715 слов. Просится стеб, но это было бы слишком банально. впрочем, если заказчик хочет стеба, его тоже можно написать.
Власть развращает человека, это Влад Цепеш знал по себе. Никогда правитель не будет справедливым, покуда у него в руках есть сила – будут победы на полях сражений, будут и стыдливо замолчанные в хрониках жертвы беспутства и спеси. Люди не рождаются равными. Люди и чудовища не равны. И во всех сказаниях драконам, монстрам и прочим тварям положено дышать огнем и умирать в страшных муках под мечом истинного Героя. Какая жалость, что конкретно ему, Карпатскому Дракону, достался не Герой, а ученый. Как было бы хорошо, укрась голова одного стародавнего князя гербовый щит с ладьей, однако Профессор, не согнутый временем сухой жилистый старик, предпочел посадить дракона на крепкую цепь Клятвы, Печати и Крови, спрятать от всех взглядов в своем подвале и изредка дразнить стреноженное чудовище раскаленной спицей. Власть развращает человека – он перестает быть человеком. Влад любил гордых людей – они умели умирать красиво. Он ненавидел гордецов – их кровь была до того пропитана сахаром любви к себе, что его после долго мутило, как после скисшего вина. Этот гордец был отчаянно смел, раз уж посадил его на такой длинный поводок. Неопытный дрессировщик – зверю ведь ничего не стоит его разорвать. Власть развращает человека – он становится слепым и не видит подвохов и подножек. Однако Влад улыбается. Ему горько и забавно, больно и смешно одновременно – властные люди бывают невероятно смешными, когда стоят перед зеркалом. Абрахам смотрит на себя в фас и в профиль, вздергивает подбородок так, что натягивается морщинистая кожа, сверкает выцветшими от времени глазами водянистого цвета и капризно оттопыривает нижнюю губу. Старик выглядит франтово – по меркам двадцатилетней давности. Влад снисходительно подмечает, что такой фасон старит, что такую ткань никто не носит, что сейчас она сгодится только на карнавал. Особенно этот нелепый бант. Уж не посмеялись ли над Профессором его портные? Профессор выбился из грязи в князи, теперь у него не одна захудалая квартирка на окраине Амстердама, забитая пыльными колбами, а целый замок в распоряжении и прислуга, готовая ему угождать – как щедры бывают Власть имеющие, когда боятся. Абрахам – старый пройдоха, который умеет ловко надавить на чужие страхи. Страхов у него целый мешок, и мешок этот – высок, статен и красноглаз. Стоит в углу, понурившись, как ему и положено по статусу, обряженный в жалкие лохмотья, оставшиеся от шелковой рубашки и брюк из тончайшего и лучшего в мире английского сукна. Но даже невооруженным взглядом видно, кто из них выглядит элегантно, а кто – откровенно смешно. - Что за дрянь, - ругается Абрамам сквозь зубы. – На прием к королеве? Надеть эту безвкусицу? Только через мой труп! – плащ из бархата делает фигуру Ван Хеллсинга шкафоподобной, а складки на плечах добавляют ненужной кокетливости, которая старикам не к лицу. Абрахам резко оборачивается к скалящемуся слуге. Его усмешку он давно чувствует кожей, и сопровождает она каждое движение – немертвому этот человек смешон с тех самых пор, как некогда величественный, этот старик стал нелепым. Власть развращает человека – он становится слишком самолюбив, чтобы увидеть грань порока, за которую шагнул. - Что смеешься? – вопрос ответа не требует, Владу разговаривать запрещено, посему он просто кланяется, коротко, одним подбородком. – Смерд, - из грязи в князи, из князей в грязь, забавная перемена ролей. Теперь бывшему мещанину очень нравится унижать того, кто некогда стоял выше. – Что, нравится? – дернул Абрахам щекой на огромную бордовую лужу, которой растекся по полу бархат. – Это уродство? Надевай! – здесь бы место еще одному поклону и угодливому «сию минуту-с», однако Влад молча подбирает ткань. Власть – приятное оружие, однако от зависти оно избавить не может. Влад, про себя не зовущий себя иначе, той собачьей кличкой, которую ему дали, застегивает пуговицы, не сводя взгляда со своего хозяина. На него плащ сел идеально и ничуть не испортил. Забавно, не так ли, что даже босой, растрепанный и откровенно жалко одетый, он все равно выглядит настоящим аристократом? И человек может сколько угодно завидовать – даже если его извалять в грязи, Влад все равно не станет уродлив. И вечно будет смеяться – какой-то крестьянин, разбирающийся в корешках и листочках, хочет командовать настоящим Князем. Замечательная салонная шутка, браво. Абрахам дергает углом губ. - Приведи себя в порядок, ничтожество, не на конюшню идем, - отрывисто произнес он, выходя из гардеробной – наверняка, костерить портных на чем свет стоит. Влад, нареченный Алукардом, усмехается несуществующему отражению в зеркале. Он любил смотреть, как Власть делает из людей чудовищ. И даже интересно, сколько лет продержится этот пока еще человек. И, конечно, он не преминет приложить к этому руку, в конце концов, вся Власть Абарахама – это один высокий красноглазый брюнет. Очень, очень занимательная шутка. Браво.
Интересная интепретация заказа. Хм. Я сама хотела было его писать, но несколько в другом ключе. Хотя, ваша, Автор, точка зрения мне тоже понравилась. Иронично и одновременно даже трагично, как мне показалось. Спасибо. С удовольствием прочла. Не заказчик
Вот так всегда: кровь пьют бояре, а главный вампир - господарь ||| За слова "очевидно" и "тривиально" на первом курсе бьют по морде Таненбаумом. На втором просто бьют.
Спасибо за то, что не стеб, за оригинальность Не-заказчик )
*пришел заказчик* Мне очень понравилась такая интерпретация заявки. Особенно спасибо, что вы не пошли на поводу у юморного настроения заданной фразы, а написали хороший, интересный, вкусный фик. Я безмерно довольна такими характерами, ситуацией и мрачноватой, но по-вампирски притягательной атмосферой и языком фика.
Шинь, это ты? (Да не обидится автор, если я ошиблась.)
-
-
15.01.2010 в 15:07Власть развращает человека, это Влад Цепеш знал по себе. Никогда правитель не будет справедливым, покуда у него в руках есть сила – будут победы на полях сражений, будут и стыдливо замолчанные в хрониках жертвы беспутства и спеси. Люди не рождаются равными. Люди и чудовища не равны.
И во всех сказаниях драконам, монстрам и прочим тварям положено дышать огнем и умирать в страшных муках под мечом истинного Героя. Какая жалость, что конкретно ему, Карпатскому Дракону, достался не Герой, а ученый. Как было бы хорошо, укрась голова одного стародавнего князя гербовый щит с ладьей, однако Профессор, не согнутый временем сухой жилистый старик, предпочел посадить дракона на крепкую цепь Клятвы, Печати и Крови, спрятать от всех взглядов в своем подвале и изредка дразнить стреноженное чудовище раскаленной спицей. Власть развращает человека – он перестает быть человеком.
Влад любил гордых людей – они умели умирать красиво. Он ненавидел гордецов – их кровь была до того пропитана сахаром любви к себе, что его после долго мутило, как после скисшего вина. Этот гордец был отчаянно смел, раз уж посадил его на такой длинный поводок. Неопытный дрессировщик – зверю ведь ничего не стоит его разорвать. Власть развращает человека – он становится слепым и не видит подвохов и подножек.
Однако Влад улыбается. Ему горько и забавно, больно и смешно одновременно – властные люди бывают невероятно смешными, когда стоят перед зеркалом.
Абрахам смотрит на себя в фас и в профиль, вздергивает подбородок так, что натягивается морщинистая кожа, сверкает выцветшими от времени глазами водянистого цвета и капризно оттопыривает нижнюю губу. Старик выглядит франтово – по меркам двадцатилетней давности. Влад снисходительно подмечает, что такой фасон старит, что такую ткань никто не носит, что сейчас она сгодится только на карнавал. Особенно этот нелепый бант. Уж не посмеялись ли над Профессором его портные?
Профессор выбился из грязи в князи, теперь у него не одна захудалая квартирка на окраине Амстердама, забитая пыльными колбами, а целый замок в распоряжении и прислуга, готовая ему угождать – как щедры бывают Власть имеющие, когда боятся. Абрахам – старый пройдоха, который умеет ловко надавить на чужие страхи. Страхов у него целый мешок, и мешок этот – высок, статен и красноглаз. Стоит в углу, понурившись, как ему и положено по статусу, обряженный в жалкие лохмотья, оставшиеся от шелковой рубашки и брюк из тончайшего и лучшего в мире английского сукна. Но даже невооруженным взглядом видно, кто из них выглядит элегантно, а кто – откровенно смешно.
- Что за дрянь, - ругается Абрамам сквозь зубы. – На прием к королеве? Надеть эту безвкусицу? Только через мой труп! – плащ из бархата делает фигуру Ван Хеллсинга шкафоподобной, а складки на плечах добавляют ненужной кокетливости, которая старикам не к лицу.
Абрахам резко оборачивается к скалящемуся слуге. Его усмешку он давно чувствует кожей, и сопровождает она каждое движение – немертвому этот человек смешон с тех самых пор, как некогда величественный, этот старик стал нелепым. Власть развращает человека – он становится слишком самолюбив, чтобы увидеть грань порока, за которую шагнул.
- Что смеешься? – вопрос ответа не требует, Владу разговаривать запрещено, посему он просто кланяется, коротко, одним подбородком. – Смерд, - из грязи в князи, из князей в грязь, забавная перемена ролей. Теперь бывшему мещанину очень нравится унижать того, кто некогда стоял выше. – Что, нравится? – дернул Абрахам щекой на огромную бордовую лужу, которой растекся по полу бархат. – Это уродство? Надевай! – здесь бы место еще одному поклону и угодливому «сию минуту-с», однако Влад молча подбирает ткань.
Власть – приятное оружие, однако от зависти оно избавить не может. Влад, про себя не зовущий себя иначе, той собачьей кличкой, которую ему дали, застегивает пуговицы, не сводя взгляда со своего хозяина. На него плащ сел идеально и ничуть не испортил. Забавно, не так ли, что даже босой, растрепанный и откровенно жалко одетый, он все равно выглядит настоящим аристократом? И человек может сколько угодно завидовать – даже если его извалять в грязи, Влад все равно не станет уродлив. И вечно будет смеяться – какой-то крестьянин, разбирающийся в корешках и листочках, хочет командовать настоящим Князем. Замечательная салонная шутка, браво.
Абрахам дергает углом губ.
- Приведи себя в порядок, ничтожество, не на конюшню идем, - отрывисто произнес он, выходя из гардеробной – наверняка, костерить портных на чем свет стоит.
Влад, нареченный Алукардом, усмехается несуществующему отражению в зеркале. Он любил смотреть, как Власть делает из людей чудовищ. И даже интересно, сколько лет продержится этот пока еще человек. И, конечно, он не преминет приложить к этому руку, в конце концов, вся Власть Абарахама – это один высокий красноглазый брюнет.
Очень, очень занимательная шутка. Браво.
-
-
15.01.2010 в 15:36Не заказчик
-
-
15.01.2010 в 15:46Не-заказчик )
-
-
15.01.2010 в 16:15Мне очень понравилась такая интерпретация заявки. Особенно спасибо, что вы не пошли на поводу у юморного настроения заданной фразы, а написали хороший, интересный, вкусный фик.
Я безмерно довольна такими характерами, ситуацией и мрачноватой, но по-вампирски притягательной атмосферой и языком фика.
Шинь, это ты? (Да не обидится автор, если я ошиблась.)
-
-
15.01.2010 в 16:21Люк, я твой отецэто я.-
-
15.01.2010 в 18:39Спасибо!
-
-
15.01.2010 в 19:23-
-
16.01.2010 в 17:54/Melissa/ я писала не для тебя, а для себя.