Несовершенство линий движется постепенно
Название: Белый танец
Артер: Sklyear aka Oneapple
Автор: Квисти aka лейтенант!Внезапность
Бета: jotting
Жанр:
Рейтинг: G
Персонажи: Эмма Фрост и все-все-все
Размер: ~6000 слов
Предупреждение: альтернативное видение таймлайна, возможен ООС
Дисклеймер: Все герои принадлежат Марвелу, все цитаты в тексте, прямые или косвенные, принадлежат их уважаемым авторам.
читать дальшеПролог. Кофе и блинчики.
Блинчики миссис Гленистер славятся на весь город: в ее уютной кофейне можно встретить профессоров и студентов, клерков в строгих деловых костюмах и военных с находящейся неподалеку базы ВВС США. Случайный посетитель, заглянувший на чашечку кофе промозглым осенним утром, легко может стать завсегдатаем – вкусное угощение и радушие хозяйки мало кого оставляют равнодушным. Несмотря на внушительный штат сотрудников, миссис Гленистер предпочитает сама обслуживать клиентов, помнит почти всех постоянных посетителей и на досуге придумывает им биографии – невинное развлечение одинокой пожилой дамы, не более того.
Например, вот тот подтянутый мужчина в кожаной куртке, с импозантной пиратской повязкой на левом глазу, который иногда забегает по утрам выпить чашечку крепчайшего эспрессо. По виду – так самый настоящий секретный агент, но миссис Гленистер не обманешь, она, как говорит ее внук Стьюи, "калач тертый". Таинственность, суровый взгляд и хищная повадка, да еще и намек на боевое ранение – лучший способ вызвать томные вздохи у прекрасной половины человечества; этот тип, думает миссис Гленистер, слишком молодо выглядит для ветерана "даблъю-даблъю-ту"; наверняка он просто гуляка и фат, один из тех прожигателей жизни, которые с гиканьем носятся по ночным улицам на своих кабриолетах, не давая спать добропорядочной публике. Миссис Гленистер не одобряет кабриолеты и все, что с ними связано, и к бравому "пирату" относится с прохладцей, что не мешает тому регулярно наведываться в кофейню. Пирата, впрочем, тоже можно понять – мало кто способен устоять перед несущимися из дверей заведения миссис Гленистер запахами.
Или вон та молодая пара за столиком у окна. Миссис Гленистер помнит, как они впервые появились здесь несколько месяцев назад: ослепительная блондинка в белом плаще и ее обаятельный кавалер, и целый час, наверное, просидели друг напротив друга, едва ли обменявшись несколькими короткими фразами. Она тогда подумала – вот это любовь, понимать друг друга без слов, глаза в глаза, беззвучный диалог, ни одного лишнего жеста, а воздух искрит, как будто перед грозой. И еще подумала – красивые. Они и правда чудесно смотрелись вместе, словно сошли прямиком с рекламной открытки – хорошо одетые, ухоженные, выглаженные, и детишки у них наверняка будут просто загляденье, с умилением думала миссис Гленистер, разливая кофе по маленьким фарфоровым чашечкам. Вот оно, наше будущее, а вовсе не те безобразники, которые катаются по улицам ночь напролет и собираются в пабе за углом. Она тогда, помнится, загадала, чтобы они пришли снова – и они приходили. Несколько раз, садились за тот же столик и все так же молчали, а от чашек перед ними поднимался уютный ароматный парок. Миссис Гленистер с нетерпением ждала их прихода и гадала, когда же на тонких пальчиках девушки блеснет обручальное кольцо. Она уже и кольцо для них присмотрела, когда ездила в Нью-Йорк, навестить племянницу с внуком. Специально зашла в ювелирный магазин, полюбоваться на недоступный бриллиантовый блеск, окрестила себя старой сентиментальной дурой, но все равно – представляла в мечтах, как вежливый мальчик с мягкой улыбкой делает предложение своей златовласой принцессе прямо в ее старенькой кофейне. Навоображала себе черт знает чего – и охапку белых лилий, и свадебный лимузин, и венчание в церкви на площади, и голубей, падающих, распахнув крылья, в бездонное небо. А вот оно как вышло.
В этот раз они приходят по отдельности. Сначала блондинка – белая лента в волосах, белое пальто, белые перчатки, дробный перестук каблучков, миссис Гленистер торопливо ставит на их любимый столик вазу со свежими цветами и пытается высмотреть заветное колечко. А потом появляется принц и у миссис Гленистер обрывается сердце.
Автокатастрофа, думает она. Наверняка попал в аварию. Но инвалидное кресло влечет за собой целую череду нежеланных воспоминаний, и миссис Гленистер не может не думать о войне. Как возвращались их мальчики – искалеченные, переломанные, на костылях или в таких вот креслах, с бледными, чужими лицами. Или не возвращались вовсе, как ее Робби.
Чашки на подносе в ее руках мелко подрагивают с мелодичным звоном. Это все страх, думает она, возвращаясь за стойку. Мы все слишком напуганы. Мы слишком хорошо помним, как это было. Они вот – не помнят, они шагают по жизни в другой, светлый мир, широко распахнув глаза, а потом их сбивает машина.
Какой-нибудь кабриолет с таким же беспечным, не помнящим мальчишкой за рулем.
Миссис Гленистер комкает в пальцах накрахмаленную салфетку, наблюдая, как молодой человек благодарит официанта, убравшего ненужный теперь стул. Сегодня они разговаривают – ее любимые посетители; она видит, как двигаются губы – его, ее, снова его. Лицо девушки словно высечено из мрамора, холодное, равнодушное.
Неужели все? Миссис Гленистер сжимает кулаки. "Не верю, – думает она, – не верю". Миссис Гленистер воспитана на хорошей литературе, она знает, что настоящим чувствам никакая инвалидность не помеха, что любовь все преодолеет, ведь правда же? Правда?
У добрейшей хозяйки кофейни не возникает ни малейшего сомнения в том, что она наблюдает финал грандиозной мелодрамы, и что сегодняшний день навсегда изменит жизни этих двоих. Ей и в голову не приходит, что она, в сущности, подглядывает за чем-то личным, интимным. Миссис Гленистер слишком привыкла мыслить слоганами с рекламных постеров.
Девушка коротко сжимает лежащую на столе ладонь собеседника, резко встает. Кажется, они первый раз на памяти миссис Гленистер касаются друг друга – и то, так мимолетно, как будто это ничего не значит.
"Сейчас она поцелует его в лоб, – думает миссис Гленистер, – как покойника. И тогда я точно расплачусь".
Не происходит ни того, ни другого. Блондинка в белом пальто выходит из кафе спокойным, неторопливым шагом, как будто ей не от чего бежать, как будто не она оставляет за спиной все надежды на бриллиантовое кольцо, пару очаровательных детишек и счастливые годы вместе, рука об руку, глаза в глаза. Миссис Гленистер, которой Господь не дал ни того, ни другого, ни третьего, уже готова забыть обо всех приличиях и броситься ей наперерез.
Ее останавливает один-единственный взгляд оставшегося за столиком молодого человека. И немного грустная, ироничная улыбка на его губах.
Миссис Гленистер кажется, будто мимо ее лица проносится едва заметный весенний ветерок.
"Обернись же!" – думает она, поворачиваясь к девушке, на секунду застывшей в дверях; миссис Гленистер чувствует себя Феей-Крестной, которая обязана помирить поссорившихся влюбленных, ведь как же так! Она уже даже выбрала кольцо! С бриллиантом!
Острые алмазные грани, безо всяких усилий вспарывающие беспокойный поток ее мыслей – последнее, что запоминает миссис Гленистер, прежде чем навсегда позабыть.
Секвенция. Осколки.
- Отношения между партнерами, – говорит Магнето, – могут строиться только на доверии.
Эмма вежливо улыбается краешком губ. "Наглядное воплощение этого самого доверия, – думает она, – сейчас надето у тебя на голове".
Сначала думает, а потом мысленно же смеется – какая, однако, неудобная привычка – проговаривать все про себя, думать словами. Еще одна вещь, о которой следует позабыть, раз и навсегда.
Ей не нравится Магнето, не нравятся новые правила игры, не нравится, что в особняке Шоу в Майами, где они остановились на пару дней, пока Азазель и Риптайд подыскивают новое убежище, Ангел заняла ее, Эммы, бывшую спальню. Впрочем, последний пункт легко поправим; просто Эмма еще не решила, как будет лучше – сотворить кошмар, после которого наглая девчонка неделю будет писаться в постель и обходить стороной чужие вещи, или сделать мягкое, незаметное внушение. Вопрос вовсе не в гуманизме – скорее, в целесообразности. Маленькая дрянь не стоит затраченного на нее времени, особенно сейчас, с перебитым крылом и кавардаком в голове. Леншерру в наследство достались два бойца и две запутавшиеся соплячки. И Эмма Фрост, которая еще не решила.
Ничего из того, что действительно стоило бы решать.
***
Эмма смотрит в черный зрачок пистолетного дула. "Телепатия, – говорит – пока еще – доктор Шмидт, – сила, способная покорить мир. Мутация, калечащая не тела, но души, по сравнению с этим все наши энергетические заряды – детская игра в бирюльки. Но даже телепат не сможет остановить пулю, если мозг уже послал нервный импульс к пальцу, лежащему на спусковом крючке".
"Замри!" – мысленно кричит Эмма, вороненая сталь плюет ей в лицо пламенем и пороховой гарью, мир вокруг покрывается алмазной коростой.
"Очень хорошо, – говорит герр доктор. – Но ты должна помнить, что лучшая твоя защита – здесь".
Его палец касается ее виска, скользит по острым алмазным граням. "Мы попробуем снова".
И они пробуют снова.
***
В конце концов, думает Эмма, разницы нет никакой. Магнето начинает с того, чем закончил Шоу, сменились только надписи на штандартах. Война идет уже несколько лет – подспудная, неявная. Все, чего добились Ксавье и Леншерр совместными усилиями – приподняли край ковра, под который последнее десятилетие заметался политический мусор, и радостно разнесли грязь по всему дому. Пока ЦРУ и русские как-то ухитряются замалчивать произошедшее на Кубе, но долго это продолжаться не может – сотни моряков видели поднимающуюся в воздух подводную лодку, летающих и исчезающих людей, ракеты, повинующиеся взмаху руки. Ни одна подписка о неразглашении не выдержит такого шквала эмоций и впечатлений. Очень скоро слово "мутант" проникнет в газетные заголовки, в умы и сердца людей, и породит именно то, чего ждал Шоу. То, чего боялся Ксавье.
Страх.
Непонимание.
Агрессию.
Дивный новый мир, улыбается Эмма своему отражению в зеркале, аккуратно подкрашивая губы помадой нежно-розового цвета. Шоу бы понравилось.
Некоторое время она даже забавляется с мыслью: а что, если?.. Черного Короля больше нет, так не пришла ли пора сыграть Белой Королеве? Госпожа Президент, грозная, как внезапная буря, устрашающая, как молния на ночных небесах, ослепительная и безжалостная, как солнце в засуху, любимая, почитаемая и опасная, как пламя, холодная, как зимняя звезда. Она представляет себе толпы с факелами, скандирующие ее имя, алмазную корону на волосах, Азазеля и Риптайда у подножия трона...
Серебристый смех разбивается о поверхность зеркала, звенит среди скляночек, пузырьков и футляров с косметикой. Нельзя сказать, что мир этого не заслужил, решает Эмма, но вот незадача – конец света – ужасно утомительное занятие.
***
- Но, может быть, какие-нибудь жалобы? Просьбы? – спрашивает вежливый агент в безупречно отглаженном костюме. Руки у него потеют, замечает Эмма, и он пытается незаметно вытереть ладони о ткань брюк.
Она обводит свою камеру взглядом светлым и беспечным, закидывает ногу на ногу, качает головой.
- У вас здесь очень интересное место, агент... – она не дает ему возможности напомнить свою фамилию, сразу же продолжает. – Здание, переполненное мужчинами, которые не знают, чего хотят.
Агент сглатывает. Эмма смотрит на его дергающийся кадык, и думает – как просто, как просто, как скучно. Ожидание – самый утомительный из уроков.
- А чего вы хотите, мисс Фрост?
Она наклоняется вперед, давая ему вволю насмотреться на ложбинку между грудей, виднеющуюся в низком вырезе платья. Упирается локтями в колени. И говорит:
- Мне бы хотелось кофе с лимоном и имбирного печенья.
Ей стоит большого труда не рассмеяться при виде его вытянувшегося лица.
***
- Не горбись, – говорит Эмма, похлопывая по ладони белыми кожаными перчатками, и обходит по кругу замершую в центре комнаты Мистик. Девчонка напряженно провожает ее взглядом, смешно скашивая глаза, но голову повернуть не решается.
Хорошо.
Эмме вовсе не хочется ментально подстегивать это... создание. Она, в отличие от Ксавье, достаточно брезгливо относится к излишним телепатическим контактам. Она, в отличие от Ксавье, не стремится понять каждого встречного, забраться ему под кожу, разделить и боль, и радость...
"Кыш", – говорит Эмма своим мыслям, и растягивает губы в невеселой улыбке. Добро пожаловать в клуб.
- Ты же можешь контролировать объем собственного тела? – спрашивает она, и, дождавшись кивка, продолжает. – Тогда вот это – совершенно лишнее.
Ее палец упирается в пышную – чересчур пышную – девичью грудь. Человеческое тело Мистик словно вылеплено подростком по образу и подобию пинап-гёлз, по всей Америке такие девчонки крутят пухленькими бедрами твист под Чабби Чекера и пьют двойную "Маргариту" безо льда. Такие девчонки не становятся опасными террористками, разыскиваемыми федеральными властями.
- Боитесь, что я составлю вам конкуренцию? – Мистик обнажает ровные белые зубы в нахальной улыбке, скользит взглядом по стройной фигуре собеседницы, затянутой в белый брючный костюм.
Отлично, мы еще и кусаемся.
Ментальный хлыст – штука, вероятно, не очень приятная – девчонка со всхлипом втягивает воздух сквозь стиснутые зубы.
- Ничего, – задумчиво улыбаясь, говорит Эмма и надевает перчатки. – Хамить ты скоро разучишься, и, в отличие от... некоторых юных дев, у тебя присутствуют хотя бы зачатки хорошего воспитания. Мы еще сделаем из тебя настоящую леди.
- Зачем? – спрашивает Мистик, пытаясь незаметно сморгнуть влагу, скопившуюся в уголке глаза. – Зачем все это? Магнето говорит, что я нужна ему такой, какая я есть.
Эмма почти нежно проводит по щеке девушки ладонью, затянутой в белую лайку перчатки.
- Чтобы научиться быть собой, милая, – говорит она и сжимает пальцы, заставляя Мистик поднять подбородок, – сперва попробуй научиться становиться другими.
***
Эмме не хватает Шоу.
Он был, безусловно, вздорным, смертельно опасным, себялюбивым, помешанным на мировом господстве сукиным сыном. Он разрушал и созидал целые вселенные одним движением брови, и Эмма сейчас думает отнюдь не о ядерной физике. Он любил хорошее вино, заставлять окружающих чувствовать себя жалкими пешками, живопись и соус "Табаско", у него был отвратительный слух и привычка портить все в последний момент – план по захвату власти в "Клубе", романтический ужин, тренировку, минет, собственную никчемную пафосную кончину...
Эмма очень зла на него – и Эмме его не хватает.
***
Мистик словно носит с собой Ксавье – на коже, в дыхании, на внутренней стороне век. Та часть ее мыслей, которая не пропитана лихорадочным пульсом влюбленности и не опьянена нежданной свободой, целиком и полностью сосредоточена на одном: "Чарльз, Чарльз, Чарльз..."
Эмму это не удивляет, Эмме, по большому счету, плевать. Что ее искренне забавляет – так это Магнето, беззвучно повторяющий то же имя в темноте своей спальни; шлем прячет его мысли, но не мысли дремлющей рядом девчонки. Эмма снова вспоминает, что не любит лазить по чужим головам, но, думает она, врага нужно знать в лицо. Даже потенциального. Заранее, так сказать, выяснить, какую "брешь" тебе предлагают заполнить.
Разум Эммы алмазным скальпелем скользит по чужим мыслям – не проникая, не раня. Не оставляя следов.
Риптайд со стаканом неразбавленного бурбона тонет в кожаном кресле в гостиной, пустым взглядом уставившись в остывший камин. Риптайд не любит Эмму, но, будь ему предоставлена возможность выбора, без колебания последует за ней. Не из соображений преданности и не в память о Шоу – просто еще больше, чем Эмму, он не любит, когда его отбрасывают с дороги, словно слепого щенка, и придавливают куском стальной обшивки. Эмма едва сдерживает скептическую усмешку: забавно, что кто-то считает ее меньшим злом.
Азазеля в особняке, разумеется, нет, но Эмме не нужно тянуться к нему через полконтинента, чтобы знать – он предан Белой Королеве до тех пор, пока она предана Клубу. Мутант он в самом деле, или исчадие Ада, одного у него не отнимешь: Азазель прекрасно знает, что такое субординация. Магнето для него пока никто, даже меньше чем пешка, свалившая Короля, и, пожалуй, Леншерру в первую очередь стоит постараться завоевать именно его доверие, а не возиться со сбежавшим от Ксавье курятником. Азазель – Ключ, и он – Врата; если Магнето этого не понимает – что ж... Эмма все-таки улыбается: не то, чтобы она торопилась подсказками облегчать жизнь новоявленному лидеру Братства Мутантов – как насчет сестринства, кстати? Мужчины...
Ангел. Порченый товар. Не нужно быть Чарльзом Ксавье, чтобы разглядеть в девчонке потенциал, но вот чтобы развить его... И, все же, Эмма видит, как легко можно превратить одиночество, злость, уязвленное самолюбие и страх в оружие. Отточенный и смазанный ядом клинок, жалящий без пощады. Впрочем, эта зверюшка вполне способна укусить руку, которая ее кормит. Эмма морщится – никто не любит предателей.
Но что случается в тот момент, когда некого больше предавать?
***
Временами ей кажется, что кто-то стоит рядом, заглядывает через плечо. В такие моменты Эмме хочется погрузить все живое и относительно разумное в особняке в летаргический сон и вычистить из их мозгов всякую дурь; она бы еще поняла, если бы по коридорам мотался призрак Шоу: в конце концов, это вполне в его духе – доставать ее и с того света.
Но вовсе не покойники тревожат их сон. Эмма просыпается среди ночи от неприятного покалывания в виске, машинально проверяет телепатические блоки – нет, конечно же, она не забыла поставить защиту. Пойманной птицей стучится, трепещет на грани сознания обрывок чужого сна: похожий на пересвеченную фотографию пейзаж, раскаленное небо, белый песок, груды искореженного металла и едкий дым, разъедающий глаза. Выстрел, рвущий гулкую, неестественную тишину на тысячи осколков.
Не покойники, думает Эмма почти с жалостью. С покойниками было бы проще.
Она накидывает шелковый халат, садится у окна, принимается расчесывать волосы. Ночной ветер колышет верхушки пальм на набережной, и Эмма морщится. Завтра они уйдут отсюда – в новом убежище Братства не будет ни пальм, ни океана вокруг – ничего, способного спровоцировать болезненные цепочки воспоминаний. У Эммы и так уже создается впечатление, что она была вместе со всеми на Кубе; лишний мусор из чужих голов ей абсолютно ни к чему. Ей даже хочется поблагодарить Магнето за то, что он не снимает шлем: Эмма совсем не жаждет знать, какие кошмары мучают Леншерра по ночам. И мучают ли вообще.
Какими призраками он мог бы населить эти стены? Эмма прикусывает губу, чтобы не рассмеяться. Девять к одному, что она знает правильный ответ. Чарльз Ксавье – как ветрянка, достаточно переболеть один раз, чтобы получить иммунитет на всю оставшуюся жизнь.
Она инстинктивно успокаивает мечущуюся во сне двумя этажами выше Мистик и только потом, понимая, что сделала, недовольно морщит носик. Переболеть-то можно, а вот оспины останутся.
Эмма распахивает окно, и соленый бриз растрепывает ее безупречную, только что уложенную прическу. Хочется смеяться, она и сама не знает, почему.
Мысль, которую она посылает в небо, похожа на птицу – беспечную и свободную. К черту правила приличия, Белая Королева объявляет белый танец. Ответ, как она и ожидала, приходит почти мгновенно.
Эмма Фрост довольно кивает и начинает собираться. Она все еще не приняла окончательного решения, но – тут она, не удержавшись, создает все-таки призрачный фантом Шоу и со смехом щелкает его по носу – она попробует снова.
Экспозиция. По обе стороны стекла.
Как выяснилось на практике, столкновение двух разумов нельзя сравнить с аналогами из материального плана. Если бы Эмме Фрост до того злополучного вечера, когда пошла ко дну "Каспартина", взбрело в голову подбирать эпитеты, она бы, наверное, представила себе звон клинков, или сталь, бессильно пытающуюся поцарапать непроницаемые алмазные грани. Эмма передернула плечами: слово "сталь" теперь тоже вызывало не слишком приятные ассоциации. Удивительно, сколько разрушений может сотворить один-единственный металлокинетик с чудовищной кашей в голове и навыками профессионального убийцы. Но мисс Фрост куда больше заинтересовал телепат.
Это даже не было столкновением в прямом смысле слова – любопытный взгляд, мгновенно поставленная защита, а вот потом, когда Эмма попыталась сама считать "конкурента", ощущения оказались как минимум... необычными. Как будто она медленно проваливалась в зыбучие пески, или – картинка тотчас скорректировалась, стала ярче – пыталась нащупать горошину сквозь сорок пуховых перин. Последний образ сопровождал отпечаток ироничной улыбки; Эмма, которая никогда не позволяла себе придавать телепатическому сигналу эмоциональную окраску, скрипнула зубами и приготовилась нанести серьезный удар – но тут в воздух взлетела якорная цепь.
Бегство с "Каспартины", попытки заблокировать проклятого металлокинетика, "вцепившегося" в их лодку бульдожьей хваткой – все это изрядно отвлекало от ментальных упражнений, но потом Эмма снова почувствовала – тончайшую шелковую сеть, наброшенную в этот раз не на нее. Услышала, точно в шаге от себя: "Успокой свой разум!"
Вот тут-то и надо было бить, пока он отвлекся, сосредоточил свои силы на другом, пока его легкие разрывались от недостатка кислорода, пока в его руках брыкался отчаянно чужак в гидрокостюме, там, в толще воды, никто не увидит, никто не узнает, двух зайцев одним ударом, так просто, но... Эмма едва не зажала ладонью рот. Это было невероятно – как будто прокрученная в обратную сторону кинопленка, взрыв, схлопывающийся внутрь себя, лава, вползающая в трещины в земной коре. Ярость и ненависть неудавшегося убийцы, обволакиваемые мягким, невесомым, легче перышка – даже не воздействием, намеком на него. Не исчезнувшие бесследно, но до поры до времени притихшие, словно сказочное чудовище, убаюканное волшебным напевом. Это зрелище завораживало.
Потом, конечно, она сказала себе, что это все Себастьян и его "мы не воюем со своими". Потом, конечно, у нее была сотня возможностей пожалеть о минутном колебании – но в тот момент "Каспартина-2" дернулась, как отпущенная на волю птица, и ушла, наконец, на глубину, оставляя позади бурлящие воды Бискайнского залива, захлебывающихся, зовущих на помощь людей – и двух мутантов, сцепившихся намертво, словно зубья шестеренок в гигантском механизме – не руками или рассудками – судьбами.
В конце концов, думала потом Эмма, расчесывая волосы перед зеркалом в своей крошечной каюте – телепатия – сила, способная покорить мир. Телепатами так просто не разбрасываются.
***
Конечно же, он первым полез к ней – Эмме некоторое время было не до других мутантов, у них с Азазелем было задание проверить кое-какую информацию из "Атомного". Обычная работа – кого-то считать, кого-то – припугнуть, других – купить; Клуб Адского Пламени гигантским спрутом раскинул свои щупальца по всей Америке, контролируя, корректируя, собирая историю, словно детский конструктор. Европа, говорил Шоу, слишком напугана и истощена последней войной, там перевелись амбициозные генералы и политики, способные ответить на угрозу силы другой силой. Эмма пожимала плечами – мужские игры и разговоры о силе ее мало вдохновляли, но с Шоу, по крайней мере, было интересно. К тому же она с детства выучила нехитрый урок: власть не обязательно принадлежит тому, кого называют президентом, фюрером, императором или отцом нации – да хоть самим Господом Богом. Всегда будет кто-то, остающийся в тени.
Прикосновение она скорее услышала, чем почувствовала – как будто кто-то на мягких лапах прошелся по границе сознания, мазнул пушистым хвостом, вопросительно чихнул. Она даже задержала на секунду свой щит, успев подумать насмешливо: "Тоже мне, котеночек!" – и получила улыбку в ответ. Отражение в застекленных дверцах бара удивленно качнуло головой: Эмме случалось мысленно кричать, шептать, сражаться и отдавать приказы, но ей никогда и в голову не приходило, что можно телепатически улыбаться.
К счастью, в потайном кабинете "Атомного" она была одна: Азазель вместе с Шоу отправился в Вашингтон где, по словам Себастьяна, помощь телепата не требовалась, потому как работа Эммы – воздействовать на мозг, а с некоторыми военными это совершенно бессмысленно за отсутствием оного.
"Что тебе нужно?" – осторожно спросила она, пытаясь нащупать источник сигнала – далеко, очень далеко, чуть ли не через полконтинента; ей, отчетливо поняла она, ощущая кисловатый привкус во рту, так далеко было бы не дотянуться. Ответ пришел с задержкой, гонимым ветром сухим листом – с некоторым удовлетворением она почувствовала, что ему эта связь тоже дается нелегко.
"Поговорить".
Вот так просто. Ни угроз, ни желания расквитаться, ни – она проверила – попытки воздействовать на Азазеля или Шоу, пока телепат отвлекает ее внимание.
Эмма не стала торопиться с ответом – встала, прошлась вдоль бара, смешала себе коктейль. Отражение следило за ней, выжидательно и осторожно. Заинтересованно.
Она на секунду ослабила щит и поморщилась – у нее сразу же возникла иллюзия плохо настроенного радио. Сквозь нарочитое трещание помех ("Позер!" – подумала она) доносились обрывки чужой болтовни:
"...мог бы, понимаете, сказать, что у вас соблазнительная мутация, но это было бы нескромно, ведь наши способности так похожи..."
"...предпочитаю штат Нью-Йорк, но выбор, безусловно, должен оставаться за дамой..."
"...как свидетельство доброй воли и исключительно научного интереса, если моего слова будет недостаточно..."
Алкоголь сладким, маслянистым теплом смыл привкус желчи; Эмма отсалютовала бокалом дверцам бара.
И, мысленно припомнив карту пригородов Нью-Йорка, нарисовала на ней жирный крест.
Крутившийся вокруг ее щитов клубок иллюзорного меха растаял клочьями сизого дыма, на прощанье мурлыкнув: "Да".
***
Естественно, ей приходила в голову мысль, что это ловушка. Но если Эмму и можно было в чем-то упрекнуть – то точно не в недостатке самоуверенности. Да и возможность в любой момент вызвать на помощь кавалерию никто не отменял, даже если пришлось бы потом объясняться с Шоу.
Но она бы никогда не отправилась на эту встречу, если бы Себастьян не продемонстрировал ей подарок от русских. Вязкая, гулко звенящая пустота вместо привычного клубка энергии, планов и амбиций. Металлический привкус страха – с другой стороны, чего она ждала? Уверений, что он доверяет ей и ее способности защитить его разум от вмешательства?
Шоу сделал ход, показал, что верит в возможность предательства – и она, не задумываясь, принялась искать пути отступления.
Чарльз Ксавье, телепат с профессорской степенью, при встрече взял Эмму за руку и мазнул губами по воздуху над ее пальцами – смешной, нелепый жест, но Эмме не хотелось смеяться. Они оба словно ступали по туго натянутой проволоке, балансируя над бездной – ее щиты против его блоков, острый скальпель, завязший в мягком песке; любопытный мокрый нос, тыкающийся в алмазные грани, – на последнем образе она все-таки улыбнулась.
- Любите кошек? – спросила вслух, зябко поежившись и поднимая воротник плаща. Деревья в парке, по которому они прогуливались, медленно и неохотно роняли на землю первые пожелтевшие листья.
- Не очень, – признался он. Голос звучал непривычно, словно за несколько секунд мысленной дуэли они разучились пользоваться человеческой речью. – Хотите кофе?
***
В какой-то степени, думала потом Эмма, это было даже увлекательно. Зарядка для ума, "я знаю, что ты знаешь, что я знаю" – они не пытались выведать друг у друга какие-то секреты и даже не делились ценной информацией – ни ему, ни ей не с руки было предавать "свою" сторону. Но оба, безусловно, получали от этих встреч массу удовольствия. Эмма вспомнила подходящее выражение – "ловить рыбку в мутной воде". Они кружили друг напротив друга, точно в старинном танце – не прикасаясь, не выдавая себя ни словом, ни жестом.
"Менуэт", – подсказал Ксавье.
"Предпочитаю рок-н-ролл", – ответила она.
Шаг, шаг, поворот, мимолетный взгляд из-под ресниц.
- Скажите, вы любите шахматы? – спросил он.
- Ненавижу, – для ответа она выбрала самую очаровательную улыбку из своего арсенала. – Ассоциация с танцами была удачнее.
- Тогда позвольте вас пригласить?..
***
Чего она не учла, так это законов мирового равновесия, или привычки судьбы невесело шутить над теми, кто способен ее обмануть.
Они не были одиноки, тени тех, кто стоял рядом с ними, слоились, накладывались друг на друга, мешали в танце. Ксавье был озабочен и рассеян; его поиски подходили к концу, и Эрик...
Эрик.
Все равно, что заноза, которую никак не вытащить, Леншерр отравлял мысли Шоу и речь Ксавье, Эмма могла бы его ненавидеть, но она – почти против воли – прониклась интересом, может быть даже – сочувствием.
Ровно до того момента, когда металлические прутья едва не раскололи ее алмазную оболочку.
До того момента, как она поняла: останавливая Леншерра, Чарльз спасает не ее – его.
Игры кончились, детка, танец завершен. Добро пожаловать обратно в мир мужчин, которые играют по своим дурацким мужским правилам.
Тогда она разозлилась настолько, что позволила Ксавье заглянуть в свой разум, завлекла красочной картиной обещанного Шоу Апокалипсиса – и он доверчиво подставился под удар, уходя песком сквозь пальцы, как всегда ускользая в последний момент, только теперь она знала, что делать.
Прятать лист в лесу.
Ее шепот рассыпался стеклянной крошкой, алмазной пылью, смешиваясь с его эфемерным, неощутимым присутствием, проникая в каждую щель и пору, сливаясь с его собственными мыслями.
Он предаст тебя.
Шаг, шаг, поворот.
Не оправдает твое доверие.
Где-то там, на заднем плане, выцветшей, поцарапанной пленкой крутились кадры хроники – обезумевшие толпы, скандирующие имя Шоу, расцветающие в отдалении взрывы…
Здесь и сейчас были только мысли Ксавье, которые озвучивала Эмма.
Он уйдет, просто потому что не знает другого пути.
Улыбка крошилась, как оказавшаяся такой непрочной алмазная броня.
- Прекрасно, не правда ли?
Возможно, это было слишком мелочно, но затравленный взгляд Ксавье несколько утешил ее оскорбленное самолюбие.
***
Потом, уже в Лэнгли, она задавалась вопросом – удалось ли ей на самом деле ранить его, или он просто в очередной раз ушел от очевидного ответа, предпочел прикрыться удобной ложью?
И еще – почему ее должно волновать, что там предпринимает и думает некий Чарльз Ксавье?
Это все от скуки, решила она, улыбаясь очередному агенту Как-Его-Там.
От невозможности выбрать единственно верный путь.
Леншерру, который пришел на смену Шоу, в этом смысле было легко: он-то действительно был уверен в том, что путь лишь один.
Но Эмма Фрост ничуть ему не завидовала.
Каденция. Распад.
Ангел входит без стука; Эмма давно бы почувствовала ее, если бы не была так увлечена своими планами и мыслями о предстоящей встрече; Эмма, пожалуй, могла бы преподать наглой соплячке пару уроков вежливости, но ее – снова, в который уже раз – останавливает любопытство. В мыслях девчонки крутится, набирая силу, черная воронка смерча, словно Риптайд запустил ей в голову свой вихрь, словно невидимая рука щелкнула переключателем, приводя в действие механизм распада, вращаются шестеренки, отсчитывает время стрелка на часах, дико и страшно отбивают ритм обезумевшие кастаньеты. Это как минимум – необычно. Как максимум – Эмма вообще не может понять, откуда в этой хорошенькой головке взялись такие картинки, если, конечно, не предположить, что кто-то намеренно вложил их, заменив нехитрые девичьи устремления и мечты. Кто-то, вновь собравший Церебро?
Ангел прислоняется плечом к дверному косяку, на смуглой коже поблескивает подживающая татуировка. Еще немного – и девочка снова сможет летать, с неожиданной теплотой думает Эмма и тут же себя одергивает.
"Пошел вон", – мысленно говорит она, обращаясь к тому, кого здесь, возможно, и нет – а даже если бы и был – вряд ли бы услышал. Щиты проверены. Надежны. Несокрушимы.
Эмма чувствует, как по пояс проваливается в мелкий мягкий песок.
- Вы же наверняка уже знаете, зачем я здесь, – говорит Ангел нарочито развязным тоном. А ведь она боится, понимает Эмма. Отчаянно, до судороги и скулежа боится – обратного отсчета в своей голове, темных, пустых коридоров поместья, словно заранее распрощавшегося со своими обитателями, призраков, человека в стальном шлеме, ее, Эмму.
И все равно – она здесь, стоит, напряженная, будто струна, глядит вызывающе, и в голове у нее такой кавардак, что, даже если бы Эмма и захотела, ей вряд ли удалось бы выловить из этой мешанины конкретную причину и мотивацию.
Эмма не хочет.
- Потрудись объяснить, – говорит она сухо. – Словами.
- А вы прочитайте, – Ангел медленно улыбается, кривит хорошенькое личико, сразу же делаясь похожей на злую фею из детской книжки. У маленькой Эммы Фрост была такая книжка, с яркими, цветными картинками и историями про девочек, в сердца которых попадали осколки кривых зеркал.
"Не играй со мной", – на этот раз Эмма отвечает не словами – безжалостной алмазной метелью, грозящей поглотить, стереть в прах любого, кто осмелится ей противостоять. Безупречной, ослепляющей – Ангел, пошатнувшись, побелевшими пальцами впивается в косяк, и механизм у нее в голове дает сбой. Ненадолго – но Эмме хватает, чтобы уловить главное. Девочка пришла сама, по своей воле; она боится Эмму, но того, что происходит с ней самой – боится еще больше. Того, что рождается подле них, корчась в крови и слизи, новой силы, нового порядка и новых правил.
Картинка нечеткая, как будто Ангел подсматривала в щелочку или замочную скважину: половина сумрачного кабинета, пыльные занавеси, лампа с зеленым абажуром. Лицо человека, сидящего в кресле, остается в тени, но Эмме не нужно видеть лица или чувствовать металлический блеск шлема.
К его ногам ластится синяя тень.
Блеск чешуи, красные волосы, желтые глаза – Мистик похожа на статуэтку из поделочного камня. "Нужна ему такой, какая есть", – эхом отзываются сказанные когда-то слова.
Мистик не говорит – почти мурлычет, в ней нет ничего от девочки, каждую ночь видящей во сне кубинский пляж.
- Братству не нужны предатели, – произносит она, голос в памяти Ангел звучит гулко, словно со дна колодца.
Мужчина в кресле наклоняет голову набок.
- Опасное утверждение, – отвечает он.
- Опасное. Но, тем не менее, вполне реальное.
Она поднимается на ноги одним слитным, плавным движением, словно синяя атласная лента, разворачивающаяся в руках жонглера, ей нельзя не любоваться: с такой отчаянной гордостью выпячивает она свою нечеловеческую природу. Жалость, которую чувствует к ней Эмма, на этот раз точно не принадлежит кому-то извне. Так жалеют о разбившейся красивой чашке в кафе, или об истоптанном мальчишками газоне в парке. Бессмысленное разрушение редко выглядит привлекательно, даже если производится во имя какой-то цели; Эмма с легкой грустью вспоминает Шоу – вот у кого даже конец света хотя бы на словах получался эстетичным.
Мистик в воспоминаниях Ангел продолжает:
- Ты же знаешь, телепатам нельзя доверять, – ее пальцы скользят по металлу шлема; красный цвет, думает Эмма, тоже не слишком удачное художественное решение.
- Они могут говорить все, что угодно, ты никогда не проникнешь в их мысли, не узнаешь их планов – а сам останешься раскрытой книгой. Или, – Мистик снова нежно оглаживает шлем, разминает напряженные плечи сидящего в кресле мужчины, – будешь вынужден тратить свое время на поиски способа закрыться.
Эмме уже становится интересно. В чужой памяти ей не удается улавливать эмоции, но она готова поспорить на что угодно, Магнето зол, а девчонка нарочно прохаживается по всем его болевым точкам. Что ж, в этом смысле у нее была отличная школа.
Зато Эмма чувствует, как боится Ангел – боится нового раскола, и предательств, и остаться одна, и тоже злится, конечно, но боится все равно больше.
- Ты говоришь, что все мутанты братья, – вкрадчиво продолжает Мистик. – Но разве справедливо, что даже среди мутантов есть те, кто считает, что вправе решать за нас?
Движение Магнето незаметно, едва уловимо – только что он расслабленно сидел в кресле, и вот уже каким-то образом оказался на ногах, и держит хрипящую девчонку за горло – рукой, не каким-нибудь металлом, – и Ангел отшатывается от двери, прижимая ладони ко рту, картинка смазывается, дрожит, сквозь душную завесу чужого страха и любопытства просачиваются слова:
- Неверная посылка.
- Стой!
Мистик сипит, царапает короткими ногтями чужую руку.
- Я могу доказать!..
- Что именно? – обманчиво мягко спрашивает Магнето.
Судя по звукам, он все-таки ослабил хватку, Мистик кашляет, и Эмма снова видит их обоих: Ангел вернулась на свой наблюдательный пост.
- Что они предали тебя. Оба.
"Оба"?..
- Эмма Фрост и мой… и Чарльз, – выплевывает Мистик. – Они встречались несколько раз еще до того, как вы сдали Фрост ЦРУ. До… – она запинается на секунду, но потом решительно продолжает, – до Дарвина. Как думаешь, почему она не сбежала из заключения, хотя наверняка могла?.. Они…
Эмма не слушает дальше. Выдираясь из сознания Ангел, ей приходится снова коснуться мешанины эмоций – страх, решимость, надежда… Надежда? Вот уж действительно, чудными путями следуют иногда человеческие мысли.
Нечеловеческие, впрочем, тоже.
Эмма вздыхает и поправляет растрепавшиеся волосы, Ангел смотрит на нее снизу вверх, ее лицо блестит от пота.
- Вы видели? – спрашивает она отрывисто и хрипло. – Они хотят избавиться от вас! Мистик думает, что если на телепата надеть шлем…
Эмма не знает, плакать ей или смеяться.
Детский сад. Ксавье мог бы гордиться собой: не смотря ни на что, ему удалось подложить бывшему другу грандиозную свинью. Вот только в планы Эммы Фрост не входит вся эта возня в песочнице.
- За информацию, – говорит она, – спасибо. Ну а теперь – марш в свою постель.
Глаза у Ангел огромные и умоляющие, она еще не поняла. Зверек, спрятавшийся за безжалостным часовым механизмом, беззвучно вопит: "Спасите меня, спасите меня, возьмите меня с собой!"
Эмма, поколебавшись, стирает ей память не только о ночном визите, но и о подслушанном разговоре.
"Спасение, – думает она с невеселой улыбкой, глядя вслед девушке, медленно, точно испорченная заводная игрушка, уходящей обратно к себе, – не моя специализация".
И, судя по тому, как вышло с Мистик – Ксавье тоже стоило бы задуматься о методах и мерах.
Реприза.
Ничего не меняется. Скатерти в кофейне все так же накрахмалены до хруста, хозяйка – предупредительна, кофе – божественен. Чарльз Ксавье по-прежнему балансирует между нахальством и искренним любопытством, а кресло…
Эмма пренебрежительно передергивает плечами. Это все для других; как там причитала Мистик? "Они думают, что они вправе решать за нас"?
Потому что мы – лучше. Эмма кривит губы, пристально всматриваясь в приближающегося Ксавье, отмахивающегося от помощи подбежавшего официанта. Кресло – бесполезный набор железяк, неудобное, не дающее пространства для маневра – мишура, ярлык для людей – и нелюдей. Что Эмме нравится гораздо меньше – так это смутное, зыбкое ощущение какой-то ненадежности, исходящее от телепатического контакта. Словно под привычным уже образом и без того изменчивого песка прячется нечто иное. Из песка, вспоминает Эмма, выплавляют стекло.
Стекло режется алмазом.
Сталь разбивает алмаз.
Неужели эти "камень-ножницы-бумага" – того же сорта?
- Поговорим, – соглашается Ксавье, отвечая на невысказанный вопрос.
И они говорят – не в обычной своей манере, с полунамеками-полуулыбками, с попытками обойти чужую защиту.
Они говорят вслух и говорят почти правду – это, признает Эмма, действительно серьезное достижение для таких, как они.
Почти как объявление войны.
Ксавье откидывается на спинку своего кресла, барабанит пальцами по подлокотнику.
- Спасибо за предупреждение, – говорит он, – но…
- С чего вы взяли, что это предупреждение, профессор? – она наклоняет голову. – Я полагаю, ваш друг достаточно зрел, чтобы не принимать всерьез слова завистливой девчонки.
На "друга" Ксавье не реагирует, на "завистливую девчонку" – тоже. Эмма мило улыбается.
- Я понимаю, вам пришлось сделать нелегкий выбор, – Ксавье складывает пальцы перед собой; все-таки он изменился, думает Эмма, стал осторожнее – или это разговор вслух заставляет его подбирать слова. В сущности, они оба, и правда, слишком привыкли к намекам и недомолвкам.
- Никакого выбора, – говорит она, и накрывает его ладонь своей. – Я не собираюсь выбирать. Я просто хочу уйти.
- У вас могло бы получиться… – делает он последнюю попытку, но она видит по глазам: поверил.
Настойчивое мысленное касание сходит на нет, и она едва удерживает собственные щиты, по инерции чуть качнувшись вперед.
- Не могло бы.
Это должно означать – "я выхожу из игры". Мужчинам так легко поверить – в женскую ложь, в женские истерики, в женские тайны. Жаль только, что ей пришлось уйти без Азазеля с Риптайдом, но в ее новой затее они будут лишними. Эмма едва удерживается от того, чтобы поцеловать Ксавье в щеку на прощанье. Он выглядит разочарованным – поделом. Неужели думал, что она пришла предложить ему свои услуги в качестве – кого?
Учителя в этой его школе? Сиделки?
Друга?..
Врагом ему она стать так и не сумела.
Она встает из-за стола с неестественно-прямой спиной, кивает ему, он улыбается, впервые, кажется, за сегодняшнюю их встречу. Слова больше не нужны, назойливой мухой у виска журчит мысленный речитатив наблюдающей за ними хозяйки кафе, контрапунктом вклиниваются резкие, недовольные мысли одноглазого военного, пьющего кофе за следующим столиком; Эмме кажется, что к ней привязаны все взгляды, все помыслы находящихся вокруг, точно она стала на мгновение осью невидимого колеса.
Она делает шаг, и еще один, разрывая эту связь, оставляя навсегда позади белые скатерти и ароматы кофе.
Хозяйка неуверенно пытается преградить ей дорогу, Эмма считывает и едва не смеется.
"Вот оно, твое любимое человечество, – произносит она беззвучно, четко проговаривая каждый слог. – И все, на что оно способно".
Когда Эмма стирает память хозяйке кафе, она захватывает на всякий случай и одноглазого агента – она понятия не имеет, что это за Щ.И.Т. такой, но лучше заранее избавиться от досужего интереса.
Ее ждет новый день и другая жизнь – пускай Магнето думает, что она сбежала, пускай Ксавье думает, что она предпочла отступить.
Пусть.
Говорят, в это время года в штате Массачусетс чудесная погода, думает Эмма.
И, в конце концов, если ты не согласен с тем, что и как делают другие – почему бы не сделать это самому?
FIN
-
-
11.12.2011 в 21:24-
-
11.12.2011 в 21:35Эммм, кошечка?
-
-
11.12.2011 в 22:04-
-
11.12.2011 в 22:07Арт шикарный, такой стиль очень нравится!
-
-
11.12.2011 в 22:39-
-
11.12.2011 в 22:41"...мог бы, понимаете, сказать, что у вас соблазнительная мутация, но это было бы нескромно, ведь наши способности так похожи..."
"...предпочитаю штат Нью-Йорк, но выбор, безусловно, должен оставаться за дамой..."
"...как свидетельство доброй воли и исключительно научного интереса, если моего слова будет недостаточно..."
Он уйдет, просто потому что не знает другого пути.
"Вот оно, твое любимое человечество, – произносит она беззвучно, четко проговаривая каждый слог. – И все, на что оно способно".
В общем, ещё раз спасибо вам
-
-
12.12.2011 в 00:16-
-
12.12.2011 в 00:19И артеру спасибо
Согласна со Смолкой, первое, что мне в голову пришло, как только начала читать: умный текст, и характеры выписаны логично. Вдобавок, эта та самая Эмма, которую я себе представляю по фильму (комиксов не читала), во всяком случае, очень близко. И Чарльз на "моего" похож, и Эрик, даже Мистик - после своего перерождения в "синюю тварь". Так что у меня с автором фика совпали "образы"; наверняка ещё и поэтому с таким удовольствием прочитала.
И я этот текст читала не с холодным носом, я внутрь "провалилась", он - не "описательный" (для меня, оговорюсь; есть у меня такая внутренняя характеристика текстов - те, что остаются просто "текстами": скучными, плохими, хорошими, даже блистательно-талантливо сделанными, но "текстами"; я такие могу читать, следить за стилем, сюжетом, чего-то там себе отмечать, но оно всё будет по поверхности). А этот не такой.
Ну и просто - хорошо написано.
Одна вещь только сильно царапнула, читать дальше
M-Kora, ага, именно.))) Эти телепатические прощупывания, "дуэли", разговор - здорово! Целая система образов, ощущений, отклика - классно придумано и прописано.
И солидарность "своих" отлично показана. Верится. У Эммы даже вон к вульгарной Ангел - и то "нотки теплоты" проскальзывают.
И таким пунктиром - отношение Эрика к Чарльзу и наоборот; несколькими штрихами буквально, а видно чётко! И сила обоих, насколько оба опасны и упёрты, и то, что так сближало, и то, что развело, и то, что по-прежнему связывает - всё кусочками, но из них собирается картинка.
Ха, и как Эмма самодостаточна и устала от "мужских игр", решила наконец свою затеять! Тоже понравилось.)) Умница - сильнейший телепат. Нет смысла под чужую дудку плясать.
И потом, имхо, она себя ощущает центром Вселенной, а тут её несколько подвинули.
И миссис Гленистер хороша - недалёкая надоеда
Вообще кратко, но видно новый мир, где придётся жить мутантам - всё-таки рядом с людьми (а для кого-то - с людишками!); им, каждому, в этом мире надо нащупать свой путь, свою тактику, линию защиты или нападения. Просто дальнейшего существования. А это сложно, ощупью всё, с ошибками и раздорами внутри группок самих мутантов (и так не многочисленных), потому ощущается и нервозность, и растерянность. Имхо, конечно.
лейтенант!Внезапность, не обижайтесь, пожалуйста, на мелкое бурчание под морем.
-
-
12.12.2011 в 07:26M-Kora, спасибо! Здорово, что не про самого любимого персонажа читать было интересно, автора это очень греет
Shining-Wings, спасибо! *^_^*
DHead,
ReNne, ох, спасибо за такой подробный отзыв! И за то, что Эмму как раз любите, мы ее тоже
Вообще, когда читаешь, что кому-то текст попал в образы, и по отзыву читателя понимаешь, что в определенных местах он увидел то, что ты хотел сказать - сложно что-то вразумительное ответить, проще расплыться счастливой довольной лужицей))))))) Простите)
Насчет прямой цитаты читать дальше
-
-
12.12.2011 в 09:21лейтенант!Внезапность, от текста получила массу удовольствия. Как уже отмечалось ранее, очень вкусный для чтения текст, просто душой отдыхаешь. Особенно наслаждалась описанием деталей, таких как мысли хозяйки кафе - от подобных вещей в тексте всегда балдею. Отдельное спасибо за редкий отличный фик, посвященный Эмме, все же неоднозначный персонаж, которому уделяют незаслуженно мало внимания.
[L]Sklyear[/L], Очень стильный арт! К тому же подходящий под стиль эпохи и немного напоминающий каноничные комиксы шестядисятых. Давно хотелось что-то подобное увидеть)
-
-
12.12.2011 в 10:45И да, арт такой обалденный, просто
-
-
12.12.2011 в 10:47Больше всего, пожалуй, понравилось:
До того момента, как она поняла: останавливая Леншерра, Чарльз спасает не ее – его.
Да и вообще, Эрик/Чарльз тут хоть и на втором-третьем плане, но не могу их не отметить.
Не знаю, на что автор намекал, посадив в кафешку Фьюри, но его присутствие порадовало))
Арт безумно понравился!
-
-
12.12.2011 в 11:00придуманный одной сентиментальной тетенькой
не вызвал неприятия)))Фьюри тут исключительно в качестве пасхалки, привета Марвелверсу и потому что автор его нежно любит ^^
-
-
12.12.2011 в 11:07что призрачный пэйринг Чарльз|Эмма не вызвал неприятия)))
Тех, кто читал хотя бы вики по персонажам, "призрачные пейринги" не пугают
Фьюри тут исключительно в качестве пасхалки
Сработало, я радостно подскочила))
-
-
12.12.2011 в 17:44-
-
12.12.2011 в 19:38Вообще я благодарна Смолке, это она мне ссылку на ваш фик дала.)) У меня сил за фестом следить не было, только арт заходила смотреть - я болела последние две недели, не до чтения. А тут пошла - и не пожалела!)))
Про цитату
-
-
12.12.2011 в 19:48-
-
12.12.2011 в 19:51Ну, оно тем более странно что Эмму, отдавая ей должное, все равно воспринимаю как дорогой элемент декора, а тут было безумно интересно наблюдать настолько чудесный текст!
-
-
12.12.2011 в 20:16Текст интересный и запоминающийся. Очень вхарактерная Эмма
Спасибо артеру и автору!
-
-
12.12.2011 в 22:38Fly!, спасибо большое *^_^*
-
-
14.12.2011 в 10:46Oneapple, отличный, стильный арт)
Спасибо автору и артёру!
-
-
17.12.2011 в 00:19Это восхитительно!))) Спасибо! И артеру тоже огромное)))
-
-
18.12.2011 в 23:31Принципы снов,
никаких извращений, все строго в соответствии с УКну не все же Чарльзу беззащитных ментально товарищей прямо в моск)))) Спасибо)-
-
20.12.2011 в 21:28А Мистик - бррр.