, в тупиках, зажатые между линиями наземного метро и навесными эстакадами скоростных автострад, еще можно было найти следы старого Токио, того, каким он был полстолетия назад. Степенного и консервативного.
Обычно я избегаю подобных экскурсий. Мне неприятен городской шум и многолюдные однотонные человеческие реки, совершенно бессмысленные в своей упорядоченной бесконечности. Но в обществе Рицки подобные вещи утрачивали значение, уничтожая преследовавшее меня иногда ощущение одиночества в толпе. Странный контраст. Сейчас мне достаточно было идти рядом с ним и молчать, обращая изредка его внимание на некоторые заслуживающие упоминания вещи. Нашу близость необязательно было облекать в слова, я не чувствовал себя одиноким даже несмотря на то, что Рицка почти всю дорогу был очень тих и задумчив. О чем он размышлял, пока шел рядом со мной, засунув руки в карманы, изредка запрокидывая голову, глядя в высокое, окаймленное крышами небо, мне неизвестно. Но он был рядом. Все остальное было неважно.
Рицка.
Думаю, многое могло бы сейчас быть иначе, если бы некоторые события прошлого не произошли. Если бы был жив Сеймей, я, наверное, никогда бы не повстречал Соби. Даже не узнал о его существовании. Это кощунство, конечно, думать так. Находить светлые стороны в гибели того, кто был мне дороже всех на свете. И мне стыдно и неприятно оттого, что такая мысль вообще посетила меня, пока мы гуляли с Соби по городу. Особенно потому, что это правда. Если бы не смерть Сеймея, я так и не заподозрил бы, что у моего брата была другая, тайная жизнь, тщательно скрываемая ото всех. В том числе и от меня. И если уж он ни разу не обмолвился ни о чем, связанным со Школой и Поединками, то с Соби он точно не стал бы меня знакомить. Я бы не встретил его и не смог бы узнать так близко как сейчас. И Соби тоже никогда не полюбил бы меня. Тому, что я в этот момент иду рядом с ним, я обязан Сеймею, но мне невыносимо думать, что брат создал для меня такое счастье тем, что умер. Это действительно кощунственная мысль. И еще нестерпимей она становится от осознания того, что он понимал, что делал, когда завещал мне Соби. Не мог не понимать, ведь Соби был его Стражем. Такой странный прощальный подарок. Словно брат пытался искупить свою вину, оставив мне кого-то, кто сумел бы заполнить образовавшуюся во мне пустоту, кем бы я мог дорожить.
Он этого хотел? Или чего-то иного? Почему он запретил Соби что-то рассказывать мне? Почему сам скрывал правду о Стражах? Он оберегал меня, пока был жив? А когда понял, что вскоре погибнет, наказал делать то же самое Соби? И в чем тогда на самом деле состоит мой долг перед Сеймеем? Он запретил Соби говорить, потому что не хотел, чтобы я ввязывался во все это и пытался разобраться в его смерти? Не хотел, чтобы, разыскивая его убийц, невольно соприкасался с тем, от чего он старался меня оградить? Но если он не желал подобного, то зачем оставил мне подсказки в своем завещании? Я не понимаю этого. Совсем ничего уже не понимаю. Во всем этом слишком много этих «но». Кацуко-сенсей считает, что всему можно найти разумное объяснение, нужно лишь суметь задать правильные вопросы, только что делать, если я не знаю, который из них правильный?
Мой брат был сложным человеком. Хотя я всегда понимал его, потому что он охотно объяснял мне все, что я хотел знать. А теперь он больше не может заговорить со мной. Некому помочь мне разобраться в том, что все это значит.
- Рицка, ты не замерз? - Рука Соби легко опускается на мое плечо. - Тут рядом есть неплохое кафе, мы можем зайти туда, согреться.
Очнувшись, поднимаю взгляд на Соби. Прохладный ветер, проникая в рукава тонкой куртки, заставляет слегка поежиться.
- Хорошая идея, - беру его за руку, - где оно там твое кафе, Соби?
Возможно в моей голове слишком много лишних мыслей. Сколько бы ни думал, все равно я не в силах, что-либо изменить. Только попытаться сберечь то, что у меня есть сейчас. Это Соби. Мне довелось терять, поэтому я научился ценить. Соби рядом. И это просто замечательно.
Соби.
Кипящее масло вальяжно булькает в высоком сотейнике, стоящем на умеренном огне. Рядом в маленьком ковшике покипывает вобравший уже в себя воду рис. Присев перед раскрытым холодильником, осторожно вытаскиваю оттуда четыре заготовленные накануне формы, наполненные полуфабрикатными сырными шариками с любимым Рицкой тунцом. Что бы он не говорил, а легкий ужин ему не повредит. Может, если он увидит, что я для него приготовил, то передумает?
Сбоку раздается негромкий всплеск воды. После долгой, утомительной прогулки Рицка принимает ванну, скрывшись за занавеской. Уже минут двадцать там нежится. Не уснул бы.
Поставив на стол легкие прямоугольные формы, начинаю аккуратно подтыкать края ножом, счищая застывший сыр, высвобождая каждый шарик из симметрично расположенных углублений. Перевернув, вытряхиваю на тарелку. Если расплавить тофу, смешав его с нужными специями, залить равномерно дно формы и, поместив в центр углубления кусочки тунца, покрыть поверх оставшимся сыром, охладить, а затем поджарить…. ну просто чудо, что получится. Надеюсь, мне все-таки удастся уговорить Рицку поесть.
Аккуратно сталкиваю несколько шариков деревянной лопаточкой в кипящее в моем импровизированном фондю масло. Сыр, вначале нагреваясь, начинает течь, слегка теряя форму. Но температура масла слишком высока. Спустя секунду, он схватывается, равномерно покрываясь румяной золотистой корочкой. Тут главное не передержать и вытащить вовремя. Ловко орудуя шумовкой, вылавливаю несколько готовых шариков, слегка встряхиваю, снимая лишнее масло и перевернув, укладываю первую партию на тарелку.
Будучи не особо расположенным к общению, пока мы гуляли, Рицка все же не был так замкнут и суров, как, когда мы вернулись домой. Я могу это понять. Он не из тех, кто легко привыкает к любым переменам, чтобы сразу же в своем сознании сделать это место своим домом. Ему нужно время, чтобы акклиматизироваться. Сейчас он напряжен и держит дистанцию, словно боится где-нибудь допустить промашку. Впрочем, это неудивительно. Если привык жить как на вулкане, опасаясь какой-нибудь провинностью или неверными действиями вызвать гнев, поневоле начнешь относиться ко всему вокруг с недоверием. Мне это знакомо.
Слышу как вода, тихо бурля, сбегает вниз по старой металлической трубе, исчезающей в стене дома. Сзади раздается негромкое шуршание, Рицка, отодвинув занавеску, заглядывает в комнату, застегивая последние пуговки на своей лиловой пижаме. Развешивает на перекладине ванной перегородки влажное полотенце.
Выловив последний шарик, иду к столу и невозмутимо ставлю на середину блюдо и две маленькие глубокие чаши с рисом. Словно невзначай достаю палу тарелок и комплектов палочек. Устраиваюсь перед столиком на полу.
- Рицка, ты уверен, что не хочешь есть?- Осторожно наблюдаю за ним, пока он идет от ванны к кровати. - Здесь столько вкусного.
Прихватив палочками лежащий в моей тарелке кусочек, с удовольствием отправляю его себе в рот. Рицка останавливается, подозрительно разглядывая горку золотистых, неровных шариков, лежащих на плоском, широком блюде. Ноздри слегка вздрагивают. Запах умопомрачительный. Неужели откажется?
- А что это?
- Импровизация на тему темпуры. Сырные шарики с тунцом.
Его брови взлетают, затем в мрачном отвращении опускаются.
- Соби, ты что смешал тофу и тунец?
- Ну да,- невозмутимо отправляю в рот очередной кусочек, - и обжарил сверху.
Он кривится.
- Как это вообще можно смешивать? Гадость же получится.
Улыбаюсь про себя
- Ну. Кто-то говорил мне, что рис, бобы и тунец - это тоже несовместимые вещи. Помнится, в итоге тебе все-таки понравилось.
Он сопит, чуть сдвинув брови. Само собой, он не забыл.
- Ладно. Попробую.
Приблизившись к столу, тянется к тарелке, игнорируя лежащие рядом палочки. Прихватывает кончиками пальцев откатившийся чуть в сторону шарик и, помедлив на мгновение, храбро отправляет его в рот. Старательно и серьезно пережевывает, прикрыв глаза.
Наблюдаю за ним, опустив подбородок на сцепленные замком руки. Ну и?... Резюме?
Его брови приподнимаются, затем, чуть вздрагивая, сходятся. Усмехаюсь про себя. Понравилось.
Осторожно пододвигаю в его сторону чашку с рисом, чистую тарелку и палочки. Ну так что? Будешь ужинать?
Покосившись на меня, он шлепается на скамеечку напротив. Пододвинув к себе блюдо с шариками, вытаскивает из бумажной упаковки палочки, разламывает их, разделяя, и начинает быстро накидывать еду себе в тарелку.
- Я совсем немного съем.
Усмехаюсь.
- Конечно. Сколько хочешь.
Поднявшись, иду к кухонному столу за подносом с чашками. Чай как раз заварился. Прижав прессом крупные листы к днищу маленького прозрачного чайника, наполняю чашки, долив кипяток и добавив сахар.
Возвращаюсь. Рицка как раз расправляется с последним сырным шариком. Проголодался все-таки. Хотя рис едва тронул. Сняв чашки с полноса, придвигаю ему одну из них.
Он заглядывает внутрь, подозрительно рассматривая плавающие там, нарезанные аккуратными кубиками светло-зеленые кусочки.
- А это что?
- Черный чай с яблоками.
- Вот как,- он медленно наклоняется, втягивая носом исходящий от напитка нежный, заманчивый аромат. Слегка вздыхает и, обхватив чашку руками, утыкается в нее.
Прячу улыбку. Он как маленький осторожный котенок. Недоверчивый и такой милый. Все это, конечно, очень забавно, но я все-таки предпочел бы, чтобы Рицка не беспокоился по таким пустякам. Думаю, завтра расспрошу его о том, какие блюда он любит, и буду готовить ему их. Если это, конечно, будут не гамбургеры.
Наблюдаю за тем, как он, допив до конца чай, отчаянно клюет носом над чашкой. Усмехаюсь. Ну совсем еще ребенок. Слишком взрослый, слишком самостоятельный, но реакции тела почти детские. Принял теплую ванну, покушал, и его уже клонит в сон. Впрочем, он очень утомился, мы сегодня много времени провели на ногах.
- Рицка, быть может, ляжешь спасть? Ты устал.
- Угу, - он кивает, отставляя чашку, - спасибо, Соби.
Поднявшись, плетется к кровати. Иду следом, чтобы включить возле постели обогреватель. Летом в этом уже не будет нужды. А сейчас ночи еще весьма холодные.
Откинув одеяло, Рицка забирается с ногами на кровать. Поворачивается, чтобы рухнуть вниз, лицом к стене, и вдруг замирает. Брови озадаченно сходятся.
- Соби, здесь только одна подушка,- обернувшись, глядит на меня,- ты что не собираешься спать?
Он лишь сейчас заметил, что постель приготовлена только на одного? Приблизившись, опускаюсь рядом на краешек кровати.
- Рицка, я намерен спать на футоне, если ты, конечно, не будешь против.
- Буду, - хмурясь, он садится, - я не собираюсь заставлять тебя в собственном доме спать на полу. Зачем, Соби?
Он что и впрямь не понимает?
- Рицка, многие люди спят на циновках и футоне, в этом нет ничего особенного, - потянувшись вперед, осторожно провожу ладонью по его волосам,- я надеялся, что ты не станешь возражать.
Он отводит глаза, брови слегка вздрагивают.
- Ну… это твой дом… Спи, где хочешь, но…
Слегка улыбаюсь. Но?
Он вздыхает.
- Пойми, я не хочу тебя обременять или стеснять в чем-то. Кровать – большая. Ничего - подвинулся бы… Мне не нужно много места, Соби. Я и так…Ох!
Он замолкает, слишком сильно стиснутый в моих объятиях. Крепче прижимаю его к себе, пряча лицо в его волосах, до боли сжав веки. Он просто удивителен. Не хочет обременять, надо же…. Рицка….
- Соби, ты чего? - Не понимает. - Что с тобой?
- Все в порядке, - перевожу дыхание, - не думай о таких вещах.
Отпускаю его, мягко укладываю на подушку.
- Ты никого не стесняешь, Рицка. Этот дом давно уже твой.
Он хмыкает, опуская глаза. Похоже, смутился.
- Ладно. Я понял, - слегка краснеет, - ты только смотри не замерзни там на полу. Если замечу, что ты простудился, отговорки тебе не помогут.
- Будет исполнено, - улыбаясь, укрываю его. Поправляю одеяло. - Спокойной ночи, Рицка.
Зажигаю висящий на стене небольшой светильник.
- И тебе, - он закрывает глаза, глубже зарываясь в одеяло и подушку, - до завтра, Соби.
Да. Смотрю на него. Завтра я проснусь и обнаружу, что он здесь. У меня дома. Невероятно.
Поднявшись, направляюсь к двери. Выключаю верхние лампы. Комната погружается в полумрак, окрашенный мягким оранжевым светом ночника. Стараясь не шуметь, убираю со стола, перемещая испачканную посуду в раковину. Неслышно включив воду, мою тарелки. Рицка за моей спиной уже спит, я прямо слышу его тихое, ровное дыхание. Хорошо, что его ничто не тревожит. Раз он так легко уснул, значит ему здесь действительно хорошо и уютно. Это не может не радовать.
Составив чистую посуду в сушилку, возвращаюсь к раскладному столику, кидая быстрый взгляд на разобранную постель. Рицка спит очень крепко. В принципе я могу даже не выжидать контрольный срок, как до этого хотел. Что ж, не буду терять времени.
Подойдя к шкафу, снимаю с одной из верхних полок свой ноутбук. Давно я за него не садился. В последнее время его больше эксплуатировали Зеро, да и то в основном для того, чтобы играть в компьютерные и сетевые игры. То, к чему я утратил вкус довольно давно.
Установив компьютер на столе, раскрываю его. Включаю. Пока грузится операционная система, разыскиваю свой телефон и переходной шнур к нему. Подключив сотовый к ноутбуку, запускаю соединение с Интернетом.
Жду, прикрыв глаза. В принципе, стоило сделать все это еще вчера. Но вероятность того, что кто-то из администраторов будет на своем рабочем месте, была слишком велика. А сегодня выходной и к тому же каникулы. Безопасность Школы в такие дни обеспечивают автоматы. Они лишены собственной воли и будут следовать заложенной в них программе. Сейчас у меня есть шанс совершить все, что я задумал, не опасаясь, чьего-нибудь поспешного вмешательства.
«Соединение установлено».
Слегка усмехнувшись, ввожу нужный электронный адрес. Все-таки человеческая память это уникальный инструмент. Даже спустя столь долгий срок мне по прежнему доступен этот длинный двадцатизначный ряд цифр и совершенно бессвязных символов. Хотя трудно забыть то, что вошло в тебя настолько глубоко.
Экран темнеет. На нем вспыхивает простая безыскусная табличка. «Введите логин и пароль.» Это не главная страница портала Школы. Это служебный вход в систему.
Пальцы замирают над клавиатурой. Что ж посмотрим, насколько вы дорожите своей любимой пешкой, сенсей. Станете ли вы что-либо предпринимать теперь. Хотя, впрочем, это не так уж важно.
«Логин: Минами Ритцу»
«Пароль…» Пароль я помню наизусть. Сотни раз видел, как сенсей вводил его, как его длинные пальцы при этом легко скользили над клавиатурой. Обладая почти фотографической памятью художника, я невольно запомнил и довольно быстро расшифровал траекторию этих движений, даже удивившись тому, как легко я вычислил их. Не знаю уж, зачем я это сделал. Была ли это маленькая месть, дававшая мне странное ощущение власти над ним, еще больше усиливавшееся от сознания того, что сенсей об этом не подозревает. Или мне просто хотелось совершить что-то запретное. Что-то выходящее за рамки дозволенного. Желание, свойственное подросткам. Так или иначе, я ни разу не воспользовался этим знанием. Мне было вполне достаточно того, что я обладаю им.
Неторопливо набираю пароль. Три к одному, что он активен. Короткий ряд цифр и следующая за ними без пробелов емкая фраза на латыни. Confessio est luxus. «Покаяние-роскошь». Давно прошло то время, когда я не понимал значения этих слов. Потом это стало слишком очевидным.
Нажимаю на ввод. Жду, пока проверяются предоставленные данные. Если я правильно оценил сложившуюся ситуацию, скорее всего, сейчас внутри системы оживают сторожевые программы, поджидающие того, кто вздумает войти сюда вновь под этим паролем. Того, кто окажется настолько самоуверен. Или глуп.
«Вход разрешен»
«Приветствую, Минами-сенсей»
Усмехаюсь, прикрыв глаза. Как я и думал. Меня впустили внутрь. Интересно, надолго ли? Ограничатся ли они определением моего местонахождения или позволят сделать все, что я хочу, тщательно отслеживая все перемещения? Посмотрим.
Обозреваю открывшуюся после переадресации корневую директорию. Она куда обширнее той, что я привык видеть, но все-таки урезанная. Не затрагивающая самой важной информации. Единственный признак того, что это ловушка. Надеюсь, необходимый мне раздел не вошел в число запрещенных. Нахожу глазами нужную папку. Вот она база данных учащихся и выпускников. В ней содержатся полные личные дела всех, кто учился и учится здесь с тех пор, как Школа перешла на электронную систему хранения информации. Именно то, ради чего я и пришел сюда. Отлично.
Раскрываю приложенную для обработки данных программу. Интерфейс довольно прост. Поиск по обычному и истинному имени, номеру личного дела и группы. Сортировка по различным параметрам. Вот с сортировки и начнем.
Вызываю полный список. Общей объем базы впечатляет. Он составляет пять с лишним тысяч анкет. Меня интересует от силы несколько сотен из них. Но вначале их нужно найти.
Хмурясь, разбираюсь в параметрах. Пол, возраст, статистика Поединков…. Внимание привлекает поле «статус». Без всякого сомнения, тот, кого я ищу, должен быть жив и дееспособен. Даже слишком, насколько я могу судить.
Подчинившись внезапному всплеску любопытства, переключаю параметр на значение “alive”, оставив все прочие поля незаполненными. Список сокращается почти на треть. Хмурюсь. Не думал, что смертность при Поединках настолько высока. То, что подобное случается, конечно, ни для кого не секрет, но статистические данные само собой никто не озвучивает. Неудивительно.
С болезненным интересом дополняю полученный результат меткой «Дееспособен» Нажимаю на ввод. Еще минус пятьсот с лишним фамилий.
Прикрываю глаза. Вот значит как. Что ж. Подобные вещи могут не только убить, но и сделать калекой. Хотя это редкость. В случае тяжелых травм, Стражей либо удается спасти и излечить практически полностью, либо они погибают. Должно быть в большинстве обозначенных здесь случаев речь идет о психологических повреждениях. О разрушении сознания, влекущего за собой неизлечимую кому или безумие. Это опасные игры.
Встряхиваю головой. Я пришел сюда не за этим. Не стоит терять времени. Может статься так, что его у меня не слишком то и много.
Продолжаю методично заполнять оставшиеся предложенные поля. Пол – мужской. Возраст… Рицка сказал, это был «парень». Он не стал бы именовать так кого-то намного превосходящего его годами. Будь это кто-то изрядно старше, он бы сказал о нем «человек». Значит максимум лет двадцать-двадцать пять. Если принять ко вниманию возможную обманчивость внешности, то тридцать. Не больше. Что же до минимального порога, я по-прежнему не думаю, что это мог быть подросток. Но все-таки не следует скидывать такую вероятность со счетов. Если вспомнить, на что я был способен в возрасте Рицки, подчиняясь приказу… Тринадцать лет. Оставим так. Конечно, разброс велик, но у меня так и не хватило душевных сил просить Рицку рассказать подробнее о произошедшем два дня назад. Это было бы слишком.
Ввожу необходимый интервал, спускаясь глазами ниже. Итак, это был Боец или Жертва? Восемьдесят к двадцати, что первое. Жертва, конечно, тоже способна сражаться, но доступный ей спектр воздействия довольно узок. К тому же сломить духовно пару Стражей, выполняющих прямой приказ Семи Лун… Сомневаюсь. Значит все-таки Боец. И очень сильный при этом. Коэффициент ментальной мощи, конечно, нельзя выразить в цифре, это сравнительный показатель. Он измеряется не числом, а возможностями. Но все же уровень того или иного Стража можно вычислить по количественному соотношению выигранных боев. Если я правильно оценил потенциал анонимного недоброжелателя Рицки, индекс успешных поединков должен быть очень высок. Восемьдесят, а то девяносто процентов. Если не почти сто, как у меня. Проблема в том, что подобные статистические сводки учитывают общее количество боев за все время с начала обучения. А бывает так, что потенциал Стража раскрывается далеко не сразу, и он достигает своих истинных возможностей только спустя несколько лет. Должно быть, где-то существует программа для анализа индивидуального роста каждого из учеников, но здесь подобного нет. Эта база предоставляет только общие данные.
Вздыхаю. Семьдесят процентов. Конечно, это гораздо меньшее, чем то, на что по моим оценкам способен тот незнакомец, но если слишком завысить планку, я рискую пропустить его. А значит, оставим так, как есть.
Нажимаю на запуск программы поиска. Запрокинув голову, дожидаюсь, пока система обработает запрос. Насколько велика вероятность, что я таким образом сумею его найти? Не слишком большая. Но все-таки этот некто не может не иметь отношения к Школе и Семи Лунам, иначе зачем ему могло понадобиться вмешиваться во все это. Предположим, что я на верном пути. Иных зацепок у меня попросту нет.
Тихий сигнал оповещает о том, что программа закончила работу и выдала ответ. Открыв глаза, вглядываюсь в экран. Триста пятьдесят четыре анкеты. Меньше чем я ожидал, но все-таки слишком много. К тому же можно смело умножить это количество на два, поскольку я не уверен, не выполнял ли тот, кого я ищу, приказ своей Жертвы. Что ж. Среди всех этих людей может находиться тот, кто сделал все это с Рицкой. А значит я, чего бы мне это ни стоило, должен попытаться его найти. И наказать, поскольку прощать подобное я не намерен.
Закрепив полученный результат, вызываю первую по списку анкету, отрегулировав настройки экрана так, чтобы она помещалась на нем целиком. Отключаю все лишние характеристики. Сейчас меня не интересуют успеваемость или развернутая сводка Поединков. Только статус в организации, психологическая карта личности и сведения о Жертве, личностных связях и контактах. Нужно понять, кто мог быть психически способен на подобные поступки. Кто мог знать о Рицке и настолько ненавидеть, чтобы захотеть убить его. Его или Сеймея. Не стоит исключать шанс того, что это могла быть месть. Допустим некто, не имея возможности свести счеты с Сеймеем, захотел излить свой гнев на его брата и пресечь род Аояги. Вендетта, не вполне доступная моему пониманию, но от того не менее вероятная. Это тоже не следует упускать из виду. И, в том случае, если препятствие похищению Рицки не было невероятным совпадением, этот некто должен обладать довольно высоким допуском, чтобы быть в курсе всего, что происходит в Школе. Если этот допуск, конечно, не получен примерно тем же способом, который использую сейчас я сам.
Прикрываю глаза. Думаю, проанализировав все это, я смогу сократить список анкет до нескольких десятков. Дальше будет проще. Путем личных встреч и допросов с весьма большим пристрастием я рано или поздно вычислю виновного. И убью. Это только вопрос времени.
Смотрю на первую из открывшихся анкет. Разумеется, я не намерен изучать их все прямо на месте. У меня просто физически не хватит времени сделать это за одну ночь, а войти таким образом в систему несколько раз мне вряд ли позволят. Можно сказать, сегодня я истратил свой единственный подобный шанс. Сохранить же эти файлы целиком или тексты из них также не представляется возможным. При любой попытке копирования на внешний адрес система тотчас отреагирует соответствующим образом, обрубив мой доступ и как следует наказав за самонадеянность.
Хорошо, что есть иная возможность. Потянувшись к клавиатуре, пальцы с некоторой издевкой нажимают на кнопку PrintScreen. Сохранить картинку с экрана как графический файл.
Усмехаюсь. Все-таки Сеймею нельзя отказать в гениальности. Сообразить, что таким элементарным способом можно выносить за пределы Школы любые даже самые секретные документы, это надо было еще ухитриться.
Судя по тому, что мой доступ до сих пор не прервали, есть вероятность, что этого и не произойдет. У меня впереди как минимум восемь свободных часов, в каждом из которых по шестьдесят минут. Если ни на что не отвлекаться, то обработать таким образом семьсот с небольшим анкет я вполне успею. А значит не стоит тратить время зря.
***
Промозглый рассвет я встречал на балконе, глядя как полоска синего света ширится и растет на прерываемом темными иглами небоскребов горизонте. Сонная одурь волнами накатывает на разум, заставляя неудержимо закрываться глаза и подрагивать пальцы, держащие в руках вторую подряд сигарету. Полседьмого утра. Голова слегка плывет от долгого отсутствия сна. Как же я вымотался. Но это не имеет значения.
Усмехаюсь. Может мне, конечно, следовало действовать тоньше. Сенсей умен, он не поверит в эту совершенно очевидную фальшивку. Предположить, что их анонимный злоумышленник, судя по всему тщательно маскировавшийся вначале, вдруг явит себя во всей красе… Слишком напористо, даже навязчиво. После моего разговора с сенсеем вычислить причины, которые могли бы побудить меня совершить такой поступок, не составит для него труда. Но о моем вмешательстве узнает не только он. Будем надеяться, что прочие не окажутся настолько проницательными, списав все на мою предполагаемую заносчивую дерзость.
Докурив, тушу сигарету о дно пепельницы. Захожу внутрь квартиры. Ноутбук уже выключен и убран. Диск с анкетами надежно спрятан среди альбомов и книг, я вернусь к нему следующей ночью. На месте столика на полу раскатана циновка, на которой сверху лежат футон и плед. Потратив остатки воли на то, чтобы переодеться в пижаму, подхожу к своей импровизированной кровати и без сил опускаюсь на нее, откидываясь на подушку.
Я могу позволить себе всего пару часов сна, если хочу встать раньше Рицки. Главное, чтобы он ничего не заметил утром. А то он может заинтересоваться, чем таким я занимался всю ночь, если настолько не выспался. Закрываю глаза. Сознание просто выключается. Что ответить Рицке,… я придумаю, когда проснусь.
***
Телефонная трубка в руке Ритцу-сенсея тихо шелестит запинающимися виноватыми интонациями.
Раздражение, поднимающееся в нем сейчас, проявляется лишь в едва заметной дроби, отбиваемой длинными, сухими пальцами по поверхности рабочего стола.
- Похоже вы не вполне понимаете шаткость вашего положения. Такие вещи не следует откладывать на крайний срок. Если вы взялись отслеживать безопасность вверенного вам участка, то должны осознавать, что от вас будут ожидать результатов. А не оправданий. Последние не смогут заменить вам отчет, который я рассчитываю увидеть на своем столе к завтрашнему дню. Весьма рассчитываю. Надеюсь, это понятно.
Откинувшись на удобное глубокое кресло, он прикрывает глаза, вслушиваясь в торопливые заверения собеседника.
- Это радует, что вы правильно уловили суть вопроса. То, сумеете ли вы сохранить доверие к себе, зависит исключительно от ваших собственных усилий. При известном усердии любой справится с подобными обязанностями. Не вынуждайте искать себе замену, - слегка хмурясь Ритцу-сенсей, потирает кончиками пальцев тонкую складочку меж сведенных бровей, - завтра в полдень я жду вас в своем кабинете со всеми документами. И, пожалуйста, без опозданий. Всего доброго.
Потянувшись в сторону, он кладет трубку на рычаг безыскусно-практичного телефона, стоящего в правом углу широкого, полупустого стола.
Утренние лучи, косо падающие из окна, мягко освещают просторное помещение скромно обставленного кабинета. Сбегают вниз по молочно-белым стенами, оживляя застывшие на них темные квадратные рамы.
Закончив разговор, Ритцу-сенсей возвращается к прерванной работе. Компьютер давно загрузился и произвел вход в систему. Сейчас на экране, дожидаясь решения сенсея, висит скупая узкая табличка с несколькими вариантами возможных действий: «Выйти»; «Открыть новое приложение»; «Продолжить работу с последними документами»
Продолжить. Стрелочка мыши выбирает нужный вариант. Нужно занести в соответствующий раздел данные о последних исследованиях.
Телефон вновь вздрагивает на столе, привлекая внимание настойчивым звоном. Помедлив мгновение, сенсей снимает трубку. Ну что там еще.
- Прошу прощения, Минами-сенсей, - голос секретаря слегка встревожен, - вас беспокоят из кабинета системного администрирования. Говорят, появилось нечто заслуживающее вашего внимания.
Слегка нахмурившись, сенсей склоняет голову. Надеюсь не какая-нибудь мелочь, у него и так много работы.
- Соедините.
Из трубки доносится несколько шелестящих звуков, затем щелчок переключения. На другом конце провода обозначается легкий вздох, словно оппонент не знает с чего следует начать.
- Говорите, я слушаю,- сенсей прикрывает глаза, подавляя неудовольствие, - что именно у вас случилось?
-Э-э, извините за беспокойство, Минами-сенсей, - тихий голос в трубке выдает волнение,- но вы просили сразу же оповестить вас, если кто-то попытается воспользоваться вашими старыми опознавательными данными.
Сенсей выпрямляется на кресле, вскидывая голову.
- Кто-то вошел в базу данных? Сейчас?
- Э-э.. Нет…- администратор начинает слегка запинаться, - доступ был осуществлен ночью, когда оператора не было на месте. Сейчас каникулы… вы понимаете… следить особо не за чем…, - он продолжает бормотать, то ли оправдываясь, то ли защищаясь.
- Я понял, - сенсей обрывает поток этих слов. Подается вперед, облокотившись на стол.
- Мне нужны развернутые сведения обо всех действиях, которые этот субъект совершал во время пребывания в системе, это возможно?
- Да, - с готовностью и облегчением произносит администратор, - все подробным образом зарегистрировано.
- Хорошо. Я сейчас спущусь. Не предпринимайте пока ничего.
Сенсей кладет трубку. Завершив работу текущего приложения и выключив компьютер, поднимается, снимая со спинки кресла светлый пиджак. Накинув его на плечи выходит из кабинета, заставив сидящую в приемной секретаря, слегка встрепенуться.
- Минами-сенсей?
- Я скоро вернусь. Переадресовывайте все входящие звонки на мой мобильный телефон.
Не дожидаясь ответа, он сворачивает на ведущую вниз, в общие помещения лестницу.
Спустившись, выходит в светлый безлюдный коридор с высокими арочными сводами и большими окнами, выходящими на внешний периметр Школы. Следует вдоль пустых кабинетов, приближаясь к служебным помещениям, его быстрые шаги отдаются под потолком гулким эхом. Сейчас здесь непривычно тихо, но едва каникулы завершатся, обозначив начало нового учебного года, эти стены наполнятся шумом шагов и разговорами. Совсем скоро уже распущенные на это время по домам ученики вернутся, вновь вдохнув в это место жизнь.
Остановившись перед раздвижной металлической дверью в конце коридора, он вводит свой личный пароль в расположенную справа на уровне груди квадратную панель доступа. Невозмутимо ждет, прислонившись спиной к стене, скрестив руки на груди. Двери расходятся в обе стороны, открывая узкую кабину лифта. Войдя внутрь и утопив в пластиковую пластину, соответствующую нужному этажу кнопку, склоняет голову, прислушиваясь, как тихо гудят за пределами кабины толстые металлические тросы.
Лифт останавливается, являя взору стерильно освещенный, практично утилитарный коридор с ровным рядом ничем не примечательных дверей, с висящими на них однотипными табличками. Все в Школе должно выглядеть достойно. Даже кладовка для хранения бытовой химии и инвентаря скрыта за аккуратной перегородкой и снабжена соответствующей вывеской.
Свернув за угол, Ритцу-сенсей останавливается рядом с неотличимой от всех прочих дверью, негромко, но настойчиво стучит.
- Войдите! - слегка напряженный голос раздается изнутри. Сенсей толкает дверь и входит в полутемное, освещенное лишь экранами работающих мониторов помещение.
Администратор поднимается навстречу. Невысокий смуглый мужчина средних лет в безликом сером костюме.
- Проходите, пожалуйста, - он приглашает сенсея к столу с стоящими на нем работающими машинами, незаметно обегая взглядом кабинет. Надеюсь, сенсей не станет ничего говорить по поводу того, что здесь такой беспорядок.
Уступив гостю свое удобное кресло, он торопливо придвигает себе вращающийся компьютерный стул. Щелкает мышью по свернутому документу, восстанавливая на экране системный лог.
- Вот посмотрите. Это все полные данные о том, что он делал, пока бы внутри.
- Хм,- наклоняясь к экрану, сенсей задумчиво потирает кончиками пальцев подбородок, скользя взглядом по строчкам.
- База данных учеников. Как необычно. Он посещал еще какие-нибудь иные директории?
- Нет, - администратор качает головой, - только эту. Он пробыл в системе в общей сложности около шести часов и за все время ни разу не покинул базу. Наверно искал кого-то.
- Вот как, - слегка хмурясь, сенсей склоняет голову, обдумывая что-то, затем поднимает ставший пристальным взгляд на экран, - вы производили сличение IP-адреса на предмет поиска соответствий?
- Э-э… Пока нет, - похоже администратор слегка удивился, - вы полагаете, что кто-то мог рискнуть сделать такое со своего персонального, служебного компьютера?
- Это легко выяснить,- Ритцу опирается локтями на стол, сцепляя руки в замок, -произведите опознание.
- Сейчас, - все еще недоумевая, администратор тянется к клавиатуре, чтобы выполнить нужные команды.
Слегка мигнув, система выдает ответ: «Искомый IP-адрес соответствует номеру, присвоенному служебному ноутбуку Бойца Beloved, именуемого Агатсума Соби».
Изумленно вскинув брови, администратор выпрямляется на кресле. Смотрит вперед, не рискуя повернуть голову и посмотреть на Ритцу.
- Выйдите,- Ритцу-сенсей обращает на собеседника хладнокровный взгляд, - подождите в коридоре. Я позову вас.
- Слушаюсь, - администратор торопливо встает и, обогнув кресла, идет к двери, не поднимая глаз.
Едва он выходит из кабинета, маска ледяного спокойствия покидает лицо Ритцу, уступая место сдержанному, мрачному негодованию.
«Недоступно пониманию. Он использовал компьютер своего Бойца. Непростительная, непревзойденная наглость. Совершенно не заботится о последствиях своих поступков. Недалекий, самонадеянный ребенок. Одним словом, мальчишка. Он не понимает, что только что подставил Соби-куна? Почти уничтожил этим. Теперь виновным во всех произошедших событиях сочтут его».
Ритцу прикрывает глаза, постукивая пальцами по столу.
«Любопытно, чем могло быть вызвано подобное поведение? Это небрежение? Глупость? Или равнодушие? К сожалению, неизвестно, как Аояги относится к своему Бойцу, имеют ли для него какое-либо значение очевидные результаты его действий. Возможно испугавшись за себя, он поспешил переложить вину на кого-то другого. Непривычно видеть такую подлость и расчетливость в подростке, но если он унаследовал некоторые качества характера своего брата…»
Слегка вздохнув, сенсей поднимает взгляд на экран.
«Вполне возможно, что Соби-кун сам согласился с таким решением. Скорее всего, с готовностью возьмет всю вину на себя. Ему свойственна жертвенность по отношению к тем, кому он предан. Я воспитал его таким».
Выпрямившись в кресле и придвинувшись ближе к столу, Ритцу начинает прокручивать вверх лог записей, тщательно отслеживая все изменения.
«Зачем ему могли понадобиться сведения об учащихся? Из каких соображений можно было зайти настолько далеко? Только лишь, чтобы отвести от себя подозрения? Но его передвижения по базе не являются бессмысленными маневрами, он явно искал кого-то. Просмотреть около семиста анкет, за шесть с лишним часов – это слишком, чтобы счесть простым прикрытием».
Сенсей замирает.
«Шесть часов. Он тратил на каждую анкету около тридцати-сорока секунд, работая систематично и последовательно. Делая каждые полчаса десятиминутные перерывы, а затем вновь возобновляя свою деятельность. Какова вероятность, что тринадцатилетний способен так долго концентрироваться на чем-то? Способен на такую усидчивость и методичность действий? Тот, кто был сегодня в системе, всю ночь провел перед компьютером, механически совершая определенные действия через равные промежутки времени, ухитряясь при этом еще и извлекать за полминуты информацию из просмотренного.»
Со вздохом Ритцу-сенсей откидывается назад на кресле. Рука скользит сверху вниз по лицу, замерев у подбородка и сжимаясь».
«Это не Loveless… Это Соби-кун. Все-таки это был он…»
Потянувшись к карману пиджака, Ритцу-сенсей извлекает оттуда пачку сигарет. Неспешно раскуривает одну из них, сквозь кольца дыма задумчиво изучая взглядом экран.
«Что могло побудить Соби-куна нарушить правила Школы? Он всегда неукоснительно соблюдал их, зарекомендовав себя одним из самых дисциплинированных студентов. Невозможно предположить, что он не понимал, что делает. Все это было совершено намеренно, с полным осознанием последствий. Если, предположительно, он не выполнял приказ Жертвы. В этом случае становится понятным, откуда он взял пароли, если, конечно, первоначальное проникновение также не являлось его рук делом. Хотя… Если бы ему просто нужен был доступ к базе, Соби-кун и во второй раз изыскал бы способ, как остаться незамеченным. Все это было сделано с расчетом на то, чтобы привлечь внимание. Если бы виновным в произошедшем три недели назад был именно Соби-кун, он бы не стал обнаруживать себя, даже выполняя приказ. Но он сделал это открыто, словно хотел, чтобы ни у кого не осталось сомнений в том, кто является автором всей этой истории».
Сенсей усмехается, качнув головой.
«Похвально. Я б даже сказал самоотверженно. Выяснил, что Аояги обвиняют в краже информации и пожелал занять его место. Можно было бы испытать удовлетворение при мысли о собственных педагогических достижениях. При других обстоятельствах».
Сдвинув брови, сенсей вновь потирает пальцами переносицу.
«Осталось понять, знает ли об этом Loveless. Не может не знать, раз передал Соби-куну украденные пароли. Если он в курсе происходящего и допустил подобное или даже способствовал этому – то ситуация безнадежна. Если же нет… То возможно кое-что все-таки удастся исправить».
Посмотрев на зажатую в руке сигарету, Ритцу-сенсей равнодушно тушит ее о стоящую тут же на столе пепельницу. Поднявшись, направляется к двери. Выходит из кабинета, притворяя за собой дверь, переводя взгляд на замершего у противоположной стены администратора.
- Можете возвращаться. Скопируйте все собранные данные и перешлите мне для анализа.
Повернувшись, Ритцу уходит, следуя по коридору к лифту.
- Минами-сенсей…
Он останавливается, поворачивая голову, бросая бесстрастный взгляд назад Администратор неуверенно мнется перед дверью, обеспокоено всматриваясь в него.
- Вы ведь понимаете, я должен доложить о случившемся наверх…
- Разумеется, - сенсей усмехается, иронично приподнимая брови, - никто не ожидает от вас иного. Делайте свою работу.
Отвернувшись, идет к лифту, слыша за спиной облегченный вздох. Подавляет скупую улыбку.
«Предположил, что я могу приказать ему уничтожить лог и молчать. Вот уж чего не стал бы делать, так это давать кому-то в руки такой инструмент для шантажа. Даже если этот служащий слишком порядочен или слишком благоразумен, чтобы когда-нибудь им воспользоваться. К тому же это дурной тон отягощать совесть подчиненных своими преступлениями, из каких бы соображений они не совершались».
Вызвав лифт, сенсей замирает напротив металлических раздвижных дверей, склонив голову и скрестив руки на груди.
«Прискорбно, конечно, но все же вся эта ситуация потребует моего личного вмешательства. Невозможно уже оставаться в стороне, притворяясь простым зрителем. Жаль. Я бы предпочел, чтобы все обошлось без моего непосредственного участия. Положение еще можно исправить. Если все удастся, как я задумал, и участники этой трагикомедии будут вести себя соответствующим образом, то, думаю, можно будет добиться благополучного исхода. Осталось только позаботиться, чтобы все случилось так, как требуется. Надеюсь, ими еще не забыто такое понятие, как благоразумие. Пока же Loveless и Соби-кун занимаются тем, что успешно топят себя в трясине. Если так продолжится и дальше, то может наступить такой момент, когда им уже ничто не сможет помочь».
Chapter VI Games less
Игры без правил.Chapter VI Games less
Игры без правил.
Соби.
Нераспакованные сумки стоят в комнате возле двери. Низкий квадратный стакан с рисовой водкой мерцает гранями в моей руке, отражая падающий из комнаты свет. Притворив снаружи двери балкона, я сижу, прислонившись спиной к стене дома, глядя на плотную завесу дождя, отгораживающую меня от мира. Если бы он так же мог отрешить меня от моих мыслей.
Сегодняшний день моей поездки был последним. Выставка закрылась еще вчера. С утра мне необходимо было пережить завершающий этап практических занятий, потом сборы и демонтаж павильонной композиции. Я постарался закончить все как можно быстрее и уехал вскоре после полудня, отказавшись от приглашения на вечерний праздничный ужин в честь успешного завершения этого ежегодного мероприятия. Сенсей был очень огорчен. Как оказалось, представители одного из крупных издательств, заинтересованные в поиске талантливого иллюстратора, работающего в жанре классической живописи, пожелали встретиться там со мной. Но мне было не до этого. Совершенно не до этого.
Весь день я поддерживал связь с Зеро, подняв их звонком рано утром и заставив незаметно проводить Рицку до школы и дежурить там, пока не закончились его занятия. Настоял на том, чтобы они отчитывались мне каждые полчаса. Йоджи, конечно, не пришел от этого в восторг. Пробовал сопротивляться и спорить. Но я был достаточно убедителен. Похоже, Зеро почувствовали, что что-то произошло, и в итоге сделали, как я сказал. Хорошо, хоть не стали требовать объяснений. Я вряд ли был бы способен спокойно говорить об этом. А Рицка запретил мне проводить «разъяснительные беседы» с Зеро. Тем более что расспрашивать их по телефону о произошедшем накануне не имело смысла. Я должен был присутствовать при этом разговоре лично. Хотелось видеть их глаза…
Вернувшись вчера домой, я застал идиллическую картину. Зеро спали как обычно в моей постели. В раковине громоздилась гора немытой посуды. Вещи и игрушки в художественном беспорядке были раскиданы по полу. На раскладном столике возле кровати стоял мой закрытый ноутбук. Сверху были разложены диски с их любимыми играми. Вся картина наводила на мысль, что Зеро не ждали моего преждевременного приезда. Безмятежно спали, не догадываясь ни о чем. Босая нога Нацуо свисала вниз, высунувшись из под одеяла. Йоджи, свернувшись клубочком, тискал своего мишку. Я не стал их будить. Взяв сумку с кошельком, отправился на поезд, едва на него успел и, конечно, прибыл в Осаку куда позже, чем позволял установленный в Молодежных гостиницах комендантский час. Но мне не было дела до недовольства консьержа. Так или иначе, мне не суждено было уснуть в эту ночь. Почти до рассвета я промаялся в своей узкой кровати возле окна под трепет тревожимых ветром занавесок и сонное дыхание моих соседей-студентов. Периодически выбираясь курить на опоясывающую старое здание балконную галерею. Я смотрел на ночные городские огни и пытался не думать ни о чем.
Пытался…
Пожалуй, вчерашний день можно охарактеризовать как один из самых тяжелых в моей жизни. Я давно не переживал подобного. С тех самых пор как погиб Сеймей. Я надеялся, что мне никогда больше не придется проходить через такое вновь. Что я достаточно трезв и опытен, чтобы не допустить чего-то похожего. Что я предусмотрел каждую мелочь. Как выяснилось, ошибся. И эта ошибка едва не стоила мне всего.
Я должен был понять, что что-то не так. Еще когда я звонил ему в первый раз. Это знакомое ощущение, мягкой волной накрывшее сознание… Неуловимые, дрожащие потоки прошли сквозь меня и рассеялись, оставив смутную тревогу. Это могло быть только проявлением силы Рицки. Но что могло пробудить такой внезапный всплеск? Боль? Сильный страх? Мне уже тогда следовало попытаться придти к нему. Возможно, у нас не сразу бы получилось, но я бы ему помог. Вместе, поддерживая связь по телефону, мы смогли бы справиться с этой задачей. Но меня успокоил его удивленный голос. Заставил усомниться в том, действительно ли мне все это не почудилось. А потом, когда он позвал меня, было уже поздно. Я потерял его. Перестал ощущать, так, словно он умер. Я и не подозревал, что оказывается прежде, постоянно, каким-то непостижимым образом чувствовал его присутствие в этом мире, словно оно окрашивало его цветом, преломляясь сквозь мистическую призму. А в тот момент это чувство пропало. Так словно исчезли все краски, погружая реальность в серую однотонную полутьму. Стало так холодно. И пусто. Будто из меня вынули душу.
Я уже ощущал подобное однажды. И я безумно испугался. В спешке покинул аудиторию прямо посреди занятия, оставив кисти, тушь и разобранный мольберт. Провожаемый изумленными взглядами. Но меня это не волновало. Вне себя от беспокойства я поспешил на вокзал, пытаясь по дороге дозвониться до Рицки или Зеро. Безрезультатно. И это могло означать все что угодно. В том числе и самое худшее.
Я искал Рицку. Как же отчаянно я его искал, проклиная несовершенство наших с ним уз и свое бессилие перед этим. Человек, для которого не существует невозможных вещей, оказался не способен преодолеть эту грань, имя которой было неведение и пустота. Это было невыносимо. Почувствовать Рицку вновь, услышать в себе его Зов было таким большим облегчением. Словно струны мягкими аккордами тронули разум, отдаваясь в глубине замирающей дрожью. Я настолько обрадовался этому, что не сразу понял, что он в опасности. То, как он настойчиво звал меня, говорило об одном. Ему очень нужна моя помощь. Я набрал его номер, но после бесконечно долгого томительного ожидания звонок сорвался. Но Рицка продолжал меня звать. Волны этого Зова все сильнее бередили сознание, заставляя сходить с ума от бессилия и страха за него. А затем все стихло. И тогда я совсем потерял голову. Эта тишина была мучительней, чем все, что мне доводилось прежде испытывать. Все мои отчаянные попытки дозвониться до него наталкивались на сообщение, что его телефон выключен. И теперь мне известно почему…
Откинувшись назад, закрываю глаза, упираясь затылком в деревянную обшивку стены. Мелкие брызги барабанящих по потемневшим перилам тяжелых капель, касаются лица и одежды.
Рицка не все мне рассказал о том, что случилось вчера…. Когда я нашел его в том непонятном месте, беспомощного и напуганного, лежащего на голом полу, у меня сердце сжалось от боли. Кто мог поступить так? Ведь он почти еще ребенок. У кого рука могла подняться сотворить подобное с ним? Оставить связанным в этой темноте и холоде. Бросить умирать там. Кто мог быть способен на подобное? Я видел на его щеках дорожки от подсохших слез, его опухшие веки и слипшиеся реснички. Он, наверное, так испугался, плакал там, в темноте от отчаяния и безысходности. Но может быть, дело было не только в этом? Кто был там с ним? Что этот человек делал? Я боюсь об этом думать…
Рука невольно сжимается. Он не все мне рассказал!...
Наверное, не хотел тревожить. И от этой мысли становится еще страшнее. Что могло происходить там, если Рицка отказывается об этом говорить, опасаясь меня расстроить? Я не смею настаивать. Но строить догадки вовсе нестерпимо. Кто же все-таки сделал все это? Кто это был?
Придерживая пальцами стакан, прислоняюсь лбом к сцепленным в замок рукам, опирающимся о колени.
Кто-то сильный. Не менее сильный, чем я сам, раз смог уйти, не оставив следов. Но насколько мне известно превосходящих меня или равных мне не существует. Я бы об этом знал. Кто-то из более поздних групп? Невозможно. Слишком много холодного расчета. Сложно предположить, что подобное мог сотворить ребенок или подросток. Они как правило действуют куда более прямолинейно. Даже у существ вроде Нацуо и Йоджи не хватило бы воображения придумать такую изощренную психологическую пытку. На подлинную трезвую безжалостность способны только взрослые люди. Вроде меня.
Закрываю глаза, ощущая, как вздрагивают веки.
Не имеет значения, кто это был. И насколько он силен. Я разыщу его и убью. Ни одна человеческая жизнь не стоит слезы, пролитой Рицкой.
Только нужно сделать все так, чтобы он ничего не узнал. А то он может захотеть остановить меня, запретить мне действовать.
Несмотря на свой не по возрасту взрослый ум, Рицка еще очень мал. Он не знает, что такое ненависть. Не знает, как горек ее вкус. В нем еще жива вера в лучшее. В справедливость и непреложность счастливого исхода.
Я давно изжил в себе все это. Вместе с детскими ушками ушло доверие к жизни. И способность прощать. Единственный, в кого я верю теперь, безотчетно и безоглядно – это мой Повелитель. Рицка. И он стоит того, чтобы верить в него. Чтобы сражаться за него и отдать ему безраздельно свою жизнь. То, как он дорожит ею, принимая не как дань, а как ценный, желанный дар, наполняет меня благодарностью и трепетом, рождая жажду отдать ему больше, неизмеримо больше. Жаль, что кроме моей жизни у меня ничего нет. Мое желание отдавать ему всего себя превосходит все мыслимые пределы. Это томление, разливающееся в груди при мысли об улыбке на его губах, о свете, таящемся в глубине его глаз… Моя душа сладко вздрагивает в его руках, словно бабочка в раскрытых ладонях, и я знаю, что он никогда не сожмет их, смяв хрупкие крылья, но будет оберегать, согревая своим теплом. Если бы я мог до конца принадлежать ему. Раскрыться, передав себя его великодушной, благодатной воле. Утонуть в этой опьяняющей бесконечности, став, наконец, обретенным им. Повиноваться ему и только ему одному. С каким почтением и гордостью я носил бы на своем теле его имя. Для меня было бы величайшей честью служить ему. Исполнять все его желания. Все, что он мне прикажет или попросит. Все, что о чем он только захочет меня попросить, только подумает… В покорности преклонив колени, я весь мир сложил бы к его ногам по одному слову. Если бы я только мог. Но это невозможно. Это всего лишь несбыточная мечта, преследующая меня во снах.
И все же я, по крайней мере, могу быть рядом с ним. Защищать его и любить. Это немало. Я должен обуздать себя и смириться. Тем более что сейчас, похоже, у меня нет больше времени на мечты или пустые раздумья. Кое-что изменилось в привычной мне картине мира. И эти изменения мне очень не по душе. То, что рассказали Зеро…
Когда я вернулся, выполнив все, что велел мне Рицка, то получил, наконец, возможность допросить их с пристрастием. Они отнеслись к этому совершенно спокойно и, как я до этого предполагал, не имели ни малейшего понятия о случившимся. Я не стал их ни во что посвящать. Но то, что они сообщили, наводило на очень нехорошие размышления.
Как оказалось, буквально на следующий день после моего отъезда они начали ощущать чужое присутствие, пока ждали Рицку возле школы. И все никак не могли определить, откуда оно исходит. Пытались выследить противника, но им это не удалось. Вчера у Йоджи окончательно лопнуло терпение. Подчинившись своему инстинкту охотников, Зеро начали преследовать незнакомцев, и те уводили их все дальше и дальше, заставили спуститься в метро, где Нацуо и Йоджи потеряли их какое-то время спустя в подземном лабиринте Токио. А между тем вторая пара дожидалась Рицку возле дома. Простая и действенная ловушка. Но совершенно противоречащая любым правилам, по которым ведутся дуэли. Подобные уловки запрещены, и они ниже достоинства любого из Стражей. Поединки всегда происходят в открытую. Двое на двое. Поэтому мне не в чем упрекнуть Зеро. Они просто не допускали мысли о существовании второй пары. Были настолько уверены, что пока они гонялись за противником в метро, Рицка беспрепятственно добрался до дома, что даже не стали этого проверять.
Такая тактика должна была сработать. Вмешательство того неизвестного мне лица, по-видимому, не входило ни в чьи планы. Но чем его можно объяснить? Непонятно. Остается только предположить, что в Школе или вне ее пределов существует кто-то, действующий вопреки интересам Семи Лун. Осведомленный об этих интересах. Какая-то третья сторона. И появление новых игроков в этой партии мне очень не нравится. Как и ужесточение методов борьбы.
Со вздохом ставлю так и не тронутый стакан рядом с собой на пол. Бессмысленно пытаться как-то подготовиться к этому разговору. Только не таким способом.
Извлекаю из кармана телефон. Рука на мгновение сжимается и падает на колено.
Если я не ошибся в своих догадках, то произошло нечто из ряда вон выходящее. Предположить, что кто-то из Стражей предпринял подобные действия по собственной инициативе невозможно, значит действовать таким образом их побудил приказ сверху. Что могло заставить Семь Лун пойти на подобные меры? К сожалению, есть только один способ это выяснить.
Пальцы неохотно прикасаются к кнопкам, извлекая из недр памяти телефона номер с пометкой «Игнорировать входящие вызовы». Медлят на мгновение и затем обреченно нажимают на ввод.
Подношу к уху телефон, прикрывая глаза. Ровные дрожащие гудки отдаются болезненными секундами в моей голове. Щелчок соединения.
- Соби-кун?- пауза, равная одной сухой улыбке. - Я ждал твоего звонка.
Ждали, значит….
- В таком случае, полагаю, мне нет необходимости объяснять причину.
- Отчего же. Мне хотелось бы услышать, что именно могло сподвигнуть тебя набрать мой номер. Я давно перестал ожидать, что ты когда-либо сделаешь это из простых соображений.
Подавляю глухой вздох. Как у него это выходит? Одной фразой укорить меня в пренебрежении ученическим долгом и высказать свое отношение к тому, что я при этом продолжаю использовать его как источник информации. Сенсей….
- Я хотел поговорить о Рицке…
- Loveless. Я так и думал,- скупая усмешка, - что тебе хотелось бы выяснить помимо того, что тебе и так известно?
- Вчера на него было совершено нападение. Его намеревались похитить.
- Намеревались... Хм… Что ж, я не сомневался, что ты справишься, Соби-кун. Я предупреждал, что это неудачная идея.
Он знал об этом. Стискиваю пальцами телефон, наклоняясь ниже.
- Подобные действия незаконны! Неужели Рицка настолько необходим вам, что вы допустили подобное?
Я кожей ощущаю его сдержанную ироничную усмешку. Гневом его не проймешь.
- Loveless меня не интересует. Он нужен Семи Лунам. Меня интересуешь ты. Меня тревожит твое будущее, Соби-кун. Я желаю, чтобы ты вернулся. И тебе это известно.
Известно. Даже слишком хорошо. Эта хладнокровная забота в состоянии причинить не меньше боли, чем равнодушие.
- Это невозможно. Я не намерен возвращаться.
- Полагаю, что в свете нынешних событий ты изменишь свое отношение.
Закрываю глаза. Итак, я не ошибся. Что-то действительно случилось.
- Что это значит?
- Около двух недель назад был осуществлен взлом хранилища данных Школы. Мы предполагаем, что это мог сделать Loveless.
От неожиданности в изумлении поднимаю голову.
- Рицка? Это невозможно! Он же школьник… Кому в голову могла прийти мысль, что он способен на подобное?!
Усмехается.
- Боюсь, что мне. Это было всего лишь предположение, высказанное в частном разговоре. Но Семь Лун отнеслись к этому неожиданно остро. Должно быть, это была реакция на фамилию Аояги.
Сжимаю зубы. Неожиданно…. остро… Вы знали, что так будет, сенсей….
- Подозрение, это еще не повод, чтобы его похищать. Подобные методы неоправданны.
- Оправданы, поскольку в его отношении была выдана директива «Задержать любыми способами». Ты знаешь, что это означает, Соби-кун.
Телефон застывает в руке. Взгляд останавливается.
Такое же указание было издано в отношении Сеймея перед тем, как его убили. Нет…
Холодный голос продолжает звучать из трубки, отдаваясь в голове болезненным эхом.
- К тому же подозрение усиливается из-за характера украденной информации и источника, откуда она была изъята. Из моего компьютера были похищены материалы с учебной программой для Жертв. Ты ведь не будешь отрицать, что у Аояги был мотив?
Стискиваю веки. Какой мотив… О чем вы, сенсей… Будь это действительно Рицка, его бы интересовала иная информация. Он хочет разобраться, что к чему, но не желает иметь со всем этим ничего общего.
- Боюсь, у вас нет выбора. Loveless должен прибыть в Школу Стражей, если хочет очистить себя от подозрений. Если он действительно невиновен, сделать это будет нетрудно.
- А если окажется, что нет?
- Ты допускаешь такую возможность, Соби-кун?
Сдерживаю дыхание.
- Я спрашиваю, потому что вы ее допускаете.
Молчание.
- Хм. Если он виновен, но использовал похищенные сведения в своих целях, не предав огласке, то для него останется два пути. Либо понести соответствующее его проступку наказание, либо… принести присягу Школе и получить доступ к идентичного рода данным. Таким образом, его преступление станет носить номинальный характер, заслуживающий лишь упоминания в его личном деле. Мне по силам организовать подобное.
Невозможно. Наказание, полагающееся за такой проступок никогда не будет приемлемым для Рицки. Память – это одна из самых ценных вещей, которые у него есть. Пусть сенсей не может знать об этом. Но подобное не было бы приемлемым ни для кого. На самом деле выбора здесь не существует.
Если же он не виноват…
- Какова вероятность, что если Рицка окажется невиновным, ему позволят вернуться домой?
- Такая возможность не исключается.
То есть фактически она равна нулю. Независимо от того причастен он к происходящему или нет. Но он не может быть замешан в этом. Это абсурд.
- Вы действительно верите, что это сделал Рицка?
- В это верят Семь Лун. К тому же мы предполагаем, что он действовал не один. Имена его сообщников также будут устанавливаться. В отношении тебя никаких претензий нет. Твое личное дело было вынесено к рассмотрению, и вероятность твоего участия была признана крайне низкой. Даже если окажется, что это не так, никаких мер к тебе, как к лицу подчиненному применено не будет.
Иными словами пострадает только Рицка. Насколько же безжалостно ваше участие, сенсей…
- Поторопитесь. В ваши интересах решить этот вопрос как можно быстрее, пока Семь Лун не утратили терпение, и я еще могу контролировать ситуацию. Приехать в Школу - это единственный выход для вас. И самый безопасный. Даже если все сложится не вполне благополучно, я могу добиться, чтобы вас не разлучали, пока Loveless проходит обучение. Его Боец по-прежнему не найден, и раз ты считаешь Аояги своим хозяином, я готов с этим мириться. Но ты должен вернуться.
Вот оно что… Теперь мне ясно для чего все это. Вы неисправимы, сенсей. Ложь или истину, чужие слабости, страхи и ошибки - вы все обращаете на благо своим желаниям.
Горько усмехаюсь.
- Похоже вы не оставили нам выбора.
- Выбор был сделан еще до настоящего момента. И не нами, а виновником происходящего.
- Вы правы, - вы даже не представляете себе насколько правы, - но боюсь, я вынужден отказаться.
Пауза…
- Что это значит, Соби-кун? Ты намерен ослушаться приказа?
- Именно. Рицка не поедет в Семь Лун.
- Ты собрался решать это за него? Ты забываешься, Боец.
Вздрагиваю всем телом. Не думал, что когда-нибудь еще услышу от него подобный тон. Эти стальные нотки в нем. Я вас расстроил, сенсей. Что ж. Пусть будет так.
- Приношу свои извинения. Но, как вы сами сказали, все было решено до нас.
Молчание. Он осмысляет мой ответ. Нелегкая это вещь – поражение на собственном поле. Он не ожидал подобного. Это очевидно.
- Соби-кун. Ты понимаешь, что будет означать такой отказ?
- Понимаю. Доброй ночи.
Закрываю телефон, прежде чем оттуда успевает донестись еще хоть одна реплика. Перевожу дыхание.
Курить…. Немедленно.
Нахожу рукой лежащую рядом, наготове, полупустую пачку сигарет. Раскрыв, подцепляю зубами кончик фильтра. Вытаскиваю. Извлекаю следом зажигалку, захлопывая пачку. Большой палец делает ставший уже бессознательным жест, скидывая в сторону металлическую крышку. Вырвавшийся на свободу дрожащий огонек подпаляет кончик сигареты. Коротко втягиваю воздух, отрывисто стравливая его краем рта. Сигарета вспыхивает и начинает тлеть. Затягиваюсь…
Горький холодный дым заполняет легкие, заставляя слегка неметь горло, принося мимолетное облегчение.
Закрыв глаза, откидываюсь на стену. Сигарета слегка вздрагивает в руке.
Так значит в Школе полагают, что Рицка вскрыл компьютерную систему безопасности и выкрал учебник для Жертв. Даже если сенсей не верит в это сам, он убедил в такой вероятности Семь Лун. Что ж, это многое объясняет. И меняет тоже очень многое.
Но это просто какой-то жестокий рок. Сначала Сеймей…. Потом Рицка…. Невероятно.
Растираю ладонью лицо сверху вниз. Рука замирает у рта, сжимаясь в кулак.
Независимо от того, правда это или нет, надо понять, что с этим делать. Ситуация утратила прежнюю стабильность. Правил у этой игры больше не существует. Противная сторона не будет соблюдать Кодекс дуэлей. Отныне Рицка больше не подпадает под него, и он нигде не в безопасности. Ни дома, ни в школе, ни тем более на улице. Как мне поступить? Бросить Университет, чтобы быть рядом неотлучно, следуя за ним как тень? Взять академический отпуск? Если понадобится, я так и сделаю. Нельзя больше оставлять его одного. В нужный момент Рицке может просто не хватить времени или опыта, чтобы вызвать меня. И тогда будет поздно.
С тяжелым вздохом прикрываю глаза. Методические указания для Жертв… Совпадение? Или нет? Какова вероятность, что кому-то еще могли понадобиться такие сведения? Тем более потребуется добывать их таким способом. Неужели это и правда мог быть Рицка? Но если это действительно он, то зачем он сделал это? Я был недостаточно хорош? Он не чувствовал себя в безопасности рядом со мной, раз решил действовать сам? Он мне не доверяет? Неужели настолько, что ничего мне об этом не сказал? Держал в себе, ни разу не дав понять, что не доволен мной. Насколько же сильным может быть его недоверие, если он даже побоялся излить его на меня.
В памяти вспыхивает яркая картинка. Маленькие руки, обнимающие меня за плечи в темноте. Хрупкое тело, замершее на моих руках, прижавшись ко мне, постепенно успокаиваясь и прекращая вздрагивать.
- Это не имеет значения.
- Имеет. Для меня.
Нет. Это не недоверие. Забота. Должно быть, он не хотел тревожить меня всем этим, потому ничего не сказал. Я ведь тоже поступал с ним также. Чего еще я могу ожидать теперь.
Так или иначе пока ничего не доказано, нельзя убеждать себя в том, что Рицка виновен. Будем исходить из того, что он этого не делал. Но могу ли я сам это выяснить? Прямой вопрос исключается. Тогда пришлось бы рассказать, какая опасность ему угрожает. А это ни к чему. Если уж кому-то из нас суждено испытывать страх и впадать в паранойю, то пусть это буду я. Справлюсь с этим как-нибудь. Но вначале нужно кое-что проверить.
Сминаю о дно стоящей рядом пепельницы докуренную сигарету и поднимаюсь на ноги, прихватывая пальцами стакан. Отодвинув балконную перегородку, вхожу в освещенное пространство комнаты. После дождливой промозглой улицы, воздух внутри кажется мне сухим и почти горячим.
Закрыв дверь, иду к кухонному столу и выливаю нетронутый стакан алкоголя в раковину. Скверная была идея. Хотя напиться хотелось. Впервые за долгое время.
- Эй. Откуда у тебя еще один червовый туз? Он же вышел в самом начале вместе с отбоем, я точно помню.
Это Нацуо. Они с Йоджи валяются на моей кровати и играют в карты. Сопроводив Рицку домой, они вернулись около часа назад. Он не ожидал, что я приеду раньше полуночи, и после школы отправился к своему однокласснику. Так что, заглянув прямо с вокзала к Рицке домой, я не застал его там. Впрочем, это к лучшему. Прежде чем встречаться с ним, я должен был во всем разобраться.
- Ничего не знаю. Червовый туз в колоде всего один, ты все перепутал, Нацуо.
Пауза.
- Покажи мне отбой.
- Еще чего! Дурака не валяй!
- Я тебе говорю, покажи!
Оборачиваюсь, опираясь спиной о стол. Йоджи прижимает к постели рукой пухлую стопку карт, пытаясь пресечь попытки своего Бойца вытащить их из-под ладони по одной.
-Эй! Ты что делаешь? Ты что не веришь мне?
- Не-а.
Йоджи вскидывается. Перехватив пальцами очередную карту, тянет ее на себя.
- Не веришь своей Жертве? Я что по-твоему, жулик?
Яростно дергая каждый на себя, они продолжают эту нелепую игру в перетягивание.
Прикрываю глаза, издавая тихий вздох. И этот шумный детский сад живет у меня дома. Но, по крайней мере, иногда это бывает забавно.
- Йоджи,- тихонько окликаю я, раскрасневшегося светловолосого Зеро. Он отмахивается одной рукой.
- Подожди, Соби. Нацуо, отдай! Отдай немедленно, я приказываю тебе!
- Йоджи! - слегка повышаю голос.
- Я тебя слышал, Соби. Я сказал, отдай ее мне!
-А га!- вырываясь и торжествуя, Нацуо поднимает высоко в воздух туз, уворачиваясь от протянутых рук своей Жертвы,- ты сжульничал Йоджи, я так и знал! Обманщик!
- Я говорю, дай сюда! Уй!!
Не удержавшись, Йоджи плюхается сверху на Нацуо. Карты веером взлетают в воздух, рассеиваясь по полу. Оба барахтаются на кровати, пытаясь подняться.
- Эй! Слезь с меня! Жулик!
Усмехаясь, прикрываю глаза. Безобразие полнейшее. Забавный конечно, но бардак.
- Йоджи!
- Да погоди ты, Соби!- светловолосый Зеро, сев наконец, сердито обирает у Нацуо несчастную карту. - Кто бы говорил вообще? Кто позавчера из рукава флешь-рояль вытащил? Ты думал, я не заметил? Ты первый начал!
Ну сейчас они еще и подерутся. С тяжелым вздохом вновь отворачиваюсь к столу. М-да. Не хватало мне и здесь наводить порядок. Пусть сами разбираются. В любом случае, пока эти двое не успокоятся, я от них ничего толкового не добьюсь.
Сзади слышится какая-то возня и сопение.
- Ну прости меня, Йоджи, я не хотел, правда. Просто ты всегда выигрываешь. Нельзя ж так в самом то деле.
Кидаю быстрый удивленный взгляд назад. Йоджи сидит на постели, прижимая к себе Нацуо, и гладит его ладонью по волосам. Тот обнимает его, уткнувшись носом в футболку.
- Это ты меня прости. И чего я, в самом деле, вздумал дуться? Ну что, мир?
- Ага,- слегка вздохнув, Нацуо садится рядом, - мир.
Прячу улыбку. Все-таки Зеро – это нечто. При таком темпераменте, такая непосредственность. И они действительно пара. Без всякого сомнения. Хорошо, что они живут у меня. Здесь не так пусто.
- Чего ты там хотел-то, Соби? - Йоджи переводит взгляд на меня. - Давай, говори.
Оборачиваюсь, опираясь спиной о стол, скрещивая руки на груди. Не хочется, конечно, портить им настроение, но придется. У меня нет иного выбора.
- У меня есть некоторые новости. Думаю, вам будет интересно, - поднимаю глаза, чтобы видеть их реакцию,- пару недель назад кто-то вскрыл компьютерную базу данных Школы и выкрал учебник для Жертв. Ведется поиск виновных, - слегка прищуриваюсь, - вы что-нибудь знаете об этом деле?
Лицо Нацуо слегка вытягивается. Он коротко оглядывается на Йоджи. Тот едва заметно вздрагивает и напускает на себя недоумевающий вид.
- Впервые слышим, верно, Нацуо?- возвращает своему Бойцу предостерегающий взгляд.
- Ага, - темноволосый Зеро вскидывает подбородок, - мы не в курсе.
Ясно. Слегка усмехнувшись, прикрываю глаза. Маленькие хитрецы. Но лгать не умеют. Они знают о случившемся. Весьма любопытно. Откуда.
Внимательно рассматриваю их из-под приспущенных ресниц. Под моим взглядом их невинно-выразительная невозмутимость постепенно дает трещину, они слегка тушуются. В глазах Нацуо вспыхивает упрямый вызов. Йоджи, чуть склонив голову, глядит на меня исподлобья, скрестив руки на груди. Он не выдерживает первым.
- Чего ты так смотришь, Соби? Мы здесь ни при чем. Ты что ли нас подозреваешь?
- Нет.
Да.
Прикрываю глаза. В принципе можно их ни о чем больше не спрашивать. Я и так все уже выяснил, что хотел. Тем более, что если я стану давить, они продолжат упорствовать и, как водится, настолько увлекутся, что сами начнут верить, в то что говорят. Даже если это не правда. Результат все равно будет нулевым. Что ж. Это уже не важно.
Оттолкнувшись от края стола, иду по направлению к двери. Одеваю ботинки. Опустившись на одно колено, завязываю шнурки. Зеро несколько настороженно наблюдают за мной.
- Ты куда собрался, Соби?
Накидываю на плечи плащ.
- К Рицке. Можете меня не ждать.
Мне надо быть рядом с ним. Даже если он не позволит мне остаться. Как и где буду ночевать, это я уже на месте разберусь.
Выхожу, прикрывая дверь. Спускаюсь по деревянным ступенькам. Дождь барабанит по черепичному козырьку, рассеивая вокруг мельчайшие частички водной пыли. Подняв воротник, погружаюсь в него, сворачивая на темную дорожку.
Может я и зря так беспокоюсь. Ведь с момента взлома прошло уже столько времени, а противник проявил себя только сейчас. Скорее всего, это не единственный рассматриваемый вариант, и сенсей несколько утрирует ситуацию, нагнетая обстановку. Если бы Семь Лун были уверены на все сто, Рицки бы уже здесь не было. Но так или иначе, это не тот случай, к которому можно отнестись легкомысленно. Повторения того, что случилось с Сеймеем, я не допущу.
***
Дверь за Соби закрывается. Его быстрые шаги вниз по лестнице постепенно растворяются в шуме дождя за окном. Зеро несколько долгих секунд сидят на кровати, молча вслушиваясь в эти похожие на шепот шелестящие звуки. Затем Йоджи медленно снимается с постели, подходит к двери и, закрыв ее на замок, прислоняется к ней спиной, скрестив руки на груди.
- М-да-а. Дела.
Он задумчиво хмыкает, чуть сдвинув брови.
- Похоже наша маленькая шалость расстроила Семь Лун несколько больше, чем мы ожидали. Если уж даже отшельник вроде Соби об этом узнал….
Пожав ноги под себя, Нацуо задумчиво перебирает пальцами оставшиеся на кровати карты.
- Не понимаю, на кой они трезвонят об этом на весь свет. Это ж такой позор. Я думал, они будут молчать в тряпочку.
- Мы оба так думали,- Йоджи задумчиво потирает ладонью лоб, - и вот на тебе. Любопытно с чего они вдруг так переполошились. Нечисто тут что-то…
Задумчиво хмурясь, он обводит взглядом комнату.
- Знаешь, что, Нацуо. У меня такое чувство, что нам пора сматываться. И чем скорее, тем лучше.
- Сматываться? – Нацуо поднимает голову. - Мы что уходим от Соби?
- Вот именно,- напряженно закусив губу, Йоджи вдруг резко поворачивает голову, глядя на своего Бойца, - где его документы?
-В сумке, скорее всего,- Нацуо кивает на стоящие у двери не распакованные вещи, - а что?
- Найди их, возьми деньги и дуй по быстрому за новой sim-кой. Магазины должны еще работать.
- За новой?!- Нацуо аж пристал на кровати. - Но как же Нагиса-сенсей?!
-Вот именно что Нагиса-сенсей! – Йоджи поворачивается, хмуро вколачивая слова в пол. - Ты хоть представляешь, что с ней будет, если выяснится, что мы во всем этом участвовали?! На ее репутации Учителя можно будет ставить крест!
- Вот черт…- на лице Нацуо отражается понимание, - я об этом как-то не подумал.
- Никто из нас не подумал. Кто знал, что они отнесутся к этому настолько серьезно.
Закусив губу, Нацуо хмуро смотрит в окно. Затем встает и, подойдя к стоящей на полу сумке, начинает обыскивать карманы.
- А как же Соби и… Рицка. Мы что бросим их?
Йоджи вздыхает, прикрыв глаза.
- Не трави мне душу, Нацуо. Думаешь, мне это нравится? Но все что мы можем сейчас, это сделать так, чтобы до нас не добрались. Вряд ли кто-то всерьез станет их подозревать. Но если нас поймают, им точно не поздоровится. Особенно Рицке. Я вот только думаю. Может предупредить Соби? Письмо ему на почту послать или что-то вроде того. Он же все-таки его Боец, он должен знать.
- Не стоит,- руки Нацуо замирают. - Это дело Рицки. Он должен сам ему все рассказать. Если захочет, он это сделает. Не нам решать такие вещи.
Йоджи, несколько секунд смотрит на напарника, затем выдыхает
- Ты прав. Нашел?
- Угу. Готово. - Нацуо извлекает их внутреннего кармана небольшую книжицу в черном кожаном переплете.
- Молодец. Бери деньги и беги. А я пока соберу вещи.
Кивнув, темноволосый Зеро идет к двери. Замирает перед ней на мгновение, глядя на замок.
- А куда мы пойдем?
- Решим по дороге,- Йоджи хмыкает, хотя во взгляде на мгновение отражается печальный огонек. - Все двери открыты для Зеро, верно?
Нацуо криво улыбается шутке. В глаза на несколько секунд возвращается прежний блеск, но тут же пропадает.
- Это точно.
Он тянется к дверной ручке. Замок щелкает. Страж замирает в проеме.
- Йоджи…
- Да?
- Нужно сказать Рицке.
Светловолосый Агнец оборачивается, внимательно глядя на Нацуо, потом вздыхает, засунув руки в карманы.
- Да. Надо бы. Если ему что-то угрожает, он должен об этом знать.
***
Рицка.
Забинтованные на скорую руку пальцы осторожно перебирают содержимое небольшой прямоугольной коробки с синим крестиком на боку. Таблетки от желудка, бинты, масло…. Моя личная маленькая аптечка на все случаи жизни, доставшаяся мне в наследство от Сеймея. Я правда уже почти опустошил ее. Надо сходить в аптеку и пополнить свои небогатые запасы. Но я все время медлю, не торопясь это делать. И дело не в том, что забываю или не могу найти время. Просто при одной мысли об этом в душе появляется чувство отторжения, словно этим шагом я смирюсь с тем, что она все время будет мне необходима. Словно соглашусь с этим, начиная новый раунд, продлевая наш с этой коробкой специфический контракт. Мысль, конечно, глупая, но она каждый раз меня останавливает. Дождусь в итоге, что все в аптечке закончится. Причем в самый неподходящий момент.
Рука, наконец, находит то, что ищет. Вот она перекись водорода. Откупориваю пузырек, с поистрепавшейся уже слегка этикеткой. Бесцветная остро пахнущая жидкость впитывается в пушистый шарик ваты.
Подняв голову, критически оглядываю в зеркале свое лицо и длинный глубокий порез на нем, идущий от скулы и почти до самого уха. Да-а. Само собой не заживет. Придется заклеивать. Опять. Осторожно прикасаюсь ваткой к ранке, слегка вздрагивая и шипя сквозь стиснутые зубы. Щипит. Уже весь день прошел, а она все еще щипит. Как бы не воспалилась. Аккуратно промокаю ваткой порез и тянусь за пластырем. Собственно почти ничего страшного. Не такая уж она и большая. Со временем на ее месте останется только тонкий белесый шрам, похожий на ниточку. А потом и он исчезнет. На мне вообще все быстро заживает, кроме разве что нескольких не сошедших еще крупных образчиков. Но хорошо, что они хоть не на лице.
Осторожно приладив к щеке полоску пластыря, любуюсь на свою работу. Сгодится. Все равно заметно, конечно, но с этим я уж ничего не могу поделать. Придется оставить как есть.
Подцепив зубами тонкий узелок на запястье, развязываю его, разматывая бинты. Теперь можно заняться руками.
Вздыхаю, останавливаясь на мгновение. Мне, наверное, впервые попало за то, в чем был виноват не я, а кто-то другой. Когда мы вчера поздно вечером вернулись с Соби домой, здесь стояла такая тишина, что я думал, что мама просто уже спит. В последнее время она рано стала ложиться. А оказалось, что ее не было дома. Она убежала в полицию, когда так и не дождалась меня ужинать. Дверь в мою комнату все время была открыта, я ведь ушел в школу обычным образом, через входную дверь. Так что проверить, дома я или нет, на этот раз не составило труда. Когда в условленный срок я так и не появился, мама стала звонить моим друзьям и Шинономе-сенсей. Яёй сказал ей, что после того как мы с ним расстались, я пошел домой. Только я-то не дошел. И мама испугавшись, поспешила в ближайший участок писать заявление о том, что я пропал. Пришла домой уже ночью и нашла мою дверь закрытой. А утром состоялся тот самый «разговор».
Осторожно отлепляю от кожи последний в бурых потеках слой бинта. Приставшая к ним корочка отрывается от ранки, и порез вновь начинает кровоточить. Со вздохом вновь тянусь за перекисью. Ну вот опять по второму кругу.
Я давно понял, что когда мама такая, с ней лучше не спорить. И не убегать. Надо просто это пережить. Забиться куда-нибудь в угол или к стене, закрыв голову руками и подождать, пока мама успокоится. Она, как правило, не очень долго сердится. Всего пару минут от силы. Главное в такие моменты не привлекать к себе внимание, тогда быть может и обойдется.
Счистив влажной ваткой с тыльной стороны ладоней остатки присохшей крови, начинаю ловко орудовать пластырем.
Наверное, сегодня мне просто не повезло. Я спустился в столовую как раз, когда мама собирала завтрак. Если бы я знал, что она вчера заметила мое отсутствие, то не стал бы есть. Взяв рюкзак, тихонько улизнул бы в школу. Правда это только отсрочило бы наказание и усилило мамин гнев. Так что может оно и лучше, так как вышло. Только тарелок у нас почти не сталось уже. Мама практически все их разбила. Купить новые? Слегка усмехаюсь. Купить новые – это для меня все равно что сходить в аптеку. Примерно те же мысли и ощущения.
Откладываю пластырь. Готово. Поворачиваю из стороны в стороны кисти, сгибая пальцы. Руками двигать не мешает, остальное – не важно.
Убрав за собой, захлопываю аптечку и выхожу из ванной, прикрыв дверь.
Меня, конечно, очень задели ее слова. Про то, что я совсем о ней не думаю. Что мне все равно, что она чувствует. Что прежний Рицка никогда бы так не поступил, а я просто маленькое бессердечное чудовище. Неприятно осознавать, что отчасти она права. Ведь когда я лежал там вчера связанный, я о ней даже и не вспомнил. Думал только о Соби и о том, как ему будет плохо, если я умру. О том, что будет с мамой, я даже не подумал. Так что все это справедливо. Я заслужил.
С тихим вздохом открываю шкаф, чтобы убрать аптечку на одну из верхних полок, туда где она обычно лежит.
Иногда мне кажется, что всем было бы лучше, если бы прежний Рицка вернулся. Насколько я знаю, он был очень хорошим. Добрым, веселым. Совсем не таким как я. Думаю, ребятам он бы понравился не меньше, чем я. А может даже больше. И мама бы тоже порадовалась. Возможно, это, наконец, смогло бы сделать ее счастливой. Я очень хотел бы этого. Чтобы она больше не переживала и не хмурилась, а только улыбалась. Единственный, кто не был бы рад – это Соби. Как прежний Рицка отреагировал бы, узнав о нем? О его чувствах ко мне. К нынешнему мне. Принял бы он Соби? Был бы к нему добр? Стал бы заботиться о нем и оберегать, как он того заслуживает? А я ведь даже не смог бы это проверить. Убедиться, что Соби с ним хорошо. Что все будет в порядке, так, как должно быть. И вообще сама мысль, что Соби может принадлежать кому-то другому, а не мне, совершенно невыносима. Что кто-то иной будет называть его своим, распоряжаться им и творить все, что хочет. А я даже не смогу его защитить, или вообще что-то с этим сделать, потому что меня не будет. Пожалуй, это единственная причина, по которой я не хотел бы, чтобы прежний Рицка возвращался. Отдать ему Соби – это слишком.
Опускаюсь на стул возле компьютера и тянусь рукой к маленькому новому телефону, лежащему на столе. Его Соби принес. Только так я и понял, что он уже приехал и заходил ко мне, пока меня не было. Если бы я знал, что он вернется раньше, то, проводив Яёя, сразу пошел бы домой, а не стал бы задерживаться у него. Впрочем, обнаружив телефон, я тут же вставил в него свою sim-карту и позвонил Соби. Он сказал, что у него есть какое-то дело, но он очень скоро освободится и придет. Наверное, уже и правда скоро. Осталось подождать совсем чуть-чуть. Вот только как он доберется? Дождь ведь на улице. И какой. Надеюсь, он все-таки возьмет с собой зонт, иначе промокнет и замерзнет. Заболеет, еще того гляди. Может позвонить ему и предложить встретиться завтра? Правда, как дождаться этого «завтра»? Я уже сейчас хочу, чтобы Соби был рядом.
Вздыхаю, качая головой. Воистину, я эгоист.
Телефон в руке издает тихий звон. Чуть вздрагиваю, очнувшись, раскрываю. Я еще не настроил на нем сигналы вызовов, поэтому вглядываюсь в экран, чтобы определить, кто звонит. Совершенно незнакомый мне номер. Его нет в моей записной книжке. Еще вчера утром я, не задумываясь, ответил бы, а теперь…
Хмурюсь, закусив губу. Вообще то у всех, кому я давал свой номер, есть и мой домашний телефон. Если что-то случилось, они могут при желании перезвонить мне туда. Наверное, после вчерашнего, я могу позволить себе побыть параноиком.
Нажимаю на сброс вызова. Кто бы это ни был, я уже больше не думаю, что все незнакомое обязательно будет безопасным. Лучше уж лишний раз перестраховаться, чем опять угодить в какую-нибудь западню. Неведение оно иногда предпочтительней.
Откладываю телефон, вглядываясь в свое отражение в темном экране монитора. Полоска пластыря на лице кажется слишком заметной. Не вовремя это все случилось. Когда Соби увидит меня, его это точно не порадует. Осталось придумать, что ему сказать. Лгать ужасно не хочется. Одно дело сказать Яёю, что я споткнулся на лестнице, а другое дело обманывать Соби. Только не его…
Телефон на столе вновь вздрагивает. Гляжу на него с настороженным вниманием. Опять?
Со вздохом раскрываю. Может все-таки кто-то из знакомых? Точно. Это Зеро. Ну насчет них, я могу не беспокоиться.
- Рицка?
- Привет, Йоджи. Что-то случилось?- встав со стула, подхожу к кровати и забираюсь с нее с ногами.
- Ну да. Случилось, - мне кажется, он слегка вздыхает, - у тебя высветился номер, по которому я только что звонил?
Удивленно моргаю.
- Да. Так это был ты? А я вызов сбросил.
- Ну и правильно сделал,- он усмехается,- так держать. В общем, сохрани этот номер. Только не в сотовом. Запиши куда-нибудь и спрячь, лучше вне дома, а вызов тот сотри. Найти нас теперь можно будет только по тому телефону. Этот лучше тоже удалить. К тому же, я и так звоню тебе с него в последний раз.
Ошеломленно смотрю перед собой. В сердце забирается тяжелая тревога. Что все это значит?
- Йоджи, что стряслось? Зачем все это?
Он тяжело вздыхает.
- Тут понимаешь, какое дело. Мы получили пару тревожных звоночков из дома, косвенным образом, правда, но все равно это очень настораживает. Похоже, наша с тобой проделка наделала в Школе много шума. Реакция Семи Лун была сильнее, чем мы ожидали. Сейчас они скорее всего уже начали отзывать обратно в Школу все командированные пары, вообще всех, кто имеет к этому отношение. И служащих и выпускников…
- Что?!- невольно вздрагиваю. - Они подозревают своих же? Но почему?!
- Пораскинь мозгами, Рицка. Может ты и не знал, но электронный адрес Школы не зарегистрирован ни в одном поисковике. На него невозможно просто так наткнуться в сети. К тому же он очень длинный и сложный. Вероятность того, что кто-то посторонний наберет такую комбинацию случайно, просто ничтожна. Значит, сделать это мог только тот, кто уже знает адрес, так? Кто-то из своих. Сейчас в Школе скорее всего уже начались проверки. Ищут виновного или того, кто допустил утечку информации. Так что мы уходим. Нам нельзя больше оставаться у Соби. Это слишком опасно.
- Уходите…- оседаю на кровати, чувствуя, как опускаются ушки. Все из-за меня.
- Ну да. У нас нет выбора. Думаю, в Школе известно, где мы тусуемся. В конце концов, про нас тоже вспомнят, странно, что до сих пор не вспомнили. Мы собираемся смыться до того, как нас позовут назад. Потому, что если нам прикажут вернуться, а мы откажемся и скроемся, это будет выглядеть слишком подозрительно. В противном случае, наше исчезновение со взломом Школы никто не свяжет, поскольку теоретически нам неоткуда было об этом узнать.
-И поэтому вы уходите сейчас,- выдыхаю, ощущая, как горлу подкатывает неприятный, жгучий комок. - Получается, я вас больше не увижу?
Йоджи усмехается.
- Рицка, ты будешь по нам скучать?
Кажется, буду. Я успел к ним привыкнуть. Мы почти подружились, пока проводили вместе зимние вечера у Соби. Последние же события вообще связали нас какой-то странной нитью. Мне действительно жаль, что они уходят.
- Ну мы же не зря оставляем тебе свой телефон. Если что-то будет нужно, звони. И будь осторожен. Я не думаю, что кто-то в этом смысле заинтересуется тобой, но им ведь неизвестно насколько много мог рассказать тебе Соби. Между Бойцом и Жертвой обычно нет секретов. В общем, за тобой тоже могут прийти.
Уже приходили. Хмурясь, закусываю губу. Теперь понятно, зачем нужно было меня похищать. Чтобы Соби не мог вмешаться. Соби… Мои глаза раскрываются.
- А Соби тоже могут приказать вернуться?
- Могут. Но он скорее всего откажется. Потому, что это означало бы либо оставить тебя, либо взять с собой. А в его планы, насколько я понимаю, ни то, ни другое не входит.
Черт. Стискиваю веки. Из-за меня у Соби могут быть неприятности. Я приношу всем вокруг одни беды. Черт!
- Но ведь если он откажется, его заподозрят…
- Это вряд ли, - Йоджи хмыкает, - Ритцу его так выдрессировал, что никому даже в голову не придет, что он способен такое. Вот ты – другое дело. Тем более, что у тебя был мотив. Короче, говорю тебе, будь осторожен.
Откидываюсь на кровать, растирая ладонью лоб. Йоджи продолжает еще что-то говорить, но я почти его не слышу. Как-то это все, по-моему, слишком. Что же я натворил…
- ….в общем, мы тебе будем признательны, если ты нас станешь держать в курсе. В свою очередь, если что-то узнаем, мы тоже тебе позвоним, договорились?
- Ага, - обреченно вздыхаю.
Правда, непонятно откуда я могу что-то узнать. Я же живу как в вакууме. Кстати…
- А вы-то сами, откуда про это все знаете?
Молчание. Йоджи зажимает рукой микрофон и говорит в сторону, по-видимому, спрашивая что-то у Нацуо. Удивленно вскидываю брови. Это что такая большая тайна? Хотя может быть. В случае чего, чем меньше я буду знать, тем лучше.
Йоджи возвращается.
- У нас свои источники.
Понятно. Хмыкаю. Ну свои так свои. Не так уж это и важно в конце концов, кто им сказал. Главное, что они подумали обо мне и предупредили. Вот еще один вклад в мою копилку неоплаченных долгов перед Зеро.
- Спасибо, Йоджи.
- Да какие вопросы, - он улыбается. - Еще увидимся. Береги себя, Рицка.
- Ага,- вздыхаю,- и вы тоже. Удачи.
Йоджи усмехается.
- Ну волнуйся за нас. Мы нигде не пропадем,- я чувствую тепло в его голосе. - Кстати, Соби отправился к тебе где-то полчаса назад. Думаю, с минуты на минуту будет, имей в виду. Ну все. Пока.
Он отключается. В трубке остаются только ровные отрывистые гудки.
Захлопываю телефон, положив рядом на кровать. Гляжу в потолок.
Ну и кашу я заварил. Как теперь это все расхлебывать? Я конечно не надеялся, что эти непонятные Семь Лун спокойно воспримут наш с Зеро демарш, но такого я точно не ожидал.
Одно радует. Соби об учебнике ничего не знает, его бы удар хватил. А если узнает, что станет делать?
продолжение в комментариях...
Игры без правил.Chapter VI Games less
Игры без правил.
Соби.
Нераспакованные сумки стоят в комнате возле двери. Низкий квадратный стакан с рисовой водкой мерцает гранями в моей руке, отражая падающий из комнаты свет. Притворив снаружи двери балкона, я сижу, прислонившись спиной к стене дома, глядя на плотную завесу дождя, отгораживающую меня от мира. Если бы он так же мог отрешить меня от моих мыслей.
Сегодняшний день моей поездки был последним. Выставка закрылась еще вчера. С утра мне необходимо было пережить завершающий этап практических занятий, потом сборы и демонтаж павильонной композиции. Я постарался закончить все как можно быстрее и уехал вскоре после полудня, отказавшись от приглашения на вечерний праздничный ужин в честь успешного завершения этого ежегодного мероприятия. Сенсей был очень огорчен. Как оказалось, представители одного из крупных издательств, заинтересованные в поиске талантливого иллюстратора, работающего в жанре классической живописи, пожелали встретиться там со мной. Но мне было не до этого. Совершенно не до этого.
Весь день я поддерживал связь с Зеро, подняв их звонком рано утром и заставив незаметно проводить Рицку до школы и дежурить там, пока не закончились его занятия. Настоял на том, чтобы они отчитывались мне каждые полчаса. Йоджи, конечно, не пришел от этого в восторг. Пробовал сопротивляться и спорить. Но я был достаточно убедителен. Похоже, Зеро почувствовали, что что-то произошло, и в итоге сделали, как я сказал. Хорошо, хоть не стали требовать объяснений. Я вряд ли был бы способен спокойно говорить об этом. А Рицка запретил мне проводить «разъяснительные беседы» с Зеро. Тем более что расспрашивать их по телефону о произошедшем накануне не имело смысла. Я должен был присутствовать при этом разговоре лично. Хотелось видеть их глаза…
Вернувшись вчера домой, я застал идиллическую картину. Зеро спали как обычно в моей постели. В раковине громоздилась гора немытой посуды. Вещи и игрушки в художественном беспорядке были раскиданы по полу. На раскладном столике возле кровати стоял мой закрытый ноутбук. Сверху были разложены диски с их любимыми играми. Вся картина наводила на мысль, что Зеро не ждали моего преждевременного приезда. Безмятежно спали, не догадываясь ни о чем. Босая нога Нацуо свисала вниз, высунувшись из под одеяла. Йоджи, свернувшись клубочком, тискал своего мишку. Я не стал их будить. Взяв сумку с кошельком, отправился на поезд, едва на него успел и, конечно, прибыл в Осаку куда позже, чем позволял установленный в Молодежных гостиницах комендантский час. Но мне не было дела до недовольства консьержа. Так или иначе, мне не суждено было уснуть в эту ночь. Почти до рассвета я промаялся в своей узкой кровати возле окна под трепет тревожимых ветром занавесок и сонное дыхание моих соседей-студентов. Периодически выбираясь курить на опоясывающую старое здание балконную галерею. Я смотрел на ночные городские огни и пытался не думать ни о чем.
Пытался…
Пожалуй, вчерашний день можно охарактеризовать как один из самых тяжелых в моей жизни. Я давно не переживал подобного. С тех самых пор как погиб Сеймей. Я надеялся, что мне никогда больше не придется проходить через такое вновь. Что я достаточно трезв и опытен, чтобы не допустить чего-то похожего. Что я предусмотрел каждую мелочь. Как выяснилось, ошибся. И эта ошибка едва не стоила мне всего.
Я должен был понять, что что-то не так. Еще когда я звонил ему в первый раз. Это знакомое ощущение, мягкой волной накрывшее сознание… Неуловимые, дрожащие потоки прошли сквозь меня и рассеялись, оставив смутную тревогу. Это могло быть только проявлением силы Рицки. Но что могло пробудить такой внезапный всплеск? Боль? Сильный страх? Мне уже тогда следовало попытаться придти к нему. Возможно, у нас не сразу бы получилось, но я бы ему помог. Вместе, поддерживая связь по телефону, мы смогли бы справиться с этой задачей. Но меня успокоил его удивленный голос. Заставил усомниться в том, действительно ли мне все это не почудилось. А потом, когда он позвал меня, было уже поздно. Я потерял его. Перестал ощущать, так, словно он умер. Я и не подозревал, что оказывается прежде, постоянно, каким-то непостижимым образом чувствовал его присутствие в этом мире, словно оно окрашивало его цветом, преломляясь сквозь мистическую призму. А в тот момент это чувство пропало. Так словно исчезли все краски, погружая реальность в серую однотонную полутьму. Стало так холодно. И пусто. Будто из меня вынули душу.
Я уже ощущал подобное однажды. И я безумно испугался. В спешке покинул аудиторию прямо посреди занятия, оставив кисти, тушь и разобранный мольберт. Провожаемый изумленными взглядами. Но меня это не волновало. Вне себя от беспокойства я поспешил на вокзал, пытаясь по дороге дозвониться до Рицки или Зеро. Безрезультатно. И это могло означать все что угодно. В том числе и самое худшее.
Я искал Рицку. Как же отчаянно я его искал, проклиная несовершенство наших с ним уз и свое бессилие перед этим. Человек, для которого не существует невозможных вещей, оказался не способен преодолеть эту грань, имя которой было неведение и пустота. Это было невыносимо. Почувствовать Рицку вновь, услышать в себе его Зов было таким большим облегчением. Словно струны мягкими аккордами тронули разум, отдаваясь в глубине замирающей дрожью. Я настолько обрадовался этому, что не сразу понял, что он в опасности. То, как он настойчиво звал меня, говорило об одном. Ему очень нужна моя помощь. Я набрал его номер, но после бесконечно долгого томительного ожидания звонок сорвался. Но Рицка продолжал меня звать. Волны этого Зова все сильнее бередили сознание, заставляя сходить с ума от бессилия и страха за него. А затем все стихло. И тогда я совсем потерял голову. Эта тишина была мучительней, чем все, что мне доводилось прежде испытывать. Все мои отчаянные попытки дозвониться до него наталкивались на сообщение, что его телефон выключен. И теперь мне известно почему…
Откинувшись назад, закрываю глаза, упираясь затылком в деревянную обшивку стены. Мелкие брызги барабанящих по потемневшим перилам тяжелых капель, касаются лица и одежды.
Рицка не все мне рассказал о том, что случилось вчера…. Когда я нашел его в том непонятном месте, беспомощного и напуганного, лежащего на голом полу, у меня сердце сжалось от боли. Кто мог поступить так? Ведь он почти еще ребенок. У кого рука могла подняться сотворить подобное с ним? Оставить связанным в этой темноте и холоде. Бросить умирать там. Кто мог быть способен на подобное? Я видел на его щеках дорожки от подсохших слез, его опухшие веки и слипшиеся реснички. Он, наверное, так испугался, плакал там, в темноте от отчаяния и безысходности. Но может быть, дело было не только в этом? Кто был там с ним? Что этот человек делал? Я боюсь об этом думать…
Рука невольно сжимается. Он не все мне рассказал!...
Наверное, не хотел тревожить. И от этой мысли становится еще страшнее. Что могло происходить там, если Рицка отказывается об этом говорить, опасаясь меня расстроить? Я не смею настаивать. Но строить догадки вовсе нестерпимо. Кто же все-таки сделал все это? Кто это был?
Придерживая пальцами стакан, прислоняюсь лбом к сцепленным в замок рукам, опирающимся о колени.
Кто-то сильный. Не менее сильный, чем я сам, раз смог уйти, не оставив следов. Но насколько мне известно превосходящих меня или равных мне не существует. Я бы об этом знал. Кто-то из более поздних групп? Невозможно. Слишком много холодного расчета. Сложно предположить, что подобное мог сотворить ребенок или подросток. Они как правило действуют куда более прямолинейно. Даже у существ вроде Нацуо и Йоджи не хватило бы воображения придумать такую изощренную психологическую пытку. На подлинную трезвую безжалостность способны только взрослые люди. Вроде меня.
Закрываю глаза, ощущая, как вздрагивают веки.
Не имеет значения, кто это был. И насколько он силен. Я разыщу его и убью. Ни одна человеческая жизнь не стоит слезы, пролитой Рицкой.
Только нужно сделать все так, чтобы он ничего не узнал. А то он может захотеть остановить меня, запретить мне действовать.
Несмотря на свой не по возрасту взрослый ум, Рицка еще очень мал. Он не знает, что такое ненависть. Не знает, как горек ее вкус. В нем еще жива вера в лучшее. В справедливость и непреложность счастливого исхода.
Я давно изжил в себе все это. Вместе с детскими ушками ушло доверие к жизни. И способность прощать. Единственный, в кого я верю теперь, безотчетно и безоглядно – это мой Повелитель. Рицка. И он стоит того, чтобы верить в него. Чтобы сражаться за него и отдать ему безраздельно свою жизнь. То, как он дорожит ею, принимая не как дань, а как ценный, желанный дар, наполняет меня благодарностью и трепетом, рождая жажду отдать ему больше, неизмеримо больше. Жаль, что кроме моей жизни у меня ничего нет. Мое желание отдавать ему всего себя превосходит все мыслимые пределы. Это томление, разливающееся в груди при мысли об улыбке на его губах, о свете, таящемся в глубине его глаз… Моя душа сладко вздрагивает в его руках, словно бабочка в раскрытых ладонях, и я знаю, что он никогда не сожмет их, смяв хрупкие крылья, но будет оберегать, согревая своим теплом. Если бы я мог до конца принадлежать ему. Раскрыться, передав себя его великодушной, благодатной воле. Утонуть в этой опьяняющей бесконечности, став, наконец, обретенным им. Повиноваться ему и только ему одному. С каким почтением и гордостью я носил бы на своем теле его имя. Для меня было бы величайшей честью служить ему. Исполнять все его желания. Все, что он мне прикажет или попросит. Все, что о чем он только захочет меня попросить, только подумает… В покорности преклонив колени, я весь мир сложил бы к его ногам по одному слову. Если бы я только мог. Но это невозможно. Это всего лишь несбыточная мечта, преследующая меня во снах.
И все же я, по крайней мере, могу быть рядом с ним. Защищать его и любить. Это немало. Я должен обуздать себя и смириться. Тем более что сейчас, похоже, у меня нет больше времени на мечты или пустые раздумья. Кое-что изменилось в привычной мне картине мира. И эти изменения мне очень не по душе. То, что рассказали Зеро…
Когда я вернулся, выполнив все, что велел мне Рицка, то получил, наконец, возможность допросить их с пристрастием. Они отнеслись к этому совершенно спокойно и, как я до этого предполагал, не имели ни малейшего понятия о случившимся. Я не стал их ни во что посвящать. Но то, что они сообщили, наводило на очень нехорошие размышления.
Как оказалось, буквально на следующий день после моего отъезда они начали ощущать чужое присутствие, пока ждали Рицку возле школы. И все никак не могли определить, откуда оно исходит. Пытались выследить противника, но им это не удалось. Вчера у Йоджи окончательно лопнуло терпение. Подчинившись своему инстинкту охотников, Зеро начали преследовать незнакомцев, и те уводили их все дальше и дальше, заставили спуститься в метро, где Нацуо и Йоджи потеряли их какое-то время спустя в подземном лабиринте Токио. А между тем вторая пара дожидалась Рицку возле дома. Простая и действенная ловушка. Но совершенно противоречащая любым правилам, по которым ведутся дуэли. Подобные уловки запрещены, и они ниже достоинства любого из Стражей. Поединки всегда происходят в открытую. Двое на двое. Поэтому мне не в чем упрекнуть Зеро. Они просто не допускали мысли о существовании второй пары. Были настолько уверены, что пока они гонялись за противником в метро, Рицка беспрепятственно добрался до дома, что даже не стали этого проверять.
Такая тактика должна была сработать. Вмешательство того неизвестного мне лица, по-видимому, не входило ни в чьи планы. Но чем его можно объяснить? Непонятно. Остается только предположить, что в Школе или вне ее пределов существует кто-то, действующий вопреки интересам Семи Лун. Осведомленный об этих интересах. Какая-то третья сторона. И появление новых игроков в этой партии мне очень не нравится. Как и ужесточение методов борьбы.
Со вздохом ставлю так и не тронутый стакан рядом с собой на пол. Бессмысленно пытаться как-то подготовиться к этому разговору. Только не таким способом.
Извлекаю из кармана телефон. Рука на мгновение сжимается и падает на колено.
Если я не ошибся в своих догадках, то произошло нечто из ряда вон выходящее. Предположить, что кто-то из Стражей предпринял подобные действия по собственной инициативе невозможно, значит действовать таким образом их побудил приказ сверху. Что могло заставить Семь Лун пойти на подобные меры? К сожалению, есть только один способ это выяснить.
Пальцы неохотно прикасаются к кнопкам, извлекая из недр памяти телефона номер с пометкой «Игнорировать входящие вызовы». Медлят на мгновение и затем обреченно нажимают на ввод.
Подношу к уху телефон, прикрывая глаза. Ровные дрожащие гудки отдаются болезненными секундами в моей голове. Щелчок соединения.
- Соби-кун?- пауза, равная одной сухой улыбке. - Я ждал твоего звонка.
Ждали, значит….
- В таком случае, полагаю, мне нет необходимости объяснять причину.
- Отчего же. Мне хотелось бы услышать, что именно могло сподвигнуть тебя набрать мой номер. Я давно перестал ожидать, что ты когда-либо сделаешь это из простых соображений.
Подавляю глухой вздох. Как у него это выходит? Одной фразой укорить меня в пренебрежении ученическим долгом и высказать свое отношение к тому, что я при этом продолжаю использовать его как источник информации. Сенсей….
- Я хотел поговорить о Рицке…
- Loveless. Я так и думал,- скупая усмешка, - что тебе хотелось бы выяснить помимо того, что тебе и так известно?
- Вчера на него было совершено нападение. Его намеревались похитить.
- Намеревались... Хм… Что ж, я не сомневался, что ты справишься, Соби-кун. Я предупреждал, что это неудачная идея.
Он знал об этом. Стискиваю пальцами телефон, наклоняясь ниже.
- Подобные действия незаконны! Неужели Рицка настолько необходим вам, что вы допустили подобное?
Я кожей ощущаю его сдержанную ироничную усмешку. Гневом его не проймешь.
- Loveless меня не интересует. Он нужен Семи Лунам. Меня интересуешь ты. Меня тревожит твое будущее, Соби-кун. Я желаю, чтобы ты вернулся. И тебе это известно.
Известно. Даже слишком хорошо. Эта хладнокровная забота в состоянии причинить не меньше боли, чем равнодушие.
- Это невозможно. Я не намерен возвращаться.
- Полагаю, что в свете нынешних событий ты изменишь свое отношение.
Закрываю глаза. Итак, я не ошибся. Что-то действительно случилось.
- Что это значит?
- Около двух недель назад был осуществлен взлом хранилища данных Школы. Мы предполагаем, что это мог сделать Loveless.
От неожиданности в изумлении поднимаю голову.
- Рицка? Это невозможно! Он же школьник… Кому в голову могла прийти мысль, что он способен на подобное?!
Усмехается.
- Боюсь, что мне. Это было всего лишь предположение, высказанное в частном разговоре. Но Семь Лун отнеслись к этому неожиданно остро. Должно быть, это была реакция на фамилию Аояги.
Сжимаю зубы. Неожиданно…. остро… Вы знали, что так будет, сенсей….
- Подозрение, это еще не повод, чтобы его похищать. Подобные методы неоправданны.
- Оправданы, поскольку в его отношении была выдана директива «Задержать любыми способами». Ты знаешь, что это означает, Соби-кун.
Телефон застывает в руке. Взгляд останавливается.
Такое же указание было издано в отношении Сеймея перед тем, как его убили. Нет…
Холодный голос продолжает звучать из трубки, отдаваясь в голове болезненным эхом.
- К тому же подозрение усиливается из-за характера украденной информации и источника, откуда она была изъята. Из моего компьютера были похищены материалы с учебной программой для Жертв. Ты ведь не будешь отрицать, что у Аояги был мотив?
Стискиваю веки. Какой мотив… О чем вы, сенсей… Будь это действительно Рицка, его бы интересовала иная информация. Он хочет разобраться, что к чему, но не желает иметь со всем этим ничего общего.
- Боюсь, у вас нет выбора. Loveless должен прибыть в Школу Стражей, если хочет очистить себя от подозрений. Если он действительно невиновен, сделать это будет нетрудно.
- А если окажется, что нет?
- Ты допускаешь такую возможность, Соби-кун?
Сдерживаю дыхание.
- Я спрашиваю, потому что вы ее допускаете.
Молчание.
- Хм. Если он виновен, но использовал похищенные сведения в своих целях, не предав огласке, то для него останется два пути. Либо понести соответствующее его проступку наказание, либо… принести присягу Школе и получить доступ к идентичного рода данным. Таким образом, его преступление станет носить номинальный характер, заслуживающий лишь упоминания в его личном деле. Мне по силам организовать подобное.
Невозможно. Наказание, полагающееся за такой проступок никогда не будет приемлемым для Рицки. Память – это одна из самых ценных вещей, которые у него есть. Пусть сенсей не может знать об этом. Но подобное не было бы приемлемым ни для кого. На самом деле выбора здесь не существует.
Если же он не виноват…
- Какова вероятность, что если Рицка окажется невиновным, ему позволят вернуться домой?
- Такая возможность не исключается.
То есть фактически она равна нулю. Независимо от того причастен он к происходящему или нет. Но он не может быть замешан в этом. Это абсурд.
- Вы действительно верите, что это сделал Рицка?
- В это верят Семь Лун. К тому же мы предполагаем, что он действовал не один. Имена его сообщников также будут устанавливаться. В отношении тебя никаких претензий нет. Твое личное дело было вынесено к рассмотрению, и вероятность твоего участия была признана крайне низкой. Даже если окажется, что это не так, никаких мер к тебе, как к лицу подчиненному применено не будет.
Иными словами пострадает только Рицка. Насколько же безжалостно ваше участие, сенсей…
- Поторопитесь. В ваши интересах решить этот вопрос как можно быстрее, пока Семь Лун не утратили терпение, и я еще могу контролировать ситуацию. Приехать в Школу - это единственный выход для вас. И самый безопасный. Даже если все сложится не вполне благополучно, я могу добиться, чтобы вас не разлучали, пока Loveless проходит обучение. Его Боец по-прежнему не найден, и раз ты считаешь Аояги своим хозяином, я готов с этим мириться. Но ты должен вернуться.
Вот оно что… Теперь мне ясно для чего все это. Вы неисправимы, сенсей. Ложь или истину, чужие слабости, страхи и ошибки - вы все обращаете на благо своим желаниям.
Горько усмехаюсь.
- Похоже вы не оставили нам выбора.
- Выбор был сделан еще до настоящего момента. И не нами, а виновником происходящего.
- Вы правы, - вы даже не представляете себе насколько правы, - но боюсь, я вынужден отказаться.
Пауза…
- Что это значит, Соби-кун? Ты намерен ослушаться приказа?
- Именно. Рицка не поедет в Семь Лун.
- Ты собрался решать это за него? Ты забываешься, Боец.
Вздрагиваю всем телом. Не думал, что когда-нибудь еще услышу от него подобный тон. Эти стальные нотки в нем. Я вас расстроил, сенсей. Что ж. Пусть будет так.
- Приношу свои извинения. Но, как вы сами сказали, все было решено до нас.
Молчание. Он осмысляет мой ответ. Нелегкая это вещь – поражение на собственном поле. Он не ожидал подобного. Это очевидно.
- Соби-кун. Ты понимаешь, что будет означать такой отказ?
- Понимаю. Доброй ночи.
Закрываю телефон, прежде чем оттуда успевает донестись еще хоть одна реплика. Перевожу дыхание.
Курить…. Немедленно.
Нахожу рукой лежащую рядом, наготове, полупустую пачку сигарет. Раскрыв, подцепляю зубами кончик фильтра. Вытаскиваю. Извлекаю следом зажигалку, захлопывая пачку. Большой палец делает ставший уже бессознательным жест, скидывая в сторону металлическую крышку. Вырвавшийся на свободу дрожащий огонек подпаляет кончик сигареты. Коротко втягиваю воздух, отрывисто стравливая его краем рта. Сигарета вспыхивает и начинает тлеть. Затягиваюсь…
Горький холодный дым заполняет легкие, заставляя слегка неметь горло, принося мимолетное облегчение.
Закрыв глаза, откидываюсь на стену. Сигарета слегка вздрагивает в руке.
Так значит в Школе полагают, что Рицка вскрыл компьютерную систему безопасности и выкрал учебник для Жертв. Даже если сенсей не верит в это сам, он убедил в такой вероятности Семь Лун. Что ж, это многое объясняет. И меняет тоже очень многое.
Но это просто какой-то жестокий рок. Сначала Сеймей…. Потом Рицка…. Невероятно.
Растираю ладонью лицо сверху вниз. Рука замирает у рта, сжимаясь в кулак.
Независимо от того, правда это или нет, надо понять, что с этим делать. Ситуация утратила прежнюю стабильность. Правил у этой игры больше не существует. Противная сторона не будет соблюдать Кодекс дуэлей. Отныне Рицка больше не подпадает под него, и он нигде не в безопасности. Ни дома, ни в школе, ни тем более на улице. Как мне поступить? Бросить Университет, чтобы быть рядом неотлучно, следуя за ним как тень? Взять академический отпуск? Если понадобится, я так и сделаю. Нельзя больше оставлять его одного. В нужный момент Рицке может просто не хватить времени или опыта, чтобы вызвать меня. И тогда будет поздно.
С тяжелым вздохом прикрываю глаза. Методические указания для Жертв… Совпадение? Или нет? Какова вероятность, что кому-то еще могли понадобиться такие сведения? Тем более потребуется добывать их таким способом. Неужели это и правда мог быть Рицка? Но если это действительно он, то зачем он сделал это? Я был недостаточно хорош? Он не чувствовал себя в безопасности рядом со мной, раз решил действовать сам? Он мне не доверяет? Неужели настолько, что ничего мне об этом не сказал? Держал в себе, ни разу не дав понять, что не доволен мной. Насколько же сильным может быть его недоверие, если он даже побоялся излить его на меня.
В памяти вспыхивает яркая картинка. Маленькие руки, обнимающие меня за плечи в темноте. Хрупкое тело, замершее на моих руках, прижавшись ко мне, постепенно успокаиваясь и прекращая вздрагивать.
- Это не имеет значения.
- Имеет. Для меня.
Нет. Это не недоверие. Забота. Должно быть, он не хотел тревожить меня всем этим, потому ничего не сказал. Я ведь тоже поступал с ним также. Чего еще я могу ожидать теперь.
Так или иначе пока ничего не доказано, нельзя убеждать себя в том, что Рицка виновен. Будем исходить из того, что он этого не делал. Но могу ли я сам это выяснить? Прямой вопрос исключается. Тогда пришлось бы рассказать, какая опасность ему угрожает. А это ни к чему. Если уж кому-то из нас суждено испытывать страх и впадать в паранойю, то пусть это буду я. Справлюсь с этим как-нибудь. Но вначале нужно кое-что проверить.
Сминаю о дно стоящей рядом пепельницы докуренную сигарету и поднимаюсь на ноги, прихватывая пальцами стакан. Отодвинув балконную перегородку, вхожу в освещенное пространство комнаты. После дождливой промозглой улицы, воздух внутри кажется мне сухим и почти горячим.
Закрыв дверь, иду к кухонному столу и выливаю нетронутый стакан алкоголя в раковину. Скверная была идея. Хотя напиться хотелось. Впервые за долгое время.
- Эй. Откуда у тебя еще один червовый туз? Он же вышел в самом начале вместе с отбоем, я точно помню.
Это Нацуо. Они с Йоджи валяются на моей кровати и играют в карты. Сопроводив Рицку домой, они вернулись около часа назад. Он не ожидал, что я приеду раньше полуночи, и после школы отправился к своему однокласснику. Так что, заглянув прямо с вокзала к Рицке домой, я не застал его там. Впрочем, это к лучшему. Прежде чем встречаться с ним, я должен был во всем разобраться.
- Ничего не знаю. Червовый туз в колоде всего один, ты все перепутал, Нацуо.
Пауза.
- Покажи мне отбой.
- Еще чего! Дурака не валяй!
- Я тебе говорю, покажи!
Оборачиваюсь, опираясь спиной о стол. Йоджи прижимает к постели рукой пухлую стопку карт, пытаясь пресечь попытки своего Бойца вытащить их из-под ладони по одной.
-Эй! Ты что делаешь? Ты что не веришь мне?
- Не-а.
Йоджи вскидывается. Перехватив пальцами очередную карту, тянет ее на себя.
- Не веришь своей Жертве? Я что по-твоему, жулик?
Яростно дергая каждый на себя, они продолжают эту нелепую игру в перетягивание.
Прикрываю глаза, издавая тихий вздох. И этот шумный детский сад живет у меня дома. Но, по крайней мере, иногда это бывает забавно.
- Йоджи,- тихонько окликаю я, раскрасневшегося светловолосого Зеро. Он отмахивается одной рукой.
- Подожди, Соби. Нацуо, отдай! Отдай немедленно, я приказываю тебе!
- Йоджи! - слегка повышаю голос.
- Я тебя слышал, Соби. Я сказал, отдай ее мне!
-А га!- вырываясь и торжествуя, Нацуо поднимает высоко в воздух туз, уворачиваясь от протянутых рук своей Жертвы,- ты сжульничал Йоджи, я так и знал! Обманщик!
- Я говорю, дай сюда! Уй!!
Не удержавшись, Йоджи плюхается сверху на Нацуо. Карты веером взлетают в воздух, рассеиваясь по полу. Оба барахтаются на кровати, пытаясь подняться.
- Эй! Слезь с меня! Жулик!
Усмехаясь, прикрываю глаза. Безобразие полнейшее. Забавный конечно, но бардак.
- Йоджи!
- Да погоди ты, Соби!- светловолосый Зеро, сев наконец, сердито обирает у Нацуо несчастную карту. - Кто бы говорил вообще? Кто позавчера из рукава флешь-рояль вытащил? Ты думал, я не заметил? Ты первый начал!
Ну сейчас они еще и подерутся. С тяжелым вздохом вновь отворачиваюсь к столу. М-да. Не хватало мне и здесь наводить порядок. Пусть сами разбираются. В любом случае, пока эти двое не успокоятся, я от них ничего толкового не добьюсь.
Сзади слышится какая-то возня и сопение.
- Ну прости меня, Йоджи, я не хотел, правда. Просто ты всегда выигрываешь. Нельзя ж так в самом то деле.
Кидаю быстрый удивленный взгляд назад. Йоджи сидит на постели, прижимая к себе Нацуо, и гладит его ладонью по волосам. Тот обнимает его, уткнувшись носом в футболку.
- Это ты меня прости. И чего я, в самом деле, вздумал дуться? Ну что, мир?
- Ага,- слегка вздохнув, Нацуо садится рядом, - мир.
Прячу улыбку. Все-таки Зеро – это нечто. При таком темпераменте, такая непосредственность. И они действительно пара. Без всякого сомнения. Хорошо, что они живут у меня. Здесь не так пусто.
- Чего ты там хотел-то, Соби? - Йоджи переводит взгляд на меня. - Давай, говори.
Оборачиваюсь, опираясь спиной о стол, скрещивая руки на груди. Не хочется, конечно, портить им настроение, но придется. У меня нет иного выбора.
- У меня есть некоторые новости. Думаю, вам будет интересно, - поднимаю глаза, чтобы видеть их реакцию,- пару недель назад кто-то вскрыл компьютерную базу данных Школы и выкрал учебник для Жертв. Ведется поиск виновных, - слегка прищуриваюсь, - вы что-нибудь знаете об этом деле?
Лицо Нацуо слегка вытягивается. Он коротко оглядывается на Йоджи. Тот едва заметно вздрагивает и напускает на себя недоумевающий вид.
- Впервые слышим, верно, Нацуо?- возвращает своему Бойцу предостерегающий взгляд.
- Ага, - темноволосый Зеро вскидывает подбородок, - мы не в курсе.
Ясно. Слегка усмехнувшись, прикрываю глаза. Маленькие хитрецы. Но лгать не умеют. Они знают о случившемся. Весьма любопытно. Откуда.
Внимательно рассматриваю их из-под приспущенных ресниц. Под моим взглядом их невинно-выразительная невозмутимость постепенно дает трещину, они слегка тушуются. В глазах Нацуо вспыхивает упрямый вызов. Йоджи, чуть склонив голову, глядит на меня исподлобья, скрестив руки на груди. Он не выдерживает первым.
- Чего ты так смотришь, Соби? Мы здесь ни при чем. Ты что ли нас подозреваешь?
- Нет.
Да.
Прикрываю глаза. В принципе можно их ни о чем больше не спрашивать. Я и так все уже выяснил, что хотел. Тем более, что если я стану давить, они продолжат упорствовать и, как водится, настолько увлекутся, что сами начнут верить, в то что говорят. Даже если это не правда. Результат все равно будет нулевым. Что ж. Это уже не важно.
Оттолкнувшись от края стола, иду по направлению к двери. Одеваю ботинки. Опустившись на одно колено, завязываю шнурки. Зеро несколько настороженно наблюдают за мной.
- Ты куда собрался, Соби?
Накидываю на плечи плащ.
- К Рицке. Можете меня не ждать.
Мне надо быть рядом с ним. Даже если он не позволит мне остаться. Как и где буду ночевать, это я уже на месте разберусь.
Выхожу, прикрывая дверь. Спускаюсь по деревянным ступенькам. Дождь барабанит по черепичному козырьку, рассеивая вокруг мельчайшие частички водной пыли. Подняв воротник, погружаюсь в него, сворачивая на темную дорожку.
Может я и зря так беспокоюсь. Ведь с момента взлома прошло уже столько времени, а противник проявил себя только сейчас. Скорее всего, это не единственный рассматриваемый вариант, и сенсей несколько утрирует ситуацию, нагнетая обстановку. Если бы Семь Лун были уверены на все сто, Рицки бы уже здесь не было. Но так или иначе, это не тот случай, к которому можно отнестись легкомысленно. Повторения того, что случилось с Сеймеем, я не допущу.
***
Дверь за Соби закрывается. Его быстрые шаги вниз по лестнице постепенно растворяются в шуме дождя за окном. Зеро несколько долгих секунд сидят на кровати, молча вслушиваясь в эти похожие на шепот шелестящие звуки. Затем Йоджи медленно снимается с постели, подходит к двери и, закрыв ее на замок, прислоняется к ней спиной, скрестив руки на груди.
- М-да-а. Дела.
Он задумчиво хмыкает, чуть сдвинув брови.
- Похоже наша маленькая шалость расстроила Семь Лун несколько больше, чем мы ожидали. Если уж даже отшельник вроде Соби об этом узнал….
Пожав ноги под себя, Нацуо задумчиво перебирает пальцами оставшиеся на кровати карты.
- Не понимаю, на кой они трезвонят об этом на весь свет. Это ж такой позор. Я думал, они будут молчать в тряпочку.
- Мы оба так думали,- Йоджи задумчиво потирает ладонью лоб, - и вот на тебе. Любопытно с чего они вдруг так переполошились. Нечисто тут что-то…
Задумчиво хмурясь, он обводит взглядом комнату.
- Знаешь, что, Нацуо. У меня такое чувство, что нам пора сматываться. И чем скорее, тем лучше.
- Сматываться? – Нацуо поднимает голову. - Мы что уходим от Соби?
- Вот именно,- напряженно закусив губу, Йоджи вдруг резко поворачивает голову, глядя на своего Бойца, - где его документы?
-В сумке, скорее всего,- Нацуо кивает на стоящие у двери не распакованные вещи, - а что?
- Найди их, возьми деньги и дуй по быстрому за новой sim-кой. Магазины должны еще работать.
- За новой?!- Нацуо аж пристал на кровати. - Но как же Нагиса-сенсей?!
-Вот именно что Нагиса-сенсей! – Йоджи поворачивается, хмуро вколачивая слова в пол. - Ты хоть представляешь, что с ней будет, если выяснится, что мы во всем этом участвовали?! На ее репутации Учителя можно будет ставить крест!
- Вот черт…- на лице Нацуо отражается понимание, - я об этом как-то не подумал.
- Никто из нас не подумал. Кто знал, что они отнесутся к этому настолько серьезно.
Закусив губу, Нацуо хмуро смотрит в окно. Затем встает и, подойдя к стоящей на полу сумке, начинает обыскивать карманы.
- А как же Соби и… Рицка. Мы что бросим их?
Йоджи вздыхает, прикрыв глаза.
- Не трави мне душу, Нацуо. Думаешь, мне это нравится? Но все что мы можем сейчас, это сделать так, чтобы до нас не добрались. Вряд ли кто-то всерьез станет их подозревать. Но если нас поймают, им точно не поздоровится. Особенно Рицке. Я вот только думаю. Может предупредить Соби? Письмо ему на почту послать или что-то вроде того. Он же все-таки его Боец, он должен знать.
- Не стоит,- руки Нацуо замирают. - Это дело Рицки. Он должен сам ему все рассказать. Если захочет, он это сделает. Не нам решать такие вещи.
Йоджи, несколько секунд смотрит на напарника, затем выдыхает
- Ты прав. Нашел?
- Угу. Готово. - Нацуо извлекает их внутреннего кармана небольшую книжицу в черном кожаном переплете.
- Молодец. Бери деньги и беги. А я пока соберу вещи.
Кивнув, темноволосый Зеро идет к двери. Замирает перед ней на мгновение, глядя на замок.
- А куда мы пойдем?
- Решим по дороге,- Йоджи хмыкает, хотя во взгляде на мгновение отражается печальный огонек. - Все двери открыты для Зеро, верно?
Нацуо криво улыбается шутке. В глаза на несколько секунд возвращается прежний блеск, но тут же пропадает.
- Это точно.
Он тянется к дверной ручке. Замок щелкает. Страж замирает в проеме.
- Йоджи…
- Да?
- Нужно сказать Рицке.
Светловолосый Агнец оборачивается, внимательно глядя на Нацуо, потом вздыхает, засунув руки в карманы.
- Да. Надо бы. Если ему что-то угрожает, он должен об этом знать.
***
Рицка.
Забинтованные на скорую руку пальцы осторожно перебирают содержимое небольшой прямоугольной коробки с синим крестиком на боку. Таблетки от желудка, бинты, масло…. Моя личная маленькая аптечка на все случаи жизни, доставшаяся мне в наследство от Сеймея. Я правда уже почти опустошил ее. Надо сходить в аптеку и пополнить свои небогатые запасы. Но я все время медлю, не торопясь это делать. И дело не в том, что забываю или не могу найти время. Просто при одной мысли об этом в душе появляется чувство отторжения, словно этим шагом я смирюсь с тем, что она все время будет мне необходима. Словно соглашусь с этим, начиная новый раунд, продлевая наш с этой коробкой специфический контракт. Мысль, конечно, глупая, но она каждый раз меня останавливает. Дождусь в итоге, что все в аптечке закончится. Причем в самый неподходящий момент.
Рука, наконец, находит то, что ищет. Вот она перекись водорода. Откупориваю пузырек, с поистрепавшейся уже слегка этикеткой. Бесцветная остро пахнущая жидкость впитывается в пушистый шарик ваты.
Подняв голову, критически оглядываю в зеркале свое лицо и длинный глубокий порез на нем, идущий от скулы и почти до самого уха. Да-а. Само собой не заживет. Придется заклеивать. Опять. Осторожно прикасаюсь ваткой к ранке, слегка вздрагивая и шипя сквозь стиснутые зубы. Щипит. Уже весь день прошел, а она все еще щипит. Как бы не воспалилась. Аккуратно промокаю ваткой порез и тянусь за пластырем. Собственно почти ничего страшного. Не такая уж она и большая. Со временем на ее месте останется только тонкий белесый шрам, похожий на ниточку. А потом и он исчезнет. На мне вообще все быстро заживает, кроме разве что нескольких не сошедших еще крупных образчиков. Но хорошо, что они хоть не на лице.
Осторожно приладив к щеке полоску пластыря, любуюсь на свою работу. Сгодится. Все равно заметно, конечно, но с этим я уж ничего не могу поделать. Придется оставить как есть.
Подцепив зубами тонкий узелок на запястье, развязываю его, разматывая бинты. Теперь можно заняться руками.
Вздыхаю, останавливаясь на мгновение. Мне, наверное, впервые попало за то, в чем был виноват не я, а кто-то другой. Когда мы вчера поздно вечером вернулись с Соби домой, здесь стояла такая тишина, что я думал, что мама просто уже спит. В последнее время она рано стала ложиться. А оказалось, что ее не было дома. Она убежала в полицию, когда так и не дождалась меня ужинать. Дверь в мою комнату все время была открыта, я ведь ушел в школу обычным образом, через входную дверь. Так что проверить, дома я или нет, на этот раз не составило труда. Когда в условленный срок я так и не появился, мама стала звонить моим друзьям и Шинономе-сенсей. Яёй сказал ей, что после того как мы с ним расстались, я пошел домой. Только я-то не дошел. И мама испугавшись, поспешила в ближайший участок писать заявление о том, что я пропал. Пришла домой уже ночью и нашла мою дверь закрытой. А утром состоялся тот самый «разговор».
Осторожно отлепляю от кожи последний в бурых потеках слой бинта. Приставшая к ним корочка отрывается от ранки, и порез вновь начинает кровоточить. Со вздохом вновь тянусь за перекисью. Ну вот опять по второму кругу.
Я давно понял, что когда мама такая, с ней лучше не спорить. И не убегать. Надо просто это пережить. Забиться куда-нибудь в угол или к стене, закрыв голову руками и подождать, пока мама успокоится. Она, как правило, не очень долго сердится. Всего пару минут от силы. Главное в такие моменты не привлекать к себе внимание, тогда быть может и обойдется.
Счистив влажной ваткой с тыльной стороны ладоней остатки присохшей крови, начинаю ловко орудовать пластырем.
Наверное, сегодня мне просто не повезло. Я спустился в столовую как раз, когда мама собирала завтрак. Если бы я знал, что она вчера заметила мое отсутствие, то не стал бы есть. Взяв рюкзак, тихонько улизнул бы в школу. Правда это только отсрочило бы наказание и усилило мамин гнев. Так что может оно и лучше, так как вышло. Только тарелок у нас почти не сталось уже. Мама практически все их разбила. Купить новые? Слегка усмехаюсь. Купить новые – это для меня все равно что сходить в аптеку. Примерно те же мысли и ощущения.
Откладываю пластырь. Готово. Поворачиваю из стороны в стороны кисти, сгибая пальцы. Руками двигать не мешает, остальное – не важно.
Убрав за собой, захлопываю аптечку и выхожу из ванной, прикрыв дверь.
Меня, конечно, очень задели ее слова. Про то, что я совсем о ней не думаю. Что мне все равно, что она чувствует. Что прежний Рицка никогда бы так не поступил, а я просто маленькое бессердечное чудовище. Неприятно осознавать, что отчасти она права. Ведь когда я лежал там вчера связанный, я о ней даже и не вспомнил. Думал только о Соби и о том, как ему будет плохо, если я умру. О том, что будет с мамой, я даже не подумал. Так что все это справедливо. Я заслужил.
С тихим вздохом открываю шкаф, чтобы убрать аптечку на одну из верхних полок, туда где она обычно лежит.
Иногда мне кажется, что всем было бы лучше, если бы прежний Рицка вернулся. Насколько я знаю, он был очень хорошим. Добрым, веселым. Совсем не таким как я. Думаю, ребятам он бы понравился не меньше, чем я. А может даже больше. И мама бы тоже порадовалась. Возможно, это, наконец, смогло бы сделать ее счастливой. Я очень хотел бы этого. Чтобы она больше не переживала и не хмурилась, а только улыбалась. Единственный, кто не был бы рад – это Соби. Как прежний Рицка отреагировал бы, узнав о нем? О его чувствах ко мне. К нынешнему мне. Принял бы он Соби? Был бы к нему добр? Стал бы заботиться о нем и оберегать, как он того заслуживает? А я ведь даже не смог бы это проверить. Убедиться, что Соби с ним хорошо. Что все будет в порядке, так, как должно быть. И вообще сама мысль, что Соби может принадлежать кому-то другому, а не мне, совершенно невыносима. Что кто-то иной будет называть его своим, распоряжаться им и творить все, что хочет. А я даже не смогу его защитить, или вообще что-то с этим сделать, потому что меня не будет. Пожалуй, это единственная причина, по которой я не хотел бы, чтобы прежний Рицка возвращался. Отдать ему Соби – это слишком.
Опускаюсь на стул возле компьютера и тянусь рукой к маленькому новому телефону, лежащему на столе. Его Соби принес. Только так я и понял, что он уже приехал и заходил ко мне, пока меня не было. Если бы я знал, что он вернется раньше, то, проводив Яёя, сразу пошел бы домой, а не стал бы задерживаться у него. Впрочем, обнаружив телефон, я тут же вставил в него свою sim-карту и позвонил Соби. Он сказал, что у него есть какое-то дело, но он очень скоро освободится и придет. Наверное, уже и правда скоро. Осталось подождать совсем чуть-чуть. Вот только как он доберется? Дождь ведь на улице. И какой. Надеюсь, он все-таки возьмет с собой зонт, иначе промокнет и замерзнет. Заболеет, еще того гляди. Может позвонить ему и предложить встретиться завтра? Правда, как дождаться этого «завтра»? Я уже сейчас хочу, чтобы Соби был рядом.
Вздыхаю, качая головой. Воистину, я эгоист.
Телефон в руке издает тихий звон. Чуть вздрагиваю, очнувшись, раскрываю. Я еще не настроил на нем сигналы вызовов, поэтому вглядываюсь в экран, чтобы определить, кто звонит. Совершенно незнакомый мне номер. Его нет в моей записной книжке. Еще вчера утром я, не задумываясь, ответил бы, а теперь…
Хмурюсь, закусив губу. Вообще то у всех, кому я давал свой номер, есть и мой домашний телефон. Если что-то случилось, они могут при желании перезвонить мне туда. Наверное, после вчерашнего, я могу позволить себе побыть параноиком.
Нажимаю на сброс вызова. Кто бы это ни был, я уже больше не думаю, что все незнакомое обязательно будет безопасным. Лучше уж лишний раз перестраховаться, чем опять угодить в какую-нибудь западню. Неведение оно иногда предпочтительней.
Откладываю телефон, вглядываясь в свое отражение в темном экране монитора. Полоска пластыря на лице кажется слишком заметной. Не вовремя это все случилось. Когда Соби увидит меня, его это точно не порадует. Осталось придумать, что ему сказать. Лгать ужасно не хочется. Одно дело сказать Яёю, что я споткнулся на лестнице, а другое дело обманывать Соби. Только не его…
Телефон на столе вновь вздрагивает. Гляжу на него с настороженным вниманием. Опять?
Со вздохом раскрываю. Может все-таки кто-то из знакомых? Точно. Это Зеро. Ну насчет них, я могу не беспокоиться.
- Рицка?
- Привет, Йоджи. Что-то случилось?- встав со стула, подхожу к кровати и забираюсь с нее с ногами.
- Ну да. Случилось, - мне кажется, он слегка вздыхает, - у тебя высветился номер, по которому я только что звонил?
Удивленно моргаю.
- Да. Так это был ты? А я вызов сбросил.
- Ну и правильно сделал,- он усмехается,- так держать. В общем, сохрани этот номер. Только не в сотовом. Запиши куда-нибудь и спрячь, лучше вне дома, а вызов тот сотри. Найти нас теперь можно будет только по тому телефону. Этот лучше тоже удалить. К тому же, я и так звоню тебе с него в последний раз.
Ошеломленно смотрю перед собой. В сердце забирается тяжелая тревога. Что все это значит?
- Йоджи, что стряслось? Зачем все это?
Он тяжело вздыхает.
- Тут понимаешь, какое дело. Мы получили пару тревожных звоночков из дома, косвенным образом, правда, но все равно это очень настораживает. Похоже, наша с тобой проделка наделала в Школе много шума. Реакция Семи Лун была сильнее, чем мы ожидали. Сейчас они скорее всего уже начали отзывать обратно в Школу все командированные пары, вообще всех, кто имеет к этому отношение. И служащих и выпускников…
- Что?!- невольно вздрагиваю. - Они подозревают своих же? Но почему?!
- Пораскинь мозгами, Рицка. Может ты и не знал, но электронный адрес Школы не зарегистрирован ни в одном поисковике. На него невозможно просто так наткнуться в сети. К тому же он очень длинный и сложный. Вероятность того, что кто-то посторонний наберет такую комбинацию случайно, просто ничтожна. Значит, сделать это мог только тот, кто уже знает адрес, так? Кто-то из своих. Сейчас в Школе скорее всего уже начались проверки. Ищут виновного или того, кто допустил утечку информации. Так что мы уходим. Нам нельзя больше оставаться у Соби. Это слишком опасно.
- Уходите…- оседаю на кровати, чувствуя, как опускаются ушки. Все из-за меня.
- Ну да. У нас нет выбора. Думаю, в Школе известно, где мы тусуемся. В конце концов, про нас тоже вспомнят, странно, что до сих пор не вспомнили. Мы собираемся смыться до того, как нас позовут назад. Потому, что если нам прикажут вернуться, а мы откажемся и скроемся, это будет выглядеть слишком подозрительно. В противном случае, наше исчезновение со взломом Школы никто не свяжет, поскольку теоретически нам неоткуда было об этом узнать.
-И поэтому вы уходите сейчас,- выдыхаю, ощущая, как горлу подкатывает неприятный, жгучий комок. - Получается, я вас больше не увижу?
Йоджи усмехается.
- Рицка, ты будешь по нам скучать?
Кажется, буду. Я успел к ним привыкнуть. Мы почти подружились, пока проводили вместе зимние вечера у Соби. Последние же события вообще связали нас какой-то странной нитью. Мне действительно жаль, что они уходят.
- Ну мы же не зря оставляем тебе свой телефон. Если что-то будет нужно, звони. И будь осторожен. Я не думаю, что кто-то в этом смысле заинтересуется тобой, но им ведь неизвестно насколько много мог рассказать тебе Соби. Между Бойцом и Жертвой обычно нет секретов. В общем, за тобой тоже могут прийти.
Уже приходили. Хмурясь, закусываю губу. Теперь понятно, зачем нужно было меня похищать. Чтобы Соби не мог вмешаться. Соби… Мои глаза раскрываются.
- А Соби тоже могут приказать вернуться?
- Могут. Но он скорее всего откажется. Потому, что это означало бы либо оставить тебя, либо взять с собой. А в его планы, насколько я понимаю, ни то, ни другое не входит.
Черт. Стискиваю веки. Из-за меня у Соби могут быть неприятности. Я приношу всем вокруг одни беды. Черт!
- Но ведь если он откажется, его заподозрят…
- Это вряд ли, - Йоджи хмыкает, - Ритцу его так выдрессировал, что никому даже в голову не придет, что он способен такое. Вот ты – другое дело. Тем более, что у тебя был мотив. Короче, говорю тебе, будь осторожен.
Откидываюсь на кровать, растирая ладонью лоб. Йоджи продолжает еще что-то говорить, но я почти его не слышу. Как-то это все, по-моему, слишком. Что же я натворил…
- ….в общем, мы тебе будем признательны, если ты нас станешь держать в курсе. В свою очередь, если что-то узнаем, мы тоже тебе позвоним, договорились?
- Ага, - обреченно вздыхаю.
Правда, непонятно откуда я могу что-то узнать. Я же живу как в вакууме. Кстати…
- А вы-то сами, откуда про это все знаете?
Молчание. Йоджи зажимает рукой микрофон и говорит в сторону, по-видимому, спрашивая что-то у Нацуо. Удивленно вскидываю брови. Это что такая большая тайна? Хотя может быть. В случае чего, чем меньше я буду знать, тем лучше.
Йоджи возвращается.
- У нас свои источники.
Понятно. Хмыкаю. Ну свои так свои. Не так уж это и важно в конце концов, кто им сказал. Главное, что они подумали обо мне и предупредили. Вот еще один вклад в мою копилку неоплаченных долгов перед Зеро.
- Спасибо, Йоджи.
- Да какие вопросы, - он улыбается. - Еще увидимся. Береги себя, Рицка.
- Ага,- вздыхаю,- и вы тоже. Удачи.
Йоджи усмехается.
- Ну волнуйся за нас. Мы нигде не пропадем,- я чувствую тепло в его голосе. - Кстати, Соби отправился к тебе где-то полчаса назад. Думаю, с минуты на минуту будет, имей в виду. Ну все. Пока.
Он отключается. В трубке остаются только ровные отрывистые гудки.
Захлопываю телефон, положив рядом на кровать. Гляжу в потолок.
Ну и кашу я заварил. Как теперь это все расхлебывать? Я конечно не надеялся, что эти непонятные Семь Лун спокойно воспримут наш с Зеро демарш, но такого я точно не ожидал.
Одно радует. Соби об учебнике ничего не знает, его бы удар хватил. А если узнает, что станет делать?
продолжение в комментариях...
Chapter V. Choice less
Беспомощные и беспощадные.Chapter V. Choice less
Беспомощные и беспощадные.
Рицка
В который раз за последние двадцать минут открываю мобильный, чтобы взглянуть на часы. Посмотреть, вздохнуть и закрыть.
Чертовы Зеро. Ну почему они не могут приходить вовремя? Если количество времени, которое я вынужден их ждать, измерить расстоянием, то я, наверное, прошел уже целую милю, пока мерил шагами пространство между школьными воротами. И день как назло просто замечательный. Почки на деревьях, набухая, раскрываются, выпуская первые листья. Солнце нещадно припекает, нагревая макушку. Так что я уже и куртку несколько раз успел снять и одеть, подставляя разгоряченную спину потокам прохладного весеннего ветра. Остальные ребята, радуясь окончанию учебного года, приближающимся каникулам и прекрасной погоде, проходят мимо. А я вынужден торчать как приклеенный возле ворот.
Вздыхаю. Все-таки Нацуо и Йоджи – это не Соби. Он никогда не заставил бы себя ждать. Когда он объяснил им, в чем будет состоять их задача на эту неделю, Зеро вначале отнеслись к роли нянек при мне с большим энтузиазмом. Даже пару дней приходили вовремя. Потом интерес угас. Вчера мне пришлось простоять у ворот почти полчаса, я чуть не ушел домой один. Остановила мысль, что Соби бы расстроился, узнав об этом.
Скорее бы он уже вернулся.
Соби, конечно, старается, чтобы его отсутствие ощущалось как можно меньше, звонит мне, посылает СМС. Приезжал вчера вечером… и еще раз до этого. И не жаль ему денег туда-сюда кататься.
Хотя я ему благодарен за такую заботу. Иначе мне было бы совсем тяжело. Я настолько привык, что он постоянно рядом, что день, прожитый без встречи с ним, кажется неполным. То, как сильно я привязан к нему, наиболее ощутимо именно сейчас. Когда его нет рядом.
Впрочем, несмотря на это, я сумел найти в отсутствии Соби некоторые плюсы. У меня образовалось большое количество свободного времени, которое я мог посвятить чтению. На прошлой неделе я выпросил у Кацуко-сенсей несколько книг по психологии из ее личной библиотеки. Она, конечно, спросила, зачем они мне. Ответ я заготовил заранее. На всякий случай. Правда я надеялся, что все-таки не придется объясняться по этому поводу.
Чтобы избежать лжи, я сказал, что хочу лучше понимать людей. Что, может быть, после того как окончу школу и поступлю в Университет, выберу изучаемой дисциплиной психологию. Если первое верно на все сто, то второе только отчасти. Возможно, я и стану изучать что-то подобное, но только для себя самого. Сделать это своей профессией у меня бы вряд ли вышло. Все-таки для этого нужно иметь талант, терпение и особое отношение к людям. Такое как у Кацуко-сенсей. Если ее талант мне могли бы заменить мои способности Жертвы, то с последними двумя пунктами дело обстоит куда хуже.
Я ожидал, что моя просьба встретит сопротивление, ведь эти книги нужны Кацуко-сенсей для работы, тем более что таких не найдешь в обычной библиотеке. Но она только обрадовалась. Сказала, что это просто замечательно, что я начал стремиться к общению с другими людьми и думать о будущем. В тот момент я, смутившись до чертиков, едва себя не выдал. Если бы она только знала, о каком «общении» идет речь.
В общем, в ту среду я ушел от Кацуко-сенсей с рюкзаком, набитым книгами до отказа. Еле домой их донес. И теперь, едва я возвращался из школы, то сразу садился за чтение. Забирался с ногами на кровать, в одной руке книга, в другой — наспех сделанный бутерброд.
Правда, процесс движется довольно медленно. Это ведь все-таки специальная литература, насыщенная различными терминами, которых я попросту не знаю. И язык там уж больно академический. Я продираюсь через слова, как сквозь колючий кустарник. Я их туда, а они назад. Но Кацуко-сенсей сказала, что если мне что-то будет непонятно, я могу ей звонить. Что я и делаю.
Я старался не щадить себя и не отлынивать, желая выучить до приезда Соби как можно больше. За эту неделю я столько узнал о человеческом нутре, что, казалось, все это просто не в состоянии уместиться в моей голове. Потребности, мотивации, фобии…
Я даже обнаружил, что у меня есть некоторый предел, до которого я способен запихивать в себя информацию, потом мозг уже просто начинает распухать и отключаться.
Однако, несмотря на все сложности, я чувствовал, что даже сейчас все это уже начинает приносить свои плоды. Я и правда вроде как стал лучше понимать окружающих. Если это, конечно, не самообман.
- Эй, Рицка-кун. Опять не идешь домой?
Яёй, остановившись рядом со мной, прикрыл глаза, грустно подставив лицо весеннему солнцу.
- Ну да, - отвожу глаза, - жду тут кое-кого.
Я, наверное, в его понимании веду себя странно. Хорошо, что он ни о чем меня не спрашивает. Мне не хотелось знакомить его и Юико с Зеро, и потому последние два дня я старательно придумывал предлоги, чтобы не идти вместе домой. Наверное, они с Яёй это почувствовали.
Впрочем, сегодня родители Юико забрали ее прямо из школы, чтобы поехать куда-то на южное побережье. Занятия заканчиваются на этой неделе, а сегодня среда, все контрольные уже позади. Так что они просто отпросили ее и увезли до конца каникул. Вот Яёй и грустит.
- Ну, раз так, то я пойду. Удачи тебе, - одарив меня печальной улыбкой, он, встряхнув головой, двинулся прочь от ворот.
Вновь гляжу на часы. Надоело ждать. Нет, Нацуо и Йоджи, конечно, придут, но вот когда…. Черт, я сейчас не выдержу, наплюю на все и уйду один.
Набираю их номер. Вновь абонент недоступен. В метро они, что ли?
Вздыхаю. Скорее бы уже Соби приехал. Насколько же приятнее иметь дело с ним. Соби никогда никуда не опаздывает.
Выглядываю за ворота, в ту сторону, откуда должны прийти Зеро. Понятно, что, скорее всего, их там нет, но может у Йоджи просто сел аккумулятор?
Улица в пределах видимости пуста. Яёй бредет по ней практически в одиночку, его тоненький силуэт, отбрасывая круглую темную тень, почти уже скрылся из поля зрения. Вдруг я вижу, как от угла одного из домов отделяются несколько высоких фигур и заступают ему дорогу.
Хмурюсь, ощущая, как сознание наполняется смутной, тяжелой тревогой. Как-то мне все это не нравится.
Незнакомцы окружают его, один из них толкает его в спину, так что он чуть не падает на колени. Другой сдирает с его спины портфель.
Черт! Яёй!!
Я не заметил даже, как ноги сами сорвались на бег. Расстояние до них равняется нескольким сотням метров, я очень скоро преодолею его. Но что делать потом? Ни разу в жизни не дрался… даже не знаю, как это делается. Никогда не хотел учиться чему-то подобному.
Как была бы кстати сейчас помощь Зеро. Где же их носит?!
Яёй пытается отнять свой рюкзак, один из нападающих толкает его, так что он все-таки падает. Другой коротко поддает под ребра. Вроде не сильно, но Яёй складывается пополам, хватая ртом воздух. Остальные потрошат его портфель.
Сжимаю зубы. Плевать, что я не умею драться. Это надо остановить!
- Эй! Оставьте его в покое!
Я буквально врезаюсь в того, что стоит в центре и держит сумку. Он вскрикивает скорее от неожиданности, чем от боли, теряя равновесие. Мы оба падаем на землю. Моя рука застревает в складках его куртки. Пытаюсь выпутаться и встать, как вдруг чувствую, что кто-то обхватывает меня сзади за локти, заламывает и тащит назад, приподнимая над землей. Плечевые суставы взрываются болью. Неловко перебирая ногами, поднимаюсь, чтобы хоть как-то уменьшить силу давления. Дергаюсь в попытке вырваться. Чужие руки за моей спиной от этого только еще сильнее сжимаются.
Не выходит. Держат очень крепко.
Черт! Стискиваю зубы. Дерьмовый из меня боец. Попался в первую же секунду.
- Ну и что это за недомерок?
Один из этих громил наклоняется надо мной, я узнаю его. Широкое скуластое лицо, короткие темные волосы, выкрашенные от лба к затылку узкими светлыми перьями… Тосиро Кейта, глава местной шайки. Учителя не могут найти на них управу, все ждут, когда же они, наконец, перейдут в старшую школу.
Вот это называется, мы влипли.
- Чего тебе надо, мелюзга ушастая? Шагал бы мимо. А теперь тебя придется поучить.
Он выпрямляется. В глазах на мгновение мелькает острое, жесткое выражение, и я понимаю, что сейчас он меня ударит. И я ничего не смогу с этим сделать.
Он бьет коротко. Без замаха. Под дых.
Легкие просто схлопываются, немея. Их парализует болью. Ноги подкашиваются. Обвисая, наклоняюсь вперед, чувствуя, что руки сейчас просто вывернутся из суставов. Пытаюсь сделать вдох, но у меня не выходит… Я не могу протолкнуть воздух внутрь. Слышу за спиной сдавленный стон Яёя.
Как же… больно…
Видимо решив, что с меня достаточно, Тосиро делает знак головой тому, кто держит мои локти. Он швыряет меня на землю рядом с Яёем. Падаю, обхватив себя руками, держась за грудь. Асфальт неумолимо твердой вертикалью врезается мне в бок. Плечо вспыхивает. В ушах начинает звенеть.
Яёй подползает ко мне на коленях, наклоняясь сверху.
- Рицка… - от волнения он забывает все суффиксы.
Вскидывает голову, в глазах блестят злые слезы. Собирается вскочить на ноги и кинуться на них. Я хватаю его свободной рукой, удерживая за ремень джинсов.
- Куда ты… - мне наконец-то удается сделать судорожный вдох. - Сиди, дурак…
Один из банды присвистывает, найдя, наконец, то, что они искали. Это новая дорогая приставка для видеоигр, которую Яёй принес сегодня в школу, чтобы показать Юико. Надеялся уговорить ее прийти к нему в гости, опробовать игрушку. Он же не знал, что она сегодня уезжает. Дело происходило в столовой. Там помимо нас было еще много людей. Должно быть, кто-то из этих видел все. Понятно теперь, почему они поджидали его. Хотели отобрать.
Увидев коробку с приставкой, Яёй отрывисто вздыхает, приподнимаясь. Ему ее подарили родители в честь отличного окончания учебного года.
- Не трогайте! Верните назад!
- А то ты сделаешь что?- Они издевательски ухмыляются.
- Сиди там и не пыли.
Яёй стискивает кулаки, осознавая свое бессилие. Губы прыгают, словно он вот-вот расплачется.
Тяжело сажусь рядом, глядя на них исподлобья.
Их четверо, а нас двое. Они сильнее и старше, дерутся куда лучше нас и к тому же не обременены какими-либо сдерживающими рамками. Если попробовать еще раз броситься на них, нас просто побьют. Если выхватить приставку и побежать — догонят.
Сжимаю зубы. Моя сила не в этом.
- Эй, Кейта! Положи все обратно!
Он оборачивается, недобро прищуриваясь.
-Мне показалось, или там кто-то вякнул? - Вставляет нецензурное словечко. - Тебе что, мало?
Это не податливая Юико. Здесь надо действовать наверняка.
- Думаешь, тебе это сойдет с рук? Будь уверен, за нас отомстят!
- О-о,- трое приспешников заходятся насмешливыми улюлюканьями, - как страшно…
Тосиро разворачивается и идет ко мне. Яёй рядом судорожно вздыхает. Ушки прижимаются к голове.
Втягиваю носом воздух. Адреналин обжигающе холодной волной выплескивается в кровь.
Этот парень пока не будет меня бить. Я еще не настолько его разозлил.
Его рука обхватывает мой воротник, заламывает его. Жесткий шов ободом сдавливает шею. Мои колени отрываются от земли.
Яёй рвется к нам, но двое других хватают его за плечи, придавливая к земле.
Не вмешивайся, Яёй!
Болтаясь, как щенок, в хватке Кейты, чувствую, как голова начинает слегка плыть от нехватки кислорода. Это удушье… Оно немного напоминает действие оков, только лишь не опаляет. Возможно, это знакомое ощущение и позволяет мне собраться. Словно я снова в бою, и передо мной не человек, а противник, которого надо победить.
- Что ты там сказал? Повтори!
Он, свирепо сдвинув брови, глядит мне в глаза. Нос сморщен, как у рычащей собаки.
Только не испугаться сейчас…
- Я сказал, что за нас отомстят, - с трудом выталкиваю из себя слова, ощущая, как по телу бежит знакомая дрожь. - Ты ведь на следующий год идешь в старшую школу? Там наверняка водится более крупная рыба, и ты снова будешь малолеткой. Тебя там быстро… обломают.
Его рука дергается, сжимаясь. Он стискивает зубы, но в глазах появляется странный огонек.
Я знаю, что это. Это страх.
На миг ощущаю злую радость. Я знал, что он боится этого. Все задиры, вроде него, в глубине души опасаются, что когда-нибудь появится кто-то более сильный.
Я тебя достал…. Теперь ты мой, Тосиро….
Во мне поднимается узнаваемое восторженное чувство. Пространство вокруг становится предельно четким и одновременно текучим, как вода. Его разум распахивается навстречу, и, мне кажется, я вижу всю его душу до самых глубин. Все тщательно скрываемые комплексы, злость, затаенные обиды. Как на ладони…
- Ты никогда больше не причинишь никому вред. - Гляжу ему в глаза, понижая голос до шепота, так, что эти слова слышит только он. - Ты никогда намеренно не оскорбишь никого! Я запрещаю тебе это.
Коротко вздыхаю. Это ощущение наполненности и силы, раскатывающееся во всем теле, изливаясь вовне, опьяняет, захлестывает с головой. В эти мгновения мне кажется, что я способен совершить невозможное. Что я всемогущ.
Глаза Кейты затягиваются мутной дымкой, зрачки расширяются. Его рука разжимается, отпуская мой воротник. Потеряв опору, падаю на землю, ощутимо прикладываясь об нее коленями. Вздрагиваю, закусив губу, чтобы не издать ни звука. От неожиданности и боли сосредоточенность, поддерживающая окутывавшее меня сокровенное, хрупкое чувство, рассеивается, возвращая реальный мир.
Очнувшись, вскидываю голову, с тревогой ожидая реакции Тосиро. Я знаю, что у меня вышло. А что дальше?
Он моргает, словно пытается прогнать наваждение. Невидящим взором поводит вокруг. Смешки возле нас смолкают. Лица его приятелей вытягиваются. Должно быть, они никогда не видели своего вожака таким растерянным. Его взгляд падает на меня….
- Уходим, - глухо произносит он. Развернувшись, идет прочь, раздвигая плечами остальных. Они недоуменно смотрят ему вслед.
- Но ведь ты сказал, что…
- Уходим! – С нажимом повторяет Тосиро, повышая голос.
Они переглядываются, но все-таки идут за ним, бросая на нас странные взгляды. Тот, что держит приставку, крашенный блондин с крупным мясистым носом, сует ее подмышку.
- Положи это.
- Кейта, что за хрень!
- Я сказал, положи,- сквозь зубы выдыхает Тосиро, оборачиваясь и бросая на него тяжелый взгляд.
Светловолосый, с досадой плюнув себе под ноги, швыряет коробку на землю. Яей рядом со мной вздрагивает. Только бы там ничего не сломалось.
- Повезло вам, сопляки…
Проходя мимо, кто-то из них пинает ногой портфель, так что он переворачивается в воздухе. Книги и тетради вываливаются оттуда, разлетаясь по асфальту. Голоса приспешников Тосиро доносятся до нас, постепенно удаляясь.
- Кейта, что за дела?! Сам же говорил, это будет круто…
Мы сидим на земле, не в состоянии обернуться. Словно этим вновь привлечем к себе внимание. Затем, как по команде, одновременно срываемся с места, торопливо собирая рассыпавшиеся ручки, тетради и учебники. Яёй дрожащими руками хватает коробку с приставкой и засовывает ее в портфель. Он дома проверит, все ли с ней в порядке. Нам обоим хочется поскорее убраться отсюда.
Яёй защелкивает застежки на рюкзаке, руки его неожиданно замирают.
- Ты зря вмешался, Рицка-кун.
Он со вздохом поднимается, глядя на меня.
- Теперь они точно не отстанут. Будет только хуже.
Повернувшись, он бредет по улице в сторону своего дома. Банда Тосиро уже почти скрылась из вида.
- Думаю, они тебя больше не тронут, - чтобы скрыть, как дрожат мои руки, засовываю их в карманы,- никого не тронут.
Яёй бросает на меня мрачный взгляд, но ничего не говорит.
Не веришь мне, Яёй? Ну и ладно. Главное, что я знаю, что это так.
Телефон на груди, оживая, издает мелодичный сигнал. Это звонок Соби.
Забираюсь рукой под куртку, вытаскиваю…
Голос у него взволнованный.
- Рицка? Как ты? У тебя все в порядке?
Удивленно моргаю. Совпадение? Но не мог же он…?
- Да, Соби. Со мной все хорошо. А почему ты… спрашиваешь…?
Он едва заметно выдыхает. С облегчением, как мне кажется. Медлит с ответом. Я жду…
- Прости, Рицка. Просто я кое-что почувствовал… Наверное, мне просто показалось. Я так и думал, что зря тебя побеспокою.
Закусываю губу. Тебе не показалось, Соби. Но это просто невероятно. Он смог ощутить, как я использую свою силу. Должно быть, всплеск был настолько велик, что он почувствовал его, даже находясь в другом городе, за сотни километров от меня. Неужели наша связь и правда работает? Даже когда мы не вступаем в бой.
- Все нормально, Соби. Я и сам хотел тебе позвонить…
- Вот как, - он явно улыбается, - что ж, я рад.
Мы поболтали еще немного. Я расспросил его о том, как он провел утро, и рассказал ему о некоторых своих сегодняшних событиях, старательно обходя в разговоре произошедшее несколько минут назад. Попрощался, когда понял, что Яёй идет рядом, все больше сникая. Его уже ничего не радует. Ни изумрудные солнечные брызги, сверкающие в едва заметной молодой листве, ни чистая синева неба над головой. Должно быть, не может никак избавиться от гнетущих мыслей.
- Эй, Яёй, - тихонько толкаю его локтем, - ну хочешь, давай до конца недели везде ходить вместе. Буду тебя охранять.
- Да уж,- он криво усмехается, - из нас обоих охрана хоть куда.
Охрана! Стискиваю веки. Че-ерт! Я же забыл про Нацуо и Йоджи! Со всеми этими передрягами у меня совсем вылетело из головы, что я должен был дождаться их. Мы уже прошли почти полдороги до дома. Нет смысла возвращаться.
- Но все равно спасибо, Рицка-кун, - Яёй поднимает на меня светлеющий взгляд,- за то, что предложил.
- Ага, - кисло улыбаюсь, - не за что.
Мы доходим до перекрестка, где Яёй должен свернуть к своему дому. Он машет мне рукой на прощанье и уходит.
Со вздохом тянусь за телефоном. Ну Йоджи мне сейчас ска-ажет все, что он думает по моему поводу. Или я ему скажу. Как получится.
Набираю номер. Гудки вызова тянутся целую вечность. Абонент в который раз недоступен.
Хмурюсь, раздраженно встряхивая головой. Это уже вообще никуда не годится.
Все. Иду домой один. И совесть по этому поводу меня мучить не будет.
За размышлениями я почти не заметил, как прошел почти весь оставшийся путь. Мысли мои занимал звонок Соби. Жаль, что я не догадался расспросить его о том, что он почувствовал, а сразу увел разговор в сторону. Теперь, если я попробую заговорить на эту тему, он наверняка заинтересуется, почему я вспомнил об этом. Трудно будет тогда избежать пересказа сегодняшних событий. И того, чем этот эпизод закончился. Как бы исхитриться и вызнать у Соби подробности, чтобы он ничего не заподозрил. Почему-то мне кажется, что это может оказаться важным.
Интересно, что в те минуты мне даже в голову не пришло позвать его. Я вообще про это не вспомнил, даже без учета того, что Соби сейчас далеко.
Может оттого, что этот случай никак не был связан с Поединками?
А если бы я позвал? Он бы меня услышал? Теперь это уже не проверишь.
- Эй! Loveless!
Вздрагиваю и останавливаюсь, будто наткнувшись на стену.
Нет… Стискиваю веки. По коже бежит холодок. Ну почему именно сегодня…
Темная невысокая фигура, отделившись от растущих неподалеку деревьев, выступает на свет.
Девочка, ровесница Ай. Лицо все в веснушках. Рыжие, вьющиеся волосы забраны в высокий хвост. Белые кисточки на ушках делают ее похожей на лисичку.
- Ты заставляешь себя ждать,- улыбаясь, она приближается танцующим шагом, - не совсем хорошо с твоей стороны.
Невольно отступаю, бросая быстрые взгляды по сторонам.
На улице, как на зло, ни одного прохожего. Будни, середина дня. Все на работе. Хотя вряд ли бы это их остановило.
- Ищешь свою охрану?- Она склоняет голову набок, в карих глазах загораются смешливые огоньки. - Не трудись. Мы обвели их вокруг пальца. Тебе никто не придет на помощь.
Мои глаза раскрываются. Так Нацуо и Йоджи не бросили меня? Просто эти как-то их обманули. Возможно, спланировали все заранее. Наверное, они уже несколько дней следят за мной.
Вот теперь точно пора звать Соби. Но только как это сделать? В учебнике многое говорилось про Зов, но настолько заумными терминами, что я ничего не понял, как ни старался. Возможно, у меня получилось бы, знай я как. Отчего-то мне кажется, что просто произнести про себя его имя явно недостаточно.
Приветливо улыбаясь, прямо таки излучая доброжелательность, девушка продолжает приближаться, заложив руки за спину.
- Эй, ну что ты так перепугался, тебе не сделают ничего плохого.
Так я тебе и поверил.
Продолжая отступать, окидываю ее взглядом. Это Боец или Жертва? Она не может быть здесь одна. Где ее пара?
Моя спина и затылок неожиданно утыкаются в кого-то. Словно ужаленный, разворачиваюсь, отскакивая в сторону, и тут же вижу чужую ладонь, застывшую перед моим лицом.
- Усни…
А вот и Боец.
Чувствую, как веки наливаются сонной одурью. Нет.
Они не намерены сражаться. Они собираются меня просто похитить!
Соби!
Мысль безмолвным криком улетает в пустоту. Тело расслабляется. Кажется, я уже лежу на земле, хотя и не заметил, как упал. Зрение троится. Высокая мужская фигура в блеске солнечных зайчиков темным силуэтом возвышается надо мной.
Я не должен уснуть…
Глаза неудержимо закрываются.
Я не должен спать…
Мысли по одной покидают голову, уступая заполняющему ее глухому туману.
Я должен… бороться….
Соби…
- Смотри-ка, Рей-тян, он тебе сопротивляется.
Хмурый, недовольный голос отвечает откуда-то извне.
- Как он может сопротивляться, он же ни черта не умеет.
- И тем не менее, - высокий, почти детский смешок, - что ж, придется тебе помочь, раз ты такой неумеха.
Расплывающееся лицо Жертвы возникает в поле зрения.
- Надо же, какой хорошенький. Он просто милашка, верно?
- Не понимаю, что ты в нем нашла. Не вижу ничего особенного, - обиженно и немного резко произносит Боец, - давай поскорее закончим с этим.
- Ну не ревнуй, Рей-тян, тебе не идет.
Она вновь наклоняется надо мной.
-Ты не можешь больше бороться… - Глаза в оранжевых солнечных искрах лукаво щурятся. - Тебе не выиграть этот бой, ты слишком ослаб, - ее теплый шепот заполняет сознание. - Ты засыпаешь… Хороших снов, Loveless.
На этом свет просто гаснет. Все попытки противиться этому разваливаются на части, разъезжаясь, как кусок мокрого картона. Силы покидают меня.
Последнее, что я успеваю ощутить, как телефон вновь вздрагивает на моей груди. Похоже, Соби все таки услышал меня, но сумеет ли придти? Возможно, когда я проснусь, то окажусь в своей постели, но сейчас я уже ничего не в состоянии сделать.
Разум погружается в темноту.
Не помню, как долго я спал. Вопреки словам моих похитителей, снов никаких не было. Только безвременье и пустота. Я ничего не чувствовал. Ничего не видел и не слышал, не имея возможности понимать, что в те моменты со мной происходило. Это немного походило на смерть и даже отчасти было ею, потому что моя личность и воспоминания просто отсутствовали. Я даже не мог осознать насколько это страшно, просто потому что в тот момент меня не существовало.
Пробуждение оказалось неприятным. Я проснулся от ощущения, что мое безвольное тело бесцеремонно швырнули на какую-то твердую шершавую поверхность. В плече возобновилось тупое пульсирующее подергивание. Именно оно и вернуло меня к сознанию. Вместе с ним пришли воспоминания о том, откуда оно взялось. Медленно вырываясь из вязкого глухого дурмана, в памяти одно за другим всплывали подробности сегодняшнего дня. Сначала была стычка с шайкой Кейты. Именно там я и заработал тот здоровый синяк, который теперь так саднит и ноет. Потом я ушел домой один. И там буквально на моей улице меня встретили и… пытались похитить. И похоже успешно. Потому что это точно не мой дом.
Чувство опасности мерзким ледяным комочком собирается в низу живота. Невольно вздрагиваю, пытаясь пошевелиться, и не могу. Все тело занемело, оно словно ватное, и отчего-то мне кажется, что в позе, в которой я замер на холодном полу, есть что-то странное. Неестественное. Я лежу на боку, скорчившись словно зародыш. Руки заведены назад, запястья стянуты вместе тыльной стороной друг к другу, локти выпрямлены. Любые попытки двинуться отзываются мучительной болью, и через мгновение я понимаю почему. Меня связали. Руки до локтей стянуты веревками, точно такие же обхватывают лодыжки и колени. Именно поэтому я не могу двигаться. При попытке пошевелиться толстые крепкие тросы врезаются в кожу, сразу же обозначая свое присутствие. Видимо, мое тело настолько занемело, что вначале я просто не заметил, что связан.
Так. Спокойно. Это еще не конец света. Наверняка что-то все-таки можно сделать.
Разлепляю веки, осторожно и едва заметено поводя вокруг мутным от не до конца сошедшего сна взглядом.
Меня похитили. Связали. И куда-то привезли. Ожидают ли те, кто это сделал, что я проснусь? И что они будут делать, когда обнаружат это? Тогда возможно мне лучше не выдавать себя сейчас? Сделать вид, что я еще сплю? Или наоборот дать им понять, что я в сознании и попытаться поговорить с ними.
Черт. Не имею ни малейшего понятия, что надо делать в такой ситуации.
Взгляд с трудом фокусируется. Вокруг царит полумрак. Первое, что привлекает внимание, это большое квадратное пятно яркого синего цвета, застывшее в воздухе в десятке метров от меня. Похоже это окно. Неужели уже вечер? Значит, я могу находиться сейчас очень далеко от дома. Недосягаемо далеко.
Моего слуха касается тихий звук шагов. Он приближается. Зажмуриваюсь, ощущая, как сердце колотится в груди.
Кто это может быть? Те, кто меня похитили или уже кто-то другой? Но если я валяюсь здесь связанный, значит этот «кто-то» вряд ли мне друг.
Шаги становятся все отчетливей и ближе. Они уже практически рядом. Незнакомец проходит мимо меня, прямо возле моей головы, и идет к окну. Становится тихо. Он остановился.
Рискую приоткрыть глаза, чтобы рассмотреть вошедшего. Я уже достаточно проснулся, чтобы сделать это.
Незнакомец стоит ко мне спиной, глядя в окно. Его силуэт четко выделяется на его фоне. Мужчина. Взрослый. Среднего роста. Собранные сзади, иссиня-черные, прямые волосы спускаются до лопаток. Наверное, примерно одного возраста с Соби. По крайней мере, во всей фигуре ощущается хрупкое, гибкое изящество и гармоничность пропорций.
Стильное, светлое полупальто с высоким воротником свободно перехвачено на бедрах широким поясом. Сапоги с низкими каблуками заправлены в темные брюки.
Словно почувствовав, что я смотрю на него, он неожиданно оборачивается. Не успев зажмуриться, я утыкаюсь глазами в его внимательный взгляд.
Застываю. Глаза у него большие, черные и оттого кажутся бездонными, оттененные длинной, падающей на одну сторону челкой. Точеный овал лица аристократически бледен. Черты необычайно правильные, выразительные и нежные, отчего он немного похож на девушку. Но мне почему-то кажется, что эта мягкость - только видимость.
- Уже проснулся. Надо же, как быстро,- кончики его губ изгибаются в тонкой улыбке.
Голос у него тоже похож на женский. Глубокий, бархатистый, с вкрадчивыми почти мурлыкающими интонациями.
- Я думал, что успею уйти. Видать, не судьба.
Хмуро смотрю на него. Кто этот парень? Он собирался уйти и оставить меня здесь? Где я вообще нахожусь? Это место не похоже на Школу Стражей. Не такой я ее себе представлял.
- Кто ты такой? Что я здесь делаю?
- Ну-у, Рит-тян, разве так разговаривают со старшими? Тебя не учили хорошим манерам? Насмешливо прищурившись, он склоняет голову на бок.
- Кто я такой, тебе знать не нужно. А в остальном… - Он широким грациозным жестом обводит помещение. - Тебе разве не нравится? Тихое, уютное место…
Да он что, издевается?! Быстрым взглядом окидываю помещение.
Это же просто квадратный короб из серого бетона. На стенах полустертой, кирпичного цвета краской, отпечатаны серийные номера плит. Глухой зев окна без рам и стекол проваливается в вечерние сумерки за его спиной. Щербатый цементный пол весь в мелких трещинах от сырости, я уже замерз, пока лежал на нем. Как можно называть такое место уютным?
Тут до меня доходит. Это же строящееся здание. Причем пустое, судя по тому, как тут тихо. Вполне возможно, что помимо этого парня и меня здесь совсем никого нет.
По коже бежит невольный холодок. Я еще не знаю, надо ли мне звать на помощь, но может оказаться, что это вообще бесполезно.
- Вижу, тебе тут не нравится,- весело щурясь, он чуть наклоняется вперед. - Ну извини, если не угодил.
Перевожу взгляд на него. Что-то странное есть в его манере держаться. Он кажется таким обходительным, таким любезным. Но в этой непринужденной улыбке нет тепла. Она словно живет отдельно от него, в то время как влажные, темные глаза изучают меня со странным напряженным вниманием, от которого мне становится не по себе.
- Развяжи меня.
- А зачем?- Он саркастично приподнимает изящные брови. - Меня и так устраивает.
Стискиваю зубы. Да что это все значит, в конце концов? Он знает мое имя. Он явно не удивлен, что я лежу тут связанный. Я должен был проснуться в Школе Стражей или где-то еще, куда те ребята собирались меня отвести. А вместо этого оказался здесь с ним. Он что отбил меня у них? Он Страж? Зачем ему это было нужно? И кто меня связал, те или этот?
- Почему ты так со мной обращаешься? Ты ведь меня спас, я прав?
- Пришлось,- в его голосе появляются прохладные нотки,- раз уж ты оказался настолько глуп и неумел, чтобы призвать Соби.
Он знает Соби! Кто это такой, черт возьми?! Раз ему почему-то понадобилось спасать меня, значит, он имеет представление о моей ситуации. Но зачем ему вмешиваться?
- Чего тебе от меня надо?
- Мне – ничего, - склонив голову, он вдруг бросает на меня пронзительный взгляд из-под приспущенных ресниц, – разве что, чтобы ты умер.
Сделав шаг вперед, он приближается ко мне плавной, скользящей походкой.
- Сломал себе где-нибудь шею, покончил жизнь самоубийством. Без разницы, - в его глазах загораются холодные огни. - Главное, чтобы тебя не стало.
Гляжу на него расширенными глазами, пытаясь проглотить застрявший в горле шершавый комок.
- Почему ты так говоришь?- Кажется, у меня вдруг сел голос. - Что я сделал тебе?
Как он может произносить такие вещи с таким благодушным видом? И при этом смотреть так, что я просто цепенею от этого взгляда.
- О, я просто ненавижу тебя, Рит-тян, - он мило улыбается, наклоняясь надо мной, но ледяное пламя в глазах разгорается все ярче.
- Я все в тебе ненавижу. Это смазливое личико. Эти невинные глаза. Эти волосы, - он ловит пальцами кончик моей челки, - это просто оскорбление, что ты все еще жив. Жду не дождусь, когда кто-нибудь, наконец, это исправит.
Судорожно дергаюсь в сторону. Прядь моих волос выскальзывает из его пальцев. Глаза его неожиданно вспыхивают, а по губам скользит легкая усмешка, от которой у меня мороз бежит по коже.
- Боишься меня?- Он опускается рядом на пол, поворачивая голову, с пытливой жадностью заглядывая мне в лицо. - Правильно делаешь. Я бы с радостью убил тебя сам. Собственноручно свернул бы тебе шею как котенку.
Соби!
У меня вдох застывает в легких. Этот взгляд полный томной, холодной ненависти, я проваливаюсь в него как в бездонный колодец.
Чувствую, как меня начинает бить крупная дрожь. Мысли разбегаются. Все внутри сковывает страхом.
Этот парень… От его близости веет такой жутью…
- Отойди от меня! Оставь меня в покое!– Мой голос, сорвавшись, выдает меня. Тяжело дыша, пытаюсь оползти в сторону.
- Убирайся!
- О-о, как невежливо,- он недобро усмехается, затем вдруг цепко ловит меня за подбородок, поворачивая к себе мою голову, - тебя точно стоит поучить хорошим манерам. Я не люблю, когда со мной так разговаривают.
Встряхиваю головой, вырываясь из его пальцев. Тело судорожно дергается, порываясь вскочить и бежать. Веревки врезаются в ткань брюк и куртки, впиваясь в кожу.
Он наблюдает за моими метаниями и по губам его вдруг начинает струиться нехорошая игривая улыбка.
- А ты ведь сладкий малыш, Рит-тян. Я смотрю, они еще на месте?- Он прихватывает кончик моего уха и больно заламывает его, наклоняясь ближе. - Какое упущение со стороны Соби. Может мне его исправить?
Замираю. Не может быть… Это не может быть то, что я подумал!
Бросаю панический взгляд наверх. В его глазах застыло жесткое, колючее выражение. Ледяной огонь в них просто опаляет.
Судорожно вздыхаю, прянув назад. Пытаюсь отодвинуться от него, и конечно у меня ничего не выходит. Я просто беспомощно трепыхаюсь на полу как рыба, пойманная в сеть.
Он прикрывает глаза, сладкая зловещая улыбка становится шире.
- Ты боишься боли, Рит-тян? - Его палец с ухоженным прозрачным ногтем скользит по моей щеке. – Надеюсь, что боишься. Потому что тебе будет очень больно.
Коротко вздыхая, он наклоняется, сжимая руку в кулак. Красиво очерченные брови изгибаются, меж ними залегает тонкая складочка.
- Я хочу услышать, как ты кричишь. Как ты умоляешь меня о пощаде! Хочу увидеть твои слезы!
В его прикрытых в воспаленном томлении глазах появляется горячечный блеск. Кончики пальцев, скользнув вниз по скуле, очерчивают линию подбородка. Зажмуриваюсь. Меня просто трясет. От образовавшейся во всем теле слабости накатывает тошнота.
Соби….
- Можешь начинать прямо сейчас, - вкрадчивый, жаркий шепот раздается над самым ухом. - Плачь, Рит-тян… Плачь.
Его пальцы скользят по шее. От этих беглых, кратких прикосновений я содрогаюсь, как от ударов электрического тока. Веревки будто бы задались целью перерезать мне руки. Панические волны захлестывают сознание, угрожая свести с ума. Из груди вырывается невольный судорожный вздох. Чувствую, как под моими стиснутыми, дрожащими ресницами собирается горячая влага.
Соби…….
Слышу его удовлетворенный вздох. Мои глаза распахиваются, слезинки стремительно скатываются по щекам.
В его взгляде мерцает довольный, матовый блеск. Веки прикрыты. На губах блуждает блаженная улыбка.
Он же… Ему же нравится смотреть на мой страх… на мою боль… Нет… Не просто нравится… Он ими наслаждается! Из груди вырывается сдавленный всхлип. Вот… ублюдок….
Кусая губы, зажмуриваюсь, ощущая, как слезы неудержимо струятся по щекам.
Соби… где же ты…..
Телефон на моей груди вздрагивает, вспарывая тишину оглушительным сейчас звоном. В этом звуке мне чудится что-то тревожное, отчаянное. Он будто кричит, умоляя меня откликнуться.
- Это ведь Соби, верно? - Темноволосый хмыкает. - Ты разве не ответишь?
Стискиваю веки. Да… заткнись же…
Слышу его тихий смех. Он тянется к моему воротнику, ведет вниз молнию на куртке.
Вздрагиваю. Нет! Не трогай меня! Не прикасайся!
Его рука забирается внутрь, скользит по свитеру, заставляя меня сжаться. Он извлекает висящий на моей груди телефон и взвешивает его на ладони. Вибро-звонок заставляет сотовый слегка дребезжа, подпрыгивать на месте. Красная лампочка настойчиво мигает. Сигнал вызова звучит надрывно и почти обреченно ….
- Красивая игрушка,- его ладонь сжимается, - но назойливая.
Развернувшись всем корпусом, он резко дергает телефон на себя. Плетеный ремешок врезается мне в шею так, что я не удержавшись, вскрикиваю. Тонкое соединительное колечко на застежке лопается, телефон остается в его руке.
Подкидывая его на ладони, он поднимается, двигаясь в сторону. Затем, перевернув руку, роняет сотовый на пол и наступает сверху каблуком. Надавливает всем весом, слегка поворачивая носок сапога.
Хрупкий корпус лопается. Осколки пластика брызжут во все стороны. Звук вызова, сорвавшись на тонкий, бьющий по нервам писк, смолкает. Поддев телефон ногой, он отбрасывает его к стене. Отлетая, сотовый раскрывается, и я вижу, как на покрытом трещинами экране медленно гаснет голубая картинка с порхающей бабочкой. Упав на пол, он подскакивает, переворачивается и замирает, не подавая больше признаков жизни.
- Вот так куда лучше, - обернувшись, этот парень вновь идет ко мне, - продолжим?
Мой шумный вдох сливается с новым незнакомым звуком. Высокая мелодичная трель заставляет его остановиться. Чуть нахмурившись, он косится на свой карман, затем с легким, сожалеющим вздохом извлекает оттуда черный обтекаемый телефон. Раскрыв, подносит к уху.
- Да, я слушаю.
Стараюсь дышать как можно тише, замерев на полу. Перерыв? Надолго ли? И как же изменился его голос. Интонации в нем прямо медовые.
- Само собой я справился, разве могло быть иначе. К тому же они оказались просто слабаками, ничего серьезного.
Отвернувшись, он становится ко мне вполоборота.
- Да, конечно, я уничтожил тела, ты мог бы не спрашивать об этом, - в его тоне на мгновение проскальзывают нотки обиды.
Давлюсь воздухом. Уничтожил тела? Так он действительно убийца? Он говорит об этом с такой легкостью… Наверное он и правда мог бы свернуть мне шею, если бы захотел, но почему-то не стал этого делать. Пока.
- Он? - Темноволосый бросает в мою сторону быстрый равнодушный взгляд через плечо. - В порядке. Цел и невредим. Эти глупцы оказались слишком благородны, чтоб прикрываться им.
Вздрагиваю. Это… обо мне…? С кем он разговаривает? Не может быть, чтобы это был Соби. Но кому еще есть дело до меня?
Он едва заметно вздыхает, возводя очи горе.
- Разумеется, я все сделал в лучшем виде, можешь не беспокоиться.
В лучшем виде…. Стискиваю веки. Да что это все значит, в конце концов? Кто ему звонит?
Прислушиваюсь, пытаясь уловить хоть слово из того, что произносит его оппонент, но различаю только едва слышные щелчки и потрескивание. Ни тон голоса, ни то, что он говорит. Ничего не разобрать.
- Да. Я все понял. Сделаю.
Со вздохом он закрывает телефон.
- Ну, Рит-тян, как ни прискорбно, но нам придется прервать нашу захватывающую беседу. Мне пора идти.
Он склоняет голову, темная челка падает на лицо.
- Хотя жаль. Общение с тобой доставило мне огромное удовольствие. Ты такой отзывчивый слушатель. Я оценил.
Едва заметно улыбаясь, он приближается. Наклоняется ко мне, уперев раскрытые ладони о колени. В глазах дрожат насмешливые огоньки.
Невольно втягиваю голову в плечи. Скорее бы он уже свалил, как обещал. Не могу больше выносить его присутствие.
- Не разочаруй меня, Рит-тян, - его рука ерошит мои волосы в настолько неестественной ласке, что я вздрагиваю и зажмуриваюсь.
- Впрочем…- он выпрямляется, - можешь и разочаровать. Меня устроят оба варианта.
Повернувшись, он уходит. Сапоги с низкими каблуками двигаются мимо моего лица. Звук шагов за спиной становится все тише и постепенно замирает вдалеке. Наступает тишина, плотная и густая, созвучная пустоте, образовавшейся в моей голове.
Ушел….
Дышу, не в состоянии пошевелиться. Даже если бы я не был сейчас связан, все равно не смог бы это сделать. Страх отнял все силы.
Неподвижный взгляд устремлен вперед, на быстро темнеющий провал окна. Холодный бетон, обжигающим пятном замораживает висок. Прохладный ветер, сквозняком прокатывающийся по комнате, слегка колышет челку и забирается под расстегнутую куртку, рождая зябкий озноб.
Вздрагиваю, очнувшись. Судорожно вздыхаю.
Это просто кошмарный сон какой-то.
Озираюсь.
Нужно что-то предпринять. Я не могу продолжать лежать тут. Надо как-то освободиться, позвать на помощь. Даже если стройка пустует или приостановлена, здесь должен быть хоть кто-то кто охраняет ее. Если я буду звать достаточно настойчиво….
- Эй! Есть тут кто-нибудь?! На помощь!!!!
Замолкаю, испугавшись собственно голоса. В этой тишине он кажется мне слишком громким. Его звук, то приближаясь, то отдаляясь гулким эхом разносится по пустым помещениям и коридорам, постепенно теряя силу и смолкая.
- Эй!!!
Никого….
За то время, пока я лежал здесь, мое внимание было сосредоточено только на том парне, и я даже не замечал насколько же здесь тихо. Только лишь шум деревьев шелестящими волнами доносится из окна и больше ничего, обозначающего присутствие человека. Ни звуков машин, ни гудков поезда. Обычно в Японии практически в любом месте можно различить далекий ровный гул от слишком близко расположенных друг к другу автострад. Этот фон становится настолько привычным, сливаясь с любыми другими звуками, что со временем, ты привыкаешь к этому, переставая замечать. Здесь же ничего. Только похожее на шепот монотонное волнение леса за окном.
Прислушиваюсь в попытке различить хоть что-то. Взгляд скользит по ровному квадрату окна. Неожиданно глаза расширяются, заметив нечто, чего я раньше не видел из-за окутывавшего комнату полумрака. Там, на покрытом трещинами цементе окна проглядывают островки бурого прошлогоднего мха, из которого поднимаются тончайшие колоски невзрачных цветков.
Нет…. Стискиваю веки. Не может быть… Эта стройка не просто пуста, она заброшена. Непонятно, почему это здание не снесли, когда здесь прекратились работы, но, похоже, оно стоит тут не первый год. А значит сюда никто не придет. Ни завтра, ни через неделю, ни через месяц. Бесполезно ждать помощи.
Соби приедет только завтра, поздно вечером. Но что это изменит? Он же с ума сойдет, не найдя меня. И Нацуо, и Йоджи достанется под горячую руку за то, что не смогли меня уберечь. Если бы я только знал, как позвать его, чтобы он пришел. Потому что у меня, похоже, просто нет другого выбора. Что мне сделать? Сосредоточиться? Расслабиться? Представить, где я нахожусь? Да я понятия не имею, где я!
Вздыхаю, закрывая глаза. Соби… Пожалуйста, услышь меня. Ты очень нужен мне сейчас. Мне просто необходима твоя помощь.
Я тут совсем один, и мне так страшно… Темнота продолжает сгущаться, и скоро здесь все погрузится в сплошной непроницаемый мрак…. и холод. Он пропитывает одежду, промораживая тело до костей. Мне так холодно, я настолько заледенел, что едва чувствую руки и ноги. А дальше будет еще хуже. Ночью температура опустится почти до нуля. Вокруг не останется ничего кроме этой промозглой пустоты и мрака. Если ты не придешь, я просто сгину в нем. Помоги мне, Соби. Пожалуйста. Приди ко мне.
Всхлипнув, шмыгаю носом. Никакого ответа. С таким же успехом я мог бы взывать к этим стенам или пустому окну. Бесполезно.
Качнувшись в сторону, неловко переваливаюсь на колени, упираясь лбом в бетонный пол. Сам не понимаю, зачем я это делаю. Куда я денусь отсюда связанный. Но может удастся распутать узлы на ногах? Я ничего не потеряю, если хотя бы попробую. После нескольких неудачных попыток мне, наконец, удается выпрямиться и сесть, поджав под себя ноги. Теперь мои связанные руки касаются подошв ботинок. Привстаю, пытаясь кончиками пальцев нащупать веревки на щиколотках, и неожиданно понимаю, что узлы находятся как раз посередине между ступнями и коленями, причем снизу, с внешней стороны. Я четко ощущаю их неровные бугорки под тканью брюк. Не дотянуться. Ни руками, ни зубами. Предусмотрительно. Черт….
Неожиданная мысль заставляет вздрогнуть, отдаваясь в душе болезненной надеждой. Мой складной нож… Он же в заднем кармане брюк! Как я мог забыть о нем?! Если тот парень не обыскивал меня, когда связывал, то он должен все еще быть там.
Наклоняюсь вперед и притягиваю руки плотнее к телу, чтобы достать пальцами до кармана. Плечевые суставы и локти отзываются болью, сопротивляясь подобному насилию над своей анатомией. Стискиваю зубы и продолжаю тянуться, превозмогая все усиливающиеся неприятные ощущения. Мизинец нащупывает под джинсовой материей прямоугольный твердый предмет.
Есть! Он на месте. Теперь надо вытащить. Прослеживая единственным достающим до кармана пальцем корпус, веду руку вниз, в поисках места, где он заканчивается. Выпуклость наконец проваливается. Отлично. Вот он кончик. Практически выворачивая руки, подцепляю его подушечкой мизинца, пытаясь пропихнуть выше, к краю кармана. Не выходит. Палец соскальзывает. И руки занемели, они просто ватные, а натяжение кармана слишком велико, мне не сдвинуть нож ни на миллиметр. Вот если бы я лег…
Плюхаюсь на бок, выпрямляя ноги. Кисти рук тут же оказываются ниже линии бедер. До кармана вообще не достать. Черт!
С тихим стоном наклоняюсь вперед, утыкаясь лбом в пол. Не могу так больше… Это просто невыносимо… Просто какой-то кошмар….
Чувствую, как глаза начинает щипать. Хватит! Не хочу плакать. Достаточно на сегодня слез. Успокойся, Рицка. Тебе некуда торопиться. Вся ночь впереди. А если не возьмешь себя в руки, то и не одна…
Коротко вздыхаю, поджимая ноги, наклоняясь вперед.
Повторив уже отработанные манипуляции, с трудом дотягиваюсь до ножа. Вот. Пошло дело. Теперь главное не торопиться. Очень осторожно. Очень аккуратно. Чтобы не уронить. Сжимаю зубы, стараясь унять неприятное, жгучее томление в груди. Все-таки терпение никогда не было моей сильной стороной. От того, как медленно движется процесс, мне хочется кусать губы. И хвост еще мешает, мечется в изнеможении туда сюда, бьет по рукам. Хорошо ему. Он-то не связан.
Нож более чем на половину высовывается из кармана. Чуть подпрыгиваю на месте, он падает в мою ждущую руку.
Готово. Теперь его надо открыть. Прижав гладкий корпус к ладони, большим пальцем пытаюсь найти и подцепить едва заметную ризу на тыльной стороне лезвия. Да где же ты… Закусываю губу. Подушечка пальца исследует нож. Ну…!
Дрожащий ноготь находит крошечное углубление, впивается в него, надавливая и выводя лезвие наружу. Еще чуть-чуть….! Сдерживающая пружина пресекает свой предел, нож раскрывается и, оттолкнувшись от ладони, выскальзывает из моих пальцев. Падает с глухим металлическим звоном, подпрыгивает и замирает где-то за моей спиной.
Ну че-ерт…. Мне хочется взвыть. ЧЕРТ!!!!
Да когда же это закончится!!
Стискиваю веки, ударяя виском о холодный пол. Горечь комком собирается в горле. Замираю, вздрагивая. Не стану плакать! Не хочу!!
Сердито всхлипнув, рывком перекатываюсь на другой бок. Где он там этот чертов ножик? Надеюсь не сильно далеко? Меня не радует перспектива ползти за ним по этому щербатому полу, обдирая лицо, плечи и колени.
Нож совсем близко. Меньше чем в метре от меня. Перевернувшись назад, извиваясь словно уж, смещаюсь в его сторону, перебирая пальцами по полу. Ну где ты…? Где же ты?! Давай, иди сюда!
Мои руки нащупывают холодный металл лезвия. Отлично. Теперь главное не порезаться. Отчего-то мне кажется, что я раньше покалечу себе руки, чем перепилю веревки. Но это черт с ним. Со мной и не такое бывало.
Подтаскивая к себе гладкий корпус, прихватываю его пальцами, пытаясь перевернуть и уместить в руке. Кончик неожиданно утыкается в ладонь. Вздрагиваю, рефлекторно разжав руки. Нож с глухим стуком падает на землю.
Широко раскрываю глаза. Быстрое тяжелое дыхание сырым облачком вырывается изо рта.
Он меня даже не поцарапал. Даже не уколол. Только оставил незаметную безболезненную вмятину на коже.
Стискиваю веки, ощущая, как под ними все-таки собираются слезы. Сдавленные рыдания рвутся из груди.
Это же сувенирная игрушка. Лезвие у него совсем тупое. Я никогда его не затачивал, не было необходимости. Глупо было думать, что с его помощью я смогу перерезать веревки. Это все равно, что водить деревянной палкой по железным прутьям. Не перепилишь и через сто лет.
Утыкаюсь лицом в колени, не замечая, как вздрагивают плечи. Два горячих влажных пятна растут на темной ткани брюк. Судорожно всхлипнув, отстраняюсь, окидывая отчаявшимся взглядом темное сырое помещение. Я умру здесь….
Загнусь вскоре от холода и жажды. Если раньше не сойду с ума. Сознание того, что мне предстоит лежать здесь всю ночь, наводит дикий ужас. Холод и абсолютная непроницаемая темнота - кошмарное сочетание. Если я сейчас хоть что-то вижу, то потом не останется нечего кроме тускло выделяющегося на фоне черных стен квадратного окна и ровного шелеста деревьев за ним. Подходящая картина, чтобы тронуться разумом. А потом? Даже если я переживу эту ночь? За ней будет еще одна и еще… Пока, наконец, мое тело не сможет больше бороться за жизнь. И все это время мне предстоит пролежать связанным на полу…. Я точно свихнусь.
А как же Соби… Он же будет меня искать. Да он же руки на себя наложит, когда отчается найти. Или найдет, но будет слишком поздно. Нет…
Зажмуриваюсь. Слезы струятся по щекам.
Соби. Это все моя вина. Если бы я старался чуть больше. Если бы пытался лучше вникнуть в учебник, я бы не оказался сейчас в таком жутком положении. Если бы я только мог вызвать тебя… У меня просто нет другого выбора, но я не знаю как. Мне так холодно и страшно. Хочется пить, есть и в туалет. Я никогда еще в жизни не ощущал себя настолько беспомощным. Соби…
Я уже почти отчаялся. Если ты не придешь, я просто умру здесь, сойдя с ума в этой пустоте и безвременье. Уже сейчас я чувствую, как они медленно затягивают меня в свое бездонное чрево. Без конца и края. Я не знаю, где я. Я просто точка на пустой плоскости целого огромного мира. Точка без координат. Вот что я такое. Найди меня, Соби… Прошу, умоляю, найди!
- Рицка!!!
Вздрагиваю, боясь поверить. Это же… Не может быть!
- Рицка, где ты?!!
Его голос доносится откуда-то с нижних этажей.
- Соби, здесь! Я наверху!!
Слышу далекие торопливые шаги и быстрое прерывистое дыхание, он бежит вверх по лестнице.
Судорожно выворачиваю шею, ощущая, как голова начинает кружиться от облегчения. Он пришел! Он нашел меня! Соби…
- Рицка!
- Иди на мой голос! Я тут!
Отталкиваюсь подошвами ног от пола, пытаясь повернуться ко входу лицом. Соби…
Он влетает в помещение, застыв в проеме, полы плаща колышутся вперед. Обводит погруженную в полумрак комнату лихорадочным взглядом и тут замечает мою фигуру, съежившуюся на полу.
- О, нет,- его голос походит на стон, - Рицка…
Сделав еще два быстрых шага, он падает рядом со мной на колени, обхватывая руками и прижимая к себе.
- Рицка… - стиснув веки, он горячо прижимается дрожащими губами к моему виску. - Ты в порядке? Ты не ранен?
- Нет, - мотаю головой, пытаясь проглотить обжигающе-горький комок, - со мной все хорошо.
Он прерывисто вздыхает, сжимая меня крепче, затем отпускает и начинает быстро разделываться с веревками. Две короткие неяркие вспышки с секундным промежутком на мгновение освещают помещение. Соби уже торопливо разматывает путы на моих локтях и запястьях.
- Рицка, что произошло? Кто это сделал?
Мои руки, наконец, свободны. Ощущая, как ломит спину и плечи, медленно и осторожно развожу их и сажусь, растирая ослабевшими пальцами кожу на запястьях, пытаясь восстановить кровообращение.
- За мной опять приходили. На этот раз, чтобы просто похитить. Им это удалось.
Руки Соби замирают на мгновение, затем вновь продолжают движение, освобождая ноги.
- Это моя вина, - с глухой болью произносит он, - я не должен был перекладывать свои обязанности на кого-то. Уехать и оставить тебя было верхом эгоизма с моей стороны…
- Соби! Прекрати! - Мои руки сжимаются на его плечах. Я заставляю его поднять голову и посмотреть мне в глаза.
- Я сам отпустил тебя. Это было моим решением! В том, что случилось, никто не виноват, слышишь?!
Я сам, разве что….
Он вздыхает, прикрыв глаза. Его руки вновь обнимают мои плечи. Ладонь мягко скользит по волосам.
- У тебя никогда никто не виноват. Так нельзя, Рицка, - он прижимается щекой к моему уху, - а с Нацуо и Йоджи я еще поговорю.
- Не надо, - вздрагиваю от стальных ноток прозвучавших в его тоне, - они тоже ни при чем. Их просто обманули.
Соби на мгновение поднимает голову, чтобы взглянуть мне в лицо, затем со вздохом вновь притягивает меня к себе. Зарываюсь лицом в его волосы, чувствуя, как надежно и крепко сжимаются за моей спиной его руки. Насколько же это упоительное ощущение. Его ладонь ласково гладит мои озябшие ушки.
Он вздрагивает.
- Ты совсем замерз.
Стаскивает с себя плащ, чтобы тут же завернуть меня в него как в одеяло.
- Встать можешь?
- Не уверен.
Утыкаюсь носом в воротник плаща, хранящий тепло его тела. Едва заметный знакомый аромат туалетной воды с горьковатыми цитрусовыми нотками приятно щекочет ноздри.
- Сейчас, - Соби обхватывает меня за плечи и берет на руки, - скоро ты будешь дома. Не волнуйся, Рицка. Теперь все будет хорошо.
Поднявшись, он идет к выходу из комнаты. Вдруг вспомнив кое о чем, озираюсь, выискивая глазами на полу маленький искореженный корпус. Возможно, sim-карта не пострадала.
- Соби, подожди…
- Да? - Он останавливается.
- Телефон, - слегка зажмурившись, киваю в темноту - он где-то там возле стены.
Соби внимательно глядит на меня. Возвращается. Осколки пластика, попавшись под подошву его ботинок, тихо хрустят. Опустившись на одно колено, придерживая меня рукой, другой он тянется к сотовому, приподнимает его двумя пальцами, глядя на расколотый темный экран. Голос у него какой-то помертвевший.
- Рицка, что здесь происходило, пока я не пришел?
Закусываю губу.
- Ничего.
- Рицка! - Кажется, еще мгновение и он встряхнет меня за плечи.
- Соби, правда, ничего. Только… - я должен сказать ему, - здесь был один парень. Он отбил меня у похитителей. Он-то и принес меня сюда и связал…
- Он что-нибудь сделал тебе?- В глазах Соби зажигается страх.
- Нет, - качаю головой, - он ничего не сделал.
Только напугал до полусмерти, угрожая изнасиловать. Но Соби этого знать не надо.
Он несколько секунд глядит на меня, затем со вздохом прижимает к себе вновь, обнимает так крепко, будто боится, что я сейчас испарюсь, растаю в воздухе.
- Я никогда… никуда… больше без тебя… не поеду.
- Соби! - Вскидываю взгляд.
- Нет, - он склоняет голову, брови мучительно сходятся, - прошу, не оспаривай этого, Рицка. Очень тебя прошу.
Прикрыв глаза, утыкаюсь лбом ему в плечо.
- Хорошо, - вздыхаю. - Пусть будет так, как ты хочешь, Соби.
Он поднимает взгляд, ресницы слегка вздрагивают.
- Спасибо.
Да, не за что. Отвожу глаза. За что он, в сущности, благодарит? За то, что у него добавилось хлопот из-за меня?
Выйдя из комнаты, мы сворачиваем на погруженную в ночной мрак лестницу. Соби осторожно идет вдоль стены, нащупывая подошвами ботинок ступеньки. Не видно ни зги. Темно так, что я уже не различаю своих ладоней в нескольких сантиметрах от лица. Но теперь, когда я замер, свернувшись калачиком на руках у Соби, зарывшись лицом в его свитер, я уже не боюсь этой темноты. Рядом с ним мне ничего не страшно.
Спустившись на первый этаж, мы движемся по пустым заброшенным коридорам, мимо едва различимых дверных проемов. Я уже запутался в этих бесконечных спусках и поворотах. Как Соби ухитряется здесь ориентироваться? Он что запомнил дорогу, пока бежал ко мне? Как он вообще меня нашел?
- Соби, а как у тебя получилось разыскать меня?
- Это у тебя получилось. Я слышал, как ты зовешь меня, но все никак не мог увидеть. А потом вдруг понял, где ты. Словно яркая точка вспыхнула перед глазами. Ты указал мне путь к тебе, Рицка.
Точка?! Меня осеняет. Абстрактная проекция на плоскость! Стискиваю веки. Убъю этого Ритцу, если встречу. Нормальным языком объяснить не мог.
Бросаю взгляд наверх, пытаясь разглядеть его лицо в темноте.
Так он все это время слышал, как я зову его. И не мог найти. Он, наверное, чуть с ума не сошел от беспокойства.
- Соби, прости… Я заставил тебя волноваться.
Чувствую, как его пальцы слегка сжимаются.
- Не надо. Ты правильно делал, что звал меня. Я, по крайней мере, знал, что ты жив.
Как же он, наверное, боится потерять меня. Должно быть, этот страх теперь постоянно гложет его изнутри. Сначала Сеймей… потом я… Соби такого просто не вынес бы.
Мы выходим наружу. Прохладный воздух обдает свежестью. Здание высится позади, глядя нам в спину пустыми провалами окон. Ноги Соби утопают в прошлогодней траве, в которой то и дело попадается куски арматуры, вросшие в землю балки, оплетенные бурым вьюном. Низкий кустарник, чуть царапая, проскальзывает по ткани его брюк, пока мы пересекаем двор, двигаясь к обвалившимся воротам, за которыми сплошной непроницаемой стеной стоит лес.
Соби бестрепетно углубляется в него. Черный свод смыкается над головой. Не слышно ничего кроме шума деревьев и шуршания прошлогодней листвы под ногами у Соби. Темные стволы, неожиданно возникая, то слева, то справа, заставляют мои пальцы рефлекторно сжиматься.
- Рицка, мне будет проще, если ты закроешь глаза.
А разница-то какая? И так ведь не видно ничего. Послушно зажмуриваюсь.
- Соби, ты знаешь, где мы?
- Нет.
Нет?!!
- А как мы тогда попадем домой? - Вздрагиваю от неожиданной мысли. - Ты ведь не собираешься идти пешком?
- Не волнуйся, Рицка. Доверься мне, - наклонившись, он осторожно целует мой лоб, - расстояние и направление не имеют значения, если знаешь конечную цель. Все прочее - иллюзия формы.
И он туда же. Обреченно соплю носом. Иллюзия формы, подумать только. Иногда Соби может изъясняться не менее сложно и витиевато, чем этот Ритцу-сенсей. И не поймешь ведь определение это или красивый речевой оборот.
Моего лица касается слабое дуновение ветра. Все пространство вокруг заполняет тихий шелест, я узнаю этот звук. Я уже слышал нечто подобное в тот день, когда мы только встретились, когда состоялся наш первый бой. Давно, казалось бы в прошлой жизни. Тогда водоворот из желтой, осенней листвы закружил нас, подхватил и унес с собой. И ветер тогда закручивался вокруг такой же спиралью и листья, сплетаясь в единый кокон трепетали так же как сейчас.
Шелестящий шорох вокруг смолкает, сменяясь глухим звуком шагов по дощатому полу. В нос проникает слабый запах имбиря. Должно быть, мама готовила сегодня мисо… Мои глаза раскрываются. Я дома?
Соби останавливается возле моей двери, толкая ее локтем. Входит в комнату. Я жестом прошу его дать мне возможность спуститься на землю. Он подчиняется. Аккуратно ставит
меня на пол, но продолжает удерживать за плечи, не желая отпускать. Утыкаюсь лбом в его свитер. Насколько же сложно оторваться от него. Невероятно сложно. Но моя ответственность за Соби требует поступить сейчас правильно. Как же это иногда не легко - поступать так.
- Тебе нужно идти.
Он слегка вздрагивает..
- Рицка?
Чуть вдыхаю.
- Ты ведь все бросил и уехал. Оставил там свои картины, вещи и даже не предупредил никого, я прав?
Опускает глаза.
- Это не имеет значения.
- Имеет,- упрямо смотрю на него снизу вверх, - для меня.
Склонив голову, заставляю себя разжать руки и, отступив на шаг, засовываю их в карманы.
- Закончи все, что должен, и возвращайся завтра. Я буду тебя ждать.
Он внимательно глядит на меня.
- Это… приказ?
- Нет, - качаю головой. - Но так будет лучше.
- Всегда доводить то, что делаешь, до конца,- он немного печально усмехается, - хорошо Рицка.
Вскидываю взгляд. Странно слышать в его устах эти слова. Словно эхо из прошлого. Так говорил… Сеймей.
Глядя на меня с какой-то горькой нежностью, он проводит кончиками пальцев по моей щеке. Затем наклоняется. Я привстаю на цыпочки. Наши губы встречаются посередине, сливаясь воедино. Но ненадолго. Мгновение спустя он, чуть вздрогнув, подается назад, словно хочет отстраниться. Тянусь следом, вцепляясь руками в его свитер. Нет! Подожди… Не отпускай меня. Еще немного, Соби.
Он на секунду застывает. Затем, выдыхая, сдается, подчиняясь моей настойчивости. Прижимается плотнее, крепче, обхватывая мои губы своими. Одна рука мягко двигается вверх по шее, другая зарывается в мои волосы и слегка сжимается там. Закрыв глаза, чуть вздрагивая, впитываю жаркий трепет этих прикосновений. Насколько же это прекрасно. Как же я не хочу, чтобы он сейчас уходил.
Ох…
Коротко вздохнув, он все-таки отпускает меня. Губы скользнув по щеке, замирают где-то возле уха.
- Будь осторожен.
Он мягко целует меня в висок. Повернувшись, уходит, накидывая на плечи плащ.
Закрыв за ним дверь, прислоняюсь к ней спиной. Смотрю в пол.
Нелегко было позволить ему уйти. Отпустить, чтобы он мог заняться своими делами. И с каждым разом это становится все тяжелее. Как бы мне сохранить голову и не перегнуть палку в своем стремлении сделать его своим. Подобная власть над кем-то, как оказывается, это такое большое искушение. И, как я подозреваю, этим вполне можно начать злоупотреблять, если забыться и войти во вкус. Хорошо, что мне это вроде бы не грозит. Я изначально воспринимал Соби, как равного себе человека, со своими желаниями и потребностями, а не как принадлежащую мне вещь. А что происходит с теми, кто привык к такому обращению с другими? Или с теми, кому с самого детства внушали подобное отношение, приучив воспринимать как должное?
продолжение в комментариях...
Беспомощные и беспощадные.Chapter V. Choice less
Беспомощные и беспощадные.
Рицка
В который раз за последние двадцать минут открываю мобильный, чтобы взглянуть на часы. Посмотреть, вздохнуть и закрыть.
Чертовы Зеро. Ну почему они не могут приходить вовремя? Если количество времени, которое я вынужден их ждать, измерить расстоянием, то я, наверное, прошел уже целую милю, пока мерил шагами пространство между школьными воротами. И день как назло просто замечательный. Почки на деревьях, набухая, раскрываются, выпуская первые листья. Солнце нещадно припекает, нагревая макушку. Так что я уже и куртку несколько раз успел снять и одеть, подставляя разгоряченную спину потокам прохладного весеннего ветра. Остальные ребята, радуясь окончанию учебного года, приближающимся каникулам и прекрасной погоде, проходят мимо. А я вынужден торчать как приклеенный возле ворот.
Вздыхаю. Все-таки Нацуо и Йоджи – это не Соби. Он никогда не заставил бы себя ждать. Когда он объяснил им, в чем будет состоять их задача на эту неделю, Зеро вначале отнеслись к роли нянек при мне с большим энтузиазмом. Даже пару дней приходили вовремя. Потом интерес угас. Вчера мне пришлось простоять у ворот почти полчаса, я чуть не ушел домой один. Остановила мысль, что Соби бы расстроился, узнав об этом.
Скорее бы он уже вернулся.
Соби, конечно, старается, чтобы его отсутствие ощущалось как можно меньше, звонит мне, посылает СМС. Приезжал вчера вечером… и еще раз до этого. И не жаль ему денег туда-сюда кататься.
Хотя я ему благодарен за такую заботу. Иначе мне было бы совсем тяжело. Я настолько привык, что он постоянно рядом, что день, прожитый без встречи с ним, кажется неполным. То, как сильно я привязан к нему, наиболее ощутимо именно сейчас. Когда его нет рядом.
Впрочем, несмотря на это, я сумел найти в отсутствии Соби некоторые плюсы. У меня образовалось большое количество свободного времени, которое я мог посвятить чтению. На прошлой неделе я выпросил у Кацуко-сенсей несколько книг по психологии из ее личной библиотеки. Она, конечно, спросила, зачем они мне. Ответ я заготовил заранее. На всякий случай. Правда я надеялся, что все-таки не придется объясняться по этому поводу.
Чтобы избежать лжи, я сказал, что хочу лучше понимать людей. Что, может быть, после того как окончу школу и поступлю в Университет, выберу изучаемой дисциплиной психологию. Если первое верно на все сто, то второе только отчасти. Возможно, я и стану изучать что-то подобное, но только для себя самого. Сделать это своей профессией у меня бы вряд ли вышло. Все-таки для этого нужно иметь талант, терпение и особое отношение к людям. Такое как у Кацуко-сенсей. Если ее талант мне могли бы заменить мои способности Жертвы, то с последними двумя пунктами дело обстоит куда хуже.
Я ожидал, что моя просьба встретит сопротивление, ведь эти книги нужны Кацуко-сенсей для работы, тем более что таких не найдешь в обычной библиотеке. Но она только обрадовалась. Сказала, что это просто замечательно, что я начал стремиться к общению с другими людьми и думать о будущем. В тот момент я, смутившись до чертиков, едва себя не выдал. Если бы она только знала, о каком «общении» идет речь.
В общем, в ту среду я ушел от Кацуко-сенсей с рюкзаком, набитым книгами до отказа. Еле домой их донес. И теперь, едва я возвращался из школы, то сразу садился за чтение. Забирался с ногами на кровать, в одной руке книга, в другой — наспех сделанный бутерброд.
Правда, процесс движется довольно медленно. Это ведь все-таки специальная литература, насыщенная различными терминами, которых я попросту не знаю. И язык там уж больно академический. Я продираюсь через слова, как сквозь колючий кустарник. Я их туда, а они назад. Но Кацуко-сенсей сказала, что если мне что-то будет непонятно, я могу ей звонить. Что я и делаю.
Я старался не щадить себя и не отлынивать, желая выучить до приезда Соби как можно больше. За эту неделю я столько узнал о человеческом нутре, что, казалось, все это просто не в состоянии уместиться в моей голове. Потребности, мотивации, фобии…
Я даже обнаружил, что у меня есть некоторый предел, до которого я способен запихивать в себя информацию, потом мозг уже просто начинает распухать и отключаться.
Однако, несмотря на все сложности, я чувствовал, что даже сейчас все это уже начинает приносить свои плоды. Я и правда вроде как стал лучше понимать окружающих. Если это, конечно, не самообман.
- Эй, Рицка-кун. Опять не идешь домой?
Яёй, остановившись рядом со мной, прикрыл глаза, грустно подставив лицо весеннему солнцу.
- Ну да, - отвожу глаза, - жду тут кое-кого.
Я, наверное, в его понимании веду себя странно. Хорошо, что он ни о чем меня не спрашивает. Мне не хотелось знакомить его и Юико с Зеро, и потому последние два дня я старательно придумывал предлоги, чтобы не идти вместе домой. Наверное, они с Яёй это почувствовали.
Впрочем, сегодня родители Юико забрали ее прямо из школы, чтобы поехать куда-то на южное побережье. Занятия заканчиваются на этой неделе, а сегодня среда, все контрольные уже позади. Так что они просто отпросили ее и увезли до конца каникул. Вот Яёй и грустит.
- Ну, раз так, то я пойду. Удачи тебе, - одарив меня печальной улыбкой, он, встряхнув головой, двинулся прочь от ворот.
Вновь гляжу на часы. Надоело ждать. Нет, Нацуо и Йоджи, конечно, придут, но вот когда…. Черт, я сейчас не выдержу, наплюю на все и уйду один.
Набираю их номер. Вновь абонент недоступен. В метро они, что ли?
Вздыхаю. Скорее бы уже Соби приехал. Насколько же приятнее иметь дело с ним. Соби никогда никуда не опаздывает.
Выглядываю за ворота, в ту сторону, откуда должны прийти Зеро. Понятно, что, скорее всего, их там нет, но может у Йоджи просто сел аккумулятор?
Улица в пределах видимости пуста. Яёй бредет по ней практически в одиночку, его тоненький силуэт, отбрасывая круглую темную тень, почти уже скрылся из поля зрения. Вдруг я вижу, как от угла одного из домов отделяются несколько высоких фигур и заступают ему дорогу.
Хмурюсь, ощущая, как сознание наполняется смутной, тяжелой тревогой. Как-то мне все это не нравится.
Незнакомцы окружают его, один из них толкает его в спину, так что он чуть не падает на колени. Другой сдирает с его спины портфель.
Черт! Яёй!!
Я не заметил даже, как ноги сами сорвались на бег. Расстояние до них равняется нескольким сотням метров, я очень скоро преодолею его. Но что делать потом? Ни разу в жизни не дрался… даже не знаю, как это делается. Никогда не хотел учиться чему-то подобному.
Как была бы кстати сейчас помощь Зеро. Где же их носит?!
Яёй пытается отнять свой рюкзак, один из нападающих толкает его, так что он все-таки падает. Другой коротко поддает под ребра. Вроде не сильно, но Яёй складывается пополам, хватая ртом воздух. Остальные потрошат его портфель.
Сжимаю зубы. Плевать, что я не умею драться. Это надо остановить!
- Эй! Оставьте его в покое!
Я буквально врезаюсь в того, что стоит в центре и держит сумку. Он вскрикивает скорее от неожиданности, чем от боли, теряя равновесие. Мы оба падаем на землю. Моя рука застревает в складках его куртки. Пытаюсь выпутаться и встать, как вдруг чувствую, что кто-то обхватывает меня сзади за локти, заламывает и тащит назад, приподнимая над землей. Плечевые суставы взрываются болью. Неловко перебирая ногами, поднимаюсь, чтобы хоть как-то уменьшить силу давления. Дергаюсь в попытке вырваться. Чужие руки за моей спиной от этого только еще сильнее сжимаются.
Не выходит. Держат очень крепко.
Черт! Стискиваю зубы. Дерьмовый из меня боец. Попался в первую же секунду.
- Ну и что это за недомерок?
Один из этих громил наклоняется надо мной, я узнаю его. Широкое скуластое лицо, короткие темные волосы, выкрашенные от лба к затылку узкими светлыми перьями… Тосиро Кейта, глава местной шайки. Учителя не могут найти на них управу, все ждут, когда же они, наконец, перейдут в старшую школу.
Вот это называется, мы влипли.
- Чего тебе надо, мелюзга ушастая? Шагал бы мимо. А теперь тебя придется поучить.
Он выпрямляется. В глазах на мгновение мелькает острое, жесткое выражение, и я понимаю, что сейчас он меня ударит. И я ничего не смогу с этим сделать.
Он бьет коротко. Без замаха. Под дых.
Легкие просто схлопываются, немея. Их парализует болью. Ноги подкашиваются. Обвисая, наклоняюсь вперед, чувствуя, что руки сейчас просто вывернутся из суставов. Пытаюсь сделать вдох, но у меня не выходит… Я не могу протолкнуть воздух внутрь. Слышу за спиной сдавленный стон Яёя.
Как же… больно…
Видимо решив, что с меня достаточно, Тосиро делает знак головой тому, кто держит мои локти. Он швыряет меня на землю рядом с Яёем. Падаю, обхватив себя руками, держась за грудь. Асфальт неумолимо твердой вертикалью врезается мне в бок. Плечо вспыхивает. В ушах начинает звенеть.
Яёй подползает ко мне на коленях, наклоняясь сверху.
- Рицка… - от волнения он забывает все суффиксы.
Вскидывает голову, в глазах блестят злые слезы. Собирается вскочить на ноги и кинуться на них. Я хватаю его свободной рукой, удерживая за ремень джинсов.
- Куда ты… - мне наконец-то удается сделать судорожный вдох. - Сиди, дурак…
Один из банды присвистывает, найдя, наконец, то, что они искали. Это новая дорогая приставка для видеоигр, которую Яёй принес сегодня в школу, чтобы показать Юико. Надеялся уговорить ее прийти к нему в гости, опробовать игрушку. Он же не знал, что она сегодня уезжает. Дело происходило в столовой. Там помимо нас было еще много людей. Должно быть, кто-то из этих видел все. Понятно теперь, почему они поджидали его. Хотели отобрать.
Увидев коробку с приставкой, Яёй отрывисто вздыхает, приподнимаясь. Ему ее подарили родители в честь отличного окончания учебного года.
- Не трогайте! Верните назад!
- А то ты сделаешь что?- Они издевательски ухмыляются.
- Сиди там и не пыли.
Яёй стискивает кулаки, осознавая свое бессилие. Губы прыгают, словно он вот-вот расплачется.
Тяжело сажусь рядом, глядя на них исподлобья.
Их четверо, а нас двое. Они сильнее и старше, дерутся куда лучше нас и к тому же не обременены какими-либо сдерживающими рамками. Если попробовать еще раз броситься на них, нас просто побьют. Если выхватить приставку и побежать — догонят.
Сжимаю зубы. Моя сила не в этом.
- Эй, Кейта! Положи все обратно!
Он оборачивается, недобро прищуриваясь.
-Мне показалось, или там кто-то вякнул? - Вставляет нецензурное словечко. - Тебе что, мало?
Это не податливая Юико. Здесь надо действовать наверняка.
- Думаешь, тебе это сойдет с рук? Будь уверен, за нас отомстят!
- О-о,- трое приспешников заходятся насмешливыми улюлюканьями, - как страшно…
Тосиро разворачивается и идет ко мне. Яёй рядом судорожно вздыхает. Ушки прижимаются к голове.
Втягиваю носом воздух. Адреналин обжигающе холодной волной выплескивается в кровь.
Этот парень пока не будет меня бить. Я еще не настолько его разозлил.
Его рука обхватывает мой воротник, заламывает его. Жесткий шов ободом сдавливает шею. Мои колени отрываются от земли.
Яёй рвется к нам, но двое других хватают его за плечи, придавливая к земле.
Не вмешивайся, Яёй!
Болтаясь, как щенок, в хватке Кейты, чувствую, как голова начинает слегка плыть от нехватки кислорода. Это удушье… Оно немного напоминает действие оков, только лишь не опаляет. Возможно, это знакомое ощущение и позволяет мне собраться. Словно я снова в бою, и передо мной не человек, а противник, которого надо победить.
- Что ты там сказал? Повтори!
Он, свирепо сдвинув брови, глядит мне в глаза. Нос сморщен, как у рычащей собаки.
Только не испугаться сейчас…
- Я сказал, что за нас отомстят, - с трудом выталкиваю из себя слова, ощущая, как по телу бежит знакомая дрожь. - Ты ведь на следующий год идешь в старшую школу? Там наверняка водится более крупная рыба, и ты снова будешь малолеткой. Тебя там быстро… обломают.
Его рука дергается, сжимаясь. Он стискивает зубы, но в глазах появляется странный огонек.
Я знаю, что это. Это страх.
На миг ощущаю злую радость. Я знал, что он боится этого. Все задиры, вроде него, в глубине души опасаются, что когда-нибудь появится кто-то более сильный.
Я тебя достал…. Теперь ты мой, Тосиро….
Во мне поднимается узнаваемое восторженное чувство. Пространство вокруг становится предельно четким и одновременно текучим, как вода. Его разум распахивается навстречу, и, мне кажется, я вижу всю его душу до самых глубин. Все тщательно скрываемые комплексы, злость, затаенные обиды. Как на ладони…
- Ты никогда больше не причинишь никому вред. - Гляжу ему в глаза, понижая голос до шепота, так, что эти слова слышит только он. - Ты никогда намеренно не оскорбишь никого! Я запрещаю тебе это.
Коротко вздыхаю. Это ощущение наполненности и силы, раскатывающееся во всем теле, изливаясь вовне, опьяняет, захлестывает с головой. В эти мгновения мне кажется, что я способен совершить невозможное. Что я всемогущ.
Глаза Кейты затягиваются мутной дымкой, зрачки расширяются. Его рука разжимается, отпуская мой воротник. Потеряв опору, падаю на землю, ощутимо прикладываясь об нее коленями. Вздрагиваю, закусив губу, чтобы не издать ни звука. От неожиданности и боли сосредоточенность, поддерживающая окутывавшее меня сокровенное, хрупкое чувство, рассеивается, возвращая реальный мир.
Очнувшись, вскидываю голову, с тревогой ожидая реакции Тосиро. Я знаю, что у меня вышло. А что дальше?
Он моргает, словно пытается прогнать наваждение. Невидящим взором поводит вокруг. Смешки возле нас смолкают. Лица его приятелей вытягиваются. Должно быть, они никогда не видели своего вожака таким растерянным. Его взгляд падает на меня….
- Уходим, - глухо произносит он. Развернувшись, идет прочь, раздвигая плечами остальных. Они недоуменно смотрят ему вслед.
- Но ведь ты сказал, что…
- Уходим! – С нажимом повторяет Тосиро, повышая голос.
Они переглядываются, но все-таки идут за ним, бросая на нас странные взгляды. Тот, что держит приставку, крашенный блондин с крупным мясистым носом, сует ее подмышку.
- Положи это.
- Кейта, что за хрень!
- Я сказал, положи,- сквозь зубы выдыхает Тосиро, оборачиваясь и бросая на него тяжелый взгляд.
Светловолосый, с досадой плюнув себе под ноги, швыряет коробку на землю. Яей рядом со мной вздрагивает. Только бы там ничего не сломалось.
- Повезло вам, сопляки…
Проходя мимо, кто-то из них пинает ногой портфель, так что он переворачивается в воздухе. Книги и тетради вываливаются оттуда, разлетаясь по асфальту. Голоса приспешников Тосиро доносятся до нас, постепенно удаляясь.
- Кейта, что за дела?! Сам же говорил, это будет круто…
Мы сидим на земле, не в состоянии обернуться. Словно этим вновь привлечем к себе внимание. Затем, как по команде, одновременно срываемся с места, торопливо собирая рассыпавшиеся ручки, тетради и учебники. Яёй дрожащими руками хватает коробку с приставкой и засовывает ее в портфель. Он дома проверит, все ли с ней в порядке. Нам обоим хочется поскорее убраться отсюда.
Яёй защелкивает застежки на рюкзаке, руки его неожиданно замирают.
- Ты зря вмешался, Рицка-кун.
Он со вздохом поднимается, глядя на меня.
- Теперь они точно не отстанут. Будет только хуже.
Повернувшись, он бредет по улице в сторону своего дома. Банда Тосиро уже почти скрылась из вида.
- Думаю, они тебя больше не тронут, - чтобы скрыть, как дрожат мои руки, засовываю их в карманы,- никого не тронут.
Яёй бросает на меня мрачный взгляд, но ничего не говорит.
Не веришь мне, Яёй? Ну и ладно. Главное, что я знаю, что это так.
Телефон на груди, оживая, издает мелодичный сигнал. Это звонок Соби.
Забираюсь рукой под куртку, вытаскиваю…
Голос у него взволнованный.
- Рицка? Как ты? У тебя все в порядке?
Удивленно моргаю. Совпадение? Но не мог же он…?
- Да, Соби. Со мной все хорошо. А почему ты… спрашиваешь…?
Он едва заметно выдыхает. С облегчением, как мне кажется. Медлит с ответом. Я жду…
- Прости, Рицка. Просто я кое-что почувствовал… Наверное, мне просто показалось. Я так и думал, что зря тебя побеспокою.
Закусываю губу. Тебе не показалось, Соби. Но это просто невероятно. Он смог ощутить, как я использую свою силу. Должно быть, всплеск был настолько велик, что он почувствовал его, даже находясь в другом городе, за сотни километров от меня. Неужели наша связь и правда работает? Даже когда мы не вступаем в бой.
- Все нормально, Соби. Я и сам хотел тебе позвонить…
- Вот как, - он явно улыбается, - что ж, я рад.
Мы поболтали еще немного. Я расспросил его о том, как он провел утро, и рассказал ему о некоторых своих сегодняшних событиях, старательно обходя в разговоре произошедшее несколько минут назад. Попрощался, когда понял, что Яёй идет рядом, все больше сникая. Его уже ничего не радует. Ни изумрудные солнечные брызги, сверкающие в едва заметной молодой листве, ни чистая синева неба над головой. Должно быть, не может никак избавиться от гнетущих мыслей.
- Эй, Яёй, - тихонько толкаю его локтем, - ну хочешь, давай до конца недели везде ходить вместе. Буду тебя охранять.
- Да уж,- он криво усмехается, - из нас обоих охрана хоть куда.
Охрана! Стискиваю веки. Че-ерт! Я же забыл про Нацуо и Йоджи! Со всеми этими передрягами у меня совсем вылетело из головы, что я должен был дождаться их. Мы уже прошли почти полдороги до дома. Нет смысла возвращаться.
- Но все равно спасибо, Рицка-кун, - Яёй поднимает на меня светлеющий взгляд,- за то, что предложил.
- Ага, - кисло улыбаюсь, - не за что.
Мы доходим до перекрестка, где Яёй должен свернуть к своему дому. Он машет мне рукой на прощанье и уходит.
Со вздохом тянусь за телефоном. Ну Йоджи мне сейчас ска-ажет все, что он думает по моему поводу. Или я ему скажу. Как получится.
Набираю номер. Гудки вызова тянутся целую вечность. Абонент в который раз недоступен.
Хмурюсь, раздраженно встряхивая головой. Это уже вообще никуда не годится.
Все. Иду домой один. И совесть по этому поводу меня мучить не будет.
За размышлениями я почти не заметил, как прошел почти весь оставшийся путь. Мысли мои занимал звонок Соби. Жаль, что я не догадался расспросить его о том, что он почувствовал, а сразу увел разговор в сторону. Теперь, если я попробую заговорить на эту тему, он наверняка заинтересуется, почему я вспомнил об этом. Трудно будет тогда избежать пересказа сегодняшних событий. И того, чем этот эпизод закончился. Как бы исхитриться и вызнать у Соби подробности, чтобы он ничего не заподозрил. Почему-то мне кажется, что это может оказаться важным.
Интересно, что в те минуты мне даже в голову не пришло позвать его. Я вообще про это не вспомнил, даже без учета того, что Соби сейчас далеко.
Может оттого, что этот случай никак не был связан с Поединками?
А если бы я позвал? Он бы меня услышал? Теперь это уже не проверишь.
- Эй! Loveless!
Вздрагиваю и останавливаюсь, будто наткнувшись на стену.
Нет… Стискиваю веки. По коже бежит холодок. Ну почему именно сегодня…
Темная невысокая фигура, отделившись от растущих неподалеку деревьев, выступает на свет.
Девочка, ровесница Ай. Лицо все в веснушках. Рыжие, вьющиеся волосы забраны в высокий хвост. Белые кисточки на ушках делают ее похожей на лисичку.
- Ты заставляешь себя ждать,- улыбаясь, она приближается танцующим шагом, - не совсем хорошо с твоей стороны.
Невольно отступаю, бросая быстрые взгляды по сторонам.
На улице, как на зло, ни одного прохожего. Будни, середина дня. Все на работе. Хотя вряд ли бы это их остановило.
- Ищешь свою охрану?- Она склоняет голову набок, в карих глазах загораются смешливые огоньки. - Не трудись. Мы обвели их вокруг пальца. Тебе никто не придет на помощь.
Мои глаза раскрываются. Так Нацуо и Йоджи не бросили меня? Просто эти как-то их обманули. Возможно, спланировали все заранее. Наверное, они уже несколько дней следят за мной.
Вот теперь точно пора звать Соби. Но только как это сделать? В учебнике многое говорилось про Зов, но настолько заумными терминами, что я ничего не понял, как ни старался. Возможно, у меня получилось бы, знай я как. Отчего-то мне кажется, что просто произнести про себя его имя явно недостаточно.
Приветливо улыбаясь, прямо таки излучая доброжелательность, девушка продолжает приближаться, заложив руки за спину.
- Эй, ну что ты так перепугался, тебе не сделают ничего плохого.
Так я тебе и поверил.
Продолжая отступать, окидываю ее взглядом. Это Боец или Жертва? Она не может быть здесь одна. Где ее пара?
Моя спина и затылок неожиданно утыкаются в кого-то. Словно ужаленный, разворачиваюсь, отскакивая в сторону, и тут же вижу чужую ладонь, застывшую перед моим лицом.
- Усни…
А вот и Боец.
Чувствую, как веки наливаются сонной одурью. Нет.
Они не намерены сражаться. Они собираются меня просто похитить!
Соби!
Мысль безмолвным криком улетает в пустоту. Тело расслабляется. Кажется, я уже лежу на земле, хотя и не заметил, как упал. Зрение троится. Высокая мужская фигура в блеске солнечных зайчиков темным силуэтом возвышается надо мной.
Я не должен уснуть…
Глаза неудержимо закрываются.
Я не должен спать…
Мысли по одной покидают голову, уступая заполняющему ее глухому туману.
Я должен… бороться….
Соби…
- Смотри-ка, Рей-тян, он тебе сопротивляется.
Хмурый, недовольный голос отвечает откуда-то извне.
- Как он может сопротивляться, он же ни черта не умеет.
- И тем не менее, - высокий, почти детский смешок, - что ж, придется тебе помочь, раз ты такой неумеха.
Расплывающееся лицо Жертвы возникает в поле зрения.
- Надо же, какой хорошенький. Он просто милашка, верно?
- Не понимаю, что ты в нем нашла. Не вижу ничего особенного, - обиженно и немного резко произносит Боец, - давай поскорее закончим с этим.
- Ну не ревнуй, Рей-тян, тебе не идет.
Она вновь наклоняется надо мной.
-Ты не можешь больше бороться… - Глаза в оранжевых солнечных искрах лукаво щурятся. - Тебе не выиграть этот бой, ты слишком ослаб, - ее теплый шепот заполняет сознание. - Ты засыпаешь… Хороших снов, Loveless.
На этом свет просто гаснет. Все попытки противиться этому разваливаются на части, разъезжаясь, как кусок мокрого картона. Силы покидают меня.
Последнее, что я успеваю ощутить, как телефон вновь вздрагивает на моей груди. Похоже, Соби все таки услышал меня, но сумеет ли придти? Возможно, когда я проснусь, то окажусь в своей постели, но сейчас я уже ничего не в состоянии сделать.
Разум погружается в темноту.
Не помню, как долго я спал. Вопреки словам моих похитителей, снов никаких не было. Только безвременье и пустота. Я ничего не чувствовал. Ничего не видел и не слышал, не имея возможности понимать, что в те моменты со мной происходило. Это немного походило на смерть и даже отчасти было ею, потому что моя личность и воспоминания просто отсутствовали. Я даже не мог осознать насколько это страшно, просто потому что в тот момент меня не существовало.
Пробуждение оказалось неприятным. Я проснулся от ощущения, что мое безвольное тело бесцеремонно швырнули на какую-то твердую шершавую поверхность. В плече возобновилось тупое пульсирующее подергивание. Именно оно и вернуло меня к сознанию. Вместе с ним пришли воспоминания о том, откуда оно взялось. Медленно вырываясь из вязкого глухого дурмана, в памяти одно за другим всплывали подробности сегодняшнего дня. Сначала была стычка с шайкой Кейты. Именно там я и заработал тот здоровый синяк, который теперь так саднит и ноет. Потом я ушел домой один. И там буквально на моей улице меня встретили и… пытались похитить. И похоже успешно. Потому что это точно не мой дом.
Чувство опасности мерзким ледяным комочком собирается в низу живота. Невольно вздрагиваю, пытаясь пошевелиться, и не могу. Все тело занемело, оно словно ватное, и отчего-то мне кажется, что в позе, в которой я замер на холодном полу, есть что-то странное. Неестественное. Я лежу на боку, скорчившись словно зародыш. Руки заведены назад, запястья стянуты вместе тыльной стороной друг к другу, локти выпрямлены. Любые попытки двинуться отзываются мучительной болью, и через мгновение я понимаю почему. Меня связали. Руки до локтей стянуты веревками, точно такие же обхватывают лодыжки и колени. Именно поэтому я не могу двигаться. При попытке пошевелиться толстые крепкие тросы врезаются в кожу, сразу же обозначая свое присутствие. Видимо, мое тело настолько занемело, что вначале я просто не заметил, что связан.
Так. Спокойно. Это еще не конец света. Наверняка что-то все-таки можно сделать.
Разлепляю веки, осторожно и едва заметено поводя вокруг мутным от не до конца сошедшего сна взглядом.
Меня похитили. Связали. И куда-то привезли. Ожидают ли те, кто это сделал, что я проснусь? И что они будут делать, когда обнаружат это? Тогда возможно мне лучше не выдавать себя сейчас? Сделать вид, что я еще сплю? Или наоборот дать им понять, что я в сознании и попытаться поговорить с ними.
Черт. Не имею ни малейшего понятия, что надо делать в такой ситуации.
Взгляд с трудом фокусируется. Вокруг царит полумрак. Первое, что привлекает внимание, это большое квадратное пятно яркого синего цвета, застывшее в воздухе в десятке метров от меня. Похоже это окно. Неужели уже вечер? Значит, я могу находиться сейчас очень далеко от дома. Недосягаемо далеко.
Моего слуха касается тихий звук шагов. Он приближается. Зажмуриваюсь, ощущая, как сердце колотится в груди.
Кто это может быть? Те, кто меня похитили или уже кто-то другой? Но если я валяюсь здесь связанный, значит этот «кто-то» вряд ли мне друг.
Шаги становятся все отчетливей и ближе. Они уже практически рядом. Незнакомец проходит мимо меня, прямо возле моей головы, и идет к окну. Становится тихо. Он остановился.
Рискую приоткрыть глаза, чтобы рассмотреть вошедшего. Я уже достаточно проснулся, чтобы сделать это.
Незнакомец стоит ко мне спиной, глядя в окно. Его силуэт четко выделяется на его фоне. Мужчина. Взрослый. Среднего роста. Собранные сзади, иссиня-черные, прямые волосы спускаются до лопаток. Наверное, примерно одного возраста с Соби. По крайней мере, во всей фигуре ощущается хрупкое, гибкое изящество и гармоничность пропорций.
Стильное, светлое полупальто с высоким воротником свободно перехвачено на бедрах широким поясом. Сапоги с низкими каблуками заправлены в темные брюки.
Словно почувствовав, что я смотрю на него, он неожиданно оборачивается. Не успев зажмуриться, я утыкаюсь глазами в его внимательный взгляд.
Застываю. Глаза у него большие, черные и оттого кажутся бездонными, оттененные длинной, падающей на одну сторону челкой. Точеный овал лица аристократически бледен. Черты необычайно правильные, выразительные и нежные, отчего он немного похож на девушку. Но мне почему-то кажется, что эта мягкость - только видимость.
- Уже проснулся. Надо же, как быстро,- кончики его губ изгибаются в тонкой улыбке.
Голос у него тоже похож на женский. Глубокий, бархатистый, с вкрадчивыми почти мурлыкающими интонациями.
- Я думал, что успею уйти. Видать, не судьба.
Хмуро смотрю на него. Кто этот парень? Он собирался уйти и оставить меня здесь? Где я вообще нахожусь? Это место не похоже на Школу Стражей. Не такой я ее себе представлял.
- Кто ты такой? Что я здесь делаю?
- Ну-у, Рит-тян, разве так разговаривают со старшими? Тебя не учили хорошим манерам? Насмешливо прищурившись, он склоняет голову на бок.
- Кто я такой, тебе знать не нужно. А в остальном… - Он широким грациозным жестом обводит помещение. - Тебе разве не нравится? Тихое, уютное место…
Да он что, издевается?! Быстрым взглядом окидываю помещение.
Это же просто квадратный короб из серого бетона. На стенах полустертой, кирпичного цвета краской, отпечатаны серийные номера плит. Глухой зев окна без рам и стекол проваливается в вечерние сумерки за его спиной. Щербатый цементный пол весь в мелких трещинах от сырости, я уже замерз, пока лежал на нем. Как можно называть такое место уютным?
Тут до меня доходит. Это же строящееся здание. Причем пустое, судя по тому, как тут тихо. Вполне возможно, что помимо этого парня и меня здесь совсем никого нет.
По коже бежит невольный холодок. Я еще не знаю, надо ли мне звать на помощь, но может оказаться, что это вообще бесполезно.
- Вижу, тебе тут не нравится,- весело щурясь, он чуть наклоняется вперед. - Ну извини, если не угодил.
Перевожу взгляд на него. Что-то странное есть в его манере держаться. Он кажется таким обходительным, таким любезным. Но в этой непринужденной улыбке нет тепла. Она словно живет отдельно от него, в то время как влажные, темные глаза изучают меня со странным напряженным вниманием, от которого мне становится не по себе.
- Развяжи меня.
- А зачем?- Он саркастично приподнимает изящные брови. - Меня и так устраивает.
Стискиваю зубы. Да что это все значит, в конце концов? Он знает мое имя. Он явно не удивлен, что я лежу тут связанный. Я должен был проснуться в Школе Стражей или где-то еще, куда те ребята собирались меня отвести. А вместо этого оказался здесь с ним. Он что отбил меня у них? Он Страж? Зачем ему это было нужно? И кто меня связал, те или этот?
- Почему ты так со мной обращаешься? Ты ведь меня спас, я прав?
- Пришлось,- в его голосе появляются прохладные нотки,- раз уж ты оказался настолько глуп и неумел, чтобы призвать Соби.
Он знает Соби! Кто это такой, черт возьми?! Раз ему почему-то понадобилось спасать меня, значит, он имеет представление о моей ситуации. Но зачем ему вмешиваться?
- Чего тебе от меня надо?
- Мне – ничего, - склонив голову, он вдруг бросает на меня пронзительный взгляд из-под приспущенных ресниц, – разве что, чтобы ты умер.
Сделав шаг вперед, он приближается ко мне плавной, скользящей походкой.
- Сломал себе где-нибудь шею, покончил жизнь самоубийством. Без разницы, - в его глазах загораются холодные огни. - Главное, чтобы тебя не стало.
Гляжу на него расширенными глазами, пытаясь проглотить застрявший в горле шершавый комок.
- Почему ты так говоришь?- Кажется, у меня вдруг сел голос. - Что я сделал тебе?
Как он может произносить такие вещи с таким благодушным видом? И при этом смотреть так, что я просто цепенею от этого взгляда.
- О, я просто ненавижу тебя, Рит-тян, - он мило улыбается, наклоняясь надо мной, но ледяное пламя в глазах разгорается все ярче.
- Я все в тебе ненавижу. Это смазливое личико. Эти невинные глаза. Эти волосы, - он ловит пальцами кончик моей челки, - это просто оскорбление, что ты все еще жив. Жду не дождусь, когда кто-нибудь, наконец, это исправит.
Судорожно дергаюсь в сторону. Прядь моих волос выскальзывает из его пальцев. Глаза его неожиданно вспыхивают, а по губам скользит легкая усмешка, от которой у меня мороз бежит по коже.
- Боишься меня?- Он опускается рядом на пол, поворачивая голову, с пытливой жадностью заглядывая мне в лицо. - Правильно делаешь. Я бы с радостью убил тебя сам. Собственноручно свернул бы тебе шею как котенку.
Соби!
У меня вдох застывает в легких. Этот взгляд полный томной, холодной ненависти, я проваливаюсь в него как в бездонный колодец.
Чувствую, как меня начинает бить крупная дрожь. Мысли разбегаются. Все внутри сковывает страхом.
Этот парень… От его близости веет такой жутью…
- Отойди от меня! Оставь меня в покое!– Мой голос, сорвавшись, выдает меня. Тяжело дыша, пытаюсь оползти в сторону.
- Убирайся!
- О-о, как невежливо,- он недобро усмехается, затем вдруг цепко ловит меня за подбородок, поворачивая к себе мою голову, - тебя точно стоит поучить хорошим манерам. Я не люблю, когда со мной так разговаривают.
Встряхиваю головой, вырываясь из его пальцев. Тело судорожно дергается, порываясь вскочить и бежать. Веревки врезаются в ткань брюк и куртки, впиваясь в кожу.
Он наблюдает за моими метаниями и по губам его вдруг начинает струиться нехорошая игривая улыбка.
- А ты ведь сладкий малыш, Рит-тян. Я смотрю, они еще на месте?- Он прихватывает кончик моего уха и больно заламывает его, наклоняясь ближе. - Какое упущение со стороны Соби. Может мне его исправить?
Замираю. Не может быть… Это не может быть то, что я подумал!
Бросаю панический взгляд наверх. В его глазах застыло жесткое, колючее выражение. Ледяной огонь в них просто опаляет.
Судорожно вздыхаю, прянув назад. Пытаюсь отодвинуться от него, и конечно у меня ничего не выходит. Я просто беспомощно трепыхаюсь на полу как рыба, пойманная в сеть.
Он прикрывает глаза, сладкая зловещая улыбка становится шире.
- Ты боишься боли, Рит-тян? - Его палец с ухоженным прозрачным ногтем скользит по моей щеке. – Надеюсь, что боишься. Потому что тебе будет очень больно.
Коротко вздыхая, он наклоняется, сжимая руку в кулак. Красиво очерченные брови изгибаются, меж ними залегает тонкая складочка.
- Я хочу услышать, как ты кричишь. Как ты умоляешь меня о пощаде! Хочу увидеть твои слезы!
В его прикрытых в воспаленном томлении глазах появляется горячечный блеск. Кончики пальцев, скользнув вниз по скуле, очерчивают линию подбородка. Зажмуриваюсь. Меня просто трясет. От образовавшейся во всем теле слабости накатывает тошнота.
Соби….
- Можешь начинать прямо сейчас, - вкрадчивый, жаркий шепот раздается над самым ухом. - Плачь, Рит-тян… Плачь.
Его пальцы скользят по шее. От этих беглых, кратких прикосновений я содрогаюсь, как от ударов электрического тока. Веревки будто бы задались целью перерезать мне руки. Панические волны захлестывают сознание, угрожая свести с ума. Из груди вырывается невольный судорожный вздох. Чувствую, как под моими стиснутыми, дрожащими ресницами собирается горячая влага.
Соби…….
Слышу его удовлетворенный вздох. Мои глаза распахиваются, слезинки стремительно скатываются по щекам.
В его взгляде мерцает довольный, матовый блеск. Веки прикрыты. На губах блуждает блаженная улыбка.
Он же… Ему же нравится смотреть на мой страх… на мою боль… Нет… Не просто нравится… Он ими наслаждается! Из груди вырывается сдавленный всхлип. Вот… ублюдок….
Кусая губы, зажмуриваюсь, ощущая, как слезы неудержимо струятся по щекам.
Соби… где же ты…..
Телефон на моей груди вздрагивает, вспарывая тишину оглушительным сейчас звоном. В этом звуке мне чудится что-то тревожное, отчаянное. Он будто кричит, умоляя меня откликнуться.
- Это ведь Соби, верно? - Темноволосый хмыкает. - Ты разве не ответишь?
Стискиваю веки. Да… заткнись же…
Слышу его тихий смех. Он тянется к моему воротнику, ведет вниз молнию на куртке.
Вздрагиваю. Нет! Не трогай меня! Не прикасайся!
Его рука забирается внутрь, скользит по свитеру, заставляя меня сжаться. Он извлекает висящий на моей груди телефон и взвешивает его на ладони. Вибро-звонок заставляет сотовый слегка дребезжа, подпрыгивать на месте. Красная лампочка настойчиво мигает. Сигнал вызова звучит надрывно и почти обреченно ….
- Красивая игрушка,- его ладонь сжимается, - но назойливая.
Развернувшись всем корпусом, он резко дергает телефон на себя. Плетеный ремешок врезается мне в шею так, что я не удержавшись, вскрикиваю. Тонкое соединительное колечко на застежке лопается, телефон остается в его руке.
Подкидывая его на ладони, он поднимается, двигаясь в сторону. Затем, перевернув руку, роняет сотовый на пол и наступает сверху каблуком. Надавливает всем весом, слегка поворачивая носок сапога.
Хрупкий корпус лопается. Осколки пластика брызжут во все стороны. Звук вызова, сорвавшись на тонкий, бьющий по нервам писк, смолкает. Поддев телефон ногой, он отбрасывает его к стене. Отлетая, сотовый раскрывается, и я вижу, как на покрытом трещинами экране медленно гаснет голубая картинка с порхающей бабочкой. Упав на пол, он подскакивает, переворачивается и замирает, не подавая больше признаков жизни.
- Вот так куда лучше, - обернувшись, этот парень вновь идет ко мне, - продолжим?
Мой шумный вдох сливается с новым незнакомым звуком. Высокая мелодичная трель заставляет его остановиться. Чуть нахмурившись, он косится на свой карман, затем с легким, сожалеющим вздохом извлекает оттуда черный обтекаемый телефон. Раскрыв, подносит к уху.
- Да, я слушаю.
Стараюсь дышать как можно тише, замерев на полу. Перерыв? Надолго ли? И как же изменился его голос. Интонации в нем прямо медовые.
- Само собой я справился, разве могло быть иначе. К тому же они оказались просто слабаками, ничего серьезного.
Отвернувшись, он становится ко мне вполоборота.
- Да, конечно, я уничтожил тела, ты мог бы не спрашивать об этом, - в его тоне на мгновение проскальзывают нотки обиды.
Давлюсь воздухом. Уничтожил тела? Так он действительно убийца? Он говорит об этом с такой легкостью… Наверное он и правда мог бы свернуть мне шею, если бы захотел, но почему-то не стал этого делать. Пока.
- Он? - Темноволосый бросает в мою сторону быстрый равнодушный взгляд через плечо. - В порядке. Цел и невредим. Эти глупцы оказались слишком благородны, чтоб прикрываться им.
Вздрагиваю. Это… обо мне…? С кем он разговаривает? Не может быть, чтобы это был Соби. Но кому еще есть дело до меня?
Он едва заметно вздыхает, возводя очи горе.
- Разумеется, я все сделал в лучшем виде, можешь не беспокоиться.
В лучшем виде…. Стискиваю веки. Да что это все значит, в конце концов? Кто ему звонит?
Прислушиваюсь, пытаясь уловить хоть слово из того, что произносит его оппонент, но различаю только едва слышные щелчки и потрескивание. Ни тон голоса, ни то, что он говорит. Ничего не разобрать.
- Да. Я все понял. Сделаю.
Со вздохом он закрывает телефон.
- Ну, Рит-тян, как ни прискорбно, но нам придется прервать нашу захватывающую беседу. Мне пора идти.
Он склоняет голову, темная челка падает на лицо.
- Хотя жаль. Общение с тобой доставило мне огромное удовольствие. Ты такой отзывчивый слушатель. Я оценил.
Едва заметно улыбаясь, он приближается. Наклоняется ко мне, уперев раскрытые ладони о колени. В глазах дрожат насмешливые огоньки.
Невольно втягиваю голову в плечи. Скорее бы он уже свалил, как обещал. Не могу больше выносить его присутствие.
- Не разочаруй меня, Рит-тян, - его рука ерошит мои волосы в настолько неестественной ласке, что я вздрагиваю и зажмуриваюсь.
- Впрочем…- он выпрямляется, - можешь и разочаровать. Меня устроят оба варианта.
Повернувшись, он уходит. Сапоги с низкими каблуками двигаются мимо моего лица. Звук шагов за спиной становится все тише и постепенно замирает вдалеке. Наступает тишина, плотная и густая, созвучная пустоте, образовавшейся в моей голове.
Ушел….
Дышу, не в состоянии пошевелиться. Даже если бы я не был сейчас связан, все равно не смог бы это сделать. Страх отнял все силы.
Неподвижный взгляд устремлен вперед, на быстро темнеющий провал окна. Холодный бетон, обжигающим пятном замораживает висок. Прохладный ветер, сквозняком прокатывающийся по комнате, слегка колышет челку и забирается под расстегнутую куртку, рождая зябкий озноб.
Вздрагиваю, очнувшись. Судорожно вздыхаю.
Это просто кошмарный сон какой-то.
Озираюсь.
Нужно что-то предпринять. Я не могу продолжать лежать тут. Надо как-то освободиться, позвать на помощь. Даже если стройка пустует или приостановлена, здесь должен быть хоть кто-то кто охраняет ее. Если я буду звать достаточно настойчиво….
- Эй! Есть тут кто-нибудь?! На помощь!!!!
Замолкаю, испугавшись собственно голоса. В этой тишине он кажется мне слишком громким. Его звук, то приближаясь, то отдаляясь гулким эхом разносится по пустым помещениям и коридорам, постепенно теряя силу и смолкая.
- Эй!!!
Никого….
За то время, пока я лежал здесь, мое внимание было сосредоточено только на том парне, и я даже не замечал насколько же здесь тихо. Только лишь шум деревьев шелестящими волнами доносится из окна и больше ничего, обозначающего присутствие человека. Ни звуков машин, ни гудков поезда. Обычно в Японии практически в любом месте можно различить далекий ровный гул от слишком близко расположенных друг к другу автострад. Этот фон становится настолько привычным, сливаясь с любыми другими звуками, что со временем, ты привыкаешь к этому, переставая замечать. Здесь же ничего. Только похожее на шепот монотонное волнение леса за окном.
Прислушиваюсь в попытке различить хоть что-то. Взгляд скользит по ровному квадрату окна. Неожиданно глаза расширяются, заметив нечто, чего я раньше не видел из-за окутывавшего комнату полумрака. Там, на покрытом трещинами цементе окна проглядывают островки бурого прошлогоднего мха, из которого поднимаются тончайшие колоски невзрачных цветков.
Нет…. Стискиваю веки. Не может быть… Эта стройка не просто пуста, она заброшена. Непонятно, почему это здание не снесли, когда здесь прекратились работы, но, похоже, оно стоит тут не первый год. А значит сюда никто не придет. Ни завтра, ни через неделю, ни через месяц. Бесполезно ждать помощи.
Соби приедет только завтра, поздно вечером. Но что это изменит? Он же с ума сойдет, не найдя меня. И Нацуо, и Йоджи достанется под горячую руку за то, что не смогли меня уберечь. Если бы я только знал, как позвать его, чтобы он пришел. Потому что у меня, похоже, просто нет другого выбора. Что мне сделать? Сосредоточиться? Расслабиться? Представить, где я нахожусь? Да я понятия не имею, где я!
Вздыхаю, закрывая глаза. Соби… Пожалуйста, услышь меня. Ты очень нужен мне сейчас. Мне просто необходима твоя помощь.
Я тут совсем один, и мне так страшно… Темнота продолжает сгущаться, и скоро здесь все погрузится в сплошной непроницаемый мрак…. и холод. Он пропитывает одежду, промораживая тело до костей. Мне так холодно, я настолько заледенел, что едва чувствую руки и ноги. А дальше будет еще хуже. Ночью температура опустится почти до нуля. Вокруг не останется ничего кроме этой промозглой пустоты и мрака. Если ты не придешь, я просто сгину в нем. Помоги мне, Соби. Пожалуйста. Приди ко мне.
Всхлипнув, шмыгаю носом. Никакого ответа. С таким же успехом я мог бы взывать к этим стенам или пустому окну. Бесполезно.
Качнувшись в сторону, неловко переваливаюсь на колени, упираясь лбом в бетонный пол. Сам не понимаю, зачем я это делаю. Куда я денусь отсюда связанный. Но может удастся распутать узлы на ногах? Я ничего не потеряю, если хотя бы попробую. После нескольких неудачных попыток мне, наконец, удается выпрямиться и сесть, поджав под себя ноги. Теперь мои связанные руки касаются подошв ботинок. Привстаю, пытаясь кончиками пальцев нащупать веревки на щиколотках, и неожиданно понимаю, что узлы находятся как раз посередине между ступнями и коленями, причем снизу, с внешней стороны. Я четко ощущаю их неровные бугорки под тканью брюк. Не дотянуться. Ни руками, ни зубами. Предусмотрительно. Черт….
Неожиданная мысль заставляет вздрогнуть, отдаваясь в душе болезненной надеждой. Мой складной нож… Он же в заднем кармане брюк! Как я мог забыть о нем?! Если тот парень не обыскивал меня, когда связывал, то он должен все еще быть там.
Наклоняюсь вперед и притягиваю руки плотнее к телу, чтобы достать пальцами до кармана. Плечевые суставы и локти отзываются болью, сопротивляясь подобному насилию над своей анатомией. Стискиваю зубы и продолжаю тянуться, превозмогая все усиливающиеся неприятные ощущения. Мизинец нащупывает под джинсовой материей прямоугольный твердый предмет.
Есть! Он на месте. Теперь надо вытащить. Прослеживая единственным достающим до кармана пальцем корпус, веду руку вниз, в поисках места, где он заканчивается. Выпуклость наконец проваливается. Отлично. Вот он кончик. Практически выворачивая руки, подцепляю его подушечкой мизинца, пытаясь пропихнуть выше, к краю кармана. Не выходит. Палец соскальзывает. И руки занемели, они просто ватные, а натяжение кармана слишком велико, мне не сдвинуть нож ни на миллиметр. Вот если бы я лег…
Плюхаюсь на бок, выпрямляя ноги. Кисти рук тут же оказываются ниже линии бедер. До кармана вообще не достать. Черт!
С тихим стоном наклоняюсь вперед, утыкаясь лбом в пол. Не могу так больше… Это просто невыносимо… Просто какой-то кошмар….
Чувствую, как глаза начинает щипать. Хватит! Не хочу плакать. Достаточно на сегодня слез. Успокойся, Рицка. Тебе некуда торопиться. Вся ночь впереди. А если не возьмешь себя в руки, то и не одна…
Коротко вздыхаю, поджимая ноги, наклоняясь вперед.
Повторив уже отработанные манипуляции, с трудом дотягиваюсь до ножа. Вот. Пошло дело. Теперь главное не торопиться. Очень осторожно. Очень аккуратно. Чтобы не уронить. Сжимаю зубы, стараясь унять неприятное, жгучее томление в груди. Все-таки терпение никогда не было моей сильной стороной. От того, как медленно движется процесс, мне хочется кусать губы. И хвост еще мешает, мечется в изнеможении туда сюда, бьет по рукам. Хорошо ему. Он-то не связан.
Нож более чем на половину высовывается из кармана. Чуть подпрыгиваю на месте, он падает в мою ждущую руку.
Готово. Теперь его надо открыть. Прижав гладкий корпус к ладони, большим пальцем пытаюсь найти и подцепить едва заметную ризу на тыльной стороне лезвия. Да где же ты… Закусываю губу. Подушечка пальца исследует нож. Ну…!
Дрожащий ноготь находит крошечное углубление, впивается в него, надавливая и выводя лезвие наружу. Еще чуть-чуть….! Сдерживающая пружина пресекает свой предел, нож раскрывается и, оттолкнувшись от ладони, выскальзывает из моих пальцев. Падает с глухим металлическим звоном, подпрыгивает и замирает где-то за моей спиной.
Ну че-ерт…. Мне хочется взвыть. ЧЕРТ!!!!
Да когда же это закончится!!
Стискиваю веки, ударяя виском о холодный пол. Горечь комком собирается в горле. Замираю, вздрагивая. Не стану плакать! Не хочу!!
Сердито всхлипнув, рывком перекатываюсь на другой бок. Где он там этот чертов ножик? Надеюсь не сильно далеко? Меня не радует перспектива ползти за ним по этому щербатому полу, обдирая лицо, плечи и колени.
Нож совсем близко. Меньше чем в метре от меня. Перевернувшись назад, извиваясь словно уж, смещаюсь в его сторону, перебирая пальцами по полу. Ну где ты…? Где же ты?! Давай, иди сюда!
Мои руки нащупывают холодный металл лезвия. Отлично. Теперь главное не порезаться. Отчего-то мне кажется, что я раньше покалечу себе руки, чем перепилю веревки. Но это черт с ним. Со мной и не такое бывало.
Подтаскивая к себе гладкий корпус, прихватываю его пальцами, пытаясь перевернуть и уместить в руке. Кончик неожиданно утыкается в ладонь. Вздрагиваю, рефлекторно разжав руки. Нож с глухим стуком падает на землю.
Широко раскрываю глаза. Быстрое тяжелое дыхание сырым облачком вырывается изо рта.
Он меня даже не поцарапал. Даже не уколол. Только оставил незаметную безболезненную вмятину на коже.
Стискиваю веки, ощущая, как под ними все-таки собираются слезы. Сдавленные рыдания рвутся из груди.
Это же сувенирная игрушка. Лезвие у него совсем тупое. Я никогда его не затачивал, не было необходимости. Глупо было думать, что с его помощью я смогу перерезать веревки. Это все равно, что водить деревянной палкой по железным прутьям. Не перепилишь и через сто лет.
Утыкаюсь лицом в колени, не замечая, как вздрагивают плечи. Два горячих влажных пятна растут на темной ткани брюк. Судорожно всхлипнув, отстраняюсь, окидывая отчаявшимся взглядом темное сырое помещение. Я умру здесь….
Загнусь вскоре от холода и жажды. Если раньше не сойду с ума. Сознание того, что мне предстоит лежать здесь всю ночь, наводит дикий ужас. Холод и абсолютная непроницаемая темнота - кошмарное сочетание. Если я сейчас хоть что-то вижу, то потом не останется нечего кроме тускло выделяющегося на фоне черных стен квадратного окна и ровного шелеста деревьев за ним. Подходящая картина, чтобы тронуться разумом. А потом? Даже если я переживу эту ночь? За ней будет еще одна и еще… Пока, наконец, мое тело не сможет больше бороться за жизнь. И все это время мне предстоит пролежать связанным на полу…. Я точно свихнусь.
А как же Соби… Он же будет меня искать. Да он же руки на себя наложит, когда отчается найти. Или найдет, но будет слишком поздно. Нет…
Зажмуриваюсь. Слезы струятся по щекам.
Соби. Это все моя вина. Если бы я старался чуть больше. Если бы пытался лучше вникнуть в учебник, я бы не оказался сейчас в таком жутком положении. Если бы я только мог вызвать тебя… У меня просто нет другого выбора, но я не знаю как. Мне так холодно и страшно. Хочется пить, есть и в туалет. Я никогда еще в жизни не ощущал себя настолько беспомощным. Соби…
Я уже почти отчаялся. Если ты не придешь, я просто умру здесь, сойдя с ума в этой пустоте и безвременье. Уже сейчас я чувствую, как они медленно затягивают меня в свое бездонное чрево. Без конца и края. Я не знаю, где я. Я просто точка на пустой плоскости целого огромного мира. Точка без координат. Вот что я такое. Найди меня, Соби… Прошу, умоляю, найди!
- Рицка!!!
Вздрагиваю, боясь поверить. Это же… Не может быть!
- Рицка, где ты?!!
Его голос доносится откуда-то с нижних этажей.
- Соби, здесь! Я наверху!!
Слышу далекие торопливые шаги и быстрое прерывистое дыхание, он бежит вверх по лестнице.
Судорожно выворачиваю шею, ощущая, как голова начинает кружиться от облегчения. Он пришел! Он нашел меня! Соби…
- Рицка!
- Иди на мой голос! Я тут!
Отталкиваюсь подошвами ног от пола, пытаясь повернуться ко входу лицом. Соби…
Он влетает в помещение, застыв в проеме, полы плаща колышутся вперед. Обводит погруженную в полумрак комнату лихорадочным взглядом и тут замечает мою фигуру, съежившуюся на полу.
- О, нет,- его голос походит на стон, - Рицка…
Сделав еще два быстрых шага, он падает рядом со мной на колени, обхватывая руками и прижимая к себе.
- Рицка… - стиснув веки, он горячо прижимается дрожащими губами к моему виску. - Ты в порядке? Ты не ранен?
- Нет, - мотаю головой, пытаясь проглотить обжигающе-горький комок, - со мной все хорошо.
Он прерывисто вздыхает, сжимая меня крепче, затем отпускает и начинает быстро разделываться с веревками. Две короткие неяркие вспышки с секундным промежутком на мгновение освещают помещение. Соби уже торопливо разматывает путы на моих локтях и запястьях.
- Рицка, что произошло? Кто это сделал?
Мои руки, наконец, свободны. Ощущая, как ломит спину и плечи, медленно и осторожно развожу их и сажусь, растирая ослабевшими пальцами кожу на запястьях, пытаясь восстановить кровообращение.
- За мной опять приходили. На этот раз, чтобы просто похитить. Им это удалось.
Руки Соби замирают на мгновение, затем вновь продолжают движение, освобождая ноги.
- Это моя вина, - с глухой болью произносит он, - я не должен был перекладывать свои обязанности на кого-то. Уехать и оставить тебя было верхом эгоизма с моей стороны…
- Соби! Прекрати! - Мои руки сжимаются на его плечах. Я заставляю его поднять голову и посмотреть мне в глаза.
- Я сам отпустил тебя. Это было моим решением! В том, что случилось, никто не виноват, слышишь?!
Я сам, разве что….
Он вздыхает, прикрыв глаза. Его руки вновь обнимают мои плечи. Ладонь мягко скользит по волосам.
- У тебя никогда никто не виноват. Так нельзя, Рицка, - он прижимается щекой к моему уху, - а с Нацуо и Йоджи я еще поговорю.
- Не надо, - вздрагиваю от стальных ноток прозвучавших в его тоне, - они тоже ни при чем. Их просто обманули.
Соби на мгновение поднимает голову, чтобы взглянуть мне в лицо, затем со вздохом вновь притягивает меня к себе. Зарываюсь лицом в его волосы, чувствуя, как надежно и крепко сжимаются за моей спиной его руки. Насколько же это упоительное ощущение. Его ладонь ласково гладит мои озябшие ушки.
Он вздрагивает.
- Ты совсем замерз.
Стаскивает с себя плащ, чтобы тут же завернуть меня в него как в одеяло.
- Встать можешь?
- Не уверен.
Утыкаюсь носом в воротник плаща, хранящий тепло его тела. Едва заметный знакомый аромат туалетной воды с горьковатыми цитрусовыми нотками приятно щекочет ноздри.
- Сейчас, - Соби обхватывает меня за плечи и берет на руки, - скоро ты будешь дома. Не волнуйся, Рицка. Теперь все будет хорошо.
Поднявшись, он идет к выходу из комнаты. Вдруг вспомнив кое о чем, озираюсь, выискивая глазами на полу маленький искореженный корпус. Возможно, sim-карта не пострадала.
- Соби, подожди…
- Да? - Он останавливается.
- Телефон, - слегка зажмурившись, киваю в темноту - он где-то там возле стены.
Соби внимательно глядит на меня. Возвращается. Осколки пластика, попавшись под подошву его ботинок, тихо хрустят. Опустившись на одно колено, придерживая меня рукой, другой он тянется к сотовому, приподнимает его двумя пальцами, глядя на расколотый темный экран. Голос у него какой-то помертвевший.
- Рицка, что здесь происходило, пока я не пришел?
Закусываю губу.
- Ничего.
- Рицка! - Кажется, еще мгновение и он встряхнет меня за плечи.
- Соби, правда, ничего. Только… - я должен сказать ему, - здесь был один парень. Он отбил меня у похитителей. Он-то и принес меня сюда и связал…
- Он что-нибудь сделал тебе?- В глазах Соби зажигается страх.
- Нет, - качаю головой, - он ничего не сделал.
Только напугал до полусмерти, угрожая изнасиловать. Но Соби этого знать не надо.
Он несколько секунд глядит на меня, затем со вздохом прижимает к себе вновь, обнимает так крепко, будто боится, что я сейчас испарюсь, растаю в воздухе.
- Я никогда… никуда… больше без тебя… не поеду.
- Соби! - Вскидываю взгляд.
- Нет, - он склоняет голову, брови мучительно сходятся, - прошу, не оспаривай этого, Рицка. Очень тебя прошу.
Прикрыв глаза, утыкаюсь лбом ему в плечо.
- Хорошо, - вздыхаю. - Пусть будет так, как ты хочешь, Соби.
Он поднимает взгляд, ресницы слегка вздрагивают.
- Спасибо.
Да, не за что. Отвожу глаза. За что он, в сущности, благодарит? За то, что у него добавилось хлопот из-за меня?
Выйдя из комнаты, мы сворачиваем на погруженную в ночной мрак лестницу. Соби осторожно идет вдоль стены, нащупывая подошвами ботинок ступеньки. Не видно ни зги. Темно так, что я уже не различаю своих ладоней в нескольких сантиметрах от лица. Но теперь, когда я замер, свернувшись калачиком на руках у Соби, зарывшись лицом в его свитер, я уже не боюсь этой темноты. Рядом с ним мне ничего не страшно.
Спустившись на первый этаж, мы движемся по пустым заброшенным коридорам, мимо едва различимых дверных проемов. Я уже запутался в этих бесконечных спусках и поворотах. Как Соби ухитряется здесь ориентироваться? Он что запомнил дорогу, пока бежал ко мне? Как он вообще меня нашел?
- Соби, а как у тебя получилось разыскать меня?
- Это у тебя получилось. Я слышал, как ты зовешь меня, но все никак не мог увидеть. А потом вдруг понял, где ты. Словно яркая точка вспыхнула перед глазами. Ты указал мне путь к тебе, Рицка.
Точка?! Меня осеняет. Абстрактная проекция на плоскость! Стискиваю веки. Убъю этого Ритцу, если встречу. Нормальным языком объяснить не мог.
Бросаю взгляд наверх, пытаясь разглядеть его лицо в темноте.
Так он все это время слышал, как я зову его. И не мог найти. Он, наверное, чуть с ума не сошел от беспокойства.
- Соби, прости… Я заставил тебя волноваться.
Чувствую, как его пальцы слегка сжимаются.
- Не надо. Ты правильно делал, что звал меня. Я, по крайней мере, знал, что ты жив.
Как же он, наверное, боится потерять меня. Должно быть, этот страх теперь постоянно гложет его изнутри. Сначала Сеймей… потом я… Соби такого просто не вынес бы.
Мы выходим наружу. Прохладный воздух обдает свежестью. Здание высится позади, глядя нам в спину пустыми провалами окон. Ноги Соби утопают в прошлогодней траве, в которой то и дело попадается куски арматуры, вросшие в землю балки, оплетенные бурым вьюном. Низкий кустарник, чуть царапая, проскальзывает по ткани его брюк, пока мы пересекаем двор, двигаясь к обвалившимся воротам, за которыми сплошной непроницаемой стеной стоит лес.
Соби бестрепетно углубляется в него. Черный свод смыкается над головой. Не слышно ничего кроме шума деревьев и шуршания прошлогодней листвы под ногами у Соби. Темные стволы, неожиданно возникая, то слева, то справа, заставляют мои пальцы рефлекторно сжиматься.
- Рицка, мне будет проще, если ты закроешь глаза.
А разница-то какая? И так ведь не видно ничего. Послушно зажмуриваюсь.
- Соби, ты знаешь, где мы?
- Нет.
Нет?!!
- А как мы тогда попадем домой? - Вздрагиваю от неожиданной мысли. - Ты ведь не собираешься идти пешком?
- Не волнуйся, Рицка. Доверься мне, - наклонившись, он осторожно целует мой лоб, - расстояние и направление не имеют значения, если знаешь конечную цель. Все прочее - иллюзия формы.
И он туда же. Обреченно соплю носом. Иллюзия формы, подумать только. Иногда Соби может изъясняться не менее сложно и витиевато, чем этот Ритцу-сенсей. И не поймешь ведь определение это или красивый речевой оборот.
Моего лица касается слабое дуновение ветра. Все пространство вокруг заполняет тихий шелест, я узнаю этот звук. Я уже слышал нечто подобное в тот день, когда мы только встретились, когда состоялся наш первый бой. Давно, казалось бы в прошлой жизни. Тогда водоворот из желтой, осенней листвы закружил нас, подхватил и унес с собой. И ветер тогда закручивался вокруг такой же спиралью и листья, сплетаясь в единый кокон трепетали так же как сейчас.
Шелестящий шорох вокруг смолкает, сменяясь глухим звуком шагов по дощатому полу. В нос проникает слабый запах имбиря. Должно быть, мама готовила сегодня мисо… Мои глаза раскрываются. Я дома?
Соби останавливается возле моей двери, толкая ее локтем. Входит в комнату. Я жестом прошу его дать мне возможность спуститься на землю. Он подчиняется. Аккуратно ставит
меня на пол, но продолжает удерживать за плечи, не желая отпускать. Утыкаюсь лбом в его свитер. Насколько же сложно оторваться от него. Невероятно сложно. Но моя ответственность за Соби требует поступить сейчас правильно. Как же это иногда не легко - поступать так.
- Тебе нужно идти.
Он слегка вздрагивает..
- Рицка?
Чуть вдыхаю.
- Ты ведь все бросил и уехал. Оставил там свои картины, вещи и даже не предупредил никого, я прав?
Опускает глаза.
- Это не имеет значения.
- Имеет,- упрямо смотрю на него снизу вверх, - для меня.
Склонив голову, заставляю себя разжать руки и, отступив на шаг, засовываю их в карманы.
- Закончи все, что должен, и возвращайся завтра. Я буду тебя ждать.
Он внимательно глядит на меня.
- Это… приказ?
- Нет, - качаю головой. - Но так будет лучше.
- Всегда доводить то, что делаешь, до конца,- он немного печально усмехается, - хорошо Рицка.
Вскидываю взгляд. Странно слышать в его устах эти слова. Словно эхо из прошлого. Так говорил… Сеймей.
Глядя на меня с какой-то горькой нежностью, он проводит кончиками пальцев по моей щеке. Затем наклоняется. Я привстаю на цыпочки. Наши губы встречаются посередине, сливаясь воедино. Но ненадолго. Мгновение спустя он, чуть вздрогнув, подается назад, словно хочет отстраниться. Тянусь следом, вцепляясь руками в его свитер. Нет! Подожди… Не отпускай меня. Еще немного, Соби.
Он на секунду застывает. Затем, выдыхая, сдается, подчиняясь моей настойчивости. Прижимается плотнее, крепче, обхватывая мои губы своими. Одна рука мягко двигается вверх по шее, другая зарывается в мои волосы и слегка сжимается там. Закрыв глаза, чуть вздрагивая, впитываю жаркий трепет этих прикосновений. Насколько же это прекрасно. Как же я не хочу, чтобы он сейчас уходил.
Ох…
Коротко вздохнув, он все-таки отпускает меня. Губы скользнув по щеке, замирают где-то возле уха.
- Будь осторожен.
Он мягко целует меня в висок. Повернувшись, уходит, накидывая на плечи плащ.
Закрыв за ним дверь, прислоняюсь к ней спиной. Смотрю в пол.
Нелегко было позволить ему уйти. Отпустить, чтобы он мог заняться своими делами. И с каждым разом это становится все тяжелее. Как бы мне сохранить голову и не перегнуть палку в своем стремлении сделать его своим. Подобная власть над кем-то, как оказывается, это такое большое искушение. И, как я подозреваю, этим вполне можно начать злоупотреблять, если забыться и войти во вкус. Хорошо, что мне это вроде бы не грозит. Я изначально воспринимал Соби, как равного себе человека, со своими желаниями и потребностями, а не как принадлежащую мне вещь. А что происходит с теми, кто привык к такому обращению с другими? Или с теми, кому с самого детства внушали подобное отношение, приучив воспринимать как должное?
продолжение в комментариях...
Chapter IV Blind less
Приблизившиеся к пониманию.Chapter IV Blind less
Приблизившиеся к пониманию.
Соби
В будние дни даже в подобное время вокзал похож на растревоженный улей. Пригородные поезда подходят к платформе с минимальными промежутками. Звуки шагов в становящихся все более плотными потоках людей сливаются в сплошной низкий гул. Есть кому спешить на работу, несмотря на ранний час.
Но сегодня воскресенье. Платформы практически пусты. Серый, в туманной дымке день еще только посыпается. Небо светлеет. Над зданием вокзала медленно гаснут ночные фонари. Редкие ранние пассажиры, нахохлившись, словно синицы на ветках, дремлют в ожидании поезда на металлических скамейках. Более привычные покупают в автоматах кофе и утренние газеты.
Затушив ботинком пятую уже по счету сигарету, бросаю быстрый взгляд на установленные у входа в зал ожидания электронные часы. Без четверти семь. Первый утренний синкансэн прибудет через пятнадцать минут, а Рицки все нет. Надеюсь, он не опоздает.
Когда я накануне признался ему, во сколько нужно будет подняться сегодня, у него даже глаза округлились от удивления. Правда, на его решение поехать со мной это никак не повлияло. На всякий случай, чтобы удостовериться, что он точно не проспит, я позвонил ему утром. Его сонный голос вызвал невольную улыбку: «Да-Соби-я-уже-проснулся».
Я прямо видел в тот момент, как он сидит в пижаме на кровати, героически пытаясь открыть слипающиеся глаза. Ушки висят, разделяя нежелание тела пробуждаться. Спутавшиеся за ночь, взъерошенные пряди волос топорщатся в разные стороны.
Хотел бы я увидеть это хоть раз. Своими глазами.
- Со-тян? Что ты тут делаешь?
Кио?
Он ставит свою сумку рядом с моей, разглядывая меня с некоторым недоумением. Мне известно, почему. Я должен был уехать в Осаку еще вчера днем вместе с остальными участниками выставки. Но это означало бы вынудить Рицку ночевать вне дома. Подобного допустить было нельзя.
- Пожалуй, у меня к тебе тот же вопрос. Ты ведь вроде отказался от этой поездки.
- Сенсей позвонил мне и еще кое-кому из группы, просил помочь с монтажом. В общем, я подумал, там и впрямь может быть что-нибудь любопытное. Как говорит учитель… - Кио поднимает вверх палец и, состроив уморительно серьезное выражение на лице, понижает голос в шутливом цитировании.
- «Работы молодых художников зачастую более интересны. Потому как дух их восторжен и юн, взгляд открыт для исканий, а руки полны старания и уважения к профессии».
Невольно усмехаюсь. Действительно очень похоже. Хорошее настроение Кио потрясающе заразительно. Видимо, его ни капли не смущает перспектива ехать куда-то так рано в воскресный день. Одна из сильных сторон Кио – его легкое, оптимистичное отношение к жизни. Он во всем ухитряется разглядеть что-то хорошее. Мне подобного иногда сильно не хватает.
Кио поднимает на меня сияющий взгляд.
- А все-таки удачно получилось. Поедем вместе, значит?
Моя улыбка становится несколько натянутой.
Не назвал бы происходящее удачным. Я обещал этот день Рицке. Появление Кио в мои планы никак не входило. Как Рицка отреагирует, когда поймет, что мы будем не одни?
Так или иначе, я не могу обмануть его ожиданий. Значит, мне предстоит каким-нибудь образом убедить Кио не присоединяться ко мне.
Как мне поступить? Прямая просьба наверняка его оскорбит.
- Соби!
Оборачиваюсь. Рицка бежит по перрону. Полы расстегнутой куртки хлопают по бокам в такт быстрым шагам. Похоже, я уже не успею что-либо сделать.
Заметив Кио, он резко останавливается, по инерции сделав еще несколько шагов вперед.
Пауза. Второй акт. Немая сцена.
- А что этот здесь делает?- Говорят они оба, тыкая пальцем друг в друга, а глядя при этом на меня.
Обреченно выдыхаю. Потрясающая ситуация.
Кио опомнился первым.
- Эй, не груби старшим.
- Кио, не груби Рицке.
Это мы тоже произносим почти одновременно. Кио, что с сердитым видом навис над ним, уперев руку в бок, поднимает на меня обиженно-недоуменный взгляд. Другая рука с назидательно-указующим пальцем, балансирующим у носа Рицки, застывает в воздухе. Он смотрит на меня, потом на него. Зубы его сжимаются.
- Та-ак… Похоже я здесь лишний.
Не глядя, он хватает свою сумку и идет прочь. Рицка отскакивает в сторону, пропуская его, и недоумевающе глядит ему вслед. Затем растеряно оглядывается на меня.
Я молчу, изучая взглядом асфальт. Если Кио хочет уйти, я не буду его останавливать. Возможно, я предприму какие-нибудь шаги, чтобы помириться с ним. Но позже.
- Эй! Постой!- Сорвавшись с места, Рицка ловит Кандо за карман куртки. Тот резко оборачивается, светлые волосы взлетают вокруг головы. Выражение глаз ядовито-мрачное, губы сурово сжаты.
- Слушай… я не хотел грубить тебе,- Рицка несмело улыбается краешком рта, - само как-то получилось…
Кио, развернувшись, выпрямляется. Брови его ползут вверх в недоверчивом удивлении. Он переводит взгляд на меня. Спокойно смотрю ему в глаза. Не совсем понимаю, зачем Рицка это делает. Для него, в сущности, не должно иметь значения, обидится на меня Кио или нет.
Слегка скривившись, он едва заметно усмехается.
- Ладно, Рит-тян, я и сам был не шибко вежлив,- смущенно растирает ладонью шею.- Значит, ты тоже едешь на выставку?
- Да,- в глазах Рицки зажигается теплый огонек, - меня Соби пригласил.
Он неожиданно обхватывает ладонью мою руку.
- Вот как?- Кио глядит на наши переплетенные пальцы и чуть слышно вздыхает. - Ну… я мог бы поехать вместе с вами. Если вы оба не против.
-Я не против,- Рицка отводит глаза в сторону, - только вы, пожалуйста, не ссорьтесь.
Мы с Кио, онемев, смотрим на него сверху вниз. Затем поднимаем взгляд друг на друга. Наверно, выражение лица у меня сейчас такое же, как у него. Опешившее и растерянное. И слегка виноватое.
Кио в замешательстве хмыкает, криво улыбаясь.
- Мы не будем, верно, Со-тян?
- Да, - осторожно ерошу волосы Рицки,- не волнуйся об этом.
Он медленно кивает, глядя в землю.
Инцидент и вправду исчерпан. Но все равно это просто поразительно…
Кажущийся бесцветно-металлическим голос оповещает о прибытии нашего поезда. Похожий на узкий космический шаттл, обтекаемый и стремительный, синкансэн величественно вплывает под своды вокзала. Двери бесшумно раскрываются, мы вступаем в освещенный ровным электрическим светом уютный салон.
Пассажиров кроме нас почти нет. Некому в столь ранний час ехать в Осаку на этом комфортабельном экспрессе. Рицка тут же пробирается к окну. Я сажусь рядом. Кио, примостив возле себя свою сумку, устраивается напротив, задумчиво изучая Рицку взглядом. Словно видит в нем нечто, чего раньше не замечал.
Поезд незаметно трогается, плавно набирая скорость. Расстояние до Осаки довольно значительно. Даже учитывая невиданные возможности нашего транспорта, мы будем там только через два с половиной часа.
Вскоре возникшая неловкость сглаживается, и поездка проходит довольно весело. Кио – мастер анекдотов и дорожных историй. Он вообще в любом обществе вскоре становится душей компании, и мне не совсем понятно иногда, почему он выбрал своим другом именно меня. Ведь, когда мы только познакомились, я вообще ни с кем не общался, пресекая любые попытки ко мне приблизиться. Но он был очень настойчив…
- …и вот я смотрю на нее в темноте… А у нее глаза выпучены, голова и лицо все в здоровых колючках, как у мутанта, и уши в разные стороны торчат. У меня аж челюсть отвисла, и цветы из рук выпали. А потом до меня дошло, что это макет рыбы-ежа, стоящий на постаменте. Я, ей-богу, чуть дуба со страху не дал, пока разобрался, что к чему…
Мне нравится, как Рицка смеется. Он чуть запрокидывает голову, плечи вздрагивают. Глаза весело щурятся, а на щеках появляются едва заметные ямочки.
Смех у него звонкий и открытый, и чистый, словно весенняя капель…
Жаль, что он так редко это делает. Я бы хотел уметь смешить его, так как Кио.
Рицка ловит мой взгляд и в глазах его зажигаются теплые огоньки. Он незаметно находит мою руку на сиденье и крепко сжимает ее.
Улыбаюсь, склонив голову. Странно. Я чувствую себя почти счастливым.
Все-таки это была очень хорошая мысль — попросить его поехать со мной. Надо будет снова придумать что-нибудь. Есть столько замечательных мест, где он наверняка еще не был.
Усмехаюсь. Надо же. Я даже позволяю себе строить планы на будущее. Кто бы подумал.
Но то, что Рицка сделал сегодня для нас с Кио, наводит на мысль, что, может, я имею на это хотя бы некоторое право. Почему-то для него оказалось важным, чтобы мы помирились. Впрочем… Кио мой единственный друг. Кроме него и Рицки у меня никого нет.
Трудно поверить, что он может придавать значение подобным вещам. Что он думает обо мне и заботится о моей жизни куда больше, чем я сам. Осознавать это – просто невероятно.
Возможно, будущее не настолько неопределенно, как я раньше полагал. Рицка не оставит меня. Наверное, я могу больше этого не опасаться.
Рицка.
Павильон, в котором проходит выставка, похож на крытый стадион. Он поделен на зоны для каждого из учебных учреждений, таблички с названиями которых возвышаются у входов, напоминая уличные указатели. Под ними установлены столики с глянцевыми сборниками репродукций, рекламными университетскими проспектами и прочей сопутствующей литературой. Высокие, словно стены одноэтажных домов без крыш, стенды, на которых представлены картины, установлены под четкими прямыми углами, отчего выставка напоминает гигантский причудливый лабиринт.
Размах происходящего поистине впечатляет. Огромное количество людей. Вспышки фотокамер. Кажется, я даже видел среди всего этого хаоса несколько человек, груженных тяжелой видеоаппаратурой с эмблемами ведущих телеканалов. Похоже, короткий репортаж о сегодняшнем открытии пройдет в вечерних новостях.
Я стараюсь не сильно отвлекать Соби, а то он и так разрывается между желанием быть со мной и прочими своими обязанностями. Вот и сейчас он стоит в десятке метров от меня, вполголоса обсуждая что-то с руководителем своей группы. Отвечая на очередную реплику, быстро и едва заметно поворачивает голову в сторону, выискивая меня глазами. Должно быть, боится потерять в этой толпе.
Тихонько взмахиваю рукой, привлекая его внимание. Не беспокойся. Я здесь.
Он ловит мой взгляд и, улыбнувшись, едва заметно кивает, словно спрашивая все ли в порядке.
Усмехаюсь. Ну да. Со мной все хорошо. Лучше не бывает.
Когда мы приехали на первом поезде, здесь царила настоящая суматоха. Картины прибыли накануне, упакованные в толстый картон. Я, Соби и Кио все утро потратили на то, чтобы подготовить наш выставочный стенд. Соби укладывал свои работы в рамы под специальное, защищенное от бликов стекло. А мне доверил прикалывать таблички с его именем. Потом я держал его стремянку, пока Соби закреплял картины в специальных держателях и регулировал над ними освещение.
Выставка открылась в полдень. Мы едва успели все закончить. На открытии Соби был очень сдержан и немногословен, но я видел, что он действительно волнуется. Он не отпускал меня от себя ни на шаг. Я прямо чувствовал, как сжимаются его руки, замершие на моих плечах, пока мы слушали приветственную речь, стоя среди толпы зрителей и таких же, как и мы, участников.
Усмехаюсь, прикрыв глаза. Соби сколько угодно может делать вид, что его ничего на свете не волнует. Теперь я точно знаю, что это не так. По крайней мере, глаза его наполнены блеском и оживлением, которое он тщательно скрывает за сдержанным, полным неизменного достоинства поведением.
А еще ему очень идет его строгий костюм с консервативным темным галстуком в широкую косую синюю полоску. Соби отлично в нем смотрится. Правда, когда я сообщил ему об этом, он лишь усмехнулся, сказав, что ему не придется все время так ходить. Уже завтра для участников выставки начинаются практика и мастер-классы, или как это там называется. Но сегодня особенный день. Сегодня – открытие.
-Ну как, Рит-тян. Тебе тут нравится?
Голос Кио доносится из-за моей спины. Не оборачиваясь, киваю, наклоняясь к одной из работ Соби.
Он привез сюда пять своих картин. Две большие и три миниатюры. Та, которую я сейчас рассматриваю, двадцать на двадцать сантиметров размером, выполнена в монохромной тушевой технике. На ней сонное озеро, окруженное деревьями и зарослями тростника. На покрытой легкой рябью воде замерли листья лотоса. В тени раскидистой ивы виден силуэт спящей цапли. Сюжет незатейлив, но сколько в нем чувства. И это почти ювелирная работа. Мне никогда даже не приблизиться к тому, чтобы повторить такое.
- Сенсей говорит, у Со-тяна большое будущее. Видишь эту линию? – Остановившись рядом, Кио переводит мое внимание на одну из масштабных картин. Мне приходится подойти вплотную, чтобы понять, куда он показывает. Там в сердцевине кажущегося хрустальным цветка, рядом с тонкими тычинками словно дрожит что-то….
-Это очень сложный прием. Такой мазок нужно писать не отрываясь, единым движением, и кисть при этом должна трепетать, словно крыло бабочки, чтобы тушь ложилась ровно через одинаковые промежутки. У меня так не выходит. Вечно получается хоть немного, но криво. Для того, чтобы линия была такой точной, требуются годы практики, потрясающая координация и высокая концентрация духа. И то…
Кио вздыхает и отправляет леденец обратно в рот.
Вот как, значит. Отстраняюсь и окидываю картину взглядом. Я в этом ничего не понимаю, но даже мне очевидно, что она прекрасна.
Углы и края листа чисты. И оттого ощутимее образующиеся в середине композиции глубина и объем. Это похоже на эффект голограммы. Лист будто проваливается внутрь и выступает вперед, образуя мистическое трехмерное пространство. Наверное, весь этот рисунок состоит из подобных частичек мастерства Соби. Линия за линией, пятно за пятном образуют вместе фантастически живой, почти осязаемый образ.
- Я рад,- перевожу дыхание, - я даже и не думал, что Соби настолько…
Настолько потрясающе талантлив. Как много всего я еще о нем не знаю.
- Рад?- Кио как-то странно покосился на меня. - Надо же…
- А что в этом такого?- Бросаю на него быстрый хмурый взгляд.
- Ну… Помнится, Сеймея серьезное отношение Со-тяна к своим работам только раздражало.
Прикрыв глаза, медленно выдыхаю сквозь сжатые зубы. Так. Только не заводиться. Но если он опять начнет говорить гадости о моем брате…
- …он как-то даже порезал одну из его работ.
Что!!? Мои глаза широко распахиваются.
- Как… порезал?..
- А вот так,- Кио делает рукой два широких взмаха, рассекая воздух крест накрест.
Смотрю на него. Не верю.
- Врешь! Сеймей не мог такое сделать!
Кио горько усмехается, склоняя голову. Мои кулаки сжимаются.
- Это неправда!- Должно быть я слишком громко это сказал. Быстро оглянувшись, понижаю голос до злого шепота. - Ты сам это видел?
Качает головой.
- Тогда откуда тебе знать, что это был именно Сеймей?!
- А больше некому,- Кио вновь достает конфету изо рта и лезет в карман,- хочешь таранку?
Отскакиваю в сторону и отрицательно мотаю головой, прожигая его взглядом. Кио вздыхает.
- Мы тогда запаздывали со сдачей работ. Со-тян запаздывал. Иногда, чтобы закончить все в срок, ему приходилось допоздна задерживаться в Университете. Сенсей оставлял ему ключи от аудитории, а он потом отдавал их ночному сторожу. Так вот, когда я уходил, то столкнулся в вестибюле с Сеймеем. Он меня не узнал. Со-тян нас не знакомил. Но я пару раз видел их вместе, поэтому знал, что это он. Я еще подумал тогда, может мне вернуться?.. В общем, на следующий день я был дежурным в классе. Относил мусорные пакеты в контейнер на заднем дворе. И увидел там, в дальнем углу работу Со-тяна. Ту самую, которую ему надо было закончить. Порезанную. Он тогда сказал, что испортил ее, выплеснув случайно сверху разведенную тушь. Я не говорил ему, что знаю…
Кио бросил на меня внимательный взгляд.
- И ты не говори. Это его только расстроит.
Сглатываю застрявший в горле горький комок. Кио молчит, разглядывая работу, и я молчу… Сеймей… Неужели он действительно совершил такое?
Картины Соби – прекрасны.
Как?..
- Я никогда… не сделал бы ничего подобного…
Кио бросает на меня быстрый взгляд. Глаза его странно вспыхивают.
- Вот как….
- Кио. Что ты сказал Рицке, что он так огорчился?
Рука Соби ложится на мое плечо. Его голос, раздавшийся прямо над ухом, едва не заставил меня подпрыгнуть от неожиданности.
Как же он тихо ходит. Подойди Соби чуть раньше, он мог услышать наш разговор. Вряд ли бы ему это понравилось.
- Я сказал, что твои картинки просто ужасающи,- Кио ухмыляется, - ты настоящий лентяй, Со-тян.
Вскидываю изумленно-негодующий взгляд. Он же только что говорил прямо противоположное!
Соби усмехается. Взгляд его загорается иронией. Вижу, что он совсем не обиделся, скорее даже наоборот. Видимо, это какая-то их общая с Кио шутка, корни которой мне неизвестны.
Кио глядит куда-то нам за спину и неожиданно взмахивает рукой, очевидно заметив кого-то из знакомых.
- Ну, мне пора бежать. Увидимся!
Он исчезает. Соби, плавно сместившись в сторону, останавливается рядом.
- Рицка, ты тоже считаешь, что мои работы ужасающи?
Подавив тяжелый вздох, качаю головой.
- Нет, Соби. Они просто чудесные.
Его рука на моем плече сжимается
- Я очень рад.
Стискиваю веки. Сеймей… Я не могу поверить, что Кио сказал правду. Как можно покушаться на подобную красоту? Тем более зная, что ее создал Соби.
Но ведь не стал бы Кио просто так порочить память о моем брате. Кио хороший и открытый человек, я успел это понять.
Почему все, кого я встречаю, говорят о Сеймее всякие гнусные вещи.
Неужели он действительно сделал это? Такого просто не может быть.
- Знаешь, Со-тян, я, кажется, начинаю понимать, почему ты так держишься за этого парня.
На мгновение мне становится смешно.
- Кио, хочешь сказать, что ты нас одобряешь?
Он ухмыляется.
- Я этого не говорил.
Повернув голову, мы наблюдаем как Рицка, задумчиво хмурясь, наклоняется ближе к искусному панно, выполненному цветной тушью на отрезе шелка.
- Просто теперь я понимаю, почему ты так изменился.
Сеймей… Иногда мне начинает казаться, что те, кто говорят о тебе, рассказывают мне о ком-то другом. У него твое имя. Твое лицо и тело. Но это не ты. Не тот заботливый и понимающий человек, которого я помню.
То, что рассказал мне Кио, не укладывается в моей голове.
Я просто не могу поверить, что Сеймей мог сделать что-то подобное.
Если бы я мог расспросить о нем Соби. Если бы он мог мне ответить, что бы он сказал? Упомянул бы об эпизоде с картиной или стал бы говорить только хорошее? А если бы я прямо спросил об этом случае? Ответил бы правду или стал все отрицать? И как бы я смог понять, обманывает он меня или нет?
Может это было каким-то наказанием? В учебнике Ритцу целая глава посвящена этому вопросу. Я не хотел пропускать ни страницы из опасения проглядеть что-нибудь важное, поэтому прочел этот раздел до конца, хотя каждое слово вызывало во мне отторжение.
Наказание – это часть контроля. Но к черту такой контроль! Мне вообще не нравится курс тех практических упражнений для Жертв, который дается там. Это напоминает дрессировку животных. Выработку безусловного подчинения на любые приказы и команды. Мне это не подходит. Я никогда не смог бы делать с Соби что-то подобное. Но если я не научусь управлять им, мне не стать его Жертвой. Так Йоджи говорил. Это проблема, которую мне абсолютно точно предстоит решать в будущем. Причем чем скорее я придумаю, как это сделать, тем лучше. А я придумаю…
Если старые методы становятся неприемлемыми, приходится создавать новые. И я их создам.
***
Рицка.
Этот длинный день все-таки подходит к концу. Я настолько устал, что, войдя в поезд, просто рухнул на одну из обтянутых кожей скамеек.
Как же я находился… Подняться так рано и весь день провести на ногах – не такое простое испытание.
Кончилось тем, что я уже был готов упасть там где-нибудь в углу и уснуть. Кио вскоре после нашего разговора ушел в гости к кому-то из своих здешних друзей, и я в тот момент страстно ему завидовал. Он там, по крайней мере, мог отдохнуть, а то и остаться на ночь.
Соби, видимо почувствовав мое изнемогающее состояние, ухитрился раздобыть где-то небольшую низкую кушетку без спинки. Я так на ней и просидел весь оставшийся вечер, пока выставка не закрылась, уткнувшись в книгу и борясь со сном. Соби предлагал мне уйти раньше, но я отказался. Это ведь важно для него. Я мог и потерпеть.
Тем более, что на этот раз я могу не беспокоиться о том, что задержусь. Чтобы поехать сегодня с Соби, мне пришлось сказать маме, что родители Юико пригласили меня с ними вместе загород. Что я вернусь очень поздно, но они меня подвезут. Я опасался, что мама запретит мне или попросит номер их телефона, чтобы выяснить подробности. Но она даже расспрашивать меня не стала. Не могу до конца понять, рад я этому или нет.
- Вот, возьми. Тебе он, кажется, понравился.
Рядом обозначилось движение. Соби аккуратно поставил свою сумку на скамью напротив и протянул мне небольшую пластиковую бутылочку.
Гранатовый сок. Беру и чуть криво улыбаюсь. Если вспомнить еще, при каких обстоятельствах я попробовал его впервые. Но он действительно оказался очень вкусным.
Иногда мне кажется, что Соби вообще ничего не забывает и все замечает. Ко мне еще никто не относился с таким вниманием. Только…. Сеймей…
Соби откидывается рядом на скамейку, прикрыв глаза. Поезд плавно трогается, мимо проплывают вертикальные колонны, поддерживающие свод над платформой. Набирая скорость, выезжаем из здания вокзала. Вечерние огни неяркими вспышками проносятся мимо, бросая на пол и скамейки стремительные светлые пятна.
Гляжу в окно, пытаясь разглядеть в этом разноцветном хороводе очертания незнакомого мне города. Мы так и не смогли сегодня погулять и осмотреть его. Вряд ли можно считать полноценной экскурсией получасовую поездку в метро. Впрочем, Соби сказал, что если мне хочется, мы можем вернуться сюда во время моих каникул. Надо будет обязательно это сделать. Это было бы замечательно.
Огни бледнеют, становятся более редкими. Мы покидаем пригород. Отодвинувшись от окна, чуть съезжаю на сиденье, вытягивая ноги вперед. И все-таки я вымотался, несмотря на все усилия Соби.
- Устал? - Он тепло смотрит, чуть склонив голову на бок.
Внимательно разглядываю свои ботинки.
- Ну немного… Ноги просто слегка гудят. Ничего страшного.
- Хм…- На его губах вдруг начинает играть едва заметная лукавая улыбка. Он наклоняется вперед и, подхватив свой рюкзак, ставит его меж мной и стеной вагона. А потом, прежде чем я успеваю опомниться, быстро и аккуратно приподнимает мои ноги и устраивает их на своих коленях.
О-ох! От неожиданности хватаюсь рукой за спинку скамейки. Его сумка теперь поддерживает поясницу, затылок упирается в вертикальную стеновую панель. Соби уже непринужденно расправляется со шнурками на моей обуви.
- Эй, ты что собрался делать?!- Тихо шиплю я, выпрямляясь, пытаясь вырваться из его рук и спуститься обратно на пол. - Тут же люди!
В салоне поезда помимо нас и впрямь находятся еще четыре человека. Правда сидят они немного дальше и лицом по направлению движения поезда, а к нам спиной. Пожилая дама в эффектной шляпе. Молодая пара и подросток года на три старше меня, в яркой спортивной куртке.
- Действительно, - Соби чуть усмехается, а затем произносит что-то шепотом, делая рукой странный жест, словно стряхивая с кончиков пальцев капли воды.
Парень тут же приобнимает девушку за плечи, она кладет голову ему на плечо. Дама достает из сумки книжку небольшого формата и, нацепив на нос очки, углубляется в чтение. Паренек прибавляет громкость в наушниках и сползает по сиденью, закинув ноги на скамью напротив.
- Никому из них даже в голову не придет оборачиваться.
Теплый вкрадчивый шепот Соби раздается прямо над ухом. Чуть отшатываюсь и, теряя равновесие, падаю обратно на его сумку.
Мои ботинки отправляются на пол. Соби ловко стаскивает носки и начинает легко и нежно поглаживать мои ступни сверху вниз.
От этих прикосновений я вздрагиваю и вновь пытаюсь вырваться. Он мягко удерживает мои колени на месте.
- Не беспокойся, Рицка, я ведь не делаю ничего плохого.
Когда-то я уже слышал нечто подобное.
"Даже если я ВЗРОСЛЫЙ и у меня нет ушек, это не значит, что я причиню тебе вред."
А потом он меня впервые поцеловал. Зажмуриваюсь.
- А если кто-то войдет из соседних вагонов? - Я еще пытаюсь протестовать.
- Не войдет,- уголки его губ вновь изгибаются в лукавой улыбке, - не волнуйся, Рицка.
Ничего себе не волнуйся! Да я сейчас просто лопну от смущения! Уши полыхают, лицо заливает жаркий румянец.
Я привык к его объятиям. Я уже почти не краснею, когда он касается моего лица или шеи. Его поцелуи повергают меня в трепет, но все же он целовал меня уже не раз и не два. Сейчас же происходит нечто совершенно новое. Ощущений, подобных этим, я никогда в жизни не испытывал.
Его ладони проходятся вдоль свода стопы, оглаживают подошвы ног, повторяя их изгибы. Руки у него теплые и чуткие. Я прямо чувствую, как по всему телу разливается удовольствие. Пальцы невольно стискивают край скамейки. Меня наполняет предательская слабость, я просто не в состоянии ему сопротивляться.
Эти прикосновения, они слишком откровенные. Что ты творишь, Соби…
- Хв…хватит… Перестань…- похоже, мое дыхание срывается. Да что со мной такое…
- Почему?- Он оборачивается через плечо, брови невинно приподнимаются. - Тебе не нравится?
Ох, еще как нравится. Даже слишком.
Стискиваю зубы. Соби, очевидно истолковав мое молчание как разрешение продолжать, возвращается к своему занятию. Переходит на пальцы ног, мягкими, но настойчивыми движениями массируя их сверху вниз. Он не торопится, выдерживая какой-то определенный темп, уделяя каждому достаточно внимания. Через пару минут руки его спускаются ниже. Ладони обхватывают стопу, большие пальцы ложатся на подъем, бережными круговыми движениями растирая кожу. А остальные нежно разминают подошву. Скользят по ней, но у меня такое чувство, что они обжигают. Эти неторопливые ритмичные поглаживания, отдающиеся приятными теплыми волнами во всем теле... Его умелые, терпеливые пальцы… Сколько я еще смогу выдержать так…
Кусаю губы, ощущая, как по коже струится дрожь. Это же просто массаж, почему я так реагирую? Как будто он прикасается ко мне всему, везде…
Судорожно втягиваю воздух. От этой мысли мне становится невыносимо жарко. В голове образуется полнейший хаос. Сумбурные, суматошные картины яркими вспышками наводняют сознание, погружая его в смятенье и трепет. …ладони Соби, неторопливо скользящие по телу… Из груди вырывается сдавленный вздох.
Соби оборачивается, его глаза расширяются, когда он видит мое отчаянно пылающее лицо, дрожащие веки. Стремительно придвинувшись ближе, он подхватывает меня на руки, сажает к себе на колени, прижимая к стене. Обмякаю в его объятиях, вцепляясь ослабшими руками в куртку. Его губы находят мои, и все мысли улетают в пустоту, растворяясь в этом поцелуе. Пальцы разжимаются, а голова начинает кружиться. Что ты со мной делаешь, Соби… Я же сейчас просто…. просто… лишусь сознания…
Наконец, он отстраняется. Безвольно утыкаюсь лбом ему в плечо.
Он прижимается к моей голове виском и виновато произносит:
- Прости, Рицка. Я не думал, что это подействует настолько…
Настолько сильно? Глубоко вздыхаю, в бесполезной попытке хоть как-то упорядочить свои мысли. Объятья Соби явно этому не способствуют. Зажмурившись, слабо толкаю его руками, желая слезть с его коленей. Он понимающе отодвигается. Плюхаюсь на скамейку, роняя голову на сцепленные замком руки. Гляжу в пол, закусив губу. Просто кошмар какой-то….
Он отводит взгляд.
- Я постараюсь больше так тебя не провоцировать, - его брови, приподнимаясь, сходятся в смущенном замешательстве,- наверное, я немного перестарался.
Это называется «немного».
Чувствую, что вновь краснею.
- Верни мне ботинки.
- О… Да, конечно,- он наклоняется, находит мою обувь и носки. Протягивает мне, не пытаясь коснуться. Сердито шмыгнув носом, отбираю их. Натягиваю носок на ногу. Мой взгляд невольно проходится по голой коже.
Откуда он знает все это? Где он этому научился? Спросить?
- Соби…
- Да?
- Откуда у тебя такие… навыки? Где ты выучился всем этим вещам?
На секунду меня охватывает страх. А вдруг это нечто, чего мне лучше было бы не знать.
Склонив голову, он чуть усмехается.
- Ну… я всегда интересовался человеческой анатомией. Это казалось мне полезным. Строение тела, принципы циркуляции в нем потоков энергии, и всего интереснее была нервная деятельность, отвечающая за ощущения и передачу информации. Я довольно глубоко изучал этот вопрос. Читал разные книги…
Он поворачивает голову.
- А почему ты спросил?
- Просто интересно.
Смотрю в пол, пряча глаза. Хочет знать, почему я спрашиваю. Потому что вдруг подумал о том, проделывал ли он такие вещи еще с кем-нибудь кроме меня? Например… с Сеймеем. Они ведь были полноценной парой, не то что мы. Хотя у Сеймея были Ушки. Но у Соби-то их нет…
Неожиданно ощущаю неприятный жгучий укол. Я что, ревную?
- Рицка, ты ревнуешь?
- Что?! - Весь вскидываюсь. Как он догадался? - Еще чего! Ничего подобного!
- Хм, - он улыбается, прикрыв глаза, затем опускается на одно колено передо мной, завязывая шнурки на моем втором ботинке.
- Тебе не о чем волноваться. Я никогда ничего подобного ни для кого не делал.
Едва заметно выдыхаю. Хотя мне немного неловко за испытываемое облегчение. В принципе мне не должно быть дела до того, что было раньше. Но все-таки отрадно осознавать, что я единственный к кому он когда-либо прикасался… так…
Соби вновь садится рядом, засовывая руки в карманы куртки.
- Но я рад твоей ревности,- он чуть улыбается,- значит, я тебе действительно небезразличен.
Соплю носом. Можно подумать, он сомневался.
-Нет, ревность - это не то, - отвожу глаза,- это чувство собственничества.
Он усмехается.
-Я именно это и имел в виду.
Удивленно вскидываю взгляд. Соби кажется удовлетворенным, уголки губ изгибаются в улыбке, прикрытые глаза слегка блестят. Как странно. Похоже, я его и правда обрадовал. Если бы кто-то ревновал меня, пытался сделать своей собственностью, я бы, наверное, не ощутил ничего кроме раздражения и досады. Но Соби хочет принадлежать. Это странное, не поддающееся моему пониманию, желание. Если бы это был кто-то другой, а не Соби, я бы, возможно, даже ощутил жалость к подобному человеку. Подчиняться, отказываясь от себя, от свободы.… Класть свою жизнь к ногам кого-то, позволяя ему управлять тобой, лепить из тебя, что вздумается. Как можно стремиться к такому, да еще и получать от этого удовольствие?
В голову приходит неожиданная мысль. Но ведь я же хочу, чтобы он принадлежал мне. Мне никто другой кроме него не нужен. Это странное чувство, мне будто бы хочется обхватить его, окутать собой, заключить в себя, становясь его опорой, его уверенностью в собственной ценности. Оберегать его душу так, как он хранит мое тело.
Усмехаюсь. Наверное, я хотел бы подарить Соби всю Вселенную, принадлежи она мне, только за то, чтобы постоянно всей душей ощущать, что я нужен ему. Что он не может без меня жить. Действительно собственническое чувство. Но, может, в этом как раз и кроется суть различия между Жертвой и Бойцом? Один желает обрести и обладать, окружая заботой. Другой мечтает быть обретенным, отдавая преданность и безграничное доверие. И оба получают при этом друг от друга нечто более ценное для себя.
Соби, ты тоже чувствуешь это так? Для тебя принадлежать мне — это больше чем долг. Это защищенность, ощущение своего дома, твоя земля под ногами — нечто, за что стоит драться до конца. В этом смысл твоей жизни, твоя честь и гордость Стража. А моя? Должно быть в том, чтобы создавать для тебя этот смысл. Принимать твое служение. И делать его достойным.
Прислоняюсь к его плечу, чувствуя, как, уступая сну, постепенно тяжелеют веки.
Я постараюсь, Соби. Я сделаю все, что в моих силах. Все, что смогу.
Скоро полночь. Поезд подходит к нашей станции. Рицка спит на моих коленях. Он очень устал, мне не хочется его будить. Дотягиваюсь до своей сумки и, повесив ее на плечо, осторожно беру его на руки и встаю, выбираясь из поезда. Конечно, Рицка маленький и совсем хрупкий, но весит он все-таки немало. Ничего, я донесу.
Прижимая его к себе, иду по перрону ко входу в метро. Немногочисленные пассажиры провожают нас недоумевающе-подозрительными взглядами. Наверное, я действительно выгляжу сейчас странно. Взрослый мужчина, несущий на руках спящего мальчика. Ничего, я позабочусь, чтобы никому из встречных не пришло в голову пристать ко мне с вопросами. Это может потревожить Рицку.
Спускаюсь в метро. Конечно, мой дом ближе, но будет лучше, если он проснется в своей постели. Правда, не расстроит ли его, если он не обнаружит при этом меня? Ведь, когда он засыпал, я был рядом. Почему-то теперь мне кажется, что это может быть важно для него. Что я не ушел, не попрощавшись... Не оставил его одного.
Возле дома Рицки пришлось повозиться, отыскивая в его кармане ключи. Затем приложить некоторые усилия, чтобы попасть внутрь. Остановившись перед входом в его комнату, несильно толкаю дверь носком ботинка. Открыто.
Все-таки я поставлю ему новый замок. Чтобы не приходилось больше вылезать через окно.
Войдя в ночной полумрак спальни, осторожно опускаю его на кровать. Рицка спит так крепко, что за все время моих неловких манипуляций даже не пошевелился ни разу. Замираю в некоторой нерешительности. Надо хотя бы снять с него обувь. И куртку неплохо бы тоже. А потом еще укрыть чем-нибудь.
Наклонившись, тяну за шнурки. Аккуратно развязываю их, ослабляя на ноге ботинок. Руки неожиданно останавливаются. Я выдыхаю, прикрыв глаза.
Все-таки мне надо быть осторожнее в отношении Рицки. Мне самому. Иначе я рискую в один прекрасный момент просто не справиться с собой. Он даже не представляет себе, насколько притягателен. То, что сегодня произошло…
Вначале я действительно хотел помочь ему, снять с его ног усталость после тяжелого дня. Но потом это переросло в нечто иное. В нечто сакральное. Я вкладывал в свои прикосновения куда больше, чем в простой массаж. Я почти ласкал его…
Мне точно надо быть осторожнее. Какими бы ни были мои собственные потребности, Рицка к подобному еще не готов. Его чувственность только пробуждается. Я не вправе поступать с ним таким образом или покушаться на что-то большее. Уже хватит того, что я не в состоянии отказывать себе в том, чтобы целовать его. Само собой, это нужно для поддержания нашей связи, но я делаю это чаще и с куда большим чувством, чем необходимо.
Думаю, сегодня он ощутил это. Иначе не смутился бы так сильно.
Стараясь действовать как можно более аккуратно, медленно снимаю с его пятки ботинок. Рицка тут же вздрагивает и просыпается.
- Соби? Что ты делаешь?
Усмехаюсь. Надо же. Я думал его до утра невозможно будет добудиться. Все-таки ступни у него очень чувствительное место. Надо будет отложить в памяти. На будущее.
- Рицка, ты уже дома…
-Дома?- Он садится на кровати, оглядываясь и протирая ладонями глаза.
- Соби, ты что тащил меня на себе всю дорогу от вокзала? Зачем? - Он недоуменно моргает.- Надо было разбудить…
Склоняю голову.
- Прости.
- Да ничего страшного,- он чуть растеряно улыбается, - просто… Я же тяжелый.
Прикрываю глаза. Рицка – настоящее чудо. Мне очень повезло с ним.
- Что ж, ты проснулся. Значит, я могу идти. Спокойной ночи, Рицка.
Он чуть подается вперед, вскидывая голову, так, что мне вдруг кажется, что он сейчас попросит меня остаться.
Этого я точно не могу себе позволить.
Наклоняюсь и, прежде чем он успевает сказать что-то, накрываю его губы своими, придерживая ладонями подбородок. Он чуть вздрагивает и сдается, оседая вниз. Веки опускаются.
- Спокойной ночи, - мягко повторяю я, целуя его в лоб.
- И тебе… До встречи, Соби.
Он печально вздыхает, отводя глаза. Направляясь к балкону, прячу улыбку. Вряд ли я смогу продержаться долго без него. Спорю на что угодно, что уже завтра обнаружу себя, покупающим билеты на вечерний поезд, чтобы с ним увидеться. Через неделю у Рицки начнутся каникулы. А это значит, что мы сможем проводить вместе куда больше времени. Подобная свобода открывает такой большой простор для творчества и фантазии.
Единственно… Моя потребность в близости с ним все больше возрастает. Сегодня я это очень отчетливо осознал. Как я буду справляться с собой, когда это станет невыносимым? Я просто не могу себе представить.
Приблизившиеся к пониманию.Chapter IV Blind less
Приблизившиеся к пониманию.
Соби
В будние дни даже в подобное время вокзал похож на растревоженный улей. Пригородные поезда подходят к платформе с минимальными промежутками. Звуки шагов в становящихся все более плотными потоках людей сливаются в сплошной низкий гул. Есть кому спешить на работу, несмотря на ранний час.
Но сегодня воскресенье. Платформы практически пусты. Серый, в туманной дымке день еще только посыпается. Небо светлеет. Над зданием вокзала медленно гаснут ночные фонари. Редкие ранние пассажиры, нахохлившись, словно синицы на ветках, дремлют в ожидании поезда на металлических скамейках. Более привычные покупают в автоматах кофе и утренние газеты.
Затушив ботинком пятую уже по счету сигарету, бросаю быстрый взгляд на установленные у входа в зал ожидания электронные часы. Без четверти семь. Первый утренний синкансэн прибудет через пятнадцать минут, а Рицки все нет. Надеюсь, он не опоздает.
Когда я накануне признался ему, во сколько нужно будет подняться сегодня, у него даже глаза округлились от удивления. Правда, на его решение поехать со мной это никак не повлияло. На всякий случай, чтобы удостовериться, что он точно не проспит, я позвонил ему утром. Его сонный голос вызвал невольную улыбку: «Да-Соби-я-уже-проснулся».
Я прямо видел в тот момент, как он сидит в пижаме на кровати, героически пытаясь открыть слипающиеся глаза. Ушки висят, разделяя нежелание тела пробуждаться. Спутавшиеся за ночь, взъерошенные пряди волос топорщатся в разные стороны.
Хотел бы я увидеть это хоть раз. Своими глазами.
- Со-тян? Что ты тут делаешь?
Кио?
Он ставит свою сумку рядом с моей, разглядывая меня с некоторым недоумением. Мне известно, почему. Я должен был уехать в Осаку еще вчера днем вместе с остальными участниками выставки. Но это означало бы вынудить Рицку ночевать вне дома. Подобного допустить было нельзя.
- Пожалуй, у меня к тебе тот же вопрос. Ты ведь вроде отказался от этой поездки.
- Сенсей позвонил мне и еще кое-кому из группы, просил помочь с монтажом. В общем, я подумал, там и впрямь может быть что-нибудь любопытное. Как говорит учитель… - Кио поднимает вверх палец и, состроив уморительно серьезное выражение на лице, понижает голос в шутливом цитировании.
- «Работы молодых художников зачастую более интересны. Потому как дух их восторжен и юн, взгляд открыт для исканий, а руки полны старания и уважения к профессии».
Невольно усмехаюсь. Действительно очень похоже. Хорошее настроение Кио потрясающе заразительно. Видимо, его ни капли не смущает перспектива ехать куда-то так рано в воскресный день. Одна из сильных сторон Кио – его легкое, оптимистичное отношение к жизни. Он во всем ухитряется разглядеть что-то хорошее. Мне подобного иногда сильно не хватает.
Кио поднимает на меня сияющий взгляд.
- А все-таки удачно получилось. Поедем вместе, значит?
Моя улыбка становится несколько натянутой.
Не назвал бы происходящее удачным. Я обещал этот день Рицке. Появление Кио в мои планы никак не входило. Как Рицка отреагирует, когда поймет, что мы будем не одни?
Так или иначе, я не могу обмануть его ожиданий. Значит, мне предстоит каким-нибудь образом убедить Кио не присоединяться ко мне.
Как мне поступить? Прямая просьба наверняка его оскорбит.
- Соби!
Оборачиваюсь. Рицка бежит по перрону. Полы расстегнутой куртки хлопают по бокам в такт быстрым шагам. Похоже, я уже не успею что-либо сделать.
Заметив Кио, он резко останавливается, по инерции сделав еще несколько шагов вперед.
Пауза. Второй акт. Немая сцена.
- А что этот здесь делает?- Говорят они оба, тыкая пальцем друг в друга, а глядя при этом на меня.
Обреченно выдыхаю. Потрясающая ситуация.
Кио опомнился первым.
- Эй, не груби старшим.
- Кио, не груби Рицке.
Это мы тоже произносим почти одновременно. Кио, что с сердитым видом навис над ним, уперев руку в бок, поднимает на меня обиженно-недоуменный взгляд. Другая рука с назидательно-указующим пальцем, балансирующим у носа Рицки, застывает в воздухе. Он смотрит на меня, потом на него. Зубы его сжимаются.
- Та-ак… Похоже я здесь лишний.
Не глядя, он хватает свою сумку и идет прочь. Рицка отскакивает в сторону, пропуская его, и недоумевающе глядит ему вслед. Затем растеряно оглядывается на меня.
Я молчу, изучая взглядом асфальт. Если Кио хочет уйти, я не буду его останавливать. Возможно, я предприму какие-нибудь шаги, чтобы помириться с ним. Но позже.
- Эй! Постой!- Сорвавшись с места, Рицка ловит Кандо за карман куртки. Тот резко оборачивается, светлые волосы взлетают вокруг головы. Выражение глаз ядовито-мрачное, губы сурово сжаты.
- Слушай… я не хотел грубить тебе,- Рицка несмело улыбается краешком рта, - само как-то получилось…
Кио, развернувшись, выпрямляется. Брови его ползут вверх в недоверчивом удивлении. Он переводит взгляд на меня. Спокойно смотрю ему в глаза. Не совсем понимаю, зачем Рицка это делает. Для него, в сущности, не должно иметь значения, обидится на меня Кио или нет.
Слегка скривившись, он едва заметно усмехается.
- Ладно, Рит-тян, я и сам был не шибко вежлив,- смущенно растирает ладонью шею.- Значит, ты тоже едешь на выставку?
- Да,- в глазах Рицки зажигается теплый огонек, - меня Соби пригласил.
Он неожиданно обхватывает ладонью мою руку.
- Вот как?- Кио глядит на наши переплетенные пальцы и чуть слышно вздыхает. - Ну… я мог бы поехать вместе с вами. Если вы оба не против.
-Я не против,- Рицка отводит глаза в сторону, - только вы, пожалуйста, не ссорьтесь.
Мы с Кио, онемев, смотрим на него сверху вниз. Затем поднимаем взгляд друг на друга. Наверно, выражение лица у меня сейчас такое же, как у него. Опешившее и растерянное. И слегка виноватое.
Кио в замешательстве хмыкает, криво улыбаясь.
- Мы не будем, верно, Со-тян?
- Да, - осторожно ерошу волосы Рицки,- не волнуйся об этом.
Он медленно кивает, глядя в землю.
Инцидент и вправду исчерпан. Но все равно это просто поразительно…
Кажущийся бесцветно-металлическим голос оповещает о прибытии нашего поезда. Похожий на узкий космический шаттл, обтекаемый и стремительный, синкансэн величественно вплывает под своды вокзала. Двери бесшумно раскрываются, мы вступаем в освещенный ровным электрическим светом уютный салон.
Пассажиров кроме нас почти нет. Некому в столь ранний час ехать в Осаку на этом комфортабельном экспрессе. Рицка тут же пробирается к окну. Я сажусь рядом. Кио, примостив возле себя свою сумку, устраивается напротив, задумчиво изучая Рицку взглядом. Словно видит в нем нечто, чего раньше не замечал.
Поезд незаметно трогается, плавно набирая скорость. Расстояние до Осаки довольно значительно. Даже учитывая невиданные возможности нашего транспорта, мы будем там только через два с половиной часа.
Вскоре возникшая неловкость сглаживается, и поездка проходит довольно весело. Кио – мастер анекдотов и дорожных историй. Он вообще в любом обществе вскоре становится душей компании, и мне не совсем понятно иногда, почему он выбрал своим другом именно меня. Ведь, когда мы только познакомились, я вообще ни с кем не общался, пресекая любые попытки ко мне приблизиться. Но он был очень настойчив…
- …и вот я смотрю на нее в темноте… А у нее глаза выпучены, голова и лицо все в здоровых колючках, как у мутанта, и уши в разные стороны торчат. У меня аж челюсть отвисла, и цветы из рук выпали. А потом до меня дошло, что это макет рыбы-ежа, стоящий на постаменте. Я, ей-богу, чуть дуба со страху не дал, пока разобрался, что к чему…
Мне нравится, как Рицка смеется. Он чуть запрокидывает голову, плечи вздрагивают. Глаза весело щурятся, а на щеках появляются едва заметные ямочки.
Смех у него звонкий и открытый, и чистый, словно весенняя капель…
Жаль, что он так редко это делает. Я бы хотел уметь смешить его, так как Кио.
Рицка ловит мой взгляд и в глазах его зажигаются теплые огоньки. Он незаметно находит мою руку на сиденье и крепко сжимает ее.
Улыбаюсь, склонив голову. Странно. Я чувствую себя почти счастливым.
Все-таки это была очень хорошая мысль — попросить его поехать со мной. Надо будет снова придумать что-нибудь. Есть столько замечательных мест, где он наверняка еще не был.
Усмехаюсь. Надо же. Я даже позволяю себе строить планы на будущее. Кто бы подумал.
Но то, что Рицка сделал сегодня для нас с Кио, наводит на мысль, что, может, я имею на это хотя бы некоторое право. Почему-то для него оказалось важным, чтобы мы помирились. Впрочем… Кио мой единственный друг. Кроме него и Рицки у меня никого нет.
Трудно поверить, что он может придавать значение подобным вещам. Что он думает обо мне и заботится о моей жизни куда больше, чем я сам. Осознавать это – просто невероятно.
Возможно, будущее не настолько неопределенно, как я раньше полагал. Рицка не оставит меня. Наверное, я могу больше этого не опасаться.
Рицка.
Павильон, в котором проходит выставка, похож на крытый стадион. Он поделен на зоны для каждого из учебных учреждений, таблички с названиями которых возвышаются у входов, напоминая уличные указатели. Под ними установлены столики с глянцевыми сборниками репродукций, рекламными университетскими проспектами и прочей сопутствующей литературой. Высокие, словно стены одноэтажных домов без крыш, стенды, на которых представлены картины, установлены под четкими прямыми углами, отчего выставка напоминает гигантский причудливый лабиринт.
Размах происходящего поистине впечатляет. Огромное количество людей. Вспышки фотокамер. Кажется, я даже видел среди всего этого хаоса несколько человек, груженных тяжелой видеоаппаратурой с эмблемами ведущих телеканалов. Похоже, короткий репортаж о сегодняшнем открытии пройдет в вечерних новостях.
Я стараюсь не сильно отвлекать Соби, а то он и так разрывается между желанием быть со мной и прочими своими обязанностями. Вот и сейчас он стоит в десятке метров от меня, вполголоса обсуждая что-то с руководителем своей группы. Отвечая на очередную реплику, быстро и едва заметно поворачивает голову в сторону, выискивая меня глазами. Должно быть, боится потерять в этой толпе.
Тихонько взмахиваю рукой, привлекая его внимание. Не беспокойся. Я здесь.
Он ловит мой взгляд и, улыбнувшись, едва заметно кивает, словно спрашивая все ли в порядке.
Усмехаюсь. Ну да. Со мной все хорошо. Лучше не бывает.
Когда мы приехали на первом поезде, здесь царила настоящая суматоха. Картины прибыли накануне, упакованные в толстый картон. Я, Соби и Кио все утро потратили на то, чтобы подготовить наш выставочный стенд. Соби укладывал свои работы в рамы под специальное, защищенное от бликов стекло. А мне доверил прикалывать таблички с его именем. Потом я держал его стремянку, пока Соби закреплял картины в специальных держателях и регулировал над ними освещение.
Выставка открылась в полдень. Мы едва успели все закончить. На открытии Соби был очень сдержан и немногословен, но я видел, что он действительно волнуется. Он не отпускал меня от себя ни на шаг. Я прямо чувствовал, как сжимаются его руки, замершие на моих плечах, пока мы слушали приветственную речь, стоя среди толпы зрителей и таких же, как и мы, участников.
Усмехаюсь, прикрыв глаза. Соби сколько угодно может делать вид, что его ничего на свете не волнует. Теперь я точно знаю, что это не так. По крайней мере, глаза его наполнены блеском и оживлением, которое он тщательно скрывает за сдержанным, полным неизменного достоинства поведением.
А еще ему очень идет его строгий костюм с консервативным темным галстуком в широкую косую синюю полоску. Соби отлично в нем смотрится. Правда, когда я сообщил ему об этом, он лишь усмехнулся, сказав, что ему не придется все время так ходить. Уже завтра для участников выставки начинаются практика и мастер-классы, или как это там называется. Но сегодня особенный день. Сегодня – открытие.
-Ну как, Рит-тян. Тебе тут нравится?
Голос Кио доносится из-за моей спины. Не оборачиваясь, киваю, наклоняясь к одной из работ Соби.
Он привез сюда пять своих картин. Две большие и три миниатюры. Та, которую я сейчас рассматриваю, двадцать на двадцать сантиметров размером, выполнена в монохромной тушевой технике. На ней сонное озеро, окруженное деревьями и зарослями тростника. На покрытой легкой рябью воде замерли листья лотоса. В тени раскидистой ивы виден силуэт спящей цапли. Сюжет незатейлив, но сколько в нем чувства. И это почти ювелирная работа. Мне никогда даже не приблизиться к тому, чтобы повторить такое.
- Сенсей говорит, у Со-тяна большое будущее. Видишь эту линию? – Остановившись рядом, Кио переводит мое внимание на одну из масштабных картин. Мне приходится подойти вплотную, чтобы понять, куда он показывает. Там в сердцевине кажущегося хрустальным цветка, рядом с тонкими тычинками словно дрожит что-то….
-Это очень сложный прием. Такой мазок нужно писать не отрываясь, единым движением, и кисть при этом должна трепетать, словно крыло бабочки, чтобы тушь ложилась ровно через одинаковые промежутки. У меня так не выходит. Вечно получается хоть немного, но криво. Для того, чтобы линия была такой точной, требуются годы практики, потрясающая координация и высокая концентрация духа. И то…
Кио вздыхает и отправляет леденец обратно в рот.
Вот как, значит. Отстраняюсь и окидываю картину взглядом. Я в этом ничего не понимаю, но даже мне очевидно, что она прекрасна.
Углы и края листа чисты. И оттого ощутимее образующиеся в середине композиции глубина и объем. Это похоже на эффект голограммы. Лист будто проваливается внутрь и выступает вперед, образуя мистическое трехмерное пространство. Наверное, весь этот рисунок состоит из подобных частичек мастерства Соби. Линия за линией, пятно за пятном образуют вместе фантастически живой, почти осязаемый образ.
- Я рад,- перевожу дыхание, - я даже и не думал, что Соби настолько…
Настолько потрясающе талантлив. Как много всего я еще о нем не знаю.
- Рад?- Кио как-то странно покосился на меня. - Надо же…
- А что в этом такого?- Бросаю на него быстрый хмурый взгляд.
- Ну… Помнится, Сеймея серьезное отношение Со-тяна к своим работам только раздражало.
Прикрыв глаза, медленно выдыхаю сквозь сжатые зубы. Так. Только не заводиться. Но если он опять начнет говорить гадости о моем брате…
- …он как-то даже порезал одну из его работ.
Что!!? Мои глаза широко распахиваются.
- Как… порезал?..
- А вот так,- Кио делает рукой два широких взмаха, рассекая воздух крест накрест.
Смотрю на него. Не верю.
- Врешь! Сеймей не мог такое сделать!
Кио горько усмехается, склоняя голову. Мои кулаки сжимаются.
- Это неправда!- Должно быть я слишком громко это сказал. Быстро оглянувшись, понижаю голос до злого шепота. - Ты сам это видел?
Качает головой.
- Тогда откуда тебе знать, что это был именно Сеймей?!
- А больше некому,- Кио вновь достает конфету изо рта и лезет в карман,- хочешь таранку?
Отскакиваю в сторону и отрицательно мотаю головой, прожигая его взглядом. Кио вздыхает.
- Мы тогда запаздывали со сдачей работ. Со-тян запаздывал. Иногда, чтобы закончить все в срок, ему приходилось допоздна задерживаться в Университете. Сенсей оставлял ему ключи от аудитории, а он потом отдавал их ночному сторожу. Так вот, когда я уходил, то столкнулся в вестибюле с Сеймеем. Он меня не узнал. Со-тян нас не знакомил. Но я пару раз видел их вместе, поэтому знал, что это он. Я еще подумал тогда, может мне вернуться?.. В общем, на следующий день я был дежурным в классе. Относил мусорные пакеты в контейнер на заднем дворе. И увидел там, в дальнем углу работу Со-тяна. Ту самую, которую ему надо было закончить. Порезанную. Он тогда сказал, что испортил ее, выплеснув случайно сверху разведенную тушь. Я не говорил ему, что знаю…
Кио бросил на меня внимательный взгляд.
- И ты не говори. Это его только расстроит.
Сглатываю застрявший в горле горький комок. Кио молчит, разглядывая работу, и я молчу… Сеймей… Неужели он действительно совершил такое?
Картины Соби – прекрасны.
Как?..
- Я никогда… не сделал бы ничего подобного…
Кио бросает на меня быстрый взгляд. Глаза его странно вспыхивают.
- Вот как….
- Кио. Что ты сказал Рицке, что он так огорчился?
Рука Соби ложится на мое плечо. Его голос, раздавшийся прямо над ухом, едва не заставил меня подпрыгнуть от неожиданности.
Как же он тихо ходит. Подойди Соби чуть раньше, он мог услышать наш разговор. Вряд ли бы ему это понравилось.
- Я сказал, что твои картинки просто ужасающи,- Кио ухмыляется, - ты настоящий лентяй, Со-тян.
Вскидываю изумленно-негодующий взгляд. Он же только что говорил прямо противоположное!
Соби усмехается. Взгляд его загорается иронией. Вижу, что он совсем не обиделся, скорее даже наоборот. Видимо, это какая-то их общая с Кио шутка, корни которой мне неизвестны.
Кио глядит куда-то нам за спину и неожиданно взмахивает рукой, очевидно заметив кого-то из знакомых.
- Ну, мне пора бежать. Увидимся!
Он исчезает. Соби, плавно сместившись в сторону, останавливается рядом.
- Рицка, ты тоже считаешь, что мои работы ужасающи?
Подавив тяжелый вздох, качаю головой.
- Нет, Соби. Они просто чудесные.
Его рука на моем плече сжимается
- Я очень рад.
Стискиваю веки. Сеймей… Я не могу поверить, что Кио сказал правду. Как можно покушаться на подобную красоту? Тем более зная, что ее создал Соби.
Но ведь не стал бы Кио просто так порочить память о моем брате. Кио хороший и открытый человек, я успел это понять.
Почему все, кого я встречаю, говорят о Сеймее всякие гнусные вещи.
Неужели он действительно сделал это? Такого просто не может быть.
- Знаешь, Со-тян, я, кажется, начинаю понимать, почему ты так держишься за этого парня.
На мгновение мне становится смешно.
- Кио, хочешь сказать, что ты нас одобряешь?
Он ухмыляется.
- Я этого не говорил.
Повернув голову, мы наблюдаем как Рицка, задумчиво хмурясь, наклоняется ближе к искусному панно, выполненному цветной тушью на отрезе шелка.
- Просто теперь я понимаю, почему ты так изменился.
Сеймей… Иногда мне начинает казаться, что те, кто говорят о тебе, рассказывают мне о ком-то другом. У него твое имя. Твое лицо и тело. Но это не ты. Не тот заботливый и понимающий человек, которого я помню.
То, что рассказал мне Кио, не укладывается в моей голове.
Я просто не могу поверить, что Сеймей мог сделать что-то подобное.
Если бы я мог расспросить о нем Соби. Если бы он мог мне ответить, что бы он сказал? Упомянул бы об эпизоде с картиной или стал бы говорить только хорошее? А если бы я прямо спросил об этом случае? Ответил бы правду или стал все отрицать? И как бы я смог понять, обманывает он меня или нет?
Может это было каким-то наказанием? В учебнике Ритцу целая глава посвящена этому вопросу. Я не хотел пропускать ни страницы из опасения проглядеть что-нибудь важное, поэтому прочел этот раздел до конца, хотя каждое слово вызывало во мне отторжение.
Наказание – это часть контроля. Но к черту такой контроль! Мне вообще не нравится курс тех практических упражнений для Жертв, который дается там. Это напоминает дрессировку животных. Выработку безусловного подчинения на любые приказы и команды. Мне это не подходит. Я никогда не смог бы делать с Соби что-то подобное. Но если я не научусь управлять им, мне не стать его Жертвой. Так Йоджи говорил. Это проблема, которую мне абсолютно точно предстоит решать в будущем. Причем чем скорее я придумаю, как это сделать, тем лучше. А я придумаю…
Если старые методы становятся неприемлемыми, приходится создавать новые. И я их создам.
***
Рицка.
Этот длинный день все-таки подходит к концу. Я настолько устал, что, войдя в поезд, просто рухнул на одну из обтянутых кожей скамеек.
Как же я находился… Подняться так рано и весь день провести на ногах – не такое простое испытание.
Кончилось тем, что я уже был готов упасть там где-нибудь в углу и уснуть. Кио вскоре после нашего разговора ушел в гости к кому-то из своих здешних друзей, и я в тот момент страстно ему завидовал. Он там, по крайней мере, мог отдохнуть, а то и остаться на ночь.
Соби, видимо почувствовав мое изнемогающее состояние, ухитрился раздобыть где-то небольшую низкую кушетку без спинки. Я так на ней и просидел весь оставшийся вечер, пока выставка не закрылась, уткнувшись в книгу и борясь со сном. Соби предлагал мне уйти раньше, но я отказался. Это ведь важно для него. Я мог и потерпеть.
Тем более, что на этот раз я могу не беспокоиться о том, что задержусь. Чтобы поехать сегодня с Соби, мне пришлось сказать маме, что родители Юико пригласили меня с ними вместе загород. Что я вернусь очень поздно, но они меня подвезут. Я опасался, что мама запретит мне или попросит номер их телефона, чтобы выяснить подробности. Но она даже расспрашивать меня не стала. Не могу до конца понять, рад я этому или нет.
- Вот, возьми. Тебе он, кажется, понравился.
Рядом обозначилось движение. Соби аккуратно поставил свою сумку на скамью напротив и протянул мне небольшую пластиковую бутылочку.
Гранатовый сок. Беру и чуть криво улыбаюсь. Если вспомнить еще, при каких обстоятельствах я попробовал его впервые. Но он действительно оказался очень вкусным.
Иногда мне кажется, что Соби вообще ничего не забывает и все замечает. Ко мне еще никто не относился с таким вниманием. Только…. Сеймей…
Соби откидывается рядом на скамейку, прикрыв глаза. Поезд плавно трогается, мимо проплывают вертикальные колонны, поддерживающие свод над платформой. Набирая скорость, выезжаем из здания вокзала. Вечерние огни неяркими вспышками проносятся мимо, бросая на пол и скамейки стремительные светлые пятна.
Гляжу в окно, пытаясь разглядеть в этом разноцветном хороводе очертания незнакомого мне города. Мы так и не смогли сегодня погулять и осмотреть его. Вряд ли можно считать полноценной экскурсией получасовую поездку в метро. Впрочем, Соби сказал, что если мне хочется, мы можем вернуться сюда во время моих каникул. Надо будет обязательно это сделать. Это было бы замечательно.
Огни бледнеют, становятся более редкими. Мы покидаем пригород. Отодвинувшись от окна, чуть съезжаю на сиденье, вытягивая ноги вперед. И все-таки я вымотался, несмотря на все усилия Соби.
- Устал? - Он тепло смотрит, чуть склонив голову на бок.
Внимательно разглядываю свои ботинки.
- Ну немного… Ноги просто слегка гудят. Ничего страшного.
- Хм…- На его губах вдруг начинает играть едва заметная лукавая улыбка. Он наклоняется вперед и, подхватив свой рюкзак, ставит его меж мной и стеной вагона. А потом, прежде чем я успеваю опомниться, быстро и аккуратно приподнимает мои ноги и устраивает их на своих коленях.
О-ох! От неожиданности хватаюсь рукой за спинку скамейки. Его сумка теперь поддерживает поясницу, затылок упирается в вертикальную стеновую панель. Соби уже непринужденно расправляется со шнурками на моей обуви.
- Эй, ты что собрался делать?!- Тихо шиплю я, выпрямляясь, пытаясь вырваться из его рук и спуститься обратно на пол. - Тут же люди!
В салоне поезда помимо нас и впрямь находятся еще четыре человека. Правда сидят они немного дальше и лицом по направлению движения поезда, а к нам спиной. Пожилая дама в эффектной шляпе. Молодая пара и подросток года на три старше меня, в яркой спортивной куртке.
- Действительно, - Соби чуть усмехается, а затем произносит что-то шепотом, делая рукой странный жест, словно стряхивая с кончиков пальцев капли воды.
Парень тут же приобнимает девушку за плечи, она кладет голову ему на плечо. Дама достает из сумки книжку небольшого формата и, нацепив на нос очки, углубляется в чтение. Паренек прибавляет громкость в наушниках и сползает по сиденью, закинув ноги на скамью напротив.
- Никому из них даже в голову не придет оборачиваться.
Теплый вкрадчивый шепот Соби раздается прямо над ухом. Чуть отшатываюсь и, теряя равновесие, падаю обратно на его сумку.
Мои ботинки отправляются на пол. Соби ловко стаскивает носки и начинает легко и нежно поглаживать мои ступни сверху вниз.
От этих прикосновений я вздрагиваю и вновь пытаюсь вырваться. Он мягко удерживает мои колени на месте.
- Не беспокойся, Рицка, я ведь не делаю ничего плохого.
Когда-то я уже слышал нечто подобное.
"Даже если я ВЗРОСЛЫЙ и у меня нет ушек, это не значит, что я причиню тебе вред."
А потом он меня впервые поцеловал. Зажмуриваюсь.
- А если кто-то войдет из соседних вагонов? - Я еще пытаюсь протестовать.
- Не войдет,- уголки его губ вновь изгибаются в лукавой улыбке, - не волнуйся, Рицка.
Ничего себе не волнуйся! Да я сейчас просто лопну от смущения! Уши полыхают, лицо заливает жаркий румянец.
Я привык к его объятиям. Я уже почти не краснею, когда он касается моего лица или шеи. Его поцелуи повергают меня в трепет, но все же он целовал меня уже не раз и не два. Сейчас же происходит нечто совершенно новое. Ощущений, подобных этим, я никогда в жизни не испытывал.
Его ладони проходятся вдоль свода стопы, оглаживают подошвы ног, повторяя их изгибы. Руки у него теплые и чуткие. Я прямо чувствую, как по всему телу разливается удовольствие. Пальцы невольно стискивают край скамейки. Меня наполняет предательская слабость, я просто не в состоянии ему сопротивляться.
Эти прикосновения, они слишком откровенные. Что ты творишь, Соби…
- Хв…хватит… Перестань…- похоже, мое дыхание срывается. Да что со мной такое…
- Почему?- Он оборачивается через плечо, брови невинно приподнимаются. - Тебе не нравится?
Ох, еще как нравится. Даже слишком.
Стискиваю зубы. Соби, очевидно истолковав мое молчание как разрешение продолжать, возвращается к своему занятию. Переходит на пальцы ног, мягкими, но настойчивыми движениями массируя их сверху вниз. Он не торопится, выдерживая какой-то определенный темп, уделяя каждому достаточно внимания. Через пару минут руки его спускаются ниже. Ладони обхватывают стопу, большие пальцы ложатся на подъем, бережными круговыми движениями растирая кожу. А остальные нежно разминают подошву. Скользят по ней, но у меня такое чувство, что они обжигают. Эти неторопливые ритмичные поглаживания, отдающиеся приятными теплыми волнами во всем теле... Его умелые, терпеливые пальцы… Сколько я еще смогу выдержать так…
Кусаю губы, ощущая, как по коже струится дрожь. Это же просто массаж, почему я так реагирую? Как будто он прикасается ко мне всему, везде…
Судорожно втягиваю воздух. От этой мысли мне становится невыносимо жарко. В голове образуется полнейший хаос. Сумбурные, суматошные картины яркими вспышками наводняют сознание, погружая его в смятенье и трепет. …ладони Соби, неторопливо скользящие по телу… Из груди вырывается сдавленный вздох.
Соби оборачивается, его глаза расширяются, когда он видит мое отчаянно пылающее лицо, дрожащие веки. Стремительно придвинувшись ближе, он подхватывает меня на руки, сажает к себе на колени, прижимая к стене. Обмякаю в его объятиях, вцепляясь ослабшими руками в куртку. Его губы находят мои, и все мысли улетают в пустоту, растворяясь в этом поцелуе. Пальцы разжимаются, а голова начинает кружиться. Что ты со мной делаешь, Соби… Я же сейчас просто…. просто… лишусь сознания…
Наконец, он отстраняется. Безвольно утыкаюсь лбом ему в плечо.
Он прижимается к моей голове виском и виновато произносит:
- Прости, Рицка. Я не думал, что это подействует настолько…
Настолько сильно? Глубоко вздыхаю, в бесполезной попытке хоть как-то упорядочить свои мысли. Объятья Соби явно этому не способствуют. Зажмурившись, слабо толкаю его руками, желая слезть с его коленей. Он понимающе отодвигается. Плюхаюсь на скамейку, роняя голову на сцепленные замком руки. Гляжу в пол, закусив губу. Просто кошмар какой-то….
Он отводит взгляд.
- Я постараюсь больше так тебя не провоцировать, - его брови, приподнимаясь, сходятся в смущенном замешательстве,- наверное, я немного перестарался.
Это называется «немного».
Чувствую, что вновь краснею.
- Верни мне ботинки.
- О… Да, конечно,- он наклоняется, находит мою обувь и носки. Протягивает мне, не пытаясь коснуться. Сердито шмыгнув носом, отбираю их. Натягиваю носок на ногу. Мой взгляд невольно проходится по голой коже.
Откуда он знает все это? Где он этому научился? Спросить?
- Соби…
- Да?
- Откуда у тебя такие… навыки? Где ты выучился всем этим вещам?
На секунду меня охватывает страх. А вдруг это нечто, чего мне лучше было бы не знать.
Склонив голову, он чуть усмехается.
- Ну… я всегда интересовался человеческой анатомией. Это казалось мне полезным. Строение тела, принципы циркуляции в нем потоков энергии, и всего интереснее была нервная деятельность, отвечающая за ощущения и передачу информации. Я довольно глубоко изучал этот вопрос. Читал разные книги…
Он поворачивает голову.
- А почему ты спросил?
- Просто интересно.
Смотрю в пол, пряча глаза. Хочет знать, почему я спрашиваю. Потому что вдруг подумал о том, проделывал ли он такие вещи еще с кем-нибудь кроме меня? Например… с Сеймеем. Они ведь были полноценной парой, не то что мы. Хотя у Сеймея были Ушки. Но у Соби-то их нет…
Неожиданно ощущаю неприятный жгучий укол. Я что, ревную?
- Рицка, ты ревнуешь?
- Что?! - Весь вскидываюсь. Как он догадался? - Еще чего! Ничего подобного!
- Хм, - он улыбается, прикрыв глаза, затем опускается на одно колено передо мной, завязывая шнурки на моем втором ботинке.
- Тебе не о чем волноваться. Я никогда ничего подобного ни для кого не делал.
Едва заметно выдыхаю. Хотя мне немного неловко за испытываемое облегчение. В принципе мне не должно быть дела до того, что было раньше. Но все-таки отрадно осознавать, что я единственный к кому он когда-либо прикасался… так…
Соби вновь садится рядом, засовывая руки в карманы куртки.
- Но я рад твоей ревности,- он чуть улыбается,- значит, я тебе действительно небезразличен.
Соплю носом. Можно подумать, он сомневался.
-Нет, ревность - это не то, - отвожу глаза,- это чувство собственничества.
Он усмехается.
-Я именно это и имел в виду.
Удивленно вскидываю взгляд. Соби кажется удовлетворенным, уголки губ изгибаются в улыбке, прикрытые глаза слегка блестят. Как странно. Похоже, я его и правда обрадовал. Если бы кто-то ревновал меня, пытался сделать своей собственностью, я бы, наверное, не ощутил ничего кроме раздражения и досады. Но Соби хочет принадлежать. Это странное, не поддающееся моему пониманию, желание. Если бы это был кто-то другой, а не Соби, я бы, возможно, даже ощутил жалость к подобному человеку. Подчиняться, отказываясь от себя, от свободы.… Класть свою жизнь к ногам кого-то, позволяя ему управлять тобой, лепить из тебя, что вздумается. Как можно стремиться к такому, да еще и получать от этого удовольствие?
В голову приходит неожиданная мысль. Но ведь я же хочу, чтобы он принадлежал мне. Мне никто другой кроме него не нужен. Это странное чувство, мне будто бы хочется обхватить его, окутать собой, заключить в себя, становясь его опорой, его уверенностью в собственной ценности. Оберегать его душу так, как он хранит мое тело.
Усмехаюсь. Наверное, я хотел бы подарить Соби всю Вселенную, принадлежи она мне, только за то, чтобы постоянно всей душей ощущать, что я нужен ему. Что он не может без меня жить. Действительно собственническое чувство. Но, может, в этом как раз и кроется суть различия между Жертвой и Бойцом? Один желает обрести и обладать, окружая заботой. Другой мечтает быть обретенным, отдавая преданность и безграничное доверие. И оба получают при этом друг от друга нечто более ценное для себя.
Соби, ты тоже чувствуешь это так? Для тебя принадлежать мне — это больше чем долг. Это защищенность, ощущение своего дома, твоя земля под ногами — нечто, за что стоит драться до конца. В этом смысл твоей жизни, твоя честь и гордость Стража. А моя? Должно быть в том, чтобы создавать для тебя этот смысл. Принимать твое служение. И делать его достойным.
Прислоняюсь к его плечу, чувствуя, как, уступая сну, постепенно тяжелеют веки.
Я постараюсь, Соби. Я сделаю все, что в моих силах. Все, что смогу.
Скоро полночь. Поезд подходит к нашей станции. Рицка спит на моих коленях. Он очень устал, мне не хочется его будить. Дотягиваюсь до своей сумки и, повесив ее на плечо, осторожно беру его на руки и встаю, выбираясь из поезда. Конечно, Рицка маленький и совсем хрупкий, но весит он все-таки немало. Ничего, я донесу.
Прижимая его к себе, иду по перрону ко входу в метро. Немногочисленные пассажиры провожают нас недоумевающе-подозрительными взглядами. Наверное, я действительно выгляжу сейчас странно. Взрослый мужчина, несущий на руках спящего мальчика. Ничего, я позабочусь, чтобы никому из встречных не пришло в голову пристать ко мне с вопросами. Это может потревожить Рицку.
Спускаюсь в метро. Конечно, мой дом ближе, но будет лучше, если он проснется в своей постели. Правда, не расстроит ли его, если он не обнаружит при этом меня? Ведь, когда он засыпал, я был рядом. Почему-то теперь мне кажется, что это может быть важно для него. Что я не ушел, не попрощавшись... Не оставил его одного.
Возле дома Рицки пришлось повозиться, отыскивая в его кармане ключи. Затем приложить некоторые усилия, чтобы попасть внутрь. Остановившись перед входом в его комнату, несильно толкаю дверь носком ботинка. Открыто.
Все-таки я поставлю ему новый замок. Чтобы не приходилось больше вылезать через окно.
Войдя в ночной полумрак спальни, осторожно опускаю его на кровать. Рицка спит так крепко, что за все время моих неловких манипуляций даже не пошевелился ни разу. Замираю в некоторой нерешительности. Надо хотя бы снять с него обувь. И куртку неплохо бы тоже. А потом еще укрыть чем-нибудь.
Наклонившись, тяну за шнурки. Аккуратно развязываю их, ослабляя на ноге ботинок. Руки неожиданно останавливаются. Я выдыхаю, прикрыв глаза.
Все-таки мне надо быть осторожнее в отношении Рицки. Мне самому. Иначе я рискую в один прекрасный момент просто не справиться с собой. Он даже не представляет себе, насколько притягателен. То, что сегодня произошло…
Вначале я действительно хотел помочь ему, снять с его ног усталость после тяжелого дня. Но потом это переросло в нечто иное. В нечто сакральное. Я вкладывал в свои прикосновения куда больше, чем в простой массаж. Я почти ласкал его…
Мне точно надо быть осторожнее. Какими бы ни были мои собственные потребности, Рицка к подобному еще не готов. Его чувственность только пробуждается. Я не вправе поступать с ним таким образом или покушаться на что-то большее. Уже хватит того, что я не в состоянии отказывать себе в том, чтобы целовать его. Само собой, это нужно для поддержания нашей связи, но я делаю это чаще и с куда большим чувством, чем необходимо.
Думаю, сегодня он ощутил это. Иначе не смутился бы так сильно.
Стараясь действовать как можно более аккуратно, медленно снимаю с его пятки ботинок. Рицка тут же вздрагивает и просыпается.
- Соби? Что ты делаешь?
Усмехаюсь. Надо же. Я думал его до утра невозможно будет добудиться. Все-таки ступни у него очень чувствительное место. Надо будет отложить в памяти. На будущее.
- Рицка, ты уже дома…
-Дома?- Он садится на кровати, оглядываясь и протирая ладонями глаза.
- Соби, ты что тащил меня на себе всю дорогу от вокзала? Зачем? - Он недоуменно моргает.- Надо было разбудить…
Склоняю голову.
- Прости.
- Да ничего страшного,- он чуть растеряно улыбается, - просто… Я же тяжелый.
Прикрываю глаза. Рицка – настоящее чудо. Мне очень повезло с ним.
- Что ж, ты проснулся. Значит, я могу идти. Спокойной ночи, Рицка.
Он чуть подается вперед, вскидывая голову, так, что мне вдруг кажется, что он сейчас попросит меня остаться.
Этого я точно не могу себе позволить.
Наклоняюсь и, прежде чем он успевает сказать что-то, накрываю его губы своими, придерживая ладонями подбородок. Он чуть вздрагивает и сдается, оседая вниз. Веки опускаются.
- Спокойной ночи, - мягко повторяю я, целуя его в лоб.
- И тебе… До встречи, Соби.
Он печально вздыхает, отводя глаза. Направляясь к балкону, прячу улыбку. Вряд ли я смогу продержаться долго без него. Спорю на что угодно, что уже завтра обнаружу себя, покупающим билеты на вечерний поезд, чтобы с ним увидеться. Через неделю у Рицки начнутся каникулы. А это значит, что мы сможем проводить вместе куда больше времени. Подобная свобода открывает такой большой простор для творчества и фантазии.
Единственно… Моя потребность в близости с ним все больше возрастает. Сегодня я это очень отчетливо осознал. Как я буду справляться с собой, когда это станет невыносимым? Я просто не могу себе представить.
Chapter III Doubtless
Отрешившиеся от сомнений.Chapter III Doubtless
Отрешившиеся от сомнений.
Соби.
Яркий свет ламп под потоком. Первая пара. Живопись. Пальцы строго вертикально удерживают кисть, и она плавно скользит по рисовой бумаге, оставляя на ней тонкую косую линию с нарочито неровным краем. В голову лезут непрошенные мысли, мешая сосредоточиться на том, что я делаю. Приходится совершать над собой почти физическое усилие, чтобы удерживать в сознании создаваемый образ. От этого рисунок выглядит слишком скрупулезно проработанным, в нем не хватает полета, жизни.
Со вздохом отстраняюсь, глядя на лежащий передо мной на низком столике холст.
Наверное, так и выглядят растерянность и замешательство. Как подчеркнуто безмятежные ветви сакуры, застывшие над водой в окружении крылатой свиты.
Словно свою неуверенность они пытаются замаскировать иллюзией неприступной, выверенной безупречности.
Качаю головой. Иногда я совершенно перестаю что-либо понимать. С момента нашего последнего боя с Рицкой творится что-то странное. Он практически перестал улыбаться, держит себя замкнуто, насторожено, словно дикий зверек. Таким взвинченным и нелюдимым он был, когда мы только-только познакомились. С того момента прошло уже более полугода, и мне казалось, что он постепенно меняется. Становится спокойнее, веселее, мягче. И вдруг такой контраст.
Непроизвольно покручиваю кончиками пальцев кисть, невидящим взглядом обводя рисунок.
Всю эту неделю я старался вести себя с Рицкой как можно более аккуратно, хотя повисшее в воздухе напряжение действовало поистине угнетающе, как и его попытки отдалиться от меня. Он ни разу не позволил обнять себя или даже просто прикоснуться. Когда я на днях сказал, что люблю его, что сделаю все что угодно, лишь бы его лицо осветила улыбка, он и вовсе взорвался, накричал на меня и убежал. А вчера, после того как он вернулся вместе с Зеро, вначале оттолкнул меня, а потом в своей комнате обнял, прильнул ко мне так сильно, будто искал защиты. Первым потянулся за поцелуем.
Отложив кисть, невольно хмурюсь, потирая пальцами переносицу.
Я действительно перестал что-либо понимать.
Может быть, это наконец проявившийся протест? Слишком много всего свалилось на него в последнее время. Стражи, поединки… Нелегко воспринять все это в таком возрасте. В тринадцать лет личность человека уже практически сформирована, подобные радикальные вмешательства могут восприниматься как принуждение или даже как насилие. По этой причине подростков принимают в Школу в самых исключительных случаях. Когда тебя с раннего детства готовят к тому, что ты станешь Бойцом или Жертвой, ты уже не мыслишь своей жизни без этого, это становится естественным, как воздух. В случае же с Рицкой ему фактически навязали правила игры. Вполне понятно, если он протестует против подобных изменений, буксует и отчаянно пытается сдать назад. Хочет жить нормальной жизнью обычного подростка. Но почему тогда Нацуо и Йоджи? Вот уж кого «обычными» и «нормальными» не назовешь.
- Опять бабочки, Со-тян? Мы снова не в духе?
Кио!
Его голос раздается над самым ухом так неожиданно, что я вздрагиваю. Серая тень падает сверху на столик. Он нависает надо мной, через плечо разглядывая рисунок.
- Что ты хотел, Кио? Опять забыл дома набор кистей?
Я не собираюсь общаться с ним сейчас. По правде говоря, мне вообще ни с кем не хочется разговаривать. Но он лишь хмыкает и демонстративно устраивается рядом на полу, с интересом заглядывая в лицо.
- Какие мы вежливые с утра, это что-то,- он достает изо рта леденец и взмахивает им в воздухе,- так что случилось-то? У тебя депрессия? Опять, небось, из-за этого ребенка.
Едва заметно выдыхаю, прикрыв глаза. Наши с Рицкой отношения - это последнее, что я намерен обсуждать с Кио.
- Мне кажется, что это не совсем твое дело.
Ухмыляется.
- Само собой не мое. Меня вообще в этой жизни никогда ничего не касается.
Если я просто не буду обращать на него внимания, он вскоре потеряет интерес к разговору и уйдет. Невозмутимо беру в руки кисть и тянусь к тушечнице, возвращаясь к работе. Он пару минут наблюдает за моими действиями, потом картинно вздыхает.
- Игнорируешь, значит. Видать, и правда что-то случилось. Небось, твой Рицка осознал, наконец, что вы с ним не пара. Тогда он умнее, чем я думал.
Эти слова сильно задевают меня. Должно быть, это отражается на лице едва заметной болезненной гримасой.
Невозможно…
- Прекрати, Кио, Рицка не может так думать.
- Почем ты знаешь,- он вновь отправляет конфету в рот,- ты прилип к нему как банный лист, постоянно ходишь за ним следом, не спрашивая, хочет ли он того. Ты же его фактически подавляешь.
От неожиданности моя рука дергается, мазок ложится неровно, нарушая целостность контура, но я даже не обращаю на это внимания.
- Подавляю? Я?- Повернув голову, смотрю на Кио,- что ты несешь?
- А то ты сам не знаешь?- Он откидывается назад, опираясь на вытянутые руки.
- Ты весь из себя такой сильный, умный, ВЗРОСЛЫЙ… А он шестиклассник, мелкий пацан. Вы же из разных миров. О чем ему говорить с тобой?
Чуть усмехаюсь, склонив голову. Вот оно что.
- Кио, Рицка и я – это другое… Ты просто не понимаешь, о чем говоришь.
- Естественно я не понимаю,- он прищуривается,- а ты уверен, что Рит-тян понимает? Помню, какое-то время назад я встречался с девушкой на пять лет старше меня. Это было ужасно.
- Чем же?- Мне не интересны любовные похождения Кио, но, похоже, он не оставит меня в покое, пока не выговорится.
- Мне все время казалось, что я решаю какой-то сложный кроссворд. Я никогда не мог быть уверен, что до конца понимаю ее,- нахмурившись, Кио чуть горько усмехнулся. - Я чувствовал себя настолько незрелым и недалеким. Каждое мгновение ощущал ее превосходство…
Он поднял на меня взгляд, и в нем вновь зажглась его обычная легкомысленная насмешливость.
- Так что, можно сказать, я вполне понимаю чувства Рит-тяна. Ничего удивительного нет, если он и впрямь ощущает себя подавленным. Вы ведь и правда не пара.
- Кио…-Подымаюсь на ноги, смотрю на него сверху вниз.- Не говори так. Никогда так больше не говори.
Поворачиваюсь и ухожу. Мне необходимо покурить.
- Эй, Со-тян! Я же о тебе беспокоюсь! Со-тян!- Голос Кио доносится вслед, но я не намерен останавливаться.
Выхожу из аудитории, плотно закрыв за собой дверь. Звук моих шагов гулким эхом разносятся по пустому коридору. Курить я мог бы и в классе, на меня давно махнули рукой. Но тогда пришлось бы терпеть общество Кио. А мне сейчас меньше чем когда-либо хочется его видеть.
Сворачиваю на лестницу, на ходу вытаскивая из кармана пачку сигарет. Возможно, я зря вспылил. Мне не следовало так серьезно относиться к его словам, но раз они причиняют мне такую боль, то возможно в глубине души я в чем-то ощущаю их справедливость.
Лестница заканчивается черным ходом. Поворачиваю тугую задвижку. Тяжелая металлическая дверь неохотно поддается под моими руками, впуская внутрь по-зимнему промозглый воздух. Несмотря на быстрый приход весны, ночи все еще очень холодны, и воздух по утрам прогревается довольно медленно.
Запахнув плотнее полы рубашки, щелкаю зажигалкой. Горький ментоловый дым привычно обжигает горло и легкие.
Мне не хочется думать, что Кио прав. Принять его точку зрения - значит, поставить под сомнение слишком многое. Но я привык учитывать все варианты. Тем более что этот, к моему сожалению, объясняет многое в поведении Рицки. Особенно тревожащие меня изменения. Так значит, Кио считает, что я его подавляю…
Затягиваюсь. Струйка светлого дыма устремляется вверх и, закручиваясь причудливой спиралью, растворяется в воздухе.
Если взять, к примеру, нашу последнюю встречу. Как он вступился за Нацуо и Йоджи… Будто решил, что я смею критиковать тех, с кем он хочет общаться. Или пытаюсь контролировать его перемещения. Когда они ушли, оставив его наедине со мной, он весь подобрался, словно приготовился держать оборону. Когда я попытался его поцеловать, вырвался из объятий. Мне даже показалось, что ему неприятны мои прикосновения.
Слишком мучительно так думать. Но когда я спросил его разрешения войти в дом, у меня создалось впечатление, что он не хотел, чтобы я шел следом. И всю эту неделю он вел себя так, будто был не рад меня видеть. Неужели он действительно тяготится мной…?
Телефон в моем кармане оживает, из него льется тихая нежная мелодия. Быстро вытаскиваю его и подношу к уху.
- Да, Рицка. Что-то случилось?
Не стал бы он и впрямь звонить мне просто так. Чтобы всего лишь услышать мой голос.
- Соби, боюсь, наша встреча сегодня не состоится…
По коже бежит невольный холодок. У меня словно бы случился приступ déjà vu.
"Сегодня наша встреча не состоится. Я занят".
Голос Сеймея эхом отдается в голове. Прошу тебя, Рицка... Не дай Кио оказаться правым.
Он продолжает излагать подробности. Его учительница заболела, и он вместе с классом идет ее навестить. Похоже, это никак не связано со мной. Хотя для него может оказаться удачным поводом отменить встречу. Стискиваю зубы. Нет, он не стал бы так унижать нас обоих. Только не Рицка.
- Я понял. Хорошо.
Он замолкает, словно чувствует что-то неладное.
- Соби, если хочешь, ты можешь пойти с нами.
- А ты этого хочешь?- Я не успеваю остановить себя. Слова слетают с языка раньше, чем я понимаю, что говорю. Проклятье. Мне следует лучше контролировать себя. Если он почувствует мою горечь…
- Ну… да.
Голос у него какой-то неуверенный. Ощущаю, как что-то опускается в душе.
Если Рицка на самом деле не желает моего общества, то не стоит настаивать. Это может только повредить еще больше. Я медлю, размышляя над тем, что ответить.
- Соби?
- Да, Рицка.
- Если не хочешь, то так и скажи.
Как я могу не хотеть быть с ним. Или он предлагает, чтобы я сам отказался? Из моей груди вырывается невольный вздох.
- Дело не в том, что я не хочу идти куда-то с тобой. Просто, в данном случае, это не самая разумная мысль.
Всё так. На мой взгляд, пойти туда с ним и впрямь было бы неразумным поступком. Эта женщина, учительница Рицки, явно испытывает ко мне ненужные чувства. Я хотел бы по возможности избегать встреч с ней. Но сегодня, похоже, это будет совсем нетрудно сделать.
- Наверное, ты прав, это действительно не лучшая идея. Что ж, ладно, Соби. Пока тогда.
Горько усмехаюсь. Я разрешил твою дилемму, Рицка?
Из трубки доносится его чуть смущенный голос.
- Получается, увидеть тебя я смогу только завтра днем?- Он расстроено вздыхает. - Жаль.
Мои глаза распахиваются. Что он только что сказал? Жалеет, что не увидится со мной до завтра? Рицка!
- Постой! Погоди!- Перехватываю телефон. - Я могу встретить тебя после…! Если ты, конечно, не против…
Перевожу дыхание. Я ведь не поспешил с выводами?
- Это было бы здорово, Соби, но я не знаю, когда освобожусь.
-Ничего,- чувствую, как во мне волнами расходится облегчение,- я подожду тебя.
Он хмыкает.
- Ладно. Я постараюсь не задерживаться. Не хочу, чтобы ты ждал меня слишком долго. А то замерзнешь и заболеешь еще, как Шинономе-сенсей. Что я делать тогда буду?
Крепко сжимаю веки, не замечая, как пальцы невольно стискивают корпус телефона. Рицка…
- Я сейчас дам адрес, у тебя есть, где записать?
Слабо улыбаюсь.
- Я запомню. Спасибо, Рицка.
- Не за что,- похоже, он слегка смутился,- увидимся вечером.
- Да. Я буду ждать.
Он диктует адрес и отключается. Я прислоняюсь к стене, прижав к груди телефон. Холодный камень упирается в затылок.
Кио ошибается. И я тоже чуть было не ошибся. Но я никогда еще в жизни не был настолько рад, что оказался неправ. Что бы с ним ни творилось, это не имеет касательства к нашим отношениям. А я-то уж действительно испугался, что он может желать отдалиться от меня.
Сигарета догорела до фильтра и потухла. Достаю новую. Поджигаю.
Но я все равно ощущаю, как что-то мучает его. Словно какая-то угнетающая мысль точит его изнутри. Это началось пару месяцев назад, но так остро проявилось после нашего последнего поединка. В нем, в сущности, не было ничего необычного, кроме одного момента.
Как она тогда сказала?
- Этот вот мальчишка?! Что трясется от страха за твоей спиной и ждет, когда ты ошибешься?! Очнись! Он же ребенок, он беспомощен и напуган! И он не верит в твои силы!
Меня, помнится, задела последняя фраза. Она выбила меня из колеи настолько, что я пропустил атаку и позволил сковать нас. На что мог обратить внимания Рицка?
- Не надо обращаться со мной как с ребенком…
Задумчиво выпускаю в промозглый воздух струйку сигаретного дыма. Кажется, я нашел. Он действительно ощущает себя подавленным, но не из-за меня, а из-за себя самого…
- Ты весь из себя такой сильный, умный, ВЗРОСЛЫЙ… А он шестиклассник, мелкий пацан. Вы же из разных миров. О чем ему говорить с тобой?
Похоже, проблема Рицки в том, что он не знает, что мог бы предложить мне.
Я чувствовал себя настолько незрелым и недалеким. Каждое мгновение ощущал ее превосходство…
На самом деле, я никогда не задавался вопросом, каково это иметь слугу вроде меня.
Ребенок. Но я давно уже не воспринимаю его так. Рицка умнее, проницательнее и взрослее своих сверстников. Иногда я даже недоумеваю, как на его голове до сих пор держатся ушки, до того он поражает меня своими зрелыми суждениями. Должно быть, дело в том, что душа его по-прежнему по-детски непосредственна и невинна. Несмотря на все, что успело с ним случиться.
Рука невольно сжимается в кулак. Не может быть такого, чтобы он не осознавал, насколько ценен. Что мне не важно, как много он умеет или знает. Но, может быть, это важно для него? Рицка придает огромное значение свободе самому принимать за себя решения и возможности быть во всем на равных. Вполне адекватные желания для человека его возраста. Но у него все это проявляется болезненней и острее. Будто бы стремление управлять своей жизнью, создавать что-то самому напрямую связано для него с утверждением собственного существования. Словно он полагает, что сам по себе не имеет права ни на что. Даже на дружбу или любовь.
Если все так, то мое поведение в последнее время было в корне неправильным. Особенно тогда, после нашего последнего поединка. Я, помнится, отказал ему в его попытке помочь мне. И фактически дал понять, что не нуждаюсь в его заботе. Неудивительно, что он обиделся.
Вздыхаю. Следовало бы догадаться раньше. Наверное, все дело в том, что с Сеймеем мне не приходилось думать о подобных вещах. Он всегда принимал мое служение как должное, и я не ждал ничего взамен. Я находил свое счастье в том, чтобы подчиняться ему, выполняя свой долг, отдавая себя до конца. И это казалось мне правильным.
Но, похоже, Рицке этого мало, он хочет, чтобы все было равноценно. И от этого честь принадлежать ему для меня только увеличивается.
Сигарета дотлевает более чем наполовину. Тушу ее подошвой ботинка и возвращаюсь назад. В аудиторию.
Не вполне понимаю, что мне со всем этим делать и как себя вести, но… Единственное чего я хочу, это чтобы Рицка был в безопасности и чтобы он был счастлив. Если его желания таковы, то я исполню их. Не зависимо от того, осознает он их или нет.
Рицка
Школьная сумка тяжело хлопает по спине. Придерживая ее одной рукой, чтоб не сползала с плеча, я бегу по дороге мимо зданий, живых изгородей и заборов, чувствуя, как ноги слегка дрожат от неприятной тяжелой слабости. Легкие уже горят. Мне не хватает воздуха.
Стискиваю веки. Я все-таки ухитрился проспать. Допоздна читал учебник Ритцу. Выключил компьютер, только когда понял, что клюю носом прямо над столом. Буквально рухнув в кровать, тут же уснул мертвецким сном и утром не услышал звука будильника. Мама с трудом растормошила меня. Она заметила, что куртка, в которой я обычно хожу в школу, со вчерашнего дня висит в прихожей, и зашла в комнату проверить, все ли в порядке. Если б не она, я бы точно проспал все на свете, включая сегодняшнюю контрольную.
Замедлив шаги, останавливаюсь, опершись рукой о фонарный столб. Надо хоть немного отдышаться.
Я думал, что мама будет сердиться, что я проспал. Но она, кажется, даже обрадовалась. Я знаю, почему. Прежний Рицка часто опаздывал в школу. Он вообще учился не очень хорошо. Похоже, маме показалось, что он вернулся.
Чуть вздыхаю. А вот я терпеть не могу опаздывать. Это отвратительное ощущение, когда ты входишь в класс, и на тебя устремляются десятки пар глаз. И ты под этими насмешливыми взглядами идешь к своему месту. Не то чтобы для меня это имело какое-то значение, просто подобные вещи действуют на нервы. Я вообще предпочел бы не привлекать к себе лишнего внимания.
Делаю несколько глубоких вздохов, пытаясь восстановить дыхание. От урока, конечно, и так прошло почти десять минут, но лучше, если я все-таки потороплюсь. Прийти к самому концу было бы вообще унизительно.
Оттолкнувшись от столба, выпрямляюсь, вновь срываясь на бег.
Мысли возвращаются к прочитанному этой ночью. Все-таки очень сложно учиться, когда никто не может объяснить тебе то, что непонятно. А в этом чертовом учебнике непонятно слишком многое. Даже голова разболелась, пока я читал первые несколько тем. По одиночке смысл слов вроде ясен, но во что-то связное и логичное они складываться категорически отказываются. Словно переводишь иностранный текст со словарем, пытаясь из слов, как из кубиков, составить общий смысл фразы. Чего только стоит, например, такой вот отрывок:
«Сила Бойца в его способности управлять словоформой. Сила Жертвы в ее способности управлять словосознанием. Источником внушения является дух Жертвы, опирающийся на его знание человеческой психологии и жизненный опыт. Энергия высвобождается путем перехода в состояние духовного возбуждения. При этом чем больше способность Жертвы к сопереживанию, тем большей эффективностью будет обладать воздействие…»
Сжимаю зубы. Чертов Ритцу. Он и говорит, как пишет? Я в один момент даже было пал духом в осознании, что без него мне просто не разобраться, что к чему. Не расшифровать эту метафизическую головоломку.
Вот уж кого точно никогда не стал бы просить о помощи.
Ко всему прочему оказалось, что учебник катастрофически неполон. В нем не дается объяснения многим непонятным мне вещам. Например, в нем нет и полслова о природе и источнике силы Стражей. Либо подобные вещи объясняют на словах, либо… либо существует что-то вроде вводного курса из общеобразовательных предметов, которые изучаются параллельно или до деления на специализации Страж-Агнец. Подобное вполне возможно. В таком случае в моих руках находится более продвинутая версия учебника. Так сказать, для тех, кто уже изучил азы. А значит, это будет куда труднее, чем я думал.
Я, может, и буду понимать, что я делаю, но не буду знать, как у меня это выходит.
Впереди виднеется здание школы. Еще несколько сотен метров и будут ворота. Я почти на месте.
Усмехаюсь. Хотя кое в чем я все-таки смог разобраться. Несмотря на заумную терминологию. Похоже, сила Жертвы заключается в её способности к внушению. Используя слова, Агнец может заставить противника почувствовать создаваемый ими образ. И если он найдет отклик, то вложенная в него сила способна причинить немалый вред. Поиск подобных слабостей в чужом сознании является основной задачей Жертвы в бою. Если создаваемый образ не будет прочувствован и осознан, слова Жертвы не возымеют действия. В обратном же случае повреждения могут быть неизмеримы. Вплоть до разрушения разума или летального исхода. Своими словами Агнец способен вознести на вершины восторга и ликования или погрузить в пучины ужаса и душевной боли.
Привалившись плечом к воротам, тяжело дыша, заглядываю во двор. Обычно во время уроков здесь тихо, но на этот раз на площадке перед школой наблюдается непонятное оживление. С удивлением узнаю знакомые лица. Тут почти весь наш класс в полном составе. Сидят на лавочках, болтают. Кое-кто, даже играет в футбол на буром с проблесками молодой зелени газоне.
Недоуменно моргаю. Что все это значит? Почему они не на уроке?
- Эй! Аояги-кун!
Кто-то из одноклассников замечает меня и машет рукой. Отвечаю неуверенным хмурым кивком. Я даже не помню его имени. Учебный год скоро подойдет к концу, а я по-прежнему не утрудил себя тем, чтобы выяснить, как тут кого зовут.
- Ты чего так поздно?
- Проспал.
Приближаюсь, выискивая глазами Юико. Обычно ее сразу видно. Ее воздушно-легкий внешний вид и яркая манера одеваться делают ее заметной в любой компании.
- Тебе повезло,- парень хмыкает,- Шинономе-сенсей не будет, наверное, всю неделю. Говорят, простудилась. Сейчас ей ищут замену, чтобы провести контрольную и остальные уроки. Вроде как несколько последних тоже отменят.
Ясно. Чуть хмурю брови. Значит, Соби не сможет встретить меня сегодня. Его занятия в Университете наверняка закончатся позже.
- Вы не видели Юико?- Обращаюсь к группе девочек, что, вооружившись учебниками, устроились рядом на скамейке.
-А… Хаватари…- одна из них, темноволосая с косичками кривится,- они с Яёй на заднем дворе.
- Ревет опять как белуга,- встревает другая, недовольно морща нос,- достала уже.
Что? Юико плачет? Мои глаза недобро сужаются. Ну, если опять из-за них…!
Почти бегом пересекаю наискосок газон и волейбольную площадку, проскальзывая под слегка провисающей сеткой. Из-за угла здания действительно слышится знакомый голос. Точнее знакомые всхлипывающие рыдания. «Я не справлюсь.. у меня никогда не выйдет…» Похоже Юико действительно чем-то очень огорчена.
Заворачиваю за угол. Там, в глубине двора, за еще одной спортивной площадкой с различными турниками и снарядами, в тени деревьев также есть несколько скамеек - на этот раз со столиками. Расстроенный голос доносится как раз с той стороны.
Спешу туда, огибая брусья и полосу препятствий, и, наконец, вижу Юико.
Она сидит, уронив руки на стол. Плечи ее вздрагивают, она прячет заплаканные глаза на сгибе локтя. Светло-розовая плюшевая куртка на рукаве потемнела, а пушистый ворс собрался в мягкие иголочки от ее слез.
- Ю… юико-сан…
Яёй мнется рядом. Плечи и уши опущены, на лице застыло скорбно-беспомощное выражение.
- Юико!..- Замедляю шаги и, отдуваясь, останавливаюсь, наклонившись вперед и оперев руки о колени. Все-таки я набегался. - Что стряслось?.. Почему ты… плачешь?..
Услышав мой голос, Юико вскидывает голову. Легкая челка взлетает в воздухе.
- Рицка-кун!!!- Она срывается с места и бросается мне на шею, едва не сбив с ног,- Помоги мне! Спаси меня, Рицка-ку-ун!
Юико повисает на мне и сжимает руки так сильно, что кажется, вот-вот задушит. Уткнувшись куда-то мне в плечо, она вновь заходится горестными рыданиями.
Понятно… От нее вряд ли чего-то внятного сейчас добьешься…
- Яёй…- Сдавленно выдыхаю я, пытаясь разжать ее руки, чтобы глотнуть воздуха, - что тут… происходит?..
Он смотрит на нас, рука застыла в воздухе. Видимо, он пытался удержать Юико, когда она бросилась ко мне. Ресницы вокруг его широко раскрытых глаз странно вздрагивают, а выражение лица такое, будто он и сам сейчас расплачется.
Да что ж это такое!
- Яёй!- Требовательно шиплю я, все еще пытаясь оторвать от себя ревущую Юико.
Его плечи и уши вновь скорбно опускаются. Он глядит в сторону, в землю.
- Юико-сан, она… У нас сейчас контрольная, и…
- Я не напи-шу-у-у…- всхлипывает она, отчаянно мотая головой из стороны в сторону, так что пушистые хвостики задевают меня по лицу.
Так это что - все из-за учебы, что ли? Мои брови невольно ползут вверх. Странно. Обычно она никогда не переживает из-за отметок. Даже если они… ну совсем плохие.
- Юико,- оставив попытки вырваться, осторожно успокаивающе прикасаюсь ладонью к ее волосам, - ты что ли ничего не выучила?
- Нет. Юико учила… целый день вместе с мамой, - она, наконец, отпускает меня. Стоит, опустив голову, плечи вздрагивают. - Мама так старалась, чтобы я все поняла… И мне казалось… я поняла. А сейчас… -по ее щекам вновь начинают струиться слезы,- сейчас я не могу решить даже малюсенького примерчика…
Она всхлипывает, кусая губы.
- Если я не справлюсь, мама так расстроится-а…
Понятно. Опускаю взгляд. Юико боится, что, завалив контрольную, сильно огорчит этим своих родителей. Мне подобное незнакомо. Моя мама, наверное, даже обрадовалась бы, начни я учиться хуже.
- Пойдем, - беру Юико за руку и тяну за собой, к скамейкам, - попробуем тебе помочь.
Она понуро плетется следом, продолжая горестно всхлипывать.
Сажусь за столик, Юико устраивается рядом. Листаю учебник, отыскивая нужный раздел. Сам я эту тему знаю вдоль и поперек. Я настолько переволновался на этой неделе из-за своего бесконечного ожидания, что вызубрил учебники по всем предметам на несколько недель вперед. Я эту контрольную, наверное, и с закрытыми глазами смог бы написать.
Мы повторяем пройденный материал. Необходимо выяснить, что Юико помнит, а что нет. Через несколько минут убеждаюсь, что она действительно все выучила. Ее основная проблема в том, что, зная формулы, она не умеет их применять. Задачи на самом деле не такие уж и сложные, просто Юико не видит заключенных в них закономерностей и не понимает, с какой стороны к ним подступиться.
- У меня не выходит!.. Никогда не выйдет!.. - Она встряхивает головой, стискивая веки. Легкие хвостики плещутся в воздухе,- Юико глупая! Глупая!
-Юико-са-ан…- расстроено вздыхает Яёй. Он сидит чуть в стороне, на другом конце скамейки. Раздраженно оглядываюсь на него.
Почему он ничего не делает? Она ведь ему, кажется, нравится. По крайней мере, он переживает за нее не меньше, чем я сам. Хоть бы попытался ее утешить.
- Нет, это не так,- наклонившись, заглядываю ей в глаза,- на самом деле ты очень способная, Юико.
- Но ведь…- она отнимает руки от лица, показывая на тетрадные страницы, - ничего же не получается.
Выдыхаю сквозь сжатые зубы. Да. Пока у нее и правда ничего не выходит. Но ведь и не выйдет, если она и дальше продолжит сомневаться в себе. Уверившись, что у нее никогда ничего не получится, Юико сама не дает себе собраться и сосредоточиться.
- Послушай,- моя рука накрывает ее руку, лежащую рядом. Она вскидывает глаза, и на щеках вдруг вспыхивает румянец.
- Юико, если ты будешь думать, что не сможешь, то так и будет. На самом деле все не так сложно. Давай попробуем еще раз. Сделай это хотя бы ради меня.
- Ради… тебя? - Ее глаза широко раскрываются, она глядит перед собой, длинные ресницы чуть вздрагивают в удивленном смущении.
Мгновенно собираюсь. Похоже, эти слова ее зацепили. Надо развить успех!
- Да, именно,- вдохновляясь, наклоняюсь вперед, заглядывая ей в лицо,- давай же, Юико, ты сможешь, я уверен, - чуть вздыхаю, ощущая, как меня наполняет непонятное восторженное чувство.
- Я буду просто счастлив, когда у тебя все получится. И горд, что дружу с такой уверенной в себе, настойчивой девочкой.
- Рицка-кун будет счастлив, если у меня выйдет…- она закусывает губу, в глазах зажигается решимость. - Я смогу… Ради Рицки-куна…
Она тянется за ручкой, придвигая к себе тетрадь.
- Давай попробуем. Какой следующий пример?
Склоняюсь над книгой, ощущая, как по телу волнами расходится облегчение. У меня все-таки получилось ее переубедить. До конца урока еще пятнадцать минут, потом перемена… Мы все успеем.
Минутная стрелка на часах школьного здания медленно сдвигается вдоль круга, мой голос тихо звенит в тишине двора. Задачи и правда не такие уж сложные, но для того, чтобы с ними справиться, нужно уметь оперировать всеми доступными в теме понятиями. Вращать пример, то так то эдак, переворачивая, как кубик Рубика.
Юико сосредоточенно хмурится, покусывая кончик ручки. Мы обсуждаем возможные варианты решения, я фактически заставляю ее думать. Перебирать задачу, как спутанный шерстяной клубок. Вытаскивать одну нить за другой и искать ту, потянув за которую, можно раскрыть пример, как шкатулку с секретом, и, следуя простой математической логике, найти правильный ответ.
- Я поняла… Рицка-кун, я поняла! Спасибо тебе!– Юико смотрит на меня с каким-то уж очень неземным восторгом. Под этим взглядом мне становится неловко, я смущенно хмыкаю. Тоже мне нашла героя. Не так уж и во многом я ей помогал. Моей задачей было, чтобы она начала осознавать, что делает. А не следовала моим подсказкам.
- Нет, - чуть улыбаясь, качаю головой,- ты все сделала сама. Я почти ни причем.
Пододвигаю ей учебник.
- Вот. Реши еще несколько примеров. Тебе надо как следует потренироваться.
Как ни странно, я ни в чем ее не обманул. Я действительно счастлив, что она справляется. Вот только… Это странное ощущение наполнившее меня, когда я уговаривал ее попробовать еще раз решить задачу. Я тогда был абсолютно уверен, что у нее все получится. Ни капли в этом не сомневался, прямо видел, как это будет. Может, я каким-то непостижимым образом ухитрился заставить ее ощутить такую же уверенность? Равную моей или даже большую. Передал ее Юико так, что она тоже это почувствовала. Неужели это и есть проявление моей странной силы Жертвы? Та способность к сопереживанию, о которой говорилось в учебнике? Только работающая в обратную сторону.
Чуть вздыхаю, печально улыбаясь кончиками губ. Если бы я только мог рассказать об этом Соби. Он бы, наверняка, так за меня порадовался. Но все случившееся наполняет меня уверенностью, что очень скоро я больше не буду для него обузой. Я разберусь во всем до конца и буду развивать свои способности, чтобы стать его полноценной Жертвой. Чтобы быть с ним на равных, помогая ему. И тогда я, наконец, обрету внутреннее право называть его своим.
***
Контрольная прошла на удивление упорядочено и тихо. Те, кто уже закончил, выходили в коридор и ждали там отстающих. Я сдал работу в числе первых и потому получил возможность некоторое время посидеть на подоконнике в тишине, глядя в окно. Вид на школьные ворота оставлял чувство незаконченности. Соби там не было. Впрочем, сейчас только лишь конец второго урока, он в университете на занятиях. Но я уже сейчас скучаю по нему, несмотря на то, что виделись мы совсем недавно, вчера вечером. А может быть, не увидимся до завтра. Ребята договорились после уроков пойти проведать Шинономе-сенсей. Понятно, что я иду с ними. Не то чтобы мне не хотелось, но из-за этого придется отменить встречу с Соби.
Со вздохом раскрываю телефон. Надо позвонить и предупредить его, что сегодня он не сможет меня проводить.
- Да, Рицка. Что-то случилось?
Чуть хмурюсь. Почему обязательно «случилось». Сам же говорил, что я могу звонить в любое время просто так.
Пересказываю ему сегодняшние события.
- В общем, мы решили навестить Шинономе-сенсей, так что я, скорее всего, сильно задержусь.
-Я понял. Хорошо.
Скашиваю взгляд на телефон. Голос у него какой-то странный. Переживает, что я опять не беру его с собой?
- Соби, если хочешь, ты можешь пойти с нами.
- А ты этого хочешь?
Чуть растеряно моргаю. Он что сомневается?
- Ну… да.
Молчит. Эта его странная реакция… Обычно Соби переспрашивает меня, действительно ли я хочу чего-то, когда сам предпочел бы этого не делать, но сделает, если я попрошу.
- Соби?
- Да, Рицка.
Блин. Как же с ним иногда трудно.
- Если не хочешь, то так и скажи.
Он чуть вздыхает.
- Дело не в том, что я не хочу идти куда-то с тобой. Просто, на мой взгляд, на этот раз это не самая разумная мысль.
Удивленно вскидываю брови. Неразумная?
Хотя… Если подумать, то, наверное, он прав. Визит без приглашения к незамужней женщине молодого мужчины, пусть и в окружении толпы школьников, – это, должно быть, не совсем хорошо. Мы можем поставить Шинономе-сенсей в неловкое положение, тем более что она сейчас болеет.
К тому же мне не сильно хочется знакомить Соби со своими одноклассниками. Яёй и Юико – это одно. А эти ребята – совсем другое.
- Наверное, ты прав, это действительно не лучшая идея. Что ж, ладно Соби. Пока, тогда.
Значит, сегодня мы все-таки не встретимся. Но как же долго ждать… Целый день, потом вечер… И все утро до конца занятий… Слишком долго.
- Получается, увидеть тебя я смогу только завтра днем?- Невольно вздыхаю. - Жаль.
Почти уже закрываю телефон, как в голову приходит запоздалая мысль. Может стоило попросить его зайти ко мне вечером? Он же иногда так делает.
- Постой! Погоди!- Чуть вздрагиваю, вновь поднося телефон к уху. Что такое? - Я могу встретить тебя после…! Если ты, конечно, не против…
После? Обдумываю эту идею. Но я же понятия не имею, как долго продлится наш с ребятами поход. Пока все соберутся, пока доедем. И там еще…
- Это было бы здорово, Соби, но я не знаю, когда освобожусь.
- Ничего,- мне кажется, он улыбается,- я подожду тебя.
Невольно хмыкаю. А он настойчивый. Каким-то образом Соби ухитряется балансировать на грани подчинения и своеволия. Мне не так-то просто спорить с ним. Или в чем-то ему отказывать. Но ведь и не хочется.
- Ладно. Я постараюсь не задерживаться, - улыбаюсь. - Не хочу, чтобы ты ждал меня слишком долго. А то замерзнешь и заболеешь еще, как Шинономе-сенсей. Что я делать тогда буду?
Роюсь в карманах в поисках листочка, который дала мне Юико.
- Сейчас дам адрес, у тебя есть, где записать?
- Я запомню. Спасибо, Рицка.
Запомнит он. Сдерживаю невольную улыбку. Соби просто уникален.
- Не за что. Увидимся вечером.
- Да. Я буду ждать.
Диктую адрес и отключаюсь. Сжав в руке телефон, прикрыв глаза, прислоняюсь виском к оконному стеклу.
Он все-таки придет сегодня. Как хорошо.
Я, кажется, уже и не мыслю своей жизни без наших каждодневных встреч. Но подобная зависимость меня нисколько не пугает.
- Эй. Рицка-кун.
Чуть вздрагиваю. Яёй останавливается рядом, облокотившись спиной о подоконник. Должно быть он, закончив контрольную, только что вышел в коридор. И теперь, как и я, ждет Юико.
- Я тебе хотел сказать одну вещь.
Какой-то он слишком серьезный. Даже немного суровый. Надеюсь, он не вздумал обижаться на меня из-за Юико. Я ведь просто помогал ей. Все время пока мы готовились там во дворе, он тихо сидел рядом и не вмешивался в происходящее. В общем-то, правильно. Не стоило ее отвлекать. Но, наверное, ему было непросто.
- Знаешь, Рицка-кун. Когда мы только познакомились, мне казалось, ты слишком замкнутый… какой-то настороженный… одним словом, неудачник.
Хмыкаю. Интересное определение меня. А теперь он что, больше так не думает?
Яёй чуть вздохнул, склоняя голову. Длинные пряди волос и ушки с белыми кисточками качнулись вперед.
- В общем, спасибо тебе за Юико-сан. Она плакала там почти полчаса, я все не мог найти нужных слов, чтобы успокоить ее. А тебе это удалось меньше чем за пять минут.
Смотрю на него, не совсем понимая, зачем он все это говорит. Ему же совершенно очевидно нелегко признавать такое свое поражение. Не надо, Яёй…
- Короче, к чему я все это,- он поднимает на меня взгляд,- я вижу, что был не прав в отношении тебя. Ты вовсе не неудачник. У тебя потрясающая харизма…
Чего? Мои глаза раскрываются в удивлении. Харизма? Это что еще такое?
Я слышал это слово от Кацуко-сенсей. Но я тогда не переспросил, что оно значит.
А вот теперь еще и Яёй…
Отвожу взгляд, ощущая, как в невольном смущении вспыхивают щеки. Но ведь во всем этом действительно не было моей заслуги. Теперь я уже больше чем уверен, что, не осознавая своих действий, применил тогда в отношении Юико свою силу Жертвы. Но не объяснять же все это ему.
- Рицка-кун! Яёй-сан!- полный воодушевления голос Юико доносится сразу от двери класса. Она подбегает к нам и, остановившись, беззаботно встряхивает головой.
Спускаюсь с подоконника, с улыбкой глядя на нее.
- Написала?
- Да! Все, все, все написала!- Счастливо вздохнув, она вдруг начинает кружиться на месте, радостно запрокинув голову.
Мы с Яёй обмениваемся довольными взглядами.
- Что ж, - с хитрым коварством в голосе тянет он, - как насчет того, чтобы прямо сейчас отметить это в кафе абрикосовым пломбиром со взбитыми сливками и клубникой?
Мы прогуливаем следующий урок? Юико смотрит на меня, затем восторженно вскидывает руки.
- Да!!!
***
Старомодные часы в причудливой деревянной оправе показывают без четверти пять. Убирая со стола крохотные чашки и пустые вазочки из под конфет и печенья, Шинономе-сенсей тихонько улыбается своим мыслям.
«И все-таки у меня замечательный класс. Надо же. Я простудилась, а они в тот же день пришли меня проведать. Как здорово… Правда не совсем разумно с их стороны, надеюсь, из-за меня никто не заболеет».
Почувствовав, что в носу вновь начинает предательски свербеть, она быстро вытаскивает и кармана белый носовой платок. Оглушительное неудержимое чихание заставляет вздрагивать бежевые ушки.
«Ой-я… жуть какая… Как же все это не вовремя…»
Небольшая гостиная обставлена с заботой и любовью. Мебель, конечно, уже не новая, но это далеко не повод, чтобы что-то с этим делать. Здесь все осталось, так как было со времен ее детства. Трогательные занавески на окнах. Светлые обои с мелким узорчатым рисунком. Цветы на окнах. Зачем менять то, что дарит теплые воспоминания.
«Хорошо, что у меня нашлось, чем их угостить. Неплохо иногда быть сластеной. Правда, если бы я знала, что сегодня ко мне придут, убралась бы более тщательно».
Собрав ладонью со стола крошки печенья, Хитоми окинула взглядом чистую, опрятную комнату.
«Вот. Пыль бы вытерла получше».
Вздохнув, она поправила сползающий с шеи теплый шерстяной шарфик и, прихватив первую партию чашек, направилась в кухню, чтобы поставить их в раковину. Пройдя по коридору мимо входной двери, бросила невольный взгляд в окно, на дорогу, по которой ушли ребята.
«Странно», -Шинономе-сенсей замедлила шаги,- «Аояги-кун еще здесь. Остальные уже должно быть скрылись за поворотом, а он стоит чуть в стороне и озирается, словно ищет кого-то».
И находит. Глаза его вспыхивают такой радостью, что хочется зажмуриться. Он срывается с места и бежит вдоль аллеи.
Чуть не поставив чашки мимо низкого комода, Хитоми приникла щекой к стеклу у края окна, пытаясь разглядеть, к кому же он бежит.
«Агатсума-сан?»
Ее глаза расширяются.
«Так я не ошиблась, он и правда был здесь. Когда я в последний раз заходила на кухню за очередной порцией печенья, мне почудилось, что я видела в окно его силуэт в тени деревьев. Значит, это все-таки не было наваждением».
Аояги-кун прямо влетает с разбега в его объятия, обхватывая его руками. И Агатсума-сан тоже обнимает его. Наклонившись, прижимается щекой к его макушке. И лицо у него при этом такое… счастливое…
Вздрогнув, Шинономе-сенсей отступила от окна.
«Он стоял там, дожидаясь Аояги-куна. Как он ждет его возле школы. Ко мне это не имеет никакого отношения. Глупо было даже надеяться, что он мог прийти сюда ради меня».
С тихим вздохом Хитоми вновь выглядывает в окно. Они уже почти скрылись за поворотом. Аояги-кун держит его за руку и, повернув голову, что-то ему увлеченно рассказывает. Наверное, Агатсума-сан улыбается сейчас, слушая его.
Поникнув головой и ушками, Шинономе-сенсей отвернулась от окна.
«Он так привязан к этому мальчику. Так заботится о нем, хотя они не родственники. Аояги-кун как-то говорил, что он друг его покойного брата. Должно быть, Агатсума-сан стремится заменить его ему».
Вспомнив про чашки, Шинономе сенсей вновь берет их в руки и идет на кухню. Но с уже куда менее счастливым видом.
«Это хорошо, что у Аояги-куна есть такой близкий друг. Его семья распалась после смерти старшего сына. Замечательно, что есть, кому его поддерживать. И ему самому есть на кого равняться. Я не должна испытывать по этому поводу боль».
Со вздохом поставив посуду на кухонный стол, она опирается раскрытыми ладонями о его край.
Как он тогда сказал?
«Ради вас я не стал бы обзаводиться столь болезненными воспоминаниями».
«Иногда я думаю, если бы я была абсолютно посторонним для Аояги-куна человеком, стал бы Агатсума-сан меня спасать? Мне отчего-то кажется, что нет. Неужели будь я кем-то иным, он бы просто прошел мимо?»
«И почему я так сильно его…»
Шинономе-сенсей горестно вздыхает, роняя голову. Бежевые ушки печально повисают.
«Что за странный человек. Что за странная история. Я бы даже решила, что жуткие события того вечера просто привиделись мне. Что это был всего лишь плохой сон. Если бы не нашла утром разбитые очки Агатсумы-сана там, где я их накануне оставила. На тумбочке возле кровати».
«Если он защищает Аояги-куна от чего-то подобного, то мне остается только благословить его. Пожалуй, только это. Больше я, так или иначе, ничего не могу сделать».
Соби.
Рицка настолько очевидно рад мне, что у меня покидают последние сомнения. Стоя возле дома его учительницы в тени раскидистой кроны дерева, я наблюдал, как он прощается с одноклассниками. Ожидая, когда они отойдут достаточно далеко, стоит на дорожке, нетерпеливо покачиваясь с пятки на носок, сжав в руке телефон, и незаметно озирается, выискивая меня взглядом. Когда я, наконец, позволил ему заметить себя, глаза его вспыхнули таким лучистым светом, что я даже слегка зажмурился. Мне никто никогда не радовался так, как Рицка.
Он сегодня необыкновенно щедр со мной. На разговоры, улыбки и прикосновения. Я просто купаюсь в этом тепле, не понимая, как еще утром мог сомневаться в том, что нужен ему.
Кажется, с ним произошло что-то хорошее. Он не спешит об этом рассказывать, но я и не спрашиваю. Просто иду рядом, наслаждаясь его замечательным настроением.
Пока мы гуляли в парке возле его дома, он позволял моей руке бродить вдоль его тонкого запястья. Моим губам целовать его маленькие пальцы. Согревать их своим дыханием.
Потом мы устроились в глубине парка на скамейке. Здесь тихо и безлюдно, и, несмотря на проглядывающие кое-где островки снега, отчетливо чувствуется дыхание весны. Запахи согретой за день солнцем прелой листвы смешивается со свежим ароматом пробивающейся зелени. Удивительное, пьянящее сочетание. Думаю, Рицка ощущает это не менее остро, чем я сам. По крайней мере, глаза его улыбаются, когда он глядит вверх в безоблачное небо. Его голова покоится на моих коленях. Мои пальцы зарываются в его волосы, спускаются вниз вдоль ушных раковин, огибая линию подбородка. Скользят по шее, забираясь под высокий воротник куртки. Он хмыкает, чуть вздрагивая: «Соби, щекотно же»…
Довольно прикрываю глаза. Хороший момент, чтобы осуществить то, что я задумал.
- Рицка, у меня к тебе просьба.
Он слегка запрокидывает голову, внимательно всматриваясь мне в глаза. Взгляд становится чуть настороженным.
- Да, Соби. Что ты хотел?
Сдерживаю улыбку. Вот сейчас…
- В этих выходных в Осаке откроется выставка, в которой будут участвовать мои картины…
- Соби. У тебя будет выставка?- Рицка с удивлением приподнимается на локте.
Усмехаюсь.
- Ну не совсем у меня. Для участия в этом мероприятии отбираются художественные работы студентов старших курсов по всей стране. Этот ежегодный форум – довольно крупное событие. Он продлится почти неделю, мне надо быть там. Я подумал, может ты согласишься съездить со мной хотя бы на один день?
Его глаза расширяются, взгляд светлеет… Но лишь на мгновение. Потому улыбка сбегает с лица, а уголки губ опускаются в опустошенной усталости.
Со вздохом он поднимается и садится рядом, оперев локти о колени, глядя перед собой.
Чуть хмурюсь, ощущая, как сердце вновь начинает покалывать тревога.
Это совсем не та реакция, на которую я рассчитывал. Ему не нравится это предложение? Или он не хочет, чтобы я ехал?
- Соби,- он наклоняется вперед, упираясь лбом о сцепленные замком руки,- если тебе надо отлучиться, то не обязательно брать меня с собой. Со мной ничего не произойдет, пока тебя не будет. Если хочешь, можно попросить Нацуо и Йоджи присмотреть за мной. Думаю, они не откажутся.
Выдыхаю, прикрыв глаза. Понятно. Вот как он это воспринял. Хотя нет ничего удивительного. Пожалуй, я сам виноват. Все это время я уделял внимание только его желаниям и слишком старательно отгораживал его от участия в своей жизни. Должно быть, ему действительно трудно поверить в искренность моих слов.
- Рицка, ты не совсем верно меня понял,- опускаюсь перед ним на одно колено, перехватывая его руки,- я действительно хочу, чтобы ты поехал туда со мной. Там правда будет довольно много работы, надо все подготовить, развесить… Я впервые участвую в чем-то подобном. На открытии ожидается присутствие известных художников и критиков. Я, признаться, немного волнуюсь.
Склонив голову, слегка целую кончики его пальцев.
- Я подумал, может ты согласишься съездить поддержать меня? Я был бы очень этому рад.
Недоверие в его взгляде уступает место удивлению, смешанному с надеждой.
- Соби. Тебе правда это нужно? Ты действительно хочешь, чтобы я был там с тобой?
Чуть киваю, изучая губами тонкие линии на его ладонях. Такое увлекательное занятие.
- Совершенно верно. Соглашайся, Рицка. Заодно покажу тебе свои лучшие работы.
Он коротко вздыхает, прикрыв глаза, и утыкается носом в мои волосы.
- Конечно, Соби. С огромным удовольствием.
Замечательно.
Он извлекает из моих пальцев свои руки, чтобы тут же обхватить ими мою голову. Крепко прижать к своему плечу. Закрыв глаза, я наслаждаюсь этими объятиями, чувствуя его счастливый вздох в своих волосах.
Я не ошибся. Для него действительно важно быть нужным мне. Не просто принимать мою любовь и служение, но и участвовать в моей собственной жизни.
Все это настолько непривычно. Будь на его месте Сеймей, мне бы даже в голову не пришло предположить, что ему может быть какое-то дело до того, что со мной происходит. И тем более я не стал бы ожидать, что он захочет разделить все это со мной. Я бы просто испросил его дозволения и в случае согласия поехал бы один.
Но Рицка – далеко не Сеймей.
Неожиданно вспомнив о чем-то, он отпускает меня и, забравшись рукой под куртку, вытаскивает свой телефон, висящий на ремешке на груди.
- Черт. Как много времени. Мне уже скоро надо быть дома.
- Тогда будет лучше, если мы поторопимся,- поднимаюсь, взяв его за руку. - Идем, Рицка.
- Кацуко-сенсей, скажите, а что такое «харизма»?
- Рицка-кун, где ты услышал это слово?
- Яёй… Один мой друг упоминал его. Сказал, что «она» у меня есть.
- Но это замечательно, Рицка-кун. Харизма – это очень хорошее качество.
- Но что это означает?
- Если не вдаваться в терминологию, то это понятие можно характеризовать как убедительность, внутреннюю силу и обаяние. Способность вдохновлять других и вести их за собой.
- Хм… Вот как… Должно быть, это очень большая ответственность.
- Ответственность?
- Да. Указывать другим, что делать. Ведь можно же ошибиться.
- Рицка-кун, ты боишься ответственности?
- Нет.… Да... Немного… Не думаю, что подобное мне по плечу. Я и с собственной-то жизнью едва справляюсь, а чтобы еще решать за других…
- Ну… На самом деле все это совсем не так страшно. У ответственности есть и другая сторона, в которой очень много плюсов.
- Плюсов? Что вы имеете в виду?
- Если кто-то или что-то дороги тебе, то куда отраднее и спокойнее сознавать, что судьба этого находится только в твоих руках. Что никто не может помешать тебе оберегать это и поступать так, как ты считаешь правильным.
- А если я не понимаю, что правильно, а что нет?
- О, я уверена, ты понимаешь, Рицка-кун. Я думаю, что в глубине души ты прекрасно знаешь, каким должен быть твой мир. И только тебе решать, станет ли он таким. И только в твоих силах сделать тех, кого ты любишь, счастливыми. Это и называется: брать на себя ответственность.
- Кацуко-сенсей. Думаете, у меня это получится?
- Да, Рицка-кун. Я в этом уверена.
Отрешившиеся от сомнений.Chapter III Doubtless
Отрешившиеся от сомнений.
Соби.
Яркий свет ламп под потоком. Первая пара. Живопись. Пальцы строго вертикально удерживают кисть, и она плавно скользит по рисовой бумаге, оставляя на ней тонкую косую линию с нарочито неровным краем. В голову лезут непрошенные мысли, мешая сосредоточиться на том, что я делаю. Приходится совершать над собой почти физическое усилие, чтобы удерживать в сознании создаваемый образ. От этого рисунок выглядит слишком скрупулезно проработанным, в нем не хватает полета, жизни.
Со вздохом отстраняюсь, глядя на лежащий передо мной на низком столике холст.
Наверное, так и выглядят растерянность и замешательство. Как подчеркнуто безмятежные ветви сакуры, застывшие над водой в окружении крылатой свиты.
Словно свою неуверенность они пытаются замаскировать иллюзией неприступной, выверенной безупречности.
Качаю головой. Иногда я совершенно перестаю что-либо понимать. С момента нашего последнего боя с Рицкой творится что-то странное. Он практически перестал улыбаться, держит себя замкнуто, насторожено, словно дикий зверек. Таким взвинченным и нелюдимым он был, когда мы только-только познакомились. С того момента прошло уже более полугода, и мне казалось, что он постепенно меняется. Становится спокойнее, веселее, мягче. И вдруг такой контраст.
Непроизвольно покручиваю кончиками пальцев кисть, невидящим взглядом обводя рисунок.
Всю эту неделю я старался вести себя с Рицкой как можно более аккуратно, хотя повисшее в воздухе напряжение действовало поистине угнетающе, как и его попытки отдалиться от меня. Он ни разу не позволил обнять себя или даже просто прикоснуться. Когда я на днях сказал, что люблю его, что сделаю все что угодно, лишь бы его лицо осветила улыбка, он и вовсе взорвался, накричал на меня и убежал. А вчера, после того как он вернулся вместе с Зеро, вначале оттолкнул меня, а потом в своей комнате обнял, прильнул ко мне так сильно, будто искал защиты. Первым потянулся за поцелуем.
Отложив кисть, невольно хмурюсь, потирая пальцами переносицу.
Я действительно перестал что-либо понимать.
Может быть, это наконец проявившийся протест? Слишком много всего свалилось на него в последнее время. Стражи, поединки… Нелегко воспринять все это в таком возрасте. В тринадцать лет личность человека уже практически сформирована, подобные радикальные вмешательства могут восприниматься как принуждение или даже как насилие. По этой причине подростков принимают в Школу в самых исключительных случаях. Когда тебя с раннего детства готовят к тому, что ты станешь Бойцом или Жертвой, ты уже не мыслишь своей жизни без этого, это становится естественным, как воздух. В случае же с Рицкой ему фактически навязали правила игры. Вполне понятно, если он протестует против подобных изменений, буксует и отчаянно пытается сдать назад. Хочет жить нормальной жизнью обычного подростка. Но почему тогда Нацуо и Йоджи? Вот уж кого «обычными» и «нормальными» не назовешь.
- Опять бабочки, Со-тян? Мы снова не в духе?
Кио!
Его голос раздается над самым ухом так неожиданно, что я вздрагиваю. Серая тень падает сверху на столик. Он нависает надо мной, через плечо разглядывая рисунок.
- Что ты хотел, Кио? Опять забыл дома набор кистей?
Я не собираюсь общаться с ним сейчас. По правде говоря, мне вообще ни с кем не хочется разговаривать. Но он лишь хмыкает и демонстративно устраивается рядом на полу, с интересом заглядывая в лицо.
- Какие мы вежливые с утра, это что-то,- он достает изо рта леденец и взмахивает им в воздухе,- так что случилось-то? У тебя депрессия? Опять, небось, из-за этого ребенка.
Едва заметно выдыхаю, прикрыв глаза. Наши с Рицкой отношения - это последнее, что я намерен обсуждать с Кио.
- Мне кажется, что это не совсем твое дело.
Ухмыляется.
- Само собой не мое. Меня вообще в этой жизни никогда ничего не касается.
Если я просто не буду обращать на него внимания, он вскоре потеряет интерес к разговору и уйдет. Невозмутимо беру в руки кисть и тянусь к тушечнице, возвращаясь к работе. Он пару минут наблюдает за моими действиями, потом картинно вздыхает.
- Игнорируешь, значит. Видать, и правда что-то случилось. Небось, твой Рицка осознал, наконец, что вы с ним не пара. Тогда он умнее, чем я думал.
Эти слова сильно задевают меня. Должно быть, это отражается на лице едва заметной болезненной гримасой.
Невозможно…
- Прекрати, Кио, Рицка не может так думать.
- Почем ты знаешь,- он вновь отправляет конфету в рот,- ты прилип к нему как банный лист, постоянно ходишь за ним следом, не спрашивая, хочет ли он того. Ты же его фактически подавляешь.
От неожиданности моя рука дергается, мазок ложится неровно, нарушая целостность контура, но я даже не обращаю на это внимания.
- Подавляю? Я?- Повернув голову, смотрю на Кио,- что ты несешь?
- А то ты сам не знаешь?- Он откидывается назад, опираясь на вытянутые руки.
- Ты весь из себя такой сильный, умный, ВЗРОСЛЫЙ… А он шестиклассник, мелкий пацан. Вы же из разных миров. О чем ему говорить с тобой?
Чуть усмехаюсь, склонив голову. Вот оно что.
- Кио, Рицка и я – это другое… Ты просто не понимаешь, о чем говоришь.
- Естественно я не понимаю,- он прищуривается,- а ты уверен, что Рит-тян понимает? Помню, какое-то время назад я встречался с девушкой на пять лет старше меня. Это было ужасно.
- Чем же?- Мне не интересны любовные похождения Кио, но, похоже, он не оставит меня в покое, пока не выговорится.
- Мне все время казалось, что я решаю какой-то сложный кроссворд. Я никогда не мог быть уверен, что до конца понимаю ее,- нахмурившись, Кио чуть горько усмехнулся. - Я чувствовал себя настолько незрелым и недалеким. Каждое мгновение ощущал ее превосходство…
Он поднял на меня взгляд, и в нем вновь зажглась его обычная легкомысленная насмешливость.
- Так что, можно сказать, я вполне понимаю чувства Рит-тяна. Ничего удивительного нет, если он и впрямь ощущает себя подавленным. Вы ведь и правда не пара.
- Кио…-Подымаюсь на ноги, смотрю на него сверху вниз.- Не говори так. Никогда так больше не говори.
Поворачиваюсь и ухожу. Мне необходимо покурить.
- Эй, Со-тян! Я же о тебе беспокоюсь! Со-тян!- Голос Кио доносится вслед, но я не намерен останавливаться.
Выхожу из аудитории, плотно закрыв за собой дверь. Звук моих шагов гулким эхом разносятся по пустому коридору. Курить я мог бы и в классе, на меня давно махнули рукой. Но тогда пришлось бы терпеть общество Кио. А мне сейчас меньше чем когда-либо хочется его видеть.
Сворачиваю на лестницу, на ходу вытаскивая из кармана пачку сигарет. Возможно, я зря вспылил. Мне не следовало так серьезно относиться к его словам, но раз они причиняют мне такую боль, то возможно в глубине души я в чем-то ощущаю их справедливость.
Лестница заканчивается черным ходом. Поворачиваю тугую задвижку. Тяжелая металлическая дверь неохотно поддается под моими руками, впуская внутрь по-зимнему промозглый воздух. Несмотря на быстрый приход весны, ночи все еще очень холодны, и воздух по утрам прогревается довольно медленно.
Запахнув плотнее полы рубашки, щелкаю зажигалкой. Горький ментоловый дым привычно обжигает горло и легкие.
Мне не хочется думать, что Кио прав. Принять его точку зрения - значит, поставить под сомнение слишком многое. Но я привык учитывать все варианты. Тем более что этот, к моему сожалению, объясняет многое в поведении Рицки. Особенно тревожащие меня изменения. Так значит, Кио считает, что я его подавляю…
Затягиваюсь. Струйка светлого дыма устремляется вверх и, закручиваясь причудливой спиралью, растворяется в воздухе.
Если взять, к примеру, нашу последнюю встречу. Как он вступился за Нацуо и Йоджи… Будто решил, что я смею критиковать тех, с кем он хочет общаться. Или пытаюсь контролировать его перемещения. Когда они ушли, оставив его наедине со мной, он весь подобрался, словно приготовился держать оборону. Когда я попытался его поцеловать, вырвался из объятий. Мне даже показалось, что ему неприятны мои прикосновения.
Слишком мучительно так думать. Но когда я спросил его разрешения войти в дом, у меня создалось впечатление, что он не хотел, чтобы я шел следом. И всю эту неделю он вел себя так, будто был не рад меня видеть. Неужели он действительно тяготится мной…?
Телефон в моем кармане оживает, из него льется тихая нежная мелодия. Быстро вытаскиваю его и подношу к уху.
- Да, Рицка. Что-то случилось?
Не стал бы он и впрямь звонить мне просто так. Чтобы всего лишь услышать мой голос.
- Соби, боюсь, наша встреча сегодня не состоится…
По коже бежит невольный холодок. У меня словно бы случился приступ déjà vu.
"Сегодня наша встреча не состоится. Я занят".
Голос Сеймея эхом отдается в голове. Прошу тебя, Рицка... Не дай Кио оказаться правым.
Он продолжает излагать подробности. Его учительница заболела, и он вместе с классом идет ее навестить. Похоже, это никак не связано со мной. Хотя для него может оказаться удачным поводом отменить встречу. Стискиваю зубы. Нет, он не стал бы так унижать нас обоих. Только не Рицка.
- Я понял. Хорошо.
Он замолкает, словно чувствует что-то неладное.
- Соби, если хочешь, ты можешь пойти с нами.
- А ты этого хочешь?- Я не успеваю остановить себя. Слова слетают с языка раньше, чем я понимаю, что говорю. Проклятье. Мне следует лучше контролировать себя. Если он почувствует мою горечь…
- Ну… да.
Голос у него какой-то неуверенный. Ощущаю, как что-то опускается в душе.
Если Рицка на самом деле не желает моего общества, то не стоит настаивать. Это может только повредить еще больше. Я медлю, размышляя над тем, что ответить.
- Соби?
- Да, Рицка.
- Если не хочешь, то так и скажи.
Как я могу не хотеть быть с ним. Или он предлагает, чтобы я сам отказался? Из моей груди вырывается невольный вздох.
- Дело не в том, что я не хочу идти куда-то с тобой. Просто, в данном случае, это не самая разумная мысль.
Всё так. На мой взгляд, пойти туда с ним и впрямь было бы неразумным поступком. Эта женщина, учительница Рицки, явно испытывает ко мне ненужные чувства. Я хотел бы по возможности избегать встреч с ней. Но сегодня, похоже, это будет совсем нетрудно сделать.
- Наверное, ты прав, это действительно не лучшая идея. Что ж, ладно, Соби. Пока тогда.
Горько усмехаюсь. Я разрешил твою дилемму, Рицка?
Из трубки доносится его чуть смущенный голос.
- Получается, увидеть тебя я смогу только завтра днем?- Он расстроено вздыхает. - Жаль.
Мои глаза распахиваются. Что он только что сказал? Жалеет, что не увидится со мной до завтра? Рицка!
- Постой! Погоди!- Перехватываю телефон. - Я могу встретить тебя после…! Если ты, конечно, не против…
Перевожу дыхание. Я ведь не поспешил с выводами?
- Это было бы здорово, Соби, но я не знаю, когда освобожусь.
-Ничего,- чувствую, как во мне волнами расходится облегчение,- я подожду тебя.
Он хмыкает.
- Ладно. Я постараюсь не задерживаться. Не хочу, чтобы ты ждал меня слишком долго. А то замерзнешь и заболеешь еще, как Шинономе-сенсей. Что я делать тогда буду?
Крепко сжимаю веки, не замечая, как пальцы невольно стискивают корпус телефона. Рицка…
- Я сейчас дам адрес, у тебя есть, где записать?
Слабо улыбаюсь.
- Я запомню. Спасибо, Рицка.
- Не за что,- похоже, он слегка смутился,- увидимся вечером.
- Да. Я буду ждать.
Он диктует адрес и отключается. Я прислоняюсь к стене, прижав к груди телефон. Холодный камень упирается в затылок.
Кио ошибается. И я тоже чуть было не ошибся. Но я никогда еще в жизни не был настолько рад, что оказался неправ. Что бы с ним ни творилось, это не имеет касательства к нашим отношениям. А я-то уж действительно испугался, что он может желать отдалиться от меня.
Сигарета догорела до фильтра и потухла. Достаю новую. Поджигаю.
Но я все равно ощущаю, как что-то мучает его. Словно какая-то угнетающая мысль точит его изнутри. Это началось пару месяцев назад, но так остро проявилось после нашего последнего поединка. В нем, в сущности, не было ничего необычного, кроме одного момента.
Как она тогда сказала?
- Этот вот мальчишка?! Что трясется от страха за твоей спиной и ждет, когда ты ошибешься?! Очнись! Он же ребенок, он беспомощен и напуган! И он не верит в твои силы!
Меня, помнится, задела последняя фраза. Она выбила меня из колеи настолько, что я пропустил атаку и позволил сковать нас. На что мог обратить внимания Рицка?
- Не надо обращаться со мной как с ребенком…
Задумчиво выпускаю в промозглый воздух струйку сигаретного дыма. Кажется, я нашел. Он действительно ощущает себя подавленным, но не из-за меня, а из-за себя самого…
- Ты весь из себя такой сильный, умный, ВЗРОСЛЫЙ… А он шестиклассник, мелкий пацан. Вы же из разных миров. О чем ему говорить с тобой?
Похоже, проблема Рицки в том, что он не знает, что мог бы предложить мне.
Я чувствовал себя настолько незрелым и недалеким. Каждое мгновение ощущал ее превосходство…
На самом деле, я никогда не задавался вопросом, каково это иметь слугу вроде меня.
Ребенок. Но я давно уже не воспринимаю его так. Рицка умнее, проницательнее и взрослее своих сверстников. Иногда я даже недоумеваю, как на его голове до сих пор держатся ушки, до того он поражает меня своими зрелыми суждениями. Должно быть, дело в том, что душа его по-прежнему по-детски непосредственна и невинна. Несмотря на все, что успело с ним случиться.
Рука невольно сжимается в кулак. Не может быть такого, чтобы он не осознавал, насколько ценен. Что мне не важно, как много он умеет или знает. Но, может быть, это важно для него? Рицка придает огромное значение свободе самому принимать за себя решения и возможности быть во всем на равных. Вполне адекватные желания для человека его возраста. Но у него все это проявляется болезненней и острее. Будто бы стремление управлять своей жизнью, создавать что-то самому напрямую связано для него с утверждением собственного существования. Словно он полагает, что сам по себе не имеет права ни на что. Даже на дружбу или любовь.
Если все так, то мое поведение в последнее время было в корне неправильным. Особенно тогда, после нашего последнего поединка. Я, помнится, отказал ему в его попытке помочь мне. И фактически дал понять, что не нуждаюсь в его заботе. Неудивительно, что он обиделся.
Вздыхаю. Следовало бы догадаться раньше. Наверное, все дело в том, что с Сеймеем мне не приходилось думать о подобных вещах. Он всегда принимал мое служение как должное, и я не ждал ничего взамен. Я находил свое счастье в том, чтобы подчиняться ему, выполняя свой долг, отдавая себя до конца. И это казалось мне правильным.
Но, похоже, Рицке этого мало, он хочет, чтобы все было равноценно. И от этого честь принадлежать ему для меня только увеличивается.
Сигарета дотлевает более чем наполовину. Тушу ее подошвой ботинка и возвращаюсь назад. В аудиторию.
Не вполне понимаю, что мне со всем этим делать и как себя вести, но… Единственное чего я хочу, это чтобы Рицка был в безопасности и чтобы он был счастлив. Если его желания таковы, то я исполню их. Не зависимо от того, осознает он их или нет.
Рицка
Школьная сумка тяжело хлопает по спине. Придерживая ее одной рукой, чтоб не сползала с плеча, я бегу по дороге мимо зданий, живых изгородей и заборов, чувствуя, как ноги слегка дрожат от неприятной тяжелой слабости. Легкие уже горят. Мне не хватает воздуха.
Стискиваю веки. Я все-таки ухитрился проспать. Допоздна читал учебник Ритцу. Выключил компьютер, только когда понял, что клюю носом прямо над столом. Буквально рухнув в кровать, тут же уснул мертвецким сном и утром не услышал звука будильника. Мама с трудом растормошила меня. Она заметила, что куртка, в которой я обычно хожу в школу, со вчерашнего дня висит в прихожей, и зашла в комнату проверить, все ли в порядке. Если б не она, я бы точно проспал все на свете, включая сегодняшнюю контрольную.
Замедлив шаги, останавливаюсь, опершись рукой о фонарный столб. Надо хоть немного отдышаться.
Я думал, что мама будет сердиться, что я проспал. Но она, кажется, даже обрадовалась. Я знаю, почему. Прежний Рицка часто опаздывал в школу. Он вообще учился не очень хорошо. Похоже, маме показалось, что он вернулся.
Чуть вздыхаю. А вот я терпеть не могу опаздывать. Это отвратительное ощущение, когда ты входишь в класс, и на тебя устремляются десятки пар глаз. И ты под этими насмешливыми взглядами идешь к своему месту. Не то чтобы для меня это имело какое-то значение, просто подобные вещи действуют на нервы. Я вообще предпочел бы не привлекать к себе лишнего внимания.
Делаю несколько глубоких вздохов, пытаясь восстановить дыхание. От урока, конечно, и так прошло почти десять минут, но лучше, если я все-таки потороплюсь. Прийти к самому концу было бы вообще унизительно.
Оттолкнувшись от столба, выпрямляюсь, вновь срываясь на бег.
Мысли возвращаются к прочитанному этой ночью. Все-таки очень сложно учиться, когда никто не может объяснить тебе то, что непонятно. А в этом чертовом учебнике непонятно слишком многое. Даже голова разболелась, пока я читал первые несколько тем. По одиночке смысл слов вроде ясен, но во что-то связное и логичное они складываться категорически отказываются. Словно переводишь иностранный текст со словарем, пытаясь из слов, как из кубиков, составить общий смысл фразы. Чего только стоит, например, такой вот отрывок:
«Сила Бойца в его способности управлять словоформой. Сила Жертвы в ее способности управлять словосознанием. Источником внушения является дух Жертвы, опирающийся на его знание человеческой психологии и жизненный опыт. Энергия высвобождается путем перехода в состояние духовного возбуждения. При этом чем больше способность Жертвы к сопереживанию, тем большей эффективностью будет обладать воздействие…»
Сжимаю зубы. Чертов Ритцу. Он и говорит, как пишет? Я в один момент даже было пал духом в осознании, что без него мне просто не разобраться, что к чему. Не расшифровать эту метафизическую головоломку.
Вот уж кого точно никогда не стал бы просить о помощи.
Ко всему прочему оказалось, что учебник катастрофически неполон. В нем не дается объяснения многим непонятным мне вещам. Например, в нем нет и полслова о природе и источнике силы Стражей. Либо подобные вещи объясняют на словах, либо… либо существует что-то вроде вводного курса из общеобразовательных предметов, которые изучаются параллельно или до деления на специализации Страж-Агнец. Подобное вполне возможно. В таком случае в моих руках находится более продвинутая версия учебника. Так сказать, для тех, кто уже изучил азы. А значит, это будет куда труднее, чем я думал.
Я, может, и буду понимать, что я делаю, но не буду знать, как у меня это выходит.
Впереди виднеется здание школы. Еще несколько сотен метров и будут ворота. Я почти на месте.
Усмехаюсь. Хотя кое в чем я все-таки смог разобраться. Несмотря на заумную терминологию. Похоже, сила Жертвы заключается в её способности к внушению. Используя слова, Агнец может заставить противника почувствовать создаваемый ими образ. И если он найдет отклик, то вложенная в него сила способна причинить немалый вред. Поиск подобных слабостей в чужом сознании является основной задачей Жертвы в бою. Если создаваемый образ не будет прочувствован и осознан, слова Жертвы не возымеют действия. В обратном же случае повреждения могут быть неизмеримы. Вплоть до разрушения разума или летального исхода. Своими словами Агнец способен вознести на вершины восторга и ликования или погрузить в пучины ужаса и душевной боли.
Привалившись плечом к воротам, тяжело дыша, заглядываю во двор. Обычно во время уроков здесь тихо, но на этот раз на площадке перед школой наблюдается непонятное оживление. С удивлением узнаю знакомые лица. Тут почти весь наш класс в полном составе. Сидят на лавочках, болтают. Кое-кто, даже играет в футбол на буром с проблесками молодой зелени газоне.
Недоуменно моргаю. Что все это значит? Почему они не на уроке?
- Эй! Аояги-кун!
Кто-то из одноклассников замечает меня и машет рукой. Отвечаю неуверенным хмурым кивком. Я даже не помню его имени. Учебный год скоро подойдет к концу, а я по-прежнему не утрудил себя тем, чтобы выяснить, как тут кого зовут.
- Ты чего так поздно?
- Проспал.
Приближаюсь, выискивая глазами Юико. Обычно ее сразу видно. Ее воздушно-легкий внешний вид и яркая манера одеваться делают ее заметной в любой компании.
- Тебе повезло,- парень хмыкает,- Шинономе-сенсей не будет, наверное, всю неделю. Говорят, простудилась. Сейчас ей ищут замену, чтобы провести контрольную и остальные уроки. Вроде как несколько последних тоже отменят.
Ясно. Чуть хмурю брови. Значит, Соби не сможет встретить меня сегодня. Его занятия в Университете наверняка закончатся позже.
- Вы не видели Юико?- Обращаюсь к группе девочек, что, вооружившись учебниками, устроились рядом на скамейке.
-А… Хаватари…- одна из них, темноволосая с косичками кривится,- они с Яёй на заднем дворе.
- Ревет опять как белуга,- встревает другая, недовольно морща нос,- достала уже.
Что? Юико плачет? Мои глаза недобро сужаются. Ну, если опять из-за них…!
Почти бегом пересекаю наискосок газон и волейбольную площадку, проскальзывая под слегка провисающей сеткой. Из-за угла здания действительно слышится знакомый голос. Точнее знакомые всхлипывающие рыдания. «Я не справлюсь.. у меня никогда не выйдет…» Похоже Юико действительно чем-то очень огорчена.
Заворачиваю за угол. Там, в глубине двора, за еще одной спортивной площадкой с различными турниками и снарядами, в тени деревьев также есть несколько скамеек - на этот раз со столиками. Расстроенный голос доносится как раз с той стороны.
Спешу туда, огибая брусья и полосу препятствий, и, наконец, вижу Юико.
Она сидит, уронив руки на стол. Плечи ее вздрагивают, она прячет заплаканные глаза на сгибе локтя. Светло-розовая плюшевая куртка на рукаве потемнела, а пушистый ворс собрался в мягкие иголочки от ее слез.
- Ю… юико-сан…
Яёй мнется рядом. Плечи и уши опущены, на лице застыло скорбно-беспомощное выражение.
- Юико!..- Замедляю шаги и, отдуваясь, останавливаюсь, наклонившись вперед и оперев руки о колени. Все-таки я набегался. - Что стряслось?.. Почему ты… плачешь?..
Услышав мой голос, Юико вскидывает голову. Легкая челка взлетает в воздухе.
- Рицка-кун!!!- Она срывается с места и бросается мне на шею, едва не сбив с ног,- Помоги мне! Спаси меня, Рицка-ку-ун!
Юико повисает на мне и сжимает руки так сильно, что кажется, вот-вот задушит. Уткнувшись куда-то мне в плечо, она вновь заходится горестными рыданиями.
Понятно… От нее вряд ли чего-то внятного сейчас добьешься…
- Яёй…- Сдавленно выдыхаю я, пытаясь разжать ее руки, чтобы глотнуть воздуха, - что тут… происходит?..
Он смотрит на нас, рука застыла в воздухе. Видимо, он пытался удержать Юико, когда она бросилась ко мне. Ресницы вокруг его широко раскрытых глаз странно вздрагивают, а выражение лица такое, будто он и сам сейчас расплачется.
Да что ж это такое!
- Яёй!- Требовательно шиплю я, все еще пытаясь оторвать от себя ревущую Юико.
Его плечи и уши вновь скорбно опускаются. Он глядит в сторону, в землю.
- Юико-сан, она… У нас сейчас контрольная, и…
- Я не напи-шу-у-у…- всхлипывает она, отчаянно мотая головой из стороны в сторону, так что пушистые хвостики задевают меня по лицу.
Так это что - все из-за учебы, что ли? Мои брови невольно ползут вверх. Странно. Обычно она никогда не переживает из-за отметок. Даже если они… ну совсем плохие.
- Юико,- оставив попытки вырваться, осторожно успокаивающе прикасаюсь ладонью к ее волосам, - ты что ли ничего не выучила?
- Нет. Юико учила… целый день вместе с мамой, - она, наконец, отпускает меня. Стоит, опустив голову, плечи вздрагивают. - Мама так старалась, чтобы я все поняла… И мне казалось… я поняла. А сейчас… -по ее щекам вновь начинают струиться слезы,- сейчас я не могу решить даже малюсенького примерчика…
Она всхлипывает, кусая губы.
- Если я не справлюсь, мама так расстроится-а…
Понятно. Опускаю взгляд. Юико боится, что, завалив контрольную, сильно огорчит этим своих родителей. Мне подобное незнакомо. Моя мама, наверное, даже обрадовалась бы, начни я учиться хуже.
- Пойдем, - беру Юико за руку и тяну за собой, к скамейкам, - попробуем тебе помочь.
Она понуро плетется следом, продолжая горестно всхлипывать.
Сажусь за столик, Юико устраивается рядом. Листаю учебник, отыскивая нужный раздел. Сам я эту тему знаю вдоль и поперек. Я настолько переволновался на этой неделе из-за своего бесконечного ожидания, что вызубрил учебники по всем предметам на несколько недель вперед. Я эту контрольную, наверное, и с закрытыми глазами смог бы написать.
Мы повторяем пройденный материал. Необходимо выяснить, что Юико помнит, а что нет. Через несколько минут убеждаюсь, что она действительно все выучила. Ее основная проблема в том, что, зная формулы, она не умеет их применять. Задачи на самом деле не такие уж и сложные, просто Юико не видит заключенных в них закономерностей и не понимает, с какой стороны к ним подступиться.
- У меня не выходит!.. Никогда не выйдет!.. - Она встряхивает головой, стискивая веки. Легкие хвостики плещутся в воздухе,- Юико глупая! Глупая!
-Юико-са-ан…- расстроено вздыхает Яёй. Он сидит чуть в стороне, на другом конце скамейки. Раздраженно оглядываюсь на него.
Почему он ничего не делает? Она ведь ему, кажется, нравится. По крайней мере, он переживает за нее не меньше, чем я сам. Хоть бы попытался ее утешить.
- Нет, это не так,- наклонившись, заглядываю ей в глаза,- на самом деле ты очень способная, Юико.
- Но ведь…- она отнимает руки от лица, показывая на тетрадные страницы, - ничего же не получается.
Выдыхаю сквозь сжатые зубы. Да. Пока у нее и правда ничего не выходит. Но ведь и не выйдет, если она и дальше продолжит сомневаться в себе. Уверившись, что у нее никогда ничего не получится, Юико сама не дает себе собраться и сосредоточиться.
- Послушай,- моя рука накрывает ее руку, лежащую рядом. Она вскидывает глаза, и на щеках вдруг вспыхивает румянец.
- Юико, если ты будешь думать, что не сможешь, то так и будет. На самом деле все не так сложно. Давай попробуем еще раз. Сделай это хотя бы ради меня.
- Ради… тебя? - Ее глаза широко раскрываются, она глядит перед собой, длинные ресницы чуть вздрагивают в удивленном смущении.
Мгновенно собираюсь. Похоже, эти слова ее зацепили. Надо развить успех!
- Да, именно,- вдохновляясь, наклоняюсь вперед, заглядывая ей в лицо,- давай же, Юико, ты сможешь, я уверен, - чуть вздыхаю, ощущая, как меня наполняет непонятное восторженное чувство.
- Я буду просто счастлив, когда у тебя все получится. И горд, что дружу с такой уверенной в себе, настойчивой девочкой.
- Рицка-кун будет счастлив, если у меня выйдет…- она закусывает губу, в глазах зажигается решимость. - Я смогу… Ради Рицки-куна…
Она тянется за ручкой, придвигая к себе тетрадь.
- Давай попробуем. Какой следующий пример?
Склоняюсь над книгой, ощущая, как по телу волнами расходится облегчение. У меня все-таки получилось ее переубедить. До конца урока еще пятнадцать минут, потом перемена… Мы все успеем.
Минутная стрелка на часах школьного здания медленно сдвигается вдоль круга, мой голос тихо звенит в тишине двора. Задачи и правда не такие уж сложные, но для того, чтобы с ними справиться, нужно уметь оперировать всеми доступными в теме понятиями. Вращать пример, то так то эдак, переворачивая, как кубик Рубика.
Юико сосредоточенно хмурится, покусывая кончик ручки. Мы обсуждаем возможные варианты решения, я фактически заставляю ее думать. Перебирать задачу, как спутанный шерстяной клубок. Вытаскивать одну нить за другой и искать ту, потянув за которую, можно раскрыть пример, как шкатулку с секретом, и, следуя простой математической логике, найти правильный ответ.
- Я поняла… Рицка-кун, я поняла! Спасибо тебе!– Юико смотрит на меня с каким-то уж очень неземным восторгом. Под этим взглядом мне становится неловко, я смущенно хмыкаю. Тоже мне нашла героя. Не так уж и во многом я ей помогал. Моей задачей было, чтобы она начала осознавать, что делает. А не следовала моим подсказкам.
- Нет, - чуть улыбаясь, качаю головой,- ты все сделала сама. Я почти ни причем.
Пододвигаю ей учебник.
- Вот. Реши еще несколько примеров. Тебе надо как следует потренироваться.
Как ни странно, я ни в чем ее не обманул. Я действительно счастлив, что она справляется. Вот только… Это странное ощущение наполнившее меня, когда я уговаривал ее попробовать еще раз решить задачу. Я тогда был абсолютно уверен, что у нее все получится. Ни капли в этом не сомневался, прямо видел, как это будет. Может, я каким-то непостижимым образом ухитрился заставить ее ощутить такую же уверенность? Равную моей или даже большую. Передал ее Юико так, что она тоже это почувствовала. Неужели это и есть проявление моей странной силы Жертвы? Та способность к сопереживанию, о которой говорилось в учебнике? Только работающая в обратную сторону.
Чуть вздыхаю, печально улыбаясь кончиками губ. Если бы я только мог рассказать об этом Соби. Он бы, наверняка, так за меня порадовался. Но все случившееся наполняет меня уверенностью, что очень скоро я больше не буду для него обузой. Я разберусь во всем до конца и буду развивать свои способности, чтобы стать его полноценной Жертвой. Чтобы быть с ним на равных, помогая ему. И тогда я, наконец, обрету внутреннее право называть его своим.
***
Контрольная прошла на удивление упорядочено и тихо. Те, кто уже закончил, выходили в коридор и ждали там отстающих. Я сдал работу в числе первых и потому получил возможность некоторое время посидеть на подоконнике в тишине, глядя в окно. Вид на школьные ворота оставлял чувство незаконченности. Соби там не было. Впрочем, сейчас только лишь конец второго урока, он в университете на занятиях. Но я уже сейчас скучаю по нему, несмотря на то, что виделись мы совсем недавно, вчера вечером. А может быть, не увидимся до завтра. Ребята договорились после уроков пойти проведать Шинономе-сенсей. Понятно, что я иду с ними. Не то чтобы мне не хотелось, но из-за этого придется отменить встречу с Соби.
Со вздохом раскрываю телефон. Надо позвонить и предупредить его, что сегодня он не сможет меня проводить.
- Да, Рицка. Что-то случилось?
Чуть хмурюсь. Почему обязательно «случилось». Сам же говорил, что я могу звонить в любое время просто так.
Пересказываю ему сегодняшние события.
- В общем, мы решили навестить Шинономе-сенсей, так что я, скорее всего, сильно задержусь.
-Я понял. Хорошо.
Скашиваю взгляд на телефон. Голос у него какой-то странный. Переживает, что я опять не беру его с собой?
- Соби, если хочешь, ты можешь пойти с нами.
- А ты этого хочешь?
Чуть растеряно моргаю. Он что сомневается?
- Ну… да.
Молчит. Эта его странная реакция… Обычно Соби переспрашивает меня, действительно ли я хочу чего-то, когда сам предпочел бы этого не делать, но сделает, если я попрошу.
- Соби?
- Да, Рицка.
Блин. Как же с ним иногда трудно.
- Если не хочешь, то так и скажи.
Он чуть вздыхает.
- Дело не в том, что я не хочу идти куда-то с тобой. Просто, на мой взгляд, на этот раз это не самая разумная мысль.
Удивленно вскидываю брови. Неразумная?
Хотя… Если подумать, то, наверное, он прав. Визит без приглашения к незамужней женщине молодого мужчины, пусть и в окружении толпы школьников, – это, должно быть, не совсем хорошо. Мы можем поставить Шинономе-сенсей в неловкое положение, тем более что она сейчас болеет.
К тому же мне не сильно хочется знакомить Соби со своими одноклассниками. Яёй и Юико – это одно. А эти ребята – совсем другое.
- Наверное, ты прав, это действительно не лучшая идея. Что ж, ладно Соби. Пока, тогда.
Значит, сегодня мы все-таки не встретимся. Но как же долго ждать… Целый день, потом вечер… И все утро до конца занятий… Слишком долго.
- Получается, увидеть тебя я смогу только завтра днем?- Невольно вздыхаю. - Жаль.
Почти уже закрываю телефон, как в голову приходит запоздалая мысль. Может стоило попросить его зайти ко мне вечером? Он же иногда так делает.
- Постой! Погоди!- Чуть вздрагиваю, вновь поднося телефон к уху. Что такое? - Я могу встретить тебя после…! Если ты, конечно, не против…
После? Обдумываю эту идею. Но я же понятия не имею, как долго продлится наш с ребятами поход. Пока все соберутся, пока доедем. И там еще…
- Это было бы здорово, Соби, но я не знаю, когда освобожусь.
- Ничего,- мне кажется, он улыбается,- я подожду тебя.
Невольно хмыкаю. А он настойчивый. Каким-то образом Соби ухитряется балансировать на грани подчинения и своеволия. Мне не так-то просто спорить с ним. Или в чем-то ему отказывать. Но ведь и не хочется.
- Ладно. Я постараюсь не задерживаться, - улыбаюсь. - Не хочу, чтобы ты ждал меня слишком долго. А то замерзнешь и заболеешь еще, как Шинономе-сенсей. Что я делать тогда буду?
Роюсь в карманах в поисках листочка, который дала мне Юико.
- Сейчас дам адрес, у тебя есть, где записать?
- Я запомню. Спасибо, Рицка.
Запомнит он. Сдерживаю невольную улыбку. Соби просто уникален.
- Не за что. Увидимся вечером.
- Да. Я буду ждать.
Диктую адрес и отключаюсь. Сжав в руке телефон, прикрыв глаза, прислоняюсь виском к оконному стеклу.
Он все-таки придет сегодня. Как хорошо.
Я, кажется, уже и не мыслю своей жизни без наших каждодневных встреч. Но подобная зависимость меня нисколько не пугает.
- Эй. Рицка-кун.
Чуть вздрагиваю. Яёй останавливается рядом, облокотившись спиной о подоконник. Должно быть он, закончив контрольную, только что вышел в коридор. И теперь, как и я, ждет Юико.
- Я тебе хотел сказать одну вещь.
Какой-то он слишком серьезный. Даже немного суровый. Надеюсь, он не вздумал обижаться на меня из-за Юико. Я ведь просто помогал ей. Все время пока мы готовились там во дворе, он тихо сидел рядом и не вмешивался в происходящее. В общем-то, правильно. Не стоило ее отвлекать. Но, наверное, ему было непросто.
- Знаешь, Рицка-кун. Когда мы только познакомились, мне казалось, ты слишком замкнутый… какой-то настороженный… одним словом, неудачник.
Хмыкаю. Интересное определение меня. А теперь он что, больше так не думает?
Яёй чуть вздохнул, склоняя голову. Длинные пряди волос и ушки с белыми кисточками качнулись вперед.
- В общем, спасибо тебе за Юико-сан. Она плакала там почти полчаса, я все не мог найти нужных слов, чтобы успокоить ее. А тебе это удалось меньше чем за пять минут.
Смотрю на него, не совсем понимая, зачем он все это говорит. Ему же совершенно очевидно нелегко признавать такое свое поражение. Не надо, Яёй…
- Короче, к чему я все это,- он поднимает на меня взгляд,- я вижу, что был не прав в отношении тебя. Ты вовсе не неудачник. У тебя потрясающая харизма…
Чего? Мои глаза раскрываются в удивлении. Харизма? Это что еще такое?
Я слышал это слово от Кацуко-сенсей. Но я тогда не переспросил, что оно значит.
А вот теперь еще и Яёй…
Отвожу взгляд, ощущая, как в невольном смущении вспыхивают щеки. Но ведь во всем этом действительно не было моей заслуги. Теперь я уже больше чем уверен, что, не осознавая своих действий, применил тогда в отношении Юико свою силу Жертвы. Но не объяснять же все это ему.
- Рицка-кун! Яёй-сан!- полный воодушевления голос Юико доносится сразу от двери класса. Она подбегает к нам и, остановившись, беззаботно встряхивает головой.
Спускаюсь с подоконника, с улыбкой глядя на нее.
- Написала?
- Да! Все, все, все написала!- Счастливо вздохнув, она вдруг начинает кружиться на месте, радостно запрокинув голову.
Мы с Яёй обмениваемся довольными взглядами.
- Что ж, - с хитрым коварством в голосе тянет он, - как насчет того, чтобы прямо сейчас отметить это в кафе абрикосовым пломбиром со взбитыми сливками и клубникой?
Мы прогуливаем следующий урок? Юико смотрит на меня, затем восторженно вскидывает руки.
- Да!!!
***
Старомодные часы в причудливой деревянной оправе показывают без четверти пять. Убирая со стола крохотные чашки и пустые вазочки из под конфет и печенья, Шинономе-сенсей тихонько улыбается своим мыслям.
«И все-таки у меня замечательный класс. Надо же. Я простудилась, а они в тот же день пришли меня проведать. Как здорово… Правда не совсем разумно с их стороны, надеюсь, из-за меня никто не заболеет».
Почувствовав, что в носу вновь начинает предательски свербеть, она быстро вытаскивает и кармана белый носовой платок. Оглушительное неудержимое чихание заставляет вздрагивать бежевые ушки.
«Ой-я… жуть какая… Как же все это не вовремя…»
Небольшая гостиная обставлена с заботой и любовью. Мебель, конечно, уже не новая, но это далеко не повод, чтобы что-то с этим делать. Здесь все осталось, так как было со времен ее детства. Трогательные занавески на окнах. Светлые обои с мелким узорчатым рисунком. Цветы на окнах. Зачем менять то, что дарит теплые воспоминания.
«Хорошо, что у меня нашлось, чем их угостить. Неплохо иногда быть сластеной. Правда, если бы я знала, что сегодня ко мне придут, убралась бы более тщательно».
Собрав ладонью со стола крошки печенья, Хитоми окинула взглядом чистую, опрятную комнату.
«Вот. Пыль бы вытерла получше».
Вздохнув, она поправила сползающий с шеи теплый шерстяной шарфик и, прихватив первую партию чашек, направилась в кухню, чтобы поставить их в раковину. Пройдя по коридору мимо входной двери, бросила невольный взгляд в окно, на дорогу, по которой ушли ребята.
«Странно», -Шинономе-сенсей замедлила шаги,- «Аояги-кун еще здесь. Остальные уже должно быть скрылись за поворотом, а он стоит чуть в стороне и озирается, словно ищет кого-то».
И находит. Глаза его вспыхивают такой радостью, что хочется зажмуриться. Он срывается с места и бежит вдоль аллеи.
Чуть не поставив чашки мимо низкого комода, Хитоми приникла щекой к стеклу у края окна, пытаясь разглядеть, к кому же он бежит.
«Агатсума-сан?»
Ее глаза расширяются.
«Так я не ошиблась, он и правда был здесь. Когда я в последний раз заходила на кухню за очередной порцией печенья, мне почудилось, что я видела в окно его силуэт в тени деревьев. Значит, это все-таки не было наваждением».
Аояги-кун прямо влетает с разбега в его объятия, обхватывая его руками. И Агатсума-сан тоже обнимает его. Наклонившись, прижимается щекой к его макушке. И лицо у него при этом такое… счастливое…
Вздрогнув, Шинономе-сенсей отступила от окна.
«Он стоял там, дожидаясь Аояги-куна. Как он ждет его возле школы. Ко мне это не имеет никакого отношения. Глупо было даже надеяться, что он мог прийти сюда ради меня».
С тихим вздохом Хитоми вновь выглядывает в окно. Они уже почти скрылись за поворотом. Аояги-кун держит его за руку и, повернув голову, что-то ему увлеченно рассказывает. Наверное, Агатсума-сан улыбается сейчас, слушая его.
Поникнув головой и ушками, Шинономе-сенсей отвернулась от окна.
«Он так привязан к этому мальчику. Так заботится о нем, хотя они не родственники. Аояги-кун как-то говорил, что он друг его покойного брата. Должно быть, Агатсума-сан стремится заменить его ему».
Вспомнив про чашки, Шинономе сенсей вновь берет их в руки и идет на кухню. Но с уже куда менее счастливым видом.
«Это хорошо, что у Аояги-куна есть такой близкий друг. Его семья распалась после смерти старшего сына. Замечательно, что есть, кому его поддерживать. И ему самому есть на кого равняться. Я не должна испытывать по этому поводу боль».
Со вздохом поставив посуду на кухонный стол, она опирается раскрытыми ладонями о его край.
Как он тогда сказал?
«Ради вас я не стал бы обзаводиться столь болезненными воспоминаниями».
«Иногда я думаю, если бы я была абсолютно посторонним для Аояги-куна человеком, стал бы Агатсума-сан меня спасать? Мне отчего-то кажется, что нет. Неужели будь я кем-то иным, он бы просто прошел мимо?»
«И почему я так сильно его…»
Шинономе-сенсей горестно вздыхает, роняя голову. Бежевые ушки печально повисают.
«Что за странный человек. Что за странная история. Я бы даже решила, что жуткие события того вечера просто привиделись мне. Что это был всего лишь плохой сон. Если бы не нашла утром разбитые очки Агатсумы-сана там, где я их накануне оставила. На тумбочке возле кровати».
«Если он защищает Аояги-куна от чего-то подобного, то мне остается только благословить его. Пожалуй, только это. Больше я, так или иначе, ничего не могу сделать».
Соби.
Рицка настолько очевидно рад мне, что у меня покидают последние сомнения. Стоя возле дома его учительницы в тени раскидистой кроны дерева, я наблюдал, как он прощается с одноклассниками. Ожидая, когда они отойдут достаточно далеко, стоит на дорожке, нетерпеливо покачиваясь с пятки на носок, сжав в руке телефон, и незаметно озирается, выискивая меня взглядом. Когда я, наконец, позволил ему заметить себя, глаза его вспыхнули таким лучистым светом, что я даже слегка зажмурился. Мне никто никогда не радовался так, как Рицка.
Он сегодня необыкновенно щедр со мной. На разговоры, улыбки и прикосновения. Я просто купаюсь в этом тепле, не понимая, как еще утром мог сомневаться в том, что нужен ему.
Кажется, с ним произошло что-то хорошее. Он не спешит об этом рассказывать, но я и не спрашиваю. Просто иду рядом, наслаждаясь его замечательным настроением.
Пока мы гуляли в парке возле его дома, он позволял моей руке бродить вдоль его тонкого запястья. Моим губам целовать его маленькие пальцы. Согревать их своим дыханием.
Потом мы устроились в глубине парка на скамейке. Здесь тихо и безлюдно, и, несмотря на проглядывающие кое-где островки снега, отчетливо чувствуется дыхание весны. Запахи согретой за день солнцем прелой листвы смешивается со свежим ароматом пробивающейся зелени. Удивительное, пьянящее сочетание. Думаю, Рицка ощущает это не менее остро, чем я сам. По крайней мере, глаза его улыбаются, когда он глядит вверх в безоблачное небо. Его голова покоится на моих коленях. Мои пальцы зарываются в его волосы, спускаются вниз вдоль ушных раковин, огибая линию подбородка. Скользят по шее, забираясь под высокий воротник куртки. Он хмыкает, чуть вздрагивая: «Соби, щекотно же»…
Довольно прикрываю глаза. Хороший момент, чтобы осуществить то, что я задумал.
- Рицка, у меня к тебе просьба.
Он слегка запрокидывает голову, внимательно всматриваясь мне в глаза. Взгляд становится чуть настороженным.
- Да, Соби. Что ты хотел?
Сдерживаю улыбку. Вот сейчас…
- В этих выходных в Осаке откроется выставка, в которой будут участвовать мои картины…
- Соби. У тебя будет выставка?- Рицка с удивлением приподнимается на локте.
Усмехаюсь.
- Ну не совсем у меня. Для участия в этом мероприятии отбираются художественные работы студентов старших курсов по всей стране. Этот ежегодный форум – довольно крупное событие. Он продлится почти неделю, мне надо быть там. Я подумал, может ты согласишься съездить со мной хотя бы на один день?
Его глаза расширяются, взгляд светлеет… Но лишь на мгновение. Потому улыбка сбегает с лица, а уголки губ опускаются в опустошенной усталости.
Со вздохом он поднимается и садится рядом, оперев локти о колени, глядя перед собой.
Чуть хмурюсь, ощущая, как сердце вновь начинает покалывать тревога.
Это совсем не та реакция, на которую я рассчитывал. Ему не нравится это предложение? Или он не хочет, чтобы я ехал?
- Соби,- он наклоняется вперед, упираясь лбом о сцепленные замком руки,- если тебе надо отлучиться, то не обязательно брать меня с собой. Со мной ничего не произойдет, пока тебя не будет. Если хочешь, можно попросить Нацуо и Йоджи присмотреть за мной. Думаю, они не откажутся.
Выдыхаю, прикрыв глаза. Понятно. Вот как он это воспринял. Хотя нет ничего удивительного. Пожалуй, я сам виноват. Все это время я уделял внимание только его желаниям и слишком старательно отгораживал его от участия в своей жизни. Должно быть, ему действительно трудно поверить в искренность моих слов.
- Рицка, ты не совсем верно меня понял,- опускаюсь перед ним на одно колено, перехватывая его руки,- я действительно хочу, чтобы ты поехал туда со мной. Там правда будет довольно много работы, надо все подготовить, развесить… Я впервые участвую в чем-то подобном. На открытии ожидается присутствие известных художников и критиков. Я, признаться, немного волнуюсь.
Склонив голову, слегка целую кончики его пальцев.
- Я подумал, может ты согласишься съездить поддержать меня? Я был бы очень этому рад.
Недоверие в его взгляде уступает место удивлению, смешанному с надеждой.
- Соби. Тебе правда это нужно? Ты действительно хочешь, чтобы я был там с тобой?
Чуть киваю, изучая губами тонкие линии на его ладонях. Такое увлекательное занятие.
- Совершенно верно. Соглашайся, Рицка. Заодно покажу тебе свои лучшие работы.
Он коротко вздыхает, прикрыв глаза, и утыкается носом в мои волосы.
- Конечно, Соби. С огромным удовольствием.
Замечательно.
Он извлекает из моих пальцев свои руки, чтобы тут же обхватить ими мою голову. Крепко прижать к своему плечу. Закрыв глаза, я наслаждаюсь этими объятиями, чувствуя его счастливый вздох в своих волосах.
Я не ошибся. Для него действительно важно быть нужным мне. Не просто принимать мою любовь и служение, но и участвовать в моей собственной жизни.
Все это настолько непривычно. Будь на его месте Сеймей, мне бы даже в голову не пришло предположить, что ему может быть какое-то дело до того, что со мной происходит. И тем более я не стал бы ожидать, что он захочет разделить все это со мной. Я бы просто испросил его дозволения и в случае согласия поехал бы один.
Но Рицка – далеко не Сеймей.
Неожиданно вспомнив о чем-то, он отпускает меня и, забравшись рукой под куртку, вытаскивает свой телефон, висящий на ремешке на груди.
- Черт. Как много времени. Мне уже скоро надо быть дома.
- Тогда будет лучше, если мы поторопимся,- поднимаюсь, взяв его за руку. - Идем, Рицка.
- Кацуко-сенсей, скажите, а что такое «харизма»?
- Рицка-кун, где ты услышал это слово?
- Яёй… Один мой друг упоминал его. Сказал, что «она» у меня есть.
- Но это замечательно, Рицка-кун. Харизма – это очень хорошее качество.
- Но что это означает?
- Если не вдаваться в терминологию, то это понятие можно характеризовать как убедительность, внутреннюю силу и обаяние. Способность вдохновлять других и вести их за собой.
- Хм… Вот как… Должно быть, это очень большая ответственность.
- Ответственность?
- Да. Указывать другим, что делать. Ведь можно же ошибиться.
- Рицка-кун, ты боишься ответственности?
- Нет.… Да... Немного… Не думаю, что подобное мне по плечу. Я и с собственной-то жизнью едва справляюсь, а чтобы еще решать за других…
- Ну… На самом деле все это совсем не так страшно. У ответственности есть и другая сторона, в которой очень много плюсов.
- Плюсов? Что вы имеете в виду?
- Если кто-то или что-то дороги тебе, то куда отраднее и спокойнее сознавать, что судьба этого находится только в твоих руках. Что никто не может помешать тебе оберегать это и поступать так, как ты считаешь правильным.
- А если я не понимаю, что правильно, а что нет?
- О, я уверена, ты понимаешь, Рицка-кун. Я думаю, что в глубине души ты прекрасно знаешь, каким должен быть твой мир. И только тебе решать, станет ли он таким. И только в твоих силах сделать тех, кого ты любишь, счастливыми. Это и называется: брать на себя ответственность.
- Кацуко-сенсей. Думаете, у меня это получится?
- Да, Рицка-кун. Я в этом уверена.
Chapter II Rules less
Незаконные действияChapter II Rules less
Незаконные действия
Рицка
Прошло больше недели с момента нашего с Зеро разговора. Я уже начал серьезно беспокоиться.
Весна медленно заявляла на Токио свои права. Снег сошел, и в воздухе стало значительно теплее. Приближались весенние каникулы, а вместе ними - и череда предваряющих их контрольных, поэтому на этой неделе мне было чем заняться. Но от мыслей-то никуда не денешься. Наверное, моя нетерпимость ко всему подряд в сочетании с подавленностью ощущались за версту. По крайней мере, окружающие вели себя со мной сдержаннее, чем обычно, и старались не трогать. Разве что Юико ни в чем себе не изменила. В ответ на мое заявление, что я просто не в духе, она ухитрилась, включив всю свою неугомонную напористость, вытащить меня в поход по аниме-магазинам и даже всучила несколько купленных там для себя же дисков, заставив пообещать, что я непременно их посмотрю. Хотя я вряд ли это сделаю. И все-таки эта незапланированная прогулка немного подняла мне настроение. Наблюдать, как Юико с восторгом приникает к прозрачным витринам, сияющими глазами разглядывая выставленные там миниатюрные фигурки, брелки и кулоны, очень забавно. Она прижимается к стеклу носом, и оттого он сплющивается в смешную розовую кнопку. Юико — очень милая. Она мой первый настоящий друг. Благодаря ей, я хоть ненадолго сумел отвлечься от снедающего меня беспокойства.
Ожидание. За это короткое время я узнал, что это такое. Оно просто невыносимо.
Вскоре я уже был готов сам напроситься в гости к Соби, чтобы встретиться там с Зеро, но они меня опередили. Утром, спустя пять мучительных суток с окончания названного срока, пришел вызов с незнакомого мобильного.
— Алле! Рицка? Это Йоджи, — я незаметно перевел дух. — У нас все готово. Приезжай к девяти на… — он называет одну из станций токийского метро. — Нацуо там тебя встретит.
Со вздохом закрываю мобильник. Похоже, дело тронулось. И чем бы все это не закончилось, оно закончится сегодня. А значит, мне осталось подождать совсем немного. Скорее бы.
Сидя на уроках, я прожигал глазами циферблат, висящих над дверью часов. Придя домой — не мог найти себе занятия. Не спасали ни книги, ни компьютер. Наконец, в назначенный срок я тихонько выскользнул из дома, оставив на малой громкости включенным проигрыватель, чтобы создать иллюзию своего присутствия в комнате. Я уже несколько раз так делал, когда сбегал по вечерам к Соби, и пока это работало. Но сегодня я точно знаю: даже если мой обман раскроется, и мне попадет, я нисколько об этом не пожалею.
***
— Давай, Рицка, заходи.
Квартира, в которую меня запустил Нацуо, насквозь пропахла сигаретным дымом, к которому примешивается слабый кисловатый запах пота. В узкой прихожей — темно. Она заставлена какими-то неопрятными ящиками, кое-где проглядывают островки вешалок, забитых до отказа одеждой. Наклоняюсь, чтобы расшнуровать ботинки, но Нацуо жестом велит мне этого не делать. Удивленно вскидываю брови. Даже так?
Место, где мы находимся, расположено в новых районах Токио, там, где дома неуклонно рвутся в небо, напоминая непроходимый бамбуковый лес. Они растут вверх и вглубь. Эта квартира, больше похожая на бетонную коробку без окон, как раз и находится в одном из таких домов. Ниже уровня земли.
Нацуо толкает расположенную в глубине коридора дверь, и мы вступаем в зеленоватый полумрак единственной комнаты. Я невольно морщу нос. За время общения с Соби я успел привыкнуть к сигаретному дыму, но здесь его чересчур много. Голова начинает неприятно кружиться, в горле першит.
— А вот и Рицка, — Йоджи, выпрямляясь, отталкивается от стоящего у противоположной стены комнаты компьютерного стола. — Рицка, познакомься, это Nock. Nock — это Рицка.
Шуршание колесиков. Массивное компьютерное кресло слегка сдвигается. Из него через плечо на меня оглядывается плотного сложения невысокий человек лет тридцати. Темные волосы стрижены ежиком. Лицо в свете работающих мониторов кажется слишком бледным. Круглые очки на носу слегка напоминают очки Соби, но на этом сходство заканчивается.
Хакер осматривает меня с головы до ног. Под этим настороженным взглядом я немного теряюсь.
— Nock, странное имя. Не японское, — выдаю я неожиданно. Мне действительно не по себе.
Он щурится.
— Это ник. От английского nock-nock, или «тук-тук», — он легонько стучит костяшками пальцев по столу, — но я всегда вхожу без стука.
Смех этого парня неприятно режет слух. Должно быть, это дежурная шутка. С трудом выдавливаю из себя кривое подобие улыбки.
— Давай, Рицка, не тушуйся, — Нацуо кладет руку мне на плечо. — Nock-нормальный парень.
Может быть. Но мне неприятно, что они назвали ему мое имя. Разве это не опасно? Наклоняюсь к уху Нацуо.
— Вы его давно знаете?
— Второй раз в жизни видим, — темноволосый Боец усмехается. — Но он думает, что мы его старые проверенные друзья.
Удивленно моргаю. Ничего себе. Может быть, Зеро все-таки знают, что делают.
Нацуо оглядывается на меня и неопределенно машет рукой.
— Давай, устройся где-нибудь. Он почти закончил.
Отступая в тень, я озираюсь. Устраиваться в сущности негде. Комната мала и захламлена до ужаса. У плинтусов и по углам скопилась пыль. Так же, как и в коридоре, здесь на полу стоят вскрытые картонные коробки с непонятным содержимым. Две низкие табуретки завалены какими-то вещами вперемешку с бумажными распечатками. Вдоль стен тянутся стеллажи с книгами в мягких обложках, журналами и огромным количеством дисков. В дальнем углу скомканной кучей валяется футон. Общее впечатление дополняется еще и стоящей у двери мусорной корзиной, доверху набитой смятой офисной бумагой, пустыми алюминиевыми пивными банками, пакетами от орехов и чипсов и контейнерами из-под фастфуда. Часть мусора, вывалившись из переполненной корзины, лежит на полу. Все это создает ощущение запущенности, словно хозяин не видит смысла в том, чтобы поддерживать здесь порядок. Пожалуй, единственное наиболее организованное пространство — компьютерный стол, за которым он работает. Светящиеся экраны, соединенные друг с другом непонятные машины, о назначении которых я могу только догадываться, бесчисленные стопки дисков, журналы, порно… Порно?!
Отвожу взгляд и тут неожиданно замечаю, что Йоджи, как раз прихватил один такой журнальчик и с живейшим интересом его рассматривает.
Ох уж эти Зеро.
Отпихнув ногой стоящий вблизи ящик, с едва заметным вздохом прислоняюсь к стене. Отсутствие Соби ощущается почти как физический дискомфорт. Я и не думал, что мне будет так его не хватать. С некоторых пор его опека стала для меня странным символом безопасности. Совершенно иррациональное чувство. Когда он рядом, кажется, что ничего плохого просто не может случиться. А сейчас ощущение такое, будто я в росте уменьшился.
Незаметно нашариваю в кармане и крепко сжимаю подаренный им сотовый телефон. Я выключил его, когда шел сюда. Совершенно не хотелось, чтобы Соби позвонил в какой-нибудь неподходящий момент, и пришлось бы изворачиваться и врать о том, где я нахожусь. Достаточно того, что я и так скрываю все это от него.
Невольно вздыхаю. В комнате стоит тишина, прерываемая лишь цоканьем пальцев по клавиатуре. Должно быть Йоджи услышал меня, потому что, бросив быстрый взгляд через плечо, наклонился к монитору, опершись рукой о край стола.
— Эй, Nock, еще долго?
— Все практически, — хакер поднял голову, глядя в экран,— Не знаю где вы, ребята, откопали этих парней, но у них очень крутая защита. Никогда такой не видел. Но все-таки в ней есть пара слабых мест.
Он затушил в стоящую рядом пепельницу очередную сигарету и набрал на клавиатуре еще несколько команд. Во всплывшем на экране окошке высветилось какое-то системное сообщение. Nock ухмыльнулся.
— Ну вот, готово.
Нацуо, что, как и я, стоял у стены, скрестив руки на груди, встрепенулся. Я в два шага преодолел расстояние до стола и впился глазами в открывшееся окно, не заметив, как пальцы стиснули мягкую спинку компьютерного кресла. Йоджи, шлепнув на стол журнал, наклонился ближе.
— Так, посмотрим, что здесь есть, — перехватив мышку, он начал прокручивать вниз список директорий. Всего лишь светло-коричневые папки на синем фоне, больше похожие на симметричные квадратные островки. Слишком обычно. Не знаю уж, чего я ожидал от Школы Стражей, но все это выглядит как простое хранилище документов.
Неожиданно мои глаза расширились.
— Что это?! — я ткнул пальцем в значок странной формы, расположенный чуть в стороне. Внизу под ним стояла надпись "Семь Лун".
— Это? — Йоджи недоуменно пожал плечами. — Наверное, там они держат касающуюся их информацию, — он пристально посмотрел на меня. — Хочешь туда зайти?
Еще как.
Стискиваю зубы. Мои пальцы сжимаются так крепко, что, кажется, вот-вот продавят жесткую обивку кресла.
Семь Лун… Возможно сейчас я смогу узнать их тайну. Выяснить кто они, что они такое. Узнать, за что убили Сеймея…
Я действительно хочу зайти туда.
Открываю рот, чтобы сказать об этом Йоджи, но резкий сигнал заставляет всех вздрогнуть. На экране всплывает еще одно окно с восклицательным знаком тревожного оранжевого цвета. В нем начинает прыгать странный маленький ушастый демон с рожками и хвостом.
— Застукали! Застукали! — демон разворачивается и, сняв штаны, демонстрирует нам свой круглый зад.
— Черт! — Nock бросается к клавиатуре и начинает быстро-быстро на ней что-то набирать. — Меня засекли! Как?!
По экрану ползут системные строчки, все с восклицательными знаками и сигнализирующей об опасности окраски.
— Черт! Черт! Черт!
Йоджи наблюдает за лихорадочными действиями хакера, мрачно хмуря брови.
— Только не говори мне, что ты столько туда ломился, чтобы через пять секунд сбежать…
— Да погоди ты! — набрав несколько команд, пристально глядя в экран, хакер прерывисто выдыхает и отстраняется. — У вас чуть больше минуты, ребята, дольше мне не продержаться. Я запутал следы, но они очень быстро отследят путь.
Впиваюсь взглядом в экран. Семь Лун….
— Эй, ну вы решили, куда идти?!
Йоджи оборачивается и сурово отрезает.
— Не гони! Рицка думает.
Плотно сжимаю веки. Искушение безумно велико, но я пришел сюда не за этим.
— Компьютер Ритцу….
Йоджи хмыкнул.
— Я так и думал. Эй, Nock, нам сюда, — он ткнул пальцем куда-то в угол экрана.
Тот стремительно придвинулся и, щелкнув по указанной директории, начал быстро копировать в открывшуюся программу доступа нужные пароли. Enter.
“Вход разрешен.
Приветствую, Минами-сенсей.»
С непередаваемым ехидством на лице Йоджи смачно хрустнул костяшками пальцев и, вернув себе мышь, начинал быстро пролистывать в открывшемся окне список вложенных папок.
— Так, что тут у нас?.. Отчеты, отчеты, исследования, личные дела учащихся, сведения об выпускниках, фотографии… Надо ж, этот парень сентиментален…
— Йоджи! — почти что всхлипываю я.
— Ладно-ладно, — он ухмыляется. — Вот! Учебная программа. Жертва — методические указания.
— Нашли? — Nock отбирает у Йоджи мышь, выделяет. Лихорадочная дробь клавиш перемешивается с его быстрым дыханием. Мелькание окон зеркальными отсветами отражается в круглых очках, по виску ползет капелька пота.
Нацуо наблюдает за ним, вскинув бровь.
— Чего ты так психуешь, ну узнают они твой айпишник и что?
— Не хочу, чтобы мне в машину запустили какую-нибудь дрянь. Или еще что похуже.
По экрану ползет серая дорожка: 15%... 30… 55…
Nock явно нервничает, постоянно поглядывая на соседний монитор. Вероятно, где-то в одном из открытых окон отражается информация об ответных действиях противника. Мне приходит в голову, что отчасти это напоминает Поединки. Атака, защита, уловки и финты. Вот только сражающиеся находятся за многие километры друг от друга.
— Все, — Nock ударяет по кнопкам, словно делает завершающий аккорд. Несколько программ тотчас же сворачиваются.
Он откидывается на кресло и, отдуваясь, сцепляет руки за головой.
— Ну, я вам скажу — это было близко.
Вновь наклоняется к экрану, просматривая какую-то одному ему понятную информацию.
— Я изрядно попетлял по сети, но они ухитрились проследить меня аж до Токио! Ну и хрен с ним, — он коротко смеется, — им это все равно ничего не даст.
— Файлы скопировались? — Йоджи нетерпеливо отбивает пальцами дробь на столе.
— Ага… Только скорее всего они тоже запаролены.
— Вскроешь?
Хакер ухмыляется.
— После такого, — он кивает на экран, — это просто ерунда.
Перевожу дух, разжимая занемевшие пальцы. Я и не заметил, что стиснул спинку многострадального кресла так сильно, что суставы свело судорогой. Рука теперь даже слегка ноет.
Вот и все. Наверное, можно расслабиться. Сейчас этот странный парень подберет пароль, и мы все сможем пойти домой.
Нет. Опускаю голову. С этого все только начнется.
— Рицка, — оборачиваюсь на тихий голос Нацуо, — посиди где-нибудь. Теперь все в порядке.
Киваю и послушно ухожу назад к стене. Уже не обращая внимания на пыль, плюхаюсь на пол.
Конечно, это все слишком радикально и, тем более, — незаконно. Существовал и другой, более простой способ узнать все, что мне нужно. Для этого достаточно было пойти с кем-то из этих ребят, которых с изрядным упорством продолжают к нам подсылать. Один из них, этот, как его, Мидори сказал мне тогда, что если я приду, их сенсей мне все объяснит. Вполне возможно. Но мне не нравятся их попытки указывать, что я должен делать.
Прислоняюсь спиной к стене, закрываю глаза.
Вообще-то, путь не один, их даже целых два. Можно было бы еще раз попытаться выяснить что-то через ту игру — «Рождение мага». Я ведь, с тех пор как увидел тот сон, ни разу больше не заходил в нее. Будто что-то останавливает. Возможно, это просто чрезмерная мнительность, но меня не покидает ощущение, что тот кошмар приснился мне не просто так. Вскоре после того, как я впервые пришел на ту сомнительную встречу. Сеймей не хотел, чтобы я встречался с кем-то из Семи Лун. А он никогда не стал бы советовать что-то неправильное. Может, зайди я туда вновь, то узнал бы нечто, что могло поставить мою жизнь под угрозу?
Вздыхаю.
В любом случае, не хочу зависеть от чьей-то милости. Чтобы кто-то решал, что я должен знать, а что нет. Нет никакой гарантии, что, пойди я у них на поводу, мне действительно рассказали бы всю правду. Лучше уж так, как сейчас. Я, по крайней мере, могу быть уверен, что информация, которую мы добыли, подлинная.
— Рицка, подъем, — Йоджи трясет меня за плечо, — мы уже уходим.
Вздрагиваю, с трудом разлепляя веки. Я что уснул? Похоже на то. Должно быть напряжение сказалось. Цепочка мыслей, постепенно растворяясь, увлекла меня в странный бессвязный бред. В нем маленький синий демон с рожками и хвостом гонялся за мной с чем-то напоминающим трезубец и требовал, чтобы я раскрыл ему тайну Семи Лун. Чушь какая-то.
Встаю, протирая ладонями глаза. Оглядываюсь. Nock сидит, откинувшись на кресле. Руки безвольно свисают с подлокотников, голова запрокинута, рот открыт.
Меня пробирает холодок ужаса. Он что… мертв?
Тут по комнате разносится молодецкий храп, изрядно приправленный мощными алкогольными парами.
Должно быть, облегчение, отразившееся на моем лице, слишком уж очевидно, потому что Йоджи, поймав мой устремленный на хакера взгляд, вдруг хмурится. Догадался, видимо, о чем я сейчас подумал.
— Эй, Рицка, ты за кого нас принимаешь? Мы работаем чисто, мусор за собой не оставляем.
Он протягивает мне диск в прозрачной пластиковой коробке.
— Держи и пойдем.
— А этот? — киваю на кресло.
— А с ним порядок, — Йоджи ехидно ухмыляется, — мы заставили этого умника уничтожить все следы в компьютере, а потом немного поиграли с его памятью. Теперь он и не вспомнит, что когда-либо знал или видел нас или тебя. Будет думать, что пришел сюда, ему стало грустно, он выпил и напился.
Изумленно вскидываю брови. Вот это да. Они и так могут? Такие возможности даже слегка пугают. Я, пожалуй, не буду спрашивать, как они это делают. Не уверен, что хочу знать ответ.
Мы выходим в коридор.
— Нацуо, приберись тут, — Йоджи делает неопределенный жест рукой, — чтобы, даже если кто-то придет, следов не нашли.
— Будет сделано, — тот отвечает небрежным салютом.
Вряд ли речь идет о тех следах, что оставляют пальцы или подошвы ботинок. Все это как-то слишком.
Йоджи подталкивает меня в двери. Мы выходим на лестницу, стоим у лифта, дожидаясь темноволосого Зеро. Стискиваю в кармане диск с учебником, думая о том, что обязан этим двоим слишком многим, чтобы можно было ограничиться простым «спасибо». Я ведь даже не знаю, почему они согласились мне помогать. Вряд ли из-за меня самого. Но видимо причина достаточно веская, раз они пошли на подобный риск. Одно очевидно, мы все делаем это ради Соби, пусть он об этом никогда и не узнает. Так или иначе, при случае я постараюсь вернуть им долг. И уж точно никогда этого не забуду.
***
— Так значит, следов не осталось?
В полумраке просторного кабинета, ледяные интонации в голосе Ритцу-сенсея действуют особенно угнетающе. Худенький молодой человек невольно ежится, стискивая влажными от волнения руками черную пластиковую папку.
— Боюсь, что нет, Минами-сенсей. Злоумышленник действовал очень быстро и профессионально. Единственное, что удалось установить, это то, что он находится в Токио или его окрестностях.
Голос служащего слегка дрожит. Говорить подобное — значит практически расписываться в собственной некомпетентности. «Быстро, профессионально…» — все эти нелепые отговорки не помогут ему. Если сенсей решит, что он недостаточно хорош для занимаемой должности и передаст подобные заключения и рекомендации «наверх», страшно даже представить, что последует за этим. Семь Лун блюдут свои секреты.
— В Токио? Как интересно.
Высокий потолок теряется в полутьме. Тяжелый письменный стол из темного дерева прямоугольным островом высится у окна. На стенах ровными рядами висят квадратные, кажущиеся траурными рамы, в которых, раскрыв крылья, застыли бабочки. Замерший посередине кабинета молодой человек ловит себя на мысли, что сейчас похож на одну из них. Ноги, будто пришпиленные булавками, приросли к полу.
— Есть какие-нибудь повреждения?
Служащий едва заметно переводит дух. Ну, хоть с этим, по крайней мере, полный порядок.
— Никаких вмешательств в работу системы не обнаружено.
— Вот как? — Темный силуэт Ритцу-сенсея, окруженный хищно извивающимся облаком сигаретного дыма, плавно смещается к открытому окну.
— У вас есть предположения, что им было нужно?
— Атака носила довольно странный характер. Создается впечатление, что злоумышленник искал определенную информацию. И боюсь, что объектом вторжения был Ваш компьютер.
— Мой? — до этого невозмутимый, Ритцу-сенсей резко оборачивается, пристально глядя на подчиненного. Тот вздрагивает, отступая на шаг.
— Известно, что именно было скопировано?
— Д-да. Вот список, — пытаясь за почтительностью скрыть страх, молодой человек, склонив голову, приближается, протягивая Ритцу папку. Тот стремительно выхватывает ее из чуть дрожащей руки и углубляется в содержимое.
— Хм, — его брови взлетают, а по губам скользит заинтересованная улыбка. Небрежным жестом он отпускает подчиненного.
— Можете идти.
Служащий вскидывает голову, не вполне веря своему счастью. Похоже, наказания не будет. Мелко кланяясь и бормоча благодарности, парень пятится к двери и быстро исчезает за ней, пока начальство не передумало.
Ритцу-сенсей даже не обращает на это внимания. Сделав глубокую затяжку, он вновь оборачивается к окну, глядя вниз, во двор, где в безмятежной безупречности спит подсвеченный фонарями сад камней.
— Токио, значит.
Уголки губ чуть изгибаются. Улыбка становится жесткой.
— Что ж, из этого можно извлечь немало полезного.
***
Рицка
Они все-таки проводили меня до дома. По дороге и в метро мы болтали о всякой ерунде, ни разу не коснувшись в разговоре только что произошедших событий. Видимо Зеро, больше никогда не будут упоминать об этом. Очевидно, что и от меня они ждут того же. Что ж, я-то точно не намерен выдавать их, что бы ни случилось. Теперь общее преступление наложило на нас невидимые узы молчания.
Просто поражаюсь их спокойствию. Это я не имею понятия, чем мы рискуем. Но они-то знают. И, тем не менее, эти двое весело перешучиваются и сыплют насмешками, как ни в чем не бывало. Будто все случившееся — это сущий пустяк. Может быть, они ко всему прочему не знают, что такое страх?
— Слушай, Нацуо, можно тебя спросить?
Страж усмехается.
— Чего ты такой вежливый? Валяй, спрашивай.
Неуверенно засовываю руки в карманы. Мы уже почти пришли, еще пара кварталов и я дома.
— Как ты лишился глаза? Я думал, что все повреждения, полученные в поединках, восстанавливаются. Разве тебя не могли вылечить?
Нацуо невольно кривится, бросая взгляд на Йоджи. Тот с мрачной усмешкой пожимает плечами.
— Ну, давай уж, скажи. Не такая и великая тайна.
Темноволосый Зеро вздыхает, хмуро отводя взгляд.
— Это скорее глупость была. Ты ведь знаешь, мы не чувствуем боли. После очередного поединка мне все время казалось, что что-то мне мешает в глазу. Зрение с трудом фокусировалось, но я думал, фигня, пройдет…
— Ничего себе фигня, — Йоджи недовольно покосился в сторону напарника, — ты должен был сказать мне об этом!
— Откуда мне было знать, что это серьезно?! — обиженно вскинулся Нацуо. — Короче… пару дней я не обращал на все это внимания, а потом как-то проснулся утром, а глаз распух, был весь багровый, и оттуда сочилась какая-то липкая хрень. В общем, врач сказал Нигисе-сенсею, что заражение слишком обширное, поздно лечить. Удалить придется. Как она тогда ругалась…
Нацуо поморщился. Видимо, воспоминания и впрямь были довольно неприятными.
Мне невольно пришло на ум, что, даже учитывая высокий болевой порог, Зеро нельзя назвать бесчувственными. Несмотря на всю свою жестокость, боль душевную они ощущать способны. Мне ли не знать, насколько она иногда бывает сильнее физической.
Нацуо вдруг хмурится, прислушиваясь к чему-то.
— О… А вот и Соби. Тебя, небось, дожидается.
Черт. Он все-таки пришел. Теперь придется врать, где я пропадал все это время. Он же наверняка спросит.
Нацуо бросает быстрый взгляд на Йоджи.
— Уходим?
— А смысл? — тот чуть раздраженно поводит плечами. — Он нас точно уже заметил.
Звук наших шагов гулко отдается в сонной тишине. Мой дом в конце аллеи. Даже в свете ночных фонарей, он кажется слишком мрачным. Будто бы наполненным дурными предчувствиями и воспоминаниями. Или это только я воспринимаю его таким?
Вытягиваю шею, высматривая Соби, но никого не вижу. Может Зеро ошиблись? И тут на дорожке в тени развесистой кроны дерева обозначается какое-то движение.
— Рицка?
Соби выступает на свет и осматривает меня с головы до ног, будто хочет убедиться, что все в порядке. Затем его взгляд падает на Зеро…
— Коннитива! Со-уби-сан! — насмешливый голос Йоджи заставляет меня вздрогнуть. — Какими судьбами, да еще так поздно?!
Растерянно оглядываюсь на него. С чего это он вздумал кривляться и высмеивать Соби, именуя его настолько издевательски вежливо.
Брови Соби чуть приподнимаются в холодном удивлении. Тон его голоса схож с дыханием зимнего ветра.
— Вообще-то, я жду здесь Рицку. А вы, двое, что тут забыли?
— Фу, какие мы грубые, — Йоджи как-то яростно ухмыляется. — Гуляем мы тут! Что, нельзя?
Почему он так себя ведет? Он же хорошо относится к Соби? А сейчас прямо таки нарывается на конфликт…
До меня неожиданно доходит. Йоджи здорово не по себе. И он инстинктивно защищается, выстреливая из всех орудий, своими вызывающими словами предвосхищая возможное нападение. Но ведь Соби же не собирается…
Смотрю на него и по выражению лица понимаю, что он сейчас скажет что-нибудь уничтожающее, о чем сам потом возможно пожалеет.
— Соби, прекрати! Пойти погулять было моей идеей! Они ни при чем!
Делаю шаг вперед, загораживая собой Зеро. Что бы ни случилось сегодня вечером, оно произошло из-за меня. Я не собираюсь перекладывать свою вину на кого-то.
Нули ошеломленно переглядываются за моей спиной. Видимо, не ожидали подобного заступничества.
— Как видишь, со мной все в порядке. Тем более что Нацуо и Йоджи не дали бы меня в обиду. Я… я запрещаю тебе сердиться на них!
По губам Соби скользит легкая усмешка, он склоняет голову в преувеличенной покорности, в которой ощущается изрядная доля иронии.
— Будет исполнено.
Стискиваю кулаки. Черт бы тебя побрал, Соби!
— Пойдем мы что ли, — Йоджи кладет руку мне на плечо.
Я оборачиваюсь. Он смотрит на меня с какой-то насмешливой теплотой во взгляде. Нацуо лукаво подмигивает и делает салютующий взмах рукой.
— До встречи, Рицка. Типа, спасибо за вечер, и все в таком духе.
— Ага… — улыбка выходит слегка кривой, — и вам тоже.
Они уходят. Подсвеченные уличными фонарями фигуры отбрасывают в разные стороны серые тени.
Я стою спиной к Соби, опустив голову. Хоть бы он не стал расспрашивать меня ни о чем. Ненавижу ложь. Но если он начнет задавать мне вопросы, я вынужден буду солгать.
Слышу за спиной тихие шаги, Соби осторожно приближается. Гляжу себе под ноги на серый шершавый асфальт. Слишком тяжело повернуться сейчас и посмотреть ему в глаза.
— Рицка, твой телефон выключен. Я волновался, — рука Соби нерешительно опускается на мое плечо. Интонации в голосе слишком ровные. Не поймешь, укоряет он или извиняется.
С трудом проглатываю застрявший в горле комок. Ну вот. Ложь номер один.
— Я забыл зарядить телефон. Прости.
Он выдыхает с некоторым облегчением.
— Рицка, тебе не надо просить прощения, — я спиной чувствую его теплую улыбку, — я подарю тебе запасной аккумулятор. На всякий случай.
Соби задумчиво смотрит куда-то вдоль аллеи.
— Ты поэтому не взял меня с собой? Не мог мне позвонить?
Уголки моих губ горько поджимаются. Кого я предаю сейчас? Его или себя? Ложь номер два.
— Да, и… у тебя скоро сессия. Ты и так уделяешь мне слишком много времени.
Он неожиданно обнимает мои плечи. Пальцы нежно проходятся по основанию шеи. Я не заслуживаю этой ласки.
— Ты так волнуешься обо мне? Не стоит, — я чувствую его теплое дыхание совсем рядом с ухом, — я все сдам в срок. Не думай об этом.
Соби решил, что я забочусь о нем. А на самом деле…
Стискиваю веки, ощущая, как все дрожит внутри. Диск с учебником прожигает мой карман. Зачем ты пришел, Соби? Ты вынуждаешь меня лгать тебе.
Он чуть смещается в сторону, наклоняясь через плечо. Рука прикасается к моему подбородку, приподнимая его, щека невесомо скользит по щеке. Волосы щекочут ухо. Я знаю, что он сейчас слегка повернет мою голову, чтобы встретить мои губы своими. Невыносимо…
Судорожно вздыхаю и резко подаюсь вперед, вырываясь из его объятий. Он чуть вздрагивает, но отпускает меня, разжимая руки.
Наступает тишина, прерываемая должно быть только моим быстрым дыханием. Хорошо, что я не вижу его лица.
— Рицка, что-то не так? — мне достаточно и голоса. В нем отчетливо слышится тревога.
Мне хочется себя ударить. Пнуть, как следует, и не раз и не два. Что я творю?! Он же сейчас все примет на свой счет.
— Все в порядке. Я просто устал. Находился сегодня и вообще…, — поворачиваюсь, опустив голову. Я все еще не могу смотреть ему в глаза, — у меня завтра контрольная, мне надо выспаться. Я лучше пойду. Пока, Соби.
Это больше похоже на бегство. Проскальзываю мимо, практически у него под руками и сворачиваю на ведущую к моему дому дорожку.
— Рицка…
Замираю. Прошу, Соби, не останавливай меня. Мне сейчас плохо. Но в отличие от тебя я не умею этого скрывать. И ты будешь мучиться догадками и переживать. А объяснить я все равно ничего не смогу. Любое придуманное оправдание моему состоянию будет ложью. Круг замкнется.
— Позволь мне побыть с тобой еще немного, — он смотрит терпеливо, чуть приподняв брови и склонив голову на бок, — я не буду мешать тебе.
Он ведь, правда скучал и волновался, наверняка стоял тут не один час. Отказать сейчас, попросить уйти будет непроходимым свинством с моей стороны. Или он еще чего доброго примет это за безразличие к его просьбам. К его чувствам. Как бы я не ощущал себя сейчас, Соби ни в чем не виноват.
— Заходи.
Отпираю дверь ключом, стараясь поворачивать его как можно аккуратнее. Замок чуть щелкает, но в тишине звук кажется мне слишком громким. Замираю и прислушиваюсь.
Вроде никого. Надо же: в собственный дом прокрадываюсь как вор.
Сняв в прихожей ботинки и зажав их в руках, тихо ступая, иду по коридору. Соби бесшумно следует за мной. Заглядываю за угол. Свет на кухне до сих пор горит. Неужели мама еще не ложилась? Ведь уже так поздно. Хотя, она вряд ли заметила мое отсутствие, иначе встретила бы в дверях.
Ежусь при одной мысли об этом. Может, она просто забыла, уходя, нажать на выключатель?
Завернув за угол, нерешительно останавливаюсь, глядя на полоску света, падающую из дверного проема. Зайти, нет? Когда я сегодня тайком выбирался из дома, то захватил с собой только яблоко и, конечно, давно уже его съел. Неожиданно ощущаю насколько проголодался. Может, мама все-таки спит?
Сделав жестом Соби знак оставаться на месте, осторожно крадусь вперед и приникаю глазами к дверной щели.
Никого. Пусто и чисто. Только на столе стоит накрытая полотенцем тарелка.
Закусываю губу; пальцы сжимаются, проскребая по дверному косяку. Должно быть, мама долго стучалась в дверь и звала меня ужинать. Но, конечно, ей никто не открыл. Меня ведь в комнате не было.
Прислоняюсь лбом к двери, ощущая остро нахлынувшее чувство вины. Я лгу и здесь и там. Если все так и продолжится, я скоро заблужусь, утону в собственной лжи.
Проскользнув на кухню, тяну на себя полотенце. Каштаны. Их любил прежний Рицка. Мне они не очень нравятся.
Сегодня, похоже, все более-менее обошлось. В прошлый раз, когда я вернулся от Соби, то нашел на полу несколько не до конца сошедших влажных пятен, а в мусорном ведре лежали осколки разбитой посуды вперемежку с остатками еды. Лучше уж так, как сейчас.
Забираю тарелку и выхожу из кухни, выключая свет. Соби терпеливо ждет меня там, где я его оставил. Кажется, он даже позы не поменял. Так и стоит, прислонившись к стене, скрестив руки на груди. Вздыхаю.
— Пойдем.
Мы поднимаемся по лестнице на второй этаж. Остановившись перед своей дверью, я опускаюсь на одно колено, доставая из заднего кармана джинсов складной перочинный нож. Раскрыв, просовываю его в щель, поддевая вверх дверную щеколду. Она тихо звякает, откидываясь в сторону. Я толкаю дверь.
— А как ты вышел из комнаты?
Черт! Так просто прокололся.
— Я вылез через окно.
Там рядом с балконом есть водосточная труба. Она прочная и закреплена довольно неплохо, так что слезть по ней вниз не так уж и трудно. Забраться обратно было бы куда сложнее.
Соби чуть хмурится, глядя в сторону.
— Вот как.
Кошусь на него. Всегда, если он ждал меня на улице, я старался не шуметь, вылезая. И, обогнув дом, пробирался к входной двери, создавая видимость того, что вышел из нее. Мне не хотелось, беспокоить Соби мыслью, что я могу сорваться и что-нибудь себе сломать. А сейчас, похоже, мой маленький трюк раскрылся.
Чтобы не дать ему возможность как-то прокомментировать этот факт, прихватываю прямо руками из тарелки несколько каштанов и вновь иду к двери.
— Я в ванную, подожди меня тут.
В квартире Nocka моя одежда и волосы насквозь пропахли сигаретным дымом. Сейчас, в закрытом помещении это ощущается особенно сильно. Если Соби почувствует запах, то поймет, что я что-то недоговариваю.
Закрывшись в ванной, стаскиваю с себя одежду и тут же засовываю ее в корзину для грязного белья. Надо будет утром сразу, как проснусь, загрузить ее в стиральную машину. Нельзя, чтобы мама обнаружила, что от моих вещей воняет табаком. Неприятностей не оберешься.
Она не просит меня….
— Ты не Рицка! Ты не мой Рицка!
Я вообще не знаю, кто я.
Может, надеялся выяснить это с помощью учебника Ритцу? Обрести, наконец, свое место рядом с Соби? Не жду ли я слишком многого?
Острые уколы горячей воды обжигают. Я не стал набирать ванну, это было бы долго. Поворачиваю ручку на максимум, увеличивая напор.
Струи барабанят по голове и плечам, раздражая кожу, отзываясь болезненной краснотой. Склоняю голову, упираясь руками в светлый кафель. Правильно. Так мне и надо.
Может, все-таки не стоило скрывать правду от Соби? Что, если рассказать ему обо всем?… События ведь уже свершились, поздно переигрывать назад. Не легче ли признаться, пока я не зашел слишком далеко. Сделать это потом может оказаться куда более сложно. Что я буду делать, когда предполагаемые изменения во мне станут слишком очевидными? Как буду изворачиваться тогда? Я ведь не смогу лгать всю жизнь. Рано или поздно, я скажу ему. Так почему не сейчас?
Нещадно тереблю руками волосы, смывая шампунь. Светлые пузырящиеся струи бегут по спине. Тянусь за мочалкой.
А что будет тогда? Когда он узнает. Соби ведь с ума сойдет от беспокойства за меня. Выкрасть охраняемую информацию, по словам Йоджи, это не то, на что Семь Лун будут смотреть сквозь пальцы. Я не могу даже догадываться, какие шаги они могут предпринять, чтобы вернуть утраченное и не допустить его распространения. И что ждет провинившегося. Не попытается ли Соби уничтожить диск и скрыть следы нашего преступления из опасения за мою безопасность? Я ведь даже не представляю себе, насколько далеко он может зайти, в попытке защитить меня. Так, как он это понимает. По крайней мере, его методы в этом вопросе, как я уже успел убедиться, отличаются сильной радикальностью. Думаю, он даже спрашивать меня не стал бы. Просто сделал бы и все. А потом предложил бы его наказать…
Выключаю воду. Тонкие струйки воды, стекая с моих волос, устремляются вниз по спине.
Нет. Соби я пока ничего говорить не стану. Незачем его так беспокоить. Придет время, и я сам уничтожу диск. Но только после того, как вызубрю его содержимое от корки до корки. А с этим я тянуть не намерен.
Возвращаюсь к себе, ероша полотенцем мокрые волосы. Ворот пижамы намок. Несколько капель все-таки ухитрились пробраться под рубашку. Не люблю мочить голову по вечерам. С утра пряди волос на макушке стоят торчком, и оттого я похож на взъерошенного котенка. Слишком детский вид.
Захожу в свою спальню, бесшумно притворяя за собой дверь. Оглядываюсь, выискивая глазами Соби. Комната пуста.
Он что, ушел? Быть не может!
Подбегаю к балкону, распахиваю занавески. За окном идет сильный дождь. Видимо, он начался, пока я был в ванной. Соби стоит слева от балконной двери, прислонившись к стене. Струйка сиреневого дыма, извиваясь, срывается с кончика его сигареты. Тяжелые капли барабанят по перилам и, отскакивая, покрывают темными пятнами его брюки и полы рубашки. Он задумчиво смотрит на косые серебряные струи, сверкающие в свете фонарей и пропадающие во тьме.
Чуть выдыхаю. С облегчением. Хотя довольно нелогично с моей стороны избегать его общества и одновременно опасаться, что он уйдет. Совершенно не понимаю себя иногда. Но он здесь. Просто любуется буйством стихии, пока меня нет. Хотел бы я знать, о чем Соби думает сейчас. Иногда мне кажется, что в нем кроются такие глубины, о которых никто даже и не подозревает. Он никому их не показывал. А мне… открыл бы?
Соби замечает мое присутствие, сигарета тут же улетает в темноту и гаснет, даже не коснувшись земли. Дождь просто ужасный. Как он пойдет домой?
— Рицка, не стой возле открытой двери, простудишься.
Понятно. Я после ванны и голова у меня мокрая… Иногда Соби прямо как наседка. Невольно скривившись, иду к постели и, забравшись на нее с ногами, накидываю на плечи одеяло. Утыкаюсь подбородком в колени, обхватив их руками. Ну? Так лучше?
В глазах его на мгновение вспыхивает улыбка. Должно быть, радуется, что на этот раз я не стал с ним спорить.
Он устраивается рядом на полу, опершись спиной о кровать. Его излюбленная поза: одно колено согнуто, локоть опирается об него, кисть свободно свисает вниз.
— Рицка, у меня к тебе просьба.
Просьба? От неожиданности приподнимаю голову. Соби хочет попросить меня о чем-то? Он практически никогда этого не делает. Просьба проколоть уши была чуть ли не единственной. Но это было так давно… Если я могу что-то сделать для него…
— Конечно, Соби, говори.
Он чуть склоняет голову, прикрыв глаза.
— Ты не мог бы, если уходишь куда-то и не берешь меня с собой, предупреждать об этом. Говорить куда и с кем ты идешь.
Понятно. Плечи невольно опускаются. Я вздыхаю.
Это совсем не то, чего я ждал. Хотя, наверное, глупо было бы предполагать, что я могу что-то сделать для него. Соби все всегда делает сам.
Он истолковывает мой вздох по-своему.
— Пойми, Рицка. Я не пытаюсь давить на тебя. Но я твой Страж и должен знать, где ты и что с тобой, чтобы суметь защитить…
— Перестань, Соби, — чуть морщусь в усталом досадливом раздражении. Он что ли думает, что я настолько глуп, что буду возражать?
— Я все прекрасно понимаю. Не надо обращаться со мной как с ребенком.
Его брови, чуть болезненно сходятся, а в глазах зажигается печальный огонек.
— Я никогда не стал бы поступать так. И ты уже не ребенок, Рицка.
Закусываю губу, ощущая, как вздрагивают стиснутые ресницы. Я все-таки ухитрился обидеть его. Великолепно. Просто фантастика. Достойный финал для сегодняшнего вечера.
Он чуть отворачивается, отводя взгляд. Пытается скрыть свои чувства. Небось, чтобы не тревожить меня ими. Кошмар какой-то.
Ну почему ты такой кроткий и терпеливый, Соби? Я же заставил тебя волноваться. Я причинил тебе сейчас боль своими словами. Я лгу тебе, пусть ты этого и не знаешь. Ну, рассердись ты на меня хоть немного.
— Наверное, мне не стоит больше утомлять тебя, — он поворачивает голову и на губах вновь появляется непроницаемая мягкая улыбка. Но глаза у него… грустные.
— Ты устал. Будет лучше, если я пойду.
Он поднимается и, накинув на плечи свою куртку, идет к балконной двери. Гляжу вслед, терзая губы.
И я отпущу его… вот так? Он так долго ждал меня, а теперь я позволю ему уйти? Расстроенному и одинокому.
— Соби, постой…
Срываюсь с кровати и, распахнув шкаф, начинаю рыться в ящиках.
— Вот, возьми.
Протягиваю ему зонт.
— Там дождь… Промокнешь…
Его рука медленно проскальзывает по светло-серому в темную клетку материалу, будто бы не решается принять его. Да бери же! Почти насильно вручаю ему чертов зонтик. Злясь на себя, встряхиваю головой.
Я всю неделю вел себя как последний идиот. Меня так лихорадило, что иногда я даже был груб с ним, просто не мог держать себя в руках. И теперь вот расплачиваюсь за это.
Раньше, когда мы только познакомились, Соби мог просто игнорировать мое несдержанное поведение, не принимая его близко к сердцу. Просто потому что я еще не был дорог ему так, как сейчас. Пора осознать, наконец, что я в ответе не только за его поступки, но и за его чувства.
Чуть вздохнув, словно перед прыжком в воду, делаю быстрый шаг вперед и утыкаюсь носом в его куртку. Зарываюсь в нее лицом и обнимаю его крепко-крепко.
Прости меня, Соби. Такого больше не повторится. Я буду беречь тебя, обещаю.
Его руки смыкаются за моей спиной. Ощущаю как ладонь, поднимая непослушные пряди, скользит по моим волосам, осторожно и нежно поглаживает ушки.
Кажется, он немного оттаял. По крайней мере, привлек к себе сильнее.
Вцепившись пальцами в жесткий, плотный материал, тянусь наверх, привставая на цыпочки.
Поцелуй меня, Соби. Мне весь вечер холодно от собственных мыслей. Мне очень хочется ощутить сейчас, насколько я нужен тебе. Ведь все, что я делал в последнее время, все это было для тебя. Даже лгу я не ради себя самого. Как бы ни странно это звучало.
В его взгляде просыпается теплая улыбка. Соби наклоняется, дыхание касается моего лица. Вкус его поцелуя горьковато-терпкий. Закрываю глаза, ощущая, как кончики пальцев Соби скользят по моей щеке. Он осторожно и мягко ласкает мои губы своими, нежно обхватывая их и вновь отпуская.
Судорожно втягиваю носом воздух. Как он это делает… Меня просто дрожь пробирает от его прикосновений. С ума сойти можно.
Чуть сместившись наверх, он тихонько целует мой лоб. Чувствую разливающее в душе облегчение. Соби простил меня. Он вообще не может на меня сердиться, даже если я этого заслуживаю. А я ведь иногда заслуживаю. Сегодня-то уж точно.
— Спокойной ночи, Рицка.
Чуть зажмурившись, киваю. Он, улыбнувшись, в последний раз проводит ладонью по моей щеке и уходит, растворяясь в шуме дождя.
Шмыгнув носом, гляжу на колышущиеся занавески. Не хочу сейчас ни о чем думать. У меня есть чем занять голову на эту ночь.
Вернувшись к столу, включаю компьютер. Пока он загружается, вытаскиваю из кармана пальто диск с учебником.
Может я и не самый лучший Агнец для Соби. Может мы друг друга и не выбирали. Однако сейчас я ни за что не согласился бы, чтобы что-то сложилось иначе. Момент, когда Соби появился в моей жизни, вернул меня обратно в мир людей. Он буквально выдернул меня из того плотного непроницаемого кокона, в который я сам себя заключил. Одного этого уже достаточно, чтобы желать сделать что-то для него.
Но я хочу большего.
Незаконные действияChapter II Rules less
Незаконные действия
Рицка
Прошло больше недели с момента нашего с Зеро разговора. Я уже начал серьезно беспокоиться.
Весна медленно заявляла на Токио свои права. Снег сошел, и в воздухе стало значительно теплее. Приближались весенние каникулы, а вместе ними - и череда предваряющих их контрольных, поэтому на этой неделе мне было чем заняться. Но от мыслей-то никуда не денешься. Наверное, моя нетерпимость ко всему подряд в сочетании с подавленностью ощущались за версту. По крайней мере, окружающие вели себя со мной сдержаннее, чем обычно, и старались не трогать. Разве что Юико ни в чем себе не изменила. В ответ на мое заявление, что я просто не в духе, она ухитрилась, включив всю свою неугомонную напористость, вытащить меня в поход по аниме-магазинам и даже всучила несколько купленных там для себя же дисков, заставив пообещать, что я непременно их посмотрю. Хотя я вряд ли это сделаю. И все-таки эта незапланированная прогулка немного подняла мне настроение. Наблюдать, как Юико с восторгом приникает к прозрачным витринам, сияющими глазами разглядывая выставленные там миниатюрные фигурки, брелки и кулоны, очень забавно. Она прижимается к стеклу носом, и оттого он сплющивается в смешную розовую кнопку. Юико — очень милая. Она мой первый настоящий друг. Благодаря ей, я хоть ненадолго сумел отвлечься от снедающего меня беспокойства.
Ожидание. За это короткое время я узнал, что это такое. Оно просто невыносимо.
Вскоре я уже был готов сам напроситься в гости к Соби, чтобы встретиться там с Зеро, но они меня опередили. Утром, спустя пять мучительных суток с окончания названного срока, пришел вызов с незнакомого мобильного.
— Алле! Рицка? Это Йоджи, — я незаметно перевел дух. — У нас все готово. Приезжай к девяти на… — он называет одну из станций токийского метро. — Нацуо там тебя встретит.
Со вздохом закрываю мобильник. Похоже, дело тронулось. И чем бы все это не закончилось, оно закончится сегодня. А значит, мне осталось подождать совсем немного. Скорее бы.
Сидя на уроках, я прожигал глазами циферблат, висящих над дверью часов. Придя домой — не мог найти себе занятия. Не спасали ни книги, ни компьютер. Наконец, в назначенный срок я тихонько выскользнул из дома, оставив на малой громкости включенным проигрыватель, чтобы создать иллюзию своего присутствия в комнате. Я уже несколько раз так делал, когда сбегал по вечерам к Соби, и пока это работало. Но сегодня я точно знаю: даже если мой обман раскроется, и мне попадет, я нисколько об этом не пожалею.
***
— Давай, Рицка, заходи.
Квартира, в которую меня запустил Нацуо, насквозь пропахла сигаретным дымом, к которому примешивается слабый кисловатый запах пота. В узкой прихожей — темно. Она заставлена какими-то неопрятными ящиками, кое-где проглядывают островки вешалок, забитых до отказа одеждой. Наклоняюсь, чтобы расшнуровать ботинки, но Нацуо жестом велит мне этого не делать. Удивленно вскидываю брови. Даже так?
Место, где мы находимся, расположено в новых районах Токио, там, где дома неуклонно рвутся в небо, напоминая непроходимый бамбуковый лес. Они растут вверх и вглубь. Эта квартира, больше похожая на бетонную коробку без окон, как раз и находится в одном из таких домов. Ниже уровня земли.
Нацуо толкает расположенную в глубине коридора дверь, и мы вступаем в зеленоватый полумрак единственной комнаты. Я невольно морщу нос. За время общения с Соби я успел привыкнуть к сигаретному дыму, но здесь его чересчур много. Голова начинает неприятно кружиться, в горле першит.
— А вот и Рицка, — Йоджи, выпрямляясь, отталкивается от стоящего у противоположной стены комнаты компьютерного стола. — Рицка, познакомься, это Nock. Nock — это Рицка.
Шуршание колесиков. Массивное компьютерное кресло слегка сдвигается. Из него через плечо на меня оглядывается плотного сложения невысокий человек лет тридцати. Темные волосы стрижены ежиком. Лицо в свете работающих мониторов кажется слишком бледным. Круглые очки на носу слегка напоминают очки Соби, но на этом сходство заканчивается.
Хакер осматривает меня с головы до ног. Под этим настороженным взглядом я немного теряюсь.
— Nock, странное имя. Не японское, — выдаю я неожиданно. Мне действительно не по себе.
Он щурится.
— Это ник. От английского nock-nock, или «тук-тук», — он легонько стучит костяшками пальцев по столу, — но я всегда вхожу без стука.
Смех этого парня неприятно режет слух. Должно быть, это дежурная шутка. С трудом выдавливаю из себя кривое подобие улыбки.
— Давай, Рицка, не тушуйся, — Нацуо кладет руку мне на плечо. — Nock-нормальный парень.
Может быть. Но мне неприятно, что они назвали ему мое имя. Разве это не опасно? Наклоняюсь к уху Нацуо.
— Вы его давно знаете?
— Второй раз в жизни видим, — темноволосый Боец усмехается. — Но он думает, что мы его старые проверенные друзья.
Удивленно моргаю. Ничего себе. Может быть, Зеро все-таки знают, что делают.
Нацуо оглядывается на меня и неопределенно машет рукой.
— Давай, устройся где-нибудь. Он почти закончил.
Отступая в тень, я озираюсь. Устраиваться в сущности негде. Комната мала и захламлена до ужаса. У плинтусов и по углам скопилась пыль. Так же, как и в коридоре, здесь на полу стоят вскрытые картонные коробки с непонятным содержимым. Две низкие табуретки завалены какими-то вещами вперемешку с бумажными распечатками. Вдоль стен тянутся стеллажи с книгами в мягких обложках, журналами и огромным количеством дисков. В дальнем углу скомканной кучей валяется футон. Общее впечатление дополняется еще и стоящей у двери мусорной корзиной, доверху набитой смятой офисной бумагой, пустыми алюминиевыми пивными банками, пакетами от орехов и чипсов и контейнерами из-под фастфуда. Часть мусора, вывалившись из переполненной корзины, лежит на полу. Все это создает ощущение запущенности, словно хозяин не видит смысла в том, чтобы поддерживать здесь порядок. Пожалуй, единственное наиболее организованное пространство — компьютерный стол, за которым он работает. Светящиеся экраны, соединенные друг с другом непонятные машины, о назначении которых я могу только догадываться, бесчисленные стопки дисков, журналы, порно… Порно?!
Отвожу взгляд и тут неожиданно замечаю, что Йоджи, как раз прихватил один такой журнальчик и с живейшим интересом его рассматривает.
Ох уж эти Зеро.
Отпихнув ногой стоящий вблизи ящик, с едва заметным вздохом прислоняюсь к стене. Отсутствие Соби ощущается почти как физический дискомфорт. Я и не думал, что мне будет так его не хватать. С некоторых пор его опека стала для меня странным символом безопасности. Совершенно иррациональное чувство. Когда он рядом, кажется, что ничего плохого просто не может случиться. А сейчас ощущение такое, будто я в росте уменьшился.
Незаметно нашариваю в кармане и крепко сжимаю подаренный им сотовый телефон. Я выключил его, когда шел сюда. Совершенно не хотелось, чтобы Соби позвонил в какой-нибудь неподходящий момент, и пришлось бы изворачиваться и врать о том, где я нахожусь. Достаточно того, что я и так скрываю все это от него.
Невольно вздыхаю. В комнате стоит тишина, прерываемая лишь цоканьем пальцев по клавиатуре. Должно быть Йоджи услышал меня, потому что, бросив быстрый взгляд через плечо, наклонился к монитору, опершись рукой о край стола.
— Эй, Nock, еще долго?
— Все практически, — хакер поднял голову, глядя в экран,— Не знаю где вы, ребята, откопали этих парней, но у них очень крутая защита. Никогда такой не видел. Но все-таки в ней есть пара слабых мест.
Он затушил в стоящую рядом пепельницу очередную сигарету и набрал на клавиатуре еще несколько команд. Во всплывшем на экране окошке высветилось какое-то системное сообщение. Nock ухмыльнулся.
— Ну вот, готово.
Нацуо, что, как и я, стоял у стены, скрестив руки на груди, встрепенулся. Я в два шага преодолел расстояние до стола и впился глазами в открывшееся окно, не заметив, как пальцы стиснули мягкую спинку компьютерного кресла. Йоджи, шлепнув на стол журнал, наклонился ближе.
— Так, посмотрим, что здесь есть, — перехватив мышку, он начал прокручивать вниз список директорий. Всего лишь светло-коричневые папки на синем фоне, больше похожие на симметричные квадратные островки. Слишком обычно. Не знаю уж, чего я ожидал от Школы Стражей, но все это выглядит как простое хранилище документов.
Неожиданно мои глаза расширились.
— Что это?! — я ткнул пальцем в значок странной формы, расположенный чуть в стороне. Внизу под ним стояла надпись "Семь Лун".
— Это? — Йоджи недоуменно пожал плечами. — Наверное, там они держат касающуюся их информацию, — он пристально посмотрел на меня. — Хочешь туда зайти?
Еще как.
Стискиваю зубы. Мои пальцы сжимаются так крепко, что, кажется, вот-вот продавят жесткую обивку кресла.
Семь Лун… Возможно сейчас я смогу узнать их тайну. Выяснить кто они, что они такое. Узнать, за что убили Сеймея…
Я действительно хочу зайти туда.
Открываю рот, чтобы сказать об этом Йоджи, но резкий сигнал заставляет всех вздрогнуть. На экране всплывает еще одно окно с восклицательным знаком тревожного оранжевого цвета. В нем начинает прыгать странный маленький ушастый демон с рожками и хвостом.
— Застукали! Застукали! — демон разворачивается и, сняв штаны, демонстрирует нам свой круглый зад.
— Черт! — Nock бросается к клавиатуре и начинает быстро-быстро на ней что-то набирать. — Меня засекли! Как?!
По экрану ползут системные строчки, все с восклицательными знаками и сигнализирующей об опасности окраски.
— Черт! Черт! Черт!
Йоджи наблюдает за лихорадочными действиями хакера, мрачно хмуря брови.
— Только не говори мне, что ты столько туда ломился, чтобы через пять секунд сбежать…
— Да погоди ты! — набрав несколько команд, пристально глядя в экран, хакер прерывисто выдыхает и отстраняется. — У вас чуть больше минуты, ребята, дольше мне не продержаться. Я запутал следы, но они очень быстро отследят путь.
Впиваюсь взглядом в экран. Семь Лун….
— Эй, ну вы решили, куда идти?!
Йоджи оборачивается и сурово отрезает.
— Не гони! Рицка думает.
Плотно сжимаю веки. Искушение безумно велико, но я пришел сюда не за этим.
— Компьютер Ритцу….
Йоджи хмыкнул.
— Я так и думал. Эй, Nock, нам сюда, — он ткнул пальцем куда-то в угол экрана.
Тот стремительно придвинулся и, щелкнув по указанной директории, начал быстро копировать в открывшуюся программу доступа нужные пароли. Enter.
“Вход разрешен.
Приветствую, Минами-сенсей.»
С непередаваемым ехидством на лице Йоджи смачно хрустнул костяшками пальцев и, вернув себе мышь, начинал быстро пролистывать в открывшемся окне список вложенных папок.
— Так, что тут у нас?.. Отчеты, отчеты, исследования, личные дела учащихся, сведения об выпускниках, фотографии… Надо ж, этот парень сентиментален…
— Йоджи! — почти что всхлипываю я.
— Ладно-ладно, — он ухмыляется. — Вот! Учебная программа. Жертва — методические указания.
— Нашли? — Nock отбирает у Йоджи мышь, выделяет. Лихорадочная дробь клавиш перемешивается с его быстрым дыханием. Мелькание окон зеркальными отсветами отражается в круглых очках, по виску ползет капелька пота.
Нацуо наблюдает за ним, вскинув бровь.
— Чего ты так психуешь, ну узнают они твой айпишник и что?
— Не хочу, чтобы мне в машину запустили какую-нибудь дрянь. Или еще что похуже.
По экрану ползет серая дорожка: 15%... 30… 55…
Nock явно нервничает, постоянно поглядывая на соседний монитор. Вероятно, где-то в одном из открытых окон отражается информация об ответных действиях противника. Мне приходит в голову, что отчасти это напоминает Поединки. Атака, защита, уловки и финты. Вот только сражающиеся находятся за многие километры друг от друга.
— Все, — Nock ударяет по кнопкам, словно делает завершающий аккорд. Несколько программ тотчас же сворачиваются.
Он откидывается на кресло и, отдуваясь, сцепляет руки за головой.
— Ну, я вам скажу — это было близко.
Вновь наклоняется к экрану, просматривая какую-то одному ему понятную информацию.
— Я изрядно попетлял по сети, но они ухитрились проследить меня аж до Токио! Ну и хрен с ним, — он коротко смеется, — им это все равно ничего не даст.
— Файлы скопировались? — Йоджи нетерпеливо отбивает пальцами дробь на столе.
— Ага… Только скорее всего они тоже запаролены.
— Вскроешь?
Хакер ухмыляется.
— После такого, — он кивает на экран, — это просто ерунда.
Перевожу дух, разжимая занемевшие пальцы. Я и не заметил, что стиснул спинку многострадального кресла так сильно, что суставы свело судорогой. Рука теперь даже слегка ноет.
Вот и все. Наверное, можно расслабиться. Сейчас этот странный парень подберет пароль, и мы все сможем пойти домой.
Нет. Опускаю голову. С этого все только начнется.
— Рицка, — оборачиваюсь на тихий голос Нацуо, — посиди где-нибудь. Теперь все в порядке.
Киваю и послушно ухожу назад к стене. Уже не обращая внимания на пыль, плюхаюсь на пол.
Конечно, это все слишком радикально и, тем более, — незаконно. Существовал и другой, более простой способ узнать все, что мне нужно. Для этого достаточно было пойти с кем-то из этих ребят, которых с изрядным упорством продолжают к нам подсылать. Один из них, этот, как его, Мидори сказал мне тогда, что если я приду, их сенсей мне все объяснит. Вполне возможно. Но мне не нравятся их попытки указывать, что я должен делать.
Прислоняюсь спиной к стене, закрываю глаза.
Вообще-то, путь не один, их даже целых два. Можно было бы еще раз попытаться выяснить что-то через ту игру — «Рождение мага». Я ведь, с тех пор как увидел тот сон, ни разу больше не заходил в нее. Будто что-то останавливает. Возможно, это просто чрезмерная мнительность, но меня не покидает ощущение, что тот кошмар приснился мне не просто так. Вскоре после того, как я впервые пришел на ту сомнительную встречу. Сеймей не хотел, чтобы я встречался с кем-то из Семи Лун. А он никогда не стал бы советовать что-то неправильное. Может, зайди я туда вновь, то узнал бы нечто, что могло поставить мою жизнь под угрозу?
Вздыхаю.
В любом случае, не хочу зависеть от чьей-то милости. Чтобы кто-то решал, что я должен знать, а что нет. Нет никакой гарантии, что, пойди я у них на поводу, мне действительно рассказали бы всю правду. Лучше уж так, как сейчас. Я, по крайней мере, могу быть уверен, что информация, которую мы добыли, подлинная.
— Рицка, подъем, — Йоджи трясет меня за плечо, — мы уже уходим.
Вздрагиваю, с трудом разлепляя веки. Я что уснул? Похоже на то. Должно быть напряжение сказалось. Цепочка мыслей, постепенно растворяясь, увлекла меня в странный бессвязный бред. В нем маленький синий демон с рожками и хвостом гонялся за мной с чем-то напоминающим трезубец и требовал, чтобы я раскрыл ему тайну Семи Лун. Чушь какая-то.
Встаю, протирая ладонями глаза. Оглядываюсь. Nock сидит, откинувшись на кресле. Руки безвольно свисают с подлокотников, голова запрокинута, рот открыт.
Меня пробирает холодок ужаса. Он что… мертв?
Тут по комнате разносится молодецкий храп, изрядно приправленный мощными алкогольными парами.
Должно быть, облегчение, отразившееся на моем лице, слишком уж очевидно, потому что Йоджи, поймав мой устремленный на хакера взгляд, вдруг хмурится. Догадался, видимо, о чем я сейчас подумал.
— Эй, Рицка, ты за кого нас принимаешь? Мы работаем чисто, мусор за собой не оставляем.
Он протягивает мне диск в прозрачной пластиковой коробке.
— Держи и пойдем.
— А этот? — киваю на кресло.
— А с ним порядок, — Йоджи ехидно ухмыляется, — мы заставили этого умника уничтожить все следы в компьютере, а потом немного поиграли с его памятью. Теперь он и не вспомнит, что когда-либо знал или видел нас или тебя. Будет думать, что пришел сюда, ему стало грустно, он выпил и напился.
Изумленно вскидываю брови. Вот это да. Они и так могут? Такие возможности даже слегка пугают. Я, пожалуй, не буду спрашивать, как они это делают. Не уверен, что хочу знать ответ.
Мы выходим в коридор.
— Нацуо, приберись тут, — Йоджи делает неопределенный жест рукой, — чтобы, даже если кто-то придет, следов не нашли.
— Будет сделано, — тот отвечает небрежным салютом.
Вряд ли речь идет о тех следах, что оставляют пальцы или подошвы ботинок. Все это как-то слишком.
Йоджи подталкивает меня в двери. Мы выходим на лестницу, стоим у лифта, дожидаясь темноволосого Зеро. Стискиваю в кармане диск с учебником, думая о том, что обязан этим двоим слишком многим, чтобы можно было ограничиться простым «спасибо». Я ведь даже не знаю, почему они согласились мне помогать. Вряд ли из-за меня самого. Но видимо причина достаточно веская, раз они пошли на подобный риск. Одно очевидно, мы все делаем это ради Соби, пусть он об этом никогда и не узнает. Так или иначе, при случае я постараюсь вернуть им долг. И уж точно никогда этого не забуду.
***
— Так значит, следов не осталось?
В полумраке просторного кабинета, ледяные интонации в голосе Ритцу-сенсея действуют особенно угнетающе. Худенький молодой человек невольно ежится, стискивая влажными от волнения руками черную пластиковую папку.
— Боюсь, что нет, Минами-сенсей. Злоумышленник действовал очень быстро и профессионально. Единственное, что удалось установить, это то, что он находится в Токио или его окрестностях.
Голос служащего слегка дрожит. Говорить подобное — значит практически расписываться в собственной некомпетентности. «Быстро, профессионально…» — все эти нелепые отговорки не помогут ему. Если сенсей решит, что он недостаточно хорош для занимаемой должности и передаст подобные заключения и рекомендации «наверх», страшно даже представить, что последует за этим. Семь Лун блюдут свои секреты.
— В Токио? Как интересно.
Высокий потолок теряется в полутьме. Тяжелый письменный стол из темного дерева прямоугольным островом высится у окна. На стенах ровными рядами висят квадратные, кажущиеся траурными рамы, в которых, раскрыв крылья, застыли бабочки. Замерший посередине кабинета молодой человек ловит себя на мысли, что сейчас похож на одну из них. Ноги, будто пришпиленные булавками, приросли к полу.
— Есть какие-нибудь повреждения?
Служащий едва заметно переводит дух. Ну, хоть с этим, по крайней мере, полный порядок.
— Никаких вмешательств в работу системы не обнаружено.
— Вот как? — Темный силуэт Ритцу-сенсея, окруженный хищно извивающимся облаком сигаретного дыма, плавно смещается к открытому окну.
— У вас есть предположения, что им было нужно?
— Атака носила довольно странный характер. Создается впечатление, что злоумышленник искал определенную информацию. И боюсь, что объектом вторжения был Ваш компьютер.
— Мой? — до этого невозмутимый, Ритцу-сенсей резко оборачивается, пристально глядя на подчиненного. Тот вздрагивает, отступая на шаг.
— Известно, что именно было скопировано?
— Д-да. Вот список, — пытаясь за почтительностью скрыть страх, молодой человек, склонив голову, приближается, протягивая Ритцу папку. Тот стремительно выхватывает ее из чуть дрожащей руки и углубляется в содержимое.
— Хм, — его брови взлетают, а по губам скользит заинтересованная улыбка. Небрежным жестом он отпускает подчиненного.
— Можете идти.
Служащий вскидывает голову, не вполне веря своему счастью. Похоже, наказания не будет. Мелко кланяясь и бормоча благодарности, парень пятится к двери и быстро исчезает за ней, пока начальство не передумало.
Ритцу-сенсей даже не обращает на это внимания. Сделав глубокую затяжку, он вновь оборачивается к окну, глядя вниз, во двор, где в безмятежной безупречности спит подсвеченный фонарями сад камней.
— Токио, значит.
Уголки губ чуть изгибаются. Улыбка становится жесткой.
— Что ж, из этого можно извлечь немало полезного.
***
Рицка
Они все-таки проводили меня до дома. По дороге и в метро мы болтали о всякой ерунде, ни разу не коснувшись в разговоре только что произошедших событий. Видимо Зеро, больше никогда не будут упоминать об этом. Очевидно, что и от меня они ждут того же. Что ж, я-то точно не намерен выдавать их, что бы ни случилось. Теперь общее преступление наложило на нас невидимые узы молчания.
Просто поражаюсь их спокойствию. Это я не имею понятия, чем мы рискуем. Но они-то знают. И, тем не менее, эти двое весело перешучиваются и сыплют насмешками, как ни в чем не бывало. Будто все случившееся — это сущий пустяк. Может быть, они ко всему прочему не знают, что такое страх?
— Слушай, Нацуо, можно тебя спросить?
Страж усмехается.
— Чего ты такой вежливый? Валяй, спрашивай.
Неуверенно засовываю руки в карманы. Мы уже почти пришли, еще пара кварталов и я дома.
— Как ты лишился глаза? Я думал, что все повреждения, полученные в поединках, восстанавливаются. Разве тебя не могли вылечить?
Нацуо невольно кривится, бросая взгляд на Йоджи. Тот с мрачной усмешкой пожимает плечами.
— Ну, давай уж, скажи. Не такая и великая тайна.
Темноволосый Зеро вздыхает, хмуро отводя взгляд.
— Это скорее глупость была. Ты ведь знаешь, мы не чувствуем боли. После очередного поединка мне все время казалось, что что-то мне мешает в глазу. Зрение с трудом фокусировалось, но я думал, фигня, пройдет…
— Ничего себе фигня, — Йоджи недовольно покосился в сторону напарника, — ты должен был сказать мне об этом!
— Откуда мне было знать, что это серьезно?! — обиженно вскинулся Нацуо. — Короче… пару дней я не обращал на все это внимания, а потом как-то проснулся утром, а глаз распух, был весь багровый, и оттуда сочилась какая-то липкая хрень. В общем, врач сказал Нигисе-сенсею, что заражение слишком обширное, поздно лечить. Удалить придется. Как она тогда ругалась…
Нацуо поморщился. Видимо, воспоминания и впрямь были довольно неприятными.
Мне невольно пришло на ум, что, даже учитывая высокий болевой порог, Зеро нельзя назвать бесчувственными. Несмотря на всю свою жестокость, боль душевную они ощущать способны. Мне ли не знать, насколько она иногда бывает сильнее физической.
Нацуо вдруг хмурится, прислушиваясь к чему-то.
— О… А вот и Соби. Тебя, небось, дожидается.
Черт. Он все-таки пришел. Теперь придется врать, где я пропадал все это время. Он же наверняка спросит.
Нацуо бросает быстрый взгляд на Йоджи.
— Уходим?
— А смысл? — тот чуть раздраженно поводит плечами. — Он нас точно уже заметил.
Звук наших шагов гулко отдается в сонной тишине. Мой дом в конце аллеи. Даже в свете ночных фонарей, он кажется слишком мрачным. Будто бы наполненным дурными предчувствиями и воспоминаниями. Или это только я воспринимаю его таким?
Вытягиваю шею, высматривая Соби, но никого не вижу. Может Зеро ошиблись? И тут на дорожке в тени развесистой кроны дерева обозначается какое-то движение.
— Рицка?
Соби выступает на свет и осматривает меня с головы до ног, будто хочет убедиться, что все в порядке. Затем его взгляд падает на Зеро…
— Коннитива! Со-уби-сан! — насмешливый голос Йоджи заставляет меня вздрогнуть. — Какими судьбами, да еще так поздно?!
Растерянно оглядываюсь на него. С чего это он вздумал кривляться и высмеивать Соби, именуя его настолько издевательски вежливо.
Брови Соби чуть приподнимаются в холодном удивлении. Тон его голоса схож с дыханием зимнего ветра.
— Вообще-то, я жду здесь Рицку. А вы, двое, что тут забыли?
— Фу, какие мы грубые, — Йоджи как-то яростно ухмыляется. — Гуляем мы тут! Что, нельзя?
Почему он так себя ведет? Он же хорошо относится к Соби? А сейчас прямо таки нарывается на конфликт…
До меня неожиданно доходит. Йоджи здорово не по себе. И он инстинктивно защищается, выстреливая из всех орудий, своими вызывающими словами предвосхищая возможное нападение. Но ведь Соби же не собирается…
Смотрю на него и по выражению лица понимаю, что он сейчас скажет что-нибудь уничтожающее, о чем сам потом возможно пожалеет.
— Соби, прекрати! Пойти погулять было моей идеей! Они ни при чем!
Делаю шаг вперед, загораживая собой Зеро. Что бы ни случилось сегодня вечером, оно произошло из-за меня. Я не собираюсь перекладывать свою вину на кого-то.
Нули ошеломленно переглядываются за моей спиной. Видимо, не ожидали подобного заступничества.
— Как видишь, со мной все в порядке. Тем более что Нацуо и Йоджи не дали бы меня в обиду. Я… я запрещаю тебе сердиться на них!
По губам Соби скользит легкая усмешка, он склоняет голову в преувеличенной покорности, в которой ощущается изрядная доля иронии.
— Будет исполнено.
Стискиваю кулаки. Черт бы тебя побрал, Соби!
— Пойдем мы что ли, — Йоджи кладет руку мне на плечо.
Я оборачиваюсь. Он смотрит на меня с какой-то насмешливой теплотой во взгляде. Нацуо лукаво подмигивает и делает салютующий взмах рукой.
— До встречи, Рицка. Типа, спасибо за вечер, и все в таком духе.
— Ага… — улыбка выходит слегка кривой, — и вам тоже.
Они уходят. Подсвеченные уличными фонарями фигуры отбрасывают в разные стороны серые тени.
Я стою спиной к Соби, опустив голову. Хоть бы он не стал расспрашивать меня ни о чем. Ненавижу ложь. Но если он начнет задавать мне вопросы, я вынужден буду солгать.
Слышу за спиной тихие шаги, Соби осторожно приближается. Гляжу себе под ноги на серый шершавый асфальт. Слишком тяжело повернуться сейчас и посмотреть ему в глаза.
— Рицка, твой телефон выключен. Я волновался, — рука Соби нерешительно опускается на мое плечо. Интонации в голосе слишком ровные. Не поймешь, укоряет он или извиняется.
С трудом проглатываю застрявший в горле комок. Ну вот. Ложь номер один.
— Я забыл зарядить телефон. Прости.
Он выдыхает с некоторым облегчением.
— Рицка, тебе не надо просить прощения, — я спиной чувствую его теплую улыбку, — я подарю тебе запасной аккумулятор. На всякий случай.
Соби задумчиво смотрит куда-то вдоль аллеи.
— Ты поэтому не взял меня с собой? Не мог мне позвонить?
Уголки моих губ горько поджимаются. Кого я предаю сейчас? Его или себя? Ложь номер два.
— Да, и… у тебя скоро сессия. Ты и так уделяешь мне слишком много времени.
Он неожиданно обнимает мои плечи. Пальцы нежно проходятся по основанию шеи. Я не заслуживаю этой ласки.
— Ты так волнуешься обо мне? Не стоит, — я чувствую его теплое дыхание совсем рядом с ухом, — я все сдам в срок. Не думай об этом.
Соби решил, что я забочусь о нем. А на самом деле…
Стискиваю веки, ощущая, как все дрожит внутри. Диск с учебником прожигает мой карман. Зачем ты пришел, Соби? Ты вынуждаешь меня лгать тебе.
Он чуть смещается в сторону, наклоняясь через плечо. Рука прикасается к моему подбородку, приподнимая его, щека невесомо скользит по щеке. Волосы щекочут ухо. Я знаю, что он сейчас слегка повернет мою голову, чтобы встретить мои губы своими. Невыносимо…
Судорожно вздыхаю и резко подаюсь вперед, вырываясь из его объятий. Он чуть вздрагивает, но отпускает меня, разжимая руки.
Наступает тишина, прерываемая должно быть только моим быстрым дыханием. Хорошо, что я не вижу его лица.
— Рицка, что-то не так? — мне достаточно и голоса. В нем отчетливо слышится тревога.
Мне хочется себя ударить. Пнуть, как следует, и не раз и не два. Что я творю?! Он же сейчас все примет на свой счет.
— Все в порядке. Я просто устал. Находился сегодня и вообще…, — поворачиваюсь, опустив голову. Я все еще не могу смотреть ему в глаза, — у меня завтра контрольная, мне надо выспаться. Я лучше пойду. Пока, Соби.
Это больше похоже на бегство. Проскальзываю мимо, практически у него под руками и сворачиваю на ведущую к моему дому дорожку.
— Рицка…
Замираю. Прошу, Соби, не останавливай меня. Мне сейчас плохо. Но в отличие от тебя я не умею этого скрывать. И ты будешь мучиться догадками и переживать. А объяснить я все равно ничего не смогу. Любое придуманное оправдание моему состоянию будет ложью. Круг замкнется.
— Позволь мне побыть с тобой еще немного, — он смотрит терпеливо, чуть приподняв брови и склонив голову на бок, — я не буду мешать тебе.
Он ведь, правда скучал и волновался, наверняка стоял тут не один час. Отказать сейчас, попросить уйти будет непроходимым свинством с моей стороны. Или он еще чего доброго примет это за безразличие к его просьбам. К его чувствам. Как бы я не ощущал себя сейчас, Соби ни в чем не виноват.
— Заходи.
Отпираю дверь ключом, стараясь поворачивать его как можно аккуратнее. Замок чуть щелкает, но в тишине звук кажется мне слишком громким. Замираю и прислушиваюсь.
Вроде никого. Надо же: в собственный дом прокрадываюсь как вор.
Сняв в прихожей ботинки и зажав их в руках, тихо ступая, иду по коридору. Соби бесшумно следует за мной. Заглядываю за угол. Свет на кухне до сих пор горит. Неужели мама еще не ложилась? Ведь уже так поздно. Хотя, она вряд ли заметила мое отсутствие, иначе встретила бы в дверях.
Ежусь при одной мысли об этом. Может, она просто забыла, уходя, нажать на выключатель?
Завернув за угол, нерешительно останавливаюсь, глядя на полоску света, падающую из дверного проема. Зайти, нет? Когда я сегодня тайком выбирался из дома, то захватил с собой только яблоко и, конечно, давно уже его съел. Неожиданно ощущаю насколько проголодался. Может, мама все-таки спит?
Сделав жестом Соби знак оставаться на месте, осторожно крадусь вперед и приникаю глазами к дверной щели.
Никого. Пусто и чисто. Только на столе стоит накрытая полотенцем тарелка.
Закусываю губу; пальцы сжимаются, проскребая по дверному косяку. Должно быть, мама долго стучалась в дверь и звала меня ужинать. Но, конечно, ей никто не открыл. Меня ведь в комнате не было.
Прислоняюсь лбом к двери, ощущая остро нахлынувшее чувство вины. Я лгу и здесь и там. Если все так и продолжится, я скоро заблужусь, утону в собственной лжи.
Проскользнув на кухню, тяну на себя полотенце. Каштаны. Их любил прежний Рицка. Мне они не очень нравятся.
Сегодня, похоже, все более-менее обошлось. В прошлый раз, когда я вернулся от Соби, то нашел на полу несколько не до конца сошедших влажных пятен, а в мусорном ведре лежали осколки разбитой посуды вперемежку с остатками еды. Лучше уж так, как сейчас.
Забираю тарелку и выхожу из кухни, выключая свет. Соби терпеливо ждет меня там, где я его оставил. Кажется, он даже позы не поменял. Так и стоит, прислонившись к стене, скрестив руки на груди. Вздыхаю.
— Пойдем.
Мы поднимаемся по лестнице на второй этаж. Остановившись перед своей дверью, я опускаюсь на одно колено, доставая из заднего кармана джинсов складной перочинный нож. Раскрыв, просовываю его в щель, поддевая вверх дверную щеколду. Она тихо звякает, откидываясь в сторону. Я толкаю дверь.
— А как ты вышел из комнаты?
Черт! Так просто прокололся.
— Я вылез через окно.
Там рядом с балконом есть водосточная труба. Она прочная и закреплена довольно неплохо, так что слезть по ней вниз не так уж и трудно. Забраться обратно было бы куда сложнее.
Соби чуть хмурится, глядя в сторону.
— Вот как.
Кошусь на него. Всегда, если он ждал меня на улице, я старался не шуметь, вылезая. И, обогнув дом, пробирался к входной двери, создавая видимость того, что вышел из нее. Мне не хотелось, беспокоить Соби мыслью, что я могу сорваться и что-нибудь себе сломать. А сейчас, похоже, мой маленький трюк раскрылся.
Чтобы не дать ему возможность как-то прокомментировать этот факт, прихватываю прямо руками из тарелки несколько каштанов и вновь иду к двери.
— Я в ванную, подожди меня тут.
В квартире Nocka моя одежда и волосы насквозь пропахли сигаретным дымом. Сейчас, в закрытом помещении это ощущается особенно сильно. Если Соби почувствует запах, то поймет, что я что-то недоговариваю.
Закрывшись в ванной, стаскиваю с себя одежду и тут же засовываю ее в корзину для грязного белья. Надо будет утром сразу, как проснусь, загрузить ее в стиральную машину. Нельзя, чтобы мама обнаружила, что от моих вещей воняет табаком. Неприятностей не оберешься.
Она не просит меня….
— Ты не Рицка! Ты не мой Рицка!
Я вообще не знаю, кто я.
Может, надеялся выяснить это с помощью учебника Ритцу? Обрести, наконец, свое место рядом с Соби? Не жду ли я слишком многого?
Острые уколы горячей воды обжигают. Я не стал набирать ванну, это было бы долго. Поворачиваю ручку на максимум, увеличивая напор.
Струи барабанят по голове и плечам, раздражая кожу, отзываясь болезненной краснотой. Склоняю голову, упираясь руками в светлый кафель. Правильно. Так мне и надо.
Может, все-таки не стоило скрывать правду от Соби? Что, если рассказать ему обо всем?… События ведь уже свершились, поздно переигрывать назад. Не легче ли признаться, пока я не зашел слишком далеко. Сделать это потом может оказаться куда более сложно. Что я буду делать, когда предполагаемые изменения во мне станут слишком очевидными? Как буду изворачиваться тогда? Я ведь не смогу лгать всю жизнь. Рано или поздно, я скажу ему. Так почему не сейчас?
Нещадно тереблю руками волосы, смывая шампунь. Светлые пузырящиеся струи бегут по спине. Тянусь за мочалкой.
А что будет тогда? Когда он узнает. Соби ведь с ума сойдет от беспокойства за меня. Выкрасть охраняемую информацию, по словам Йоджи, это не то, на что Семь Лун будут смотреть сквозь пальцы. Я не могу даже догадываться, какие шаги они могут предпринять, чтобы вернуть утраченное и не допустить его распространения. И что ждет провинившегося. Не попытается ли Соби уничтожить диск и скрыть следы нашего преступления из опасения за мою безопасность? Я ведь даже не представляю себе, насколько далеко он может зайти, в попытке защитить меня. Так, как он это понимает. По крайней мере, его методы в этом вопросе, как я уже успел убедиться, отличаются сильной радикальностью. Думаю, он даже спрашивать меня не стал бы. Просто сделал бы и все. А потом предложил бы его наказать…
Выключаю воду. Тонкие струйки воды, стекая с моих волос, устремляются вниз по спине.
Нет. Соби я пока ничего говорить не стану. Незачем его так беспокоить. Придет время, и я сам уничтожу диск. Но только после того, как вызубрю его содержимое от корки до корки. А с этим я тянуть не намерен.
Возвращаюсь к себе, ероша полотенцем мокрые волосы. Ворот пижамы намок. Несколько капель все-таки ухитрились пробраться под рубашку. Не люблю мочить голову по вечерам. С утра пряди волос на макушке стоят торчком, и оттого я похож на взъерошенного котенка. Слишком детский вид.
Захожу в свою спальню, бесшумно притворяя за собой дверь. Оглядываюсь, выискивая глазами Соби. Комната пуста.
Он что, ушел? Быть не может!
Подбегаю к балкону, распахиваю занавески. За окном идет сильный дождь. Видимо, он начался, пока я был в ванной. Соби стоит слева от балконной двери, прислонившись к стене. Струйка сиреневого дыма, извиваясь, срывается с кончика его сигареты. Тяжелые капли барабанят по перилам и, отскакивая, покрывают темными пятнами его брюки и полы рубашки. Он задумчиво смотрит на косые серебряные струи, сверкающие в свете фонарей и пропадающие во тьме.
Чуть выдыхаю. С облегчением. Хотя довольно нелогично с моей стороны избегать его общества и одновременно опасаться, что он уйдет. Совершенно не понимаю себя иногда. Но он здесь. Просто любуется буйством стихии, пока меня нет. Хотел бы я знать, о чем Соби думает сейчас. Иногда мне кажется, что в нем кроются такие глубины, о которых никто даже и не подозревает. Он никому их не показывал. А мне… открыл бы?
Соби замечает мое присутствие, сигарета тут же улетает в темноту и гаснет, даже не коснувшись земли. Дождь просто ужасный. Как он пойдет домой?
— Рицка, не стой возле открытой двери, простудишься.
Понятно. Я после ванны и голова у меня мокрая… Иногда Соби прямо как наседка. Невольно скривившись, иду к постели и, забравшись на нее с ногами, накидываю на плечи одеяло. Утыкаюсь подбородком в колени, обхватив их руками. Ну? Так лучше?
В глазах его на мгновение вспыхивает улыбка. Должно быть, радуется, что на этот раз я не стал с ним спорить.
Он устраивается рядом на полу, опершись спиной о кровать. Его излюбленная поза: одно колено согнуто, локоть опирается об него, кисть свободно свисает вниз.
— Рицка, у меня к тебе просьба.
Просьба? От неожиданности приподнимаю голову. Соби хочет попросить меня о чем-то? Он практически никогда этого не делает. Просьба проколоть уши была чуть ли не единственной. Но это было так давно… Если я могу что-то сделать для него…
— Конечно, Соби, говори.
Он чуть склоняет голову, прикрыв глаза.
— Ты не мог бы, если уходишь куда-то и не берешь меня с собой, предупреждать об этом. Говорить куда и с кем ты идешь.
Понятно. Плечи невольно опускаются. Я вздыхаю.
Это совсем не то, чего я ждал. Хотя, наверное, глупо было бы предполагать, что я могу что-то сделать для него. Соби все всегда делает сам.
Он истолковывает мой вздох по-своему.
— Пойми, Рицка. Я не пытаюсь давить на тебя. Но я твой Страж и должен знать, где ты и что с тобой, чтобы суметь защитить…
— Перестань, Соби, — чуть морщусь в усталом досадливом раздражении. Он что ли думает, что я настолько глуп, что буду возражать?
— Я все прекрасно понимаю. Не надо обращаться со мной как с ребенком.
Его брови, чуть болезненно сходятся, а в глазах зажигается печальный огонек.
— Я никогда не стал бы поступать так. И ты уже не ребенок, Рицка.
Закусываю губу, ощущая, как вздрагивают стиснутые ресницы. Я все-таки ухитрился обидеть его. Великолепно. Просто фантастика. Достойный финал для сегодняшнего вечера.
Он чуть отворачивается, отводя взгляд. Пытается скрыть свои чувства. Небось, чтобы не тревожить меня ими. Кошмар какой-то.
Ну почему ты такой кроткий и терпеливый, Соби? Я же заставил тебя волноваться. Я причинил тебе сейчас боль своими словами. Я лгу тебе, пусть ты этого и не знаешь. Ну, рассердись ты на меня хоть немного.
— Наверное, мне не стоит больше утомлять тебя, — он поворачивает голову и на губах вновь появляется непроницаемая мягкая улыбка. Но глаза у него… грустные.
— Ты устал. Будет лучше, если я пойду.
Он поднимается и, накинув на плечи свою куртку, идет к балконной двери. Гляжу вслед, терзая губы.
И я отпущу его… вот так? Он так долго ждал меня, а теперь я позволю ему уйти? Расстроенному и одинокому.
— Соби, постой…
Срываюсь с кровати и, распахнув шкаф, начинаю рыться в ящиках.
— Вот, возьми.
Протягиваю ему зонт.
— Там дождь… Промокнешь…
Его рука медленно проскальзывает по светло-серому в темную клетку материалу, будто бы не решается принять его. Да бери же! Почти насильно вручаю ему чертов зонтик. Злясь на себя, встряхиваю головой.
Я всю неделю вел себя как последний идиот. Меня так лихорадило, что иногда я даже был груб с ним, просто не мог держать себя в руках. И теперь вот расплачиваюсь за это.
Раньше, когда мы только познакомились, Соби мог просто игнорировать мое несдержанное поведение, не принимая его близко к сердцу. Просто потому что я еще не был дорог ему так, как сейчас. Пора осознать, наконец, что я в ответе не только за его поступки, но и за его чувства.
Чуть вздохнув, словно перед прыжком в воду, делаю быстрый шаг вперед и утыкаюсь носом в его куртку. Зарываюсь в нее лицом и обнимаю его крепко-крепко.
Прости меня, Соби. Такого больше не повторится. Я буду беречь тебя, обещаю.
Его руки смыкаются за моей спиной. Ощущаю как ладонь, поднимая непослушные пряди, скользит по моим волосам, осторожно и нежно поглаживает ушки.
Кажется, он немного оттаял. По крайней мере, привлек к себе сильнее.
Вцепившись пальцами в жесткий, плотный материал, тянусь наверх, привставая на цыпочки.
Поцелуй меня, Соби. Мне весь вечер холодно от собственных мыслей. Мне очень хочется ощутить сейчас, насколько я нужен тебе. Ведь все, что я делал в последнее время, все это было для тебя. Даже лгу я не ради себя самого. Как бы ни странно это звучало.
В его взгляде просыпается теплая улыбка. Соби наклоняется, дыхание касается моего лица. Вкус его поцелуя горьковато-терпкий. Закрываю глаза, ощущая, как кончики пальцев Соби скользят по моей щеке. Он осторожно и мягко ласкает мои губы своими, нежно обхватывая их и вновь отпуская.
Судорожно втягиваю носом воздух. Как он это делает… Меня просто дрожь пробирает от его прикосновений. С ума сойти можно.
Чуть сместившись наверх, он тихонько целует мой лоб. Чувствую разливающее в душе облегчение. Соби простил меня. Он вообще не может на меня сердиться, даже если я этого заслуживаю. А я ведь иногда заслуживаю. Сегодня-то уж точно.
— Спокойной ночи, Рицка.
Чуть зажмурившись, киваю. Он, улыбнувшись, в последний раз проводит ладонью по моей щеке и уходит, растворяясь в шуме дождя.
Шмыгнув носом, гляжу на колышущиеся занавески. Не хочу сейчас ни о чем думать. У меня есть чем занять голову на эту ночь.
Вернувшись к столу, включаю компьютер. Пока он загружается, вытаскиваю из кармана пальто диск с учебником.
Может я и не самый лучший Агнец для Соби. Может мы друг друга и не выбирали. Однако сейчас я ни за что не согласился бы, чтобы что-то сложилось иначе. Момент, когда Соби появился в моей жизни, вернул меня обратно в мир людей. Он буквально выдернул меня из того плотного непроницаемого кокона, в который я сам себя заключил. Одного этого уже достаточно, чтобы желать сделать что-то для него.
Но я хочу большего.