Проводник

[alira-goldenleaf]

Миниатюрный рассказ или зарисовка. Жанр: фантастика, мистика. Никаких рейтингов, я не увлекаюсь таким. Пара страниц, чтобы выпустить пар и вспомнить, как это - держать в руках перо и чернила.

читать

— Не, парень, люди отсюда давно уехали. Собрались и одним днем разом все пропали. Говорят, даже грузовики ждать не захотели. Просто ушли.
Я смотрел на своего проводника, которого все звали просто Дедом, и из вежливости кивал, будто мне было интересно, куда делись несколько десятков переселенцев. Моя задача: осмотреть место стоянки. Зафиксировать залегающие под постройками желоба коммуникаций, отметить на карте водопроводы, канализацию, кабели энергопитания. В общем, сверить информацию почти ста пятидесятилетней давности с реальным расположением линий.
— Так уж и все уехали? — из вежливости спросил я, полностью увлеченный отметками на интерактивном планшете. На экране перед моим лицом яркими нитями светились линии в трехмерной сетке данных. Дед покачал головой, покряхтел, почесал в затылке, сдвинув на него вязаную шапочку, а затем нехотя продолжил:
— Да вот, вроде, все. Вот сразу и снялись с места. Я тогда еще мелким пацаном был, могу и не упомнить. Может, и была причина им уйти. А может, секта какая тут завелась. Много их тогда было, сект этих. Кто по ночам молился Юпитеру, чтобы его дом чума обошла. Кто днем животных бродячих на пустыре резал, чтобы благодать и умиротворение обрести. А кто-то, может, и гнал своих агнцев бродяжничать. Кто ж мне, пацану мелкому, доложит-то?
— ну да, ну да, — рассеянно покивал я, продолжая делать записи, кончиками пальцев приближая необследованные участки.
— А вот скажи мне, Кирилл Иванович, а чего это твоя контора тут делать хочет, а? — сменил тему Дед. Я не сразу понял, по инерции кивнув еще пару раз, словно мой проводник продолжал рассказ о переселенцах с Земли. Осознав, что попал в просак, я смутился. Даже стыдно стало немного.
Я свернул интерактив, огляделся по сторонам, подбирая слова попроще, чтобы не быть похожим на важняка из столицы, с умным видом произносящего непонятные речи перед избирателями.
Хорошо здесь, все-таки. Деревья такие толстые, сплошь покрытые темно-коричневой листвой. Даже на стволах мелкие жесткие листики растут. Трава невысокая — сорт такой, я раньше у себя такую сажал, знаю. Правда, у меня перед домом была красная, а тут почти все оттенки синего, от ультрамарина до ночного неба. Второе солнце как раз выглянуло из-за крыш ближайших домов, чтобы подсветить пастораль пейзажного ландшафта. Я подставил светилу фотоэлементы на затылке. Чего время терять? При любом удобном случае — подзаряжайся. Это мне еще преподаватель в техникуме говорил. Заряд в аккумуляторах, это, конечно, хорошо. И время, вроде бы, известно, когда этот заряд кончится. Но лучше лишние фотоны не пропускать.
— Так чего строить-то будете? — снова спросил Дед, и я понял, что надолго задумался, разглядывая темно-зеленые цветы поблизости.
— А? А, да. Что строим… — я почесал кончиком ногтя за ухом. — Да вроде как хотят развлекательный квартал сделать. Ну для детишек там, часть — для взрослых. Наверное, пара зон и для совсем взрослых будет, — улыбнулся я. Дед сдвинул брови, неодобрительно посмотрев на меня.
— Развлекушки, значит… — протянул он. И я понял, что Деду эта идея не нравится. Мне, в общем-то, было наплевать. Что тут построят, что тут было, кому это нравится или нет. Но почему-то реакция Деда меня задела. Чуть-чуть, на половину эрга. Неприятное ощущение. Как будто алгоритмический анализ сбоит из-за отсоединенного контура второстепенного синтеза энергии.
— Вам не нравится такое? — спросил я. Дед вздохнул и махнул рукой.
— Да мне-то что, — проворчал он. — От моего мнения не зависит же ничего. Мое дело маленькое: отвести, показать, привести обратно. Если бы не мертвая зона вокруг этого места, так и сам бы на своем драндулете долетел. А так… в лесу заблудишься, и что делать? Не найдем же тебя никогда, Кирюша.
Я покосился в ту сторону, откуда мы пришли несколько часов назад. Отсюда я не мог видеть корпоративный флайер, но отчетливо представлял себе матово-черную каплю с непрозрачным колпаком кабины. Если не знать, где сенсор активации, даже не поймешь, что колпак вообще есть.
Почему-то захотелось поскорее закончить дело. А еще лучше, прямо сейчас прыгнуть в машину и на полном ходу следовать до пересадочного узла.
Дед заметил что-то на моем лице, потому что сказал:
— О! вот видишь, даже тебя проняло, Кирилл Иванович. А ты еще не верил, когда я сказал, что местные разом все ушли. Их, поди, проняло-то сильнее. Вот и сбёгли отседова, только пятки сверкали. Эй, ты куда, Кирилл Иванович? — встревожено окликнул меня Дед.
Я только дернул ухом, мол, услышал, знаю. А сам продолжал двигаться к ближайшему дому, где в окне первого этажа заметил движение.
«Ах ты, хитрый Дед! А говорил, что все ушли», — подумал я, быстрыми шагами приближаясь к низенькому подоконнику. Каркас оконного пакета давно рассохся, краска облупилась и местами пошла грязными пятнами. За помутневшим стеклопакетом я уже явно различал движение.
— Землянин? — одними губами предположил я. — Да нет, не может такого быть. Кто бы тут выжил за столько лет без питания и чистой воды?
— Да стой ты, — прошипел Дед, в последний момент хватая меня за рукав форменной куртки. Я посмотрел на проводника. Лицо Деда было бледным, зрачки расширились, даже губы чуть подрагивали, но он решительно дернул меня обратно к дороге.
Я остановился, по колено в высокой ароматной траве, на стеблях которой тихо шуршали сухие коробочки с семенами.
— Там кто-то есть, — сказал я, осторожно, чтобы не сломать нечаянно узловатые пальцы Деда, высвобождая свой рукав из цепкой хватки.
— Нет там никого. Мороки это, — поджал губы Дед. Седая щетина, казалось, тоже встопорщилась, воинственно и решительно. Дед почесал щеку, смахнув мелкое насекомое в траву.
— Но я видел… — сказал я, но уже не так уверенно. Бросив взгляд в окно, я переключил оптику с фотоумножителями в сканирующий режим, однако больше движения не засек.
На небе показалась третья луна планеты. Дед заметил это и охнул. Он неотрывно следил, как из-за горизонта величаво выплывает бледное полукружие лимонного оттенка, словно нехотя выбираясь из мягкой пелерины кучевых облаков скраю.
— Вот же… ёк-макарёк! Как я не вспомнил-то… — сокрушенно покачал он головой. И посмотрел на меня с сочувствием. Я непонимающе уставился на Деда. Линзы глазных имплантов у меня едва слышно пощелкивали, пытаясь сфокусироваться на лице невысокого старичка в старой куртке и обтрепанных штанах. Со стороны мы смотрелись гротескно: я — на голову выше Деда, крепкий и светлокожий, пока первое солнце не выползло на небосклон, и кожный покров не стал темнеть. Мои глаза сейчас должны были светиться ярко-синим, а светлые волосы — поблескивать в белесом свете второго солнца. Но на меня с толикой осуждения и искренним сочувствием смотрел щуплый дедушка, с седой щетиной на щеках, лысый и без видимых улучшений. Даже внутрисистемные имплантации не сканировались. Ах да! Он разменял уже полтораста лет. В те годы еще не имплантировали взрослых. Да и детей не всех удавалось улучшить. Стандартная адаптивность входила в список обязательных операций только начиная с моего поколения. Там все манипуляции проводили быстро, как на конвейере. Процент отторжений — минимален, и всегда оставалась процедура омоложения для тех, кто по религиозным или физиологическим причинам не имел имплантаций.
Я хотел было возмутиться. Сказать, что это неправильно — да и с какой стати вообще меня жалеть? Я сильнее, моложе, функциональней и даже приспособленней к условиям данной планеты.
Но Дед посмотрел мне в глаза, и я подавился заготовленной речью.
Над поселением взошла третья луна. Еще две поменьше поднялись у горизонта. Лимонно-желтая и белая — они были похожи на две почти одинаковые льдинки с оплывшим краешком. Луны с такого расстояния смотрелись забавно. Словно взгляд хищного животного, прищурившего один глаз и поленившегося полностью разлепить второй. Спутники планеты можно было принять за одинаковые по массе и размеру тела, но я знал, что это не так. Иначе оба планетоида двигались бы по одной орбите, и неизменно столкнулись однажды. Но сейчас, в выцветшем сине-зеленом небе два бледных полукружия смотрелись так, словно бы небо надело очки с половинными стеклами разных оттенков. Небо жмурилось от удоволствия, скрывая за пеленой бродячих облаков хитринку и лукавство.
— Взгляд в прошлое, Ночь Большого Исхода, — сказал Дед. Я щелкнул линзами глаз. На месте невысокого дедушки стоял молодой мужчина. Обтрепанная одежда теперь походила на форму пилота атмосферного катера. Все такой же лысый Дед — да какой он уже дед! — смотрел на меня прямо и с достоинством.
Окно на первом этаже слабо засветилось. Потом второе, потом еще разом десяток. Нас окружили полупрозрачные люди. Именно люди с планеты Земля, какими их рисовали в учебниках по истории. Девушки в легких платьях, в которых не прожили бы на этой планете и часа. Это если ткань без фотофильтров и пропитки от жесткого излучения. Дети без фильтрующих масок со смехом проносились прямо через меня и Деда, играя в догонялки или салочки. Я вечно путал эти игры, даже на экзамене балл снизили за это. Мужчины постарше шли группами в сторону от домов, пропадая в густом подлеске разросшегося за сотню лет парка.
Через пару минут я понял, что там было. Над верхушками деревьев поднялись на полупрозрачных столбах ионных двигателей атмосферные разведчики. Катера поменьше стартовали в разные стороны, справа и слева от центральной площадки, похороненной в глубине заросшего парка.
— Там было посадочное поле. И малый грузовой космодром, — вспомнил я одну из лекций в училище. Стоящий рядом капитан с разноцветными нашивками, смысл которых я понять не мог, молча кивнул.
— А вот там была гидропонная ферма, — я махнул рукой в сторону, за дома. Капитан покачал головой. И указал рукой чуть левее.
— Там она была. С нее все и началось.
Я стоял, чувствуя себя полным идиотом. В голове раскручивались нити памяти. Кажется, я что-то знал о случившемся здесь почти сто сорок лет назад. Но никак не мог вспомнить конкретно.
— Мы начали вводить в рацион местные продукты. Нашим ученым казалось, что они смогли адаптировать белки для нашего метаболизма. Отторжения не происходило. Питательные вещества усваивались хорошо. А потом люди стали пропадать… — капитан проводил взглядом тень от большого пузатого челнока, поднявшегося на вертикальной тяге и исчезнувшего в небесах. — Ученые продолжали исследования. Выделили даже группу для изучения странных исчезновений. Но видно было, что медикам нечего делать. Тел нет, следов насилия нет. Вещи на месте. А человек пропал. Просто исчез. Мы потом поняли, что к чему., да только было уже поздно. Собрались за пару часов и решили уходить.
— А ты остался? — я пытался не обращать внимания на полупрозрачные фигуры землян, наводнивших улицы поселка и проходящих сквозь меня, как голограммы.
— Меня оставили, — сухо ответил Дед, поджав губы. — Я был единственным, кто голосовал против исхода, прекрасно понимая, что это уже не поможет. Выстрел в голову, кровь на пульте связи. Потом пришел в себя, а из тела тянутся нити мецелия. Красивые такие, зеленоватые, с мелкими коричневыми листочками даже…
Дед холодно улыбнулся, заметив мое отвращение к услышанному.
— Местная флора встроилась в ваш геном, полностью поглотив и переработав. Это же не деревья, да? — я махнул рукой в сторону кряжистых стволов. — Это вы. Все, кто тут жил тогда. А энергия, значит, трансформировалась и перешла на новый квантовый уровень? Как это вы называли? Дух?
— Душа, — сухо поправил меня Дед. — Но я бы назвал это самосознанием. Разум не может жить в дереве. Он просто связан с ним. Раз в двадцать пять лет, в Ночь Исхода, когда две луны стоят у горизонта и смотрят на нас, мы видны окружающим. Или гостям, — Дед рассмеялся. — Не бойся, Кирилл Иванович, мы тебя не тронем. Нам это не надо уже, — он покачал головой. В голосе Деда слышалась печаль. — Иди давай отсюда. Нечего твоей конторе тут делать. Убийство разумных карается каторгой на спутнике. Пожизненной каторгой. Ты, конечно, можешь ничего не рассказывать своим начальникам. Они пригонят технику, спилят деревья, снесут дома. Но меня ни спилить, ни снести нельзя. Я, мать твою, тут свой пожизненный срок отбываю. Тоже каторга, если разобраться, — он пожал широкими плечами, — но кто-то же должен напоминать таким, как ты, Кирилл Иванович, что тут было.
Дед поиграл желваками, а потом спросил:
— Имя у тебя такое… земное. Откуда? Почему надо было вашу модель человеческими именами называть? У нас проще было. Абривиатура, цифры, пара букв. Вот и ходят человекоподобные роботы или андроиды. Были еще искины, но им корпусом служили корабли, отдельных единиц почти не было. Знаешь, в чем ирония, Кирюша? — Дед улыбнулся. — Я был человеком, землянином, а звали меня, как какого-то сраного робота: Берег. А ты, с улучшениями, напичканный железом, имплантами, присадками и с нанотехнологичной шкурой — Кирилл Иванович. Кирилл, мать твою, да еще и Иванович! — он засмеялся. А мне стало немного стыдно за то, что так все произошло. — У тебя даже отца-то не было никогда. Вас же с детства в интернаты сдают для обучения и воспитания, — он покачал головой.
— Отчество у всех одно. По имени изобретателя методики сращивания биологических компонентов с неорганическими частями, — буркнул я. Сейчас мне стало немного обидно за Ивана Берендеева — изобретателя, ученого и биолога, прибывшего на планету в составе второй волны колонизации.
— На Земле Иванычем у нас сантехника звали. Пока я мелкий еще был, — Дед погрузился в воспоминания ненадолго.
— А говорил, что тут жил, — ляпнул я. Дед расхохотался. Потом развел руки в стороны и с широкой улыбкой сказал:
— Врал!
Я кивнул в ответ, признавая очевидное.
— Все. Иди отсюда. вон, прямо через лес до своего металлолома дойдешь. Сейчас туда вторая смена выдвигается. Держись рядом с мужиками в синей форме, — он кивнул на группу коренастых работяг, идущих к кромке парка.
Я повернулся и сделал пару шагов в ту сторону. Потом остановился, оглянулся, хотел что-то сказать на прощание, но так и не придумал, что именно. Только бестолково крутил в руках интерактивный планшет, ища в нем подсказку или совет. Но так ничего и не нашел, запихнул инвентарь во внутренний карман и пошел за группой в синей униформе портовых рабочих.

Я не помню, как добрался до флайера. Матовая чернота корпуса уперлась мне в лоб, когда над головой уже сгустилась ночь. Яркие крупные звезды мерцали над головой, две луны — большая и одна из малых, светили отраженным светом, как обкусанные с одного края блины. Ночью становилось очень холодно. Моя форма включила подогрев, едва температура опустилась на десять градусов. А я так и стоял, упираясь лбом в холодный металл машины, и даже не пытаясь найти ладонью сенсор активации. Можно было и голосом, флайер был закреплен за мной, и настроен на мои параметры. Но говорить почему-то не хотелось вообще.
Я вздохнул, выпуская изо рта облачко влажного пара. В голове всплыли лекции с уроков первого языка одной из стран, участвовавших в колонизации. Нам рассказывали, что на Земле у многих народов существовала привычка сокращать имена, придумывать уменьшительно-ласкательные сокращения и прозвища. Вроде бы, разные там Санычи и Иванычи были как раз из этого примера. Но я мог ошибаться, путая определения. Все же, я не очень хорошо учился в училище.
Флайер включил габариты и мягко засветился изнутри, приоткрывая стекло кабины.
Мне снова показалось, что я заметил движение. На этот раз — внутри безопасного купола машины…

23.03.25