Понадеюсь, что разговор вышел достаточно серьезным 1227 слов.
Читать дальшеОн мог бы перебудить весь персонал. Но орать и давиться жесткой соленой ладонью одновременно у Эрвина не получилось. – Тс-с-с, – выскочившие на шее мурашки исчезли под теплым дыханием сами собой, а беспорядочно лягающийся мальчишка неожиданно замер. Попытался вывернуть неудобно заломленную шею и облегченно выдохнул в зажавшие рот пальцы, коротко кивнув. – Жуть, – брезгливо проплевался он в сторонку. – Ты руки хотя бы раз в неделю мыл бы, что ли, – тон у Эрвина был недовольный, нос – насупленный. А вот глаза были счастливые. Ганс покосился на мальчишку, брезгливо вытирая обслюнявленную ладонь о штаны. Тяжело уселся на громко хрустнувший подоконник, захлопнув лопатками оконную раму, и уставился на путающегося в рукавах пижамной рубашки Эрвина. И прищурился – нечего лишний раз светить волчьими глазами, мальчонку это все еще пугало. – Надо признать, – пробурчал Эрвин, сдув челку, – хоть какая-то польза в твоем обращении есть: ты топать перестал. Всегда теперь будешь так подкрадываться? Эх, и в жмурки теперь с тобой не… По лицу умудряющегося даже шептать звонко мальчишку шлепнула толстая стопка бумаги. Хорошо так стукнула, повезет, если не до фингала. Ганс поморщился – в который раз силу не рассчитал. Со злости так всегда. – Это что? – не особо разозлившийся Эрвин потянулся за фонариком. Хороший фонарик, дорогой – к нему батарейка не нужна, на пружинке работает. Подкачал ее пальцами – дает свет на минуту-другую. Этот фонарик Ганс через друга доставал лет пять назад. А он цел все еще, оказывается. «Ты идиот». – Ай, – мальчишка схватился за правый висок, скривился, зыркнул на «гостя» волком – самым настоящим. Даром, что не оборотень. – Хватит говорить у меня в голове. «По-другому не могу теперь. Ты идиот. Читай-читай, в разум войдешь. Если у тебя есть хоть какие-нибудь мозги». – Не сомневайся – есть. Я тесты проходил сегодня, – ворчал Эрвин с нотками деловитости – изо всех сил показывал, что он самый взрослый и отважный пацаненок на свете. Только руки у него затряслись, когда вчитался. Листы Эрвин едва не порвал, взгляд заметался по строчкам, губы задрожали. Надо думать – испугался. Всего ведь четырнадцать лет. – Дела, – произнес он пару минут спустя тихим-тихим, спокойным-спокойным голосом. «Больше сказать ничего не хочешь?» – Ай! Да перестань ты! «Не перестану, – Ганс качнулся всем корпусом вперед и соскочил на пол – бесшумно и плавно. – Пошли». – Это куда это? – судя по тому, как он на постели уселся основательно, малолетнего паршивца придется тащить за шкварник. «Домой». Эрвин не двинулся с места – только кулаки крепче стиснул. Пришлось и впрямь подойти вплотную – снова не шевельнулся, снизу вверх уставился. Глазищи у него всегда такие огромные были – какие-то совсем кошачьи, а сейчас, в темноте, полупьяные и блестящие. Кололи же перед операцией какую-то дрянь, наверняка. Странно, что он поленом не дрыхнет – сам Ганс на трое суток отрубился, а проснулся уже от того, что позвоночник во все стороны выкручивало. Не могли они операцию на новолуние перенести – обязательно перед полной луной надо было… – Полегче, братец, – рука Ганса на воротнике пижамы дрогнула. – Домой – это в приют, что ли? Не в старый, так в какой-нибудь другой? Сам подумай, – весело (слишком весело) продолжил он, – после всего, что я увидел, меня живым не выпустят. «Я мог бы тебя увести». – Ух, – снова схватился Эрвин за висок. – Да перестань же ты! Стреляет. Ну вывел бы – и что? Тебя самого за это по головке не погладят. Ты и так натерпе… и-и-и! – взвизгнул Эрвин, когда Ганс дернул его за шиворот на уровень своих глаз – раньше он такой финт при всем желании не сделал бы, силы не хватило бы. Мальчишка вздрогнул и съежился – глаза у брата с «мирного» времени стали сильно недружелюбными. И очень, очень тоскливыми. «А тебя погладят, думаешь? Внимательно читал?» – А тяжело спереть из лаборатории было? Только честно? – с любопытством наклонил Эрвин голову набок. – Ой, понял. Больше не спрашиваю. Да все я понял, Ганс, – скорчил он невероятно смешную рожу, – ну, не сорок процентов вероятность успеха, а двадцать. Ну, сдохнуть придется лет через пятьдесят. Так я по-любому где-нибудь в это время и… Бить «подопытный образец» о стену затылком идеей было не самой лучшей. И так шансов на благополучный исход маловато, так еще и усугублять… – …сдохну, – договорил Эрвин через силу. И улыбнулся. Ганс вздрогнул, когда брат протянул руку вперед и явно вслепую коснулся его щеки. Схватился за щеку и дернул ее к уху. – Э-эй, а ты раньше всегда щетиной за полдня обрастал, – хрипло рассмеялся Эрвин. – А улыбаться так и не научился. Ик, ой… пусти, а то меня на твои сапоги вырвет. Ганс отпустил. Брата не вырвало – он всего лишь плюхнулся спиной на постель, раскинул руки и ошарашено заморгал в потолок. Он заговорил через минуту, когда Ганс почти решился перекинуть засранца через плечо и отволочь куда угодно от этой «исследовательской лаборатории» подальше. – Они ведь сами на меня вышли, ты же знаешь. Ты когда на войне «умер», то про меня не заикался ведь, да? А они все равно нашли. И еще раз найдут. Ты не думай, что я дурак – я поумнее тебя даже буду. У них тут сейчас дохнет по три десятка на дню, а ты выжил – один из немногих. Еще бы ты не выжил, ты же мой брат, – прозвучал голос Эрвина хвастливо. – А раз выжил ты, то и твой кровный родственник… «Я не хочу, чтобы ты был подопытной крысой». – Меня точно стошнит, если ты не заткнешься, – сел Эрвин на постели. – Не крысой, а волком, эй, – брат умел улыбаться заразительно: вот Гансу и захотелось истерически расхохотаться, только он уже давно не мог этого делать. – Да даже если крысой – наплевать, – серьезно продолжил он. – Лабораторных крыс хотя бы неплохо кормят. Ты видел, во что превратился Берлин? Буду рыться на какой-нибудь помойке, а тут… Эрвин злился. Он эмоций сдерживать никогда не умел: смотрит на непреклонную братскую физиономию, а у самого бровь дергается. И уголок губы. И… – Дурень! – на постели он подпрыгнул пружинисто и неожиданно бойко для человека с сотрясением мозга. И на шее повис непривычно легким грузом: раньше, каких-то три года назад, Ганс бы под этим весом согнулся. – Мой дом там, где ты! – уткнулся он носом в плечо брату. – У меня же никого кроме тебя нет, – от рыдающего шепота в плечо у Гюнше-старшего зачастил пульс, – ты уже один раз «умер», так не вздумай делать это по-настоящему! Если я исчезну, они тебя… «Идиот». – Сам не лучше! «Идиот». – Да заткнись уже! «Хватит стучать по мне – кулак отшибешь». – Хочу и стучу! Ай! Башка разваливается! Пусти меня, орясина! И… мф-мф-фы-мняф! – свирепо дорычал Эрвин остаток фразы в плечо Ганса, в которое вцепился зубами. Раньше хватал за ухо – подлый приемчик, болезненный. Вот ведь мелкий… «Если ты умрешь – я тебя с того света достану». Эрвин затих и перестал брыкаться. Осторожно, недоверчиво, разжал зубы на плече брата и посмотрел на него в упор огромными кошачьими глазищами. – Точно? – насупился он. – Не врешь? Ганс присел – босые пятки Эрвина шлепнули о кафельную плитку. Белобрысые вихры под ладонь легли привычно – кажется, он так и не узнал слова «расческа» за все годы, что прожил от брата вдали. И сам почти не изменился – ноги только длиннее стали. И тощее. «Достану, за ногу возьму, переверну и потрясу, чтобы вся дурь вышла», – пообещал Ганс. Эрвин стиснул руки на его шее плотнее. – Когда все кончится, вместе на луну повоем. А теперь иди, пока тебя не хватились. Мне на операцию через три часа, а я еще не спал ни минуты. Когда Ганс, осторожно прикрыв раму за собой, спрыгивал в кусты под окном, он успел обернуться напоследок и увидеть довольную улыбающуюся физиономию: совсем, совсем не думает, на что и ради чего идет. И, уже выбравшись из кустов, Гюнше нахмурился. В том, что его брат выживет, он не позволял себе сомневаться, в конце концов, упрямство – их семейная черта. Взгляд у Эрвина был какой-то… совсем не волчий. И Гюнше-старший начинал подозревать, что повыть на луну вдвоем им не удастся.
Идея с кровным родством оченно нравится. Равно как и игра на контрастах между братьями , любимая тема, что ни говори. Отличный Ганс, умилительный пока-еще-не-Шредингер. Спасибо)
Мне тоже идея о родстве нравится — братишки, почему бы и нет? Оба героя выразительными получились. И Эрвин — это прекрасно: вроде, само собой напрашивалось, а поди ж ты, первый раз вижу . Текст очень насыщенный, даже местами перенасыщенный мелочами. Тяжеловато читается, но это чисто дело вкуса. Лично я предпочитаю так, нежели примитивно и поверхностно .
читать дальшезахлопнув лопатками оконную раму Немного смущают меня настолько торчащие лопатки-крылья, но то, опять же, вкусовщина.
Kota_Stoker, Идея с кровным родством оченно нравится. Она была внезапна, как хокку.)
Отличный Ганс, умилительный пока-еще-не-Шредингер. Спасибо) Не за что :з
Салкарда, Боюсь, в случае Шредингера на Луну он будет мяукать. ^^ Ну дык они же об этом не знали) Спасибо автору. Не за что)
Rendomski, И Эрвин — это прекрасно: вроде, само собой напрашивалось, а поди ж ты, первый раз вижу . У автора он всегда почти Эрвин, это торадиций такой.) К тому же имя немецкое Хирано - любитель физики, то у него Максвеллы, то Шредингеры, почему бы и нет?)
-
-
18.11.2011 в 00:051227 слов.
Читать дальше
-
-
18.11.2011 в 13:46, любимая тема, что ни говори.Отличный Ганс, умилительный пока-еще-не-Шредингер. Спасибо)
Не заказчик.
-
-
18.11.2011 в 20:36Боюсь, в случае Шредингера на Луну он будет мяукать. ^^
Очень необычно получилось. Спасибо автору.
-
-
18.11.2011 в 20:56Текст очень насыщенный, даже местами перенасыщенный мелочами. Тяжеловато читается, но это чисто дело вкуса. Лично я предпочитаю так, нежели примитивно и поверхностно
читать дальше
-
-
18.11.2011 в 21:17Она была внезапна, как хокку.)
Отличный Ганс, умилительный пока-еще-не-Шредингер. Спасибо)
Не за что :з
Салкарда, Боюсь, в случае Шредингера на Луну он будет мяукать. ^^
Ну дык они же об этом не знали)
Спасибо автору.
Не за что)
Rendomski, И Эрвин — это прекрасно: вроде, само собой напрашивалось, а поди ж ты, первый раз вижу
У автора он всегда почти Эрвин, это торадиций такой.) К тому же имя немецкое
Хирано - любитель физики, то у него Максвеллы, то Шредингеры, почему бы и нет?)-
-
21.11.2011 в 19:14