[Lay-lo]

роман

@темы: флешмоб, сцилко полезное 8)

Comments

[Lay-lo]

Эжен

Лифт как всегда был занят. А Уно терпеть не мог ждать. Он раздраженно зажимал кнопку вызова, следя за тем, как огоньки над дверью вяло перемигиваются. С первого этажа, к десятому, и тут же вниз… Парень скривился и переступил с ноги на ногу. В переноске звякнули пробы для лаборатории – батарея стеклянных колб. Среди них выделялся старомодный аптечный пузырёк, заткнутый пробкой. Внутри плескалась подозрительного вида зелёная жижа. Заинтересованный Уно вытащил бутылочку, чтобы разглядеть бумажный ярлык, привязанный к горлышку. Лифт немелодично тренькнул, оповещая о прибытии. Не отрывая взгляда от находки, практикант шагнул в открывшиеся двери и врезался в выходившего оттуда человека. От неожиданности парень выронил пузырёк, но даже не заметил этого.
Было как-то не до того.
Уно поспешно отступил на несколько шагов, чтобы не утыкаться носом в глубокий вырез пуловера на широкой татуированной груди. Это помогло осознать наконец масштабы катастрофы. «Эээ… Небанальный такой чувак». И это было довольно мягкое определение. В мужчине не было ничего, что Уно мог бы назвать обычным.
Скуластое лицо с острым узким подбородком, высоким лбом и хищными чертами. Лицо человека зрелого. Или уж во всяком случае, человека, многое повидавшего. «Б*я, ещё бы! Вон какой шрамина!» Лоб от самой линии роста волос слева и дальше наискось пересекал старый шрам со следами грубых стежков. Какая-то его часть оставалась под длинной чёлкой, скрывающей правую часть лица до уголка губ. Оставалось только гадать, цел ли вообще правый глаз. Но оставалась открытой узкая переносица с горбинкой, острый чуть загнутый кончик носа, опасно выгнутая тонкая бровь, а главное, невероятного золотисто-янтарного цвета глаз без зрачка. Взгляд был пристальным и колючим. Мужчина хмурился. Но губы, верхняя узкая, с безупречным лукавым изгибом и искушающе полная нижняя, сложились в полуулыбку. Тоже очень необычную – от неё на щеках проявились ямочки, жёсткие, под стать лицу.
Блестящие, прямые, каштановые волосы, собранные на правую сторону в высокий не слишком тугой хвост, достигали длинной ягодиц. Пресловутая чёлка заканчивалась только где-то в районе ключиц. С левой стороны, выше виска (в этом же месте начинался и шрам), была белая прядь. Эта прядь светлой лентой выделялась и в переброшенном за спину хвосте.
Подтянутая спортивная фигура несомненно укладывалась в устоявшиеся понятия о красоте. Но её обладатель не имел ни только лишнего жира, но и избыточной мышечной массы, что подчёркивал и костюм. Узкие брюки из тонкой ткани, облегали ноги и собирались складками у ботинок. Носы ботинок обиты белым металлом. Тонкий пуловер с лоском имел довольно необычный покрой: глубокий V-образный вырез по пройме оформленный крупными квадратными заклёпками, отстрочку по бокам, полукруглый низ и отложные манжеты с металлическими запонками, из-под пуловера торчал клёпанный же пояс, а на руках были перчатки, которые оставляли открытыми только мизинец и указательный палец. Вырез заканчивался немного ниже грудины, так что в нём была видна пресловутая татуировка: овал с восьмью зигзагообразными лучами; внутри контура располагалось схематичное изображение лица. Рисунок начинался от впадины между ключицами, и уходил в пройму. Овал примерно очерчивал грудину, а боковые лучи наверное заканчивались где-то в районе сосков. Татуировка была выполнена жирным коричневым контуром, но не слишком контрастно смотрелся на коже с лёгким оттенком загара. Над правой ключицей полукругом торчал ещё один шрам.
Парень понял, что слишком долго глазеет на незнакомца, в которого так бесцеремонно влетел:
– Простите, – несводим голосом выдал Уно, проскользнул мимо странного чувака в лифт и с великим облегчением нажал на кнопку этажа. Незнакомец внезапно шагнул следом.
– Ты ничего не забыла?
– Я не девуш… – привычно начал возмущаться лаборант, но тут увидел, что в его руке зажат аптечный пузырёк, о котором парень уже успел позабыть. И судя по всему, отдавать его прямо сейчас мужчина был не намерен.

[Lay-lo]

Вискарез

[Lay-lo]

Tamillla

Я его встретил однажды на новый год… Он пришел ко мне ночью и сказал, что будет жить у меня. Новый год – это такое удивительное время, когда сложно отказать красивым и стройным людям. Вот так мы и стали жить. С праздником в душе. Его кошачья походка завораживала меня… Его тяжелые каштановые волосы спадали ниже пояса, а левый глаз ему всегда так забавно закрывала челка.
Он был немного странным, но это не мешало нам. Секс был отличным. А вечерами он развлекал меня историей о том, как ковырялся в кишках Плавалагуны. Я говорил ему, - «ну что ж ты мне тогда не принес один из ее камушков?», - а он только ехидно улыбался, и преподнимал тонкую черную бровь…
Однажды я вернулся домой, и увидел, как он собирает вещи. Большая часть из них были мои, а на нем, как в день нашего знакомства были до ужаса обтягивающие черные штаны и белая льняная рубашка. Он был прекрасен.
- Поговори со мной, мой коварный друг, – сказал ему, продолжая любоваться. Его желтые глаза пристально смотрели на меня.
- Я решил захватить вселенную, любимый.
-Что ты имеешь ввиду? Какую-то новую вселенную? Ты ведь только этим захватом и занимался всю свою жизнь…
- Да! И я наконец-то в этом преуспел. - он стал натягивать свои странные кожанные перчатки без двух пальцев на каждой - указательного и мизинца.
- итак, ты устроишь массовый геноцид? Как тебе это удастся?
- Я нашел зеленый философский камень. Тот самый...
- Это в кишках Плавалагуны?
- почти.
- зеленый?
- не сомневайся.
- скажи мне все таки, а на груди у тебя вытатуирован прежний хозяин вселенной?
- да нет, тут все банально. Первая влюбленность… он от меня ушел.
- значит, ты все таки человек?
- после моих признаний ты всегда меня оскорбляешь.
- Ну так ты покажешь мне камень?
- Не сейчас. Я еще не готов показывать волшебство простым смертным.
- Я просто смертный? А сегодня ночью ты говорил совсем другое.
- Не придирайся к словам. Я тебя не забуду. Но сейчас я ухожу.
Так он ушел, а я все жду, когда он уже захватит эту вселенную и вернется ко мне…

[Lay-lo]

Miya 25

[Lay-lo]

Ишихара Юко

Талисман

День был довольно теплым, но Дэнни, как всегда, надел свои любимые черные рейтузы, белую рубашку и перчатки и, схватив синюю в крупную клеточку сумку вышел на улицу. Встреча в парке была назначена на два часа дня, и времени у подростка вполне хватало, дабы идти неспешным шагом.
Чистое небо радовало прохожих ярким весенним солнцем, уже скоро-скоро должны были распуститься почки на деревьях, и в воздух пах ароматам пробуждающейся природы.
Кэти и Сэт ждали его неподалеку от места назначения: небольшого строения с размещающимся там шахматным салоном.
- Значит так, сказал Сэт, - сложив руки на груди. – У нас неделя до школьных соревнований по шахматам. – И, если мы хотим не отстать от остальных ребят, нам необходимо тренироваться!
- Эм, кажется, мы это обсуждаем уже несколько дней к ряду, - вздохнула Кэти.
На самом деле, они собрались здесь из-за него: его лучшие друзья пребывали в отличной спортивной форме, в отличие от самого Дэни.
- Разве за неделю мы сможем добиться какого-нибудь результата? – сомнение мелькнуло в светлых глазах подростка.
- Еще бы! – Сэт даже и не допускал мысли о неудаче.
Легкий порыв ветра растрепал длинные волосы Дэни, и челка почти закрыла глаза. Он попробовал привести их в порядок, но попытка оказалась неудачной.
- Когда ты пострижешься? – поинтересовалась Кэти.
- А мне нравится! – мягко улыбнулся он.
- Дэни, когда ты так улыбаешься, я могу простить тебе все твои недостатки, - вздохнула девушка.
Кэти любила говорить, что Дэни пользовался бы большим успехом среди девушек в школе, если бы одевался поярче. Круглое лицо, мягкая улыбка, большие светлые глаза и каштановые волосы определенно делали его привлекательным. Проблема была в Дэни: он не любил выделяться из толпы.
- Ну так что, начнем? – Сэт горел от нетерпения.
- Еще бы! Дэни, если ты победишь меня, дам тебе печеньку! – поддразнила Кэти друга.
Щеки того слегка подрумянились.

Спустя несколько часов, в течение которых они сыграли несколько партий – и Дэни даже победил-таки Кэти! – ребята решили устроить перерыв и направились в кафе. Девушке пришлось заказать Дэни большую тарелку печенья (которое они все равно съели все вместе), а Сэт сказал:
- Знаешь, ты зря так скромничаешь, Дэн. Ты все можешь! Тебе просто надо быть увереннее в себе!
- Но ты все равно меня обыграл! – возразил Дэни.
- Да несколько раз ты загонял меня в угол! Тебе просто необходимо развивать свое преимущество в игре!
- Я так не считаю… - надулся подросток.
- Может, Дэни стоит завести талисман на удачу… - промолвила Кэти.
- Кстати, отличная идея! – щелкнул пальцами Сэт. – Дээээн…
- Но у меня уже есть такой, - робко проговорил тот.
- Что?!- вместе воскликнули друзья. Они были знакомы уже давно, но никогда не слышали ни о каких талисманах Дэни.
- Что это? – выпалила Кэти.
- Где он? – не отставал Сэт.
- Ну, я не всегда ношу его с собой… Но сегодня… Вы только не смейтесь – он несколько… своеобразный.
Он расстегнул сумку – и там обнаружилось полотенце розового цвета.

[Lay-lo]

Omiko

[Lay-lo]

Ash-Atari

Входная дверь с грохотом захлопнулась, пропуская растрепанного, худощавого мальчишку в квартиру. Ранее аккуратно причесанные тёмные пряди волос, были неряшливо всклокочены. А в нежно бирюзовых глазах ни осталось и следа от прежнего покоя и тепла.
-Опять отказала, опять!- сплюнув, он кинув в угол сумку.
На парня волнами накатывал гнев, заставляя судорожно метаться по квартире, нигде не находя себе покоя. Сколько бы ни пытался, сколько бы поводов сблизится не находил, всё было тщетно. Избранница смотрела на него как на приятеля, не более. Не замечала намеков, а подарки... всего лишь дружеские приятные мелочи. Что бы не делал, ему так и не удалось подняться с позорной, раздражающей метки "друг".
*Бах! Шварк!*
Один за другим, об стену грохнулись оба кеда, и отскочив, разлетелись по комнате.
-Чем я хуже?!- нервно дрожащие пальцы, пытались стянуть с запястья браслеты.
*Треск*
Не выдержав напряжения, нитки лопнули, и мелкие бусинки разлетелись по полу.
-Черт с ними.- сквозь зубы прошипел парень и без того бледный, от обуревающих его эмоций казалось, что он и вовсе белый.
Надоело, как же надоела эта проклятая позиция пидарестического-друга-второго-плана! Почему, ну почему она не видит в нем парня? Хотя какого, к чертям парня?! Мужчину! Ему же в конце-то концов не пять лет, а двадцать! Двадцать, мать её, лет!
Обрывая пуговицы, он зло сорвал с себя белую рубашку, и мятым комом запустил в угол, оставаясь в одних только, узких штанах.
-Ну чем я плох, что не так?- стремительным шагом он подскочил к зеркалу и замер всматриваясь в своё лицо. Простое, не слишком выразительное.
Обычно на людях, оно лучилось буквально всепрощающей добротой, уподобляя хозяина ангелу. И только в минуты гнева или когда его хозяину доводилось бывать одному, менялось... становилось в разы ярче, за счёт глаз... будто бы пылающих изнутри.

[Lay-lo]

askasama

[Lay-lo]

Idiota

Ваня Самойлов – первый парень на деревне. Увы, но его школу иначе как деревней не назовешь. Все какое-то глупое, крикливое, как на деревенской ярмарке, слишком яркое… Девчонки в разноцветных юбках и блузках, парни в пестрых кофтах, все дела. И весь такой монохромный Ваня Самойлов среди этой пестроты – на!
Само собой, он обращал на себя внимание. Народ у них в школе привык к пестроте. Поэтому худой высокий парень в узких серых джинсах (то ли они когда-то были черными, но до такой степени выстирались, то ли изначально были такими заношенными) и не менее узкой белой рубашке, зимой и летом расстегнутой стабильно на три пуговицы, против воли притягивал взгляды. В принципе, можно было бы не выеживаться и убить монохромность какими-нибудь голубыми патрулями, но Ваня цветную обувь не уважал, предпочитая носить классические черно-белые кеды. Такие даже его батя носил, и старший брат Серега. Классика неизменна, да уж.
Ваня Самойлов – секс-символ школы. Девочки видят его во снах, мальчики пытаются набить морду при каждом удобном случае. Но Ваня в драки не лезет, он слишком тонкий для них: собственные запястья он может обхватить указательным и большим пальцем – и еще останется. Как там такое телосложение зовется? Астеническое? Кажется, так. Если переводить на простой табуреточный язык, то Ванька был тощим. Сейчас самый писк на таких парней: тонких, как швабра, с бесконечными ногами, девичьей талией и нервными тонкими пальцами. Такого ткни посильнее – рассыплется. Поэтому Ваня в драки никогда не лез, предпочитая оставлять разбираться своего лучшего друга Влада. Они с детсада дружат, и Влад занимается боксом. Ну, вы понимаете.
У Вани каштановые волосы. Но без всякой там рыжины или золотинки. Скорее такой шоколадный шатен. У него кошачьи синие глаза, длинная челка на оба глаза, по которой сходят с ума девочки-эмо, вздернутый нос и пухлые губы. Ваня не стесняется носить украшения: шею ему обматывает шнурок с маленьким круглым камушком, который он когда-то в розовом детстве подобрал в Крыму, на левую руку намотан еще один шнурок с целой кучей узелков (это они с Серегой в детстве развлекались, писали ацтекские «узелковые письма»), на правом запястье обосновался чернильно-синий напульсник. Вот с напульсником больше всего воспоминаний: Ваня его купил на концерте Amatory пару лет назад, ему тогда еще неслабо морду набили какие-то гопники. Ну что поделаешь, если Влад на Amatory не ходит. Но концерт классный был.
Еще Ваня носит сумку через плечо. Всегда одну и ту же, чуть ли не с младшей школы. У нее какой-то странный цвет (Влад похабно ржет и зовет его «кожа загорелой азиатки», а Ваня пожимает плечами и говорит «песочный»), кожзам уже залоснился от старости, но Самойлов с вещами бережно обращается, так что сумка сама по себе старой не выглядит. И на ней висит брелок – синий, под цвет ваниных глаз, черт знает на что похожий. Какая-то не то капля перевернутая, не то запятая, не то вообще хвост чертика нетрадиционного окраса. На цепочке длинной висит. Мама дарила. Ваня уже не помнит, что это было в оригинале, но цепочка была настолько длинной, что он свободно оборачивал ее вокруг бедер. Но носит брелок на поясе – это даже для секс-символа школы перебор. Поэтому Ваня подумал немного – и присобачил камушек на цепочке к сумке.
И самое ценное в ваниной коллекции – кольцо. Это даже уже не украшение, я как бы часть самого Вани. Он носит его на указательном пальце правой руки и никогда не снимает – ему его подарила бывшая девушка Лиза. Самойлов вообще до чертиков сентиментален в таких вещах. А тут случай особый: с Лизой они виделись всего-то пару раз в реале, в основном предпочитая пересекаться в аське. А потом она куда-то пропала, и на ее стене вконтакте появилась запись, что она разбилась. Вот такой вот неудавшийся интернет-роман. Кто-то скажет – глупо. А Самойлову плевать, что там кто-то может сказать. Он, может, тоже много чего наговорить может.
Так часто повторяется слово «может», но так редко оно переходит в действие. Даже странно.
Ваня почти не смотрит на правую руку – ту, что с кольцом. Он левша, так что в основном взглядом на узелковое письмо натыкается. А на кольцо старается не смотреть. Он не удалил Лизу из друзей, хотя на ее страничку больше не заходит, не смотрит альбомы. Он помнит, что на аватарке у нее стоит покемон Вулпикс – Лиза любила лис и аниме. Но он забыл, как она выглядит. Он не помнит цвета ее волос, фигуру, во что она была одета в их последнюю встречу. Зато он помнит, что она пахла горячим шоколадом с корицей и от нее исходило тепло. И кольцо она ему подарила на годовщину знакомства. Это было год назад. Ваня давно не проверял – может, администраторы вконтакта удалили ее страничку, а может, и нет. Самойлов не может заставить себя открыть и проверить.
Кольцо совсем простенькое: полоска серебристого металла с камнем типа тигрового глаза. Но Ваня обычно камень вовнутрь поворачивает. Лиза говорила, что у него глаза кошачьи – вот и подарила. Поэтому камни типа «глаз-какой-то-кошки» он теперь не любит. А еще она постоянно удивлялась, как он умудряется выглядеть дорого и стильно в таких невнятно-серых джинсах. Вообще Ваня удивительно часто вспоминает Лизу. Казалось бы, чего там? Ну, девчонка из сети. Ну, встретились пару раз, пообщались. Ну, умерла – и умерла, погоревал – и хватит. Но время идет, черты лица стираются – а слова остаются. Остаются общие мысли и идеи. Остаются в памяти (и не только компьютерной) полуночные переписки обо всем на свете.
Наверное, Ваня ее просто любил. Только дошло до него как-то поздно.
Вокруг неистовствуют пестрые девчонки, визжат о том, как они его обожают, признания всякие на стенах малюют. От них пахнет Донной Каран, Дольче и Габанной и Кензо. И совсем нет тепла. Сейчас конец сентября, бабье лето, и Ваня закатывает рукава рубашки по самые локти. И по-прежнему расстегивает ее на три пуговицы. Кожа покрывается мурашками, но Самойлов упрямо твердит, что ему не холодно. Лиза вон до зимы в одной ветровке всегда ходила, а она же вообще девчонка. Идущий рядом Влад пожимает плечами: он слышал про Лизу, но не считает это все серьезным. Да ладно, все знают, что Ванька сентименталист, даже старые дневники не выбрасывает. Ничего, пройдет время, забудется девочка-призрак Лиза, все снова будет нормально.
А Ваня идет к школе, смотрит на золотистые листья под ногами и пытается вспомнить цвет лизиных волос. Почему-то кажется, что они были золотистыми. А может, рыжие. Ваня не помнил точно. Они бы сейчас здорово смотрелись: шоколадный брюнет и медовая блондинка. Да, красиво было бы. В честь прогулки с Лизой можно было бы даже принарядиться: свитер там надеть цветной или джинсы сменить. Рядом с ней хотелось быть цветным. Не пестрым – а просто цветным. Как небо там или море. Ваня же вообще синий цвет любит, только мало кто об этом знает. Но Лизы нет. И идет к пестрой базарной школе монохромный секс-символ Иван Самойлов, а не влюбленный в мертвую девочку, отрывающийся все больше от жизни мальчик Ваня. И почему-то все острее у него желание перекраситься в черный цвет, выкинуть к чертовой матери напульсник и купить новую сумку. Тоже черную. Наверное, потом он таки сделает. Потом. Когда Лиза совсем забудется. А пока что он помнит. И теребит большим пальцем широкую полоску серебристого металла.
Молодость, блин, пора любви…

[Lay-lo]

kitsune_to_okami

[Lay-lo]

Q-ary

Сеть, конечно, великое дело. Познакомиться можно, поболтать, фотками обменяться, встретиться, даже номер телефона не давая. Перепихнуться и разбежаться, ничего, кроме ника и излюбленных поз партнера не узнав. Бывают, конечно, обломы. Вот как с этим мелким чудом - явно же несовершеннолетний, несмотря на вызывающую позу: стоит, расставив ноги и уперевшись правой рукой в бедро. Подрочил небось с одноклассником или отсосал другу старшего брата, вот и мнит себя бывалым развратником.
Нет, мальчик, конечно, хорош, стройный, длинноногий, и мордочка симпатичная. Стрижка почти девчачья, короткое каре, каштановая челка до самых бровей. Глаза темные и блестящие, вообще вид решительный. Ну, точно настроен лишиться поднадоевшей девственности с первым...практически первым встречным. Нос прямой и немного вздернутый, маленький пухлый рот - мечта педофила, да и только. На миг даже рождается желание поддаться соблазну, подойти, представиться, и увести с собой, заморочить голову стихами и комплиментами, а потом долго, всю ночь, учить на измятой постели взрослым играм.
Но нет, нельзя. По простой, но дорогой одежде (белая рубашка, черные брюки) видно, что мальчик из приличной семьи. На ногах черно-белые кеды, коричневая кожаная сумка через плечо, такие любят старшеклассники и студенты-мажоры. Нет, ну его к черту, пускай набирается опыта с такими же, как он, юными и глупыми, избалованными отпрысками богатых родителей.
Как бы парнишка ни старался выглядеть искушенным и бесстрашным (рубашка расстегнута едва не до пупа, весь в побрякушках, словно елка - какой-то медальон на шее, на левом запястье четки, на правом кожаный браслет, кольцо на указательном пальце, и, словно этого мало, бусы с массивным кулоном привязаны к ремню сумки) видно, что голова у него забита романтическими бреднями и мечтами о страстях и драмах. Но тебе не любовь до гроба нужна и не статья за растление малолетних, а просто хороший секс. Поэтому ты бросаешь последний взгляд и уходишь. Он так и не заметил, что ты наблюдал за ним из окна кафе.

[Lay-lo]

Капитан Эльфуфел

[Lay-lo]

Zmeigo Rinich

В сияющий солнечный день она, как и всегда, дожидалась его около университета. Сколько лет – господи, а действительно, сколько же лет? – наверное, всю ее жизнь, начиная с визитов к детскому врачу, встреч в песочнице, детского сада, первого сентября, он всегда опаздывал. Наверное, тот день, когда Кира придет вовремя для нее будет началом новой эры. Это эпохальное событие станет рубежом…

-Ну наконец-то! – обрадовано воскликнула она, заметив вдалеке знакомую долговязую фигуру.

Ленивой, невесомой, какой-то модной, слегка разболтанной походкой он приближался к ней, даже не думая ускорить шаг. Она разглядывала Киру растерянно, словно заново изучая давно запаянные в память черты лица… Черные глаза-капельки, всегда искрящиеся непонятной, заключенной во всей его сущности радостью, почему-то совершенно безо всяких рестниц… Они такие маленькие и почти незаметные, ужасно смешные. Такой же смешной курносый нос, слегка вздернутый вверх, удивительно ровная каштановая челка с едва заметной ошибкой прошлого – мелирование было не лучшей идеей года. Большие, но красивые уши, по новой моде на Леголасов, торчащие сразу за длинными прядями.

-Салют, - воскликнул он, по привычке вскидывая руки и воцаряя вокруг себя неземной хаос.

-Твои конспекты опять уместились на рулоне туалетной бумаги? – ехидно спросила она у Киры, кивая на его мизерную коричневую сумку. Потом перевела взгляд в глубокое «декольте» застегнутой на самую нижнюю пуговицу тонкой белой рубашки. – А своим голым пупком ты рассчитываешь отвлечь внимание Мухи от нашего опоздания?

Кира стряхнул с запястья длинную нить четок, состоящую из синих и розовых бусин, и задумчиво перебрал их пальцами:

-Ну, если нет, то я принес с собой Тетрадь смерти. Чего-нибудь да придумаем.

Четки, бесцеремонно раскрученные на длинных ловких пальцах, не ожидали такого обращения, и в отместку коварно зацепились за кожаный медальон, потерявшийся в распахнутой на груди рубашке. Кира непечатно выругался и полез вызволять четки, только сильнее затягивая их кожаным ремешком медальона-капли. Ей пришлось сердито шлепнуть его по руками и заставить их вообще убрать – кожаная фенька и кожаный ремень сумки насыщенного красно-коричневого цвета сливались, а от их мельтешения рябило в глазах.

-Курил что ли с утра?

-Нет, просто настроение хорошее, - обезоруживающе улыбнулся он. – Кстати, я купил серебряное кольцо. Зацени?

Поставив ногу на ступеньку, он, с изрядной долей дурашливости, уложил свою здоровую лапу на затянутое в черную джинсу колено и кокетливо оттопырил мизинчик в сторону.

-А оно тебе не маленькое? – вздохнула она. – Оно же до конца не одето.

-Не знаю… Ну просто купить захотелось, жалко что ли? Хочешь, ты будешь носить?

Она устало и несколько демонстративно закатила глаза и первой вошла в универ, решительно направляясь к лестнице.

-Слушай, когда ты перестанешь опаздывать, начнется новая Эра. Человечество высадится на Солнце, китайцы допрыгнут до космоса, бабушка перестанет солить папин чай по утрам и за окном протянется радуга, опоясывающая всю Галактику и дарящая радость детям и взрослым по утрам и вечерам…
Кира снова отключился, потом вынырнул из мечтаний и улыбнулся:

-И начнется новая жизнь?

-Вроде того, - ворчливо ответила она и обернулась, когда перестала слышать за спиной топот его «бесшумных» кроссовок. – Чо застыл?

-Ты сказала, что мы с тобой будем встречаться только если в другой жизни, - Кира покрутил в руках маленькое серебряное колечко. – А я опять опоздал. Но если ты подождешь до завтра – даю слово, завтра она начнется. И ты больше не сможешь мне отказать.

Наверное, в такие минуты, в искрящиеся солнечные дни рождается истина. Наверное, им обоим нужно немного повзрослеть. Наверное, вот так рождается чувство - глаза в глаза, звонкой капелькой... Раз. И оно есть.

Кира обошел ее и быстро взлетел на пролет вверх. Она поправила сумку на плече. Это эпохальное событие… Как же сильно она его ждала.

[Lay-lo]

ProstoChudo

[Lay-lo]

~Little Fox~

В нашей компании почти каждый вечер появлялись новые люди - кто-то пропадал на следующий же день, кто-то ненадолго задерживался. Редко я запоминал их хотя бы в лицо, еще реже - по именам. И только одного человека за все долгое пребывание в Системе я запомнил, наверно, на всю жизнь.
В середине той осени мы чаще всего собирались у Микки, никогда не возражавшего против кучи незнакомых людей, и тот вечер, конечно, не стал исключением. За окном моросил мерзкий, с утра зарядивший дождик, а в комнате тускло светила лампочка, свет которой с трудом пробивался сквозь плотный ярко-красный абажур, и о чем-то тихо переговаривались две незнакомые мне девчонки. Мне было скучно: обещанная культ-программа обломилась, а домой по такой погоде тащиться не хотелось.
Тем не менее я не сразу обратил внимание на тихий дверной скрип, и обернулся только почувствовав чей-то пристальный взгляд. Обернулся - и пропал.
Он стоял, опираясь о дверной косяк и скрестив руки на груди в неосознанном защитном жесте. Именно таким - чуть серьезным, настороженным и незнакомым - он навсегда мне запомнился, и я, закрывая глаза, каждую ночь вижу одну и ту же картинку на протяжении уже многих лет. Он не был красивым в стандартном понимании этого слова, не был миловидным или - упаси Боже! - смазливым, нет. Он был просто красивым. Весь, целиком, он был красив какой-то неправильной, надломленной, нездешней красотой. У него явно была существенная примесь восточной крови - на это указывали темно-карие, почти черные, миндалевидные глаза в обрамлении коротких, но невероятно густых черных ресниц и смугловатая кожа. Тем страннее смотрелись на лице тонкие, словно специально выщипанные брови и слишком узкие бледные губы, на которые словно не хватило красок. Я помню, как меня мимолетно кольнула зависть к тонкому носу с легкой горбинкой - свой собственный меня всегда дико раздражал, и как меня поразила необычная для мужчины прическа: у него было чисто-женское, как я тогда думал, каре с закрывающей лоб челкой. На любом другом такая стрижка смотрелась бы как минимум странно, однако ему она поразительно шла, сглаживая чересчур острые скулы и придавая лицу обманчивую, недостающую мягкость.
В те времена я привык внимательно смотреть на одежду новых знакомых, через такой своеобразный фильтр отсеивая неподходящих мне людей. Помнится, я даже на мгновение испугался, что его одежда не оправдает моих ожиданий, но все страхи оказались напрасны: не слишком-то интересные по отдельности вещи на нем играли. И это при том, что на любом другом узкие рваные на коленях джинсы, серые кеды и странная балахонистая рубашка с закатанными рукавами выглядели бы, вполне вероятно, неряшливо.
Он терпеливо ждал, пока я не прекращу слишком пристальное, уже давно перешедшее границы вежливости изучение, только едва заметно улыбался и задумчиво постукивал пальцами одной руки по локтю другой. Наконец, видимо исчерпав запас своего терпения, он шагнул в комнату и протянул мне ладонь, не сказав, однако вопреки моим ожиданиям, своего имени. Я последовал его примеру, отметив про себя неожиданно крепкое рукопожатие.
Про руки его вообще стоит сказать отдельно - они этого заслуживают. У него были длинные пальцы, неприлично длинные ногти и узкие запястья, которые я мог легко обхватить большим и указательным пальцами. А еще у него на обеих руках было множество фенечек, браслетов, скрученных жгутами ленточек и просто безымянных кожаных шнурков. Я ни разу за то время, что мы были знакомы, не видел его без этих браслетов. Ни разу. А на единственную мою просьбу их снять - мне дико хотелось увидеть его руки без переплетения ниток, ремешков и прочего - он ответил резким отказом и еще долго на меня обижался.
Даже под страхом смерти я не смогу вспомнить, о чем мы говорили в тот первый вечер - для меня тогда невероятно важным было следить за его жестами, за тем, как он постоянно поправляет волосы, слушать чуть хрипловатый, глухой голос, впитывать каждую его черточку. Не смотря на это, я, кажется, весьма активно поддерживал разговор.
Закончился тот вечер у меня дома, и я даже не приложил к этому никаких усилий, хотя в первый момент подумал, что тут мне ничего не светит. Но... Тут, пожалуй, стоит уточнить, что при том, что мы были вместе, моим он не был никогда. Как я понимаю по прошествии лет, ему тогда просто показался забавным парень, смотрящий на него с искренним восхищением. И он позволил быть с ним рядом. Он всегда принимал решения спонтанно, повинуясь мимолетным желаниям и полагаясь на безупречную интуицию.
За четыре с половиной месяца я не узнал о нем почти ничего - хотя мы жили в одной квартире и он не запрещал мне совать нос в его вещи. Ну, его вещи - это, конечно, громко сказано. Большую часть сумки, с которой он ко мне переехал, занимали краски, кисти и прочие жизненно необходимые для рисования вещи. Он рисовал всегда и везде - в кафешках на обрывках салфеток, в метро в блокноте и даже выходя за хлебом тащил с собой карандаш и сложенный вдвое лист А4. Такая одержимость сначала меня смешила, но очень быстро я понял, что его картины - единственное, ради чего он по-настоящему живет. А на картинах всегда был город. Нет, не только привычная Москва, отнюдь. Европейские города и деревушки, российские глубинка — он много путешествовал. Ни разу я не видел чьего-нибудь портрета, натюрморта, зарисовки природы. Хотя будет все же неправдой сказать, что людей на его картинах совсем не было — были. Были размытые силуэты либо со спины, либо с размытыми овалами на месте лиц. Я так и не решился спросить его, почему он рисует именно так. И это, пожалуй, единственная вещь, о которой я искренне жалею.
Четыре с лишним месяца я делил его с искусством, но однажды, вернувшись домой, просто не увидел уже почти родного мольберта посреди комнаты. Не было ни записки, ни звонка - он ушел так, словно никогда и не было в моей жизни сумасшедших четырех месяцев с пахнущими масляными красками ночами. И я ему, наверно, за это даже благодарен. Потому что так - проще, ведь всегда можно сделать вид, что он ушел совсем не на долго, и вот сейчас снова скрипнет, открываясь, дверь и прокуренным голосом с лукавыми нотками у меня привычно поинтересуются, не сошел ли я с ума ходить босиком по холодному полу.
И я делаю вид.

[Lay-lo]

Jijoni

[Lay-lo]

.:Фан:.

Я могу рисовать тебя часами. Стоит взять в руки карандаш, как на бумагу будто сами собой ложатся линии. Я делаю наброски один за другим: ты стоишь у стены, упершись в неё плечом, ты уснул на диване, свесив с края босую ногу, ты сидишь в парке на траве и жмуришься на солнце…
Ты выше меня почти на голову, но такой хрупкий! У тебя очень длинные тонкие пальцы, но они невероятно сильные, и если бы ты вцепился в мою руку – на ней наверняка остались бы синяки.
Твоё лицо я всегда рисую в последнюю очередь, медленно и старательно вырисовывая все черты. Тебя нельзя назвать редким красавцем, но ты невероятно обаятелен. Особенно – пронзительный взгляд тёмных глаз. Порой кажется, что ты можешь заглянуть сразу в душу. Копна немного растрёпанных чёрных волос только подчёркивает природную бледность твоей кожи и глубину глаз. Часто я рисую тебя в профиль или в три четверти, лишь бы не встречаться лишний раз с тобой взглядом. Глупо, наверное, но я его боюсь. В нём совершенно удивительным образом сочетаются отрешённость и заинтересованность. Словно ты постоянно смотришь не на меня, а куда-то в параллельные вселенные. Может, когда-нибудь ты мне их нарисуешь?
Мне очень нравится, что ты тоже художник. Ты становишься ещё притягательнее, когда берёшь в руки планшет и краски. Тебе невероятно подходит запах масляных красок, ты знал? А когда ты склоняешься над бумагой, и смоляные пряди падают на лицо, ты восхитительно плавным движением заправляешь их за уши.
Ты и одеваешься всегда просто, но очень стильно. Неизменная рубашка навыпуск с парой расстёгнутых пуговиц, широкие драные джинсы и непременно кеды. Рукава ты всегда закатываешь, чтобы не запачкать краской. Но с голыми руками тебе ходить не нравится, поэтому на запястьях всегда надеты напульсники и куча разноцветных фенек. Я просто с ума схожу от их мелодичного звука, что раздаётся при каждом движении твоей руки…
Знаешь, наверное, ты идеален. И когда-нибудь, когда мы обязательно встретимся, я крепко тебя обниму и никуда не отпущу. А пока… Живи на бумаге. А я тебя непременно найду.
***
Высокий юноша с густыми тёмными волосами сидел в парке на скамейке и задумчиво смотрел на лениво плывущие облака. Вчера он нашёл на этой скамейке свой портрет и теперь с нетерпением ждал, когда же за ним вернётся автор.

[Lay-lo]

Чарльз Блау

[Lay-lo]

Зонтик.

У нас в студии всегда было немного тускло, несмотря на картины, которые были развешены на стенах. Серо, хмуро, печально. И ничего не изменилось, когда к нам в группу приплели этого очкарика.

Сказать, что он – гений, талант, уникум – никто такого не говорил. По простой причине того, что он, несмотря на весь свой пыл, не был ни тем, ни другим. Просто он действительно жил, дышал рисованием.

Когда он первый раз пришел сюда, в его руках уже были свертки больших листов. Они – это первое, на чем я заострил внимание. Когда я посмотрел на его лицо, состояние полного недоумения долго не покидало меня. Поттерские очки, густые «брежневские» брови, бородка – все это казалось лишним на чересчур смазливом личике с пухлыми губками, аккуратным носиком и серыми, большими, обрамленными густыми ресницами, глазами, в придачу со слишком волнистыми для парня черными волосами, передние пряди которых были длинноваты для каре, которое и являлось его прической.
В общих чертах похож он был на слезшего со страниц седзе-манги сладенького бисенена, на которого нацепили очки «ботаника». Понравился ли он мне тогда?

Определенно нет.
Невысокий, не худой и не толстый, в дранных черных джинсах, он подсел именно ко мне. А меня бесило в нем все: от карандаша, который был заправлен за ухо, до позвякивания на его кистях браслетов и фенечек. Поэтому тогда я часто рявкал на него и говорил всякие грубости по поводу того самого звяканья. Он в ответ лишь смущенно прятался за ватманом и просил прощения тихим и сиплым голосом.

Наверно именно из-за всей этой якобы неприязни я никогда не смотрел его работы. Потому что я знал, что он прекрасно рисует. Потому что такие фанатики не могут по-другому.
Он был одержим рисованием. Где бы я его не видел, он обязательно с помутнением в глаза чирикал на каком-либо куске, иногда даже отдаленно не напоминавшего бумагу. Мне лишь оставалось издалека наблюдать за процессом его работы. Я люблю рисовать, но совсем не так же.

Один раз он спросил, за что я его ненавижу. Я запомнил этот день. Потому что именно в этот день пошел первый снег в этом году. Спросил он все так же тихо, так же неуверенно, с опаской глядя на меня из-под своих очков. В руках он держал все тот же ватман, белый-белый, лишь с легким наброском. Тогда я даже не мог предположить, что он собирается рисовать.

Ответа не последовало. Я сам не понимал всю эту неприязнь. И до сих пор не понимаю. Зависть ли это к тому, что он – истинный творец, а я – всего лишь подражатель?

Через месяц он покинул студию. Что с ним происходит сейчас – я не знаю. Говорят, что он уехал Европу и сейчас имеет там собственную студию.

Не знаю. Но точно знаю, что именно он оставил мой портрет, нарисованный его рукой, у меня на столе за день до своего отъезда.
Спасибо ли?

[Lay-lo]

diseann

[Lay-lo]

Akane Sui

....художники всегда были людьми особенными. Словно разноцветная радуга, они наполняли мир красками и эмоциями. Смотря на них, я всегда завидовала этой непосредственности и легкости исходившей от них. В солнечные дни их всегда можно было найти в дальних уголках парка или рядом со старым зданием за мольбертом, кистями и красками. В творческих порывах, окрыленными музой и вдохновением.
Вот и сейчас, тихая живописная улочка и художник который не спеша идет и смотрит. За что бы зацепить свои взгляд и сердце чтобы передать образовавшиеся эмоции на бумагу. Темная объемная сумка через плече, тубас для бумаги, карандаш за ухом. Сам высокий и молодой, легкая одежда что бы не стесняла движения, рукава болотного цвета гольфа закатаны по локоть. Черные, местами рваные, джинсы, а обувь- грубые армейские сапоги коричневого цвета. Иссиня- черные волосы собраны в небольшой хвост, с очками- не большими, круглыми, а глазами серыми. Нос греческий с горбинкой, но сам не смуглый.И бородка эспаньолка. На кистях рук то ли фенечки из ниток, то ли браслеты из бисера.
О! он кажется нашел себе модель для рисования)))пойду, не хочу ему мешать...

[Lay-lo]

Риру

[Lay-lo]

Диландау

Совершенно сумасшедший день! Всем от неё что-то нужно, причём «Срочно! Немедленно! Прямо сейчас!!» А вот фиг. Право на чашку сладкого кофе и четверть часа приятных фантазий у неё никто не отнимал.
Кофе оказался в меру крепким, а уж год как лелеемая мечта нарисовалась сразу же, стоило ей только прикрыть глаза.
Высокий, худощавый (мама наверняка сказала бы – тощий), но гибкий и пластичный – нескладным он не казался. Парень её мечты не желал стоять на месте; если ей и удавалось заставить его замереть, то только на середине порывистого движения, из-за чего он выглядел словно нарочито позирующим для снимка мнемокамеры. Вот и сейчас ноги расставлены широко, словно он только что резко к ней обернулся, длинные руки вытянуты: одной придерживает сумку, висящую через плечо (а ведь и правда – обернулся! Вон как сумка взметнулась от его бедра), в другой небрежно зажат ремень длинного тубуса.
Она встряхнулась: нет, сначала основа, потом детали типа одежды.
Лицо сегодня будет её любимое. Узкое, с высокими скулами. Пожалуй, немного некрасивое: чуть раскосые глаза расставлены широковато. Зато короткая фигурно выбритая эспаньолка ему очень идёт. Часть его довольно длинных чёрных волос сзади стянута в хвостик; те же, что покороче, обрамляют лицо, прикрывая уши.
Она ещё несколько минут тщательно конструировала образ, любовно доводя его до совершенства, и потом открыла глаза, чтобы свериться с расписанием на сегодня: успевает ли?
Поморгала.
Снова сомкнула веки. Проверила образ.
Затем осторожно приоткрыла глаза ещё раз. Со второго раза нащупала своё ухо, нашла разъём мнемокамеры и выдернула её, даже не сохранив данные. Мечта всё ещё улыбалась ей краешком губ.
Она забыла, что нужно дышать. Это не было постэффектом длительного пребывания в мире-за-закрытыми-глазами. Прямо перед ней стоял парень её мечты. Только во плоти. Да он даже одет был точно так, как она только что одевала свою фантазию!
Чёрные штаны в облипку с золотой полоской-стрелкой на левой штанине. Тёмно-зелёный свитер; свободные рукава чуть ниже локтя, и потому открыты узкие запястья с болтающимися на них – как только не спадают? – браслетами. Ботинки едва не до колена: один зашнурован как надо, а второй только до щиколотки, и «язык» забавно вывален наружу. На сумке несколько значков – жёлтый смайлик так знакомо улыбается. И совершенно спонтанно повязанный образу на шею яркий зелёный платок с бахромой – вот он, на месте.
И даже тубус. Совершенно нереально.
– Это я так хорош собой, или на тебя снизошло божественное откровение?
В самом деле, неприлично так пялиться, отстранённо думала она, с внутренним трепетом снимая с парня очки, а потом возвращая их на место.
– Ты прав, так тебе идёт больше.
Парень-мечта моргнул за круглыми стёклами и решительно устроился за её столиком:
– Расскажи-ка мне всё с самого начала…

[Lay-lo]

Tintar

[Lay-lo]

Corran

Шанс

- Мы свяжемся с вами, как только примем решение. До свидания. Рада была встрече. Пригласите, пожалуйста, следующего.
- Хорошо.
Секретарша вышла. Через минуту в коридоре послышались твердые шаги. В дверь деликатно постучали.
- Входите.
Она сразу же поняла, что это собеседование будет совсем не таким, как другие. Среди вереницы побывавших у нее сегодня мужчин и женщин в деловых костюмах этот, безусловно, стоял особняком. Высокий осанистый молодой человек на вид лет двадцати трех – двадцати пяти в сапогах, узких джинсах и мешковатом зеленом свитере. На штанах нелепая большая пряжка. Вокруг шеи небрежно обмотан длинный салатовый шарф. В одной руке сумка на длинной лямке, украшенная значком со смайликом, тубус под мышкой. Если бы она сама шла на собеседование в такую компанию как эта – даже не на позицию, где предполагается работа с заказчиками – она все равно ни за что не позволила бы себе одеться так неподобающе. Впрочем, позиция прямого общения с клиентами и вправду не предполагала, так что судить по внешнему виду было бы необдуманно. И вообще, было в нем что-то неуловимо знакомое.
- Садитесь, - она указала ему на стул и протянула свою визитку. Парень спокойно и свободно расположился напротив нее. Не то, что некоторые кандидаты, стесненно присаживающиеся на краешек стула и теребящие в руках бумажный квадратик.
- Итак, в вашем резюме вы написали, что у вас нет опыта работы и высшего образования.
- Это так, - кивнул парень без капли смущения.
- И, тем не менее, вы претендуете на позицию архитектора.
- Это так, - вторично подтвердил парень.
- Мы пригласили вас на собеседование исключительно из-за того, что нас заинтересовали ваши проекты из портфолио, - начала она. Ей не нравилось, когда кандидаты начинали перехватывать инициативу.
- Да, я приложил к резюме свои работы и счел их вполне достойными. Вот, я принес еще несколько распечаток.
С этими словами парень ловко развинтил тубус и вытащил оттуда несколько свернутых листов. Секунда – и перед ошеломленной таким напором женщиной оказалась целая стопка ровных аккуратных чертежей. Она вгляделась в работы и удивленно распахнула глаза.
- И вы говорите, у вас нет образования и опыта? – потрясенно переспросила она, перебирая листы.
Парень заулыбался.
- Да как-то времени не было на систематические занятия, - сказал он, запуская пятерню в густые черные волосы, - но иногда удавалось попрактиковаться.
Такой неуловимо знакомый жест. Где-то она его уже видела.
Она пристально вгляделась в лицо парня, внимательно смотрящего на нее поверх очков.
Очки.
Если не считать очков, именно так выглядел молодой летчик из недавнего репортажа про окончание военных действий на границе. Немного смущенное узкое лицо, пронзительно голубые глаза и взъерошенная шевелюра, месяцами не видевшая ножниц и расчески. Он тогда сказал еще, что хочет вернуться к мирной жизни. И что летает с шестнадцати лет, кажется.
Словно почувствовав, что его узнали, парень мгновенно посерьезнел и напрягся. Собранный и натянутый как струна он казался еще выше ростом.
- Так что скажете насчет моих работ?
Выверенная концепция проведения собеседований разваливалась на глазах.
- Снимите очки, они же вам совершенно не нужны. Хотя, надо признать, образ художника-архитектора вам удался, - сказала она неожиданно.
- Хорошо, - парень ухмыльнулся и бросил очки в наплечную сумку. Без них и без маленькой бородки ему едва можно было дать двадцать один.
Все это было так глупо и нетипично.
- Извините, - ей почему-то захотелось спросить, - а это правда, что вы летали в…
- Правда, - сказал он прямо. – И там тоже. Я летаю уже более шести лет.
Странно, - отметила она, по привычке анализируя слова собеседника, - он сказал «летаю», а не «летал».
- Тогда почему архитектура?
Длинные сильные пальцы снова взъерошили волосы.
- С детства мечтал стать архитектором. А потом как-то все закрутилось. Но увлечения своего, как видите, не бросил. Все ищу шанс сделать из мечты настоящую профессию.
Она тепло улыбнулась парню, словно бы у них не собеседование, а просто дружеская встреча.
Они просидели еще с полчаса. Она задавала стандартные вопросы, а он в ответ рассказывал совершенно необычные истории о своем опыте, достижениях и неудачах, первом вылете, где посереди боя ему пришлось принимать сложные решения, от которых зависела жизнь товарищей. И конечно об архитектуре всех стран и мест, где он побывал. И о том, как он ждал этой передышки или – возможно ли – окончания войны. Он то серьезнел, то улыбался задорной мальчишеской улыбкой. А она с каждой минутой все отчетливей понимала, что при всем его таланте не сможет дать ему тот шанс, которого он так жаждет. Слишком уж все сложно и нетипично для размеренной и стабильной работы в этой компании.
- Ну что ж, к сожалению, мы вынуждены закончить наше собеседование, - сказала она и вдруг замолчала. Не хватало сил произнести типичное «мы свяжемся…».
Он, кажется, все понял. Улыбнулся, взъерошил волосы.
- Ничего, думаю, вы правы. Мне нужно приобрести какой-никакой реальный опыт. Курсы закончить или принять участие в разработке небольшого проекта. Что ж, до свидания.
- Да-да, вы правы, - пробормотала она сочувственно. Странный парень с детской мечтой строить дома, но летающий на истребителе, за недолгое время собеседования произвел на нее большое впечатление. Да и понравился – зачем скрывать.
Он повернулся уйти.
- Мы еще свяжем… я позвоню. Будет еще шанс, - он оглянулся, рука застыла на дверной ручке. - Так до встречи?
- До встречи. После следующей войны, - отшутился он, ухмыльнувшись.
- Лучше, все таки, раньше, - улыбнулась она в ответ.

[Lay-lo]

Ларбеста

[Lay-lo]

Идиот.

Говоря начистоту, ничего особенно бросающегося в глаза в нем не было. На первый взгляд он был типичным представителем нового творческого поколения – оригинален, неординарен, старается выделиться из серой массы. Об этом говорила каждая деталь его многогранной внешности – начиная творческим беспорядком на голове, невероятно модными нынче очками и редкой козлиной бородкой, и заканчивая привычным широким шарфом на шее, узкими штанами и высокими сапогами. Куда бы он ни попал, всюду в нем безошибочно определяли гордость богемной жизни, пускай он и не пил, и не курил, и вообще слыл примерным ребенком своих родителей, с которыми его связь была нерушима даже на нынешнем пороге двадцатилетия и обещала оставаться крепкой еще очень и очень долго.
Он был человеком из области «выпустился – попил чай с тортом», несмотря на то, что поводов хорошенько загулять в его жизни было множество: невероятное количество благодарственных грамот в школе, окончание ее с медалью, блестящие успехи в художественной школе, бесчисленные победы на художественных конкурсах и поступление в престижный ВУЗ на бюджет. Тем не менее, ни разу ни одна душа из его многочисленного окружения не видела его ни с чем более крепким, чем энергетик или пиво, и то редко, не говоря уж о том, чтобы запалить его пьяным.
К слову о его друзьях – его другом мог назваться каждый, с кем он виделся больше, чем три раза. Его невероятная общительность и открытость была притчей во языцех. Именно поэтому никто не мог понять, когда он успевает учиться так, чтобы давать такие блестящие результаты - когда бы ни поступило предложение пойти пройтись, он всегда с радостью соглашался со словами «То-то я здесь сижу, в потолок плюю, хоть проветрюсь». Тем не менее, никто не мог назвать себя его лучшим другом или очень близким человеком. Между ним, его личным пространством, и тем, что он готов был целиком отдать миру, была четкая и крепкая граница, которую пока никто не переступил. Никто не помнил, чтобы у него была девушка или чтобы он просто обратил свое внимание на представительницу слабого пола именно как на девушку.
Говоря подробнее о его внешности – он был заметен. Высокий и довольно крепкий, со скуластым лицом и каштановыми с рыжиной густыми вьющимися волосами, вечно пребывающими в состоянии бардака, и большими серыми наивными и доверчивыми глазами. Лицом он был похож на ребенка, но в крепком, сильном теле без худощавости была видна мужская зрелость. Он очень любил однотонные свитера и водолазки простейшего покроя в сочетании с прямыми штанами или джинсами, в холодное время года заправленными в любимые высокие сапоги. Любил шарфы и с удовольствием их носил, и - что характерно именно ему – на его широких плечах они не смотрелись по-женски и не наводили на мысли о сомнениях в ориентации, о которой, к слову говоря, на самом деле известно было не менее и не более чем ничего. Ну и неотъемлемые детали его образа вольного художника – проста кожаная сумка через плечо с единственным значком в виде рожицы-смайла на желтом фоне, и тубус, заполненный многочисленными чистыми и не очень ватманами, плакатами, и проектами, в разных жизненных ситуациях или покоящийся на плече, или болтающийся в руках.
Его знали все и все любили. Он никогда не был в центре внимания, но всегда оставался душой компании – от него исходил мягкий, теплый свет его чистой, хоть странной и несколько скрытной, души.

[Lay-lo]

Shugister