golden dragon
Накамашип. Бред. Возможно, ООС. Не вычитано, потому что сил никаких уже нет. Осторожно, довольно большое.
С Новым Годом, народ!
Да, совсем забыла. Музыка, под которую писалось. Кланнадовский ост, да.
читать дальшеУсопп дышит на заиндевевшее окошко, стирает причудливые узоры рукавом свитера и прижимается носом к стеклу. По ту сторону двери - бархатные синие сумерки, заваленная снегом палуба и неспешный танец снежинок. По эту - уютное тепло кухни, дразнящие запахи томящегося в духовке мяса, шоколада и мандаринов, тихий смех Робин и звяканье тарелок. Он стоит на границе миров, не принадлежа ни одному из них, затаив дыхание в попытке удержать это мгновение как можно дольше. Часы за спиной тикают все медленнее и медленнее, секунды срываются с кончиков стрелок невесомыми снежинками, замирают в воздухе, наполняя комнату едва слышным звоном.
Время останавливается.
Нами подтягивает колени к груди, кутаясь в плед. Робин вполголоса рассказывает об одном из островов, на которых ей пришлось побывать. Это зимний остров, говорит она, знаменитый своим снегом. Он бывает не только белым, но и синим, розовым, желтым и даже зеленым, а снежинки там достигают таких размеров, что их можно вешать на стену вместо картин.
- Но они же растают, - сонно возражает Нами, принимая из рук кока кружку с горячим шоколадом.
- Они растают, только если положить их в печку, навигатор-сан. - Робин улыбается и делает глоток из своей чашки. - А крепко слепленный снег не тает вообще, поэтому все дома там сделаны из снежных кирпичей.
- Тогда они, должно быть, ужасно мерзнут.
- Вовсе нет. Такие дома хорошо держат тепло, и...
Нами закрывает глаза и откидывается на спинку дивана. Голос Робин переплетается с недовольным ворчанием-рычанием разбуженного Зоро, смехом Луффи и дребезжанием гитары Френки. Она улыбается, не открывая глаз.
И время застывает.
Зоро успевает не только спасти свои ноги от горячего глинтвейна, но и поймать кастрюлю, выбитую из рук кока не в меру буйным капитаном, решившим устроить в столовой скачки с препятствиями. Выступавший в роли благородного скакуна Чоппер при виде разъяренного Санджи сдавленно ойкает, но мужественно берет часть вины и вторую швабру на себя. Зоро неохотно встает, прикидывает, не надеть ли кастрюлю с остатками глинтвейна придурочному коку на голову, но решает не тратить драгоценную жидкость по пустякам. Вместо этого он с удовольствием высказывает мишенебровому все, что думает по поводу такой побудки, его, завитушки, дырявых рук, кривых ног и манеры не смотреть по сторонам, впихивает злосчастную кастрюлю тому в руки, отвешивает Луффи подзатыльник и перебирается к другой стене. Санджи рычит ему вслед, но вынужденно откладывает драку на потом и уходит варить вторую порцию.
Зоро пристраивает катаны в углу, садится рядом и скрещивает руки на груди, почти мгновенно проваливаясь в полудрему.
Вместе с ним засыпает и время.
Чоппер печально елозит шваброй по полу, размазывая остатки ароматной жидкости по доскам. С одной стороны, они сами виноваты. С другой - убирать придется исключительно ему, потому что от Луффи помощи в этом не дождешься. Ну и где справедливость? Впрочем, лучше это, чем, допустим, разгребать завтра снег на палубе. Там сугробы уже с Брука высотой, наверное. Интересно, а Санни не утонет под тяжестью этих сугробов? Хотя нет, они же легкие. Надо будет спросить у Робин, отчего так - маленький снежок получается тяжелее охапки пушистого снега... Обязательно надо будет спросить. Попозже.
Он останавливается и опирается на швабру, с наслаждением вдыхая витающий вокруг аромат корицы и вина.
Время замирает причудливыми разводами разлитых в воздухе запахов.
Санджи возвращается к плите, проклиная чертового мальчишку, так невовремя выскочившего ему навстречу.
- Полчаса работы псу под хвост, - ворчит он себе под нос. - Оставлю без сладкого, будет знать...
Чертов капустоголовый идиот, оставшийся без заслуженного пинка, настроения не прибавляет. Жаль, что не его ошпарило, мрачно думает Санджи, помешивая ложкой закипающее варево. Хоть какое удовольствие.
Он поворачивает голову и мигом забывает про маримо, в восхищении разглядывая улыбающуюся - такую хрупкую и беззащитную сейчас! - Нами-сан, ее волосы, огненными лепестками разметавшиеся по спинке дивана, белоснежную кожу на запрокинутой шее, изящные пальцы, сжимающие кружку с шоколадом... На Луффи рядом с накрытым столом он внимания не обращает.
Время застывает вместе с каплей глинтвейна, готовой сорваться с кончика поднятой ложки.
Френки мерно щиплет струны гитары, вполголоса напевая очередную слезливую историю из жизни благородных, но очень невезучих бандитов. Брук подыгрывает ему на скрипке, уставившись куда-то в сторону невидящим взглядом. Френки думает, что скелет наверняка отпустил бы шуточку по этому поводу. Что-то вроде: "Йо-хо-хо, конечно, невидящим! Ведь я же скелет и у меня нет глаз! Йо-хо-хо-хо!".
Секунды утекают у него из-под пальцев перламутровыми жемчужинами нот. Френки касается струн снова и снова, подхватывая тускло сияющие шарики, нанизывая их на невидимые нити, сплетая в единое ожерелье мелодии. Остается только защелкнуть замочек - и сладкое мгновение завершится, осыпется серебристым пеплом, уступая место следующему - где песня уже будет завершена. Разве что...
Жемчужные капли повисают в воздухе, остановившись вместе со временем.
Луффи надоедает мыть пол ровно через три секунды после того, как Санджи поворачивается к ним спиной. Он косится на раздраженно бормочущего кока, осторожно прислоняет швабру к стенке и начинает ме-е-едленно пятиться в сторону частично накрытого стола. В числе прочей еды там имеется блюдо с тонко нарезанной грудинкой, мозолившей капитану глаза уже очень давно. Беда только в том, что стоит оно прямо перед Нами, настроенной весьма агрессивно к желающим полакомиться раньше времени, и Луффи уже успел ощутить на себе тяжесть кулака правосудия. Но сейчас момент очень и очень подходящий - Санджи отвернулся, Нами опрометчиво закрыла глаза, а Робин его сдавать не станет.
Наверное.
Луффи делает еще шаг, поворачивается к Санджи спиной и протягивает руку к вожделенному мясу на том конце стола. Не дотягивается, оглядывается через плечо на возящегося возле плиты кока и, затаив дыхание, решительно подается вперед.
Вот еще чуть-чуть наклониться вперед... еще капельку вытянуть руку... только бы Нами не заметила, отберет ведь и опять по голове настучит... ну, давай, еще самую малость и удастся дотянуться...
Он закусывает губу и встает на цыпочки, опасно нависая над столом.
Часы натужно скрипят, упираясь стрелками в невидимую преграду. Двигать время - тяжелая работа, особенно когда его так сильно хотят удержать. Но они очень стараются.
А потом оглушительно щелкают, выстраивают все три стрелки в одну линию и бьют полночь.
Усопп делает шаг назад, с трудом отлепляя от стекла примерзший нос.
Нами открывает глаза и выпрямляет затекшие ноги, сбрасывая плед с плеч.
Зоро просыпается, получив ощутимый удар по макушке рукоятью упавшей катаны.
Чоппер выдыхает и принимается с удвоенной энергией скрести шваброй по полу.
Санджи вздрагивает и торопливо выкручивает огонь под уже готовым закипеть глинтвейном.
Френки прижимает ладонью звякнувшие струны и тянется к бутылке с колой.
Робин ставит пустую чашку на стол и начинает рассказывать новую историю.
Брук рыгает, вежливо извиняется и вновь поднимает скрипку.
Луффи подскальзывается на мокрых досках и с воплем падает лицом в салатницу, разбрызгивая вокруг себя капли соуса.
Мерно тикают часы.
Про Брука и Робин нет, я знаю, но ступор есть ступор, а от их лица мне писать вообще сложно.
С Новым Годом, народ!
Да, совсем забыла. Музыка, под которую писалось. Кланнадовский ост, да.
читать дальшеУсопп дышит на заиндевевшее окошко, стирает причудливые узоры рукавом свитера и прижимается носом к стеклу. По ту сторону двери - бархатные синие сумерки, заваленная снегом палуба и неспешный танец снежинок. По эту - уютное тепло кухни, дразнящие запахи томящегося в духовке мяса, шоколада и мандаринов, тихий смех Робин и звяканье тарелок. Он стоит на границе миров, не принадлежа ни одному из них, затаив дыхание в попытке удержать это мгновение как можно дольше. Часы за спиной тикают все медленнее и медленнее, секунды срываются с кончиков стрелок невесомыми снежинками, замирают в воздухе, наполняя комнату едва слышным звоном.
Время останавливается.
Нами подтягивает колени к груди, кутаясь в плед. Робин вполголоса рассказывает об одном из островов, на которых ей пришлось побывать. Это зимний остров, говорит она, знаменитый своим снегом. Он бывает не только белым, но и синим, розовым, желтым и даже зеленым, а снежинки там достигают таких размеров, что их можно вешать на стену вместо картин.
- Но они же растают, - сонно возражает Нами, принимая из рук кока кружку с горячим шоколадом.
- Они растают, только если положить их в печку, навигатор-сан. - Робин улыбается и делает глоток из своей чашки. - А крепко слепленный снег не тает вообще, поэтому все дома там сделаны из снежных кирпичей.
- Тогда они, должно быть, ужасно мерзнут.
- Вовсе нет. Такие дома хорошо держат тепло, и...
Нами закрывает глаза и откидывается на спинку дивана. Голос Робин переплетается с недовольным ворчанием-рычанием разбуженного Зоро, смехом Луффи и дребезжанием гитары Френки. Она улыбается, не открывая глаз.
И время застывает.
Зоро успевает не только спасти свои ноги от горячего глинтвейна, но и поймать кастрюлю, выбитую из рук кока не в меру буйным капитаном, решившим устроить в столовой скачки с препятствиями. Выступавший в роли благородного скакуна Чоппер при виде разъяренного Санджи сдавленно ойкает, но мужественно берет часть вины и вторую швабру на себя. Зоро неохотно встает, прикидывает, не надеть ли кастрюлю с остатками глинтвейна придурочному коку на голову, но решает не тратить драгоценную жидкость по пустякам. Вместо этого он с удовольствием высказывает мишенебровому все, что думает по поводу такой побудки, его, завитушки, дырявых рук, кривых ног и манеры не смотреть по сторонам, впихивает злосчастную кастрюлю тому в руки, отвешивает Луффи подзатыльник и перебирается к другой стене. Санджи рычит ему вслед, но вынужденно откладывает драку на потом и уходит варить вторую порцию.
Зоро пристраивает катаны в углу, садится рядом и скрещивает руки на груди, почти мгновенно проваливаясь в полудрему.
Вместе с ним засыпает и время.
Чоппер печально елозит шваброй по полу, размазывая остатки ароматной жидкости по доскам. С одной стороны, они сами виноваты. С другой - убирать придется исключительно ему, потому что от Луффи помощи в этом не дождешься. Ну и где справедливость? Впрочем, лучше это, чем, допустим, разгребать завтра снег на палубе. Там сугробы уже с Брука высотой, наверное. Интересно, а Санни не утонет под тяжестью этих сугробов? Хотя нет, они же легкие. Надо будет спросить у Робин, отчего так - маленький снежок получается тяжелее охапки пушистого снега... Обязательно надо будет спросить. Попозже.
Он останавливается и опирается на швабру, с наслаждением вдыхая витающий вокруг аромат корицы и вина.
Время замирает причудливыми разводами разлитых в воздухе запахов.
Санджи возвращается к плите, проклиная чертового мальчишку, так невовремя выскочившего ему навстречу.
- Полчаса работы псу под хвост, - ворчит он себе под нос. - Оставлю без сладкого, будет знать...
Чертов капустоголовый идиот, оставшийся без заслуженного пинка, настроения не прибавляет. Жаль, что не его ошпарило, мрачно думает Санджи, помешивая ложкой закипающее варево. Хоть какое удовольствие.
Он поворачивает голову и мигом забывает про маримо, в восхищении разглядывая улыбающуюся - такую хрупкую и беззащитную сейчас! - Нами-сан, ее волосы, огненными лепестками разметавшиеся по спинке дивана, белоснежную кожу на запрокинутой шее, изящные пальцы, сжимающие кружку с шоколадом... На Луффи рядом с накрытым столом он внимания не обращает.
Время застывает вместе с каплей глинтвейна, готовой сорваться с кончика поднятой ложки.
Френки мерно щиплет струны гитары, вполголоса напевая очередную слезливую историю из жизни благородных, но очень невезучих бандитов. Брук подыгрывает ему на скрипке, уставившись куда-то в сторону невидящим взглядом. Френки думает, что скелет наверняка отпустил бы шуточку по этому поводу. Что-то вроде: "Йо-хо-хо, конечно, невидящим! Ведь я же скелет и у меня нет глаз! Йо-хо-хо-хо!".
Секунды утекают у него из-под пальцев перламутровыми жемчужинами нот. Френки касается струн снова и снова, подхватывая тускло сияющие шарики, нанизывая их на невидимые нити, сплетая в единое ожерелье мелодии. Остается только защелкнуть замочек - и сладкое мгновение завершится, осыпется серебристым пеплом, уступая место следующему - где песня уже будет завершена. Разве что...
Жемчужные капли повисают в воздухе, остановившись вместе со временем.
Луффи надоедает мыть пол ровно через три секунды после того, как Санджи поворачивается к ним спиной. Он косится на раздраженно бормочущего кока, осторожно прислоняет швабру к стенке и начинает ме-е-едленно пятиться в сторону частично накрытого стола. В числе прочей еды там имеется блюдо с тонко нарезанной грудинкой, мозолившей капитану глаза уже очень давно. Беда только в том, что стоит оно прямо перед Нами, настроенной весьма агрессивно к желающим полакомиться раньше времени, и Луффи уже успел ощутить на себе тяжесть кулака правосудия. Но сейчас момент очень и очень подходящий - Санджи отвернулся, Нами опрометчиво закрыла глаза, а Робин его сдавать не станет.
Наверное.
Луффи делает еще шаг, поворачивается к Санджи спиной и протягивает руку к вожделенному мясу на том конце стола. Не дотягивается, оглядывается через плечо на возящегося возле плиты кока и, затаив дыхание, решительно подается вперед.
Вот еще чуть-чуть наклониться вперед... еще капельку вытянуть руку... только бы Нами не заметила, отберет ведь и опять по голове настучит... ну, давай, еще самую малость и удастся дотянуться...
Он закусывает губу и встает на цыпочки, опасно нависая над столом.
Часы натужно скрипят, упираясь стрелками в невидимую преграду. Двигать время - тяжелая работа, особенно когда его так сильно хотят удержать. Но они очень стараются.
А потом оглушительно щелкают, выстраивают все три стрелки в одну линию и бьют полночь.
Усопп делает шаг назад, с трудом отлепляя от стекла примерзший нос.
Нами открывает глаза и выпрямляет затекшие ноги, сбрасывая плед с плеч.
Зоро просыпается, получив ощутимый удар по макушке рукоятью упавшей катаны.
Чоппер выдыхает и принимается с удвоенной энергией скрести шваброй по полу.
Санджи вздрагивает и торопливо выкручивает огонь под уже готовым закипеть глинтвейном.
Френки прижимает ладонью звякнувшие струны и тянется к бутылке с колой.
Робин ставит пустую чашку на стол и начинает рассказывать новую историю.
Брук рыгает, вежливо извиняется и вновь поднимает скрипку.
Луффи подскальзывается на мокрых досках и с воплем падает лицом в салатницу, разбрызгивая вокруг себя капли соуса.
Мерно тикают часы.
Про Брука и Робин нет, я знаю, но ступор есть ступор, а от их лица мне писать вообще сложно.
@темы: графомань
-
-
01.01.2010 в 21:34Идея с застывающим, а потом с просыпающимся временем удивительна. Параллель время-мугиварцы - тоже. А ещё, вот знаешь, вроде каждый персонаж сам по себе, каждый персонаж останавливает время самостоятельно, но с другой стороны, как их пути пересекаются, как их слова переплетаются, так и время в конечном итоге останавливается и просыпается их общими усилиями.
Шелль, фик получился удивительно эмоциональным. Его именно что на уровне ощущений воспринимать надо. Под музыку эту твою желательно. Потому и адекватного комментария я тебе написать не смогу. Потому что одни ощущения, которые ужасно трудно описать.
А ещё меня очень удивили и порадовали сравнения. Ну вообще сама канва... О чёрт, не могу даже сформулировать! Ну вот яркий пример: "Секунды утекают у него из-под пальцев перламутровыми жемчужинами нот. Френки касается струн снова и снова, подхватывая тускло сияющие шарики, нанизывая их на невидимые нити, сплетая в единое ожерелье мелодии. Остается только защелкнуть замочек - и сладкое мгновение завершится, осыпется серебристым пеплом, уступая место следующему - где песня уже будет завершена.". Это ж надо так придумать и так написать! *_*
Фик трогает, за душу практически цепляется. Так что ты на него и на себя не греши ~_^.
-
-
01.01.2010 в 22:12Ты мой почетный комментатор, однозначно
-
-
04.01.2010 в 12:55*нацепила себе на грудь медаль "почётный комментатор Шелль", встала в позу Ленина, показывая рукой в светлое будущее Шелль, и гордится*