О саморекламе и раздувшемся до размера дирижабля эго

О-хо-хо! Решила пропиариться перед сном грядущим! И смешно и гордо. Рада, что «Happy end'а не будет (?)» теперь щеголяет лунной призмой! XD

В любом случае, нужно почесать свое эго! Оно это любит!

Лунные призмы, что дают мне силу!

+ 3 призмы! Муа-ха-ха-ха! Такими темпами я точно превращусь в Лунного воина! Скрины делать лень. Очень лень.

Посчитала, что на 32 фика у меня 10 призм. Ну, не плохо, чо. По крайней мере не слишком стыдно за качество текста. А вот за сюжет и художественную составляющую... Ладно, забудем!

запись создана: 24.10.2013 в 23:56

@темы: Полка с крышесносом, Полка с моим творчеством, Полка с фанфикшеном

---

О творчестве.

Название: Happy end'а не будет (?)
Фандом: Original
Автор:  Сумасшедший Шляпочник ака Хима
Бэта: Billy Dietrich
Персонажи: много людей и одна старая кошка
Рейтинг: от R да NC-21
Жанр: Записки идиота, или это не жанр? Хм... Тогда: гет, драма, юмор (местами черный, а местами отсутствующий), повседневность, жизнь, как она есть, черт возьми!
Предупреждения: присутствует ненормативная лексика, негатив, депрессия (в данной главе). Трепетным ланям, чувствительным фиалкам, котикам и беременным женщинам не рекомендуется к чтению!
Размер: планируется макси.
Статус: в процессе
Размещение: СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! По законодательству Российской Федерации плагиат влечет за собой наступление уголовной ответственности в виде штрафа, обязательных работ или ареста виновного лица (ч. 1 статья 146 УК РФ). Кроме того, предусмотрены гражданско-правовые методы защиты авторского права от плагиата в виде права автора требовать возмещения убытков или выплаты компенсации (статьи 1252, 1301 ГК РФ).
От автора: Началось всё с заявки на ФБ, а потом понеслось! У большей части героев есть прототипы. Но герои это ни в коем случае не реальные люди! Место действия и описываемые пейзажи существуют реально, автор раньше проживал в описываемом городе. Отдельная просьба: не отождествлять автора и ГГ, даже с учётом того, что автор отдала героине некоторые собственные черты и привычки!
От автора №2: Inserta подарила авторше на новый год рисунки к тексту! Это так круто, что автор до сих пор в стране Понивиль!

Смотреть!

Ева на кладбище.



Глава 1., Глава 2.

Глава 3

Глава 3.

– Жизнь уебищное дерьмо! – Воскликнул молодой человек и закашлялся. Густой дым окутывал тесную комнату съемной хрущевки. – Сука! Рак легких! Ебучий рак! Ебучих легких! У парня девятнадцати лет, который и сигарету во рту не держал!
Огонек сигареты горел в освещенной светом монитора и окутанной сизым дымом комнате, словно маяк в туманной бухте. Было бы красиво, если бы парень в данный момент не умирал от злокачественных образований в собственных легких.
Давящую тишину комнаты нарушил истеричный звонок телефона. «Надо сменить мелодию звонка» – словно по инерции подумал парень, поднимая телефонную трубку.
– Миха, здорово! Слушай, мы тут с Севой вискаря достали. Ты там чем занимаешься? Мы к тебе собираемся. У Севы предки на дачу не свалили, бухать негде. В знак нашей благодарности везем тебе пиццу. Твою любимую. – Голос друга приглушенно бухал где-то в глубинах головы.
– Приезжайте, – просто ответил парень. Он знал, что пожелавших винных возлияний друзей всё равно не остановить.
– Отлично! Часа через два будем. Захватим еще пару человек и приедем! – голос на противоположном конце трубки преисполнился воодушевлением.
В комнате по-прежнему мерцал монитор, а под потолком скручивался и по-змеиному извивался сигаретный дым. Парень воткнул в импровизированную пепельницу очередной окурок, тяжело закашлялся и вытер выступившую в уголке губ кровь. В голове меланхолично проплыла мысль о том, что сигареты Capitan Black не самый удачный выбор для первого раза. Но эта мысль растворилась в дымном угаре. Михаил переключался между вкладками браузера, глаза вырывали отдельные строчки: «В большинстве случаев индукция процесса опухолевого перерождения клеток легкого происходит по вине человека» или «Никотиновая зависимость является главной причиной появления рака легких», или «Венгрия — страна с наиболее высоким уровнем смертности от онкологических заболеваний. Здесь от рака умирают 313 человек на 100 000 жителей (в год)», или «Мужчины страдают раком легкого в 7-10 раз чаще, чем женщины, причем заболеваемость увеличивается пропорционально возрасту», или «В России рак легкого — самое частое из всех онкологических заболеваний». Взгляд зацепился за последнюю фразу и губы скривились в подобии горькой усмешки. Потом была ещё фраза «Рак легкого достаточно редко выявляется случайно, например, при прохождении профилактической флюорографии. Всего около 15-20 процентов от всех случаев этого заболевания выявляются таким образом».
В комнате послышался треск рассыпающегося смеха. Надтреснутого и сухого. Перемежавшегося с надрывным кашлем.
– Я весьма редкий случай! Спасибо тебе, мироздание! Спасибо!


– Миха, ну нихрена себе у тебя тут кумар! Ты же не куришь… – Сева удивленно уставился на приятеля. Чуть заторможенные движения и расширенные до предела зрачки просто кричали о том, что тот накурился «до зеленых соплей». – Да у тебя тут топор вешать можно.
– Что встали? Надеюсь, не только виски принесли? – парень чуть покачнулся и привалился к углу между коридором и комнатой.
– Мы тебе пиццу принесли, – удивленно ответил Влад и растеряно протянул лучшему другу еще теплую коробку из которой соблазнительно пахло. Михаил выхватил коробку из рук Влада, открыл и тут же, не сходя с места, вгрызся в мягкое горячее тесто.
– Какого черта происходит? Ты что творишь? – Влад быстро скинул ботинки, схватил друга за руку и уволок в комнату, бросив приятелям, – на кухне разберетесь. Без меня не начинать.
– Какого хера ты меня хватаешь? Мне больно, между прочим, – от Миши сквозило сигаретной вонью. Даже такой заядлый курильщик как Влад это чувствовал.
– Какого хера? Это я должен спрашивать! Что ты устроил? У тебя в комнате топор вешать можно, от тебя воняет как от мусорного бачка возле ночного клуба! Ты совсем рехнулся? Что произошло? Ты же никогда… Я не понимаю! У тебя что-то случилось? Я же твой лучший друг, ты же знаешь, что можешь мне все рассказать!
– Ничего не случилось, – вяло повел плечами Миша. – Просто мне захотелось попробовать.
– Попробовать? Да у тебя на столе тарелка забитая окурками! И это не бабские зубочистки! Это… Что? Capitan Black!? Миша! Что с тобой произошло! Что случилось! Тот парень, которого я знаю с начальной школы, никогда бы не стал травить себя этой гадостью! – Влад кричал на друга и тряс его, с силой сжимая за плечи.
– Ну что ты как баба влюбленная, честное слово. Подумаешь, пару сигарет выкурил. Расслабь задницу, – Миша гоготнул. Владу показалось, что у него из-под ног землю выдернули, и он летит куда-то.
– Какого черта?
Влад смотрел в непроницаемые глаза своего друга и не понимал, что с ним произошло. В оливково-зеленых глазах застыл целый океан пустоты. Протяни руку – и почувствуешь холод, скользящий между пальцами. Можно было быть уверенным – у Миши действительно что-то стряслось. И это что-то ломало его изнутри так, что в комнате стоял хруст костей и треск сухожилий.
– Я сейчас пойду в магазин, а когда я вернусь, то мы с тобой серьезно поговорим, – Влад глубоко вздохнул, набивая легкие остатками сигаретного дыма, развернулся и вышел из комнаты, оставляя друга. Пусть чуть успокоится, соберется с мыслями, подумает с чего начать…

– Вот же дерьмо! Кто его напоил? Какой лось до этого додумался? – Влад буквально на двадцать минут выскочил в магазин за сигаретами, а когда вернулся, то застал Мишу в обнимку с почившей смертью храбрых бутылкой пива. И не какой-нибудь бутылкой, а полторашкой темного камчатского, которое могло свалить с ног и любителя выпить. Миша же никогда не отличался любовью к выпивке и опыт распития алкоголя кончался у него с обратной стороны пивной пробки, поэтому сейчас парень был пьян в драбодан.
– Я повторю свой вопрос: какой ебанько напоил его? – Влад был в бешенстве, он кричал на приятелей, с которыми завалился к Мышкину. То, что сегодня происходило с его другом, Влад не мог объяснить. Он ощущал себя так, словно его вывернули наизнанку, хорошенько встряхнули и поставили на землю, которая разогналась до скорости света. Просто его мир рушился. Его друг, почти брат, персональный «карманный» ангел хранитель накурился и напился.
– Влад, не ори ты так! Никто его не напаивал. Он сам. Правда я не ожидал, что его вынесет с половины бутылки.
– Олег, ты что, не мог у него забрать выпивку? – Влад так взглянул на приятеля, что тот пожалел, что вообще решил куда-то ехать в этот день.
– Слушай, здесь все совершеннолетние! Если этот мелкий не умеет пить, то это его трудности. Я ему не нянька. Да и ты хорош! Мы приехали оторваться, а ты себя как мамочка ведешь. Я поеду к Соколу.
– Проваливай куда хочешь!
– Отлично! Кто-нибудь еще со мной? – Олег взглянул на приятелей, которым было также скучно, как и ему.
Вечер не удался. И это была мягкая формулировка того, что происходило. Влад захлопнул дверь за приятелями, которые отправились за продолжением банкета, взглянул на друга, уснувшего прямо за столом, и вздохнул. А ведь день так хорошо начинался.
Влад не понимал что происходит. Миша никогда не пил и до сегодняшнего дня даже не пробовал сигарет. Не потому, что боялся родительской выволочки, не потому, что у него были какие-то железобетонные принципы или предубеждения по этому поводу, или моральные установки, или иные сдерживающие факторы вроде плохой наследственности. Просто ему это было не нужно. Просто. Не нужно.
Влад Переделкин и Миша Мышкин были знакомы с начальной школы. И во времена, когда Влад был ещё безбашенее, чем сейчас, Миша неоднократно вытаскивал его из передряг, в которые Переделкин с завидным постоянством влипал. По мнению друга, Михаил был уникальным и удивительным человеком. Влад ещё в школе удивлялся тому, что Мышкин умудрялся быть одновременно вдали от подростковых бунтов и вращаться в самой отчаянной компании бунтующих мальчишек. Миша всего парой фраз мог смирить гнев друзей, замешанный на алкоголе и гормонах, именно он сдерживал всех вокруг себя от чрезмерной глупости и бравады. Именно он спас Влада от колонии. Именно он спас его жизнь, не дав совершить непоправимое.
Переделкин сидел на краю расстеленного дивана и смотрел на спящего друга, словно на нем может быть начертан ответ на все его поросы.
– Если бы мой младший братишка был жив, я бы хотел, чтобы он был похож на тебя. – Влад тяжело вздохнул и потрепал светлые пряди на макушке друга. – Я не знаю, что с тобой происходит, но ты можешь мне доверять. Неужели ты не знаешь, как я к тебе отношусь? Неужели думаешь, что можно забыть то, что ты сделал для меня? Разве можно забыть, что ты мне жизнь спас. Что ты мне свободу подарил? Неужели я такой ублюдок, по-твоему, что смогу забыть хоть что-то?
Влад закрыл глаза и перед внутренним взором словно раскрутили старый фильм, снятый на плохую, зернистую пленку. Вот они четырнадцатилетние подростки, живущие в маленьком городишке на побережье, где из развлечений только браконьерская рыбалка и выпивка, выпивка и браконьерская рыбалка. Для рыбалки уже не то время года, не то время суток. Влад, Миша и еще несколько мальчишек идут в магазин и скупают в огромном количестве дешевые алкогольные коктейли, в составе которых разве что урана нет, хотя, кто знает, о чем умалчивают производители? Продавщица знает, что подростки берут выпивку для себя, они даже не скрывают этого. Продавщица знает их родителей, она знает, в какой школе они учатся (потому, что школа одна на весь город), она знает, где они будут выпивать, она знает, что, возможно, Иван Петрович, местный участковый и Раиса Амосовна – инспектор по делам несовершеннолетних, – привезут их в отделение и вызовут родителей. Но это, конечно, только в том случае, если ребята будут слишком пьяны, чтобы убежать и спрятаться. Продавщица всё это знает, но достает из-под прилавка пять жестяных банок и две полтора литровых пластиковых, в которых плещется жидкий спусковой крючок, выстреливающий шипящими пузырьками и выпускающих наружу мистеров Хайдов (ещё маленьких, но уже готовых рвать, кромсать и делать больно).
В тот позднеосенний день они в очередной раз сидели на пустыре и, вливая в себя дешевое пойло, с удовольствием пьянели. Миша сидел рядом с Владом и молчал. Он всегда молчал, только смотрел так, что хотелось пойти и утопиться, или пить так, чтобы вообще ничего не видеть. И Влад пил, выпуская своего мистера Хайда. Зачем они пошли в сторону закрытой школы он уже не помнит, также как и того, кто предложил это. Переделкин был слишком пьян, чтобы думать. На площадке, где в теплые дни у них проходили уроки физкультуры, мальчишки продолжили свои возлияния, все больше и больше теряя контроль над собой, добровольно и с удовольствием убивая в себе людей.
Как бы Влад не старался вспомнить, как и когда возле них появился старый школьный сторож (славившийся тем, что его почти никто и никогда трезвым не видел) не мог. Не мог вспомнить он и того, почему бросился на полупьяного старика с кулаками. Не помнил ничего. Очнулся он только тогда, когда осознал, что под его тяжелыми ботинками хрустят кости Миши. Когда Мышкин встрял между ним и сторожем? Как он, довольно щуплый и совсем не спортивный, умудрился оттащить потерявшего сознание старика подальше? Почему больше никто не попытался остановить Влада?
Воспоминания были похожи на черно-белый фильм, местами потерявший целые куски, и смонтированный после этого полнейшим дилетантом. Кадры накладывались один на другой, места, где их склеивали, жгли глазные яблоки. Очнулся Влад уже дома. Голова у него гудела так, словно на неё нацепили огромный колокол и со всех дури молотили по нему снаружи. Во рту словно все кошки мира нагадили, а в глазах всё расплывалось. Мать сидела на кухне и тихонько всхлипывала. Влад ненавидел, когда она так делала. Словно оплакивала его. После несчастного случая и смерти его младшего братишки она постоянно так делала. Неужели эта женщина не могла хоть раз накричать на него, ударить? Нет! Мать сидела на кухне и тихонько плакала, а потом смотрела на него с такой жалостью, словно он был каким-нибудь уродцем из кунсткамеры. И поднимало в мальчишке такие волны ненависти, что было трудно дышать.
– Доброе утро, – Влад помнил, с какой неприязнью прозвучала тогда эта фраза.
– Миша Мышкин в больнице. – Сказала мать вместо приветствия.

Влад уже однажды проваливался в черную бездну ада. Тогда он пришел домой из школы и застал мать в полуживом состоянии. От рыданий она не могла говорить. А дом был наводнён соседями и милицией. И всё новые люди, словно волны, набегающие на песок, приходили и уходили. Что-то говорили. Держали мать за руки, гладили по вздрагивающей спине. А ещё в доме не было младшего надоедливого брата, который постоянно лез под руки, мешался, плакал, если Влад не обращал на него внимания, не давал спокойно посидеть перед телевизором или почитать любимый журнал. Мелкого Вадима нигде не было.
– Где мелкий? – Спросил тогда Влад у матери. И та закричала. Так оглушительно, что казалось, стекла рассыплются в мелкую крошку. Мальчик закрыл уши руками и с ужасом наблюдал за бьющейся в истерике матерью. Тогда бабушка Зина, их старенькая одинокая соседка, взяла его за руку и увела к себе. Она долго объясняла десятилетнему Владу что такое смерть и почему его маленький надоедливый брат больше никогда не будет ему надоедать. Мальчик не верил ни одному её слову. Пришлось. Потому, что ни вечером, ни на следующий день мать так и не привела мелкого из детского сада. Она лишь рыдала и кричала. А потом Влад увидел своего брата в гробу. Таком крошечном красивом гробике. Он был похож на фарфоровую куклу, которой взрослые решили поиграть в похороны. И Влад смотрел, как этот красивый гробик опускают в яму, как мать бьется рядом в истерике, как все их знакомые и друзья бросают пригоршни земли. И Влад бросал. Стоя у края могилы он, словно заведенный, бросал горсть за горстью.

И тогда, услышав от матери о том, что Миша в больнице, Влад вновь оказался на кладбище, у маленькой могилки с кукольным гробиком внутри. Только в этот раз края могилы крошились и осыпались, утаскивая его в свои глубины. Влад не помнил, как он одевался. Очнулся он только в самой больнице от собственного крика. Он кричал на медсестру в регистратуре, чтобы ему сказали в какой палате Мышкин и что с ним.

Миша лежал на белых простынях и казался похожим на ангела, обезображенного ангела, которого Влад видел в церкви, когда отпевали его младшего брата.
– Кто тебя? Кто? Я его найду! Только скажи, кто это? – Руки Влада тряслись, слезы заливали глаза. Только не Миша, только не он! Сначала брат, теперь лучший друг, который смог излечить боль от потери, смог помочь осознать произошедшее и идти дальше. Только не он!
Миша слабо улыбнулся разбитыми губами.
– Да не знаю я. Темно было.

Только через несколько месяцев Влад узнал, что произошло на самом деле. Узнал, как он остервенело избил лучшего друга, как чуть не убил сторожа. Узнал, что Миша заставил его приятелей отвести пьяного и вымотавшегося Влада домой, вызвать скорую и ничего не рассказывать самому Переделкину. Что Миша сказал следователю и как уговорил сторожа молчать, Влад так и не узнал. Сам же Мышкин лишь пожимал плечами и советовал ему забыть обо всём. Но разве такое можно забыть? С тех пор Влад никогда не напивался. С тех пор он понял, что привязан к Мышкину цепью, которую не в силах разрубить даже чудесный меч из сказок (если бы он существовал).
И вот теперь с его ангелом-хранителем происходило что-то страшное, а Влад ничего не мог сделать. Совершенно ничего. И это вновь возвращало его на городское кладбище к маленькому гробу, возвращало его на школьный двор, возвращало его в больничную палату к улыбающемуся другу.

– Сегодня ты мне уже ничего не расскажешь, да? – Влад еще раз погладил друга по голове, сладко зевнул, скинул с себя вещи и забрался под одеяло. Завтра будет новый день, и он заставит друга всё ему рассказать. Чего бы это не стоило.


Утро после алкогольного и сигаретного забытья началось с раскалывающейся от боли головы и тошнотой от запаха еды, доносившегося с кухни. Миша вскочил с кровати, пошатнулся, чуть не упал и поспешил в уборную, чтобы избавиться от того, что еще оставалось в желудке. Влад выглянул из кухни и засмеялся:
– Не умеешь пить – не переводи продукты. Я тут завтрак сварганил. Хотя, думаю, тебе сейчас не есть хочется.
– Пить, – прохрипел Миша и схватился за стакан с водой.
– Эй! Не воду! – Влад выхватил у друга стакан. – Хочешь, чтобы повторно накрыло? На, выпей лучше чая. Вообще в идеале тебе бы молока выпить. Мне оно всегда помогает. Но у тебя только чай. Слушай, я все понимаю, живешь в гордом одиночестве, но у тебя вообще из продуктов только дохлая крыса в петле в холодильнике, три яйца, полторы сосиски и пол тарелки гречки. Ты что, решил себя голодом заморить до смерти?
Миша изобразил подобие улыбки, но вышла она уж слишком вымученной. Знал бы Влад насколько он прав. Но тот списал кривую улыбку в счет больной головы и похмелья. Но следовало признать, что он не так уж и ошибся. Мише хотелось просто умереть, чтобы избавиться от головной боли, ноющей ломоты во всем теле и боли в груди (хотя боли в груди это скорее его раковые опухоли, нежели последствия алкогольного эксперимента).
– Слушай, я всё понимаю, но, может быть, ты расскажешь мне, какого черта вчера произошло? – Влад старался не смотреть в глаза другу и сосредоточенно переворачивал яичницу на сковороде.
Миша тяжело вздохнул. Он уже решил для себя, что Владу точно ничего не расскажет о своей болезни. Это его убьет. И когда Мышкин об этом думал, то понимал, что слова «это его убьет» не просто фигура речи. Влад действительно может не выдержать этого. Миша прекрасно знал, что Влад упрямо считал его своим младшим братом (хотя Мышкин и был на год старше своего друга). Утром все его глупые и эгоистичные вчерашние действия предстали во всём в своём идиотичном великолепии. И что теперь сказать Владу? Нужно срочно что-то придумать. Что-нибудь правдоподобное. А лучше что-нибудь, после чего Влад вообще не захочет с ним не то, что говорить, одним воздухом дышать. Это будет правильно. Пусть лучше ненавидит его, чем потом стоит у могилы. Мышкин помнил, каким был Влад на похоронах младшего брата – сам наполовину стоящий в могиле. Да, нужно засунуть собственный эгоизм так глубоко, чтобы даже подсознание бы до него не смогло добраться, и заставить Переделкина вычеркнуть друга из собственной жизни.
– Может уже хватит молчать с таким видом, словно ты пытаешься придумать как накормить всех голодающих в мире?
– Я… Я же девственник! – воскликнул Миша и сам удивился пришедшей в голову мысли, которую собирался озвучить. – Тебе не кажется, что это странно?
– Странно, что ты девственник? – Не понял Влад и уставился на друга как на умалишенного.
– Ну да! Мне девятнадцать, почти двадцать, а я до сих пор девственник! – Выпалил Миша и захотел удариться головой о стену.
– Это, конечно, немного странно, но это же ты. Думаю, для тебя это нормально, – Влад почесал затылок, – ты не похож на того, кто будет трахаться только ради самого факта траха.
Миша чуть сморщился от того, как именно сформулировал свою мысль его друг.
– То есть тебе не кажется странным то, что мне никогда не хотелось переспать с девушкой? – Миша пытался натолкнуть друга на одну простую мысль.
– Ну… Я как-то не думал об этом. Слушай, зачем ты вообще завёл этот разговор? Я ничего не понимаю! – Влад чувствовал себя полным кретином, но он никак не мог понять что ему пытается сказать Мышкин.
– Может быть я девственник потому, что мне не нравятся девушки? – Миша в упор посмотрел на друга, и ему захотелось прямо сию секунду выйти в окно. В карих глазах Влада плескался океан непонимания. Переделкин не был гением, но и того, что он будет так тормозить Миша тоже не ожидал.
– В каком это смысле?
– Влад, ты реально такой тормоз или прикидываешься? Я никогда не спал с девушками потому, что мне нравится парни! – Безбожная ложь. Но ложь во благо.
– Что? – Переделкин смотрел на друга как на восьмое чудо света, не меньше.
– Мне повторить? Тебе никогда не приходило в голову, что я не спал с девушками, возможно потому, что я гей? Ну, понимаешь, голубой, пидорас, любитель мужских задниц и дырок? – В который раз за последних несколько минут Мышкину захотелось приложить свою голову о стену. То, что он говорил, было похоже на бред сумасшедшего.
– Да ты пиздишь, – выдохнул Влад и уставился на друга ошалелыми глазами.
– Как думаешь, осознание того, что ты пидорас, достаточный повод, чтобы напиться и забыться? – Мишу коробило от того, что он говорил, но зная, как Влад относится к представителям меньшинств, Мышкин поставил всё, что было на его неприязнь, и пошел ва-банк.
– Слушай, ну как ты можешь быть в этом уверен, если с девчонкой ни разу не пробовал! – Влад оправился от услышанного как-то слишком уж быстро.
– Ты глухой, – констатировал Миша и прикрыл лицо ладонью.
– А ты идиот, Мышкин. – Так же серьезно констатировал Влад. – Нашёл из-за чего напиваться. Сначала убедиться нужно в том, что ты… ну… не по девочкам. – Парень отвел взгляд от друга.
С миром что-то было не в порядке. Точно не в порядке! Влад поглядывал на друга, который со страдальческим лицом впихивал в себя яичницу и мужественно старался не выплюнуть её обратно. В глазах Миши вновь читалась тоска, как и вчера.
Влад уплетал яичницу, смотрел на друга и думал о том, что мир сходит с ума.

Глава 4

Глава 4.

– Мышкин, почему вы всё ещё стоите возле корпуса? Кажется, вы должны быть в аудитории на встрече с руководителем практики, – декан филологического факультета Идея Ивановна Сковорода в очередной раз при виде Миши скривила лицо, словно увидела под своими ногами собачьи фекалии, – или тебе не нужно сдавать отчет по практике?
– Уже иду, Идея Ивановна, – парень в который раз подивился тому, насколько сильно его ненавидит деканша. И тысячный раз задался вопросом, по какой причине. Было неприятно от мысли, что люди могут испытывать такую сильную неприязнь к себе подобным без каких-либо поводов.
Но размышлять о трудностях и несправедливости жизни не было ни сил, ни времени. Все выходные Миша только и занимался тем, что злился на мир, мироздание, бога (если этот бесплотный ублюдок вообще существовал), окружающих и в первую очередь Влада, который никак не хотел верить в то, что его лучший друг - гей. Все силы были потрачены на жалость к себе. А сегодня нужно было выслушивать наставления завкафедры и приступать к практике.
Собрание было долгим и нудным. Миша всё время думал о том, стоит ли ему вообще ходить на практику и на занятия. Не сегодня-завтра преставлюсь, так зачем время убивать впустую, думал парень, разглядывая одногруппников. Но его мысли (и излияния куратора практики) были прерваны телефонным звонком; прошмыгнув в коридор ужом, Мышкин ответил на звонок:
– Ты сегодня после десяти дома будешь? – привычка Влада сразу вываливать на собеседника свои мысли, даже не поздоровавшись, немного раздражала. Но друзья на то и друзья, чтобы прощать такие вот недостатки.
– А где мне еще быть? – устало сказал Миша, подумав при этом, что это время как раз создано для того, чтобы упиваться жалостью к себе и яростью по отношению к окружающему миру.
В одну из ночей, когда только Мышкин узнал о том, что размашистым шагом идет к собственной могиле, он всю ночь просидел в интернете, пытаясь понять, отчего он умирает и как это остановить, он увидел на одном из сайтов статью про американского психолога швейцарского происхождения Элизабет Кюблер-Росс, которая разделила принятие человеком собственной смерти на пять этапов – отрицание, гнев, торговля, депрессия и, собственно, принятие.
Если верить этой статье, то парень уже форсировал этап отрицания, который занял каких-то двадцать-тридцать часов. А вот стадия гнева никак не хотела проходить. Гнев лишь ширился и множился, пытаясь пустить свои щупальца в повседневной жизни Мышкина. Наверное, именно из-за захлестывающего гнева парень не пытался изменить свои будни. Обыденность, серость и привычность не давали постыдному чувству вырваться и разрушить всё окончательно.
– Слушай, никуда не смей сваливать! Даже если вдруг город накроет цунами, или случится очередное офигеть-сколько-бальное-землетресение, или твоя чертова хибара загорится! Слышишь? – тем временем надрывался в трубку Влад.
– Как скажешь, – вяло ответил Миша и в который раз поразился упертости своего друга. Точно помесь осла и барана.
– Ну, смотри у меня. Ладно, бывай! – и Переделкин отключился, даже не дослушав ответное «пока».
Установочная конференция (как громко было написано в расписании), а на деле просто собрание группы и куратора практики, тянулась бесконечно долго, как язык охотящейся лягушки в замедленной съемке. Слова монотонным гулом влетали в одно ухо Мышкина и, даже не оседая пылью в памяти, вылетали в другое. Наконец-то Мышкин получил адрес редакции, телефон куратора из редакции, руководителя практики и краткий инструктаж, после которого можно было убираться восвояси.

Влад раскрыл бесплатную газету. Три последних страницы занимали объявления типа: «Снежана желает познакомиться», «Алиса хочет поговорить», «Синди скучает этим вечером», «Милашка ждет твоего звонка» и так далее. Все эти объявления были одинаковыми и практически открыто предлагали одно – секс за деньги. По телефону, домофону, смс, лично. Лишь бы клиент щедро платил. И клиенты платили. Мужчины, женщины, прыщавые девственники, старики, грешники, святые, политики, рыбаки, полицейские, клерки. Все они платили за старое как мир действо. И за отсутствие проблем по утрам, за возможность не звонить и не писать, не искать предлогов и поводов сказать «прости, но», за возможность кончать туда, куда захотят, без брезгливых выражений на лицах женщин, за возможность сказать все, что накипело. Каждый платил за то, что считал самым необходимым. Влад платил за то, чтобы ему сказали, что его друг - самый обычный парень, у которого стоит на девушек, даже если они и шлюхи.
– Добрый день, – послышался приятный женский голос в трубке.
– Я бы хотел… – что говорить дальше, Переделкин не представлял. Как вообще заказывают проституток, лихорадочно спрашивал он сам себя. – Марго? Я хочу… Мне нужно…
Во рту вдруг стало сухо, и язык так и норовил приклеиться к нёбу. Ладони немного вспотели, и по спине бежала нервная дрожь. Раньше Влад своими силами устраивал себе приятный досуг, и сейчас его мужество стремительно таяло под напором непонимания и отсутствия опыта.
– Вы хотите, чтобы Марго приехала к вам? – подсказал голос в трубке.
– Да. Марго… Она… Ну… Мне нужно, чтобы на неё даже у законченного пидараса встал! – выпалил парень на одном дыхании. Дальше разговор потек сам собой. Нужно было лишь сказать, чего ты хочешь, и всё встало на свои места. Еще несколько минут Влад обсуждал способ оплаты и сумму. Положив трубку телефона, парень понял, что самому обеспечивать себя девушками на одну ночь гораздо дешевле, чем пригласить к себе профессионалку. Вызов жрицы любви обошелся ему в приличную сумму, которую парень скрепя сердце достал из своей заначки.
В девять сорок Переделкин уже обивал порог лучшего друга. Девушку стоило встречать самому, а то этот «святой» точно завернет её обратно, при этом наставив на путь истинный и заставив навсегда бросить этот промысел. Как это вообще получалось у Миши, Влад не понимал, но казалось, что если Мышкин поговорит с аллигатором, то тот сделается законченным вегетарианцем.
– Привет, – устало вздохнул Мышкин, впуская друга в дом.
Влад сразу подметил глубокие тени, что залегли под красными от недосыпа глазами. И надрывный кашель, который не исчезал уже который месяц, только ухудшал картину.
– Ты как тифозный, блин! Сходи уже ко врачу, сколько ты можешь кашлять? Скоро легкие выплюнешь, – пожурил Влад Мишу, даже не представляя, насколько он близок к истине.
– Обязательно, – Мышкину стоило неимоверных усилий сдержать истерический смех, что рвался из груди.
– У тебя что-то срочное? Ты же знаешь, что мне завтра на практику в газету. Я не могу опаздывать, Сковорода и так имеет на меня зуб. Если у неё еще и появится причина его иметь, то я быстро вылечу из университета при следующей сессии. Я и эту с трудом сдал. Она никак не хотела ставить мне нормальную оценку по философии. Злобная стерва. Пошла бы уже и нашла себе мужика, – зачем-то стал рассказывать Мышкин.
– Ваша Сковородка просто лесбиянка, – гоготнул Переделкин и, скинув обувь и вещи, направился в кухню. – У тебя еще осталось пиво, что мы привозили? Или виски?
– Виски в столе возле раковины.
– Хорошо, тебе неплохо бы для храбрости принять.
– Не понял.
– Ну… – договорить Переделкин не успел. Жрица любви оказалась на удивление расторопной и пунктуальной. – Я открою. А ты прими грамм сто! Ничего не спрашивай и не спорь.
– Но…
– Хоть раз не спорь со мной!
Влад выскочил в коридор, открыл двери, перекинулся парой слов с мужчиной, сопровождавшим девушку, отдал ему оплату и впустил представительницу древнейшей профессии в квартиру.
– Он не знает, что вы… ты… Короче, сделай так, чтобы он не вставал с кровати всю ночь и даже думать не пытался когда-либо еще, что ему мужики нравятся! – выпалил Влад и покраснел.
– Хорошо, – девушка криво улыбнулась. На мгновение лицо её словно превратилось в кривую, потекшую под светом свечи восковую маску.
– Как мне… ну, это… представить тебя? – растерялся парень, понимая, что просто не представляет, что необходимо делать в подобной ситуации.
– Не волнуйся, я всё сделаю сама. Если будешь смотреть, придется доплатить, – спокойно произнесла девушка, а Влад покраснел от смущения.
– Нет! Я не… Ты что? – зашипел парень.
– Влад, что там за возня? Какого черта ты творишь? – послышался обеспокоенный голос Михаила.
– Я… э…
– Привет. Меня Влад в гости пригласил, – не моргнув глазом, соврала проститутка, скидывая легкие босоножки с ног, и впорхнула в кухню, словно была в этой квартире частым гостем.
– Привет. И кто ты? – Миша всегда знал, что Влад не отличается умением тонко и деликатно решать проблемы, но такого он от лучшего друга не ожидал. Неужели Влад думает, что Мышкин настолько наивен и не сможет понять, что перед ним проститутка, или он считает его дураком?
– Я Марго, и я надеюсь сегодня отлично провести время, – улыбнулась девушка совершенно неискренней улыбкой. Как вообще можно было так неискренне, некрасиво и мертвенно улыбаться? Как с такой улыбкой она получала деньги у клиентов? И как Влад не увидел этого?
– А я не хочу сегодня никаких новых знакомств. Мне завтра рано вставать, – говоря все это, Мышкин смотрел на друга, даже не обращая внимания на «гостью».
– Блин! Мышкин, ебана пилорама! Как ты можешь говорить, что ты пидарас, если с девкой ни разу не был? – вспылил Влад. – Откуда столько уверенности? Вот попробуй, тогда и поговорим! И не дай бог ты сейчас отправишь Марго обратно! Я буду всю ночь сидеть под окнами, – надрывался парень.
Взгляд Влада был полон решимости, и Мышкин знал этот взгляд. Он означал, что, даже если небеса с землей поменяются местами, Переделкин будет сидеть на лавочке во дворе и зорко наблюдать, как скоро девушка отработает свои деньги. Спорить в этом случае становилось бесполезно.
– Спасибо, что не собираешься сидеть под дверью спальни, – вздохнул парень.
– Я бы так и сделал. Но, если у тебя от волнения не встанет, тебе в голову точно какая-нибудь ересь полезет!
– Ну, спасибо и на этом! – раздражение и злость, что так долго копились в умирающем и уставшем организме, готовы была хлынуть.
– Скажи «А!» – невпопад произнесла девушка, глядя в упор на клиента.
Миша растерялся и произнёс «а». Точнее, попытался. Как только он открыл рот, девушка просто поцеловала его. Спокойно, но настойчиво и глубоко. Слишком глубоко. Такого поворота событий Мышкин не ожидал и просто стоял с раскрытым ртом. В это время девушка пыталась подать знак незадачливому Владу, чтобы он быстрее уходил. Парень сориентировался на удивление шустро и выскочил из квартиры, но намерения сторожить дверь подъезда не оставил. Напротив, он устроился на лавочке и решил, что если понадобится, то будет караулить проститутку всю ночь. В конце концов, он заплатил и имеет полное право знать, насколько хорошо всё прошло.

Как только дверь квартиры захлопнулась Миша очнулся и несильно, но настойчиво отстранил от себя девушку. Не то чтобы он был нецелованным или смущался произошедшего - просто ему всегда казалось, что это парень должен нетерпеливо целовать девушку. Нормальную, хорошую, простую и порядочную девушку, а не проститутку. Неизвестно еще, сколько у неё было сегодня клиентов, фу, словно всех этих мужиков через неё поцеловал, вдруг с отвращением и неприязнью подумал Мышкин и даже себе удивился. Он не думал, что его реакция на девицу легкого поведения будет именно такой. Раньше он ничего против представительниц данной профессии не имел. Видимо, потому, что до сего дня ему не было до них дела.
– И я могу быть уверен, что не подцеплю от тебя никакой заразы, Марго? – чуть насмешливо, не скрывая презрения в голосе, спросил Мышкин у девушки.
– А я могу быть уверена, что ничего не подцеплю от тебя? – девушка внимательно посмотрела в глаза клиенту.
– Подцепить? Да я несчастный девственник, – напряжение, раздражение и злость потихоньку брали своё.
– Поверь, это еще не гарантия. Я так понимаю, твой друг хочет убедить тебя, что ты не гей? Кстати, я могу пройти - или ты предпочитаешь в тесной прихожей?
– Проходи. У меня виски есть. Этот идиот наверняка сидит у дома, так что быстро ты уйти не сможешь. Сколько этот кретин потратил на тебя?
– Ты хочешь вернуть деньги? Прости, но, даже если на тебе пояс верности, а самое интимное, что я сделаю сегодня за вечер – это помою посуду, деньги все равно никто тебе не вернет. Мне платят не только и не столько, кстати говоря, за секс, сколько за время, которое я дарю. Моё время, понимаешь? – усмехнулась девушка. Последняя неделя в её жизни выдалась скверной. Привет из прошлого, участившиеся кошмары, Данилка, которого в школе обвинили в краже телефона. Голова была занята чем угодно, но не клиентом.
– Твое время, говоришь? – это была последняя капля, переполнившая чашу, которая опрокинулась потопом на сорок дней и ночей. – Да что ты знаешь о времени? Продаешь время? Идиотка! Ты даже не представляешь, что такое «время»! Жаль, что нельзя забрать его у такой, как ты, и отдать тем, кто действительно в нем нуждается!
Миша не заметил, как повысил голос, как дрожащей рукой налил себе виски в стакан и опрокинул мерзкое, обжигающее пойло в горло. Пищевод выжигало, а еще почему-то жгло щеки. Так, словно кто-то решил пройтись по ним острым холодным ножом, от глаз к подбородку.
– Да, я бы хотела отдать время тому, кому оно действительно нужно, – девушка приложила прохладную руку к щеке парня. Он плакал и выглядел совсем ребенком. Сколько ему? Как давно этот ребенок закончил школу? Вопросы сыпались на девушку, словно бусины из открытого ларца.
– Например, я бы подарила тебе своё время. Если бы могла. Как тебя зовут?
– Михаил. Меня зовут Михаил.
– «Ми-ка-эль» – «кто как бог». Богоподобный, – тихо произнесла девушка, продолжая вытирать слезы, которые мальчик не мог контролировать.
– Что? – не понял тот.
– Твоё имя с еврейского. «Ми-ка-эль» или «кто как бог?» – улыбка. Настоящая.
– А ты? Действительно Марго?
– Нет. Я – жизнь. Ева, – тихо прошептала девушка.
– Жизнь? Смешно получается…
Ева опустилась на колени перед сидящим парнем и положила ему голову на колени. Она видела сотню, может, даже тысячу девственников. И все они хотели одного – воткнуть в неё свой член. Их не интересовало её настоящее имя. Зачастую они в момент оргазма называли её именами девушек, девочек и женщин, о которых в тайне мечтали. Ева могла поклясться, что некоторые из них даже не видели её лица. Трахаться с ней – это как трахаться с ожившей на одну ночь резиновой куклой, которая теплая и может сделать сногсшибательный минет.
Михаил почувствовал тяжесть на коленях и наклонил голову. Проститутка - нет, Ева - лежала у него на коленях и тихо дышала. Парень чувствовал всем своим телом её дыхание. В этот момент в нём что-то надломилось. Хрустнуло с такой силой, что ему показалось, что с потолка посыплется побелка, а Ева кинется звонить спасателям. Но… кого спасать в этом мире? Как он мог раньше думать, что он способен спасать людей вокруг себя? Он даже себя не в силах спасти! Ростки гнева, что столько времени росли прямо из его сердца, вдруг вырвались из тела и истлели за долю секунды. Рассыпались пеплом и осели по всей комнате, словно пыль, отнюдь не звездная.
– Говоришь, у тебя много времени? Так отдай его сегодня мне. Я… На самом деле я подыхаю. Вот прямо сейчас. Я дышу и почти гнию заживо. Я – ходячий труп. Ебанный ходячий труп, понимаешь? Я даже не знаю, когда сдохну! Может, завтра, а может, протяну еще месяц. Или год. В любом случае, больше мне не дают! – Ева слышала, как дрожит голос этого бедного ребенка, как его слезы падают в её волосы, как его мелко трясет.
И ненавидела себя. По-настоящему ненавидела. Сильно и искренне. Она действительно не может отдать ему собственное время, даже если и хочет этого. Дети не должны так страдать. Он же еще совсем мальчишка. Да, он совсем мальчишка. Маленький, потерянный и невероятно напуганный. Совсем как она когда-то…
Всё, что она могла сейчас - это тихо плакать вместе с ним.

Глава 5

Глава 5.

– Я даже никогда не курил. Скажи, так почему я? Почему мне так не повезло? Я не понимаю, почему этот злобный, бессердечный ублюдок так издевается надо мной? Почему? – лихорадочно шептал Миша, склонив голову и продолжая плакать. – Я не понимаю, почему я должен сдохнуть? Почему? Почему?
Вопросы пустой шелухой падали на пол. Действительно, почему? Ева думала о том, что это она, никчемная, лживая, напуганная и сломанная, должна была медленно проваливаться в зев могилы, в черную холодную пустоту. Но нет. Она была здоровее всех живых. Каждые полгода она проходила обследования, сдавала кровь и посещала венеролога. И каждый раз доктора улыбались и говорили, что если бы у всех было такое отменное здоровье, то они остались бы без работы. Самым страшным, чем она болела, был грипп (не считая побоев, полученных в начале «карьеры»). И девушка искренне не понимала: почему так происходит? Почему она, проститутка, которая побывала в тысячах постелей, которая держала во рту и руках тысячи членов, была здорова. Это было неправильно. Настолько неправильно, что о существовании бога даже задумываться было смешно и нелепо. Его не существует. Либо он настолько ненавидит свои творения, что отвернулся от них, исчез, заснул, умер от стыда…
– Мне бабушка когда-то говорила, что бог забирает хороших людей к себе так рано потому, что превращает их души в ангелов, – прошептала Ева.
– Всё это жалкий пиздеж. Нет никакого бога. Он бы не позволил людям убивать себе подобных целыми миллионами. Не позволил бы педофилам насиловать детей. Не позволил бы матерям оставлять новорожденных в больнице, убивать их абортами. Не позволил бы маньякам насиловать. Убийцам убивать. Политикам существовать, – продолжал шептать Мышкин.
– Мальчик мой, ну перестань. Ты же сам не веришь в то, что говоришь, – Ева обхватила заплаканное лицо парня ладонями и со всей щемящей нежностью, с теплом и любовью, которые ей некому было дарить, стала мягко касаться губами влажной горячей кожи.
– Я не знаю, во что мне верить. Я устал и опустошен. И я не могу никому рассказать об этом. Это эгоистично, но я просто не вынесу этой жалости и горя. Знаешь, у Влада умер младший брат. Мы тогда были мелкими, но чувствовал, я знал, что нужно не дать ему наделать глупостей. Поэтому я всегда был рядом с ним. А теперь я вру ему, говоря, что я гей. Потому что хочу, чтобы он меня возненавидел. Я бы сказал, что ему так будет легче… Но… Это всё ложь. Обычная трусливая ложь! Я не хочу видеть его глаза, когда он узнает. Я просто не вынесу этого. Он же мне как брат! Я не смогу… Просто не смогу… И мама… Папа… Я… Мне страшно. Очень-очень страшно, – голос Миши дрожал и отчаянно метался по маленькой кухне.
– Я понимаю. Здесь нет твоей вины. Это нормально – бояться, жалеть себя, пытаться отгородиться от боли и страданий.
– Ты останешься со мной этой ночью? – он - умирающий молодой парень, она – проститутка. Но больше ничего не имело значения. Она никому не станет рассказывать его душещипательную историю. Они незнакомцы. И это самое чудесное, что могло с ними случиться.
– Конечно. Столько, сколько захочешь, – она не могла его бросить. Он бесценен именно потому, что уже одной ногой в могиле. Да, этот мальчик бесценен потому, что ему можно рассказать.
Ева взяла его подрагивающую руку и повела в комнату, усадила на стул, расстелила диван. Потом вернулась к Мише, который словно уже наполовину умер, и стала снимать с него одежду. Так могла раздевать своего ребенка мать, но никак не проститутка - клиента: аккуратно и нежно, тихо и спокойно. Горячие руки Евы, едва касаясь кожи парня, гладили его ссутулившуюся спину и висящие плетьми руки, чуть слышным ветерком касались волос на макушке, горячо и медленно двигались по ногам. Миша судорожно обнимал её и пытался прижаться настолько тесно, насколько вообще было возможно.
– Не отпускай меня, Ева – почти простонал он.
– Никогда, – то ли правда, то ли ложь - Ева еще и сама не знала и знать не хотела.
Этому мальчику сейчас нужно было всё, что она могла предложить. Никому и никогда от неё не нужно было ничего, кроме секса. Ни-ког-да. Ах, если бы только она могла просто взять и забыть обо всём. Если бы могла вырвать воспоминания, как сорняки из идеальной, любовно засаженной клумбы. Но такого не бывает. Даже в книгах…
– Пойдём, – девушка тихонько потянула мальчика к кровати.
Простыни обожгли холодом, старый диван вздохнул и скрипнул, где-то за окном просигналил автомобиль, а потом мир перестал существовать.
Горячее тело парня прижалось к телу Евы. Миша обнял её, уткнулся мокрым от слёз носом в ямку между ключиц и только тогда перестал дрожать.
– Ева, скажи, почему ты стала такой? Неужели из-за денег? Ты… Ты ведь совсем-совсем не похожа на проститутку, – дыхание Миши наконец-то выровнялось.
– Я… Ты действительно хочешь знать?
– Да. Я хочу знать. У тебя глаза человека, который выбрал самый мучительный пусть к самоубийству – длинною в целую жизнь.
– Я не знаю, как я оказалась там, где оказалась. Я всегда так говорю девочкам, которые со мной работают. У каждой из них своя причина заниматься этим. У меня нет причин. И никогда, наверное, не было. Или были. Я не знаю, как лучше это объяснить. Просто однажды я сломалась и больше не смогла починить себя. Просто было слишком поздно.
– Ты сломалась или тебя сломали?
– Ты слишком проницательный ребенок. Кстати, а сколько тебе? – Ева вдыхала запах Миши. Он пах мылом, молоком и чем-то знакомым и тонким. Этот запах дразнил память, смеялся над ней. Он был слишком неуловим и тонок, чтобы разбудить в Еве воспоминания полностью, но достаточно уловим, чтобы будоражить их. Словно вредный ребенок, что колотит палкой по прутьям клетки и тут же убегает, как только голодный хищник оказывается к нему достаточно близко.
– Мне вообще-то девятнадцать, и я уже не ребенок, – Миша всё еще разговаривал с ключицами Евы, даже не думая поднимать глаза. Так было проще. Так можно делать вид, что они на разных концах вселенной и все, что происходит сейчас, - просто сон.
– Девятнадцать… В девятнадцать я потеряла девственность и заработала свои первые деньги. Так много я больше никогда не зарабатывала, – Ева улыбнулась и поцеловала Мишу в макушку, глубоко вдыхая его запах.
– Расскажи мне, – попросил он.
– Мне было девятнадцать. Я училась на втором курсе филологического факультета. Моя жизнь не была сказочной, но, в целом, она была прекрасной. К тому времени я смогла взять под контроль собственные воспоминания о школе, вытравить кошмары детства, избавиться от двадцати лишних килограмм и даже завести приятелей. Мне нравилось учиться. Мне нравились девочки, с которыми я училась в группе. Мне нравились преподаватели. Я им тоже, кстати. Но… – Ева глубоко вздохнула, собралась с силами и вновь заговорила. – Но у моей матери стало сильно ухудшаться зрение. С детства у неё было плохо с глазами. Её отец был настоящим алкашом, и в один из дней, как раз перед тем как мама должна была идти в первый класс, он напился и попытался задушить бабушку, а мама вмешалась. Тогда-то она и получила пустой бутылкой по голове. Они с бабушкой убежали из дома прямо в том, в чем были одеты, и босиком. После этого зрение у мамы стало сильно портиться. К тому моменту, как мне исполнилось девятнадцать, мать стала слепнуть на один глаз, и ей нужна была операция. Конечно, её можно было сделать и в нашей Областной больнице. Но ни для кого не секрет, что только отчаянные самоубийцы идут туда и ложатся под скальпель. Слишком уж высока смертность во время операций. Мамина одноклассница, что живет в Тамбове, предложила ей приехать в их клинику, но на операцию нужны были деньги. Не слишком большие, но и не маленькие.
Конечно, взять деньги можно было и в кредит. Вот только у нас уже был кредит, который мы взяли на достойные похороны для бабушки. И еще один был бы просто камнем, который самоубийца надевает на шею, прежде чем спрыгнуть с моста. Поэтому я решила, что мне пора работать не только во время летних каникул. И мне повезло. Мне часто везло в то время… В юридическую фирму маминых старых друзей требовался секретарь. Зарплата, конечно, небольшая, но условия для учащейся дневного отделения просто идеальные. К тому же, мы знали семью Смирновых больше десяти лет.
Тогда я думала, что меня поцеловал ангел, раз моя жизнь наконец-то стала налаживаться. Но поцелуй ангела на поверку оказался объятиями ада. Николай Петрович, отец моей единственной подруги, человек, которого мы с мамой знали больше десяти лет, любящий муж и хороший начальник, оказался не совсем таким, каким я его видела.
Его жена, тонкая, цепкая и веселая женщина чуть за тридцать, забеременела вторым ребенком. Кристина, моя подруга, была в восторге от того, что у неё наконец-то будет младший брат или сестра. Но беременность проходила тяжело, поэтому было решено отправить Светлану Михайловну в санаторий куда-то в Подмосковье. И после этого я поняла, что отец моей подруги не совсем такой, каким я видела его раньше.
Сначала я ничего не понимала. Мой опыт общения с противоположным полом был с одной стороны слишком обширен, – Ева задрожала и стиснула руки вокруг Миши чуть сильнее, – а с другой до смешного мал. Слишком долгие касания, слишком частые и странные взгляды… А потом я увидела на его лице ту самую улыбку. Как… как тогда…
На этом месте Еву по-настоящему затрясло, а горло словно сдавила сильная рука. Ей казалось, что эта рука сейчас кинет её прямо через все прожитые года туда – туда, откуда всё и началось. В те дни, о которых она мечтает забыть, но которые исчезнут только тогда, когда исчезнет и сама Ева. Неожиданно для себя девушка поняла, что плачет.
– Если тебе слишком тяжело говорить, то не нужно. Не нужно заставлять себя, – Мышкин нежно прикоснулся губами к подрагивающим ключицам Евы, нежно провел рукой по спине, бедру, поджавшемуся от неожиданной ласки, животу.
Эти почти целомудренные и наполненные бесконечной нежностью прикосновения отдались такой щемящей тоской и болью в груди девушки, выбили из легких весь воздух, а из сердца страх.
– Тяжело, но я должна рассказать об этом. Думаю, что более подходящего человека, чем ты, я больше никогда не встречу. Никогда. Это странно?
– Нет, что ты, – Миша отстранился от девушки, чуть приподнялся на локтях и заглянул в её глаза.
Он не ожидал, что они будут такими. Но какими именно такими, он и сам понять не мог. Большие зеленые глаза с тонким карим ободком вокруг зрачка, густо накрашенными ресницами и темными тенями на веках – ничего поразительного, сказочного или восхитительного в них, вроде бы, не было. Но вместе с этим эти глаза – средоточие печали, боли и смирения. Эти глаза не могли принадлежать падшей девушке. Такими глазами на людей смотрят святые и ангелы с икон. И Михаилу вдруг до боли где-то в районе солнечного сплетения захотелось зацеловать эти глаза. Зацеловать Еву. Зацеловать так, словно он умрет уже завтра. Наверное, это богохульство, так жаждать женщину с глазами святой? Ну и к дьяволу! Пусть этот чертов мир катится к дьяволу! Если бы бог существовал, то Еву бы сейчас не трясло от её воспоминаний, она бы не продавала своё тело в этой длинной и изощренной попытке самоубийства. Если бы бог существовал, то она сам сейчас бы не дрожал от страха и жалости к себе, не чувствовал, как его собственное тело предает его, убивает.
Но бога в этом мире нет. Никогда в этом мире бога не было. Так что желать женщину с глазами святой – это самое правильное и настоящее что с ним происходило.
– Поцелуй меня, – даже не просьба – мольба. Он и не знал, что может так.
Её дрожащие руки легли ему на шею, Миша чувствовал всем телом, в каком она смятении и как она… невинна. Это могло быть даже смешно, если бы не было так правильно. Она прижалась к нему и поцеловала. Поцеловала так, словно именно она умирает, так, словно именно её каждую ночь мучает отчаянный страх смерти, злость на несправедливость мира, на тех, кто будут жить, когда она умрет. А он целовал в ответ так, словно пытался выпить все её страхи прямо вместе с дыханием – из губ. Евины тонкие пальцы сжимали пряди на его затылке, а затвердевшие соски терлись о его грудь. Миша перевернул Еву на спину и проник в неё тягуче медленно и нежно. Так, словно она в самом деле была невинна. Девушка рвано дышала, а в глазах у неё стояли слезы.
– Только не отпускай меня… Не отпускай… – она умоляла, как и он несколькими минутами раньше.
Она могла и не произносить этого вслух. Её тело умоляло его сильнее и громче любых слов. Комната наполнилась пряным запахом секса. Движения Миши были бесконечно долгими и нежными, его поцелуи, словно пули, пробивали насквозь плоть, кости, душу. Ева не могла вынести всю ту нежность, что ей дарил парень, и она плакала. Плакала от счастья. Она так давно его не испытывала, что готова была продать душу дьяволу, лишь бы всё происходящее не заканчивалось. Но тела брали своё, отбирая у разума и чувств контроль. Движения стали рваными и быстрыми, стоны - громкими и глубокими, а запах секса - пронзительным. А потом всё оборвалось. Молодое неопытное тело Миши не смогло выдержать гонки: он кончил. Его немного потряхивало, а в глазах, которые вдруг стали слишком осмысленными, плескалось разочарование в себе и страх.
– Я… Я… Прости, это было…
– Это было самое лучшее, что происходило со мной, – не дала договорить парню Ева.
И она не врала. Эти минуты действительно были самыми счастливыми в её пропитанной сексом и грязью жизни. Миша со страхом смотрел в её глаза, боясь увидеть там ложь разочарование, но вместо этого видел незамутненное счастье и спокойствие. И он не понимал, почему. Но ему нужно было понять, иначе он упускал что-то важное. Что-то, чему он не мог дать названия или объяснения. Что-то, что могло изменить всё или наоборот – разрушить.

Остальное в комментариях!

запись создана: 25.11.2013 в 16:56

@темы: Полка с моим творчеством, Полка с моей прозой

---

О творчестве. Мои стихи

Корабли уходят в небо

Корабли уходят в небо,
Корабли уходят в Рай...
Я бежал за ними слепо,
Смело прыгал я за край.

Я ловил закат руками,
Звёзды с неба я срывал.
Я жонглировал словами,
Я таился и скрывал.

Я бежал за парусами,
Разбивал колени в кровь.
Гнался я за чудесами,
Стать хотел мальчишкой вновь.

Корабли летели в небо,
Корабли стремились в Рай...
До сих пор бегу я слепо
В детства позабытый край.
5 февраля 2014
0:38

@темы: Полка с моей поэзией, Полка с моим творчеством

---

О творчестве

Название: Обычная история
Фандом: Original
Автор: Сумасшедший Шляпочник ака Хима
Бета: Billy Dietrich
Персонажи: Лада/Евгений
Рейтинг: PG-13
Жанр: романтика, повседневность, гет, юмор.
Предупреждения: практически готовый сценарий к очередной мелодраме, огромное количество розовых соплей, флаффа и happy end.
Размер: Мини (6 131 слов)
Статус: Законченно
Посвящение: подарок к НГ для одной очень милой женщины, которая постоянно пинает меня, чтобы я не забрасывала писать.
Размещение: СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! По законодательству Российской Федерации плагиат влечет за собой наступление уголовной ответственности в виде штрафа, обязательных работ или ареста виновного лица (ч. 1 статья 146 УК РФ). Кроме того, предусмотрены гражданско-правовые методы защиты авторского права от плагиата в виде права автора требовать возмещения убытков или выплаты компенсации (статьи 1252, 1301 ГК РФ).
От автора: Наконец-то вышел романтичный флафф, который и задумывался, а не как всегда — ангст, трагедия и драма. Сама себя удивила!

Обычная история

– Вот паршивец! Как он только посмел! Мудак! – высокая блондинка глубоко затягивалась тонкой сигаретой и с искренней жалостью смотрела на подругу, которую бросил очередной кавалер. – И чем он объяснил это?
– Этот был оригинальней предыдущих. Да и честнее, если на то пошло, – брюнетка устало помешивала кофе.
– И что?
– Марина, не заставляй меня это повторять. И без того тошно, – девушка уставилась в чашку с кофе, который уже давно остыл.
– Лада, ну хватит уже всё в себе держать. Зачем же еще подруги нужны, как не для поддержки в таких вот случаях? – Марина попыталась заправить белокурую прядь обратно в прическу и одновременно с этим проникновенно посмотреть на подругу.
– Он сказал, что я его интеллектом давила, как таракана тапком. Потом предположил, что, видимо, по этой причине я всё еще не замужем. Далее Кирилл даже совет мне дал, чтобы я меньше умничала и глобалила, как он выразился. Как-то так, – Лада отставила давно остывший кофе, подняла глаза на подругу и вымученно улыбнулась.
– Вот ублюдок! Тупой мудак! Да кто он такой? Валенок убогий! – девушка кипела от праведного гнева за поруганные чувства подруги.
– Да ладно тебе, Маринка! Я же даже не верила, что наши отношения больше двух месяцев выдержат. Он продержался целых три месяца. Нужно отдать Кириллу должное.
– Так, я не поняла, что это за упаднические настроения? Тоже мне, декаданс развела тут! Что за уныние в голосе? Только не говори, что ты опять надумала себе всякой ерунды!
– Марина, я устала. Сколько было таких? Приходили, уходили… Что-то говорили, что-то обещали… Видимо, брак - это не моё.
– Лада, ты идиотка! Клиническая, видимо! Так, я решила. Сегодня мы идём развеять твою грусть-тоску. Я сейчас соберу девчонок, и мы будем до самого утра отрываться, – девушка для пущей убедительности кивнула сама себе и упорхнула на балкон, обзванивать подруг.

Вот уже несколько часов кряду Лада пыталась делать вид, что сигаретный дым, вьющийся над барной стойкой словно благовония в синтаистском храме, ужасно громкая, крикливая и совершенно лишенная чувств и души музыка, толпы потных парней и девушек вполне ей нравятся. Иначе сбежать из-под опеки Марины и других подружек будет просто невозможно. Вообще девушка очень надеялась, что еще пара коктейлей - и её любимые девочки забудут о её существовании и она сможет незаметно улизнуть.
Выбрать более неудачное время для расслабления в клубе было невозможно. Только когда Лада с подругами подъехала к клубу, то поняла, что сегодня там праздновали Хэллоуин. Поэтому «Космос» кишел ведьмами всевозможных мастей и распущенности, кровавыми медсестричками, кошечками, девушками, наряд которых Лада могла классифицировать только как «рабочая одежда куртизанки XXI века». Что я здесь делаю, в который раз подумала девушка, оглядела пространство вокруг себя и, увидев, что подружки не обращают на неё в данный момент никакого внимания, тихонько поднялась со стула и выскользнула к гардеробу.
Заказав такси, Лада решила отойти подальше от входа в клуб, возле которого курили парни и девушки в изрядном подпитии. Меньше всего девушке хотелось нарваться на неприятности.
Завернув за угол клуба, она чуть не споткнулась о полулежавшего у стены человека.
– Какого черта!
Лада выпрямила спину, глубоко вздохнула и с самым серьезным видом решила немедленно уйти обратно к выходу. Но, конечно же, не смогла.
– Эй, Вы живы? С кем Вы приехали? Где ваши друзья? Кого мне позвать? – девушка теребила плечо человека, пытаясь определить одновременно, представляет ли он угрозу и жив ли вообще.
– М-м-м… Вса... Пфш… – это было всё, чего она смогла добиться.
– Пьянь подзаборная, блин. Зачем же так нажираться? Ты хоть такси вызвал себе, зомби? – Лада продолжала ругаться себе под нос, но попыталась поставить парня на ноги. После нескольких минут тщетных попыток девушке всё же удалось прислонить его к стене вертикально, но приходилось постоянно поддерживать его за плечи, чтобы не сполз на холодную мостовую.
Прошло уже больше десяти обещанных минут, а такси так и не появилось. От скуки девушка принялась рассматривать парня, которым подпирала стену. Высокий, стройный, одет хорошо, но грим ситха не давал совершенно никакой возможности рассмотреть лицо. Что ж, какое дело, как выглядит этот курдюк с вином, подумала Лада и пожала плечами. В этот момент в кармане пальто зазвенел телефон. Бодрым тоном девушка-диспетчер отрапортовала, что у входа стоит белая Тойота «Camry», четко произнесла номер машины и отключилась.
– Черт, а этого куда девать? – проворчала девушка, хоть и знала ответ на вопрос. – Ладно, пьянь болотная, пошли, такси приехало.
Титаническими усилиями запихнув свою ношу на заднее сиденье автомобиля, Лада устроилась рядом и бесстыдно полезла шарить по карманам пальто у гуляки. Паспорт нашелся во внутреннем кармане.
– Надеюсь, ты живёшь там же, где и прописан, – пробормотала девушка себе под нос, а потом громко сказала водителю адрес.
– Повезло ему с вами. Моя бы мне уже мозг проела, – весело хохотнул молодой мужчина, поглядывая на заднее сиденье.
– Да мне вообще плевать на него. Впервые вижу этого алкоголика. Ненавижу пьяных! – выпалила Лада и заправила каштановую прядку за ухо.
– Впервые видишь? Как так? А чего тогда с ним едешь? – удивился таксист.
– Не бросать же этого болезного. У меня карма испортится, и в следующей жизни я буду тараканом. А я не хочу быть тараканом! – пробурчала Лада. – У меня дома кошка не кормлена, Кафка не дочитан и вино не допито. Зачем я только согласилась на Маринину авантюру. Поедем, развеемся! Как будто не знает, что я терпеть подобные места не могу! – девушка так распалилась, что стала яростно жестикулировать, заехав локтем в нос своему спутнику. Парень только что-то невнятно пробурчал и взмахнул рукой.
– Ого. Я уж думал, таких добрых самаритянок и не осталось в мире.
– Скорее таких дурочек в мире не осталось, – вздохнула девушка и уставилась на ночной город.

***

– Шестнадцатый этаж? Да ты издеваешься! Ты издеваешься, да? Надо было тебя бросить еще у клуба! Эйнштейновы кудряшки, за что мне это? – ругаться за двадцать шесть лет своей жизни Лада так и не научилась, так что упоминание знаменитого физика было для неё верхом нецензурного мастерства.
Затолкав в лифт отчего-то начавшего сопротивляться Евгения (паспорт очень пригодился в установлении личности и внешности), Лада с облегчением нажала кнопку последнего этажа.
После очередного обыска пальто на свет были извлечены ключи. Наконец-то Лада могла транспортировать пьяное тело в квартиру и со спокойной совестью ехать домой спать. Была только одна проблема. За всеми хлопотами и подъемом Евгения к квартире девушке совсем расхотелось спать. Напрочь желание отбилось.
– Эй, герой не моего романа, где у тебя спальня? – устало спросила девушка. При слове «спальня» Евгений вдруг сделался гиперактивным и даже попытался обхватить Ладу за талию.
– Я тебе сейчас руку сломаю, чудовище! – взвизгнула девушка и хорошо отработанным движением, как показывал тренер на тренировках, перебросила парня через плечо. От удара о пол Евгений перестал подавать признаки буйства. Это успокоило Ладу, но вскоре она осознала весь вселенский масштаб катастрофы: парень лежал в отключке на полу в коридоре, и теперь его нужно было волоком тащить к спальне.
– О, Иисусовы сандалии! Мама, почему ты меня воспитала такой совестливой? Не могла из меня холодную стерву вырастить? – сотрясала воздух девушка и тащила парня в сторону спальни.

– Думаю, за свои труды я имею право на чашку кофе и чего там у тебя еще в холодильнике есть. Хм, кушать в четыре утра - это очень поздно ужинать или слишком рано завтракать? – размышляла вслух Лада, в предвкушении открыв дверцу холодильника. Холодильник встретил её девственной и незамутненной белизной. – Что, мне теперь и готовить себе самой? Гррр! Более бесполезного человека, чем ты, я не встречала! – зачем-то крикнула брюнетка в сторону спальни.
Решив, что имеет право на беспрецедентную наглость, Лада обшарила все ящики кухни и через каких-то сорок минут уплетала спагетти с грибным соусом. В кастрюле было столько еды, что еще и хозяину квартиры осталось. Поев, девушка решила, что и так сделала для Евгения слишком много за этот вечер, поэтому он, как истинный джентльмен, пусть и без сознания, оплатит её такси. Она заказала машину и, пока та добиралась, решила осмотреть квартиру.

Поглазеть, впрочем, было на что: высоченные потолки, дизайнерский ремонт и куча дорогущих безделушек со всего света. Это впечатляло. Возле спальни обнаружилась лестница на второй этаж. Чердачное помещение над квартирой было оборудовано под огромный кабинет.
– Да у меня в квартире потолки ниже, чем здесь на чердаке. Нам так не жить, – вздохнула Лада.
Одна из стен была оборудована под стеллаж с книгами. Девушка, словно зачарованная, двинулась прямо к нему. Содержимое полок удивило и приятно поразило девушку. Кен Кизи и Френсис Скотт Фицжеральд соседствовали с талмудами по истории и культуре стран Европы и Азии, а те в свою очередь подпирали Достоевского, Булгакова и Мандельштама. Лада так увлеклась, что не сразу услышала телефонную трель. Звонили из такси. Девушка нашла на столе чистый лист, ручку и быстро написала хозяину квартиры записку, потом, в который раз за вечер, прошерстила карманы пальто спасенного принца, взяла нужную для оплаты такси сумму и вышла из квартиры, громко хлопнув дверью.

***

Голова раскалывалась так, словно на неё нацепили кастрюлю и лупили по ней черпаком. Во рту был филиал общественной уборной и ужасно хотелось пить. Такого страшного похмелья у Евгения Незнамова не было даже после получения долгожданного диплома.
– Твою мать, – непонятно к кому обратился молодой человек и попытался встать с постели. Как он добрался до дома, Женя не помнил вообще. От слова «совсем». Я молодец, подумал он, с трудом поднялся с постели и поплелся в ванную. В зеркале его ждал материализовавшийся ужас. Грим размазался, и даже красно-черные разводы не могли скрыть помятость и опухшее лицо. Евгений так и проспал всю ночь в своем костюме. В общем, самое обычное похмельное утро молодого повесы, разочаровавшегося в девушках окончательно.
Провозившись около получаса в попытках привести свое лицо в порядок, Незнамов понял, что лучше выглядеть все равно не сможет, и поплелся на кухню за крепким кофе. И каково же было его удивление, когда на плите он увидел пару кастрюль, а в кофеварке - свежесваренный кофе.
– Если бы я был суеверен, то уже бежал бы в церковь за батюшкой, а если бы был маленьким, то подумал, что у меня есть крестная фея. Интересно, а перед подъездом у меня не появилось сорок розовых кустов и карета из тыквы заодно? – иронично пробормотал парень, пытаясь лихорадочно восстановить картину прошлой ночи.
Он четко помнил, как созвонился с приятелями, чтобы отправиться в клуб и отлично провести вечер; как знакомая (а точнее, очередная девочка-на-одну-ночь) гримерша колдовала над ним, превращая его в ситха; помнил, как очередная длинноногая красотка быстро сменила своего незадачливого кавалера, как только услышала фамилию Жени; помнил барную стойку и текилу-бум - помнил где-то до пятнадцатой рюмки, потом воспоминания просто стерлись. Напрочь.
Внезапно взгляд упал на стол, на котором красовалась записка, написанная красивым убористым почерком. Явно женским, не без удовольствия подумал Незнамов и принялся за чтение. С каждой строчкой его самодовольное выражение лица менялось на противоположное.

«Доброе утро. Очень надеюсь, что голова у тебя раскалывается. Я потратила полночи на то, чтобы притащить тебя домой и уложить в кровать. А ты, между прочим, не пушинка, да еще и сопротивляться вздумал. Надо было оставить тебя возле мусорного бака около «Космоса». Но мама всегда говорила, что нужно помогать сирым и убогим. Поэтому, раз уж я на общественных началах превратилась в мать Терезу, то посчитала, что уж поесть у тебя не зазорно. Но даже еду мне пришлось готовить самой, ибо твой холодильник был так же пуст, как и твоя голова. Так что не удивляйся пропаже некоторой суммы из портмоне, ибо я не домработница и не нянька. И оплатить мне кое-какие расходы – самое малое, что ты мог сделать как джентльмен. Добрая самаритянка».

Дочитав записку, Незнамов кинулся в прихожую, нашарил портмоне в кармане и судорожно его открыл. Отделения для денег трескались по швам от наличности. Прикинув сумму, которая была у него накануне с тем, что он мог потратить в клубе, парень был шокирован. Если бы эта девушка не написала, что взяла деньги, Незнамов бы этого и не заметил. Максимум, что вытащила из его кошелька самаритянка – тысячу рублей. Какую-то тысячу рублей! И это при том, что в его бумажнике было около пятидесяти тысяч в начале вечера. Сейчас там недоставало ровно пятнадцати. Примерно такую сумму он и спускал в ночных увеселительных заведениях.
– Вот те раз… "Надеюсь, что голова у тебя раскалывается", – вновь прочел Незнамов первую строчку. В голове никак не хотел укладываться тот факт, что какая-то незнакомая девушка или женщина притащила его на себе домой, приготовила поесть - и при этом из квартиры не пропало даже пылинки, не считая какой-то мелочи в бумажнике. Наверное, на такси взяла деньги, подумал Евгений и почесал затылок. Надо же, добрая самаритянка.
Размышления прервала противная трель телефонного звонка, которая ввинчивалась в висок, словно сверло перфоратора в стену.
– Да, – поморщившись, ответил Незнамов.
– Где тебя носит? Рабочий день еще никто не отменял! Или ты думаешь, что, будучи сыном главы «Ветра странствий», можешь класть приборы на работу? – разъяренный голос отца отрезвил и излечил от похмелья не хуже, чем какой-нибудь «Алкозельцер».
– Прости, я себя плохо чувствовал. Я скоро буду! – Женя попытался придать голосу естественность.
– Да я через трубку слышу твой перегар! Чтобы через полчаса был в офисе! – рявкнул Незнамов-старший и бросил трубку.
Уплетая самое вкусное спагетти с грибным соусом, которое он когда-либо пробовал (из-за голода любая еда сейчас была бы невероятно вкусной, спокойно думал Незнамов), и, надевая на ходу рубашку, Женя пытался опоздать к назначенному времени как можно меньше. Он прекрасно знал, что в офисе его ждёт очередная выволочка от отца, а потом очередное задание, которое, если он и дальше хочет получать баснословные деньги, придется разорваться в клочья, но выполнить. В последний раз ему пришлось заключать сделку с китайцами. Многомиллионную сделку. Из-за подготовки этого события ему пришлось проштудировать не одну книгу о культуре поднебесной, не говоря уже об экономических выкладках, бизнес-планах, концепциях сотрудничества и прочем. Пусть Незнамов-младший и был типичным представителем «золотой молодёжи», вкалывать на отца ему приходилось, как негру на плантациях, иначе сварливый и строгий Виктор Борисович, закаленный службой на северах, афганской компанией и двумя браками вмиг лишил бы его и квартиры, и машины и денег, которыми так привык сорить Евгений.

Пока Незнамов спешил на работу, в голове постоянно звучал насмешливый женский голос, который снова и снова зачитывал записку от доброй самаритянки. Это ужасно раздражало и отвлекало от дороги. Парень недовольно поморщил нос и погромче включил радио, чтобы оно заглушило уже, наконец, этот противный голос. Помогало плохо…
Весь день прошел как в тумане. Мысли постоянно крутились вокруг вчерашнего происшествия и даже выволочка отца и очередное задание на благо их международной туристической фирмы не помогли мыслям о незнакомке исчезнуть. Под конец дня Жене хотелось просто напиться. Что он, собственно, и собирался сделать в компании лучшего друга.
– Если ты не приедешь ко мне немедленно, я надерусь в гордом одиночестве, – вместо приветствия заявил Незнамов другу.
– Ого, день был настолько паршивым? Видимо, ночь была бурной, – рассмеялся Максим в трубку. – Через полчаса буду, я как раз недалеко.

Максим действительно примчался через полчаса, еще через сорок минут он узнал все подробности, какие только смог вспомнить мозг Незнамова, а еще через час они уже надирались отличным виски из американского дьюти фри.
– И вот весь день эта чертова записка из головы не лезет. Ик. А ведь… ик…могла же обчистить меня до нитки. Или это… ик… ну там… вообще бросить у мусорного бака, – доверительно вещал Евгений другу заплетающимся языком.
– Просто это не типично бабское поведение, вот и не лезет этот случай из твоей пустой башки. Вообще, ты бы её чем занял и сразу бы забыл про эту смама… суматрянку, – язык Макса тоже уже не слушал хозяина.
– Самаритянка. Она добрая самаритянка.
– Нерусская, что ли? – пьяно взглянул Максим на друга.
– Идиот! Русская, конечно. Хотя… Хрен её знает, я же вообще ничего не помню. И вообще, где ты сам был? Мог бы и присмотреть за лучшим другом! – возмутился Незнамов.
– Если самаритянка - значит нерусская, – авторитетно заявил Максим. – Слушай, как бы я за тобой присмотрел, если ты свалил в неизвестном направлении, стоило только мне отвернуться? Чего это я крайний опять?
– Как думаешь, она какая?
– Страшненькая.
– Почему ты так решил?
– Жека, она же не осталась! Значит, точно страшненькая!
– Да почему ты решил, что раз не осталась, значит сразу страшненькая?
– Да ты сам подумай, друг! Ты у нас богатый, красивый, умный. Да бабы вокруг тебя штабелями падают! А эта сбежала!
– Ну… Вообще-то я был в дрова пьян и в гриме ситха. Не думаю, что она могла оценить мою красоту…
– Вот блин, прилипла как банный лист к заднице! Тогда найди её - и всё. В чем проблема? Посмотришь, какая она страшненькая, и сразу отпустит. Скажешь ей «спасибо», ну, ужином там угостишь - и забудешь, как страшный сон.
– Может, ты и прав, Макс. Это… А как я её найду?
– Слушай, у тебя денег как грязи. За деньги можно всё.

***

– И ты просто уехала домой? – Марина не верила своим ушам. Подруга подобрала какого-то пьяницу, а он оказался богатеем, живущим в одном из самых дорогих районов города в шикарной квартире.
– А что, я должна была дождаться, пока он проснется, и накормить его завтраком? – раздражено спросила Лада и принялась неистово перемешивать свой кофе без сахара.
– Могла бы! Кто он? Ты же смотрела его паспорт! Может, нам удастся его найти? – не унималась блондинка.
– И зачем? Вот скажи, мне что, проблем не хватает? Ох, я просто мать Тереза недоделанная! Нужно было его оставить возле мусорного бака. И хватит меня сверлить таким взглядом, Марина!
– Лада, мне иногда кажется, что твои мужики правы: ты и вправду дура! Проворонить богатого мужика! Я больше чем уверена, что он еще и дьявольски красив!
– Да не знаю я!
– Ты же его паспорт смотрела!
– Я адрес смотрела. Мне не важно было, как эта пьянь подзаборная выглядела! Наверное, так же отвратно, как и его грим.
– А фамилия? Фамилию-то ты видела? Имя же ты запомнила! – не сдавалась подруга, просчитывая в уме, как попросить своего молодого человека пробить по базам данных этого загадочного Евгения. Хорошо иметь своего человека в управлении внутренних дел города.
– Да не помню я! Мне что, с ним детей крестить предстояло? Не запомнила я его фамилию! Что-то на «М», или на «Н»… Да не помню я! И вообще, у меня обед скоро заканчивается, а я так и не поела нормально из-за твоих расспросов! – Лада нахмурилась и уставилась в тарелку.
– Ой, дура! Ой, дура! – простонала Марина, но от подруги отстала.

Лада, закутавшись в плед, читала книгу, когда тишину комнаты разрезал телефонный звонок. Покой утра выходного дня был бесстыдно нарушен. Звонила Марина.
– Алло, Лада! Это просто невероятно! Говоришь, он был в стельку пьян? Не мог даже имени своего назвать? Да? Врунья! – тараторила подруга в трубку.
– Что? Подожди, ты о чем?
– О чем я? Я только что ехала по центру, так вот, там каждый второй билборд гласит «Самаритянка, отзовись!», а потом номер телефона! Ты его, всё-таки, охмурила! Ни один нормальный мужик не будет разыскивать женщину таким способом, если между ними ничего не было! – восхищенно продолжала изливать поток мыслей Марина.
– Между нами ничего не было! – возмущенно закричала Лада в трубку и покраснела от злости. – Я понятия не имею, какого лешего ему вдруг захотелось меня найти! В любом случае, нам с ним говорить не о чем! И вообще… – что «вообще», девушке не дали уточнить. Марина громким криком прервала подругу.
– Слушай! Слушай! – заверещала Марина в трубку и, судя по возне, подкрутила звук магнитолы в машине.
"Я ищу девушку, что помогла мне в ночь с 31 октября на 1 ноября добраться домой. Добрая самаритянка, я бы хотел поблагодарить тебя лично. И, кстати, ты забыла у меня свой шарф. Позвони мне…"
– Слышала? И теперь ты продолжаешь утверждать, что ничего не было? Даже шарф у него забыла. Развратница! – рассмеялась в трубку Марина.
– Марина, я вешаю трубку, – огрызнулась Лада и нажала кнопку «завершить вызов».
– Что? Вот упертая ослица! Ну, раз ты сама не хочешь ему звонить, то это сделаю я! А ты старой девой останешься, дура! – злилась на подругу блондинка и набирала номер с билборда. – Алло, Евгений? Здравствуйте!

После звонка на радио прошло каких-то пять минут, как в кабинете у Незнамова раздался телефонный звонок. По совести сказать, Евгений совсем не рассчитывал, что местное радио поможет быстрее десятка огромных билбордов в центре города, но ошибся. И это была приятная ошибка.
– Алло, Евгений? Здравствуйте! – раздался в трубке женский голос. Незнамов почувствовал разочарование: голос самаритянки он представлял совсем другим.
– Добрая самаритянка? – на всякий случай уточнил молодой человек.
– Нет, но у меня есть её номер.
– Почему же она сама не позвонила? – с подозрением спросил Незнамов.
– Она упертая ослица и не перезвонила бы, даже если бы вы весь город объявлениями заклеили, – фыркнула девушка на другом конце.
– Даже так? – не сдержал удивления Незнамов.
– Уж не знаю, что между вам было, но она и слышать про тебя не хочет.
– Даже так? – повторился Евгений и отчего-то почувствовал обиду и какое-то разочарование, что ли. С его положением, внешностью и деньгами девушек ему не нужно было добиваться - это они добивались его внимания. А тут какая-то… какая-то страшилка! Ну, точно страшилка, решил для себя парень, наполняясь еще большими обидой и раздражением.
– Хм, может, это и не из-за тебя, – стала вслух рассуждать девушка.
– Не из-за меня - что? – раздраженно спросил Евгений.
– Её гадское настроение. Короче, она буквально недавно рассталась со своим молодым человеком, так что сейчас у неё настроение не очень. Но ты не обращай внимания, Ладка у нас просто сокровище, – сдала подругу с потрохами Марина, – записывай номер. Кстати, она у тебя, случаем, не зеленый шелковый шарф забыла?
– Зеленый.
– Отлично. Это шарф её покойной матери. Очень дорогая для Лады вещь.
– И зачем мне это знать? – удивленно спросил Незнамов.
– Может, Лада права и алкоголь уже сожрал твой мозг? – иронично хмыкнула девушка и отключилась.
– Да что они себе позволяют! – воскликнул Евгений, смял бумажку с телефоном и выбросил в урну. – Тоже мне, принцесса! У меня таких сотня в записной книжке!
Внутренний голос пискнул, что «таких» у него в записной книжке точно нет, но Женя предпочел игнорировать его.
Остаток рабочего дня Незнамов ходил раздраженный и даже один раз сорвался на новой секретарше, которая забыла созвониться с рекламным агентством. Залезая вечером в машину, Незнамов наткнулся взглядом на зеленый шарф, аккуратно лежащий на пассажирском сидении, чертыхнулся, выскочил из машины и через несколько минут спасал содержимое своей урны от тети Зины, уборщицы. Достав бумажку с заветным номером, Евгений покатил по вечернему городу домой.

***

Вот уже полчаса Незнамов нарезал круги вокруг журнального столика, на котором лежали телефон, шарф и бумажка с номером, и пытался собраться с мыслями. Вместо этого в мозгу свербело только «ведешь себя, как подросток перед первым свиданием». А еще где-то на краю сознания маячила мысль о том, что все это напоминает помешательство.
– Так, ладно, я зря, что ли, потратил столько денег на эти билборды? – одернул себя молодой человек, схватил телефон и набрал номер.
– Слушаю, – прозвучал в трубке приятный женский голос.
– Добрая самаритянка? – зачем-то решил уточнить Евгений.
– Откуда у тебя мой номер? – удивление смешивалось с раздражением, и голос немного вибрировал, заставляя ноги становиться ватными. Есть такие голоса, которые заставляют колени подрагивать, ладони потеть, а голову - наполняться туманной пустотой, в общем, голоса, которыми только в службе «секс по телефону» говорить. Голос этой девушки был именно таким.
– Нашлась еще одна добрая самаритянка, – ухмыльнулся Евгений и уселся в кресло.
– И чего ты хочешь? – даже раздраженным этот голос наполнял собой, обволакивал, обвивал, заставлял забывать дышать.
– Да я поблагодарить тебя хотел бы. Лично.
– Мне ничего от тебя не нужно. Я просто пожалела пьяного, сирого и убогого. Так что свою благодарность можешь оставить при себе.
– Слушай, ты всегда такая стерва?
– Была бы стервой - бросила бы тебя в ноябре месяце замерзать пьяного у мусорного бака, – огрызнулась Лада.
– Тогда почему ты не позволяешь мне отблагодарить тебя? Разве я многого прошу? Может, я карму портить не хочу?
– Послушай, Евгений, мне ничего не нужно. Я просто сделала то, что считала правильным. Карма твоя не испортится. А теперь я кладу трубку. Мне завтра рано вставать на работу. Да и у тебя наверняка множество забот, – едко заметила девушка.
– Подожди! – какая-то почти детская обида и желание что—то доказать этой несносной и упрямой девушке заставили Незнамова почти кричать в трубку.
– Чего ты еще хочешь?
– Тебе так сложно сходить на обед с парнем, который мало того, что платит, так еще и хочет тебе благодарность выразить?
– А ты всегда всё сводишь к деньгам? Интересно, где можно столько зарабатывать в таком возрасте? – голос девушки вибрировал и дрожал, словно струна, с которой капал смертельный яд. И Незнамов вспылил.
– Мой отец - директор крупной туристической фирмы, так что у меня есть деньги!
– Ха-ха-ха! – отрывисто и низко рассмеялся голос в трубке. – Деньги есть не у тебя, а у отца. А что без этих денег - представляешь? Чего ты добился сам? Квартиру себе купил на заработанные деньги? Или машину? А, ты, наверное, благотворительностью по клубам занимаешься!
– Говоришь так, словно знаешь меня. Кто вообще тебе дал право судить незнакомого человека? – разговор явно не клеился и грозил перерасти в склоку. – Или, если тебя кто-то там бросил, ты считаешь нормальным срывать злость на незнакомом человеке?
– Ты… – задохнулась от возмущения Лада, при этом в уме поставив галочку напротив «придушить Марину». – Какая вообще тебе разница, бросили меня или нет? Тебя-то, наверное, никто никогда не бросал, господин «круче меня только яйца и горы»!
– Конечно, не бросали. Какая нормальная девушка захочет оторвать свои челюсти от такого ходячего кошелька, как я? Да ни одной и в голову не придет так просто расстаться со своей кормушкой! И попробуй только не подарить на Валентинов День что-то дешевле десяти тысяч, как сразу узнаешь, что ты чертов жлоб!
– Так нужно нормальную девушку себе найти, а не суку с копилкой вместо мозгов! – почти кричала Лада в трубку, где-то на краю сознания понимая, что парню тоже в личной жизни не везло.
– Нормальную? Да такие вымерли, как мамонты!
– Да что ты говоришь? Тогда хочу тебе сказать одну важную вещь, – девушка понизила голос до доверительного шепота, – нормальные мужики вымерли в эпоху динозавров.
– В эпоху динозавров людей еще как вида не было. Как можно не знать таких вещей? – пробубнил Незнамов в трубку. Он спустил пар и сейчас даже жалел, что накричал на девушку.
– Я, вообще-то, знаю, что человек появился около двухсот тысяч лет назад! Для тех, кто не понял: нормальных мужиков от появления человека как вида не было!
– И кто так сильно тебя обидел? – отчего-то вдруг спросил Незнамов у незнакомки.
– Их было достаточно, чтобы понять, что на таких, как я, не женятся, – зачем-то выпалила Лада.
– На умных, вспыльчивых, презирающих легкие деньги и помогающим первым попавшимся пьяницам? – уточнил Евгений и улыбнулся, понимая, что они просто два обиженных человека.
– Именно, на таких дурах не женятся, – устало, но спокойно ответила девушка.
– Слушай, давай просто поговорим? Ладно? – примирительно произнес парень.
– Если мы сейчас поговорим, ты оставишь меня в покое? – с какой-то почти детской надеждой в голосе спросила девушка.
– Обещаю. Как тебя зовут?
– Меня зовут Лада.

Оказалось, что Евгений весьма интересный собеседник, который не терялся и не тушевался, когда Лада из чистой вредности, пыталась задавить его интеллектом, как таракана тапком. Оказалось, парень исколесил полсвета, разговаривает на трех языках (помимо английского). Оказалось, что он любил французские мюзиклы и английское кино. Это никак не вязалось с пьяным ситхом у помойки, которого так любезно подсовывали Ладе воспоминания. Но спрашивать, по какой причине Евгений так напился, девушка не стала. Вот еще, подумает, что ей дело есть, как-то по-детски пробубнил внутренний голос.
На часах уже давно было больше полуночи, а Лада и Евгений запальчиво спорили на тему «желтой угрозы» и поглощения азиатами европейских рас.
– Еще Соловьев об этом упоминал. Кстати, именно про это и Бунин писал в своём программном рассказе «Человек из Сан-Франциско», – запальчиво произнесла Лада.
Вести умопомрачительно интересную беседу с женщиной, чей голос еще и пробирал до дрожи, было невозможно приятно. Незнамов чувствовал себя знатным извращенцем, но ничего не мог с собой поделать.
– Да, конечно, китайцев сейчас больше, чем кого-либо, но у них есть конкуренты, – упрямо гнул свою линию парень.
– Хм? И кто?
– Ближний Восток. Мигранты из Ливии, Алжира, Туниса, Африки. Они заполонили весь старый свет. В той же Франции французов не осталось.
– Беженцы мигрируют в старый свет из-за геополитической обстановки в их странах, – иронично фыркнула Лада.
– Да ну?
– Ну да!
Этот разговор мог продолжаться бесконечно, если бы вдруг у ног Лады не стала громко мяукать кошка. Только тогда девушка сподобилась посмотреть на часы, которые показывали половину первого ночи.
– Блин! Я завтра на работу не встану! – простонала девушка.
– Но мы же не закончили наш разговор, – деланно возмутился Незнамов.
– Ну завтра закончим, – как ни в чем не бывало произнесла девушка.
– То есть я могу тебе позвонить? – губы Евгения растянулись в ехидной улыбке.
– Ну… Было не так уж безнадежно, – чуть раздраженно ответила Лада и закусила нижнюю губу, – так что можешь завтра позвонить.

***

Декабрь подходил к концу. В туристическое агентство, где работала Лада потянулись люди, мечтавшие, словно птицы, клином улететь в теплые страны на рождественские и новогодние каникулы. Поток посетителей был такой, что девушка приходила с работы и валилась с ног. Но каждый вечер, ровно в десять часов, звонил Евгений, и они болтали. Иногда их разговоры уводили их в дебри политики и подковровых интриг и игр, иногда они обсуждали новинки кинопроката, иногда просто болтали ни о чем. Иногда Женька, как теперь его называла девушка, звонил прямо в разгар рабочего дня, чтобы рассказать о том, что в музее открылась новая выставка, или он, проезжая в одном из районов города, видел просто шикарное социальное граффити, или рассказать, что в книжном распродажа учебников по французскому. И это безумно нравилось девушке. Она и не заметила, как их ежевечерние звонки превратились в своеобразный ритуал.

Каждый вечер, в одно и тоже время. Словно ничего и никого в мире больше не существовало. Первое время, конечно, девушка постоянно раздражалась столь настойчивым звонкам, а потом привыкла. Конечно, еще приходилось отбиваться от не в меру деятельной Марины, которая вот уже вторую неделю твердила, что пора заканчивать этот «никчемный треп и брать быка за рога», как она говорила. Своего-то Быкова она уже в рог скрутила, и свадьба была назначена на четырнадцатое февраля. Та решила, что это весьма романтично. Бедный Быков и не сопротивлялся. Напору Марины вообще было трудно противостоять. Но Лада была упертой, как помесь барана и осла, поэтому через некоторое время подруга сдалась, только постоянно бросала на неё многозначительные взгляды, от которых было ненамного легче. Марина почему-то решила, что Лада влюблена в своего таинственного Женьку, и никакие аргументы не имели значения.

Наконец-то раздался телефонный звонок. Лада улыбнулась; ей не нужно было смотреть на часы, она и так знала, что стрелки показывают двадцать два часа.
– Привет, – раздался в трубке знакомый голос.
– Привет, – от этого «привет» мозг Евгения постоянно норовил отключиться и предоставить телу самому решать, как реагировать, так что Незнамов в который раз собрал силу воли и заставил работать голову, а не что-то еще. Это «привет» всегда было самым тяжелым во время его звонков - и самым восхитительным одновременно. Но об этом молодой человек предпочитал не думать.
– Прости, у меня сегодня не получится с тобой поболтать. Мой старик решил, что он уже готов стать дедушкой, а я, раздолбай этакий, все никак не найду себе невесту. Поэтому решил заняться этим сам. Теперь мне придется весь вечер развлекать дочку его американского партнера Камиллу. С другой стороны, есть хоть один плюс – в «Сан-Марино» отличная кухня, – устало рассказал о своих проблемах Незнамов подруге. Они вообще говорили друг другу правду. Так уж сложилось после весьма бурного знакомства.
– Понятно. А что ты сам по этому поводу думаешь, мистер «круче меня только яйца и горы»? – она иногда называла так Женьку, а он только смеялся и отвечал, что без денег отца он скорее мистер «папа, верни мне, пожалуйста, наследство». После этого они обычно долго смеялись. Но не сегодня. Сегодня совершенно неожиданно Ладе захотелось, чтобы Женька никуда не ехал и посвятил весь свой вечер ей. Девушка настолько привыкла, что властвовала над его вечерами, а он - над её, что совершенно растерялась, когда какая-то другая девушка вклинилась в их прекрасный вечер.
– Да я бы с радостью сейчас развернулся на сто восемьдесят градусов прямо через двойную сплошную и отправился домой. Мне сегодня пришёл диск с французской постановкой «Ромео и Джульетты», – честно признался Незнамов.
– Понятно. Ладно, тогда не буду мешать. Пока, – на одном дыхании выдохнула девушка и быстро сбросила вызов.
В уголках глаз защипало, и Лада взвыла, проклиная собственную непроходимую глупость. Кажется, Марина была как никогда права. Лада влюбилась в парня, которого толком-то и не видела. Не за деньги, или положение, или еще что-то. Она любила его голос и смех, их долгие разговоры и жаркие дискуссии. Да, больше всего она любила их запальчивые споры. Любила, когда в поисках аргумента Женька тихонько мычал в трубку; любила, как он постоянно восклицал «да ну?»; любила, как он в порыве мог поставить телефон на громкую связь, бросить его на диван и помчаться в свою библиотеку, чтобы найти неопровержимое доказательство к своим словам; любила, как он фальшиво, но душевно напевал мелодии из любимых французских мюзиклов. Но больше всего Лада любила, когда он читай ей на французском Верлена, или Гюго, или Золя, или Бодлера. От вибрирующих горловых звуков, от французского картавого «эр» по спине бежали мурашки, пальцы на руках приятно покалывало, а голову наполнял туман, вытеснявший все, кроме каких-то диких, первобытных инстинктов. Хотелось закрыть глаза и представлять, что всё это он говорит ей в постели, сразу после секса, а лучше - прямо во время оного.

Вдруг все мысли, чувства, оттенки эмоций, что так старательно девушка игнорировала, прятала, пыталась изжить, нахлынули девятым валом, хватая за ноги и утаскивая на самое дно. Они были слишком сильные, слишком разные, слишком необузданные. Их было слишком много. Их было просто «слишком». Лада в очередной раз обозвала себя дурой, влюбленной школьницей и идиоткой, а потом набрала номер подруги.

***

– Ну и что ты ревешь, как принцесса Несмеяна над шутками Петросяна? – сурово прикрикнула на подругу Марина. – Что, теперь так и будешь сидеть и размазывать сопли по лицу?
– А что мне делать? – захлебывалась рыданиями Лада.
– Лада, ты меня поражаешь! Брать свое!
– Ка-как!? – взвыла девушка.
– Куда он повел эту бройлерную курицу?
– В «Сан-Марино».
– И ты еще дома? Немедленно поднимай свою задницу с дивана и марш в ресторан за своим Женькой.
– Но… Но…
– Что «но»? Мне приехать и самой тебя отвезти? Ты мне скажи, любишь его?
– Лю-люблю, – заикаясь, пролепетала девушка в трубку.
– Быть с ним хочешь?
– Хочу, – жалобно простонала Лада.
– Тогда какого лысого ты еще дома? – прокричала в трубку Марина. – Так, одевайся, я буду у тебя минут через двадцать.
– Но…
– Ничего, Быков мигалки свои включит, да, милый? – промурлыкала девушка и оборвала разговор.

***

Вечер тянулся бесконечно, словно мед с ложки. Он даже был таким же приторным, наполненным дорогими, одуряюще сладкими духами Камиллы, её лаком для волос, красной губной помадой, безумно дорогим и до зубной боли липко-сладким ликёром. И от этого тяжелого дурмана, похожего на опий в курильнях Англии конца девятнадцатого века, неистово болела голова и хотелось пить.
– Я не так давно в России. Мать всегда говорила, что её родина - самое колоритное место на планете, – с легким акцентом, чуть растягивая слова (казалось, что даже они липкие и сладкие, как карамель), говорила девушка.
– И как Вам здесь? – подчеркнуто вежливо поддерживал светскую беседу Незнамов.
– Холодно, – рассмеялась Камилла. Этот смех резанул по ушам и с громким хлопком вскрыл сладкий дурман, витающий над столом. В этот момент Незнамов четко осознал, что хочет слышать смех только одной женщины. Той самой, что не побрезговала холодной ноябрьской ночью отвезти незнакомого пьяного парня домой. Той самой, что накричала на него в первый же день и откровенно сказала ему все, что думала о нем. Той самой, от голоса которой отключался мозг и хотелось просто слушать, бесконечно слушать и прижиматься к её волосам. Наверняка они у неё красивые, как и сама Лада. Да черт с ней, этой красотой. В этот момент Незнамов со всей остротой ощутил, что, будь Лада даже страшненькой, никого и никогда он так не полюбит. Не полюбит такой почти мальчишеской любовью. Пылко, безумно и сокрушающее.

Со стороны стойки администратора послышались взволнованные повышенные голоса. Какая-то девушка на повышенных тонах пыталась втолковать девушке-администратору что-то про вопрос жизни и смерти и любовь.
– В России всегда так шумно в ресторанах? Я думала, это респектабельное заведение, – чуть скривив губы, пропела Камилла.
– Если вам так не нравится Россия, отчего Вы приехали?
– Бизнес отца. А ещё мне было интересно увидеть тебя. Твой отец так много рассказывал о тебе моему, что я не смогла перебороть любопытство и мне захотелось взглянуть на будущего преемника Виктора Борисовича Незнамова.
Незнамов-младший мысленно скривился. Я что, редкое животное в зоопарке, что она на меня взглянуть приехала, подумал Евгений. И в этот самый момент по залу ресторана громогласно разнеслось:
– Мистер «круче меня только яйца и горы», немедленно выходи сюда! – этот голос он узнал бы из тысячи.
– Добрая самаритянка? – Незнамов подскочил как ужаленный и бросился к выходу, к которому охрана волокла двух девушек. Камилла растерянно моргала глазами и решительно ничего не понимала.
Одна из них, среднего роста, вполне обычной комплекции с растрепанными каштановыми волосами, в запахнутой наспех короткой шубке, вертела головой и в полутемном помещении казалось, что её огромные глазищи сверкают и испускают молнии.
– Самаритянка? Лада? – крикнул парень и припустил к выходу.
Охранники остановились в нерешительности, не зная, что делать с буянившими минуту назад девушками. Одна из них вообще готова была разрыдаться.
– Женька! Женька! – запричитала, словно молилась и заклинала одновременно, Лада.
Сцена, что разыгрывалась в холле ресторана, напоминала сцену из какой-нибудь мелодрамы. Незнамов схватил девушку в охапку и порывисто обнял.
– Ты должен был разговаривать со мной по телефону. Должен был читать мне Верлена по-французски. Как ты умеешь, чтобы мурашки по коже. Ты должен рассказывать мне про мюзикл, который ты недавно получил, – лепетала Лада куда-то в рубашку Незнамова, боясь поднять глаза.
– Конечно. Прости. Больше такого никогда не повторится. Никогда, слышишь?

***

Марина вертелась перед огромным зеркалом и шелестела свадебным платьем.
– Может, мне губы подкрасить? Я так волнуюсь, – она волновалась, как первоклассница перед школьной линейкой.
– Ты и так прекрасна. Твой Быков в тебя повторно влюбится, – рассмеялась Лада и поправила бледно-розовый цветок в своей прическе.
– Сегодня ты обязательно должна поймать букет невесты! Я ужасно хочу погулять на твоей свадьбе!
– Думаю, для того, чтобы выйти замуж, мне совсем необязательно ловить твой букет, – загадочно улыбнулась Лада.
– Ты уверена? Со свадьбой тоже будете тянуть, как и со знакомством? – скептически хмыкнула будущая госпожа Быкова.
Лада лишь повторно улыбнулась. Ведь подруга пока не знала, что сегодня с утра на книжной полке, за сонетами Шекспира, Лада нашла маленькую красную коробочку со скромным золотым колечком. Всему своё время, подумала девушка и потащила смеющуюся невесту в зал регистрации.

@музыка: Block B - Very good

@темы: Полка с моим творчеством, Полка с моей прозой

---

О творчестве

В связи с этой дискуссией перечитала свои стихуёчки. Пойду удавлюсь! Такие образы загубила, так меня через этак. В общем так, Хима, сиди строчи прозу и не суй нос в стихоплетство. У тебя анализировать получается лучше, чем писать, коряволапая моя!

@темы: Полка с моим творчеством

---

О творчестве. Пусть не только на ФБ висит

Название: Happy end'а не будет (?)
Фандом: Original
Автор:  Сумасшедший Шляпочник ака Хима
Бэта: Billy Dietrich
Персонажи: много людей и одна старая кошка
Рейтинг: R (для этих глав)
Жанр: Записки идиота, или это не жанр? Хм... Тогда: гет, драма, юмор (местами черный, а местами отсутствующий), повседневность, жизнь, как она есть, черт возьми!
Предупреждения: присутствует ненормативная лексика, негатив, депрессия (в данной главе). Трепетным ланям, чувствительным фиалкам, котикам и беременным женщинам не рекомендуется к чтению!
Размер: планируется макси.
Статус: в процессе
Размещение: СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! По законодательству Российской Федерации плагиат влечет за собой наступление уголовной ответственности в виде штрафа, обязательных работ или ареста виновного лица (ч. 1 статья 146 УК РФ). Кроме того, предусмотрены гражданско-правовые методы защиты авторского права от плагиата в виде права автора требовать возмещения убытков или выплаты компенсации (статьи 1252, 1301 ГК РФ).
От автора: Началось всё с заявки на ФБ, а потом понеслось! У большей части героев есть прототипы. Но герои это ни в коем случае не реальные люди! Место действия и описываемые пейзажи существуют реально, автор раньше проживал в описываемом городе. Отдельная просьба: не отождествлять автора и ГГ, даже с учётом того, что автор отдала героине некоторые собственные черты и привычки!

Глава 1.

Глава 1.

Девушка сидела и докуривала тонкую ментоловую сигарету. В распахнутый зев окна влетал тополиный пух, забивался в нос, щекотал и заставлял её морщиться и чихать. Чашка с уже прогорклым зелёным чаем изрядно набилась тонкими окурками, а Ева все ещё не знала, что ей делать в такой прекрасный день. Сметана терлась о босые ноги девушки и урчала, как старый советский холодильник. Кошке редко приходилось видеть хозяйку бодрствующей с утра.
– Чем будем заниматься, Сметанка? – Ева воткнула бычок в переполненную окурками кружку. Сегодня она курила как никогда много. – Давай навестим Галину Алексеевну? Мы давно не ездили к ней.
Девушка прошлёпала босыми ногами по холодному деревянному полу. Отопление уже давно отключили, и старые полы сталинки неприятно морозили ноги. И даже необычайно теплое июньское солнце не могло обогреть их.
Ева натянула на себя длинный светло-зелёный сарафан в пол, закинула в маленькую коричневую сумочку пачку сигарет, кошелёк и ещё несколько мелочей, надела на кошку поводок и выскочила из дома. Бедное животное зашипело и попыталось вернуться в привычную среду обитания.
– Сметана, не будь такой стервой! Пошли! – девушка закрыла дверь, подхватила кошку на руки и стремительно вышла из дома.

Город, конечно, был небольшой, но трястись в автобусе до места пересадки пришлось около получаса. Всё это время Сметана тихо сидела у хозяйки на руках и внимательно смотрела в окно. Старая кошка весьма философски отнеслась к тому, что её везут неизвестно куда через весь город.
Потом был ещё один автобус. В раскрытые настежь окна влетала пыль пополам с тополиным пухом, оседая и неприятно скрипя на зубах. Гравий вырывался из-под колёс автобуса и разлетался в высокую траву около дороги. Ева отчего-то вспомнила песню «Колёса любви» и тихонько мурлыкала себе под нос:
– Как писала Каренина в письме к Меpилин: колеса любви расплющат нас в блин... Под колесами любви – это знала Ева, это знал Адам. Колеса любви едут прямо по нам, – напевала девушка себе под нос, не обращая внимания на недовольный взгляд женщины, сидевшей рядом.

– Здравствуйте, Галина Алексеевна! Простите, что так давно не приходила. Я принесла ваши любимые ирисы. Знаете, пришлось раскошелиться, но они того стоили. Простите, я всё ещё работаю на той работе. Знаю, вы всегда говорили мне, что я могу быть кем-то большим. Но… Но я так и не смогла перебороть собственные страхи, – Ева аккуратно собрала давно увядшие и перезимовавшие под снегом хризантемы и поставила в глубокую каменную чашу к четырём искусно сделанным розам из металла скромный букетик ирисов.
– Я и Сметанку привела. Она не очень хотела ехать. Оно и понятно, старая уже совсем стала, – девушка нежно потрепала за ухом белую кошку, которая тихонько сидела у её ног.
Могила Галины Алексеевны была наверху маленького склона. Зимой туда было не пробраться. Да и с такими вёснами, как на Камчатке, раньше конца мая делать на кладбище нечего. Глинистую почву размывает, и на некоторых могилах появляются огромные провалы, в которых иногда виднеются начинающие сгнивать гробы. Ева всегда радовалась тому, что место, которое досталось старушке, было не на середине склона, откуда весенние ручьи смывали подчистую всё.
Девушка сидела на низенькой скамеечке и смотрела на портрет старушки. У женщины были огромные и печальные глаза, совсем как у коров, которых Ева видела в детстве в деревне у бабушкиной сестры. Волосы до плеч были аккуратно уложены. А то, как улыбалась Галина Алексеевна, вызывало в девушке теплую волну воспоминаний. И потому, что у Евы было так мало хороших воспоминаний, она берегла их как зеницу ока.
Закрыв глаза, Ева вспомнила, как они познакомились.

– Бабуля, это вам не благотворительный фонд! Платите за проезд! Совсем уже охамели! Или что, думаете, раз посыпаете песком улицы, так вас бесплатно возить будут? – огромный, похожий на гиббона водитель автобуса сжимал тонкое запястье старушки, обтянутое пергаментной кожей.
– Да простите уж старуху слепую! Совсем не разглядела, что автобус платный, – попыталась улыбнуться женщина.
– Это не мои проблемы! Охренели уже перечницы старые! Плати давай! – глаза мужчины были готовы вывернуться из орбит.
Ева встрепенулась. В уши, казалось, наглухо закупоренные наушниками, проникали громкие возгласы и брань. Она выдернула из уха один из наушников и прислушалась. И то, что она услышала, заставило её поморщиться и встать. Полупустой поздний автобус был занят своими делами: кто, заткнув уши наушниками, как сама Ева, спал, кто делал вид, что его не касается происходящее, кто выглядел растерянным, одна женщина порывалась встать и что-то сказать водителю, но так и не решилась, поглядывая на маленькую дочку у окна. Ева никогда не отличалась аналитическим складом ума. Она сначала делала, а потом думала. Так произошло и на этот раз. Девушка вспрыгнула со своего места, подскочила к водителю и огрела его по руке увесистой сумкой, даже не пытаясь проанализировать ситуацию.
– Подавись! – плюнула ему в лицо девушка и кинула вслед за словами сторублёвую купюру. – Сдачи не нужно, тупой бабуин!
Ева крепко схватила бабушку за руку и потащила из автобуса, пытаясь протиснуть в узкие двери её и увесистый чемодан, при этом не придавив им старушку. Гормоны наконец-то стали подбираться к зоне мозга, отвечающей за страх, и Ева поволокла незнакомую пожилую женщину как можно дальше от автобуса. Лишь бы водитель не захотел выскочить следом, шептала про себя девушка.
– Спасибо, – женщина кое-как высвободила сухую ладонь из цепкой хватки, которая грозила переломом хрупких костей.
– Ублюдок! Собака подзаборная! Да чтобы ты сдох, уёбище! – шипела девушка.
– Ну-ну! Не пристало девушке так ругаться! – незнакомка погладила плечо своей спасительницы.
– Сукин сын! Мне теперь следующий автобус ждать. Ой, вы простите меня, – опомнилась девушка, – я, наверное, чуть руку вам не сломала. Мне очень-очень жаль. Ладно, я пойду.
– Это я должна извиниться. Ты, наверное, из аэропорта домой очень спешишь? – пронзительные серо-голубые глаза словно пытались вглядеться куда-то глубоко внутрь девушки.
– Да нет. Я… Да не важно. Никуда я не спешу.
Мне всё равно некуда идти, подумала девушка.
– С чемоданом - и не спешишь? – женщина лукаво улыбнулась.
– Бабуль, да какое вам дело-то, – фыркнула Ева, поправляя выпавшую из куцего хвостика прядь выжженных осветлителем волос.
– А тебе какое дело было, когда ты к тому здоровяку полезла? Тощая же, как хворостина. Соплёй перешибёшь.
– Да я вообще ни о чём не думала, – пробурчала девушка, перехватывая ручку чемодана удобнее, – пойду я, наверное. Вон уже, солнце почти село. Теперь автобуса хрен дождёшься. Пили сейчас в эту херову гору пешком. Уёбищный день! Сука! Ненавижу! – Ева не выдержала и разрыдалась. День действительно был отвратительный. Несколько часов назад она ушла из дома, и ей совершенно некуда было пойти. Подруга, что обещала приютить её на время, позвонила и без объяснения причин поставила в известность Еву, что не сможет дать ей кров. Никчёмный день из никчёмной жизни никчёмного человека.
– Пошли. И прекрати ругаться матом. Ты же девушка! – укоризненно покачала головой женщина.
– Куда? – через всхлипы и завывания спросила Ева.
– Проводишь меня домой. Я тебя чаем напою.


– Сегодня выходной. Я даже растерялась. Вы же знаете, как я не люблю выходные. Если я не работаю, я думаю, а думать мне вредно, – грустно рассмеялась девушка. – Вчера пришли счета за квартиру. Такое ощущение, что я живу в замке с золотыми унитазами! Почти восемь тысяч! И эти разожравшиеся наделённые властью ублюдки опять хотят поднять тарифы на ЖКХ. Ой, простите, я опять ругаюсь матом. Да и вообще, думаю, вам неинтересно слушать подобную чушь.
Девушка достала тонкую ментоловую сигарету, прикурила и, довольно зажмурившись, запрокинула голову.
– Простите, я так и не бросила. Что-то сегодня я слишком много извиняюсь. На прошлой неделе я относила передачку вашему сыну. У него всё нормально… Если так можно сказать о человеке, который сидит на зоне. Он мне рассказывал, что ходит на службы в церковь при тюрьме. Много плакал, просил вам передать, что он раскаивается. Мне кажется, что он не врёт. Неделю назад тётя Варя из соседнего подъезда скончалась. Хотя, думаю, вы там уже встретились, и моя информация неактуальна, – Ева рассмеялась. – Кстати, я скопила достаточно денег, чтобы сделать наконец-то в кухне ремонт. А то обои совсем уже отваливаются. О, а на прошлой неделе я дочитала книгу Коэльо «Одиннадцать минут». Смеялась очень. Его героиня-проститутка просто нечто! Не получавшая оргазма девушка из Бразилии (из какой-то глуши) погналась в Голландию за счастьем и оказалась в кабаре, а потом стала проституткой. Действительно, смешно! Вот так просто пошла девушка по кварталу красных фонарей и попала в отличный бордель, где сама могла выбирать клиентов, где ей достаточно платили, где у неё были богатые любовники. Её никогда не насиловали на работе и не оставляли без денег, и тем более не избивали, ломая пару рёбер и нос. Помните, как тяжело нам тогда было? Черт, этот урод сломал мне три ребра и искривил и без того не самый прямой нос, сукин сын! Так вот, в конце она встретила своего богатого и красивого принца, получила оргазм и решила сбежать. А он нагнал её в аэропорту Парижа с розами в руках и на её удивленный взгляд сказал: «Париж останется Парижем». Представляешь, бабушка, вот такая история. В которую не верится, если ты работаешь проституткой. Она хороша только для Голливуда с его ванильными облаками в розовой посыпке. Уж я-то знаю.
Где-то недалеко каркнула ворона. Девушка докурила сигарету, затушила её о землю и бросила окурок в сумку. Кошка медленно прохаживалась вокруг могилы, насколько ей позволял поводок. А солнце, яркое, довольное собой и гордое, что дарит вечно мёрзнущему городу тепло, жмурилось и щедро разбрасывало снопы золотистых лучей.
Ева ещё немного посидела в тишине. Кладбище – лучшее место, чтобы побыть в тишине и наедине с собой. Так же хорошо ей было только в церкви. Но это было давно. Проститутки не ходят в церковь. По крайней мере, Ева так считала.

– Сметана, стой! Стой! Старая варежка! – кошка, вырвав из расслабленных рук шлейку, понеслась вниз по склону, ловко маневрируя между могил. Ева, ругаясь, как прораб на стройке, попыталась поймать животное, которое под старость лет решило вспомнить юность. Длинный сарафан развевался на ветру как парус, ноги в нём путались. Ева несколько раз ударилась об ограды чужих могил, чуть не разорвала подол сарафана и всё-таки упала, наступив на него. – Стой, падла пушистая! Я из тебя половую тряпку сделаю!
Догнать кошку удалось только в самом низу склона. Сметана сидела у дороги и усердно пережёвывала ещё дёргающуюся мышь. Девушку передёрнуло от зрелища.
– Маразматичка старая! Я тебя что, кормлю плохо? – Ева дождалась, пока кошка закончит с трапезой, и, скривившись от отвращения, вытерла ей морду влажной салфеткой. При этом животное яро сопротивлялось гигиеническим процедурам.
Девушка осмотрелась по сторонам. С того места, где она стояла, была хорошо видна могила Галины Алексеевны. Но подниматься вновь по крутому склону не хотелось. Поэтому, прикинув, где находится выход, девушка пошла по дороге, которой раньше не пользовалась. Её глазам предстал новый сектор кладбища. Равномерно вкопанные в глинистую, чуть оранжевую землю толстые и длинные берёзовые палки показывали расположение будущих могил. С края сектора уже успели кого-то похоронить. Три свежих холмика тянулись деревянными крестами в небо. На одной из могил уже успели увянуть и засохнуть все живые цветы. Какая ирония - приносить цветы на кладбище, чтобы те умирали, подумала девушка и продолжила путь.

Ева завернула на очередном крутом повороте дороги, разделяющей кладбище на секторы, и врезалась в человека, который выходил с тропинки, ведущей к могилам.
– Извините, – буркнула девушка.
– Ева? Ева, это действительно ты?
Более глупой ситуации невозможно представить! Встретить на кладбище одноклассника, которого не видела больше семи лет. Человека из прошлого, из другой жизни.
– Сашка? – девушка пытается разглядеть глаза за черными стеклами очков.
– Ты… Ты так изменилась, – замялся на мгновение парень.
– Ой! Давай только без тупых расшаркиваний. Давай, скажи уже это: ты так похудела! Не нужно делать вид, что не помнишь меня в школьные годы. Всегда ненавидела это в тебе, – Ева полезла в сумку за любимым успокоительным для нервных клеток – никотином. Чем меньше нервных клеток, тем спокойнее, усмехнулась девушка.
– Ты куришь? – удивление в голосе было каким-то детским, что заставило девушку криво усмехнуться. – А вот твоя коронная ухмылка совсем не изменилась.
– И какими судьбами здесь? Ты же, если мне не изменяет память, укатил из нашего унылого городишки, – девушка глубоко затянулась, успокаиваясь. Встречать собственное прошлое на кладбище было весьма символично.
– Да вот, к маме прилетел… – Саша махнул в сторону могил.
– Вера Петровна скончалась? Мне очень жаль.
Чистая правда, Еве действительно было жаль эту ещё молодую и такую, казалось бы, здоровую женщину.
– Как ты? Чем занимаешься? Я на машине, давай подвезу, – снова взмах рукой, на этот раз в неопределённую сторону.
– Если у тебя нет аллергии на животных.

– У тебя, наверное, муж, работа в школе, двое детишек и квартира в ипотеке? – парень внимательно посмотрел на девушку.
– А у тебя, наверное, жена, работа в скучном офисе и трехэтажный домик, доставшийся от родителей? – Ева потерла виски. Воспоминания о школе пульсировали чем-то раскаленно-красным в висках.


– Эй, а у тебя задница не свисает со стула, когда ты садишься за парту? – Ольга как всегда не могла пройти мимо полненькой Евы.
– Ну, мне хотя бы сидеть мягко, а твоя отсутствующая жопа скоро будет проткнута тазобедренными костями, – девочка ненавидела своё тело, но, сколько бы её ни пытались унижать, лишь сильнее сжимала кулаки, отращивая маленькие клыки, которыми она могла если не загрызть обидчиков, так хоть покусать.
– Зато на мою жопу мальчики смотрят без ужаса и желания блевануть, – одноклассница Евы прищурила глаза.
– Зато желание блевануть возникает, как только ты рот открываешь, – в свою очередь парировала девочка, – твоя глупость даёт представление о бесконечности.
Подростки - самые жестокие существа в мире. Они способны превратить жизнь себе подобного в ад, выгрызая его из своей стаи. Еву выгрызали. Отчаянно пытались уничтожить, изжить, как язву на прекрасном лице, чтобы она не уродовала его. Таких, как Ева, не любят. Индивидуалистка, способная до потери пульса отстаивать собственную точку зрения, слишком умная для своих лет, слишком наглая, слишком независимая. Страшненькая, толстая, нелюдимая, непонятная. Одноклассницы чувствовали в ней угрозу, но угрозу чему? Девочку и симпатичной-то с натяжкой можно было назвать: круглое как блин лицо, курносый, чуть искривлённый вправо нос, белёсые ресницы и жесткие, густые брови, топорщившиеся иногда в разные стороны, неправильный прикус и щербинка между передними зубами. На фоне этого даже огромные зелёные глаза с золотистыми вкраплениями терялись.

Всё дело было в том, как Ева себя вела. Пока одноклассницы в буфете покупали кофе и заменяли свои обеды сигаретами, прячась от учителей на крыльце запасного выхода, Ева пила в столовой чай и демонстративно ела сосиски в тесте, бросая на всех подряд высокомерные и брезгливые взгляды, словно она – королева среди плебеев. И это раздражало одноклассниц до зубовного скрежета, до клокочущей ненависти где-то в районе горла.
И никому в голову не приходило, что ночами девочка рыдала в подушку, ненавидя себя, собственное тело и упрямство. Её бесконтрольное желание бросать вызов, идти вразрез со всеми приводило девушку в отчаяние. Она колотила деревянные подлокотники дивана, кусала и грызла одеяло, пытаясь сдержать истерику. А наутро Ева вновь высоко поднимала голову, окидывая окружающих презрительным взглядом. Каждый день – моральная расчленёнка. Каждый день – новый круг ада.
Портфель, закинутый в мужской туалет, в который Ева входила с совершенно спокойным лицом, пока вся параллель заливалась смехом; собачье (а может, и нет) дерьмо в кармане новой куртки; залитые суперклеем страницы библиотечного учебника; исписанная маркером парта; мокрые от воды зимние сапоги в раздевалке при спортзале – ничего не выражающее лицо в ответ и истерики по ночам, пока мать не слышит. И вывернутые наизнанку и распятые в тонкой тетради с синей обложкой чувства, записанные острым почерком в четверостишьях.

А потом пришла осень десятого класса. Необычайно жаркая и огненно-рыжая. С кроваво-красными ягодами и листьями, низкими стальными облаками, тянущимися с океана, просоленным ветром и прозрачно-голубым небом. И Ольга, пытавшаяся прямо у крыльца запасного выхода, где собирались все курильщики школы, избить ненавистную, выпадающую из привычного мира, Еву. Вот только девушка не думала, что толстушка будет так отчаянно сопротивляться, что у неё такой тяжелый и сильный удар. Дело кончилось детской комнатой милиции для Евы и переломом руки и сотрясением мозга для Ольги. Ева не могла смотреть в глаза плачущей матери, которая забирала её из отдела по делам несовершеннолетних. Худые плечи подрагивали под тонкой зелёной кофтой, и девушка мечтала навсегда исчезнуть, лишь бы не видеть слёз матери.

После того случая никто больше не пытался издеваться над Евой. Вокруг неё просто образовалась зона отчуждения. Одноклассники предпочитали не замечать её существования. И Ева была только счастлива. Теперь она сидела за последней партой и могла спокойно погружаться в книги, убегая из реальности. Убегая в выдуманные миры. «Мастер и Маргарита», «Фауст», «Архипелаг ГУЛАГ», «Степной волк», «Сто лет одиночества», «Хроники заводной птицы», «Уцелевший» – вот миры, в которых девушка растворялась без остатка, как сахар в горячем чае. И ей не нужны были глупые одноклассники с их претензиями и никчемными проблемами. Эта масса амёб, копошащихся в «первичном бульоне» и только и знающих, что есть, гадить и спариваться с себе подобными. И Еву тошнило от них, до дрожи в коленях и головной боли.


– Ты так и не изменилась, – засмеялся парень, – отвечаешь вопросом на вопрос.
– Я всё так же ненавижу тупые вопросы, – ответила девушка, впуская в легкие едкий сигаретный дым и размышляя над тем, как удивительно устроено сознание человека. Пока перед её глазами мелькали школьные годы, в реальности, окружавшей её, пролетело лишь мгновение.
– И действительно - не изменилась.
– Искандеров, вот ты вовсе не изменился. Всё такой же…
– Красивый, – перебил Еву парень, широко улыбаясь.
– Пф, – девушка облокотилась о капот машины и выпустила дым прямо в лицо однокласснику, – заносчивый. Никогда не понимала, что девушки в тебе находили?
– То есть, я тебе никогда не нравился? – в голосе послышалась какая-то детская обида.
– Ты разочарован?
– Нет, напротив. Я бы разочаровался, окажись ты такой, как все.
– А я была не такой?
– Нет. Ты всегда была другой.
– Другой? Толстой и некрасивой? – улыбнулась Ева. Она уже давно ничего не ощущала по отношению к своему прошлому.
– Нет… Ты всегда была сама по себе, и это было… Даже не знаю, как сказать…
– Саша, хватит мне тут петь хвалебные оды.
– Хорошо. Ты так и не ответила на мой вопрос. Ты замужем? Работаешь?
– Не замужем. Работаю, – Ева уже жалела, что не отказала Саше и пошла с ним.
– И где работаешь?
– Я проститутка, Саша. Проститутка, – девушка смотрела на одноклассника ничего не выражающими глазами.
– И правда, не изменилась. Если не хочешь отвечать, не отвечай. Зачем же сразу так, – парень недовольно нахмурился. Девушка лишь пожала плечами, затушила сигарету и добавила ещё один бычок в сумку.
– Мне кошку кормить нужно. Может быть, поедем уже?
– Да, конечно, – Александр открыл перед девушкой дверцу автомобиля и дождался, пока она сядет.
– Ты живёшь всё там же?
– Нет.
– Кстати, я так и не спросил, как там Василиса Викторовна поживает?
– Хорошо поживает, – отмахнулась от очередного вопроса Ева.

Этот допрос уже нервировал. И даже урчащая на руках грязная кошка не могла успокоить нарастающие в груди напряжение и отвращение. Отвращение к себе. Она знала, что Саша не поверит в то, что она проститутка, и только поэтому сказала ему правду. Как бы Ева ни пыталась доказать себе собственную независимость от чужого мнения, показать слабину перед тем, кто знал её жалкой и некрасивой, было выше её сил. Вот сейчас он отвезёт её домой, и она запьёт эту встречу кофе. Горький свежесваренный кофе будет перекатываться по языку терпкой гущей, заглушая горечь неожиданной встречи.

Глава 2.

Глава 2.

Саша трепался всю дорогу. Ева меланхолично дымила в окно как паровоз, изредка приструнивая грязную кошку, сидевшую на её коленях и норовившую выскользнуть из объятий. Видимо, свежий воздух и охота на мышь пробудили в старушке воспоминания о лихой молодости.
– Я так и не смог приехать на похороны матери. Чёртова работа. Мы тогда как раз открывали новый филиал. Дел было столько… Конечно, это не оправдание… Хорошо, что Ленка всё ещё здесь. Она похороны и организовывала. Блин, да что я всё о себе! Ты мне так ничего про себя и не рассказала! – Искандеров тарахтел, как сломанное радио. И нельзя было сделать тише или выключить. А Еве очень хотелось! Хотелось, чтобы она никогда его не встречала. Чтобы она не соглашалась на его предложение подвезти её домой. Чтобы он оказался таким, каким она помнила его по школе.

Она очень хотела, чтобы он навсегда остался Сашкой Искандеровым. Единственным мальчиком в классе, который не боялся и не брезговал иногда садиться с ней за парту. Особенно на уроках русского языка, литературы, химии и биологии. Конечно, садился с ней мальчик не из-за большой любви. Просто именно эти предметы Ева знала лучше всего. У неё был странный пунктик: даже если человек ей не нравился, девочка всё равно помогала ему, ибо слушать мычание, или хуже того – неверные ответы, она просто не могла. Всё её и без того малопривлекательное лицо перекашивалось настолько, что смотреть на него было страшно. Вот этим пунктиком и пользовался Сашка. Высокий, стройный, черноволосый и до безобразия голубоглазый. Его глаза, цвета горечавки, было невозможно забыть. И Ева не забыла.
Вот только в отличие от сверстниц она ненавидела эти глаза и то, как он смотрел ими на неё. Смесь жалости и презрения с толикой какой-то почти научной заинтересованности. Он смотрел на неё, как на какое-то весьма уродливое, но чрезвычайно редкое насекомое.
А теперь Сашка уже не был Сашкой. Он был Александром Сергеевичем Искандеровым. Красивым молодым мужчиной с широкими ладонями, волевым подбородком, но теми же глазами цвета горечавки.
И сейчас девушка думала о том, что лучше бы одноклассник так и остался смазливым подростком с пронзительными глазами где-то в её воспоминаниях, а ещё Ева вспоминала, убирала ли сегодня в квартире.

– Ты так изменилась – похорошела! Я бы даже не узнал тебя, если бы не глаза, – улыбнулся парень и, на мгновение отвлекаясь от дороги, взглянул на Еву.
– Похорошела? Ну да, отсутствие лишних двадцати килограммов скрасит даже бегемота, – усмехнулась девушка. – А что с моими глазами?
– Ни капли не изменились. Такие же красивые и колючие. Под твоим взглядом я всегда чувствовал себя раздетым. Это, знаешь ли, смущало! – вновь мягкая улыбка.
– Какие откровения через столько лет! Просто не знаю, что делать и куда это признание приткнуть, – сарказм так и сочился из девушки.
– Никогда не понимал, почему ты такая циничная!
– Хм, может быть, потому, что изгоям остается два пути – сломаться, забиться в угол и скулить о своей несчастной жизни, или вырастить зубы. Здесь сверни направо. Можешь не везти меня к дому, я здесь выйду.
– Нет уж, я заслужил хотя бы чашку чая от бывшей одноклассницы.
– Тогда нам вот к этой желтой двухэтажке, – устало вздохнула Ева. Упорства и упрямства Саше не занимать, так что пусть пьёт свой чай и выметается из её жизни, подумала девушка.

– Ева, к кому ты ходила на кладбище? – вдруг спросил Саша, разом растеряв всё веселье.
– К Галине Алексеевне. Она мне помогла, когда ма… Когда я была в затруднительном положении.
– Хм. Слушай, а ты всё ещё пишешь? – спросил Саша, пристально глядя в глаза Еве.
– Что? Откуда? Как? – девушка подскочила, опрокинув чашку с кофе. Черное пятно живописно расползлось по светло-зелёной скатерти.
– Твоя тетрадь. Синяя, кажется? Прости, я её читал…
– Какого чёрта? После того, как она пропала, я несколько месяцев жила в кромешном аду, ожидая, что кто-нибудь из одноклассников в один прекрасный день выйдет к доске и начнёт зачитывать то, что я там писала! Как ты мог, ублюдок! – руки Евы дрожали, а на глаза навернулись слёзы.
Чертова пухлая синяя тетрадь, в которой аккуратным девичьим почерком были записаны стихи, тетрадь, в которой были сокрыты мириады миров, в которой придуманные герои жили своими жизнями. Тетрадь, наполненная душой! Как этот сукин сын мог так поступить с ней? А главное, зачем?
– Ева! Ева, прости! Я… просто она тогда выпала из твоей сумки. Я просто не знал, как вернуть её обратно и не схлопотать твой фирменный удар с правой. Честно! Клянусь тебе! – парень схватил Еву за руки, пытаясь унять её дрожь. Он даже не представлял, что вызовет такую реакцию своим признанием. После того, как он от корки до корки прочёл злосчастную тетрадь, он и стал смотреть на девушку по-другому. Перестал считать её мешком с жиром. Но в шестнадцать лет подростку сложно просто взять и перестать быть в стае. Сложно признать, что некрасивая толстая девочка, шедшая против течения, на поверку оказалась весьма ранимой, доброй и интересной.
– Хорошо. Это уже не важно. Ты допил свой чай, так что выметайся теперь из моей квартиры и из моей жизни навсегда, – голос Евы в мгновение сделался таким же ледяным, каким бывал зимний ветер, налетавший резко с океана. Тонкие маленькие ладони продолжали нервно трястись, сжимаясь и разжимаясь.
В прихожей раздались звук открывающейся двери и радостный мальчишеский голос:
– Ева! Ты не представляешь, что я тебе расскажу!
В следующее мгновение в дверях кухни стоял мальчик лет двенадцати. На открытом веснушчатом лице застыла широкая улыбка, соломенно-русые волосы были встрепанны, а светло-зеленые глаза светились радостью, которая тут же испарилась, как только взгляд мальчика уловил живописно расплывающееся по скатерти пятно от кофе и трясущиеся руки девушки.
– Это ещё чё за хрен? Чё вылупился? Тебе показать, где дверь? – обратился мальчишка к Александру, глядя на него полными неприязни глазами.
– Данилка! Сколько я раз тебе говорила, чтобы ты бросал свой гоп-стайл в разговорах со взрослыми людьми! Немедленно извинись, – Ева строго посмотрела на мальчика.
– Не буду я извиняться. Этот хрен непонятно с какой горы свалился, а я извиняться? И вообще, он тебя до слёз довёл. Пусть радуется, что я его ещё не отпиздил, – бубнил Данилка и упрямо смотрел на мужчину.
– Данил! Я тебе, кажется, только что сказала, чтобы ты извинился перед Сашей. Не испытывай моё терпение, – девушка уняла дрожь в руках, распрямила плечи и посмотрела на мальчика тем взглядом, от которого окружающим всегда становилось не по себе.
– Извините, дядя, – с налётом легкого нахальства извинился мальчик, – Ева, есть что пожрать?
– Данил! – устало выдохнула та, – ну сколько можно!
Через несколько минут Данил уже сидел между Евой и её гостем за чистой скатертью и уплетал за обе щеки борщ.
– Что ты мне хотел рассказать?
– Может, сначала познакомишь меня с… твоим гостем, – мальчик сделал явное усилие, чтобы вновь не оскорбить мужчину.
– Данилка, знакомься, это Александр Сергеевич, мой одноклассник. Мы с ним не виделись уже очень много лет, – Ева улыбнулась ребёнку.
– Понятно. Ну… это… будем знакомы, – мальчишка протянул руку Александру. Мужчина крепко её пожал и искренне улыбнулся.

Он был очень рад, что мальчик явился так вовремя и спас его от нелёгкого и неприятного разговора о школьных днях с Евой. Он, конечно, никогда открыто её не оскорблял, но разве это важно? Он никогда, ни единого раза, не оборвал других одноклассников, когда они пытались, словно изголодавшаяся свора собак, укусить посильнее. Даже когда он прочёл её тетрадь со стихами, он не нашёл в себе силы отделиться от стаи. Либо ты с ней, либо становишься новой добычей. У Александра не хватило смелости, той самой отваги, которую каждый день показывала некрасивая толстая девочка. А в синей толстой тетради он видел душу, вывернутую наизнанку и распятую на кресте. Видел ещё горячую, дымящуюся кровь, слёзы, что скапливались в целые океаны, тысячи ангелов, что кружили вокруг израненной души, пытаясь унять её боль, но так ничего и не сделал для того, чтобы хоть немного её облегчить.
И сейчас, сидя напротив Евы, он пытался разглядеть в ней ту самую девочку, что знал раньше.

– Данька, что ты мне рассказать хотел? – девушка словно забыла о неприятном разговоре с одноклассником, и всё её внимание было поглощено мальчиком.
– А, точно! – спохватился Данил, дожёвывая хлеб. – Наташку Бахрину в семью на опекунство забирают! Мать её подруги…
– Это же здорово! И когда её забирают? – Ева улыбнулась.
В этот момент у Саши что-то кольнуло в груди. Сколько он помнил Еву, та никогда не улыбалась по-настоящему. Всегда её рот перекашивался в какой-то мерзкой усмешке, от которой на душе становилось неприятно и хотелось залепить девушке пощёчину, чтобы мышцы её лица наконец-то расслабились и перестали перекашивать и без того не симпатичное лицо. Улыбка ей шла неимоверно. Извечная хмурость исчезла, разгладилась складка между бровей, по-настоящему поднялись уголки губ, и тонкой паутинкой разбежались мимические морщинки в уголках глаз. Это было небывалое зрелище. Жаль, что в школе так получилось. Возможно, Ева не была бы такой агрессивной, если бы её меньше травили. Но простую истину о том, что внешность - это не всё, ты понимаешь в гораздо более старшем возрасте, подумал Александр.
– Кажись, на следующей неделе заберут, – Данил встал из-за стола и принялся убирать за собой.
– Я рада. А как Ласточка? Её уже выписали из больницы? – Ева словно забыла, что в её квартире находится посторонний человек. На самом деле девушка надеялась, что Искандеров поймет, что его нахождение в её доме весьма некстати. Но бывший одноклассник не проявлял никаких признаков понимания. Девушку это неимоверно раздражало, но скандалить с мужчиной в присутствии Данилки было в высшей степени глупо.
– Не, ещё в больнице тусит! Завидую. В школу ходить не нужно. Русичка совсем достала! Ев, ну чо все училки такие дуры? – задал риторический вопрос мальчик.
– Данилка! Я же тоже училась на учителя русского языка, – Ева рассмеялась. Александр не переставал удивляться переменам, что произошли с его одноклассницей, стоило только прийти этому мальчику. Что это был за ребёнок? Почему он так нахально вломился в её дом? Почему ведёт себя здесь как дома? Он явно не сын. Братьев и сестёр у Евы не было. Так что же за отношения связывают этих двоих? Искандеров совсем не хотел уходить, в нем вдруг проснулось какое-то ненормальное и совсем не свойственное ему любопытство.
– Ну ты же не доучилась! И в школе никому мозги не колупаешь, – не унимался ребёнок. – Ладно, мне валить надо. Я вообще похавать зашёл и про Наташку рассказать. Ты это, когда на работу? Она зайти хотела.
– Хм… Следующий выходной у меня через три дня.
– Короче, я ей скажу, пусть сама разбирается, успеет или нет. Ладно, я пошёл, а то меня Гусь ждет.
– Данил, – Ева вмиг сделалась очень серьёзной. Лицо вновь нахмурилось, а между бровей пролегла складка, – ты, конечно, взрослый человек, но этот Гусь не вылезает из детской комнаты милиции!
– Да чо ты! Нормальный он! – Данил нахмурился в ответ и стал похож на растрепанного маленького воробья.
– Окей, буду говорить на твоём языке, – вздохнула девушка, – дятел этот Гусь! Всю смену стучал нам. По-твоему, кто слил нам все ваши нычки с куревом? Да и крыса он знатная! Не погнушался у вожатых сигареты красть!
– С хера ли бы? Не сливал он никого! – попытался заступиться за друга подросток.
– Данил, я его за руку поймала, когда он мои сигареты крал. И кстати, кто, по-твоему, настучал нам про инцидент между Котом и Турком? – Ева внимательно посмотрела в глаза ребёнку.
– Да гон все это! – не верил своим ушам мальчик.
– А теперь напряги мозги и скажи, я когда-нибудь вам врала? Или свои обещания не выполняла?
– Если Кот или Турок узнают, то они его закопают! Вот гнида! Вечно говорил, что у него курева нет!
– Данил, ты же не краснозадый? Гусь, может, и гнида, но ты-то сливать его не будешь? Просто завязывай с ним.
– Ага. Ев, а можно я тогда у тебя останусь до вечера? Телек посмотрю?
– Хорошо, только сходи в магазин. Деньги в сумочке у выхода. Вот список продуктов, – девушка вытащила из-под магнита на холодильнике мятый исписанный листочек и отдала мальчику, – и попробуешь мои сигареты взять, зубы пересчитаю! – крикнула вдогонку Даниле Ева.
– Я же обещал, что я, пиздабол какой-то?
– Данил!
– Прости, больше не буду! – уже из подъезда крикнул мальчик.

Как только дверь за подростком захлопнулась Александр смог задать волнующие его вопросы.
– И кто это был? Ну и жаргончик у него…
– А ты что хотел от детдомовца? Пафоса и пушкинского языка? – фыркнула Ева.
– Детдомовский? И где ты его нашла?
– Последние несколько лет я в летние смены в лагере для трудных подростков подрабатываю. Вот там и нашла их.
– А ты, оказывается, очень добрая, – усмехнулся мужчина.
– Слушай, а тебе домой не пора? – Ева ещё сильнее нахмурилась и закусила губу. Как же он ей надоел! Её и так каждую ночь преследовало прошлое, а тут ещё и Искандеров.
– Ладно, понял, ухожу. Ты, как всегда, в своём репертуаре.
– Да что ты обо мне знаешь? – в который раз за день фыркнула девушка и с силой захлопнула дверь за одноклассником.

…обычная школьная парта. Выкрашенная в голубой цвет, исписанная бранными словами, приветствиями, именами; изрисованная сердечками, цветами, карикатурами на учителей и еще бог весть чем. Самая обычная парта в самой обычной школе. Ева неистово пляшет на этой парте. Её ноги и руки выгибаются, тело извивается и бросается из стороны в сторону в ритме, слышном лишь ей одной. Взмах правой рукой, изгиб влево, поворот головы. Её неистовый танец напоминает первобытные пляски африканских шаманов. Глаза подернуты какой-то пеленой. Сквозь нее она видит лица одноклассников. Они сидят на стульях и взирают на девушку снизу вверх, словно та исполняет номер на сцене. Взмах, поворот, рывок, поворот, рывок, взмах, вправо, влево, выгнуться назад, коснуться парты руками, еще, еще, еще. Ева высоко задирает ноги и как кошка выгибается назад. С глаз спадает пелена, голова вдруг становится легкой и ясной, девушка замирает. Она осматривает свое тело и с ужасом понимает, что обнажена. А на неё все еще устремлены взоры окружающих. Один одноклассник подает ей руку, помогая спуститься на пол. Сердце готово вырваться из груди от стыда и страха. Но почему, почему никто не видит её наготы? Почему они улыбаются?!
Босые ноги мерзнут на бетонном полу, под ними хрустит песок, к левой пятке прилипла жвачка. Девушка боязливо выглядывает из кабинета, ступает на ледяные плиты пола, озирается по сторонам, но никто не замечает её.
По коридорам разносится противный высокий звук. Ева почти позабыла, как звучит звонок, поэтому зажала уши руками. Поток подростков, словно приливная волна, вталкивает девушку в кабинет. Она стоит посреди класса, пытаясь прикрыть свою наготу, а мерзкий звук звонка все не стихает…

Ева подскакивает на кровати. Её дыхание срывается, словно от долгого бега, а потные ладони сжимают постельное бельё. Через несколько мгновений девушка приходит в себя.
– Надо же! Искандеров, черт бы тебя побрал! Ты даже сюжеты моих кошмаров умудрился перевернуть с ног на голову! – полураздраженно, полусаркастично хмыкнула Ева.
Солнце над бухтой ещё не показалось, но небо у горизонта уже было подсвечено розовой краской. Начинался новый день.

запись создана: 13.09.2013 в 01:03

@музыка: Fleur - Всё вышло из-под контроля

@настроение: Одно лишь сердце, зато без срока годности!

@темы: Полка с моим творчеством, Полка с моей прозой

---

О признаниях

Когда-то давно я был влюблён. Но это было так давно, что уже и не правда... И я решил написать ей признание. Просто писал я всегда лучше, чем говорил. И я просто вывернул душу наизнанку. Оголил её...

Enjoy the silence

Посвящается К.

Что значит быть не таким как все? Точнее не такой, как все? Если я делаю что-то, что отклоняется от общественных мерок, то это значит, что я не нормальна? А кто придумал эти общественные стандарты? Почему наша жизнь должна быть плоским полотном, висящим на стене в золоченой раме? Я не понимаю… Объясни мне…
Я не помню, как мы познакомились. А разве это важно? Разве, если я скажу это тебе, это обидит тебя? Поймешь ли ты, что я не помню тот момент, когда ты вошла в мою жизнь лишь потому, что мне кажется, что ты была в ней всегда; как солнце, как небо, как ветер, как звезды, как радость, как боль, как печаль, как грусть, как удовольствие, как знание, как не знание, как хаос, как гармония, как космос! Я знаю, поймешь! Поэтому я и не могу без тебя… Уже не могу.
Я не знаю, когда началось это сумасшествие. Помнишь детскую радость от осознания того, что у нас есть общие увлечения. Но то, что я испытала в тот момент, когда поняла, что наши жизни как отражения друг друга не возможно описать ни на одном языке мира, а я и не буду… Словно ты мое второе «Я». Хотя нет, это не так. Я даже не знаю, как выразить словами то, что почувствовала в момент прозрения. Разряд электричества? Нет, не то… Цунами, что обрушилось на меня? Нет, не то… Ядерный взрыв, а я в эпицентре? Нет, не то… Все это не то! Все это слишком блекло…
Почему мне так сложно писать эти слова? Я никогда не испытывала такого странного чувства раньше. Всегда слова легко складывались в вычурную вязь, но сейчас я теряю мысль за мыслью. Они ускользают, как шелк волос, вырываемый ветром из рук, как шум волн, как радуга после дождя. Все словно в тумане. Голова тяжелая… Или наоборот мягкая как вата? Ничего не могу понять. Просто смотрю на звезды и на щеках остаются мокрые следы. Отчего? Я же просто смотрю на звезды. Звезды – это всего лишь звезды. Слезы это всего лишь слезы.
Ты ведь знаешь, что стала для меня кем-то большим.
Почему я так часто вспоминаю наши пикники и прогулки? Наши маленькие забавы. Посиделки и пикники на природе. Я помню все, что ты мне рассказывала. Твои слова эхом отдаются в моей голове, когда я слышу шум проезжающих мимо машин, или умиротворенное постукивание дождя в оконное стекло. Каждая нота твоего голоса вибрирует в моем сердце… Почему меня так тяготят позолоченные рамы картины моей жизни? Эти глупые рамы, из которых мне не выбраться самой…
Ты, наверное, не знаешь, но ты единственная, кому я не боюсь рассказывать свои сны. Ты, наверное, не знаешь, но ты единственная, кому я могу говорить правду о себе, ты единственная, перед кем я могу обнажиться. Обнажить тело? Глупости! Душу! Каждый нерв, каждую клетку, каждый шрам, каждую трещину! Мне не стыдно показать тебе уродство кунсткамеры моей души. Мне не страшно показывать тебе фабрику по производству моих «Я». Я знаю, что если позову, ты услышишь, если заплачу, ты утешишь. Ведь это так? Да, это так. Я знаю.
Слушая ветер и дождь за окном, я вспоминаю твои глаза. Такие темные, почти черные. Стоит мне в них заглянуть, как я перестаю существовать в этом мире, растворяясь в бесконечном космосе.
В темной комнате горит лишь настольная лампа, настежь открыто окно, из динамиков доносится «Месса си минор» Баха, и звезды суют свои любопытные носы в толстую тетрадь, куда я пытаюсь записать свои чувства.
За последние годы моей жизни самыми яркими моментами я могу назвать твой по-детски искренний смех и безумный блеск в глазах, который я видела каждый раз, когда мне удавалось подарить тебе маленький подарок или просто сделать какую-то приятную мелочь для тебя. Я чувствовала себя волшебницей всякий раз, когда мне удавалось рассмешить тебя или привести в восторг. Знаешь, я хочу сказать тебе большое спасибо за эти чудесные минуты ощущения собственной значимости в этом мире. Пусть и для одного человека.
Ты тоже рассказывала мне свои сны. Я знаю, что ты рассказывала их только мне. Яркие и живые. А я неотрывно смотрела в твои глаза, заворожено слушала музыку твоего голоса и видела отражение твоих снов в небе. Мне и раньше рассказывали сны, но…но…ни один не был таким настоящим, таким…интимным и глубоким. Я знаю, что ты обнажалась передо мной, но нагота твоей души не походила на казематы и камеры пыток моей.
Мы смотрели «Красоту по-американски», моя голова покоилась на твоих коленях, и больше всего в мире в тот момент я желала, чтобы ты меня обняла и погладила по голове. Я чувствовала себя маленькой девочкой, и хотела в твоих объятьях забыть все печали на свете. Хоть на краткий миг, хоть на секунду, на мгновение. Но я боялась даже громко вздохнуть, не решаясь нарушить таинство тишины и прервать монологи героев. Я боялась, что ты не исполнишь мою просьбу, поэтому молча взирала на экран.
А еще я никогда не забуду, как ты открыла мне глаза на три извечных слова: «я тебя люблю». Мы лежали под огромными тополями, и я рассматривала мозаику лазурного неба, проглядывающую сквозь листву. Ты была рядом, я протянула руку и коснулась твоего плеча, а ты вдруг сказала: «Я тебя люблю, какие пошлые слова. «Я» - сколько в этом крохотном слове эгоизма. «Ты» - сколько в этом коротком слове желания унизить. «Люблю» - сколько в этом слове приторности. Если ты хочешь признаться этими словами в любви, то ты должен произносить «Я» с покорностью, «тебя» с отчаянным желанием, а «люблю» не произносить вовсе». Я смотрела в чистое небо сквозь листву и пыталась представить, как я говорю эту фразу правильно, но мне казалось, что ничего не выходит. Тогда я бросила эту затею и решила все сделать по-своему. Я напишу. Мой крик души, который не знает ничего, кроме хаоса и гармонии, которые полностью подчиняются звукам твоего голоса.
Не знаю, нужно ли это теперь, но я попробую: я тебя…
Нет, давай лучше будем наслаждаться тишиной…

31 августа - 22 сентября 2008

@темы: Полка с моим творчеством

---

О поэзии. Мое творчество

***
Сизый дым клубится туманом,
Тихо стынет кофе с корицей.
Я закуталась в шаль из обмана,
Примеряю фальшивые лица.

Одиночество ластится кошкой
К моим босым, холодным ногам.
Где-то там, в резном окошке,
Глупая девочка машет годам.

Где-то там, в резном окошке,
В очаге пылает вера,
И у теплых ног другая кошка,
Да и в зеркало смотрят смело.

Где-то там, в далёкой стране,
Спят на теплой пуховой надежде,
Улыбаются смело луне,
Не рядятся в чужие одежды.

Едкий дым, слезятся глаза.
Одиночество громко мурчит.
Одним махом – кофе до дна!
Кажется, сердце ещё стучит…
30 января 2013
01:02

@темы: Полка с моей поэзией, Полка с моим творчеством

---

О творчестве. Поэзия.

***
Осень подожгла все вокруг,
И надрывно плачут небеса.
Ты ускользнул из моих рук,
Когда я на миг закрыла глаза.

В истерике бьется береза,
Пытаясь сокрыть наготу.
И горькие желтые слезы
Летят на осеннем ветру.

Я, кутаясь в плащ из тумана,
Бреду неизвестно куда,
Шепча для самообмана:
«Не смей закрывать глаза».

Я смежила веки на миг,
А жизнь безумным галопом
Понесла меня напрямик
По горным отвесным тропам.

Голова моя закружилась,
Разжали пальцы стремена,
И в первобытный пляс пустилась
Под нами горная гряда.

И я кричала неистово, протяжно,
Высвобождая душу и себя.
Вдруг многое стало неважно,
Я вдруг позабыла тебя.

А подо мною жизни вечность
И времени течет река.
А надо мною бесконечность,
И я рождаю заново себя.
10 октября
22:53

@музыка: Город 312 - Помоги мне

@настроение: Чай с лепестками гибискуса, василька и шалфеем...

@темы: Полка с моей поэзией, Полка с моим творчеством

---

О стихах

***
Я как библейская блудница,
Позволь припасть к твоим ногам,
Позволь любовью исцелиться,
Спеть гимны умершим векам.

Слезами омою твои стопы,
Оботру позолотой волос.
Сама исхожу все горные тропы,
Вымолю тебя у вешних гроз.

А в роковом Гефсиманском саду
Я укрою тебя от змия.
И пусть петух горланит по утру,
Имени твоего предать не смогу.

Не будет стенаний глухих,
Лишь вместо сердца пустота,
Когда в любимых руках твоих
Увижу блики серебра.
25 июня
15:45

@темы: Полка с моей поэзией, Полка с моим творчеством

---

О творчестве

***
Моё сердце – порванный лоскут,
Кровавый флаг на мачте неудач.
И Мойры из него соткут
Тебе в защиту плащ.

И крепче шкуры геркулесового льва,
И тоньше он Христовой плащаницы,
Тот плащ, что защитит тебя
От скользких рук жестокого Денницы.

И пусть в груди моей зияет пустота,
Так что с того, коль сердце пригодилось!
Безумных дней кривая череда
В кроваво-алый пляс пустилась…
28 мая
14:30

@музыка: KISS - King of hearts

@настроение:

@темы: Полка с моей поэзией, Полка с моим творчеством

---

О творчестве. Поэзия

***

Миллионы лет одиночества,
Миллиарды лет пустоты...
Ты — чаша моя, ты — пророчество,
Свет далёкой немой звезды.

Ты Иисус мой — моё искупление,
Голубь мира на хрупком плече.
Ты Ромео к Джульетте влечение,
Отзвук света в горящей свече.

Ты Иуда, звенящий сребром,
Ты и Воланд, манящий речами,
Ты Адам, что расстался с ребром,
Когда спал беспокойными снами.

Ты мой дар и проклятье навечно,
Наказание и благодать.
Ты огонь, что лижет беспечно,
Приговоренных в нём умирать.

Ты и плаха моя, и топор,
И палач, и моё спасенье.
Я смиренно жду приговор,
Чтоб в Тебе найти воскресение.
11-12 октября
22:50

@музыка: Моцарт - Реквием по мечте (Лондонский симфонический оркестр)

@темы: Полка Химы, Полка с моей поэзией, Полка с моим творчеством

---

О творчестве. Стихи

***
В тишине ночного парка,
Накрывшись платком из листвы,
Проносится смерть-цыганка,
Сметая рябины плоды.

Тонким ребром ладони
Срезает астр цветы.
Хоронит, хоронит, хоронит
Лета немые следы.

Ступает босыми ногами,
С подола иней трясёт.
И делится мёртвыми снами,
И тихо кого-то зовёт.

В тиши предрассветного парка,
Накрывшись платком из листвы,
Проносится смерть-цыганка,
Скрывая свои следы.
4 октября
17:28

@музыка: Keiko Matsui - Invisible Wind

@темы: Полка с эмоциями, Полка с чувствами, Полка с моей поэзией, Полка с моим творчеством

---

О творчестве

***
Строки ворохом листьев сухих
Темной полночью Ночь листает.
И свернувшись в ладонях моих
Белой кошкой Туман засыпает.

Ветер легкой и робкой рукой
Тихо-тихо стучится в окно.
Он зовет меня в небо с собой –
Почесать диких туч руно.

Я присяду рядом с Луной
На серебряный снег вершин.
Рядом сядет Вечер седой
С тонкой сетью для звездных глубин.

Мы не будем вести речей:
Ведь слова разобьют тишину.
Где-то там полусонный ручей
Всё бормочет песню свою.

А с утра медно-рыжий мальчишка
Обольет меня светом парным.
И начнется игра в кошки-мышки
С сентябрём золотым и нагим.
22 сентября
16:37

@темы: Полка Химы, Полка Шляпочника, Полка с моей поэзией, Полка с моим творчеством

---

О поэзии

***
Не надо меня, папочка, ругать.
Я уйду тихо-тихо, как мышка.
Я больше не буду плакать.
Я знаю, как хотел ты сынишку.

Прощанье будет незаметно-тихим,
Это – все, что могу обещать.
∙ ∙ ∙ ∙ ∙ ∙ ∙ ∙ ∙ ∙ ∙ ∙ ∙ ∙ ∙ ∙ ∙ ∙ ∙ ∙ ∙
Папа, не надо меня больше ругать…
3 февраля
18:00

@темы: Полка Химы, Полка Шляпочника, Полка с моим творчеством, Полка с поэзией

---

О поэзии

Театральный роман
У нас тобой был театральный роман.
Мы играли каждый свою роль.
Ты был своим успехом пьян,
О, мой глупый голый король.
А я играла из рук вон плохо,
Забывая движенья, слова…
И единственный зритель судил меня строго,
Потому, что был пьян от себя.
Наш с тобой театральный роман
Провалиться был обречен.
Ты был слишком собою пьян,
Ты был слишком собой увлечен.
Я тихонько ушла со сцены,
Оставляя тебе мою роль.
Продолжай играть для Вселенной,
О, мой глупый голый король.
30 декабря.
12:55

@музыка: Satou Naoki - Sadame (piano version)

@настроение: воздушные шарики на зеленом тюле...

@темы: Полка Химы, Полка с моим творчеством, Полка с поэзией

---

О поэзии

Актер
Ты хороший актер, просто чудный.
Где было нужно ты факелом пылал,
Где нужно – был на чувства скудный.
Но от меня аплодисментов не желал.
Хотел, чтоб окровавленное сердце
К ногам твоим припало.
И в ритме итальянских скерцо
В предсмертном танце трепетало.
30 декабря 2010
12:20

@темы: Полка Химы, Полка с моим творчеством, Полка с поэзией

---

О поэзии

Истерика
Захлопнув двери с шумом
Я из жизни твой ухожу.
И напившись крепчайшим ромом
Своих слез не покажу.

Разбила любимую вазу,
Втоптала в ковер цветы;
За одну короткую фразу,
За одно простое «Прости».

Да, милый, это – истерика!
Да, я сошла с ума!
Я разбила твою «Делику»,
Чуть не выгнала кота.

Я захлопну двери с шумом,
Я из жизни твоей уйду.
Я напьюсь крепким ромом,
Я двери вновь распахну…
Июль – ноябрь 2010

@темы: Полка Химы, Полка с моим творчеством, Полка с поэзией

---

О творчестве. Рассказ

Брелок

– Ира, а где тот милый медвежонок, что висел у тебя на ключах?
– Потеряла где-то, – на самом деле я его не теряла, но говорить об этом как-то не очень хотелось. Раньше мне казалось, что с этой вещичкой было связано определенное количество приятных воспоминаний. Но это, как впрочем, и многое в жизни, оказалось лишь иллюзией.

– Знаешь, я думаю, что нам нужно расстаться.
Вот так он сказал. Никаких долгих объяснений, сразу к сути дела. К тому моменту мы встречались, были вместе, да назовите это как хотите, суть не изменится, так вот, мы были вместе чуть больше года. Не скажу, что я была влюблена до потери пульса или до одури, но я была влюблена. Но я не из тех, кто бросится в ноги, и будет молить не покидать, я скорее из тех, кто реагирует с довольно сильным запозданием. В то мгновение я лишь смотрела на него и немного не понимала, о чем он говорит.
– Что, прости? Не понимаю.
– Я думаю нам нужно расстаться. Я не хочу, чтобы ты страдала из-за меня.
Боже мой, да что же он такое говорит? Не хочет, чтобы я страдала! Ау, милый, мне двадцать, я буду страдать! Мне всего лишь двадцать, жизнь не била меня по хребту битой, не топила в грязи, естественно я буду страдать потому, что меня просто выбросили ни с того ни с сего. Я даже причины не понимаю!
– Хорошо.
Я встала с дивана. Хм, за это время я привыкла к дивану в его комнате, продавленному в двух местах. Там так удобно было сидеть. А еще я привыкла к его собаке и к родителям тоже. Боже ты мой! Год, целый год! Это же не день. Но что сделать?
Я уже обувалась, но тут…
– Послушай, давай вернем друг другу все, что подарили.
– Давай.
Боже! Боже! Да что он такое несет? Хочет вычеркнуть меня из своей жизни? Совершенно вычеркнуть? Почему? А язык упорно не поворачивается спросить: почему.
Он носился по комнате минут пятнадцать собирая в пакет ворохи открыток, которые я дарила ему по поводу и без. Вот в пакет с полки упал фарфоровый слон (он очень любил слонов, не знаю уж почему), потом туда же без колебаний отправилась flash-ка, книги, серебряная цепочка с руки, он не забыл даже кактус с подоконника и все остальное тоже. Все те безделушки, что я с удовольствием выбирала этому человеку, теперь были свалены приличной горкой в пакете.
– Вот, – сказал он мне, протягивая пакет, – Не хочу, чтобы ты думала, что тратила деньги впустую. Эти вещи тебе еще пригодятся.
– Спасибо, – я еле ворочала языком. Было ощущение, что на меня вывалили целое ведро грязи и мусора. Вот и первый пинок под зад от жизни.
– Вот, – мне не нужно было время, чтобы ехать домой и собирать подарки в пакет. Я отцепила брелок в виде медвежонка со своих ключей и протянула ему.
Я вышла на ватных ногах в подъезд. Было мерзко от его последних слов. Я подошла к мусоропроводу и выбросила туда пакет.
– Ты словно попросил меня на прощание выбросить мусор. А интересно, в скольких руках побывал этот брелок?

– Ира, ау, ты о чем задумалась?
– Ты что-то спрашивала?
– Да, когда у нас первый экзамен?

@музыка: Ночные Снайперы - Катастрофически

@настроение: катастрофическое *невесело усмехаюсь, ишь как музыка в тему...*

@темы: Полка с моим творчеством, Полка с моей прозой

---

О творчестве. Стихи

Клоун
Давай, рассмеши меня, клоун!
Вытирай потекший грим!
Хватит корчить грустную рожу,
Ты не французский мим!

Не смотри печальными глазами,
Не пытайся что-то сказать!
Ты заставишь меня улыбаться,
Даже если придется страдать!

Ты заставишь меня улыбаться,
И до боли в груди хохотать!
Мне плевать, что ты хочешь плакать,
Мне плевать, что ты хочешь страдать!

Я тебя разукрашу по новой,
Нацеплю большой красный нос!
И ты будешь мне улыбаться,
Даже если больно до слез!

Кисть в руках – я художник твой!
И от уха до уха улыбка
Красной жирной кривой чертой!
В зеркале виден клоун,
Был грустный, а стал смешной.
21 мая
23:31

@темы: Полка с моим творчеством, Полка с поэзией