Занзас/Тсуна
Амстердам. За боссом Вонголы и Варии идёт погоня, и они, плохо ориентируясь в городе, пытаются скрыться в здании, оказавшимся одним из самых злачных мест города.
Амстердам. За боссом Вонголы и Варии идёт погоня, и они, плохо ориентируясь в городе, пытаются скрыться в здании, оказавшимся одним из самых злачных мест города.
............. la tua pace
......... che parlar ti piace
... mentreche il vento, fa, si tace.»
Когда погибает первый из людей Йемитсу, Тсуна жалеет, что так и не удосужился запомнить его имя.
Когда погибают второй, третий и четвертый – одновременно, Тсуна еще успевает пожалеть, что это не он сейчас на их месте.
Тсуне безумно стыдно, что это не он хрипит и булькает простреленным горлом, не он корчится, и не он заваливается на спину – медленно-медленно, как в кино.
– В машину, Босс! – и Тсуна не сразу понимает, что это ему орут.
Щуплая блондиночка, как же ее, что-то такое овощное, метким, неожиданно сильным пинком заталкивает Тсуну в ощерившийся распахнутыми дверцами фиат. Тсуна больно-пребольно, аккурат электрической косточкой, ударяется о ручку, ойкает и шипит.
– В порядке, Десятый? – спрашивает водитель. Очередной безымянный герой – черный костюм, черные очки, поди их различи. Хоть бы галстуки носили разноцветные.
Тсуне безумно стыдно.
Тсуна бездумно кивает.
Пятый, а может уже и шестой, Тсуна сбился со счету, труп съезжает по боковому стеклу, оставляя длинные бурые разводы в каком-то дюйме от Тсуниного носа.
Хищно ревет мотор.
За какую-то долю секунды до того, как заднее стекло разлетится на сотню маленьких стеклышек, водитель кричит Тсуне:
– Ложись!
И Тсуна покорно распластывается на заднем сидении. Вцепляется в скользкую кожу вспотевшими ладонями, и клянется себе, клянется, что будет очень хорошим мальчиком и даже постарается быть хорошим боссом, пусть только все скорее закончится.
Машина виляет, сбивается с плавного, быстрого хода, и Тсуна ударяется о дверцу локтем, снова тем же самым местом.
Снова ойкает, снова шипит, да только некому больше спрашивать, в порядке ли он. В бритом затылке водителя темнеет сочащейся кровью аккуратная дыра.
Тсуна еще успевает подумать, что, наверное, его обещания быть хорошим мальчиком оказались недостаточно вескими.
Удар. Отвратительный скрежет металла о металл.
Тсуна мечется по скользкому сидению, проклиная снобов с их страстью к натуральной коже.
– Недомерок! Я кому говорю, сюда!
Этот голос Тсуна не хочет узнавать.
Тсуна не хочет узнавать, Тсуна не хочет видеть в таранящей его бедный фиат мазеррати перекошенное от злости, сплошь в темных, как у далматинца, пятнах лицо.
– Дай-ка я, Босс, – ор перекрывает шум моторов, скрежет, визг и даже набатом колотящийся где-то в горле пульс Тсуны. – Савада, уебок ты глухой, сюда! Прыгай!!!
Тсуна смотрит на распахнутую дверь мчащейся совсем рядом машины, смотрит на протягивающего ему руку Занзаса, и думает, что это его застрелили, и это он сейчас попал в ад.
Огромная мазератти кажется Тсуне потеснее иного гроба. Как не старается Тсуна, но перестать задевать Занзаса коленом ему не удается.
Тсуна не знает, куда деть руки.
Узкие улочки, пряничные домики, карамельные крыши, бутылочно-зеленые каналы сливаются в одну безумную круговерть. Тсуна думает, что этот ненормальный Сквало наверняка спутал мазератти с самолетом.
Наконец Тсуна решается открыть рот:
– П-почему они там…
Сидящий на переднем сидении человек оборачивается, и Тсуна с изумлением узнает в нем самого себя.
Тсуна ойкает.
Человек с его лицом говорит вкрадчивым, тихим голосом Мармона:
– Что тебя так удивило, Савада? Сегодня мы со Сквало – а он у нас любит самоубийственные задания – работает пушечным мясом.
Тсуна снова ойкает. Подумав, сбивчиво, запальчиво добавляет:
– Но почему там… они же стреляли!
Занзас хмыкает, и Тсуна невольно дергается, сильнее впиваясь коленом в его бедро.
Этот ненормальный Сквало выворачивает руль, закладывая немыслимый вираж, и с интересом спрашивает:
– Как думаете, что они ему набрехали?
Тсунин двойник, в котором Тсуна упорно не желает признавать Мармона, говорит:
– Ставлю на очередные переговоры.
– Ставлю на атаку марсиан, – хохочет Сквало.
И Тсуна чувствует себя почти как в школе – все, кроме него, в курсе шутки. Только с тем исключением, что одноклассники его не шутят обычно о покойниках.
Тсуна говорит почти сердито:
– Слушайте, да что происходит? Меня привезли познакомить с какой-то голландской семьей, забыл, как же их, которая хотела войти в альянс, а тут такое…
Сквало хохочет так заливисто, что столкновения с каким-то ошалевшими велосипедистами они избегают просто чудом.
Мармон говорит:
– Если коротко, то все мы здесь, чтобы спровоцировать и убрать семью Рёйсдал в полном составе. Вонгола провоцирует, Вария убирает, как обычно.
– Но з-зачем?
– И давно ты стал заикаться? – Занзас впервые за все это время открывает рот, и Тсуна дергается, и Тсуне немедленно хочется провалиться сквозь землю.
Машина плавно подлетает и самую малость замедляется. Только через пару минут Тсуне удается смекнуть, что это они перескочили через канал.
Мармон говорит:
– Наркотрафик.
– Чего?
Мармон страдальчески вздыхает:
– Чему тебя только Реборн учит? Танцам? Бейрут-Амстердам, золотая героиновая жила Вонголы. А семейство Рёйсдал отчего-то решило, что Вонгола не заметит, как недосчитается пары-другой терминалов в порту.
– Ты приманка, Савада, уяснил? – с какой-то противоестественной радостью резюмирует Сквало.
– Морковка для ослов, – коротко бросает Занзас, и Тсуна снова дергается. Ей богу, уже инстинктивно.
Сквало скалится:
– Фанфары, Босс только что нарек нас ослами!
Занзас отвешивает ему подзатыльник, и Тсуна с удивлением замечает, что движение выходит в равной степени и хозяйским, и каким-то дружеским.
А потом Тсуна пытается осмыслить все сказанное Мармоном, но никак не выходит. Приманка? Наркотрафик? Как все это связанно с той Вонголой, которую Тсуна знает, и Боссом которой Тсуна уже почти хочет стать?
Сквало говорит:
– Сейчас.
Мармон говорит:
– Вы забыли, что создать из ничего иллюзию чего-то легко, но создать иллюзию ничего из чего-то невозможно?
Занзас говорит:
– Тебе за это «невозможно» и платят.
Сквало повторяет:
– Сейчас.
Дальнейшее Тсуна отказывается понимать.
Почему-то Занзас хватает его за шкирку, почему-то мир стремительно опрокидывается, вертится, сплошь обращается в острые углы.
– Да что ты разлегся, недомерок!
Тсуна что-то протестующе пищит, жесткая ладонь тут же накрывает ему рот.
Тсуна приходит в себя только в каком-то полутемном помещении. Тсуна отчаянно мычит, слюнявя Занзасу ладонь, но связное и грозное «Пусти» ему так и не удается.
Занзас легко, почти без усилий встряхивает его.
– Уймись.
Тсуна мычит.
– Уймись, и пущу.
Тсуна мычит.
Наконец Занзас отталкивает его, брезгливо утирает ладонь платком. Тсуна заворожено пялится на вышитую монограмму, вспоминая, как всего пару часов назад умолял Реборна разрешить ему сочетать кеды с костюмом.
– Ты вроде как не ударялся головой при падении, или это у тебя врожденное?
Тсуна смаргивает.
Тсуна говорит:
– Не, я… я… а где…а…
– Первое правило бегства – замри.
– Чего?
– Понимай, как хочешь.
Тсуна оглядывается. Полки, какие-то странные предметы, полумрак, высокие, крохотные оконца. Тсуне здесь уже не нравится.
– Ну мразь патлатая, ну шутник хренов!
Тсуна оборачивается.
Занзас подкидывает на ладони какой-то продолговатый, ярко-розовый предмет, напоминающий бейсбольную биту Ямамото.
Тсуна не успевает разглядеть, что это, но зато успевает увидеть, как оконце приоткрывается, как сперва показывается голова, потом плечи, потом…
– Там-там-там! – вопит Тсуна.
Занзас мгновенно разворачивается на каблуках. Взлетает и впивается в шею человека тот самый продолговатый предмет.
– Второе правило бегства – соблюдай тишину.
Занзас аккуратно затаскивает сипящего человека внутрь помещения.
Наконец Тсуна понимает, что произошло:
– Да ты ему трахею перебил фалоимитатором!
– Ну да. Вот так печаль.
Человек затихает.
– А теперь придется бежать.
Тсуна добросовестно старается не смотреть по сторонам. Комнаты-кровати-комнаты, все сплошь алое.
А потом взгляд Тсуны натыкается на какое-то многорукое и многоногое пыхтящее чудовище. Тсуна не сразу различает мужчину... и еще одного мужчину.
Тсуна вглядывается и вглядывается в чудовище, со всем болезненным любопытством и со всей неловкостью пятнадцатилетнего девственника.
– Взрыв гормонов или чисто практический интерес?
Тсуна не знает даже, что ответить.
– Пошел!
И Тсуна идет, Тсуна несется, и сбивает кого-то с ног, мелькают в воздухе сетчатые чулки.
– В окно!
Только сейчас Тсуна понимает, что Занзас пытается собственным телом смягчить ему удар.
С чего бы, с чего бы, вот что не дает Тсуне покоя.
Отдышавшись, Тсуна осторожно садиться на постель, и тут же соскальзывает с шелковой простыни.
Тсуне до сих пор не верится, что они оторвались. Что он не умер от стыда, что его даже не стошнило, и что Занзас его до сих пор не прикончил сам.
– Занзас? – неуверенно начинает Тсуна.
Занзас его не слушает и не слышит.
– Ты что, действительно это читаешь? – Тсуна с неподдельным ужасом указывает на глянцевую обложку со счастливой обладательницей эдак пятого размера и стеклянных глаз.
– Там кроссворд на предпоследней странице. Это все, что ты хотел спросить?
– А как насчет того, что происходит? – набравшись смелости, выдыхает Тсуна.
– Босс Вонголы и Босс Варии прячутся в борделе, если ты до сих пор не заметил.
Тсуна смотрит в пол, смотрит на сияющие носки своих неудобных туфель, но никаких подсказок там не находит.
– А…
– А когда моя Вария разберется с мясорубкой, мне можно будет перестать с тобой нянчиться.
– А..
– А если ты думаешь, что мне не хочется сделать с тобой все то, что они сейчас делают с семейством Рёйсдал, и, желательно, не один раз, то ты еще больший дурак, чем кажешься.
И Тсуна понимает, что за год знакомства это самая длинная фраза, адресованная ему Занзасом.
И Тсуна понимает еще кое-что.
– Тимотео… это что-то вроде испытания?
Занзас швыряет в него журналом, грудастая красотка оказывается прямо у Тсуны на носу.
– Бинго. А теперь заткнись. Кроссворд на триста семнадцатой странице.
Тсуна медленно, на дрожащих ногах плетется за Занзасом и Сквало. Темнеет, с каждым шагом все сильнее, и женщины в залитых алым светом витринах кажутся почти красивыми.
Такими темпами ему, чего доброго, и Занзас со Сквало скоро покажутся красивыми.
– Шевелись, недомерок, – беззлобно окликает его Сквало. Сыт и доволен, точно налакавшаяся крови акула.
– Хотя нет, лучше замри.
– Чего?
– Счастливо оставаться, Савада, – говорит Занзас, и Тсуне кажется, что никогда еще его фамилия не звучала так оскорбительно.
Тсуна растерянно смотрит, как они поднимаются на крыльцо ближайшего публичного дома, смотрит, как призывно извивается в окне выглядящее пластмассовым тело.
– Прости, что не предлагаем составить нам компанию, – говорит Сквало.
Тсуна выпаливает, обращаясь к закрывшейся за ними двери:
– А мне… а мне что теперь делать?
Пластмассовое тело машет Тсуне в ответ, и улыбается своей пластмассовой яркой улыбкой.
Хочется заглянуть в жизнь этой Варии изнутри, не глазами Цуны, а как инсайдер.
респект и уважуха автору
автор, а можно признания в умыл?
реборн ну как всегда и мафия внезапно мафия.
Тсуна - ня
а пейринг тут все равно XS©
P.S. Гость с двумя «н», ваши догадки, увы, неверны.
Не навсегда ведь?)
Не откроетесь ли в умыл, мм?
А еще хотелось бы высказать комплимент насчет уместности эпиграфов.)) Никогда особо не любила "Улисса", но сюда здорово подошло.
А Вария! Какая великолепная Вария!