немножко мата, немного пафоса (куда ж автор без этого), много эпитетов. немного грустно. автор надеется, что заказчику понравится. автор старался.
556 слов
Больница, по мнению Скуало, - это всегда несчастье и безнадежность. Проспиртованный запах отчаяния и искусственная белизна стен. Трубки капельниц и каталки. Скальпели и рентгеновские снимки.
Занзас никак не вязался с этой атмосферой. Ведь он – мощь и сила, чистая ярость и живое пламя, за которыми Скуало поклялся идти в четырнадцать лет. Невозможно представить Занзаса, прикованным к больничной койке, застеленной казенным постельным бельем. Его место – среди шикарно-помпезных гостиных с лепниной на потолке. И Занзас среди всего этого великолепия – обязательно в своем неизменном кресле с неизменным стаканом виски в руке.
Человек, лежащий в палате с до тошноты выбеленными стенами, - это не Занзас. Нет, он не может им быть, в стотысячный раз повторяет Скуало. Где же сила и мощь? Где то обжигающее пламя?
Нет, это Занзас, и никто иной. А сила и мощь – вот они, плещутся на глубине кроваво-карих глаз, рвутся наружу непокорным пламенем, которое всегда с ним. Но повторная заморозка не прошла для него даром. И поэтому Занзас и отлеживается в больнице, среди этого белого безумия. Будь у него силы, он бы уже давно спалил это здание к чертовой матери. Да и сам Скуало еще до конца не оклемался.
Но трудно жить с осознанием того, что тебя сделал какой-то пацан, школьник, малолетка, мать его. Скуало и сам знает, какого это. Когда хочется удавиться и разнести все вокруг одновременно. Когда все внутри разъедает от злобы на весь белый свет.
Потому Скуало первые пару дней не рискует заходить в палату к Занзасу. Дает поостыть пламени, чтобы его самого ненароком не задело. Но даже и спустя эти пару дней Скуало не уверен, что, открыв дверь в палату босса, он не увидит направленное ему в голову дуло пистолета.
Он приходит к Занзасу под вечер, когда назойливые медсестры уже не так часто снуют по коридорам. В общем-то, Скуало пока что нельзя вставать. Но плевал он на больничные запреты.
В палате у босса тихо. Только чуть слышно попискивают какие-то приборы, отмеряющие давление и пульс. А на кровати, прикрыв глаза, лежит Занзас. Его можно было принять за спящего, если бы не физически ощутимая ярость, исходящая от Занзаса, кажется, что и воздух вокруг него вибрирует.
Скуало надеется, что босс не решит оторваться на нем.
Но вдруг Занзас открывает глаза, и их взгляд устремляется прямо на Скуало. Ему кажется, что он смотрит прямо в душу, выворачивая ее наизнанку.
Скуало не может определить, сколько длится та игра в «гляделки», но пропускает тот момент, когда Занзас произносит:
- Всё закончилось, мусор, можешь бежать в парикмахерскую.
Смысл слов доходит не сразу, словно бы между ними толща воды, тормозящая звуки. А когда доходит, хочется заорать на Занзаса. Или уебать его. И неизвестно, что сильнее.
И Скуало начинает говорить. Сначала почти спокойно, а затем все громче и громче. Потому что, Скуало тоже не железный. Может, у него и нет Пламени ярости, но самой ярости хоть отбавляй.
- Значит вот как… Теперь мои патлы глаза мозолят? Ты не сдался даже спустя восемь лет, проведенных в айсберге, а теперь сдашься, когда тебя уделал школьник?! Если для тебя все закончилось, то для меня – нет! Я поклялся тебе когда-то, если ты забыл.
И ушел, не забыв хлопнуть дверью. Чтобы не слышать того, что ответит Занзас. Потому что, для себя Скуало уже давно все решил. Еще восемь лет назад.
А Занзас подумал, что, возможно, он слишком рано опускает руки. Ведь не просто же так судьба одарила его Пламенем. Небо не должно сдаваться. Иначе, откуда же взяться Дождю?
Сквало открывает эту дверь день за днём, но за ней ничего не меняется. Тяжёлые портьеры занавешивают огромные окна и даже днём здесь полумрак, тишина и безучастный ко всему Занзас. Босс Варии бросает на Супербию мимолётный взгляд, пока тот проходит в кабинет и садится перед ним на край стола – это надоело, как и то, что он таскается сюда каждый день. Приходит, молчит и ждёт. Да ещё и патлы эти перед глазами, словно постоянный и немой намёк – не вышло, проиграли, Вонгола не его. Занзас протягивает руку и тянет Сквало за прядь – несильно, скорее, чтобы привлечь внимание. Задумчиво наматывает на пальцы кончики волос и поднимает глаза на своего боевого капитана. – Всё закончилось, мусор, можешь бежать в парикмахерскую. Сквало вздрагивает как от удара и через секунду где-то внутри вспыхивают так долго тлевшие невысказанными словами раздражение, злость и какая-то детская обида на равнодушие босса. Один за другим он открывает ящики стола и что-то ищет. Когда в его руке появляются ножницы, в глазах Занзаса вспыхивает интерес. Когда Сквало, перехватив длинную прядь, безжалостно отрезает её, в кабинете появляется характерный запах – она не успевает упасть на пол, бесследно сгорая в пламени ярости. Они не говорят ни слова, они не сводят глаз друг с друга. Когда всё заканчивается, Сквало опускает руки на колени и замирает. Занзас почти осторожно забирает у него ножницы и выжидающе смотрит. Супербия качает головой – непривычно, проводит ладонью по остриженным волосам, взъерошив их на затылке – и легко. Он дерзко сморит на босса. – Самое время для новой клятвы, Занзас. Усмешка против собственной воли кривит губы босса Варии. – Окна сначала открой, мусор, дышать нечем. Сквало встает и ворчит что-то похожее на «наконец-то». Единственное о чём он жалеет – за короткими, едва прикрывающими затылок волосами будет очень сложно прятать улыбку от босса.
немного грустно.
автор надеется, что заказчику понравится. автор старался.
556 слов
Больница, по мнению Скуало, - это всегда несчастье и безнадежность. Проспиртованный запах отчаяния и искусственная белизна стен. Трубки капельниц и каталки. Скальпели и рентгеновские снимки.
Занзас никак не вязался с этой атмосферой. Ведь он – мощь и сила, чистая ярость и живое пламя, за которыми Скуало поклялся идти в четырнадцать лет. Невозможно представить Занзаса, прикованным к больничной койке, застеленной казенным постельным бельем. Его место – среди шикарно-помпезных гостиных с лепниной на потолке. И Занзас среди всего этого великолепия – обязательно в своем неизменном кресле с неизменным стаканом виски в руке.
Человек, лежащий в палате с до тошноты выбеленными стенами, - это не Занзас. Нет, он не может им быть, в стотысячный раз повторяет Скуало. Где же сила и мощь? Где то обжигающее пламя?
Нет, это Занзас, и никто иной. А сила и мощь – вот они, плещутся на глубине кроваво-карих глаз, рвутся наружу непокорным пламенем, которое всегда с ним. Но повторная заморозка не прошла для него даром. И поэтому Занзас и отлеживается в больнице, среди этого белого безумия. Будь у него силы, он бы уже давно спалил это здание к чертовой матери. Да и сам Скуало еще до конца не оклемался.
Но трудно жить с осознанием того, что тебя сделал какой-то пацан, школьник, малолетка, мать его. Скуало и сам знает, какого это. Когда хочется удавиться и разнести все вокруг одновременно. Когда все внутри разъедает от злобы на весь белый свет.
Потому Скуало первые пару дней не рискует заходить в палату к Занзасу. Дает поостыть пламени, чтобы его самого ненароком не задело. Но даже и спустя эти пару дней Скуало не уверен, что, открыв дверь в палату босса, он не увидит направленное ему в голову дуло пистолета.
Он приходит к Занзасу под вечер, когда назойливые медсестры уже не так часто снуют по коридорам. В общем-то, Скуало пока что нельзя вставать. Но плевал он на больничные запреты.
В палате у босса тихо. Только чуть слышно попискивают какие-то приборы, отмеряющие давление и пульс. А на кровати, прикрыв глаза, лежит Занзас. Его можно было принять за спящего, если бы не физически ощутимая ярость, исходящая от Занзаса, кажется, что и воздух вокруг него вибрирует.
Скуало надеется, что босс не решит оторваться на нем.
Но вдруг Занзас открывает глаза, и их взгляд устремляется прямо на Скуало. Ему кажется, что он смотрит прямо в душу, выворачивая ее наизнанку.
Скуало не может определить, сколько длится та игра в «гляделки», но пропускает тот момент, когда Занзас произносит:
- Всё закончилось, мусор, можешь бежать в парикмахерскую.
Смысл слов доходит не сразу, словно бы между ними толща воды, тормозящая звуки. А когда доходит, хочется заорать на Занзаса. Или уебать его. И неизвестно, что сильнее.
И Скуало начинает говорить. Сначала почти спокойно, а затем все громче и громче. Потому что, Скуало тоже не железный. Может, у него и нет Пламени ярости, но самой ярости хоть отбавляй.
- Значит вот как… Теперь мои патлы глаза мозолят? Ты не сдался даже спустя восемь лет, проведенных в айсберге, а теперь сдашься, когда тебя уделал школьник?! Если для тебя все закончилось, то для меня – нет! Я поклялся тебе когда-то, если ты забыл.
И ушел, не забыв хлопнуть дверью. Чтобы не слышать того, что ответит Занзас. Потому что, для себя Скуало уже давно все решил. Еще восемь лет назад.
А Занзас подумал, что, возможно, он слишком рано опускает руки. Ведь не просто же так судьба одарила его Пламенем. Небо не должно сдаваться. Иначе, откуда же взяться Дождю?
не за что)
Сквало открывает эту дверь день за днём, но за ней ничего не меняется. Тяжёлые портьеры занавешивают огромные окна и даже днём здесь полумрак, тишина и безучастный ко всему Занзас.
Босс Варии бросает на Супербию мимолётный взгляд, пока тот проходит в кабинет и садится перед ним на край стола – это надоело, как и то, что он таскается сюда каждый день. Приходит, молчит и ждёт. Да ещё и патлы эти перед глазами, словно постоянный и немой намёк – не вышло, проиграли, Вонгола не его.
Занзас протягивает руку и тянет Сквало за прядь – несильно, скорее, чтобы привлечь внимание. Задумчиво наматывает на пальцы кончики волос и поднимает глаза на своего боевого капитана.
– Всё закончилось, мусор, можешь бежать в парикмахерскую.
Сквало вздрагивает как от удара и через секунду где-то внутри вспыхивают так долго тлевшие невысказанными словами раздражение, злость и какая-то детская обида на равнодушие босса.
Один за другим он открывает ящики стола и что-то ищет.
Когда в его руке появляются ножницы, в глазах Занзаса вспыхивает интерес. Когда Сквало, перехватив длинную прядь, безжалостно отрезает её, в кабинете появляется характерный запах – она не успевает упасть на пол, бесследно сгорая в пламени ярости. Они не говорят ни слова, они не сводят глаз друг с друга. Когда всё заканчивается, Сквало опускает руки на колени и замирает. Занзас почти осторожно забирает у него ножницы и выжидающе смотрит.
Супербия качает головой – непривычно, проводит ладонью по остриженным волосам, взъерошив их на затылке – и легко. Он дерзко сморит на босса.
– Самое время для новой клятвы, Занзас.
Усмешка против собственной воли кривит губы босса Варии.
– Окна сначала открой, мусор, дышать нечем.
Сквало встает и ворчит что-то похожее на «наконец-то». Единственное о чём он жалеет – за короткими, едва прикрывающими затылок волосами будет очень сложно прятать улыбку от босса.