"Если у Первого Маршала нет голоса, он снимает штаны!" (с)
Совместные развлечения Рокэ и Леворукого, который подталкивает Рокэ к групповушке и разным извращениям. Чем больше кинков автор впихнет в текст, тем более благодарен будет заказчик. И пожалуйста, никакого обоснуя!!!
Завтра! Завтра они выступают! Ричард, не в силах успокоиться, расхаживал по своей спальне. Вещи были собраны и перепроверены десять раз, письма написаны, Дикон уже даже разделся и приготовился ко сну, но — не лежалось категорически.
Скрипнула, приотворяясь, дверь, и ворвавшийся сквозняк плеснул Окделлу в лицо обрывком песни, звонкого гитарного перебора. Ричард сделал над собой усилие себя и сел на кровать, а затем и улегся. Матрас и подушка казались каменными. Ничего! Надо привыкать. Уже завтра они отправятся на войну, и уж там-то точно не будет мягких перин!
Гитарный перебор не смолкал. Ричард перевернулся на бок и посмотрел на шкатулку с письмами. Как ему хотелось бы написать Катари!.. Непрошенным воспоминанием мелькнуло перед глазами и пропало яркое оранжевое платье. Марианна...
Рокэ пьет в ночь перед войной. Ричард Окделл ворочается в постели и думает о женщинах. Дикон не выдержал и снова сел. Интересно, думает ли о ком-нибудь маршал? Ответ пришел сам собой — и обдал холодом.
Колиньяр, дуэль, Марианна, начавшаяся война — и вот Ричард уже практически забыл о том, что сказала ему Катари! Джастин Придд...
Почему-то вспомнился темный и жаркий будуар, ворох простыней, смятая алая роза. Ричард попытался представить себе стройного белокожего юношу, вместо Марианны разметавшегося на простынях, а над ним — эра Рокэ, и почему-то отчаянно покраснел.
Нет. Этого не может быть. Эру Рокэ нравятся женщины. Да и разве способен он на такую жестокость, как приписывают ему эр Август и Катари? Нет, все это абсолютно невозможно. Они ошибаются. Это подлог.
Гитара звенела, стонала в темноте. Дикон отчаянно сжал голову ладонями, потом встал, и не накинув поверх сорочки даже колета, выскользнул за дверь.
Из щели под дверью спальни Алвы пробивался свет, и здесь было хорошо слышно песню — эр Рокэ снова пел что-то переливчатое и страшное, и Ричарду на мгновение почудилось, будто он слышит в музыке грозный рокот далеких волн.
Скрипнули петли — замечтавшийся Дикон неосторожно навалился на дверь; музыка тут же смолкла. Чувствуя, как сердце уходит в пятки, Ричард отступил, но было поздно — дверь распахнулась.
— Окделл... — Рокэ досадливо поморщился. — Опять вы здесь.
— Я... Это случайность. Я иду спать.
Дикон развернулся и приготовился было припустить по коридору, но сильная рука схватила его за шиворот и втащила в комнату. От резкой перемены освещения Ричард растерянно заморгал.
Дикон, щурясь, оглянулся на голос; в кресле перед камином сидел какой-то незнакомый дворянин. Вьющиеся золотые волосы, бледная кожа, яркие изумрудные глаза...
— Леворукий!
Не думая, не чувствуя ничего кроме биения сердца где-то в пятках, Дикон метнулся к двери и с размаху впечатался в черную рубаху эра.
— Как невежливо, юноша, — укоризненно качая головой, протянул Алва и толкнул Ричарда обратно. Дикон вылетел на середину комнаты и нелепо взмахнул руками, пытаясь не упасть, но отбить задницу о каменный пол ему не дали. Чужие руки сжались на плечах, и Ричард с ужасом почувствовал, что прижимается спиной к чьей-то очень горячей груди. В этот момент он как нельзя более ясно ощутил, что на нем одна лишь тонкая батистовая рубаха, да и та заканчивается изрядно выше колен.
— Мы простим юноше эту маленькую досадную оплошность, — мурлыкнули над ухом, и Ричард затрясся — чужое дыхание опалило шею, и по всему телу встали дыбом волосы.
Эр Рокэ, не глядя на Дикона, прошел к своему креслу и снова подобрал гитару. Пальцы, будто не зная, что сыграть, лениво прошлись по струнам и замерли. Маршал, не убирая гитары, потянулся за своим бокалом, и Ричард понял, что Алва изрядно пьян.
— Ты неподобающе проводишь время, Росио, — насмешливо сказали за спиной. В ночь перед войной предпочитаешь вино и гитару, и это при наличии сотен тоскующих по тебе олларских женщин... и одного юного, но пылкого оруженосца.
Ричард побледнел.
— Сударь! Это оскорбление! — хотел вскричать он, но язык отчего-то не повиновался. Зеленоглазый незнакомец хмыкнул, будто услышав, и развернул Дикона к себе. Ричард почувствовал, что цепенеет. Внимательный и острый взгляд прошелся по его лицу, по белеющей в широком вороте рубахи груди, по животу и вниз...
— Росио...
— Уволь. Я вовсе не горю желанием обзаводиться еще одним Приддом.
— Что... — от неожиданности Ричард рванулся вперед, и руки на его плечах разжались. — Эр Рокэ... так это правда? Про... Джастина?
— И что, если так? — равнодушно сказал Алва, отставляя гитару и наливая себе еще вина.
— Вы... Как вы могли! — в запальчивости Дикон шагнул к креслу и тут же отшатнулся — непостижимым образом Алва в мгновение ока оказался на ногах, и Дик очутился с ним лицом к лицу. Точнее, лицом к распахнутому вороту — Рокэ был существенно выше. Ричард отпрянул, но Алва поймал его за рубашку. Затрещала ткань.
— Значит, сама мысль о моей связи с мужчиной вас не смущает? Только моя гипотетическая жестокость? Любопытно...
Ричард дернулся, но эр не отпустил, для верности перехватывая Дика за загривок. Тонкие пальцы зарылись в волосы, болезненно стягивая пряди, и Дикон невольно откинул голову, сквозь выступившиеся слезы вглядываясь маршалу в лицо.
Рокэ был очень пьян — в этом не было никаких сомнений. Однако спустя секунду Ричард заметил в глазах эра очень внимательный и очень трезвый блеск. И вот тогда он испугался по-настоящему. Не надо было говорить про Джастина!.. Надо было молчать!..
— Может быть, вы хотите узнать, как все было? — в голосе Первого Маршала таилась едкая улыбка, но его глаза не смеялись. Ричард с ужасом смотрел в это холодное лицо и молчал — в голове не осталось ни единой единой мысли.
— Росио, не мучай мальчика. Конечно, он хочет, — донесся откуда-то сбоку насмешливый голос. Дикон скосил глаза и обнаружил, что зеленоглазый незнакомец развалился на постели и помахивает над собой полупустой бутылкой.
— Ну что ж... — Алва наконец улыбнулся, и от этой улыбки Дикон непроизвольно зажмурился. Невовремя — рука, все еще удерживающая его за грудки, разжалась, и от неожиданности Ричард полетел спиной назад, но удара не случилось — вместо каменных плит под Диконом оказалась кровать, и он неуклюже плюхнулся на мягкие покрывала. Какая-то неведомая сила тут же вздернула его руки за спину и накрепко оплела их тонким холодным шнурком.
— Так-то лучше, — удовлетворенно сказал Леворукий. Теперь у Дикона не было никаких сомнений, что это именно он. Алва тем временем сходил к камину и снова вернулся, держа в руке бутылку и бокалы. Поставив один из них на пол, он присел на кровать рядом с Диконом и принялся наливать вино.
— Однажды вечером, вскоре после того, как я взял Придда в оруженосцы, я засиделся в своем кабинете. В тот вечер мне хотелось петь, — он отсалютовал Ричарду бокалом и сделал глоток. — Юный же Придд, обуреваемый бессоницей, притащился ко мне под дверь, и я решил его впустить. Пить вдвоем всегда веселее, чем в одиночку, правда?
Алва пронзительно посмотрел на Дикона и поднес к его губам бокал. Ричард помотал головой, и Рокэ равнодушно пожал плечами и отпил сам.
Ричард в панике помотал головой. Говорить он не мог — ощущения были такие, будто он стоит на краю ужасной, чернильной пропасти, и из-под его ног уже пять минут как срываются вниз камни.
— Может быть, вы считаете унизительным пить у меня рук? Ну так я решу этот вопрос. — С этими словами Рокэ сделал глоток вина и прижался к губам Дикона.
От неожиданности Ричард отпрянул, но Рокэ тут же ухватил его за загривок, надежно фиксируя голову. В панике Дикон раскрыл рот, горячие и неожиданно мягкие губы Первого Маршала мазнули по его губам, и Ричард почувствовал терпкий и сладкий вкус вина. Судорожный непроизвольный глоток — и Ричард подавился, зашелся кашлем. Где-то за спиной мелодично рассмеялся Повелитель Кошек.
— Джастина Придда убили, герцог Окделл. Его же собственная родня. — Что это в глазах эра? Неужели... боль? Первый Маршал встал и отошел к камину, и Ричард вдруг почувствовал себя очень неловко.
— Эр Рокэ... Я...
— Мальчишка... — с нежностью в голосе протянул позади Леворукий, и Ричард вдруг почувствовал горячую ладонь в своих волосах. Тонкие пальцы неожиданно ласковым движением взъерошили волосы и пропали. — Росио, я вас оставляю. И постарайся не игнорировать мой совет. Это пригодится... вам обоим.
Захолонул по полу сквозняк, и Ричард вдруг почувствовал, что его руки свободны.
— Эр Рокэ... Простите.
Алва не поворачивался. Дикон в растерянности прикоснулся к своим губам — мягко... нежно... Совсем как у... Тут он понял, что все еще сидит на кровати и поспешно вскочил, опуская ладонь. Неведомо когда обернувшийся Алва проследил за ней взглядом.
— Я... Я, пожалуй, пойду...
— Стоять. — холодный голос словно парализовал волю. Алва, как-то по-кошачьи улыбаясь, приблизился к Дикону и навис над ним. Сердце Ричарда заколотилось как сумасшедшее. Если эр сейчас повторит свою выходку, он... он... он просто не знает, что сделает!
Близость Первого Маршала ощущалась как ужасный, неправильный, обжигающий и очень нервирующий жар. Дику очень хотелось сделать шаг назад — и одновременно остаться на месте.
— Джастину Придду было шестнадцать... Совсем как вам. — герцог Алва улыбался, хищно и горячо. — Мне же уже, увы, не двадцать семь. Однако порою... я все еще невыдержан, как Леворукий.
Автор таки подумал и решил, что негоже оставлять заявку в таком виде. Так что сейчас будет вторая глава. Точнее, еее начало.
Мальчишка откровенно трясся. Алва сам не знал, что дернуло его поить Ричарда способом, уместным разве что в будуарах у дам. Может быть, ослиное окделловское упрямство вкупе с сильнейшей, но неосознаваемой тягой? Глупые, глупые мотыльки, вы вечно рветесь в огонь; в войну, в дуэль, в оруженосцы к Первому Маршалу, и все всегда заканчивается одинаково: на вас одна сорочка, и вы стоите под дверью.
Злость, а может, выпитое вино, раскачивали комнату, бросали куски пространства в глаза: вот закушенная губа Окделла, вот — распустившиеся завязки на вороте его рубахи, вот — лихорадочно пылающая щека. Светлая, еще не знающая бритвы кожа... Рокэ захотелось ударить мальчишку. Ударить так сильно, чтобы он отлетел к стене, и из его разбитой губы заструилась бы кровь. Алые капли на белой рубахе, первое маленькое поражение для ничего не понимающего юнца...
Окделл, кажется, наконец заметил что-то в глазах Первого Маршала. Сейчас сбежит, подумал Рокэ. И слава богам. Такого урока будет достаточно. Идиот больше никогда не притащится под его дверь.
Ричард прерывисто вздохнул — и закрыл глаза.
Полная позорная капитуляция.
Все как всегда.
Ричард сам не знал, почему все еще стоит перед Алвой. Все — собственный ужас, холод каменного пола, Закатное Пламя в глазах эра — все подсказывало: надо бежать. Бежать сломя голову, хлопуть дверью и с разбегу запрыгнуть под одеяло. Завтра будет утро, армия выступит, все забудется как дурной сон.
Ричард стоял.
Это было... Как в будуаре у Марианны, только в тысячу раз нервознее, в тысячу раз страшнее. Не то чтобы Ричард был уверен, что Алва ему ничего не сделает. Но... Уйти сейчас — значило бы проиграть. Чему проиграть, кому?.. Дик не знал и не понимал. Просто чувствовал — сейчас решается что-то важное, и отступать нельзя. Да разве Скалы хоть когда-нибудь отступали?!
Пауза затягивалась. Алва по-прежнему стоял почти вплотную к Ричарду, и его пугающий взгляд скользил по лицу Дикона внимательно и странно. Ричард не выдержал.
— Эр Рокэ...
Будто бы треснуло и заструилось изо всех щелей застывшее время. В глазах Рокэ полыхнул огонь, а потом огнем полыхнула диконова шея — Алва, не церемонясь, схватил его за горло и повалил на кровать.
Горячее мощное тело распласталось сверху; одной рукой Маршал опирался на простыни, нависая над Диконом, другой все еще сжимал его шею. Несильно, но чувствительно. Ричард почувствовал, как лихорадочно вздымается грудь и начинают неметь щеки. В паху медленно, но верно разгорался предательский жар.
— Щ-щенок... — в любое другое время это слово оскорбило бы его, но сейчас Ричард поплыл в синих волнах беспомощности и страха: глаза Рокэ светились каким-то нечеловеческим, звериным выражением, и в сочетании с абсолютно спокойным холодным лицом это было по-настоящему страшно.
Сладкое ощущение падения затопило Ричарда с головой. Расслабиться, покориться чужой силе, наконец сбросить с себя непомерную тяжесть долга перед матерью, Людьми Чести, Скалами... От внезапно накатившего невероятного облегчения Дикон всхлипнул. Он... никому ничего не должен. Все, что он может — это лежать под свои эром и ждать... чего? Удара? Поцелуя? Клинка?
Пальцы Рокэ разжались, эр отстранился, и Дикон утонул в глубоком, ни с чем не сравнимом разочаровании.
Автор,вы же напишете продолжение?
Рокэ переместился на край постели и на секунду прикрыл глаза.
— Окделл, вставайте.
Мальчишка моргнул, и его взгляд стал немного более осмысленным.
— Отправляйтесь к себе. Мы выступаем в шесть, на сон вам осталось ровно четыре часа.
Окделл сел. На его лице была написана такая растерянность, что Алва даже на секунду его пожалел. Но как только щенок попытался открыть рот, Рокэ оборвал его самым бесцеремонным образом. Сгреб за грудки, подтянул близко-близко к лицу и прошипел:
— Хотите что-то сказать, герцог Окделл? Ну так не тяните. Какие еще мои постельные похождения вас интересуют?
Рот Ричарда закрылся сам собой, в уголках глаз выступили злые слезы. Он яростно дернулся, выкручиваясь из захвата, вскочил с постели и вылетел в коридор. Дверь захлопнулась с грохотом, и Рокэ, выплюнув замысловатое кэнналийское ругательство, запустил в нее бутылкой.
Это было унизительно. Так унизительно и обидно, что Дикон стиснул зубы и сдавленно застонал. Как эр Рокэ мог... мог — что? Голова у Дика шла кругом: с одной стороны маршал не сделал ему ничего. С другой стороны, он ему ничего не сделал!
Это ужасающее противоречие заставляло Ричарда скрипеть зубами. Рокэ Алва. Убийца отца. Мерзавец и чудовище. Лежать под ним было так сладко... Дикон снова будто наяву ощутил горячую тяжесть чужого тела, пьянящий терпкий аромат, пряди волос, упавшие на лицо... Железный захват тонких пальцев на горле.
Дикон отчаянно зажмурился и едва слышно застонал. Это было хорошо! Леворукий и все его кошки...
Леворукий! Вышедший из себя Первый Маршал совершенно затмил в сознании Дикона явление демона. Дик вяло подумал, что должен бы испугаться, но не нашел в себе ничего, кроме пустоты. Слишком много всего... для одного вечера...
Дикон глубоко и прерывисто вздохнул, и сам не заметил, как провалился в сон.
А.
Злость плескалась внутри холодным северным морем. С каким удовольствием он ввязался бы сейчас в драку! Или хотя бы влез к кому-нибудь в окно.
Увы, идти к Марианне было поздно до полного неприличия.
— Росио.
Алва не обернулся на голос. Он и так знал, кто сейчас легко вышагивает рядом.
— Зря ты, — как-то разочарованно сказали за плечом. Рокэ упрямо стиснул зубы.
— Ты нужен мальчику, — задумчиво и как-то печально протянул Леворукий. — И у тебя был шанс... все изменить.
От отчетливой безысходности, прозвучавшей в голосе Повелителя Кошек, Рокэ вздрогнул, но затем снова вздернул подбородок. Леворукий... Приходит перед каждой войной, смотрит, пьет. Будто чего-то ждет от него. И не дожидается.
— Куда ты идешь? — и снова — ехидно-веселый голос.
— Проверю, как там готовятся Савиньяки.
— Эмиль... — в голосе Лекорукого слышалась понимающая улыбка. — Что ж, неплохой выбор.
— Еще минута, и я вызову тебя на дуэль, — честно предупредил Рокэ.
Леворукий примирительно улыбнулся.
Савиньяк, конечно, еще не ложился. И даже если он и был удивлен визитом Первого Маршала, то ничем этого не выказал.
— Вина?
Рокэ, стоя у камина, смотрел, как Эмиль склоняется над столом, звеня бутылками и бокалами, как отблески огня и темные тени переливаются в складках его просторной рубашки, сверкают в золотистых прядях вьющихся волос.
— Странно, что ты не пошел к женщинам, — рассеянно произнес Алва, принимая из рук Савиньяка бокал.
— Мне нужно было отдать кучу распоряжений, — словно извиняясь, пожал плечами генерал.
Холодная волна взметнулась — и Рокэ не дал ей опасть. Зазвенело, разлетаясь осколками, стекло.
У Савиньяка были тонкие запястья; Рокэ удобно перехватил их одной рукой, прижимая Эмиля к стене.
— Рокэ! Что ты... — договорить Савиньяку он не дал, с яростью впиваясь в его полуоткрытые губы. Эмиль, кажется, перестал дышать, широко распахнутыми глазами глядя на Первого Маршала. Рокэ ответил ему шальным темным взглядом и рванул свободной рукой тонкий рубашечный батист.
Кожа генерала Савиньяка оказалась горячей и гладкой. Рокэ провел по груди Эмиля самыми кончиками пальцев, а потом еще раз — но уже ногтями. Эмиль тихо вскрикнул.
— Рокэ... Я предпочитаю женщин, — прошептал он, когда Алва наконец оторвался от его губ.
— Зато я... иногда... предпочитаю мужчин, — ответил Рокэ, криво ухмыляясь, и припал поцелуем-укусом к обнаженной шее.
а кого бы вы хотели?Ну нет, Алва бы никогда! Даже в такой бессмысленной незамутненной травище
А.
— Рокэ. Еще движение, и я тебя ударю.
Алва на секунду прижался лбом к плечу Савиньяка, и Эмиль скорее почувствовал, чем услышал его долгий прерывистый вздох. Затем его руки оказались свободны, а Рокэ отстранился и направился к камину.
Потирая ноющие запястья, Эмиль смотрел, как Алва бросается в кресло и наливает себе вина. В голове было пусто; почему-то так и не схлынувшее напряжение тоненько звенело в ушах, натягивалось в груди звонкой струной...
— Эмиль.
Савиньяк растерянно поднял глаза и буквально провалился в синий мертвый взгляд Алвы.
— Прости. Мне не следовало этого делать.
Эмиль неопределенно передернул плечами и тоже уселся. Алва налил вина, пододвинул к нему бокал и снова уставился в огонь. Пустота в голове постепенно заполнялась какими-то подозрительными шепотками. Отбрыкался он от Алвы совершенно правильно, это не подлежало сомнению. Он, Эмиль Савиньяк, любит женщин. Очень любит. И совершенно не любит мужчин. Да, совершенно...
Эмиль почувствовал, что падает в какую-то логическую дыру, и уцепиться ему совершенно не за что. Как можно быть уверенным, что не любишь мужчин, если никогда не пробовал? Потому что не хочешь? Но Савиньяку никогда и в голову не приходило, что можно хотеть мужчин. Но если допустить такую мысль...
Генерал Савиньяк посмотрел на Рокэ. Тот полулежал в кресле, откинувшись на мягкий подголовник, и глядел в огонь. В вырезе полурасстегнутого мундира, в кипенных кружевах рубашки виднелась его белая точеная шея; выше был острый упрямый подбородок, рот с едва заметно опущенными уголками тонких бескровных губ, породистый красиво вырезанный нос, полуприкрытые синие глаза и изогнутые черные брови. Узкое бледное лицо обрамляли тяжелые иссиня-черные пряди; вот изящная длиннопалая ладонь поднесла в губам бокал, Алва сделал глоток и едва заметно облизнулся. Эмиль почувствовал, что его лицо начинает гореть.
Нет, он, конечно, знал и раньше, что Первый Маршал нечеловечески красив. Но знать и осознавать — далеко не одно и то же!.. Болезненно заныл укус на шее. Эмиль сделал глубокий вдох, чувствуя, как все его тело наполняет сладкая дрожь предвкушения и страха — словно перед прыжком в ледяную воду.
Пальцы Алвы оказались неожиданно холодными. Эмиль осторожно высвободил из них бокал и поставил его обратно на столик. Рокэ, даже не подумав пошевелиться, с ленивым любопытством смотрел на Савиньяка снизу вверх.
Эмиль почувствовал, что тонет. Еще немного, и воздуха начнет не хватать, уже не хватает!.. К Леворукому! — подумал Савиньяк и дернул Алву к себе.
(tbc.)
Рокэ и не думал сопротивляться. Он, казалось, абсолютно расслабился; лежал и смотрел на Савиньяка из-под ресниц. На его губах блуждала мечтательная улыбка, и Эмиль мог бы поклясться — его обычно бледные щеки окрасил легкий, едва заметный румянец. Или это отблески огня?..
Первый Маршал Талига. Лежит. Под ним. От этой мысли Эмиля бросило в жар. Улыбка Рокэ стала еще чуть шире, а потом он прикрыл глаза — будто соглашаясь, будто позволяя...
Пуговицы были здесь лишними. Они мешали, и Эмиль просто разорвал рубаху Алвы и прижался ладонями к его горячей груди, неистово, ненасытно проходясь руками по белой гладкой коже. Рокэ был... изящным, если не сказать — худым, и Эмилю невозможно хотелось смять, присвоить и вылепить заново это чужое тонкое тело; больше не сдерживаясь, он зарычал, прижимая Алву к себе, лихорадочно бродя руками по его спине, по бедрам, по плечам, целуя, облизывая и кусая каждый попадавшийся на пути сантиметр кожи. И Рокэ хрипло смеялся, закрыв глаза, выгибаясь под жадными ладонями.
— Судя... по твоему пылу... — прерывисто, жаркими выдохами, — ты принял меня за одну из столь обожаемых тобою дам?
Эмиль вспыхнул, рванулся и заткнул этот смущающий рот; прикусил зубами губу, рванул, словно зверь —брызнула горячая соленая кровь, и он совершенно потерял голову, впиваясь в непокорные губы, слизывая алую влагу, едва слышно рыча.
Рокэ смеялся — беззвучно, неслышно, и это сводило с ума. Не думая, лишь подчиняясь слепым инстинктам, Эмиль просунул руку между их телами и не церемонясь сжал сквозь штаны чужой напряженный член; Алва зашипел сквозь зубы, откидывая голову, его шальной взгляд бродил по комнате, не останавливаясь ни на чем.
— Ро... кэ... Я тебя... ненавижу...
Эмилю было страшно; возможно, именно поэтому он был так груб. Повинуясь его напору, Рокэ перекатился на живот, и Эмиль запустил пальцы ему в волосы, наматывая пряди на кулак; другая его рука сдирала с Алвы штаны.
— Эмиль!.. — Ворон давился стонами и смехом. — Я правда не женщина... чтобы так... бесцеремонничать. Возьми у меня в кармане... флакон...
Притертая пробка отлетела в сторону; густое масло пролилось, плотными ручейками скатываясь с ягодиц Первого маршала. Эмиль рванул на себе штаны, и провел скользкой рукой по члену, а затем прижался к Рокэ всем телом, притягивая его к себе за бедра, скользя возбужденной плотью между ягодиц и внутрь, в горячую нежную тесноту. Рокэ коротко зашипел, приподнимаясь навстречу, и Эмиль зашелся в сладкой судороге; преодолевая мягкое сопротивление, двинулся вперед.
Комната качалась в неистовом прибое, хриплые вскрики Алвы мешались с долгими стонами Эмиля; красные волны наслаждения накатывали, застили глаза, двигалось длинными глубокими рывками чужое горячее тело, узкое, хрупкое, сладкое... Изо всех сил впиваясь пальцами в бедра Ворона, Эмиль в последний раз содрогнулся, изливаясь, и обрушился на Рокэ, вминая того в ковер.
Пролетела минута, а может, вечность. Алва едва заметно пошевелился, и Эмиль пришел в себя, поспешно откатываясь в сторону. Рокэ приподнялся и перевернулся на спину, с ухмылкой глядя на Эмиля, а затем быстрым движением поднялся, и его напряженный член оказался прямо перед лицом сидящего на коленях Савиньяка.
— Моя очередь, — со смешком произнес Ворон откуда-то сверху, и все еще слабо соображающий Эмиль почувствовал, как в его волосы впивается сильная рука и тянет; что-то горячее, нежное ткнулось Эмилю в губы, и он, не задумываясь, приоткрыл рот. Алва хрипло выдохнул, и, крепко удерживая голову Эмиля, двинул бедрами. Эмиль едва не подавился, но потом очнулся, плотнее стиснул губы, пустил в ход язык, и Алва зарычал где-то там наверху и ускорил движения.
Несколько рывков, короткий хриплый стон, и все было кончено; Алва отстранился, и Эмиль бездумно отер стекающую с губ влагу. Затем ему в руки ткнулся бокал.
— Пей.
Это был приказ, и Эмиль послушно выпил, не чувствуя вкуса. Слева кто-то рассмеялся; Савиньяк вздрогнул, перевел взгляд и обнаружил медленно и тщательно облачающегося Рокэ. Ворон закончил со туалетом и протянул Эмилю руку; тот, не думая, схватился за нее и в то же мгновение оказался на ногах.
— Спасибо. Ты мне очень помог, — улыбнулся Алва, на секунду притягивая Эмиля к себе и целуя в лоб. Савиньяк замер; ему вдруг захотелось, чтобы это мгновение тепла и покоя длилось вечно, но спустя несколько секунд, когда он наконец очнулся, рядом с ним оказалась одна только благоухающая ароматическим маслом пустота.
Рокэ шел обратно легко, будто танцуя, едва ли не насвистывая. Леворукий проводил его взглядом и усмехнулся.
Росио, сорвавшаяся, но никак не падающая звезда. Ты мог бы все изменить — одно лишь слово, одно прикосновение, один жест, позволить себе быть немного... менее мертвым?
Черная нить проклятия дрожала над Рокэ, уходила во тьму, и Леворукий снова мечтательно представил себе, как Первый маршал — впервые с детства — искренне, открыто кому-нибудь улыбнется, и обнимет, и притянет к себе, и она сгорит; сгорит без следа.
С мальчишкой не вышло, но Повелитель кошек знал — будут еще войны, и будет шанс, и кто-то высокий, смешливо-безликий, будет спускаться в подземелья вслед за призраком, чтобы...
— Росио... — улыбка на лице Леворукого была мимолетной и печальной. — Надеюсь, ты когда-нибудь позврослеешь.
Конец.
почитательпрелесть какая.
А за отрывок с Эмилем - аве Автору! Это было охренительно прекрасно!
А продолжение, продолжение будет?
Ну, вообще не планировалось
Sonnnegirl, да, я ОЧЕНЬ люблю Эмиля)))