cogito ergo sum
Название: Всё, что есть у меня
(старое название: Мальчики, девочки и интим-на-двоих)
Автор: Victorialiya
Гамма: vates
Категория/Рейтинг: NC 17. Гл. 6 - R
Жанр: Романтика, психология, немного юмора
Персонажи. Пары: Мисаки, Акихико
Статус: В процессе. Гл. 6
Размер: Общий размер: Миди. Ч 6. Мини
Содержание: …
Предупреждение: Автор, в отличие от одного из персонажей, профессиональным писателем не является. AU. Возможен ООС. Присутствует ОМП.
Дисклеймер: Идея и персонажи принадлежат автору манги Сюнгину Накамуре. Выражаю огромную благодарность режиссёру Тиаки Кону и всем создателям анимесериала.
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6. Прочитать
Развесив проявленные фотоплёнки сушиться, Сора выключил красную лампу и вышел из комнаты.
Внезапно его обхватила за талию чья-то рука.
- Хах! – он вздрогнул, напрягся, но быстро сообразив, что к чему, сразу же успокоился. – Акихико! Я же просил подождать меня на кухне!
- Я соскучился, - тот притянул его ближе к себе, нежно целуя в шею.
- Погоди, я хоть вымою руки!
- Не хочу ждать, - прошептал он, продолжая своё занятие. Вскоре к губам прикоснулись губы. Сора начал уже отвечать, полуприкрыв глаза. Но потом вдруг резко отвернулся. Акихико уткнулся в его щёку и, отодвинув непослушную прядь волос, прошептал:
- Ты чего?
- Как ты можешь курить эту дрянь! Я подарю тебе хороший табак!
- Подари, - согласился тот и принялся исследовать языком его ухо.
- Тебе что, опять недодали?
- Сора! Почему ты такой жестокий!
- Я сегодня всю ночь не спал. Лучше бы приготовил мне кофе!
- Кофе? – растерялся Акихико, и его энтузиазм немного поугас, - ну ты же знаешь мои способности…
Сора уже недовольно гремел чем-то в кухонном шкафчике.
- Подумаешь, кофеварка! Ничего сложного!
Акихико со вздохом опустился в кресло, продолжая наблюдать, как его друг производит все необходимые манипуляции. Когда тот включил радио, голова раздражённо заныла. Громкая музыка американской рок-группы показалась ему жужжанием дрели, которая настойчиво сверлила мозг. Всё-таки ночные бдения не проходят бесследно.
- Я хочу тишины! - простонал несчастный.
- Вот уж нет, - его друг и не думал проявлять сочувствия, - не нравится Тайлер*, сейчас Мику** включат или Уитни Хьюстон, вот тогда я на тебя посмотрю…
- Голова болит…
- Да? А кто в этом виноват? Пора просыпаться, зануда! – увидев его измождённое лицо, Сора вздохнул. – Ну ладно, прости. Дать тебе аспирина? Или может, предпочитаешь чем-нибудь посерьёзней взбодриться? У меня есть…
- Пожалуйста, только не с утра… Не мучай меня!
Дав ему стакан воды и таблетку, Сора продолжил, пританцовывая, крутиться на кухне.
- Есть хочешь?
- Нет, - он безразлично крутил в руках карманный календарик, который валялся до того посреди небольшого журнального столика. На картинке был изображён какой-то пейзаж с горами и цветущей сакурой.
- Это так, халтурка, - отозвался фотограф, хрустя крекером, - если хочешь, забирай. У меня скоро встреча…
Тот сразу же оживился и поднял глаза.
- …с галерейщиком.
- Чего в такую рань?
- Это кое-кто недавно проснулся, а у нормальных людей уже обед, - деловито заметил он. – Фотографии Мисаки из античной серии получились великолепно. Стареющие козлы выложат за них кучу денег. Ну и ладно. Наплевать! Путь тешат себя иллюзиями, разыгрывая друг перед другом знатоков и коллекционеров современного искусства. Для меня это не просто заработок. Надоели уродки с розочками или безвкусная реклама.
Сора чиркнул зажигалкой. Запах ароматизированного табака вперемешку со свежезаваренным кофе наполнил обе смежные комнаты (кухню и гостиную). Скептически окинув взглядом молодого фотографа в тёртых джинсах и футболке с портретом Мэрилин Монро в исполнении Энди Уорхола, Акихико слегка усмехнулся.
- Да ты и сам эстет-выпендрёжник! Тоже мне, покуривает сигареты с лепестками вишни, или как это там называется?
- Каждый развлекается, как может. Я же не спрашиваю, в чьей постели ты провёл предыдущую ночь, - хмыкнул тот, - моим девочкам нравится. Да и некоторым мальчикам тоже…
- У тебя же так много мальчиков! Не отнимай у меня Мисаки…
Мисаки? – не понял тот, стряхивая пепел в раковину, - он же мальчик-модель на вольных хлебах. Недавно попросил меня научить его искусству фотографии. И это правильно, пусть овладеет профессией. Нельзя же позировать до старости. Так хоть сможет устроиться делать фото на документы.
- А ты?
- Согласился.
- Откажись! – потребовал он, - соври, что передумал!
- Зачем? Мы уже договорились. Как я это ему объясню?
- Скажешь, что я попросил.
Сора усмехнулся, решив не выяснять подробности. У каждого свои тараканы в голове.
Художник заметно поник и уставился куда-то в окно. Холодные крыши домов. Небо затянуто облаками, так что невозможно понять, сейчас до ли после полудня. Всё равно. Точное время узнавать не хотелось.
Щелчок затвора фотоаппарата вывел его из забытья.
- Не надо! – Акихико закрылся рукой.
- Замри! – Сора зашёл с другой стороны и быстро сделал ещё несколько кадров.
- Ты же знаешь, я не люблю фотографироваться!
- Ну и зря.
Кресло стояло возле полуразвёрнутого белого фонового полотна. В естественном свете фигура мужчины смотрелась очень непринуждённо. Задумчивое лицо, вальяжная поза.
- Прекрати! – он закрыл объектив ладонью, - и где же твой кофе?
Фотограф недовольно отложил камеру и поставил на столик поверх какого-то старого журнала две кружки с чёрно-белым орнаментом. Его друг тут же отхлебнул горячего кофе и поставил назад. Увидев на нижней полочке зажигалку, он привычным движением потянулся в карман. Но, едва закурив, тут же услышал возмущенные возгласы.
- Я же просил никогда не курить в моём доме эту гадость! Сам скоро станешь, как тот верблюд!
- Что не так?
Сора отобрал у озадаченного курильщика никотиновую палочку и с презрением сломал, рассыпав по столу сухие кусочки импортного табака.
Затем вытащил новую пачку из своих запасов, прикурил и, по-хозяйски расположившись на подлокотнике кресла, предложил сигарету другу.
- Спасибо. Ты очень заботлив, - тот сразу же сунул её в рот и с наслаждением затянулся, - это было очень сексуально!
Он положил левую руку на бедро Соры.
- Пошёл к чёрту! – вспыхнул тот, не двинувшись с места.
- О! Только вместе с вами, сэр!
- Куда же ты без меня!
Какое-то время они просто сидели молча. Акихико курил медленно, намеренно не торопясь выпускать дым из лёгких.
- Пей кофе, а то остынет, - кивнул хозяин в сторону столика, - примерно через час я ухожу. Могу оставить тебя здесь, если пообещаешь не хулиганить.
- Конечно же, я спалю тебе всю квартиру! – возмутился тот, - Сегодня ты просто невыносим! Всё время норовишь уколоть меня!
- Ну, такая уж у меня язвительная натура. Ничего не могу поделать.
- Хорошо, - еле заметная хитрая улыбка проскользнула на его лице, - я прощу тебя. Когда ты меня поцелуешь!
В глазах Акихико снова блеснул огонёк. Как хорош был старый добрый ворчливый Сора, его друг и соратник по маргинальному образу жизни. Они познакомились несколько лет назад на биеннале современного искусства, когда Акихико понадобилось сделать фотографии своих картин. Вокруг был арт во всех его проявлениях. От какающих скульптур до подвижных инсталляций с элементами психоделического видеоряда. Эклектика, поп-арт, художественные провокации - Сора был выше всего этого. Он просто развлекался, ухитряясь быть маргиналом даже на фоне богемы. Подобного человека трудно не заметить, особенно, если ты сам такой же. Неудивительно, что они быстро нашли общий язык. Художник–экспериментатор и странноватый фотограф, забившие большой длинный гвоздь на весь свет и без комплексов живущие в своё удовольствие. Бессонные ночи, выставки, эпатаж, море выпивки, музыки и творческих идей, а также свободной любви для раскрепощённого сознания.
- И этот человек просит не отбирать у него Мисаки! – Сора хихикнул и тут же получил шлепок по заднице, - да ты на себя посмотри! Мы же грёбаные извращенцы!
- Загнивающие серости вокруг нас – извращенцы! – возмутился тот, - а мы свободные люди новой эпохи!
- Ты знаешь, что я имею ввиду. Полный декаданс!
- Не отбирай у меня Мисаки, - ещё раз повторил он, - я очень люблю его,… но тебя я люблю по-другому…
Акихико сделал большой глоток кофе и невольно поморщился.
- Кофе бодрит, но от похмелья толком не помогает. А вообще, не выношу объяснений, - заметил Сора, - похоже на признания пьяных дружков: «Ты меня уважаешь? Чувак, я люблю тебя! И я тоже тебя люблю, кореш!» Может, коньяку тебе капнуть?
- Ну, плесни.
Через несколько минут на столике появилась квадратная стеклянная бутылка.
Фотограф аккуратно болтал свою кружку из стороны в сторону, с интересом разглядывая на тёмно-коричневой плёнке поверхности собственное отражение
- Если любишь, тогда откажись, - между делом заметил он.
- Не могу. Ни от одного из вас…
- Ну, я уже конченый человек, - начал тот, перекидывая ногу на ногу, - по мне, наверное, психиатрическая лечебница плачет. Или клуб непризнанных гениев. А Мисаки ещё ненаписанная книга.
- Мисаки особенный. Несмотря на втянутость в галерейные тусовки и позирование обнажённым, ему удаётся сохранять удивительную чистоту и невинность. Он такой простой и добрый… Любой может обмануть или обидеть его, но Мисаки готов простить каждого. В толк не могу взять, почему. Он так искренне жалеет других своей всеохватной почти христианской любовью…
- С каких это пор ты стал христианином? Нарисовать молодого прекрасного ангела для этого не достаточно!
Ввязываться в перепалку настроения не было. Акихико задумчиво разглядывал вещи, пылившиеся на железном стеллаже. Коробки, фотоальбомы, книги и кипы журналов - всё это его совсем не интересовало. Взгляд уходил куда-то насквозь, вдаль, словно где-то там, за стеной прятались его мысли.
- …удивительно открыт и доверчив, - размышляя вслух, тихо говорил он, - причинить такому человеку вред – величайшее зло… Мисаки как будто не видит или не желает признавать подлости. Он поднимается над разложением и грязью подлунного мира….
- Поэзия! – фыркнул Сора, - Мисаки человек из другой, параллельной жизни. Позитивный обыватель с идеалистическими наклонностями. Только благодаря своей необычной натуре ему удалось чуть-чуть высунуться из болота.
- Обыватель? А кто мы такие, если не ещё большие обыватели?
- Мы? Маргиналы и контрреволюционеры. Совратители человеческих душ и пожиратели собственных. Что роднит нас с обывательщиной, так это тяга не вылезать из своего маленького мирка, ошибочно принимая его за большую вселенную, - он параллельно пил кофе, курил и быстро набирал на мобильнике неведомую СМС-ку, - сумасшедшие эскаписты. Мы просто живём ради самих себя, не так ли?
- Теперь я живу для него. Иногда мне даже кажется, что я его недостоин…
- Как много громких слов! – воскликнул тот, - ох, если бы за ними еще что-то стояло… кроме пустого звука…
- Ты хочешь меня оскорбить?
Тот, не сочтя нужным оторваться от своего крайне важного занятия, без доли эмоций продолжал разговор:
- Жил бы тогда совсем по-другому. Не спорю, он изменил тебя, да и ты стараешься. Но что ты можешь дать ему, Акихико?
- Всё, что захочет. Я могу сделать его счастливым.
- Во-первых, не всё. Мужчины, как минимум, детей пока не рожают. Во-вторых, насчёт счастья. А смысл? Какой ты можешь дать ему смысл, я спрашиваю? – художник удивлённо замер, уронив пепел от сигареты себе на рукав, а его друг тем временем продолжал, - что? Люби себя, чихай на всех и в жизни ждёт тебя успех? Ну, ладно, может, не только себя люби, не совсем.
- О чем ты говоришь? Не понимаю!
- Вы с Мисаки – антагонисты. К тому же, он слишком молод. Ты просто испортишь мальчика. Хотя, ради чего ещё ему жить, чем заниматься?
- Вовсе нет! Мисаки – целостная личность, самостоятельная.
Акихико достал из предложенной пачки ещё сигарету и нервно закурил.
- Самостоятельная, да? – Сора чем-то напоминал джокера из колоды карт, такая же самоуверенная усмешка. - А что за почва у него под ногами? Цели? Амбиции? Стремление облагородить или поиметь этот мир, к чертям бы он сдался!
- Не все рождены бороздить просторы вселенной. Можно оставаться и домохозяйкой…
- До-мо-хо-зяйкой, - передразнил его тот, - Ага, как же! Только не ты! Или считаешь, что он примет с радостью подобное предложение? Служение, прежде всего кому-то, нежели чему-то в крови у японцев. Но император давно только формальная фигура. Политики и работодатели – буржуйские сволочи. Что остаётся бедолагам? Любовь? Семья? Да что это сегодня такое? Иллюзия самоотдачи, постоянный контент бессмысленного течения жизни. Мы с лёгкостью обесцениваем прошлое, пропагандируя при этом культ предков. Что это, если не ханжество? В лучшем случае. А так – пустой формализм для успокоения души, своего аморального оправдания. Болото, говорю я тебе! Как бы прекрасен он ни был, болото – вот что у него под ногами. Трясина! - он наклонился к другу и опёрся локтем тому на колено. – Скажи мне, какая у Мисаки самая заветная мечта? Только честно. Мир во всём мире? Смешно, если бы не было так грустно.
- Мальчик ищет себя. Он будет заниматься любимым делом, как мы. А его будущее я обеспечу.
- Ищет? Конечно, все мы чего-нибудь ищем. Когда-то найдёт, может быть. Только вот незадача, работа – это совсем не обязательно любимое дело. Мир жесток. Иногда приходится соглашаться на невыгодные компромиссы. Мисаки просто не сможет всё время жить за твой счёт. Он не из таких, понимаешь?
Акихико был мрачен и даже немного зол.
- Я знаю всё, что ты хочешь сказать. Что, захотелось поумничать?
- Ну, я пока не самый умный на свете, - лукаво заметил тот, - просто вдумчивый реалист. А ещё поумничать люблю… иногда.
Он залпом допил кофе, тоже закурил и, взяв тяжёлую стеклянную пепельницу, привычным движением быстро смахнул мелкий мусор со стола, а также кусочки пепла с рубашки и брюк Акихико.
Язвительный скептик. Высокопарные слова и фальшивые идеалы вызывали у Соры зевоту. Очарование исчезает, если, смотря на мир, подозревать его порочную сущность. Внешне красивые образы смердели гнилью и неполноценностью издалека. Здоровый цинизм помогал сдерживать раздражение, но иногда Сора думал, что весь мир постепенно сходит с ума. А иметь дело с сумасшедшими, зацикленными на бредовых фантазиях невыносимо сложно. Приходится говорить на их языке, невольно вступая в игру. А что остаётся? В порыве остервенелого глумления выдвигать невероятные концепции как иллюзорный противовес, и разглагольствовать о вещах, основное назначение которых состоит лишь в том, чтобы заполнить пространство от тебя до кого-то другого. Сочувствовать, жалеть и ненавидеть, смеясь над судьбой от отчаяния. И вот, ты уже до конца не можешь понять, кто из вас ненормален. Ты адекватен своему окружению и, выражаясь сухим наукообразным языком, являешься закономерным порождением среды своего обитания. Нормален… Чёрт возьми, что есть норма, и от какой изначальной точки её считать?
- У тебя, скорее всего, никогда не будет семьи в традиционном понимании этого слова, - продолжал Сора, - Только непостоянные отношения.
- Нет ничего более постоянного, чем временное. Тебе ли не знать!
- Да, но оно может разрушиться в любой момент.
- Какой же ты противный! Ты давно не трахался или подсел на какую-то новую дурь?
- В последнее время я слишком много трахаюсь. А на счёт дури и не говори! Её без растений и химикатов повсюду полным полно. Мисаки ещё молод, позволь ему выбирать.
- Мисаки свой выбор уже сделал.
- Ага. Это всё чувства, а не трезвые обдуманные решения. Что будет дальше? Как вы будете жить потом? Даже самые милые мальчики, знаешь ли, однажды взрослеют. Мисаки не женщина, а у мужчин другие задачи и цели, нежели составлять стареющим нигилистам компанию день за днём. Мужчина же, принимающий на себя роль женщины, берёт всё худшее из обоих полов. Просто потому, что не дано ему понять, что такое каждый из них сам по себе. И не говори мне, что люди от природы андрогинны, здесь всё гораздо сложнее, – вздохнул он. - Ты можешь переделать мальчишку под себя и всё равно потерять.
- Глупости! Я не верю в это, но пускай! Будь что будет. Не отбирай его у меня!
- Да… - тот покачал головой, с манерой важного специалиста деловито прищёлкивая языком, - Акихико, ты большой и жестокий ребёнок.
- Пожалуйста, держись от него подальше!
- Ну, не знаю, не знаю. Если не я, то это сделает кто-то другой. Тусовка большая, а стороны, раскрытые в нём тобой любимым, всё-таки искушают. Рядом с ним вполне может появиться кто-то другой, поклонник или покровитель… Может быть, это даже будет наивная девочка… Тогда пиши пропало, природа своё возьмёт. Или жизнь, когда Мисаки столкнётся с серьёзными проблемами и задумается. Это вряд ли конечно, но исключать нельзя. Кому охота быть изгоем с непонятным завтра, когда свет в конце тоннеля – это всё та же задница, вид изнутри.
Акихико поморщился от столь грубых ассоциаций. Глупые девочки, богатые покровители, задний проход… Сора – очаровательный циник, настоящий дьяволёнок, ещё не изуродованный вконец своим неумеренным образом жизни. Выразительные скулы, чёрные до безобразия глаза. И как такой соблазнительный рот может произносить подобную мерзость!
- Я не отдам его.
- И как же? Сделаешь лоботомию? Будешь кормить наркотиками или просто посадишь под замок? Мисаки никогда не простит тебя!
Акихико поник, а тот безжалостно продолжал:
- У мальчишки под ногами трясина. Он держится за это болото, просто потому что больше вокруг ничего нет! Ничего стабильного или определённого! Пока ещё держится. Но надолго ли? Разложение повсюду. К лёгким удовольствиям быстро привыкаешь. Мальчик симпатичный. Войдёт во вкус, пойдёт по рукам… Пока молод, он будет менять покровителей, как перчатки. Зачем ты ему тогда будешь нужен со своей тяготящей любовью? Подумай. Наивности свойственно порхать! Не очаровывайся понапрасну широко распахнутыми глазёнками, смотрящими на тебя снизу вверх. Не может это вечно продолжаться.
Веки Акихико покраснели то ли от гнева, то ли от подступающих слёз. Он больно впился ногтями в собственную ладонь, подавляя прилив эмоций. Любовь, которую, сам того не подозревая, пробудил этот на первый взгляд самый обычный натурщик, была доселе незнакомой и всерьёз начинала тревожить художника. Она то вдохновляла, то доводила до паники, рискуя перейти в неуправляемую зависимость. Разумеется, пророчества о дальнейшей судьбе мальчика казались неправдоподобными. Так просто не может случиться. Но Сора искренне хотел уберечь от страданий, а не ревновал его. Отношения этих двоих были очень запутанны. Ни любовники, ни друзья, ни коллеги, а нечто среднее между всеми вариантами одновременно. Витиеватые параллели их жизней, пересекаясь в одной плоскости, расходились в другой и так далее до дурной бесконечности всевозможных отталкиваний и притяжений. Холодная объективность несомненно любила их своей жестокой любовью, одаривая новыми идеями и популярностью.
Юноша по имени Мисаки, сохранивший в глазах своих наивную бескорыстную доброту, привлекал их обоих. Возможно потому, что, отвечая лишь за себя, вступать в странный контакт взаимоиспользования с чванливыми богачами или самовлюблёнными «людьми от искусства», совсем не то, что иметь дело с невинным созданием. Если так вообще можно выразиться о симпатичном натурщике, уже переступившем грань запрета гомосексуальных отношений. Видимо, где-то глубоко в душе почти позабытая искорка, условно определяемая как совесть или, в другом понимании, комплексы, не давала покоя. Но самое страшное во всём этом было то, что Акихико начинал думать, что Сора действительно прав…
- Ты так жестоко критикуешь Мисаки. Это же просто ребёнок! – он снова поджёг бумажный кончик сигареты. В пепельнице к тому времени накопилась приличная горка окурков, вдавленных с силой в стекло. Они напоминали уставших людей, согбенных под гнётом жизни, маленьких, сморщенных и несчастных. К таким художник обычно испытывал жалость или отвращение, такое же, как иногда к самому себе. - А что под ногами у тебя? Зачем ты живёшь? Скажи, раз такой умный!
- У меня под ногами небо. Земля где-то там, далеко за облаками, - Сора печально усмехнулся, - Мое небо – это сплошной треш, и сверху мне видно, что земля - то же самое, если не хуже… Если я остановлюсь или пойму, что не умею летать, я умру.
Даже упоминая такие серьёзные вещи, он умудрялся отпускать ядовито-самокритичные шуточки. Акихико погладил его по щеке тыльной стороной ладони, и в душе появилась печальная нежность.
- Тогда я тоже умру… Поэтому мне нужен он. Поэтому мне нужен ты. Потому что без него я никто, и потому что ты – это я.
- Опять пафос гонишь! – опять рассмеялся Сора, - Как же ты меня утомил! Подлить ещё кофе?
Тот встал, собираясь размяться, но Акихико схватил его за руку и притянул к себе.
- Пожалуйста, не сердись! – тихо сказал он, прижавшись щекой к его животу.
Из динамиков звучал Моби «Lift me up», навевая тоскливое настроение. Как не вовремя! Надо было морально подготовиться к встрече с галерейщиком, а тут ещё этот откровенный разговор! И кто тянул его за язык? Порой жизнь складывается так, что в ней почти не остаётся места для сентиментальности, и люди предпочитают скрывать свои настоящие чувства за ежедневной маской, которая с годами прирастает к лицу.
- Блин! Что мне с тобой делать! – печально улыбнувшись, он ласково, почти по-матерински, погладил друга по голове, - Смирись с тем, что ты есть, выше себя не прыгнешь!
- Но лишь, опустившись на самое дно, можно оттолкнуться и выплыть.
- Да, только каждый раз, когда ты считаешь, что вот он, предел, оказывается, есть ещё куда падать…
Акихико вздохнул и прижался ещё крепче. Сора взял в ладони его лицо и поцеловал в губы. Глаза в глаза, две бездны напротив. В этот миг они как никогда понимали друг друга.
***
Комната с неярким красным освещением. Баночки с реактивами на столе возле включённого фотоувеличителя. Развешанные фотоплёнки лианами свисали откуда-то сверху. Молодой человек, которому всё интересно, положил листок специальной плотной бумаги на стекло. Сора не раз фотографировал его, но сегодня Мисаки на миг вдруг показался ему незнакомым. А что, если он ошибается, и этот мальчик совсем не такой. Что, если Акихико прав? Из противоположного угла комнаты он продолжал наблюдать за субтильной ещё подростковой фигурой. Когда чувствуешь себя всемогущим потусторонним монстром, всё видится по-другому. Ничего определённого он не планировал, но прекрасно отдавал себе отчёт, что испытывает по отношению к этому человеку. А ведь это был именно человек, не зверь, не игрушка. От чего ещё больше ответственность, а искушение сильнее. Он вожделел его и немного боялся своего вожделения. Не за себя, понятие «грех», Сора давно вычеркнул из своего лексикона. За него, за судьбу этого странного существа, которого так влечёт к неминуемым переменам. Гибель вчерашнего дня во имя мнимого завтра. «Разрушение… - Сора задумался, - что может быть естественнее человека, отдающегося своим внутренним желаниям, своей природе? – нет, он не хотел вдаваться сейчас в абстрактное философствование. Только конкретика. – Падающего подтолкни*** … или поймай его… Понимает ли он вообще что-нибудь или плывёт по течению? – сухими губами он глубоко затягивал дым сигареты, так что в тишине слышен был шорох загорающегося табака, - хотел бы я знать. Как же заманчиво обладать частичкой райской слепоты и непосредственности…»
Листок бумаги переместился в ёмкость с прозрачной жидкостью, которую они в самом начале урока приготовили вместе.
- А теперь подвигай немного, чтобы равномернее проявилось.
Мисаки послушно выполняет все указания. Его лицо сейчас так сосредоточено, спина напряжена. Он похож на молодое деревце, уверенно пробивающееся сквозь асфальт. Серо-розовые тени на щеках, увеличенные в полумраке зрачки с удивлением наблюдают, как под воздействием химикатов появляется изображение. Сначала мутное, светлое, но с каждой секундой всё чётче.
Рука учителя сама потянулась за камерой. Но хватит ли выдержки, а со вспышкой нельзя – всё испортишь. Почему именно этот мальчик? Что в нём такого особенного, выделяющего его из тысяч других распущенных, самоуверенных, избалованных вниманием и собственной привлекательностью?
Чистота стекла, ещё ни разу не тронутого пальцами, или бокала, ещё не наполненного вином, не испачканного помадой с губ шаловливой красотки. Обнажённое тело сродни обнажённой душе только отчасти. Это всего лишь плоть, горячая и жаждущая полноводной бурлящей жизни. Каких над ней экспериментов не производи, всё это будет не то без разъедающей изнутри ржавчины. Яд и противоядие суть одно – это ты сам.
- Правильно? – с надеждой спросил он.
Сора затушил сигарету.
- А теперь пора вынимать. Иначе передержишь.
Он подошёл сзади, взял правую руку Мисаки, в которой тот зажимал пинцет, и аккуратно подцепив бумагу за краешек, вытащил из ванночки получившуюся картинку.
- Сенсей, как здорово! Ты настоящий мастер! Спасибо, что согласился научить меня тайнам своего мастерства!
На фотографии весёлый котёнок играл с клубком ниток. Да и сам Мисаки был сейчас похож на него, с каждым движением запутываясь ещё больше.
Положив готовую карточку сушиться, он по-детски откинул голову, уткнувшись в грудь Соры.
- У меня для тебя еще много секретов… - шепнул тот.
Мальчик вздрогнул и сделал шаг назад, невольно прижавшись к учителю всем телом. Сора зарылся носом в его пушистые волосы, пахнущие ванилью и сладкой сгущёнкой.
- Всё удивительное просто, - усмехнулся он. Рука мягко легла на бедро, затем опустилась ниже.
Сохраняя внешнее спокойствие, он пытался найти в юноше затаившееся напряжение, какое бывает у испугавшегося животного перед прыжком. Но котёнок стоял неподвижно, доверчивый и расслабленный. Казалось, что он вот-вот начнёт к нему ласкаться…
***
- Аикава-сан! Это было великолепно! – Ясуко часто-часто захлопала в ладоши. Длинные рукава кимоно при этом вздымались как крылья, делая её похожей на голубого атласного воробья, – что же было дальше?
Эри Аикава удовлетворённо окинула слушателей взглядом.
- Продолжение истории вы сможете узнать, когда напечатают книгу. Мы обязательно пришлём вам бесплатный экземпляр.
Мисаки же понял, что ему совсем не хочется знать, как дальше будут развиваться события в новом романе Усами-сенсея.
- Замечательный получился мальчик! – причмокнул языком господин Т. и расплылся в улыбке.
- О, да, - согласилась Аикава.
А мальчик так и не решил, краснеть ему или бледнеть. Или, может быть, выйти в оранжерею, и, отыскав там какую-нибудь ядовитую ягоду, на радостях отравиться. Как хорошо, что о реальных прототипах героев знают лишь двое в этой комнате.
Раздвижные панели одной из стен кабинета были открыты. Неожиданный порыв ветра принёс из сада запахи цветущих растений. Под этим предлогом Мисаки наконец-то решился отвернуться от собеседников, изобразив, будто увидел среди листвы что-то интересное.
_____________________
*имеется ввиду Стивен Тайлер, солист группы «Аэросмит»
**Хацунэ Мику (яп. 初音ミク Hatsune Miku) — первая голосовая героиня из серии Vocaloid2 Character Vocal Series, выпущенная 31 августа 2007 года. Название-имя выбрано путём сочетания слов хацу (яп. 初, первый),нэ (яп. 音, звук) и мику (яп. 未来, будущее). Основой для «голоса» Хацунэ Мику стал голос японской сэйю Саки Фудзита (англ. Saki Fujita)). В отличие от других речевых синтезаторов, программа настроена, прежде всего, на создание J-pop песен обычно играющих в аниме, но возможно создание также и песен других жанров. Мику - героиня манги, аниме и видеоигр, а также выступает на концертах в виде голограммы.
***«Падающего подтолкни» - Ф.В. Ницше
(старое название: Мальчики, девочки и интим-на-двоих)
Автор: Victorialiya
Гамма: vates
Категория/Рейтинг: NC 17. Гл. 6 - R
Жанр: Романтика, психология, немного юмора
Персонажи. Пары: Мисаки, Акихико
Статус: В процессе. Гл. 6
Размер: Общий размер: Миди. Ч 6. Мини
Содержание: …
Предупреждение: Автор, в отличие от одного из персонажей, профессиональным писателем не является. AU. Возможен ООС. Присутствует ОМП.
Дисклеймер: Идея и персонажи принадлежат автору манги Сюнгину Накамуре. Выражаю огромную благодарность режиссёру Тиаки Кону и всем создателям анимесериала.
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6. Прочитать
Развесив проявленные фотоплёнки сушиться, Сора выключил красную лампу и вышел из комнаты.
Внезапно его обхватила за талию чья-то рука.
- Хах! – он вздрогнул, напрягся, но быстро сообразив, что к чему, сразу же успокоился. – Акихико! Я же просил подождать меня на кухне!
- Я соскучился, - тот притянул его ближе к себе, нежно целуя в шею.
- Погоди, я хоть вымою руки!
- Не хочу ждать, - прошептал он, продолжая своё занятие. Вскоре к губам прикоснулись губы. Сора начал уже отвечать, полуприкрыв глаза. Но потом вдруг резко отвернулся. Акихико уткнулся в его щёку и, отодвинув непослушную прядь волос, прошептал:
- Ты чего?
- Как ты можешь курить эту дрянь! Я подарю тебе хороший табак!
- Подари, - согласился тот и принялся исследовать языком его ухо.
- Тебе что, опять недодали?
- Сора! Почему ты такой жестокий!
- Я сегодня всю ночь не спал. Лучше бы приготовил мне кофе!
- Кофе? – растерялся Акихико, и его энтузиазм немного поугас, - ну ты же знаешь мои способности…
Сора уже недовольно гремел чем-то в кухонном шкафчике.
- Подумаешь, кофеварка! Ничего сложного!
Акихико со вздохом опустился в кресло, продолжая наблюдать, как его друг производит все необходимые манипуляции. Когда тот включил радио, голова раздражённо заныла. Громкая музыка американской рок-группы показалась ему жужжанием дрели, которая настойчиво сверлила мозг. Всё-таки ночные бдения не проходят бесследно.
- Я хочу тишины! - простонал несчастный.
- Вот уж нет, - его друг и не думал проявлять сочувствия, - не нравится Тайлер*, сейчас Мику** включат или Уитни Хьюстон, вот тогда я на тебя посмотрю…
- Голова болит…
- Да? А кто в этом виноват? Пора просыпаться, зануда! – увидев его измождённое лицо, Сора вздохнул. – Ну ладно, прости. Дать тебе аспирина? Или может, предпочитаешь чем-нибудь посерьёзней взбодриться? У меня есть…
- Пожалуйста, только не с утра… Не мучай меня!
Дав ему стакан воды и таблетку, Сора продолжил, пританцовывая, крутиться на кухне.
- Есть хочешь?
- Нет, - он безразлично крутил в руках карманный календарик, который валялся до того посреди небольшого журнального столика. На картинке был изображён какой-то пейзаж с горами и цветущей сакурой.
- Это так, халтурка, - отозвался фотограф, хрустя крекером, - если хочешь, забирай. У меня скоро встреча…
Тот сразу же оживился и поднял глаза.
- …с галерейщиком.
- Чего в такую рань?
- Это кое-кто недавно проснулся, а у нормальных людей уже обед, - деловито заметил он. – Фотографии Мисаки из античной серии получились великолепно. Стареющие козлы выложат за них кучу денег. Ну и ладно. Наплевать! Путь тешат себя иллюзиями, разыгрывая друг перед другом знатоков и коллекционеров современного искусства. Для меня это не просто заработок. Надоели уродки с розочками или безвкусная реклама.
Сора чиркнул зажигалкой. Запах ароматизированного табака вперемешку со свежезаваренным кофе наполнил обе смежные комнаты (кухню и гостиную). Скептически окинув взглядом молодого фотографа в тёртых джинсах и футболке с портретом Мэрилин Монро в исполнении Энди Уорхола, Акихико слегка усмехнулся.
- Да ты и сам эстет-выпендрёжник! Тоже мне, покуривает сигареты с лепестками вишни, или как это там называется?
- Каждый развлекается, как может. Я же не спрашиваю, в чьей постели ты провёл предыдущую ночь, - хмыкнул тот, - моим девочкам нравится. Да и некоторым мальчикам тоже…
- У тебя же так много мальчиков! Не отнимай у меня Мисаки…
Мисаки? – не понял тот, стряхивая пепел в раковину, - он же мальчик-модель на вольных хлебах. Недавно попросил меня научить его искусству фотографии. И это правильно, пусть овладеет профессией. Нельзя же позировать до старости. Так хоть сможет устроиться делать фото на документы.
- А ты?
- Согласился.
- Откажись! – потребовал он, - соври, что передумал!
- Зачем? Мы уже договорились. Как я это ему объясню?
- Скажешь, что я попросил.
Сора усмехнулся, решив не выяснять подробности. У каждого свои тараканы в голове.
Художник заметно поник и уставился куда-то в окно. Холодные крыши домов. Небо затянуто облаками, так что невозможно понять, сейчас до ли после полудня. Всё равно. Точное время узнавать не хотелось.
Щелчок затвора фотоаппарата вывел его из забытья.
- Не надо! – Акихико закрылся рукой.
- Замри! – Сора зашёл с другой стороны и быстро сделал ещё несколько кадров.
- Ты же знаешь, я не люблю фотографироваться!
- Ну и зря.
Кресло стояло возле полуразвёрнутого белого фонового полотна. В естественном свете фигура мужчины смотрелась очень непринуждённо. Задумчивое лицо, вальяжная поза.
- Прекрати! – он закрыл объектив ладонью, - и где же твой кофе?
Фотограф недовольно отложил камеру и поставил на столик поверх какого-то старого журнала две кружки с чёрно-белым орнаментом. Его друг тут же отхлебнул горячего кофе и поставил назад. Увидев на нижней полочке зажигалку, он привычным движением потянулся в карман. Но, едва закурив, тут же услышал возмущенные возгласы.
- Я же просил никогда не курить в моём доме эту гадость! Сам скоро станешь, как тот верблюд!
- Что не так?
Сора отобрал у озадаченного курильщика никотиновую палочку и с презрением сломал, рассыпав по столу сухие кусочки импортного табака.
Затем вытащил новую пачку из своих запасов, прикурил и, по-хозяйски расположившись на подлокотнике кресла, предложил сигарету другу.
- Спасибо. Ты очень заботлив, - тот сразу же сунул её в рот и с наслаждением затянулся, - это было очень сексуально!
Он положил левую руку на бедро Соры.
- Пошёл к чёрту! – вспыхнул тот, не двинувшись с места.
- О! Только вместе с вами, сэр!
- Куда же ты без меня!
Какое-то время они просто сидели молча. Акихико курил медленно, намеренно не торопясь выпускать дым из лёгких.
- Пей кофе, а то остынет, - кивнул хозяин в сторону столика, - примерно через час я ухожу. Могу оставить тебя здесь, если пообещаешь не хулиганить.
- Конечно же, я спалю тебе всю квартиру! – возмутился тот, - Сегодня ты просто невыносим! Всё время норовишь уколоть меня!
- Ну, такая уж у меня язвительная натура. Ничего не могу поделать.
- Хорошо, - еле заметная хитрая улыбка проскользнула на его лице, - я прощу тебя. Когда ты меня поцелуешь!
В глазах Акихико снова блеснул огонёк. Как хорош был старый добрый ворчливый Сора, его друг и соратник по маргинальному образу жизни. Они познакомились несколько лет назад на биеннале современного искусства, когда Акихико понадобилось сделать фотографии своих картин. Вокруг был арт во всех его проявлениях. От какающих скульптур до подвижных инсталляций с элементами психоделического видеоряда. Эклектика, поп-арт, художественные провокации - Сора был выше всего этого. Он просто развлекался, ухитряясь быть маргиналом даже на фоне богемы. Подобного человека трудно не заметить, особенно, если ты сам такой же. Неудивительно, что они быстро нашли общий язык. Художник–экспериментатор и странноватый фотограф, забившие большой длинный гвоздь на весь свет и без комплексов живущие в своё удовольствие. Бессонные ночи, выставки, эпатаж, море выпивки, музыки и творческих идей, а также свободной любви для раскрепощённого сознания.
- И этот человек просит не отбирать у него Мисаки! – Сора хихикнул и тут же получил шлепок по заднице, - да ты на себя посмотри! Мы же грёбаные извращенцы!
- Загнивающие серости вокруг нас – извращенцы! – возмутился тот, - а мы свободные люди новой эпохи!
- Ты знаешь, что я имею ввиду. Полный декаданс!
- Не отбирай у меня Мисаки, - ещё раз повторил он, - я очень люблю его,… но тебя я люблю по-другому…
Акихико сделал большой глоток кофе и невольно поморщился.
- Кофе бодрит, но от похмелья толком не помогает. А вообще, не выношу объяснений, - заметил Сора, - похоже на признания пьяных дружков: «Ты меня уважаешь? Чувак, я люблю тебя! И я тоже тебя люблю, кореш!» Может, коньяку тебе капнуть?
- Ну, плесни.
Через несколько минут на столике появилась квадратная стеклянная бутылка.
Фотограф аккуратно болтал свою кружку из стороны в сторону, с интересом разглядывая на тёмно-коричневой плёнке поверхности собственное отражение
- Если любишь, тогда откажись, - между делом заметил он.
- Не могу. Ни от одного из вас…
- Ну, я уже конченый человек, - начал тот, перекидывая ногу на ногу, - по мне, наверное, психиатрическая лечебница плачет. Или клуб непризнанных гениев. А Мисаки ещё ненаписанная книга.
- Мисаки особенный. Несмотря на втянутость в галерейные тусовки и позирование обнажённым, ему удаётся сохранять удивительную чистоту и невинность. Он такой простой и добрый… Любой может обмануть или обидеть его, но Мисаки готов простить каждого. В толк не могу взять, почему. Он так искренне жалеет других своей всеохватной почти христианской любовью…
- С каких это пор ты стал христианином? Нарисовать молодого прекрасного ангела для этого не достаточно!
Ввязываться в перепалку настроения не было. Акихико задумчиво разглядывал вещи, пылившиеся на железном стеллаже. Коробки, фотоальбомы, книги и кипы журналов - всё это его совсем не интересовало. Взгляд уходил куда-то насквозь, вдаль, словно где-то там, за стеной прятались его мысли.
- …удивительно открыт и доверчив, - размышляя вслух, тихо говорил он, - причинить такому человеку вред – величайшее зло… Мисаки как будто не видит или не желает признавать подлости. Он поднимается над разложением и грязью подлунного мира….
- Поэзия! – фыркнул Сора, - Мисаки человек из другой, параллельной жизни. Позитивный обыватель с идеалистическими наклонностями. Только благодаря своей необычной натуре ему удалось чуть-чуть высунуться из болота.
- Обыватель? А кто мы такие, если не ещё большие обыватели?
- Мы? Маргиналы и контрреволюционеры. Совратители человеческих душ и пожиратели собственных. Что роднит нас с обывательщиной, так это тяга не вылезать из своего маленького мирка, ошибочно принимая его за большую вселенную, - он параллельно пил кофе, курил и быстро набирал на мобильнике неведомую СМС-ку, - сумасшедшие эскаписты. Мы просто живём ради самих себя, не так ли?
- Теперь я живу для него. Иногда мне даже кажется, что я его недостоин…
- Как много громких слов! – воскликнул тот, - ох, если бы за ними еще что-то стояло… кроме пустого звука…
- Ты хочешь меня оскорбить?
Тот, не сочтя нужным оторваться от своего крайне важного занятия, без доли эмоций продолжал разговор:
- Жил бы тогда совсем по-другому. Не спорю, он изменил тебя, да и ты стараешься. Но что ты можешь дать ему, Акихико?
- Всё, что захочет. Я могу сделать его счастливым.
- Во-первых, не всё. Мужчины, как минимум, детей пока не рожают. Во-вторых, насчёт счастья. А смысл? Какой ты можешь дать ему смысл, я спрашиваю? – художник удивлённо замер, уронив пепел от сигареты себе на рукав, а его друг тем временем продолжал, - что? Люби себя, чихай на всех и в жизни ждёт тебя успех? Ну, ладно, может, не только себя люби, не совсем.
- О чем ты говоришь? Не понимаю!
- Вы с Мисаки – антагонисты. К тому же, он слишком молод. Ты просто испортишь мальчика. Хотя, ради чего ещё ему жить, чем заниматься?
- Вовсе нет! Мисаки – целостная личность, самостоятельная.
Акихико достал из предложенной пачки ещё сигарету и нервно закурил.
- Самостоятельная, да? – Сора чем-то напоминал джокера из колоды карт, такая же самоуверенная усмешка. - А что за почва у него под ногами? Цели? Амбиции? Стремление облагородить или поиметь этот мир, к чертям бы он сдался!
- Не все рождены бороздить просторы вселенной. Можно оставаться и домохозяйкой…
- До-мо-хо-зяйкой, - передразнил его тот, - Ага, как же! Только не ты! Или считаешь, что он примет с радостью подобное предложение? Служение, прежде всего кому-то, нежели чему-то в крови у японцев. Но император давно только формальная фигура. Политики и работодатели – буржуйские сволочи. Что остаётся бедолагам? Любовь? Семья? Да что это сегодня такое? Иллюзия самоотдачи, постоянный контент бессмысленного течения жизни. Мы с лёгкостью обесцениваем прошлое, пропагандируя при этом культ предков. Что это, если не ханжество? В лучшем случае. А так – пустой формализм для успокоения души, своего аморального оправдания. Болото, говорю я тебе! Как бы прекрасен он ни был, болото – вот что у него под ногами. Трясина! - он наклонился к другу и опёрся локтем тому на колено. – Скажи мне, какая у Мисаки самая заветная мечта? Только честно. Мир во всём мире? Смешно, если бы не было так грустно.
- Мальчик ищет себя. Он будет заниматься любимым делом, как мы. А его будущее я обеспечу.
- Ищет? Конечно, все мы чего-нибудь ищем. Когда-то найдёт, может быть. Только вот незадача, работа – это совсем не обязательно любимое дело. Мир жесток. Иногда приходится соглашаться на невыгодные компромиссы. Мисаки просто не сможет всё время жить за твой счёт. Он не из таких, понимаешь?
Акихико был мрачен и даже немного зол.
- Я знаю всё, что ты хочешь сказать. Что, захотелось поумничать?
- Ну, я пока не самый умный на свете, - лукаво заметил тот, - просто вдумчивый реалист. А ещё поумничать люблю… иногда.
Он залпом допил кофе, тоже закурил и, взяв тяжёлую стеклянную пепельницу, привычным движением быстро смахнул мелкий мусор со стола, а также кусочки пепла с рубашки и брюк Акихико.
Язвительный скептик. Высокопарные слова и фальшивые идеалы вызывали у Соры зевоту. Очарование исчезает, если, смотря на мир, подозревать его порочную сущность. Внешне красивые образы смердели гнилью и неполноценностью издалека. Здоровый цинизм помогал сдерживать раздражение, но иногда Сора думал, что весь мир постепенно сходит с ума. А иметь дело с сумасшедшими, зацикленными на бредовых фантазиях невыносимо сложно. Приходится говорить на их языке, невольно вступая в игру. А что остаётся? В порыве остервенелого глумления выдвигать невероятные концепции как иллюзорный противовес, и разглагольствовать о вещах, основное назначение которых состоит лишь в том, чтобы заполнить пространство от тебя до кого-то другого. Сочувствовать, жалеть и ненавидеть, смеясь над судьбой от отчаяния. И вот, ты уже до конца не можешь понять, кто из вас ненормален. Ты адекватен своему окружению и, выражаясь сухим наукообразным языком, являешься закономерным порождением среды своего обитания. Нормален… Чёрт возьми, что есть норма, и от какой изначальной точки её считать?
- У тебя, скорее всего, никогда не будет семьи в традиционном понимании этого слова, - продолжал Сора, - Только непостоянные отношения.
- Нет ничего более постоянного, чем временное. Тебе ли не знать!
- Да, но оно может разрушиться в любой момент.
- Какой же ты противный! Ты давно не трахался или подсел на какую-то новую дурь?
- В последнее время я слишком много трахаюсь. А на счёт дури и не говори! Её без растений и химикатов повсюду полным полно. Мисаки ещё молод, позволь ему выбирать.
- Мисаки свой выбор уже сделал.
- Ага. Это всё чувства, а не трезвые обдуманные решения. Что будет дальше? Как вы будете жить потом? Даже самые милые мальчики, знаешь ли, однажды взрослеют. Мисаки не женщина, а у мужчин другие задачи и цели, нежели составлять стареющим нигилистам компанию день за днём. Мужчина же, принимающий на себя роль женщины, берёт всё худшее из обоих полов. Просто потому, что не дано ему понять, что такое каждый из них сам по себе. И не говори мне, что люди от природы андрогинны, здесь всё гораздо сложнее, – вздохнул он. - Ты можешь переделать мальчишку под себя и всё равно потерять.
- Глупости! Я не верю в это, но пускай! Будь что будет. Не отбирай его у меня!
- Да… - тот покачал головой, с манерой важного специалиста деловито прищёлкивая языком, - Акихико, ты большой и жестокий ребёнок.
- Пожалуйста, держись от него подальше!
- Ну, не знаю, не знаю. Если не я, то это сделает кто-то другой. Тусовка большая, а стороны, раскрытые в нём тобой любимым, всё-таки искушают. Рядом с ним вполне может появиться кто-то другой, поклонник или покровитель… Может быть, это даже будет наивная девочка… Тогда пиши пропало, природа своё возьмёт. Или жизнь, когда Мисаки столкнётся с серьёзными проблемами и задумается. Это вряд ли конечно, но исключать нельзя. Кому охота быть изгоем с непонятным завтра, когда свет в конце тоннеля – это всё та же задница, вид изнутри.
Акихико поморщился от столь грубых ассоциаций. Глупые девочки, богатые покровители, задний проход… Сора – очаровательный циник, настоящий дьяволёнок, ещё не изуродованный вконец своим неумеренным образом жизни. Выразительные скулы, чёрные до безобразия глаза. И как такой соблазнительный рот может произносить подобную мерзость!
- Я не отдам его.
- И как же? Сделаешь лоботомию? Будешь кормить наркотиками или просто посадишь под замок? Мисаки никогда не простит тебя!
Акихико поник, а тот безжалостно продолжал:
- У мальчишки под ногами трясина. Он держится за это болото, просто потому что больше вокруг ничего нет! Ничего стабильного или определённого! Пока ещё держится. Но надолго ли? Разложение повсюду. К лёгким удовольствиям быстро привыкаешь. Мальчик симпатичный. Войдёт во вкус, пойдёт по рукам… Пока молод, он будет менять покровителей, как перчатки. Зачем ты ему тогда будешь нужен со своей тяготящей любовью? Подумай. Наивности свойственно порхать! Не очаровывайся понапрасну широко распахнутыми глазёнками, смотрящими на тебя снизу вверх. Не может это вечно продолжаться.
Веки Акихико покраснели то ли от гнева, то ли от подступающих слёз. Он больно впился ногтями в собственную ладонь, подавляя прилив эмоций. Любовь, которую, сам того не подозревая, пробудил этот на первый взгляд самый обычный натурщик, была доселе незнакомой и всерьёз начинала тревожить художника. Она то вдохновляла, то доводила до паники, рискуя перейти в неуправляемую зависимость. Разумеется, пророчества о дальнейшей судьбе мальчика казались неправдоподобными. Так просто не может случиться. Но Сора искренне хотел уберечь от страданий, а не ревновал его. Отношения этих двоих были очень запутанны. Ни любовники, ни друзья, ни коллеги, а нечто среднее между всеми вариантами одновременно. Витиеватые параллели их жизней, пересекаясь в одной плоскости, расходились в другой и так далее до дурной бесконечности всевозможных отталкиваний и притяжений. Холодная объективность несомненно любила их своей жестокой любовью, одаривая новыми идеями и популярностью.
Юноша по имени Мисаки, сохранивший в глазах своих наивную бескорыстную доброту, привлекал их обоих. Возможно потому, что, отвечая лишь за себя, вступать в странный контакт взаимоиспользования с чванливыми богачами или самовлюблёнными «людьми от искусства», совсем не то, что иметь дело с невинным созданием. Если так вообще можно выразиться о симпатичном натурщике, уже переступившем грань запрета гомосексуальных отношений. Видимо, где-то глубоко в душе почти позабытая искорка, условно определяемая как совесть или, в другом понимании, комплексы, не давала покоя. Но самое страшное во всём этом было то, что Акихико начинал думать, что Сора действительно прав…
- Ты так жестоко критикуешь Мисаки. Это же просто ребёнок! – он снова поджёг бумажный кончик сигареты. В пепельнице к тому времени накопилась приличная горка окурков, вдавленных с силой в стекло. Они напоминали уставших людей, согбенных под гнётом жизни, маленьких, сморщенных и несчастных. К таким художник обычно испытывал жалость или отвращение, такое же, как иногда к самому себе. - А что под ногами у тебя? Зачем ты живёшь? Скажи, раз такой умный!
- У меня под ногами небо. Земля где-то там, далеко за облаками, - Сора печально усмехнулся, - Мое небо – это сплошной треш, и сверху мне видно, что земля - то же самое, если не хуже… Если я остановлюсь или пойму, что не умею летать, я умру.
Даже упоминая такие серьёзные вещи, он умудрялся отпускать ядовито-самокритичные шуточки. Акихико погладил его по щеке тыльной стороной ладони, и в душе появилась печальная нежность.
- Тогда я тоже умру… Поэтому мне нужен он. Поэтому мне нужен ты. Потому что без него я никто, и потому что ты – это я.
- Опять пафос гонишь! – опять рассмеялся Сора, - Как же ты меня утомил! Подлить ещё кофе?
Тот встал, собираясь размяться, но Акихико схватил его за руку и притянул к себе.
- Пожалуйста, не сердись! – тихо сказал он, прижавшись щекой к его животу.
Из динамиков звучал Моби «Lift me up», навевая тоскливое настроение. Как не вовремя! Надо было морально подготовиться к встрече с галерейщиком, а тут ещё этот откровенный разговор! И кто тянул его за язык? Порой жизнь складывается так, что в ней почти не остаётся места для сентиментальности, и люди предпочитают скрывать свои настоящие чувства за ежедневной маской, которая с годами прирастает к лицу.
- Блин! Что мне с тобой делать! – печально улыбнувшись, он ласково, почти по-матерински, погладил друга по голове, - Смирись с тем, что ты есть, выше себя не прыгнешь!
- Но лишь, опустившись на самое дно, можно оттолкнуться и выплыть.
- Да, только каждый раз, когда ты считаешь, что вот он, предел, оказывается, есть ещё куда падать…
Акихико вздохнул и прижался ещё крепче. Сора взял в ладони его лицо и поцеловал в губы. Глаза в глаза, две бездны напротив. В этот миг они как никогда понимали друг друга.
***
Комната с неярким красным освещением. Баночки с реактивами на столе возле включённого фотоувеличителя. Развешанные фотоплёнки лианами свисали откуда-то сверху. Молодой человек, которому всё интересно, положил листок специальной плотной бумаги на стекло. Сора не раз фотографировал его, но сегодня Мисаки на миг вдруг показался ему незнакомым. А что, если он ошибается, и этот мальчик совсем не такой. Что, если Акихико прав? Из противоположного угла комнаты он продолжал наблюдать за субтильной ещё подростковой фигурой. Когда чувствуешь себя всемогущим потусторонним монстром, всё видится по-другому. Ничего определённого он не планировал, но прекрасно отдавал себе отчёт, что испытывает по отношению к этому человеку. А ведь это был именно человек, не зверь, не игрушка. От чего ещё больше ответственность, а искушение сильнее. Он вожделел его и немного боялся своего вожделения. Не за себя, понятие «грех», Сора давно вычеркнул из своего лексикона. За него, за судьбу этого странного существа, которого так влечёт к неминуемым переменам. Гибель вчерашнего дня во имя мнимого завтра. «Разрушение… - Сора задумался, - что может быть естественнее человека, отдающегося своим внутренним желаниям, своей природе? – нет, он не хотел вдаваться сейчас в абстрактное философствование. Только конкретика. – Падающего подтолкни*** … или поймай его… Понимает ли он вообще что-нибудь или плывёт по течению? – сухими губами он глубоко затягивал дым сигареты, так что в тишине слышен был шорох загорающегося табака, - хотел бы я знать. Как же заманчиво обладать частичкой райской слепоты и непосредственности…»
Листок бумаги переместился в ёмкость с прозрачной жидкостью, которую они в самом начале урока приготовили вместе.
- А теперь подвигай немного, чтобы равномернее проявилось.
Мисаки послушно выполняет все указания. Его лицо сейчас так сосредоточено, спина напряжена. Он похож на молодое деревце, уверенно пробивающееся сквозь асфальт. Серо-розовые тени на щеках, увеличенные в полумраке зрачки с удивлением наблюдают, как под воздействием химикатов появляется изображение. Сначала мутное, светлое, но с каждой секундой всё чётче.
Рука учителя сама потянулась за камерой. Но хватит ли выдержки, а со вспышкой нельзя – всё испортишь. Почему именно этот мальчик? Что в нём такого особенного, выделяющего его из тысяч других распущенных, самоуверенных, избалованных вниманием и собственной привлекательностью?
Чистота стекла, ещё ни разу не тронутого пальцами, или бокала, ещё не наполненного вином, не испачканного помадой с губ шаловливой красотки. Обнажённое тело сродни обнажённой душе только отчасти. Это всего лишь плоть, горячая и жаждущая полноводной бурлящей жизни. Каких над ней экспериментов не производи, всё это будет не то без разъедающей изнутри ржавчины. Яд и противоядие суть одно – это ты сам.
- Правильно? – с надеждой спросил он.
Сора затушил сигарету.
- А теперь пора вынимать. Иначе передержишь.
Он подошёл сзади, взял правую руку Мисаки, в которой тот зажимал пинцет, и аккуратно подцепив бумагу за краешек, вытащил из ванночки получившуюся картинку.
- Сенсей, как здорово! Ты настоящий мастер! Спасибо, что согласился научить меня тайнам своего мастерства!
На фотографии весёлый котёнок играл с клубком ниток. Да и сам Мисаки был сейчас похож на него, с каждым движением запутываясь ещё больше.
Положив готовую карточку сушиться, он по-детски откинул голову, уткнувшись в грудь Соры.
- У меня для тебя еще много секретов… - шепнул тот.
Мальчик вздрогнул и сделал шаг назад, невольно прижавшись к учителю всем телом. Сора зарылся носом в его пушистые волосы, пахнущие ванилью и сладкой сгущёнкой.
- Всё удивительное просто, - усмехнулся он. Рука мягко легла на бедро, затем опустилась ниже.
Сохраняя внешнее спокойствие, он пытался найти в юноше затаившееся напряжение, какое бывает у испугавшегося животного перед прыжком. Но котёнок стоял неподвижно, доверчивый и расслабленный. Казалось, что он вот-вот начнёт к нему ласкаться…
***
- Аикава-сан! Это было великолепно! – Ясуко часто-часто захлопала в ладоши. Длинные рукава кимоно при этом вздымались как крылья, делая её похожей на голубого атласного воробья, – что же было дальше?
Эри Аикава удовлетворённо окинула слушателей взглядом.
- Продолжение истории вы сможете узнать, когда напечатают книгу. Мы обязательно пришлём вам бесплатный экземпляр.
Мисаки же понял, что ему совсем не хочется знать, как дальше будут развиваться события в новом романе Усами-сенсея.
- Замечательный получился мальчик! – причмокнул языком господин Т. и расплылся в улыбке.
- О, да, - согласилась Аикава.
А мальчик так и не решил, краснеть ему или бледнеть. Или, может быть, выйти в оранжерею, и, отыскав там какую-нибудь ядовитую ягоду, на радостях отравиться. Как хорошо, что о реальных прототипах героев знают лишь двое в этой комнате.
Раздвижные панели одной из стен кабинета были открыты. Неожиданный порыв ветра принёс из сада запахи цветущих растений. Под этим предлогом Мисаки наконец-то решился отвернуться от собеседников, изобразив, будто увидел среди листвы что-то интересное.
_____________________
*имеется ввиду Стивен Тайлер, солист группы «Аэросмит»
**Хацунэ Мику (яп. 初音ミク Hatsune Miku) — первая голосовая героиня из серии Vocaloid2 Character Vocal Series, выпущенная 31 августа 2007 года. Название-имя выбрано путём сочетания слов хацу (яп. 初, первый),нэ (яп. 音, звук) и мику (яп. 未来, будущее). Основой для «голоса» Хацунэ Мику стал голос японской сэйю Саки Фудзита (англ. Saki Fujita)). В отличие от других речевых синтезаторов, программа настроена, прежде всего, на создание J-pop песен обычно играющих в аниме, но возможно создание также и песен других жанров. Мику - героиня манги, аниме и видеоигр, а также выступает на концертах в виде голограммы.
***«Падающего подтолкни» - Ф.В. Ницше
-
-
05.07.2011 в 11:17-
-
05.07.2011 в 16:01-
-
05.07.2011 в 20:00Решила специально не указывать краткое содержание, чтобы не портить эффект.
А как вам новая книга Усами-сенсея?
-
-
05.07.2011 в 21:10