Название: Треф и бомбист
Автор: WTF Retro Detectives 2025
Бета: WTF Retro Detectives 2025
Размер: мини, 1024 слова
Канон: RPF
Пейринг/Персонажи: сыщик Дмитриев, ищейка Треф, полицейские, преступник
Категория: джен
Жанр: детектив
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Треф вынюхивает взрывчатку.
Примечание: Время действия: 1911-й г.
О подвигах Трефа можно прочитать здесь.
Предупреждение: упоминается насилие
Для голосования: #. WTF Retro Detectives 2025 — «Треф и бомбист»
О нём наперебой писали все крупные московские и санкт-петербургские газеты, называя то собачим Натом Пинкертоном, то четвероногим Шерлоком Холмсом. Кроме того, газетчики все как один сокрушались по поводу его слишком вульгарного имени. Мол, Треф — ну что это за кличка для такой гениальной собаки?
Однако вожатый Трефа Владимир Дмитриев, услышав такое, всякий раз спокойно объяснял, что имя собаке менять никак нельзя, она может разнервничаться и потерять квалификацию, особенно если это собака такой гордой и чуткой породы, как доберман-пинчер.
А относительно «вульгарной» клички Дмитриев с усмешкой пояснял так:
— Треф — масть казённая.
И действительно, пёс официально принадлежал московской сыскной полиции, как и сам Дмитриев, бывший околоточный, а ныне его вожатый. Они встретились и сдружились в школе розыскных собак, когда Треф был ещё совсем молодым псом, почти щенком, но уже тогда очень талантливым.
Попав на полицейскую службу, он добросовестно выполнял всё, что от него требовалось. А обязанности у него были простыми, ответственными и опасными — взять след и найти вора, грабителя или убийцу.
Но вот однажды ему пришлось искать бомбиста. Вернее, то место, где находился страшный груз — бомбы, которые готовы были разорвать любого, дерзновенно покусившегося на тайник, будь то двуногое существо или четвероногое.
* * *
— Эй ты, как тебя, Малива! Подойди.
Стоявший у стены человек, заложив руки за спину, нехотя приблизился к зарешеченному окошку. Его заросшее клочковатой русой бородой лицо выражало уныние и скуку.
— Следователь вызывает, собачка тебя нюхать будет. Так что в угол стань и руки вперёд, — распорядился надзиратель.
— Какая ещё собачка? — едва разомкнув сухие губы, процедил арестант.
— Увидишь какая. Лучшая сыскная ищейка из Москвы, вот какая. В угол, говорю!
Названный Маливой демонстративно скривился. Но на самом деле он был рад развеять безнадёжную тюремную тоску. Хоть новым допросам у следователя, хоть визитом какой-то ищейки, хоть чем.
Дверь камеры громыхнула, захлопываясь за ним.
* * *
Из газет:
«24 мая сего года в Брянске по подозрению в антигосударственной деятельности был арестован владелец бондарной мастерской Малива. В его доме, сарае и на огороде произведён тщательный обыск. Полиция, однако, сообщила прессе, что для предъявления Маливе обвинений требуются неопровержимые улики, которые на тот момент отсутствовали».
* * *
И вот — до отвращения знакомый арестанту кабинет с пыльными зелёными портерами и вытертым сукном на столе. У немолодого усталого следователя глаза, однако, загорелись любопытством, как у самого Маливы, когда в кабинет резво вбежала довольно крупная, с короткой коричневой шерстью собака, чьи уши и хвост были обрезаны особым образом. На вожатого, шедшего рядом с ней, никто сразу и внимания не обратил.
— А, вот и настоящий следователь заявился, — насмешливо проговорил Малива.
— Руки, — спокойно приказал вожатый. — Руки покажите. Наручники надо бы снять, — обратился он к следователю.
— Никак нельзя, господин Дмитриев, — забеспокоился тот. — Этот человек опасен. Может какое-нибудь зло вашему Трефу причинить.
— Кто? Я? — ёрнически вскинул брови Малива. — Да я, как тот агнец Божий, невинен и облыжно обвинён.
Но он тут же запнулся и умолк, когда приблизившийся пёс уставился ему в глаза немигающим ясным взглядом. Показалось даже, что этот Треф видит его, Маливу, насквозь. По спине арестанта пробежала невольная дрожь. А пёс тем временем осторожно втянул ноздрями воздух, принюхиваясь к его ладоням.
Малива непроизвольно вздрогнул и зло пробормотал:
— Чтоб тебя разорвало.
— Разорвало, говоришь? — немедля заинтересовался следователь, переглянувшись с Дмитриевым. — Отчего это его должно разорвать?
Малива прикусил язык, чтобы не сказануть лишнего. Он не для того так упорно придерживался на допросах версии о своей невиновности, чтобы так по-глупому проболтаться.
Вот бы этого треклятого пса и в самом деле разорвало, только и подумал он.
* * *
Огород у дома Маливы был одно название, хотя сам дом показался Дмитриеву довольно ухоженным. У хозяина явно была женщина, либо проживавшая тут, либо приходящая ради уборки. Первое было вероятнее всего, потому что по мере того, как Треф медленно продвигался по дому, старательно принюхиваясь к каждому предмету обстановки, Дмитриеву на глаза попадались разные мелочи вроде изящной бонбоньерки с конфектами или шкатулки со швейными принадлежностями, хранящейся на нижней полке книжного шкапа.
Владелец бондарной мастерской точно не бедствовал, но столь прелестные вещицы ему явно не принадлежали.
Тем временем Треф прилежно дважды обошёл по кругу каждую из комнат и кухню, спустился в подвал и наконец снова вернулся в заросший сорной травой огород.
— Господин Дмитриев, — негромко проговорил следователь, идя за Трефом и его вожатым по пятам. — Извините, но я не понимаю смысла наших действий. Ведь запах этого негодяя, в чьей виновности я абсолютно уверен, здесь буквально на каждом предмете обстановки. Что же тогда ищет ваш Треф?
— Если Малива бомбист, то он держал в своих руках взрывчатку, — сдержанно проронил Дмитриев, ускоряя шаг. — И Треф её найдёт.
Он немного помолчал, глядя на то, как пёс крутится на одном месте — там, где когда-то, видимо, росла морковь, и едва слышно скулит.
— Кажется, уже нашёл, — добавил Дмитриев спокойно. — Велите своим людям копать там. Только очень аккуратно.
* * *
Из газет:
«Вскоре из Москвы прибыл Дмитриев с Трефом. Пёс, обнюхав руки арестованного, привёл полицейских в огород, где был откопан тщательно замаскированный тайник, в котором находились корпуса для бомб, бочонок со взрывчатым веществом, а также паспорта на имя неких Купченко и Шестовой. Под давлением неопровержимых улик задержанный признался, что на самом деле он — матрос Никифор Купченко, дезертировавший с места службы на Дальнем Востоке. Сведя знакомство с другим дезертиром, Николаем Прохоровым, он занялся грабежами, а перебравшись в европейскую Россию, познакомился с некой Анной Шестовой, ставшей его сожительницей. Вместе они примкнули к ячейке анархистов и занялись грабежами. Размах деятельности впечатлял — более тридцати разбоев в трёх губерниях, одиннадцать убийств и десятки краж.
Купченко сдал всех подельников, и вскоре были арестованы тридцать шесть человек. Так благодаря Трефу была пресечена деятельность преступников и тем самым спасено множество жизней».
* * *
— Господин Дмитриев, господин Дмитриев! — бледный прыщавый юноша, похоже, ещё недавно обучавшийся в университете, подскочил к вожатому с явным намерением задать очередной вопрос, навязший в зубах не только у того, но и у Трефа.
Пёс и Дмитриев переглянулись смиренно и понимающе. Что было взять с юнца, считающего себя вторым Гиляровским?
— Почему бы вам не назвать такую необыкновенную ищейку каким-нибудь более подходящим именем? — выпалил юнец, нервно поправляя очки под взглядом Трефа. — Например… э-э-э… Шерлок. Или Нат Пинкертон?
— Слишком длинное имя, — изо всех сил подавляя улыбку, объяснил Дмитриев.
— Ну тогда… э-э-э… Нат. Или… э-э-э…
— Пинк? — любезно подсказал Дмитриев. — Благодарю покорно, но пусть он останется Трефом.
Если бы Треф мог, он бы рассмеялся. Но он только постучал по тротуару обрубком хвоста.
Название: Гром-машина
Автор: WTF Retro Detectives 2025
Бета: WTF Retro Detectives 2025
Размер: миди, ок. 4150 слов
Канон: ориджинал
Пейринг/Персонажи: следователь, его семья и люди из провинциального театра
Категория: джен
Жанр: провинциальный детектив
Рейтинг: PG
Предупреждение: смерть персонажа
Примечание: строки из «Макбета» даны в переводе А. Кронеберга 1847 г.
Краткое содержание: Внезапная болезнь ведущей актрисы приводит в день премьеры к замене исполнительницы главной роли. И новая актриса погибает на глазах полного зала.
Для голосования: #. WTF Retro Detectives 2025 — «Гром-машина»
Дождь зарядил с ночи и не собирался стихать. Потоки воды струились по стеклам, размывая и без того унылую картину, открывавшуюся за окном: пенистая слякоть на дороге, голые ветки деревьев, с которых ливнем посбивало последние листья, кое-как еще державшиеся накануне. В такое ненастье сидеть бы при натопленной печке за столом, греть пальцы блюдечком с горячим чаем. Что и делал Прохор Андрияныч Карнаухов, с ироническим недоумением поглядывая на сестру и племянницу, воодушевленно собиравшимися в театр. Сам он недавно воротился домой со службы, и не был еще испечен тот калач, каким его удалось бы выманить из уютного тепла на улицу, где разгулялась холодная липкая сырость. Матушка его, Алевтина Прокофьевна, проявляла солидарность с сыном, но не из-за непогоды токмо: ничего пользительного она в лицедействе не усматривала и только дивилась той любви, которую проявляла к сцене половина местных жителей, в том числе ее собственные дочь и внучка.
Сегодняшний вечер между тем, невзирая ни на какие осенние выкрутасы, обещал стать знаменательным в истории маленького городка Ужова: театр, находившийся в ведении самого губернатора, решился поставить «Макбета». Плакаты, возвещавшие об этом событии с единственной афишной тумбы на площади и с каждого второго забора, появились настолько загодя, что успели дважды размокнуть и быть заменены на новые. Во всех гостиных, будуарах и чайных только и было разговоров, что о грядущей премьере. Оживленный щебет не смолкал в доме Карнауховых и сейчас, когда Евдокия Андрияновна допивала горячий чай, прежде чем выступить из дома под дождь, а Машенька, ее дочь, металась из одной комнаты в другую в поисках то ленточки, то перчаток.
— Одно плохо, — восклицала она, пробегая в очередной раз мимо стола. — Опять там Вышинская, повсюду эта старуха!
В ее воздушные шестнадцать тридцатилетняя Ольга Вышинская умилительно для взрослых казалась дряхлой, и если обычно семейство только посмеивалось над подобными рассуждениями, то сейчас Прохор Андрияныч все-таки решился возразить:
— Так, чай, не Джульетту играет. Леди Макбет навряд ли была слишком юной.
— Все равно надоела! — донесся голос Машеньки уже из соседней комнаты.
— С этим спорить не стану, — заметила Евдокия Андрияновна. — И в самом деле, в каждом спектакле она, как труба на крыше. Повсюду торчит.
Алевтина Прокофьевна презрительно фыркнула со своего места во главе стола.
— Верно, в ее годы могла бы за ум взяться. Машка! Ты что, егоза, в буфете ищешь? Нет там перчаток твоих!
Машенька, снова появившаяся в комнате, триумфально потрясла перчатками.
— Я их уже нашла! Капор мой где?
— Да не в буфете же!
Но Машенька уже умчалась.
— Однако хорошо, — продолжала Евдокия Андрияновна, не замечая, что единственной собеседницы, разделявшей ее интересы, в комнате сейчас нет, — что в театре все же появляются новые лица. Как я понимаю, губернатор лично об этом печется...
Алевтина Прокофьевна скривила губы, но так и не успела сказать, что у губернатора хватает забот поважнее: из прихожей донесся призывный вопль Машеньки:
— Маменька, я готова!
— Иду-иду! — засуетилась Евдокия Андрияновна.
Она отодвинула пустую чашку, встала из-за стола и торопливо покинула комнату. Алевтина Прокофьевна покачала головой.
— И размокнуть-то не боятся! Надо будет велеть, чтобы к их приходу самовар подогрели.
Прохор Андрияныч улыбнулся, подлил себе еще душистого чаю и бросил на вазочку с вареньем взгляд, исполненный приятного предвкушения.
— Как хорошо, что миновала меня сия страсть к искусству. Все, до завтрашнего утра носу за дверь не высуну.
Если таился где-то за печкой домовой, способный прозревать будущее, то при этих словах он наверняка преехиднейшим образом развеселился.
***
В здании театра, выстроенном по личному поручению губернатора, меж тем бушевали страсти, способные поспорить не только с разгулом непогоды, но и с пиесами Барда.
— Куда?! — Илья Нафанаилович Зайцев, антрепренер, загородил дорогу раскраснейвшейся, запыхавшейся костюмерше, бежавшей по коридору с бархатным платьем в руках. — Куда понесла?
— Дык!..
В кратенькое это восклицание было вложено столько отчаяния и безысходности, что не дрогнул бы разве только каменный истукан. Возглас сопровождался неистовым взмахом руки в сторону одной из уборных.
— К Загребневой неси! — распорядился Зайцев и, не будучи каменным истуканом, добавил успокаивающим тоном: — С этой я сам разберусь.
Паническое состояние костюмерши ему было понятно: она и так находилась в давней немилости у Вышинской, возле уборной которой состоялась встреча. Когда молодая актриса только переехала в Ужов, она носила псевдоним Лавровская. Старательная сверх меры костюмерша, заметив несовпадение инициалов с метками на одежде, заглянула в ведомости, после чего по театру оживленным шепотком прошуршала весть, что истинная фамилия восходящей звезды — Вислогубова. Раздувать скандал оказалось явно не в интересах примадонны, и та лишь быстренько поменяла сценическое имя во избежание дальнейших недоразумений такого рода, но обиды любопытной швее не простила и постоянно донимала ее придирками.
Костюмерша выдохнула с мощью паровоза, развернулась и затрусила к другой уборной, на пороге которой стояла растерянная молодая женщина с густыми светлыми волосами.
Дверь уборной Вышинской распахнулась.
— Что вы там медлите? Сколько ждать…
Договорить примадонна не смогла: ее слова заглушил приступ жестокого кашля. Зайцев победно вскинул голову.
— Пока не выздоровеете — столько и ждать! — объявил он.
Вышинская вышла в коридор. При виде ее костюмерша преодолела оставшийся путь одним прыжком и нырнула в уборную, животом втолкнув туда же белокурую женщину. Дверь за ними захлопнулась.
— Что это значит? — требовательно спросила Вышинская. — Я же сказала…
Голос, и без того звучавший надтреснуто, сорвался и вновь перешел в кашель.
— Шутить, Ольга Захаровна, изволите? — прошипел Зайцев. — У нас премьера! Губернатор лично будет присутствовать! А у леди Макбет голос — как у всех трех ведьм разом!
Вышинская вскинулась, сверкнула глазами — и привалилась к дверному косяку, ухватившись за горло.
— Микстуры пейте! — триумфально выпалил Зайцев. — Так быстрее поправитесь.
— Кто… кто вместо меня? — выдавила Вышинская.
— Загребнева, кто же еще! — Зайцев пожал плечами.
— Что-о?
Воистину, гнев — одна из тех страстей, которые порой обретают целительную силу. На несколько мгновений к негодующей примадонне вернулась сила голоса.
— Эта?! Наталья-то? Да она даже текста не знает!
— Еще как знает, — заверил ее Зайцев. — Кто, по-вашему, реплики читал, когда вы на репетициях не показывались?
Выпустив эту последнюю отравленную стрелу, он зашагал дальше. Вышинская некоторое время смотрела ему вслед, а потом вернулась в свою уборную. Из-за захлопнувшейся двери послышался новый взрыв кашля.
Тихонько приотворилась дверь одной из комнат между уборными Вышинской и Загребневой. Оттуда осторожно выглянул рыжеватый рослый молодой человек в средневековом облачении и, убедившись, что грозовая туча куда-то сместилась, осенил себя крестным знамением.
Заскрипели ступеньки: кто-то поднимался по лестнице. Молодой человек вытянул шею, присматриваясь, и облегченно выдохнул при виде шибко немолодого бородатого мужичка в залатанной одежке.
— Савелий! Пока ты к себе на верхотуру не поднялся, будь другом, раздобудь в буфетной пару стопочек! Нам с Макдуфом сейчас позарез как надо!
— Вам... с кем? — озадачился мужичок.
— Да с Леонтием! Макдуф он у нас. Что ж ты, на верхотуре у себя пиесу не слушаешь?
— Ни-и! — отмахнулся тот. — Я знаю, на каких словах работать пора, а остальное мне что, оно без надобности!
— Ну давай, друг сердешный, давай, принеси нам беленькой! — молодой человек сунул деньги Савелию в ладонь. — И себе плесни, сдача твоя!
— Спасибо, Иван Антоныч, добрая вы душа! — заулыбался Савелий. — Только я пока никак, я на верхотуре ни глотка, ни-ни!
И, покачивая головой, он начал спускаться по лестнице. Молодой человек потер руки и исчез в своей комнате.
***
О замене актрисы зрители узнавали, уже войдя в театр. Ни Машеньку, ни Евдокию Андрияновну эта весть не огорчила. И, по всей видимости, они не оказались в меньшинстве. Усевшись в зале, постепенно заполнявшемся публикой, Машенька развлекала себя тем, что по лицам зрителей старалась угадать, кто недоволен случившимся, кто рад, а кто и вовсе равнодушен. Этим вопросом задавалась не одна она. Многие поглядывали на ложу, занятую губернатором и его семейством: супругой, сохранившей миловидность, невзирая на возраст, его матушкой и шурином, Александром Васильевичем Шубиным, статным красавцем, который считался бы самым завидным женихом в городе, если бы подумывал о женитьбе. В ложе царило беззаботное оживление, все почтенное семейство переговаривалось, улыбаясь, и никто не выглядел обеспокоенным. Это можно было расценить как одобрение решения антрепренера, а значит, и как уверенность в том, что спектакль выйдет удачным.
И верно, молодая Загребнева не подвела. Леди Макбет была изящна и коварна, как змея, но в сцене, где ей чудится кровь на руках, почти что вызывала сочувствие. И тем удачней оказалась затея режиссера со сценой, где Макбет получает весть о смерти супруги.
— Она могла бы умереть и позже! — воскликнул Иван Антонович, обратившийся в главнейшего злодея пиесы.
И при этих словах, словно укор его циничному бесчувствию, в глубине сцены возникла облаченная в саван фигура погибшей королевы. Засверкали молнии, словно предостережение Макбету. А тот продолжал, подвластный воле Рока:
— Всегда б прийти поспела эта весть…
Послышался рокот грома, сначала отдаленный, но нарастающий с каждым мигом.
— Так догорай, огарок! Что жизнь? — тень мимолетная, фигляр, неистово шумящий на помосте!
Гром заглушил последние слова Макбета. Зловещий грохот, будто взбунтовавшийся зверь, вырвался из клетки и ринулся на сцену. Откуда-то сверху полетели доски и лавина крупных камней — и все это обрушилось за женщину в белом саване, мгновенно сбив ее с ног. На несколько секунд в зале воцарилась тишина, сменившаяся многоголосым криком. Кто-то бросился к подмосткам, кто-то — к выходу из зала, кто-то вскочив с места, призывал врача. Полную неподвижность сохраняла только полузасыпанная камнями фигурка в белом саване, на котором теперь выступили красные пятна отнюдь не из-за бутафорских молний.
Евдокия Андрияновна, сидя на своем месте, успокаивающе поглаживала по руке растерянную, побледневшую дочь и твердила:
— Ты не смотри туда, Машенька, не смотри.
А потом поднесла пальцы к вискам и пробормотала:
— Ох, бедный Прошенька, он так радовался, что весь вечер из дома не выйдет!
Как в воду глядела. Вскоре в дом Карнауховых стучался запыхавшийся урядник в намокшей шинели.
— Следователя Карнаухова в тиятру вызывают! — сообщил он горничной, отворившей дверь.
***
Последние зрители покинули здание театра, но до тишины и покоя здесь было далеко. Откуда-то доносились приглушенные всхлипывания, в воздухе витал запах успокоительных капель.
Прохор Андриянович осматривал место происшествия.
Это была так называемая «верхотура» — колосники над сценой. Причиной трагедии стала «гром-машина» — деревянный желоб, наполненный камнями. Он представлял собой своеобразные качели: когда поднимали один конец его, булыжники катились вниз, создавая подобие громового раската.
— А что ж такую увесистую громадину на самый верх ставят? — спросил Прохор Андрияныч, осматривая желоб.
Камни выбили одну из торцевых стенок конструкции, высыпались на доски и, пробив их, полетели вниз, превратив бутафорский саван несчастной леди Макбет в настоящий.
Зайцев, топтавшийся рядом, развел руками.
— Так акустика-с! Ставили поначалу за сценой — эффект не тот. Да и место такое… Это же над арьерсценой, основное действие не там происходит.
Прохор Андрияныч, рассеянно кивая, продолжал осматривать разрушенный настил. Здесь и пролома-то как такового не было: доски попросту полетели вниз целиком.
— Что ж ты, аспид, не проверил! — послышался зловещий шепот Зайцева.
Прохор Андрияныч поднял голову. В углу съежился мужичок в серых обносках. Зайцев нависал над ним, грозно подбоченясь.
— Так ведь… это… Всегда ж хорошо было! — лепетал тот.
— Вы у нас кто? — осведомился Прохор Андрияныч, выпрямляясь.
— Это… — мужичок ткнул рукой в сторону «гром-машины». — Савелий я.
— Савелий Протасов, «гром-машину» в действие приводит, — пояснил Зайцев. — Внук его иногда на колосниках работает, когда надо листья сухие сверху побросать, или блестки рассыпать.
— Разве его обязанность инвентарь в порядке содержать? — поинтересовался Прохор Андрияныч.
Видимо, это и в самом деле не входило в обязанности Савелия, потому что Зайцев заметно поутих.
— Кто еще здесь бывает? — спросил Прохор Андрияныч.
Он снова склонился над тем местом, где зияла дыра. Что-то ему здесь очень не нравилось. Приподняв лампу, он внимательно разглядывал уцелевшие доски и осторожно надавливал на них свободной рукой.
За его спиной вздыхал Зайцев.
— Да кому здесь бывать…
Прохор Андрияныч обернулся через плечо и в упор посмотрел на антрепренера.
— Спрошу по-другому: кто мог сюда зайти?
— Кто хошь, — признался тот. — Здесь же запирать нечего.
— А ты здесь видал кого-нибудь? — обратился Прохор Андрияныч к Савелию.
Тот замотал головой, даже не допуская мысли, что говорит не в свою пользу.
— Никого не было. Как в начале спетакли сюды поднялся — ни души здесь не видал.
— Хорошо. — Прохор Андрияныч выпрямился и с неудовольствием оглядел тесное помещение под сводом театра. — Пошли вниз.
***
Тело Натальи Загребневой уже увезли в прозекторскую. Урядник Лыков стоял возле груды камней и досок на сцене, не смея покинуть пост без распоряжения следователя. Прохор Андрияныч прошел мимо него и принялся тщательно осматривать последствия обвала. Зайцев стоял в сторонке, вытягивая шею в попытках что-нибудь рассмотреть, но не решаясь подходить ближе: дюжая фигура урядника словно стала межевым столбом, путь за который теперь открывался лишь следствию.
Наконец Прохор Андрияныч сам подошел к нему, отряхивая ладони.
— А скажите, Илья Нафанаилович, враги у погибшей были?
Лицо у Зайцева посерело. Острые кончики плеч выдвинулись вперед, будто он пытался от чего-то загородиться.
— Так даже… — пробормотал он странным, глуховатым голосом. — Да откуда… Она ж недавно совсем…
И вдруг встрепенулся, в глазах взметнулись тревожные огоньки.
— Да погодите! Играть-то не она должна была! Не Загребнева! Ее меньше чем за час до спектакля вместо Вышинской поставили — ту лютый кашель одолел. Она рвалась играть, но куда ж ее было выпускать с таким голосом!
Прохор Андрияныч припомнил давешний разговор в столовой — о Вышинской, торчащей в каждом спектакле с неизменностью трубы на крыше. Примерещился и теплый вкус чая, который он тогда потягивал. Эх, вот бы сейчас еще блюдечко…
— Здесь ли она сейчас? — спросил он.
— Все здесь, как вы и велели. Вся труппа по своим гримерным…
— Хорошо, тогда проводите меня сейчас к ней.
Но прежде чем выйти из зала вместе с Зайцевым, он снова подошел к месту обрушения.
— Никто ничего не сметал, не трогал? — спросил он Лыкова, хотя прекрасно знал, что тот такого бесчинства не допустил бы.
Тот замотал головой с ретивостью бульдога.
— Никак не возможно! — И добавил, понизив голос: — Помилуйте, Прохор Андрияныч, неужто не хватает чего?
Тот вздохнул.
— Не хватает, Лыков, ой как не хватает. Гвоздей.
***
Ольга Вышинская полулежала на оттоманке в своей уборной. При виде следователя, появившегося на пороге в сопровождении Зайцева, она вяло махнула рукой, затянутой в лайковую перчатку, и хотела что-то сказать, но сразу схватилась за горло, подавляя кашель.
— Благодарю, — обратился Прохор Андрияныч к антрепренеру. — А теперь попрошу оставить нас наедине.
И, не дожидаясь ответа, он затворил дверь изнутри.
— Карнаухов, Прохор Андрияныч, — представился он Вышинской. — Следователь. Вынужден вам несколько вопросов задать.
Та взмахом руки указала ему на кресло. Он сел, обвел взглядом комнату, принюхался.
— Горчичное масло? Должно быть, в такую дождливую погоду суставы болят?
— Да, — вздохнула Вышинская, поднимая к свету руки в перчатках. — И кашель одолел.
— Однако этот кашель вам жизнь спас, — заметил Прохор Андрияныч.
Вышинская зябко передернула плечами.
— Не напоминайте! О, если бы я настояла…
— Задолго до начала спектакля вас заменили?
— За час… — Она задумалась. — Нет, даже меньше. Я уж платье из костюмерной ждала, как вдруг…
— Но кашель ваш, верно, господин Зайцев раньше заметил? — спросил Прохор Андрияныч.
Вышинская недовольно поджала губы.
— Да, как только я приехала, должно быть. Часа за полтора до спектакля, получается.
— А вы с тех пор, как узнали о замене, здесь находились? Не отлучались никуда?
— Здесь, конечно. — Вышинская кашлянула и поморщилась. — Наталья — она… Ну, какая же из нее леди Макбет? На роли камеристок сгодилась бы, но это королева! О… — Она поднесла руку к груди. — Что же я так о покойной. Однако же, скрывать нечего. Я осталась, потому что меня в любую минуту могли бы призвать на обратную замену.
Прохор Андрияныч кивал, слушая ее с рассеянным видом, и оглядывал комнату. Афиши с именем ведущей актрисы, статуэтки. Вазы и корзины с цветами. В одной из них хризантемы совсем увяли.
— Одна вы здесь были? — спросил он, словно очнувшись и снова поворачиваясь к Вышинской.
— А с кем же, боже правый? Все же готовились! Только Дарью позвала пару раз — чаю мне сюда подать.
— Дарья — это?..
— Костюмерша наша. За неимением лучшего, — фыркнула Вышинская.
— Понятно-понятно, — снова кивал Прохор Андрияныч. — Но, скажите, я сам-то человек от театра далекий, может, не понимаю чего. Только вроде не оперу ставили. Неужто голос был так важен, что возникла необходимость поменять вас на неопытную актрису?
Вышинская передернула плечами, стащила со спинки оттоманки кружевную шаль и завернулась в нее.
— Всего лишь повод, — проронила она. — Это на сцене она была неопытная, а в интригах поднаторела.
— Многим, поди, успела насолить? — понимающе улыбнулся Прохор.
— Не знаю, — равнодушно бросила Вышинская. — Я мало обращала на нее внимания.
И она запнулась, когда подкативший приступ кашля помешал ей говорить. Прохор Андрияныч поднялся с места.
— Что ж, не смею больше утомлять вас беседою. Хотя попросил бы в театре еще немного задержаться.
Ответом ему был кивок — и кашель.
***
В коридоре Прохор Андрияныч лицом к лицу столкнулся с Савелием. Мужичок стоял, растерянно глядя на него из-под густых поседевших бровей.
— Вы, господин следователь, скажите, — тихонько попросил он. — Это что ж получается, Наташу я убил?
По службе полагалось уклониться от ответа. И Прохор Андрияныч, до жжения в горле сдержав просящееся на язык «не вы», пробормотал, что говорить об этом еще рано. Хотел тут же спросить, где найти Дарью, но взглянул на посеревшее лицо Савелия и понял, что справки наводить лучше у кого-нибудь другого.
— Хорошо знали ее? — спросил он вместо этого.
— Знал, — отстраненным тоном откликнулся Савелий. — Она сладости часто давала. Ей, значит, дарили господа, а она кажный раз мне отсыпала: Феде, значит, мол, отнеси. Внучку моему.
Он опустил голову и уставился себе под ноги. Прохор Андрияныч обошел его и отправился на поиски Дарьи.
Костюмерша сыскалась внизу в буфете. Она сидела за столом, промокая платком покрасневшие глаза. Что Вышинская с минуты своего отстранения до начала спектакля пребывала в уборной, подтвердила зычно и с чувством.
— Сидела, чаи гоняла! Да знала б я, что будет, — сама бы на нее то платье напялила и на сцену погнала. Голос, голос! Какой там голос! Все равно шипит, как змея.
Судя по выражению лица буфетчицы, облокотившейся о стойку и прислушивающейся к разговору, переживания Дарьи она вполне разделяла.
— А погибшая… — начал было Прохор Андрияныч, но ему даже не пришлось договаривать. Дарья придвинулась к нему.
— Наташа-то? Загребнева? Я вам, господин следователь, вот что скажу. Я тут служу с тех пор, как театр открыли. Всяких повидала. Иные как порог переступят — так сразу хоть святых выноси. Вроде этой… — И она ожгла свирепым взглядом потолок. — Другие приходят — тихонькие, всем улыбаются, а потом глядь — и откуда только клыки проросли. А есть такие, которых грязь не берет. Наташа из таких… была.
При последнем слове на ее глаза снова навернулись слезы. Она махнула рукой и отвернулась.
Ни она, ни буфетчица, как и следовало ожидать, понятия не имели, кто мог бы подняться на «верхотуру». И Прохор Андрияныч, выйдя в фойе, хотел уже пуститься на поиски Зайцева, как появилась ведьма.
На мгновение забывший, что находится в театре, Прохор Андрияныч замер, глядя на обряженную в лохмотья, чумазую фигуру, смотревшую на него со ступенек. Та, видимо, сообразила, в чем дело.
— Не разгримировалась, — пояснила она резким, сипловатым голосом и взмахом руки указала на перемазанное сажей лицо. — К нам бы зашли, господин следователь.
«К вам — на Лысую гору, что ли?» — просилось на язык, но Прохор Андрияныч удержался и, охваченный любопытством не только профессиональным, но и житейским, стал взбираться по лестнице следом за ведьмой.
***
Ковен собрался в одной из уборных, но вместо остальных двух ведьм Прохор Андрияныч застал там Макбета — Ивана Рукавишникова и Макдуфа — Леонтия Чечевицына. Судя по духу, стоявшему в комнатушке, оба успели основательно помянуть Загребневу, да и ведьма, представившаяся Капитолиной Бобровой, от них не отстала.
— Дружили с покойницей? — справился Прохор Андрияныч, усевшись на свободный стул и покосившись на поднос с пустыми стаканами.
— Да не то чтобы… Она тихая была, словно мышка сидела, — отозвался Рукавишников. — Но чего ж не помянуть хорошего человека.
— Добрая была?
— Беззлобная, — уточнил Чечевицын. — В нашем Гадюкине дорогого стоит.
— Где? — не понял Прохор Андрияныч.
Чечевицын вскинул руки, указывая на стены уборной.
— Здесь! Тут в театре такое порой творится — будто не в Ужове, а в Гадюкине каком живем.
— Например? — полюбопытствовал Прохор Андрияныч.
— Да вон… — Рукавишников мотнул головой в сторону стены, за которой маялась кашлем Вышинская. — Как узнала, что вместо нее в премьеру Наталка выйдет, только тараном на сцену не поперла. Хорошо, Зайцев ее осадил.
— А что, кроме Загребневой, на замену некого было поставить? — спросил Прохор Андрияныч. — Насколько я понял, она в театре недавно, опыта еще мало.
— Ну и что ж, что недавно? — пожал плечами Чечевицын. Он взял с подноса стакан, заглянул в него и сокрушенно вздохнул. — Талантом-то бог не обидел. Она первая, про кого при замене подумали.
Боброва усмехнулась и что-то пробормотала себе под нос.
— Ты чего там, Капка? — повернулся к ней Рукавишников.
— Мало, говорю, одного таланта. Шубин, шурин губернаторский, от нее голову потерял.
— Ой, не напоминай! — поморщился Рукавишников. — Я ж на сцене стоял, когда все случилось. Сначала, как все, к Наталке кинулся, да только там поделать уж ничего было нельзя. А потом гляжу — в губернаторской ложе переполох, Шубин в зал рвется, остальные насилу удержали. Покуда его не увели, Зайцев велел Савелия с верхотуры не спущать, чтобы тот его не прибил.
— Савелий-то тут при чем? — буркнул Чечевицын, с сожалением возвращая на поднос пустой стакан. — Чай, не плотник, не его дело за настилом следить.
— Ну, сгоряча чего не наворотишь.
— А до Загребневой Шубин интересовался кем-нибудь? — полюбопытствовал Прохор Андрияныч.
— А то! — хохотнул Рукавишников. — Частенько Вышинской после спектаклей цветы присылал.
— Корзины с хризантемами были, — подтвердила Боброва. — А как в спектакли Наташу стали почаще вводить, так другие корзины пошли, с розами.
— А как Вышинская отнеслась к этой перемене? — спросил Прохор Андрияныч. Про себя он сделал ставку на то, что самая щедрая порция Гадюкина выплеснется именно сейчас. Не прогадал.
Макдуф насмешливо присвистнул, Рукавишников сморщился, точно надкусил лимон, а Боброва сипло рассмеялась.
— Тут однажды корзину с розами принесли, когда Наташка переодевалась, ну и оставили под дверью. Та потом отпирает дверь — а все лепестки оборваны, по полу разлетелись. И корзина сбоку проломлена, точно ногой ее пнули.
— И что же Загребнева?
— Да ничего, позвала, чтобы прибрали, и все тут. Она не крикливая была.
— А давно в господине Шубине произошла сия перемена?
— С месяц, — подумав, ответила Боброва.
— И я вот что скажу, — изрек Чечевицын. — Если б мы к тому времени «Макбета» уж вовсю не репетировали, Наташку бы на главную роль взяли. Ферт-то наш лучше флюгера чует, куда ветер дует.
— Зайцев, в смысле? — уточнил Прохор Андрияныч.
— А то кто? Капка! У тебя ничего не припасено? В горле точно хворост сушили.
Боброва хмыкнула и извлекла бутылку из складок драной шали. У Рукавишникова и Чечевицына оживленно заблестели глаза. Прохор Андрияныч поднялся с места.
— Что ж, благодарю за откровенность.
— Не помянете Наталку? — спросил Рукавишников.
— На службе, — кратко пояснил Прохор Андрияныч и вышел за дверь.
***
Внизу его настиг Зайцев.
— Простите, — понизив голос, заговорил он, — я все понимаю, но скажите, бога ради, долго еще? Меня артисты донимают: у кого дети голодные, кого мигрень одолела — по домам хотят.
— Недолго, — успокоил его Прохор Андрияныч, сворачивая в зал.
Лыков торжественно восседал в первом ряду партера, не сводя глаз с вверенных ему руин.
— Федя, ты мне пару жандармов из фойе раздобудь, — попросил его Прохор Андрияныч. — А сам собери здесь доски и свези в отделение.
— А камни? — серьезно спросил Лыков.
— А камни не надо, — умерил Прохор Андрияныч его пыл.
Спустя несколько минут он в сопровождении двоих жандармов постучался в дверь Вышинской. Зайцев тенью какого-нибудь родственника Макбета маячил в коридоре близ лестницы, тянул шею, прислушивался, но подойти не осмеливался.
— Войдите! — крикнула Вышинская и удивленно заморгала, увидев, в какой компании появился следователь. Сама она по-прежнему сидела на оттоманке, только шаль уже не окутывала ее плечи, а лежала на коленях.
— Вы позволите вашу перчатку посмотреть? — учтиво попросил Прохор Андрияныч, подходя к ней.
— Перчатку? — изумилась Вышинская. — Извольте.
Она стянула с левой руки перчатку и протянула ее следователю.
— И вторую тоже, — прибавил тот.
— Пожалуйста.
Она снова набросила на плечи шаль, завернулась в нее и с иронической улыбкой следила, как Прохор Андрияныч разглядывает перчатки, поднеся их к лампе, а затем даже нюхает.
— Что вы в них нашли? — усмехнулась она.
— Да ничего, Ольга Захаровна, в том-то и дело, что ничего, — откликнулся Прохор Андрияныч. — Дорогие перчатки-то, лайковые. Так и подумал, что не станет никто ценную вещь горчичным маслом марать. На руки ваши позвольте взглянуть.
Вышинская отпрянула, но Прохор Андрияныч успел поймать ее за запястье, выдернуть руку из складок шали и развернуть к свету.
— Где ж вы так пальцы покорябали, Ольга Захаровна?
Вышинская выдернула руку. Ее губы искривились, глаза сузились, и Прохор Андрияныч невольно подумал не о Гадюкине даже, а о целом Кобрине.
— Не знаю, чем вы гвозди выдергивали, но только женщина, неумелая и при этом целеустремленная, могла и доски так разворотить, и руки ободрать, — сказал Прохор Андрияныч. — Всю ночь, поди, старались?
— Что за горячечный бред вы несете! — выкрикнула Вышинская.
— А что до горчичного масла, то если парами его подышать, так кашель разбирает нешуточный, — продолжал Прохор Андрияныч.
Он подошел к полке, на которой стоял флакончик с маслом, и потянул носом. Потом снова повернулся к Вышинской.
— Все подстроили, чтобы если бы и заподозрили умысел, то намеченной жертвой сочли бы не Загребневу, а вас, — сказал он.
— Подстроила? — пронзительно вскрикнула Вышинская. — Да вы в уме ли? Кто я — и кто она?
Прохор Андрияныч пожал плечами.
— Погибшей знать чести не имел, но так понял, что актриса была хорошая, — сказал он. А потом подошел к корзине с увядшими цветами. — Последний букет от господина Шубина, верно? До сих пор храните?
На мгновение ему показалось, что сейчас он останется с выцарапанными глазами: так качнулась в его сторону Вышинская. Но она по-прежнему стояла на месте, белая, как мел, и только губы ее беззвучно шевелились, призывая отчаянные проклятия то ли на погибшую, но так и непобежденную соперницу, то ли на следователя, то ли на неверного господина Шубина.
— Вы арестованы, — произнес Прохор Андрияныч. — По обвинению в убийстве Загребневой Натальи.
Когда жандармы уводили Вышинскую, он все еще стоял над корзиной с увядшими цветами и задумчиво разглядывал безжизненные лепестки.
***
Дождь и не думал стихать, огни фонарей на площади вязли в лужах, и Прохор Андрияныч, стоя на пороге театра, с грустью думал о предстоящей дороге в участок. А потом заметил сгорбленную фигуру, застывшую под козырьком.
— Савелий! — окликнул он. — Что вы домой не идете?
Тот только отмахнулся. Прохор Андрияныч подошел к нему.
— К себе ступайте, — настойчиво велел он. — К внуку.
— Да как я Феде теперь в глаза погляжу, — послышался из темноты тихий голос. — Я ж своими руками…
— Не вы же виноваты, Савелий, — втолковывал ему Прохор Андрияныч. — Нашли уже, кто доску в желобе и пол расшатал. Вашей вины тут нет.
— Как нет-то? Я ж сам желоб тот растреклятый качнул.
Прохор Андрияныч постоял еще немного, а потом, так и не придумав, что сказать, шагнул под тугие холодные струи дождя.
— Сам… — слышалось бормотание у него за спиной. — Своими руками…
Docx II EPUB II FB-2
Пост 1 II Пост 2 II Пост 3