Объявление.

[Secret Santa]

Дорогие участники челенджа, олени нынешней зимой особенно свирепы, предпочитают вгрызаться в оптоволокно, а не развозить заслуженные подарки. Приносим извинения, срок выкладывания последней части фиков переносится на 31 января.

До скорой встречи!

Ваш Санта.

---

Loveless | Прикосновения

[Secret Santa]

Для: hevilla

От: Secret Santa



Прикосновения



Пэйринги: Соби/Рицка, Нисей/Сеймей, также упоминается Соби/Сеймей

Рейтинг: NC-17

Жанр: затрудняюсь сказать точно. Пусть будет как в заявке: «без чрезмерного ангста»

Предупреждения: AU относительно манги.

Саммари: Тренировочные упражнения по предмету «Теория и практика Связи», made by Ritsu-sensei (что не упоминается, но подразумевается). На примере трех боевых пар.

Написано на Secret Santa Challenge для hevilla, которая хотела: Соби/Рицка, Нисей/Сеймей (именно в такой расстановке). НЕ перевод, рейтинг NС-17. Без смерти героев, без чрезмерного ангста, обязательно хэппи-энд.



1. Теория/Beloved



«- Активировать Систему! Объявляю Дуэль Слов».

Опять из комнаты Сеймея слышится какой-то странный перестук.

Рицка захлопывает тетрадь и резко вскакивает со стула, едва не смахнув хвостом карандашницу, которая почему-то всегда оказывается на самом краю стола. Каждый раз, когда Рицка садится делать уроки, Сеймей со смешком отодвигает карандашницу подальше, но она все равно таинственным образом перемещается прямо под локоть мальчику. Магия, не иначе.

«- Мы – Beloved. У нас одна Сила. Одно Имя. Мы – Возлюбленные».

Рицка прислушивается: кажется, Сеймей с кем-то разговаривает. Может быть, по телефону? Мальчик смотрит на часы: уже почти полночь. Сеймей думает, что его младший брат спит. Рицка осторожно выглядывает за дверь – ушки торчком, кончик хвоста чуть заметно подрагивает, выдавая волнение.

«- Мы – Возлюбленные. Нельзя победить тех, кто окружен щитом любви. Отдаю приказ: атаковать».

Рицка тихонько подходит к комнате брата и замирает: она чуть приоткрыта, голоса стали четче, и теперь совершенно очевидно, что у Сеймея гости.

Мальчик делает еще один шаг.

- Я сказал: прекрати. Почему ты не слушаешь моих приказов?

- Сенсей сказал...

- Не важно, что сказал сенсей. Сейчас мы не в школе. Да и разве нам нужны эти дурацкие упражнения?.. Глупости все это. Наша Связь и так крепче, чем у старшеклассников. К черту, к черту упражнения.

- Сеймей...

- Соби. Убери руки.

«Сковать. Привязать. Лишить воли. Да, именно в этом смысл Beloved: любовь – оковы, связывающие двоих, и истинных Возлюбленных невозможно разлучить. Они навеки прикованы друг к другу серебряной цепью. Твоя Жертва отдаст приказ: атаковать, и ты активируешь Силу Имени – не раньше и не позже».

Волоски на шее мальчика встают дыбом, хвост обвивается вокруг коленей.

- Сеймей, прикосновения к энергопроводящим точкам необходимы для создания прочной Связи.

- Ты говоришь как Ритсу-сенсей. Я это ненавижу. Убери руки, Соби. Я приказываю: убери руки!

- Если мы укрепим Связь, я никогда не смогу ослушаться тебя, Сеймей...

- Мне просто противно, ясно?..

Рицке вдруг становится холодно. Он никогда не слышал, чтобы брат разговаривал с кем-то в таком тоне. Если он правильно понял слова брата... Ему противно, когда кто-то дотрагивается до него? Но почему?.. Брат всегда берет его за руку, когда они гуляют, треплет по волосам, иногда даже усаживает на колени – правда, сейчас Рицка считает, что уже слишком взрослый для таких игр.

Кто это? Кто такой... Соби?

«Соединить руки для Возлюбленных – жест привычный, неизбежный: ладонь в ладони, переплетенные, склеенные намертво пальцы. Однако чтобы добиться глубокой, истинно глубокой Связи, тебе придется одержать победу в личной дуэли: дуэли за прикосновение».

- Уходи! Убирайся! Не хочу тебя видеть! Это – приказ!

Рицка тенью проскальзывает обратно в свою комнату и прижимается спиной к двери. Однако звука удаляющихся шагов, которого мальчик ждет, не слышно. Досчитав до десяти, Рицка подходит к окну и отодвигает занавеску. Черный силуэт отделяется от стены и исчезает в кустах.



2. Практика/Loveless



- Уходи! Убирайся! Не хочу тебя видеть! Это – приказ!

Рицка смотрит, как черный силуэт отделяется от стены и исчезает в кустах. Руки, как и кончик хвоста, почему-то дрожат.

Чувствуется в происходящем что-то неуловимо знакомое, как будто уже случалось раньше – во сне, далеком и туманном.

Рицка автоматически включает компьютер и загружает игру, но через час отключается: мысли слишком далеко, его уже три раза убили. Он достает из-под кучи тетрадей помятый синий блокнот.

Мальчик не прикасался к нему до сих пор, хотя стащил из квартиры Соби еще две недели назад... Друг Соби, этот странный Кио, навел его на дурацкую мысль: залезть в Собин шкаф. Потом ему было стыдно, и он спрятал находку подальше. Но сейчас он чувствует, что должен заглянуть в него: как будто на желтоватых страницах найдутся все ответы на его вопросы.

На обложке неровным, еще детским почерком по-английски: «Агатсума Соби». Рицке даже не кажется странным, что Соби подписывает свои тетради иностранными буквами. Чужой язык – как символ чужого мира, в который он перенесся с появлением Соби: таинственные имена, присвоенные судьбой, битвы и заклинания, пугающее слово «Связь», которое он так часто слышит от противника, но никогда - от Соби.

Рицку бросает в дрожь, когда он переворачивает страницу.

В углу – ничего не значащая дата: третье апреля. Рицке невольно приходит в голову, что до апреля осталась неделя – они с Соби знакомы уже более полугода.

Под датой, посередине страницы - заголовок: Упражнение 1.

И нумерованный список: части тела.

1. Ладони - ладони.

2. Пальцы рук - запястья.

3. Запястья – запястья.

4. Пальцы рук – внутренняя сторона локтя.

5. Ладони – подмышки.

6. Пальцы рук – ключицы.

7. Ладони – ключицы.

8. Ладони - линия позвоночника.

9. Ладони - виски.

10. Ладони – шея.

11. Губы – ладони.

12. Губы – запястья.

13. Губы – ключицы.

14. Губы – шея.

15. Губы – губы.

В самом низу страницы – приписка: выполнять в любой последовательности два раза в сутки в течение трех недель.

Рицка щурится, пытаясь понять, все ли правильно прочитал, и тянется к столу за очками. Перечитывает список, хмурясь – нет, все так и есть. Губы – губы...

Он невольно вспоминает прикосновение губ Соби. Легкое и мягкое – как будто окунаешь губы в сбитые сливки. Прохладное и освежающее, как глоток молока. У Соби бледные губы. Не тонкие и не пухлые. На вид самые обычные губы.

И все же не обычные... Они передают какую-то силу каждым прикосновением.

Рицка опускается на кровать и утыкается лицом в подушку, сжимая блокнот в руке.

Пальцы рук – внутренняя сторона локтя.

«Эй, Рицка! Почему ты плачешь?»

Хватка у Соби крепкая – так сразу не вырвешься... И глаз острый, несмотря на очки. Сразу понял, в чем дело.

Пальцы рук – ключицы.

«Я пришел, чтобы связаться с тобой».

Костяшками пальцев Соби проводит по груди маленькой Жертвы, надевая ему на шею мобильный телефон.

Ладони – ладони.

«Ты не согласишься... сделать несколько воспоминаний?.. Тогда пойдем в парк, тут не далеко!»

Рицка сам хватает Бойца за руку, переплетая пальцы. Ладонь Соби мягкая и прохладная, пальцы изящные, длинные, как у пианиста.

В любой последовательности в течение трех недель.

Рицка понимает, что у него горят щеки. Он отрывает голову от подушки, кладет перед собой блокнот, дрожащими пальцами переворачивает страницу и читает дальше:

Перед дуэлью рекомендуется выполнить в указанной последовательности; если нет возможности выполнить все пункты, особенное внимание уделить номерам 11 и 15.

«Отдай мне свою Силу...»

Губы Соби на его ладони. Губы Соби на его губах.

Связь.

Рицка прикусывает губу – так, чтобы было больно.

Соби всего лишь следовал указаниям. Но чьим?.. Сеймея?.. Выполнял ли он это упражнение с братом, чтобы установить Связь?..

Рицка достает из-под подушки телефон и быстро набирает смс: «Приходи сейчас же!»

Он прячет блокнот под подушку, зная, что Соби может появиться в любой момент. И действительно: прошло не больше минуты, как он услышал шорох занавесок.

Пункты из «Упражнения 1» застыли перед глазами, как будто вырезанные на камне. Рицка мог бы сейчас без запинки повторить список наизусть.

- Ты звал меня, Рицка?

- Да. Я звал тебя.

У Соби в зубах наполовину скуренная сигарета. Волосы забраны в хвост, на черной водолазке – пятно голубоватой краски. Без очков. Он явно успел только снять фартук, но Рицка отгоняет возгласы совести: Соби ведь говорил, что появится всегда, когда будет нужен ему.

- Что-то случилось? – Соби спокойно оглядывает Жертву с головы до ног, проверяя, не появилось ли где новых пластырей.

- Отдай мне свою Силу, - говорит мальчик. Он знает, что щеки заливает румянец, и злится на это, и от злости краснеет еще сильнее.

Соби удивленно смотрит на него и, не оглядываясь, выбрасывает сигарету в форточку. Рицка ловит себя на мысли: ему почему-то даже не пришло в голову, что Соби мог промахнуться и поджечь шторы.

- Я твой, Рицка, - мягко говорит Соби, опускаясь перед мальчиком на одно колено. – Моя Сила уже принадлежит тебе.

- Нет. – Голос Рицки немного дрожит, Жертву охватывает чувство горького триумфа: он выяснил то, о чем Соби всегда молчал. Конечно, Соби скрывает слишком многое, но Рицка понимает: этой информации пока вполне достаточно. Более того, это – первый шаг к полной искренности Соби. Упражнение номер один. Прикосновения.

Мальчик снимает очки и кладет их на тумбочку, не переставая смотреть в глаза Соби.

- Да, - еще более мягко возражает Боец, снизу вверх глядя на Жертву. Он обнимает Рицку за бедра и прижимается губами к скрытому футболкой животу.

- Молчи, Соби, и делай так, как я говорю, - неожиданно спокойно произносит Рицка. Лживые губы успокаивают, греют. Губы – губы.

- Хорошо, Рицка, - соглашается Соби и улыбается уголками губ. Глаза теплые-теплые, как будто он ни о чем не подозревает. А вдруг и правда?.. Рицка колеблется, но потом отдает приказ:

- Встань и дай мне руки.

Соби повинуется и протягивает руки Рицке ладонями вниз.

- Не так. – Рицка резко хватает Бойца за руки и сводит вместе ладони, переплетает пальцы, сжимает как можно сильнее – возможно ли почувствовать их Связь через эти прикосновения?..

Соби издает неопределенный возглас - то ли действительно не ожидал, то ли ощутил резкий прилив Силы. Рицка, опьяненный успехом, продолжает сжимать пальцы Бойца: ему начинает казаться, что у него в руках не ладони, а нити – нити Связи.

1. Ладони – ладони..

Жертва постепенно привыкает к странному ощущению обладания и принимает решение двигаться дальше: отнимает пальцы и перекладывает их на запястья Бойца. Пальцы Рицки, оказывается, слишком маленькие, чтобы обхватить запястья Соби... а ведь мальчику всегда казалось, что у Соби очень тонкие запястья.

2. Ладони – запястья.

Стараясь не поддаваться неожиданному головокружению, Рицка коротко касается запястий Соби своими и чувствует, как в унисон пульсируют их вены.

3. Запястья – запястья.

- Рицка, - выдыхает Боец. Его глаза потемнели, голос стал хриплым. Мальчик вылавливает из водоворота совершенно новых ощущений еще одно, и удивляется, что это открытие не пугает его. Он продолжает отдавать приказы:

- Закатай рукава.

Соби подчиняется без слов, и Рицка видит, что волоски на коже Бойца стоят дыбом. Не отрывая рук, Рицка перемещает ладони вверх к локтям и останавлевает большие пальцы на венках. Пульс тут же перемещается сюда, будто кровь тоже подчинилась приказу Жертвы.

4. Пальцы рук – внутренняя сторона локтя.

Еще выше – к подмышкам. Рицке этот пункт упражнения кажется довольно сранным, но прикосновение вызывает такой резкий всплеск Силы, что думать о чем-то другом не представляется возможным. Соби коротко стонет, закусывает губу – ему это нравится? Интересно, что он чувствует?

- Что ты чувствуешь?..

5. Ладони – подмышки.

Рицка словно слышит себя со стороны: уверенный голос Жертвы, подчиняющей себе Бойца. Он понимает, что на этот раз действует по всем правилам - неизвестно кем установленным, но все же правилам. Соби устанавливал с ним Связь беспорядочно, не всегда подбирая подходящий момент, и теперь Рицка четко знает: укрепление Связи в большей степени зависит от Жертвы. Проносится нечеткая мысль: вот почему Соби так настаивал, чтобы Сеймей выполнил с ним упражнения!

Ответ Соби отметает в сторону неожиданно всплывшее воспоминание.

- Принадлежность.

Не дожидаясь приказа, Соби тянет футболку Рицки наверх, и мальчик быстро выбирается из нее. Пальцы Бойца скользят по тоненьким ключицам, а секундой позже заменяются ладонями – он не пропускает ни одного пункта. Действует по всем правилам. Подчиняется даже неозвученному приказу.

6. Пальцы рук – ключицы.

7. Ладони – ключицы.

Соби мягко кладет руки на плечи Рицки и разворачивает его к себе спиной. Мальчика пробивает дрожь: возбуждение, проснувшееся в нем вместе с первыми прикосновениями, становится четче, ярче. Хриплый вздох Бойца проносится по невидимой нити, сообщая о том, что ему известны чувства Жертвы. Теплые ладони ложатся на шею и перетекают вниз по позвоночнику.

Рицке приходит в голову ассоциация: язык жестов, но он не чувствует себя глухонемым – наоборот, он обретает новый слух, открывает внутренние глаза, может приказывать, не издавая ни звука. Он видит лицо Соби перед собой, хотя и стоит к нему спиной. Все так, как описывал Йоджи: «если закрыть глаза и вглядеться в темноту, ты увидишь своего Бойца».

8. Ладони – линия позвоночника.

Рицка разворачивается, когда ладони Соби покидают его спину. Он знает, что его Боец уже выбрался из водолазки.

Светлые волосы растрепаны, Рицке очень хочется пригладить их. Соби снова опускается на колени, читая приказ во взгляде Жертвы, и Рицка окунает пальцы в шелковые пряди, только сильнее путая их. Когда он отводит волосы с висков, на щеках Соби вспыхивает румянец. Рицка никогда не видел, чтобы Соби краснел, и у Жертвы перехватывает дыхание: господи, как же он красив! Сжав ладонями разгоряченные виски Бойца, Рицка ощущает почти невыносимый жар в паху.

Соби облизывает губы и странно улыбается, кладя руки на шею Рицки. Он смотрит на Жертву снизу вверх: зрачки расширены, как у наркомана. Связь опутывает их, как паутина, Рицка чувствует себя пауком, поймавшим бабочку. Неожиданно Рицка осознает, что Соби улыбается именно этой ассоциации.

9. Ладони – виски.

10. Ладони – шея.

Рицка медленно перемещает ладони с висков на порозовевшие щеки, и Соби дергает головой, прихватывает пальцы губами. Оторвавшись от шеи Жертвы, он мягко сжимает запястья Рицки и по очереди целует вспотевшие ладони. Вдруг мальчик замечает, что грудь Соби в крови: имя Beloved вновь предали, и на этот раз окончательно.

Великолепное чувство обладания охватывает Рицку, перекрывая страх, смущение, стыд. Он хочет, чтобы Соби принадлежал ему безраздельно, чтобы забыл о приказах Сеймея.

- Тебе больно...

Соби неопределенно кивает.

- Это прекрасно, - шепчет он, лишь на секунду отрываясь от мягкой ладони. Потом забирает в рот указательный палец и касается подушечки кончиком языка, вызывая у мальчика высокий стон.

- Тебе нравится боль.

Соби качает головой.

- Мне нравится, что ты подчиняешь меня. Это – другое.

11. Губы – ладони.

Рицка удивляется, как Соби может так спокойно разговаривать, перемежая слова с влажными прикосновениями губ к запястьям. Мальчик делает шаг вперед, освобождает руки и обвивает ими шею Бойца. Соби резким движением привлекает его к себе за талию и впивается губами в ключицы.

- Разве подчинение всегда сопровождается болью? – почти беззвучно спрашивает Рицка, едва контролируя дыхание.

- Подчинение всегда сопровождается удовольствием.

Неточный ответ звучит у Рицки в голове – Соби ни на секунду не отрывается от его кожи.

12. Губы – запястья.

13. Губы – ключицы.

Соби встает и легким, быстрым движением приподнимает Рицку. Мальчик бесстыдно обхватывает ногами талию Бойца: возбуждение не терпит, жар требует выхода, и Рицка едва не кричит, понимая, что Соби тоже возбужден до предела.

- На кровать, - командует Рицка. Соби удивительно бережно укладывает Жертву на кровать и опускается сверху, упираясь ладонями в матрац, чтобы мальчику не было тяжело.

Секунда – и губы Бойца уже играют с пульсирующей венкой на шее, Рицка стонет в разметавшиеся светлые волосы, захватывая прядки губами.

14. Губы – шея.

Соби вжимается в хрупкое тело Жертвы, бездумно двигает бедрами, вырисовывая на тонкой шее влажные узоры языком.

- Поцелуй меня, - просит Рицка безмолвно. Приказ летит, мчится по нитям Связи, как кровь по венам. Грань так близка, черта, разделяющая Бойца и Жертву, почти стерта.

Рицка чувствует, как кровь Соби разливается по его собственной груди, и почему-то это распаляет его еще сильнее: каждая клеточка Соби принадлежит ему, только ему. Вместе с границей стирается и старое имя.

Сейчас рот Соби уже не напоминает взбитые сливки. Сухой жар губ вперемешку с раскаленной влажностью языка – шампанское, всегда обжигающее рот, даже когда оно только из холодильника.

Рицка яростно отвечает на поцелуй – впервые.

15. Губы – губы.

Соби стонет в его губы.

- Соединись со мной, ты – мой, мы – единое целое, мы – пара.

Рицка глотает потрясенный крик.

«Связь установлена. Поздравляю, Loveless».

...Когда Рицка просыпается, он не открывает глаза: ищет Соби внутренним взором. Вот он, лежит рядом, мирно спит, положив одну руку под подушку. На Соби – джинсы с заниженным поясом, и Рицка проводит кончиком хвоста по полуобнаженному бедру. Боец вздрагивает и инстинктивно пытается поймать его, но хвост быстрее пальцев – одно движение, и он уже на животе.

- Проснись, - тихо приказывает Рицка, и Соби тут же открывает глаза.

- Иди сюда, - шепчет он, притягивая к себе Жертву.

- Связь установлена, - озвучивает Рицка вертящуюся в голове мысль. – Ты – мой.

Он смотрит на засохшую кровь на груди, но не чувствует отвращения. Он отвоевал себе Бойца. Победил в личной дуэли.

- Поздравляю, Рицка. Ты молодец.

- Ты больше не слушаешь приказов Сеймея.

- Нет.

- Вот и хорошо. – Рицка прижимается к Соби и принимается перебирать его волосы.

Соби нащупывает под подушкой свой старый блокнот и накрывает его ладонью.

«К парным занятиям можно приступать только тогда, когда способность Жертвы отдавать приказ достигает определенного уровня развития. Опасно начинать укрепление Связи раньше – Жертва рискует потерять часть своего потенциала. Это очень важно. Запомнил? Хорошо. Постоянно следи за развитием Силы Жертвы. Ты почувствуешь, когда подчинение станет неизбежным. Я думаю, что тебе понравится это ощущение... Итак, упражнение номер один. Перечислю основные энергопроводящие точки, отвечающие за укрепление Связи. Пункт первый...»



3. Практика/Beloved



- Как тебе удалось разорвать Связь с Агатсумой так, чтобы он ничего не почувствовал? – с любопытством спрашивает Нисей. Он трясет полупустую пачку “Winston”, пытаясь на слух определить, сколько там осталось сигарет. – Восемь? – задумчиво произносит он и открывает пачку. – Черт! Семь. Шесть, - добавляет он, закуривая.

Сеймей сидит к нему спиной за компьютером и пишет сообщение одному из членов Магической Гильдии. Вокруг компьютерного аналога Сеймея – серебристое защитное поле, а рядом стоят знакомые девушки и предлагают прогуляться на восьмой уровень за новыми артефактами.

Сеймей жмет «Enter» и бросает взгляд через плечо.

- Между нами никогда не было такой Связи, чтобы ее невозможно было разорвать.

- Правда? – Нисей вытягивает ноги и откидывается на подушку. – А со мной?

Сеймей набирает: «До встречи. Буду ночью», и закрывает окно с игрой.

- У нас Истинная Связь, не так ли? – усмехается он, поворачиваясь к Бойцу. – Ты получил мое имя. Чего еще ты хочешь?

Нисей медленно потягивается и бросает на Жертву томный взгляд.

Взгляд Сеймея становится холоднее, и Нисей в конце концов отводит глаза.

- Есть кое-что, что нам придется сделать, раз уж ты заговорил об этом, - произносит Сеймей нарочито спокойно, но Нисея этим уже не проведешь. Боец чувствует, когда его Жертва напряжена, а Сеймей нервничает довольно часто. Слишком часто, пожалуй. Впрочем, никто, кроме Нисея, об этом не знает.

- Что же? – Нисей кротко улыбается, затягиваясь.

- Вот это. – Сеймей вновь поворачивается к компьютеру, открывает текстовый файл и отдает команду на печать. Когда из недр принтера появляется листок, Сеймей протягивает его Бойцу. Нисей пытается взять бумагу так, чтобы коснуться пальцев Жертвы, но Сеймей очень осторожен: успевает вовремя отдернуть руку, и листок едва не падает на пол.

- Ты слишком нервничаешь, - тихо замечает Нисей.

Сеймей раздраженно щурится, но оставляет замечание без ответа.

- Читай, Нисей.

Это – приказ, и Нисей, вздрогнув, опускает глаза.

«Упражнения на укрепление Связи.

Упражнение 1. Данные энергопроводящие точки необходимо стимулировать в течение трех-четырех недель».

Нисей пробегает взглядом список и непонимающе смотрит на Жертву.

- А я всегда думал, что установка Связи по всем правилам – не для тебя.

Сеймей кривит губы и нехотя говорит:

- Я пришел к выводу, что в нашем случае это необходимо. Я отказался делать это с Соби, потому что знал, что наша с ним Связь – временная. С тобой, Нисей, укрепление неизбежно. А упражнения из курса теории и практики Связи – простейший способ.

По тону Beloved совершенно ясно, как он относится к упомянутому школьному курсу.

Боец фыркает, еще раз перечитывая список энергопроводящих точек. Он, как и его Жертва, слегка раздражен тем, что уникальной паре приходится следовать общим правилам, но воображение рисует соблазнительные картинки, и Нисей невольно улыбается.

- Это значит, что ты наконец позволишь мне прикоснуться к тебе? – на всякий случай уточняет он довольным тоном.

- Да.

Нисею кажется, что Сеймей слегка побледнел, но отступать не собирается. Сейчас Бойцу почти плевать на укрепление Связи – само сознание того, что он наконец получит Неприступного Сеймея, постепенно охватывает его и будоражит нервы, учащает дыхание.

- Когда? Сейчас?

Сеймей хмурится, когда слышит хрипотцу в голосе Бойца, и бледность щек тут же сменяется румянцем. Кончик хвоста резко ударяет по ножке стула.

- Сейчас.

Нисей замирает, ожидая приказа, который ограничил бы его действия, но Сеймей молчит. Боец впитывает каждую скомканную эмоцию Жертвы, стараясь наметить план действий. Кровь стучится в виски, в ушах звучат слова Сеймея: «Ты неправильно сформулировал. Не «ты - моя Жертва», а «я – твой Боец».

Сила вибрирует на кончиках пальцев, полная жажды близости: «Ты станешь моей Жертвой, Сеймей. По-настоящему моей». Нисей тушит сигарету, чувствуя, что Сеймей вот-вот отдаст приказ.

- Сними рубашку, - приказывает Сеймей, справившись с румянцем. Его холодный тон ничуть не умаляет пыл Бойца – напротив. Он медленно расстегивает рубашку и обнажает плечи. – Быстрее. – Сеймей позволяет раздражению прорваться сквозь завесу холода, и Нисей чувствует новый прилив жара.

- А ты не хочешь снять водолазку? – спрашивает он, отбрасывая рубашку в угол. Он борется с желанием подняться и подойти к Жертве. Вместо этого он разваливается на кровати, всем своим видом демонстрируя нетерпение.

- Позже.

Уши Сеймея прижимаются к голове, хвост обвивается вокруг икр. Он напряжен. Нисею хочется расслабить его, с улыбкой заверить, что все гораздо проще, чем кажется. В голове звучит аудиозапись лекции для Жертв, которую сделал для него Мимуро: «Боец, как вы знаете, способен действовать в одиночку. Парные заклинания качественно противопоставлены заклинаниям автономного режима, и их эффект зависит от объема Силы Жертвы, потраченного на каждое конкретное заклинание. Для того, чтобы Боец мог автоматически подпитывать свои Силы, Жертва должна четко определить характер Связи и те основные ее свойства, на которых будет делать упор. Настоятельно рекомендую вам решить этот вопрос при первом же сеансе укрепления Связи».

Нисею хочется повлиять на этот самый «характер Связи», изменить его прежде, чем Сеймей установит свои правила. Убедить Сеймея, что необходимость близости – именно то «свойство Связи, на котором нужно сделать упор». Beloved уникальны. Если Beloved всегда будут рядом друг с другом, никакой противник не сможет разлучить их. Если Жертва Beloved, подчиняясь выбранному свойству Связи, всегда будет спешить к своему Бойцу в случае опасности, вероятность проигрыша будет равняться нулю. Боец Beloved должен быть известен тем, что никогда не использует Автономного Режима.

Сеймей садится на кровать и безмолвно приказывает Бойцу протянуть ему руки. С нескрываемым отвращением на лице Жертва мимолетно касается ладонями ладоней и хочет двинуться дальше, но пальцы Нисея быстро сжимаются, удерживая руки Жертвы.

Предупреждая приказ, Нисей мягко произносит:

- Ты хочешь укрепить Связь или нет, Сеймей?

Сосредоточившись, Нисей активирует Силу Имени, не раскрывая Системы. Буквы на тыльной стороне ладони ярко вспыхивают. Сеймей инстинктивно вздрагивает и невольно сжимает руки в ответ.

- Вот так. – Нисей расслабленно улыбается Жертве и расслабляет пальцы. – Продолжим?

Сеймей ничего не говорит: он обескуражен яркими ощущениями, вызванными прикосновением. Он всегда считал, что слишком силен для обычных методов установки Связи: с Соби оказалось достаточно лишь вырезать имя и подкрепить его заклинаниями, а Нисею хватило одной загрузки Системы в парном режиме, чтобы имя проступило на коже.

Сеймей всегда воспринимал Связь как поводок, заканчивающийся толстым ошейником на шее его Бойца. Нужно было всего лишь потянуть за эту нить: одного движения руки было достаточно, чтобы Боец подчинился. Теперь он видит, что цепь Связи имеет другие очертания. Он прикован к Нисею так же, как Нисей – к нему.

- Нет, - резко произносит он. – Я передумал. Нам не нужны эти упражнения.

Нисей ждал этих слов. Он быстро перехватывает запястья Жертвы, вызывая новый всплеск Силы, и наслаждается тем, как их венки пульсируют в унисон.

- Нужны, - тихо произносит он. Он непривычно серьезен, и это нетипичное для Нисея настроение заставляет Сеймея растеряться еще больше. – Помоги же мне, Сеймей, хоть раз в жизни.

Боец сводит вместе их запястья, сам закатывает рукава водолазки и легонько касается вен.

- Помоги мне, Сеймей. Отдай мне свою Силу. Я не смогу использовать ее, если ты сам не откроешься. Ну же, Сеймей.

- Нет, я же сказал: нет!

Прикосновение к подмышкам похоже на электрический разряд. Сеймей едва не кричит от неожиданности.

- Сними водолазку, Сеймей, пожалуйста.

Нисей вдруг чувствует себя сильным, как будто Жертва - он, а не Сеймей. Он с трудом удерживается от смеха: все эти лекции – полная чушь. Какая разница, кто укрепляет Связь?..

Не дожидаясь ответа Сеймея, Нисей резко тянет Жертву за руку, заставляя повалиться на кровать рядом. На секунду прикладывает ладони к коючицам, а потом, пользуясь неожиданным приступом Силы, он хватает Сеймея за плечи и переворачивает на живот, зажимая руки Жертвы над головой.

- Прекрати немедленно! – подушка душит испуганный выкрик.

- Вот так. – Нисей тянет водолазку наверх – до шеи, и несколько секунд восхищенно смотрит на обнаженную спину. Сеймей не тощий, как он сам, позвонки не торчат. Каждый мускул напряжен. Боец проводит указательным пальцем по позвоночнику, прислушивается к шумному вздоху Сеймея и не выдерживает: наваливается на Жертву сверху, раздраженно отводит в сторону хвост – под неестественным углом, что заставляет Сеймея чуть ли не рычать, и прижимается так крепко, как может. Сеймей вздрагивает и возмущенно вскрикивает: напряженный член Нисея упирается ему прямо в ягодицы.

- Тише, - хрипло шепчет Боец и мягко отпускает руки Сеймея. Как Нисей и надеялся, Сеймей уже не замечает этого: Связь полностью захватила его, небывалое чувство единства мешает собраться с мыслями и стряхнуть с себя дерзкого Бойца. Вся спина Жертвы покрылась мурашками. – Тише, ну, Сеймей...

Господи, как же хочется слиться с ним... В голове пролетает забавная мысль: интересно, а на практических занятиях у Ритсу ученики до такого тоже доходят? Боец накрывает ладонями виски Жертвы и представляет себе: Сеймей лежит на парте, а Нисей, глядя через его плечо на доску с написанным заданием, входит в него резко и грубо, выполняя дополнительный пункт упражнения.

Со стоном двигая бедрами, Нисей с удивлением слышит ответный приглушенный стон и опускает руки, проводя ладонями по шее и ниже, к плечам. Отрываться не хочется, но приходится. Нисей выпрямляется и пытается отдышаться.

Сеймей лежит, тяжело дыша, уткнувшись в подушку.

- Сеймей, - наконец произносит Нисей. – Повернись же.

Не получив ответа, Нисей сам поворачивает Жертву на спину, не удивляясь тому, с какой легкостью это выходит: Сила бурлит в венах и в мускулах.

Сеймей выглядит растерянным. Щеки украшает румянец. Бросив взгляд на бедра Жертвы, Боец вмиг понимает, что так смутило Аояги: он тоже возбужден, возбужден безумно.

- Прекрати! – Голос Сеймея напоминает шипение. Уши прижаты к голове, хвост бьет по кровати.

- Не прекращу, - упрямо заявляет Боец и берет ладонь Сеймея в свою, прижимает губы к ладони. Жертва отвечает громким стоном. Нисей ловит себя на том, что перед глазами все плывет, голова кружится, как от алкоголя. Кусая запястье Жертвы, Нисей закрывает глаза. – Подними руки.

Сеймей вместо ответа резко поднимается, хватает Бойца за плечи и роняет на себя. От неожиданности Нисей вскрикивает, но крик тут же сменяется удивленным стоном: Сеймей прижимается губами к его глючице, бессвязно что-то шепчет, проводит по коже языком.

- Нисей... – выдыхает он, обжигая грудь дыханием.

Боец понимает, что действовать нужно быстро: Сеймей в любой момент может понять, что дал слабину. Раздвинув коленом ноги, обтянутые мягкими спортивными штанами, в каких Сеймей всегда ходит дома, Нисей вклинивается между коленей и резко трется твердым членом о член Сеймея.

- Оттрахать бы тебя, - выдыхает он и сжимает пальцами кошачье ухо Жертвы, тянет наверх, надавливает ладонью на затылок, заставляя впиться в шею размазанным поцелуем.

- Иди к черту, Нисей! - Сеймей впивается пальцами в плечи Бойца – резко, до боли.

Нисей уже не в состоянии соображать: он заходится в стонах, судорожно двигает бедрами, ищет губами губы Жертвы, но Сеймей упрямо отворачивается и прикусывает губу до крови, пытаясь сдержать стон. Нисея неожиданно отрезвляет ощущение горячей влажной ткани сквозь тонкие брюки: Сеймей кончил первым! Почему-то неожиданный, немыслимой силы оргазм сотрясает все его тело.

- Слезь с меня! – Сеймей пытается кричать, но выходит что-то, больше похожее на всхлип. – Не прикасайся ко мне больше! Это – приказ!

Уточнять не обязательно: Связь реагирует на приказ еще до того, как слова слетают с языка Жертвы.

Нисей скатывается с Сеймея и смотрит на него: зрачки расширены, дыхание сбито, спереди на штанах – мокрое пятно.

- Мне нужно поцеловать тебя, - пытается возразить он. – Мы не закончили...

- Иди к черту, Нисей! Убирайся! И не приходи, пока я не позову тебя!

Это – тоже приказ. Теперь Сеймей и сам чувствует, что уточнять не обязательно.

Нисей на ватных ногах поднимается с кровати, хватает рубашку, сует в карман мобильник и выходит из комнаты. Связь пульсирует в венах, не желает отпускать его от Жертвы, но приказ продолжает действовать.

Не успевает он отойти и на два квартала, как чувствует в кармане вибрацию телефона.

В тоне Сеймея слышатся странные интонации.

- Нисей. Возвращайся. Я... я думаю, нам все же стоит закончить.

Поднимаясь по лестнице, Нисей вновь вспоминает голос учителя, перекрытый помехами записи: «Истинная Связь – конечный пункт вашего поиска».

---

Lost | Остров

[Secret Santa]

Для: Elara

От: Secret Santa



Остров



Название: Остров

Фандом: Lost

Пэйринг: Эко/Чарли

Рейтинг: R

Жанр: horror

Дисклеймер: Права на Lost, герои и сюжет принадлежат каналу АВС. Я просто немного поиграла с ними.

Warning: СПОЙЛЕРЫ к 3-му сезону!!!

Саммари: Никто не находит покоя на острове. Даже мертвые.

Для Elara, которая хотела Lost: мистер Эко/Чарли.



Еще раз приношу свои извинения автору за то, что ее совершенно вовремя присланный фик был пожран злобной машиной @дневников.



Никто не находит покоя на острове, теперь Чарли знает это. Под глазами у него черные круги, он замечает это даже при беглом взгляде в зеркальце, чтобы определить, не пора ли еще приводить в порядок бороду. Но визуальное подтверждение хронического недосыпа вряд ли необходимо – он чувствует, как его голова словно превратилась в мешок с песком. И глаза разъедает тот же песок.



Порой Чарли обыскивает взглядом лица остальных: кто еще выглядит так, словно не может заснуть какую ночь. Саид? Кажется ли он усталым, и несчастным, и бледнее обычного? Или нет? А Хэрли – нет ли у него в глазах затравленного выражения, не лишился ли он аппетита? Кто еще потерял кого-то на этом острове... кого-то, кто может наносить нежданные визиты? Или Шэннон и Либби спокойно лежат там, куда их положили? Что заставляет тебя думать иначе, Чарли?



В тот первый раз, когда он открывает глаза – инстинктивно почувствовав, что на него кто-то смотрит – и видит высокую фигуру, выходящую из темноты – как сама темнота – у него на миг так перехватывает горло, что он не издать ни звука. Боже правый, он не может даже дышать. Это Эко, он жив, неужели Локк и остальные солгали ему, солгали всем?



Чарли садится, и силится улыбнуться онемевшими губами, пытается сказать:



- Эко? Привет! Ты жив? Что ты там стоишь, иди же скорей сюда!



Нужно разбудить всех, чтобы все порадовались, чтобы еще одна смерть не висела на них тяжкой ношей – а уж потом Чарли по-мужски поговорит с Локком, проучит его за его бесконечную ложь.



Но язык костенеет у него во рту, не хочет поворачиваться. И нет никакой радости - естественной радости от того, что видишь своего друга живым.



Мистер Эко тоже ничего не говорит. В ту первую ночь он просто стоит и смотрит на Чарли, а потом уходит. И к утру Чарли не решится утверждать, что это был не сон.



Но сны обычно не повторяются следующей ночью. А если повторяются, то можно ли считать их снами? Чарли смотрит, как Эко молча выходит из-за деревьев – и сознает, что он даже не удивлен. Словно он знал, что так будет. Но к тому холоду, что охватывает его при приближении темной фигуры, невозможно быть готовым. И когда Чарли, наконец, удается выговорить, прошептать несколько слов, это беззащитные слова:



- Что случилось? Мы сделали что-то не так?



Потому что мистер Эко – впрочем, в этот момент Чарли впервые начинает сомневаться, что это Эко – пришел не с миром.



Как ярко блестят в темноте черные глаза! Или это белизна белков кажется ослепительной? И вспышка белых зубов – короткий ответ:



- Не ты.



Тогда почему ты пришел ко мне? Но Чарли не успевает этого сказать.



На следующий день он сидит с Локком возле океана, смотрит, как волны лижут берег, и спрашивает:



- Как он умер?



- Я уже рассказывал. Зачем тебе это?



Голос Чарли прерывается, когда он произносит то, что так сильно пугает его:



- Вы... закопали его живьем?



Предположение, которое хоть что-нибудь бы объясняло... Локк одаривает его таким странным взглядом, что Чарли понимает: не будет объяснения, даже такого. Будет ночь – может быть, тогда он получит ответ.



Ночь за ночью, но он ничуть не ближе к истине. Чарли научится справляться с парализующим страхом. Ну, почти справляться - он научится дышать. И беззвучно молиться (много пользы это принесет!) Он сможет даже говорить.



- Чего ты хочешь? – В какой-то миг ему покажется, что он знает правильный ответ. – Хочешь, я дострою твою церковь!



И голос, который так ясно звучит в тишине ночи, но который почему-то никто не слышит, отвечает:



- Мне не нужна церковь.



Чарли все равно начинает возиться с недостроенной церковью: таскает бревна, пытается их обтесать. Но каждое прикосновение к дереву словно обжигает его ладони, и он знает, что все это зря, это не имеет отношения к ночным визитам Эко. Новому Эко все равно, достроит ли Чарли церковь, и Чарли не находит в себе ни веры, ни сил и упрямства, чтобы завершит ее вопреки всему.



Есть день, и есть Клэр и Аарон, и при ярком свете Чарли почти удается забыть о тех демонах, что живут на острове ночью. Но как знать, не сам ли Чарли породил этих демонов, потому что, видит Бог, он достаточно нагрешил, чтобы быть наказанным безумием... или видениями.



Однажды ночью Эко медленно опустится на колени перед ним и скажет:



- Мне нужен брат.



- У меня есть брат!



Но Эко – или то, что приняло облик Эко – не слушает. Его темные пальцы подрагивают, и Чарли знает, что рано или поздно эти руки коснутся его. Мысль об этом наполняет его ужасом.



Ну почему, почему это все должно происходить именно с ним? Те вещие сны о необходимости окрестить Аарона едва не погубили его отношения с Клэр! А теперь? Она решит, что он сумасшедший - или хуже, что он опять подсел на героин.



Кому он может объяснить, что происходит? Кто ему поверит? Локк?



В отчаянии Чарли все же делает попытку поговорить с ним.



- Тебе снится Эко? Что он тебе говорит? – И в глазах Локка легкая зависть – как всегда, когда ему кажется, что остров дал намек, открыл свою тайну кому-то еще – кому-то, а не ему.



Ты посчитаешь меня сумасшедшим, если я скажу, что он мне не снится. И я не могу сказать тебе, что он говорит.



- Он ничего не говорит.



В какой-то степени это правда. Важно то, что он делает.



Чарли знал, что так будет – и боялся этого, но когда темные пальцы Эко касаются его запястий, это все равно становится шоком. Они холодны – холоднее, чем ночной воздух в пустыне, холоднее воды на самом дне океана – и хотя они почти нежны в своем прикосновении, это прикосновение щупальцев, прикосновение забытой, покрытой плесенью вещи. В следующий миг они уже кажутся живыми и теплыми, но Чарли знает правду.



В ту ночь, когда Эко – или то, что приняло облик Эко – впервые касается его, Чарли снова просыпается с пальцами, обмотанными лейкопластырем. И ему даже не нужно смотреть, чтобы знать, что на них написано.



Моймоймой...



Он не может позволить себе рисковать. Он перебирается подальше от навеса Клэр – туда, где он жил, когда был изгоем, а потом еще дальше – и ему кажется, что это расставание вырывает у него куски плоти. У Клэр непонимающий вид.



- Мне снятся кошмары, - говорит Чарли, - я буду будить Репку.



Он не знает, поверила ли она, но пусть лучше так... пусть лучше так, чем она увидит... или поймет, что происходит ночью.



На пальцах написано – экоэкоэко



Но Чарли совсем не уверен, что это Эко.



Мистер Эко был тем странным, молчаливым человеком, вместе с которым они строили церковь, и тогда это значило для Чарли целый мир. Это был его шанс, его билет обратно в нормальную жизнь, его оправдание в глазах Клэр. Он так давно не имел возможности гордиться чем-то из того, что делал! А тут мог, и гордился, и говорил об этом: "Мы с Эко строим церковь". Эко дал ему эту возможность.



Он дал Чарли возможность почувствовать себя нужным. Занять свои дни. Испытывать приятную усталость от хорошо сделанной работы вечером. А ночами, когда они лежали рядом у костра, вдыхая запах свежеструганного дерева, Чарли чувствовал усталость и покой, каких давно не знал.



Им даже не нужно было говорить.



Зато теперь Эко говорит.



- Лиам? Кто такой Лиам? Неужели ты думаешь когда-нибудь снова его увидеть? Нет никакого Лиама. И никогда не было. – И добавляет, сверкнув белозубой улыбкой в темноте. - Есть только я.



И порой Чарли верит в это – что Лиама нет. И Клэр нет. И Аарона нет. И нет надежды – ведь он никогда не писал это слово на своих пальцах.



- Ты помнишь, как я убил человека, чтобы спасти тебе жизнь, Йеми?



Это ввергает Чарли в отчаяние. Он не согласен принимать на себя чужое имя и чужую судьбу. Но может быть, он давно уже на это согласился.



- Зачем ты делаешь это со мной? Как ты можешь? – спрашивает он.



- Ты все поймешь, брат. Все идет по плану.



Это план? Наверное, да – наверное, в этом есть какой-то план, когда Эко наклоняется к нему – и от него исходит холод и запах, полный смерти, ощутимый лишь на короткий миг, но безошибочный. Эко прикасается губами к щеке Чарли. Это мог бы быть братский поцелуй, но Чарли знает, что на этом ничего не заканчивается. Он хочет бежать, хочет кричать, но только бьется, как рыба, попавшая в сеть.



А что сделал бы Саид, думает он, если бы Шэннон вернулась к нему, склонилась, чтобы поцеловать его – возможно, он предпочел бы поверить, что никакого запаха и вовсе нет.



Но Саид и Шэннон любили друг друга, это совсем не одно и то же! Чем Чарли заслужил то, что происходит?



На самом деле, он ведь он тоже любил Эко. По-другому, не так, как любят мужчина и женщина. Но когда они строили эту церковь, и впервые за долгие годы, а может, и вообще в жизни Чарли знал, что делает что-то правильное, Эко был дорог ему. Эко был дорог ему, даже когда все бросил в своей одержимости кнопкой, даже когда смотрел на Чарли невидящим взглядом и просил принести его вещи, будто Чарли мальчик на побегушках.



Он никогда не умел выбрасывать людей из своей жизни. И сейчас он не может забыть, каким огромным и полным звезд было небо, когда они лежали рядом с недостроенной церковью, и костер потрескивал в тишине. И в их общем молчании и в том, что они рядом, было что-то невероятно важное. У каждого из них были свои демоны, у Эко не меньше, чем у Чарли, но их демоны могли сосуществовать.



Несправедливо, что теперь Эко сам стал демоном.



Темнота, имеющая форму Эко, накрывает его, распластывает, прижимает к земле, и Чарли знает, что произойдет дальше, но ничего не может сделать. Он содрогается от боли и дикого, позорного удовольствия, разливающегося по его телу. Теперь нет холода, есть только огонь, который пожирает его. В эти моменты, видя над собой улыбающееся белозубое лицо Эко, Чарли не думает ни о чем.



И только один раз он может прошептать:



- Разве это делает брат с братом?



И Эко отвечает ему:



- А разве они делают что-то еще?



Потом, утром, от удовольствия не остается даже эха, а стыд кажется тяжелой каменной плитой – такой стыд, которого Чарли не испытывал никогда, даже во время своих безумств в Drive Shaft. Но еще хуже стыда страх. Потому что Чарли понимает: не Эко был с ним – да это и не мог быть Эко. Сам остров овладевает им, распластывает его по песку, берет его.



- Уходи! Оставь меня в покое! Оставь *его* в покое!



- Он – это я. И ты ведь хочешь быть со мной, разве не так?



Это неправда. А если и было правдой, то не более, чем на мгновение – тогда, в одну из ночей на постройке церкви. Мысли о Клэр и одиночество были так невыносимы, что Чарли готов был плакать, разрыдаться, как ребенок, готов был потянуться к кому угодно в тот миг. И тогда Эко приложил горячую ладонь в мозолях от работы к его мокрой щеке. И этого было достаточно – ничего больше не было.



- Я тоже только хотел, чтобы мой брат помог мне. Видишь, куда это нас привело?



Чарли смотрит в черное небо, и ему кажется, что он понимает. Понимает, почему они все оказались на этом острове. Понимает, что такое этот остров. И что связывает их всех... и как мало хорошего их всех ждет.



Саид сказал ему, что последними словами Эко были: "Вы следующие". Или Локк сказал, что таковы были его последние слова, а Локк соврет недорого возьмет. Но Чарли не может не думать о связи, соединяющей тех, кто уже погиб: Бун – Шэннон, его сестра – Ана Лусия, убившая ее – Либби, проведшая бок о бок с ней 48 дней – мистер Эко, который видел Ану Лусию после ее гибели... что если теперь вектор смерти направлен на него, на Чарли? Он боится, но в то же время он слишком устал, чтобы испытывать подлинный страх.



И он не может никому об этом рассказать.



В отчаянии он берет один из ножей Локка.



- Уходи. Не приходи больше. Не смей.



Эко улыбается.



- Ты думаешь, что можешь приказывать мне?



И язык у Чарли немеет, а сам он становится беспомощным. Та сила, что противостоит ему, слишком велика. Вся сила острова на него одного. И каждую ночь она забирает часть силы Чарли тоже.



Проходит еще несколько ночей прежде, чем он находит в себе мужество сделать это. Он готов, он натренировал это движение до автоматизма: и он поднимает руку одним резким движением – и всаживает нож в широкую грудь Эко.



Он слышит крик – дикий крик, доносящийся со всех сторон, как будто земля под ним разламывается – и все вокруг него кричит. Ему кажется, что умирает, а обжигающая кровь хлещет по его рукам. Лицо Эко меняется, словно плоть опадает с него, и это так страшно, что Чарли зажмуривает глаза, лишь бы не видеть.



Прибегают другие – очень быстро, всего лишь спустя несколько мгновений - обступают его, а Чарли сидит на земле, мокрый от пота и трясущийся. Локк присаживается рядом с ним, трясет его за плечи, а зубы у Чарли продолжают стучать.



- Что случилось?



- Просто... просто кошмар.



И как это все время происходит на острове, этого объяснения оказывается достаточно. Все молча расходятся. Они всегда так делают – им всем все равно. У Чарли ощущение, что он опять сделал что-то неловкое.



Они никогда не поймут тебя, вспоминает он слова Эко. Ты ближе ко мне, чем к ним.



И только Клэр задерживается, садится рядом с ним на песок.



- Плохо, что ты спишь здесь один, - говорит она. – Возвращайся... к нам.



И от нежности у Чарли разрывается сердце.



А потом и она уходит, и он сидит и смотрит в темноту, и не может понять, как Локк, с его следопытскими навыками, не заметил этого – капель черной крови на песке, уходящих в темноту. Эти капли здесь и никуда не исчезают, хотя он точно не спит. И Чарли знает, что ничего не кончилось.



Остров вернется за ним.



КОНЕЦ

---

финиш?

[Secret Santa]

Итак, дорогие мои участники, выполнившие свои задания, я вас всех искренне поздравляю с окончанием челленджа. Мне очень приятно, что вы оказались достойными и честными людьми. Я прошу прощения, что многие из вас не получили фики по своим заявкам.



Мне не понять причин, по которым абсолютное большинство участников в этом году не выполнили свои задания, не отказываясь от них официально. Не понять, почему зачастую те, для кого вы писали и переводили, не нашли ни доброго, ни злого слова для ваших работ - просто прошли мимо. Что уж говорить, если даже создатель этого челленджа не сделал свою заявку



К сожалению, я физически не смогу сделать замену невыполненных заявок - их больше десяти. Но некоторые сделаю.



Три человека привели мне неопровержимые доказательства того, что их фики все же увидят свет, поэтому хотя бы троих неполучивших свой фик я могу успокоить. Точно будет выложено еще три фика. Остальное - загадка для меня.



Открытие имен состоится 20 января.



Это год такой был, что ли?

Комментарии благоразумно закрываю.

---

ГП | Центральное отопление

[Secret Santa]

Для: !!!Crucio!!!

От:



Центральное отопление



Гл. герои: Гарри Поттер, Почти Безголовый Ник, Альбус Дамблдор.

Рейтинг: G.

Размер: Мини.

Жанр: Философская Рождественская Притча.

Дисклеймер: Ни на что не претендую, все права - правообладателям, но философия - моя. ;|

Саммари: Нет в жизни счастья. А в смерти - тем более.

Посвящение: !!!Crucio!!! на Secret Santa Challenge 2006.

От автора: Как выяснилось, на заказ я писать не умею. К моему большому сожалению. Однако надеюсь, что сей опус не будет послан к чертям собачьим вместе с автором и дурацкой моралью.



Гарри был счастлив. Счастлив хотя бы потому, что у него не было никаких причин для того, чтобы быть несчастным. Зато были зимние каникулы, рождественское утро и опустевший Хогвартс - в его полном распоряжении.

Рождество всегда приятно выбивало младшего Поттера из колеи ежедневных забот и занятий, которые в изобилии присутствовали в Хогвартсе в любое другое время года. Глобальные проблемы и спасение мира отходили на второй план и жизнь наполнялась снежками, тёплым чаем с ароматными отдушками и здоровым сном под тяжёлым шерстяным одеялом.

Нынешнее Рождество не было исключением.

Выспавшийся (Ах, волшебное слово для человека, проходящего любого рода обучение!) Гарри находился в прекрасном расположении духа. Этому немало способствовали две вещи: тёплый бордовый свитер с золотистой эмблемой факультета Гриффиндор, связанный заботливыми руками миссис Уизли, и скорое приближение завтрака.

Вдоволь поплутав по пустым коридорам седьмого этажа и насмотревшись на покрытые сверкающей на зимнем солнце пылью портреты в тяжёлых деревянных рамах, вытертые в некоторых местах ковры и заманчивые виды из маленьких бойниц-окон, Гарри наконец-то вышел к лестничному пролёту. В обычные будни здесь едва ли кто-нибудь задерживался, но сейчас, когда Гарри оказался с тысячами портретов выдающихся магов и волшебников, он невольно остановился на балконе своего этажа, вглядываясь в портрет Мерлина, висящий напротив, и прислушиваясь к тихим скрипам перемещавшихся лестниц и шорохам перешёптывающихся портретов.

Вряд ли бы кто-нибудь смог бы назвать промозглый и не слишком изысканный замок уютным, но для Гарри Поттера не было лучшего места на Земле для того, чтобы справлять такой личный праздник. Хогвартс очень быстро стал его первым и единственным настоящим домом, оправдывающим пословицу про помогающие стены.

Наконец Гарри оторвался от созерцания беззастенчиво зевавшего Мерлина и начал спускаться по одной из самых длинных лестниц.

Где-то в районе третьего этажа из стены рядом с Гарри появился призрак факультета Гриффиндор, сэр Николас.

- С Рождеством, Ник! - Гарри поделился частичкой своей радости с призраком, пытаясь в банальных словах выразить ту теплоту и сентиментальность, которая накопилась в его душе и давала ощущение простоты существования.

- О, привет, Гарри, - Ник замер и осторожно кивнул головой, которую придерживал пышнейший воротник, сделанный на голландский манер.

В голосе потустороннего символа самого благородного факультета Гарри послышалась определённая доля горечи и боли, заставившая его спустится с небес на землю и повнимательнее приглядеться к призраку.

Пожалуй, если бы не возвышенное настроение Гарри, он бы оставил Почти Безголового Ника в покое - Поттер младший не очень-то любил компанию застрявших в этом бренном мире душ, - но сейчас, в это прекрасное рождественское утро только профессор Снейп мог быть не радостен и не весел.

- Что-то случилось, сэр Николас? - спросил Гарри у призрака, остановившегося где-то посредине широких лестничных перил, так что его ног не было видно.

Николас вздохнул и осторожно покачал головой, придерживая руками пышный воротник.

- Раз уж ты, Гарри, спросил... Причиной моего сегодняшнего не совсем праздничного настроения является событие, произошедшее задолго до твоего рождения. Когда-то давным-давно, когда я был ещё жив, мне сделали удивительный подарок на Рождество - подарили пару в высшей степени удобных шерстяных носков. Однако моли понадобилось всего лишь месяц для того, чтобы их прогрызть насквозь. Я собирался было их починить, потому что это были мои самые любимые носки, но так и не успел...

Когда пауза затянулась, Гарри спросил:

- А вы что же, до сих пор в них?

- Да, Гарри! Да... - сокрушённо ответило привидение.

- Неужели это так важно? То есть... Я думал, что призракам абсолютно всё равно, во что они одеты...

Почти Безголовый Ник изобразил кислую мину.

- В принципе - да. Призракам абсолютно всё равно, что на них надето, потому что, фактически... Хм... Призракам абсолютно всё равно, что на них надето, но...

Гарри был готов поклясться, что Почти Безголовый Ник сейчас расплачется, но призрак лишь покачал головой (от чего та опасно закачалась) и поспешил скрыться в стене.

Земля не переменила ось вращения за время недолгого разговора Гарри с Ником. Солнце не взорвалось, моря не вскипели и даже озоновая дыра увеличилась всего на пару сантиметров, но праздничное настроение Гарри самым подлым образом исчезло в неизвестном направлении.

Поттер-младший продолжил свой спуск на рождественский завтрак.



- Профессор Дамблдор? - Гарри нагнал директора школы магии и колдовства в одном из прилегающих к Большому Залу коридоров.

- Да, Гарри? - профессор Дамблдор обернулся, и по его очкам-полумесяцам пробежал желтоватый блик от свеч.

- Профессор, я хотел Вас спросить... Могут ли носки умереть? Ну, как люди?.. - и Гарри рассказал профессору про свою утреннюю беседу с Почти Безголовым Ником.

Альбус Дамблдор выслушал его с величайшим вниманием, понимающе кивая и располагающе улыбаясь.

- Знаешь, Гарри... - сказал Дамблдор после того, как Поттер-младший закончил свой небольшой монолог, - Боюсь, что я не смогу помочь сэру Николасу. Понимаешь ли, Гарри, носки не умирают хотя бы потому, что они не рождаются. Как бы не прискорбно мне было говорить тебе, Гарри, но в нашем мире есть множество вещей, на которые мы никоим образом не можем повлиять... Напрямую, - Дамблдор улыбнулся и подмигнул Поттеру-младшему, оставляя наедине с его мыслями.



В тот вечер Гарри впервые почувствовал всю мощь центрального отопления Хогвартса.

---

Weiss Kreuz | Церковная кошка

[Secret Santa]

Для: Натаниэль

От:



Церковная кошка



Фэндом: Weiss Kreuz

Пейринг: Наги/Кен

Краткое содержание: Фик написан по мотивам драмы "Holy Children"

Дисклеймер: не моё

Предупреждение: слэш

Примечания: боюсь, рейтинг может не дотягивать до указанного в заявке, заранее извиняюсь.

Фик написан на secret santa challenge-3 по заявке Натаниэль, пожелавшей:

- Наги/Кен - с учетом драмы, где Кен убил воспиталку Наги.



В старой полуразрушенной церкви идут трещинами стены и протекает крыша. От прогнивших досок пола тянет холодом и сыростью, и местами пробивается пожухлая грязно-бурая трава. Церковь большая – гораздо больше, чем кажется снаружи, и у него около месяца заняло только обойти все заваленные хламом комнатушки и посмотреть в пыльные чердаки.

Слишком большая и старая, чтобы пытаться её чинить – что-то вроде этого.

Она насквозь пропахла затхлостью, бурой травой, воском плавленых свечей и солнцем. Довольно неприятный запах с привкусом гнили. Доски пола скрипят и проседают в нескольких местах. Комнатка его маленькая, но зато своя; воспитанников у Сестры совсем немного и комнаты пустуют, выбирай – не хочу. Ночью там слышно, как хрипит ветер в щёлках и грохочут за окнами поезда. Железная дрога не так далеко, и они ездят всю ночь, и страшно от этого убаюкивающего звука. Здесь вообще страшно, но Наги рад, что он здесь, особенно ночами.

Одеял много, но они старые, тонкие и не греют. Тихо, и чувствуешь себя удивительно одиноким и нужным.

Сестра разговаривает с ними каждый день, и ради этих разговоров можно потерпеть и сырость, и холод, и мерный шум поездов. Тук-тук-тук. Её рассказы, глупые и нелепые, откладываются где-то в подкорке сознания.

Сначала он смеялся над ней и убегал, не дослушав.

Потом он понял, что это обломки её слов он повторяет про себя ночами.

И кажется, что поезда грохочут чуть тише.

И пахнет ярче сыростью и открытой газовой плитой.

Тем больше слушал он её, тем спокойнее становилось.

Только в этой церкви он стал снова спать ночами.

И эта крошечная благодетель перевешивала на его детской – и самой верной – чаше весов все прочие возможные грехи.

Грехов не счесть было.



***



На заднем дворике церкви уютно, пусто и тихо, как в гробу. Промозглые серые тучи нависают сверху, вытесняя ощущение настоящего, и за пределами этого дворика может и вовсе ничего не быть. Они стоят в разных его концах, смотрят друг на друга, между ними в грязи лежит старый потрёпанный мяч. Всё равно не больше нескольких метров выходит.

Они могли бы играть в футбол. И Кен мог даже бы учить играть его – этого ребёнка с серьёзным взглядом. Который может забить мяч в ворота, не шевельнув и пальцем, но еще не знает об этом.

Догадывается. Мальчик стоит и смотрит на него очень серьёзно, потрошащее, почти зло. Так смотрит, что, наверное, и испугаться можно бы было, но вот только когда он начинает говорить – те же слова, что говорят и все мальчики в его возрасте, тысячи и миллиарды, не меняясь уже сотни лет.

И Кен улыбается. Он не испугался бы всё равно.

- Я не такой как все, я знаю. Сестра не знает. Ты такой же. Скажи мне, что с нами. Мы больны?

Голос у Наги звонкий и требовательный, как будто он видел Кена давным-давно, и тот ушёл, одолжив у него что-то большее, чем деньги, и теперь не хочет возвращать. Кен улыбается еще шире, и накатившее было ощущение ненастоящего отступает, трусливо скуля. Он знает детей, они все говорят так, и все думают, что это круто – прыгать с крыши и курить в подъездах клей, блюя наутро. Это проходит гораздо раньше, чем большинство из них успело бы до асфальта долететь.

Сестра никогда не рассказывала ему, что Наги убил свою мать. Убил и забыл. Но это видно и так.

Мы просто убийцы, мальчик, я и ты. Мяч мокнет в грязи. Да, это что-то вроде неизлечимой болезни.

- Все одинаковые, что ты. Хотелось бы, конечно, но, увы.

Кен фыркает и разводит руками. Простой открытый парень Хидака Кен. Самый обычный, каких тысячи. Наги это злит. От этого человека он ждал услышать чего-то другого, и всё идёт не так, как он хотел, и это не только неприятно, но и неинтересно.

Все подростки свято убеждены в своей уникальности. Даже если они телекенетики, будущие гении и убийцы.

- Не правда.

- Правда, Наги. Все люди одинаковы и хотят одного и того же.

Кен пинает мяч. Наги поднимает его, пачкая рукава, и изо всех сил швыряет в сторону.

- Чего же?

- Ну как. Это банально. Быть нужными. Банальнее этого только счастья хотеть.

Мальчик вдруг ухмыляется резко и зло – ему кажется, что его обманули. Он не то хотел услышать. Вместо долгожданного подарка на день рожденья подсунули в яркой коробке еще одну игрушечную зверушку. Он выкинул её в окно, а она взяла и жалобно заскулила.

- А вот и нет. Я не такой. Я не хочу счастья. Я хочу умереть.

Кен улыбается в ответ улыбкой успокаивающей и доброй, объясняя вечную и простую истину вот уже в который раз. Два плюс два будет четыре, жы-шы пишется через «ы», все собаки рождаются с пятью ногами.

Глупый мужик, который его тоже не понимает.

- Это и есть счастье.



***

В церкви есть кошка, точнее это у кошки есть церковь, куда она может прийти, проскользнув тёмной тенью, распугав приютившиеся в пыли солнечные лучи и мяукнуть из-за плеча, пугая в самый неожиданный момент. Склонить голову набок, лениво почесать лапой за ухом и снова мяукнуть громко и требовательно. Кошка чёрная, шерсть её спуталась и промокла от тухлых грязно-бурых луж, и у неё совершенно злые золотые глаза.

Это церковь принадлежит ей, а вовсе не наоборот, и она может уйти, когда вздумается, приходит и греется у огня.

Она часто ходит за Наги по пятам по тёмным коридорам, исчезая, стоит только обернуться. Как хорошая практика для паранойи и нервного тика.

Иногда она бывает ласкова и трётся о его ноги своей свалявшейся шерстью, просясь на руки. Он берёт её, и тогда она ласкова весь вечер, до блеска вылизывает миски с молоком.

Иногда Наги кажется, что это Сестра маленькой тёмной тенью ходит за ним по пятам. Дух этого места, этих людей и затхло-горького запаха. Превращается в чёрную кошку, когда никто не видит, как ведьмы из глупых сказок.

Страшные пугающие женщины с огненно-рыжими волосами, ничем не похожие на их мягкую сероглазую Сестру.

Когда Сестра выслушивает и помогает им весь день напролёт, мило улыбаясь, кошка особенно зла вечерами.

Наги не хочет знать, что делает Сестра в те дни, когда кошка тщательно слизывает с блюдца молоко.

Это кошка – что-то вроде размеренного шума поездов по ночам.

Страшно – но Наги брал её на руки и пытался позаботиться, как мог.

Кошка сильная, и она всегда уходила наутро – чуть раньше завтрака, к которому спускалась Сестра. Мальчик думал, что даже если это и неправда, приятно считать, как будто у них есть какая-то маленькая общая тайна. Как будто она верит ему чуть больше прочих воспитанников, и он её приручил.

Кошка всегда была сильная, до тех пор, пока к ним не пришёл Кен.

В эту ночь она еле добралась до комнатушки Наги, забилась там в тёмный угол, дико шипя. И рвала кровью до утра. Он суетился вокруг и пытался делать ей какие-то глупые примочки.

Он был невозможно благодарен Кену в эту ночь, он понял, что во что бы то ни стало хочет до дна выпить глаза этого человека, раскрывая душу. Ему казалось, что он такой же, как он.

Хотя, конечно, спроси его об этом – он, как и любой подросток, уверенно бы ответил, что ненавидит человека, непонятно зачем пришедшего с железнодорожного переезда с Нацуки.

В их отдалённый, наглухо закрытый мир, и лишь тоненькая полоска железа рельс – как единственная связующая нить. Которую так тянет оборвать.

На самом деле он был благодарен ему.

Не столько за внешний мир, сколько за то

Что в эту единственную ночь кошка действительно принадлежала и доверяла полностью

Только ему.



***



Маленькая фарфоровая чашечка опускается на блюдце, до краёв полная чаем, слишком тонкая и хрупкая для рук бывшего вратаря. Стенки её обжигают, но Сестра спокойно улыбается, передавая ему чай, и кажется, что это какое-то древнее колдовство, позволяющее не чувствовать боли. Кен изо всех сил старается не поморщиться, чтобы не отставать.

Как в детстве. Он и забыл, как когда-то обожал эту женщину. Он смотрит на Нацуки, её теперешних воспитанников, серые всезнающие глаза, мягкие движения – и вспоминает. Он был здесь, когда умерла мама.

- Так значит, ты больше не играешь в футбол. Что ж, по крайней мере я рада видеть тебя здоровым.

Кен осторожно держит чашку, обжигает кожу через тонкие стенки кипяток. Не отпустит, хоть и не помнил за собой такого ребячества уже очень давно, с тех пор как ушёл отсюда – Сестра же смогла. Он просто кивает. Он готов до одурения слушать её – как будто и не прошло пятнадцати лет, не было никаких Вайсс, Персии и просто приснилась кровь на руках – как в детстве.

Она ничуть не изменилась. Всё так обветшалая церковь, всё тот же человек. И как легко его оказалась поймать.

Не хотелось крови, действительно хотелось вернуться назад – навсегда; как новорождённому ребёнку в утробу матери. В церкви уютно и сухо, и внешний мир пах кровью, потом и сталью багнаков. И цветами, конечно же.

- Появись ты в таком состоянии, как Нацуки, я бы не пережила. Стоит ей выйти в большой мир – и она тут же возвращается. С тех пор, как вы ушли, это уже пятый раз.

Кен не выдерживает и фыркает, снова здесь ему твердят о его отличии, и он вспоминает постыдное желание, промелькнувшее всего минуту назад и задремавшим паразитом оставшееся в груди. Остаться, с силой ворваться назад в уютную утробу и уснуть. Все её воспитанники одинаковы, и он понимал Нацуки, как никто другой.

Он тоже хотел. Он просто не мог.

«Правда, Наги. Все люди одинаковы и хотят одного и того же»

Сестра смотрит на него, ожидает подтверждения, и невозможно сказать ей, что она не права. Он слушался её всё своё детство.

Хороший парень Хидака Кен совершенно не умеет врать – у него тут же темнеют глаза, и Сестра знает это, знает его всего, и потому он просто кивает. Он и в детстве нечасто смел с ней говорить.

Было что-то такое в женщине, приютившей детей.

- Дети, которых я лечила, в основном выросли такими как ты, они полагаются на собственные силы…но есть и такие, как Нацуки. Сколько бы я не лечила таких детей, они все равно не хотят сами становиться на ноги. Они слишком слабы.

Птица. Прирученная птица с изувеченным крылом. Уютно и сухо в клетке, и кормят по три раза в день, и разговаривают ласковым голосом, и непонятно – зачем возвращаться. Далеко не все птицы бывают там, где еще лучше кормят.

Кен снова хмыкает и снова кивает. Есть правда в словах Сестры, и он предпочитает молчать. За пятнадцать лет ничего не изменилось, и он по-прежнему видит, что все воспитанники Сестры одинаковы.

Ему вдруг почему-то кажется, что она похожа на кошку, приручающую птиц.

- Скажи мне, Кен, что ты думаешь о Наги? Он все больше замыкается в себе.

Кен вспоминает серьёзного тихого мальчика, которого он видел в церкви с кошкой на руках, и который с каждым приездом ждал его во внутреннем дворике, требуя ответов. Тогда они тоже пили чай, и Наги неслышной и незаметной тенью стоял в дверях и смотрел на них взглядом жадным и одиноким. Он видел, во что превращаются воспитанники Сестры лет через пятнадцать, и Кен был уверен, что потрёпанный вид и небритый подбородок далеко не лучшее, что можно было ему показать. Так же, как и в том, что Наги смотрел не на него.

Наги смотрел на совсем не молодую женщину с мягкими текучими движениями и морщинками на лице. Смотрел, как передаёт она чашку через стол незнакомому чужаку, как улыбается ему, и как она мелкими осторожными глотками пьёт чай. Губы у неё сухие и уже по-старчески поджаты, но такие же ясные серые глаза и лёгкий ехидный прищур. Под свободной одеждой еле угадывается обвисающая грудь.

Как не знать – Кен и сам был её воспитанником.

Наверное, ей уже далеко за сорок – отстранённо думает он. Или даже за пятьдесят.

«Скажи мне, что с нами. Мы больны?»

- Хороший мальчик. Он обожает вас, - Получается только грустно и чуть цинично улыбнуться, как будто его вовсе не касается, какая сейчас в Лондоне погода, - Спорим, у него умерла мать?

Это заметно сразу. Здесь дело даже не в том, что он него на несколько метров до сих пор разит кровью. Просто Кен не может не почувствовать этого – он сам был здесь после того, как умерла его мама. Наги тоже чувствует это, осознает так же ясно, и потому ходит за ним с мячом и тихим шёпотом о том, что они не такие как все.

У Наги тоже каштановые волосы и тёмные глаза. Сестра так же ему улыбается.

- Да. Но давай поговорим о тебе. Ты счастлив?

Он почти вздрагивает такой случайности. И изо всех сил старается не думать о черной кошке со свалявшейся шерстью, которая сидела у стены во время их с Наги разговора. Оборотничество. Умение, достойное детских сказок и Инквизиции.

«Это и есть счастье»

И улыбается, как и должен улыбаться хороший парень Хидака Кен, работник цветочного магазина и любимец детей. Да, определённо, они были чем-то похожи.

- Ну да, я очень счастлив.

- Да? Это замечательно. Но тебе пора идти, спасибо, что заглянул.

Её мягкие намёки – не те, которым можно перечить, и Кен встаёт и собирается, наконец-то поставив чашку на стол. На пальцах остаются обожжённые следы, и больно брать дорожную сумку этой рукой.

- Я еще приду, Сестра.

Наги ждёт его во дворе и смотрит на него требовательным испытующим взглядом.

Он тоже знает, что Сестра не из тех, от кого можно так просто уйти.



***



В щелях старой церкви свистит ветер, промозглым холодом тянет от досок пола, и за каменными стенами и мхом между ними слышно, как грохочут вдалеке поезда, и начинается мелкий дождик, добивающий крышу крупными каплями. Небо начинает артобстрел.

Вообще-то он всегда боялся грозы, темноты и узких коридоров. Но Наги стоит, замерев у плотно закрытой двери, и всем существом прислушивается к тихим голосам. Слов не разобрать, только быстрый сбивающийся шепот – всё напряжённее и резче, но он всё равно стоит уже второй час, и не может уйти, и по ногам от пола тянет холод и сырь.

Голоса женские, и он помнит, что сейчас время сеанса Нацуки, и это обыденное расписанное действие; а кончики пальцев всё равно дрожат. Заставляя подозрительно шевелиться пуговицы на рубашке, и Наги знает, что виноваты в этом нервы и его проклятая болезнь.

Нацуки, которая привела Кена, которому так ласково улыбалась Сестра и запиралась с ним на чаепития, сидела за дверью и разговаривала с Сестрой. Как будто дважды отобрав у него чёрную свободолюбивую кошку.

Нацуки никогда не нравилась ему, и теперь хотелось позвать прогуляться и тихо и незаметно повесить её на заднем дворе. Чтобы в очередной раз пришедший Кен полюбовался.

Наги хмуриться, и от этих ярких волнующих мыслей пару пуговиц отрывает с ворота его рубашки, словно неведомой дикой силой. Мерно раскачивающееся безвольное женское тело – и в груди, в самой глубине спокойствия и вежливости – бушует алый томный океан, разливаясь до низа живота.

Из-за двери слышится резкий окрик и звук падающего железа.

Он даже не дёргается, не тянется к двери – она открывается сама, и Наги знает, что это опять его проклятая болезнь постаралась за него. Тихо, неслышно, рождая узкую полоску света в полутёмной комнате.

Мальчик стоит на пороге и смотрит на них. Нацуки ютится на полу, обхватив руками колени Сестры, трясётся мелко-мелко и безостановочно что-то шепчет. А Сестра сидит, ласково улыбается, успокаивает и гладит её по тёмным волосами своими прекрасными длинными белыми руками. Может быть, и есть что-то волнующее в такой близости, но Наги смотрит на них и думает только об одном.

О том, что этой Нацуки самое место на железнодорожных рельсах, вместе с её замечательным Кеном.

Длинные, по-старчески сухие белые руки в тёмных волосах – и это невозможно красиво.

- Наги, отведи Нацуки в её комнату.

Он почти вздрагивает от неожиданности. Конечно же, это Сестра, она не могла его не заметить, и от этого внимания и голоса, спокойного и мягкого, тут же схлынуло злое тёмное напряжение из груди. Взбудораженное сердце глухо стукнулось о рёбра и забилось размеренно и тихо. Словно это не он только что думал о том, как оттаскать девушку за волосы и повесить на заднем дворе.

Только Сестра умела делать с ним такое – всего парой фраз. И он прекрасно понимает, насколько стоит быть ей благодарным. Без неё он давно бы свихнулся, и стал совсем, как этот её Кен.

- Да, хорошо. Нацуки, идём.

Она идёт за ним, иногда слепо натыкаясь на углы, шатаясь и выставляя руки, и Наги предпочитает не оборачиваться, чтобы не видеть её совершенно глупо-блаженную улыбку, сияющие глаза и тонкую нить слюны из уголка рта. Он не увидит там ничего интересного. Он в подробностях изучил это свойственное только воспитанникам Сестры выражение лица.

Он не раз видел его в зеркале. Он ведь тоже ходил на терапию.

Нацуки покорно садится на кровать, когда он приказывает сесть. Смотрит перед собой невидящим взглядом. Покорно ложится, когда он приказывает лечь, и искушение велико.

Сбегать, найти верёвку, и повесить её прямо здесь – на крюке для старинной люстры.

Сестра – она всё поймёт и ни слова ему на это не скажет.

Вот только желание уже нет, оно схлынуло, как приступ эпилепсии или как резко и вмиг кончается ломка от долгожданной дозы – выдержав до предела. Его успокаивает мерный голос Сестры, но Наги старше, чем кажется, он умный мальчик и знает, что это ненадолго и от этой болезни есть только одно лекарство.

Он сидит в комнате рядом с Нацуки до утра, коленкой касаясь её трясущихся ног и ждёт, когда же она успокоится. Он до утра задумчиво вертит тугую верёвку в руках. И почему-то думает о том, что у всех воспитанников Сестры слишком много похожего, совершенно зависимого, прирученного. Что странный привкус у их еды и странный эффект у их терапий.

Верёвка шершавая и сухая, и пугает его единственное то, что ему на это плевать.

За стенами грохочут поезда.

Наутро опять приехал Кен.



***



Дождь шёл всю ночь напролёт, и это заметно – по капающей крыше, размокшей вязкой земле, грязным лужам и тонкой полоске радуги над ними. Всё прекрасно, и только эта полоска радуги портит от утра впечатление.

Задний двор тих, капли медленно срываются с листьев и падают в лужи, рождая раздражающий и размеренный звук. Звук пыткой ввинчивается в виски, стены вокруг серы и отсыревши, Наги стоит, по щиколотку увязая в лужах и грязи, и продолжает отдыхать.

На камне перед ним лежит кусок сыра, принесённый с завтрака. Сыр дают раз в неделю, он жёсткий с привкусом гнили и его ждёт каждую неделю с десяток голодных ртов. У Наги есть для него применение поинтереснее. Мелкая церковная мышь бешено носится перед сыром, жалобно пища. Наконец решается и совершает очередной набег на сыр, и это похоже на штурм какой-то средневековой крепости: Наги знает, однажды он с другими воспитанниками сбежал в кино и видел рыцарей в доспехах, коней и потных лающих собак. Она добегает до камня, забирается, раскрывает маленькую пасть, и в этот самый момент её с силой отшвыривает назад, словно об стенку невидимой преграды. Сначала она пищит, потом пытается отдышаться и убежать, но кольцо силы сомкнулось вокруг, и у неё нет выхода, и мышь снова идёт на штурм. И снова её отшвыривает, и сыр уже засох.

Наги развлекается так целое утро. И мыши западает передняя лапа, и кровь пеной выступает на морде.

Кошка смотрит на него от стены, задумчиво склонив голову набок и пытаясь подобрать ключ.

Кен тоже смотрит, и Наги спиной чувствует его взгляд. От этого мышь бьётся всё сильнее с каждым часом, и что бесит больше всего, так это то, что в этом взгляде нет ни капли ни жалости, ни осуждения. Таким смотрит на старые фотографии или на диагноз психотерапевта. Жалко? Обидно? Да нет, знал. Только немного тошнит.

Писк похож на хрип, кровь мешается с грязью, и её даже не видно почти. Мышь серая от луж.

Наконец Кен не выдерживает, подбирает садовую тяпку, подходит со спины и со всей силы вгоняет три острых зуба. Наги вздрагивает, потому что прекратилось мерное перекатывание: волной – от сыра и о стенку. Мышь замирает совсем рядом с желанной пищей, внутренности её медленно намокают в грязи луж, один из зубьев сломался о камень, и нос с усами забавно шевелиться из стороны в сторону, ловя запах.

- Придурок, - Говорит Кен, и этот его диагноз ничем не отличается от того, что написан на бурой тонкой бумажке дрожащей рукой.

Наги отвечает спокойно и уверенно, с какой-то мрачной удовлетворённостью, как будто с самого начала ждал единственно этого короткого и замаха и удара. Подтверждением еще одной детской гипотезы.

- Я знаю. Мы больны.

Да, есть в этом мальчике что-то: слишком близкое, слишком честное и резкое, как в зеркале, не подёрнутом пылью. И это даже не диковинная сила телекенетика, злые глаза и мёртвая мать. Просто его тоже непременно найдут, не Вайсс – так другие. И он тоже будет убивать.

Кен надеется, что это будут не Вайсс, потому что им слишком уютно убивать в таком составе, а у Наги совершенно нет опыта, и есть привычка сосредоточенно кусать бледные губы. Это отключает какой-то важный мозговой центр, и это тоже превратности диагноза.

- Даже если и так. Ну и что?

- Мы похожи. Мы другие. Ты врал.

Старые потрёпанные ботинки размокли от воды, к вечеру он наверняка заболеет, и есть что-то совершенно детское в этом навязывании: прими, прими меня в свою стаю. Четыре жадных крысиных рта.

Кен склоняет голову набок и усмехается. Как он устал от этих разговоров.

- Я же говорил: все такие.

Наги переворачивает мышь ботинком, какое-то время совершенно дико и жадно смотрит на развороченное нутро, и снова до боли противен и узнаваем этот взгляд. Пересыхает во рту, и мальчик движением-зеркалом облизывает губы. А потом подходит вплотную к нему, и от него веет силой – дикой, древней, вырывающей суставы из костей.

Кен поднимает тяпку, тонкая полоска кишок провисает между зубьев, и он уже знает, кто победит.

- Тебе нравится Сестра?

Колким требовательным вопросом-упрёком. Кен его ждал, но что ответить так и не придумал. У Наги злые потрошащие глаза.

- Что?

- Если она тебе нравится, не предавай её.

Завтрак был совсем недавно, еще кругом идёт голова, терапия назначена на три, и есть в этом особое неописуемое наслаждение: знать, что тебя убивают.

Кен не ответил – он разучился врать. Приказ получен, и он его ненавидит.

Когда они ушли, кошка тенью отделилась от стены. Прошлась по мутным грязным лужам, кроша над ними радугу.

И съела дохлую мышь.



***



Сталь вошла в дряхлую плоть легко, как в воск или топлёное масло. Три широких ножа багнаков – сквозь грубую ткань, кожу и мясо. Замерли там, пригреваясь. Вышли почти на половину и снова вбились еще глубже. И еще.

Тело обмякло, и пришлось прислонить его к стенке, чтобы оно не свалилось на пол от резких дёрганных движений.

Сталь вошла в дряхлую плоть легко, и ножи скребли, шире растягивая края рваной раны с каждым ударом, как края вагины. Кен прижимал её к стенке и всё грубее и отчаяннее входил в неё холодным алчущим железом, распаляясь и сходя с ума. Тела двигаются дергано и в унисон, и есть что-то завораживающее в этих рваных движениях и сбивающихся выдохах.

Наги стоит в дверях, смотрит на это – и не может оторвать взгляд.

Это его миссия. Вайсс уже ушли. Кен убивает её один.

Сестра мотается безвольной куклой, глаза её закрыты, но это не самое жуткое.

Она улыбается.

Кен прижимает к ней последним завершающим движением, катарсисом, оргазмом, и Наги готов убить его за единственное то, что в этот миг он всем телом ощущает её тепло, губами ловит её последний выдох. Так, как сам он мечтал тёмными ночами под шум поездов. И не смел, не смел, не смел.

Выпускает, отходит на шаг, дышит тяжело и обезумевше, и тело женщины сползает на пол. Вечер, в старой церкви темно, и потому не видно, как за ней по стене тянется вульгарный чёрный след. Она сидит на полу, прижимая руки в разорванной ране, и одежда темна, и кровь темна, и оттого кажется, что и нет ничего жуткого вовсе. Тем более что Сестра улыбается.

Её длинные белые руки, её тонкие белые пальцы – и сквозь них, просачиваясь, стекает вязкая чёрная жижа, и отчего-то от этого контраста сладко щемит внизу живота, и это первое, о чем успевает подумать Наги. Перед тем, как понять, что ему, наверное, надо бы ненавидеть Кена. Что ему, наверное, надо расстроится.

Кошка мяукает за его спиной.

Кен стоит и дрожит над ней – святотатцев.

Возненавидеть он не успевает. Расстроится он не успевает. Его мощная, подчиняющая сила делает всё сама.

Сначала он отобрал Сестру, потом он убил её, и не было здесь большой разницы, кроме сладкого алого тумана в голове и железного привкуса. Безумие.

Кен пролетает несколько метров и впечатывается в противоположную стену с глухим стуком, Наги не успевает его даже ударить – сила делает всё за него. Наги подбегает, он уже полон ненависти, и видит, что сила его слаба. Кену – человеку, укравшему у него Сестру, его последний задыхающийся вздох – ему не больно.

Как будто даже сила решила посмеяться над ним.

Кен тоже улыбается, руки его тоже в крови, и сейчас, в темноте, вся его поза и взгляд – шершавая копия мёртвой женщины за спиной.

За спиной мяукает кошка.

Руки его в крови, руки Наги дрожат. Он смотрит, смотрит на них, руки эти белы и влажные чёрные полосы на них отчего-то кажутся неимоверно важными. Чёрные подтёки на идеально-белом – руки сестры в крови. Кен улыбается криво и горько, и ждёт, и с таким спокойствием только брошенный посреди пустыни труп может следить за приближением стервятника – плавным, но неотвратимым. Хороший такой, характерный взгляд. И Наги вспоминает.

Эти прекрасные белые руки – как ориентир, как маячок. Чёрные подтёки на идеально-белом – руки матери в крови. Это не больно, это не страшно. Он просто вспоминает. Как убил мать за эти прекрасные белые руки. Потому что какого фига она трогала ими кого-то еще.

На самом деле, Наги трясёт. А кошка всё мяукает прямо над ухом. Издевается.

У неё был такой же взгляд.

Кен лежит и смотрит на него всё так же выжидательно, всё так же понимающе-ласково. Фальшиво. Голос у него мягкий. Каким спрашивают о погоде или начинающейся простуде.

- Вспомнил?

Наги не отвечает. Он протягивается ближе, берёт его руки в свои, и всем существом ощущает её кровь. Женская кровь – которая в сотни раз горячее любой кожи. Подносит пальцы ко рту и прикасается губами к крови горячей и липкой. Мамочка. Потом поднимается выше и целует – резко, грубо, зло, со всей гипертрофированной подростковой агрессией.

- Я тебя ненавижу.

Понимающей горькой усмешкой. Кого ты пытаешься обмануть, паренёк. Мы все одинаковы.

- Неужели? И почему?

- Ты убил её! Ты убил. Ты убил. Ты убил её!

- Она подмешивала вам наркотики в еду. Могу показать результаты анализов.

- Я знаю!

- Она сводила вас с ума своими терапиями.

- Я знаю!

- Она убивала людей.

- Я знаю!

- Она использовала вас, как игрушки.

- Я знаю. Мне плевать! Тебе тоже!

Кен перехватывает его руку за запястье. Просто держит, смотрит в глаза – и всё, и оставшаяся кровь на его руках жжёт самую глубь, проникая сквозь кожу. Хотя нет – еще он улыбается.

- Ты ведь хотел сделать это сам.

Наги не дёргается, и стоит отдать ему должное – для подростка у него хорошее самообладание. Он просто его ненавидит. Он не отвечает. Он не знает, что отвечать, когда врать невозможно. Он тоже совершенно не умеет говорить лжи, и они с Кеном похожи еще и этим.

- Ты убил её уже однажды. Тебе не кажется, что это эгоистично: забирать её себе оба раза? Эгоизм грех.

У Хидаки совершенно непроницаемые глаза – только искорки плещутся в глубине. Дохлая туша смеётся над спустившимся стервятником. Он не знает, что отвечать.

- Я тебя ненавижу.

- Трахни уже и уходи. Задолбал.

- Наги, - Зовут от двери, и он не может не откликнуться на этот зов.

Кен даже не поворачивает головы. Он слишком устал и слишком хорошо выучил все эти сценарии. Мужчина уводит мальчика во двор, и Наги зовёт его «мистер Кроуфорд» и не даёт класть руку себе на плечо. Уходя, он смотрит на Сестру, невольно закусывает губу, и Кен знает этот взгляд. Любой другой принял бы это за жалость или смертную тоску, но в нём нет ни грамма ни того, ни другого. Он слишком хорошо знает его, и, пожалуй, себя. Он хочет еще. 21 грамм чистого безумия и жажды смерти в этом взгляде, жуткого неотвратимого влечения, которое растёт, пожирая всё изнутри. На вес их прожжённой души.

Ветер от лопастей вертолёта прижимает к зеле серую пожухлую траву. Шум этот перекрывает даже грохот поездов.

Кен всё-таки выходит их проводить, держится руками за старую церковную стену. Без Сестры церковь умирает.

Он что-то говорит, но Наги его уже не слышит, и вертолёт уже поднимается в небо, вот только у них в приюте был глухонемой, и Наги умеет читать по губам. Хотя – он просто знает, что тот хочет сказать. Они слишком похожи.

И доброе напутствие в устах убийцы звучит как приговор:

- Когда-нибудь ты непременно исполнишь свою мечту.

«Когда-нибудь ты непременно умрёшь».

---

[Secret Santa]

Уважаемые участники!



По уже сложившейся традиции никто не успевает сдать фики к сроку



Поэтому, по традиции прошлых лет, челлендж продлевается до 14 января. Пожалуйста, постарайтесь успеть к 14 числу. Если же вы знаете, что не успеете (но фик все равно будет), препупредите об этом!

---

ГП | Молчание - золото

[Secret Santa]

Для: Джерри

От:



Молчание - золото



Пейринг: СС/ГП

Рейтинг: R

Жанр: romance

Краткое содержание: Если бы Гарри Поттер бегал чуть быстрее, а Клювокрыл был чуть любезнее…

Дисклеймер: Герои принадлежат придумавшей их писательнице

Предупреждение: слэш

Примечания: POV, некоторые расхождения с каноном

Фик написан на secret santa challenge-3 по заявке Джерри, пожелавшей:

Авторский текст или перевод - все равно

Гарри Поттер:

- Северус/Гарри. Без пыток, насилия и смерти персонажей, заявленных в желаемом пейринге



Я бегу. Дыхание сбивается, рука, сжимающая палочку, дрожит, очки съехали и балансируют на самом кончике носа.

Плевать.

Обеспокоенное лицо Джинни, раненый Невилл, ничего не понимающие хаффлпаффцы, чье-то тело на полу – мимо, не реагируя, почти не замечая. Сейчас меня не остановит ничто.

Не сбежишь, убийца!

Траур, скорбь, переживания – потом, все потом, а сейчас только хриплое дыхание и темный силуэт, почти неразличимый в летних сумерках.

Все в Хогвартсе сражаются с Упивающимися. Заспанные, ошарашенные, не вполне понимающие, что происходит, школьники и горстка учителей против взрослых волшебников, пришедших убивать. Силы неравны, и положение спасает лишь разница в численности.

Я понимаю, что должен остаться и помочь остальным, ведь сейчас на счету любой, владеющий магией. Но все равно продолжаю бежать.

Меня провожает чей-то умоляющий взгляд. Останавливаюсь для короткого Ступефая и сразу же бросаюсь дальше. Пока он не сбежал. Ведь стоит выйти за пределы Хогвартса, и он тут же дизаппарирует.

На улице Хагрид сражается со светловолосым Упивающимся. Тот насылает одно проклятие за другим, и даже воздух, кажется, потрескивает от напряжения. К счастью, заклинания не причиняют Хагриду видимого ущерба – они словно отскакивают от кожи.

Он справится и сам, - с облегчением думаю я. Пробегаю мимо, целюсь Снейпу в спину и ору: «Ступефай!».

Мимо – зеленый луч пролетает справа от головы Снейпа. Тот кричит:

- Драко, беги, - и оборачивается.

Смотрим друг на друга, одновременно подняв волшебные палочки.

- Кру… - начинаю я, но закончить не успеваю – Снейп моментально отбивает заклинание, и тут же отворачивается.

Повернулся спиной. Что это – небрежность или он просто не принимает меня всерьез?

Так или иначе, это станет его последней ошибкой. Поднимаюсь с земли и во второй раз ору:

- Кру…

Снейп на миг поворачивается, чтобы отразить заклинание, и во взгляде такое презрение, что уже нет сил сдерживаться.

Кажется, он говорит что-то вроде:

- От вас - никаких непростительных заклятий, Поттер! У вас нет ни выдержки, ни умения…

- Инкар… Ступе… Импеди… - выкрикиваю все заклинания подряд. Должно же подействовать хоть что-то, черт побери!

Бесполезно. Он просто отражает их одно за одним.

Магия заканчивается, и остаются только слова:

- Сражайся! Сражайся, ты, трусливый…

Я замолкаю, так и не договорив, потому что понимаю: снова мимо. Пытаюсь сообразить, что еще сказать, но все мысли разом исчезают. Остается только боль, проникающая, кажется, в каждую клетку тела. Под рукой неожиданно оказывается что-то твердое, колочу по нему кулаками, но совсем не чувствую пальцев.

Отрывистое Снейпово «Нет», и все резко прекращается. Кулаки начинает саднить, и эта ноющая боль – самое прекрасное, что я когда-либо чувствовал.

Снейп что-то кричит остальным:

- …забыли о приказе? Поттер принадлежит Темному лорду… Скорее!

Они убегают.

Снейп убегает.

Что-то во мне ломается. Поднимаюсь на ноги, не обращая внимания на боль, и, спотыкаясь и пошатываясь, бреду за ними. Пусть уходят, пусть все уходят: сражавшийся с Хагридом светловолосый Упивающийся, брат и сестра, насмехавшиеся на Дамблдором, Драко, весь год покушавшийся на жизнь дорогих мне людей, оборотень, перепачканный чужой кровью, – плевать, бегите, куда хотите.

Но только не Снейп!

- Сектум…

Снейп быстро взмахивает палочкой, и проклятие снова отражено. Нас разделяют лишь несколько футов, и теперь мне отчетливо видно его лицо. Сосредоточившись изо всех сил, пытаюсь:

- Леви…

- Нет, Поттер! - Громкий хлопок, и меня отбрасывает назад, вновь ударяюсь об землю, и на этот раз волшебная палочка отлетает куда-то в сторону. Когда Снейп приближается и смотрит на меня сверху вниз, звуки словно выцветают: крики Хагрида и вой Клыка заглушаются хриплым дыханием. Моим? Его?

- Надеялся использовать против меня мои собственные заклинания, Поттер? - Бледное лицо Снейпа, освещенное пламенем пожара, искажено ненавистью.

Пытаюсь нащупать в траве палочку, но Снейп что-то произносит, и она отлетает на несколько футов в темноту, скрывшись из виду.

Вот теперь все точно кончено, но почему-то ни капельки не страшно. Остается лишь ненависть, пьянящая сильнее любой победы. Впервые я чувствую себя настолько свободным.

Победить Волдеморта? Освободить магическое сообщество от Темного Лорда? Спасти тех, кто мне дорог?

Чужие ожидания осыпаются как листья, оставляя лишь:

- Тогда убей меня. Убей, как убил его, ты, трус…

- НЕ СМЕЙ НАЗЫВАТЬ МЕНЯ ТРУСОМ! – в его глазах безумие мешается с болью, и я ликую: впервые удар достиг цели.

Меня отбрасывает назад с такой силой, что с размаху ударяюсь спиной об землю – конечно, он использовал какое-то заклинание. Перед глазами плывут цветные пятна, а на губах поселяется сумасшедшая улыбка. Наконец-то я смог его задеть!

Неожиданно слышу стремительный шелест крыльев, и чей-то огромный силуэт закрывает звезды - Клювокрыл. Он налетает на Снейпа, и тот, пошатываясь, отступает от острых, как бритва, когтей.

Отворачиваюсь и шарю рукой по траве в поисках палочки. И так ясно, что будет дальше. Однако когда поворачиваюсь, на миг застываю от изумления: огромный зверь склонил голову, грациозно присев на задние ноги.

Что ты, черт побери, делаешь, Клювокрыл?!

Это же Снейп, понимаешь?! Тот самый, что две минуты назад сражался со мной.

Он же Дамблдора убил!

Реальность снова обрушивается на меня. Но я не хочу, я отказываюсь жить в мире, где директор мертв, а перед его убийцей расшаркивается благородное создание.

Может, к Снейпу еще и единороги на поклон придут? – последняя мысль заставляет меня истерически хихикать.

Да пусть хоть магический зоопарк открывает!

Если выживет.

Поднимаюсь с земли и бросаюсь за Снейпом. Клювокрыл в недоумении смотрит нам вслед.

Наверное, для Снейпа сегодняшний день тоже не прошел бесследно – он двигается медленнее, чем раньше. Уже у самых ворот, наконец, догоняю его и даже поднимаю палочку, но так и не успеваю ничего произнести – нога зацепляется за что-то, и я буквально падаю на Снейпа.

В тот же миг он делает последний шаг, выходит за пределы Хогвартса и аппарирует.



*****



- Пришел в себя, Поттер? – лениво интересуется ненавистный голос.

Не успеваю ничего ответить, и Снейп продолжает:

- Неужели герой магического мира переоценил собственные силы? Здесь вам не Хогвартс, мистер Поттер; мне, - он практически выплевывает следующее слово, - плевать на самочувствие Чудо-мальчика. Хотите умереть? Не буду мешать.

И в голосе такое презрение, что хочется ударить его изо всех сил, начисто забыв о магии и колдовстве.

- Многогранность вашего идиотизма не перестает меня удивлять, - похоже, ему не нужен собеседник. – К шестнадцати годам стоило бы научиться хоть изредка думать самому. Но нашему Золотому мальчику это не нужно, не так ли? За него всегда решали другие – куда идти, что делать. Кого убивать, - вкрадчиво заканчивает он.

Я не могу найти слов – как смеет говорить о смертях он – только что хладнокровно убивший директора!

- Убийца, - ору я, но с губ не срывается ни звука. Они вообще не двигаются. Пытаюсь произнести хоть слово, но все бесполезно: «ублюдок», «мерзавец» и «предатель» словно застревают в горле; воздух заканчивается, и совсем нечем дышать.

Снейп с умеренным интересом смотрит на меня, словно на очередное экзотическое животное Хагрида. Перед глазами все плывет, голова кружится, и тиканье часов доносится словно через толстый слой ваты. Однако издевательское:

- Дышите носом, Поттер, -

звучит отвратительно громко.

Мне ничего не остается, кроме как последовать этому совету, что отнюдь не способствует хорошему расположению духа. Невозможность произнести хоть слово лишь увеличивает желание проорать и прокричать ублюдку все, что о нем думаю.

Вспоминаю недавний приступ удушья и пытаюсь успокоиться – потеря сознания ни к чему хорошему не приведет.

Вдох-выдох, вдох-выдох.

Когда организм, наконец, вспоминает, как дышать, паника отступает, и я могу мыслить связно.

В голове вертится один вопрос: что произошло и почему я не могу говорить. Первое, что приходит на ум, - Силенцио. Но я точно знаю, как оно действует: человек не теряет способности говорить, заглушаются только его слова. А сейчас пошевелить губами не получается чисто физически.

Эксперимента ради пытаюсь подвигать пальцами.

Плечо болит, а сама рука словно деревянная, но проходят несколько бесконечных секунд, и указательный палец слегка подрагивает.

Значит, это не обездвиживающее заклинание.

Или оно имеет только локальное действие, как заморозка у дантиста?

Впрочем, шансов узнать ответ мало. Едва ли Снейп в подробностях расскажет, как именно оно действует, и любезно подскажет контрзаклинание.

Не то, чтобы меня это интересовало, если честно.

И я уж точно не собираюсь вести с ним беседы. Если повезет и мне в руки попадет палочка, наш разговор ограничится Ступефаем и вызовом авроров. Или Круцио.

Смотрю на Снейпа. Он гадко ухмыляется и молчит. Ничего, пусть только ко мне вернется способность говорить…

- Успокоился, Поттер? – спрашивает Снейп.

Коротко киваю.

Однако моя показная покорность его, похоже, не обманывает.

- Решил поиграть в героя, да, Поттер? Преследовать дюжину Упивающихся в одиночку – как это благородно. И, конечно, ты даже не подумал о том, скольким товарищам мог бы помочь, останься в замке, - как, как ему удается всегда бить в самое уязвимое место?!

- Но нет, настоящие гриффиндорцы сражение с врагом предпочтут помощи друзьям. Ломать – не стоить, не так ли, Поттер? – в его словах правда мешается с откровенной несправедливостью, и я отчаянно рад, что лишен способности говорить, – мне нечего сказать в ответ.

Но растерянность почти сразу сменяется гневом – да кто он такой, чтобы читать мне нотации, черт побери!

- Вот чего я никогда не мог понять, – в его голосе проскальзывает нотка интереса, - почему тебе так невероятно, немыслимо везет? Золотой мальчик смог дожить до шестого курса, хотя каждый год на его жизнь покушался самый сильный темный маг нашего времени. Даже сегодня в тебя попало лишь одно Круцио из десятка, и то не нанесло заметного вреда. Что заставляет людей жертвовать ради тебя всем, включая собственную жизнь? - мне показалось, или я слышу горечь в его тоне? – Что в тебе особенного, Гарри Поттер? Неужели предсказание, сделанное выжившей из ума ведьмой…, - неожиданно Снейп замолкает и теряет ко мне всякий интерес.

Комната погружается в молчание, но даже оно не в силах остудить мое ликование.

Мучают угрызения совести? – в сердце закипает злая радость. – Что ж, ты заслужил их с лихвой.



*****



Не знаю точно, сколько времени прошло, но кажется, что не меньше нескольких часов.

Радость постепенно угасает, и на смену ей приходит легкая паника: Снейп так и не снял заклинание, и, похоже, не собирается этого делать.

Почему-то невозможность говорить действует особенно удручающе.

Что, черт побери, происходит?

Куда Снейп притащил меня? К себе домой?

Оглядываюсь – маленькая захламленная гостиная меньше всего напоминает чье-то жилище. Кажется, обшарпанная мебель была завезена сюда впопыхах и расставлена как попало: диван стоит почти вплотную к шкафу, стол задвинут в угол, кресла повернуты лицом к стене.

Темно, и приходится изо всех сил напрягать глаза, чтобы разглядеть две двери в дальней стене. Одна – это, должно быть, выход, а вторая? Ведет в спальню? Впрочем, не то, чтобы я хотел знакомиться с интерьером ближе.

Но все-таки: зачем я здесь?

И что он планирует делать дальше?

Вопросов все больше и больше, но пусть Снейп и не ответит, злит уже то, что нет возможности их задать.

Это даже не смешно: неужели он настолько меня боится?

Или просто хочет унизить?

Меня уже должны были хватиться. Друзья, Джинни, преподаватели – кто-то наверняка заметил, что Гарри Поттер пропал.

Если только у них есть на это время, - приходит неожиданная мысль. Я же сбежал в самый разгар битвы. Может быть, сейчас, пока сижу и жалею себя, кто-то из них ранен или… Нет, не хочу даже думать об этом!

Рывком поворачиваюсь к Снейпу. Как смеет он прятаться здесь, в то время как на Хогвартс напали Упивающиеся!

Кидаюсь к столу, на котором среди наваленных вперемешку листов пергамента, книг и перьев лежит моя палочка. Остается только протянуть руку, но короткое «Акцио палочка» рушит все надежды.

Ору: «Ублюдок!».

Наружу не вырывается ни звука, а горло скручивает сильнейший спазм. Нестерпимо хочется закашляться, но не могу открыть рот. Падаю на колени, хватаюсь за грудь и царапаю кожу. Странно, но новая боль заглушает старую, словно высасывает ее. Жжение медленно затухает, оставляя после себя легкое покалывание, я смотрю на пальцы и вижу на них кровь, но это не имеет значения, потому что мне наконец удается сглотнуть.

Когда поднимаю голову, то понимаю, что Снейпу нет ни малейшего дела до этого маленького шоу: он успел положить мою палочку рядом со своей, наклонился так низко, что почти касается их кончиком своего длинного носа, и только что не обнюхивает.

Через несколько секунд мотает головой так, что прядь волос хлестает его по лицу, отстраняется и что-то неразборчиво бормочет.

Палочки синхронно поднимаются в воздух и летят друг к другу, их окутывает темно-багряное марево, сияние которого становится все интенсивнее и интенсивнее. Сильная вспышка, и когда я открываю глаза, то вижу вместо двух лишь одну. Ее насыщенно-красный цвет быстро темнеет, и вот уже на стол мягко опускается обычная волшебная палочка. Пытаюсь схватить, но Снейп снова оказывается быстрее.

С каким-то недоверием произносит «Люмос». Кажется, что свет, заливший комнату, для него самого становится сюрпризом.

Впрочем, он тут же убирает палочку и никак не комментирует произошедшее.

Вот только я не в том настроении, чтобы разгадывать шарады.

Что это было за заклинание?

Плевать!

Две палочки стали одной, и если ею воспользовался Снейп, смогу и я.

Надо просто отобрать ее, и я смогу вернуться обратно в Хогвартс и помочь друзьям.

Медленно поворачиваюсь к Снейпу и уже собираюсь броситься на него, когда меня останавливает неожиданно холодное:

- Снова решил погеройствовать, Поттер? Ступефаев на сегодня оказалось недостаточно?

И не возникает сомнения, что сделай я еще шаг, он на самом деле оглушит меня заклинанием.

Ублюдок!

Надо ли говорить, что я все равно шагаю вперед?



*****



Он снова ушел.

Дверь закрылась, но я остаюсь на месте. Пошедших дней хватило, чтобы понять, - так просто отсюда не выбраться. Я не могу даже дотронуться до окна или двери – перед ними словно какой-то барьер.

Впрочем, это стало ясно в первый же день, когда он оставил меня одного. Стоило Снейпу шагнуть за порог, как я тут же бросился к двери. До ручки дотронуться не смог, но меня это не расхолодило – в запасе оставалось окно Снейповой спальни.

Когда неудача постигла и там, с минуту в отчаянии таращился в пол, а потом принялся лихорадочно обшаривать комнаты в поисках чего-нибудь, что помогло бы сбежать.

В тот раз Снейп застал меня за копанием в содержимом одного из ящиков шкафа.

- Заскучал от вынужденного безделья, Поттер? – ядовито поинтересовался он. Ответить я, конечно, не мог – открывать рот удавалось три раза в день строго по расписанию – во время «кормежек».

Собственно есть я начал только на второй день – до этого принимался сыпать оскорблениями или орать заранее подготовленные гадости каждый раз, как Снейп снимал заклинание.

Все это время его единственной реакцией было равнодушное: «Похоже, ты не голоден, Поттер», и неторопливый взмах палочкой.

Обед оставался на столе, чтобы через несколько часов стать ужином, вот только я не мог открыть рот, чтобы его съесть.

Думаю, до голодной смерти было очень далеко, когда я убедил себя в том, что не сдаюсь, а отступаю, и молча принялся за еду.

Снейп тогда просто хмыкнул и никак не прокомментировал происходящее.

Похоже, сегодня он куда-то торопится – Снейп впервые не дождался окончания моей трапезы.

Совсем не принимает всерьез?

А что ты можешь, Поттер? – мысленно спрашиваю сам себя. – Запертый, без палочки, лишенный способности говорить…

Стоп. Как раз сейчас я могу двигать губами.

Целых две секунды наслаждаюсь головокружительной перспективой проорать все то, что думаю о Снейпе, и вынужденная голодовка до вечера кажется вполне приемлемой ценой.

А если повезет, он еще и узнает об этом.

Не то, чтобы Снейп не догадывался, что я о нем думаю. Но вдруг удастся придумать новые оскорбления?

В конце концов, он сам дал повод для ненависти, разве нет?

С первого приветствия «Наша новая знаменитость», в каждую последующую встречу он не упускал ни единой возможности унизить меня, поиздеваться. День за днем, год за годом заботливо пестовал мою неприязнь, превращая ее в крепкую ненависть.

И плевать, кого именно он презирает – сына Джеймса, крестника Сириуса или Гарри-Которому-Правила-Не-Писаны-Поттера лично, ответные чувства принадлежат только ему.

Снейп непременно выслушает все то, что я хочу ему сказать. В Азкабане.

Спокойно доедаю обед, и только потом вилкой пытаюсь расковырять дверной замок.



*****



Какой же он ублюдок!

- Хочешь что-то сказать, Поттер? – интересуется Снейп.

Так соскучился по общению, что даже со мной разговаривать готов?

А пошел он!

- Ну же, Поттер, ты по-гриффиндорски предсказуем, - думаю, все эмоции написаны у меня на лице. – Я, право, ожидал от тебя более разнообразных оскорблений.

Или нет? Неужели воспользовался Легилименцией?

Снейп молчит, ничем не подтверждая того, что слышит мои мысли, но достаточно и этого: торопливо начинаю перебирать все то, что думаю о нем. Не нужно тратить усилий на то, чтобы отделять плохие воспоминания от хороших – вторых просто нет.

Если бы!

Насколько было бы проще, будь все именно так!

Но почему, черт побери, я помню и другое: то, как он старался не дать мне упасть во время квиддичного матча на втором курсе, отвращение к Метке, змеей опутавшей его собственное предплечье, отчаяние и боль, с которым смотрел на директора в тот день…

Прекрати, Поттер, - командую сам себе. – Ты же ненавидишь его, вспомни! Ведь он убил Дамблдора. Он. Убил. Дамблдора.

Руки сами собой сжимаются в кулаки, накатывает легкий приступ удушья – никак не могу отделаться от привычки беззвучно проговаривать мысли вслух. Губы не двигаются, и слова как будто застревают в горле, но я уже почти привык, и даже не нужно напоминать себе дышать носом.

Ну что, Снейп, рад тому, что видишь в моих мыслях? Уверен, ты хорошо знаешь и так, но не устану повторять, насколько сильно ненавижу.

Волдеморта я должен убить, а тебя – хотел бы.

Только что промелькнувшая мысль шокирует. Неужели я действительно это подумал? Раскрыть его планы, сдать аврорам - да, но убить?

Даже в тот день, когда Дамблдор… когда Снейп… когда Упивающиеся напали на Хогвартс, я не думал об убийстве.

- Конечно, ты же у нас пацифист, поэтому ограничился безобидным Круцио.

Это снова я?

Не имеет значения, с кем именно сейчас говорю: со своим внутренним голосом, Снейпом или Волдемортом – в конце концов, моя голова давно стала проходным двором для всего магического мира. Важны лишь сами слова.

- Но заклинание так и не получилось, - почему я оправдываюсь?

- Жалеешь?

Машинально киваю.

Спохватившись, уточняю:

- Жалею, что не удалось его схватить, - но запоздалые слова ничего не меняют.

К черту!

Да, жалею! И непременно попробую Круцио снова! Почему я должен проявлять снисхождение к человеку, убившему Дамблдора, косвенному виновнику гибели моих родителей и Сириуса?!

Я рассмеялся бы, если бы мог: Снейп что, поставил своей целью разделаться со всеми, кто мне дорог? Отец с матерью, крестный и директор мертвы, Люпин вынужден скрываться и даже показаться не может у стен Хогвартса, - кто дальше? Рон? Гермиона? Джинни?

Если бы не он, если бы не этот один-единственный человек, все могло бы быть по-другому!

Почему?

Почему он просто не родился мертвым, не оказался сквибом, не поступил в Дурмштранг, не умер, не умер, не умер?!

Почему ты жив, Снейп?

- Поттер…, - кажется, он обращается ко мне, но я не слушаю.

До тех пор, пока у меня в руках не окажется палочка, нам не о чем говорить.



*****



Снейпа снова нет, и это немного успокаивает – теперь я безо всяких опасений могу обыскивать комнаты и искать пути к бегству. Шкафы и ящики стола перерыты уже в который раз, но все без толку – в помещении нет ничего полезного.

Иначе он просто не оставил бы меня одного, - мелькает мысль, но я сразу же отбрасываю ее.

Не сдамся!

Когда понимаю, что все без толку, подхожу к столу. В правом нижнем ящике как всегда лежит стопка листов пергамента. Чуть шершавая поверхность привычно царапает пальцы.

Сдвигаю в сторону посуду и кладу лист на расчищенное место. Беру ручку и склоняюсь над столом.

Рука сама собой выводит размашистое «ненавижу». На миг замираю, а потом принимаюсь писать дальше.

В который раз я делаю это?

Еще недавно ограничивался незатейливым «убийца» или «ублюдок», но время, проведенное здесь, идет, и я просто физически ощущаю, как ненависть стихает и успокаивается.

Он же кормит меня, так? Пусть держит взаперти, но не отдает Волдеморту, не мучает и не пытает. Даже посуду мыть не заставляет.

Последние шесть лет своей жизни я так привык ненавидеть этого человека! Что бы ни происходило, неприязнь к нему оставалась неизменной – менялись учителя и предметы, друзья и враги, приключения и опасности, но профессор Зельеварения с его отталкивающей внешностью, отвратительным характером и отсутствием даже намека на справедливость оставался островком стабильности. Он словно специально давал повод для ненависти, все его поведение кричало: не жди снисхождения и сочувствия, не рассчитывай на симпатию и помощь, стой в стороне, не подходи!

Так почему в тишине этих комнат мне начинает казаться, что все было продумано?

Так не может быть, правда?

Он – именно тот ублюдок, каким всегда казался.

Не отдает меня в руки Волдеморту?

Значит, пытается извлечь какую-то дополнительную выгоду или ждет подходящего случая.

Не пытает?

Значит, не хочет тратить свое время. Да и какую информацию я могу ему дать?

Кормит?

Значит, я зачем-то нужен ему живым. Пока.

Вот только верить во все это с каждым днем становится все труднее.

Именно поэтому я больше не ограничиваюсь простым «ублюдок», а продолжаю водить ручкой по бумаге, пока желтоватый лист не покрывается неровным слоем букв.

Когда Снейп возвращается, я уже сижу на диване и с безопасного расстояния наблюдаю, как он подходит к столу и берет пергамент в руки.

Мне кажется, или он слегка меняется в лице, увидев написанное? Почему-то с каждым разом радоваться становится все сложнее.

Так и не посмотрев в мою сторону, складывает лист вчетверо и убирает в ящик к стопке таких же.



*****



Наверное, на улице уже стемнело – в комнате нет окон, но часы показывают половину десятого.

Сегодня Снейп вернулся рано. Пожалуй, он был даже мрачнее обычного, если такое вообще возможно: вошел и, даже не переодевшись, прямиком направился к бару. Прошло уже три часа, а он все так же сидит, невидяще уставившись в стену и не выпуская из рук стакан.

Время от времени Снейп усмехается, но в этой ухмылке нет ни капли радости.

Неожиданно тишину нарушает отрывистое:

- Твое здоровье, Поттер.

И глухой стук через несколько секунд.

Наблюдаю за происходящим и вяло размышляю, спросил бы у него, что случилось, имей я такую возможность.

Решаю, что нет, поднимаюсь и иду прямиком к столу. Воспользовавшись замешательством Снейпа, отбираю у него стакан.

В голове отчаянно стучит:

Что ты делаешь, Поттер? Разве тебе не плевать? Пусть спивается, пусть умирает от алкогольного отравления – ты ведь этого хотел? Его смерти?

Я больше не знаю! Две личности – школьный преподаватель и этот одинокий немолодой человек, топящий свою вину в алкоголе, - наслаиваются друг на друга, смешиваются и словно ластиком стирают мои прежние чувства. Первого я ненавидел, второго просто не понимаю и, как ни парадоксально, жалею. Но это же неправильно, так?

Конечно, неправильно. Снейп – все тот же, каким всегда был.

Думаю, да. Но, может, все это время заблуждался именно я?

- Хочешь выпить, Поттер? – с каким-то мрачным удивлением спрашивает Снейп, затем машет рукой и что-то бормочет. Чувствую знакомое покалывание на губах и понимаю, что могу ими шевелить.

Похоже, он только что воспользовался беспалочковой магией. Это же прекрасный способ… Впрочем, об этом я подумаю позже.

А сейчас под немигающим взглядом подношу стакан ко рту и залпом выпиваю содержимое.

Снейп милостиво дожидается, пока я закончу откашливаться, и только потом возвращает заклинание.

Это… - бросаю быстрый взгляд на этикетку, - огневиски совсем не похоже на сливочное пиво, которое мы пили в Хогсмиде по выходным. Тяжелая маслянистая жидкость до сих пор жжет горло и желудок. Постепенно начинаю различать пряно-терпкое послевкусие. На губах остались капельки алкоголя, и почему-то невозможность слизать их неожиданно сильно раздражает.

С силой провожу костяшками пальцев по губам, но совсем их не чувствую, как при заморозке. Подношу руку к глазам и внимательно изучаю прозрачные капли, почти неразличимые на коже.

- Думаю, тебе хватит, - бормочет Снейп, отбирая у меня стакан.

Его рука слегка дрожит, и я погружаюсь в размышления, выпитый кем алкоголь тому виной.

Молчание снова окутывает комнату, но оно уже не кажется таким мрачным. Тем не менее, я чуть не подпрыгиваю, когда тишина нарушается громким:

- Сегодня выбирали нового директора.

Мне нечего ответить, да и зачем: Снейп сейчас разговаривает не со мной.

- Я был уверен, что Хогвартс закроют. Они ведь хотели – попечительский совет, большая часть родителей, даже Министерство настаивало на переводе всех учеников в Дурмштранг и Бомбатон. Но, - здесь он делает долгую паузу, - преподаватели и члены Ордена отстояли замок. А сегодня был избран следующий директор. Знаешь, как это происходит?

Мотаю головой.

Никогда не задумывался, если честно.

Наверное, назначается попечительским советом?

- Конечно, откуда это знать человеку, не удосужившемуся хоть что-то выучить за шесть лет посещения лекций, – в голосе лишь тень обычной язвительности, - Нового директора выбирает его предшественник.

Так Дамблдор… жив?

Наверное, что-то мелькает в моем взгляде, потому что Снейп добавляет:

- Даже с твоей чудовищной близорукостью не заметить Аваду было невозможно, Поттер.

И замолкает.

- Такое не забывается, да, Поттер? Помнишь легкое покалывание пальцев, когда магия течет сквозь тебя и концентрируется в ладони? А затем капля за каплей уходит в палочку, чтобы вырваться на свободу ослепительно-зеленым лучом? И ты можешь только смотреть: как он попадает человеку прямо в сердце, как тело на несколько секунд зависает в воздухе, а потом исчезает из пределов видимости.

Но способность управлять собственным телом возвращается в тот миг, когда луч соприкасается с чужой кожей. И дрожат уже твои руки, и убегаешь ты по собственной воле. И некого винить, кроме себя самого, - заканчивает он.

Отворачивается, и все внимание посвящает бутылке.

Чего он ждет, черт побери?

Прощения?

Или искупления?

Я не дам тебе ни того, ни другого, Снейп.

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем ко мне возвращается способность мыслить связно. В камине догорают угли; о том, что еще недавно в кресле напротив кто-то сидел, напоминает лишь сбившееся покрывало.

Зачем он рассказал мне все это?

Ничто ведь не изменит того факта, что он убийца, да?

Хватаю стакан и с размаха швыряю его об стену. Тихий звон, и осколки дождем осыпаются на пол.

Дамблдор ведь не мог… ну, заставить его?

- Применить Империус, - уточняет злой голос в голове.

Против собственной воли погружаюсь в воспоминания, которые так отчаянно гнал прочь все это время:

- Иди разбуди Северуса, - слабо, но отчетливо говорит Дамблдор. - Скажи ему, что произошло, и приведи ко мне. Ничего больше не делай, ни с кем не разговаривай и не снимай плащ. Я подожду здесь… - неужели он спланировал все с самого начала?

- Ну, вообще-то я действительно кое-чего выпил… и вернулся… в некоторой степени, - как я не понял тогда, что именно он хотел сказать?

- Так или иначе, у нас есть ещё немного времени, - говорит Дамблдор. - Так что давай поговорим о твоем выборе, Драко.

- Моем выборе?! - кричит Малфой. - У меня в руках палочка… я собираюсь вас убить…

- Мой дорогой мальчик, не будем питать иллюзий на этот счет. Если бы ты собирался убить меня, ты сделал бы это сразу же, как только разоружил, и не стал бы останавливаться лишь для того, чтобы мило поболтать о путях и возможностях.

- Нет у меня никакого выбора! - Малфой внезапно бледнеет. - Мне придется это сделать! Он убьет меня! Он убьет всю мою семью!

И финальное Дамблдорово:

- Я могу помочь тебе, Драко.

Он за этим просил позвать Снейпа? Чтобы спасти Малфоя?

- И плевать, какой ценой, - услужливо добавляет все тот же голос. – Что значит еще одно убийство для Упивающегося, пусть и бывшего? Переживет. Зато мальчику-шестикурснику не придется выбирать.

Выбор был сделан за него. За них обоих. Мудрым, не один десяток лет прожившим на этой земле волшебником, который прекрасно знал, что хорошо, а что плохо, и умел жертвовать разменными фигурами.

Мне знакомы основные принципы невербальной магии, но, наверное, впервые «Империо» прячется за умоляющим:

- Северус… пожалуйста…



*****



Следующие несколько дней Снейп откровенно избегает меня. Впрочем, наше нежелание видеть друг друга взаимно, поэтому время проходит в тишине и одиночестве.

Исправно продолжаю искать способ сбежать; тем отчаяннее, чем сильнее запутываюсь.

Кто он на самом деле? Зачем держит меня здесь? Чего добивается?

Наше общение сведено к минимуму – прекратились даже оскорбления с его стороны. Да Снейп меня вообще игнорирует!

Что в моих действиях могло вызвать такой эффект?

И почему меня вообще это беспокоит?

Я не раз пытался воспроизвести в голове события того вечера, но воображение упрямо подсовывает одну и ту же картинку: как Снейп залпом допивает огневиски и резким движением вытирает губы. Неправдоподобно длинные узловатые пальцы словно стирают порядком надоевшую усмешку, на миг почти превращая ее в улыбку. И вечно хмурое выражение лица куда-то исчезает, морщинки вокруг глаз и рта разглаживаются.

И в это мгновение Снейп кажется почти красивым.

Нервно хихикаю: красивый Снейп?

Понятия не имею, откуда берутся эти мысли. Наверное, во всем виновато замкнутое пространство, в котором я существую последние несколько дней. Вокруг никого нет, и к этому настолько привыкаешь, что начинаешь вообще сомневаться в существовании внешнего мира.

Это ведь единственно возможная причина, правда?

Потому что иначе…

Не хочу думать об этом, вместо этого переключаюсь на гораздо более насущный вопрос:

Неужели Орден Феникса не ищет меня?

Они же не могли не связать мое отсутствие с исчезновением Снейпа, в конце концов!

Хотя… А не на встречи ли Ордена он регулярно уходит? – мелькает шальная мысль. Ведь кроме меня, Упивающихся и Малфоя на башне никого не было, так что никто не знает, что случилось на самом деле, и убийство директора скорее всего приписали Волдемортовским прихвостням.

Дамблдор доверял Снейпу и смог убедить в этом остальных, ни у кого нет повода сомневаться в его лояльности.

Или я опять ошибаюсь, и Снейп пропадает на собраниях Упивающихся? Может, Волдеморт просто поручил ему приглядеть за мной, пока не придумает безопасный способ разделаться с единственной угрозой своему бессмертию?

Или Снейп давно бросил обе стороны, и затеял собственную партию, стремясь извлечь как можно больше выгоды из сложившейся ситуации?

Все варианты одинаково фантастичны. Я провожу часы за попытками понять, что происходит на самом деле, но так и не нахожу решения.

Так дальше продолжаться не может!

Подхожу к столу, выдвигаю ящик и достаю новый лист пергамента. Пальцем вожу по неровной поверхности, не решаясь сделать то, что задумал.

Почему-то писать гадости было гораздо проще.

Делаю глубокий вдох, наклоняюсь над листом и принимаюсь за дело. Ручка царапает пергамент, оставляя дыры вместо чернил, буквы жмутся одна к другой, а строчка загибается кверху. Приготовления заняли не один час, но требуются ровно двенадцать секунд на то, чтобы написать: «Что происходит снаружи?».

Когда Снейп читает мою записку, то хмурится и комкает бумагу. Пальцы левой руки что-то нервно выстукивают по столу, губы недовольно сжимаются, но когда я уже теряю всякую надежду получить ответ, слышу негромкое:

- Все там в порядке. Одного из Уизли покусал оборотень, но ничего страшнее обычной ликантропии ему не грозит. Все в Хогвартсе живы, ученики разъехались на каникулы, а Макгонагалл пытается управлять школой в своей типично гриффиндорской манере.

Невольно подаюсь вперед, чтобы лучше слышать каждое слово.

- Орден сбился с ног, разыскивая Храброго Героя. Слезами женской части семейства Уизли можно затопить все Министерство, а количество перечитанных Грейнджер книг по Поисковым Заклинаниям не поддается даже примерному подсчету. «Пророк» вдохновенно пишет о героической кончине Золотого Мальчика, но в это мало кто верит – иначе Темный Лорд не преминул бы сплясать на твоей могиле.

Согласно официальной версии, тебя прячет Министерство, но ей верят еще меньше, чем статьям Риты Скитер. – Значит, существует еще и неофициальная?

- А для всех остальных Гарри Поттер не выдержал груза ответственности и сбежал, - неожиданно жестко заканчивает он.

Наверное, этого следовало ожидать – нельзя же и правда верить в то, что величайшего темного мага современности победит шестнадцатилетний мальчишка.

Впрочем, к нелестным слухам о собственной персоне мне не привыкать. Гораздо важнее другое: Хогвартс выстоял, и с остальными все в порядке.

С силой тру висок.

У друзей все хорошо, а остальное не имеет значения. Даже то, что Снейп впервые нормально ответил на мой вопрос.



*****



В комнате давно уже темно, но я продолжаю шумно ворочаться с бока на бок. Сон не идет, и остается только бездумно пялиться в потолок.

Проходит не менее получаса, прежде чем я окончательно теряю всякую надежду заснуть, поднимаюсь и включаю лампу. Тусклый свет почти не освещает комнату, выхватывая из темноты лишь некоторые предметы. Блики скачут по полированной поверхности стола, отражаются от боков пузатого бокала с остатками сока, весело играют на начищенных до блеска ручках ящиков.

Я уже отворачиваюсь и тянусь выключить свет, когда понимаю, что что-то не так, и рывком поворачиваюсь обратно. Так и есть: на самом краю стола, наполовину прикрытая ворохом каких-то бумаг, лежит моя… наша палочка. Хватаю ее и несколько секунд просто сжимаю, наслаждаясь почти забытым ощущением полированного дерева, зажатого в ладони. Справившись с волнением, собираюсь и мысленно проговариваю «Фините Инкантатем».

Для пробы подношу левую руку ко рту, слегка царапаю губы ногтями и легкую дрожь медленно затухающей боли принимаю с радостью.

Эйфория накрывает с головой, и хочется кричать, орать и вопить – неважно что, неважно кому.

Подавив этот порыв, одеваюсь, так и не решаясь выпустить палочку из рук, и иду к двери.

Еще не поздно передумать, - стучит в голове одна-единственная мысль.

Ну уж нет!

Не знаю, откуда взялась эта решимость, но теперь я не отступлюсь.

Когда все началось?

Тогда, когда он впервые нормально ответил на мой вопрос?

Или когда перестал изображать из себя последнего ублюдка?

А, может, это было со мной всегда, исподволь проникая под кожу и маскируясь под заставляющую кипеть кровь ненависть?

Плевать!

В тишине этой комнаты причины и следствия теряют всякое значение. Да и когда я следовал логике?

Все эти «как» и «почему» ничего не меняют.

Важно лишь то, что у меня есть выбор: уйти или остаться. Впрочем, едва ли Снейп думал об этом, оставляя палочку. Он просто отпустил меня на свободу, незатейливо указал на дверь.

Вот только мне надоело действовать по чужой указке.

Не давая себе времени передумать, мысленно произношу «Алохомора» и толкаю тяжелые створки.

В помещении темно, но глаза быстро привыкают, и я легко различаю контуры предметов. Умудрившись ни обо что не споткнуться, на цыпочках подхожу к кровати. Снейп не спит, но почему-то это совсем не удивляет.

Он смотрит на меня с явным недоверием, и хочется рассмеяться в голос: решил, что я ошибся комнатой? Наверное, корит себя за то, что не написал «Выход» над соседней дверью?

Не ждал же он, в самом деле, что я поверю в эту череду совпадений: зелье бодрости в стакане сока за ужином, заботливо забытая прямо у меня под носом палочка, любезно ушедший спать задолго до обычного времени хозяин?

Только что ковровую дорожку к выходу не расстелил!

Молчание затягивается, но нет ни малейшего желания его нарушать.

Снейп садится, окидывает меня долгим взглядом и чуть хрипло интересуется:

- Все такой же придурок, Поттер?

Вместо ответа делаю последний шаг вперед.

Но ты ведь этим воспользуешься?



*****



Разжимаю кулак, и палочка с легким стуком падает на пол и катится куда-то. Впрочем, ни один из нас не провожает ее взглядом.

Несильно прикусываю нижнюю губу. Наверное, надо что-то сказать, но я настолько привык обходиться без слов, что не чувствую в них ни малейшей нужды.

Разговоры остались в прошлой жизни вместе с Волдемортом, чужими смертями и предательствами. А здесь и сейчас есть только узкая комната, чуть хриплое со сна дыхание и недоверие в глазах напротив.

Неужели ты думал, что я так просто уйду?

Тогда ты совсем не знаешь меня, Северус Снейп.

Шпион, предатель, убийца – твои грехи я знаю не хуже тебя самого.

Злобный, саркастичный, намеренно отталкивающий от себя людей ублюдок – мы вместе писали список твоих недостатков.

Отказывающий себе в прощении, в любой момент готовый умереть ради того, в чью победу не верит, добровольно обрекший себя на одиночество человек – даже твои добродетели непросто отличить от пороков.

Кривое отражение моего будущего, полная противоположность, настолько похожая, что это почти пугает, заменивший собой всех тех, кто умер по его вине. Была ли наша встреча частью пророчества или простым совпадением? Ты так нужен мне именно потому, что стал причиной гибели всех тех, кто был со мной рядом? Не совершил ли я ошибку, оставшись?

Плевать!

Я – это я, и принятое однажды решение принадлежит только мне.

Забираюсь на кровать и медленно пододвигаюсь к нему. Наверное, стоит радоваться, что Снейп все еще не убил и не проклял меня, но почему-то от этого совсем не легче. Рукой касаюсь его колена, на миг замираю и слегка поглаживаю мягкую ткань пижамных штанов.

Ладонь, стальной хваткой сжавшая запястье, становится полной неожиданностью.

Как только понимаю, что именно значит этот жест, выдыхаю и начинаю подниматься. Что ж, он тоже сделал свой выбор. В конце концов, разве ты ждал чего-то другого, Поттер? Неужели надеялся, что Снейп просто примет все, как есть? Разве хоть раз он дал тебе понять, что ему не плевать?

Можете не вышвыривать меня из своей комнаты, профессор, уйду и сам.

Уже поднимаюсь, но чужие пальцы не разжимаются, и хватка становится еще сильнее. Резкий рывок, и я практически падаю обратно на кровать. Он с силой подтаскивает меня к себе, долго смотрит в лицо, а затем, словно убедившись в чем-то, притягивает к себе и целует.

В этом поцелуе больше собственничества, чем нежности. Кажется, нижняя губа прокушена, и я не могу понять, слюна на ней или кровь.

Не имеет значения.

Он не ласкает, а заявляет свое право на все, до чего может дотянуться. Руки пытаются забраться под одежду, но чертовы пуговицы мешают, резкий рывок, и вот они уже весело скачут по полу. Рубашка падает следом, и я отчаянно пытаюсь не отставать, но у него ужасно неудобная застежка, поэтому просто стаскиваю сорочку через голову.

Отчаянно боюсь сделать что-то не так, но он, кажется, не возражает, и я принимаю это за согласие. Пальцем провожу по безволосой груди, слегка задеваю сосок и в испуге замираю – вот сейчас он выскажет все, что думает по поводу моей неловкости, и просто выставит за дверь. Но, похоже, Снейп еще меньше расположен к разговорам, чем я, - он снова целует меня. Ранка на губе саднит, его язык отчаянно толкается в мой рот, и еще никогда я не чувствовал себя лучше.

Он оставляет цепочку поцелуев-укусов на моей шее, спускается ниже, гладит и царапает плечи, грудь и впадину под горлом. Удивительно не к месту вспоминаю уверения Рона в том, что Снейп на самом деле вампир, и едва могу удержать хихиканье. На мгновенье он останавливается, и я уже начинаю подумывать о том, чтобы вырвать себе язык, но Снейп возвращается к начатому. Когда чужие губы смыкаются на моем соске, не могу удержать стон. Он продолжает, и приходится зубами вцепиться в запястье, чтобы не кричать.

Пытаюсь лежать смирно, но тело само выгибается дугой, а пальцы комкают влажные простыни.

Смутно понимаю, что должен что-то сделать в ответ, и с силой вцепляюсь ему в волосы. Наверное, это больно - он на миг застывает, но потом расслабляется. Пропускаю пряди сквозь пальцы, они гладкие и слегка влажные на ощупь. Притягиваю его к себе и целую. Ощущения совсем новые, приятно и немного неловко, но Снейп позволяет мне делать все, что заблагорассудится.

Глажу жилистое тело, ощущая, как под кожей перекатываются мускулы. Рук недостаточно, поэтому языком прочерчиваю маршрут, намеченный пальцами. Его кожа чуть солоноватая на вкус, удивительно горячая и податливая. Когда дотрагиваюсь до соска языком, Снейп шумно выдыхает, и это придает сил – значит, я все делаю правильно. Улыбаюсь, и тут же возвращаюсь к прерванному занятию.

Набравшись смелости, приспускаю пижамные штаны и прижимаюсь к животу губами. Жесткие паховые волоски царапают подбородок, но это неожиданно приятно, и я с удовольствием провел бы так вечность.

Знаю, что сделаю дальше, но все равно медлю.

Сейчас, - уговариваю себя, - просто еще минутку, и…

В следующий миг Снейп резко тянет меня вверх – он ведь не из тех, кто уступает инициативу.

Надо ли говорить, что я не возражаю?

Не сожалею о том, что только что не случилось – в конце концов вся ночь впереди.

И я обязательно закончу начатое.



*****



Еще раньше, чем открываю глаза, понимаю, что лежу в постели один. Этого ведь следовало ожидать, правда?

Потягиваюсь и с наслаждением зеваю. Передергиваю плечами - окно наполовину распахнуто, поэтому в комнате прохладно. Натягиваю одеяло до самой шеи, но без толку: сон уже выветрился.

Нужно вставать. И идти в соседнюю комнату.

Я просто не знаю, как вести себя в подобной ситуации, что сделать или сказать.

Насколько было бы проще, не имей я возможности говорить, - мелькает предательская мысль.

Хмыкаю и поднимаюсь. Одежда разбросана по полу, а на рубашке, как выясняется, совсем не осталось пуговиц, так что приходится просто накинуть ее на плечи. Тянуть дальше нельзя, и я иду в гостиную.

Там темно, поэтому не сразу замечаю Снейпа, расположившегося в кресле. Он сидит ко мне спиной и, кажется, целиком поглощен чтением какой-то книги. На миг замираю в дверях, но все же шагаю вперед под безумный аккомпанемент:

Что сказать? «Привет? Как самочувствие?» Или «Ты Упивающийся Смертью и убийца, но мне плевать»? А может «Доброе утро, профессор Снейп, сэр. Вам понравилось?»

в голове.

Когда остается около полуметра, он оборачивается – разве можно застать Снейпа врасплох? – но так ничего и не говорит, только кивает в знак приветствия.

Моя очередь, да?

Хотя разве может быть иначе? Кто, в конце концов, затеял все это, проигнорировав любезное приглашение выметаться вон?

- Зачем ты пытался прогнать меня вчера? – слегка спотыкаюсь на «ты», но все же договариваю – я ведь уже давно мысленно обращаюсь к нему именно так.

Снейп хмыкает:

- Золотому мальчику понравилось прятаться и отсиживаться за чужой спиной? А как же спасение мира, Поттер?

Молчу. Его ведь совсем не устроит мой ответ.

- Язык проглотил? Предполагалось, что после стольких дней вынужденного молчания ты будешь более разговорчив.

Едва заметно вздыхаю – опять он пытается сменить тему. Поэтому просто повторяю:

- Зачем ты пытался прогнать меня вчера?

- Надо отметить, что сделать это удивительно непросто. Ты привязчив, как бездомная шавка, которую впервые покормили из жалости.

Жду.

Примерно через минуту понимаю, что Снейп не собирается отвечать на мой вопрос. Придется проявлять инициативу самому.

- Где они? – по возможности легкомысленным тоном спрашиваю я.

- О ком или о чем ты говоришь, Поттер? – по-прежнему невозмутимо интересуется Снейп.

- Хоркруксы.

К счастью, он не пытается сделать вид, что не знает об их существовании. Некоторое время молчит, а потом коротко бросает:

- Тебя это не касается, Поттер. Все, что тебе следует знать, - это то, что они обезврежены. Так что вперед на битву с Темным Лордом.

- Все семь? – думаю, беззаботность моего тона не обманула бы и Добби.

- Все шесть, - звучит холодный ответ.

А чего еще ты ждал, Поттер? Надеялся на чудо? Им нет места в мире магии.

Нападение в Годриковой Лощине не было обычным рейдом Упивающихся. Волдеморт шел туда убивать единственного, кто мог стать на пути его бессмертия, и одновременно делать еще один хоркрукс.

Пусть он и не был готов к такому развитию событий, отреагировал мгновенно – за миг до собственной смерти успел-таки создать новое вместилище для частички своей души.

Какое извращенное чувство юмора – сделать последним хоркруксом своего потенциального убийцу.

Умирать – так не одному, да?

Как бы ни повернулись события, Волдеморт не даст своему убийце уйти безнаказанным.

Но я ведь понял это уже давно – было предостаточно времени для размышлений. И даже думал, что смирился.

До вчерашней ночи.

Хотя кому я вру – как можно смириться с собственной смертью? Я не хочу, я боюсь умирать и очень хочу жить!

Просто я всегда знал, что именно этого от меня и хотели. Весь магический мир ждал, затаив дыхание, – спаси нас, и плевать на цену. Умереть ради других – разве это не благородно? Мы воспоем тебя в легендах, выполним любые твои желания – только сохрани нам жизни. Обменяй их на свою, если придется, - таковы уж условия сделки.

И я почти поверил в то, что так и надо, что это правильно и справедливо – собой расплачиваться за чужое благополучие.

Вот только теперь мне есть, что терять.

- Пойдешь со мной, Снейп? – перехожу к делу.

- Нет, - звучит моментальный ответ. Киваю и уже начинаю поворачиваться к нему спиной, когда слышу тихое:

- Избавь меня от необходимости убивать тебя лично, если придется.

Дыхание на миг перехватывает – я почти потерял надежду услышать подтверждение, что ему не все равно.

Киваю и забираю со стола свою палочку.

Критически оглядываю себя – рубашка распахнута, штаны изрядно помяты – не самый подходящий вид для героя.

Плевать.

Обойдусь и без расшитого золотом савана.

Иду к выходу, уже у самой двери оборачиваюсь и добавляю:

- Подожди меня, пожалуйста. Я скоро вернусь.

Снейп кривится, весь его вид словно говорит: «Избавь меня от этих банальностей, Поттер. Увидимся на твоих похоронах».

Вот только я серьезен.

Я передумал и не собираюсь умирать во благо всего магического мира. Не дождетесь! Своя жизнь дороже чужой – и я не исключение. Решение принято, и до тех пор, пока есть, кого и что терять, плевать я хотел на весь оставшийся мир!

В прошлый раз Волдеморт возродился лишь спустя десять лет после гибели своей телесной оболочки. Получается, просто уничтожив его тело, я выиграю достаточно времени для себя.

Десять лет, сто двадцать долгих месяцев спокойной жизни без постоянных тренировок, опасностей и чужих смертей, без ожидания неизбежного конца и пытливых взглядов, направленных на тебя: когда же, наконец, выполнишь то, что должен? – это достаточный срок, и за него я готов заплатить чем угодно. Даже возрождением Темного Лорда.

Улыбаюсь и повторяю:

- Я вернусь.



КОНЕЦ.

---

FullMetal Alchemist | Без дорог

[Secret Santa]

Для: Цугар

От:



Без дорог



Пейринг: Эд/Ал

Рейтинг: PG

Жанр: romance, angst (легкий)

Особое: постмуви

От автора: очень извиняюсь перед заказчиком за то, что данный фанфик все-таки не идеально точно соответствует заявке - но я честно предупреждала, что высоких рейтингов не пишу принципиально. Что же касается ангста... Рождество и Новый год - праздники светлые, яркие, искрящиеся. Так что подарок, мне кажется, тоже должен быть светлым. Хоть немного

Для Цугар, которая помимо прочего хотела:

FullMetal Alchemist: Энви/Эд, Эд/Ал (в человеческом теле), Энви/Рас; R-NC-17, romance/angst.



...- Нии-сан, нии-сан, смотри, яблоня зацвела! - Ал почему-то весело смеется, показывая на усыпанное розовым цветом дерево за окном. Солнце золотит пушистые русые волосы и яркими бликами играет на широкой улыбке.

- Подумаешь, - Эдвард недовольно хмурится, поджав губы, и неодобрительно косится на младшего брата. - Глупости это все. Не отвлекайся, если мы хотим вернуть маму, мы должны очень серьезно заниматься.

Ал только в ответ только протяжно вздыхает, почти всхлипывает. И отходит от яркого окна в пыльную темноту комнаты.



На улице сумасшедше светило солнце, слишком яркое для мая, и словно бы пыталось живьем расплавить Централ вместе со всеми его жителями. У Эдварда снова начали сильно болеть глаза, так что он уже в который раз серьезно подумал о необходимости покупки темных очков. Впрочем, ладно, как-нибудь потом.

Невыносимо долгий рабочий день закончился, так что можно было наконец-то смотаться из Штаба, где проклятое солнце здорово подпортило всем характер, особенно Мустангу, чтоб ему... жилось долго и счастливо. Наверное, Ал уже тоже вернулся из Центральной библиотеки (где он теперь работал вместе с Ческой, помогая разбирать редкие архивные документы и время от времени выезжая по заданию в другие города, для сбора редких алхимических книг). А значит, можно будет в кои-то веки поужинать вместе... если, конечно, в доме осталась хоть какая-то еда.

Эдвард поморщился, потирая глаза. Он не любил дорогу домой. Просто потому, что она занимала слишком много времени, а идти приходилось пешком... и потому, что в такие моменты он оставался наедине с самим собой и своими собственными мыслями. А мысли обычно были... невеселые.

Сегодня надо будет обязательно поговорить с Алом. Да. К тому же, он уже давно собирался...

Эдвард остановился, подняв голову. Глаза слезились, но он все равно минуты две упрямо смотрел в небо. Потом вздохнул, пнул какой-то подвернувшийся под ногу камешек и двинулся дальше вперед по улице, засунув руки в карманы плаща.

Мысли и постоянные сомнения, от которых некуда сбежать. Словно глухой туман, в котором Эдвард одиноко блуждал вот уже где-то около года.



[/i]...- Нии-сан, нии-сан!!

Прохожие почти испуганно шарахаются от с лязгом и грохотом бегущего по улице доспеха.

Эдвард недовольно оборачивается:

- Ну что еще? Чего отстаешь?

- Я купил тебе яблок, - немного смущенно сообщает Ал, протягивая ему два крупных ярко-красных фрукта.

Эд привычно хмурится:

- Мы бы могли потратить эти деньги на что-то более полезное.

Ал привычно вздыхает в ответ.[/i]



Они с Алом последнее время не говорили ни о чем серьезном. Да и вообще, если уж на то пошло, общались неизмеримо меньше, чем раньше.

Раньше... Раньше у них была недостижимая цель - вернуть то, что они потеряли. Цель, которая неумолимо подталкивала их вперед, не позволяла сидеть на месте. Потом она сменилась другой, ничуть не менее недостижимой - вернуться в свой мир. А потом... потом они поняли, что ничего недостижимого на самом деле не бывает.

Братья Элрики смогли и вернуть, и вернуться. И вообще практически стали живой легендой. Вот только... теперь они как-то вдруг поняли, что больше не идут одной дорогой, как это всегда было раньше. Что у каждого - своя.

Наверное, это правильно. Так оно и должно быть - в конце концов, у них обоих есть собственные жизни!

...и совершенно неважно в данном случае, что свою Эдвард изначально собирался отдать Вратам в качестве платы. За воскрешение матери, за тело брата, за возвращение в Аместрис... неважно. Но Эд всегда считал, что его жизнь ему самому не принадлежит. Поэтому и не строил никаких планов на будущее. И очень сомневался, что сумеет встретить хотя бы семнадцатый свой день рождения.

А тем не менее сейчас ему уже двадцать два.

Старая вывеска часовой мастерской уныло поскрипывала на несильном ветру. Эдвард остановился под ней, сам не зная, зачем, и какое-то время пристально изучал переплетения шестеренок на картинке.

Ему уже двадцать два... и он никак не может найти своего места в своем собственном мире. Просто не знает, что ему теперь делать со своей неожиданно сохраненной, как неотданный бесполезный подарок, жизнью.

Глупо... До чего же глупо...

Герой, живая легенда... Ха! Временами Эдвард казался сам себе ветхой развалиной с дурным характером - впрочем, это вовсе не значило, что он готов был признать что-либо подобное вслух.

Элрик-старший продолжал служить в Штабе под началом все того же Мустанга, теперь генерала, хотя теоретически мог бы уйти. Правда заключалась в том, что больше ему податься было просто некуда, но в этом признаваться Эдвард тоже не желал, продолжая все так же каждый день ссориться с собственным начальством и ворчать по малейшему поводу. Вести себя так, словно ничего не изменилось. Словно не было шести лет в чужом, тусклом и болезненно неправильном мире, где не нашлось места им обоим. Словно его собственный брат не оказался вдруг полузнакомым человеком с полупустой памятью и полностью другой жизненной дорогой...

Словно он сам - не стал совершенно другим. Настолько, что иногда вечером не узнавал себя в зеркале. Да чего там, Ал и то теперь внешне куда сильнее напоминал того Эдварда, каким он раньше был, чем он сам!

И это пугало больше всего.

Хотя вообще самое страшное, что может быть - простая обыденная жизнь без просвета. Простой повседневный быт, отупляющий, одинаковый... Неужели когда-то они действительно мечтали жить, как самые обычные люди?

Впрочем...

...да какая разница?! Какая, к черту, кому разница?!! Эдвард не собирался никому ничего рассказывать о своих сомнениях и проблемах. И - уж тем более он не собирался ломаться. Несмотря ни на что.

Ведь можно жить и без дорог.

Наверное.



...- Яблони зацвели, - задумчиво говорит Эдвард, глядя в окно. На углу улицы и правда распустила лепестки чудом выжившая в Централе одинокая яблоня.

- Что? - собирающий вещи Ал удивленно вскидывает взгляд. - А, ясно. Ладно, я побежал на работу! Мы сегодня отправляемся в Ист-Сити, разбирать один старый недавно обнаруженный архив. Вернусь, наверное, через неделю. Смотри, не попади тут без меня в неприятности! Все, пока!

Дверь беззвучно захлопывается за ним. А Эдвард долго молча стоит у окна и никак не может понять, откуда же взялся этот противный комок в горле.



Он удивленно моргнул, только сейчас сообразив, что уже успел добраться домой, сам толком не заметив, как. Снова вздохнул, толкнул тяжелую металлическую дверь, медленно поднялся по темной лестнице, по привычке считая ступеньки, остановился перед другой дверью. Нашарил в кармане ключ и устало прикрыл глаза.

Эдвард не любил смотреть на собственные руки. Слишком о многом напоминал холодный блеск автомэйла... именно поэтому он последнее время не снимал перчатки даже дома.

Впрочем - а можно ли назвать эту безликую, темно-пыльную однокомнатную квартиру на окраине Централа, которую они снимали у мрачной беззубой старухи, жившей с семьей дочери, - можно ли назвать это чужое пустое место, с которым их по сути ничего не связывает, домом?

Комната уже тонула в вечерних тенях, но сквозь мутное стекло косыми лучами падало солнце, рисуя странные геометрические узоры на полу и лице сидящего на подоконнике Ала, путалось в его распущенных длинных волосах. Золотило тонкую кремово-бежевую занавеску. Быстрым зайчиком кралось по бледно-зеленым обоям.

Наверное, можно. Хотя бы просто потому, что должен ведь у них двоих быть свой дом?



* * *



Ал любил сидеть на подоконнике и смотреть в чужие окна. Конечно, это немного невежливо - подглядывать за жизнью других... Но в доме напротив жила смешная маленькая девочка, которая каждый день по несколько раз подтаскивала к окну тяжелый стул и старательно поливала многочисленные цветы в горшках. В соседней с девочкой квартире у тихой седой старушки обитал целый выводок черных и рыжих кошек, время от времени выбиравшихся на широкий карниз, чтобы погреться в лучах солнца. В левом верхнем окне виднелись яркие светло-синие занавески с белыми и серебряными звездами - там недавно поселились молодые улыбчивые парень с девушкой. Он каждое утро широко распахивал ставни и, сидя на подоконнике, играл на гитаре, а она очень красиво пела. Наверное, им просто не хватало в Централе птиц.

Чужие окна были цветными и яркими. Глядя в них, Ал каждый день снова убеждался, что мир крутится далеко не только вокруг них, братьев Элриков.

И это было замечательно!

Дверь негромко скрипнула, и Ал повернул голову, привычно улыбаясь наконец вернувшемуся брату:

- Привет!

- Ага, - хмуро отозвался Эдвард, проходя к своей кровати и прямо на покрывало скидывая плащ и папку с документами.

Повисла пауза. Ал неловко поерзал на подоконнике и осторожно спросил:

- Как дела на работе?

Эд скривился, подтаскивая себе поближе к окну старое скрипучее кресло:

- Меня достала эта проклятая бюрократия! Отчеты, отчеты, отчеты, какие-то дурацкие бумаги... - он презрительно фыркнул, устраиваясь в кресле поудобнее, и устало прикрыл глаза, откинув голову на спинку.

Ал вежливо улыбнулся, не зная толком, что на это ответить. Он мог бы рассказать, что у него на работе все замечательно, что они с Ческой-сан наконец-то расшифровали один старый манускрипт, в котором говорилось о способах применения алхимии в медицине, и что на следующей неделе ему предложили поехать в Лиор вместе с майором Армстронгом... Но брат ведь никогда не спрашивает. И вообще особенно не горит желанием с ним разговаривать.

Ал снова отвернулся к окну, беззвучно вздохнув. Временами он серьезно беспокоился за брата. Тот иногда начинал вести себя очень странно, непонятно. Как чужой. И вообще за последний год словно бы отдалился, а Ал никак не мог понять, почему.

Он усилием воли подавил очередной вздох, придвинул поближе стоявшую на подоконнике миску с красными яблоками, взял перочинный ножик и принялся чистить самое крупное, следя, чтобы кожура снималась ровной лентой. И все-таки решился продолжить разговор:

- Знаешь, меня давно мучает один вопрос... Солнце - это огромный пылающий шар, гигантские Врата, сквозь которые проходит тепло и свет... но что мы отдаем за них по закону Равноценного обмена?

Эдвард удивленно приоткрыл один глаз, потом второй. Сел прямо, задумчиво нахмурился.

- Ал... Мы же уже с тобой убедились, что этот закон действует далеко не всегда. Это просто детская сказка, пытающаяся объяснить несправедливость жизни.

В этом был весь Эдвард. В постоянном недоверии ко всему и вся, в привычке видеть только темные краски... в вечной попытке казаться старше, чем он есть.

Ал улыбнулся медленно садящемуся за крыши домов солнцу, хотя в груди что-то тоскливо скреблось:

- И все-таки я думаю, что закон Равноценного обмена действительно существует во всем. Даже в Философском камне. Можно сказать, что я предпочитаю верить в детские сказки - надо же верить хоть во что-то?

По отражению в стекле он видел, как Эд нахмурился и в следующее мгновение отвернулся, буркнув:

- Мог бы в таком случае верить в меня.

Ал удивленно моргнул... А потом, не удержавшись, весело рассмеялся. Почти до боли в животе. Потому это было так похоже на прежнего Эдварда! И это было совершенно замечательно!!

- Интересно, всем гениям свойственна мания величия?

- Гр-р-р!!! - Эд нахмурился еще сильнее и подскочил с кресла. - Ты меня сейчас еще коротышкой назови!!!

Ал чуть не свалился с подоконника от смеха. Согнулся пополам, ткнувшись носом себе в колени и пытаясь спрятать внезапные слезы. Потом заставил себя успокоиться, незаметно вытерев щеки, спрыгнул с подоконника и протянул брату яблоко.

Тот непонимающе посмотрел на фрукт, перевел растерянный и почему-то почти отчаянный взгляд на Ала и спросил:

- Ч-то это?

- Помнишь, мама в детстве часто чистила нам яблоки? - вопросом на вопрос ответил Ал.

Эдвард пару раз моргнул и осторожно взял яблоко, на долю мгновения коснувшись пальцев брата.

А Ал с улыбкой смотрел на него и понимал, что на душе вдруг стало невероятно легко. Какими бы ни были проблемы, какие бы еще препятствия не встретились им по дороге - они с ними обязательно справятся. Потому что они вместе. Алу хочется надеяться, что - навсегда, хотя он и не любит такие долгие слова, как "всегда" и "никогда".

В голове почему-то мелькнула странная мысль, что у солнца и яблок, на самом деле, много общего. И не так важно, что ответа на давно мучавший его вопрос он не получил.

Ал направился в сторону кухни, оставив Эда стоять неподвижно у окна, сжимая в левой руке яблоко, но, не удержавшись, уже на пороге обернулся и негромко проговорил, все так же улыбаясь:

- В отличие от каких бы то ни было законов мироздания, в тебя я верил всегда, нии-сан.

---

Хроники Нарнии | Ландыши зимой

[Secret Santa]

Для: Phaceless

От:



Ландыши зимой



Пэйринги (все, так сказать, slightly): Люси/Тумнус, Питер/Эдмунд, Питер/Орей, Кор/Аравита

Рейтинг: PG-13

Warning: светлой сказки не получилось, получилась она довольно мрачной, местами кровавой.

Summary: фик на фест Secret Santa для Phaceless по заданию: "Мистер Тумнус".



Люси прихлопывала в ладоши, наблюдая за веселым танцем сатиров и фавнов, древесных нимф и снежных духов. Тумнус кружился в центре хоровода, играя на двурогом авлосе, подпрыгивая в такт веселой мелодии.

- Люси! Иди к нам, Люси! - позвал он, отрывая на мгновение губы от костяного ободка.

Девушка спрыгнула с кривой ветки, и снег закружился вокруг мягких сапожек. Как же весело! Как замечательно! Этот день - Лучшее Рождество в ее жизни!

Пальцы королевы почти коснулись предложенной руки фавна, как вдруг тревожный топот копыт словно набат прервал веселье.

Против воли сердце заколотилось, воздух сгустился от предчувствия беды, оборвались последние напевные трели, сорвавшись в плач.

Всадником оказался Эдмунд, его лицо было бледным, рука лежала на эфесе меча.

- Сестра! - выдохнул он. - Беда. Тархистанские войска без объявления войны вступили в перешеек близ Анварда. Они сочатся в Нарнию. Мы отослали гонцов в Орландию и на острова, но помощь может не успеть.

- Едем в Кэр-Параваль! - Люси вцепилась в запястье брата и запрыгнула в седло позади него. - Мистер Тумнус..!

- Я за вами!

Холод в душе и страх обрушились на фавна. Как же так, думал он. Ведь праздник. Вероломные тархистанцы знали. Король Тисрок нарочно отправил войска сейчас, намереваясь захватить врасплох. Теперь Люси и остальные будут сражаться. Возможно... - Тумнус замотал головой, стараясь не думать о самом чудовищном.

Страшна война, в которой женщины сражаются наравне с мужчинами. Нарния - маленькая страна, для нее любая война страшная...



- Выступаем в течение часа, - Питер поднялся с трона и водрузил серебряный ярко светящийся шлем. - Скорее, друзья мои, у нас нет времени.

Из толпы донеслись напряженные возгласы:

- А Аслан... Аслан придет..?

Питер сжал губы в тонкую линию. Черноволосый кентавр, стоящий чуть сбоку от трона верховного короля, дождался взгляда и кивнул в знак поддержки.

- Я не знаю: придет ли Аслан, - произнес Питер, - но мы, жители свободной страны, самой прекрасной из всех, Нарнии, встанем на защиту каждого дерева, каждого живого существа пока мы дышим.

Сьюзен прижала к губам рог. Мощный звук, подобный пульсу самой земли пронесся по залу, вырвался за пределы, встрепенул кроны деревьев, разлился эхом меж скал, тронул перья грифонов и черные султанчики на конусообразных шлемах тархистанских

солдат.



Тумнус сжимал в ладонях эфес меча. Ему было страшно. Холод, порождаемый сталью, внушал этот страх. Он будет бороться наравне со всеми, будет стараться быть рядом с Люси, защищать ее. Он вспомнил, что в его домике под скалой в крошечной

вазочке так и остались стоять ландыши - он нашел их на опушке и сам удивился: как могут ландыши расти зимой? Он не успел подарить юной королеве подарок на Рождество, а так мечтал увидеть ее улыбку, ее нежный взгляд. Больше ему и не было нужно.

Никогда он не осмелился бы сказать дочери Евы о глубине своей привязанности.

И вот сейчас он, возможно, лишится жизни и действительно ничего не скажет.

Стало тоскливо и больно.

Тумнус нашел глазами тонкую фигурку на огненно-рыжем коне, приплясывающем от нетерпения.

- Смотрите! - раздались крики.

На другой стороне долины, расположенной близ юго-восточных границ Нарнии, появились, словно черный лес, копья и стяги Тисрока. Они вырастали из туманного воздуха, словно призраки. Казалось, весь горизонт испещрен ими.

- Как много, - прошептал Тумнус.

Он поспешил к Люси.

- Моя королева! - обратился он. - Я буду рядом, ничего не бойся!

Люси посмотрела на маленького фавна в ответ.

- Друг мой... - прошептала она чуть охрипшим голосом.

Девушка наклонилась в стременах и прижалась щекой к курчавым волосам.

- Береги себя.

Затем выпрямилась и отправила коня к первому ряду воинства, где были сейчас братья, Сьюзен и полководцы. Тумнус заторопился следом.

- Великаны прикроют наши фланги, - Питер указал руками в стальных перчатках по обе стороны долины. - Основные силы примут удар в центре. Еще два полка будут ждать своего часа и не дадут захватить центр в тиски.

- Их слишком много, - произнес Эдмунд.

- Но у нас нет выхода, - Питер посмотрел на брата с нежностью и печалью. Затем взгляд скользнул на высокого кентавра со скрещенными в ножнах за спиной мечами.

- Нам нужно тянуть время, - воскликнула Люси, поглаживая огненного коня по скуле. - Возможно, Орландия и острова подоспеют к нам. Отвлекающие маневры могут помочь.

- В их ходе мы понесем значительные потери, - возразил Орей. - Тархистанцы раздавят нас, если мы не дадим отпор сразу.

Тумнус следил за советом, слова долетали до него словно бы издали, подобные эху.

Они совсем недавно были детьми, они играли с ним в прятки, их звонкий смех вдохнул новую жизнь в коридоры Кэр-Параваля.

Они танцевали среди дриад в лесных хороводах, верили в чудеса+. А сейчас он видел лишь решимость на их лицах. И отчаяние.

Весь горизонт заполнило черное войско. Разведчики-кроты сообщали, что земля дрожит на многие и многие мили от подтягивающихся новых сил.

Фавну хотелось закричать, звать и звать Аслана, а затем спросить - отчего в его идеальном мире происходит такое.

Раздался лязг и грохот. Воздух заполнил вой шакалов и топот конницы.

- За Нарнию! За Аслана! - Питер взмахнул мечом и помчался вперед; ноздри единорога раздувались, копыта рвали землю.

Орей словно тень летел рядом, лицо его застыло.

Тумнус поднял меч, отцовский, и побежал следом.

Фавну показалось, что он оглох. Удары копыт о землю ощущались чем-то потусторонним, несущиеся на него искаженные бородатые лица под забралами узких шлемов сливались в серые мазки.

А затем звуки вновь вернулись, едва не разорвав перепонки.

Тумнус упал почти сразу и лишь выставленный вверх меч уберег от гибели. Фавн ощутил что-то теплое, потекшее по рукам, сбежавшее на грудь, пропитавшее шарф.

С тяжелым выдохом он поднялся на ноги и увидел Люси на взвившемся на дыбы коне, размахивающую мечом и кинжалом, что-то кричащую.

Тумнус бросился к ней.

Едва он подоспел, как конь упал, пораженный в горло. Люси успела отпрыгнуть, но поскользнулась на пролитой крови, пропитавшей снег. Нацеленный на нее кривой ятаган тархистанца столкнулся с мечом фавна. Тумнусу потребовались все его силы,

чтобы отбить удар и пронзить врага. Затем он схватил Люси за руку.

- Мы должны найти тебе коня!

- Нет времени! - Люси развернулась. - Мы в ловушке...

Их окружили: стена из ятаганов мешала разглядеть малейший шанс на спасение.

Тумнус встал спиной к спине с королевой и приготовился сражаться до последнего.

Пульс фавна слился с общим пульсом битвы: рев раненых животных, треск промерзлой земли под ногами великанов, крики раненых, звон мечей и оружия. Все вокруг было подобно жуткому смертельному хороводу.

В небе мелькнула золотая молния. Затем еще одна и еще.

- Грифоны! - послышались радостные крики, и призыв "За Орландию!" придал сил.



Черное войско отхлынуло на прежние позиции.

Подкрепление пришло не только с неба: по земле добрались несколько конных отрядов и отрядов лучников.

Здесь были и Аравита, и Кор, и Игого, и Уинни.

- Смотрите, в каком я виде! - отплясывал Игого. - Самый настоящий боевой конь!

Люси обнялась с шахиней и мягко упрекнула Кора за то, что взял невесту с собой.

- Попробовал бы он остановить меня! - расхохоталась Аравита. - Я не хуже тебя, королева Нарнии, а перед Тисроком у меня должок!

С этими словами девушка метнула копье в стан врага.

- Это первый шаг, - произнесла она, а затем добавила, осмотрев войско: - Аслан не появился.

- Он него нет никаких вестей, - печально подтвердила Люси.

- Ничего, - Кор сжал ладонь Аравиты в своей. - Среди нас величайшие из воителей.



Вдалеке зазвучали барабаны. Их ритм в долине Нарнии казался изощренным кощунством.

- Что происходит? - Люси вцепилась в руку Тумнуса, и тот сжал ее в ответ.

Барабаны били все сильнее. Во вражеских рядах образовалась брешь, освещенная факелами. Там, в центре бреши, привязанный к деревянному столбу, стоял фавн. Судя по тому, как склонился вперед, он был ранен.

Барабанные удары смешались с выкриками солдат.

- Что они кричат? - прошептала Люси.

- Таш, - Аравита подалась вперед. - Они зовут Таш.

Тумнуса передернуло. Он слышал о Таш: чудовищном божестве, царившем по ту сторону Великой пустыни, пьющем кровь, принимающем человеческие жертвы, поощряющем мучения.

В свете факелов поднялся столб черного песка, превратившийся в огромную птицу с человеческим телом. Она схватила в когтистую длань кричащего фавна и посмотрела ему в глаза. Кривой клюв нацелился в лицо.

Раздался хруст. Он был слышен повсюду в долине.

Люси сжала лицо в ладонях. Тумнус прижал девушку к себе и гладил по плечам.

- Ты ответишь, Таш, - произнес он тихо. Фавн не знал, хотел ли он, чтобы Таш ответила за эту войну, скорее в ней повинны люди. Но за боль Люси - да, за это она должна была ответить сполна.

"Я не герой, - Тумнус прикусил губу. - Я всего лишь фавн. Но я буду сражаться - за Нарнию. И за Люси".



Таш двинулась вперед. По рядам нарнийских войск прошел ропот.

- Не бойтесь! - закричала Аравита, запрыгивая в седло Уинни. - Она чует ваш страх и становится сильнее!

Битва разразилась вновь. Но теперь исход ее был очевиден. Таш окутывала своим дыханием воинов, и они впадали в безумие.

Были ли нарнийцами или тархистанцами, они начинали убивать всех вокруг без разбора.

Вот Таш добралась до воина в сияющих доспехах, и тот отчаянно сражался с богиней. Его единорог взвился на дыбы и бил копытами сгустки тьмы, подбирающиеся со всех сторон. Ему пришли на помощь могучий кентавр и юный всадник, но Таш было

невозможно одолеть. Она дохнула, и едкий туман окружил их.

- Нет! - закричала Люси.

Тумнус успел оттолкнуть ее за свою спину и ощутил несколько ударов: в руку, бок, плечо...

Мир пошатнулся, но фавн вцепился в одного из нападавших и удерживал его перед собой, пока тот не превратился в подобие подушечки для иголок.

Затем он сполз на руки Люси. Девушка схватила пузырек с Огнецветом.

- Бессмысленно, - прошептал фавн.

Он видел кровь на одежде девушки, попытался вытереть тяжелую каплю, но не смог: рука упала на снег.

Тумнус бросил взгляд на долину, залитую огнями и кровью.

Как страшно умирать, подумал он.

- Ландыши, - прошептал фавн. - В моем доме остались ландыши...

Он услышал зов рога королевы Сьюзен. Клекот Таш. И львиный рев.

Люси замерла, исступленно гладя щеку фавна.

- Смотри, Тумнус, - фавн удивленно взглянул на девушку. Только сейчас в первый раз она назвала его просто по имени.

- Аслан. Он все же пришел...

Тумнус увидел сперва только тьму, еще чернее чем тьма Таш, а затем сквозь нее стал проступать золотой свет, сквозь трещины, крошащиеся кусочки, и вот мрак раскололся и исчез.

Раздался утробный рык, от которого кровь застыла в жилах, а затем - писк раздираемой на части птицы.

- Да... - Тумнус усмехнулся, прохладная ладонь Люси все еще на его щеке+ нет, уже в волосах, гладит макушку, она рядом, значит, все хорошо. - Он никогда не был ручным.

- Он убил ее, - бесцветным голосом произнесла Люси, а потом прижалась к фавну.

И наступил сон, поглотивший всех.



Когда они проснулись, то поняли, что мир изменился. Словно и не было ужасной битвы: долина была чиста, снег исчез, вместо него землю укрывали трава и цветы, пели песни цикады, щебетали птицы.

Но были те, кто потерял в битве родных и друзей. Рядом с ними возникал лев и что-то шептал на ухо, они переставали плакать и касались колышущейся гривы, а затем отпускали Аслана, и боль их становилась тише.

Люси нашла братьев и сестру: Аслан успел во время, иначе они были бы отравлены дыханием Таш и не смогли бы остаться в Нарнии.

Тумнус смог подняться и даже почувствовал себя бодрее. Он смотрел на свою королеву с тенью грусти.

Люси обернулась и помахала ему рукой, побежала навстречу. Тумнус не знал, что делать и потому просто пошел вперед, а затем и сам побежал.

Он подхватил ее на руки и закружил, а затем смутился, стал краснее своего шарфа и поставил девушку на землю.

- Тумнус! Ты спас меня!

- И ты спасала меня, королева Люси. Даже не замечая этого.

Люси спешно рассказала, что теперь переход в Великую пустыню закрыт, можно преодолеть его лишь верхом на грифоне. Что Таш повержена и у жителей Тархистана появился выбор: какими им быть.

Тумнус подумал о том, что у него самого по-прежнему выбора нет.

- Тумнус, - Люси посмотрела фавну в глаза. - Тумнус.

Тот очнулся от забытья и поклонился.

- Ты говорил, что дома у тебя остались ландыши.

Фавн изумленно воззрился на девушку.

- Я хотела бы вновь побывать у тебя в гостях, как когда-то... зимой.

Тумнус улыбнулся, и протянул Люси руку. Девушка вложила в ладонь свои пальцы и осторожно погладила, заставив фавна покраснеть второй раз за это утро.

---

ГП | Гарри Поттер, туда и обратно

[Secret Santa]

Для: Джерри

От:



Гарри Поттер, туда и обратно



Фандом: Гарри Поттер

Пейринг: ГП/ДМ

Рейтинг: R

Жанр: романс, приключения. Кроссовер с «Робин Гудом».

Примечание: Написано для Ольги., которая хотела

Авторский текст или перевод - все равно.

- Гарри/Драко. Однозначный хэппи-энд; НЕ делать из Гарри идиота; без пыток и насилия.

- Гарри/Северус. Без пыток, насилия и смерти персонажей, заявленных в желаемом пейринге.

Примечание: Все принадлежит Роулинг, создателям фильма «Робин из Шервуда», английскому народу, а название – профессору Толкину.

Примечание 2: Дорогой заказчик, мужайтесь. Мини – не наш метод.

Краткое содержание: Все хорошо то, что хорошо кончается. Во всех смыслах.



<b>Глава первая, в которой Гарри узнает о существовании серебряной стрелы и планирует убийство С.Снейпа.</b>



На Гриммаулд Плейс, 12 шло одна тысяча какое-то собрание Ордена Феникса с участием Мальчика-Который-Выжил и других, пока еще целых и невредимых членов вышеозначенной доблестной организации. От других подобных мероприятий это отличал мрачный настрой участников и серьезность обсуждаемого вопроса. Нет, и раньше времена были трудные, проблемы – страшные в своей неразрешимости, но все равно всегда находилась лазейка или возможность выхода, а вот сейчас…



Темный Лорд завладел двумя хоркруксами. Ну и что, скажете вы, можно же пробраться в логово негодяя, выкрасть артефакты, и даже если план провалится, почему бы не попробовать сразиться так? В конце концов, честная дуэль, глаза в глаза, всегда была в почете в магическом мире. Примерно так и заявил Гарри Поттер, украдкой вытирая о мантию вспотевшие ладони.



К счастью, жертвенный порыв юноши столкнулся с категорическим несогласием остальной части благородного собрания.



– Совсем сдурел! – орал Хмури. – Шлепнет тебя змеюка красноглазая – и что нам прикажешь делать? Где еще одного избранного найдем? Выдвинем из рядов коллектива? Воспитаем? Из кого? Из меня, или, Мерлин упаси, из Артура?



– Гарри, это несерьезно! Я осуждаю форму, в которую облек свое замечание Аластор, но в остальном он прав. На карту поставлена судьба, но не твоя, а всего мира, и не только магического! Осечки быть не должно! – мистер Уизли нервно рвал на конфетти пергамент с повесткой собрания.



– Но вдруг мне удастся выкрасть хоркруксы? Тогда я их уничтожу и буду сражаться с единственной сущностью Волдеморта.



– Гарри, пойми, мы не можем рисковать. Варианты с пятипроцентной вероятностью рассматривать не стоит, – Ремус Люпин сидел прямо как истукан, пытаясь олицетворять спокойствие в мире хаоса. – Люди измучены страхом, сопротивление умов слабеет.



– Что? Выражайтесь попроще, профессор, – попросил Рон Уизли и на всякий случай сжал кулак Гарри, показывая, что он-то ничего не боится и даже готов во всем поддерживать друга. Вот только рука рыжеволосого юноши заметно дрожала.



– Все больше волшебников предлагают признать верховенство Темного Лорда. Он же им, вроде как, не угрожает. Наоборот, собирается предоставить защиту от магглов. Обещает власть. Мало кто понимает, что выдающиеся способности – это ответственность, а не вседозволенность, – еще сильнее помрачнел мистер Уизли.



– Поэтому надо действовать быстро и решительно, – Гарри забился поглубже в кресло, – я хотя бы попытаюсь.



– Все собрание твердим об одном и том же. Мы не можем пытаться. Мы должны действовать наверняка, – стукнул кулаком по колену Аластор Хмури. – Иначе нас даже не похоронят, как Альбуса! Некому будет.



– И негде, – добавил молчавший до той поры Билл Уизли. – Есть какие-нибудь предложения? Пусть даже самые бредовые?



– Сколько угодно. Прислать Волдеморту отравленный кекс и ждать, что он его сожрет.



– Ага, а хоркруксы самоизничтожатся, – продолжил вариант близнеца Фред Уизли.



– Тошно слушать балаган во время серьезного обсуждения, – поморщилась Гермиона, – Гарри на волосок от бессмысленной гибели, а мы ходим по кругу, как часовая стрелка.



– Ну и предложи, дело, раз ты такая умная.



– Я предложу! – вскрикнул Рон, – вот взять Чарли, так? У него драконы. Если привезти парочку и с их помощью спалить замок Волдеморта.



– Как ты предлагаешь это сделать? Накрыть плащом-невидимкой Гарри и тайно переправить через границу? Притом, что из-за войны практически все магические коридоры между Англией и Румынией перекрыты? И Темный Лорд будет покорно ждать, пока дракон подлетит к его логову? Глупо, Ронни! – усмехнулся Джордж Уизли.



– Предложи хороший вариант, – огрызнулся его младший брат.



– Если использовать маггловское оружие…



– Оно не пробьет магическую защиту, – задумчиво произнес Кингсли Шеклболт, – простейшим <i>Протего</i> можно отразить любой пушечный выстрел.



– А вы, профессор, не могли бы в полнолуние загрызть Лорда? – задумчиво спросила ненадолго вернувшаяся с небес на землю Луна Лагвуд.



– Теоретически – мог бы. Практически – войти туда способен один Гарри. Волдеморта охраняют не только Упивающиеся, но и оборотни. Меня учуют…



– И ты геройски погибнешь, ни на йоту не продвинув наше дело, – Артур Уизли встал и принялся мерить шагами площадку перед камином. – Мы в тупике. За нас – пророчество и осознание собственной правоты. Первое – зыбко.



– Артур, они тоже считают себя правыми, – впервые включилась в беседу Тонкс, – да что говорить, даже в министерстве нет-нет, да и услышишь разговоры об их силе и сплоченности.



– Трусы, – буркнул Аластор.



– Нет, Нимфадора. Они знают, что не может быть правым тот, кто сеет страх и смерть, кто запугивает, мучает, уничтожает. Но фокус в том, что любое понятие можно подменить. Грабеж назвать экспроприацией, убийство – устранением нежелательного элемента, насилие – принудительным осчастливливанием. После такой нехитрой рокировки и возникает ощущение вседозволенности.



– Прекрати называть меня Нимфадорой, Ремус!



– Мы не продвинулись ни на дюйм. Все это говорит только об одном. Я должен сразиться. Другого выхода нет.



– А если попробовать обратиться к легендам? – задумчиво произнесла Гермиона.



– Вооружить Гарри мечом Годрика? И что? Положим, мальчик победит. Мысль хороша, но все кончится так же. Останется два тщательнейшим образом спрятанных хоркрукса. То есть вероятность возрождения Темного Лорда.



– Пусть потомки с ним и разбираются, мы свое отмучились. – Сварливо заметил Рон и тут же виновато поправился: – Вдруг они будут сильнее нас?



– Я бы не хотел, чтобы мои внуки жили под страхом возрождения Волдеморта. И кто знает, вдруг у них будут свои враги, пострашнее наших? – ответил сыну Артур Уизли.



– Если б Лорда можно было сразить мечом Годрика, стал бы директор столько ждать? – пожал плечами Билл Уизли. – Вот если бы у нас было оружие, выжигающее все части гнилой сущности…



– Серебряная стрела?



– Что это?



– Бабушкины сказки, – фыркнул Аластор Хмури, – а если даже и нет, то, как ее достать?



– Не сказки, а легенда. И она гласит, что завладевшему стрелой Херна достаточно прикоснуться к воплощению зла, чтобы уничтожить все с ним связанное.



– Ух, ты! И Упсов? – восхищенно спросил Невилл Лонгботтом.



– Да, раз они связаны черной меткой с Волдемортом. И их тоже.



– Погоди, отец, но ведь, если я правильно помню, шериф Ноттингемский был очень плохой человек, однако он держал стрелу в руках и…



– Человек, Фред. Он был простым магглом. И все равно держал ее в дубовом сундучке.



– Так, хорошо. Положим, стрела существует. – Гарри выпрямился в кресле и с интересом оглядел своих собеседников. – Но хроновороты ведь уничтожены, как же ее достать?



– Существует зелье перемещения меж временем и пространством, – глаза Гермионы загорелись.



– Стоп. Дальше можешь не говорить. Нам его не сварить.



– Почему, мистер Хмури? – глаза Джорджа Уизли засияли. – Мы с братцем можем достать любые компоненты, верно братец Дред?



– Дело не в них, а в рецепте.



– Слахгорн…



– Сомневаюсь. Но поговорю с ним. – Аластор Хмури встал и кивнул мистеру Уизли: – Заканчивайте собрание. Ты, Гермиона, посмотри, что пишут об этой стреле. Литературу там почитай. Билл, попробуй узнать у своих работодателей, что они знают о стреле Херна, Люпин… ты пока не нужен. Набирайся сил, Гарри. И до завтра всем.



Одноглазый аврор ушел. Постепенно дом 12 на Гриммаулд Плейс покинули остальные участники Ордена. Гарри и Рон убирали со стола, старательно перекидываясь время от времени пустыми замечаниями. Будто все хорошо и есть надежда. На будущее. Пусть и призрачная.



– У него была книга! Я видел ее собственными глазами.



– Этого не может быть! «Лиловый травник» пропал раньше серебряной стрелы! И упоминался только в одном сказании о вольных стрелках.



– Билл, я читал баллады. И прекрасно помню, как лиходеи украли у спящего монаха старинную рукопись, в которой помимо прочего указывался источник живой воды и противочумные сборы. Именно ее я видел у Снейпа!



Юноши переглянулись и замерли.



– Ты хочешь сказать, Снейп ее и украл?



– Нет. Сам знаешь, менять ход истории нельзя. Он ее позаимствовал. И вернул. Украли травник позднее.



– Что из этого следует?



– Только одно. Хроновороту не под силу перекинуть владельца в двенадцатый век.



– Он умеет варить зелье.



– Да.



Рону ужасно хотелось чихнуть, он зажал нос, наморщился и надул щеки.



– Чихай, – прошептал другу Гарри, – Люпин и твой брат знают, что мы рядом. Но они не в курсе, что с кухни снято заглушающее заклятье.



– Агрпч – ах!!!



– Точно, Ремус. А как получилось, что ты увидел книгу?



– Думаю, ему очень хотелось похвастаться. А я был самым подходящим кандидатом.



Голоса отдалились и смолкли совсем. Гарри с Роном переглянулись и одновременно развели руками.



– Он скорее умрет, чем сварит нам зелье, – автоматически продолжал шептать Рон.



– Я сам его убью! – в полный голос заявил Гарри. – Если найду.



– Это можно сделать и позже. После зелья, – логично заметил Рон и зевнул. – Идем, поздно уже. Непонятно, что будет завтра. Нужно выспаться.





<b>Глава вторая, в которой Драко узнает, что путешествие – не всегда радость. А Северус дает странные обещания.</b>



– Почему с Поттером должен пойти именно я? Что за дикая идея? – белобрысый молодой человек нервничал. Неприятно, когда день начинается с известия, что ты должен отправиться в прошлое. Без хроноворота, в шкуре другого человека, да еще и со своим смертельным врагом.



– Ты видишь другой выход? – высокий черноволосый мужчина потрошил летучую мышь.



– Я вообще не понимаю, зачем вам нужно выполнять их просьбу! Я даже не спрашиваю, каким образом вы ухитрились связаться с ними! Или, вернее, они с вами. Боюсь, Лорду не понравится тот факт, что его якобы верный слуга любезничает с врагами!



– Можешь ему сообщить о готовящемся насилии над твоей свободной личностью. Прекрасный образчик человеческой благодарности. Я прячу тебя здесь, жертвуя своим комфортом и временем, а ты строишь планы, как вернее меня угробить.



– Особенно приятно слушать про благодарность от вас. Ну вот, профессор, вы порезались. Не нервничайте так, лучше объясните, зачем вам это нужно.



– Объяснение, что у Поттера скоро день рождения, а я, будучи в заботах и трудах, забыл приготовить ему подарок, тебя не устроит? А обещание особы, связавшейся со мной, что в случае моей помощи тебе будет гарантирована полная безопасность?



– Вам-то что от меня нужно? – закусил губу юноша.



– Чтоб ты как можно быстрее умер и освободил меня от клятвы. Но сделал это самостоятельно. От болезни или собственного идиотизма. Как больше нравится.



– Вы шутите?



– Только этим и занимаюсь последние семь лет. Жаль, что не все ценят мой чудесный юмор. И не трясись так. Мне доставят заложника. Если Поттер посмеет тебя пальцем тронуть… я изничтожу своего пленника. Медленно и очень долго.



– Ох, профессор, ну, почему вы думаете, что смерть незнакомого мерзавца меня утешит, если я вообще буду в силах испытывать какие либо эмоции? – Драко скрючился в кресле и подтянул к подбородку острые коленки.



– Тебе нанесли метку?



– Десять баллов Слизерину, – буркнул юноша.



Профессор сглотнул и закатал рукав мантии. На тонкой желтой, будто восковой коже чернел рисунок.



– Я не могу его свести. Пытался. Ничего не могу сделать с этой меткой. И если Поттер победит Лорда, я, ты, Люциус – все обладатели этого забавного узорчика – сдохнем.



– Это не ли… не ле… не литературно.



– Не бойся. Лучше слушай внимательно. Закинуть вас в прошлое элементарно. Трудности возникнут, когда вы начнете действовать.



– Нельзя менять прошлое, нельзя ничего трогать – это знает даже первокурсник.



– А придется. На вас могут напасть, чтобы забрать стрелу; вполне возможно, что вам придется применить силу.



– Я не понимаю…



– Прекрати меня перебивать. Есть только один способ предоставить вам свободу действий, не затрагивая при этом порядка вещей…



Драко вздохнул. Ситуация была совершенно абсурдной. С одной стороны, любому нормальному волшебнику семнадцати лет от роду путешествие во времени могло бы показаться даром небес, величайшим счастьем, тем более путешествие во времена столь далекие, полные волшебных предметов, таинственных артефактов и могучих чародеев. С другой стороны, больше всего на свете юному Драко Малфою хотелось забыть проклятую метку, Лорда, несносного Поттера, скользкого интригана Снейпа и сидеть дома с родителями.



– … вы поняли?



– Что? Да. Вы хотите меня уничтожить, но сделать это просто так вам скучно. А как мы встретимся?



– Я не могу сказать. Я узнаю, кого вы подменили, только увидев этих людей. Пить зелье будете в Стоунхендже. А попасть должны в то место, где будут ваши двойники.



– А вы не можете отправиться с нами? Или вместо Поттера?



– Ты чем меня слушал? Я же объяснил: зелье сложное, я готовил его, имея в виду крайний слу… неважно. На двоих хватит, а сделать еще порцию я не успею. Меня Поттер заавадит, как только увидит. И еще. Ни в коем случае не трогай стрелу голыми руками! И Поттеру втолкуй, чтоб не хватал ценный предмет чем ни попадя.



– Это сложно, вряд ли он меня послушает.



– Не сомневаюсь, если даже ты игнорируешь мои слова. Она лежит в шкатулке. Впрочем, вам это может не понадобиться. Смотри.



Профессор отложил нож, тщательно вытер руки и достал из ящика стола старинный манускрипт.



<i>Веселый Робин гулял в лесу

С милой Мери своей.

Веселый Робин поймал стрелу.

Что всех сокровищ ценней.

На веселом турнире собаки-шерифа

Он избежал цепей.

И в Шервуд веселый принес свой дар

На радость своих друзей.</i>



Драко задумался. То ли он был абсолютно глух к лучшим образцам классической средневековой поэзии, то ли данный шедевр был редкостным в своем безобразии образчиком самого дешевого стихоплетства.



– Профессор, и что? Я читал баллады о Робин Гуде, в библиотеке Поместья хранится много различных вариантов. И все лучше вашего. В этой рукописи ошибок не счесть, хотя она старше отцовских свитков.



– Ты прав, но этот экземпляр – единственное рукописное свидетельство не просто современника Робин Гуда, а участника его разбойничьей шайки.



– Кто-то из его людей умел писать?



– Да, монах Тук. Историки расходятся во мнениях, был ли Тук расстрижен или сам покинул аббатство Девы Марии, но несомненно одно – до того, как священнослужитель попал в Шервудский лес, он вел учет продовольственных запасов монастыря и владел грамотой.



– Это доказывает, что стрела существовала?



– Не просто доказывает, что она существовала, а совершенно точно указывает время, место и событие, попав на которое, вы с Поттером сможете позаимствовать стрелу.



– Украсть, – пожелал быть точным Драко.



– Нет, взять стрелу можно только на время.



– Профессор, да я уже тысячу раз понял: историю менять нельзя. Но как мы возвратим стрелу обратно? Ведь ее еще нужно использовать?



– Для стрелы хватит крохотной порции зелья временного перемещения. Если я погибну или исчезну, обрызгаешь ее жидкостью из желтого флакона, он будет стоять в маленьком шкафчике с ингредиентами, который появится, если нажать третью планку над большим шкафом в кабинете Зелий. Не бойся перепутать, он там один.



– Вы и это предусмотрели?



– Будет один. Я обмолвился, – Снейп смотрел так прямо и открыто, что Драко ни секунды не сомневался в лживости слов Мастера Зелий.



– А как я попаду в Хогвартс?



– Это уже не моя забота, Драко. Ты же помнишь условие. Я либо мертв – либо от меня нет никаких вестей.



– И вы перекладываете на меня ответственность за историю человечества? Всего магического мира? А если мне наплевать?



Профессор пожал плечами, не сочтя нужным комментировать, насколько мало будут трогать покойного Северуса Снейпа проблемы живых, и осторожно свернул ветхий манускрипт.



– Я предъявил тебе рукопись с единственной целью, чтобы ты относился к ситуации серьезно. И Поттера заставил. Если возможно, – Снейп несколько раз повернул ключ в замке ящика и пробормотал себе под нос заклинание, которое Драко не расслышал, хотя и сидел рядом.



– Я его ненавижу.



– Значит, будешь осторожен и внимателен. И главное, запомни: ты обязан найти его там.



– Не беспокойтесь, – Драко вылез из кресла и подошел к окну, – я его из-под земли достану.



– Все вопросы с земельными отношениями оставьте на потом. Кто под, кто над. И сколько футов каждому. Надеюсь на внешнюю похожесть ваших тел с вами. Если нет… попытайтесь договориться перед тем как выпить зелье.



– Каких тел??? Я не понимаю.



– Мерлин! – профессор всадил нож в доску, на которой только что резал корень болотного сангрела. – Мало того, что идиотизм заразен! Он еще передается по наследству! Чем ты меня слушал?





<b>Глава третья, в которой мы возвращаемся на Гриммаулд Плейс и узнаем имя заложника.</b>



– Мистер Уизли, не волнуйтесь. Я все понял. И про хорька, невинную жертву взрослых игр и необдуманных поступков старшего Малфоя, и про то, что результата можно достичь, только соединив мою созидательную охранную магию и его разрушительную магию нападения. Но я не доверяю Малфою! Ни капельки! Вы говорите правильные вещи насчет «спина к спине» и «сила в единстве». Я не повернусь к нему спиной, даже если он будет за каменной стеной! И о каком единстве с врагом может идти речь? Где гарантии его лояльности, я уже не говорю о добровольном желании помогать мне!



– Серебряная стрела имеет два конца.



– Надо же, – нервно пробурчал Рон, – а мы то думали, она круглая.



– Один конец уничтожает зло. Второй – поглощает его. Кто видит разницу? – Ремус Люпин обвел взглядом бывших учеников.



– Человек остается жив? Ну, носитель зла? – встряхнулся Гарри.



– Метку можно убрать, – задумчиво протянула Гермиона, – если дотронуться до рисунка опереньем?

– Молодец, девочка. Только она не оперена. Она целиком отлита из серебра.



– Ты не на уроке, Ремус! – хмыкнул старый аврор и потряс пальцем перед лицом Гарри: – Не лапать! Стрелу! В книжке сказано: только сын Херна может взять стрелу голыми руками, а ты – сын Джеймса Поттера. Хорьку тоже не давай. И сразу покажи, кто из вас двоих главный.



– Я дал слово, что Драко будет в полной безопасности. И после вашего путешествия его семья получит полную амнистию.



– Мистер Уизли! – Гермиона отчаянно замотала кудрявой головой. – Но если он подведет Гарри!



– Мистер Малфой-младший согласен с условиями. Миссис Малфой охраняют наши люди.



– Херн сам избирает сына. Робин Локсли был обычным человеком. Выбор Херна дал ему магическую силу. Я читал в первом списке сказаний, что за три дня, проведенных в пещерах у старого волшебника, Робин обрел оленьи ноги, волчий нос и глаза орла.



– Ужас, – вздрогнул Рон, – слушай, ты там поосторожнее, от такого чудища Малфой инфаркт получит, и что тогда?



– Прекрати паясничать! – Гермиона возмущенно посмотрела на друга. – Ты прекрасно понял, что имел в виду профессор Люпин. И неужели ты не в курсе, что негодяю Снейпу дадут заложника?



– Можешь не беспокоиться, Гарри, – с лестницы спускался хмурый и злой Билл Уизли, – я хочу жить, но ради уничтожения Лорда и его ублюдков готов умереть. Обломается Снейп с заложником.



– Я тоже, – кивнул Аластор Хмури.



– Погодите. – Ремус поморщился. – Мы должны жить ради наших идей. А не идти путем наименьшего сопротивления.



– Рассуждения труса, – отрезал старый аврор.



– Трусость – смерть и убийство.



– Ремус, Аластор. Оставьте философские споры. Тем более – выбрали не вас.



– Кого, отец? – Билл Уизли сел рядом с Гарри и успокаивающе похлопал юношу по руке.



– Тонкс.



– Но… Ремус?! Ты же не допустишь?



– Ей ничего не угрожает. Если Гарри не тронет младшего Малфоя.



– Сукин сын! Взяв в заложники женщину, он вяжет нас по рукам и ногам! – взвыл Билл.



– Умный ублюдок. Но Тонкс аврор. Она сможет постоять за себя, – задумчиво протянул Аластор.



– Ремус, но ты ничего не сделаешь?



– Ей ничего не грозит, – оборотень встал, – не нужно бояться. Страх ослабляет.



– Еще бы. Тебе ли это не знать. Может быть, ты опять ему веришь, Люпин?



– Аластор, я не буду спорить с тобой. Или ссориться. Пойдем, Артур.



– Гарри, когда мы вернемся, ты должен быть готов. Билл расскажет кое-какие детали.



Мужчины вышли из гостиной. Аластор Хмури посмотрел им вслед и повернулся к Биллу:

– Люпин слишком много знает.



– Особенно насчет содержимого библиотеки Снейпа.



– Прекратите, – Гермиона тоже встала, – недостойно обсуждать человека за его спиной.



– Не обсудишь вовремя, девочка, и вот он – враг в сердце ордена, – запальчиво возразил Хмури.



– Я – девочка профессору Люпину. Вы можете называть меня мисс Грейнджер. – Она повернулась к Гарри: – Пойдем. Вижу, вопросов к Биллу у тебя нет.



– У меня одни ответы. Кто б их еще захотел услышать, – пробормотал Гарри и, виновато кивнув угрюмым членам Ордена, вышел за девушкой.





Гарри пытался одновременно запихнуть в маленький заплечный мешок жизненно необходимые в средневековой Англии вещи и систематизировать в голове полученные от друзей сведения. Скоро юноша достиг полной гармонии: и в рюкзаке, и в мыслях воцарился винегрет. Почему-то все уверены, что он, Гарри, обязательно воплотится в предводителя вольных стрелков. Вернее не почему-то, а по старинным гравюрам и словесным описаниям черноволосого и зеленоглазого Робина. С одной стороны – отлично, он выстрелит, победит всех и заберет артефакт. Юношу немного смущал малозначимый факт, что он ни разу в жизни не стрелял из лука. Да и предстоящие проблемы с каким-то шерифом не радовали, но, в конце концов, история идет своим чередом, и если в ее скрижалях записана победа лесного молодца на турнире, то и беспокоиться не о чем. А Малфоя друзья представляют каким-то Гисборном. Потому что в строчке баллады есть определение сэра рыцаря «шел бледной молью». Все очень просто. Или нет. Он же в шлеме должен ходить. Как из-под шлема определишь, бледный он или вороной? И что, кроме веревки, зубной щетки и волшебной палочки может понадобиться человеку, на два дня отправляющемуся в далекое прошлое? Причем никто не дает гарантии, что палочка там вообще понадобится. Гарри схватился за голову. Одежду не брать. Это понятно, он окажется одетым и даже вооруженным. И Малфой тоже. Юноша зажмурился, кинул в рюкзак обычный маггловский фонарик, кроссовки, отмычку, реквизированную Люпином у Флетчера и почему-то забытую на тумбочке Гарри. Юноша еще раз осмотрел комнату в поисках нужных мелочей, ничего не обнаружил и, чтобы как-то скрасить время ожидания, взял в руку записку, оставленную ему Ремусом.



1. Думай, прежде чем что-то сделать.

2. Помни, я тебя жду.

3. Ты никому ничего не должен.

4. Все равно я тебя жду.

5. Вернись живым.

6. Возьми спички.



В дверь постучали.





<b>Глава четвертая, в которой Гарри очень нравится сам себе, а Драко обретает брата.</b>



Гарри чувствовал себя так, словно в его голове только что отметили завоевание Кубка по квиддичу сразу три факультета. Никак не меньше. А то и все четыре, хотя непонятно, с какой стати Слизерину радоваться тому, что Гриффиндор взял Кубок. Кстати, что это он лежит, думая про межфакультетские дела, а вокруг стоят люди и смеются так, будто он, Гарри – самое забавное, что они видели в жизни? Юноша похолодел. А что, если зелье Снейпа не сработало, и он барахтается в луже в мантии, очках, и добрые люди сейчас отсмеются и поднимут его на вилы как злого колдуна? Додумать юноша не успел, толпа заколыхалась, из нее выкатился похожий на копну сена толстяк в сутане.



– Нехристи! – возопил он. – Не дело насмехаться над братом, в беду попавшим! Тем более, когда брат ваш отряхнет прах и тлен с тулова своего и восстанет, как Господь наш! Дай руку, брат мой, не так уж много мы выпили утром, – монах укоризненно покачал головой, – и возвысься над этими людишками, как пастырь духовный над стадом, ну? Ты оглох?



Гарри отрицательно покачал головой и ухватил протянутую ладонь.



– Полегче, бугай здоровый, – добродушно произнес монах и рванул юношу вверх.



– Кто меня сбил? – Гарри вздрогнул от неожиданности, услышав свой голос. Нет, голос был незнакомый, низкий бас, а сам он неожиданно увидел задранные вверх лица и аккуратно выстриженный кружок на макушке доброго служителя церкви. Окружающие попятились.



– Прости его, брат мой, ибо сей бык влек телегу, а ты считал ворон! И пойдем догонять Робина.



– Здорово треснулся, – пробасил Гарри, – напомни мне святой отец, как бишь меня зовут?



– Ха-ха-ха!!! Ну, ты даешь, шутник!!! Тебя зовут…



– Тук, Маленький Джон! – из толпы, почтительно разглядывая собеседников, вышел светловолосый мужчина с одутловатым лицом и огромным луком за плечами. – Что вы тут забыли?! Турнир вот-вот начнется! А почему твой шест валяется на земле? Поднимай, и пошли. Шериф куда-то запропастился, но его ждут с минуты на минуту. Принц Джон уже занял королевское место, мерзав…



– Потише, Скарлетт. Мы идем, и да поможет нам святой Дунстан! – монах благочестиво поднял к небесам руки. В кармане мантии подозрительно булькнуло.



– Лучше бы мы сами смогли, – огрызнулся светловолосый парень, – один поминает святых, второй носится с Херном, а ты что ляпнешь, Маленький Джон?



– Теряем время. – Гарри повел необъятными плечами и ощутил детскую радость, одним движением подхватив семифутовый дрын. – Посмотрим на соперников нашего Робина.

«И на самого Робина», – добавил он про себя.





Драко заламывал пальцы от бессильной ярости. Мало того, что он лысый. Мало того, что ему под сорок. Мало того, что он закутан в тяжеленные парчовые одежды – так негодяи, подобострастно растянувшиеся на каменных плитах пола, приводя его в чувство, сунули под нос тряпку, пропитанную коровьей мочой. Мало всего этого, так он еще совершенно не в курсе, где главный приз соревнований, серебряная стрела, и что, что теперь делать? Перебрать замок по кирпичику? Мерлин! За что? Ему же говорили – он будет белокурым красавцем! И что, в таком обличье его увидит Поттер? Драко вздохнул и грозно уставился на лежащую челядь. Гисборн его слуга? Отлично! Пусть придет и расскажет, куда он, вернее хозяин этого отвратительного тела, спрятал артефакт.



– Гисборна ко мне! Быстро!!!



Лежащий у дверей человечек в ливрее бодро пополз к выходу и исчез за створками дверей.



Прошло двадцать минут. Гнев Драко достиг той точки, которая предшествует извержению вулкана или началу деятельности тайфуна с каким-нибудь нежным девичьим именем.

Он уже открыл рот для новой порции брани, как дверь распахнулась, и вошел молодой человек, лет двадцати, с соломенными волосами, подстриженный под горшок и пахнущий дурно, несмотря на внушительное расстояние до него.



– Мой господин! Принц Джон гневается, что мой господин до сих пор отсутствует! Участники ропщут!



– Я посылал за вами невесть когда, и где вас носило?



Рыцарь опустился на одно колено и, преданно глядя в глаза Драко, произнес:

– Я встречал вашего брата, его святейшество аббата Гуго.



«Я пропал, – сердце Малфоя упало в пятки со скоростью выпущенного на волю дракона. – У меня есть какой-то брат».



– Он привез серебряную стрелу из аббатства Девы Марии и добрался благополучно. Проклятые разбойники и мерзавец Робин Гуд не перехватили приз турнира.



«Это меняет дело. Стрелу потерял не я», – приободрился Драко, величественно кивнул и встал с кресла.



– Можете жить, а вы, Гисборн… – «Мерлин, он пожирает меня глазами, а я даже не знаю, что приказать!? Провести меня на квиддичное поле, тьфу, площадку для стрельбы? Все их слова вылетели из головы, и Поттер увидит меня сейчас. Лысого!»



– Вина, мой господин?



«Мерлин, этого мне только не хватало! Надо спросить о мародере, Снейп говорил, что Поттер, скорее всего, станет Робин Гудом»

– Расскажите… проклятый разбойник, его видели?



– Нет, но его люди здесь, сир. И принц уже начал проявлять нетерпение.



– Идем.



«Вспомнил: ристалище. Мы идем на ристалище».



– Не бойтесь мой господин, люди расставлены, мимо нас мышь не проскочит.



– Мышь пусть, главное, чтобы разбойник не проскочил.



Слуги и Гисборн захихикали. Драко немного приободрился. Шествуя вслед за своим рыцарем, шериф Ноттингемский думал о том, что встреча с братом и принцем Джоном его почему-то страшит куда меньше, чем предстоящее свидание с Поттером.





<b>Глава пятая, в которой Гарри спасает жизнь благородному шерифу Ноттингемскому и лишний раз убеждается, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным, а Драко сожалеет о судьбах Англии.</b>



Пройдя около четверти лье по разбитой дороге, Гарри и его новые старые знакомые подошли к длинной площадке, отгороженной от праздничной толпы разноцветными канатами. Светловолосый Скарлетт подвел их к группе мужчин с луками, оживленно спорящих со стоявшим в центре белобородым стариком.



– Что так долго? – поднял брови невысокий кудрявый парень с козлиной бородкой. – Я было подумал, что вас поймали солдаты шерифа.



– Скорее Маленького Джона и его преподобие мог поймать трактирщик. К общей радости, – улыбнулся длинноволосый лучник и пощелкал по тетиве пальцем. Стоявший рядом с ним юноша не старше Гарри захохотал.



– Ой, не могу! Дикон! Ха-ха-ха! Трактирщик поймал Маленького Джона? Он же не рыба!



– Мачч, твоя юность не может служить оправданием твоей глупости! – разозлился Скарлетт. – И не орите как торговки! Лучше разделиться, а то на нас скоро начнут пялиться. Шерифу только это и нужно!



«Так, среди наших Драко быть не может. Они все друг друга знают. Робин, скорее всего, вот этот – кудрявый. Отлично, а старик кто? Мерлин! Как же классно быть на две головы выше остальных! А как же меня хорек узнает?»



– Мы не будем разделяться до последнего тура. Я уже записался. Стрелков всего тридцать. В следующий круг выйдет половина. Потом – половина половины. В заключительном туре должно остаться два участника. Вот тогда ты, Скарлетт, и ты, Тук, займете проулок за трибуной; Том, Дикон – вы побежите к городской решетке – вся стража здесь, там всего четыре человека – и будете ждать нас; Мачч… – тут говоривший старик запнулся и оценивающе оглядел слабоумного юношу. – Уходишь за городские ворота и держишь лошадей…



– Но, Робин, я не могу держать то, чего у меня нет. А это правда ты?



– Мачч! – прошипел Скарлетт. – Ори громче! Не все еще слышали, что разбойник Робин Гуд – вот этот дед!



– Я…



Бочкообразный монах неожиданно ловко подскочил к мальчишке и зажал ему рот рукой.



– Пусть он обделен создателем, но ты, брат Уильям, похабная сатира на его божественный промысел.



Гарри возмутился. Все врут сказители. Робин Гуд – вот этот убеленный сединами старец? Грозный разбойник, при одном имени которого трепещет шериф? Как хорошо, что он перенесся не в это немощное тело!



– …ты где витаешь? В каких облаках? Очнись, Джон!



Гарри посмотрел вниз. «Ух ты, а глаза у старика зеленые! Прямо как у меня!»



– У тебя бровь отклеивается.



– Тук! Ты же клялся, что будут держаться, как будто всегда так росли! Смола, смола!



– Я говорил – дегтем вернее! – тут же взвился Скарлетт.



– Деготь черный, брат мой, а брови – белые! Воистину, – гладкие щеки монаха затряслись от сдерживаемого смеха, – горячий нрав – первый шаг к помрачению рассудка.



– Что ты имеешь в виду? – сжал кулаки светловолосый разбойник.



– Что ты уже лет двадцать пять бодро маршируешь в данном направлении, мир тебе, сын мой! Смирение и воздержание, вот мой совет!



– Скарлетт, Тук! Прекратите! Спасибо, Джон, – старик поплевал на пальцы и кое-как приладил бровь. – Твоя задача – быть рядом со мной. Как только стрела будет в моих руках, круши все и вся, главное для нас – достичь ворот. Том, ты?



– Убираем стражников и опускаем ворота за вами.



– Уилл?



– Держу проулок с этим мешком жира и самомнения, как только вы с Маленьким Джоном пробегаете, мы присоединяемся к вам.



– Мачч?



– Краду у стражников лошадей и жду вас за воротами. Только скажи, Робин, сколько лошадей я должен увести?



– Всех. Дикон, если что – страхуешь мальчишку.



– Я понял, Робин.



– Все, вызывают участников турнира стрелков. Да хранит нас Херн.



– И пречистая Дева Мария! – благочестиво поднял к небу маленькие глазки отец Тук.



– И святой Гесберт! – откликнулся Том.



А Скарлетт ничего не сказал, только сплюнул. Гарри тоже промолчал. Постеснялся ляпнуть что-нибудь несуразное, но головой покивал очень энергично.





Трибуна знати Драко категорически не понравилась. Сколоченный наспех помост, скамейки и три жалких пародии на трон, которые даже обтесать как следует не успели. Юноша вздрогнул, очень живо представив себе, как в его задницу вонзается тысяча заноз. Но следующая мысль заставила Драко забыть и о неудобстве, и о возможных телесных повреждениях. По левую руку от сухощавого невысокого мужчины, выряженного в меха и тафту, сидел высокий аббат с крайне брезгливым выражением лица. «Мерлин… это чучело – мой брат?» Драко дернулся и попятился назад, чуть не сбив с ног следовавшего за ним по пятам Гисборна.



– Роберт! – аббат встал и скривился; видимо, эта гримаса обозначала родственную приязнь, хотя Драко не исключал возможности, что в кубке, из которого пил его преподобие, находился уксус. – Вы как всегда запаздываете. Его высочество устало ждать!



– Мое высочество само в силах озвучить претензии к вашему брату, аббат Хьюго! –

голос принца напомнил юноше визг разъяренных баньши. – Где вы изволите пропадать? Я жду уже полчаса! Я за это время мог бы придумать восемь налогов и усмирить несметное число бунтовщиков, чего вы, благородный шериф, не в состоянии совершить уже три, нет, четыре года! А еще этот негодяй Робин Гуд! Посмотрим, как вы поймаете мерзавца! Мне кажется, ваша идея полностью провалится!



«Вот маньяк! Заавадить бы его… лучше промолчу. И точно не Поттер. Даже Поттер не такой противный. Все равно промолчу. Молчание – золото».



– Что, нечего сказать? Слуги моего брата совсем распустились! Ничего, когда я приду к власти, сразу наведу порядок! Молчать! И что вы так смотрите? Смерти моей желаете? Не сделана еще та стрела, что убьет меня! И не смейте ухмыляться! И вы, преподобный, думаете, ваш чин остановит меня? Все вы заодно! Убью! Только посмейте поддержать моего ничтожного брата!



– Ваше высочество, – заюлил его преподобие, – род де Рено без лести предан нашему благодетелю, господину и величайшему из живущих монархов!



– Да, – принц перешел на свистящий шепот, напомнивший Драко интонации его собственного декана при виде Поттера, слоняющегося по Хогвартсу в неурочное время, – а вот братец ваш молчит!



Юноша похолодел от ужаса. То, как рука принца сжимала рукоятку меча, не сулило ничего хорошего, и, честное слово, Драко не дал бы сейчас и сикля за свою жизнь, так некстати пересекшуюся с жизнью почти коронованного психа.



– Де Рено! Вы оглохли и онемели? – завизжал окончательно выведенный из себя его высочество. – Приказать заковать вас в кандалы?!



***



– Почему они не начинают турнир? – Гарри изумленно смотрел на трибуну, где низенький уродец вопил что-то, подпрыгивая на неудобном черном кресле и грозя кулаком лысоватому мужчине в бордовом плаще. – И почему все молчат?



– А что говорить? Пока принц Джон не выльет на окружающих весь запас яда, хранящийся в его тщедушном тельце, никто с места не тронется, – пожал плечами кудрявый Том.



– У нас на соревнованиях зрители кричат и своими криками заводят участников и…



– Окстись, мой несчастный брат! Герольды давно прокричали славу, но ты в это время приятельствовал с лужей, – укоризненно промолвил монах.



– И что ты предлагаешь, Джон? – заинтересовался мыслью Гарри старик, который так неожиданно оказался Робин Гудом.



– Как надо обращаться к этому упырю?



– Священник учил нас говорить «храбрый и добрый король Ричард»! – встрял Мачч. – А если принц замещает короля, то он тоже храбрый и добрый?



– Такой же добрый, как голодный Тук! И храбрый, как заяц весной! Мачч! Что ты несешь?



– Не ори на мальца, – Гарри ничего не мог с собой поделать. Осознание собственной силы и внушительности кружило голову, да и скандальный тип, похожий на Хмури в дурном расположении духа, ему не нравился. – Он дело говорит.



И он заорал во всю мощь новообретенной богатырской глотки:

– Слава храброму и доброму принцу Джону! Ура! Турнир!



Минуту Гарри надрывался в одиночестве, но вскоре получил поддержку от солдат шерифа и измученных ожиданием участников предстоящего действа.



– Ты сошел с ума? Как у тебя язык повернулся? Предатель!



– Уймись, Уилл! Смотри, принц отпустил шерифа и машет нам! Вон, мальчик побежал к герольду!



– Молодец, Джон! Гибкость – не последнее качество для настоящего разбойника! – тряхнул длинными волосами Дикон. – Робин начнет стрелять засветло.



– Дубина…– сквозь зубы прошипел Скарлетт и пошел ближе к месту стрельбы.



– Не обижайся на него, Джон, – улыбнулся Робин. – Шериф дает отмашку, будь поблизости.



– Да мне что? – пожал плечами Гарри, – обидно… от друга, но переживу.



– Одно плохо, – заметил Тук, – солдаты шерифа смотрят в твою сторону.



– Разве сейчас я не доказал преданность принцу? – попытался отшутиться Гарри, но под ложечкой что-то тревожно екнуло.





– Ваше высочество! Моими устами говорит народ Ноттингема! Вы слышите эти крики?



– Да, ваше высочество! Где еще так искренне любят моего принца, как не в землях, процветающих под управлением моего брата!?



– Так что же вы медлите!? Мой народ желает празднества! А потом, когда вы, шериф, поймаете разбойника, мы развеселим наших подданных новыми поборами и веселыми казнями! Начинайте турнир!



«Бедная Англия…бедная знать. А какой идиот заорал славу этому кровопийце? Хотя он дал мне с честью вывернуться из ситуации. Впрочем, я и так нашелся бы».



– Брат мой, – просвистел в ухо Драко аббат, – вы заснули? Дайте же герольду сигнал к началу турнира.



– Моим платком! Мне ничего не жалко для моего народа, и я уверен – выиграет мой стрелок.



– Никто не сравнится с нормандскими лучниками моего брата! – пропыхтел аббат Хьюго.



– Вы поставили на него? Зря. – Высокий мужчина с бледным лицом, сидевший за принцем и до сих пор молчавший, ядовито усмехнулся: – Бьюсь об заклад – мой сарацин побьет всех.



– Не забывайте о разбойнике Робин Гуде, – наконец-то нашел, что вставить, юный слизеринец. – Поимка негодяя – одна из основных наших задач.



– Боюсь, ему тут ничего не светит, – поджал губы принц, – ваши люди получили указание ловить всех подозрительных стрелков?



– Да, мой повелитель, – встрепенулся белобрысый Гисборн, – он не уйдет от нас!



«Меня окружают подхалимы и трусы!» печально констатировал благородный шериф Ноттингемский, усаживаясь по правую руку его высочества.



Турнир начался.





<b>Глава шестая, в которой Гарри попадает в тюрьму, а благородный шериф Ноттингема еще раз рискует своей драгоценной жизнью.</b>



Гарри забыл про все. Про артефакт, который нужно доставить в современную Англию, про Драко, которого необходимо отыскать посреди пестро одетой толпы самозабвенно болеющих йоменов, про Темного Лорда, про Снейпа, убийцу и предателя, выторговавшего себе временное снисхождение, про груз ответственности, уже шесть лет лежащий на плечах юноши. В конце концов, он был обычным мальчишкой, попавшим на турнир лучников; может, не такой зрелищный, как квиддичные матчи, но никак не менее азартный и громкий.



К последней части выступлений лучников Гарри отбил себе ладони, практически сорвал глотку и извелся от желания встать в один ряд с оставшимися лучниками и попробовать поразить мишень, только что перенесенную на двести пять шагов от места, где стояли стрелки.



– Джон, смотри за Робином в оба глаза. Мы пошли.



– Вы же не увидите конец турнира! – ужаснулся Гарри.



– Ну и что? Ты как в первый раз глазеешь, – хмыкнул Скарлетт, – странный какой-то.



– А ты что, каждый день участвуешь в состязаниях, где главный приз – серебряная стрела? – заступился за юношу Том. – Мне обидно, но дело есть дело. Мачч, Дикон, нам пора.



– А ты, брат мой, подберись поближе к Робину. Если что – круши всех.



– Не сомневайся, святой человек, не подкачаю, – улыбнулся Гарри и прошел сквозь толпу, как сапожная игла сквозь тонкую бязь.



Перед канатами увлеченно спорили, заключали пари и кричали славу участникам. Щит отнесли еще на несколько шагов, так далеко, что только самые глазастые видели крохотное черное яблоко посередине мишени.



Робин вытащил кость с четырьмя чертами и должен был стрелять последним. Первым стрелял одноглазый лесничий шерифа и промахнулся. Вторым – воин из охраны принца Джона, и его стрела пронзила мишень с самого края. Третьим точно в середину яблока поразил цель угрюмый иностранец с бабьим платком на голове. Гарри закусил губу и на всякий случай прижал руку к левой стороне груди. Сердце трепыхалось, как разноцветные флажки на канатах. «А если мы все-таки изменили ход истории? Робин не выиграет стрелу, и она окажется в руках подозрительного типа в черном костюме? Мерлин бы побрал эти замки! Ремус говорил, что в них не проникнуть, а магию разрешили применять только при прямой угрозе жизни… Мерлин бы побрал эти рвы и крепостные стены! Вскачет на лошадь, только его и видели. Где мы с Малфоем будем искать? Первый день почти на исходе, а я Малфоя даже не видел! Мерлин бы побрал этого Малфоя!»



«Проклятый Поттер! – думал высокородный шериф на трибуне, проявляя возмутительно мало внимания и к турниру, и к высоким гостям. – Он точно не среди лучников! Ему бы сил не хватило натянуть такую махину. И кто из этих стрелков Робин Гуд? Если Снейп считал, что Гарри перевоплотится в Робина, тогда никто вообще не подходит. Кривой тип – в годах и, судя по всему, его хорошо знает урод, считающий меня братом. Старик отпадает – разбойник молод… солдат? Но за него болеет принц Джон! Мерлин, мы же должны были оказаться по разные стороны стрелы! Я-то оказался, а где Поттер? Наверное, Робин – замотанный в пестрые тряпки участник! И гриффиндорец – он же! Его выпустил отвратительный мужик, сидящий за принцем… а вдруг он тоже разбойник?»



Хорошие мысли имеют свойство приходить сразу в несколько голов одновременно.



– Ваш человек – великолепный стрелок, барон де Беллем, – завистливо заметил аббат Хуго, – вы уверены, что он не переодетый Робин Гуд?



– Так же, как в том, что вы, аббат, не переодетый разбойник. Вы слишком стары и мудры, – барон слегка наклонил голову и улыбнулся одними губами. Драко стало страшно. Неприятный и опасный тип продолжил: – Скорее всего, наш уважаемый шериф как всегда ошибся, и проклятый разбойник затаился в Шервуде и насмехается над очередным, хм, проявлением мудрости рыцаря де Рено.



– Не судите о еде, не попробовав ее на вкус, – разозлился юноша, – остался один участник, ваш араб еще может проиграть.



– Древнему старцу? Сарацин положил своими стрелами весь мой отряд, и если бы не… – де Беллем на секунду запнулся, – …мое искусство, взять его живьем не удалось бы. Назир – ассасин. Ночной убийца.



– Это хорошо, что не дневной, – вежливо кивнул Драко и немного успокоился, заметив одобрительную ухмылку принца Джона. – Смотрите, старик изготовился, целится...



– Брат мой, какая прямая стрела у убеленного сединами старца, – задумчиво произнес аббат, – под каким именем он записан? Садовник из Эсдома? Воистину, труд на свежем воздухе и крепость веры творят чудеса!





На мгновение на ристалище стало тихо, как в замковой кухне, инспектируемой управляющим. Казалось, все звуки исчезли, кроме пения стрелы фальшивого садовника. И позор тем, кто усомнился бы в чистоте и красоте этого звука! И вдруг все закончилось. Стрела сарацина треснула и распалась на две половинки. Восхищенный рев толпы накрыл площадь и на миг оглушил Гарри, в следующее мгновение он увидел Робина, хромавшего к помосту, и ринулся за ним, помня не столько о защите счастливого победителя, сколько о возможности увидеть своими глазами величайшую реликвию Англии.



– Вот, де Рено! Вы опростоволосились как последний болван! Какой-то никчемный старик выиграл нашу ценность, нашу святыню! А проклятого разбойника так и не поймали! – бушевал принц.



– Да, барон де Беллем, вы оказались совершенно правы! Из вашего стрелка Робин Гуд, как из навоза стрела! – истекал ядом счастливый аббат.



Рыцарь попытался испепелить взглядом довольного оппонента, но счастливый служитель Девы Марии явил пред лицом разгневанного врага воистину христианскую выдержку.



Разъяренный барон жестом собрал своих людей и испарился в праздновавшей толпе, оставив аббата Хуго в одиночестве радоваться бегству противника.



– Шериф, очнитесь! Негодяй, выигравший стрелу, идет к помосту за наградой. Если у вас не хватило мозгов сделать копию государственной драгоценности, вручайте. И пусть потом ваши люди подстерегут старика и вернут сокровище. И я знать не хочу о том, что случится с ублюдком!



– Не надо учить меня коварству, ваше высочество! Лучше б дали людей поймать разбойника, – огрызнулся Драко, от обиды потеряв весь страх перед замещающим короля идиотом. – Улыбайтесь! Победитель не должен заподозрить дурное.



Робин приблизился к помосту, на котором стоял шериф и мрачно разглядывал большой деревянный ящик.



– Волею... властью... данной нам, – непривычно запинаясь, начал речь Роберт де Рено, – награждаем тебя… старик, как тебя?



– Садовник из Эсдома, к услугам вашей светлости.



Драко посмотрел на ящик, в котором матово сияла стрела, на руки старика, опять на ящик, и в голове юноши вдруг звонко щелкнул переключатель. И низкий голос произнес: «Стоит глупая девчонка и не может отличить оборотня от обычного волка, которому никогда в голову не придет рядиться в бабские тряпки! И спрашивает – видимо забыла сыворотку правды дома, ты так не делай: «Бабушка, бабушка, а почему у тебя такие большие зубы? Потому что ты бесстыжий мародер? А уши? Мерлин… глаза… м… Что ты застыл? Ешь кашу! Винки! Когда придет Люциус?! Я не знаю детских сказок!»



– Почему у тебя такие молодые руки, признаешься, или будем дальше ходить вокруг, Поттер?



– Я ж не бездельник, я садовник… – Робин положил руку на стрелу.



– Прекрати кривляться, Поттер! Какой из тебя старик!



– Мой брат поймал разбойника!!! – завопил аббат. – Держите его!



В шею Драко уткнулось что-то острое. Очень смертельное, такое же, как ядовитые клыки василиска, холодное, как глаза медузы, и разящее, как смертельное заклинание.



– Только пикни, и я заколю тебя как свинью.



– Ты с ума сошел, Поттер, – глаза Драко стали огромными, как часы на Астрономической башне. – Он же убьет девку Люпина, ты чего?



– Заткнись! Волки меня не интересуют!



– Принц, – пискнул Хуго, – сделайте что-нибудь!



– Мои люди держат всех на мушке! Только двиньтесь… – голос Робина гремел над ристалищем. – Но если все будут сохранять тишину, с головы шерифа не упадет ни одного волоса.



– Падать нечему, – проворчал йомен в бедной одежде. – Лысый облезьян! Обозвал нашего заступника бездельником!



Гарри задохнулся. Вот это номер. Этот уродец, похожий на смесь бульдога и телефонной будки, маскировавшей вход в министерство… Драко?



– Робин! Они заходят сзади, беги!



Следующие десять минут Гарри не смог бы восстановить в точности, как ни старался. Кажется, он двинул Робина палкой меж лопаток, отчего тот птицей пролетел пару десятков метров до проулка; кажется, он бросил шерифа на землю, крутя своим шестом не хуже, чем мельница лопастями. А вот как его схватили и повалили на землю, не помнил. И как противный человечек в черном надрывался, что его надо пытать, чтоб поймать остальных разбойников. И как тер разбитый лоб шериф Ноттингемский.



И как он очутился в каменном мешке с решеткой, и ему сунули под нос крысу, заявив, что ему необходимо познакомиться с Артуром.



Гарри отключился. Не из-за страха или боли, а исключительно от переизбытка свалившихся на его голову впечатлений, слишком сильных для шестнадцатилетнего юноши.



Очнувшись, он услышал крики стражников.



«Хвала святому Дунстану! Наш добрый и славный король Ричард возвращается! Лорд шериф требует к себе пленника, а не пленницу! Доставьте к его светлости Джона Литтла! И плеток побольше, чтоб хватило на ночь!»



...продолжение в комментариях.

---

ssc3

[Secret Santa]

Уважаемые участники!



Пожалуйста, помните, что отвечать на комментарии под своими фиками нужно разлогинившись или поставив галочку в графе гость над полем для комментария!



Если у вас не получается ответить гостем, то сообщите мне о проблеме лично (по e-mail или u-mail).

---

Терри Пратчетт | Головология

[Secret Santa]

Для: Фракир

От:



Головология



Жанр: зарисовка.

Рейтинг G

Пейринг: Витинари, Эсме Ветровоск.

Саммари: Одна история из детства патриция.

Дисклеймер: Всё принадлежит Терри Пратчетту. Счастливчик!

Примечание: в подарок Фракиру на Secret Santa Challenge. Задание: любой ангстовый джен про Витинари.

Примечание-2: Увы, ангст у меня не получился. Но муж сказал, что «само по себе существование Витинари – несомненный ангст для окружающих», и я ему поверила.

Если заказчику не понравится – готова написать что-нибудь другое.



В Овцепиках праздновали...



Правильнее будет, конечно, сказать, что Овцепики гуляли. Потому как не было ни одного человека ни по ту, ни по эту сторону гор, не пришедшего поздравить молодоженов. Ну, или хотя бы на укипиловку, которой так славился дом невесты.



Сама невеста славилась тем, что образованные люди называли не то «изюминкой», не то «червоточинкой». Впрочем, и то, и другое было неправдой. Глядя на эту невысокую, юркую женщину с румяными, как осенняя падалка, щечками, можно было представить не меньше фунту изюма, а еще скорее даже кровяные колбаски, моченые с брусникой яблоки, соленые ядреные огурчики… в общем, сегодня выдавали замуж Гиту Дарк.



Кругленькую, словно сбитую из массы постоянно движущихся шариков, фигуру невесты не портил ни довольно сильно округлившийся животик, ни аппетит, с которым она налегала на уже упомянутые кровяные колбаски. Её вообще было трудно чем-то испортить.



Жених - здоровенный детина, будто высеченный из цельного куска камня, со смущенной улыбкой принимал поздравления и дружеские похлопывания по плечу от каждого представителя мужской половины населения Овцепиков.



На празднике были все… хотя нет, не совсем все. Маленький мальчик в коротких бархатных (а оттого ужасно жарких) штанишках и ярко-голубой рубашечке незаметно отделился от группы празднующих и медленно, постоянно оглядываясь, направился в сторону леса.



Далеко ему идти не пришлось, так как в те времена лес начинался чуть ли не на заднем дворе. Синие глазенки малыша возбужденно поблескивали, он всё еще опасался погони, но цель уже была близка. К счастью, в изгороди нашлась гнилая ветвь, открывающая проход как раз для его щупленького тельца. Мальчик проскользнул в образовавшуюся щель и словно попал в другой мир.



Нет, шум и гомон праздника по-прежнему были слышны, да и запахи съестного, витающие в воздухе, были далеки от тех, которыми должен был быть наполнен лес. Но здесь были деревья, птицы, чистый, весело журчащий ручеек и она.



Довольно высокая черноволосая девушка сидела прямо на земле и смотрела на воду. Она обернулась, когда маленький мальчик, нервно одернув штанишки, подошел ближе.



- Что тебе надо, мальчик? – высокомерным тоном уже совершенно взрослого человека, разговаривающего с ребенком (если вам было семнадцать, вы знаете, что я имею в виду), спросила она.



Мальчик гордо задрал нос, хотя подбородок его немного дрожал.



- Меня зовут мистер Витинари, - важно заявил он звенящим от напряжения голосом. – И никак иначе, понятно тебе?



Девушка прищурилась.



- О, малыш Хэв, - фыркнула она. – Зачем же так официально со мной, простой деревенщиной…



Она произнесла это таким тоном, что ни у кого бы и мысли в голову не пришло назвать или хотя бы посчитать её этой самой «простой деревенщиной». Но мальчику было не до этого.



- Ты знаешь, как меня зовут? – восторженно спросил он. – Значит, ты та, кого я искал! Настоящая ведьма.



- Ведьмы не бывают ненастоящие, - назидательно ответила девушка. – Перед тобой или ведьма, или нет. А что касается твоего имени… Это ведь твоя мать вчера весь вечер кричала после вашего приезда «Хэвлок, не гоняй куриц!»?..



Мальчик поморщился, как от сказанной вслух бестактности, но глаз не отвел.



- Так ты ведьма или нет? – требовательно повторил он.



- Ну предположим, - девушка снова потеряла всякий интерес к собеседнику и уставилась на бегущую воду. – Тебе-то что?



- Я вообще согласился ехать в эту дыру из Морпорка только ради встречи с ведьмой, - шепотом ответил Витинари. – Кузина сказала мне, где я смогу тебя найти.



- Кузина? – усмехнулась девушка. – Я еще поговорю с твоей кузиной, когда у неё закончится медовый месяц. Про овцепиковских ведьм. А что ты хотел от ведьмы?



- Ведьма должна исполнить три моих желания! – торжественно произнес малыш и во все глаза уставился на девушку.



- Не поняла, - молодая ведьма даже перестала пялиться на воду. - Ты случайно не перепутал, малыш? С Санта-Хрякусом? Или с Зубной Феей? С Феей-Крестной, наконец? -

Она встала и выпрямилась во весь рост. Голос её стал угрожающим: - Ты где-то здесь видишь палочку и тыквы? А может, даже бубенчики?!



Может, ему показалось, но волосы на голове девушки словно зашевелились сами по себе, а где-то вдалеке прогрохотал гром, и что-то блеснуло. А может, это просто взорвался котел с жарким. Хэвлок, которому теперь приходилось смотреть на девушку снизу вверх, нервно сглотнул, но упрямо выпятил подбородок.



- Ты должна мне помочь! – твердо сказал он.



Девушка снова села.



- Настойчивый малыш, - сказала она спокойно. – И что же ты хочешь?



Глаза мальчика заблестели.



- Хочу быть богатым, и знаменитым… и самым главным… хочу быть королем! – быстро проговорил он.



- Королем можно стать, только если твой папа – король. Или женившись на принцессе, - насмешливо улыбнувшись, растолковала ему девушка. – Разве твой папа – король?



- Нет, - помотал головой Хэвлок. И быстро добавил: - И на принцессе я жениться не хочу! Фу, гадость какая!



- Но королем ты быть хочешь, - уточнила девушка.



- Неужели никак по другому нельзя? – жалобно спросил Витинари.



- Ну почему же, - она пожала плечами. – Я слышала, что на одном острове… то ли Фу, то ли Фи, один король заточен в темницу. Правда, ему приходится носить железные подштанники, но это ведь мелочи, верно? Зато он король. Я думаю, он с удовольствием поменяется с тобой и даже ничего дополнительно не попросит. Отличная сделка! Только нужно поспешить, пока его крысы не съели.



- Я так не хочу, - замотал головой мальчик. – Я не хочу к крысам.



- Что значит "не хочешь"? Все короли попадают к крысам или бывают убиты собственными подданными. Это же известно!



- Но я хочу править, а не к крысам! – жалобно сказал малыш.



- А при чем здесь король? – удивилась ведьма.



Некоторое время они молчали. Мальчик сосредоточенно обдумывал услышанное, а девушка флегматично разглядывала какой-то цветок.



- Я понял, - наконец сказал Хэв. – Это вроде как про джиннов: выбирай желание очень внимательно, а то будешь, как последний дурак, тысячу лет торчать в банке из-под томатов?



- Ну что-то вроде, - согласилась девушка. – Когда точно знаешь, что хочешь получить, шансы на это изрядно повышаются. Это простая головология, малыш.



Хэвлок даже проигнорировал обидное обращение «малыш», так глубоко он задумался.



- А чем-нибудь волшебным ты меня можешь одарить? – жалобно спросил он. – Три желания…



- Шустрый мальчонка, - фыркнула она. – Давай так: волшебный подарок и пару советов?



Витинари с сосредоточенным видом пожевал травинку и, смешно нахмурив выгоревшие на солнце брови, кивнул.



- Неплохая сделка, - важно произнес он.



- Несомненно, - согласилась ведьма и встала, отряхивая юбку от налипшего мусора. – Иди сюда. Так что ты хочешь? Богатства? Власти?



- Возможности выбирать! – неожиданно выдохнул мальчик и выжидающе уставился на ведьму.



Девушка усмехнулась.



- Смотри, - она сложила вместе пальцы правой руки в щепоть. – Когда ты щелкнешь рукой вот так, - она показала, – перед лицом человека, он забудет всё, что говорил до этого. А теперь пара советов. Во-первых, эта возможность не бесконечна, и я не могу сказать, один у тебя шанс или тьма-тьмущая. И, во-вторых, - она наклонилась к задумчиво рассматривающему собственную щепоть мальчику. – Запомни, на ведьм это не действует.

Хэвлок, уже сложивший пальцы для щелчка, поспешно спрятал руку в карман. Тень какого-то смешанного чувства промелькнула на его лице.



Злость? Страх? Благодарность?



Впрочем, разве такие чувства могут быть доступны мальчику? Скорее всего, это тень от надвигающейся тучи.



- Беги к маме, - легонько подтолкнула мальчика ведьма и зловеще захохотала. – Беги, а то…



И он побежал. Ни разу не оглянувшись, как и советовали в любой стоящей сказке, пока не уткнулся в терпко пахнущий передник тетки - матери невесты.



А ведьма еще долго хохотала, а когда остановилась, лицо её было серьезным.



- Надеюсь, я не навредила этому смешному ребенку, - озабоченно пробормотала она. - Хотя головология еще никому не вредила.



И Эсмеральда Ветровоск побрела в сторону дома.



Спустя годы



Лорд Витинари сложил пальцы правой руки в щепоть, словно собираясь щелкнуть ими перед лицом главы Гильдии Убийц, затем внимательно посмотрел на свою руку и перевел взгляд на собеседника. Под этим холодным взглядом синих льдистых глаз убийца поёжился. Витинари наклонился к собеседнику и тихо, но внятно сказал:



- Ты ведь забудешь об этом разговоре, не правда ли?

- К-каком разговоре? – промямлил глава Гильдии. – Не было никакого разговора. Я только что зашел… и уже ухожу! – поспешил добавить он, пятясь к выходу.



Да уж, что-что, а сообразительности у главы Гильдии было не отнять. Потому он, впрочем, и был до сих пор главой.



Витинари посмотрел ему вслед и разжал пальцы.



- Ничего, может, пригодится когда-нибудь, - прошептал он и усмехнулся.



Fin

---

RPS | Switch on

[Secret Santa]

Для: ColdBlaze

От:



Switch on



Фэндом: RPS

Пейринг: Тутти/Нагаян

Рейтинг: PG-13

Жанр: romance

Примечание:

1. Пишется по заявке ColdBlaze, которая хотела:

Bleach: ГинКира (только авторский, романс, т.е. никаких изнасилований), УкитакеКераку

Видоискатель: АсамиАкихито

РПС: актеры бличевского мьюзикла, "Гин", "Кира", "Ренджи", "Ичиго", причем, не обязательно все, и не обязательно в бличе - они много где играли)

2. В фике будет еще 2 главы и эпилог. Будут выкладываться по мере написания.



Пролог.



Кимеру очень хотел знать, как ему в голову могла придти такая идиотская идея. Если бы можно было отступить, то певец непременно так и поступил бы. Но на другом конце уже сняли трубку…



- Юичи? Привет, это Кимеру.



- Привет-привет. Давно не виделись. Как у тебя дела? – затараторил Тсучия.



- У меня все хорошо. Начинаем снимать новый клип. Режиссер настаивает, чтобы все это происходило где-нибудь в Гонконге. Поэтому через три часа нас погрузят в самолет. Собственно вот… К сожалению, Новый Год тоже придется встречать там.



- Зато займешь потом первое место в хит-параде, - весело заявил Юичи. Тутти был безумно рад услышать Кимеру. Прошло уже довольно много времени с момента их последней встречи. - А как там Такаши?



- Тоже хорошо. Буквально на днях получил приглашение на роль в новом спектакле. Будет играть сына богатых родителей, который покончил с собой. Очередная драма.



- Черт, Такаши прямо нарасхват, - рассмеялся Тсучия. – У него же недавно окончились съемки в фильме. Кажется тоже что-то не особо жизнерадостное, о каком-то бизнесмене и несчастной любви.



- Да-да, - Кимеру усмехнулся. – Откуда ты знаешь?



- Я совершенно случайно узнал, - замялся Тутти. – Кажется от Эйджи.



- Да? Понятно… - певец замолчал на секунду и продолжил. - Юичи… Ты сейчас ведь не сильно занят, да?



- Ну это как посмотреть… У меня постановки pnish, репетиции…



- Но свободное-то время у тебя остается?



- Свободное время? Какое еще свободное время? Что такое свободное время? – Тсучия рассмеялся. – Ну ладно-ладно… Остается, конечно. Тем более скоро Новый Год. Мы с ребятами хотим сделать небольшой перерыв недели на две. МориЭйджи уже всех успел достать просьбами дать ему отпуск. А чего ты вдруг спросил?



- Да нет, просто…



- Кимеру, - подозрительно протянул Тсучия. – Что ты там затеял? Давай, выкладывай.



- Да ничего особенного… Я просто хотел попросить тебя о помощи. Это не отнимет много времени… В принципе, ты можешь отказаться, - Кимеру не помнил, когда последний раз так нервничал. – Просто это касается Такаши. Я пойму, если ты скажешь, что не сможешь помочь. Вы же сейчас почти не общаетесь. Так что ты просто скажи, я…



- Кимеру, - нетерпеливо перебил его Юичи. – Честно, надоел. Говори, в чем дело. Ты понимаешь, что я, черт возьми, волнуюсь, когда ты так темнишь.



- Да все в порядке. Ну… относительном. – Кимеру вздохнул. – Просто Такаши сейчас получил, наконец, полный сценарий спектакля. А ты же знаешь, что когда он работает над ролью, то уходит в это с головой.



- Да…Да, я помню…



- Поэтому нужно чтобы кто-то периодически возвращал его в реальность. Я, конечно, понимаю, что Такаши не покончит с собой, но все равно волнуюсь. Обычно я просто вытаскиваю его погулять или в какой-нибудь бар, но сейчас-то я уезжаю. У меня нет совершенно никакой возможности отказаться от съемок. Поэтому я хотел бы, чтобы кто-нибудь отвлекал Такаши от мрачных мыслей, пока меня не будет… Кто-то, кто хорошо его знает.



- А.. ну да, это разумно… - Тутти мысленно вспоминал всех знакомых Нагаямы, чтобы предложить чью-нибудь кандидатуру.



- Юичи, ты не представляешь как я рад, что ты все понял сам, - облегченно вздохнул Кимеру. – Ты ведь присмотришь за ним? Достаточно будет, наверное, просто иногда звонить и узнавать как у него дела. Просто сам он не будет никому навязываться, но если кто-то захочет его выслушать… Юичи, спасибо тебе большое. Я знал, что ты не откажешься… Все, мне пора. Нужно еще заехать к продюсеру, и если я не потороплюсь, то опоздаю на самолет. Удачи, и еще раз спасибо…



- Ки… Ки… Кимеру? – жалобно простонал Тутти в трубку, слушая короткие гудки.



Глава 1.



В душе Юичи боролись два желания. Первое было поймать Кимеру и приложить его головой обо что-нибудь твердое. Второе же выражалось в острой потребности покидать в чемодан самые необходимые вещи и спешно эмигрировать куда-нибудь подальше от Японии. В Мбабане, например.



Внезапно Тутти поймал себя на мысли, что уже минут двадцать ходит по комнате из угла в угол. Со стоном опустившись в кресло, он заставил себя успокоиться. На самом деле не случилось ничего страшного. То, что Кимеру попросил помочь именно Юичи, вполне обосновано. Тсучия с Такаши хорошо знают друг друга - довольно тесно общались. Плюс ко всему, несмотря на то, что Нагаяма довольно легко сходится с людьми, он мало кого подпускает близко к себе. Юичи же, по какому-то странному стечению обстоятельств, умудрился попасть в «привилегированную» группу. Такаши чувствовал себя с ним комфортно. Он мог положиться на Тутти, рассказать о личном. Тсучия видел это и безумно дорожил таким отношением.



Когда же Юичи осознал, что чувства к Такаши плавно перешагнули отметку «дружба» и подобрались к любви, то испугался. Он считал, что если чем-нибудь выдаст себя, то лишится доверия Нагаямы. Поэтому постарался свести общение к минимуму. При этом Тсучия все равно постоянно находился в курсе того, что происходит в жизни Такаши. Знал где снимается Нагаян, на какую программу приглашен в качестве гостя, с кем проводит свободное время. И каждый раз, когда Юичи заходил на блог молодого человека, понимал, что неправ, намеренно лишая себя возможности находиться рядом с Такаши.



«Нужно все спокойно обдумать. Обдумать и принять решение. Такое, о котором потом не пожалею. - Тсучия налил себе горячего чаю и сел за стол. – Глупо прятать голову в песок, особенно когда на меня рассчитывают. И все равно я буду держать себя в руках. Так что не стоит откладывать…»



***



«Следует, наверное, сначала позвонить».



Не то чтобы это была глупая идея. Скорее наоборот, довольно хорошая. Но только немного запоздалая. В самом деле, какой смысл звонить человеку, когда ты стоишь у его дома и видишь, что в окнах горит свет?



«Может он занят. Лучше сначала предупредить».



Юичи присел на скамейку у подъезда и набрал номер Нагаямы. Затем попробовал позвонить на мобильный, а потом снова на домашний. Ни по одному из номеров не отвечали.



«Такаши, ну возьми же трубку… я же знаю, что ты дома…»



Когда Нагаяма не ответил и через пять минут, Юичи занервничал. Он, разумеется, был абсолютно уверен, что с молодым человеком все в порядке, но…



Но если какая-то неприятная мысль однажды появилась в голове, от нее потом очень трудно избавиться. Поэтому через десять минут бесплодных попыток дозвониться до Такаши, Тсучия решил подняться к нему домой. В конце концов, хуже от этого не будет.



Следующие двадцать минут прошли под девизом: «я не звоню в полицию, даже не смотря на то, что в квартире горит свет, играет музыка, а мне, черт возьми, никто не открывает дверь!» Нет, Юичи, конечно же, не паниковал… сначала. Сперва он, как всякий разумный человек, пытался придумать рациональное объяснение сложившейся ситуации. Ну мало ли, ушел Нагаяма и забыл выключить свет и музыку. Разве такого не могло случиться?



«Ну да… настолько громкую музыку забыть выключить? Да даже Такаши на такое не способен, не смотря на всю его рассеянность».



Вариант, что Нагаяма просто не слышит, также был отвергнут, как невероятный. Как можно не обратить внимания, когда у тебя надрываются оба телефона и трещит дверной звонок?



Затем настало время абсурдных предположений.



И вот, когда Юичи уже готов был убрать палец с кнопки звонка и набрать номер спасательной службы, дверь распахнулась.



- Тутти? – удивленно воскликнул Нагаяма.



Тсучия во все глаза уставился на Такаши. Нагаяма не сломал ногу, что означает, что он не падал с высоты и не валялся без сознания. Насколько мог видеть Тутти, крови тоже не было, следовательно, ничего страшного и опасного с Нагаямой не произошло.



- Ты в порядке? – обеспокоено спросил Юичи, продолжая внимательно разглядывать Такаши.



- Да, в полном… А что такое?



- Да я тут тебе целых полчаса дозвониться пытаюсь! И в дверь долблюсь. А ты не открываешь, – возмущенно говорил Тутти, постепенно успокаиваясь.



- Прости, - Такаши отступил назад, тем самым давая Тсучии возможность войти в квартиру. – Я был в ванной, слушал плеер и читал сценарий, - он закрыл дверь и виновато улыбнулся. – А когда менял диск, то услышал и стук, и телефон, и дверной звонок. И сразу же побежал открывать. Думал, может чего-то серьезное случилось, раз так трезвонят… Даже не вытерся…



По мере того, как Нагаяма говорил, к Юичи возвращалась способность связно думать. Поэтому он не мог не заметить, что Такаши был мокрый и растрепанный. А штаны, единственное, во что был одет молодой человек, словно вторая кожа облепили его ноги и местами промокли.



- Кхм… мда… я вижу, - Тсучия постарался придать своему лицу хмурое выражение. Ну по крайней мере убрать из глаз этот нездоровый блеск. – Извини, что выдернул тебя из ванны. Я, потом зайду, наверное … - он развернулся к двери, собираясь уходить.



- Нет-нет. Ты не поверишь как я рад, что ты пришел! Мы так давно не виделись. А у меня все не было времени позвонить. Приходил домой и единственное, на что хватало сил, - рухнуть спать. Думаю, у тебя тоже самое, да? Иначе ты сам бы позвонил.



- А… да… Такаши, может тебе стоит пойти вытереться и одеться? Не лето все-таки, холодно уже. Заболеешь еще.





- Да… наверное, ты прав, - Нагаяма смутился. – Проходи пока в кухню, я сейчас вернусь.



Тутти кивнул и поплелся в указанном направлении. Что-то ему подсказывало, что лучше все же было бы с самого начала эмигрировать в Мбабане.



***



Когда горячий чай был допит, молодые люди переключились на то, что покрепче. Разливая вино по бокалам, Тсучия думал о том, как легко может быть рядом с Нагаямой и о том, каким идиотом нужно было быть, чтобы добровольно лишать себя общения с Такаши. Юичи почти забыл о причине, по которой сейчас находился в гостях у молодого человека, пока…



- А мне предстоит такой дурацкий спектакль… - вздохнул Нагаяма, забирая из рук Тутти бокал. – Точнее сам спектакль хороший. Но я никак не могу понять, почему мой герой поступает так, как поступает… У него есть деньги, работа, дом, любящие родители. А он совершает самоубийство. Я уже думаю над этим с того момента, как мне предложили роль и кратко рассказали о сюжете. И все равно не понимаю…



- Так важно, почему он это сделал? Ты знаешь, как он поступил, что произошло…



- Нет, Тутти… Я должен понять почему. Пока я не пойму, я не смогу хорошо сыграть эту роль. Мне нужно поставить себя на его место, прожить все события вместе с ним… - Такаши подпер голову рукой. – И ведь у нас с ним много общего… - он осушил бокал и вздохнул.



Тсучия решил, что необходимо перевести тему на что-нибудь более оптимистичное. И чем скорее, тем лучше:



- Например, любимая работа. Кстати, я тут видел тебя в какой-то передаче. Недели две назад… Правда когда я включил телевизор, то уже вся содержательная часть кончилась…



- Две недели назад? А! Вспомнил… Там на самом деле ничего интересного не было. И вообще это была детская передача…



- Ну-ка, с этого момента подробнее, - усмехнулся Тутти. На самом деле он прекрасно знал, о чем была передача. Юичи даже записал ее. Но Нагаяме об этом знать было совершенно необязательно. – Разве в детских передачах не должны участвовать дети? Хотя… если вспомнить некоторые твои роли, юный капитан... ай! Не кидайся в меня… конфетами! Ладно-ладно, молчу… так о чем была передача?



- Краткого пересказа хватит? – спросил Нагаяма, перестав смеяться.



- Как это «краткого пересказа»? Нет уж, в подробностях, пожалуйста…



- Тутти… ты меня убиваешь. Я же не вспомню ВСЕ.



- А ты постарайся. Я уверен, у тебя получится. Должен же я знать чему учил детишек дядя Такаши.



***



- Значит договорились? Завтра в одиннадцать? – Нагаяма смотрел за тем, как Тсучия завязывает шнурки.



- Ага… - Юичи выпрямился. Как ему казалось, оставаться в гостях дольше было неприлично. Поэтому он постарался поднять настроение Такаши и встретиться с ним на следующий день. – И, пожалуйста, не опаздывай…



- Я постараюсь, - Нагаяма поморщился. – Но если просплю, то я не виноват…



- Ничего… - протянул Тсучия, ухмыляясь. - Я позвоню и разбужу…



Такаши внезапно отчетливо осознал, что проспать у него не будет шансов. Если потребуется, Юичи будет названивать до тех пор, пока Нагаяма не встанет.



Глава 2.



- Ты куда-то торопишься? – спросил Нагаяма, выковыривая ложечкой ягоды из желе.



- Я? Нет, с чего ты взял? – удивился Юичи.



- Ты постоянно смотришь на часы, вот я и подумал…



- Нет-нет, - Тсучия улыбнулся. – Просто дурацкая привычка.



- Нет, если тебе надо уйти…



- Такаши!



- Ладно, понял, - Нагаяма зевнул. – Ох... я сегодня всю ночь глаз не сомкнул.



- Почему?



- Да все об этой роли думал… - Такаши поморщился. – Вот мой герой… У него была любимая работа, друзья, родители… А он покончил с собой… А знаешь почему? Потому что влюбился в замужнюю женщину. Это глупо.



- Глупо, - Тсучия кивнул.



- Вот и я говорю: глупо. А он так поступил. Значит не так и глупо…



- Ну, некоторые дети в депрессию впадали, когда тамагочи умирал, - Юичи попросил счет. - В жизни вообще много странного…



- Да… но мне нужно понять, почему мой герой поступил так как поступил… - Нагаяма задумчиво уставился в окно. – Неужели из-за любви можно… вот так вот?



- Люди бывают разные. Просто ты не такой, как твой герой. И это, между прочим, хорошо.



- Наверное… Но может я просто никогда не любил так сильно, как мой герой ту женщину?



- Так, хватит думать о всякой ерунде, - Тсучия последний раз посмотрел на часы. – Нам пора.



- Пора? Куда? – растеряно пробормотал Такаши, наблюдая за тем, как его друг надевает куртку.



- Узнаешь, - Юичи нетерпеливо посмотрел на Нагаяму. – Если конечно поторопишься.



- Тутти, что ты задумал? Если это что-то очень-очень сомнительное, то я в этом участвовать не буду.



- Такаши, ты совсем не доверяешь людям, - с укором протянул Тсучия и покачал головой. – Как я могу втянуть тебя во что-то сомнительное?



- Тутти, я тебя хорошо знаю. И если ты что-то замышляешь, то обычно это оканчивается тем, что я не могу найти свои вещи… Или просыпаюсь, а мой пододеяльник… бэмс… и пришит к простыни!



- Не было такого! – возмутился Юичи.



- Да? А во время репетиций Тенимю? А?



- Эм… ну подумаешь. Что теперь, подозревать меня во всех смертных грехах?



- Не во всех, но в парочке… - Нагаяма рассмеялся. – Так что ты задумал?



- Узнаешь, когда придет время.



Такаши с сомнением покосился на Тсучию.



- Если не понравится - уйдешь, - Юичи мягко подтолкнул Нагаяму к выходу.



- Ну ладно тогда. Пойдем.



***



- Нет! – твердо заявил Такаши, замотав головой. – ТУДА я не пойду.



- Почему?



- Это же каток.



- И? Это здорово. Сейчас зима, как раз самое время кататься на коньках. И тем более, что там работает один мой знакомый… Поэтому там никого не будет в течение пары часов.



- А это еще зачем? – Нагаяма подозрительно прищурился.



- Нуууу…. Никто не будет вопить: Такаши-кун каваиии. Такаши-куууууун… - Юичи сложил руки в молитвенном жесте и глазами, полными обожания, уставился на друга. – Такаши-куууун, я хочу за вас замуж! Такаши-куууун, дайте мне автограф! Такаши-кун, я хочу от вас дет… ай! – Тсучия увернулся от подзатыльника. – Такаши-кун, ты злой, злой!



- Я понял-понял! Но все равно, туда я не пойду.



- Почему?



- Ты не будешь смеяться?



- Смеяться? Ну ты сначала скажи, а потом я подумаю. Я не могу давать невыполнимых обещаний…



- Юичи!



- Не буду я смеяться.



- Я не умею кататься на коньках.



Тсучия фыркнул. Затем закусил губу, стараясь не улыбаться.



- Все, считай, что я обиделся, - Такаши направился в сторону автобусной остановки.



- Подожди… - Юичи обогнал Нагаяму и остановился напротив него.



- Ну? Ты же обещал не смеяться.



- Да я не над тобой… Просто я думал, если ты вдруг умеешь кататься, то научишь меня. А выходит, придется начинать с нуля обоим…



- Юичи, не говори мне, что ты тоже…



- Неа… не умею…



- Совсем?



- Вообще ни капли. Но! Учиться никогда не поздно, поэтому, - Юичи развернул Такаши в сторону катка, – именно этим мы сейчас займемся.



- Я всегда знал, что ты сумасшедший, - обреченно вздохнул Нагаяма, послушно шагая в заданном направлении. – Но чтобы настолько…



Впрочем, Такаши и вполовину не был так сердит, как старался показать.



***



- Все… я сдаюсь… - Тутти плюхнулся на скамеечку и вытянул ноги.



Все сорок минут, что они были на катке, Юичи занимался исключительно тем, что падал и поднимался, снова падал и снова поднимался. И почему ему все время казалось, что кататься на коньках легко? Правда радовало то, что Такаши отвлекся от мрачных мыслей. Ради этого стоило заработать себе пару десятков синяков.



- Мы только начали! Поднимайся, не будь слабаком! – Нагаяма протянул Тсучии руку. – Тем более, это была твоя идея.



- Ну и что? Мало ли что моя… И вообще, почему у тебя так хорошо получается держаться на ногах? Я сразу падаю… У меня, между прочим, вся задница болит. Наверняка она вся синяя. И я сам не поднимусь. Тут необходим подъемный кран…



- Хватит ныть, вставай, - Такаши, смеясь, потянул Юичи на себя, помогая подняться.



Через короткое мгновение оба лежали на льду. Точнее, на льду лежал только Нагаяма…



- Ну как? Удобно? – вежливо осведомился Такаши.



- Ага, вполне, - пробормотал Юичи, приподнимаясь на руках и рассматривая вблизи лицо Нагаяна. – Только вот… жестковато. Костлявый ты немного. А так, очень даже ничего. – Тсучия старался не думать о том, что он предпочел бы, чтобы они сейчас лежали не на льду, а на кровати. – Ты вообще хоть иногда ешь? Что-нибудь кроме пищи для ума?



- Ага, ем, - кивнул Нагаяма. – Вот недавно, сидя с тобой в кафе, я съел целый ланч, а потом еще десерт. И вот если ты сейчас с меня не слезешь, то даже сможешь посмотреть, в каком состоянии все это сейчас.



- Почему?



- Ты давишь мне на живот, - Такаши закатил глаза. – И меня сейчас стошнит…



- Ой, прости… - Юичи торопливо встал на колени, а затем и на ноги. – Помочь? – теперь уже Тсучия протягивал Нагаяме руку.



- Да уж… Теперь у меня тоже болит задница.



- Я не виноват, между прочим. Ты сам не удержался на ногах. Аааай!



- Ха! Ты тоже не удержался! – Такаши усмехнулся, уткнувшись носом в плечо Юичи.



- Ты знаешь, я заметил. И… ты не хотел бы все же встать?



- А зачем? Ты не такой уж и костлявый. Мне, например, удобно.



- Зато мне как-то не очень… - проворчал Тсучия. На самом деле, Юичи подумал, что ощущать тяжесть Такаши довольно приятно. Разве что было немного холодно лежать на льду. Но в принципе, Тутти решил, что готов был пожертвовать почками ради еще пяти минут близости с Нагаямой.



- Черт, ты же замерзнешь и заболеешь, - Такаши поднялся на ноги. – Помочь? – спросил он, прищурившись.



- Нет, спасибо. Я уж как-нибудь сам. А то мы иначе так и будем падать.- Юичи соскреб себя со льда и встал рядом с Нагаямой. – Но теперь я точно больше не буду кататься… - жалобно протянул Тсучия. – Я не знаю, как до дома доберусь. Я чувствую каждую свою мышцу. А копчик… Ты не поверишь, но я никогда не знал, что он может так болеть.



- Я тебе почему-то верю… - Такаши потер поясницу. – Теперь даже я не буду настаивать на продолжении…



- Осталось добраться до раздевалки и снять эти орудия пыток, - Юичи глубоко вздохнул, растопырил руки и заковылял к выходу. – Но ничего… тихонечко, неторопливо. Глядишь, через недельку доползу…



***



Тутти плюхнулся на мягкое кресло автобуса и поморщился.



- Боже… даже сидеть больно.



- Ага… а спать я теперь буду на животе.



- Да уж… Скоро Рождество… У тебя есть на него какие-нибудь планы?



- Нет, - Нагаяма покачал головой. – Звали ребята из прошлого проекта. Но они все какие-то слишком молодые. Я не понимаю их увлечений, интересов. Я отказался: думал будем отмечать с Кимеру. А он уехал в Гонконг. – Такаши помолчал. – Но я все равно не жалею, что отказался идти к ним. Там пришлось бы улыбаться через силу и быть милым… А что ты вдруг спросил?



- Ну… мы тянули жребий, у кого в этом году будет отмечать Рождество. Не повезло моей квартире. И я так подумал… хорошо бы, чтобы в компании был хоть один здравомыслящий человек, кроме меня. Так что я на тебя рассчитываю.



- То есть здравомыслящий человек - это я?



- По крайней мере, ты самый менее… непосредственный из всех, кто будет завтра.



- А Вашио? – удивленно уточнил Такаши.



- Ваши? Шутишь? Он молчит и смеется, смеется и молчит. А потом как выкинет что-то такое, до чего даже Дайки с Эйджи вдвоем ни за что в жизни не додумаются.



- Да? Видимо я всегда успевал вовремя уйти, - Нагаяма откинулся в кресле и закрыл глаза. – А нам долго еще ехать?



- До самого конца. Где-то минут сорок…



- А поближе катка не было? – сонно проворчал Такаши.



- Был, только знакомых там не было.



- Ааа… ясно… - Нагаяма зевнул.



- Я тебе еще завтра позвоню днем и скажу, когда нужно быть. Надеюсь ребята будут вести себя прилично. Хотя… Так как МориЭйджи пропустил прошлое Рождество по своей собственной глупости, то думаю в этом он захочет наверстать упущенное. Нет, ну надо же было упасть в обморок в метро. Мы все чуть с ума не сошли. А Дайки так вообще… Правда он потом так мозги Эйджи вправил. Тот теперь чуть ли не режим соблюдает. И ест регулярно всякую полезную для организма гадость… Эй… Такаши, ты меня вообще слушаешь? Спишь? И зачем я тогда тут распинаюсь?



Автобус качнуло на повороте, и голова Нагаямы упала Юичи на плечо. Тсучия на мгновение напряженно замер, а затем обнял Такаши за плечи. Тот сонно поморщился и заерзал, устраиваясь поудобнее. В конце концов, он довольно улыбнулся, так и не проснувшись.



Всю оставшуюся дорогу Тутти смотрел в окно на улицы, украшенные к празднику разноцветными лампочками, и думал о том, как же на самом деле он счастлив в эти минуты. И что ему, наверное, больше ничего не надо, кроме ощущения скорого праздника и сонного дыхания любимого человека. Даже если все это будет длиться каких-то полчаса.

---

ГП | Несветское общение

[Secret Santa]

Для: маленький самурай

От:



Несветское общение



Пейринг: Сириус/Люциус

Рейтинг: NC-17

Дисклеймер: герои принадлежат сами-знаете-кому

Предупреждение: AU – главные герои здесь ровесники.



Для маленький самурай. Merry Christmas and Happy New Year!



- Maman! Как вы могли! – Люциус сдерживался изо всех сил, чтобы не сорваться. Мать и так уже смотрела на него с неодобрением.



- Люци, не стоит так… бурно реагировать. Все уже решено – мы поживем в поместье Блэков неделю, миссис Блэк любезно пригласила нас. Ты должен быть рад – ведь Сириус такой замечательный мальчик! И очень почтительный сын, между прочим, - укоризненно покачав головой, Гиацинта Малфой погрозила сыну пальцем, попутно проинспектировав безупречный маникюр. – Тебе есть чему у него поучиться. Конечно, он попал в такое окружение… этот ужасный факультет…да. Но зато он такой общительный! И средний балл у него выше, чем у тебя. И он замечательно играет в квиддич.



Люциус скривился, на секунду забыв, что мать ненавидит все «негативные проявления эмоций». Чертов Блэк был хорошим спортсменом, а Люциус втайне считал квиддич игрой для мужланов и ненавидел метлу – максимально неизящное средство передвижения.



Тем временем мать, проигнорировав его гримасу, продолжала вещать:

- … так что, думаю, много вещей тебе брать не стоит. Правда, миссис Блэк собирается устроить небольшой прием, так что парадная мантия тебе понадобится, но остальное время вы с Сириусом, надеюсь, посвятите активному отдыху и общению. Так что возьми что-нибудь… - Гиацинта неопределенно покрутила в воздухе рукой, - неформальное.



«Неформального» у Люциуса отродясь не водилось. Бездумно глядя на аккуратные вешалки с черными и темно-серыми мантиями, он вспоминал последний квиддичный матч, который гриффиндорцы, как всегда, выиграли.



Забив на круг почета над полем (чертовы гриффы второй год подряд выигрывали Кубок), Сириус подлетел к Люциусу. Блондин только что слез с метлы и, брезгливо стараясь держать ее подальше от себя, собирался идти в раздевалку. Он бы бросил метлу на поле, но она была отцовским подарком.



- Эй, Лю-у-у-ци! – Блэк последнее время называл его только так – настолько забавляла его собачья кличка, которой называла Люциуса мать (этот, как и многие другие секреты мальчика, Сириус разнюхал, пока гостил прошлым летом в Поместье. Почему мать не могла выбрать себе другую лучшую подругу?!).



- Люци, радость моя! – Ну почему он все время паясничает? – что же ты сегодня летал со скоростью беременного гигантского кальмара в тумане?



- Блэк, к твоему сведению, это физически и физиологически невозможно.



- Да уж, летающий Люци – это и впрямь невозможно! – заржал Сириус.



- Я про кальмара, - скупо роняя слова, уточнил Люциус.



- Да ладно тебе! Вот и летаешь так же – словно метлу проглотил. А может, боишься прическу растрепать? – Блэк перешел на заговорщический шепот. Что ж, Люциус и впрямь боялся испортить прическу. Роскошный хвост из платиновых волос удерживало заклинание, но Люциус все равно боялся, что ветер разметает волосы по лицу.



- А знаешь, - выражение лица Блэка было каким-то странным, когда он смотрел на выбившуюся-таки из прически блондина прядку. – Тебе надо заплетать косу.

Выхватив палочку, Блэк одним движением руки снял заклинание укладки, а порыв ветра завершил его начинание.



- Придурок! – теперь на голове Люциуса было самое настоящее воронье гнездо.



- Я и говорю – косу надо заплетать, - Сириус довольно ухмылялся. – А то видишь, какие неприятности могут случиться. Кстати, готов поучаствовать. Вот приедешь к нам летом…

Блэк взмыл в воздух, не договорив, и Люциус так и не понял, в чем грифф собрался участвовать – в причинении ему неприятностей или в плетении кос.



***

- Люци, ты все запомнил? - Гиацинта в последний раз оглядела сына, отряхнула его мантию от невидимых пылинок и с сомнением покосилась на его прическу. Волосы, раньше всегда свободно спадавшие на плечи или убранные в дерзкий хвост, теперь были закручены в жгут. - Ты должен быть приветливым с Сириусом, участвовать в его забавах... Может быть, он даже согласится поиграть с тобой в квиддич!

- Oui, maman, - Люц давно понял, что проще с ней не спорить и терпеливо ждал, когда же они, наконец, отправятся. Не то чтобы он хотел поскорее увидеть Блэка; но лучше его издевательства, чем нравоучения матери. Или нет?.. У него будет время сравнить.



Гиацинта недовольно созерцала камин, который подсоединили к сети специально для того, чтобы они могли переместиться к Блэкам.



- Ах, почему мы не могли отправиться в карете? Вечно миссис Блэк все усложняет! - сквозь зубы процедила она. - Ну ладно, Люци, ты идешь первым.

До этого Люциус, стыдно признаться, никогда не пользовался дымолетным порошком. Только этим можно объяснить тот факт, что он закашлялся, и часть заготовленной фразы "Имение Блэков" осталась непроизнесенной...



***

Выбравшись из камина, Люциус первым делом попытался отряхнуть мантию от сажи. И лишь приведя себя в достойный вид, огляделся.

"Черт, где это я? Судя по всему, это спальня. Вопрос в том, чья."



Блондин, стараясь ступать неслышно, подошел к огромной кровати и осторожно заглянул за полог. Никого.

Только теперь он понял, что за звук доносится из-за полуприкрытой дверцы в дальнем углу комнаты. Шум льющейся воды. Понял он это потому, что воду выключили.



Шлепанье босых ног по полу.



Скрип двери.



- Какого черта, Малфой! Что ты делаешь в моей спальне?

Перед Люциусом стоял Сириус Блэк собственной персоной. В одном полотенце.



***

Шел третий день пребывания Малфоев в Имении Блэков. Официальная хроника: дамы весело щебетали в первый день, доброжелательно (ну вы же понимаете, они все-таки не торговки на базаре) перемывали косточки всем знакомым во второй, а в третий вспомнили про намечавшийся небольшой прием и активно обсуждали, кого пригласить. Человек сто, не больше.



Сообразно той же хронике, мальчики общались и проникались друг к другу теплыми чувствами. Сириус устроил Люциусу экскурсию по поместью в первый день. Наследники благородных семей играли в квиддич во второй. Планы на третий день (верховая прогулка) были нарушены проливным дождем, не по-летнему продолжительным.



Неофициальная хроника: Люциус прекрасно понимал, что еще чуть-чуть, и он окочурится. Мало того, что в день приезда он угодил, фигурально выражаясь, в пасть льва. Так этот лев его еще и подставил – заслышав усиленный Сонорусом голос миссис Малфой, разыскивавшей сына, этот… представитель семейства кошачьих завопил: «Он здесь, мадам!» Потом быстренько накинул халат, показал Люцу язык и через секунду уже, потупив глаза, рассказывал Гиацинте драматическую историю о том, как Люци, пробравшись к ничего не подозревавшему Сириусу в спальню, подглядывал за ним в ванной. После чего участливо предложил Гиацинте показать сына специалистам из Святого Мунго. «А то возраст такой опасный… да-да, вы меня правильно понимаете…»



Так что в первый день мать носилась по дому, заламывая руки, и жаловалась миссис Блэк на жизнь, мужа, сына и общую несправедливость бытия. (Люц так называл про себя все то, что шло после слов «А моя парикмахерша так и вообще последнее время…») Сын бегал за ней, умоляя не отдавать на растерзание коновалам из Святого Мунго. Сакраментальная фраза «Блэк врет!» была произнесена всего один раз. В самом начале. От неожиданности. Все последующие благоразумно проглатывались, так как маман и на первую отреагировала слишком болезненно. Из-за воплей «Как ты можешь наговаривать на Сириуса?!!» от Блэков сбежала половина фамильных призраков.



На второй день мать слегка угомонилась и принялась обсуждать с подругой чудаковатых родственников и знакомых, а также методы лечения Люциуса в домашних условиях. Дабы эти разговоры не травмировали ребенка еще больше, мальчики были отосланы играть в квиддич. Сириус наглядно продемонстрировал, что забьет кваффл в кольцо даже с завязанными глазами; а Люци не сделает этого никогда.



На третий день диспозиция была такова: дамы наконец-то переключились на обсуждение предстоящего приема, поэтому обстановка за обедом была почти что мирная. Сириус учтиво поддерживал беседу об украшении малого салона к празднику, а Люц мрачно ковырялся в тарелке. Опрометчиво забыв, где – и с кем! – находится, он слишком громко вздохнул. Этого материнское сердце уже не выдержало.



- А все потому, что у бедного Люци совсем-совсем нет друзей! - вскричала Гиацинта, опрокидывая от избытка чувств бокал и заставляя вздрогнуть сотрапезников. – Все проблемы от недостатка общения, верно, Сири?



- Мама, что ты такое говоришь, - от стыда Люц готов был провалиться сквозь землю. – У меня много друзей!



- И кто же это? – спросила мать, изогнув бровь.



- Крэбб… и Гойл… - только сказав это, Люциус понял, что лучше бы он промолчал.



Сириус хрюкнул в тарелку.

Мать обхватила голову руками.



- Сириус, ты не мог бы показать мне вашу библиотеку? – ляпнул Люц первое, что пришло в голову. Сбежать куда угодно, лишь бы подальше от Гиацинты.



- Лю-уци.

- А?

- У тебя с головой все в порядке?

- А что?

- Да так… Куда, по-твоему, мы идем?

- Как куда? В библиотеку. Я запомнил, где она, в день приезда.

- Хорошо. Ты только не волнуйся… Лю-уци.



Сириус понял, что надо что-то делать. Такой Люциус – отрешенный и не реагирующий на подколки – ему определенно не нравился. Так и быть, подождем до библиотеки.



- Ну что, тебе полную экскурсию или по сокращенной программе? – издевательски вопросил Сириус.



- Как хочешь, - Люциусу явно было не до Сириуса. Он думал. И думы его были мрачны, судя по нахмуренным бровям.



- Ладно. Вот здесь книги, изданные до 19 века, здесь более поздние, здесь раритетные, здесь беллетристика. Короче, сплошная скука. Вот это – единственный интересный экспонат.



Потрясенное молчание.



- Что это?



- Мда, а дело куда более запущено, чем я думал… Это Камасутра. Ну, не индийская, конечно – это старье сейчас никто не стал бы держать в библиотеке. Магическая энциклопедия секса. Дурацкое название, да?



Люциус покраснел. Перевернул страницу, другую… Отдернул руку и вспыхнул еще сильнее.



- Наконец-то добрался до самого интересного! – с усмешкой прокомментировал Сириус. – Да что ты смущаешься, это же круто! С девчонками скучно, а кто понимает, что надо парню, лучше, чем другой парень?



Да и проще с ними намного, - Сириус слегка увлекся и только сейчас обратил внимание на то, что Люциус уже разглядывает не книгу. А его. Причем с каким-то подозрением в глазах.



Программа минимум выполнена – Люциус выглядел каким угодно, только не безразличным. Соблазнительным. Смущенным. Взъерошенным… Стоп.

А было бы неплохо… А он ничего… Только слишком уж…



Мысли пролетали в голове Сириуса, не успевая зацепиться за извилины. Но магистраль вырисовывалась четко. Осталось придумать, как не напугать этой своей идеей Люциуса до смерти. Вариант «А ты никогда не хотел попробовать на практике позу номер 11?» не катил однозначно.



Пока Сириус прикидывал, как взяться за дело, Люциус успел смутиться окончательно и, бросив испуганный взгляд на книгу, на Блэка, опять на книгу, начал пятиться к двери.



Пара шагов – и встать вплотную. Нет уж, не так быстро. Не уйдешь.



- А ты опять убрал волосы в хвост, Люци. Я обещал тебе заплести их в косу, помнишь? – Сириус протянул руку и расстегнул заколку. Платиновые волосы заструились по спине юноши живой волной.



Люциус застыл, как кролик перед удавом.



- Блэк, что тебе от меня надо?



- Помочь тебе с волосами, только и всего, - Сириус постарался состроить самое невинное выражение лица. Черт, все равно не поверит. Надо бы его отвлечь…



Блэк осторожно отвел волосы от лица Люциуса, и прикоснулся губами к недовольной складке у рта. Блондин дернулся, его глаза изумленно расширились, но криков «Помогите, насилуют!» пока не было. И то хорошо.



- Эй… Расслабься. Я не собираюсь решать твои проблемы, лезть тебе в душу или становиться твоим другом. Но я вижу, что тебе плохо. А мне – скучно. Так что забудь про мать, про школу, про квиддич… И дай мне заплести тебе косу.



Последнюю фразу – шепотом, на ушко, после долгой паузы.



Кажется, получилось. Во всяком случае, Люциус молчал. Шок? Какая теперь разница, молчит и не дергается, что еще надо? Сириус очень боялся, что, если Малфой сейчас что-нибудь скажет, очарование момента пропадет. Они оба протрезвеют, блондинчик сбежит…



Но Люциус молчал, и все происходящее было… волшебно.



Сириус удивлялся сам себе – почему-то ему совсем не хотелось стащить с Люциуса штаны и по-быстрому трахнуть на столе. Ну или у стенки. Как вам картинка? Сириусу нравилась. Абстрактно. Однако с Люциусом, который с закрытыми глазами стоял перед ним и только слегка склонял голову, когда Сириус слишком сильно натягивал прядь, эта картинка совсем не монтировалась.



Шелковистые – пряди волос под неловкими пальцами. Пульсирующая – жилка на шее. Подрагивающая – нижняя губа, когда Сириус повернул Люциуса лицом к себе.

Нежный – поцелуй. И еще один, и еще, пока Люциус не начал неуверенно отвечать, пока его губы не приоткрылись, уступая под натиском Блэка.



Он что, никогда не целовался? В шестнадцать лет, с такой внешностью? У бедного Люци и вправду нет друзей. Почему-то сейчас это показалось Сириусу уже не смешным, да и не огорчительным, а скорее, приятным фактом.

Можно будет поучить его целоваться. Потом. Когда это потом? Он же не собирался... Неважно.

А пока есть более приятные занятия.



Например, целовать его шею, чувствовать, как он прислушивается к ощущениям, затаив дыхание.

Ласкать языком ямочку над ключицами в расстегнутом вороте мантии.



Плюнуть на косу и растрепать его волосы так, чтобы они окутали его точеную фигуру сверкающим плащом.

Спросить взглядом: "можно?" - и получив неуверенный кивок в ответ, стащить с него мантию.

Застыть в восхищении. Его даже ни с кем не сравнишь - античные боги слишком мускулисты на вкус Сириуса. А Люциус совершенен.



Он... Он сияет. Он белоснежный. Кожа, волосы... Может, это кощунственно - желать его?

Блэк понял, что потерялся в своих мыслях, только когда Люциус кончиками пальцев осторожно провел по его щеке и заглянул в глаза.



Сириус не выдержал. Разве можно сдерживаться, о чем-то думать, сомневаться, когда это чудо рядом с ним и так доверчиво на него смотрит?



Он принялся покрывать поцелуями грудь Люциса, легонько прикусил сосок – судя по тому, как сильно вцепились в его плечи тонкие руки, по полузадушенному шипению, блондинчик ничего не имел против, - затем спустился к впалому животу. Дорожка светлых волос, исчезавшая в штанах, выглядела очень привлекательно. Хотелось провести по ней языком. Ну, Сириус привык потакать своим желаниям.



А вот брюки, прятавшие эту многообещающую дорожку, явно мешали. Уже принявшись расстегивать пуговицы, Сириус понял, что Люциус тяжело дышит и возбужден до такой степени, что еле держится на ногах.

Блэк быстро трансфигурировал ближайший стол в толстенный матрас – на полноценную кровать не хватило концентрации, - и подтолкнул к нему Люциуса.

Матрас мягко спружинил под их весом.



***

Заклинание смазки совсем простое, и Сириус произносил его миллионы раз, но сейчас он боится перепутать слова. Люциус вздрагивает, когда чувствует внутри себя палец.



- Неприятно? – одними губами.

- Нет… - и наконец вспомнил, что надо сделать вдох.



В голове стучит – «Подожди, ты еще не подготовил его как следует, ты порвешь его, придурок!» - но разве Сириус когда-то слушал голос разума, даже своего?



Однако он умудряется найти нужный угол, а Люциус полностью расслаблен, так что Блэк легко входит в его тело. Люц выгибается, пальцы с силой впиваются в спину любовника.



И он почему-то смотрит на Сириуса слишком спокойными глазами – почему? Ведь его тело дрожит, он комкает пальцами простыни, он умопомрачительно стонет – так почему он так смотрит? Блэк привык, что его партнеры и партнерши закрывают глаза от удовольствия, запрокидывают голову, теряются в собственном наслаждении. Ему нравится это видеть, именно поэтому он так любит позу «лицом к лицу».



То, как напряженно Люциус вглядывается в его глаза, ломает весь кайф.

Сириус двигается быстрее и быстрее, он ласкает член Люциуса, но блондин не закрывает глаза.



Сириус опускает голову, прикусывает сосок партнера, тот вскрикивает, но…

Не закрывает глаза.



Блэк целует его шею, входит еще глубже – Люциус вскидывается на матрасе, он хрипло стонет, но…

Не закрывает глаза.



Сириус почти в отчаянии, он обхватывает ладонями затылок Люциуса, целует холодные губы, сильно, жестко.



Это безумно чувственно: шелковистые волосы Малфоя скользят по их разгоряченным, мокрым от пота телам. Сириус движется в бешеном темпе, до крови прокусывает губу Люциуса – и…



Блондин вжимается в него всем телом и, не в силах справиться с ощущениями, больше не пытается впитать Блэка глазами.



Запрокинутая голова, закрытые глаза с мокрыми ресницами.

Всё.



***

- Почему ты так на меня смотрел? Тебе ведь было хорошо со мной? – тихо спросил Сириус, не глядя на Люциуса.



- Это даже ты смог понять, Блэк, - язвительно.

Браво. Узнаю Люци.



- Так почему?



Молчание.

- Хотел понять.



Сириус смотрел выжидающе, и Люциус неохотно продолжил:

- Понять, зачем тебе это.



- Ну и как, понял?



- Не знаю. Наверное, хотел показать свою крутость. Что можешь завалить любого. Кто следующий в твоем списке неотложных дел? Снейп?



- Дурак ты, Малфой, и не лечишься! – Сириус почему-то почувствовал себя мерзко. Ведь он ни в чем не виноват перед блондинчиком, ведь правда? – Ты мне нравишься, ты был не против, так зачем усложнять?



Слова кончились, так что Сириус просто притянул к себе Малфоя и поцеловал.



-У нас впереди еще целых четыре дня, Люци, - он хитро улыбнулся, глядя на распухшие губы Малфоя. – Как хорошо, что наши спальни рядом, спасибо мамочке!



Тут Сириус притянул его в еще один умопомрачительный поцелуй, так что Люциусу пришлось забыть про все свои терзания. Он думал лишь о том, что к черту спальни – он вовсе не против продолжать прямо здесь.



The end.

---

Bleach | В минуту слабости

[Secret Santa]

Для: elara

От:



В минуту слабости/In a Moment of Weakness



Перевод сделан на SSC-3 для Элары, которая хотела, в числе прочего:

Блич: что-нибудь трогательное с Ханатаро. Или Рендзи/Рикичи. Или что-нибудь про вайзардов. Не НЦ.



***

Ты выбираешь себе кумира - такого, каким желал бы стать сам, если бы хватило сил. Пример для подражания. Он дает тебе надежду когда-нибудь развить в себе те черты, которыми так восхищаешься. Это может быть то, перед чем ты преклоняешься или просто находишь милым, - какая-то мелочь, которой не хватает тебе самому. И вот ты ищешь ее в другом человеке, и, найдя, отчаянно хватаешься за эту надежду.

Рикичи не считал себя особенным - сильным, или умным, или симпатичным. Он был в порядке - и прилагал все усилия, чтобы стать лучше, стать достойным окружающих его людей; того единственного человека, который давал ему надежду.

Иногда лейтенант Абараи, хохоча, трепал Рикичи по голове и говорил, чтобы тот продолжал совершенствоваться - ведь он становится сильнее с каждым днем. После этих слов Рикичи чувствовал себя окрыленным: он повторял себе снова и снова, что раз Ренджи сказал, так и будет - он станет сильным. Таким же, как сам Ренджи - его герой, кумир, пример для подражания - выбранный, как это водится, за все то, чего Рикичи не хватало в себе самом. Огонек надежды.

На этой надежде держалось все существование Рикичи, шинигами шестого отряда. Абараи Ренджи - основа жизни, предел мечтаний. Он повторял себе это снова и снова, даже если в груди саднило, а в ушах раздавалось бесконечное эхо - доказательство величайшей слабости его идеала; то, что он не сможет забыть никогда.



Он застукал их однажды днем: кто-то из старших передал ему бумаги, которые нужно было отнести капитану Кучики, и, подойдя к двери, Рикичи услышал доносящиеся оттуда вздохи. Протяжные стоны, приглушенные ругательства – звуки окружили его, подступая к самому сердцу. Даже не видя их источника, Рикичи знал – это стонет Ренджи, это его голос, наполненный болью и желанием, доносится из-за двери. Ренджи был его идеалом, любую кроху знания о нем Рикичи бережно хранил в своей полной надежды душе. Как Ренджи ругается, как сопит, как сейчас, должно быть, сжимает зубы, чтобы наружу не вылетело ни звука – Рикичи представлял каждое его движение.



Так он и стоял в коридоре еще долго - сверля взглядом дверь комнаты капитана Кучики, будто стараясь увидеть в подробностях все, что там происходило. Ренджи выкрикнул последнее, отчаянное «пожалуйста», и Рикичи медленно пошел прочь, оставив бумаги под дверью. Этот крик эхом отдавался в его ушах всю дорогу до казарм.

Позднее он сидел в своей комнате и пытался уверить себя, что слабость есть у каждого - в этом грань, отделяющая человека от монстра. В слабостях сердца и желаний. Слабость Ренджи не мешает ему оставаться сильным во всем остальном. Быть надеждой Рикичи.



Рикичи вспомнил, как столкнулся с Ренджи у камеры Рукии. Тот был вне себя - в злобе и бессильной ярости.

- Я ничего не могу сделать - прорычал он Рикичи и сжал кулаки.

- Лейтенант, вы можете все, - поспешил ответить ему Рикичи в тот раз.

Сейчас он хорошо помнил, как на мгновенье их взгляды пересеклись, а потом Ренджи произнес:

- Но он не позволит, - и запустил руку волосы. – Ну… Возможно...– добавил он потом.

Это была всего лишь минутная слабость - и Ренджи поборол ее. Рикичи помнил, чем это закончилось, как они с Ямадой неслись к башне, и тот поторапливал его, говоря, что сейчас он нужен лейтенанту.

Как и положено герою, Ренджи сражался до конца. Пусть и не победил.

У каждого есть минуты слабости, но в итоге значение имеет только одно - боролся ли ты за то, чего желаешь, до конца. В этом сила героя, то, что Рикичи искал, но не находил в себе самом. Сила героя остается с ним, даже несмотря на эти мгновения слабости – так говорил себе Рикичи, сжимая кулаки. Повторял эти слова, как молитву – даже когда снова наступали эти минуты.

Особенно когда они наступали снова.



Другой день, другая кипа бумаг для капитана, и снова он застыл перед дверью при еле слышном звуке голоса своего героя. Он слышал жалостливые, отчаянные мольбы и пытался воскресить в памяти моменты силы, которые затмят эту слабость. Он стоял перед дверью, прижимая к груди отчеты, и пытался улыбаться, хотя все, о чем он мог думать в эту минуту, было сосредоточено на этих резких звуках, на картинке, встававшей перед его мысленным взором. Ренджи, с искаженным лицом, который ненавидел каждый миг полученного удовольствия, но всегда возвращался за ним снова.

Просто мгновение слабости – лейтенант Абараи человек, у него есть сердце и желания. Такие моменты в порядке вещей, размышлял про себя Рикичи. Но слова, даже повторенные многократно, не спасали, и он чувствовал, как ускользает от него надежда.



Он видел, как рано утром Ренджи выскользнул из комнаты капитана – с растрепанными волосами, засосами на шее и отпечатками рук на запястьях. Он выглядел опустошенным до дна – но возвращался снова и снова. Рикичи пытался не придавать этому значения. Он видел, как ждал Ренджи каждое слово капитана, как сначала ерзал, потом краснел и вздрагивал, когда капитан Кучики поднимал на него взгляд, подходил ближе и рассеянно дотрагивался до повязок, под которыми Ренджи пытался скрыть следы, оставшиеся с ночи. Все в порядке, повторял себе Рикичи.



Ты выбираешь свой идеал за то, что в нем есть то, чего тебе не достает – скажем, благородство или уверенность. Ты жаждешь этого, и вот - появляется надежда, что однажды ты обнаружишь эти черты в себе самом. Ты выбираешь его потому, что он не похож на тебя – он особенный, даже в минуту слабости.

Даже если эти минуты идут чередой.

Когда Рикичи видел их вместе, к году подступал комок, но он продолжал уверять себя, что несмотря ни на что Ренджи остается его идеалом.



Может быть, он просто не понимает? Слишком слаб или труслив для этого, без особой красоты, умы или силы – не такой, как Ренджи, поэтому и не может понять. Не такой – а герою лучше знать. Иначе бы зачем люди верили своим кумирам? Даже если каждый раз, когда закрываешь глаза, вспоминаешь, как человек, которого ты боготворишь, ломается мало-помалу и, хуже того, получает от этого удовольствие.

- Я просто не понимаю, - твердит себе Рикичи, крепче сжимает кулаки и пытается, отчаянно пытается возродить былую надежду. Все зря – он не может справиться даже с самим собой: стоит закрыть глаза, и в голове снова поселяются молящие стоны, звуки сжигающего желания и его удовлетворения – и они повторяются снова и снова. Он слишком слаб, он не может удержать надежду в одиночку.

И в один из таких моментов - у таких как Рикичи мгновения слабости случаются гораздо чаще, чем у таких как Ренджи - в один из таких моментов он оказывается в кабинете капитана Кучики, и надеется, отчаянно надеется, что что-нибудь произойдет.

Он стоит в кабинете, полном отголосков прошедшей ночи, его руки дрожат, но он поднимает глаза и спрашивает этого ледяного человека, статую, своего капитана:

- Как мне стать похожим на вас?

В минуту слабости предать легко. Рикичи знает – Ренджи простит его. Когда-нибудь простит несомненно и полностью – герои всегда поступают так. Ренджи всегда оказывался лучше, чем о нем думали, и Рикичи тоже должен в это поверить – так или иначе.



Конец.

---

ГП | Вечер

[Secret Santa]

Для: Дориана Грей

От:



Вечер



Фандом: Гарри Поттер

Категория: гет

Жанр: romance

Пейринг: ГГ\СС

Рейтинг: PG

На Secret Santa Challenge для Дорианы Грей, которая просила снейджер (:



-Гермиона, прекрасно выглядите! – приветливо машет мне рукой невысокая светловолосая женщина в роскошном платье, имени которой я не помню или даже не знаю. Скромно улыбаюсь, благодарю, затем делаю вид, что увидела кого-то из знакомых, и иду дальше. Не очень вежливо, знаю. Но тратить время на пустые разговоры мне совсем не хочется.

Если честно, я не интересуюсь такими зваными вечерами, они вызывают у меня скуку и некоторое раздражение. Слишком пафосные и неискренние, каждое второе слово тут – ложь. Когда мне льстят, пытаясь таким образом понравиться, меня передёргивает. Скучно, искусственно, нелепо. Для чего всё это?

Я прохожу мимо компании девушек, похожих на прекрасных фей, и краем уха слышу их разговор на тему нового платья. Мираж исчезает, и я не вижу фей, а только легкомысленных дам, не способных думать о чём-либо другом, кроме своего внешнего вида. Я не понимаю – тоже неискренность или им действительно это интересно? Во всяком случае, все темы для разговоров на таких вечеринках не отличаются особым смыслом.

Я бездумно хожу по этой большой квартире в самом центре Лондона в поисках хоть одного знакомого лица, пытаясь отвлечься от всей этой суматохи. Сюда я попала случайно, о чём теперь очень жалею. Уйти пока не получилось, меня окликали и спрашивали, нравится ли мне тут. И, о Мэрлин, я тоже лгала, улыбаясь, уверяла, что мне очень весело. Замкнутый круг.

Интересно, а откуда они все знают моё имя? Впрочем, не так уж и трудно узнать главу британского филиала Международной конфедерации магов.



***

Вечер продолжается, мне он кажется бесконечным. Играет ритмичная музыка, люди веселятся, смеются. Я сижу в кресле с бокалом вина в руке, наблюдая за тем, как танцуют остальные. Ко мне подходит симпатичный молодой человек, ослепляет своей «белоснежной улыбкой» и приглашает на танец. В голове отчётливо всплывает яркий образ Локхарта, и я поспешно отказываюсь. Юноша даже не расстраивается и тут же приглашает другую девушку, которая только что появилась в комнате.

Отвожу взгляд от танцующих, смотрю на остальных, которых не так уж много. Молодая парочка, им, наверно, лет по двадцать - они полулежат на диване и целуются, не реагируя на внешние раздражители. Явно перепивший парень в помятой парадной мантии стоит у окна, упёршись руками в раму, вглядывается в ночную тьму. Полная темноволосая женщина у столика с закусками - похоже, в данный момент её ничто не волнует, кроме еды и пунша. Маленькая растрёпанная девочка, засыпающая прямо в кресле, несмотря на громкую музыку и возгласы взрослых. Бедняжка. И ещё в другом конце комнаты находится седеющий мужчина в чёрной мантии, скучающий, с подозрительно знакомыми чертами лица. Он облокотился на стену и мрачно осматривает приглашённых.

Я присматриваюсь, затем уверяю себя, что от запаха дорогого парфюма у меня начались галлюцинации. Мужчина замечает, что я за ним уже долгое время наблюдаю, и, кажется, хмыкает.



***

У меня уже нет сомнений.

-Здравствуйте, профессор, - тихо говорю я.

Он удостаивает меня полуулыбкой и кратким кивком, но я всё равно вижу в его глазах заинтересованность. Ещё бы, я понимаю, ему тут также скучно, как и мне. Появляется нелепая, робкая мысль: «Может, мы скрасим друг другу этот скучный вечер?»

-Мисс Грейнджер, я наслышан о ваших успехах в карьере, - прерывает он затянувшееся молчание. – Должен признать, я нисколько не удивлён.

-Благодарю вас, - улыбаюсь я. Искренне. Впервые за этот вечер.



***

Пафосный праздник постепенно превращался из кошмара в приятный вечер. В основном говорила я, рассказывала про свою работу, а затем даже не заметила, как перевела тему разговора на книги. Мне было как-то неловко из-за того, что я так много болтаю, но профессор Снейп меня внимательно и заинтересованно слушал, это мне очень льстило и предавало сил. Он изредка озвучивал свои мысли по тому или иному поводу, мысли всегда точные и очень занимательные. Как раз когда я поняла, что больше не состоянии безостановочно говорить, профессор начал рассказывать про то, как изменился Хогвартс с тех пор, как я его окончила.

Я никогда не подозревала, что мой бывший преподаватель обладает таким тонким, воистину английским чувством юмора! Он так занимательно рассказывал истории об учениках, в которых я иногда узнавала Рона или Невилла, и о своих коллегах (больше всего он говорил о Минерве МакГонагалл), что теперь я не могла оторваться от нашей беседы. Иногда я даже смеялась так, что на меня оборачивались и удивлённо смотрели. Но мне было всё равно. То ли я была пьяна от количества выпитого мною вина, то ли мне настолько нравилось проводить время с профессором, не знаю.

Я всегда считала его чёрствым человеком, которому нет дела до других. Однако он, рискуя собственной жизнью, спас нас во время Последней битвы. Тогда я поняла, как сильно мы все ошибались в нём. И мне стало так противно и стыдно, стыдно за все эти подозрения, недоверие, конфликтные ситуации. И пусть даже не я с ним так часто ссорилась, у меня на душе всё равно был этот гадкий осадок, чувство вины перед ним. После Последней битвы я его так и не видела. Не было времени заехать в старый добрый Хогвартс, чтобы снова повидать учителей и эти родные стены, сказать «простите» профессору Снейпу. А теперь он сидел рядом со мной, невозмутимо и очень по-снейповски рассказывал истории и пил третий стакан виски со льдом.

-Знаете, мисс Грейнджер, вы можете звать меня Северусом, - негромко заметил он, но я его расслышала, - ведь я уже давно вам не учитель, к чему эти формальности?

-А вы тогда зовите меня Гермионой... - Я замешкалась. - Северус.



***

Вечеринка давно закончилась, и мы гуляем по ночному Лондону. Ночь тёплая, волшебная, луна отражается в Темзе. Я сто лет уже не гуляла по городу, не всматривалась в небо, потому что работа отнимала у меня всё время и силы. Теперь меня не покидает укоризненное ощущение того, сколько всего я упустила, полностью погрузившись в работу. Северус тоже наслаждается ночью, шумно вдыхая тёплый воздух.



-Я давно мечтал прогуляться по городу, наплевав на конспирацию и безопасность, - вдруг говорит он. – Но никак не получалось.

-Та же проблема, - киваю я, понимая, что отвечать было совсем не обязательно.

Снова молчание, и лишь наше дыхание нарушает эту волшебную тишину. Я понимаю, что ещё чуть-чуть, и мы разойдёмся по домам, прогулка оборвётся, так и не получив развития, и, может, мы больше и не встретимся. После я так и не решусь послать ему сову с предложением снова совершить прогулку по Лондону, а он так и не расскажет до конца ту историю о бестолковом пятикурснике-Хапплпаффце. Мне так не хочется терять такого замечательного собеседника, с которым у нас так много общего. Он идёт рядом со мной, смотрит под ноги и размышляет о чём-то своём. Я собираю всю свою смелость в кулак, но едва слышно мямлю:

-Хотите выпить кофе? Моя квартира совсем не далеко, и..

Я прерываюсь, поражаясь собственной наглости. Он хмыкает, смотрит прямо мне в глаза, чуть улыбается и спрашивает с характерной ему интонацией:

-А почему бы и нет?

Чудесный вечер. И что-то мне подсказывает, он будет не единственным...

---

Bleach | Кошмар наяву и Resident Evil 4 | Решение проблемы

[Secret Santa]

Для: Solinary

От:



Кошмар наяву



Фендом: Bleach

Пейринг: Ичиго/Бьякуя,

Жанр: нон-кон, PWP

Рейтинг: NС-17

Предупреждение: получилось все же скорее просто изнасилование. Выкладываю просто потому, что на эту заявку давала обещание написать фик.



Они встретились на поляне. Конечно, встреча не была случайной, вот только пошло всё не так, как планировал Бьякуя. Одного взгляда на мальчика стоящего напротив хватило, чтобы понять, с ним произошло нечто не самое приятное. Но одного предвидеть капитан не мог. Каким образом это коснется его самого. Мальчик открыл рот и слова, сорвавшиеся с губ, заставили много повидавшего шинигами широко распахнуть глаза.

-Раздевайся.

Если бы Ичиго в этот момент остановили и дали подумать, он бы сам вряд ли понял, почему это сказал, но рядом не было никого способного задать такой вопрос.

-Что!?

А вот Бьякуя просто оказался не в силах поверить в услышанное. Но смысл медленно доходил до сознания, готовясь сменить шок вспышкой гнева. Да так и не успел, потому что мальчик не собирался давать ему опомниться.

-Я приказал тебе раздеться, ты что-то не понял? Ну так третий раз я повторять не буду, хочешь по-плохому, так получишь.

Бьякуя моргнул, пытаясь сопоставить всё известное об Ичиго с нынешним поведением мальчика, но это оказалось невозможно. Немного неуверенно уточнил:

-Это сейчас твоя вторая форма говорит? – Не то чтобы это казалось сейчас очень важным, просто в таком случае мальчика лучше не убивать за дерзость, можно просто проучить.

Ичиго же, проследив за движением длиннющих ресниц обрамляющих оленьи глаза, скользнув взглядом по прихотливому изгибу изящных губ, задержавшись на длинных черных волосах, которым явно мешала красиво развиваться глупая заколка, понял, более это терпеть нельзя. Он просто обязан вытащить из черных прядей сковывающую их мерзость, должен сорвать с тела лживые покровы. Должен объяснить мужчине, когда приказ исходит то него, необходимо подчиняться немедленно. И заняться этим придется прямо сейчас.

-Ты слишком много болтаешь. – Ичиго нахмурился. – Второго здесь нет, и не надейся, а теперь просто дай мне взять своё.

«Своё!?» - Бьякуя даже почти успел удивиться, но кончик чужого меча, просвистевший у носа, явился явным доказательством необходимости отложить размышления до более удобного момента. «Когда он успел!?»

-Если ты хочешь, чтобы на твоём теле осталось хоть что-то чем можно будет прикрыться, когда будешь уходить, после того, как я тебя отпущу, самое время это снять. – Ичиго с странной улыбкой смотрел на кусочек шарфика, медленно планирующий к земле.

Этого уже Бьякуя стерпеть не мог, приняв решение сначала Ичиго убить, а уже потом разбираться с внезапным помрачнением рассудка наглого риока. Капитан шестого отряда выхватил меч и бросился на подростка. Мечи звенели от гнева, соприкасаясь меж собой, отражая жажду своих хозяев. Трижды ещё сходились мужчина и мальчик, и трижды Ичиго, не выдержав давления, отступал.

-У тебя красивые ноги. – Отступив в очередной раз, мальчик бросил оценивающий взгляд на оппонента.

-Что? – Не сразу удалось понять старшему странные слова.

-Вид, говорю, красивый открывается. – Осклабился Ичиго.

Только сейчас, остановившись и осмотрев себя Бьякуя смог понять, целью нападения было вовсе не убить его, наоборот, его очень осторожно методично раздевали. Надрез за надрезом и вот уже чужим глазам открылось стройное белое бедро. Гнев затопил с головой, возможно, это и явилось причиной поражения. А может и нет, все же один раз Бьякуя уже проиграл Ичиго. Вероятно, победа бы всё равно досталась молодому блондину, просто не так легко.

Но главное последний удар и вожделенный приз оказалась в жаждущих руках молоденького мальчика. Ичиго решительным движением сорвал последние лоскуты одежды, скрывающие от его глаз великолепное тело. Оценивающим взглядом прошелся по стройным ногам, тонкому телу, красивому лицу, на котором гордый капитан все ещё пытался держать бесстрастную маску. Глупый, можно подумать эрекцию кто-то может не заметить. Ичиго не смог удержаться от ехидного смешка.

-Ты меня тоже хочешь. А чего столько ломался то?

И снова Бьякуя понял, терпеть такое выше его сил. Он извернулся и ударил кулаком в этот нагло усмехающийся рот. С удовольствием отметив, как струйка крови потекла по детски ещё пухлым губам. Но мальчика, казалось, это нисколько не расстроило.

-Ноги раздвигай.

«Да он же просто не знает, как и что делать!» - осенило мужчину. В свою очередь спокойно усмехнулся в глаза мальчику:

-Не умеешь, не берись.

Если целью было уязвить, то это более чем удалось. Вот только, что бы ни двигало Ичиго, но после этих слов всё стало ещё хуже, теперь удары сыпались один за другим. И цель преследовали только одну – сделать как можно больнее. А затем мальчик сделал то, о чем мечтал с самого начала, вцепившись в длинные черные волосы, он вырвал ненавистные ракушки. Заколки, с запутавшимися прядями упали на землю перед самым лицом Бьякуя. Капитан же все не мог поверить в происходящее, в то, что он вообще позволяет так с собой обращаться. И не кому-то, а безусому юнцу, как раз, зарывшемуся в длинные пряди лицом, и принявшемуся поглаживать плечи. Вызывая неуместной лаской лишь дрожь отвращения. Если уж собрался делать подобное, то нежность ничего не исправит! Бьякуя краем глаза заметил – его меч лежит совсем недалеко, если он дотянется, получит замечательный шанс таки убить Ичиго. Попробовать стоило! Резко рванувшись и оставив в ладонях мальчика пару прядей своих волос, перевернулся на живот, ещё немного и пальцы коснуться рукоятки меча. Ещё совсем чуть-чуть! Но мальчик заметил маневр.

-Куда это ты собрался? Не так быстро, мы ещё даже не начинали.

На этот раз в его движениях не было ни капли ласки, накрутив длинные волосы на кулак, он натянул столь замечательно получившиеся вожжи, и из глаз мужчины брызнули слезы. А потом капитана просто воткнули лицом в землю. Бьякуя попробовал пополнить свою духовную силу, но земля не Сейретей, здесь невозможно лишь пожеланием разобрать дома и использовать их для своего восстановления. Потому оставалось с содроганием чувствовать, как неумелые пальцы ищут место для входа, и далеко не сразу попадают куда нужно. Как место пальцев занимает напряженная головка, как она врывается в тело, причиняя бессмысленные повреждения. Дрожь прошла по телу капитана, отвращения, как попытался убедить он сам себя. Вполне ожидаемо, после двух или трех фрикций мальчик бурно кончил, оставив мужчину в странно возбужденном, и совсем неудовлетворенном состоянии. Ичиго ещё немного повозился, потерся о его ягодицы своим опавшим членом, но второй раз возбудиться так и не удалось. Но Бьякуя и этого хватило, с одной стороны тело стенало, требуя продолжения, предавая хозяина, с другой, от самого факта, что его, лидера клана Кучики, сейчас насилует маленький мальчик, Бьякуя вновь охватил гнев. Стряхнув расстроенного риока со своего тела, снова потянувшись за мечом. Брезгливо бросив через плечо.

- Даже нормально трахнуться, не можешь, дорасти сначала.

Зря он это сказал. Смущенный Ичиго почти готов был оставить его и уйти. Но тут снова его охватило то же состоянии, что при встрече. Если бы Бьякуя сейчас увидел его глаза, просто испугался бы. Снова какое-то болезненное безумие, сумасшедшее желание причинить боль. Мальчик, вновь намотал его волосы на руку, правя гриву лошади, резко грубо расхохотался.

-Ты все ещё хочешь трахаться? Или хочешь меч? О, я могу удовлетворить это оба твоих желания. – Снова едкий смех разорвал пространство. – Но лучше, если это будет мой меч, правда? Зангетсу лучший, ты ведь хочешь Зангетсу?

Бьякуя попытался оглянуться, уже понимая, к чему может вести такая речь, но рука, так и не выпустившая волосы, мешала этому, впечатывая лицом в землю. А потом его опасения получили подтверждение. Ичиго явно собрался трахать его мечом. Или точнее рукояткой. Ужас перед проникновением столь твердого предмета и последующие повреждения, неминуемо последующие на секунду лишили дара речи. Бьякуя хотел было закричать «нет», но гордость капитана не позволила, происходящее и так настолько позорно, что дальше падать просто некуда. Хорошо хоть лежит на животе, не видно реакции, нового смеха по этому поводу Бьякуя, наверное, не пережил бы. И когда в его тело ворвалась рукоять меча, ему осталось лишь, стиснув зубы, едва удерживать себя от мольбы о пощаде. Даже понимая, какие повреждения этот предмет вызывает в его теле, особенно в неумелых руках. И словно издеваясь над ним, на этот раз всё происходит очень долго, так, что он потерял надежду уйти живым с этой поляны. Но закончилось вновь столь резко, словно и не было ничего до этого. Только, казалось бы, рукоятка вновь проникла в его уже почти потерявшее всякую чувствительность тело, и вот уже за спиной раздается стон, а затем он перед его глазами ложатся на землю брызги спермы. Ичиго всё же удалось возбудиться, и он кончил второй раз, постаравшись продемонстрировать своё достижение смеявшемуся над ним мужчине. А следом за получением удовлетворения исчезла тяжесть с затылка, более никто не держал Бьякуя. Но даже если бы и хотел, двинуться сейчас просто не смог бы. Шок от боли, от произошедшего, от своей на то реакции не давал связно мыслить, не говоря о том, чтобы двигаться. Лишь слышал, как Ичиго шевельнулся за спиной, явно придя в себя, увидел последствия своих действий, удивленно прошептал:

-Бьякуя!?

Как тяжело поднялся, отошел на пару шагов и вновь осел на землю, возможно, сам не в силах поверить в случившееся.

А потом, похоже, мальчика начало рвать. Если бы только мог, Бьякуя рассмеялся бы. Но ему было не до смеха. Лишь одна мысль позволяла сейчас оставаться в сознании, он должен отомстить! За всё, за насилие, за позор, за землю, вопреки доводам разума, впитывающим сперму обоих.

Некоторое время ничего не происходило, лишь позывы на рвоту сменились сдавленными рыданиями, а потом около уха раздались шаги. Кто-то вложил в его ладонь осколки раковин, затем шаги удалились и вместе с ними вдали смолкли всхлипывания Ичиго. На поляну опустилась тишина. Один из сильнейших капитанов Готея 13 пытался поверить, все это только что случилось именно с ним. Но такого просто быть не могло, ведь, правда? Спустя какое-то время мужчина, собрав последние силы, встал, собрал по поляне одежду и вернулся в Сейретей. Всё, о чем сейчас мог думать – это необходимость спрятаться.



Решение проблемы.

Фэндом: Resident Evil 4

Категория: слэш

Жанр: PWP

Пейринг: Луис/Леон

Рейтинг: NC-17

Предупреждение: Третья попытка написать заказанное, и похоже получился нон-кон, хотя именно здесь его не просили…



Краткое описание предшествующих событий:

Леон Кеннеди переброшен из Америки в Испанию с целью найти похищенную дочь президента. В ходе расследования он находит связанного человека и тут уже находят их двоих. Леону вводят в кровь яйцо паразита (плага), как только они вновь получают возможность действовать, Луис убегает. В попытке найти ключ к церкви, в которой держат девочку, Леон плывет на лодке через озеро, отбившись от монстра собравшегося его съесть, он доводит лодку до берега и, добравшись до сарая, теряет сознание.



- Леон, Леон, ты меня слышишь? Леон постарайся расслабиться, сейчас станет легче.

Голос доходил искаженным, словно человек, стоящий на берегу, пытался докричаться до человека плывущего по штормовому морю. В каком-то смысле так и было. Вот только захлестывали с головой волны боли, а вовсе не вода. Боль рождалась в глубине живота и выпускала свои иглы по всему телу. Две из них засели в правом колене, мешая встать на ноги, хотя сейчас вряд ли смог бы это сделать. Одна обосновалась в промежности, еще две в плече и кисти, ни руку не поднять, ни что-то схватить. Но более всего мучила игла засевшая в голове, даже не игла, целая спица воткнутая через позвоночник в голову, да так и оставленная. А ещё этот голос, чего-то требующий. Кто, что, зачем? Ах, от вопросов лишь сильнее стала головная боль. Но все же что-то изменилось, не сразу удалось понять – боль начала отступать.

- Тише мальчик, тише, вот так, сейчас будет легче. Расслабься.

Вместе с ослаблением мучений, понемногу возвращалась способность мыслить. Где он находится, что произошло, почему так больно? Последнее воспоминание – попытка переплыть озеро и огромное чудовище пытавшееся утянуть в глубину. Быть может, его всё же съели? Но новая вспышка боли, явно доказывала обратное. Невольно в голос застонал, запоздало спохватившись, вокруг ведь могут быть враги. И тут же на губы легла ладонь, заглушая голос.

- Тсс, маленький, нас могут услышать.

Так удивился, что смог раскрыть глаза, попытавшись посмотреть, кто же это может с ним так разговаривать!? Он. Мальчик? Маленький? Он?? Глазам предстала лишь серая стена, да и та почему-то не резкая. Вот уж со зрением никогда проблем не было. Сделал попытку оглядеться вокруг, мало что получилось, но всё же понял, он находится в доме, хотя вряд ли это помещение, имеет право так именоваться. Точно, после победы над водным чудовищем, смог довести лодку до берега, и едва смог добраться до сарая. Потом сознание померкло, а ещё вроде бы рвало кровью…

- Ну, как, сейчас полегче? – Вновь дал о себе знать человек.

Словно в ответ на слова мужчины в животе что-то заворочалось, и опять во все стороны понеслись чудовищные импульсы, хотя сейчас это и не закончилось потерей сознания. Вновь вырвался стон, точнее мог бы вырваться, если б ладонь от губ убрали. Леон дернулся, пытаясь подтянуть колени к животу в надежде хоть немного облегчить боль. Но не получилось, просто очень крепко держали, как запоздало отрапортовало затуманенное сознание. Постарался уговорить собственное тело слушаться, с огромным трудом удалось просто оглянутся, маленькая победа над собой и как приз – возможность увидеть держащего человека, к счастью, столь близко расположенный объект рассмотреть удалось. Черные длинные волосы обрамляли красивое лицо смуглого испанца. Черные же глаза выражали сочувствие и ещё нечто такое, определение чего вызвало затруднение. Да это и не важно сейчас. С минуту пытался вспомнить, где мог видеть этого человека, но в голове кроме боли не оказалось ничего. Потом память все же сжалилась и выдала события недавнего прошлого. Точно, вспомнил! Пальцы лежащие на его губах исчезли, стоило попытаться хоть что-то сказать.

- Луис?

- Вспомнил меня? Это хорошо. – На самом деле Леон лишь шевельнул губами, но и этого оказалось достаточно для испанца, чтобы понять его. Облегченно улыбка скользнула по губам, а потом твердая ладонь провела по светлым волосам измученного человека.

Вместе с памятью начала возвращаться чувствительность, по крайней мере, понял, он полностью обнаженный лежит на ледяном полу, но спине тепло, от прижавшегося тела другого мужчины. Надо как-то отреагировать? Вот только собраться с мыслями оказалось очень трудно. Но это не удивительно, связно соображать, когда что-то настолько сильно болит, невозможно. И все же чувствовал неясную тревогу, понять её источник, конечно, не смог, но зацепился за показавшиеся неправильными слова.

- Я не мальчик. – Сам же удивился, насколько слабо прозвучал голос. Хотя в этот раз он все же вообще прозвучал.

- Правда? – На губах Луиса появилась легкомысленная многообещающая улыбка.

- Я не в том смысле. – По крайней мере, на то, чтобы сообразить, что поняли его не так, сил хватило. Леон попытался собраться с мыслями.

- А в каком? – Ещё сильнее развеселился Луис.

- Я не маленький. – Попытался зайти с другой стороны, но, судя по ухмылке, его опять поняли как-то не так. Пытаясь объяснить, добавил. – Мне уже 26.

- Да… Целых 26 и уже не мальчик… Но это даже лучше. – Луис перестал поглаживать верхнюю часть живота мужчины лежащего в его объятиях и спустил ладонь чуть ниже, наматывая на палец курчавые завитки.

- Ооооооо, и не в этом тоже. – Наконец дошел до спутанного сознания Леона смысл той улыбки, своих же слов, да и рука испанца явно делала что-то не то. Одного этого хватило, чтобы прочистить голову, впрочем, все относительно. Боль не отступала, и мыслить связно легче не становилось. – Зачем ты меня раздел?

- А ты знаешь другие способы, не привлекая внимания, согреть человека в пустом сарае, кроме как снять мокрую одежду и прижать к другому теплому телу? – Глаза Луиса потемнели, дыхание чуть сбилось, а рука опустилась ещё чуть ниже по животу.

Сложно отрицать эффективность такого подхода, да и на дворе осень, если вырубиться в мокрой одежде, как это сделал он, вероятность очнуться не так и велика, если вообще есть. Если бы не помощь Луиса, оставалось просто замерзнуть. И все же происходящие события не совсем устраивали, хотя пока и не удавалось понять чем. Для лучшего теплообмена, посетило сознание сложное слово, эффективнее раздеться всем участникам. Да и вероятно, лучше лечь на кровать, благо в сарае она была. Наверное, дело именно в этом, хотя, едва не касающиеся его члена пальцы, тоже немного смущали, это то как могло помочь согреться? Впрочем, сейчас слишком замерз, чтобы думать о таких мелочах.

- А почему сам не разделся? Это же эффективнее. – Если бы только смог это сделать, завернулся бы в Луиса, как в одеяло. Память подсунула воспоминание о теплой куртке, в которой приехал, где-то она сейчас? Это неожиданно прошедшая по телу дрожь удивила и заставила вжаться в испанца сильнее. Он горячий, рядом с ним, как с печкой. И все же, если убрать одежду, будет значительно теплее. – И почему не на кровати?



- Ты прав, эффективнее. – Безумно счастливый оттого, что его узнали, Луис вглядывался в мутные глаза все лучше соображающего человека. Возвращение памяти и правда хороший знак, далеко не все, переживая подобное, вообще оставались способны связно мыслить, к некоторым же эта способность вообще не возвращалась. Едва удерживаясь от нежданного желания зацеловать красавца американца до смерти, вот прямо здесь и сейчас, Луис издал смешок и, стащив рубашку, прижал Леона к своей груди. Вздрогнув от холода, неизвестно как долго пролежавший в мокрой одежде на полу продуваемого всеми ветрами сарая, мужчина превратился в ледышку, и едва удержался от желания отстраниться. И все же горячую южную кровь остановить это уже не могло. Ладонь Луиса снова вернулась к курчавым завиткам, но, не задержавшись там, скользнула по бедру замерзшего мужчины, и занялась ширинкой собственных брюк. Изначально испанец ничего такого не хотел, но сейчас понял, преодолеть зов природы ему не удастся. И тут уже другая мысль посетила голову, как бы ни хотелось трахнуть этого чудного мальчика, с таким аппетитным телом, а пользоваться беспомощным состоянием другого человека просто подло. Ну и что прикажете с этим делать!? С другой стороны, если получить согласие, можно будет не считать такой секс принуждением. Ну, подумаешь, Леон не отдает толком отчета в своих действиях. И не совсем понимает, о чем они вообще говорят. Он вообще возможно не вспомнит об этом, а Луису с другой стороны хорошо будет. Ещё немного помучившись сомнениями, все же решил начать уговаривать. Для начала, промелькнула рациональная мысль, стоит прямо сказать, чего желает, а то, пока Леон его в таком состоянии поймет, их несколько раз найдут и убьют. Успокоив, таким образом, совесть, нежно поцеловал блондина за ухом, пощекотал языком мочку, прошептал страстно. – Я хочу тебя. Но на кровать не пойдем, она выглядит так, словно на ней кого-то убили.



Ощущение неправильности адекватных, в общем, действий усилилось и, хотя по спине теперь разливалось блаженное тепло, мысль, что Луис окажется без брюк, напугала. Нет, так конечно сразу станет теплее, вот только высвободиться и нечто упирающееся сейчас в него пониже спины. Тем более своё желание испанец высказал тут же предельно ясно. Думать все ещё было трудно, но на то чтобы просто расставить все по своим местам, его хватило. Даже голос прозвучал почти твердо. Ну, насколько может быть тверд голос человека мучающегося нестерпимой болью.

- Мы не будем делать этого.

- Конечно, ты же только что пришел в сознание. – Согласился Луис, способный думать на данный момент лишь об ожидающем его внимания тесном тоннеле. С брюками брюнету уже удалось справиться. Горячая головка, выскользнув из трусов и уткнувшись в ледяные ягодицы замерзшего человека, требовала немедленного перехода к активным действиям. Хотя нет, Луис же пообещал себе, если американец не согласиться, трогать его он не будет. Просто, надо быть чуть более убедительным. Продолжая покусывать мочку, снова повторил. – Я хочу тебя.

- Так не пойдет. – Леон вывернулся из объятий, вернее сделал такую попытку и тут же едва не взвыл от боли в животе, на секунду потеряв способность дышать.

- Тссс, маленький, не так быстро, сам ведь понимаешь, насколько необходимо согреться и расслабиться? А ты уж потерпи немного, пока он не закончит. Я сейчас могу лишь немного помочь, но не снять боль. – Желание секса на минуту отошло прочь, подчиняясь новой необходимости снять спазм. Ладонь снова вернулась на верхнюю часть живота и начала поглаживать круговыми движениями. Если знать каким образом, облегчить страдания не так и сложно, Леону удивительно повезло, пройди Луис случайно мимо, пришлось бы ощутить в полной мере прелесть нестерпимой боли, от которой даже забытьё не спасает. На последствия этого испанец успел насмотреться, целая деревня таких жертв осталась позади. Паразит достаточно разумен, чтобы начать действовать вдали от проходящих мимо толп. Просто именно в этот момент он более всего уязвим, ибо хозяин сам себя не может защитить. После же, получив контроль над телом, разум хозяина, поврежденный запредельной болью, не имеет значения для паразита. Так даже лучше, легче брать на себя контроль над телом. Хотя, этот мальчик, скорее всего, остался бы таким же, как раньше, ну почти. Но стоит ли проверять, когда можешь помочь? Тем более, когда перед тобой такой вот сексапильный красавчик.



- Кто «он»? – Леон ухватился за возможность узнать больше о происходящем. Как и в прошлую их встречу, Луис не говорил всего прямо, хотя явно знал очень многое. Голова соображала все охотнее, благодаря ли действиям испанца или нет, боль отступала, стоило этим воспользоваться.



- Плага, уже ведь знаешь о живущем в твоём теле паразите? Это то яйцо, которое тебе ввели, когда поймали нас. Паразит уже вылупился, я видел, тебя рвало кровью. Это один из признаков. – Луис продолжал водить кончиком языка по уху, лишь иногда отвлекаясь, чтобы страстно прошептать порцию полезной информации самым сексуальным тоном, на который только способен. Но, мальчик оставался ледяным, как внутри, так и снаружи. Чего не скажешь, о требующей немедленных действий плоти самого испанца. Прав ли он был, начав форсировать события? Сейчас американец только сильнее напрягался, ощущая чужую руку на своём животе. И это никоим образом не приближало желанную цель.

- И что теперь будет? – Леону в данный момент было абсолютно плевать на желания другого мужчины, но вот информация явно могла пригодиться. Мертвый, он вряд ли сможет выполнить миссию, а что-то подсказывало, что испанец может помочь. Вот только цена, которую за эту помощь просили, совсем не устраивала. Он попытался убрать ладонь Луиса со своего живота. И вновь вспомнив об засевших в руке иголочках боли.

- Леон, прекрати сопротивляться. – Луис раздраженно прижал к себе вновь поймавшего приступ блондина, и принялся поглаживать верхнюю часть живота. С удовлетворением отметив, как готовый слететь с губ блондина вопрос, так и остался не высказанным. Наконец мальчик пришел в себя настолько, чтобы заметить, мучающая его боль после столь простых действий становиться значительно слабее, чем раньше. Теперь можно немного прояснить происходящее. – Плага сейчас встраивается в твою нервную систему, потому так больно. Когда он закончить все пройдет. Но я могу немного помочь.

- Этому можно как-то помешать? Как его удалить? – Наконец смог почти нормально думать американец. К сожалению, почти полностью вернувшаяся способность думать, никак не повлияла на способность действовать. Осталось лишь дать возможность Луису карт-бланш на любые действия. Хотя мысль о возможном сексе сейчас не казалась столь уж хорошей. Почему-то казалось, избежать секса в любом случае не удастся, хотя, испанец достаточно красив, может не стоит особенно сопротивляться?

- Сейчас я ничего сделать не могу, но есть хорошая новость, когда он закончит, ты снова пойдешь дальше, не видя никаких проявлений. Просто в определенный момент он достаточно созреет и сможет перехватить контроль над твоим телом. Тогда того человека, которого знали, как Леон больше не будет. Да и удалить тогда… - Луис вновь задумался, американец ему определенно нравился, но настолько ли чтобы рисковать жизнью?

- Сколько у меня остаётся времени? – Да и если же это вообще последняя возможность заняться сексом…

- Я не знаю, смотря насколько ты способен сопротивляться чужому контролю. Но закончиться все равно так. Несколько способов извлечь его или уничтожить есть, но боюсь, сейчас все они мне недоступны. А другим ты как раз послушный и нужен. – Луис вновь поцеловал мужчину за ухом, спустился дорожкой поцелуев к плечу, вновь поднялся по шее до угла челюсти. Как бы ни хотелось сдержать обещание, а когда рядом с тобой лежит человек, в попку которого упирается твой жаждущий внимания друг, остановиться просто невозможно. Тем более, когда этот мальчик ещё и безумно красив. Перевернув американца на спину, успел заметить реакцию на свои действия, Леон как раз закрыл глаза и чуть приоткрыл рот, Луису ничего не оставалось, как коснулся губами губ. Не сразу, но все же мальчик ответил на этот поцелуй. Несколько минут, сплетшись воедино, они целовались, пока новый приступ не скрутил Леона. Луис с трудом оторвался от чуть припухших губ изящного красавца, и вновь осторожно начал массировать живот, снимая спазм. – Всё ещё больно? Потерпи ещё немножко, скоро всё пройдет.

Луис продолжал водить ладонью по его животу, не переставая прижимать к себе, словно Леон самое дорогое в жизни. И при этом смотрел так, что если бы блондин стоял, колени бы точно подогнулись. Ну разве можно устоять, когда смотрят так? Возможно, импотент смог бы, но у Леона с этим было все в порядке, по крайней мере, раньше и, как он надеялся, в дальнейшем.

- А это не повредит? – Буркнул, уставившись в пол, сам же удивляясь столь быстрому согласию. Хотя времени на продолжительные игры и не было.

- Нет, так даже лучше, такого рода массаж идеально подходит для снятия боли, да и гораздо эффективнее поможет тебе согреться. – Красивые губы изогнулись в столь замечательной улыбке, что не согласись Леон чуть раньше, все равно не устоял бы сейчас.

Луис вновь заставил Леона лечь спиной к нему, заставил перекинуть ногу через своё бедро. Провел ладонью по груди мужчины, спустился к животу, минуя половые органы, прошелся по бедру, наслаждаясь красотой и пластикой тренированного тела.

- Да делай уже. – Буркнул в пол Леон, ловя себя на нетерпеливом ожидании. Делать что-то сам не столько оказался неспособен, сколь боялся спровоцировать очередной приступ.

- А ты… - Начал было, но не закончил Луис, не в силах сам удержаться от желания скорее слиться воедино с этим человеком. Лишь направил себя и одним движением вошел, благо поза не позволяла сделать сразу глубоко. Но и этого хватило, чтобы сквозь полуоткрытые губы вырвался стон. – Прости, хороший мой. Я постараюсь осторожнее.

- Быстрее! – Давя в зародыше пытающийся вырваться стон, Леон забыл о своём решении дать испанцу все сделать самому, и выгнулся, прижимая ягодицы к чужим бедрам, открывая более удобный доступ к своему телу.

Испанец не заставил себя просить дважды, тем более это отвечало и его желаниям. Вбивая глубже свою плоть, улыбался, смотря на полуоткрытые губы молоденького красавчика, старательно давящего пытающийся вырваться стон. На потемневшие от страсти глаза, которые так хотелось целовать. На разметавшиеся волосы. А потом не выдерживая более, перевернул Леона на спину и вошел как смог глубоко, наплевав на вырвавшийся таки стон, начал трахать нарочито грубо, тем более партнеру это вполне нравилось, а он уже и сдержаться не мог. Его ладони скользили по моментально согревшемуся телу, ущипнули соски, вызвав новый стон в голос, потом легли таки на напряженный член, даря одновременную ласку изнутри и снаружи. Леон в ответ обнял его за пояс ногами, теперь уже вряд ли получилось вырваться, не доставив ему удовольствия, но Луис никуда не собирался. Лишь ускорил движения, ведя партнера к одновременному оргазму, а потом ещё некоторое время лежал рядом, не выходя, поглаживая стройное тело, слушая успокаивающееся дыхание, думая лишь о необходимости продолжить, вот прямо сейчас! Повторить это ещё раз, снова довести Леона до грани, слушать страстные стоны. Он осторожно укусил мальчика за плечо, стремясь как можно скорее продолжить игру. Но Леон не отреагировал, Луис посмотрел на него, и умилился, измученный американец спал. Ничего не оставалось, как извлечь свою плоть, но мальчик, видно приученный кем-то до него, лишь развернулся удобнее, подставляя сладкую попку, и засопел во сне. Ну, кто бы смог ни воспользоваться столь любезно предоставленной возможностью? Луис вновь взял желанное тело, а потом, немного погодя, ещё. Леон так и не проснулся, сопя во сне и чуть постанывая, когда новая судорога проходила по телу. Испанец легонько поглаживал живот, и все прекращалось. Теперь мальчик не сопротивлялся его ласкам.

Очередной приступ оказался совсем легким, даже если будут ещё, они уже не потребуют постоянного внимания. Испанец встал, оделся, сходил проверить в каком состоянии одежда Леона, к счастью все уже высохло, потому просто одел, так и не проснувшегося человека. Хотел было разбудить, но не стал, сон сейчас гораздо важнее, измученному телу необходимо восстановление, а проснись Леон, тут же помчится девушку спасать. Поэтому Луис просто поцеловал сладкие губы на прощание.

- Я не знаю, вспомнишь ли ты, чем мы тут занимались, но я точно не забуду. И я рискну ради тебя Леон, я достану препарат, мы сможем уничтожить паразита. И тогда ещё разок займемся этим, уже празднуя нашу победу. А я уж постараюсь, чтобы ты никогда не забыл этот секс.

Мужчина тихо вышел за дверь, оглядевшись напоследок, нет ли вокруг тех, кто способен навредить его другу. К счастью берег был чист, значит, за безопасность спящего можно не беспокоиться. И направился туда, где сможет найти способ сохранить Леону жизнь, разум и свободу воли.



Леон же вскочил спустя несколько минут, вырываясь из какого-то жуткого кошмара, приснилось, будто паразит овладевает его телом. Чувствуя себя вполне бодро, посмотрел на часы, и ужаснулся, он потерял здесь шесть часов! Неужели так и провалялся на полу всё это время? Стоит признать, очень повезло, стоило кому-либо сюда зайти, взяли бы без малейшего сопротивления. Вот только странное воспоминание крутилось в голове. Ему казалось, или действительно с ним здесь всё же кто-то был? Может это просто сон? Впрочем, не существенно, он почти добрался до дочери президента, лишь это сейчас важно. Когда они вдвоём отсюда выберутся, тогда и подумает о странном воспоминании, хотя, когда выберутся, это будет уже не важно.



Когда Луис вновь встретил Леона, сразу понял, американец ничего не помнит. Странное чувство, посетившее душу, тут же перебил ужас, толпа крестьян вокруг дома вполне могла убить его красивого друга. Да ещё где-то забыл с таким трудом найденные таблетки! Ничего, если раздобыть «то» средство, никакие таблетки не понадобятся, мальчик будет спасен. Быстро попрощавшись, ушел опять, неожиданно осознав, посетившее чуть раньше чувство – всего лишь боль. Никогда бы не подумал, сколько страданий может причинить такой простой факт - другой человек забыл, о том важном, что было между вами.



Леон же, смотря вслед Луису, мучался вопросом, почему так странно щемит сердце, оттого что испанец уходит.

---

Tokio Hotel | Бессонница

[Secret Santa]

Для: Лисандра

От:



Бессонница



RPS: Tokio Hotel

Пейринг: Том/Билл. POV Билл

Рейтинг: R

Жанр: general, middlе angst

Фик написан на Sicret Santa Challange по заявке: слеш, Билл/Том.. angst, желательно R... что-нибудь с постельной сценой..

так же можно Билл/другой мол.человек.





Я ненавижу выходные. Такие глупые дни, когда совсем нечего делать, и ты сидишь дома, не зная, чем бы себя занять.



За окном темно. Нет, не ночь, просто пасмурно. Над городом нависли тяжелые, черные тучи, которые вот-вот разразятся дождем и громом. В такие моменты мне кажется, что погода плачет. Плачет вместе со мной.



Серо, мутно. Муторно.



И птицы улетают куда-то на юг.



Мне тоже очень хотелось бы улететь. Улететь в теплые края, лежать где-то на пляже, ну скажем, в Майами, подставляя себя обжигающим лучам солнца. Нежиться в солнечном свете, купаться в нем.



Улететь туда, где тебя никто не знает. Туда, где нет визжащих от экстаза девчонок, тянущих к тебе свои руки-клешни, мечтающих разорвать тебя на кусочки, "на сувениры". Туда, где не будет няньки-Йоста, который бегает за тобой, желая

проконтролировать каждое твое действие, желая быть в курсе всего происходящего. Йоста, который будет учить тебя, что можно, а что нельзя - выводить из себя, бесить, раздражать.



Эй, Йост! Я уже не меленький ребенок!



Туда, где не будет Тома. Не будет его девушек-одноночек, не будет его пошлых шуточек и обидных подшучиваний. Его деланого понимания, его сигарет и алкоголя, его тихого голоса и нежного взгляда...



Мне холодно. Встаю, иду на кухню, чтобы заварить горячего чая. Чуствую на себе чей-то цепкий взгляд - Йост. Иногда мне кажется, что родители при разводе переложили на этого человека все свои права и обязанности, касающиеся нас с братом.

Честное слово, Дэвид заменяет мне и папу, и маму, и даже ручного бультерьера!



- Не хватало еще, чтобы он читал нам на ночь "Нибелунгов", да?



На кухне сидит Том и курит в форточку. Я не видел, как он пришел, я думал, его еще нет. Он выглядит усталым и недовольным, и мне на язык так и лезет какое-то ехидное замечание о том, как он провел ночь, но я предпочитаю промолчать.



Наливаю воду в чайник, и пока он греется, стою рядом с братом, смотрю в окно. На улице уже вовсю идет дождь, и в мою голову лезут грустные мысли. Том, будто чувствуя мое настроение, ободряюще кладет руку мне на плечо.



Выворачиваюсь. Скидываю руку. Насыпаю в чашку сахара.



- Ну что ты такой нервный? Опять не спал ночью?



Не спал. Ни этой ночью, ни прошлой. Я уже забыл, когда я последний раз спал, Том. Я не могу уснуть, у меня бессонница, у меня депрессия. Хочешь скажу почему?



- Да.

- Неважно. Оставь это.



Иду обратно, падаю напротив телевизора, щелкаю пультом, переключая каналы. Почти на всех в это время показывают новости, на одном идет боевик с Шварцнеггером в главной роли, и Йост просит оставить - он любит боевики.



Зато я их терпеть не могу.



Мне нечего делать, мне скучно и грустно. А еще мне нужно подумать. Я беру с полки первую попавшуюся книгу и ухожу к себе в комнату. Закрываю жалюзи на окнах, включаю ночник, ложусь в постель и только затем смотрю на название книжки.



Хм. "Сага о Нибелунгах".



Эй, Йост, не почитаешь на ночь?



Мне невероятно грустно. Эту книгу читала нам мать, когда мы с Томом были еще совсем маленькие, когда были как все, когда собирались идти в школу и очень гордились этим. Том тогда еще не курил и не таскался по девкам, а я... А я не страдал бессонницей.



Я не страдал от знания того, что мой брат-близнец сейчас трахает какую-то девицу, а она визжит от удовольствия своим пронзительным голоском, слыша который так и хочется как минимум влепить ей хорошенькую пощечину, чтобы заткнулась.



Почему-то мне кажется, что у них именно такие голоса. У его девушек.



Просто я ревную. Я понял это уже давно, когда Том первый раз не вернулся ночевать домой. Он предупредил Дэвида, что не придет, чтобы тот не "беспокоился". А у меня в ту ночь началась бессонница. Я очень хорошо помню, как лежал в теплой постели и никак не мог понять этой новой реальности - она была слишком жестока со мной. Я привык, что стоит мне протянуть руку - и я дотронусь до спящего брата, смогу разбудить его, и тогда он встанет, обнимет меня и будет со мной, пока я не усну. За ту ночь я несколько раз протягивал руку... и нащупывал пустоту.



Но понял я намного позже, лишь спустя несколько месяцев. На одной из послеконцертных вечеринок Том выпил лишнего и начал приставать к какой-то девчонке прямо в зале. Они стояли в темном углу и целовались, а я сидел на мягком диване, пил вино и не мог оторвать от них взгляда.



От него.



Эта картина: Том, целующий не-важно-кого, Том, возбужденный до предела - настолько поразила меня, что пришлось незаметно выскользнуть в туалет, чтобы там позорно решить свою неожиданную проблему. Там, в одной из кабинок, я, привалившись к стенке, до боли сжимал в руке свой возбужденный член, представляя, что это его пальцы грубо и почти жестоко ласкают меня. Я облизывал пересохшие губы, мечтая, чтобы он накрыл их жарким, неистовым поцелуем. А после я стоял, оперевшись о раковину, и долго смотрел на себя в зеркало пустыми глазами, не видя, как по белым щекам растекается черная тушь.



Я как-то сразу смирился с этой ситуацией. Я никогда не спрашивал себя, почему именно он, единственное, что меня действительно тревожило, так это "ну чем я хуже его девушек". Честно говоря, я не мог этого понять. В большинстве случаев я

был красивее. Я прилагал максимум усилий, чтобы быть похожим на них. Дошло до того, что меня вообще редко принимали за парня. А Том словно не замечал всего этого.



Зато замечал Йост. Я никогда не говорил ему, я вообще никому никогда не говорил, но был уверен, что Дэвид Йост знает. Он всегда, всегда смотрел на меня своим коронным взглядом а ля "я все знаю, Билли, не переживай, ты можешь мне доверять, твоя репутация от этого не пострадает". От этого я ненавидел его еще больше.



Эй, Йост, слышишь? Я ненавижу тебя!



Когда дверь в комнату открывается, я ловлю себя на том, что сижу в кресле и тупо пялюсь в закрытую книгу. Поднимаю взгляд, смотрю, как брат проходит по комнате и, стянув с себя футболку, ложиться на кровать. Несколько секунд мы молчим, а потом он начинает рассказывать:



- Ты знаешь, Билли, я на самом деле тебе очень завидую. Вот этому твоему имиджу маменькиного сынка, домашнего мальчика. Ты не представляешь себе, как я устал от всего этого. Девки, они такие тупые и все какие-то одинаковые - в них нет ничего

настоящего.



Да ну?



- Нет, правда. Мне это все надоело. Я хочу сегодня остаться дома. Давай как раньше, а? Давай вместе телик посмотрим или поиграем во что-то. Я такую игрушку недавно принес...

- Я не люблю компьютерные игры.

- А, ну да. А ты что читаешь? Нибелунгов? Что-то ты, Билли, совсем... Тебе поспать надо. Идем сюда, ложись. Давай как раньше, давай я тебе расскажу что-то. Что тебе расскать?



Расскажи мне про то, что будет, Том. Расскажи мне, как все будет, когда закончится этот кошмар, прошу я. Он почти силой затаскивает меня в теплую постель, обнимает за плечи и что-то говорит, говорит, говорит...



За окном идет дождь, небо освещают частые разряды молнии, ураганный ветер почти ломает деревья. А я расслабляюсь в руках брата, с закрытыми глазами слушая его забавные истории. Мне приятно, спокойно и надежно. Сейчас я не хочу думать о своих проблемах, я не хочу думать о неприятностях.



Я медленно проваливаюсь в сон.

---

[Secret Santa]

В начале недели злые чужие олени перегрызли Санте оптоволокно. Санта очень надеется, что добрые родные олени кабель починят сегодня же, а пока хочет сделать несколько объявлений.



1. В этом году, кажется, у всех выдался очень "веселый" конец декабря. Мне это в первую очередь видно по количеству фиков, присланных к настоящему моменту. Санта не стартовал вовремя потому... что нечего выкладывать. Прислано всего три фика. Поэтому просьба к участникам - сообщите о том, как продвигается дело. Разумеется, просьба относится к тем, кто еще не предупредил.



2. Авторам/переводчикам уже присланных фиков я подтвержу (подтвердю? получение. В ближайшее время. Присылать все повторно не нужно.



3. В связи с неудачным временем года у участников и обгрызенным кабелем Санты фики на сообществе начнут появляться с 1-го января. Надеюсь, это никак не повлияет на праздничное отношение участников?



4. Маленькая просьба к тем, кто прислыает фики - если у вас есть курсив или жирный шрифт в тексте, выделяйте его тегами. Я могу не заметить какого-нибудь очень важного для фика курсива %)



Сам Санта тоже еще свой фик не доделал, поэтому относится с пониманием.