Сатс for.
Не вычитывал прямсовсем, с компа сгоняют.
оно не то, я знаю, увлекся собой, про Джареда забыл =_="
525Джаред не курит. Вообще. Он ведет здоровый образ жизни.
Именно поэтому он сейчас обхватывает губами сигарету, как единственное родное и близкое, и втягивает в себя никотин длинными глубокими затяжками. Так, чтоб льдисто обжигало легкие. Так, чтоб во Вселенной не было больше ничего – только он и тонкая хрупкая полосочка фильтра. И всё. Ничего. Никого.
Сглатывается трудно, ну да Джаред убеждает себя, что это из-за первого курения свело горло. Ни одну срань на этой блядской планете не ебёт, что комок в горле появился раньше. Ни. Сука. Одну. Хуеву. Дрянь.
О, руки трясутся – отмечается даже не краем сознания, а кем-то другим – так далеко-далеко за гранью, не им самим точно. Будто чужие мысли слышать.
Этого не может быть – вяло трепыхается сознание, но смешливая, настоящая часть Джареда только скалится, крысится и ненавидит. Кого-то. За что-то. Зачем-то.
Вспоминать не хочется – если вспомнить, будет больно, знает Джаред. И не вспоминает, не помнит, не знает, и никогда не слышал… Не было этого. Не могло быть.
Небыло-небыло-небыло-небыло, нет. Нет.
В голове пусто, - убеждает себя Джаред. И подсознание молчит – только подбрасывает образы, глаза, улыбку, смех. Настоящее, придуманное, чужое. Чужое, - бьет по оголённым продам нервов. Чужое, чужое, чужое. Не его. Этой маленькой лживой крашенной сучки – не его. Думать плохо о Даниль не получается, она хорошая. Она умеет печь яблочный пирог, не курит, красиво улыбается и со вкусом одевается – а Джаред её ненавидит, ненавидит, ненавидит.
Он знает, как это было – Дженс заказал столик в дорогом ресторане, кольцо у известного ювелира, опустился перед ней на колени и сказал «Я очень люблю тебя, выходи за меня замуж». В груди больно, пусто, обидно.
Эй, Джар, ты чего как баба – звучит в голове. Заткнись, - рычит в ответ Падалеки, потому что это его голос, чужой голос. На него нельзя больше смотреть, его нельзя больше слушать, нельзя касаться, приглашать выпить после работы или вместе отдохнуть – просто нельзя, потому что чужое. Чужое, чужое, чужое – отдается на разный лад в голове. Как в детстве – Джефф отбирает свои старые игрушки, которые давно пылились в углу, потому что это его, чужое. А другое – для Мегги, она девочка, младшенькая, ну что ты, Джар, поделись с ней. А где моё всегда хотелось спросить и никогда озвучено не было, потому, что страшно услышать «твоего нет».
Джаред заботится о своём теле, в конце концов, именно им он себе на жизнь зарабатывает.
Именно поэтому он идёт в душ, включает воду и пялится. А красно-красно, очень. Кровь вроде другая должна быть, не такая яркая. И успокаивает. Падалеки с интересом гядит на неровные струйки, и ему интересно, а у него – такая же? Джаред смеется нервно, с надрывом, будто и не смеётся вовсе, а рыдает, как девчонка-подросток. Глухо, надрывно. Но смеется. И быстро, не давая себе передумать, подносил запястье ближе и лижет – будто это не его кровь, а Дженсова. Они примерно одинаковые на вкус, правда? Господи, глупость какая. Это так глупо, глупо, глупо, глупо – отдается при каждом сокращении сердца. Глупо-глупо-глупо – незаметно пошатывается взад-вперёд Джаред. Глупо так. Но они должны быть похожи на вкус, хоть немного, хоть чуточку.
Только Дженса нельзя больше, он чужой, он теперь Даниль принадлежит.
А душ работает, и капли бьют о спину, и разрываются так глухо.
Глухо, глупо, - отбивает сердце. Когда ты остановишься уже, глупая мышца?
Быстрее бы.
Но... оно неплохое.
Суховатое, чужое, но неплохое.
Не совсем мой формат, так что мне труно судить)