NAVIGARE NECESSE EST, VIVERE NON EST NECESSE][Я шел домой. И я попал домой.(с)]Должен же кто-то, ягодка, быть плохим
ядовитому гаду ну как-то так на свою ядовитость
www.diary.ru/~ingadar/p151687301.htm
www.diary.ru/~ingadar/p152808500.htm
www.diary.ru/~ingadar/p153213902.htm
www.diary.ru/~ingadar/p153377348.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163459107.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163516211.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163545343.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163614154.htm
www.diary.ru/~ingadar/p164256663.htm
www.diary.ru/~ingadar/p164336332.htm
www.diary.ru/~ingadar/p166672421.htm
www.diary.ru/~ingadar/p166731112.htm
а и ладно. а и не слышно
идем дале
я просил прощения - будет тяжелое. оно здесь.
Они успели выгрузиться в поселке, во временно выделенном помещении в консультационно-восстановительном центре. Для которых школа на Пустошах и готовила персонал, приготовила уже не один выпуск. Айди эс Фидалль, старшая помогающая, как раз из бывших учеников Льеанн, и встречает, ведет по лестнице туда, где можно разгрузиться, говорит о бытовых условиях… Проходят пустой гулкий зал с обзорными экранами, заходят в одну из комнат. Здесь. Лехта Льеанн положит неизменный вьюк, даже раскатает его немного
В пустом зале шаги отдаются гулко. И голос. Очень молодой, в форме – «первые полосатые», эс’тиер транспортной службы, что доставил их сюда. Льеанн зовет. Полным именем. Зачем-то еще переспрашивает: «Это вы?» - получает согласие. Потом говорит, что ему приказано доставить Льеанн в город, название которого ничего Саайре не говорит. И ей тоже. «Место временного расположения службы обеспечения Башни 30.715» - уже чуть больше. «Есть необходимость?» - спрашивает лехта Льеанн. «Все объяснят», - говорит он менее официальным. Ловит взгляд Саайре, и еще менее официальным добавляет: «Не беспокойтесь. Вам… будет разрешено вернуться». «Слышал, Са-ай, - говорит она первым. Подходит. Кладет ладонь на плечо – говорит жестом для близких: «Не бойся». – Я обязательно вернусь».
Потом был день и вечер. Обустраивался. Ниери Айди выделила раскладное спальное место, не отказывался. Разложил, разгрузил свою поклажу. Врать себе не стал: ничего особо не делалось. И не работалось. Ждал. Долго. А потом задремать умудрился. Сидя. На этом, раскладном спальном. И то: спали тогда мало.
Разбудил - видимо все-таки уже взлет. Свист. Транспортного. Тот ли, отсюда ли?
Саайре поднялся. Вышел в тот пустой коридор. Колонны, мертвые экраны обзорных, экономная серая подсветка, очень мало...
А потом время подошло и остановилось. Был внутри. Очень долго не мог понять, сначала - откуда тут взялась эта женщина (стоит у столба... опирается об угол - далеко уже от входа) в траурной накидке. Потом – долго же, кто она? Нет, другая же… Ну, даже ростом. Нет.
Это долго. Неизвестно сколько – сколько-то. Тусклая подсветка, удивление, что еще – чтоб так не было, так нельзя - стоят барьером между слоями мыслей. Не подпуская – что это так. Лехта Льеанн стоит прямо – очень прямо… А воздух медленный, густой, прозрачный – у нее тоже очень долго не получается его зачерпнуть. На выдох. И ответить на не получающийся вопрос. Именем, которое вот так услышать – ну, нельзя вообще:
- Нин-найр… - выговаривает она. Тихо.
И потом у памяти нельзя спросить – не случилось ли, не сорвалось вслух, нелепое, первое, огромное – что: как? – так вообще не может быть.
Там есть голос. Тихий. Ложится целиком – в протянутые ладони – полного непонимания:
- От госпиталя… у Башни – там почти ничего не осталось.
Этот голос звучал внутри и потом. Когда Саайре в последние дни перед отбытием на Хладье Дошта, когда все решилось (было… позади? – не было), нырнул изучать хроники конфликта на Далии. Уже переходил – в разряд хроник. А прошло всего-то меньше здешнего малого года. Чуть-чуть меньше его половины, если считать «с первого боя по последний».
Башня устояла. Через нее и отправлялись на Хладье Дошта. Так что не только по общедоступной изучал - глазами смотрел. Временный настил посадочной площадки транспортов, пара передвижных административно-жилых единиц, дальше уже первые, внешние контрольные барьеры перед огромной, подавляющей конструкцией Башни. А так... вокруг... Задавить конфликт получилось быстрей, чем разгрести то, что оставили наиболее интенсивные боевые действия от сопутствующих служб Башни транспортных каналов. Ну - стены. Немного уцелевших. И черное. Горелое. Грузовые транспорты, куда что-то отдельное, искореженное укладывают: техника была. Сейчас - ресурс. Подлежащий переработке. Оставшиеся руины жилых строений - менее ценный. Потом подвергнут. Тем более, их немного. Стен.
Где был госпиталь - он так и не решился спросить. Но вот где-то в этом городке...
А Льеанн не смотрела - шла - к проходным и Башне.
…Это потом будет. А тогда не было. Тогда вообще ничего не было. Пустое, на поверхности: видел просто - как Льеанн отстраняется от колонны, идет к выделенной им комнате. Отдельно, что идет совсем скользящим шагом. В глубине еще было… думалось: а можно ли ему - должно ли - вообще здесь быть, смотреть... так близко - к чужому горю? (Так должно... так принято во всех пространствах земли и мира - есть то, что разрешено разделить только близким - самым... совсем).
А мысль – и что делать, и что можно - потом, отстанет, не успеет... Как ляжет в звонком, пустом - отдельно. Уже до двери дошли...
- Са-ай, - тихо складывает голос. - Если... ты это выдержишь - ты останься.
Она дойдет до комнаты, сядет, еще спросит, как обустроился, не холодно ли здесь, ел ли – и что именно? И что неправильно, что не хотел есть и не подумал, неизвестно, как оно здесь... Голодно тогда было на Сорлехе. Это в Школе он не очень заметил.
Под это все, привычными движениями, начинает лехта Льеанн разворачивать дальше вьюк ширдэна. И замирает. Долго. Так... каменно.
Это там - на темной стороне ширдэна лежит цветная, с ярким орнаментом, лента. Начатая и не доделанная. И Льеанн ее... смотрит. Ладонью. Пальцами. Как разучившись видеть. Очень, невыносимо долго. По выдохам не считается. Она и не дышит. Пока смотрит. Пока не дотянешься. Потом выдохнет. И наберет воздуха. Слышно.
И впервые слышно, как их голоса на самом деле похожи, этот густой фаэ и звонкий голос Нин-Найр (...которого нет совсем. Ну как это - нет?)
…Если его слышно. Ну вот так, в памяти - а почти слухом слышно.
Это Айхо тогда, маленький Айхо, оружие притащил, перед старшим товарищем похвастаться. Серьезно, насупившись: "Я его из дома забрал... им там всем совсем не надо. Старый. Это еще прадед мой, когда у нас, на Далии чуть война не началась... когда вас еще не было здесь - в ополчение пошел. Оттуда". Далией маленький Айхо по местной привычке звал не мир, а более теплую и обжитую людьми землю за проливом. А объяснить ему, что старший товарищ не более "они" - не больше принадлежит файдайр, чем сам Айхо, было невозможно. Лехтев, воспитанник лехта, значит - точно фай.
Рука помнит, какое это доверенное младшим сокровище - тяжелое. И холодное. Металлическое. В руке удержать, как правильно, как видел - не очень удобно. И как спросил: настоящий? - и как обиделся Айхо, что самый настоящий, только не стреляет.
А там весна, та самая, вишни цветут, вечер ветреный, прохладный, но сидят во дворике, у преподавательского корпуса... Но окно в доме лехта Льеанн открыто - и там все так замечательно слышно.
- И что у тебя не стреляет, можно спросить? - голос Нин-найр летит со стороны крыльца внезапно и звонко. Спрашиваешь жестом у Айхо, тот пытается возражать совсем серьезно, его ладошки явно сомневаются в отпущенном: она хорошая. Соглашается: «подходите», но хмуро смотрит. Выдает:
- А вы... разве что-то поймете, ньера... лехта?
- О, - мгновение Нин-Найр замирает. Олицетворением цветного знака эмоциональной насыщенности "удивление". - Какие интересные вопросы... Мама! - звенит голос. - Ты ведь меня слышишь? Так скажи, умоляю тебя, чему вы учите этих замечательных мальчиков? Айхо, хороший, я ж перед тобой в полевой стою... Ну, - оглядывает себя и уточняет, - в облегченной... в рубашке. Но нашивки на ней все равно видно...
К цветной росписи знака "удивление" добавляется золотая кайма, когда Айхо смотрит и делает жест: "И что?"
- А... Я не зря жила, я увидела удивительное! - продолжает звенеть Нин-Найр. - Айхо, я не верю... ты скоро проживешь свой первый звездный - и до сих пор не умеешь читать нашивки? Ма-а-ама! Скажи своим старшим: так нельзя!
- Им нет большой необходимости, Нин-Найр, - лехта Льеанн из комнаты не видно. Но голос слышно. Спокойный. Как будто рядом стоит. И даже накрывает звонкое, вслед: "Ой, мама, тебе окрестные части пересчитать?" - Хорошо, проведи им пробное занятие.
- Про-во-жу, - выпевает Нин-Найр.
…Потом выяснилось – запомнил. С голоса, с этой краткой лекции. «Вот перед тобой я: теи-лехта lierh-aef Мэргэннаран эс’тиер эс Хэрмэн айе Шьонтаха, восстановительная служба Башни. Все, кроме имени, нашивками про меня рассказано. Считать начинаем отсюда. Первая полоса, цветная – кто ты есть, куда тебя поставили. Эс‘ри, самое начало – единица в строю. Дальше – первая полосатая, моя, может быть вторая, - ладони ложатся, отталкиваются от полосок нашивок, - эс’тиер, эр’тиер… Считает, сколько тех, кого ты зовешь своими людьми, стоят за тобой, который впереди – за кого ты отвечаешь. Перед Тем, кто выше, командованием и боевой задачей».
…Будет день совсем недалеко – от того, страшного. Тоже страшный. Где придется Саайре сидеть, смотреть на ожившие обзорные экраны в уже не пустом зале консультационно-восстановительного центра, а вместо напряженного дыхания за спиной, вместо голосов даже – сначала слышать, как ушами, этот голос. Как замирают потом ладони Нин-Найр: «Дальше на себе не показываю. Золото. Это – начало командных, а нам нельзя. Как лехта. Коротко – чем его, золота, больше…»
На нашивках у этого, очень высокого, там, на экранах – золото. Не одна полоса. Он стоит сверху, на крыле - как их там полным названием, наземных быстродействующих Легиона. Солнце - и оно так ярко горит на золоте нашивок... Что сначала, внутри - выговаривается у Саайре нелепое: "Прости, Нин-Найр, не опознаю..." Раньше, чем удастся перевести на слова, что перебрасывают друг-другу шепотом те, кто в зале еще есть, кто тоже слушают - что говорит этому... остановившемуся – маленькая, с точки зрения обзорных очень маленькая женщина в траурной накидке. А теи-лехта Ллеаннэйр этого золота как тоже не распознает, первым - нелепой смесью, гражданским обращением падает услышанное: "Ньера легионер..."
(…«Извините, ньера легионер, но вы сюда не пройдете».)
…И снова выдохнуть себе - потом. Потом - а тогда, когда никто еще не думает, что будет - так...
Там весна и цветут вишни, там сидящий за деревянным столиком с резьбой Айхо смотрит на Нин-Найр и спрашивает – таким, мальчишеским:
- А у вас… оружие есть. Свое?
Ладонью Бубенец очередной раз оттанцовывает как она безмерно удивлена. Танец замирает на просьбе о разрешении подойти близко, в личную территорию. Айхо, насупившись, дает.
- Айхо, хороший, - выпевает ему Нин-Найр, - вот это у тебя что?
- Глаза… - бурчит он, потому как жест однозначный.
- А ты их по назначению используешь всегда или иногда задумываешься? Разумный и достойный без оружия не ходит. А армейский личное табельное цепляет на себя раньше, чем штаны. Чистая правда: так удобнее, - смеется Нин-Найр, а ладони обрисовывают, где именно в сложной конструкции пояса оно располагается. Непривычным взглядом не отследишь.
А Айхо приглядывается и ка-ак выплеснет, разного:
- А ты покажи. А ты и стрелять умеешь, разве? Вот покажи - тогда и я...
И замолкает. Потому что на него смотрят. Внимательно. Полностью. Так, что отодвигается Айхо, что выдохе на четвертом Саайре заставляет себя подняться, упереть кулаки в стол, встать на линию взгляда, даже сказать высоким... совсем формулой. Голос вспоминает все - имя, звание, слова:
- Эс’тиер Мэргэннаран эс Хэрмэн айе Шьонтаха, я прошу вас назвать, что вы хотите сказать тому, за кого я отвечаю.
"Отдаю", - должным движением говорит ладонь Нин-Найр, потом - она голосом:
- Благодарю, Саайре и прошу прощения. Прошу прощения, Айхо. У тебя есть право не понимать должное. Это оружие. Мой личный табельный ресурс, который не должно расходовать не вовремя и не по назначению.
- Нин-Найр, - это голос лехта Льеанн, тот - как ведром воды, хоть и смеется... кажется, - а Рыжий Хойда, я помню, думал по-другому...
- Нет, мама, - отзывается Нин-Найр, снова - звонким, невесомым. - Есть разница. Между тем, чтоб показать своему - ну очень любопытному, да, ребенку, что такое стрелять... и мне ведь было интересно. И доказательством, сколько я ниточек из нашивок заслужила.
- Ладно, верю, правда - совсем армейский. Посмотри на него, - говорит еще за спиной, еще насупившись, Айхо.
С этим сталкивается не очень громкий, на близком, голос лехта Льеанн:
- А Айхо тебя, al-mei Наран, сейчас был взрослее.
Сначала Нин-найр принимает оружие, в ее руках - как совсем легкое, пробует что-то там снять... снизу. Отпускает с кончиков пальцев жест оценки. Неодобрительный. И оказывается - Нин-Найр умеет говорить тихо. Вроде: ты извини, полностью придется. Откуда-то под рукой возникает футляр с инструментами. И начинается. Отдельно слышно тихий, до слов неразборчивый, голос Нин-Найр. Слов не понятно – а интонация ловится. Саайре в первый раз видит, как оружию говорят – колыбельку. Пока разбирают. То, что взрослый разумный может – уязвимому, маленькому, своему. Уверенные и одновременно очень осторожные движения рук, временами чуть замирают, как спрашивают - что подобрать правильно...
А там Нин-Найр звенит вслух... внезапно, очень громко после "колыбельки":
- Ох, и кто ж его так, - с подъемом интонации "так", - хранил? У, можно я приду и стукну?
- А вы... правда сделаете? - хмуро смотрит Айхо.
- Я могу попробовать, - серьезно говорит Бубенец, а руки не отвлекаются. Медленно, сосредоточенно, а что они делают с этим... неузнаваемым - уже оружием - не узнать. Так, что голова отдельно думает: "А жаль, что нас не учат. Я тоже так... ловко хочу".
- Это когда вы пришли было еще, - продолжает Айхо. - На Далии, где воевать хотели. Ваши говорили же, всем, кого призвали и кто сам шел... что вы или сдавайте оружие или - ну, чтоб вашими становились...
- Дополнительные подразделения, да, - соглашается Бубенец. И дальше - увесисто. - Ну так и сдавали бы. Все лучше, чем так хранить, - и ярко отряхивает пальцы. - Это ж оружие, Айхо. Хорошее, надежное оружие. В отдельных областях - хоть здесь - иногда используется. Как привычное в действии для данных условий. Оружие должно хранить так, чтоб его в любой момент можно было пустить в действие. С минимальным расходом времени и ресурса. Вот - теперь держи. Должен действовать.
Айхо смотрит. Хмуро. На снова собранную... штуку на столе. На руки Нин-Найр. Ей в глаза. И, исподлобья:
- А вы у меня теперь не заберете?
- Я тебе его уже отдаю, - легко отзывается Нин-Найр. - Раз сумел удержать - значит, твое. Войны вроде не намечается, так, бардак какой-то прорастает… а, где его нет на новых землях, и вы давно наши. И - если тебе нужны мои советы... - за этот монолог Айхо успевает схватить свое сокровище, крепко прижать и интересуется:
- Ну?..
- Из этого непросто стрелять. Местная разработка. Так что ищи себе хорошего наставника.
- Вас? - кажется или в голосе Айхо звучит вызов? В ответ точно - легко звенят. Сначала:
- Нет, - а считает она странно, сгибает пальцы, и с мизинца, - раз - я этими местными разработками владею... недостаточно удовлетворительно. Два - я отбываю через день и немного... и когда еще вырвусь. И три, - у Нин-Найр оказывается есть другой голос. Негромкий и не звенит. Усталый даже немного. - Я не Наставник. И временами - очень армейский. За глупости в обращении с оружием... А ну сначала стукну - потом подумаю?
…Она говорила - войны не будет...
Голос звучит почти рядом... И как продолжает звучать... Это Льеанн перебирает пальцами цветную ленту на темной, оборотной стороне ширдэна и повторяет... нелепое... страшно - совсем похожим голосом Бубенца:
- Мам, а это Лойххи - вас знакомить... одобришь? Или испугаешься - толпы рыжих внуков? А я дожила – и я хочу - толпу...
Да. Похожий. Как мертвое на живое. Пальцы рассматривают - узор по ниточке - перебирают. А дальше совсем не голосом. Другим - бесконечно - совсем глубиной... Тем, которое не людям...
- Зачем - так?
Хорошо что тишина не тянется. Льеанн смотрит на свою руку - удивленно: что это она делает. И вдруг говорит совсем обычным, живым, подхватывая на ходу - то, что хочется сделать - но можно ли:
- Са-ай, можно. Если ты сядешь рядом и... да, хорошо, - сесть, дотянуться, отцепить, поднять от цветной ленты руку лехта Льеанн - не сопротивляется, но - тяжелая, как оживает не сразу, потом ложится - близким жестом на плечо: я с тобой, здесь. Слышно, как дышит. Старательно. Через паузу. Слышно, как вздрогнет. Вдруг. - Мне будет... чуть легче. Должно быть. Са-ай... можно я буду тебе их рассказывать?
...а дальше там опять пойдет отступление.
www.diary.ru/~ingadar/p151687301.htm
www.diary.ru/~ingadar/p152808500.htm
www.diary.ru/~ingadar/p153213902.htm
www.diary.ru/~ingadar/p153377348.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163459107.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163516211.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163545343.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163614154.htm
www.diary.ru/~ingadar/p164256663.htm
www.diary.ru/~ingadar/p164336332.htm
www.diary.ru/~ingadar/p166672421.htm
www.diary.ru/~ingadar/p166731112.htm
а и ладно. а и не слышно
идем дале
я просил прощения - будет тяжелое. оно здесь.
Они успели выгрузиться в поселке, во временно выделенном помещении в консультационно-восстановительном центре. Для которых школа на Пустошах и готовила персонал, приготовила уже не один выпуск. Айди эс Фидалль, старшая помогающая, как раз из бывших учеников Льеанн, и встречает, ведет по лестнице туда, где можно разгрузиться, говорит о бытовых условиях… Проходят пустой гулкий зал с обзорными экранами, заходят в одну из комнат. Здесь. Лехта Льеанн положит неизменный вьюк, даже раскатает его немного
В пустом зале шаги отдаются гулко. И голос. Очень молодой, в форме – «первые полосатые», эс’тиер транспортной службы, что доставил их сюда. Льеанн зовет. Полным именем. Зачем-то еще переспрашивает: «Это вы?» - получает согласие. Потом говорит, что ему приказано доставить Льеанн в город, название которого ничего Саайре не говорит. И ей тоже. «Место временного расположения службы обеспечения Башни 30.715» - уже чуть больше. «Есть необходимость?» - спрашивает лехта Льеанн. «Все объяснят», - говорит он менее официальным. Ловит взгляд Саайре, и еще менее официальным добавляет: «Не беспокойтесь. Вам… будет разрешено вернуться». «Слышал, Са-ай, - говорит она первым. Подходит. Кладет ладонь на плечо – говорит жестом для близких: «Не бойся». – Я обязательно вернусь».
Потом был день и вечер. Обустраивался. Ниери Айди выделила раскладное спальное место, не отказывался. Разложил, разгрузил свою поклажу. Врать себе не стал: ничего особо не делалось. И не работалось. Ждал. Долго. А потом задремать умудрился. Сидя. На этом, раскладном спальном. И то: спали тогда мало.
Разбудил - видимо все-таки уже взлет. Свист. Транспортного. Тот ли, отсюда ли?
Саайре поднялся. Вышел в тот пустой коридор. Колонны, мертвые экраны обзорных, экономная серая подсветка, очень мало...
А потом время подошло и остановилось. Был внутри. Очень долго не мог понять, сначала - откуда тут взялась эта женщина (стоит у столба... опирается об угол - далеко уже от входа) в траурной накидке. Потом – долго же, кто она? Нет, другая же… Ну, даже ростом. Нет.
Это долго. Неизвестно сколько – сколько-то. Тусклая подсветка, удивление, что еще – чтоб так не было, так нельзя - стоят барьером между слоями мыслей. Не подпуская – что это так. Лехта Льеанн стоит прямо – очень прямо… А воздух медленный, густой, прозрачный – у нее тоже очень долго не получается его зачерпнуть. На выдох. И ответить на не получающийся вопрос. Именем, которое вот так услышать – ну, нельзя вообще:
- Нин-найр… - выговаривает она. Тихо.
И потом у памяти нельзя спросить – не случилось ли, не сорвалось вслух, нелепое, первое, огромное – что: как? – так вообще не может быть.
Там есть голос. Тихий. Ложится целиком – в протянутые ладони – полного непонимания:
- От госпиталя… у Башни – там почти ничего не осталось.
Этот голос звучал внутри и потом. Когда Саайре в последние дни перед отбытием на Хладье Дошта, когда все решилось (было… позади? – не было), нырнул изучать хроники конфликта на Далии. Уже переходил – в разряд хроник. А прошло всего-то меньше здешнего малого года. Чуть-чуть меньше его половины, если считать «с первого боя по последний».
Башня устояла. Через нее и отправлялись на Хладье Дошта. Так что не только по общедоступной изучал - глазами смотрел. Временный настил посадочной площадки транспортов, пара передвижных административно-жилых единиц, дальше уже первые, внешние контрольные барьеры перед огромной, подавляющей конструкцией Башни. А так... вокруг... Задавить конфликт получилось быстрей, чем разгрести то, что оставили наиболее интенсивные боевые действия от сопутствующих служб Башни транспортных каналов. Ну - стены. Немного уцелевших. И черное. Горелое. Грузовые транспорты, куда что-то отдельное, искореженное укладывают: техника была. Сейчас - ресурс. Подлежащий переработке. Оставшиеся руины жилых строений - менее ценный. Потом подвергнут. Тем более, их немного. Стен.
Где был госпиталь - он так и не решился спросить. Но вот где-то в этом городке...
А Льеанн не смотрела - шла - к проходным и Башне.
…Это потом будет. А тогда не было. Тогда вообще ничего не было. Пустое, на поверхности: видел просто - как Льеанн отстраняется от колонны, идет к выделенной им комнате. Отдельно, что идет совсем скользящим шагом. В глубине еще было… думалось: а можно ли ему - должно ли - вообще здесь быть, смотреть... так близко - к чужому горю? (Так должно... так принято во всех пространствах земли и мира - есть то, что разрешено разделить только близким - самым... совсем).
А мысль – и что делать, и что можно - потом, отстанет, не успеет... Как ляжет в звонком, пустом - отдельно. Уже до двери дошли...
- Са-ай, - тихо складывает голос. - Если... ты это выдержишь - ты останься.
Она дойдет до комнаты, сядет, еще спросит, как обустроился, не холодно ли здесь, ел ли – и что именно? И что неправильно, что не хотел есть и не подумал, неизвестно, как оно здесь... Голодно тогда было на Сорлехе. Это в Школе он не очень заметил.
Под это все, привычными движениями, начинает лехта Льеанн разворачивать дальше вьюк ширдэна. И замирает. Долго. Так... каменно.
Это там - на темной стороне ширдэна лежит цветная, с ярким орнаментом, лента. Начатая и не доделанная. И Льеанн ее... смотрит. Ладонью. Пальцами. Как разучившись видеть. Очень, невыносимо долго. По выдохам не считается. Она и не дышит. Пока смотрит. Пока не дотянешься. Потом выдохнет. И наберет воздуха. Слышно.
И впервые слышно, как их голоса на самом деле похожи, этот густой фаэ и звонкий голос Нин-Найр (...которого нет совсем. Ну как это - нет?)
…Если его слышно. Ну вот так, в памяти - а почти слухом слышно.
Это Айхо тогда, маленький Айхо, оружие притащил, перед старшим товарищем похвастаться. Серьезно, насупившись: "Я его из дома забрал... им там всем совсем не надо. Старый. Это еще прадед мой, когда у нас, на Далии чуть война не началась... когда вас еще не было здесь - в ополчение пошел. Оттуда". Далией маленький Айхо по местной привычке звал не мир, а более теплую и обжитую людьми землю за проливом. А объяснить ему, что старший товарищ не более "они" - не больше принадлежит файдайр, чем сам Айхо, было невозможно. Лехтев, воспитанник лехта, значит - точно фай.
Рука помнит, какое это доверенное младшим сокровище - тяжелое. И холодное. Металлическое. В руке удержать, как правильно, как видел - не очень удобно. И как спросил: настоящий? - и как обиделся Айхо, что самый настоящий, только не стреляет.
А там весна, та самая, вишни цветут, вечер ветреный, прохладный, но сидят во дворике, у преподавательского корпуса... Но окно в доме лехта Льеанн открыто - и там все так замечательно слышно.
- И что у тебя не стреляет, можно спросить? - голос Нин-найр летит со стороны крыльца внезапно и звонко. Спрашиваешь жестом у Айхо, тот пытается возражать совсем серьезно, его ладошки явно сомневаются в отпущенном: она хорошая. Соглашается: «подходите», но хмуро смотрит. Выдает:
- А вы... разве что-то поймете, ньера... лехта?
- О, - мгновение Нин-Найр замирает. Олицетворением цветного знака эмоциональной насыщенности "удивление". - Какие интересные вопросы... Мама! - звенит голос. - Ты ведь меня слышишь? Так скажи, умоляю тебя, чему вы учите этих замечательных мальчиков? Айхо, хороший, я ж перед тобой в полевой стою... Ну, - оглядывает себя и уточняет, - в облегченной... в рубашке. Но нашивки на ней все равно видно...
К цветной росписи знака "удивление" добавляется золотая кайма, когда Айхо смотрит и делает жест: "И что?"
- А... Я не зря жила, я увидела удивительное! - продолжает звенеть Нин-Найр. - Айхо, я не верю... ты скоро проживешь свой первый звездный - и до сих пор не умеешь читать нашивки? Ма-а-ама! Скажи своим старшим: так нельзя!
- Им нет большой необходимости, Нин-Найр, - лехта Льеанн из комнаты не видно. Но голос слышно. Спокойный. Как будто рядом стоит. И даже накрывает звонкое, вслед: "Ой, мама, тебе окрестные части пересчитать?" - Хорошо, проведи им пробное занятие.
- Про-во-жу, - выпевает Нин-Найр.
…Потом выяснилось – запомнил. С голоса, с этой краткой лекции. «Вот перед тобой я: теи-лехта lierh-aef Мэргэннаран эс’тиер эс Хэрмэн айе Шьонтаха, восстановительная служба Башни. Все, кроме имени, нашивками про меня рассказано. Считать начинаем отсюда. Первая полоса, цветная – кто ты есть, куда тебя поставили. Эс‘ри, самое начало – единица в строю. Дальше – первая полосатая, моя, может быть вторая, - ладони ложатся, отталкиваются от полосок нашивок, - эс’тиер, эр’тиер… Считает, сколько тех, кого ты зовешь своими людьми, стоят за тобой, который впереди – за кого ты отвечаешь. Перед Тем, кто выше, командованием и боевой задачей».
…Будет день совсем недалеко – от того, страшного. Тоже страшный. Где придется Саайре сидеть, смотреть на ожившие обзорные экраны в уже не пустом зале консультационно-восстановительного центра, а вместо напряженного дыхания за спиной, вместо голосов даже – сначала слышать, как ушами, этот голос. Как замирают потом ладони Нин-Найр: «Дальше на себе не показываю. Золото. Это – начало командных, а нам нельзя. Как лехта. Коротко – чем его, золота, больше…»
На нашивках у этого, очень высокого, там, на экранах – золото. Не одна полоса. Он стоит сверху, на крыле - как их там полным названием, наземных быстродействующих Легиона. Солнце - и оно так ярко горит на золоте нашивок... Что сначала, внутри - выговаривается у Саайре нелепое: "Прости, Нин-Найр, не опознаю..." Раньше, чем удастся перевести на слова, что перебрасывают друг-другу шепотом те, кто в зале еще есть, кто тоже слушают - что говорит этому... остановившемуся – маленькая, с точки зрения обзорных очень маленькая женщина в траурной накидке. А теи-лехта Ллеаннэйр этого золота как тоже не распознает, первым - нелепой смесью, гражданским обращением падает услышанное: "Ньера легионер..."
(…«Извините, ньера легионер, но вы сюда не пройдете».)
…И снова выдохнуть себе - потом. Потом - а тогда, когда никто еще не думает, что будет - так...
Там весна и цветут вишни, там сидящий за деревянным столиком с резьбой Айхо смотрит на Нин-Найр и спрашивает – таким, мальчишеским:
- А у вас… оружие есть. Свое?
Ладонью Бубенец очередной раз оттанцовывает как она безмерно удивлена. Танец замирает на просьбе о разрешении подойти близко, в личную территорию. Айхо, насупившись, дает.
- Айхо, хороший, - выпевает ему Нин-Найр, - вот это у тебя что?
- Глаза… - бурчит он, потому как жест однозначный.
- А ты их по назначению используешь всегда или иногда задумываешься? Разумный и достойный без оружия не ходит. А армейский личное табельное цепляет на себя раньше, чем штаны. Чистая правда: так удобнее, - смеется Нин-Найр, а ладони обрисовывают, где именно в сложной конструкции пояса оно располагается. Непривычным взглядом не отследишь.
А Айхо приглядывается и ка-ак выплеснет, разного:
- А ты покажи. А ты и стрелять умеешь, разве? Вот покажи - тогда и я...
И замолкает. Потому что на него смотрят. Внимательно. Полностью. Так, что отодвигается Айхо, что выдохе на четвертом Саайре заставляет себя подняться, упереть кулаки в стол, встать на линию взгляда, даже сказать высоким... совсем формулой. Голос вспоминает все - имя, звание, слова:
- Эс’тиер Мэргэннаран эс Хэрмэн айе Шьонтаха, я прошу вас назвать, что вы хотите сказать тому, за кого я отвечаю.
"Отдаю", - должным движением говорит ладонь Нин-Найр, потом - она голосом:
- Благодарю, Саайре и прошу прощения. Прошу прощения, Айхо. У тебя есть право не понимать должное. Это оружие. Мой личный табельный ресурс, который не должно расходовать не вовремя и не по назначению.
- Нин-Найр, - это голос лехта Льеанн, тот - как ведром воды, хоть и смеется... кажется, - а Рыжий Хойда, я помню, думал по-другому...
- Нет, мама, - отзывается Нин-Найр, снова - звонким, невесомым. - Есть разница. Между тем, чтоб показать своему - ну очень любопытному, да, ребенку, что такое стрелять... и мне ведь было интересно. И доказательством, сколько я ниточек из нашивок заслужила.
- Ладно, верю, правда - совсем армейский. Посмотри на него, - говорит еще за спиной, еще насупившись, Айхо.
С этим сталкивается не очень громкий, на близком, голос лехта Льеанн:
- А Айхо тебя, al-mei Наран, сейчас был взрослее.
Сначала Нин-найр принимает оружие, в ее руках - как совсем легкое, пробует что-то там снять... снизу. Отпускает с кончиков пальцев жест оценки. Неодобрительный. И оказывается - Нин-Найр умеет говорить тихо. Вроде: ты извини, полностью придется. Откуда-то под рукой возникает футляр с инструментами. И начинается. Отдельно слышно тихий, до слов неразборчивый, голос Нин-Найр. Слов не понятно – а интонация ловится. Саайре в первый раз видит, как оружию говорят – колыбельку. Пока разбирают. То, что взрослый разумный может – уязвимому, маленькому, своему. Уверенные и одновременно очень осторожные движения рук, временами чуть замирают, как спрашивают - что подобрать правильно...
А там Нин-Найр звенит вслух... внезапно, очень громко после "колыбельки":
- Ох, и кто ж его так, - с подъемом интонации "так", - хранил? У, можно я приду и стукну?
- А вы... правда сделаете? - хмуро смотрит Айхо.
- Я могу попробовать, - серьезно говорит Бубенец, а руки не отвлекаются. Медленно, сосредоточенно, а что они делают с этим... неузнаваемым - уже оружием - не узнать. Так, что голова отдельно думает: "А жаль, что нас не учат. Я тоже так... ловко хочу".
- Это когда вы пришли было еще, - продолжает Айхо. - На Далии, где воевать хотели. Ваши говорили же, всем, кого призвали и кто сам шел... что вы или сдавайте оружие или - ну, чтоб вашими становились...
- Дополнительные подразделения, да, - соглашается Бубенец. И дальше - увесисто. - Ну так и сдавали бы. Все лучше, чем так хранить, - и ярко отряхивает пальцы. - Это ж оружие, Айхо. Хорошее, надежное оружие. В отдельных областях - хоть здесь - иногда используется. Как привычное в действии для данных условий. Оружие должно хранить так, чтоб его в любой момент можно было пустить в действие. С минимальным расходом времени и ресурса. Вот - теперь держи. Должен действовать.
Айхо смотрит. Хмуро. На снова собранную... штуку на столе. На руки Нин-Найр. Ей в глаза. И, исподлобья:
- А вы у меня теперь не заберете?
- Я тебе его уже отдаю, - легко отзывается Нин-Найр. - Раз сумел удержать - значит, твое. Войны вроде не намечается, так, бардак какой-то прорастает… а, где его нет на новых землях, и вы давно наши. И - если тебе нужны мои советы... - за этот монолог Айхо успевает схватить свое сокровище, крепко прижать и интересуется:
- Ну?..
- Из этого непросто стрелять. Местная разработка. Так что ищи себе хорошего наставника.
- Вас? - кажется или в голосе Айхо звучит вызов? В ответ точно - легко звенят. Сначала:
- Нет, - а считает она странно, сгибает пальцы, и с мизинца, - раз - я этими местными разработками владею... недостаточно удовлетворительно. Два - я отбываю через день и немного... и когда еще вырвусь. И три, - у Нин-Найр оказывается есть другой голос. Негромкий и не звенит. Усталый даже немного. - Я не Наставник. И временами - очень армейский. За глупости в обращении с оружием... А ну сначала стукну - потом подумаю?
…Она говорила - войны не будет...
Голос звучит почти рядом... И как продолжает звучать... Это Льеанн перебирает пальцами цветную ленту на темной, оборотной стороне ширдэна и повторяет... нелепое... страшно - совсем похожим голосом Бубенца:
- Мам, а это Лойххи - вас знакомить... одобришь? Или испугаешься - толпы рыжих внуков? А я дожила – и я хочу - толпу...
Да. Похожий. Как мертвое на живое. Пальцы рассматривают - узор по ниточке - перебирают. А дальше совсем не голосом. Другим - бесконечно - совсем глубиной... Тем, которое не людям...
- Зачем - так?
Хорошо что тишина не тянется. Льеанн смотрит на свою руку - удивленно: что это она делает. И вдруг говорит совсем обычным, живым, подхватывая на ходу - то, что хочется сделать - но можно ли:
- Са-ай, можно. Если ты сядешь рядом и... да, хорошо, - сесть, дотянуться, отцепить, поднять от цветной ленты руку лехта Льеанн - не сопротивляется, но - тяжелая, как оживает не сразу, потом ложится - близким жестом на плечо: я с тобой, здесь. Слышно, как дышит. Старательно. Через паузу. Слышно, как вздрогнет. Вдруг. - Мне будет... чуть легче. Должно быть. Са-ай... можно я буду тебе их рассказывать?
...а дальше там опять пойдет отступление.
@темы: сказочки, Канон и около, Те-кто-Служит, Тейрвенон, Тильсенн
-
-
14.09.2011 в 11:02-
-
14.09.2011 в 19:53-
-
03.05.2012 в 02:26-
-
03.05.2012 в 08:50-
-
08.12.2012 в 22:26-
-
11.12.2012 в 13:18