не знаю, такое ли нц, какое вам было нужно, но вот: начало -Ну что, хён, шанхай перетанцовывать будем? – спросил маннэ у Дону, перекатываясь с пятки на носок, да артистично размахивая своими руками. Что не делало его менее похожим на пугало. - С мёнёлями своими перетанцовывай, вон как все пищали в тот раз, - бросил Дону, запихивая вывалившийся хлам обратно в рюкзак. Для всех всегда оставалось загадкой, как такой вроде бы организованный (в финансовом плане уж точно) Дону мог хранить столько неведомого барахла в своем рюкзаке. И ладно бы он ограничивался только рюкзаком, весь этот хлам был размазан по его комнате, а иногда и обнаруживался в комнатах других ребят. Вплоть до того, что все неопознанное в их общаге автоматически вешалось на совесть Дону. -Неееееет, хён, ты представь, мы с тобой, ну и пусть Мёнсу-хён, да в платьях, да в париках! это же будет трижды фурор, да все призы будут наши! - увлеченно щебетал Сончжон, стряхивая прядки волос со лба, все еще влажного от пота после тренировки. Остальные ребята уже успели убежать по своим делам-встречам-расписаниям, и только Дону, как вечно обделенный, и маннэ, у которого отменились занятия по вокалу, остались в репетиционном зале, да и пока не сильно торопились домой. Спать было рано, а делать дома было нечего. Новая общага, хоть и была просторнее и лучше, все же еще не была обжита, да и еще не разобранные коробки и пакеты не улучшали ситуацию с уютом. -Сам вспомни, каких из нас с тобой можно девушек сделать, да мы этих орандж карамель за пояс заткнем! – все продолжал, комкая слова, болтать Сончжон. Слишком он был болтливый сегодня, особенно на фоне последних недель, когда на его лице огромными неоновыми буквами было написано «усталость». Дону вроде бы и хотел его одернуть, да спросить «чувак, да что с тобой сегодня, блин!?», но было что-то кроме раздраженности на этого шумного ребенка. Да и не ребенка уже. Все вроде было как раньше, ну с год назад, дитя радуется, беснуется и бесится, но все было совсем по-другому. Дону смотрел на младшего и не мог понять, что это, и его немного бесило. Бесило немного больше, чем внезапная гиперактивность маннэ. Тем более по такому поводу. Дону считал, что исчерпал свой лимит терпения в отношении переодеваний, и смотрел на всю эту идею с еще большим скептицизмом, чем раньше. А маннэ все не унимался, порхал вокруг, как назойливая муха, пытаясь понять, как же они там все-таки двигают рукой, ногой, пока Дону просто наблюдал, сидя на лавке. Он так бы и сидел, то думая о своем, то теряясь в собственных размышлениях, если б маннэ не стал дергать его за руки, пытаясь заставить его встать, чтобы «показать, наконец, как там они двигают рукой вот здесь». Таким назойливым и мозолящим глаза, как Сончжон, не умел быть никто. Он мог елозить где-то на периферии зрения и бесить Дону всем своим существом. Дону постоянно хотелось одернуть младшего, треснуть, чтоб тот перестал дергаться, даже если маннэ просто слегка шевелил носком туфли в такт музыки, или кивал словам лидера. Но Дону умел сдерживать себя, и старался просто высмеять себя и эти свои порывы. Но тут, когда Сончжон не унимался и все продолжал дергать Дону за руки, тщетно пытаясь стащить его с комфортной лавки, Дону не сдержался и отряхнул свои руки, пытаясь выдернуть их из цепких холодных рук младшего парня. Да не рассчитав сил, оказался виной того, что маннэ хлопнулся мягким местом на пол со всех сил. И ладно он просто упал, так он еще и приземлился как раз промеж ног Дону, и от непосредственного столкновения спасли только руки-палки Сончжона, удачно схватившие Дону за бедро. Скорчив лицо и сощурив глаз, маннэ нашел опору и, привстав на колени, сказал «хён, в том, что у меня завтра будет жопа болеть, я буду обвинять тебя!». И замер на пару секунд, так и стоя на коленках между ног у Дону, рассматривая его, неосознанно вжавшегося спиной в стену позади. Маннэ скользнул рукой вверх по бедру Дону, чтобы только отнять от них свои большие ладони, и убрать длинными пальцами прядку волос с лица Дону, пытаясь заправить ее старшему за ухо, несмотря на то, что ей не хватало на это длины. «Нет правда, хён, тебе бы волосы вот так заправить, да глаза поярче подвести..», проговорил он, задумчиво приоткрыв рот, водя самыми кончиками пальцев у внешних уголков глаз старшего «… из тебя тааакаааааая девочка выйдет». Дону пробрало мурашками бешенства от того, каким пошлым тоном это было произнесено, да и то, какими словами, и в каком положении. Он резко встал с твердым намерением не то побить младшего, не то наорать на него наконец-то, но маннэ от резкого движения снова плюхнулся на пол, на то самое место, где, по всей видимости, у него уже намечался синяк. -Сам ты девочка, - буркнул Дону в ответ на болезненное шиканье Сончжона, распластавшегося на полу в позе русалочке; и пока он глядел на всю эту юношескую несуразность, злость вся выветрилась. -Ладно, прости... че, так больно? - спросил он, потирая шею левой рукой от внезапной неловкости, какой он не чувствовал с пред-дебюта, и протягивая другую маннэ, чтоб поднять его наконец-то с пола. -Шанхай, - ответил маннэ, хватаясь за руку Дону. -Что шанхай? – недоуменно спросил Дону. -Шанхай романс, танец. Иначе никогда тебя не прошу, – сказал маннэ, внезапно серьезным голосом, но увидев, как хён опять начинал потихоньку кипеть от злости, - и не отстану никогда! Ладно, ладно, спел про себя гимн капитуляции Дону, две минуты позора лучше бесконечного безобразия, в которое маннэ мог превратить жизнь любого своим нытьем. Безошибочно проинтерпретировав лицо хёна, закатившего глаза и безвольно выдохнувшего «первый и последний раз». Маннэ тут же втолкнул его в каморку, где в последнее время тоже стали храниться старые костюмы, да и неведомо чьи шмотки. Дону еще не успел сообразить, что происходит, как Сончжон уже проворно стащил с него майку, да натянул сверху невесть чье платье, или рубашку, или платье-рубашку, чем бы оно не оказалось в итоге, оставив задание застегивать пуговицу самому Дону, пока втискивался в узкое платье. Дону умудрился уже триста раз пожалеть о том, что согласился на этот бред, но еще не успел все пуговицы застегнуть, как молочная белая спина младшего предстала его глазам. Выполняя требование маннэ застегнуть ему платье и случайно коснувшись пальцами горячей спины, Дону понял, что у него сперло дыхание и видимо покраснело лицо до самых ушей. Слишком уж белой и гладкой спина оказалось. Какой-то не такой, какой он ее видел каждый день…
конец Маннэ вышел из каморки первым, внезапно привстав на носки, и повиливая бедрами в подражание женской походке, а мозги Дону уже немного закоротило. Его двуядерный процессор не успевал сопоставлять осознание этого ребенка и то, что глаза видели. Вроде маннэ, а не маннэ. Вроде и не девушка совсем, просто парень, подросток, втиснутый в приталенное платье, без парика и макияжа, но что-то тут было не то. Кнопка «опасность» в голове у Дону мерцала и горела, да видимо перегорела в тот момент, когда маннэ, увидев хёна в зеркале, развернулся на носках со взмахом плиссированной юбкой, почти обиженно потребовал: «штаны снимай!». А может она перегорела через пару секунд, когда маннэ (который был-таки без штанов), задрав юбку Дону, схватился за шнурки треников, борясь с узелком на них, щекотал дыханием шею Дону, стоящего как по стойке смирно. Пораженный Дону, не до конца въехавший во всю абсурдность ситуации, догадался только рассматривать подрагивающие ресницы маннэ и его прикушенную губу. Едва развязав узелок, Сончжон резко сдернул треники с Дону, присел в процессе стягивания их. Провозгласил «даааа, хён, ноги тебе все же придется брить», сидя на корточках перед Дону, прыгающем на одной ноге, чтобы скинуть уже штаны. А вскочив, взял ладонь хёна в одну руку, а другую положил ему на плечо. «Да ты сумасшедший, чувак», вымолвил Дону, когда маннэ потянул его, вовлекая в нечто, напоминающее вальс. «А если так?» спросил Сончжон, внезапно остановившись, схватил хёна за шею и прижался теплыми губами к губам, телом прильнул к телу старшего. Простояв так, совсем не шевелясь и дыша, несколько секунд, он отстранился и на ошеломленный взгляд Дону ответил «Хён, я же устал. Мне тяжело. А ты дурак. Ничего не видишь. Ничего не хочешь видеть. Боишься сам себе признаться. Но меня-то ты не обманешь. Я-то вижу. Я же смотрю на тебя». У Дону в этот момент не то, кончилось последнее терпение, не то, наконец-то дошло, что это все была тонкая провокация младшего. Он вроде и хотел разозлиться, а не мог, вроде и хотел обсмеять все как шутку, а не решился. Просто стоял и смотрел как в глазах у маннэ формируются слезы. А потом понял, что ему еще никто такого не говорил. И в такой ситуации, в платьях да носках, никогда не скажет. Что даже если люди смотрели, то они не видели. И он просто загреб маннэ в объятия, ткнулся ему в ухо носом, слегка задев губам скулу. «Сам ты дурак, Ли Сончжон», проговорил он тихо, прижимая младшего ближе, целуя его щеки, ища путь к губам. «А целуются вообще-то вот так», сказал он в губы младшего, перед тем, как поймать их своими. Он раздвинул их своим языком, наклонив голову в бок, чтобы глубже проникнуть в податливо раскрывшийся рот младшего, навстречу мягкому горячему языку. Он немного дразнил, немного играл, скользил языком по зубам. А маннэ задыхался от этого поцелуя, обжигался о пальцы Дону, скользящие по его шее. Дону и сам не заметил, как поцелуи стали жарче, а маннэ отвечал ему с большой требовательностью. Он стал впечатывать младшего парня в стену, целуя ему шею и ключицу, вдыхая запах его пота, не заметил даже, как младший закинул ногу ему на бедро. Он только понял, когда его рука, блуждающая под юбкой и нащупывающая теплую кожу бедра маннэ, скользнула чуть выше, под самую талию платья. Маннэ, прикусив губу, зашипел и резко отстранил бедра от прикосновения, мурашки от близости пробирали низ его живота, словно скручивали ему внутренности, и он сам не знал, что будет после. Он только смотрел на растрепанного и запыхавшегося от поцелуев Дону, на то как, в такт рваному дыханию слегка открывались его мягкие губы, только что принадлежавшие ему безраздельно. Ему казалось, что он видел как на лице Дону пробегали мысли о том, что же делать с возбуждением ребенка, что можно, а что нельзя. Он не смог ничего кроме просто притянуть хёна обратно в объятия, стонать старшему в рот, когда руки его нашли их путь к возбудившемуся члену Сончжона. Слегка посасывая язык младшего, он стал водить рукой по кругу, накрыв ладонью возбуждение подростка. Ноги еле держали Сончжона, и коленки совсем хотели отказать, когда старший, развернул маннэ спиной, и прижавшись пахом с бедрам маннэ, запустил руку ему под юбку. Ощущение эрекции Дону, упиравшейся ему меж ягодиц было немного непонятным, инородным и даже почти противным, но пальцы Дону, поглаживающие, сжимающие возбужденный член маннэ, отделенные от него только тканью белья, и губы, оставляющие легкие поцелуи на его плечах, уносили прочь все раздумья и колебания. И уже было поздно сказать, что это все была шутка, когда Дону, слегка прикусив кожу на лопаткой маннэ, запустил наконец-то руку под резинку трусов и обхватил его член своей ладонью. Он лишь слегка двигал ей навстречу движениям своих бедер, которые становились все резче и требовательнее. Сончжон мог только постанывать, что это его хён, что это рука его хёна на его члене, что это возбуждение его хёна настойчиво упирается в него, что другая рука его хёна сжимает его ягодицу, слегка надавливая, чтоб получить больше ощущений от ритмичного движения. Он еще не успел осознать холод на месте исчезнувшего прикосновения, когда Дону развернул его, и, опустившись на колени, забрался с головой под юбку маннэ, и обхватил головку члена младшего своими полными губами. Сончжон, закрыв глаза, подавался вперед в рот Дону, скользящего языком вокруг головки и удерживающего бедра маннэ от дальнейшего проникновения. Он щекотал языком уздечку, посасывал его, то слегка выпуская его с громким хлюпающим звуком, то вбирая его поглубже. Маннэ хотел видеть, как распухшие от поцелуев губы старшего скользят по его члену, но мог видеть в зеркале только как голова Дону ритмично двигается под его юбкой. Дону не очень то и знал, как это делают, но был уверен, что все же знает больше чем маннэ. Сончжон опустил руки на голову Дону и пытался проникнуть глубже старшему в рот, пока тот все более старательно втягивал плоть младшего в себя, водил языком с большей ритмичностью в такт судорожным дерганьям бедер. Сончжон уже перестал сдерживать себя, и стонал низким голосом, закатывая глаза, пока Дону обливался третьим потом под его юбкой и страдал от того, что пышный подклад больно тыкал в глаза. Но младший опьянял, оглушал гортанными стонами, и Дону было все равно, если подклад поцарапал ему лицо, сейчас его больше увлекало то, что находилось у него во рту. Ускоряя ритм, он слышал, как учащаются стоны Сончжона. Его кольнуло обидой, когда маннэ оттолкнул его, но шумно кончив на подъюбник, Сончжон сполз на пол, уткнувшись лицом шею Дону, пытался отдышаться. Дону просто целовал его висок и перебирал пальцами волосы, стараясь отогнать страх и прочие мысли. -Хёён, как нам быть?, - спросил наконец Сончжон, слегка охрипшим голосом и встретившись с Дону взглядом, полным тревоги о состоянии его стояния. - Я думаю мы справимся, - хохотнул Дону в ответ, притягивая хрупкие плечи в свои объятия и находя губами губы.
-
-
18.10.2011 в 11:55начало
-
-
18.10.2011 в 11:56-
-
18.10.2011 в 17:48читатель 1
-
-
18.10.2011 в 20:12читатель 2
-
-
18.10.2011 в 20:25автор