Ох...

Смотрю на 4 страницы корявого черновика, стараясь не вдумываться в строчки от страха, перевожу взгляд на чистый лист вордовского "Документ 1" и с глубоким судорожным вздохом оглушительно думаю:
"Ё**нный П**дец..."

@темы: сами виноваты, что прочитали, летаргия коллективного сверхразума, высокохудожественные говна

---

Иногда я возвращаюсь.

Вот ведь странная штука, постоянных читателей всё больше, а постов-то нет, да и в былые времена коммента не дождаться было.
Ну иногда я всё же буду возвращаться, говорить о жизни. Литературных изысков ждать не советую, ибо я планирую жить чем-то достойным описания. Вы, должно быть, понимаете, о чём я.
Работа над Клаусом продолжается и выходит на всё новые, доселе недосягаемые уровни. Скажу только, что у меня уже есть почти половина книги, есть весь её хребет, и я планирую закончить работу над ней к сентябрю наступающего года. Кроме того, у Клауса появился сегодня второй Творец. Не у книги - книга только моя, и ничья больше, но у самого Клауса во всех его проявлениях, ибо он заслуживает более одной ипостаси. Ещё кое-кто готовит мне уже первую иллюстрацию на ткани - и это очень волнующий момент для меня, ведь я впервые взгляну на своего мальчика... Друг (новый Творец) очень правильно выразился: "Ты лучше меня знаешь, что у них внутри, но я лучше тебя вижу, что у них на поверхности, каковы они снаружи. Я твой Читатель, первый и самый преданный, и это как бы твоя Сказка, да, но на самом деле она моя." Вот после этих слов и сказал ему: "Твоя сказка? Да? Ну я безумно рад, что это так! Это настоящее счастье для любого Сказочника, но тогда берись за неё и твори..." И он сам Сказочник, он знает, что каждый, кто нашёл сказку своей, каждый, кто считает её настолько близкой, обязан творить её дальше, чем бы он ни занимался в своей жизни. Друг чуть не сошёл с ума, он отбрыкивался даже частью своей души от этого, кричал "Но нет! Нееет! Это же п**дееееееец! Но это же мир Клауса, Господи!", а я спокойно сказал: "Ну что ж, тогда я приглашаю тебя войти в него по-настоящему." На этом споры закончились, и вылился такой буйный поток Безумия, который сдерживался ментальной дамбой "Даже Не Думай Об Этом" больше года. И это значит, что мою тюрьму скоро затопит, и мне надо будет выбираться из неё, благо она в самом деле не заперта, я просто так здесь сидел. Вы, должно быть, понимаете, о чем я.
Помните, всё, что можно назвать "Даже Не Думай Об Этом", требует вашего внимания, и вы просто не имеете право не думать об этом, и ничего не делать с этим.
Я начал админить музыкальный паблик в контаче, вот всем меломанам ссылку: vk.com/52whalefriends
Отпишитесь, если не знаете историю о Ките 52 Герца, я расскажу.
Страшнейший денежный кризис, но мы тут не унываем, ищем работу, ищем деньги и как-то выживаем. Чтобы не сойти с ума, накатал себе Список Желаний с не дешёвыми штуками, которые я обязан себе купить в 2014-м году. Тут вы тоже, должно быть, знаете, почему это необходимо, когда порой даже еду купить не на что.
В общем, иногда я возвращаюсь. Новые ПЧ-шки, не поленитесь рассказать о себе, хорошо?

@темы: сами виноваты, что прочитали, летаргия коллективного сверхразума, высокохудожественные говна

---

Так в несколько дней меняется всё и по нескольку раз.
Вы когда-нибудь пробовали по-настоящему жить с Богом? Чтобы его внимание проходило сквозь все твои мысли, чтобы ты ощущал его реакции. Это непросто, и я склонен полагать, что это не выбирают, к этому нельзя действительно, не иллюзорно идти. С этим нужно однажды проснуться, проклясть, полюбить, смириться.
Так вот, всё, что в нем есть связано любовью, и одна из самых важных черт - любовь к чудесам и сами чудеса. А работает это так. Человек, привлекающий к себе его внимание отвержением канонов продвижения по жизненному пути и пренебрежением к выхоженным тропам (кстати, поэтому его часто радуют атеисты), периодически неосознанно даже, но очень сильно думает, что что-то является невозможным. И тут Бог начинает хохотать безудержно: "Невозможно, да? Ну хорошо, хорошо... - прокашливается, засучивает рукава и говорит свою любимую фразу: Смотри внимательно, сейчас будет офигенный момент." Так он любит людей и чудеса, что отказать себе не может никогда и ни за что. Так что будьте осторожны. Чудеса бывают как Светлые, так и Темные.
В моей жизни было немало чудес, так что можно не сомневаться в том, что я это знаю. Это просто наблюдение, основанное на опыте.
Например эти самые последние несколько дней целиком состояли из чудес.
После того, как я открыл своему лучшему другу самые страшные тайны и получил взамен своё Имя, моя голова на два дня превратилась в сцену жизни, во внутреннюю вселенную. В моем новом имени родился наконец настоящий и целый образ меня, человека с заплаточной душой, всегда бывшего безликим и безымянным - собирательным образом. Но в этом образе, во мне, меняется только возраст. Нашлось, кстати, по случаю быстро восхитительно точное отображение одного из возрастов. (Ага, по случаю, конечно.)


Наконец-то во мне появилось то, что язык не поворачивается назвать местоимением "он". Это "я" и никак иначе.
Но вторая часть имени была мне дана задолго до этого. Это Зверь, это Бесчеловеческое. Разумеется никаких имён я вам не называю, простите мне мнительность, но имя - это Ключ к сути, таким не раскидываются.
И охотник начал охоту за проснувшимся зверем. Он выследил его, догнал и победил, но не убил. В звере охотник нашел свой тотем, а зверь в охотнике нашел любимого хозяина, за которого он может отдать и жизнь.

Словно случайно следом я получаю ошеломительную новость. Тот человек, имени которого я не знал, чей голос я слышал только через статические шумы в телефонной трубке, через тысячи километров. Мой лучший друг, которого я никогда не видел, и чьим единственным другом являюсь я, живущий на обратной от меня стороне земного шара, решает прилететь сюда ради одной встречи. Я совершу жуткое признание, ибо после встречи получил всё таки разрешение говорить о нем самом, что посчитаю нужным. Я никогда не сочинял от начала до конца ни одну историю о Клаусе. Виктор Сэнтжил просто звонил мне и начинал без приветствий и предупреждения рассказывать мне сказки. Моё дело было в том, чтобы бросить всё и сразу же писать их в литературных формах. Я лишь Первый Слушатель и Писатель этого прекрасного Сказочника.
Во время нашей встречи он рассказал мне всё остальное, что касается книги, что касается Рейнхарда, Пьера, Мортимера и Клауса Одда. Теперь завершение её - лишь вопрос времени и моего безрассудства. Он попросил издать книгу под моим именем, а его оставить одной ногой внутри истории, а другой - на титульных листах и обложке, как и положено Сказочнику. И продиктовал мне послание всем, кто возьмет книгу в руки. Предисловие от Сказочника.

После такого вы в праве отвернуться от меня, как от обманщика, но я не мог сказать этого раньше. Понимаете, Виктор Сэнтжил - не тот человек, которому нужна огласка. Я и сейчас могу только назвать его имя, сообщить, что это его сказки, сказать, что он никогда не записывает сказки, а только рассказывает, что живет он где-то в Америке жизнью затворника и "городского сумасшедшего", но больше ничего. И я могу это только потому, что смог ему объяснить, насколько важно зримое присутствие в сказке Сказочника. Думаю он рассказал мне всё это, чтобы на время скрыться ещё лучше, спрятаться дальше и даже мне своему единственному другу и слушателю, не являться в телефонных разговорах голосом из шорохов и шума.

Вот слова Виктора всем вам.

ПРОШУ, ПОГОВОРИ СО МНОЙ СНАЧАЛА...

Да, прошу, не перелистывай. Поговори со мной. Нет, не надо никуда идти, не ищи меня - я за тысячи сказок от тебя и боюсь, что ты можешь заблудиться в них. Поговорим прямо здесь и сейчас. Не бойся, это не займет больше двух-трех страниц твоего времени и внимания. Всего парочку нюансов нам надо немедленно разъяснить, прежде чем ты начнешь читать эту сказку.
Сказку... Видишь ли, это сказка не для всех детей - иногда мне кажется, что все они уже написаны, и мне просто нечего к ним добавить. Но так уж вышло, что я родился, чтобы стать Сказочником. И что же мне оставалось делать?.. Я решил, что напишу сказку, подобных которой крайне мало, одну из тех, которые чаще всего обходят вниманием. Это сказка для самых отважных детей, которым не раз приходилось бывать взрослыми, а порой приходилось даже старыми. Это сказка для Сказочников. Для людей, внутри которых живут Духи историй из всех миров. А вот вы знаете, что все духи - вечные дети? Все ангелы, демоны, все ифриты, сильфы и кетеры - всех их не перечислишь - они все дети. Даже Бог, кем бы он для вас ни был.
И тут я вам хочу сообщить пугающую бытийную подробность. По мировым меркам я узнал это почти что вчера и, понятное дело, поражен такой вестью, так что позвольте заранее извиниться - возможно это вас так же шокирует...
Мы все смертны и рано или поздно с каким-нибудь да Богом встретимся лично. И когда вы немного привыкнете к сиянию, которое волнами, беспрестанно меняющими и настраивающими мир, исходит от него, он обязательно попросит вас рассказать ему 42 истории вашей жизни. Не хочу вас пугать - все справляются, даже если очень не хотят, но и простым делом это не назовешь никак.
Ну вот, теперь вы осведомлены, и я хочу попросить с вас два обещания.
Во-первых, пообещайте мне, что если после первого знакомства с моими любимыми детьми, с лучшими Духами, каких я знаю, вы не ощутите себя тем, для кого написана эта сказка; если в вас самих не проснется ребенок, и желание сказки проиграет чему-то, что в гораздо большей мере присуще вам; то вы закроете эту книгу и подарите ближнему своему.
Во-вторых, вы не станете рассказывать эту историю богу ни при каких обстоятельствах. Это просьба личного характера. Я хочу лично рассказать ему её однажды.
Да, мы едва с вами знакомы, но я уже требую с вас обещания. Конечно наглость, но вы вот когда-нибудь общались с Духами? А я с ними разговариваю больше и чаще, чем с людьми - это навязывает слегка чудаковатые для людей манеры ведения бесед, вы уж простите.
И, если уж на то пошло, я в свою очередь, проходя боевое крещение под вашим взглядом, даю вам клятву Сказочника. Я, Виктор Сэнтжил, обещаю тебе, дитя, что не искушу и не куплю ни капельки твоего внимания ни единым своим словом. Каждое моё слово станет тебе даром или заслужит смерти и забвения.
Думаете, это мало? Кажется не слишком честным? Тогда расскажу ещё один секрет. Дар слова Сказочника, при условии, что мы не ошиблись друг в друге и выполним все эти обещания, научит вас видеть сказку за пределами страниц книги.

Ну и немного о посвящении: Я посвящаю эту сказку лучшим для меня и неё Пишущим Рукам и Самому Чуткому Слуху - Генриху Шпеттеру, Первому Слушателю. Я посвящаю её также Самому Ясному Взору и Самому Отважному Сердцу - Алексею Смирнову, Первому Читателю.

Теперь всё по-честному, и мы можем приступать... Я расскажу вам обо всём, что уже было, и обо всём, что ещё будет, но началась эта сказка именно так, здесь и сейчас...

@темы: сами виноваты, что прочитали, летаргия коллективного сверхразума, высокохудожественные говна

---

This is Helloweeeeeeeeeeen!

Я сам себя боюсь! Роберт Смит - уан лав!

@темы: сами виноваты, что прочитали, летаргия коллективного сверхразума, высокохудожественные говна

---

Заметка №1

Религия нужна человеку для объяснения чувства присутствия всесильного и вездесущего, для объяснения желания желать и верить. Людям нужна подробная инструкция, как думать, говорить, что делать, когда возникает это чувство или новый вопрос, желание. Людям необходим ограничитель, придающий мышлению способность огибать центр знания, Истину. Необходимо держаться на расстоянии от этого центра. Это работает, как обеспечение чувства безопасности, спасение от Безумия, которое дает разуму Истина.
Сингулярность - непостижимое. Истина, постичь разумом которую невозможно. Только Безумец может постичь Сингулярность, но ему и легче заблудиться в бесчисленных вариантах Правды. Отречение от заранее заготовленной на все случаи жизни Правды людей приводит человека к отречению от противоречий, но вводит его в противоречие всем Правдам, что в свою очередь дает конфликт с обществом и приводит к Безумию. Именно этот случай сумасшествия дает возможность к постижению Сингулярности. Сверхчеловек Ницше - лишь этап этого процесса, когда Безумец запутывается в Правдах у самого края пропасти, ведущей к Сингулярности.
Таким образом многообразие Правды является и системой ловушек для познающего.
Человек - это переход от животного к высшему духу, и только за это его стоит любить. В этом я не могу не согласиться с Ницше. Но этот переход осуществляется каждым и в каждую жизнь. Образование нового вида (уберменш) даст всё тот же набор животных инстинктов, которые будут прорастать в любую мысль, на любом расстоянии от Сингулярности, даже в мысль Безумца.
Поэтому человек рожден блуждать до самой смерти, рожден быть Переходом и Путем.
Лодка Харона плывёт по прямой к пропасти в безумное царство Аида.
В этом суть экзистенции.

запись создана: 16.09.2011 в 09:18

@темы: летаргия коллективного сверхразума

---

Заметка №2

Коллективный Разум существует и простое подтверждение этому можно найти в том. что многие называют Фатумом. События, складывающиеся таким образом, что благоволят даже маловероятному и избегаемому, нежелательному. Это бегство, противоречие между "желаю" и "не желаю" (мы привыкли слышать это в виде "не могу") находит адекватный Путь Блужданий в Циклоне Правд. Чем чаще этот Путь использовался, тем большая сила в нем сводить вероятности к тому или иному происшествию, а значит менять мир. Подкрепляется Путь так же и верой в закономерность событий для того или иного случая.
Мысль же человека, над которой действует этот алгоритм, является настройщиком Циклона Правд. В большинстве случаев это работает таким образом, что человек не находит лучшего решения, чем встать на очевидный ввиду своей сформированности и протоптанности Путь, не неся ничего значительного и нового в Циклон Правд, не оставляя уникального отпечатка на своей душе. Ведь он покидает свою мысль, оставляет её крохотной отправной точкой и становится на другую, не свою, перед которой длится протоптанный, рабочий Путь.
Человеческий выбор таким образом не является корнем его свободы, а напротив, её гибелью.
Вместе с тем человек волен сделать шаг вперёд от своей личной отправной точки, человек волен развивать свою мысль и идти своим собственным Путем; одаряет всех тех, кто только учится хождению над бездной, возможностью последовать по его зыбкой почве.
Человек, способный идти своим Путем (в дальнейшем "Танец", "Танцующий", "Танцевать"), от своей отправной точки, делает шаг и наступает на бездну, которая в то же мгновение обретает форму его мысли и дает твердь под ногами Танцующего. "Путь возникает под ногами идущего"
И скажите мне, разве не все, кто смеют шагать по пустоте, в глазах наших Безумцы?
итак, настоящее познание и приближение к Сингулярности возможно только для Танцующих Безумцев.
Новый Путь - блуждание и противоречие, питающее Сингулярность.
Для этого люди здесь. Бог не знает истины, он знает Сингулярность. Выращивать из неё Истину - вот наша работа на Земле. Отвечать на вопросы Бога.
Харон не говорит с умершими потому. что не понимает, зачем он ведет к Сингулярности того, кто выбрал уже существующее и бесполезное для неё. Он слышал всё, что они могут сказать.
Танцуйте, и Харон улыбнется нам при встрече.

запись создана: 16.09.2011 в 09:38

@темы: летаргия коллективного сверхразума

---

Бытие на ошибке основано, ошибку ошибкой исправляет, ошибкой возвращается, ошибками творит так, что случайность становится судьбой Мира. (Лем)

Три закона эволюции: “Смысл посланца - в послании”; “Виды возникают из блуждания ошибки”; “Созидаемое менее совершенно, чем созидатель” (Лем)

Закон профессора Тарантоги: “Никто ничего не читает; если читает, ничего не понимает; если понимает, немедленно забывает”.(Лем)

Специалист - это варвар, невежество которого не всесторонне. (Лем)

Почему тебя не пугает машина, которая в тысячу раз сильнее тебя, но ужасает мысль о машине, которая многократно превосходит тебя интеллектом?(Лем)

Закон Доньды: “То, что может сделать малый компьютер, имея большую программу, может также сделать большой компьютер с программой малой; отсюда логический вывод, что бесконечно большая программа может выполняться сама, то есть без какого-либо компьютера”. (Лем)

Чтобы освоить мир, нужно его точнее назвать. (Лем)

Не существует малого зла. Этику не измеришь арифметикой. (Лем)

Наверное, прекрасных времен никогда и не было - всегда кто-то кому-то ноги выдергивал, только что с разным усилием. (Лем)

@темы: сами виноваты, что прочитали, летаргия коллективного сверхразума

---

Поэма о Старом Моряке.

Поэма о старом моряке

The Rime of the Ancient Mariner

Поэма - 1797-1798.

Перевод Николая Гумилева (1919)

Раз нажми сюда и не закрывай пока не прочтёшь

Часть первая



Старый Моряк встречает трех юношей, званых на свадебный пир, и
удерживает одного.


Старик Моряк, он одного
Из трех сдержал рукой.
"Что хочешь ты, с огнем в глазах,
С седою бородой?


Открыты двери жениха,
И родственник мне он;
Уж есть народ, уж пир идет,
Веселый слышен звон".


Но держит все его старик:
"Постой, корабль там был ..."
"Пусти седобородый лжец".
Старик его пустил.


Свадебный Гость зачарован глазами старого мореплавателя и принужден
выслушать его рассказ.


Вперил в него горящий взор.
Гость - дальше ни на шаг,
Ему внимает, как дитя,
Им овладел Моряк.


Присел на камень Брачный Гость
И головой поник;
И начал с пламенем в глазах
Рассказывать старик.


"Корабль плывет, толпа кричит,
Оставить рады мы
И церковь, и родимый дом,
Зеленые холмы.


Моряк рассказывает, как корабль плыл к югу при хорошем ветре и тихой
погоде, пока не приблизился к Экватору.


Вот солнце слева из волны
Восходит в вышину,
Горит и с правой стороны
Спускается в волну.


Все выше, выше с каждым днем
Над мачтою плывет ..."
Тут Гость себя ударил в грудь,
Он услыхал фагот.

Свадебный Гость слышит музыку; но Моряк продолжает свой рассказ.


Уже вошла невеста в зал,
И роз она милей,
И головы веселый хор
Склоняет перед ней.

И Гость себя ударил в грудь,
Но дальше ни на шаг.
И так же, с пламенем в глазах,
Рассказывал Моряк.


Корабль унесен штормом к Южному полюсу


Но вот настиг нас шторм, он был
Властителен и зол,
Он ветры встречные крутил
И к югу нас повел.


Без мачты, под водою нос,
Как бы спасаясь от угроз
За ним спешащего врага,
Подпрыгивая вдруг,
Корабль летел, а гром гремел,
И плыли мы на юг.
И встретил нас туман и снег
И злые холода,
Как изумруд, на нас плывут
Кругом громады льда.


Страна льда и пугающего гула, где не видно ничего живого.


Меж снежных трещин иногда
Угрюмый свет блеснет:
Ни человека, ни зверей, -
Повсюду только лед.


Отсюда лед, оттуда лед,
Вверху и в глубине,
Трещит, ломается, гремит.
Как звуки в тяжком сне.


Наконец большая морская птица, называемая Альбатросом, прилетает
сквозь снеговой туман. Ее встречают радостно и гостеприимно.

И напоследок Альбатрос
К нам прилетел из тьмы;
Как, если б был он человек,
С ним обходились мы.

Он пищу брал у нас из рук.
Кружил над головой.
И с громом треснул лед, и вот
Нас вывел рулевой.


И вот Альбатрос оказывается добрым предзнаменованием и сопровождает
корабль, возвращающийся к северу сквозь туман и плавучие льды.


И добрый южный ветр нас мчал,
Был с нами Альбатрос,
Он поиграть, поесть слетал
На корабельный нос.


В сырой туман на мачте он
Спал девять вечеров,
И белый месяц нам сиял
Из белых облаков".


Старый Моряк, нарушая гостеприимство, убивает птицу, приносящую
счастье.


- Господь с тобой, Моряк седой,
Дрожишь ты, как в мороз!
Как смотришь ты? - "Моей стрелой
Убит был Альбатрос".


Часть вторая


"Вот солнце справа из волны
Восходит в вышину
Во мгле, и с левой стороны
Уходит и глубину.


И добрый южный ветр нас мчит,
Но умер Альбатрос.
Он не летит играть иль есть
На корабельный нос.


Товарищи бранят Старого Моряна за то,
что он убил птицу, приносящую счастье.


Я дело адское свершил,
То было дело зла.
Я слышал: "птицу ты убил,
Что ветер принесла;
Несчастный, птицу ты убил,
Что ветер принесла".


Но когда туман прояснел, они оправдывают его поступок
и тем самым приобщаются к его преступлению.


Когда же солнечным лучом
Зажегся океан,
Я слышал: "птицу ты убил,
Пославшую туман.
Ты прав был, птицу умертвив,
Пославшую туман".


Ветер продолжается. Корабль входит в Тихий Океан и плывет
на север, пока не доходит до Экватора.


Белеет пена, дует ветр,
За нами рябь растет;
Вошли мы первыми в простор,
Тех молчаливых вод.

Стих ветр, и парус наш повис,
И горе к нам идет,
Лишь голос наш звучит в тиши
Тех молчаливых вод.


Корабль неожиданно останавливается.


В горячих, медных небесах
Полдневною порой
Над мачтой Солнце, точно кровь,
С Луну величиной.

За днями дни, за днями дни
Мы ждем, корабль наш спит,
Как в нарисованной воде,
Рисованный стоит.

Месть за Альбатроса начинается.


Вода, вода, одна вода.
Но чан лежит вверх дном;
Вода, вода, одна вода,
Мы ничего не пьем.


Как пахнет гнилью - о, Христос! -
Как пахнет от волны,
И твари слизкие ползут
Из вязкой глубины.


В ночи сплетают хоровод
Блудящие огни.
Как свечи ведьмы, зелены,
Красны, белы они.


Их преследует дух, один из незримых обитателей нашей планеты,
которые - не души мертвых и не ангелы.


И многим спился страшный дух,
Для нас страшней чумы,
Он плыл за нами под водой
Из стран снегов и тьмы.


В гортани каждого из нас.
Засох язык, и вот,
Молчали мы, как будто все
Набили сажей рот.


Матросы, придя в отчаянье, хотят взвалить всю вину на Старого Моряка,
в знак чего они привязывают ему на шею труп морской птицы.


Со злобой глядя на меня,
И стар и млад бродил;
И мне на шею Альбатрос
Повешен ими был".



Часть третья


Старый Моряк замечает что-то вдали.


"Так скучно дни идут. У всех
Стеклянный блеск в глазах.
Как скучно нам! Как скучно нам!
Как страшен блеск в глазах!
Смотрю вперед, и что-то вдруг
Мелькнуло в небесах.


Сперва, как легкое пятно,
И как туман потом;
Плывет, плывет и, наконец
Явилось кораблем.


Пятно - туман - корабль вдали,
И все плывет, плывет:
Как бы по воле духа вод
То прыгнет, то нырнет.


При приближенье это оказывается кораблем; и дорогой ценой
Моряк добывает у Жажды возможность говорить.


С засохшим, черным языком
Кричать мы не могли;
Тогда я руку прокусил,
Напился крови и завыл:
- Корабль, корабль вдали!


С засохшим, черным языком,
В движеньях не тверды,
Они пытались хохотать
И снова начали дышать,
Как бы хлебнув воды.


Взрыв радости и за ним ужас. Ибо разве бывает корабль,
плывущий без ветра или течения?


- Смотри! - кричал я - как он тих,
Не даст он счастья нам;
Но без теченья, без ветров
Летит он по водам. -


На западе волна в огне,
Уходит день, как дым;
И был над самою волной
Шар солнца недвижим,
Когда чудесный призрак вдруг
Меж нами встал и ним.


Ему кажется, что это только скелет корабля.


Сквозь снасти Солнце видно нам
(Услышь, Мария, нас!)
Как за решеткою тюрьмы
Горящий, круглый глаз.


Увы! (я думал и дрожал)
Он продолжает плыть!
И неужели паруса -
На Солнце эта нить?


И реи кажутся тюремной решеткой на лике заходящего Солнца. На борту
корабля-скелета только женщина-призрак и смерть, ее товарищ.
Каково судно, такова и команда! Смерть и Жизнь по Смерти
разыгрывают между собой моряков, и последняя получает
Старого Моряка.


Пылает Солнце, как в тюрьме
Ужели между рей?
И женщина смеется нам? -
Не Смерть ли? И вторая там?
Не Смерть ли та, что с ней?


Рот красен, желто-золотой
Ужасный взор горит:
Пугает кожа белизной,
То Жизнь по Смерти, дух ночной,
Что сердце леденит.


Вот близко, близко подошли
И занялись игрой,
И трижды свистнув, крикнул
дух:
"Я выиграл, он мой!"


Нет сумерек на заходе солнца.


Уж Солнца нет; уж звезд черед:
Недолго вечер был,
И с шумом призрачный корабль
Опять в моря уплыл.


Мы слушали, смотрели вновь
И как из кубка, нашу кровь
Точил нз сердца страх;
Мутнели звезды, мрак густел
Был рулевой под лампой бел;


Восход месяца.


Роса - на парусах.
А на востоке встал тогда
Рогатый месяц, и звезда
Запуталась в рогах.


Один за другим.


И каждый месяцем гоним,
Безмолвие храня,
Глазами, полными тоски,
Преследует меня.


Его товарищи падают мертвыми.


И двести их, живых людей
(А я не слышал слов),
С тяжелым стуком полегли,
Как груда мертвецов.


Помчались души их, спеша
Покинуть их тела!
И пела каждая душа,
Как та моя стрела".



Часть четвертая



Свадебный Гость боится, что говорит с призраком.


-Ты страшен мне, седой Моряк
С костлявою рукой
Ты темен, как морской песок,
Высокий и худой.


Но Старый Моряк уверяет его, продолжает свою ужасную исповедь.


Страшны горящие глаза,
Костлявая рука, -
"Постой, не бойся, Брачный
Гость!
Не умер я пока.


Одни, один, всегда один,
Один среди зыбей!
И нет святых, чтоб о душе
Припомнили моей.

Он презирает тварей, порожденных затишьем,


Так много молодых людей
Лишились бытия:
А слизких тварей миллион
Живет; а с ними я.


И сердится, зачем они живут, когда столько людей погибло.


Гляжу на гниль кишащих вод
И отвожу мой взгляд;
Гляжу на палубу потом,
Там мертвецы лежат.


Гляжу на небо и мольбу
Пытаюсь возносить,
Но раздается страшный звук,
Чтоб сердце мне сушить.


Когда же веки я сомкну,
Зрачков ужасен бой,
Небес и вод, небес и вод
Лежит на них тяжелый гнет,
И трупы под ногой.




Но проклятье ему видно в глазах мертвецов.


Холодный пот с лица их льет,
Но тленье чуждо им,
И взгляд, каким они глядят,
Навек неотвратим.


Сирот проклятье с высоты
Свергает духа в ад;
Но, ах! Проклятье мертвых глаз
Ужасней во сто крат!
Семь дней и семь ночей пред ним
Я умереть был рад.


Подвижный месяц поднялся
И поплыл в синеве:
Он тихо плыл, а рядом с ним
Одна звезда, иль две.


Была в лучах его бела,
Как иней, глубина;
Но там, где тень от корабля
Легла, там искрилась струя
Убийственно-красна.



При свете месяца он в полной тишине видит божьих тварей.


Где тени не бросал корабль,
Я видел змей морских:
Они неслись лучам во след,
Вставали на дыбы, и свет
Был в клочьях снеговых.


Где тени не бросал корабль,
Наряд их видел я, -
Зеленый, красный, голубой.
Они скользили над водой,
Там искрилась струя.


Их красота и их счастье.


Они живыми были! Как
Их прелесть описать!
Весна любви вошла в меня,


Он благословляет их в сердце своем.


Я стал благословлять:
Святой мой пожалел меня,
Я стал благословлять.


Чары начинают спадать.


Я в этот миг молиться мог:
И с шеи, наконец,
Сорвавшись, канул Альбатрос
В пучину, как свинец".




Часть пятая



"О, милый сон, по всей земле
И всем отраден он!
Марии вечная хвала!
Она душе моей дала
Небесный милый сон.


По милости богоматери Старый Моряк освежен дождем.

На деле чан один пустой
Случайно уцелел;
Мне снилось, полон он водой:
Проснулся - дождь шумел.
Мой рот холодным был и ткань
На мне сырой была;
О, да! Пока я пил во сне,
И плоть моя пила.


Но я ее не замечал,
Так легок стал я вдруг,
Как будто умер я во сне,
И был небесный дух.


Он слышит звуки и замечает странные небесные знаменья.


И я услышал громкий ветр;
Он веял вдалеке,
Но все ж надулись паруса,
Висевшие в тоске.


И разорвались небеса,
И тысяча огней
То вспыхнет там, то здесь мелькнет;
То там, то здесь, назад, вперед,
И звезды пляшут с ней.


Идущий ветер так могуч, -
Сломать бы мачту мог;
Струится дождь из черных туч,
И месяц в них залег.


Залег он в трещине меж туч,
Что были так черны:
Как воды падают со скал,
Так пламень молнии упал
С отвесной крутизны.


Трупы корабельных матросов заколдованы, а корабль плывет.


Ветров не чувствует корабль,
Но все же мчится он.
При свете молний и Луны.
Мне слышен мертвых стон.


Они стенают и дрожат,
Они встают без слов,
И видеть странно, как во сне,
Встающих мертвецов.


Встал рулевой, корабль плывет,
Хоть также нет волны;
И моряки идут туда,
Где быть они должны,

Берясь безжизненно за труд,
Невиданно-страшны.


Племянник мертвый мой со мной
Нога к ноге стоял:
Тянули мы один канат,
Но только он молчал".

Но не души умерших матросов и не демоны земли или воздуха,
но благословенный рой ангелов ниспослан по молитве его святого.


- Ты страшен мне, седой Моряк!
"Не бойся, Гость, постой!
Не грешных душ то рать была,
В свои вернувшихся тела,
А душ блаженный строй:


Когда настал рассвет, они
Вкруг мачт сошлись толпой;
И, поднимая руки ввысь,
Запели гимн святой.


Летели звуки вновь и вновь,
Коснутся высоты
И тихо падали назад,
То порознь, то слиты.


То пенье жаворонка я
Там различал едва;
То пенье птички небольшой
Меж небесами и водой
Струила синева.


Уединенной флейты плач,
Оркестра голоса,
Хор ангелов, перед каким
Немеют небеса.


Все смолкло; только в парусах
До полдня слышен зов,
Как бы в июньскую жару
Журчанье ручейков,
Что нежным голосом поют
В тиши ночных лесов.


И так до полдня плыли мы
Средь полной тишины:
Спокойно двигался корабль,
Влеком из глубины.


Одинокий дух мчит корабль от Южного полюса до Экватора, повинуясь сонму
ангелов, но возмездие должно продолжаться.


На девять сажен в глубине
Из стран снегов и тьмы
Плыл дух; и наш взносил корабль
На водные холмы.
Но в полдень зов средь парусов
Затих, и стали мы.


Над мачтой Солнце поднялось,
Идти нам не дает:
Но через миг опять корабль
Вдруг подскочил из вод,
Почти во всю свою длину
Он подскочил из вод.


Как конь, встающий на дыбы,
Он сразу подскочил:
В виски ударила мне кровь
И я упал без сил.


Демоны, спутники Полярного Духа, незримые обитатели стихий, принимают
участие в его работе, и двое из них сообщают один другому, что долгое
и жестокое мщенье Старому Моряку совершено Полярным Духом, который
возвращается на юг.


Как долго я лежал без чувств,
Я сам узнать бы рад;
Когда ж вернулась жизнь ко мне,
Я услыхал, что в вышине
Два голоса звучат.


- Кто это? - говорил один,
- Не это ли матрос,
Чьей злой стрелою был убит
Незлобный Альбатрос?


Самодержавный властелин
Страны снегов и мглы
Любил ту птицу и отмстил
Хозяину стрелы. -


Ответный голос схожим был
С медвяною росой;
- Он к покаянью принужден
На век останний свой".



Часть шестая


Первый голос

"Но расскажи мне! - слышно вновь,
- Ответь подробней мне,
Затем так движется корабль?
Что скрыто в глубине?


Второй голос

Как пред своим владыкой раб
И океан смирен;
Его горящий круглый глаз
На Месяц устремлен -


И если знает он свой путь,
То это Месяц правит им;
Смотри, мой брат, как нежен
взгляд
Взгляд Месяца над ним.


Первый голос

Но как в безветрии корабль
Идет, заворожен?



Моряк лежит без чувств, потому что ангелы уносят корабль
на север так быстро, что человек не может выдержать.


Второй голос

Раздался воздух впереди,
Сомкнулся сзади он.


Летим, мой брат, скорей летим!
Мы запоздали так:
Пока корабль идет вперед,
Пробудится Моряк. -


Чудесное движенье замедлено; Моряк очнулся, а возмездие продолжается.


Проснулся я; и мы плывем
В безветренных водах:
Кругом столпились мертвецы,
И Месяц в облаках.


Стоят на палубе они,
Уставя на меня
Глаза стеклянные, где луч
Небесного огня.


С проклятьем умерли они,
Проклятье в их глазах.
Я глаз не в силах отвести,
Ни изойти в слезах.


Возмездие, наконец, кончается.


И чары кончились: опять
Взглянул я в зелень вод,
И хоть не видел ничего,
Но все глядел вперед.


Как путник, что идет в глуши
С тревогой и тоской
И закружился, но назад
На путь не взглянет свой
И чувствует, что позади
Ужасный дух ночной.


Но скоро ветер на меня,
Чуть ощутим, подул:
Его неслышный, тихий шаг
Воды не колыхнул.


Он освежил мое лицо,
Как ветр весны, маня
И, проникая ужас мой,
Он утешал меня.


Так быстро, быстро шел корабль,
Легко идти ему;
И нежно, нежно веял ветр, -
Мне веял одному.


И Старый Моряк снова видит родину.


О, дивный сон! Ужели я
Родимый вижу дом?
И этот холм и храм на нем?
И я в краю родном?


К заливу нашему корабль
Свой направляет путь -
О, дай проснуться мне, Господь,
Иль дай навек заснуть!


В родном заливе воды спят,
Они, как лед, ровны,
На них видны лучи луны
И тени от луны.


Немым сиянием луны
Озарены вокруг
Скала и церковь на скале,
И флюгерный петух.


Ангелы оставляют трупы и являются в одеждах света.

И призраки встают толпой,
Средь белых вод красны,
Те, кто казались мне сейчас
Тенями от луны.


В одеждах красных, точно кровь,
Они подходят к нам:
И я на палубу взглянул -
Господь! Что было там!


Лежал, как прежде, каждый труп,
Ужасен, недвижим!
Но был над каждым в головах
Крылатый серафим.


Хор ангелов манил рукой
И посылал привет,
Как бы сигнальные огни,
Одеянные в свет.


Хор ангелов манил рукой,
Ни звука в тишине,
Но и безмолвие поет,
Как музыка во мне.


Вдруг я услышал весел плеск
И кормщика свисток;
Невольно обернулся я
И увидал челнок.


Там кормщик и дитя его,
Они плывут за мной:
Господь! Пред радостью такой
Ничто и мертвых строй.


Отшельника мне слышен зов
Ведь в лодке - третьим он!
Поет он громко славный гимн,
Что им в лесу сложен.
Я знаю, может смыть с души
Кровь Альбатроса он.




Часть седьмая



Лесной Отшельник.


Отшельник тот в лесу живет
У голубой волны.
Поет в безмолвии лесном,
Болтать он любит с Моряком
Из дальней стороны.


И по утрам, по вечерам
Он молит в тишине:
Мягка его подушка - мох
На обветшалом пне.


Челнок был близко. Слышу я:
- Здесь колдовства ли нет?
Куда девался яркий тот,
Нас призывавший свет?


И не ответил нам никто, -
Сказал Отшельник, - да!


Чудесное приближенье корабля.


Корабль иссох, а паруса?
Взгляды, как ткань худа!
Сравненья не найти; одна
С ней схожа иногда
Охапка листьев, что мои
Ручьи лесные мчат;
Когда под снегом спит трава
И с волком говорит сова.
С тем, что пожрал волчат. -


-То были взоры сатаны!
(Так кормщик восклицал)
- Мне страшно. - Ничего!
плывем! -
Отшельник отвечал.


Челнок уже у корабля,
Я в забытье немом,
Челнок причалил к кораблю,
И вдруг раздался гром.


Корабль внезапно тонет.


Из-под воды раздался он
И ширится, растет:
Он всколыхнул залив, и вот
Корабль ко дну идет.


Старый Моряк находит спасенье и челноке.


От грома океан застыл,
И небеса в тоске,
И, как утопленник, я всплыл
Из глуби налегке;
Но я глаза свои открыл
В надежном челноке.


В воронке, где погиб корабль,
Челнок крутил волчком;
Все стихло, только холм гудел,
В нем отдавался гром.


Открыл я рот - и кормщик вдруг,
Закрыв лицо, упал;
Святой Отшельник бледен был
И Бога призывал.


Схватил я весла: и дитя,
Помешано почти,
Смеется, не отводит глаз
От моего пути.
- Ха! Ха! - бормочет, - как я рад,
Что может Черт грести. -


И я в стране моей родной,
На твердой я земле!
Отшельник вышел и спешит,
Скрывается во мгле.


Старый Моряк умоляет Отшельника принять его исповедь; и его душа
облегчена.


"Постой! Я каяться хочу!"
Отшельник хмурит взор
И вопрошает: "Кто же ты?
Что делал до сих пор?" -


И пал с меня тяжелый груз
С мучительной тоской,
Что вынудила мой рассказ;
И я пошел иной.


Но все-таки тоска заставляет его бродить из страны в страну.


С тех пор гнетет меня тоска
В неведомый мне час,
Пока я вновь не расскажу
Мой сумрачный рассказ.


Как ночь, брожу из края в край,
Метя то снег, то пыль;
И по лицу я узнаю,
Кто может выслушать мою
Мучительную быль.


О, как за дверью громок шум!
Собрались гости там;
Поет невеста на лугу
С подружками гостям,
И слышится вечерний звон,
Зовя меня во храм.


О, Брачный Гость, я был в морях
Пустынных одинок,
Так одинок, как, может быть,
Бывает только бог.


Но я тебя не попрошу:
На пир меня возьми!
Идти мне слаще в божий храм
С хорошими людьми.


Ходить всем вместе в божий храм
И слушать там напев,
Которым с богом говорят,
Средь стариков, мужчин, ребят,
И юношей, и дев.


И учит на своем собственном примере любви и вниманью ко
всей твари, которую создал и любит бог.


Прощай, прощай! Но, Брачный
Гость,
Словам моим поверь!
Тот молится, кто любит всех,
Будь птица то, иль зверь.
Словам моим поверь!


Тот молится, кто любит все -
Создание и тварь;
Затем, что любящий их бог
Над этой тварью царь".


Моряк, с глазами из огня,
С седою бородой
Ушел, и следом Брачный Гость
Побрел к себе домой.


Побрел, как зверь, что оглушен,
Спешит в свою нору:
Но углубленней и мудрей
Проснулся поутру.

Я убит. Я чуть не плакал пока читал, чуть не сошёл с ума пока не закончил.

@темы: сами виноваты, что прочитали, летаргия коллективного сверхразума, высокохудожественные говна